У каждого свой Рубикон

               СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ.ЧАСТЬ 2 АЛМА-АТА.
            
                Глава 1

                Я УЕЗЖАЛ ЧТОБЫ ВЕРНУТЬСЯ.



   
          Вот  моя деревня, вот мой дом родной.Судьба вершится на небесах. Мы только следуем за ней. Все , что я делал , я делал так ,как делал.

         На второй день по приезду домой, я с нетерпением отправился в Беловодск на встречу с Галей. Подкачал шины велосипеда, смазал цепь и подшипники, протер до зеркального блеска никилирванные обода колес, я,  словно на коня, вскочил на седло велосипеда и привычно нажимая на педали , птицей понеся по разгоряченному солнцем асфальту шоссе из Петровки в Сталинское (Беловодск) молча напевая: «Еду, еду, еду к ней, еду к любушки своей…»

       Вот дорога плавно  спускается в широкую  пойму древней реки .Этот  отрезок дороги  около километра пустынный. На нем не было построено ни одного дома с обеих ее сторон. Эта низина  была  из давно заболочена родниками  выхода подземных вод от тающих в горах ледняков.

     Слева ниже дороги  росло три огромных вербы по полтора метра в обхвате каждая. Очеидно, посаженная одним из переселенцев 100 лет назад.  За окраиной села эта низина была боата торфиными залежами. Помнил, что после войны  в 46 году  п добывали торф для отопления,куда меня возил отчим Семен Васильевич.

     Дальше снова начиналась плотная застройка саманными  домами с обеих сторон.  Село Петровка закончилось перед небольшим мостом через речку Ак-Суу, за которой начинался так называемый «остров», на котором мы жили в 1948-1949 годах. Вот в конце «острова» большой железобетонный мост через главное русло реки Ак-Суу, широкие плесы которой в ее низовье заросли колючими кустарниками облепихи и сиреневой туи.

        Справа, обнесенный глиняным дуваном, двор конторы «Заготскот».

       Слева, напротив «малярка» - комплекс  зданий санэпидем станции по борьбе с малярийными комарами. И наконец, перекресток главной улицы имени Фрунзе, с улицей Калинина. Справа тенистая аллея и небольшой скверик у конторы дорстроя ДЭУ – 588 с бюстом И.В. Сталина на кирпичном пьедестале. Напротив, на другой стороне улицы дом, в котором жили родители Гали.

       Улица Калинина, пересекая центральную, вела вниз по течению арыка для полива огородов  водой из речки Ак-Суу, до пересечеия с улицей Луговая, за которой село заканчивалось и  начинались луга – выпоса, где мы в детстве играли в лапту, а в школьные годы  «тарзанили» до поздней ночи.
 
      Гали дома не оказалось. Она ещё была на учебной полевой практике по почвоведению и геологии. Её мама Анна Константиновна встретила меня приветливо, тепло и доброжелательно. Отец Иван Николаевич был на работе. Мы больше часа проговорили что да как. Анна Константиновна одобрила мое намерение перевестись из Новосибирска в г. Фрунзе, а не учится так далеко от дома « у Сибири».

    Не теряя времени, я на третий день по приезду домой, поехал во Фрунзе, но мне в университете в переводе из Новосибирска отказали по причине расхождения учебных программ. Поэтому мне пришлось ехать в город Алма-Ата в 240 километрах от Фрунзе.  Это было далеко, но через 5-6 часов поездки на автобусе, а на такси быстрее такси можно бывать дома.

     Город Алма-Ата встретил меня ласковым солнцем, шелестом серебряных листьев тополей, высаженных вдоль тротуаров, по бокам, которых в арычках струилась и журчала хрустально чистая горная вода.

      Административное здание пединститута располагалось в старинном деревянном здании дореволюционной постройки, тогда город ещё носила название «Верный», напротив парка культуры и отдыха имени 28 героев Панфиловцев.

   Ректор встретил меня доброжелательно и с учетом моих хороших и отличных оценок в зачетной книжки студента за первый курс, без проволочек тут же удовлетворил мое заявление о переводе в связи с семейным положением. Мне было разрешено к 1 сентября явиться в институт для продолжения учебы.

     Окрыленный успехом о переводе в новый институт, к вечеру этого же дня я на автобусе Лаз – Львовского автомобильного завода с мягкими креслами, экспрессом вернулся в г. Фрунзе и ещё через полтора часа был уже дома в Петровке, где продолжились томительные дни ожидания, когда с практики, наконец, Галя приедет домой на каникулы.

     Наступил благословенный август месяц. Галя, наконец, вернулась с полевой практики и приехала домой на каникулы.

 Каждый день, едва солнце склонялось к закату, я садился на велосипед и во весь опор мчался из Петровки в Сталинское,предолевая расстояние в 10 км. в считанные минуты, где меня радушно, с удивительно радостной улыбкой и сиянием своих серых глаз,  встречала Галя.

     За прошедший год она повзраслела, округлилась, не большого роста, фигуристая, как  сказочная дюймовочка, она была бесконечно мила и дорога сердцу моему.А голос, голос волшебно завораживал и пленял меня.Сердце у меня ликовала от счастья видеть и слышать ее.

     Обычно мы сидели на скамейках у дома за калиткой в полисаднике под старой вербой или во дворе за столом в летней беседке, обвитой виноградными лозами, с которых свисали янтарные и фиолетовые грозди поспевающего винограда. Мы вспоминали прошедшие школьные годы, рассказывали о своих студенческих буднях, говорили о прочитанных книгах и виденных кино.

    Говорили, говорили и не могли никак наговориться. Время бежало незаметно, не зря говорится, что счастливые часов не наблюдают. Засиживались долго, за полночь, до первых петухов. И я, как правило возвращался домой, когда по центральной улице вообще прекращалось всякое автомобильное движение. А когда на пустынном пролете между улицами Озерная и поворотом в ущелье Ак-Суу меня пыталась перехватить группа из пяти человек, загулявшихся неизвестных парней, я вообще перестал возвращаться домой раньше трех часов ночи, так как считал, что в это время уже ложатся спать самые неугомонные, и больше меня никто не перестревал.

      Долгожданная и судьбоносная встреча была осторожно сдержанной, хотя сердце радостно трепетало в груди. От предчувствия неизбежности заветного, туманилась и кружилась голова.

     Настал вечер, в котором мы перешли  свой Рубикон.

     После вечери (позднего ужина) в летней беседке, увитой лозами винограда, родители ушли в дом, а мы с Галей остались одни.  Как только захлопнулась дверь в дом, мы прижались друг к другу. Я со своей медвежьей силой обнял ее и губы наши сошлись в долгом и сладком поцелуе. НА душе было светло и радостно. Мы смотрели друг другу в глаза с восторгом и  шептали ласковые слова признания в любви... И целовались, целовались и целовались.

      Солнце довно  скрылось за дальними горами на западе, и  с юго-востока на небо выкатился оранжевый диск огромной луны и поплыл в высоту ночного неба, Уменьшая свой размер и  усиливая свое волшебное сияние.

    Чем глубже становилась ночь, тем ярче становился таинственный свет луны, и в усиливающей тишине ночи пробуждались таинственные  тени. И нас с непреодолимой силой потянуло скрыться в уединении. Осознавая желания друг друга, зачарованный сиянием луны, мы пошли на луга, за околицу деревни, в безмолвие ночи. По тропинке вдоль арыка, в котором ласково журчала животворная вода. Мы, тесно прижавшись боками друг к другу,  медленно уходили в ночь любви, и уже ничто и никто не мог нас остановить.

       Вот последняя улица Луговая на северной окраине села, где я рос в первые годы после войны. Все дома спят. Вот луга, на которых мы «тарзанили» четыре года назад и я с радостным замиранием сердца, всегда догонял Галю, и как бы нечаянно прикосался кней.

      Мы уходили все дальше в просторы лугов за околецой родноо села. . В сиянии лунном затихли поля. Над разгоряченной солнцем землей, трепетно разливается ночная прохлада.  Мы молча опускаемся на косогор ,усеянный цветущими цветками Васлька вооруженного  и проваливаемся в безумство лунной ночи: «ты, моя! – сказать лишь могут руки, что срывали чадру". Рубикон был перейден. Вернулись мы в село, когда на светлеющем небосклоне стали млекнуть звезды. Умиротворенные и потрясенные случившимся и, наконец, соединенные не только душой, но и телом в одно единое целое. Мы ещё долго сидели на скамейке у дома под раскидистыми ветвями вяза и расстались только на рассвете, когда стало просыпаться село.

    В этот же день, едва солнце достигла своего зенита, я снова прикатил на своем железном коне в Беловодское. Во дворе кроме Гали никого не было. Это помогло мне справиться с той радостью, с которой мне пришлось перешагивать калитку на этот раз. Галя была в виноградной беседке. Встретила меня сдержано – осторожно, отводя в сторону глаза, из которых заблестели слезинки. Я взял ее личико в свои большие руки и стал своими нежными поцелуями сушить ее уже родные глаза.

     Целую неделю мы практически не расставались. Но 25 августа я снова уезжал, но уже в Алма-Ату, начинался новый учебный год.

     Перейти Рубикон – означает принять бесповоротное решение, и мы его приняли сознательно с общего желания и согласия и наши «я» и «ты» слились в единое – «Мы», с которым мы и прошли по всей своей долгой, полувековой жизни, никогда больше не разделяя наше «Мы», на «я» и «ты»!!!

    Вчера глубоко за полночь , утомленные и счастливые, мы едва смогли разомкнуть свои объятия и расстались, так как  мне надо было ехать в Алма-Ату для обустройства перед началом нового учебного года.  И хотя вновь началась разлука, но на душе было светло и радостно: теперь она моя, а я ее. И лирическое осознание, что интимная тайна, освещенная сияющим диском полной луны в волшебную ночь за околицей родного села, соединила нас, наконец, навечно. Чему быть, того не миновать и будет то, что будет!

          На этот раз растование было с надеждой на скорую встречу. Любая разлука  для двух сердец является и мукой,и испытаием на прочность. Такое испытание  мы проходили 4 года.

     Из дому в Петровке я выехал первым рейсовым автобусом «Кара-Балта-Фрунзе» и в восемь часов утра был уже на автостанции, где удачно, без задержки, удалось взять билет на автобус-экспресс «Фрунзе-Алма-Ата». И вот он без остановок мчит меня навстречу с новыми людьми и обстоятельствами. Сидя в мягком кресле автобуса Львовского автозавода, который стремительно оставлял за собой километр за километром асфальтированного шоссе, я с любопытством всматривался в набегающие и убегающие назад за окнами окрестные пейзажи, если можно пейзажами назвать однообразные, покрытые уже порыжевшей ковылью необъятные просторы казахских степей Кенес-Анархая.

 В девятнадцати километрах от центра города Фрунзе сразу за мостом через речку Чу начинается территории братского Казахстана (Казахской ССР). Всего от Фрунзе до Алма-Аты 250 км. асфальтированной дороги, которую автобус покрывает за 5 часов крейсерского хода, с остановкой на перевале Курдай.

Между Киргизским хребтом и хребтом Кюнчай Ала – Тоо лежит Курдайский перевал через который и пролегает дорога, соединяющая столицы двух братских республик, где одинаково чувствуешь себя как дома.

После затяжного спуска с перевала Курдай на перекрестке Красногорка – станция ж.д. Отар, автобус делает краткую остановку. Пассажиры оживленной гурьбой вываливаются по придорожным сопкам, толпятся у бойкого родника, утоляя жажду его холодными струями из труб, выводимые из гранитных камней; фотографируются у скульптуры горного морала. После короткого отдыха автобус вновь устремляется в путь по прямой, как стрела, дороге все 120 километров без остановок через небольшие аилы Таргап и Самсы до села Узунагач и Каскелен, от которого до Алма-Аты остается 25 километров.

Всю дорогу я не обращал никого внимания на пассажиров – моих спутников. Я весь был погружен в свои мысли – воспоминания всего, наконец, свершившегося в моей личной жизни – моей судьбе. Сердце мое было полно радости и печаль разлуки была светлой, потому что теперь мы могли видеться реально в ближайшее время. В два часа дня я был уже на автостанции в Алма-Ате.

Город встретил меня без фанфар, я был один из многих, которые населяли этот прекрасный город Алма-Ата, что в переводе с казахского на русский означает «Отец-яблоко». На четыре года этот город стал для меня родным и любимым. Здесь прошли мои энергичные студенческие годы, после которых еще десять лето основные этапы моей трудовой биографии решались в Алма-Ате, пока я жил и работал в Казахстане.

Город опрятный, весь в зелени, вдоль аллей в арыках отделанных, вымощенных булыжником журчит вода. По центральным улицам мягко катят троллейбусы и автобусы. От автостанции до железнодорожного вокзала мимо зоопарка и парка культуры и  отдыха им. А.М. Горького по кольцу торопливо по рельсам громыхая, катят желтые вагоны трамваев.

          От автостанции до института я добрался без хлопот. Переступая порог ректората, где дежурила приемная комиссия абитуриентов, я волновался, удастся ли мне решить вопрос получения места в общежитии, или мне придется искать место для проживания в частном порядке. Но обстоятельства сложились как никогда лучше: в одной из комнат в общежитии литфака для второкурсников оказалось свободным одно место для юношей, и поэтому мне, без излишних проволочек, дали направление. Общежитие располагалось в двухэтажном кирпичном здании тут же во внутреннем дворе за административно-учебном корпусом института.

В центральной каптерке общежития меня приветливо встретила комендант общежития Бюбюсара Шариповна, приятной наружности женщина лет сорока пяти, круглолицая, с добрыми слегка раскосыми темными глазами, как у того казаха, который мне встретился впервые, год назад на станции «Луговая», где я должен был пересесть на поезд «Ташкент-Новосибирск». Взяв мое направление, она без лишних слов, выдала мне матрас и комплект постельного белья, отвела в комнату, где должен был поселиться. В комнате №3 на первом этаже с двумя большими окнами, выходящими на южную, солнечную сторону, было шесть спальных мест с прикроватными тумбочками, продолговатого стола между окнами, шифонера у входной двери и полками для книг.

В комнате были Катыршат – казах, аккуратненький, в круглых очках, приветливый юноша и Чага – якут, с челкой жестких горных волос, из под которой зорко сверкали раскосые глаза. Я с ними коротко, несколько стесненно, познакомился, взаимно пожимая руки и называя свое имя и фамилию. Они пили чай. Пригласили меня. Я, поблагодарив, отказался. Заправил кровать, разложил свои нехитрые пожитки. И преодолевая стеснения и чувство неловкости сдержано стал отвечать на вопросы своих новых товарищей: откуда и почему я здесь. Главным моим аргументом причины почему я не остался в Новосибирске, было то, что родители живут под Фрунзе и им нужна моя помощь. Не мог же я им сказать, что всему причина – это любовь: «Ах, эта девушка, меня с ума свела, разбила сердце мне, покой нарушила…» - радостно билось мое сердце в груди. Новая обстановка, новые люди, все приходится начинать сначала. Хотя я и не из робкого десятка, но и не разбышака. В отношения с новыми людьми вхожу сдержано, осмотрительно, не выбрасываю себя «на орла», пока не почувствую родство души.