Дом над темзой. главы 4, 5, 6, 7

                ГЛАВА 4.

- Торговаться, так торговаться – предчувствуя развлечение и радостно потирая
свои руки-клешни, сказал ревматический «красноармеец».
- Козлищев, ко мне! – позвал он кого-то.
Тут явился длинный и тощий, как палка субъект, в засаленном до блеска смокинге, надетом, на голое тело. Его физиономия  была покрыта копотью, а на жилистой шее красовался галстук-бабочка, канареечного цвета. На ноги были надеты  легкомысленные кальсоны, с весёленьким рисунком из цветочков и зайчиков, и калоши, на босу ногу.  Создавалось впечатление, что Козлищев, только что явился с паперти, где его, как погорельца одели всем миром,у кого, что было.  За собою Козлищев с грохотом волок  большие  весы. Дотащив весы до меня,  Козлищев раболепно поклонился в сторону стола, и пятясь исчез во тьме. Я уставилась на весы. Весы, как весы – две чаши на подвесах. От аптекарских,  они отличались лишь размером. Можно было предположить, что с помощью этих весов готовили лекарства для бегемотов и коров. Присмотревшись, я  увидела, что на весах отсутствует стандартная шкала в граммах. Вместо неё,  были какие-то странные знаки. Шкала была разделена на две половины – чёрную и белую.  Повсикакий, закатив  глаза,  начал заунывно бубнить, что-то похожее на заклинания и над папкой, содержащей всякие мерзкие ябеды про меня, начал подниматься  чёрный туман.  Затем из тумана начала формироваться стая черных птиц. Издавая ужасающий шум, птицы сначала жутким облаком  разлетелись по комнате, затем вытянулись в вереницу, и стали падать одна за другой на одну из чаш весов. Стрелка весов начала двигаться, и что всего, для меня неприятней, двигалась она в черной части шкалы.
Теперь можно было разобрать, что означали каббалистические знаки на шкале весов: первый,  второй, третий и далее -  круги ада.
Опять явился Козлищев. На этот раз, к своему  прежнему наряду, он добавил  белые перчатки и чёрный цилиндр, такие же замурзанные,  как и его затасканный смокинг.  Лицо  Козлищева было очень торжественное, и даже радостное.
 Повсикакий,  сладко улыбаясь, обратился к Козлищеву:
- Любезный  Козлищев, препроводите барышню, туда, куда она заслуживает! Круг номер пять, четырнадцатый сектор  – там у нас перевоспитываются  тунеядцы-паразиты,  эгоисты-сластолюбцы, лодыри-чревоугодники, транжиры общественных и чужих денег, болтуны и сплетники, картёжники и балбесы.
Козлищев, растопырив руки в белых перчатках, стал приближаться ко мне.  Тут я возмутилась:
- И, вы туда же! Большевики меня перевоспитывали, перевоспитывали,  да так,  что от меня остался один скелет! Теперь вы этот скелет будете поджаривать и кипятить, и кто вам сказал, что я стану от этого лучше?  А балаган, который вы тут устроили, ничем не лучше того, что мне ваши коллеги устроили на Лубянке! Я вообще подозреваю, что вы одна шайка! Дайте умереть спокойно!- закричала я так, что сорвала голос.
Повсикакий и Козлищев остолбенели. Наверное, такие отменно  склочные экземпляры, как я, не часто встречались в их практике.
Придя в себя, Козлищев  стал опять подкрадываться ко мне.
- Я увернулась, взлетела под потолок и оттуда начала качать права:
- Требую адвоката! – засипела я сверху,-а ещё мне полагается Ангел-хранитель!
- Он, наверное, от вас, мадамочка, сбежал, как от педагогически безнадёжного субъекта! – ввязался в разговор Козлищев.
- Сам такой!! – отрезала я с потолка, и понимая, что Козлищев, отчасти прав,я стала молиться, последней отчаянной молитвой.
И тогда, рядом со мной, словно проступая сквозь пространство,появилось белое облако, которое постепенно превратилось в человеческую фигуру. Это был старец, неестественно высокого роста. На нём было длинное белое одеяние, лицо утопало в белых усах и  длинной белой бороде.
Козлищев суетливо стал вытирать закопчённую морду  какой-то тряпкой, ещё более грязной, чем его физиономия, а Повсикакий завилял хвостом, который у него вдруг обнаружился. Старец заговорил, и никогда я не слышала голоса, подобного этому. Голос напоминал одновременно звук арфы, скрипки и ещё что-то, невыразимо прекрасное, земного аналога которому, я не смогла определить. От звуков этого голоса я успокоилась. Мне стало легко. Я будто опять оказалась на Лазурном берегу Франции,и благостные лучи солнца опять согревали меня. Голос звучал и звучал, и в него я стала погружаться, как в струящийся ручей из ослепительного света.

                ГЛАВА 5.

Как заворожённая,  я смотрела на своего спасителя и не заметила, как окружающая меня обстановка тюремного застенка, постепенно стала таять и исчезать. Её  сменил флюоресцирующий туман, сиреневато-фиолетового цвета. Испарились Повсикакий и Козлищев, и я видела только  летящую, белоснежную фигуру  Спасителя. Словно пёрышко, увлекаемое ветром, я устремилась  вслед за ним. Долго летели мы сквозь сиренево-фиолетовый мерцающий туман и, наконец, оказались в огромном зале, сферической формы. В центре,  паря в невесомости, находились  необычайной величины глобус и часы, на циферблате которых были указаны не  часы, а месяцы и годы. Редкой красоты цветы, цвели вокруг, распространяя дивное благоухание, а птицы с фантастическим оперением  пели, так чудно!
Около  глобуса  Спаситель остановился и обратился ко мне:
- Ну, здравствуй, Розалия! Ты понимаешь, где ты сейчас?
- Нет, - с ходу брякнула я. 
- Может, хочешь вернуться на Землю? Ещё не поздно – сказал мой Спаситель.
Услышав такое, я затряслась от ужаса:
- Назад! Ни за что!! Буду у Вас протирать глобус и часы, буду мести полы, цветочки поливать, птичек кормить, бедным помогать, за немощными ухаживать! Я, может даже начну ходить в церковь! ….
Спаситель улыбнулся и сказал:
- Наши цветы поливать не нужно, и наши птички в корме не нуждаются.
- Увы, Розалия, возвращаться тебе придётся – ты не выучила урок. Много тебе было дано.
А кому много дано, с того много и спрашивается. Ах, Розалия! На что ты растратила свою жизнь? 
Тут я задумалась. Впервые в жизни.  И, окинув  внутренним взором  всю свою жизнь,  поняла, что ничего полезного от меня не дождались, ни общество, ни я сама. Даже свои каторжные труды в шахтах Магадана,  я зачислила себе в минус – ведь я обогащала золотом, а значит,  укрепляла, ненавистную мне, власть. 
Но, я была бы ангелом,  если бы  признала свою вину. И, хотя иногда встречаются полоумные, которые  публично каются в своих грехах, я лично оцениваю это, как  театральные выступления, осуществляемые для самоутверждения или затем, чтобы от них, наконец, отвязались. Признание своей вины добровольно, у людей вменяемых, не происходит никогда. Иначе, зачем обществу нужна была бы огромная армия следователей, юристов, криминалистов, огромные достижения науки, и всё это, только затем, чтобы доказать преступнику, то, что он и так о себе знает.
И, конечно, я поступила, так, как поступал бы любой  нормальный человек на моём месте – свалила свою вину на обстоятельства, на родовитое происхождение, которое  вместо того, чтобы давать мне хорошие примеры, увлекло мою нежную и нестойкую натуру на путь греха, разгула  и паразитирования на теле общества….И.т. д   и.т.п
Я ещё долго распространялась о том, какая я была бы распрекрасная особа, если бы не происки врагов, но Спаситель, движением руки остановил мои излияния.
- Розалия, не надрывайся – мы и так о тебе всё знаем. Было принято решение – дать тебе ещё один шанс. Ты вернёшься на Землю. (Я затряслась). – Но, не обычным способом, который происходит  через рождение. Ты вернёшься на Землю, в том же возрасте, и в том  виде, в котором ты её покин тебя ждёт много приключений. За прекрасное знание двенадцати языков, мы даём тебе бонус – право выбрать страну, где ты хотела бы продолжить свою жизнь.
- И, куда же я, в таком-то виде могу заявиться! Разве что на шабаш, на Лысую гору! – горестно  подумала я, но  по русской привычке, надеясь на авось, бодро провозгласила:
- Хочу в Великобританию!!!
- Можно узнать почему? –  спросил Спаситель.
Я закрыла глаза, и стала по памяти пересказывать статью, прочитанную мною в молодые годы, в 1898 году, на английском языке
В статье рассказывалось следующее:

«…  Великобритания достигла вершины своего могущества. На карте стали выкрашены в розовый цвет большие куски суши, подчинённые суверенитету королевы Виктории.
Метрополия была сказочно богата. Англичане были мировыми банкирами. Английская
торговля посылала свою продукцию в самые отдалённые уголки земли, и качество её было, по всеобщему признанию выше, чем всё, что производилось в любой другой стране. На земле царил мир, если не считать мелких карательных походов, то здесь, то там. Британский флот, был величайшим в мире! Жители британских островов верили в Бога, а Бог, в чём они не сомневались, принял Британскую империю под особое своё покровительство….».

- А дальше? – спросил мой спаситель..
- А дальше я не помню – слукавила я.
- Тогда продолжу я – сказал мой собеседник.

« …Правда, фабричные рабочие получали слишком мало, а работали слишком много.
Но, это казалось неизбежным следствием индустриализации страны, и помочь тут было нечем. Реформаторы, пытавшиеся облегчить их жизнь, рассматривались как злонамеренные смутьяны. Правда, земледельцы жили в жалких лачугах и зарабатывали
жалкие гроши, но добродетельные супруги помещиков были к ним очень добры. Многие из них заботились об их моральном облике, посылали им бульон, когда они болели, а также одежду для их детей. Люди любили повторять, что богатые и бедные были на свете всегда и всегда будут, и это как будто всех успокаивало.»

Тут Спаситель остановился и, посмотрев на меня, спросил:
- Вы всё ещё хотите в Великобританию?
- Да,- ответила я, - и «внезапно» вспомнив нужный фрагмент  статьи, продолжила:

«…Англичане много ездили по Европе. Они наводняли курорты Спа, Виши, Аахен и Баден-Баден. Зимой они устремлялись на Ривьеру. Они строили себе роскошные виллы в Каннах и в Монте-Карло. Для их удобств воздвигались огромные отели. У них была куча денег, и расходовали они их не жалея…»
Тут я запнулась, настигнутая внезапной амнезией, но Спаситель продолжил вместо меня::

«…Англичане чувствовали себя отдельной расой, и стоило им высадиться в Кале, как их осеняло, что теперь они находятся среди туземцев, - не таких, конечно, как индийцы или китайцы, но туземцев. Только они ежедневно умывались и мылись, и ванны, которые они возили с собой, наглядно доказывали, что они отличаются от всех остальных. Они были здоровые, крепкие, разумные, во всех отношениях выше других. Им было приятно
находиться среди туземцев, чьи обычаи были так далеки от английских и которых они считали фривольными (французы!!), ленивыми (итальянцы!), глупыми, но забавными (немцы!), но по свойственной им сердечной доброте относились к ним хорошо. Им и в голову не приходило, что вежливость, с которой их встречали, поклоны, улыбки, желание угодить объяснялись их щедрыми тратами, а за спиной у них «туземцы» смеялись над их нескладной одеждой, их простоватостью и плохими манерами, их наглостью, их глупостью – как упорно они дают себя обирать…»

- Итак, вы по-прежнему жаждете пожить среди англичан?
- Жажду! – ответила я  и перед моим мысленным мечтательным взором поплыли курорты Спа,  Виши, Аахен и Баден-Баден. Я увидела себя в роскошной вилле
в Каннах и на Ривьере и от счастья у меня перехватило дыхание.
Спаситель посмотрел на меня, и на его прекрасном лице появилась улыбка. Как мне показалось, улыбка сожаления.


                ГЛАВА 6.


Движением руки, Спаситель пригласил меня к огромным часам, мерцавшим в центре зала.
На часах стояла дата – 1935 год.
- Ага,- догадалась я, - значит, именно, в этом году, я стала ископаемым артефактом в золотоносных  шахтах Магадана!
Когда мы приблизились к часам, их стрелки стали стремительно вращаться вперёд. Промелькнули сороковые годы, пятидесятые, шестидесятые… Стрелки вращались так быстро, что стали невидимыми. Когда бешеное вращение прекратилось,  я смогла рассмотреть дату - 2005 год!!!
Ужас охватил меня. Ведь у меня в отчизне, начиная с 1917 года, у большевиков, захвативших власть, только и разговоров было, что о мировой революции! 
Замерзая в магаданских шахтах, я не знала, насколько они продвинулись  к мировому господству. В лагере регулярно проводились занятия  политучёбы, направленные на то, чтобы воспитывать обладателей голубых кровей, в духе коммунизма.
На этих занятиях, нам говорили, что в стране идёт бурный подъём промышленности, сельского хозяйства, науки и всего, всего,  всего! Ещё немного и победным маршем по планете покатится коммунизм…
Мы, враги народа, покорно слушали, и борясь с сильным желанием уснуть, подобострастно таращили глаза.
Но, что, если хоть часть из туповато-жестяного агитпропа, было правдой?
Содрогнувшись, я  представила,  заседающие в Британской палате Лордов -  Советы народных депутатов. Матросы и солдаты, эсеры, кадеты, анархисты, эсдеки и просто проходившие мимо зеваки, заглянувшие на шум  - погромыхивая оружием, рассредоточились по залу заседаний в Вестминстерском парламенте. Грызя семечки и, лихо сплёвывая шелуху на паркеты и ковры, они шлялись по чинному  залу заседаний, матерясь и переругиваясь с выступающими на трибуне докладчиками. Большинство «бродячих парламентариев», были пьяны вдрызг, оттого вели себя свободно и непринуждённо, как обезьяны в лесу. Если им кто-то не нравился, они выли, визжали, свистели, улюлюкали и пели похабные частушки. Над трибуной висел плакат из красного кумача. На нём кривыми буквами было написано  –  Вся Власть Советам.  Следуя этому лозунгу, Советы, незамедлительно, отправили в Тауэр, Пэров и Лордов, расстреляв по пути, самых  противных. Оставшихся  парламентариев, выперли из парламента на улицу под дождь, заявив, что « Караул устал!!!». Самые тупые депутаты пытались вернуться назад в парламент, и за это их крепко побили. Остальные депутаты разбежались сами.   
В прелестных Аахене, Спа, Виши и Баден-Бадене, отдыхала и лечилась теперь большевистская номенклатура. Обслуживающий  персонал, формировался из близлежащих лагерей, заполненных врагами народа. К врагам народа уже относилось всё население Земли, за исключением самых преданных коммунистов  (да и тех, временно).
- Не хочу!- закричала я, – верните меня в магаданскую штольню. Хочу остаться ископаемым!
- Поздно! – сказал  мой спаситель,- жизнь продолжается!
И вслед за этим, стало происходить невероятное. Я стала стремительно уменьшаться в размерах. И хотя и до этого со мной происходили  вещи необычайные – происходящее,
совершенно меня поразило. Я превратилась в пылинку, и оказалась рядом с глобусом, а он теперь  закрывал собой всё поле зрения. Затем  глобус начал быстро расти, и вскоре я увидела себя летящей высоко над Землёй. Подо мной проносились материки и океаны, леса и пустыни, неведомые города и посёлки.
Наконец, прямо под собой, я увидела знакомые мне по географическим  картам, контуры британских островов.
Со страхом и надеждой я стала снижаться, и увидела внизу страну, никогда не виданную мною, с высоты птичьего полёта. Она походила на большое пушистое одеяло, составленное из лоскутков разных оттенков зелёного. «Сшивали»  эти
лоскутки, полоски  тёмно-зелёного цвета. Полоски состояли из кустарников и небольших деревьев, и отделяли поля друг от друга. Кое-где, между плавных зелёных холмов, возвышались величественные замки из серого камня. Среди  полей виднелось много небольших  городков и деревушек,  с приземистыми двухэтажными домиками из красного или коричневого кирпича.  Страна была благоустроена и густо населена. И, к моему большому облегчению, как я ни присматривалась, я нигде не увидела ни одного красного флага или плаката. Я  вспомнила свой полёт над бескрайними ледяными просторами советского заполярья. Там,  даже с большой высоты, не было видно человеческих поселений. Только мрачные лагеря, с их бараками, обнесёнными колючей проволокой и сторожевыми вышками.
Радость, оттого, что я здесь, а не там, словно рой весёлых бабочек, защекотала меня по всему телу. Жизнь впереди представлялась мне прекрасной. И, глубоко вздохнув,
я камнем стала падать вниз.

               
                ГЛАВА 7.

Рухнув на землю с огромной высоты, боли, почему-то, я не почувствовала.
Я осмотрелась. В своей прошлой жизни, будучи княгиней, я плохо разбиралась в земледелии, но этих  скудных познаний мне хватило понять, что поля здесь не засорены чертополохом и бурьяном, и хорошо ухожены. Вдали я увидела странную большую машину, издававшую мерный шум.
Машина делала то, что делали мои крестьяне вручную – она скашивала колосья,  и упаковывала их в бочкообразные стога. Я изумилась невиданной технике, и решила подойти поближе и побеседовать с крестьянином, сидевшим внутри машины.
Я приблизилась к машине и, помахав крестьянину рукой, громко поприветствовала его, на английском языке. Но, машина продолжала движение, а крестьянин смотрел вперёд, как и прежде. Видимо из-за шума машины, он меня не слышал. Тогда я забежала вперёд, и встав перед машиной, стала размахивать руками. Однако и это не помогло. То, что произошло дальше – меня совсем обескуражило. Машина, не останавливаясь ни на минуту, проехала сквозь меня, как сквозь воздух. Я осталась стоять с растопыренными руками.
- Интересненько, - подумала я, - мне обещали новую жизнь в Великобритании, я, как могла сюда добралась, а, теперь я, оказывается Нечто, в смысле Ничто!!!
- Это нечестно!!! – завопила я, что есть мочи, обращаясь к пространству, но почему-то надеясь, что меня услышат.  Так и произошло
Из близлежащих кустов донесся знакомый дребезжащий голос, который произнёс:
- Чья бы корова мычала!- и на поле выплыл ... Козлищев!!!
Козлищев, брезгливо скорчив свою мерзкую физиономию, обошёл вокруг меня,  нарочито подробно рассматривая мои лохмотья, и добавил ехидно:
- Вам ли сударыня рассуждать о честности! Вы врали всю жизнь, как сивый мерин!
- Что ты несёшь! – ответила я, - разве сивый мерин может врать? И продолжила:
- Это у нас, в Высшем свете, всё общение, было построено на  вранье. Правда, это враньё называлось воспитанием и тонкими манерами! Я ещё долго собиралась распространяться о лживости высшего общества, в котором  я вращалась всю свою несознательную жизнь до революции, но Козлищев прервал меня:
- Мадам, будьте скромнее. Вам на днях исполнится 125 лет, и вы  выглядите ни годом меньше! О вашем туалете, я вообще молчу, - и он опять обошёл вокруг меня, демонстративно отвернув голову, давая понять, что даже смотреть на меня приличным людям противно.
Я за словом в карман не полезла, и быстро ответила:
- На себя посмотри, лишенец! Смокинг, который сейчас на тебе, мой папенька выкинул ещё в дни моей юности! А потом наша дворовая Авдотья - мыла им полы в конюшне!  И, вообще, чего ты тут вертишься!! Я не из вашей конторы!
- Мадам, несмотря на ваши годы, вы глупы, как младенец! Вы понятия не имеете,
ни о моей  конторе, ни о своей!  -  и продолжил:
-  Мадам, если мне не изменяет память, вы были не прочь отправиться на шабаш, на Лысую гору. Вам там будут очень рады, а ваш изысканный туалет хм-хм, соответствует дресс-коду  этого интересного мероприятия! Могу предоставить вам помело!
- Брысь, охальник – рявкнула я, и двинулась на Козлищева. Я хотела залепить  негодяю  пощёчину, но он молниеносно взлетел на дуб, стоявший неподалёку. Усевшись на ветке, шельмец, стал изображать из себя примерного ученика, состроив постную рожу, и углубившись в чтение, невесть откуда взявшейся у него, толстой книги. Я, захотела подлететь к дубу и посильно проучить Козлищева, но, моё тело стало стремительно тяжелеть и теряло способность летать. Я снова и снова  пыталась  взлететь, но могла только подпрыгивать.
Я осмотрелась, ожидая новых изменений. Но, их не последовало. На мне, по-прежнему, болтались лагерные обноски, грязно-чёрного цвета. Я, посмотрела на свои руки, костлявые, с жёлтой кожей и чёрной каймой под ногтями и порадовалась  тому, что возможно, я невидима, для живых людей. Козлищев ехидно ухмыляясь, смотрел на мои нелепые прыжки, затем опять углубился  в книгу, и я слышала, как он бубнил  что-то, похожее на заклинания. Я прошла мимо дуба, стараясь не смотреть на  Козлищева, и попала на соседнее поле.
Это поле показалось мне очень странным. Часть колосьев лежала на земле, словно прижатая неведомой силой. Из стоящих и прижатых колосьев на поле образовывался узор.  Наверное, его лучше всего было бы видно сверху, и я опять попыталась взлететь. Я прыгала и прыгала и, наверное, в своем драном чёрном одеянии, со стороны походила на подбитую ворону. Но, я всё ещё надеялась, что взлечу, и что меня никто не видит. Взлететь мне никак не удавалось, и от огорчения, я стала ругаться на русском языке, перемежая его французскими фразами, как было принято  в  российском высшем обществе девятнадцатого века.
                …………………………………………………………………………………………………….
Долго бесчинствовала  я на английском поле, разбегаясь, прыгая и ругаясь. Между тем, моя материализация на полях южной Англии, вполне завершилась, и не заметить такое буйное чучело, как я, уже было невозможно. Ко мне приближались люди, в руках у многих, я видела странные небольшие предметы, направленные на меня. Они были похожи на фотоаппараты, моего времени, только были меньше, и работали они беззвучно. Когда люди подошли ко мне поближе, они стали спрашивать меня – кто я такая, и как оказалась здесь. Их английский, с моей точки зрения, не был безукоризненным, но люди мне понравились, лица у них были умные, а в руках не было оружия. Они вызывали доверие, и я стала им рассказывать, на безупречном английском языке, всё как есть. Я поведала им  о том, что я герцогиня из России, что попала к ним из сталинских лагерей, ну и так далее… По мере  того, как я рассказывала, на лицах людей сначала появилось удивление, а затем его  сменило  сочувствие  и жалость. Один из англичан, вынул из кармана маленький чёрный предмет, приложил его к уху и что-то быстро сказал. Как я поняла он, кого-то призывал. Вскоре, возле поля появилась большая жёлтая машина, с красной полосой. На ней  было написано EMERGENCY.