Книга Первоклашка отрывки из повести часть 1

ОТ АВТОРА

Те, кто занимается своим духовным развитием, наверняка знают: при накоплении определённого объёма знаний, опыта, возникает желание обмениваться этим опытом с другими людьми. Не «ради чего-либо», а просто по велению души. Книга, которая попала вам в руки – это для меня одна из форм, один из способов поделиться с вами тем, что я накопил, пропустил «через себя», осознал. Здесь нет «автобиографических» фактов: на 99% все модели ситуаций созданы мною самим, однако эмоциональные переживания главного героя очень во многом схожи с теми, которые мне доводилось переживать в реальности. Способ «подачи» подобных знаний через художественные образы не нов. Карлос Кастанеда, Ричард Бах, Пауло Коэльо, Бернар Вербер… Вы найдёте десятки примеров в литературе! Мне не было важно «новаторство». Мне очень хотелось, чтобы эта книга стала тем самым «случайным» моментом для моих читателей, в первую очередь соотечественников, который заставит задуматься, или подскажет ответы на жизненно важные вопросы, или станет «отправной точкой» для радикальных перемен в судьбе, как в своё время для меня стали книги Крайона.
В «Первоклашке» вы найдёте цитаты с подписью «Осенизмы». Это отрывки из не издававшегося ранее сборника мыслей, приходящих мне в определённых состояниях
«озарения». Очень хочется, чтобы всё «пригодилось». Был совершенно искренен с вами.
С любовью, Игорь Яковлев


ЧАСТЬ I



Ни один духовный тренер, наставник, ни один психолог, или врач, ни один самый мудрый наш друг, или родственник не даст нам готового рецепта решения НАШИХ проблем!
Окружающие могут лишь дать нам инструменты для создания такого рецепта, либо подсказать, где эти инструменты можно найти. Как свои проблемы, так и лекарства от них, мы создаём сами.

И. Яковлев, «Осенизмы»
 



 ГЛАВА 1

Захар даже не спал, а, скорее, «домучивал» остатки ночи. Как, впрочем, частенько случалось с ним за последние не- сколько лет. Это был тот самый «сон пьяницы», неизменно сопровождающий жизнь людей, с достаточной регулярностью увлекающихся алкоголем. Вначале Захар «вырубился», едва коснувшись подушки. Часа через три-четыре он проснулся от нестерпимо-саднящнего ощущения в глотке. Рефлекторно возникшее глотательное движение вызвало в слипшемся от сухости рту ощущение, что по языку кто- то бесцеремонно провёл грубой наждачной бумагой. Захар застонал. Он с огромным трудом нашёл в себе силы встать и, качаясь, и задевая дверные косяки, добрёл в темноте до ванной. Открыв кран с водой, сильно отдающей хлоркой, он жадно сделал насколько крупных глотков и обессилен- но сел на край ванны. Его мутило. Подержав ещё какое-то время голову над раковиной, он с невероятным усилием поднялся, и, проделав обратный путь, вновь повалился на половинку «горбатого» раскладного дивана, морщась от ощущений в собственном теле, и от заливисто-булькающего храпа спящего рядом коллеги по работе и, по совместительству, давнишнего товарища-собутыльника Михаила. Наступало утро воскресенья…
Захар ушёл с работы вместе с Михаилом в пятницу вечером. Идя привычным маршрутом, они зашли в пивной магазин с «непреодолимой» вывеской: «Пив-стоп. Магазин дозаправки пивом». Взяв «для рывка» две двухлитровые
«баклажки» недорогого пива, сухарики, и пакетик с тон- ко наструганным мясцом высушенной рыбки с каким-то диковинным «заморским» названием, мужчины вскоре уселись за кухонный столик в тесной и редко убираемой однокомнатной квартире холостяка Михаила с «благой» целью: «немного расслабиться после трудовой недели». Наступал третий день напряжённого «расслабления»… У Захара начала с нарастающим упрямством ныть голова. Мелькнувшей   картинкой   вспомнились   неоднократные телефонные попытки жены Лизы вернуть его домой и по-хорошему, и угрозами. Он вспомнил, что вначале пытался придумывать какие-то «уважительные» причины своего отсутствия, потом перешёл на ругань, и дело закончилось очередной ссорой, столь частой за последние годы. Завершающий  вчерашний  звонок  был  от  дочери,  явно
«наученной» мамой по поводу слов, которые надо сказать папе. Захар, с уже прилично затуманенными мозгами, про- бормотал в ответ традиционное: «Доча, всё нормально», – и отключил телефон…
Одновременно с острым желанием заснуть, Захар столь же остро ощущал все неровности дивана, на котором лежал; невыносимую головную боль; запах царившего в комнате двухдневного перегара; вновь появившуюся мучительную сухость во рту и подкатывавшую волнами тошноту… Незаметно для себя, он погрузился в какое-то странное состояние, которое не было похожим на традиционный сон, потому что Захар совершенно реально чувствовал себя участником происходящего. При этом происходящее было, как будто бы, продолжением переживаемых им наяву событий, только совершенно безо всяких отвратительных физических ощущений… Утренняя заря вступала в силу, и комната постепенно наполнялась каким-то необычным янтарным светом. Захар встал, и, сунув ноги в шлёпанцы, пошёл на кухню. Тело было удивительно лёгким. На кухонном столе и в раковине всё находилось в строгом «антипорядке». Составляющие элементы хаоса в виде пустых пластиковых и стеклянных бутылок, кружек, рюмок, тарелок с засохшими остатками пищи, валяющихся там и тут сухариков, пакетов и даже Мишкиных носков, придавали кухне вид американской военной базы Пёрл-Харбор после японской бомбёжки. От всего этого бедлама исходил такой запах, что Захар поморщился даже во сне. Единственным, что придавало жизненность столовому помещению, был всё тот же яркий янтарный свет, совершенно не слепящий глаза. Захар развернулся, и, не заходя в комнату с горбатым диваном и зазывно звучащей «храповой сонатой» в исполнении Михаила, вышел на лестничную площадку. Ничуть не смущаясь того факта, что из одежды на нём всё ещё оставался «гламурный комплект №1» в составе: «майка-трусы-тапочки», Захар уверенно шагнул по лестнице вверх. Странно, но он нисколько не был удивлён своей уверенности, что идти нужно именно туда, куда он двигался, как будто делал это далеко не впервые. Не удивлял его и ещё один, совершенно нестандартный факт. Захар преодолел уже значительное количество пролётов, а лестница и не думала заканчиваться, хотя квартира его товарища располагалась на четвёртом этаже, а дом был пятиэтажным. Да и само слово «шёл» не совсем подходило для обозначения процесса передвижения Захара. Едва коснувшись ногой одной ступеньки, он каким-то невероятным образом «перелетал» через несколько следующих, потом приземлялся на вторую ногу, и всё повторялось вновь. Происходил весь этот процесс очень легко, и, главное, Захар совершенно не чувствовал ни одышки, ни тяжести в ногах, как это стало случаться с ним в последнее время при подъёмах по лестнице. Он достаточно быстро освоил своё «нестандартное» состояние, и даже стал регулировать дальность и скорость  «перелётов», то сильнее, то слабее отталкиваясь от ступенек. Насладившись ещё немного ощущением «полёта», Захар вдруг увидел неподалёку от себя массивную тёмную дверь из непонятного материала, немного напоминавшую ту, что вела в кабинет директора на его работе. «Что-то в ней не то», – подумал Захар, и почти мгновенно его осенила догадка: «Ручки! На ней ведь нет ни одной ручки!» Подойдя поближе, он протянул руку, чтобы удостовериться, что ручки действительно отсутствуют, и…
Трудно передать, что ощутил он в следующее мгновение. Страха не было нисколько, у Захара просто захватило дух от ошеломляющей новизны этого совершенно реального ощущения! Он даже повторил своё движение рукой ещё и ещё раз… Всё подтверждалось: рука свободно проходила сквозь дверь, совершенно не ощущая её плотности! Захар вдруг вспомнил кадры из какой-то американской философско-мистической мелодрамы, которую они с женой смотрели ещё в начале 90-х в одном из многочисленных тогда полуподпольных частных видеосалонов. Там главный герой, погибший на дороге, продолжает видеть всё происходящее в совершенно неискажённом виде, и даже пытается участвовать в реальной жизни, но оказывается, что он находится в некоем бесплотном состоянии и может свободно проникать сквозь твёрдые предметы. Это почему-то развеселило Захара. Абсолютно по-детски улыбаясь, он осторожно, всё ещё не до конца веря в происходящее, попытался прислониться к двери лбом. Голова совершенно свободно и беспрепятственно провалилась в
«позадверное» пространство. Тут Захар на долю секунды потерял равновесие, усердно вытягивая шею вперёд. Он полуввалился-полувплыл в какую-то необычную, огромных размеров комнату. Стены комнаты были совершенно пусты. Вся она едва уловимо переливалась разными оттенками того самого приятно-янтарного света, который Захар заметил ещё на кухне у Михаила. В центре комнаты стоял странно вытянутый огромный стол, сделанный из того же материала, что и входная дверь. За длинным столом сидело множество людей, одетых, как один, в какие-то странные похожие одежды, напоминавшие не то лохмотья средневековых дервишей, не то сверхсовременные модные платья, собранные из разноцветных переливающихся лоскутов тканей. Вглядевшись в лица людей, Захар вначале даже немного опешил: большинство из собравшихся за странным столом были его родственники и давние знакомые. Среди них в добром здравии, и даже в довольно весёлом настроении, находились люди, которых он, Захар, лично провожал в последний путь! Были и те, кого он видел впервые. Однако это не мешало им оживлённо переговариваться с родными Захара, как со старыми друзьями, и при этом доброжелательно улыбаться. Все присутствовавшие в комнате люди были сосредоточены на просмотре какого-то кинофильма, который демонстрировался на огромном экране, висящем за противоположным краем стола.
На Захара никто не обращал внимания. Экран, на который все смотрели, имел довольно странный вид. Удивляли не столько его размеры, сколько факт отсутствия видимой опоры, на которой он, согласно здравому смыслу, должен был находиться. Это не был ни привычный киноэкран, который Захар привык видеть в кинотеатре в двух кварталах от своего дома, посещая сеансы мультсериалов с маленькой дочерью по её просьбам; ни обычная плоская «плазма», как та, которую он успел «ухватить» на распродаже в торговой сети «Эльдорадо». Изображение как бы висело в пространстве комнаты, появляясь из «ниоткуда». Нечто подобное Захар видел в юности в одном из телефильмов фантастического жанра. Не менее удивительными оказались и сами люди при более детальном рассмотрении. Он хорошо различал черты их лиц, оттенки цветов одежды, однако при этом не было ощущения плотности тел, они были будто бы немного «размыты», как при ненаведённом фокусе в бинокле. И экран, и зрители создавали ощущение неких оживших голограмм. Захар продолжал оставаться чуть поодаль от них, испытывая не страх, а нарастающий интерес. Изумление его достигло апогея, когда Захар обратил внимание на сюжет фильма, который так внимательно наблюдали присутствовавшие. Фильм оказался… про него самого! На «парящем» экране демонстрировалась его, Захара, жизнь, причём в самых мельчайших подробностях и деталях! Он стоял, будто заворожённый, забыв где он, и кто он, во все глаза наблюдая происходящее. Мелькали кадры его «советского» детства…
Вот Захар с мамой пробираются к дому сквозь сильную вьюгу, заметающую всё вокруг. Ему 3 года. Он укутан в свитер, пальто, детские валенки, шапку с опущенными ушами, завязанными на подбородке, и шарф до самого носа. Сверху мама ещё зачем-то обвязала его своим серым пуховым платком. Получилась неуклюжая и неудобная «конструкция», которая здорово мешает двигаться. В какой-то момент мама отпускает руку, он отстаёт на несколько шагов, и ветер сбивает его с ног. Захар падает лицом в снег и не может подняться из-за того, что одежда сковывает любые движения. Его почти сразу начинает заметать снегом. Он слышит мамины крики, доносящиеся сквозь порывы ветра, но не может ответить, продолжая лежать лицом вниз и слизывая языком с губ и подбородка налипший снег… Нет, в тот момент у него почему-то не было страха. Видимо, весь страх ушёл к маме. Потом Захар сидел дома за столом в кухне и пил горячий чай с батоном и кизиловым вареньем. В дверной проём он видел часть единственной в их квартире комнаты, где отец хлопотал над лежащей на диване мамой. Она почти не двигалась и не разговаривала. На лбу у неё лежала какая-то мокрая тряпочка. Вот именно тогда Захар впервые сильно испугался и заплакал: ему показалось, что мама умирает…
Он на секунду опустил глаза с экрана и за удалённым от него краем стола увидел маму и отца. Они что-то обсуждали, не замечая его. Удивлённый, он хотел было подойти, чтобы поговорить с ними, но на экране замелькали новые кадры, и Захар отвлёкся…
Уже в десятилетнем возрасте он, в красной пилотке и с повязанным на шее красным галстуком, стоит на линейке в пионерском лагере «Альбатрос». Линейка заканчивается, отряды расходятся, и они с закадычным приятелем Пашкой бегут через лесок к небольшой речке, протекающей неподалёку. Там, у самого берега, между старой корявой ивой и камышами, из остатков арматуры, больших и маленьких веток, старательно сооружён «штабик»: нечто среднее между землянкой и конурой. В «штабике», укрывшись от посторонних глаз, спокойно могут уместиться два небольших человека в сидячем положении. Запыхавшись, пионеры вползают в укрытие. «Галстук снимай, провоняется!» – командует Пашка, снимая с себя пионерский галстук, комкая, и пряча его в карман. Из другого кармана он достаёт чуть примятую мягкую пачку сигарет «Новость»,вытряхивая из неё несколько недокуренных и одну целую сигарету с фильтром.
«С фильтром, понял? С белым! В деревне, у пивной бочки нашёл! Там ваще иногда по полпачки целых выбрасывают! А у тебя чо?» – Пашка кивает на карман Захара. Тот достаёт несколько окурков, среди которых, в основном,
«Прима» и один с фильтром. Пашка возмущён: «Ты чо, дурак? Без фильтра ваще не бери! От них рак губы будет!»
Пашка  старше  Захара  на  год,  соответственно  лучше
«знает жизнь», и уже поэтому все его мнения считаются безоговорочно авторитетными. «Смотри, чем заедать будем!» – Пашка снова лезет в бездонный карман и достаёт обрывок газеты, в который завёрнуты два ломаных куска хлеба с тмином и сушёные семена укропа, – «Понял? После этого изо рта ваще не пахнет! Потом конфетку – и всё! И руки немного мякушкой потри, Медуза ещё и руки нюхает!»
Старшая вожатая, по кличке Медуза, получала от кого-то из девчонок сведения о том, что в отрядах курят. Это строжайше не соответствовало уставным и моральным нормам советского пионера, поэтому она решительно взялась за выявление «преступников», обнюхивая каждый день один из отрядов перед завтраком, обедом и ужином… Захар пробует затягиваться дымом, как учил его опытный Пашка. Дым едкий и противный, лёгкие будто набивают поролоном, и дышится тяжело. К тому же после этого подташнивает и постоянно тянет плеваться. Захар понимает, что это занятие не для него, но ведь нельзя показать, что ты «слабак», «слюнтяй» и «не мужчина»! Он ведь уже не «первоклашка» какой-нибудь! Окончен третий класс, ещё годик – и у него за плечами начальное образование! А это значит: «прощай детство» и «да здравствует взрослая жизнь!» И Захар терпит…
Один из мужчин в переливающейся одежде встал из-за стола и пошёл в дальний угол комнаты. Захар проводил его взглядом: «Господи, да это же и есть тот самый Пашка! Его хулиган-приятель из детства! Только здесь он вон какой солидный и «правильный»! Приятно полюбоваться!» «Повзрослевший Пашка» дошёл до стены комнаты, находящейся за экраном, и внезапно исчез, будто растворился. Захар уже начал осваиваться в необычной комнате. Он понял, что здесь практически все «свои». Настроены все доброжелательно и, несмотря на то, что вокруг может происходить всё, что угодно, никто этому не удивляется. Каким-то необъяснимым органом, или частью тела, он почувствовал, что в этом помещении происходит некая важная, ответственная работа, которая касается непосредственно его личной жизни. Однако научиться не удивляться Захар пока не мог. Лицо ещё одного сидящего за столом человека показалось ему очень знакомым. Пока он силился вспомнить обстоятельства этого знакомства, на экране замелькали новые кадры.
К окончанию девятого класса Захар играет в школьном вокально-инструментальном ансамбле. Дело в том, что отец всю жизнь мечтал, чтоб его сын играл на баяне. Ну, или, в крайнем случае, на аккордеоне. Во втором классе он привёл-таки Захара в «музыкалку», не обращая внимания на его робкие «папнуянехочу». Строгая, неулыбающаяся преподаватель музыкальной школы с объёмным телом, немного свистящим придыханием, и характерным для советского музыкального искусства именем Сарра Ефимовна, внимательно проверила у Захара слух. После бодрого заявления отца: «Хотим вот на баяне научиться!» – она с присвистом вздохнула и констатировала: «У нас нет класса баяна. Мы можем предложить либо скрипку, либо домру, либо фортепиано». Выбор отца пал на последнее:
«Ничо, сынок, не расстраивайся. Выучишься на пианине, будешь, как Штраус, вальсы нам с мамой… а там, если захочешь, переучишься на что угодно, уже ж легко будет!» Путь к «легко» составил семь лет… Мальчиков в «музыкалку» ходило немного, и отношение к ним было несколько снисходительнее, чем к девочкам. С горем пополам, Захар к девятому классу окончил музыкальную школу. В свидетельство ему выставили пятёрки по всем предметам…
 
В школьном ансамбле он играет с 8-го класса. В ансамбле четверо ребят, примерно одного возраста. Захар «клавишник». Он играет на первом писклявом советском синтезаторе, который называется «ионика». Или, по-народному:
«ёника». Участие в школьном ансамбле считается престижным и является предметом зависти большинства подростков. После дискотек в спортивном зале стайки девчонок-старшеклассниц всегда щебечут где-нибудь около музыкантов, бросая на них восхищённые взгляды, пока ребята собирают аппаратуру. Захар постепенно погружается в «звёздную болезнь». Он снисходительно улыбается школьным красавицам и сквозь зубы разговаривает с приятелями-одноклассниками. Ощущение  славы  школьного масштаба «заводит» его. Он начинает огрызаться с учителями, родителями, и забывает об успеваемости, всё чаще пропадая на репетициях. На экране проявляются кадры одной из новогодних школьных дискотек. Захар прекрасно помнит тот вечер: у него на инструменте начала западать «ля» первой октавы, но он достойно отыграл программу. Вот он после концерта в плотной толпе школьников пробирается к выходу. Чуть впереди девочки из параллельного класса что-то оживлённо обсуждают на ходу. Он приближается к Верочке, обладательнице королевской красоты длинных волос золотистого цвета, и обнимает её за талию. Он шепчет ей на ушко какую-то бессвязную ерунду. Впрочем, это для него совершенно не важно. Гораздо важнее то, что ощущает его рука, как бы невзначай спускающаяся со спины девушки чуть ниже. Вера с улыбкой оглядывается, чтобы посмотреть на реакцию идущих рядом подруг, но руку Захара не убирает: ей приятны эти смелые ухаживания школьного кумира, ведь среди всех он выбрал именно её! Сразу справа от выхода, под навесом, галдит большая и шумная компания десятиклассников. То и дело оглядываясь по сторонам, чтобы вовремя заметить приближающихся учителей, ребята по очереди делают несколько больших глотков из бутылки, явно не похожей на лимонадную. Захар с девушкой проходят мимо них к дороге. Верочка наспех прощается и собирается уйти. Захар удерживает её за руку и рывком пытается поцеловать в губы. Девушка мягко отталкивает его и, хохоча, спешит догнать уходящих подруг. Всё ещё глядя ей вослед с улыбкой, Захар начинает движение через дорогу, и вдруг резкий удар хромированной дугой вылетевшего из-за поворота мотоцикла сбивает его с ног. Захар наотмашь ударяется головой о бордюр и неподвижно лежит у обочины. Мотоциклист бросает мотоцикл на дороге и склоняется над ним. Слышится женский визг, кто-то из толпы кричит, чтоб вызвали «скорую», кто-то требует срочно директора школы…
Внимательно следя за происходящим на экране, Захар судорожно сглотнул, почувствовал какой-то неприятный холодок внутри, и вслед за ним – подступающую к горлу тошноту. «Стоп! Что за чёрт?» – мелькнуло в голове, – «Они что тут, хотят меня убить?! Что вообще происходит?» Захару захотелось крикнуть сидящим в комнате людям, что он жив и что ничего подобного, что показали после прощания с Веркой, в его жизни никогда не происходило! Он даже сделал шаг вперёд и поднял одну руку, но тут мимо него неспешно прошёл незнакомец с удивительно спокойным приятным лицом. Захара поразили совершенно белые ресницы, странно подчёркивающие глаза этого человека. Его одежды хоть и переливались тем же удивительным светом, но были немного темнее, чем у остальных. И ещё Захар отметил, что окружающие относятся к нему с большим почтением. Он мысленно назвал этого человека «наставником». Наставник тем временем подошёл к мужчине, которого Захар так и не смог вспомнить. Они стали что-то оживлённо обсуждать, и было видно, что мужчина прислушивается в разговоре к мнению Наставника. Спустя какое-то время, Наставник сделал приглашающий жест рукой, и все присутствующие, включая Захара, вновь перевели внимание на мерцающий экран.
…Кадры странного фильма будто бы кто-то невидимой рукой отмотал назад. Захар вновь рядом с Верочкой в толпе одношкольников. Он поглаживает её рукой по ягодице, гордясь собственной смелостью. Они у выхода. Справа всё та же компания подвыпивших десятиклассников. Захар, протискиваясь, случайно задевает одного из них плечом. Тот разворачивается с выражением лица растревоженного зимой медведя. Он выше Захара на полголовы. «Слышь, желудок, ты чо, совсем оборзел?!» – неожиданный резкий удар в челюсть заставляет Захара закрыть лицо руками и присесть на корточки. Верзила добавляет ему удар ногой в бок, после чего компания десятиклассников быстро рассасывается, чтоб не дожидаться разборок с учителями…
А вот этот неприятный эпизод Захар помнил: челюсть до сих пор щёлкает в суставе при жевании. Вспомнил он и откуда ему показалось знакомым лицо сидящего за сто- лом мужчины, который обсуждал с «наставником» эпизод показанного фильма. Это ведь и есть тот самый верзила-десятиклассник, он же чуть ранее игравший роль
«мотоциклиста»! Пронаблюдав, как бывший «верзила», уже немного поседевший и спокойный, ушёл в противоположный край комнаты и растворился в пространстве, как чуть раньше и другие участники «кинофильма», Захар задумался.
«Что же получается? Все люди, находящиеся в этой странной комнате, так или иначе, имеют отношение к моей жизни. Это мои родственники, друзья, знакомые, или те, с кем я когда-либо вступал в конфликты. Все они как будто пишут сценарий фильма с моим участием, и этот фильм тут же появляется на экране. Руководят этим процессом некие незнакомые мне «наставники». Как странно… Но откуда они все знают друг друга? Ведь всё, что показывают, происходило со мной в разные периоды жизни, в совершенно разных местах, а значит, эти люди никак не могли друг о друге узнать… Действительно странно, но интересно! Однако, почему они не советуются со мной? Стоп… Но ведь если они сейчас и дальше будут показывать всё, что произошло в моей жизни, то…»
 
Захар, в поисках кого-то, начал взволнованно шарить глазами по комнате. «Так и есть!» – подумал он, увидев где- то посередине за столом свою супругу Лизу. Но то, что он увидел в следующую секунду, заставило его ноги сделаться ватными, а волосы на голове шевельнуться: рядом с Лизой, мило улыбаясь и перешёптываясь, сидели две его любовницы, которых он так тщательно скрывает от жены! И между собой они, естественно, тоже никак не могут быть знакомы! Захар просто сжался от ужасного ощущения, что то, что он столько лет тщательно скрывает, сейчас вдруг может быть так же легко «обнародовано», как пять минут назад были всенародно показаны его школьные слава и бесславие. Вспотев от страха, он быстро перевёл взгляд на экран, где уже сменяли друг друга кадры его свадьбы с Лизой. Захар направился было к экрану, чтобы встать перед ним, заявить о себе, и прервать всю эту непонятную и уже неприятную для него публичную демонстрацию самых сокровенных и интимных моментов его личной жизни! Но внезапно он ощутил мягкое прикосновение к левому плечу, от которого почему-то вздрогнул, как от удара чем-нибудь тяжёлым. Резко обернувшись, Захар увидел совсем рядом того самого человека с удивительными светлыми ресницами, которого он для себя назвал «наставником». Человек в необычных одеждах очень радушно улыбался, и от него исходил такой успокаивающий золотистый свет, что Захар моментально обмяк и, как ему показалось, был готов пойти за этим человеком хоть на край света! Настав- ник не открывал рта, но при этом Захар совершенно чётко услышал его негромкий бархатистый голос: «Не надо сюда, Захар! Пойдём отсюда». Он взял Захара под локоть и повёл к массивной входной двери. Выйдя за дверь на лестничную площадку, человек, по-прежнему не открывая рта, произнёс: «Я всегда рядом. Если тебе понадобится помощь – заяви об этом». После этих слов человек растворился в пространстве. Исчезла и дверь, через которую они только что вышли, или, точнее, выплыли. Захар развернулся лицом к лестнице. Ему вновь захотелось испытать то ощущение полёта, которое он испытывал, когда поднимался к загадочной комнате. Оттолкнувшись от верхней ступеньки, Захар поплыл-полетел вниз через весь лестничный пролёт. Вдруг, в тот самый миг, когда нога его должна была приземлиться на площадке перед следующим пролётом, он внезапно понял, что никакой площадки больше нет, а он продолжает лететь куда-то в бездонное пространство в свободном полёте. В голове мелькнуло сравнение: «похоже на то, как будто я спрыгнул с самолёта без парашюта». Захар явственно испытывал состояние невесомости, и это захватывающее чувство вытесняло любые страхи перед неизвестностью и необъяснимостью происходящего. Страх возник секундой позже, когда внизу появились очертания земли, и он понял, с какой скоростью приближается к этим очертаниям. Он заорал, что было мочи. Вернее, у него возникло бессознательное желание это сделать, но Захар сразу же понял, что звука нет, а есть только открытый рот и напряженные мышцы глотки. Ещё через секунду он резко вздёрнулся всем телом, рефлекторно пытаясь защититься от неизбежного удара о молниеносно приближающуюся землю, и…


ИЗ ГЛАВЫ 2

"...И чего я достиг? Младший научный сотрудник на должности инженера-технолога в лаборатории какого-то «задрипаного» НИИ в русской глухомани! Зарплата такова, что не знаешь: то ли смеяться, то ли обижаться. Совмещаю ещё на «десяти» работах, лишь бы только свести к следующей зарплате «концы с концами». Вечно уставший,невыспавшийся и раздражённый. Неужели я именно такой жизни хотел, когда учился? Да я по молодости, честно говоря, вообще не задумывался! Окончил институт, начал работать. Даже вопросов не задавал, вроде, «как все» работал – и всё. А если что и не нравилось – терпел. Вокруг все знакомые так и говорили: «Терпи», – мол, – «другие вон вообще устроиться никуда не могут, а тут, вроде, ещё не самое плохое место, хоть какая-то перспектива». Ну и какая, к чёрту, «перспектива»? Помоложе был, начальник ещё предлагал: «Давай, Захар, ты парень ответственный, трудолюбивый. Готовь материал, защитишь «кандидатскую». А там, глядишь, мы для тебя у директора должностёнку выхлопочем, будешь зав. отделом. А, может, и «ветку» возьмёшь в одной из научных разработок, будешь в загранкомандировки мотаться!» Какой там! Только попытайся дома в выходные обложиться литературой, да позаниматься – начинается женский «нудёж»: «Вот чего ты в выходные время теряешь? Пошел бы с ребёнком погулял!» Или: «Опять сидишь, а время идёт! Лоджию когда обещал застеклить? До сих пор пальцем не пошевелил!» Какая тут, к дьяволу, «кандидатская»! А теперь уж и не предлагает никто, и желания никакого нет ни к учёбе, ни к работе этой треклятой»…
Захар ещё немного отхлебнул из кружки и как-то быстро, даже немного нервно, доел все орешки из упаковки. Ему не становилось легче ни физически, ни морально. Он бегло обвёл взглядом помещение, в котором сидел, будто бы ища какой-то поддержки и, не найдя её, вновь отвернулся к окну и погрузился в мир так беспокоящих его мыслей.
«А возьми личную жизнь? Когда женился – мне было уже 26! Помню, мать после похорон отца стала совсем суетной, постоянно на ухо гудела: «Остепенись, чего ты их всё меняешь одну за другой? «Поперёк» ищешь? Не найдёшь! Выбери нормальную женщину, да женись! Мне уж помирать скоро, а внуками и не пахнет. Мужик ты, или не мужик? Вон, Лизка, смотри как ухаживает за тобой: и постирает придёт, и борщ сварит, ну чем не жена? Чего тебе ещё надо?» Да ничего мне и не надо было! Ну, не чувствовал я потребности жениться! Нет ведь, дурак, послушал мать, предложил Лизавете подать заявление! Сразу после свадьбы ещё хоть какое-то чувство было, вроде. Любовью не назовёшь, так, ближе к жалости: она- то искренна, вот и неудобно обижать… На море пару раз вместе съездили… А с годами всё хуже и хуже… Дашкой когда забеременела, я ведь чувствовал, что никакой семьи у нас уже не будет, предлагал ей аборт сделать. Она – ни в какую: «Как хочешь, а я рожать буду!» Ребёнка она и вправду хотела. Да ещё, наверное, чувствовала своей женской «чуйкой», что отдаляюсь я от неё, удержать ребёнком хотела… Ну, на какое-то время получилось… А что сейчас? Домой меня не тянет, даже общих тем с Лизой не стало, вроде и поговорить не о чем. Пока не видимся – ещё ровно всё. А как вместе больше двух часов – обязательно «погавкаемся»! Про «супружеское ложе» вообще молчу! Иногда рядом ложимся, она начинает гладить, а у меня – чуть не до отвращения доходит! Ну, разве это нормально? Поэтому и любовницы появляются одна за другой: я ведь будто «замену» ищу, а она «фальшивая», замена эта!  Тянет сменить на «настоящее», меняешь – а «настоящего» опять нет… Дашку люблю, хочется с ней побольше времени проводить, да не получается всё: то я на работе, или «в загуле», то она в школе, или с подружками. Да и мала ещё, под мамину «дудку» часто поёт, не пооткровенничаешь с ней… Вот и существуем каждый в своём
«мирке»: в одной квартире, вроде, а общаемся – как будто на разных планетах живем… А вокруг все поют: «Ребята, вы такая дружная семья!» Тьфу! Противно. Сил моих нет больше так, Господи!»
 
Захару стало вдруг жалко себя почти до слёз. Слёзы даже навернулись ему на глаза. Он  смутился,  огляделся: не заметил ли кто его «слабости»? И чтобы скрыть за кружкой проявляющиеся на лице «немужские» чувства, быстрыми глотками допил пиво. После чего встал и уверенно пошёл к стойке за «добавкой». Возвращаясь за свой столик, Захар заметил, что пиво в кружке его соседа остаётся практически нетронутым, хотя прошло уже достаточно большое количество времени. Для подобных заведений было огромной редкостью, чтобы кто-то смаковал купленные напитки, наслаждаясь их вкусом. Усаживаясь на стул, Захар удивлённо посмотрел на лицо сидящего напротив мужчины. Он отметил, что и лицо у мужчины как-то не подходит для такого заведения, как «Закусочная»: слишком оно благородно, что ли. И как будто Захар его где-то уже встречал…

«...Вот никогда я себя не считал замкнутым человеком. Вроде, общительный, доброжелательный. Ну, бывает, вспыхиваю иногда, даже кулаком по столу могу… но это, вроде как, мужику так «положено»… А ведь друзей-то и нет у меня. Все, с кем общаюсь – так, коллеги, да знакомые: на шашлыки съездить, ну ещё в Новый Год и в День Рождения позвонить, поболтать… А вот когда на душе погано – и поделиться-то не с кем… Витёк, с которым у нас на работе столы рядом стояли; жили, что называется, локоть к локтю… клялся в верной дружбе, говорил, что для друзей не бывает времени и пространства: «звони», мол,«хоть самой тёмной ночью!» А как должность получил в соседнем отделе – так куда та дружба девалась? Не то что
«ночью звони», а здоровается-то так, будто стесняется, что со мной знаком. С Мишкой, правда, пооткровенничаем иногда друг другу «в жилетку»… так это тоже, скорее не дружба, а так, «пьяные мужские сопли»… Да что далеко ходить, с братьями и сёстрами который год никак собраться не можем, чтоб пообщаться, чего уж про друзей говорить! Вот и получается: жил ты Захарушка, жил, как тебя родители, да школы всякие научили: никому, вроде, зла не делал, законы не нарушал, старался не «выпячиваться»,«как все» жить… А теперь вот спрашивается: зачем? Ради чего? Чего достиг-то ты? Чему сам, да дети-внуки твои в этой жизни порадоваться смогут? Ни человека любимого рядом, ни друзей, ни занятия по душе… и смысл так жить,«по привычке»? Не по сердцу это всё, ведь чувствую, будто не своей жизнью живу! А чем так жить – лучше вон в петлю башкой, или спиться к чёртовой матери, лишь бы не продлять каждый день жизнь эту чужеродную… Господи, ты ведь там, говорят, всех нас любишь. Почему ж именно на меня любви-то твоей не хватило? За какие грехи ты мне это всё подарил?!»
Захар отпил из кружки и глубоко вздохнул. Честно говоря, ему хотелось громко завыть.
«Что, Захар, маешься? Плохо тебе?»
Захар даже вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что, несмотря на его молчаливую сосредоточенность, кто-то прокрался в мир его грёз и подслушал самые сокровенные мысли! Звук собственного имени, произнесённый чьим-то негромким, даже мягким голосом, мгновенно вернул его «на Землю». Произошло это так стремительно, что Захар даже немного растерялся: «Да сейчас уже, вроде, по- легче немного…»
Он действительно немного захмелел, и только сейчас понял, что сидевший напротив мужчина с нетронутой кружкой пива давно уже внимательно его рассматривает.
«А ты откуда меня знаешь?» – Захар постепенно стал осознавать всё происходящее.
«Да ты, вроде, тут не впервой, тебя многие знают», – мужчина улыбнулся.
«А-а, ну да», – согласился Захар, – «а тебя я здесь раньше не видел, хотя лицо твоё мне знакомо. Ты у нас в НИИ работаешь? Тебя как зовут-то?»
 
«Да я неподалёку от тебя работаю, вижу тебя постоянно. А звать меня…» – незнакомец на секунду задумался, – «зови меня Мефодий, так вернее всего будет».
«Каак?!» – Захар почти поперхнулся от смеха, – «ты что, серьёзно? Мефодий?» Он не мог сдержать улыбку: «Неужели кого-то ещё так называют? Слушай, а как же тебя в детстве родители звали? «Фодик», что ли?» – Захар развеселился, – « можно, я тебя буду звать «Фодя»?»
«Зови, если тебе так удобно», – собеседник, улыбаясь, снисходительно смотрел на Захара, как любящий отец на расшалившееся дитя. Захар допил из своей кружки, и его речь постепенно приобретала пьяную развязность. Кружка его нового знакомца так и оставалась нетронутой.
«Слушай,Фодя, а почему это ты у нас ничего не пьёшь? Пиво, небось, уже совсем остыло?» – Захар хохотнул, – «а может, водочки давай возьмём по пятнадцать капель «за знакомство»? Я угощаю!»
Собеседник   сделал   останавливающий   жест   рукой:
«Спасибо, Захар, мне ничего этого не нужно. Я и пиво-то взял так, для виду, чтоб не очень здесь выделяться».
«Простите, так какого ж… рожна Вы сюда припёрлись, господин Мефодий? Трезвенник в пивной – что во рту зуб гнилой: вроде свой, а мешает. О, рифма пошла!» – до- вольный своим экспромтом, Захар поднял вверх указательный палец. Мужчина же, напротив, стал абсолютно серьёзен.
«А пришёл я сюда, Захар, потому что с некоторых пор ты пошёл по ложному пути. И заходишь на этом пути довольно далеко. И теперь душа твоя страдает и просит по- мощи. Я знаю это, как никто другой. Пока что у тебя есть все шансы изменить свою жизнь, свою судьбу. Если сейчас ты услышишь меня и прислушаешься к моим словам – я подскажу тебе, как начать это делать. Дальше ты пойдёшь самостоятельно по предназначенному тебе пути, и у тебя всё получится так, как ты захочешь. Задумайся, Захар! Прислушайся к тому, к чему взывает твоя душа. И как только будешь готов к переменам – дай мне знать».
 
Мефодий произнёс эти слова мягким, но уверенным голосом, глядя в глаза Захару. Вид его при этом был абсолютно спокойным. Это не было похоже ни на бред сумасшедшего, ни на воровскую вкрадчивость афериста. Напротив, от этого человека исходила какая-то непонятная Захару тёплая энергия, располагающая собеседника с первых слов и заставляющая верить в истинность всего им сказанного. Однако, подвыпивший Захар не нашёл в голове слов, способных выразить подобные ощущения, и потому отреагировал самым привычным способом: так, как он всегда отвечал на чьи-либо попытки «внедриться» в его личное пространство.
«Да пошёл ты знаешь куда?! Психолог хренов! Кто ты такой, чтоб мне указывать, как жить?! У меня таких «советчиков» знаешь, сколько было!» – Захар перешёл на крик и матерную ругань, привлекая всё большее внимание окружающих, и пытаясь показать при этом, насколько он к этому вниманию равнодушен. Мефодий выслушал всё это с абсолютной невозмутимостью, будто ничего другого он и не ожидал, затем прежним мягким голосом добавил:
«Кстати, завязывай с алкоголем, Захар, иначе тебе не избежать многих серьёзных неприятностей».
После этого он неспешно поднялся и, не обращая внимания на распалившегося ещё больше Захара, вышел из пивной.


из ГЛАВЫ 3

После  ухода  Мефодия,  Захар  понял,  что  протрезвел.
«Вот козёл, только кайф испортил», – ворчал он про себя, хотя слова, сказанные неожиданным собеседником, крепко засели у него в голове. «Интересно, что он ещё про меня знает? И вообще, кто он такой? Ведь откуда-то мне его рожа знакома! Надо будет завтра на работе о нём поспрашивать, наверняка немного в институте народу работает с таким дурацким именем…  и что он там плёл про «изменить жизнь? Судьбу?» Может, и вправду психолог какой? Вон их сколько сейчас развелось! Тогда почему он именно ко мне привязался? Откуда ему знать, что я именно сюда зайду? И ведь ждал сидел терпеливо… «Подскажу, как это сделать… а дальше сам пойдёшь…и всё получится так, как ты захочешь…» Бред какой-то! И ведь как уверенно говорит, будто он всю жизнь только и занимается изменением чужих судеб! Чёрт, что ж он меня завёл-то так? Успокоиться не могу!»
Захар огляделся вокруг. Пропитавшееся густым табачным дымом помещение пивной было уже до отказа заполнено недвусмысленного внешнего вида посетителями. Небритые, испещрённые морщинами лица с отёкшими глазками и, в большинстве своём, беззубыми ртами; измятые, грязные одежды и обувь; столь же грязная брань; неестественно громкий гогот, прерываемый надсадным кашлем, и постоянно клубящийся сизый дым вместо воздуха – всё это вдруг вызвало у Захара ассоциацию с адом на Земле, в который он добровольно спустился ещё при жизни, и копошащимися вокруг чертями. Ему впервые за несколько лет посещений этого заведения, стало противно в нём находиться. «…Завязывай с алкоголем… иначе не избежать неприятностей…» Как будто отвечая невидимому Мефодию на его слова, Захар, оправдывая себя, негромко произнёс вслух: «Ага, вон их сколько вокруг: пьют, как будто всю жизнь терпели – и вот дорвались! Только не скажешь что-то по их ржущим рожам, что они все очень озабочены неприятностями! Бред это всё! Видно уж, кому что по жизни назначено, то и случится. И никто это изменить не в силах. Сколько отпущено – столько и протянем…» С этими словами Захар протянул руку к оставленной Мефодием на столике кружке с пивом, и почти залпом осушил её до дна. Потом он с трудом поднялся, и, покачиваясь, с тяжёлым чувством вышел из «Закусочной».
…Замок квартирной двери упрямо не хотел открываться. Когда же, после нескольких попыток, Захару удалось  щёлкнуть  ключом  в  замочной  скважине – дверь
внезапно резко распахнулась, будто её толкал изнутри кто-то огромный. Сквозняк был такой силы, что дверь под мощным напором вырвалась из рук Захара и с неприятным хрустом ударилась о косяк, слегка надломив его у петель. Почти в этот же момент в спальне раздался вначале громкий удар, а затем послышался грохот разбитого стекла и шум падающих на пол твёрдых предметов. Первая мысль, пришедшая в голову окончательно трезвеющего Захара, была о том, что «предсказания начинают сбываться и у него начались неприятности». Выругавшись, он громко, но почти не надеясь на ответ, спросил:
«Вы спите, что ли?»
На шум никто не вышел, и Захару стало ясно, что жены и дочери дома нет. Пройдя в спальню, он увидел, что одна из оконных рам распахнута настежь, а стекло форточки разбито, и теперь ему придётся долго выбирать мелкие осколки из ворсин лежащего на полу ковра. Поднимая упавшие с тумбочки на пол сувенирные статуэтки, Захар заметил, что, вдобавок ко всему, одна из тяжёлых фигурок упала на лежавшее рядом зеркальце, используемое им при утреннем бритье, расколов его надвое. Закрыв окно, Захар обессиленно плюхнулся на край двуспальной кровати, которую они с Лизой приобрели три года назад на годовщину свадьбы. Откуда-то изнутри по всему телу распространялась неприятная мелкая дрожь, то ли от холода вы- стуженной комнаты, то ли от интоксикации после бурно проведённых выходных. Немного посидев, он встал, чтобы пойти в кухню и заварить себе крепкий чай. Проходя мимо тумбочки жены, он вдруг заметил лежащий на ней исписанный листок бумаги, вырванный из его ежедневника. Листок был придавлен сверху авторучкой. Захар взял в руки письмо и снова плюхнулся на кровать, теперь уже с противоположного края. Это было письмо жены ему, Захару. Почерк был неровный и местами прерывался. Было заметно, что Лиза сильно волновалась, когда писала это послание. Холодок не очень приятного предчувствия застрял у Захара где-то в груди. Он углубился в чтение.
 
«Захар, знаешь, мы с Дашей решили уйти от тебя. Мне надоели твои бесконечные выходки и пьянство. Ты по несколько дней не бываешь дома. Мы уже давно живём с тобой, как чужие люди. От этой жизни нет никакой радости никому. Ни нам, ни нашей дочери. Я тебя всегда любила, Захар, и сейчас ещё люблю. Но моему терпению пришёл конец. Я очень устала. Я так больше не могу. Хожу постоянно хмурая, уставшая, и то и дело плачу. Скажи, разве это нормальная семейная жизнь? Сохранять её только ради статуса «замужней женщины» для окружающих я не вижу смысла. Думала, получится сказать всё это тебе лично, но чувствую, что разревусь и не смогу. Поэтому пишу. Хотя и сейчас реву. И ещё, Захар. Я знаю, что у тебя есть женщина, кроме меня. Возможно, даже не одна. Я это чувствую. И это тоже невыносимо. Эти бесконечные звонки с молчащей трубкой, когда я её поднимаю. Эти постоянные звуки «смс», когда ты запираешься в туалете с телефоном. А однажды мне даже звонила с работы одна из твоих «доброжелательниц», приглашала приехать и посмотреть, как мило ты проводишь время на одном из ваших многочисленных «корпоративов». Я уже давно не чувствую себя женщиной рядом с тобой, Захар. Видимо, тебя устраивает такая жизнь. Прости, но меня – нет. Мы обсудили моё решение с дочерью. Она меня поддержала. Ты можешь с ней общаться, если она захочет тебя видеть. Звони ей сам. Я подаю документы на развод. Мы пока поживём у моей мамы. Надеюсь, когда мы вернёмся, у тебя хватит мужества переехать к своей. Я не хотела бы видеть тебя до суда. Прощай. Лиза.»...


из ГЛАВЫ 4

...Была у Захара одна страсть, через которую душа его, помимо написания стихотворений, находила «отдушину» и проявлялась в ощутимом пространстве. Захар обожал… мастерить игрушки! Ещё в своём пионерском детстве, он вырезал перочинным ножичком всяческие сердечки, куколок, змеек из толстой сосновой коры. Затем тщательно покрывал их разноцветным лаком для ногтей, делал отверстия, и, продев нитку с наборным бисером, дарил ровесницам симпатичные кулончики, получая удовольствие от проявлений их нескрываемой радости. Друзьям-мальчишкам он, по их просьбам, старательно выпиливал-выстругивал из обычных досок разного рода игрушечное оружие: мечи, кинжалы, пистолеты. Шлифуя их до блеска, выжигая на рукоятках неповторяющиеся узоры и надписи, покрывая раздобытым где-то столярным лаком, он делал каждую игрушку уникальной. Не затрачивая особых на то усилий, Захар достиг небывалого мастерства в производстве всевозможных перстеньков из крохотных цветных проводов; поразительной красоты спичечных избушек и даже замков; праздничных игрушек и ёлочных украшений из раскрашенных в различные цвета медицинских «капельниц». Будучи уже взрослым мужчиной, мужем и отцом, он с увлечением освоил производство тряпичных кукол с вышивкой на одеждах. У маленькой Даши не было недостатка в игрушках, и почти все они были изготовлены папой. А самая любимая ею игрушка: большой забавный добродушный пёс, с повёрнутой немного набок игривой мордой, которого Захар сшил из куска плюша, набив его ватином, – до сих пор «возлежала» на Дашиной кровати.
Однако, так же, как и способности к стихосложению, Захар тщательно скрывал свой «игрушечный» дар от окружающих, настрого наказав всем своим близким делать то же самое. Будучи воспитанным в «среднестатистической» советской семье, он имел для себя чёткие установки, что должен делать «настоящий мужик», а чего не должен. Своё увлечение игрушками он считал занятием, явно недостойным звания «мужика», и крайне стеснялся, если не сказать, «боялся» говорить об этом, а тем более проявлять свой талант для кого-либо, кроме домашних…


из ГЛАВЫ 5

...Захар с Виктором сели перекусить вдвоём за столиком в небольшой институтской столовой.
« Ты какой-то озабоченный в последнее время ходишь. Случилось чего?» – первым начал разговор Виктор.
«Да нет, так, не выспался», – соврал Захар, не поднимая глаз на собеседника и делая вид, что очень сосредоточен на всасывании висящего у него на губе длинного листка морской капусты из салата. Немного пожевав и подумав, он всё-таки решился спросить то, что его волновало.
«Слушай, Вить, а у тебя в отделе не работает, случайно, никто из мужиков по имени Мефодий?»
Виктор, вначале без тени улыбки на лице, поднял глаза кверху и, загибая пальцы на руке, будто вспоминая, стал перечислять:
«Таак, Аристарх есть… два Евлампия есть… Христофор… а вот Мефодия ни одного, блин!» – тут он уже открыто расхохотался.
«Захар, у тебя что, ремонт дома? Ты клея нанюхался? Какой Мефодий, ты о чём?!»
Захар на этот раз не разделил иронии друга.
«Ну чего ты ржёшь? Ты ж там на планёрки всякие ходишь в администрацию, ну и так… может, слышал где? Надо человека одного найти…»
 
Видя нехарактерную для него абсолютную серьёзность давнего товарища, Виктор, пережёвывая «фирменную» столовскую гороховую кашу, посмотрел в глаза Захару, и, нарочито громко вздохнув, ответил:
«Нет, ты вправду очень странный стал, Захар! Мы с тобой в институт вместе работать пришли. Ты, как и я, каждую собаку тут в лицо знаешь. Много ты у нас за эти годы «Мефодиев» встречал?»
Захар уже пожалел, что затеял этот разговор. Он постарался поскорее «замять» его.
«Ладно, всё, проехали!»...

из ГЛАВЫ 6

...До встречи с Дашей оставалось ещё минут сорок, и Захар решил пройтись пешком. В голове его то и дело всплывал образ загадочно возникшего и внезапно исчезнувшего Мефодия, так уверенно «наступившего» ему на «болевые точки». Больше всего Захару хотелось поделиться, а может, и поспорить обо всём происходящем сейчас, именно с ним...

...Захар уже даже не мог ответить самому себе, на что именно он так злится. Казалось, весь мир раздражает его, и он сам в этом мире противен самому же себе. В голове гремело: «Я бесхарактерная тряпка: любая безграмотная торговка, или гастарбайтер могут мне нахамить и вытереть об меня ноги! Я слабак: так и не смог сказать жене, что хочу уйти от неё, а она – смогла! Я неудачник: не состоялся как учёный, не смог начать свой бизнес, лишнего гроша за душой не имею! Я плохой отец: дочь не ценит меня и не стремится ко мне! Я всю жизнь всего боюсь и поэтому вынужден постоянно всем врать!» – тут Захар, увидев чуть впереди на тропинке валявшуюся коробку из-под обуви, что было сил, остервенело пнул её ногой.
…Он даже не понял сразу, откуда произошла эта жгучая боль, вернувшая его моментально из мира раздражённых мыслей на Землю, в этот скверик напротив его работы, которым он ходит почти ежедневно, вот уже без малого пятнадцать лет. И только переводя дыхание с выпученными глазами, слыша сдавленный хохот разбегающихся из-за соседних кустов мальчишек, Захар понял, что он только что попался на такую банальную, применяемую им самим когда-то в детстве, злую шутку под названием «кирпич в пустой коробке». Тем не менее, физическая боль действен- но отвлекла его от тёмных мыслей. Отдышавшись, Захар поднял голову к небу, пробормотал растерянно: «Поделом, наверное, Господи?» – и нервно рассмеялся…


из ГЛАВЫ 7

...Даша сидела с абсолютно серьёзным видом, показывая, что она не расположена к сентиментальностям и периодически отвечала на сообщения в телефоне. Принесли заказ. Дарья оглядела его и никак не отреагировала на еду.
«Пап, о чём ты хотел со мной поговорить? Хочешь спросить про маму?»
Захар немного замешкался. Он понял вдруг, что на самом деле не готовил специально вопросы для дочери. Ему, скорее, хотелось просто повидаться с нею. В сложившейся ситуации, Даша стала для Захара спасительной ниточкой, за которую он бессознательно хватался, чтобы не столь остро ощущать внезапно наступившее одиночество.
«Ну да, доча, и про маму тоже…»
«У неё всё в порядке. Она работает. Вечерком можешь ей позвонить, если захочешь. Как у тебя?»
Даша говорила с отцом достаточно сухо, и вопросы задавала без особого участия. Было заметно, что в конфликте между родителями она всё же разделяет сторону матери.
«Да так… тоже, вроде, нормально…», – Захар передёрнул плечами.
Конечно, ему хотелось рассказать Даше обо всех своих переживаниях. Хотелось, чтоб она погладила его, жалея, как бывало в Дашином детстве, когда он заболевал. И чтоб потом они хохотали вместе, как раньше, прижавшись друг к другу лбами, и наклоняя головы синхронно в разные стороны. Но «мужик» ведь не должен жаловаться, тем более ребёнку! Да и Лиза, естественно, всё узнает, чего ему очень не хотелось бы. Поэтому Захар попытался перевести разговор в иное русло: «Дашунь, ну а у тебя как дела, доча? Что там в школе? Чем у бабушки занимаешься? Как на танцах?»
Даша отложила в сторонку телефон, какое-то время помолчала, немного сжавшись, а потом, подняв голову и пристально глядя прямо в глаза Захару, решительно спросила:
«Папа, скажи пожалуйста, а тебе действительно интересно то, что ты спрашиваешь? Или это так, «для поддержания разговора»?» – Даша немного понизила голос, – «Ты ведь раньше почти не интересовался тем, как я учусь, как я решаю свои проблемы с учителями! Ты за все эти годы на родительских собраниях был раза два, и то в начальных классах! Пап, ты ведь не знаешь, с кем я дружу, и о чём я переживаю. Только мама звонит мне с работы, чтобы спросить, как я добралась из школы. Тут Даша кивнула на стол и продолжила: «Ты до сих пор не знаешь, что я терпеть не могу «пепси-колу» и пиццу с ветчиной! Пап, ты хоть помнишь, сколько мне лет и когда у меня День Рождения? Или тебе мама напоминает?»
Даша внезапно остановилась, крылья носа у неё задрожали. Захар знал: это с детства было основным признаком Дашиной обиды, и она вот-вот заплачет. Ему всегда становилось очень жалко её в такие моменты. Он взял её руку, подложив одну ладонь снизу, а второй поглаживая сверху:
«Ну-ну, доча, ты успокойся… успокойся… хочешь, мороженое возьму тебе, а?»
Слёзы хлынули из глаз Даши. Захар совершенно растерялся. Никто в жизни не учил его тому, как надо вести себя «мужику», когда девушка плачет. Тем более, если эта девушка – твоя родная дочь.
Даша, несмотря на слёзы, старалась говорить твёрдым голосом: «Папа, да какое, нафиг, мороженое?! От тебя мама ушла! Ты хоть это понимаешь? У тебя семья рушится, а ты тут… конфетки… Ты хоть как-то попытался её удержать, или тебе уже всё равно?!»
 
Захар молчал. Он чувствовал себя так, будто учительница в школе отчитала его за невыученный урок. Единственное, что он сумел вымолвить после некоторой паузы, было: «Даа, дочь… а ты ведь совсем взрослая у меня стала!»
Даша вытащила свою руку из ладоней Захара. Она встала, взяла со стола телефон, и, изредка всхлипывая, тихо произнесла: «Да, папа, я стала совсем взрослая. Только, к моему сожалению, произошло это без твоего участия».
Прикрывая одной рукой нос и рот, Даша выбежала из кафе на улицу…


из ГЛАВЫ 8

...Сильно покачиваясь из стороны в сторону, Захар медленно побрёл по малолюдной улице, повинуясь прописанному в глубине мозга врождённому инстинкту «возвращаться домой». Нащупав в кармане телефон, он достал его и попытался разо- браться в «прыгающих» записях о пропущенных звонках. Записей было много. Дважды звонил Михаил. «Поправив здоровье» вечером после работы, он делал попытки «под- держать» павшего духом товарища в тяжёлой жизненной ситуации. Пять, или шесть звонков было от мамы, не находящей себе места от беспрецедентного отсутствия сына в её жизни в течение длительного времени. Сын на телефонные звонки не отвечал. Телефон невестки был недоступен. Уже поздним вечером она узнала от внучки, что «мама с папой разъехались и вместе жить не будут». Эта весть совсем лишила её сна, и она, несмотря на физические трудности, связанные с болезнью суставов, решила следующим же утром добраться до квартиры Захара… Один звонок был от Даши. Немного успокоившись после разговора с отцом, она поразмыслила и решила, что была несколько жёсткой с ним. Набрав его телефон, она хотела извиниться за сказанное. Ничего этого Захар, увы, не знал…
Пути, которыми мысли и желания приходят в голову людям в состоянии опьянения, удивительно непредсказуемы, а потому необъяснимы никакими науками. Просматривая пропущенные звонки, Захар вдруг твёрдо решил позвонить Лизе, поехать к ней немедленно, невзирая на время, и поговорить обо всём, что накопилось в его душе за последние годы. Отыскивая номер телефона жены в электронной записной книге, Захар, покачиваясь, и не глядя перед собой, сделал несколько шагов на проезжую часть, слабо проявляющуюся в мигающем жёлтом свете светофора. Где-то неподалёку, за изгибом соседней улицы, он услышал взвывающий рёв мощных машин ночных «байкеров», хозяйничающих в это время на городских трассах. Затуманенный мозг Захара никак не отреагировал на этот звук. Буквально через несколько секунд резкий удар хромированной дугой вылетевшего из-за поворота мотоцикла швырнул Захара на обочину…

продолжение следует