Налёт

Налёт.

В период летних каникул работал я в пневматическом тире, расположенном в одном из парков города. Работал там с четырнадцати лет и вплоть до окончания школы.
В один из летних выходных дней, когда в парке и в тире должно быть много отдыхающих горожан, надвигалась гроза. Парк был почти пуст. Ветер гнул макушки старых парковых лип, гром гремел где-то далеко гулкими раскатами, но дождя не было. Заскучал я в пустом тире. Стрелять самому надоело. В этом упражнении достиг таких высот, что и не знал, какое бы такое новое положение для стрельбы придумать, которое было бы неведомо. Мой приятель Пашка тоже не приходил, наверное, дождя испугался. Я сидел на рабочем месте, строя из монет пирамиды.
Вдруг пыльный асфальт начал сереть. Дождь пошёл. Сначала не сильный, но в одну минуту перешедший в сплошной ливень. Молнии в наступившем грозовом сумраке сверкали со всех сторон яркими фиолетовыми зигзагами, готовые попасть в одну из громадных лип, росших у входа в тир. Гром грохотал над самой крышей тира так, что мишени падали, будто от выстрелов винтовочных.
По парковой липовой аллее в направлении тира торопливой походкой спешили трое мужчин. Между двух крепких, высоких парней шёл пожилой, худощавый, не высокого роста мужчина. На нём были светлые брюки со стрелками, начищенные ботинки и бежевая летняя куртка, похожая на пиджак, под которой белая рубашка в крупную серую клетку. Один из парней, одетый в футболку и джинсы, держал над  пожилым мужчиной раскрытый зонтик. Другой – голый по пояс, в спортивных штанах, красиво выделялся буграми блестящих от воды мышц.
«Очень хорошо, - подумал я, - эти рубля полтора у меня оставят». Я засмотрелся на них, особенно на мужчину и парня, держащего над ним зонтик. Подумалось: «Как в американских фильмах!» Почему такая мысль пришла в голову? В те времена мы фильмов американских не видали.
Метров двадцать оставалось им дойти до входа в тир. Полуголый парень отделился от компании и бегом побежал в тир. Влетев в помещение тира, он, как мощный кентавр, не останавливаясь, бросился к двери, ведущей за прилавок. Дождевая вода с него ручьями стекала на пол. Я заступил ему дорогу:
- Сюда нельзя!
Тут же получил мощный удар кулаком в лицо, в самые губы. Отшатнулся шага на три, сохраняя равновесие.
- Э, да ты не упал после моего удара!
Сразу же получил второй удар в ухо и челюсть одновременно. Согнулся, отшатнулся на несколько шагов, но не упал. Очки поймал на полу крутящиеся.
- Ты опять устоял!
Похоже, это злило парня. Он был немного пьян, иначе бил бы лучше.
- Смотрите, - обратился он к вошедшим приятелям, - два моих удара выдержал.
Я ещё не успел придти в себя, в голове гудело, в глазах зайчики, но, к счастью, заметил, что парень бьёт ногой в грудь. Вот сейчас будет удар, от которого я вряд ли оправлюсь. Каким-то чудом успел отскочить назад, и отбил ногу руками. Парень взбесился, бросился на меня с кулаками и всего бы излупил, но пожилой мужчина сделал знак рукой и мучитель мой сразу успокоился.
- Не надо. Довольно с него будет, - тихо сказал он.
Полуголый парень взял из кассы жестяную банку из-под минтаевой икры, теперь с пулями, подав её своим товарищам. Сам тоже стал стрелять.
- Мы немножко постреляем, - ласково, по-отечески сказал главный.
Стреляли они плохо. Мишени не срабатывали от их выстрелов – не попадали. Для меня это хорошо, ибо не надо идти к щиту заряжать их. Страшно туда индии при таких стрелках. Запросто в спину пальнут.
Только об этом успел подумать, как тот парень, который зонтик держал над головой своего патрона, резко повернулся и выстрелил мне в грудь. Пуля попала в планку рубашки, к которой пуговицы пришиваются. Там несколько слоёв ткани. Пуля пробила их, пробила кожу, большого вреда не причинив.
- Он даже и не почувствовал ничего! – Удивлённо крикнул стрелявший.
- Ну-ка, дай я попробую, - с азартом выпалил второй.
Я испугался, закричав:
- Что же вы делаете?! Не надо!
Пуля ударила в плечо. Находясь в шоковом состоянии, я не ощущал боли, но видел кровяное пятно, расплывающееся на рубашке, и чувствовал струйку крови, катившуюся вниз. Парни продолжали меня расстреливать. Спрятаться в тире некуда. Я рукою закрывал лицо. Парни целились именно в грудь. По направлению дул винтовок я понимал это, поскольку сам метко умел стрелять. Хорошо то, что мы посетителям выдавали винтовки слабенькие, то есть давление воздуха в них нагнеталось меньше положенного. Винтовки, с которыми мы на охоту по крысам в мусорный овраг ходили, спрятаны в кладовке. Выстрел из тех винтовок раза в три мощнее, особенно при применении специальной формы пули.
Я с мольбою о помощи смотрел на старика, но никаких слов не произносил. Мне казалось, что старик должен меня защитить. Ведь он уже пожилой человек, должно же ему быть присуще чувство жалости к беззащитному человеку, тем более подростку. Но он спокойно стрелял по мишеням. Перезаряжал винтовку и стрелял, будто вокруг ничего особенного не происходило. Искоса, раза два, посмотрел на меня и ухмыльнулся. Я понял, что помощи от него не дождусь. А парни развлекались. Я стоял под градом пуль. Не бегал, не кричал, потому что считал это ниже своего достоинства. Не хотел доставить такого удовольствия парням, которые, вероятно, ждали этого, что распалило бы их азарт ещё сильнее. Следил лишь внимательно, чтобы в глаза не попали.
Казалось мне, будто стреляли в меня целую вечность, будто живого места на теле не осталось, будто сейчас я упаду в лужу собственной крови. У страха глаза велики. Потом насчитал всего девять пулевых ранений на груди и два на руке, которой лицо загораживал.
Настрелявшись, парни стали меня бить. Били в основном по телу, реже по лицу. Я видел гуляющих людей в парке. Они подходили на некоторое расстояние к тиру, видели сквозь стёкла происходящее истязание и уходили. Никто не догадался хотя бы пойти в сторожку, которая находилась в тридцати метрах от тира, где был телефон, и вызвать милицию. У меня в тире тоже есть телефон, но воспользоваться им я не могу.
Потом парни потащили меня за щит, на котором крепятся мишени. Я уже почти ничего не соображал, боли не чувствовал, и мне было всё равно, что они дальше со мной станут делать. Там они увидали дверь, ведущую в кладовку. В кладовке хранились винтовки, пули, выручка и много других ценных вещей. Дверь заперта.
- Давай ключ, - потребовали парни.
- Нету ключа. У отца он, - хриплым голосом, едва ворочая разбитыми губами, ответил им.
Ключ я решил не давать ни при каких условиях.
- У какого отца? – орал над ухом один из парней.
- Отец мой здесь оформлен, а я летом работаю, пока на каникулах. Он мне не даёт ключ от кладовки.
- Давай его кончать.
Жутко прозвучали эти полушёпотом произнесённые слова во внезапно воцарившейся тишине в тире, даже эхом прокатились по помещению, отражаясь от стены к стене. Полумрак за щитом усиливал впечатление от произнесённого выражения, вернувшего меня в реальность. Я прекрасно понял значение этих слов. Они мне придали сил, уверенности и вернули рассудок. Я хотел вырваться и выбежать на улицу. Но послышался тихий голос старика:
- Вы чего там?
- Идёи, - ответили парни.
Напоследок они меня ещё раз исколотили и ушли.
В парке вовсю сияло Солнце, радостно освещая умытую ливнем природу. Я, весь разбитый, едва в сознании, добрёл до дверей тира и запер их. Выключил свет, чтобы не привлекать им внимание потенциальных посетителей. Немного посидел на своём рабочем месте, приходя в себя. Голова трещала. Губы распухли. Глаза начали заплывать от сизой опухоли разрастающейся вокруг них. Всё болело: рёбра, живот, спина. Хотелось умыться, но воды не было.
«Надо позвонить Пашке. Хорошо бы он дома был». У Павла в квартире стоял телефон, что в то время большая редкость.
Пашка оказался дома. Он принёс трёхлитровое ведро воды, йод, перекись водорода, вату. Мы с ним стали выковыривать отвёрткой пули из моей груди. Собственно, из девяти пуль только две остались под кожей, остальные отскочили от костей. Худой я тогда был, кожа да кости. Рёбра легко взглядом перечитать! Пули от них и отскакивали, оставляя след на пробитой коже. Одна пуля, правда, глубоко засела в мышце плеча. Не могли мы её извлечь. Собирался к врачу сходить, но рана затянулась, и ничто не беспокоило. Несколько лет под кожей пупырышек прощупывался, но и он постепенно пропал.
Дня два я отлёживался у бабушки. Она почти слепая, видела лишь свет и силуэты людей, но полностью сама за собой ухаживала, пекла вкуснейшие пироги, лучше которых никто не мог печь. Я почти всё лето жил у неё. Её дом к парку ближе, чем мой, он стоит сразу за оградой парка.
Когда лицо моё стало немного похоже на человеческое, лишь фингалы под глазами ярко и выразительно сияли, увеличиваясь в линзах очков, пошёл к отцу, рассказывать о произошедшем событии. Он ругался по поводу того, что сразу не заявил о случившемся, не зарегистрировал побои в травмопункте, не занялся поиском налётчиков. А мне до этого дела не было никакого.

01.04.2017.

Уважаемый читатель, оставьте рецензию, если вам не трудно. Критикуйте стиль и прочее. Критика полезна будет мне для дальнейшей работы.