Провинциальная история

Он хотел быть шпионом. Он понимал, что родился не в то время. Может быть, в то время, но не в том месте. Поэтому он не живет, существует. А настоящая жизнь у него впереди. И он хотел быть шпионом. Потому что шпионы, они могут все, они  такие ловкие и такие смелые. И их любят женщины. В этом месте он всегда улыбался.  И главное, шпионы таинственные. А кто в детстве не любит тайны. Тайна - это главная движущая сила детства. В том мире, где он жил, еще не было ни суперменов, ни терминаторов, ни ниндзя. Но он  что-то слышал о Бонде. Джеймсе Бонде.
 
 Как-то они сидели на берегу мутного глиняного карьера, просыхали и грелись перед очередным купанием, кто-то играл в карты, кто-то костер разводил, а один из старших собрал вокруг себя малышню и рассказывал содержание  какого-то фильма или книжки. Он давно уже отошел от классического сюжета и дал волю своей фантазии.
- Где ты был, товарищ Иванов? Почему опоздал?
-Я горел, товарищ командир. Шпионы гору подожгли… , -  заливал он.

И слова запали в память. Шпионы гору подожгли. Это ж надо умудриться. Если быть кем-то, то только шпионом. В сером плаще, в темных очках, в серой шляпе и пистолетом во внутреннем кармане плаща. Шпионы так красиво достают эти пистолеты из внутренних карманов плащей. Только шпионом. Вот это жизнь…

Но это в будущем. А пока его называли Калачом, и он пас коров. Нет, он уже вытянулся и был видным юношей. И он совсем не был похож на того карапуза, которого когда-то прозвали Калачом. Но кличка прижилась, и он пас коров. Он уже познал   вкус девичьих губ, считал себя взрослым и общался только с ребятами, которые были старше его на год или два. Но жизнь его было однообразна и уныла, по самую макушку заполненная сенокосами, сеновалами, зерно токами, домашними заботами, ну и еще  немножко ночными похождениями.

Рядом с ним на опушке леса, на травке сидел Сенька и перочинным ножиком вырезал узоры на своей палке. У Сеньки были золотые руки. Впрочем, как и у его отца. И его палка была настоящим произведением искусств.  А еще все знали, что у Сеньки есть лук. Не просто лук, а лук, за который любой Чингачгук не раздумывая отдал бы собственный скальп. Вот какой лук был у Сеньки. Но Сенька мечтал стать моряком. Не просто моряком, капитаном большого корабля. Возможно даже крейсера или флагмана. Он видел себя  на мостике в пятибальный шторм, его сильные руки твердо держали штурвал. Соленые, холодные волны обжигали лицо…
- По местам стоять, с якоря сниматься. Дистанция десять кабельтовых. Приготовиться к торпедной атаке. Три тысячи чертей и якорь в глотку. На абордаж. И все такое…

Корову звали Машка, и  она ничего не знала о планах  своих пастухов. Она жила здесь и сейчас. И у нее тоже был свой план.  На самом деле Машкой звали хозяйку коровы, но так уж повелось у них называть животных именами хозяев. А еще считалось, какая хозяйка, такая и корова. Но и это было не верно. Машка была женщиной рассудительной и безобидной.  А вот корова. Хотя, хозяйка называла ее по - другому. Для хозяйки она была Умница. Но только для хозяйки.

Корова Машка отмахивалась хвостом от неизвестно откуда взявшегося  овода, старалась держаться поближе к лесу и ждала своего часа.  Она захватывала своим шершавым языком пучки травы, срезала их зубами, словно острой бритвой и сразу же заглатывала не прожёвывая. Ее час настал позже, когда солнце зависло в зените.
Коровы существа умные, не зря у них такие большие проникновенные нравственные глаза.  Они разбрелись, а Калач  играл с Сенькой в карты,    иногда подхватываясь, когда стада смешивались, и   коровы начинали бодаться.   Коровы, как известно, чужих не любят. Впрочем, не только коровы.

Именно таким моментом и воспользовалась Машка, пока незадачливые пастухи разгоняли коров-забияк, в каждом стаде есть такие, она незаметно растворилась в лесу.
Хватились ее через полчаса.

- А это тебе на погоны, -  сбросил Сенька две последние карты, присваивая Калачу очередное звание. – Кстати, а где твоя корова, что тут ходила?
- Какая корова? О-о-о. Убью,- звук, который вырвался из горла Калача, был похож на рев дикого вепря Ы-Ы-Ы, описанного в одной старой, хорошей книжке.
Он нашел ее там, где и  рассчитывал найти. По ту сторону леса в посевах кормовой смеси. В тот день Машке досталось. И эпитетов, и палкой. Но по - другому она не могла. Тогда бы она не была Машкой.

С тех минуло много лет. Позарастали травой коровьи стежки - дорожки. Да и коров-то самих почитай не осталось. На пальцах одной руки сосчитать можно. 
Калач не стал шпионом, в той стране, где он вырос, можно было стать только разведчиком. И никак не шпионом. Он успешно окончил школу, затем  институт. Учился он не важно, но везде был на хорошем счету и сделал хорошую управленческую карьеру.

Сенька попал-таки на флот и отслужил там три года.  И даже ходил в море на корыте, которое громко называлось большим противолодочным кораблем, фрегатом по ихнему . В памяти остались капитаны каких-то рангов и команда «Закончить прием пищи, заправить баночки, выходи строиться». Много чего осталось, но в море его больше не тянет. Он открыл небольшую мастерскую и  занимается изготовлением и продажей кованых оград. Говорят,  от клиентов отбоя нет.

А Машка? Машка давно отжила свой короткий коровий век. И даже память о ней  стерлась в головах людей. Хотя нет, помнят ее еще старожилы. Других коров не помнят, а Машку нет – нет, да и помянут «добрым» словом.   А баба Маня,   в быту Машка,  все время ее защищает.

А еще  корова Машка иногда  является во сне Виктору Анатольевичу. Она  смотрит на него большими нравственными глазами и говорит всегда одно и то же:
- Ну что, Калач, и это ты называешь жизнью?

Нет, жизнью своей Виктор Анатольевич вполне доволен, вполне: у него есть все, в разумных пределах. Положение, деньги, другие прелести жизни, в этом месте он всегда улыбается, но в последнее время он все чаще и чаще с ностальгией вспоминает детство, полное лишений, сенокосов, сеновалов, черт побери, сеновалов, детство, лишенное всяких условностей взрослой жизни…. И все чаще и чаще ему в голову приходит одна и та же мысль, что родился он - таки в нужное время и, главное, в нужном месте.