Северный Плутарх. N-циклопедия. В -В

Варашутов Лев Лаврович (1798- 1842 г). Ямщик почтовой службы и Городской управы. В истории Коми края остался, как местный «барон Мюнхгаузен». По его словам он убил 86 волков, 38 медведей, двух безымянных разбойников. А так же — 20 раз замерзал и оттаивал, встречал Снегурочку, Бабу-Ягу, 9 видов леших и 4 вида кикимор, видел честных чиновников и щуку, похожую на «коркодила, которая бегала по берегу и съела собаку».
По церковным книгам Усть-Сысольского уезда известно, что в храме Николы на  Кокулькаре крещен мальчик именем Лев. Наверное, священник оказался умным и понял, что имя Леонид по святцам он замучается искать, а вот имя Лев все-таки встречается. Тем более, что  отцу Льва — громадному Лавру, который пришел на крещение сына почему-то с двумя веслами, никто перечить в выборе имени не стал.
 В детстве юный Лев читать не умел. В юности тоже. Но любил слушать истории и смотреть, как читают другие. Премудрость чтения ему казалась чем-то вроде GPSS World - блоков, предназначенных для записи и чтения из внешних ASCII файлов на современных курсах по информатике СыктГУ. Но читать он научился незаметно для себя, тыкая пальцами в знаки на вывесках города. Обязательно кто-нибудь подсказывал значение надписи, а Леонид запоминал таким образом даже не буквы, а слово целиком. А заодно знакомился с подсказчиками. В итоге весь город его знал. «Табак» - читали ему, а он тут же пояснял, что купец Суханов в табак подмешивает сухой иван-чай, поэтому лучше писать «Чабак» или «Тачай». Он искренне считал всю жизнь, что и профессия его от слов «яма» и «ящик» - ямщик то есть...
Во время сенокоса 1838 года, когда дожди зарядили почти от Петрова дня(12 июля) до Гаврилова дня(26 июля) ямщик и сказочник Лев Лаврович В.на спор с таким же болтуном из Выльгорта Миш Як Мишем рассказывал непрерывно истории с 14 июля пополудни до 16 июля и ночной зари...Солнце садилось после 23 часов вечера. Лео поболтал бы ещё немножко, но бабы уже заорали «Заткнись, сволочь! Спать хотим!». Як Миш всё равно уже то ли уснул, то ли потерял сознание, поэтому победу присудили Лавр Балаболу. Призом был березовый веник с липучими свежими листочками и хорошая баня.
В 1842 году Лев Лаврович В.оказался спасителем города. Из Яренска ехала на Соли Вычегодские большая Комиссия Вологодского губернского управления. Она  и не собиралась проверять Усть-Сысольск, но встретила «Мюнхгаузена» в районе деревни Лета Яренского уезда, и услышала от него, что  на речушке Дырнос, что по Яренскому тракту мужики моют золото. Дескать, уже «шешнадцать унций намыли» и незаконным путем купцам Хлыновым на Вятку отправляют. Комиссия развернула лошадей на Усть-Сысольск.
Купец Суханов выбил зубы балаболу, а купец Дербенев намял ему бока. Но на четырехдневном банкете, где пытались болтовню и казус сей умиротворить, два чиновника из Вологды знатно отравились грибочками и вонючей семужкой. Под рукой не оказалось ни одного лекарства. Не отпаивать же водкой на пятый и шестой день запоя. Пытались ивовой корой, пытались древесный уголь жрать — проклятия и анафемы на хорошем французском, на латыни и по-русски звучали , обозначая «золотым приискам Дырноса» большие последствия. НО...Вот это НО и есть главные последствия той «золотой комиссии». Решено было, не дожидаясь губернских выводов и наказаний, открыть в Усть-Сысольске аптеку. Так появилась в городе «Лекарственная лавка», которая спасла много-много людей. Как знать, может и весь город сейчас был бы другим и с другими людьми, если бы не аптека-спасительница.
Умер Лев Лаврович В.не старым человеком — 44 лет от роду. Последние слова его - «ЙойКарственная давка». Наверное, он по привычке наполнял надписи сущностными смыслами.


Варандейкина Эльза Германовна (1955 г.р.). Залуженный учитель Республики Коми. Методист. Депутат 5 созывов, кандидат в депутаты 8 созывов, член «Женского движения РК» всех призывов с самого начала движения и сидения.

Родилась Эльза в семье сестер Варандейкиных на полустанке Сивушная на Приполярном участке Северной железной дороги. Обе сестры были её матерями. После войны долго ещё не хватало мужчин , поэтому папы часто уезжали на заработки в далекие края. Мамы говорили, что папа у Эльзы геолог, и что увезли его туда, где Макар телят не пас. В первом классе Эльза узнала, что это очень образное выражение, а в пятом классе, что на половине площадей СССР телят никогда не было. Но она честно думала, что оленьих телят тоже считают, а потому на Приполярном Урале папа мог быть совсем рядом.
Наверное, поэтому сразу после окончания строительного техникума Эльза пошла работать в школы. Учителем рисования.
Она в 9 школах Припечорья научила 12 тысяч детей рисовать кубы с тенью и человеческую ладонь (а заодно и основам хиромантии). В 4 школах Припечорья с её помощью появились раздельные туалеты для мальчиков и девочек. Дизайнерский талант Эльзы В.заключался в том, что теперь эти туалеты были кубическими, дырки в клозетах - «Черными квадратами». Причем — у мальчиков в два раза меньше, чем у девочек. «К точности и твердости надо приучать с детства» - был педагогический девиз Эльзы Германовны, как и другой девиз: «Если любишь заглядывать в бездну — помни, что и Бездна может заглянуть в тебя» (Ф.Ницше — на всякий случай, но Эльза эту фразу услышала от кочегара в Сивушном ещё в детстве и думала, что это народная поговорка).
С весны 1989 года Эльза Германовна В.бессменный депутат и кандидат в депутаты парламентов разных уровней — сельского совета, районного, Государственного Совета РК и даже трижды кандидат в депутаты Государственной Думы РФ. Программа её всегда была последовательной: «За всё хорошее и против всего плохого».
В эти же годы — с 1989 по 2009-й — двадцать лет ей удавалось выравнивать голову «Женского движения РК». С её помощью развелось 177 женщин, постриглось — 654, похудело — более 40, полысело — более 50-ти... Она стояла у истоков создания первых фитнес-клубов поселков Шижам, Мошиг, Пульныр и ряда других, из которых вышло 4 смотрящих, 1 вор в законе и 88 работников УФСИН разных званий. Спорт объединил их — они продолжают заниматься спортом по разную сторону от заборов.
Сегодня в кабинете Общественной приемной городского Центра срочной наркологической помощи, где на общественных началах принимает с утра до ночи Эльза Германовна , висит портрет самого оптимистичного человека, каждую фразу которого Эльза помнит наизусть — это Гомер Симпсон.  Её оптимизму, подхваченному от героя мировой культуры, хватает на всех. От неё, из её Центра наркологической помощи веселыми уходят все. «Помощь придет, даже если сам ты не можешь идти!» - написано в памятке-грамоте с красной гербовой печатью Буркина-Фасо, выдаваемой каждому ветерану работы с Эльзой Германовной В.
Она искренне не понимает, что такое «заслуженный отдых». Незаслуженный не понимает тоже. Говорят же её подопечные и ученики - «Эльза — это больше, чем призвание. Это синий огонек в ночи» (не мигалка).
----------
Вюртелайнен Урмас Пиелович (1919- 1988). Пекарь. Печник. Ветеран Великой Отечественной войны.
Родился Урик в Петербурге, в районе Малой Охты, в семье кожевника и домработницы. Пролетарское происхождение позволило ему поступить на курсы печников уже в возрасте 14 лет. Это приносило  небольшие заработки в семью, где кроме Урика было ещё четверо детей и Герой гражданской войны Северо-американских штатов 1861-65 годов — 93-летний  дедушка Гарри с одной ногой и двумя громадными бородавками на виске (по утверждению деда, бородавки были от контузии во время залпового огня у Кросс-Кейс в Вирджинии у Рокингейма). Отец Урмаса — старый Пиел Гарриевич — уже не мог мять кожи так, как это было в молодости, да и воду таскать приходилось порою одному, жена умерла рано, подавившись нэпмановской печенькой с крупным куском косточки неизвестного происхождения.
Юный Урмас сложил печи не только в домах питерцев, но и на стройке дополнительных цехов обжига Кировского завода. Когда некий Николаев стрелял в Кирова, именем которого бывший Путиловский и назвали Кировским. Тогда Урик как раз перебирал круглые, с конверторной тягой, печи в коридоре Смольного. На его разложенных кирпичах споткнулись бегущие на выстрелы чекисты, из-за чего «малышу Урмасу», подозреваемому теперь в сообщничестве с террористом,  пришлось написать восемь объяснительных и согласие на «агентскую работу в интересах революции».

В возрасте 22 неполных лет, в мае 1941 года, когда в далеком трудновыговариваемом  Сыктывкаре сгорел хлебозавод, Урмаса В.командировали на строительство, т. е.на выкладку новых промышленных печей нового завода. Здесь, в Сыктывкаре, Урмас встретил начало Великой Отечественной войны. Он пять раз писал заявление добровольцем на фронт, но его пять раз только припахивали делать печки а) в военкомате; б) на сборном пункте; в) на пристани; г) в караульном помещении тюрьмы; д) в квартире главного военного комиссара; е) в в общежитии облнаркомата. В шестой раз Урмас догадался, что его припашут класть печи на сплавном рейде в Чове, а там, не приведи Господи, и вообще — на всех рейдах «Севжелдорлага», поэтому решил служить родине на хлебозаводе, где ко всему прочему стало не хватать тестомесов. Урмас, знающий как мять кожу (уроки отца не прошли даром), стал мять тесто. Заявления на фронт он писать перестал. Зато нашел способ расходовать тесто, которое не успевали совать в печи, так как пропускная способность была ещё слабая. Урмас Пиелиевич начал нарезать лапшу. И эту лапшу варили и продавали рабочим лесозавода - первенца индустрии Коми края , а так же работникам Краснозатонской верфи. Лапша давала навар и немного закрывала дефицит хлеба. Особенно чуть позже, когда он вообще стал по карточкам. Лапша по карточкам не была. Как не были по карточкам и булочки «Крендельные», выпекаемые порою всего количеством 15-20 штук сугубо для работников обкома партии или НВКД. Они стоили дорого и поставлялись только в связи с каким нибудь юбилеем ответственного лица, приездом ответственного лица или банкетом ответственных лиц. Как-то никто и не заметил, что Урмас, начав печником, стал тестомесом, а в итоге к 1944 году — пекарем.
Но тут его все-таки забрали на фронт в декабре 1944-го. Урмас Пиелевич В.воевал честно, но недолго. В феврале 1945 он участвовал в бою под городом Зеебург в Восточной Пруссии, где и получил ранение в живот. Это был всего лишь второй бой, но после него Урмас пролежал в госпиталях до октября 1945 года, получил в апреле того же года, ещё находясь в госпитале, медаль «За боевые заслуги», а 1 ноября 1945 уже вышел на работу во вспомогательный цех своего родного хлебозавода.
В 1963-м году хлебозавод опять переселяли на новое место и ставили новые печи, так как резко вырос спрос на хлеб из-за Всесоюзной ударной комсомольской стройки — Сыктывкарского лесопромышленного комплекса в Эжве. Урмас клал новые печи, Урмас снова месил тесто и с досадой уступил тестомесильным аппаратам через полгода, Урмас снова пек хлеб.

В 1960-е годы стало модным жаловаться на качество хлеба. Эта мода сохранилась по сегодняшний день, хотя мало кто вообще понимает, какой же хлеб есть образец нормального. Пористым он может быть только при определенной сортности муки, плотным — при другой. Храниться в соприкосновении со свежим воздухом и тем более сырым воздухом он должен недолго, но все это ерунда — Урмасу нравилось, что люди ругают качество хлеба. Он воспринимал эту ругань, как признак роста благосостояния горожан. Когда в столовых города исчезли последние таблички с надписью «Хлеб на обеде в меру бери, хлеб - драгоценность, его береги!», тогда Урмас понял, что всё — надо печь пирожные. Но не успел. Умер он на строительстве дачи в пригороде Сыктывкара. Точнее — он тогда клал печь, уже ждал, что она устоится и высохнет, и замесил тесто. Пекли пирожки из того теста уже ему на поминки.
Кстати, на поминках пирожки ели  люди в штатском. Качество изделий не комментировали.


Варичук Митрофан Гаврилович ( 1858- 1932 г) — Паромщик. 
Родился Митрофан Гаврилович В. в Херсонской губернии Российской Империи и сразу остался сиротой — все село его разбежалось от холеры, которая гуляла по Таврии в том злосчастном 1858 году. Через годы, когда он уже работал мальчишкой-посыльным на сахарных артелях (ставших потом сахарными заводами Бродского), в разговоре знакомых возниц услышал название своего села. Осмелился расспросить — что же стало с его селом? Где родители и кто они? Про родителей так и не выяснил, но узнал, что в селе умерло около 20 человек, полсела заболело, его окружили заставами и карантином, а когда открыли карантин, первое что сделали — собрали сирот и одиноких стариков, которые выжили. Вывезли в Богадельню на Херсон и в Ногайск. Живы ли родители или просто бросили его, или это была вынужденная отправка, Митрофан так никогда и не узнал.
В 1877 году в 19 лет его призвали в армию, где он прослужил в охране каторжан на пересыльных тюрьмах  в Оренбургской губернии полных три года и ещё один год, за хорошее жалование, учетчиком в Войсковом объединении складов. Скучая по теплым степям родной Украины, Митрофан надеялся вернуться и сразу жениться на какой-нибудь казачке из рыбачьих поселков Приазовья. Но случилось ему встретиться по пути домой со смышленым евреем из Винницы, который продавал кожу. Так Митрофан стал скупщиком сырья для 6 крупнейших в то время кожевенных заводов Украины, и для нового — в Вознесенске.
Закупая орехи на Кубани, в Ростовской области, в Воронежской (орехи требовались для отделки кожи), Митрофан Гаврилович познакомился в 90-х годах 19 века с людьми, которые читали Бакунина, Кропоткина  и вообще говорили «К черту государство!». Начал читать такие книжки и Митрофан.
Позже — в боях с красными и белыми, теряя друзей и жен (женат Митрофан был 4 раза, у него остался на Украине сын, который в 1942 году погиб в антифашистском подполье в Одессе), Митрофан Гаврилович часто задумывался о том, что его батька Махно — это больше, чем командир. Это его судьба, это символ его жизни — холерной, солдатской, степной и кожевенной, между городами и веками... В боях Митрофан был одним из самых великовозрастных махновцев — ему было уже 60-62 года. Но от Соловков возраст его не спас. ЧК арестовало его тихо и спокойно в 1922-м году аккурат перед провозглашением нового гигантского государства (против которого так страстно воевал Митрофан) — перед образованием СССР:29 декабря - арест, 30 декабря — создание СССР. В этом была своя ирония судьбы и свой символ.
Но тогда Митрофан Гаврилович В.ещё не знал, что главным символом его жизни станет последний год его жизни...Последний год и жизни, и работы.
В 1931  году на Соловках стали освобождать «бывших» - белых офицеров, повстанцев, националистов. Готовились места для настоящей контры — для хозяйственного мужика — кулака и инженера, грамотного агронома и учителя. А этих всех «кожевенников» и торгашей было решено отпустить или (как в случае с Митрофаном) — отправить на вспомогательные работы по новой дислокации. Светил ему Беломоро-Балтийский канал, но вдруг в последний момент отправили в Коми автономную область, где начали рубить просеки для Северной железной дороги.
Конечно, 73-летнему Митрофану было уже не до топора. Его посадили паромщиком-перевозчиком у деревни Вогваздино, недалеко от устья Выми. А уже через два дня он понял, что он больше, чем просто паромщик.
Дело в том, что от Вогваздино сосланных кулаков и немцев Поволжья отправляли либо по Выми — на север, либо по Вычегде — на восток. Отправление и формирование команд переселенцев зависело от того, насколько часто, густо и в какое время паромщик перевезет очередную партию, встающую на баржах часто по ту сторону от устья... Судьбы сотен тысяч людей в течении года были не столько в руках офицеров сопровождения НКВД, сколько в руках Митрофана...
«Ангелы мне ничего никогда не подсказывали. Они молчали. Но я точно знал, когда подсказывать начинали черти. И делал наоборот...».
Сегодня сотни тысяч (а , может, уже и миллионы) людей, учитывая второе и третье поколение  - выживших в Локчимлаге, Уствымьлаге, похоронивших в Мещуре, Кебанеле, Ветью, Большелуге,  своих родственников, нашедшие свои судьбы и вторые половинки, разъехавшиеся в 90-е и 2000-е годы по всему миру, конечно, не помнят этого старика-паромщика... Но целый год в 80 процентах случаев он, именно он, решал - «направо» или «налево» двигаться судьбам сотням  тысяч фамилий... «К черту государство!» - он помнил свою судьбу.
Известно, что умер Митрофан Гаврилович внезапно. В лодке. Похоронен на берегу Выми. На сегодняшний день место захоронения утрачено, известно лишь приблизительно - на излучине, на повороте. Как и должно было быть.