Призраки

Призраки


За окном медленно бегут деревья, укрытые покрывалом снега. Ночное небо, с щедростью богатого хозяина, предлагает насладиться всей глубиной и красотой рассыпанных созвездий. Мерно отбивающие ритм, литые колеса скорого поезда напевают всем известную колыбельную. Но я слишком взбудоражен, чтобы предаться сну. Постоянно прокручиваю в голове этот встревоженный голос профессора Руча, его интонацию, многозначительное:
«Это очень важно, более ничего не могу сказать, срочно приезжай. Все просто поразительно!» Конечно, мне было не в тягость бросить все домашние дела, а ведь на выходные планировался семейный совет, масштабная уборка и разбор бытовых дел. Но я предпочел бы использовать ложные маневры и благую ложь, чтобы выскользнуть из цепких лап моей ячейки и удалиться куда-нибудь на озера, посидеть на берегу, почитать и немного порыбачить. И тут, внезапно, такой звонок. Герман Руч не из числа легкомысленных людей взбудораженных молниеносной инфантильной идеей, которую следует тотчас обмусолить и надкусить со всех сторон, иначе через час она уже теряет свежеть и свой интерес. Вовсе нет. Я уверен, что перед тем, как набрать мой номер, он провел огромное количество времени, пытаясь обойтись своими силами. И если уж так получилось, случай, наверняка беспрецедентный. Теперь приходилось пожирать время, отвоеванное у Морфея адреналином, различными вариантами и концепциями. Самые банальные идеи взмывали на вверх разума и тут же свергались абсолютно абсурдными предположениями. Может быть, он надумал жениться и собирает мальчишник? Научное открытие? На него открыли уголовное дело? Старого Руча прижимает начальство и он хочет, чтобы я пролоббировал для него место у себя? Примерно в половине третьего ночи эта фантасмагория начала сливаться в ненайденный шедевр Дали и все-таки одолела меня.


«Ну, что вы скажете на это, коллега?» - профессор биологических наук Герман Руч, погасил прожектор, включил свет и с тихим вздохом опустился на стул. Его исхудалое, пожелтевшее, от почечной болезни, лицо, еще больше подчеркивали острые вопрошающие глаза. Мне стало немного не по себе. Отчасти от этого пристального взгляда, отчасти от того, что я почти ничего не понял из показанного. На экране было сначала сплошное белое пятно, через пару секунд и настройки фокусировки, оно раздробилось на мириады различных по форме и размеру объектов, вальяжно, по-броуновски, метающиеся в стороны. Затем произошла еще одна смена кадра. Насколько я могу догадываться, и скорее всего правильно, подложили еще одну линзу. Теперь можно было различить эти мельтешащие тельца более подробно. Больше всего они оказались похожи на амебу, только без вакуолей, с одним сверкающим ядро. Что весьма странно, ведь такое просто невозможно. Поэтому, можно предположить, что это какой-то дефект оборудования, такое бывает довольно часто. Позже изображение опять удалилось и в общую молочную массу добавился один новый элемент. На этот раз это были красные кругляшки, в которых я довольно легко угадал кровяные тельца. Они тут же подверглись атаке белых. Налетели, словно стая пираний, и тут же облепили со всех сторон. На этом все и закончилось. Красные тельца никуда не делись, просто теперь на их стенках покоились белые. Затем пленка прервалась, через полминуты пыхтения за прожектором, картинка возобновилась. Теперь я видел, те же кровяные тельца. Объектив щелкал с секундной задержкой, показывая различные химические соединения углерода, магния, серы, железа, кислорода и прочих. К удивлению, и здесь вокруг них кружили уже известные белые тельца. Картинки прыгали еще минуту. Все это было очень похоже на каких-то паразитов, о чем я, с неуверенностью, и заявил.

«Да, очень похоже!» - кивнул Герман.

Потом я сказал, что это просто невозможно, чтобы они были во всех этим соединениях. Ведь есть какой-то порядок, принципы. Природа не может вести себя как педант и втолкнуть, что-то одно универсальное на все случаи жизни. К тому же такое обильное и очевидное явление должен был кто-то заметить и до нас.

«Вы правы!» - Руч раскурил трубку и теперь слегка покашливал. Он был заядлым курильщиком, начали сдавать легкие.


И все это до такой степени невероятно. Значит, открытие по какой-либо причине не смогло дойти до научных кругов. Либо появились непредвиденные трудности, будь то финансирование или внешнее давление. Либо вмешались силы чисто субъективные и человек (группа) сделавшая открытие сочла нужны его не разглашать. А может и того похуже. Любой из этих вариантов не внушает оптимизма, здравый смысл требует срочно прекратить копаться и забыть об этом как можно скорее. Продолжал развивать я вслух роившиеся в голове мысли. Меня всегда немного нервировал способ донесения фактов профессором Германом до его собеседников. В этом, помимо прочего, он тоже был гениальным человек. Руч не вываливал на оппонента огромную и неустойчивую конструкцию данных, которая держалась только на хиленькой опоре заинтересованности человека. Нет! Он позволял последнему самому, с помощью наводящих вопросов, проверить все смеси, сочетания и выбрать наиболее прочный фундамент для постройки собственной теории. И чаще всего ты гораздо крепче усваивал материал, доходя до него своим умом. Мало у кого хватало терпения и учтивости, но выдержавшие такое, понимали всю прелесть Сократовской риторики наоборот. Поэтому у него  было не так много коллег и тем более друзей. Поэтому я его понимал. И поэтому он набрал в тот вечер мой номер.


«Конечно, это может быть опасно. Так всегда когда имеешь дело с паразитом. Но, как смею догадываться, вы уже пришли к выводу, что если он есть, значит, он был, и если не всегда, то уж точно, очень давно. Конечно термин «Parasitе» весьма условен. Ведь это может в равной степени оказаться любым известным или неизвестным состоянием природы и физики. А, что касается затруднений исследования, из-за чего не было выявлено подобное явление в широких кругах? Здесь я право затрудняюсь ответить, но уверен, что мы сможем докопаться до всей правды. И какая-то мнимая угроза не станет препятствием перед светочем и жаждой знания! Ведь с каких про «Табу» для человека значит «Нет»! - он улыбнулся и выпустил облако дыма.

И я с ним был согласен. Даже под страхом мучительной смерти человеческая любознательность переигрывала все. Это был козырной туз нашего вида. Обоюдоострый меч. Спаситель и губитель. Мы договорились провести частные изыскания и полностью исследовать данную аномалию. Часы пробили два ночи. Было поздно...


Никогда в жизни мне не приходилось так сильно краснеть за бессовестное вранье. Причем даже в один день и двум разным людям. Конечно же, в этом не было ничего сверх плохого, просто мое воспитание и совесть придерживались чисто пуританских взглядов и восставала даже за малейшие отступления от принятого мною же кодекса. Сначала я решил прояснить ситуацию на работе. Начал с легкого. В кабинете начальства, с фальшивым персидским ковром, упирал на три года безустанной работы и вполне заслуженный отпуск. В глазах директора читался явный скептицизм. Пришлось припомнить мои работы и всяческую помощь институту. Видя, что и это не пробивает руководство, пустил в ход тяжелую артиллерию — трудовое право. В крепости появились некоторые бреши. Добил абсолютным оружием. Сказал, что очень плохо себя чувствую и, кажется, сильно заболел. Даже несколько раз натужно кашлянул. Получилось так же фальшиво, как и пятая соната Сальери. Все эти факты в совокупности привели к полной капитуляции со стороны работодателя и подписании контрибуции в виде двух месяцев безделья. Даже больше, чем ожидалось! Как следует собравшись с силами, я перешел ко второй части коварного плана. Нужно было поговорить с женой. Здесь пришлось использовать обратные маневры. Я с неохотой и сокрушительно рассказывал о зверствах, которые со мной творят на работе. «Три года и ни одного отпуска, а теперь еще и месячная, возможно с продлением, командировка в этот заштатный городок! Да как они смеют!» - В благом гневе сотрясал я кулаком воздух. Затем несколько смягчался, обнимал свою суженую и мягко говорил ей, что от этого зависит моя научная карьера и если все получится, то целый месяц, после возвращения, проведу только с ней. В конце концов, я справился. Мне удалось провести двух своих крепостников, да еще с каким искусством. Я, радостный и взволнованный, словно мальчишка впервые едущий в детский лагерь самостоятельно, собрал свои вещи и отправился к профессору Герману Ручу, чтобы со всей головой погрузиться в изучение столь пугающего, но поразительного феномена.


Свой обратный путь к лаборатории я проделал с воодушевлением Евклида, предвкушая непреодолимые задачи, которые все же будут сломлены мощью нашего интеллекта. Профессор разделял со мной жар познания, и мы рьяно принялись за работу. Руч уже провел довольно много пробных тестов. Он подвергал эти белые тельца обширному количеству различных реакций. Повышение и понижение температуры, электрическое и магнитное излучение, направленные звуковые частоты. Даже попытался достать изотопный материал для ядерного воздействия. К, сожалению, у него это не получилось. Между собой мы окрестили белые тельца «Призраками». Они в действительности походили на бестелесные создания, плавно витая в воздухе. Иногда проскакивало в диалогах и «Паразиты». Мы работали в НИИ, в котором Герману был отведен целый лабораторный корпус, только поздними вечерами, плавно переходящими в ночь. Днем здесь сновало множество народу обеспокоенного собственными изысканиями. Казалось, для них нет особо затруднения сокращать путь через наш укромный уголок или невзначай, от нечего делать, заходить и просто поболтать о последних тенденциях научного мира. Все это крайне мешало и сбивало с работы, к тому же, не скрою, мы боялись, что каким-нибудь образом выдадим наши наблюдения и нас тут же заменят более квалифицированными специалистами. Чистый воды эгоизм, чего уж тут говорить. В любом случае, наша работа продвигалась пока с нулевым успехом. Но мы не отчаивались. Метод проб и ошибок, который так присущ науке, не дает отдачи до поры до времени. Но если и дальше копать, пробовать варианты, почти всегда удается напасть на какой-нибудь след. Правда иногда для достижения этого нужно потратить немалые средства и порой пойти на значительные уступки в собственном комфорте. Практически все мои отпускные и пару месячных зарплат сверху были потрачены на это мероприятия. Как признался Герман, его собственные финансовые дела тоже обстояли не самым оптимистичным способом. Еще несколько недель экспериментов выкачали бы из нас последние крохи, и на будущем проекта можно было ставить крест. Если бы не прорыв, которым мы совершили одним вторничным вечером.


Следует сделать небольшое отступление. На улице  начинало холодать. Всемогущий Ходер возвращался домой, как любил поговаривать Руч, удрученно шмыгая носом. На улице уже вовсю свирепствовало минус двадцать. Как назло, прорвало несколько отопительных труб на соседних улицах, и видимо, разрывы пошли дальше. Температура в нашей лаборатории была не намного выше уличной. Работать приходилось в «Снаряжении полярника», по уши укутываясь в меховые антиморозные плащи и ежечасно бегая в небольшую сторожку, где все-таки работали батареи. В тот день, после неуспешных испытаний — мы пытались воздействовать на «призраков» с помощью электролиза, используя буквально первый закон Фарадея — треснуло окно чуть подальше от установки. Сильный порыв ветра тут же воспользовался ситуацией и вынес чахлое стекло из рамы прямо на соседний с нами стол. Пришлось срочно бежать за инструментами, чтобы исправить ситуацию. Однако по пути нам встретился весьма напыщенный директор НИИ, который, с усердием разведчика, стал допытываться у Руча, что мы постоянно делаем в столь поздний час. На нас уже поступило достаточно жалоб и расход энергии из рабочей лаборатории весьма удручает. Кое-как в двух словах удалось вырваться из тисков бюрократического дознания и продолжить путь за стеклом. На его поиски также ушло время. У нас получилось вернуться только через полтора часа. Ураганный ветер вовсю повеселился с приборами, в лаборатории царил настоящий хаос, многие не прикрепленные приборы лежали на полу, усеянные битыми осколками. Мы принялись поспешно вставлять стекло в раму и за каких-то тридцать минут и с минимальными плотскими навыками все-таки справились с задачей. Затем приступили к уборке. Я отправился в дальний угол, за совком и веником, и только сейчас заметил, что прибор стимулирующий электролиз не выключен. В спешке мы забыли о нем. Оставлять его на такое долгое время нехорошо, мало ли к чему это может привести. Я подошел, чтобы обесточить машину и замер. Над цистернами где проходила реакция образовалась небольшая белая корка, представляющая собой купол. С настоящим честолюбием естествоиспытателя, руководствуясь животным инстинктом, моя рука протянулась к образовавшемуся объекту. Чем в это время занимался мозг, до сих пор остается загадкой. В голове крутилось что-то про иней и снег. В следующие мгновения произошло сразу несколько событий. За микросекунду до контакта я услышал предупреждающий окрик Германа. Затем почувствовал напряжение на кончиках пальцев, будто бы через подушечки пропустили несколько микроампер. Тут же белый купол мгновенно разомкнулся и, витиевато извиваясь, полностью покрыл ладонь. Рука похолодела и стала неимоверно тяжелой, гулко заныло плечо, стиснуло грудную клетку, сердце начало нервно дергаться, с размахом отмеривая удары по ребрам. Ноги свело судорогой и они, под тяжестью тела, подкосились, глаза покрылись рябчатым туманом, а в голове разорвалась бомба. Через секунду я уже без сознания лежал на полу.




Не буду описывать, что ощущал, пока мой разум находился вне этой реальности, просто потому что не помню этого. Только свое пробуждение. Глаза с трудом разлипались, в теле циркулировала приятная приторная слабость. Руки и ноги сначала выказывали свое неподчинение, но вскоре снова стали частью единого целого. Первым я увидел бревенчатый, затененный потолок, справа, деловито потрескивая, несильно горел камин. Свет от него вел неравную борьбу, создавая весьма интересные сюжеты ретроспективы, но твердо удерживал позицию в танцующем радиусе от теплого огня. С каждой секундой мне становилось легче, но я постоянно возвращался к случившемуся. В паззле произошедшего явно не доставало нескольких фигурок, а пожаловаться производителю не было возможности. Неизвестно сколько прошло времени, — не считал — но в дальнем конце комнаты тихонько скрипнула дверь. Послышались мягкие, утопающие в меховом ковре, шаги. Вскоре появился и их владелец. Мужчина с длинным утонченным лицом и слегка сплюснутым носом. Он присел на краешек и его глаза вопросительно встретились с моими. Я кивнул. Он тоже и попросил меня поднять правую руку. Приказ был исполнен. Затем левую, потом ноги. Я, без единого слова, выполнил все, о чем меня просили. Он слегка улыбнулся и вышел. Секунды превратились в часы. Попытка осмыслить всю мозаику заставляет не заострять внимание на ее частях. Одновременное понимание и разрушение иллюзий. Вечная гонка, за тем, что уже находится в руках, бег по кругу лишенный всяческого логического смысла, однако дающий результаты. Ведь бесплодный труд - это всего лишь подготовка успеха.



Погрузившись в собственные размышления, я не заметил, как кто-то присел в кресле напротив. Послышался глухой голос Германа. Он изменил себе. Он говорил и не мог остановиться.



«Мы никогда не сможем принять этот мир таким, каким он является на самом деле. Просто потому, что мы люди. Субъективны до невозможности. Анализируем, изучаем и подстраиваем подходящие факты под собственные теории и точки зрения. Для того чтобы видеть неприкосновенный, живущий только по своим законам мир, нужно избавить его от людей. Но как можно узнать, что-то о чем, где тебя просто нет. Это невозможно! Для этого придется появиться в этом месте, и в ту же секунду, кратковременный миг, все опять станет чистой субъективной абстрактностью. Поразительный парадокс и неплохая практика для софистов. Прошло почти два дня. Когда с тобой это случилось, я тут же вызвал скорую, но не стал терять голову и тщательно записал все результаты эксперимента. Данные весьма впечатляющие и с этим можно весьма неплохо поработать. С тобой же ничего серьезного, по заключению, сильное истощение. Через день мне разрешили, под собственную ответственность, выписать тебя из больницы. Неделя и полностью вернешься в норму... Меня попросили не заниматься опасными изысканиями, без особо разрешения, в стенах института. Директор Хольцнерц был просто в ярости, когда заметил врачей. Правдоподобных оправданий у меня для этого инцидента не оказалось... Будем работать у меня. В гараже. Удалось, на время, взять некоторое оборудование из лаборатории, остались сущие пустяки, которые можно быстро решить. Но здесь пригодится твоя помощь и специализация, поэтому закупки хочу оставить на тебя? Отлично, я знал, что ты не отступишь, когда мы почти добрались до истины. Хех. Относительной. Кха-Кхааа... Кашель совсем меня замучил! Теперь прошу простить, надо идти. Я надеюсь, что ты присоединишься ко мне как можно быстрее, поправляйся».

Руч тяжело поднялся, немного постоял у камина и медленно вышел из комнаты. Я всего лишь на секунду прикрыл глаза, чтоб переварить изменившиеся обстоятельства и опять уснул.



Мистер Рокстер, кузнец, творящий на юго-западе города, получил заказ изготовить несколько нестандартных, полых, но достаточно крепких металлических труб. Все круглые, но различного диаметра, от пяти до двадцати сантиметров. Некоторые из них имели специфические нарезные сочленения на одном конце, и каждая с обычным винтовым нарезом с другой. За работу платили не очень большие деньги, но дела в последнее время шли не особо хорошо, поэтому мистер Рокстер, поторговавшись больше для практики, пообещал взяться за дело. С упорством и мастерством Гефеста, заказ был выполнен даже на два дня раньше назначенного срока. На полученные от работы деньги, кузнец купил своей дочери красивый и дорогой кукольный домик.

Господин Тоун, кровельщик, работающий исключительно по рекомендации, изготовил великолепное напольное покрытие. Некоторые трудности доставила сама конструкция. Она представляла из себя не единый фрагмент площадью в тридцать два квадратных метра, а плотную совокупность паззлов. Таким же количеством, но с условием, чтобы они идеально подходили друг к другу, а зазоры не составляли даже миллиметра. К тому же с одной стороны нужно было выпилить небольшую колею в два сантиметра. Это вызывало определенное любопытство, но Господин Тоун был профессионалом своего дела и не задавал лишних вопросов, ведь это было весьма губительно для бизнеса.


Интересную работу пришлось провернуть и Гастину Омеру, наследственному стеклодуву, с незапятнанной репутацией. А именно, как пояснил заказчик, изготовить чашу из закаленного стекла радиусом в семь метров и восемьдесят сантиметров. Ее высота должна была составлять, в точке зенита, три с половиной метра. Работа, оказалось не из легких, и довольно странной. По мнению господина Омера, мистер заказчик, хочет сделать либо гигантскую миску для чипсов, либо аквариум для акул, в любой случае, это обойдется ему недешево. Завысив цену ровно на уровень своей бессовестности, этот специалист имел наглость постоянно откладывать окончательное выполнение. В итоге лишь через полторы недели и две угрозы судебного разбирательства, потомственный стеклодув исполнил возложенные на себя обязательства.





Раньше мне крайне редко приходилось браться за молоток и гвозди, не потому, что обделен трудолюбием, просто плотницкое искусство не доминирующий талант. Моя семья с этим смирилась, хотя с моей стороны продолжались многочисленные бесплодные попытки. Это было похоже на борьбу Сизифа с булыжником. И, честно признаться, приносило больше вреда, нежели пользы. Через несколько лет слесарные инструменты спокойно пылились на полке. В этот раз все было совсем по-другому. Мы с профессором Ручом проявляли буквально столярные чудеса: разобрали одну из стен гаража, сделали небольшую пристройку для системы вентиляции, выстелили пол. Самой большой проблемой стала сборка специфического оборудования. С подвесной системы для колпака мы справились довольной быстро, а вот установка труб заставила меня как следует пропотеть. На все ушло около пяти дней, работали только вдвоем, делая перерывы на кофе и бутерброды. В итоге у нас получился колпак диаметром восемь метров, который плотно входил в специальные отверстия на покрытии. Несколько труб, словно щупальца, были впаяны в заранее проделанные круги и соединены между собой. Извиваясь по всему гаражу, они исчезали за верхними и нижними балками. Это вентиляция и канализация. Подвесная система могла спокойно поднять и опустить колпак, но в этом случае чистота эксперимента ставилась бы под справедливое сомнение. Поэтому она должна была использоваться только два раза, чтобы опустить стекло и поднять его.


Испытание на людях. Мне идея перейти сразу к этой стадии показалась довольно глупой, особенно после случая коллапса в лаборатории института, но Герман был непреклонен. Он говорил, что «Да!», нам удастся поместить туда животное и прикрепить к нему датчики, но оно не сможет полностью описывать испытываемые ощущения. Здесь больше всего подходит именно эмпирический метод познания и никакой другой. К тому же это позволит значительно сократить время. А установка, большей по масштабу, электролизной установки может повлиять на качество исходных данных. Конечно же, невозможно исключать и непредсказуемого поведения животных. Я усмехнулся, предложил использовать хомяка и крысу, Герман лишь сердито посмотрел на меня и молча принялся за работу. Честно сказать, мне эти доводы кажутся надуманными, скорее всего он просто вбил себе что-то в голову, или, боюсь признаться себе в этом, знает больше, чем рассказывает. Мое сомнение было подобно маятнику в ветреный день. Руч сильно сдал за эту неделю. Его лицо осунулось еще больше, иногда надрывный кашель разрывал легкие, а из трясущихся рук падал молоток. Чуть позже меня осенила еще одна мрачная догадка. Последний эксперимент. Достижение небес разума на грани разрушения плоти — вся суть и романтика современного ученого. Я больше не стал задавать глупых вопросов.


Хозяйственные подсчеты проходили в холодном молчании. Герман будто бы израсходовал все силы на возведение купола — собственной добровольной камеры. По большей части он молча соглашался с моими предложениями или просто мрачно курил трубку, выпуская витиеватые облака дыма. Я буквально ощущал, что его мысли переросли крепкую оболочку черепа и теперь размеренно гуляют по неизвестным и недосягаемым мне путям. Там, куда нельзя пройти без особого пропуска — тихого симбиоза отчаянности с решимостью.

Посередине купола мы поставили собственную кровать Германа из ольхи, с несколькими наборами постельного белья. Рядом с ней образовалась небольшая пирамида съестных припасов, представленная в виде различных консервов. В углу установили обогреватель. Напротив возвышался старомодный шкаф, в котором хранилась одежда профессора. Он начисто отказался использовать лабораторный халат. Последними элементами интерьера стали письменный стол, стул и лампа. Воистину келья послушника. Мне с огромным трудом удалось уговорить запастись несколькими теплыми одеялами, парой кислородных баллонов и большой магнитной доской. Мы условились сообщать о состоянии здоровья испытуемого с помощью десятибалльной системы, где единица это немедленное прекращение эксперимента. После всех необходимых приготовлений и финальных проверок, я в последний раз пожал своему другу и коллеге руку и опустил купол.




Холодный воздух тысячами лезвий раздирает мои легкие. Еще недавно дымящийся кофе теперь можно попробовать только с помощью хорошей стамески. Я сильнее укутываюсь в меховые покрывала, но это мало помогает. Разум, отдаваясь ледяному течению, теряет гибкость и мысли волочатся, словно раненые звери, с трудом уходя от охотника, имя которому — Вечное забвение. Сижу уже около семи часов. Купол полностью покрылся белым непрозрачным налетом, уже знакомые мне «Призраки» пытаются прогрызть себе путь внутрь. Электролизная установка обволакивает стеклянную тюрьму тонким слоем поля, служит приманкой и щитом. Это небольшой просчет, практически не видно, что происходит по другую сторону, приходится шваброй продираться сквозь пелену. Замерзаю, хочется спать и есть. Герман практически все время проводит под одеялами и лишь изредка совершает быстрые вылазки к продуктам. Кажется, у него все в порядке. Я пишу ему, что больше не могу сегодня и требую отчет. Он с неохотой выкарабкивается из теплой крепости и рисует на магнитной доске огромную цифру четыре, машет рукой и молниеносно ныряет обратно. Собираю вещи и ухожу. Приду завтра и продолжу наблюдение. Мы договорились на две недели.



Сегодня мне спалось чрезвычайно плохо. Чувство вины и несправедливости вовсю гуляли по моему разуму и даже осмеливались проникать на территорию тела, вызывая дрожь, онемение мышц, ночные кошмары. Пришлось призвать на помощь мощнейший альянс рассуждения вслух и логики. В темноте, закутавшись под одеяло, я задавал вопросы, на которые боялся получить ответа, хоть и знал, что они правильные. Почти достоверно известно, почему Герман вызвался добровольцем, нельзя осуждать его за такое решение, но он сознательно скрывает от меня многие факты. Почему не животные сначала? Неужели там мало времени? Несколько странных заказов, которые отыскались в его ежедневнике, хотя всю коммерческую сторону он свалил на меня! Что там? Почему Герман так яростно противился банальным средствам защиты? Все это чертовски изводило нервы. Лучше отдохнуть! Несколько бутербродов с салями и пара конфет ушедших вслед за ними, позволили мне на время расстаться с тяжелой дилеммой.


Прошло уже три дня. Все тот же жуткий холод и мерное гудение механических установок, за которыми я неустанно слежу. Сегодня взял с собой несколько сканвордов и старую фантастическую книгу, которую давно хотел прочесть. Сознаюсь, в наблюдательной работе очень мало интересного, однако я со старанием прилежного ученика, делал это исправно, с небольшими перерывами на кофе. Герман весь день трудился за письменным столом, иногда жуя взявшуюся откуда-то шоколадку и делая короткие разминки. В конце дня начертил на доске цифру шесть и попрощался.


Сегодня при очередной проверке обнаружил странную вещь. Купол, в противоположной от входной двери стене, дал микротрещину. Заметить это оказалось очень легко. Призраки, чувствуя брешь в обороне, создали вокруг нее вавилонское столпотворение, стремясь поскорее проникнуть внутрь. Я тут же исправил столь досадную оплошность. Промыл, продезинфицировал ацетоном и заполнил образовавшийся проем силиконовым клеем. Герман лишь удовлетворительно кивнул мне и вновь принялся за работу. На доске красовалась цифра пять. Давно не видел при нем сигарету или трубку. Наверное, ему там тяжело без них...

Звонили из университета, спрашивали, когда все-таки соизволю появиться на рабочем месте. С коварством прирожденного политика обещал выйти в первый рабочий день следующей недели. Благо, сегодня понедельник. Взял немного еды, пересчитал оставшиеся деньги, и отправился на свой наблюдательный пост. Научные изыскания любят богатых!..



Герман беззвучно осел на пол. Его суставы выполняли дикую пляску, словно танцоры, пропустившие все репетиции. Он хватал ртом воздух, разбрызгивая во все стороны темные капли крови и судорожно бился в конвульсиях. По белкам его глаз проложили неровные маршруты взбухающие сосуды. Купол гасил истошные крики... Первые несколько минут я бездумно смотрел на это действие. Осознание происходящего с трудом пробивалось сквозь толстый лед, сковывавший мой разум. С другой стороны невероятная ясность пронизывала нейроны моего мозга. Я холодно взвешивал все возможные варианты такого происшествия. Как учёному мне было интересно посмотреть, чем закончится это безжалостная схватка с невидимым врагом, схватка в которой первый и последующие удары наносит только противник, а тебе остается защищаться, схватка, в которой единственная цель — выжить. Очнулся я уже бессмысленно дергая рубильник. Проклятый механизм заело... ругался я в полный голос, прекрасно понимая, что совершенно забыл поддерживать его в рабочем состоянии. Жалкая попытка переложить собственную ответственность на неодушевленный предмет. Мышцы ныли и кости хором вторили им, но упертый рычаг не поддавался. Где-то во дворе, в домике для инструментов, если не изменяет память, лежит хороший ломик, использовать его как рычаг. Я бросился к выходу, мельком взглянув на корчившегося профессора, и тут же остановился. Герман спокойно выводил на доске весьма четкую пятерку. Он объяснил это приступом и с неохотой признался в своей болезни. Я сделал вид, что поверил и продолжил наблюдать.



Сегодня дала сбой система вентиляции. Насос подачи воздуха перегрелся, и пластиковая крышка отошла от крепительных швов. Тем самым он начал перегонять огромное количество пыли и засорил фильтры, установленные в трубах. Закон Мерфи и эффект домино в одной комбинации. Я предупредил Германа, чтобы он использовал приготовленные баллоны с воздухом. Работа предстояла нетрудная, но затратная по времени. К сожалению, строжайшая секретность нашего маленького эксперимента, заставила меня засучить рукава. К концу дня удалось закончить. Переборка труб и насоса настолько вымотала меня, что я лишь мельком проверил состояние Германа. Не помню, чтобы у него были такие длинные и черные волосы. На доске шесть...



Не могу поверить своим глазам и проклинаю собственную неосмотрительность. Зайдя в гараж, я погрузился в до боли знакомые и мерные звуки работающих машин. Они стали частью моего существования, и словно мелодии проносились сквозь тело. Но в симфонии не хватало одного инструмента. Того, который вчера вышел из строя. Я лихорадочно бросился к насосу и ужаснулся. Он был включен в обратную сторону и откачивал воздух! Дрожащими от волнения руками мне удалось повернуть рубильник. Скрипка вернулась на свое место, благодаря бездарному дирижеру. Но на месте ли еще слушатель?! Я прильнул к куполу, с тревогой и отчаянием. Должно быть, Герман выкачивает крохи из последнего баллона, бьётся в агонизирующих конвульсиях и проклинает тот момент, когда пригласил меня. Однако мрачные ожидания сменились удивлением. Тот, кого я почти предал смерти по собственной глупости, невозмутимо читал книгу, удобно устроившись на своей кровати, в простых штанах и легкой рубашке. Он заметил меня, приветливо помахал рукой, затем бодро вскочил на ноги, и взял с рабочего стола планшет для общения. Мы переписывались несколько часов. Герман невозмутимо заявлял, что не почувствовал никаких перебоев с подачей кислорода в его купол, и что здесь не так уж холодно. И это в то время как я буквально трясусь от холода под теплой шубой. Меня просто поразила внешнее преображение моего коллеги. Во всех его движениях читалась неподдельная легкость, а в стиле общения непомерная веселость. Наша беседа ни разу не нарушилась, ни одним облачком дыма. Кажется, Руч даже перестал пользоваться своими любимыми очками и теперь его глаза светились ярким огнем научной мысли. В столь твердом разуме он не был уже давно. Я безуспешно пытался выяснить столь очевидные преображения, но каждый раз профессор отшучивался и ссылался на неимение точных научных приборов для контроля за внешним и внутренним состоянием. Было неоспоримо, что он скрывал от меня почти все, поэтому мне пришлось капитулировать… Полнейшее безумие, надо срочно прекращать эксперимент, пока не стало слишком поздно. На доске ровным почерком была начертана девятка.


Поздней ночью ноги утопают в снегу, тихо хрустя в ответ на каждый шаг. Ясная луна в апогее отчетливо освещает  фигуру, крадущуюся к одинокому дому, стоящему на отшибе. Она озирается по сторонам, словно предчувствуя незримую длань правосудия, которая только и ждет неосторожного движения преступника, чтобы мгновенно покарать его. Ощущение, что совершаю настоящее предательство против Германа, не покидало меня. Полный решимости остановить нарастающее безумие моего друга и спасти его, я решился прекратить наш проект. На месте! Руки невыносимо дрожат и норовят выронить ключ. Наконец-то пальцы справились со своей задачей. Дверь гаража со скрипом приоткрылась, я шагнул внутрь и замер…

Купол источал неяркий свет, мерно заполняющий всю комнату. Работающие генераторы и трубы в полутьме создавали иллюзию оживших монстров из страшной сказки, которые окутывают своими стальными щупальцами последнее прибежище увядающего солнца. Внутри стеклянной крепости был Герман. Словно небесный защитник, он парил под самым потолком и сиял. Реальность моего сознания истончалась и рвалась под давлением увиденного, но человеческие рефлексы заставили тело рвануться к рубильнику поднятия купола.

«НЕТ!!!» - эти слова ворвались в мой мозг и ударили по всей нейронам, заставив остановиться. Я с трудом повернул голову и увидел, что Герман смотрит на меня. Его глаза прожигали мое естество, а голос все еще пульсирующим эхом разбивал  сознание. Не помню, как в ужасе выбрался оттуда, но очнулся на пристани среди успокаивающих волн. Это все не по-настоящему! Моментальное помрачение рассудка и только. А возможно оптическая иллюзия. Мой разум строил безумные теории, словно крепости на пути сносящей с ног правды. Восходящее солнце напомнило мне об увиденном. Нужно вернуться – ведь это что-то по-настоящему фантастическое. Неужели я так далеко забрался...

На асфальте перед домом Германа лежал огромный кусок разбитого стекла. Мириады крупинок помельче щедро усыпали дорогу в гараж. Дверь и часть стены разлетелись в разные стороны. Около проема нерешительно переминались с ноги на ногу несколько зевак. Я оттолкнул их прошел внутрь. Купола не было, точнее только его останки, разбросанные по всей комнате, напоминали о существовании этого сооружения. Да еще раздробленные на мелкие части механизмы. Перевернутая кровать, взорванные кислородные баллоны, истлевший рабочий шкаф и горелая бумага. Вдали едва слышно завыли сирены. Я схватил все документы, которые возможно и убежал. Затем, спешно забрав все свои вещи, поехал домой. Поезд с каждой секундой уносил меня все дальше от потерянного коллеги, к моей работе, к семье… ведь они ценность жизни, которая сейчас есть.
Теперь я понимаю, почему никто, несмотря на простоту этого открытия, не сделал его раньше. И теперь, спустя несколько лет после исчезновения Германа, раз в неделю перечитываю его последнее письмо. Края бумаги обуглились, в нескольких местах зияют дыры, но текст, почерк, мысли облеченные с помощью чернил, вполне ясны…

«Дорогому другу и коллеге»

«Я выражаю искреннюю благодарность и признательность за помощь и участие в столь авантюрном предприятии, которое я задумал реализовать. Скажу сразу, что признаю вас как ученого высочайшего класса, именно поэтому был сделан такой выбор. К тому же вы не боитесь иногда работать руками. Задаю вопрос! Знакомо ли вам чувство невероятного душевного подъема, ощущение силы разума и крепости мышц, когда внутри все буквально бурлит от переполняющей энергии? Ответ будет утвердительным, но с небольшой оговоркой. В детстве, заявите вы, такое было намного чаще, а с возрастом приходится испытывать подобное все реже и реже. Силы утекают и растворяются в окружающем пространстве. Многие в этом винят именно механизм старения, однако, как удалось выяснить, это совсем не так. Коллега, когда мы начали работу, я уже провел достаточно экспериментов на различных животных, и результаты меня просто поразили, хотя не так сильно как наш удачный прорыв после инцидента со стеклом и вашей временной нетрудоспособностью. Кстати, пока вы отдыхали, мне удалось выявить еще несколько интересных деталей, насчет этих «призраков». Находился ответ на извечный вопрос. Но нужна была помощь, к тому же состояние здоровья меня сильно беспокоило. Пора было переходить к заключительному этапу. Вы оказались более заботливы, чем я предполагал, однако, не могу не отметить вашу помощь. После опускания купола, у меня появилось достаточно времени, чтобы сформулировать свою теорию относительно «parasite». Повторюсь, что это только всего лишь догадки, пока не подтвержденные действием. Как вы успели усвоить, эти «призраки» находятся практически везде и проникают всюду, покрывая собой поверхность объекта. При этом они обладают некоторой энергетической сигнатурой. Объект их воздействия теряет положительные качества. Это говорит о прямом влиянии. До вас у меня получалось лишь в незначительной степени уменьшить этот эффект на мышах. Все испытуемые ощущали просто невероятный прилив сил. К примеру, одна из них полностью избавилась от рака желудка, а другая восстановила потерянную конечность. И это при уменьшении воздействия только в четверть. Однако ваше случайное открытие позволило полностью изолировать «призраков» на ограниченной территории. В первые несколько дней паразитов внутри моей импровизированной лечебницы становилось все меньше, и организм реагировал соответственно. Попросту говоря, он работал, так же как и ранее, однако теперь ему не приходилось делить все на триллионы голодных белых частичек. Энергия хлестала через край, я забыл про боль и усталость, спал всего лишь несколько часов в сутки, окрепли мышцы и сознание, начали отрастать волосы. Вернулась сила, и, даже больше, увеличилась в несколько раз. Я попробовал кинуть банку с едой в купол, и она разлетелась на части. Пришлось срочно убирать останки. Позже, вы залатали сделанную брешь, которую я не заметил. Далее не чувствовалось никаких существенных изменений, наоборот, даже случился приступ, свидетелем которого вы, к моему сожалению, стали. Он был в несколько раз сильнее обычного, но позже я начал чувствовать себя просто великолепно. Хорошо, что вы послушались и не подняли купол. Холод перестал беспокоить мое тело. Также чрезвычайно удивила ситуация, когда вы сообщили о проблемах с вентиляцией, и я решил провести небольшой опыт. Оказывается, потребность в кислороде значительно снизилась. Вскоре стало понятно, что насос неисправен и наоборот создает в куполе вакуум, что открыло еще одно новое потрясающее свойство. Я приспособлен к безвоздушному пространству. И самое невероятное! Это заложено в нас на уровне инстинктов. Практически то же самое, что дышать и ходить. Полет! Дорогой друг, время подходит к концу и скоро срок нашего эксперимента истекает. Я не хочу возвращаться в этот мир, там будут ждать «призраки». Здесь же открывается целый мир. Мир настоящего человека. Эти паразиты делают нас слабыми, сдерживают, без них мы - настоящие боги. Но существует дилемма. Жить под куполом не решение проблемы, Земля – планета - заполнена призраками. Единственное свободное место вне ее. Избавиться от них практически невозможно, лишь при одном условии. Как и любой паразит этот погибнет без еды, т.е. без живых организмов. Нельзя сделать планету мертвой. Тогда другое решение. Покинуть ее нашему виду. Но человеческие привязанности, страх, слабость, недоверие, не позволят решиться на этот шаг. Это наши кандалы и цепи. Пока что. Именно поэтому лишь единицы идут на столь невероятный шаг. Сегодня я попробую это сделать. Мне хватит силы разрушить купол. Но успею ли я до того, как паразиты вновь начнут пожирать меня — не знаю. Спасибо за все и до свидания!»