Моя профессия - буровик

рассказ моего брата Анатолия

Родился я в марте 1935 года на прииске Золотая Гора. Очень рано начал работать. И, наверно, поэтому мне кажется, что я так долго живу, хотя мне всего сейчас двадцать восемь лет.
Работать я начал в тринадцать лет: копал с отцом канавы для золотогорской гидравлики. После этого работал старателем. Промывал с отцом и братьями старые отвалы, которых на Золотой было много. Били шурфы по периферии Петровской россыпи до золотоносных слоев, извлекали из них воротом породу и промывали её на баксах и бутаре. Работал наравне со взрослыми мужчинами – никто не называл меня малолеткой. Однажды отец нечаянно упал в шурф, и сам из него выбраться не смог. И я, мальчишка, сумел его с помощью ворота из этой ямы вытащить. Трудно было мне работать, тяжело, но, как говорится: взялся за гуж - дюж. И я дюжел.
Осенью пятидесятого поступил работать в экспедицию в верховьях реки Арби. Когда в начале января у нас стали заканчиваться продукты, начальник экспедиции отправил две подводы за провиантом на Золотую. Вместе с подводами отправился и я – чтобы хоть денька два побывать дома у родителей. Дорога шла по руслу реки. Когда до зимовья оставалось километра три, я прибавил шагу, чтобы придти в избушку пораньше, успеть затопить печь и встретить ямщиков теплом и горячим чаем.
Вечер был морозным, ярко светила луна. В местах, где была накипь, стоял туман. Шел я с палкой в руках, прощупывая лёд, чтобы не провалиться в воду. И все же – провалился. Из проруби сумел выбраться быстро, но ледяная вода успела сделать свое коварное дело, и мороз стал быстро сковывать мою одежду. Я бежал по льду и думал об одном: быстрее бы добежать до зимовья и добыть огонь.
Но когда прибежал в избушку, то понял: быстро огня добыть не смогу. С большим трудом застывшими пальцами сумел зажечь спичку и поджечь бумагу. От бумаги в печке загорелись и сухие щепки, приготовленные на растопку. Отогрев руки, подбросил в печь сухих дров, которые, по не писаному закону, всегда припасены в зимовьях. Валенки смог снять только тогда, когда отогрел их от печки. И всё же, когда подводы подъехали к зимовью – горячий чай был готов. Ямщики, конечно же, посочувствовали мне. Переночевали в теплой избушке благополучно.
Летом 1951 года поступил работать в экспедицию №13, базирующуюся на Гилюе, километрах в пятидесяти от Золотой. В течение года работал горняком, а с мая 1952 года начал работать буровиком. И с этого времени началась моя трудная, но интересная и очень нужная людям жизнь буровика.
Среди буровиков ходила тогда такая байка: было у отца три сына; двое – умных, а третий – буровик. Это, конечно, шутка, но она часто вспоминается, особенно когда работать приходится в ночную смену. Я быстро освоил эту профессию. Работа буровика не сложная: крути штанги быстрей, следи за двигателем, не будь разиней, а то попадешь под ремни или еще куда. Летом хорошо на буровой! Работать свободно: не связывают тебя ватные шпаны, телогрейка или шуба. Работаешь без рубашки. И хотя вымажешься за смену в мазуте, но не беда: мыло и вода всё отмоют. Если днем жарко, то ночью работать лучше. Летом рано светает и, может быть, поэтому не так хочется спать.
Любил я в стороне родной рассвет встречать на буровой. Светает летом рано и быстро. Вот еще совсем недавно река казалась темно лентой, нельзя было отделить воду от берега, гору от горы, барак от барака – все слито. Но ты смотришь. Проходит немного времени, и ты видишь сначала смутно, потом все ясней и ясней: вон та гора, где так много смородины, вон кривун, куда поворачивает Гилюй, а вон наши бараки. Утро пришло. Запели птички, затрещали кузнечики, просыпается жизнь на земле. Из трубы нашей столовой повалил дым. Это наш повар готовит нам завтрак. Я поглядел на мастера. Он держался за рычаг станка и смотрел куда-то вдаль. Это был Иван Зотов. Парень коренастого телосложения, с широким лицом монгола. Любил он свою профессию и получал от неё удовольствие. Но не встречает он больше рассвет на буровой: спился и сгорел от водки где-то, говорят, в Бикине.
В августе пятьдесят третьего объявили о переводе нас в девятую экспедицию. Почти все согласились и стали готовиться в дорогу. На Золотую Гору приехали после обеда. Я рассказал родителям о своём отъезде. Они боялись за меня, наказывали не пить водку. Я обещал, хотя и не был уверен, что я смогу не пить её, потому что уже пил, а на стороне – тем более. На второй день выехали в Зею, уладили с документами и поехали дальше. В девятой нас распределили на два участка. Я остался в центральном поселке – Кабань. Поселили нас в палатку. Это был большой поселок с семилетней школой, столовой, магазином, клубом. Много было землянок. Правую часть поселка так и называли «копай - город». Мы быстро освоились на новом месте. Вместе со всеми ездили на работу, ходили в столовую и кино. Народ был собран с разных сторон. Много было из Зеи. Началась новая для меня жизнь.
Работа не отличалась от прежней. Роба быстро стала мазутной, только вместо воды здесь применяли глиняный раствор. До первого снега жили в палатке, потом нам дали комнату в школе. Стояла железная печка из бочки, и она нас обогревала, пока не было больших морозов. В начале зимы нам стало ясно, что нам здесь до весны не дожить. Печку топили до красна, но тепло стояло только в метре от неё, потом оно подхватывалось холодным потоком из-под пола и уносилось в небеса. Койки наши на ночь стали пустеть и однажды, приехав со смены, я оказался один. Печь я затопил, но, зная, что проку будет мало, не раздеваясь, собрав все одеяла, лег. Сколько-то времени спал, а потом дрожал и все ждал утра, чтобы убежать хотя бы в землянку, но в теплую. На второй день справлял новоселье в землянке.
И пошла жизнь буровика в экспедиции. Делает она с ним, что хочет. Ломает она его, гнет, и не может бедолага - буровик вырваться из её объятий. Встретит в столовой с деньгами - проводит пьяного, грязного и без денег. Встретит голодного – не подаст куска хлеба, а посмеётся и пройдет мимо. Встанет буровик утром, для порядка сходит в столовую, у кого-нибудь поклянчит тройку: даст – рад, не даст – выматерит и едет на смену голодный. А кого он материт? Он такой же забулдыга; занял, наверно, у кого-нибудь на раз поесть.
Зарплату давали не регулярно. Давали всё аванс. Каждый день ходили в контору просить денег. Когда дадут рублей пять-десять – рад буровик, сразу бежит в столовую. Один чудак написал такое заявление: «Прошу дать мне двадцать пять рублей. Как так - у меня денег нет?». Долго смеялись над этим заявлением. Удивляется человек, почему у него денег нет. Действительно приходится удивляться. Знаешь, что есть заработанные деньги, а ходишь голодным. Приедешь со смены, заглянешь в тумбочку - и смех берет: такой здоровый и не можешь себя прокормить. Приходилось весь день работать не евши. С работы приходим, на булку хлеба насобираем и разорвем её руками, как волки овцу. Мне хоть в столовой часто давали «под ей - Богу», и на ребят брал. Но зато когда получат деньги буровики, тешат они свои животы, травят желудки водкой. Гудит Кабань от пьяной речи, матов и драк. Бабы гонят своих мужиков домой, забирают у них деньги. Долго им приходится повозиться, чтобы уговорить их. А молодежи никто не мешает «забутыливать». Пьют в столовой, пьют в землянках – и забывают о работе. За прогулы не судили и не увольняли с работы.
В 1953 году я стал работать мастером. Я, пожалуй, был самым молодым мастером. К работе относился честно и получал от неё удовольствие. Но жил как-то слепо. Никакой цели не было на будущее. Знал только, что скоро призовут в Армию, и кончится эта жизнь. В 1954 году меня и еще нескольких товарищей «забрали» в Армию. Домой послал деньги и свои «выходные вещи» в маленькой посылочке. В районной чайной на прощание пили целый день. Утром выехали в Биробиджан.
В Армии я много увидел и понял, что жить надо не так, надо учиться. Служил сначала в Порт-Артуре. Побывал на местах, где сражались русские солдаты в 1905 году. Потом нас перевезли на Украину. В 1957 году вернулся со службы в свой родной город Зею. Сейчас я учусь в вечерней школе и работаю буровиком в экспедиции, проектирующую будущую Зейскую ГЭС. Трудимся круглосуточно, в три смены. Нередко приходится идти на работу в ночную смену прямо из школы. Бурим в русле реки, а из «Зейских ворот» частенько такой ветер дует, что не продохнешь – пронизывает насквозь. А если к такому ветру добавить ещё и сорокаградусный мороз, сами понимаете – мало никому не покажется. Я рад за себя, что учусь. Тяжело работать и учиться, но это надо. Когда человек учится, он растет, он меняется. Скоро кончится моя жизнь буровая, но я никогда не забуду эту профессию. Люблю эту работу. И работаю не только ради денег, но и для того, чтобы душу наполнить приятным. Чем больше пробуришь, тем радостнее на душе, и даже ночи проходят быстро. Сколько я ночей не спал дома. Но «Не раскусишь горького – не узнаешь вкус сладкого», - говорит пословица. Только в труде человек становится человеком. Меня жизнь не баловала, но и не испортила. Пил я много, но пьяницей не был. Да и некому было выбить рюмку из рук. Развитие человека зависит от общества, и он должен исправиться среди хороших людей. «Была бы у меня воля, я бы глаза тому выколол, кто сказал, что человек неис-правим», - говорил один восточный писатель. И я с ним вполне согласен.

Рассказ брата записал
Николай Сачков
1963 год

P.S: После окончания вечерней школы Анатолий поступил во Владивостокский политехнический институт. Закончив его, работал энергетиком на предприятиях города Зеи, на Покровском руднике – в стадии его становления.