Шахерезада Часть III Глава XI

       На дворе стояла середина июля. Вокруг себя она видела счастливых людей, но она их всех ненавидела. Теперь она постоянно находилась в раздражении и всплески ее ярости могли вызвать даже просто попавшиеся по пути маргеналы, общающиеся между собой матом, которых она презирала, но раньше особо на них не реагировала. Она шла на работу, к которой теперь относилась как к отдыху. С сотрудниками она теперь практически не общалась, сидя безвылазно в своем чулане, несмотря на то, что там не было воздуха и было душно, а от грязного пыльного воздуха по ее лицу пошли многочисленные прыщи, которых теперь было больше, чем у подростка.
       Все началось в конце марта с ее соседей сверху. Они всегда были довольно шумные, но она старалась не замечать этого, так как «с больных людей ничего не взять кроме анализов», которых там было трое. Однако тогда, там началось что-то невообразимое. Каждую ночь, почти до рассвета, они двигали мебель и что-то перемещали, роняли вещи будто кирпичи и топали, бегая туда-сюда и много ругались. Она им стучала в потолок, и они вроде успокаивались, но спустя полчаса начиналось все сначала. Через неделю у нее не выдержали нервы, и она в два часа ночи позвонила в милицию, чтобы их, наконец, утихомирили. Она так и не могла привыкнуть к новому слову полиция, тем более их сущность от перемены слова не изменилась. Они приехали где-то через полчаса, но после их приезда соседи вроде угомонились, но вечером следующего дня началось все сначала. Она практически перестала спать и ходила как натянутая струна. К середине апреля она заработала самый настоящий истерический психоз с криками: «Да, чтоб вы сдохли все!!! Ненавижу!!!»
      Затем, она чуть не оставила в каком-то мошенническом автосалоне полмиллиона за машину, которую она никогда бы не увидела, но помог ее друг, который поехал с ней приобретать ее. Он их и раскусил.
      На работе у нее тоже начались конфликты. Если она раньше натягивала улыбку и общалась с людьми дружелюбно, то сейчас она стала, просто приходить и требовать то, что ей нужно без особых церемоний с ними.
      - Вы не дооформили документы, когда я получу остальные данные?
      - А кто Вам сказал, что мы этим должны заниматься? Какая ворона Вам это прокаркала?
      - Насколько я понимаю Вы тут Главный инженер, когда Вашу должность займет кто-то другой, я буду спрашивать с него
      - Когда я сюда пришел, мне сказали, что я буду заниматься только тем, зачем пришел, а за все остальное мне денег не платят.
      - То есть Вы полагали, что придете в фирму, у которой один контракт и будете на нем просиживать штаны? Так не получится. Фирма развивается и заключает новые контракты, если Вас не устраивает должность Главного инженера фирмы попросите Карапетяна дать Вам должность контролирующего тот контракт, на который Вы пришли. А пока мне нужны данные.
      - Ну вот пусть Вам Карапетян их и дает, мне уже надоело, что этот армянский мальчик нагружает нас всякой херней, за которую не платит!
      - Во-первых, он Ваш руководитель, не позволяйте себе в присутствии сотрудников отзываться о Вашем директоре подобным образом! А, во-вторых, он цепями Вас к рабочему месту не приковал, так что у Вас всегда есть альтернатива выбора, либо Вы исполняете должность, на которую были наняты, либо ищите другую работу. Мне нужны данные.
      - Вон, пусть Василий Сергеевич Вам их даст…
      - А что я, мне вообще насрать на это. Я не нанимался этим заниматься, он деньги будет зарабатывать, а я тут паши на него? Я не буду этого делать, пусть попробует заставить…
      - Вы вообще, что себе позволяете? А кто этим будет заниматься – я? Может мне еще поехать на объекты и самой все это устанавливать, чтобы никто из Вас не перенапрягался?
      - Я этим заниматься не буду, пусть АБэ сам занимается своими проблемами, а мне насрать, ясно?
      - Может Вам туалетную бумагу дать чтобы подтираться и по какому праву Вы так по-хамски относитесь к Вашему директору? Он исправно Вам платит зарплату, годовые премии, организовывает новогодние корпоративы…
      - Да, уж лучше бы деньгами, по две тыщенки, в кармане было бы больше…
      - Ну, все, хватит! На сколько мне известно, он Вам платит приличные деньги…
      - Семьдесят пять тысяч – это не приличные деньги, и он не добавляет, Вам же доплачивает генподрячик, а почему нам не доплачивают?
      - Что за чушь? Мне никто ничего не доплачивает. У меня оклад и должность, и я их отрабатываю…
      - Ой, да ладно… Хотите сказать, что Вы работаете на те деньги, которые получаете?
      - В общем, я все поняла… Достаточно! Если вас что-то не устраивает, дверь открыта, ищите себе место с более приличным окладом, где у Вас будет много времени играть в «Шарики» и разглядывать «телок», я, кажется Вас обоих от этого полезного дела оторвала, в рабочее время?
       - А…
       - Гм…
       - Мне все-равно, чем вы все тут будете заниматься, если мне не придётся выпрашивать у вас вашу работу, мне нужны данные и будьте любезны до вечера их добыть, завтра будет закрытие документов…
       Конфликтность нарастала все больше и больше вместе с новыми контрактами. Ее поражала мелочность и не благодарность, с учетом того, что всякий раз, когда бы она не заходила к инженерам, она ни разу не заставала их за работой и на объекты также они не ездили даже при подписании документов, возложив свою работу на, не имевших таких полномочий, монтажников. Она как-то попыталась сказать их армянину, что для эффективности работы всем нужно прописать «Должностные инструкции», но в ответ заработала от него: «Анна Аминовна, Вас на работу наняли цифры считать, а не советы давать». Получив такую пощечину, она больше не лезла ни в какие проблемы, которых было «воз и маленькая тележка» и даже уже думала о том, что он заслужил быть «нашим армянским мальчиком» и «АБэ» с учетом того, что не хотел обращать внимания ни на что.
       В мае она впервые совершила длительную поездку на машине, поехав на дачу. Дорога, которая по ее меркам должна была занимать часа два максимум, в итоге заняла пять часов из-за пробок в связи с ремонтами дороги на Ярославском шоссе. Когда они приехали на съезд в сторону «Арсаки» она вышла на воздух, чтобы немного отдохнуть. Был уже вечер, а впереди еще двенадцать километров по бездорожью, где требовалось все ее внимание, так как асфальт в течение нескольких километров был в ужаснейшем состоянии, сама дорога была очень узка, две полосы были шириной, как, едва, полторы нормальные и ей еще предстояло проехать их. Уже потом, где-то она останавливалась и выходила из машины, чтобы, проверить в какую из пяти ям, пересекающих полностью дорогу, можно въехать, чтобы не оставить двигатель, затем поворот и грунт в ямах, затем бетон с торчащей арматурой и в дырах. Она знала эту дорогу и раньше, когда у нее еще не было машины, так как иногда пользовалась возможностью с кем-то доехать до Москвы.
      Тот долгожданный отдых на природе, к которому она стремилась, так отдыха и не дал. На следующий день было Общее собрание, которое она посетила впервые и, на котором она задала несколько вопросов, после чего, уже вечером, произошло вообще из рук вон выходящее событие:
      - Постой! – услышала она крик, обращенный к ней.
      Она как раз выходила из калитки со своего участка с ведром, в котором лежали выкопанные ею цветы для соседей с другой улицы. Она остановилась и посмотрела на бегущего в ее сторону Председателя. Он подошел к ней вплотную и нависнув над ней начал сквозь зубы говорить:
      - Не тереби народ, поняла?! Иначе я тебя вытурю отсюда, я сделаю так что дома лишишься, поняла? Свои вопросики засунь себе в задницу и больше не рыпайся, иначе сама увидишь, что я с тобой сделаю… - и с этими словами он развернулся и пошел к своему дому, который был не далеко от ее собственного.
      Она стерла его слюну со своего лица и стояла в ступоре глядя ему в след не понимая, что это сейчас было, «Он что? Угрожал? А что я там за вопросы задавала? Она вспомнила как спросила про сметы на дорогу, про завышенные тарифы на электричество, про сбор осенью с пенсионеров денег под угрозой отключения им света и сроках возмещения им денежных средств и тут до нее дошло - Вор!
      Потом она вспомнила свои письма в Прокуратуру в ОБХСС, а затем и в МВД города Александрова, где прилагала все расчеты, список всех нарушений Федерального Закона, а также собранные ею сведения по не благовидному его поведению к пенсионерам и инвалидам. Вспомнила о запугивании стариков и распространении порочащих их сведений, из-за которых они позволяли Охапкину обирать себя и терпели его унижения, которые ей удалось аргументированно собрать, но Органы только отписывались от нее, говоря, как бы своими длинными письмами «идите в Суд, выберите другого Председателя», даже не вникая, что люди боятся его.
      Что это за Госструктура, которая не защищает людей, не защищает пенсионеров, которые прошли и войну, и голод, и пережили Перестройку, которая оставила их без нормальной старости? Что за непочтение и неуважение к возрасту престарелых матерей и отцов? Она пыталась воззвать к детям своих соседей, но они не приезжали, а своим родителям говорили: «Не ввязывайтесь ни во что, зачем вам это надо?», причем даже не помогая материально оплачивать алчность Председателя и его жены, которые строились на их деньги, скупали земельные участки и купили себе джип. Ублюдки!
      В конце мая, Комиссия тех, кого она защищала, под предводительством Председателя, отключила ей свет. В первый же вечер ее мать, пытаясь выйти в темноте из комнаты, упала и сильно ударилась грудью. Когда она успокоила плачущую маму и «убрала боль», вопящую "Садисты!", она поняла, что эти люди не достойны ее защиты и приезжать на дачу перестала, так как полуслепой матери без света делать в доме было нечего. Впрочем, она все же написала письмо в ФАС о том, что тариф за электроэнергию превышается более, чем в вдвое, что все же имело некоторый резонанс и сосед, который полностью поддерживал ее сражение против Председателя, сообщил, что теперь Охапкин берет строго по тарифу. Одновременно со всем этим она была вынуждена подать в Суд, чтобы ей подключили электроэнергию обратно.
       В начале июня обнаружилось, что соседи квартиры сверху продали квартиру и там начался ремонт. Теперь там жила целая армия таджиков, которая спала до двенадцати, а потом начинала крушить стены, штробить, дробить, ломать и это продолжалось каждый день до вечера, а затем они начинали отдыхать, занимаясь "возлияниями", отчего были слышны их вопли на тюркских языках, рыгание и в три ночи это заканчивалось шумным падением тел. Постепенно они сняли все полы, лишив окончательно квартиру шумоизоляции и сделали стяжку, чем сделали замыкание и лишили ее всего верхнего света в квартире. Когда она вызвала мастера, чтобы понять почему пропал свет, он открутил люстру и показал, что по проводам льется вода.
      Она вызывала участкового, полицию, но все было бесполезно. Они разводили руками и говорили: «Сами понимаете, ремонт, что мы можем сделать?»
      - Так ведь есть Закон о тишине в ночное время!
      - Закон может и есть, но мы можем сделать что-то, если они хотя бы откроют дверь, а если не откроют – это их право, мы бессильны, так что терпите.
      К середине июня она была на пределе. Но жальче всего ей было свою мать. Да, она почти уже не слышала теперь, но это был не просто шум, а грохот, который теперь сотрясал стены, отчего она поправляла книги на полках и вазы, которые от вибрации сдвигались к краям. Он издавался на всю улицу, слышную даже в ста метрах от дома. И она ничего сделать не могла. У нее хотя бы был отдых на работе от этого, а мать практически не вставала с постели и даже не могла пойти погулять куда-нибудь.
      Однажды придя на работу, у нее снова возник конфликт, но она даже не поняла с чего он начался. Карапетян улетел в командировку на несколько дней, а она зашла к инженерам, чтобы получить от них данные, которыми они не располагали, впрочем, «как всегда». Их «подменный директор» был на месте и сидел вместе с инженерами в кабинете. После того как она снова повздорила с ними из-за отсутствия данных, она обратилась к нему и сказала, чтобы он, как замещающий руководителя, предпринял шаги по решению этого вопроса и хотела уже было развернуться и уйти как вдруг:
      - А чего ты тут указываешь? Ты кто такая?
      Она медленно развернула к нему голову, не понимая, почему он так говорит с ней и что стало причиной этого, но того как прорвало, и он продолжал
      - Без тебя разберемся, чего ты залупаешься!
      - По каком праву вы разговариваете со мной так?
      - Иди отсюда, поняла? Пошла на место! На место! Место, я сказал!
      - Как вы смеете со мной так говорить?! Кто вам дал право указывать мне мое место в таком тоне?! И почему Вы себя так ведете вообще?
      - Пошла сказал! Иди в свой чулан, сиди там! На место иди, я сказал!!!
      - Я Вам не собака, разговаривать со мной подобным образом! - крикнула уже она.
      - Я сказал на место! Пшла прочь!!! Дура!!! Пшла отсюда! Сидеть на место, я сказал!!!
      Далее его как прорвало. Он десять минут поливал ее оскорблениями вперемешку с матом. Она уже молча все это выслушала, а потом сходив к себе, трясущейся рукой, находясь в ярости, написала заявление об увольнении и положив ему его на стол, молча ушла, забрав все свои вещи, а именно дамскую сумочку, которую носила с собой.
      Уже в два часа дня они вместе с мамой были на даче. Она не стала рассказывать матери о беспределе, который учинил их «официальный недоумок», а просто сказала, что она уволилась. Мама не стала ее ни о чем спрашивать, зная, что дочь своих решений не меняет. Спустя какое-то время телефон начало разрывать от звонков с работы, но она отключила телефон и занялась тем, что начала собирать солнечные фонарики, которых она купила целую коробку, чтобы, когда они зарядятся, вечером распределить их по дому и еще надо было расклеить на первом этаже фонарики-таблетки на батарейках, которые включались нажатием на них, чтобы мама больше не споткнулась и не упала из-за отсутствия света. Сама же она в нем не нуждалась. Была проблема с водой, но сосед быстро все организовал, перебросив к ней электро-удлинители от своего дома.
       Вечером она зашла к нему в гости на «рюмочку» обсудить план дальнейших действий с их Председателем.
       - Завтра съезжу в Органы, поговорю с ними лицом к лицу, может я не ясно как-то написала про этого козла?
       - Я завтра не могу с тобой поехать, утром уеду, дочь из Германии прилетает, поеду встречу.
       По телевизору начались новости, которых она уже давно не слышала. Она отвлеклась на «Главную новость» оповещавшую о некоем Сноудене.
       - Кто это? – спросила она его
       - Сноуден? Ань, ты в каком веке живешь, о нем теперь только все и говорят? Ты вообще новости-то слушаешь?
       - Да, некогда особо, - неопределенно ответила она
       - Это переметнувшийся американский шпион, ну ты даешь, он там все тайны их пораскрывал! – удивляясь, сказал он
       У нее появилось какое-то чувство дежавю, но она никак не могла вспомнить, что было нужно и поставив рюмку, закусив при этом редиской с зеленым лучком, она встала и, попрощавшись с ним, пошла домой.
       Потом она вспомнила поездку в Александров. В ОБХСС она пыталась рассказать о беспределе, который творится у них на даче, но услышав не мысль, а сказанную вслух фразу, случайно соскользнувшую из уст мужика: «Нам за пенсионеров премий не дают», она, спросила их: «В чем заключается смысл Вашей работы? Выполнять только ту работу, за которую подачку подкинут? Зачем вы выбрали эту профессию?», и с этими словами, только аз бросив взгляд на раскрасневшуюся сотрудницу недооргана, покинула этот малопривлекательный двухэтажный дом и направилась в Прокуратуру. Там ее вроде выслушали и сказали написать заново заявление, указав обо всех нарушениях. Она начала писать, у нее уже получилось три листа, а потом, когда зашел один из молодых людей посмотреть «закончила ли она», она «услышала мысль»: «Во дает, она и вправду полагает, что мы это читать будем?». Она тут же поставила точку и отдала его ему, поняв, что, в тот момент когда она покинет здание, ее заявление совершенно случайно уронят в мусорное ведро. Потом она вспомнила участкового:
      - Вы же носите имя Пророка Магомеда, ладно русские, большинство из них уже давно не почитают своих корней, но Вы дагестанец, мусульманин! Как Вы можете видеть эти издевательства над стариками и ничего не делать?!
      - Во-первых, я уже не работаю участковым, а во-вторых, мы съездили поговорили с ним, но особо нарушений не нашли, а дальше вы уж там как-нибудь сами переизберите его, я уже сделать все-равно ничего не могу.
      Еще через пару дней она включила телефон и сразу же он подал си гнал звонка. Увидев, что звонит Карапетян, она взяла трубку. Она сказала ему, что не вернется, но он потребовал приехать и передать документы, а потому они собрались с мамой и поехали в Москву.
      - Мне рассказали, что тут произошло, надо уметь держать себя в руках Анна Аминовна
      - В смысле?
      - Я понял, что Вы тут создали конфликтную ситуацию, оскорбив Николая Станиславовича
      - Кого я оскорбила?!
      - Ань, ты обозвала меня матом! – сказал виновник «торжества» стоя за спиной руководителя
      - Кого обозвала матом? – удивилась она, - Я не ругаюсь матом, что за бред!
      - Нет, ты сказала!
      - В общем, Анна Аминовна, я подпишу ваше увольнение, но вы подумайте о том, что теряете работу, а я сомневаюсь, что Вас где-нибудь ждут, так что решайте, а Вы Николай Станиславович, почему Анну Аминовну по имени называете? Надо уважать людей, с которыми работаете. А пока пойдемте…
      «Подменный» уже вышел, а она, позвав руководителя сказала:
      - Мне не о чем думать, я не нуждаюсь так остро в деньгах, как Вы полагаете.
      - Зачем Вы звонили Александру Владимировичу?
      - Чтобы извиниться перед ним, за то, что мне не подошла работа, которую он мне предложил.
      - Анна Аминовна, на будущее, если Вы захотите остаться, не выносите сор из избы, мы сами разберемся, понятно?
     «Как же, разберетесь, пять минут на работе в день, дают конечно же полную информацию обо всем, что здесь происходит, даже не сомневаюсь в этом. Осел!»: подумала она глядя на этого малопривлекательного ей человека. Но в этот момент позвонил Язид и она отвлеклась.
      - Сестра, как у тебя дела?
      - Все плохо Язид, вот с работы увольняюсь.
      - Ты не должна этого делать!
      - А что мне делать, меня тут дискредитировали и работать с этими людьми я уже не смогу.
      - Ты должна остаться, помощь придет там.
      - Тут нет ничего кроме грязи и духоты, тут не будет никакой помощи
      - Нет, я уверен, помощь придет там, потерпи, я тебе с Женей молитву отправил, он к тебе собирался, не приехал еще?
      - Нет.
      - В общем терпи, надо остаться.
      Они еще немного поговорили, и она рассталась с ним. Если бы она могла плакать, она бы заплакала, но спорить с ним она не могла, если он говорит остаться, значит нужно остаться и терпеть. Снова зашел Карапетян:
      - Ну, что Вы решили?
      - Я остаюсь, но мне нужны извинения.
      Он позвал Николая Станиславовича и сказал ему извиниться
      - Мне нужны публичные извинения
      - Анна Аминовна, ну хватит, Вы сами создали эту ситуацию, так что он извинится перед Вами и закончим на этом.
      Тот что-то суетливо пробубнил невразумительное и они оба покинули ее.
      Она осталась здесь как «побитая собака», предположив, зная немного психологию людей, что с этого момента начнется вялотекущая травля, подтверждение чему, она уже получила буквально через пару недель. Теперь она жила в настоящем кошмаре. Дома грохот, от которого не слышно собственного крика. Бессонные ночи с истерическими психозами до трех ночи. На работе враждебное отношение одних и «жалкость» других, которые неожиданно перестали ее бояться. Был жаркий июль, в конце месяца ее день рождения, к которому она придет, открыв новую страницу своей жизни, теперь она действительно начала ругаться матом, потому что человеческих слов у нее уже не хватало. Но должен был приехать Женя и может быть он что-то сделает, ведь он все же представитель Власти.

Следующая глава...
http://www.proza.ru/2017/04/10/1693