Падение человечества

- Прошу минуточку внимания… Дорогие господа, прошу вас! – громогласно говорил в микрофон командир.
Толпа потихоньку утихомиривалась. Матвей призывал ко вниманию всех находящихся в партере, ложах, на балконах, при этом находясь со своими лучшими бойцами на сцене. Он стоял с микрофоном в руках и, как только толпа умолкла начал свою речь:
- Господа… мы последние представители человечества. – Он говорил с очень печальным голосом, потому что судьба порой бывает неизбежной по отношению к человеку. – Нам предстоит последний бой.
Я отчетливо слышал каждое его слово и понимал всю правдивость его речи. Среди меня около сотни бойцов, занявших места в партере, как можно ближе к сцене и командиру. Ситуация ужасна: через сорок минут все подохнут, включая меня. Основные силы мяукотов начнут штурм здания с минуты на минуту, это я знаю точно без информации командира.

А ведь еще недавно все было хорошо, когда люди правили планетой. Все ходили на работу, зарабатывая деньги, чтобы покупать что-либо. За деньги можно было купить все, это я не просто помню, а в этом я уверен. У меня сейчас в левом кармане моих камуфляжных штанов осталась сторублевая купюра российских денег. Было еще много разных валют, принадлежащих разным странам. Кстати, стран было очень много, а там, где находимся я с оставшимся повстанческими бойцами называлось когда-то страной Россией. Вот такое красивое название до сих пор у меня в голове, кажется, до тех пор, пока не убьют, воспоминания никогда не исчезают. Воспоминания — вот такая вещь, самая чудная и ужасная, можно помнить лучшее и худшее; от нее не уйти.

- Господа, - продолжил говорить на весь театральный зал Матвей. – Мы дадим сопротивление… мы – последнее сопротивление!
Все громогласно прокричали раза два «ура», но кроме меня. Я понимал, что радоваться не чему. Зачем радоваться, если тебе умирать через пол часа. Так и в жизни. Говорят, гавно не тонет, так мы все еще на плаву.
- Господа, я вас уверяю: мы дадим сопротивление и пойдем в контратаку!
Крикнули три раза «ура». Я молчал. На меня повесили несколько килограмм взрывчатки, чтобы взорвать если чего этих четвероногих убийц.

В хорошие времена, когда человечество держалось на плаву как гавно, я был учителем. Учить я любил. Не любил только детей и подростков. Первые просто невыносимые существа, которые то и дело, что ноют. Вторые – подростки – обычные твари, жестокие и тупые. Все до единого. Это как учитель с шестилетним стажем могу заявлять. Но сейчас время совсем другое: от человечества осталось несколько тысяч человек, которых пытаются истребить мяукоты. По новостям показывали, что предводитель вида мяукотов лично прибудет на последний штурм к последним остаткам российских человек – то есть прямо к нам. А ведь когда-то они были обычными домашними питомцами. Их любили абсолютно все, за исключением только аллергиков. А так…

- В оркестровой яме будет наш опорный пункт… этот зал наше поле битвы… за ним все заминировано, - говорил с короткими паузами командир Матвей. – Я прошу прямо сейчас всем рассредоточиться и занять укрепленные точки. Да прибудет с нами господь!
Я услышал четыре раза «ура». Кажется, все воодушевлены и готовы дать отпор мяукотам. А мяукоты готовы нас истребить. Неравная битва. А вот лично я, с динамитом на груди, во-первых, не хочу умирать от лазерных лучшей этих тварей, а, во-вторых, не имею ни малейшего желания подорваться, лишь для того, чтобы забрать с собой в преисподнюю бывших домашних животных – мяукотов.

То ли в ноябре, то ли в декабре, началось что-то необъяснимое. Сначала пропала всемирная паутина, то есть интернет. Потом телевизор – стеклянная сиська – перестала показывать программы по телевидению. Я, конечно, не сторонник был просмотра порнухи по запрещенным телеканалам или на порно сайтах, но удрученным и обеспокоенным был. Это было все в один день. Позвонил, значит, жене, а она не взяла трубку. Понял, что после телика еще и вырубилась мобильная сеть. Хотел позвонить Билайну – своем сотовому оператору, - а потом понял, что звонить вообще нельзя. Хотел поехать в офис. Точнее и поехал в офис. Выхожу из дома, слышу непрекращающиеся агонические крики. И вижу: коты – наши домашние питомцы – носятся по улицам и красными лучами из глаз разрезают на половину всяк ходячих и бегающих людишек. Потом вижу жену, подбегаю к ней и спрашиваю, мол, что за, прости, хрень творится. Она не успевает ответить, потому что около нас оказывается британский короткошерстый коричневого как гавно цвета кот и разрезает мою жену на две части. На две части прямо по талии так. Её туловище вместе с головой упало навзничь, а ноги, немного постояв, свалились прямо на голову. Моя жена вроде и не моргнула. Но… я все равно хотел разводиться. Кота я пнул, и он отлетел в кирпичную стену, пытаясь влиться в кирпич стал лепешкой и сдох. В общем очень необычный день.

Послышались взрывы. Это сработали противомяукотичные мины-липучки. Одна такая мина может распространить кишки на все три измерения ближайших пятнадцати котов. В одной группе около тридцати мяукотов, мяукошек не берут. Мяукошки работают на социалистических мяуфабриках, которые созданы для поддержания и развития единого Мяугосударства, владение которого теперь вся Земля.  Подразделение мяукотов состоит из девяти групп, а значит это приблизительно двести-триста четвероногих котов. По данным Матвея на последний оплот российского человечества мяукоты кидают все свои питерские силы – двенадцать подразделений. Это, как бы невыносимо не звучало, по моим быстреньким расчетом, а я был историком, около тысячи двухсот мяукотов, способных одним взглядом уничтожить представителя человеческого вида, какая бы на нем амуниция не была.

- Алекс! – обратился ко мне Матвей. Я в это время был не далеко от самой сцены.
- Да-с, - ответил я.
- Подойти пока они не начали штурм.
Я поспешно поднялся на сцену: времени оставалось все меньше; сработали одни из первых мин-липучек, направленных на ликвидацию хотя бы нескольких процентов штурмующих. Подойдя к Матвею, я осведомился:
- Ты хотел со мной поговорить?
- Да… - он выдержал паузу и продолжил, - я хочу, чтобы ты использовал свой заряд как можно скорее… ради нас… ради всего челове…
- Нет, - перебил его я. – Человечеству мы не нужны, потому что его больше нету.
Он махнул рукой и возразил:
- Брось, мы его возродим.
- Очень оптимистично, но нет, - парировал я.
- Ты не видишь в каком выгодном положении мы находимся для отражения всей армии мяукотов? – спросил Матвей.
Я покрутил головой: человек сто сейчас будут отражать атаку свыше тысячи мяукотов, превосходящих в способностях своих оппонентов точно. А у нас только винтовки СВД, которые на балконах; автоматы Калашникова, которые у мяса в руках и… все. Я ответил:
- Оркестровая яма и балконы нас не спасут… перевернутые сиденья как ограда тоже.
- Ты до сих пор не понимаешь, что мы выиграли, ха! – усмехнулся Матвей.
- Что?..
Рванули мины, которые находились в вестибюле, что близ входа на главную сцену Мариинского театра. Я не понял, что имел ввиду командир, но после взрывов он спрыгнул в оркестровую яму и занял оборону вместе со своими лучшими бойцами, в список которых я не входил. Я сел за ограду, составленную из стопки перевернутых оторванных от конструкции сидений. Со мной рядом было еще один боец, который стоял и переводил взгляд то на меня, то на партер впереди нас.
- Тебя, брат, как звать? – спросил высокий с коричневыми волосами и карими глазами.
- Алекс, - ответил я и спросил его имя.
- Слава… можно Славян.
- Очень приятно, - сказал я и протянул ему руку.
Как только он мне ее пожал, прогремели последние мины, за дверьми сцены Мариинского театра. Огромнейшие двухметровые двери открылись и показались маленькие пушистые рожицы мяукотов. Это были коты-камикадзе породы Шартрез. С десяток таких уже летело в сторону всего нашего повстанческого сопротивления. Я не успел моргнуть, как эти мяукоты взорвались и унесли жизнь нескольких наших бойцов, находившихся впереди всех. Правый фланг, на балконах, открыли огонь из снайперских винтовок и, благодаря разрывающимся пулям, кончали каждого второго мяукота. Правый фланг на балконах уже стрелял по двери, из которой в бой врывались основные силы: манчкины длинношёрстые и короткошёрстные – мяукоты-псы белых и черных цветов с укороченными лапками, которые идеально подходили для прорыва линий оборона людей; бурмиллы длинношёрстые и длинношёрстые – серебристые мяукоты с активной подкожной и кожной защитой, в результате самой необычной и боевой шерсти среди всех представителей мяувечества; бразильские длинношёрстые – очень живучие и ловкие мяукоты коричневых и серых цветов, способные концентрироваться на вражеских снарядах и меня свое положение относительно траектории пули.
Наступление протекало слишком быстро для нас: потери были велики, часть бойцов находились в дезориентации. Мы со Славой из своих автоматов поддерживали месиво в центре зала Мариинского театра.
Я никогда не держал в руках оружие. А сейчас держу и нажимаю на курок. Попадаю или нет – мне все равно; я знаю, что мы умрем скоро; я знаю, что у меня тратил на груди и я могу унести с собой пару мяукотов, но зачем? Половину своей жизни я учился, другую – работал. Семья из только одной жены меня устраивала. А когда она умерла я даже не расстроился. Может потому что ее красиво разрезало на две части или… или просто я ее не любил. Я не верю в бога и поэтому уверен, что мы никогда больше не встретимся. Рай и Ад – все это фигня для меня. Верить в бога, как говорили у меня в педагогическом, тоже самое, что и быть шизофреником или психом. Нет, правда: шизофреники видят, слышал или верят в то, чего не видят, слышат или верят другие… а значит вера – групповая шизофрения.
- Держать, держать оборону! – кричал командир.
Слышались какие-то возгласы бойцов, либо дохнувших, либо только готовых подыхать. Я стрелял почти навскидку, периферийным зрением видел Славу и то, как он, скаля зубы в своей белоснежной улыбке и нажимал на курок. Ему нравилось это, а мне - нет. Я не хотел погибать, а он, кажется, был готов отдать свою жизнь за остаток жалкого человечества, которое уступает во всем мяукотам.

В тот роковой день, когда моя жена решила разделиться на две части и умереть, а я замочил домашнего уличного кота – первого моего убитого мяукота, - я первым делом кинулся в сторону метро от моего бульвара. Мне предстояло пройти несколько кварталов. По пути я осматривался и видел то, что сотворено человеком; то, что теперь не принадлежало людям; то, что достанется мяукотам – жалким котам, которые получили приставку «мяу». Они получили эту приставку потому, что после убийства своей жертвы путем разрезания лазером из своих глаз или растерзанием острыми когтями, которые, как мне казалось, состояли из твердого материала как железо, как я и все выжившие видели, мяукоты забирались на труп – свою жертву – и, мяуча или мурлыкая, мяли тельце некогда живого существа. О! Это было жестоко: кажется, у них остались старые привычки, которые были получены котами в результате одомашнивания. Но самое главное, что они не убирали когти в подушечки, а наоборот, продолжали распарывать кожу убитого и доставать мяско. А далее… а далее, если представитель мяукотов имеет желание покушать, то последующее людоедство для них считается приемлемым. Коты вообще стараются по максимуму сжирать людей, чтобы меньше возиться с трупами. Да, кости они тоже едят, все-таки кальций.

- Леха… - прервал мои воспоминания Слава, пока я стрелял.
Я оглянулся, наших становилось все меньше, гремели взрыв за взрывом, работа мяукотов-камикадзе, балконы опустели, успех мяукотов-прыгунов, которые прыгают на расстояние до пяти метров. Перевел глаза на Славу, тот скалился, но уже с почерневшими безысходными глазами, вернул глаза на наступающих мяукотов и вижу, что их слишком много. Мяукоты разных пород, всех я не знаю; коты – мирные существа, которые куда умнее людей на самом деле, но почему они решили взять и уничтожить своих некогда хозяев – мне не понять. Я жму на курок и продолжаю стрелять в сторону кучки мяукотов, но с каждой секундой понимаю, что конец близится слишком быстро. Я находился за барьером из сдвинутых и накинутых друг на друга стульев – не совсем надежная опора от лазеров, но у мяукотов дальность выстрела не такая большая, метра два, если на глазок взять. Перед моими глазами было вот что: около сотни котов, разбросанных по всему залу, которые кончали человека за человеком. Я, как трусливый человек, находился перед оркестровой ямой, в ней командир и его специальная группа из лучших бойцов. Но даже и они подохнут после нас. К нам приближаются коты, и я понимаю, что не хочу умирать. Нет, не хочу. Я обернулся и хотел было прыгнуть в оркестровую яму, но перед этим сказал Славе:
- Извини.
Он на секунду отвлекся от своего боя и посмотрел на меня таким взглядом, словом, я предатель. Предал Родину, которая включает в себя все человеческое. А может я не хочу больше быть человеком? Я прыгнул в оркестровую яму и обнаруживаю лежащие безжизненные тела с мяукающими на них котами. Зашли с тыла… суки. Я нацелился на одного из котов и открыл огонь. Тот в свою очередь, когда я пустил очередь, уворачивался и извивался как какая-нибудь волна. Все пули прошли мимо и у меня кончились патроны. Ну не умею я стрелять! Учитель я и пацифист, а не стрелок долбанный! Сбоку толчок, и я уже у стенки оркестровой ямы. Меня оттолкнул серый мяукот, один из четырех, которые смотрели на свою новую жертву. Вот она – смерть. Сейчас меня растерзают, разрежут лазером или перегрызут глотку – убьют.

Я могу немного подумать. Последний раз подумать. Любил я учить – это правда. Это необъяснимое чувство, когда все сидящие на уроке, в моем классе, тупее меня в несколько сотен раз. Я как Пушкин… нет, как Шекспир кидался афоризмами, крылатыми фразами, эпитетами и метафорами прямо в учеников из пулемета – своего рта. Им было больно, но все что нас не убивает, делает нас сильнее – так я говорил на каждом втором уроке. И я был тем фактором, стимулом, который заставлял самых бездарных и ленивых школьников учиться – вот что такое счастье учителя. Но теперь я погибну не только как человек; я погибну как учитель, учить то некого! И что я могу сделать перед своей смертью? Ровным счетом ничего.

Я вспоминаю, как встретился с Матвеем – командиром нашего отряда. Еще после того, как решил дойти до метро, оглянувшись, я передумал. Тогда же я и понял то, что много-много раз переваривал в Мариинском театре – смысл моего сопротивления. Зачем выживать? Все, апокалипсис, домашние животные уничтожают своих хозяев. Сенсация, просто! Вот работал бы журналистом, так бы и написал в своей статье. Но я – учитель. Словом, я дрался как мог. За все время, после убийства моей жены, на меня напал один мяукот. Он решил не разрезать меня лазером и напал в рукопашную. Но как только он на меня кинулся, сверху, чтобы сразу вцепиться в горло, я, перехватив его за шею, изломал ее так, что голова этого кота была повернута на сто восемьдесят градусов от первоначального положения. Чувство, которое овладело мной, заставило бороться.
Все вокруг меня и взаправду напоминало апокалипсис как в голливудских фильмах. Вечные стоны, крики; люди подыхали. Каждую секунду, наверное, погибало несколько тысяч человек, ведь мяукоты превосходили нас во всем. О да! Это новые хозяева Земли! После того, как я угробил очередного кота на пути к метро, на меня напала целая мини-группа мяукотов из трех представителей новых хозяев планеты. Вот тогда и только тогда я понял, что мне оставалось умереть красиво, борясь и сопротивляясь как рыба, пойманная на удочку. Эти мяукоты окружили меня и готовились напасть. Один, ринувшись первым, ударил в грудную клетку так, что я повалился на землю. Другой мяукот в это время стрельнул лазером и, благодаря действиям своего товарища, промазал. Да, слаженной работой они тогда не владели! Я закрылся руками тогда, как и сейчас, но, когда один из котов был на мне, послышались выстрелы, которые пронзили мягонькие тела этих тварей насквозь и повалили котов намертво ко мне на землю. А я не мог встать. Ко мне подошел человек с оружием и протянул руку. Я взял ее и поднялся только с ее помощью.
- Матвей, - сказал мой спаситель.
- А… Алексей, - ответил я чуть живым голосом.
- Теперь, - сказал он, - ты часть сопротивления.
И тогда все и началось.

Я не могу открыть глаза, но я понимаю, что меня не убили; меня пощадили, но зачем?
- Встать, - сказал не человеческий голос прямо перед моим лицом.
Я приоткрыл глаза и увидел, как кошачья морда смотрит прямо на меня, находясь на моей груди. Я хотел его столкнуть, но не смог. Я понимаю, что вот-вот недавно мы были хозяевами этих милейших питомцев, а они – частью нашего домашнего комфорта.  Они решили нас уничтожить потому, что мы плохо к ним относились? – этого я до сих пор не понимаю и вряд ли пойму. Ну а что если…
- Я сдаюсь, - сказал я прямо в мордашку мяукота.
Он долго рассматривал меня, а затем сказал:
- Пройдемте.
Мяукот слез с меня, и я поднялся на ноги. Сначала удержать равновесие было сложно, но я справился. Все-таки один из последних представителей человеческой расы, надо вести себя грациознее.
Щелчок. Кажется, я вот-вот сдетонирую. Но как же моя миссия по защите человечества? А его уже нет! Ну и что? Я должен.
Что-то пощекотало мою грудь.