Стихи Т. Булах-Гардиной

        ( Из записок Т.Булах на листках )


                Узники

(к написанному в 1931 году стихотворению предусмотрительный В.Р. Гардин приписал: "в фашистской Германии")

Тюрьма для душ страшней тюрьмы для тел.
И этот ужас - наш удел.
В застенке сердца ненависть растет,
Упорная, как терпеливый крот.

Все роет, роет. Нет уже угла,
Где б эта ненависть следа не провела.
Но все молчим. И в горле слов комок
Сливается в тугой затянутый клубок               

А в сокровенной черной глубине,
На медленном негаснущем огне
Проходит любящий, внимательный закал
Наш друг единственный - негнущийся кинжал               

И только он блестящим лезвием
Порой наш освещает дом
И в нем одном отражено
Души клокочущее дно.


          Зрякова гора (Псковская губерния)

На черта жить, когда свободы нет?
Когда закован каторжною цепью,
И вдалеке лишь недоступной степью
Раскинулся чужой свободный свет?
               
На черта жить, когда глаза горят
Слезой безжалостной, слезой неосушимой,
И знаешь: больше не придет любимый,
И далека заря, и близится закат?

Но силы нет, накинувши петлю,
Собой украсить нежную осину...
И глубже опускаешься в трясину,
Из человека обращаясь в тлю.

    18 июня 1934г.
               

Влажные сумерки. Отдых земли.
Я замерла на ступеньках балкона...
Рдеет лишь отблеск зари с небосклона,
С миром прощаясь до новой зари.               

Вечер окутался грустною тишью,
Слушая шорох крадущейся ночи...
Грустно слежу за летучею мышью -
Взлеты ее все нервней и короче.               

Что в них? Какие полночные чары?
Бархат ли теплый раскинутых крыльев
Высветил в памяти сказки Севильи,
Плащ, полумаску и ропот гитары?               

Хищная вкрадчивость легких движений -
Быстрого зверя иль Дона Жуана?
Или я снова во власти обмана,               
Или в надежде от нежных видений?

Крепче, всe крепче сжимаю ресницы:
Там предо мною, рука сновидений
Тихо листает живые страницы,               
Полные страсти, мечты и волнений.

 Зрякова гора, 2 июля 1934 г.


Вниз лицом - в нетронутый сугроб
Хорошо упасть с разбега,               
Чтобы стыл разгоряченный лоб
В тающих ладонях снега.               

И лежать - не думать... Тишина
Успокоит, добрая старуха, -
Сердце, изболевшее до дна,
Переполненное ложью ухо...               
 
А потом, когда придет покой,
Возвратиться тихими шагами,
Освеженной, ясной и простой -
К жизненной многоголосой гамме.               

Лисий Нос, февраль 1936 г.


Дятел поклоны бьет на сосне,
Как кардинал, красный и важный.
Стайками валится с веток снег -
Вялый и важный.               

Снежный комок вдоль дороги метну -
Мчится за ним мой пес.               
Он тоже чует сегодня весну
В запахе мокрых берез.               

Вот хорошо бы родиться, Джек,
После того, как в мире
Отжили б ружья свой страшный век -
Даже в ребячьем тире.

В нашем "сегодня" - прелесть весны
Может смениться проклятым днем,               
Горящим в дыме новой войны,
В которую вместе пойдем:

По черному полю - с красным крестом -
Я - на руке, ты - на шее...               
Лапами - ты, а я - кетменем
Может, проложим траншеи.

В этом лесу, где шуршат сейчас
Капли, скользя по ели,
Где нынче белка лишь сбросит на нас
Шишек пустых шрапнели.

     Лисий Нос, март 1936 г.

               
      Приговор
               
          1.
Пришла усталая с работы,
Открыла комнату, включила свет,
Сняла пальто, кашне и боты,               
Стянула давящий берет.

Снимая тесные перчатки,
Вглубь зеркала метнула взгляд.
Лица заметила больные складки
И потускневших глаз агат.               

Сегодня - приговор...Спустила шторы,
Закрыв в окне ночной асфальт,
Тревожный отблеск светофора               
И радио скрипучий альт.               

Сегодня - приговор... Прошла к постели,
Сняла мальчишеский портрет...
И уронила - зазвенели               
Стекла осколки о паркет.               

От звона ль их зажала уши,
Как в нору, прячася в кровать?
Или, боясь в глазах Павлуши -
Глаза ребенка увидать?               

Но в черном дне немых подушек,
Сквозь веки сжатые - растет
Лицо, смешное от веснушек,
И детский удивленный рот.
               
         2.
Долго томило лето,
Но лучше бы не кончалось...
Чтоб не давать ответа -
Его подсказала жалость.               

   Или, быть может, стыд?
   (Как мальчик в лагере вырос!
   Как взгляд его честно открыт!)
 - Где папа? Что с папой случилось?
 - Он просто уехал.
                - Куда?
   Но правду сказать не решилась...
  - Надолго ли?
        - Навсегда.

              3.
А правда тяжелой змеею
Ползла день за днем между ними,
Шуршала своей чешуею
Все жестче, неотвратимей.               
И вот:
Мама, ты ведь снова
Была у отца?               
- Так что ж?
Мое последнее слово:
Ты с ним или порвешь,
Или,
- Молчи!
      - Я...
          - Павел!
- Откажусь от тебя.
- Подлец!
В тот вечер он дом оставил,
Налив в ее сердце свинец.
               
             4.
Одиночество - давящий спрут -
Сердце давило, но все же сперва
Думалось ей, что газеты лгут,
Что с верою в мужа она права.

И, приходя на свиданья в тюрьму,
Сливалась своими глазами она
С мужа глазами. Но видела тьму
В их глубине - без солнца, без дна.               

После - без радости воспоминаний -
Вражья изнанка услышанных слов...               
И не найти для себя оправданий
За безоглядную в вере любовь.
               
               5.
И подошел страшный день приговора.
Но не того ждет со страхом она,
Что сообщит за задернутой шторой
Радиорупора злая волна.               

Нет, не того. Ждет решения сына,
Ждет, что поймет все в четырнадцать лет...
Ждет: возвратится в такую годину.               
Но за окном - только моста хребет

От фонарей и троллейбусов ярок,
Темнорябой от неслившихся луж...
А под мостом от невидимых барок -               
Блестки упали, как в сказочный плюш.

Только глаза остроту проглядели:
Ждут, но не ловят его силуэт...
Это не он проскользнул по панели
И незаметно ушел в полусвет               

Ах, ждать нет сил... И, накинув пальто,
Вышла на улицу... Где же он, где же?
Только в глаза светят фары авто,
Только навстречу свистит ветер свежий.

Горькая мысль: "Жди-не жди - не придет,
И не вернется твой Павел к тебе"...               
Шаг ускоряет, как в трансе, вперед,
Только вперед - к полусонной Неве.               

Режущий голос пробился ей вслед:
"Передаем ГПУ приговор...”
Но не услышит она его, нет!
Он - для других, для нее же - костер

Бликов холодных в вечерней Неве...
Птицей взлетела она над мостом
И за мгновенье исчезла во тьме -               
Как в избавленье, в бессмертье своем.

 Октябрь 1936 г.


        И скорбь и гнев

Паралич сердца - сердца Серго!
Слишком много нещадных дней
Брал, без раздумья, нарком от него   
Для нашей Родины, для людей!

Он был товарищ и вождь для нас,
С Лениным путь прошел боевой -
С детской улыбкой добрых глаз,               
С душой могучею и простой.

Прострелено сердце... Но, за него
Проклятие шлю не смерти слепой,
А тем, кто трудиться не дал Серго,
Мешая труду,срывая покой.               

И тем, что от злобы остервенев,
Хотят мечту разрушить его...               
Из-за кого переходит в гнев
Скорбь о Мироныче и о Серго!               
 
 19 февраля 1937 г.