Альтернативная концовка

Анна Болейн сидела в темнице, в ожидании собственной казни. Перед мысленным взором женщины пролетела вся ее жизнь: беззаботное детство, любимый братец и глупышка-сестра; лукавый отец, торговавший своими дочерьми, использовавший ее как разменную монету, а теперь предавший ее, чтобы спасти свою шкуру; их с Генрихом страсть и похоть; унижения, которым она подвергала старую королеву и ее дочь — ненавистную Марию. Она не жалела о содеянном, она жалела о несовершившемся. Внезапно дверь в ее камеру отворилась, и вошел… ее бывший супруг Генрих Восьмой. Она кинулась к мужу, лелея надежду, что в нем проснулись прежние чувства к ней.
— Генрих! Муж мой! — страстно взывала она к нему.
Король распорядился, чтобы в камеру внесли стол. Сегодня Генрих Тюдор решил поужинать со своей бывшей женой, ожидающий казни.
— Встань, Анна. — проговорил король.
Она поднялась и устремила на него горящий взор своих черных глаз, желая заглянуть в самую его душу, чтобы узнать его истинные мысли.
— Генрих, ты… ты понял, что я невиновна и решил даровать мне жизнь? — спросила она.
Генрих молчал. Он начал резать цыпленка. Мужчина с удовольствием резал голову мертвого птенчика.
— Заткнись и ешь. — лишь проговорил он.
Женщина вздрогнула и побледнела: судя по его грубости, он все же не собирается мириться с нею, но хоть оставляет ее в живых, и то хорошо.
«А, может, он хочет провести со мной ночь перед моей казнью?» — с тревогой подумала она.
Генрих Тюдор посмотрел на свою жену и проговорил: — Анна, я решил примириться со своей дочерью Марией и восстановить ее в правах, я знаю у вас не очень хорошие отношения, но, может, ты тоже помиришься с Марией?
«Может тогда он помилует меня?» — подумала леди.
— Да-да, — ответила она вслух. — Я давно раскаиваюсь и хотела бы повидать принцессу Марию и на коленях вымолить у нее прощение для меня за все обиды, причиненные мною ей и ее несчастной матери!
— Мария, твоя мачеха хочет что-то сказать. — проговорил Генрих, впуская в камеру свою настоящую дочь. Рожденную Анной Болейн ошибку природы он таковой не считал.
В последний раз Анна Болейн видела Марию Тюдор осунувшимся, бледным и нескладным подростком с широко раскрытыми глазами и затравленным взглядом. Теперь она видела перед собой прелестную изящную девушку среднего роста, поразительно похожую на Генриха. У нее были такой же свежий цвет лица, такой же твердый небольшой рот, светлые брови и пронзительные серые глаза. Лицо Марии имело форму сердечка.Это было очень привлекательное, умное лицо, с постоянным выражением некоторого легкого удивления, готового перейти в сарказм или презрение. Взгляд ее светло-серых глаз мог быть иногда очень суровым.
Характер Марии уже полностью сформировался, и сформировали его три человека, сыгравшие большую роль в ее судьбе: ее отец — незаурядный правитель, обладающий абсолютной, близкой к божественной, властью, мать — человек необыкновенной личной отваги и одновременно святая мученица, сравнимая по праведности с первыми христианками. И наконец, женщина, разрушившая жизнь Марии, Великая шлюха (как ее часто называли)  — одна их тех презренных особ, которых сама преисподняя посылает, чтобы возмущать согласие, сеять раздор и ненависть. Сейчас Мария смотрела в глаза женщине, отравившей жизнь ее матери и ей самой и укравшей у нее любимого отца. Во взгляде девушки скользили насмешка, презрение и интерес.
Анна упала перед ней на колени со словами: — Ваше Высочество, прошу простите, пощадите меня!
Мария молчала и лишь насмешливо улыбалась.
Генрих встал из-за стола и прямо на глазах своей жены поцеловал свою прекрасную дочь в губы. Он посмотрел на женщину, родившую ему издевательство над природой вместо сына-наследника или хотя бы дочери.
Девушка и не думала сопротивляться: она с самого детства была тайно влюблена в отца, ибо среди мужчин не видела никого, способного сравниться с ним. Но тогда была жива ее горячо любимая матушка, и она подавляла в себе это чувство, стараясь обмануть саму себя. Но когда место ее добродетельной матери заняла эта шлюха, она перестала заниматься самообманом и решила бросить ей вызов.
— Да ты Лот, что ли?! — возмущенно воскликнула Анна. — Спишь с собственной дочерью?!
Ей пришлось пожалеть об этих словах, так как ее личико испортил вылившийся на нее мед.
— Дорогая, ты знаешь, что есть вид пчел-убийц? — проговорил Генрих.
Мужчина открыл маленькую клетку с прирученными им дикими пчелами.
— Приятного аппетита, крошки.
Пчелы полетели на мед, облепляя лицо женщины. Она замычала и принялась размахивать руками, пытаясь согнать их, но этим сделала только хуже для себя — насекомые принялись немилосердно жалить женщину, уродуя ее некогда миловидное личико. Отец и дочь хохотали.
Когда пчелы наконец закончили питаться, мужчина посмотрел на свою бывшую жену. Она вся была искусана пчелами. Ее лицо безобразно распухло.
— Уродка! — проговорил Генрих. И потом распорядился, чтобы слуги принесли железный лифчик. Его надели на грудь брыкающийся женщины. Орудие красоты для поднятия бюста стали нагревать.
— Прощение надо заслужить.
Она принялась вопить от боли, инстинктивно пытаясь снять этот *бюстгальтер*, из-за чего лишь зря обожгла руки. От груди женщины остались ужасные, бесформенные раны.
Будущая Кровавая Мэри любовалась этой пыткой своей бывшей мачехи, восхитившись изобретательностью отца, но ей этого было мало. Настольной книгой Мэри, помимо Библии, жития святых и жизнеописаний великих женщин, был «Молот ведьм», посему девушка принялась давать советы отцу, касаемо того, как можно получше да позабавней помучить мачеху.
Мария взяла иглу и принялась втыкать ее в родинки на теле Анны.
— Теперь точно узнаем, ведьма она или нет. — весело проговорила девушка отцу.
Но так как бывшая мачеха начала кричать от боли, Мэри разочарованно проговорила: - Нет, похоже, она не ведьма.
— Анна, будь так добра, положи руку на стол. — проговорил король. — Возможно, я и обдумаю, казнить ли мне тебя.
Болейн, конечно, не могла не ожидать подвоха, но другого выбора, кроме как повиноваться у нее не было. Она покорно положила руку на стол, как говорил ее муж. Мэри криво улыбнулась. Девушка вытащила изящной работы кинжал, с которым никогда не расставалась. Она принялась поигрывать им перед лицом мачехи.
— Может сделать ваши прекрасные глаза больше, моя высокочтимая мачеха? — проговорила она. — Или сделаем очаровательную улыбку? Хотя нет… у меня есть идея получше.
— Ваше Высочество… Мэри, сжалься! — не помня себя от страха, завопила женщина.
Принцесса принялась ковырять кинжалом под ногтями мачехи. Та зашлась криком.
Свою огромную любовь к холодному оружию девушка унаследовала от отца. В руке Генриха Тюдора также появился миниатюрный короткий клинок. Генрих взмахнул оружием. Одного выпада хватило для того, чтобы срубить полностью кисть руки несчастной, после того, как Мэри подправила ей ноготки. Рука вместе с пальцами отделилась от тела и теперь лежала в луже крови. Из обрубка кисти текла кровь.
Принцесса Мария тут же быстро прижгла окровавленный обрубок, заставив Анну снова завизжать от боли, затем перевязала его. Девушка жадно выхватила у отца его клинок, по сравнению с которым ее кинжал был женской безделушкой, чтобы отсечь и вторую кисть мачехи. Она просила отца содомировать жертву во время этой операции, что и было сделано под аккомпанемент воплей жертвы, бывших для ушей Марии сладчайшей музыкой.
— Мария, она и так изуродована до нельзя. — проворчал Генрих.
Но вскоре мужчина проговорил: — Я не могу смотреть этой шлюхе в глаза. Я хочу, чтобы у ней их больше не было.
— Хмм… — протянула Мэри. — Я думаю, лучше ей остаться кривой, нежели слепой, так она сможет полюбоваться на себя в зеркале. С этими словами будущая Мария Кровавая выколола глаз ненавистной мачехе.
Несчастная дернулась с такой силой, что Генрих кончил где-то в самых недрах ее прямой кишки.
Вытащив из попки своей бывший жены свое большое копье, мужчина облил девушку спермой, словно прокаженную, которой она теперь и будет навсегда.
На этом отец и дочь не остановились. Анна Болейн была усажена на стул и связана. В ее рот падчерица вставила воронку и принялась лить туда воду из кувшина. У Анны не было другого выбора, кроме как глотать эту воду, иначе она могла захлебнуться. Вот опустел первый кувшин, за ним — второй, третий… Анна задыхалась, ее горло горело. Но Мария продолжала насильственно поить ее водой. Время спустя, устав, девушка отвязала Болейн, поставила ее на четвереньки с раздутым от воды животом и принялась охаживать плетью по спине и ягодицам. Мачеха задыхалась, она не смогла бы сказать, что доставляло ей большую боль — удары плети, вырывавшие кожу с мясом, или растянувшийся, переполненный водой желудок. Ее начало рвать.
— Фу, мерзость! — фыркнула Кровавая Мэри. — Ты весь пол изгадила и будешь за это наказана.
Она взяла железный прутик, раскалила его над огнем и сунула его в киску мачехи. Та заорала не своим голосом от нечеловеческой боли.
Генрих взял раскаленные щипцы и, зацепив ими язык женщины, стал грубо рвать его на себя. Но потом проговорил: — Я оставлю тебе возможность разговаривать.
— Нет, отец, я думаю, лучше все же вырвать ей язык, — проговорила Мэри, — так она не сможет просить подаяние. И от одной мысли о той судьбе, что ее ожидает, я сейчас, кажется, кончу.
— Я понимаю, что ты хочешь, чтобы она больше никогда не разговаривала, но тогда ее признают мученицей или, того хуже, святой. Святая шлюха… смешно звучит, не находишь? проговорил брюнет.
— А кто об этом узнает, отец? — усмехнулась девушка. — Для всех она умрет, будет казнена, а на лондонских улицах станет одной бродяжкой больше — кривой, безрукой и лишенной языка. Да… и безгрудой!
Говоря так, падчерица принялась жечь лишнюю, третью грудь мачехи, потом и вовсе отрезала ее.
— Съешь свою гадость! — принялась она совать отсеченный кусок плоти в рот Болейн.
— Мария, выбрось эту гадость псам. — проговорил брюнет.
Он все же взял еще не остывшие щипцы и проговорил: — Твои последние слова, шлюха? Говори, пока еще можешь.
Анна Болейн плюнула ему в лицо.
— Будьте вы оба прокляты! — с ненавистью проговорила она. — Тысячу раз прокляты! Генрих, я желаю тебе к старости заплыть дурным жиром, чтоб ты гнил заживо! Пусть твой сын, рожденный другой женщиной, умрет не выйдя из отроческих лет, а все потомки твои будут прокляты! Мэри, пусть твое имя будет проклято в веках, как я его проклинаю сейчас, и душа твоя не обретет покой даже после смерти!
Кровавая Мэри пожала плечами: — Нашла, чем грозить… я проклята с рождения.
— Это твои последние слова? — проговорил Генрих и грубо вырвал язык женщины изо рта вместе с двумя зубами.
Анна Болейн содрогнулась и замычала — кричать она больше не могла.
— Теперь иди по миру, шлюха, — дал ей напутствие Генрих, — побирайся, проси милостыню, если сумеешь!
Нищенка и калека, некогда бывшая второй женой короля Англии, была выставлена вон и побрела, куда глаза глядят. Палач, выписанный Генрихом из Франции, отрубил на эшафоте голову кукле, ряженной под Болейн.
Через одиннадцать дней после «казни» Европа была потрясена новым действием короля, который, казалось, уже ничем не мог ее удивить: по примеру египетских фараонов Генрих взял в жены родную дочь от первого брака — Марию.
Против никто и пикнуть не посмел, и была сыграна грандиозная свадьба. Рыжеволосая, белокожая и светлоглазая Мария в роскошном свадебном наряде казалась настоящей королевой эльфов. Ее жених-отец на удивление помолодел и похорошел. Вместе они составляли самую красивую пару, какую только можно вообразить.
Занималась заря необыкновенного правления. Генрих Восьмой и Мария Кровавая превратят Англию в победоносную, процветающую империю. Мария подарит ему долгожданного наследника, а кроме того, будет его надежной соратницей и советчицей. Но все это их ожидало в будущем, а сейчас молодожены уединились в спальне, чтобы провести первую брачную ночь.
— Я люблю тебя, отец… Генрих. — проговорила Мария. Ее мечта сбылась и теперь любимый отец принадлежал только ей душой и телом.
— Я тоже люблю тебя, Мэри. — ответил Генрих и поцеловал ее в алые губы.
— Я люблю тебя, Генрих. — снова повторила Мария Тюдор. — И в знак моей любви дарю тебе вечную жизнь.
Говоря эти странные слова, она принялась целовать шею отца-мужа и неожиданно вонзила в нее свои белые острые зубки. Никто не знал, что Екатерина Арагонская родила Марию, как и почти всех своих детей, мертвой. Но произошло чудо: материнская любовь вернула девочку к жизни, но для того, чтобы жить будущей Марии Кровавой требовалось не молоко матери, а кровь…Теперь Генрих Восьмой будет вечно молодым и прекрасным… вампиром. Проклятие Анны Болейн не сбудется.