Честь и Польза

                ЧЕСТЬ И ПОЛЬЗА.    




                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.


 
                РЕВУЩИЕ ДВАДЦАТЫЕ.




                Глава I. За стенами Кремля.




                Холодно, чертовски холодно было в начале февраля 1925 года в столице Российской республики. Промозглый ветер буквально выдувал тепло из домов, проникая в них через форточки, плохо закрытые двери и всевозможные щели, порождающие ледяные сквозняки.
  Неожиданный приход северной стужи в Москву, был вторым серьезным потрясением, которое испытали горожане за последние две недели наступившего года. Первым было извести о внезапном ухудшении здоровья первого президента России генерала Алексеева. 21 января находясь в своей загородной резиденции Горках, он почувствовал сильные боли в сердце во время прогулки по заснеженному парку.
  Дежурный врач президента срочно вызвал из Москвы профессора Бехтерева диагностировавшего у президента инфаркт миокарда. Благодаря срочно оказанной медицинской помощи летального исхода удалось избежать но, ни о какой активной государственной деятельности не могло идти и речи. Специально собранный совет медицинских светил, в самой категорической форме запретил Михаилу Васильевичу работать с какими-либо документами в ближайшие два месяца.
  Внезапная болезнь президента спутала всей столичной элите. Через год с небольшим, в стране должны были состояться президентские выборы, на которых был бы избран новый правитель России. Из-за серьезных проблем со здоровьем генерал Алексеев не мог баллотироваться на второй срок, хотя конституция ему это позволяла.
  Хорошо информированное о состоянии здоровья президента, его ближайшее окружение президента уже больше полугода было занято определением его приемника. Больше всего, по мнению большинства из окружения Алексеева, на эту должность подходил Антон Иванович Деникин. Боевой генерал, герой прошедшей войны, он был компромиссной фигурой, как для военных, так и для банкиров и промышленников.
  При правильно проведенной предвыборной агитации он вполне мог стать новым президентом России, благо имел хороший послужной список и не был замешан ни в какие темные махинации с казенными деньгами, которые тайная полиция Феликса Дзержинского вскрывала почти каждый месяц.
  После серьезных и обстоятельных бесед, обе стороны достигли взаимопонимания и заключили джентльменское соглашение. Деникин получал поддержку «государственников» на выборах и в случаи своей победы обещал убрать из правительства «младороссов» или как их ещё называли «революционеры разночинцы».
  Под этими обозначениями проходили те, кто по капризу Истории, в конце десятых поднялся на самый верх государственной лестницы и оказался у руля власти. К ним в первую очередь относился вице-президент Сталин, премьер-министр Кржижановский, председатель ГПУ Дзержинский, а также примкнувший к ним председатель проправительственной партии «Патриотов России» Демьян Ярославцев. 
  Все они были «государственникам» как кость в горле, но расправиться с ними мешала личная расположенность президента. Хитрый Алексеев всегда выступал за взвешенное разделение властных полномочий своего ближайшего окружения, не давая явного преимущества ни одной из сторон. Пять лет своего правления он умело балансировал между «государственниками» и «младороссами», но к началу двадцать пятого года, первые взяли вверх над вторыми.
  Путем долгих бесед и умелого давления они смогли убедить Алексеева в необходимости принятия окончательного решения во благо интересов Отечества. В начале апреля планировалось, что президент официально объявит генерала Деникина своим приемником и тот начнет свою предвыборную кампанию.
  Уже начался формироваться избирательный штаб генерала, из-за границы были приглашены знающие в этом непривычном для России ремесле толк люди. Главный редактор ведущей государственной газеты «Известия» стал подбирать журналистов, которые должны были правильно освещать деяния генерала Деникина, создавая ему нужный образ.
  Один из них даже предложил очень удачный ход. Журналист ловко связал намерение ещё одного российского пойти во власть с историей американских президентов, большая часть которых были военными и имели генеральские звания. Это с одной стороны оправдывало столь необычные для России желание боевого генерала заняться политикой, а с другой стороны, подтверждало намерения страны, быть частью демократичного общества полностью расставшись с тоталитарным прошлым.
  Запущенный механизм стал незаметно набирать ход, у «государственников» появились планы и надежды, но коварный недуг перечеркнул все в один момент. Ни о каком публичном выступлении президента не могло быть и речи. Врачи не давали никакой гарантии того, что ещё до объявления Деникина приемником, президента не вынесут вперед ногами.
  Некоторые из сторонников Антона Ивановича предлагали, чтобы Алексеев сделал это, подписав соответствующее обращение, но хорошо знающие президента люди были категорически против этого.
 - Узнав об этом, Михаил Владимирович тот час подумает, что мы его окончательно списываем со счетов и откажется. Более того, обидевшись, он может принять сторону «разночинцев» и чтобы вернуть его расположение придется очень постараться. Лучше подождать, иначе все это будет, стоит нам дороже – говорили знатоки, в открытую намекая на ту кругленькую сумму, что смогла склонить чашу весов в пользу Деникина, при избрании Алексеевым своего приемника.
  Болезнь президента также застала врасплох и «младороссов» во главе со Сталиным. Находящиеся под его контролем врачи постоянно докладывали ему о состоянии здоровья президента, и случившийся инфаркт был подобно грому среди ясного неба. «Разночинцы» оказались не готовы к такому повороту событий, несмотря на то, что он давал им шанс избежать той печальной участи, что готовили им их оппоненты.
  Согласно конституции страны, на время болезни обязанности президента переходили к Сталину, а в случае смерти или признания Алексеева недееспособным, вице-президент получал верховную власть в стране.
  Вся пикантность ситуации заключалась в том, что Сталин не был избран вице-президентом, а был назначен простым решение Алексеева, утвержденное парламентом. Подобные действия не противоречили конституции, так как данный вариант не предусматривался изначально. Пока президент был в силе, на это не обращали внимания, но едва его здоровье пошатнулось, в кулуарах власти пошли тихие разговоры о не легитимности исполняющего обязанности президента страны.
  Пока они шли тихо, в полголоса, но Сталин хорошо понимал таящуюся в них угрозу. В любой момент эта тлеющая проблема могла вспыхнуть ярким пламенем, правиться с которым будет весьма хлопотно. Временно преградой на  пути этого опасного для Сталина процесса было неопределенное состояние больного президента.
  Наблюдавшие его доктора не могли сказать ничего определенного. Поразивший президента недуг мог носить временный характер и тогда все посмевшие усомниться в правильности принятого им решения, могли подвергнуться серьезной опале. Примеры подобного были и их хорошо помнили, однако никто не исключал другого, гораздо худшего варианта и тогда голоса тихой фронды приобретали особое значение.
  Прагматик до мозга костей, Сталин не мог позволить себе смиренно сидеть и ждать пронесет или не пронесет его судьба над пропастью опасностей. Воспользовавшись временным затишьем, он решил переговорить с Феликсом Дзержинским о совместных действиях против «государственников».
  Уже смеркалось, когда председатель ГПУ прибыл в Кремль на доверительную беседу. Она состоялась не в рабочем кабинете вице-президента, что находился в бывшем здании Сената, а в его кремлевской квартире почти на кухне, в лучших традициях русской интеллигенции.
  Бывшие революционеры, а ныне государственные служащие высокого ранга Сталин и Дзержинский имели разные взгляды на проблемы России и пути её обустройства. «Разночинский» дуумвират пылкого польского шляхтича и внешне выдержанного несостоявшегося осетинского священника был подобно союзу льду и пламени, стихов и прозы, но было одно, что так прочно объединяло их, сглаживало их разногласия и навсегда отсекало все лишнее.
  Оба они хотели осуществить на деле идеалы своей революционной молодости, опираясь на государственную власть. Создать без хаоса и ужаса гражданской войны, новое общество, основанное на традиционных заветах французских революционеров «свободы, равенства и братства». Болезнь президента Алексеева открывала им такую возможность, но пройти, открывшуюся им дорогу, они могли только вместе, поддерживая друг друга, постоянно  прикрывая спину партнеру.
  Перед приходом к Сталину председатель ГПУ получил от него список вопросов, по которым исполняющий обязанности президента хотел иметь полную и исчерпывающую информацию. Дзержинский выполнил просьбу своего былого товарища и все, что его интересовало в небольшом блокноте, умещавшегося в нагрудном кармане его френча. Заступив на государственную службу, Феликс носил исключительно военную форму, предпочитая его штатскому костюму.
 - Грибков и Рыбинский мелкие сошки, которые не пользуются серьезным влиянием среди своих коллег по депутатской группе. Ярославцев характеризует их как «платных шавок» банкира Шляфмана, на деньги которого они и пытаются лоббировать то, или иное решение парламента. А вот сам Шляфман, имеет крепкие связи с английскими деловыми кругами, - подчеркнул Дзержинский, давая понять собеседнику, откуда дует ветер. После окончания войны, любое усиление России было смерти подобно для британского льва.
 - Гучков, со своими новыми кадетами, занимает откровенно выжидательную тактику и ждет исход болезни президента. Такое поведение вполне понятно. Его фракция в парламенте малочисленна и никто из банкиров и промышленников не хочет иметь с ним дел. Проигравших всегда не любят. Устойчивых связей с Западом у него также не просматривается, ни личных, ни  финансовых. Все чисто и прозрачно – председатель ГПУ вел экскурс в тайны российского парламента, не заглядывая в блокнот, хорошо зная его содержание.
 - А что господин Деникин? Кто его спонсирует? – поинтересовался о своем главном конкуренте Сталин.   
 - Господина Деникина хорошо спонсируют. Ему охотно дают деньги на выборную кампанию и банкиры, и промышленники. Он для них главный претендент на пост президента, но вот сами спонсоры плохо ладят друг с другом. Господа банкиры выступают за то, что в случаи смерти Алексеева новые президентские выборы были назначены досрочно в течение полугода.
 - Это господа Брюшков, Травкин и Розенфельд? – живо уточнил Сталин, - имеющие деловые связи с Лондонским банком, который регулярно предоставляет им кредиты с низкой процентной ставкой.
 - А также господа Сомов и Кривицкий. Об их связях с Лондоном мне неизвестно, но они являются членами этой «могучей банкирской кучки».
 - Скорее всего, они играют второстепенные роли, из-за невысокого объема капитала. Так сказать действуют на подхвате.
 - Очень может быть, - согласился Дзержинский. – Деникин их неособенно любит, но вынужден терпеть. Тех денег, что согласны предоставить ему на избирательную кампанию братья Рябушинские с сотоварищами, не хватает.   
 - Что господа предприниматели сильно поиздержались?
 - Нет, здесь вопрос упирается в здоровье Павла Рябушинского. У того запущенная форма туберкулеза и за последнее время его состояние здоровья ухудшилось. Возможно, в скором времени произойдет смена главы семейного союза, с неизбежным дележом семейного капитала и влияния среди оставшихся братьев Рябушинского.
 - Которые, не особенно расположены в данный момент вкладывать большие деньги в политику, – понимающе кивнул Сталин. – Так какова позиция господ предпринимателей?
 - Их позиция полностью сходна их проблемам. Они выступают против досрочных выборов в случае смерти президента, мотивируя это следующим, - Дзержинский прищурил глаза и стал цитировать по памяти. – «В любом случае до выборов президента осталось около года и для большего успеха нашего кандидата следует позволить нынешнему правительству сделать как можно больше ошибок и принять непопулярные решения».
  Услышав эти слова, Сталин несколько насупился, но это никак не сказалось на его настроении. Затевая эту беседу, он заранее не ждал от собеседника хороших, обнадеживающих новостей, готовый принять на свои плечи упреки и обвинения не только со стороны противников, но и от своих соратников. 
 - Что же, доля логики и здравомыслия в этих рассуждениях, несомненно, присутствуют, но господа забыли, какие люди им противостоят в этом деле. Для которых нет таких задач, которые бы они не смогли выполнить, в случаи взятия власти – Сталин испытующе посмотрел на Дзержинского и тот был с ним полностью согласен.
 - Ты, конечно, имеешь в виду план ГОЭРЛО, над которым, так упорно бьется Глеб Максимилианович, а также план государственной помощи крестьянским хозяйствам и программу ликвидации безграмотности. Да, для трудового человека это достойный пример новой жизни, но реальные результаты в масштабе всей страны, которые можно будет потрогать и пощупать, будут только через два-три года. Кроме этого не забывай, кто тебе противостоят, банкиры и промышленники. Они с помощью своих денег смогут не только помешать всем твоим начинаниям, но и выставить в негативном свете достигнутые твои успехи.
 - Твои успехи или наши успехи, Феликс? – быстро уточнил Сталин. – Ты с нами или ты сторонний наблюдатель?
 - Конечно наши успехи, прости, оговорился – поправился председатель ГПУ, и щеки его немного порозовели.
 - Хорошо, – непринужденно бросил собеседник. – Да мы прекрасно отдаем себе отчет, с кем и как придется, публика хорошо знакомая. И в этом вопросе мы очень надеемся получить помощи со стороны твоей организации.
 - В каком плане?
 - Мне известно, что по личному поручению президента Алексеева, твои молодцы собирали компромат на банкиров и промышленников. Все это проходило под грифом полной секретности и кое-что на них имеется – Сталин сделал намек на «кое-что».
 - Да, кое-что, имеется, и ты хочешь пустить это в дело? 
 - Пока жив президент, мне кажется, следует пустить в дело кое-что. Это должно охладить горячие умы некоторых не в меру ярких господ банкиров и снизить активность примкнувших к ним промышленников. А в случае кончины президента, грех не воспользоваться этим оружием в своих целях. Когда читаешь, сколько денег они украли у народа, волосы дыбом становятся.
  Сталин замолчал давая своему товарищу собраться с мыслями. Он ожидал, что Феликс будет отнекиваться и сомневаться, но пламенный революционер быстро победил государственного служащего, которым тот являлся последние годы.
 - Хорошо, я согласен помощь своим товарищам по большому делу. На кого вы хотите получить материал, Брюшкова и Травкина? – предположил председатель и не угадал.
 - Думаю, в первую очередь следует ударить по Шляфману. Сначала опубликовать в «Известиях» разоблачительную статью, а потом, по вновь открывшимся обстоятельствам, взять под стражу и передать дело в суд.
 - К господину Вышинскому? – ехидно уточнил Дзержинский.
 - Можно и к Вышинскому, можно к Пожарскому. Главное, чтобы получился хороший процесс. Громкий по своей сути и короткий по времени. 
 - В самом начале дела, следует сменить главного редактора «Известий». Господин Журавлев, мягко сказать не очень тебя жалует.
 - Я это знаю и уже подобрал ему замену. Это Вяча Молотов.
 - Твой секретарь Вяча? – задумался Дзержинский. Выбор прямо скажем необычный, но учитывая его участие в газете «Правда», у него может получиться.
 - Да, я тоже думаю, что это у него должно получиться.
 - Но став главным редактором «Известий» Вячеслава не сможет исполнять обязанности секретаря президента. Нужна замена.
 - У тебя есть кандидатура? 
 - Да, и тоже Вячеслав, но только Менжинский?
 - А, полиглот, помню-помню. Хорошо подумаем – Сталин достал из кармана кителя записную книжку и сделал небольшую пометку.
  Триумвиры остались довольны беседой. Все шло хорошо, но Дзержинский не удержался и спросил.
 - Думаешь, что одним процессом тебе удастся удержать и переиграть их? Ставки слишком высоки, а, тем более что за ними стоят англичане и американцы.
 - Как говорил Наполеон - главное ввязаться в сражение, а там уже будет видно, - усмехнулся Сталин. – То, что за нашими соперниками стоят англичане и американцы, а точнее их деньги – это ещё не так смертельно. Они, конечно, дадут Деникину денег, но мне кажется, что господа с Запада не намерены поддерживать его в полной мере.
 - Почему? – не столько из сомнения, сколько желая услышать аргументы собеседника, спросил Дзержинский.
 - Посмотри сам, кто в их понимании генерал Деникин? Сильная и серьезная личность, вместе с Корниловым выигравшая войну. Герой привыкший командовать и, следовательно, может вполне стать самостоятельной политической фигурой. Об этом, кстати, полгода назад писали французы, пророча генералу будущее в большой политике. Нужен Западу такой человек? – задал риторический вопрос Сталин и, не дожидаясь ответа, продолжил. - А теперь посмотрим, кем являемся мы в их глазах. «Кремлевские мечтатели», утописты или как нас называют «разночинцами». Люди без твердых связей в высшем обществе, полностью обязанные своим выдвижением на верха Алексееву, то есть - откровенно слабые фигуры. С кем выгоднее им иметь дело? С сильной или слабой фигурой?
 - Не стоит так все упрощать, Иосиф. Они не такие уж дураки и могут просчитывать ходы не хуже, а лучше нас. К тому же они хорошо помнят наше прошлое.
 - Во-первых, мы для них как были бандитами экспроприаторами, так и остались, по крайней мере, я точно. Что касается тебя, то действия твоей организации, господам англосаксам по достоинству мешает оценить снобизм. У них нет тайной полиции, такого уровня как твое ГПУ и значит, она не нужна по определению. Во-вторых, не надо ставить на одну доску интересы Англии и США. Лондону мы действительно доставили много неприятностей, а вот с американцами мы серьезных разногласий не имеем. Согласились с предложенным ими договором по флоту, закрыли глаза на их действия в Германии и самое главное, предоставили им право на концессии в нашей стране в любом месте. В-третьих, сейчас у англичан политический кризис, вызванный массовыми выступлениями в Дели и по всей Индии сторонников Ганди. Останется в премьерском кресле Болдуин или его займет Макдональд неизвестно, как и неизвестно захочет ли новый премьер влезать в русские выборы.
 - Хорошо. С англосаксами понятно. Американцы считают нас слабыми им не до нас, а у англичан возникли временные проблемы нагадить нам. Но ты пропустил ещё одного важного игрока - Францию. Она наверняка постарается вставить свои три копейки и выскажет свое особое мнение.
 - Париж вряд ли примет активное участие в наших выборах. Он занят развитием своего политического проекта под названием «малая Антанта». С падением наших постоянных врагов на континенте австро-венгерской, германской и турецкой империи, наши бывшие союзники решили создать вдоль наших границ блок враждебный нам стран, в виде Польши, Румынии и Венгрии. Для поддержания жизнеспособности этого проекта они вложили столько сил и средств, что вряд ли смогут оказать серьезное влияние на наши выборы. Это слишком дорого даже для Франции.  К тому же они, как и англичане, испытывают серьезный колониальный недуг в виде мятежа против диктата метрополии. Мавританцы, берберы, марокканцы не дают спокойно жить просвещенным европейцам, да и наш господин Махно добавляет им неудобства, требуя демократических свобод для угнетенных народов Французской Африки – едко заметил Сталин.
  В том, как грамотно и обстоятельно говорил вчерашний семинарист о вопросах большой политики, была большая заслуга заместителя министра иностранных дел господина Чичерина. Выдвинутый Сталиным на эту высокую должность он охотно консультировал своего бывшего товарища по революционной борьбе. Господин вице-президент все схватывал налету, быстро рос, но и председатель ГПУ многому научился, находясь на своем посту.
 - Одним словом, все великие державы хотят видеть нашу страну ослабленной и одновременно, среди них нет ни согласия, ни доверия друг к другу. Каждый ловит свою рыбку и даже если они решаться поставить на Деникина, то каждый из них будет требовать от него свое, чем сильно помешают друг другу – щегольнул диалектикой Дзержинский, неторопливо помешивая несколько остывший чай в металлических подстаканниках.
  Оказавшись на вершине власти, бывший семинарист не изменил ценностям своей молодости, разумно придерживаясь сдержанности и умеренности. К приему важного гостя на столе стояли вазочки с двумя сортами варенья, сахар, масленка и тарелка со свежими бубликами и ватрушками.
  Ничего другого подано не было, хотя положение позволяло Сталину заставить стол изысканными яствами и деликатесами. Этим поведением, он разительно отличался от тех, кто, поднявшись из грязи в князи, стремились насладиться всеми прелестями жизни так, как будто завтра у них был назначен Страшный суд или наступал последний день Помпеи.
  Ухватив судьбу за подол, они спешили набить свои карманы деньгами и вкусить ранее им недоступные сладости бытия, совершенно не обращая внимания на главное сокровище, что временно упало к их ногам – власть. Подобно недальновидным алхимикам, что случайно стали обладателями Философского камня, они спешили превратить свой свинец в золото, тогда как истинная сила этого артефакта заключалась в ином. Сталин знал – это иное и намеривался достичь его при помощи власти.          
 - Ты все верно сказал, Феликс. Именно этот факт может помочь нам одержать победу на выборах и позволит провести необходимые реформы в том объеме, что необходим народу, а не господам банкирам и промышленникам.
 - Или если быть точным то господам олигархам. Слово хотя подзабытое, но очень точно отражает их определение и смысл. Это опасный противник и просто так одолеть их вряд ли удастся. Будут биться до конца, либо нас с тобой из Кремля вперед ногами вынесут, либо они лишаться своего влияния в государстве – Феликс неторопливо намазал масло на слегка поджаренную баранку и стал прихлебывать чай мелкими глотками. Дворянское воспитание не позволяло бывшему шляхтичу, пить божественный напиток полным ртом.
 - Среди них, также как и среди великих держав нет единства. Есть общие интересы, а вот целее и единства, нет. Единственно, что может заставить их объединиться, это угроза потерять средства и благополучие, но мы не станем так делать. Сначала при помощи процессов мы устраним самых ярых и опасных, затем выставим свои условия разумным, а оставшихся заставим иммигрировать в Ниццу или на Капри.
 - Идея с процессами неплоха. Народ всегда хочет знать в лицо тех, по чьей милости он плохо живет. И с радостью будет приветствовать того, кто свершил законное правосудие и после его вынесения, будут гневно кричать «Мало! Мало!», - по достоинству оценил задумку собеседника Дзержинский. – Но только мне кажется, что всего этого будет мало.
 - Почему?
 - Суд и справедливое наказание – это хорошо для простого народа, но вот интеллигенцию это наверняка оттолкнет. Им нужен не только герой, вершитель правосудия и благодетель простого люда, им нужен просвещенный кумир, деяниям которого они могли восхищаться и поклонятся. Который был им понятен и приятен одновременно, а это чертовски трудная задача – вздохнул руководитель тайной полиции, но его слова нисколько не озадачили Сталина.
 - Не будем забегать вперед, но как раз по этому поводу у меня есть несколько хороших идей. Как обстоят дела с ликвидацией беспризорников? – сменил тему разговора Сталин. - Я очень рад, что его передали в твое ведомство, а не оставили в комитете по образованию. Учитывая нынешний уровень взяточничества и казнокрадства, трудно себе представить в какие цифры расходов он обойдется нашей стране.
 - Поэтому заместителю министра финансов Колягину стало плохо, когда на прошлом заседании правительства обсуждался вопрос выделение финансирования для коммун-интернатов?
 - Нет, со здоровьем у нашего Скупого рыцаря все в порядке. Просто он не верит в быстрое решение этой проблемы даже твоим ведомством и просил дать реальные цифры расходов, а не витать в облаках - заступился за финансиста Сталин.
 - Это и есть реальные цифры! – недовольно бросил Дзержинский, - наши финансисты и так их сузили до разумного предела, чтобы коммуны были живым дело, а не бумажной фикцией. Надо смотреть вперед, работать на перспективу. Мало увести детей с улиц и дать им временный кров над головой, нужно привить им трудовые навыки и помочь обрести профессию. Нужно дать им путевку в жизнь.
 - Вот как раз амбициозности предложенного тобой проекта и смущает Колягина. Ни во Франции, ни в Англии подобные проблемы не были разрешены.
 - Твой Колягин мыслит сугубо как финансист и его дебиты с кредитами мешают видеть проблему в целом, так сказать глобальнее. Я прекрасно понимаю твои сомнения, но поверь создание коммун – это дальновидный ход. Эту идею год назад предложил один педагог по фамилии Макаренко, сразу после назначения меня на этот проект. Она показалась мне стоящей и на свой страх и риск, я согласился на её создание в Полтавской губернии, о чем ничуть не желаю. Видел бы ты, с какой радостью и гордостью трудятся там бывшие беспризорники, как светятся их лица, когда они рассказывают о своих планах на жизнь. Да, не все там гладко и просто, но этого не может быть по определению, слишком тяжелое наследство нам досталось – напомнил собеседнику Дзержинский, и с этим было трудно спорить. Прошедшая война и случившийся в Поволжье голод значительно увеличили и без того немало число сирот и беспризорников России. 
 - По глазам вижу, что сомневаешься в моих словах, но скажу одно, если бы там было плохо и они не верили бы Макаренко, они бы все сбежали ещё в первый месяц существовании коммуны. А то, что господин Калягин не верит, так он и раньше не верил, что мое ведомство сможем навести порядок на железной дороге, а он наведен сам знаешь – с гордостью произнес председатель ГПУ и с этим, было трудно не согласиться. За время нахождения Дзержинского на посту главного железнодорожника страны число крушений на транспорте сократилось, объем перевозок вырос вдвое, а билеты в вагоны третьего класса существенно подешевели.
 - Как давно существует это коммуна?
 - С весны прошлого года, а что?
 - Будет лучше, если ты или твой Макаренко составит докладную записку в правительство, где следует обобщить опыт коммуны и планы развития этого движения. Сможете сделать?
 - Антон Семенович сможет. Язык у него хорошо подвешен, да и даром убеждения его господь не обидел. К какому сроку следует это сделать.
 - Чем быстрее - тем лучше. Ведь тебе нужно дополнительное финансирование или Колягину? – с улыбкой спросил Сталин.
 - Конечно мне. Да, как там положение дел у Махно? По сведениям, поступившим из Парижа сутки назад, французский парламент принято решение по Махно. Его деятельность на берегах Нигера признана вредной и опасной для интересов республики и решено в самое ближайшее время отправить против него в войска из Дакара. Уже составлено обращение к губернатору Французской Западной Африке Гастону Кардэ с призывом оказать военную помощь администрации Французского Судана. Скорее всего, Кардэ отправит против Махно войска под командованием бригадного генерала Брисака. Того самого, кто отличился при подавлении выступления берберов в Алжире.
 - Серьезный соперник нашему Нестору Ивановичу? – озаботился Сталин, - обязательно сообщу об этом Фрунзе.          
 - Не Фош и не Нивель конечно, но добротный служака привыкший выполнять приказы командования. 
 - Составь по нему подробную справку о нем, желательно к завтрашнему вечеру до отправки очередной телеграммы для Фрунзе. Для лучшей агитации идей анархии, к нему отправлены малоросские анархисты Христосенко и Ясулович, хорошо владеющие французским языком. Они уже прибыли в Ломе и надо, чтобы как можно быстрее передали это в ставку Махно.
 - Хорошо, сделаем – заверил Дзержинский собеседника и вернулся к прерванной трапезе. Нет ничего лучше, чем пить пусть даже теплый чай со свежими баранками. Много ли надо человеку, для простого счастья в столь холодную, лютую погоду какой она была в феврале 1925 года.      


                Документы того времени.




                Выписка из протокола заседания правительства Российской республики от 9 февраля 1925 года.


                Признавая важную роль такого прогрессивного вида мирового искусства как кино в культурно-просветительской жизни страны и всего российского общества в целом, правительство  Российской республики поставляет создать государственный комитет кинематографии. Председателем вновь созданного комитета назначить гражданина Ханжонкова Александра Алексеевича, заместителем председателя назначить гражданина Краско Андрея Ивановича.
  С целью сделать кино легкодоступным для широкой зрительской аудитории, передать в распоряжение комитета кинематографии, ранее национализированные правительством предприятия отечественного кинопроизводства, а также оказать финансовую помощь для создания широкой сети прокатных кинотеатров на всей территории республики. Решение правительства разместить в «Правительственном вестнике».


                Премьер министр кабинета российской республики Глеб Кржижановский.




                Выписка из протокола заседания правительства Российской республики от 12 февраля 1925 года.
 

                Принять к рассмотрению предложенный министерством железнодорожного сообщения финансовый проект по строительству железнодорожных путей в следующих направлениях: Батум – Трапезунд, Ленкорань - Карс – Эрзерум – Эрзинджан, Екатеринбург – Акмолинск, Акмолинск – Верный, Котлас-Ухта. Срок рассмотрения проектов определить в один месяц с последующим докладом на заседании правительства. Докладчик заместитель министра Колягин А.Ф., содокладчик министр путей сообщения Дзержинский Ф.Э.

 
                Премьер министр кабинета российской республики Глеб Кржижановский.




                Выписка из протокола заседания правительства Российской республики от 14 февраля 1925 года.


                Принимая во внимание ранее подписанный договор, между Российской республикой и королевством Норвегия о разделе сфер влияния на архипелаг Шпицберген, а также важность развития территорий страны находящихся в прибрежной зоне Северного Ледовитого океана,  правительство Российской республики постановляет создать государственный комитет по изучению и освоению Арктики. Председателем комитета назначить академика Обручева В.А. Заместителем председателя комитета назначить профессора Машкова Н.Г. Решение правительства разместить в «Правительственном вестнике».


                Премьер министр кабинета российской республики Глеб Кржижановский.






                Глава II. День приема для установления приоритетов.






                - Так, вы Владимир Афанасьевич говорите, что на Северный полюс все ещё не ступала нога человека? – с интересом спросил Сталин академика Обручева разложившего на зеленом сукне его стола крупномасштабную карту Арктики. Исполняющий обязанности президента России пригласил к себе вновь назначенного председателя по делам Арктики, сразу на третий день после его вступлении в должность. Предстояло решить один очень важный вопрос, как для науки, так и для государства.   
 - Совершенно верно, Иосиф Виссарионович. Все материалы представленные экспедициями Кука и Пири не позволяют со стопроцентной уверенностью говорить о том, что они достигли полюса. Оба они не были большими в штурманском деле и не имели в составах своих экспедиций специалистов сведущих в этом деле, только одни эскимосы. Кроме этого, ни один из них не производил измерение глубину океана в районе полюса, что могло иметь, решающую роль в споре за первенство открытия полюса. Одни лишь устные заявления и телеграммы с победными реляциями – развел руками ученый. 
 - А как же фотографии, сделанные на полюсе, о которых много писала пресса? – проявил знание вопроса Сталин. Перед встречей с Обручевым, не желая прослыть невежей, он внимательно ознакомился с подшивками газет за 1908 год. – Арктический клуб Америки и все американское общество полностью убеждены в правдивости слов Пири.
 - Увы, качество сделанных им снимков вызывает серьезное сомнение, что они были сделаны на полюсе, но куда больше изумляет скорость движения Пири.
 - Скорость?
 - Да, скорость. По свидетельствам знаменитых полярников за сутки они проходили в среднем от 10 до 20 километров, в лучшем случае до 25 километров. В случае с Пири, он должен был проходить за сутки по 50 километров, чтобы достичь полюса и вернуться к мысу Колумбия в указанное им время.
 - Но возможно у него были крайне благоприятные условия. Такой вариант ведь возможен?
 - Полностью исключен, – безапелляционно отрезал ученый, - даже если бы была идеальная погода, и он проходил бы по 50 километров, Пири не мог точно выйти к мысу Колумбия. Дрейф льдов в районе полюса составляет до 10 километров в сутки и Пири просто не мог идти по старому следу как он утверждает в своих отчетах.   
 - Следуя вашей логики, любое заверение путешественников о покорении ими полюса может быть  подвергнуто сомнению. Так ведь?   
 - Совершенно верно, но с одной только существенной оговоркой. Путешественников-одиночек, какими были Кук, Пири и даже Нансен, пытавшийся достичь полюса вдвоем с Йохансеном. Только прибытие на полюс полноценной научной экспедиции может подтвердить факт покорения Северного полюса планеты и полностью исключить всякое сомнение на этот счет. 
 - В каком количестве – быстро уточнил исполняющий обязанности президента.
 - Три-четыре человека, но лучше конечно пять-шесть – без раздумья ответил Обручев, почувствовав за словами собеседника не праздный интерес, а деловую конкретику.
 - Три-четыре, но лучше пять-шесть – повторил Сталин, внимательно разглядывая карту Арктики.
 - Лично я не против и семи-восьми человек, но как нам их туда доставить. Сначала кораблем до Шпицбергена, а затем на санях?
 - Самый идеальный вариант достичь полюс в надводном положении, но это невозможно. Наши ледоколы не имеют возможности взламывать многометровые льды окружающие Северный полюс. Что касается санной экспедиции, то это традиционный путь, который опасен и нет никакой гарантии, что бросок к полюсу закончится успешно.
 - Остается один путь – по воздуху. Предлагаете повторить план Соломона Андре и долететь до полюса на воздушном шаре?
 - Нет, не будем повторять чужих ошибок, и пойдем своим путем. Я полагаю, что самый быстрый и надежный способ доставить на полюс научную экспедицию – это на дирижабле.
 - А самолетом не проще?
 - Я много говорил по этому поводу с летчиками. Среди них есть много храбрых и отважных людей, которые согласны вылететь на полюс хоть сегодня, но все они в один голос говорят, что сейчас нет таких машин, которые смогли бы сесть на лед.
 - Даже гидропланы? По мнению господина Жюля Верна, на Северном полюсе есть открытое пространство воды – спросил Сталин, чем вызвал откровенное удивление у академика. Обручев пришел на беседу с и.о. президента в готовности биться за свой проект с замшелым бюрократом и вместо этого, встретил если не единомышленника, то говорящего с ним на одной волне человека. 
 - Я бы не стал доверять мнению представителя пусть даже научной, но все-таки фантастики. Согласно последним данным, Северный полюс полностью покрыт льдом, и посадка гидропланов полностью исключается. К тому же, больше трех человек включая пилота и механика, самолет не может поднять, значит, численность экспедиции будет малочисленна. Со всеми вытекающими из этого последствиями – изрек академик и в так хорошо начавшейся беседе, возникла маленькая заминка.
  Не торопясь, по-хозяйски расчетливо, Сталин взвешивать все за и против относительно предложенного академиком проекта. Вступив на тернистый путь политика, он прекрасно понимал, что лучше всего сплочения народ вокруг лидера громкие и впечатляющие победы.
  Войны к этому моменту не было, а начатые и проводимые им дела могли принести свои плоды лишь через некоторое время. Для того чтобы перебить карту своего противника по предвыборной гонке, Сталину нужно было быстрое и победоносное действие, отмахнуться от которого было бы просто невозможно, независимо от того к какой партии или движению принадлежал человек.
  Он прекрасно помнил тот ажиотаж в русской прессе, когда адмирал Макаров объявил о своем намерении достичь Северного полюса на ледоколе. Столичные и провинциальные журналисты в один голос пели осанну русскому адмиралу посмевшему бросить вызов силам природы. 
  «Макаров на полюсе!» - щедро раздавали они авансы флотоводцу, решившемуся на столь дерзновенный проект. «Ермак – покоритель Севера» - громко вторили им другие, ловко обыгрывая имя данное адмиралом ледоколу, созданному по его чертежам. «Научная мысль России способна решить любую задачу» - надрывались третьи, но все закончилось пшиком. Полюса Макаров не достиг, построенный по его проекту «Ермак» не стал прорывным в ледокольном деле, каким был в военном деле британский проект «Дредноут».
  Поднявшая адмирала волна патриотизма моментально отхлынула прочь от недавнего кумира и о покорении полюса все дружно забыли. Перед самой войной Георгий Седов попытался повторить попытку Нансена, добраться до полюса на собаках. Газеты вновь разродились аршинными заголовками в честь смелого старшего лейтенанта, но скверная подготовка экспедиции и отсутствие опыта полярной навигации сорвала эту попытку. Пройдя двести километров из необходимых двух тысяч, Седов заболел и умер. Его товарищи похоронили своего командира посреди льдов и возвратились к оставленному у земли Франца-Иосифа «Святому Фоки».
  Оценивая печальный опыт предшественников, Сталин был полностью согласен со словами академика, что воздушный путь для покорения Северного полюса самый перспективный, но и он таил в себе много опасностей. Нынешняя авиационная техника была несовершенна. Было неизвестно, как поведут себя в условиях полярного холода двигатели привычные к работе в иных климатических условиях.
  К тому же малое число людей, которых могли поднять в воздух аэропланы и доставить к полюсу, оставляло лазейку для возможности оспорить достижение в будущем. И, тем не менее, потенциальные соперники Сталина по гонке к полюсу делали ставки именно на самолеты. Покоритель Южного полюса Амундсен объявил, что намерен покорить и Северный полюс при помощи авиации. Осведомленные люди докладывали в Кремль, что норвежец закупил два гидросамолета «Дорнье-Валь» и в мае 1925 года полетит к полюсу со Шпицбергена. 
  Не отставали от них и соотечественники Пири и Кука. Специально для покорения полюса по воздуху, в Америке строил моноплан, чья мощь трех моторов равнялась 200 лошадиным силам, способных развивать скорость до 120 километров в час. Пилотировать эту чудо-машину должен был американский пилот Ричард Бэрд, вместе со вторым пилотом Флойдом Беннетом. 
  Были свои гидропланы и у российской стороны. Закупленные ещё до войны во Франции самолеты «Морис Фарман» продолжали исправно трудиться на Русском Севере. Некоторые из них исправно совершали полеты из Архангельска к Новой Земле и из Мурманска к острову Медвежий, но дальше летать не рисковали.
  Слова Горького: «Безумству храбрых поем мы песни» были близки Сталину, искренне считавшему, что только мужество рождает мужество, а трусливая осторожность – бесплодна. Видя усилия другой стороны, он мог также рискнуть и сделать ставку на гидропланы, а там, чей жребий окажется удачливее, но у него был ещё один козырь в кармане.
  Среди трофеев доставшихся русской армии в Германии был дирижабль, изготовленный специально для отряда генерала Берга. Англичане, испытавшие много горя от налетов, этого отряда настаивали на его немедленном уничтожении, но этого не произошло. Исполняющий обязанности главы всех спецслужб русской армии генерал Щукин, после осмотра трофея приказал перевезти его в Россию, вместе со всеми запасами гелия, оборудования и немецкими специалистами.
  В кратчайший срок вся верфь была полностью демонтирована, погружена в вагоны и под покровом ночи была отправлена под Петроград, в Гатчину. Генерал Щукин очень надеялся, что германский дирижабль поможет русским ученым создать свои воздухоплавательные аппараты по этому образцу, но его планам было не суждено сбыться.
  Президент Алексеев холодно отнесся к этой идеи, да и обстановка внутри страны не располагала к дирижаблестроению. Об огромных монстрах, что совсем недавно терзали французские, английские и американские города все постарались как можно быстрее забыть. Испытав страшный шок от войны, европейская цивилизация стремилась насладиться своим мирным существованием.
  Столкнувшись со столь «неправильной» по мнению Щукина реакции, генерал не стал опускать руки. Жесткий прагматик, он как всякий нормальный человек также любил мирное небо и тихую жизнь, но при этом он точно знал, что вся эта мирная мишура рано или поздно закончится и придет время стального интеграла. Поэтому дирижабль холили, лелеяли, устраивали ему ежегодную профилактику, твердо веря, что его время ещё придет.
  Время трофея действительно настало, но совсем в ином аспекте и совсем по иному поводу. За время нахождения на посту Главного Разведывательного управления, у Щукина сложились неплохие деловые отношения со Сталиным, который сначала возглавлял секретариат президента, а затем стал вице-президентом.
  «Господин Иванов» как его за глаза называли сотрудники ведомства Щукина, очень интересовался новинками техники и в первую очередь военными. По его просьбе, раз в месяц, генерал делал ему краткий обзор по этому вопросу, используя различные источники.
  С начала двадцатых годов главный упор делался на артиллерию, броневики и танки, но затем вверх стали брать самолеты и вот тогда Щукин рассказал «Иванову» о необычном трофее. Услышав о дирижабле, тот немедленно записал в свою записную книжку и время от времени спрашивал генерала о состоянии дирижабля.
  Как он собирался его использовать неизвестно, но внезапное решение принять участие в «гонке к полюсу» оказалось решающим в судьбе дирижабля.   
 - Значит, по воздуху выходит самый быстрый и эффектный вариант, однако есть свои но, – прервал затянувшуюся беседу Сталин, - а что вы скажите относительно полета к полюсу дирижабля?
  Задавая вопрос, он полагал, что академик затруднится дать ответ на него, но этого не случилось.
 - Дирижабль? Прекрасная идея. Знаменитый итальянский конструктор Умберто Нобиле как раз считает, что это самый лучший способ достичь полюса. Сейчас он занят разработкой проекта полужесткого дирижабля. Итальянское правительство готовы выделить средства для его постройки и отправки к полюсу научной экспедиции.
 - Выходит это самый лучший способ?
 - Лучший, но не безопасный, так как есть три серьезные проблемы. Для любого летательного аппарата тяжелее или легче воздуха решившего отправиться к полюсу главной угрозой будут не ветра и мороз, а оледенение. Чтобы эффективно с ней бороться необходимо, иметь мощные моторы, которые не позволят самолету или дирижаблю упасть на землю под тяжестью льда.
 - Проблема конечно важная, но вполне решаемая, - уверенно произнес Сталин, хорошо помнящий переданные ему Щукиным технические данные дирижабля, - что ещё за проблемы?
 - Водород. Он самый легкий газ в мире, относительно дешев в производстве, но при этом очень взрывоопасен. Если в наполненный дирижабль попадет молния или в электрической проводке аппаратуры пробежит искра, он вспыхнет ярким пламенем и весь его экипаж мгновенно погибнет.
 - Ужасная смерть но, насколько мне известно, на полюсе нет молний и при хорошей изоляции, электропроводки искра может и не случится.
 - Молний нет, но до полюса ещё нужно добраться. Лететь придется через шторма и бури, да и на севере ветры, как правило, очень сильные. Все это пагубно сказывается на состоянии наружной оболочки дирижабля, которая может порваться и дать течь, что является третьей проблемой. Дирижабли жесткой конструкции в меньшей степени подвержены этой угрозе, но их создание стоит больших денег, из-за чего все вынуждены строить дирижабли полужесткого типа – честно признался академик, но его слова не сильно расстроили собеседника. 
 - Думаю, что российское правительство сможет свести все названные вами проблемы к разумному минимуму. При этих условиях экспедиция к полюсу реальна? – Сталин внимательно посмотрел на академика.
 - Да, вполне – признал тот, не понимая, куда клонит его собеседник.
 - Реальна, настолько, что согласитесь возглавить эту экспедицию? – задал свой главный «Иванов». Не ожидавший подобного вопроса ученый задумался, а затем, решительно нагнув голову, вперед произнес: - Почту за честь Иосиф Виссарионович, но только с одним условием. Научный состав экспедиции я намерен отобрать лично.
  Голос академика звучал твердо и непреклонно, но Сталин не собирался с ним спорить.
 - Наука это ваша епархия Владимир Афанасьевич и никто не собирается в неё вторгаться. Шесть человек вам хватит или нет?
 - Честно говоря, вы застали меня врасплох этим вопросом. Если можно, я хотел бы все хорошо обдумать и взвесить – попросил ученый.
 - Я тоже думаю, что с этим вопросом не стоит торопиться. Думаю, недели вполне хватит?
 - Да, конечно.
 - Вот и прекрасно. Подумайте, решите, а через неделю представьте нам список предполагаемых членов экспедиции – улыбнулся Сталин ученому, но на его лице не было видно ожидаемой радости. Вместо неё на нем читались сомнение и тревога.
 - Вас что-то не устраивает? Нужно больше времени или что-нибудь ещё? – живо отреагировал на его внутренние метания Сталин. 
 - Нет, времени вполне хватает, - Обручев на мгновение замялся, а затем рубанул с плеча. – Я прекрасно понимаю, что планируемая экспедиция к полюсу в основном обусловлена политическими интересами и только потом научными идеями. С этим трудно спорить, так как главные тяготы по подготовке экспедиции государство берет на себя, но я хотел бы обозначить свою личную позицию. Побывать на полюсе – это заветная мечта любого человека, но для меня как ученого во стократ важнее не участие в гонке к полюсу, а всестороннее изучение Арктики. Если появляется возможность полететь к полюсу на дирижабле, то я настойчиво прошу не ограничиваться этим одним полетом, а провести несколько экспедиций в район Полярного круга.
  Закончив свою речь, теперь академик пытливо смотрел в лицо своего собеседника в ожидание ответа на свой главный вопрос. Зная по опыты предыдущего общения с чиновниками высокого ранга, все просьбы, идущие вразрез их интересам, заканчивались если не отказом, то обещанием рассмотреть просьбу со временем. Так было прежде, но на этот раз Владимир Афанасьевич был приятно удивлен, простому и конкретному вопросу собеседника.
 - А о каких конкретно экспедициях идет речь?
 - В первую очередь необходимо провести полную аэрокартографию побережья Северного Ледовитого океана и прилегающих к нему островов. Сейчас главным источником информации для составления географических карт у нас являются кроки, сделанные полярными исследователями и путешественниками. Нисколько не умоляя их заслуг, необходимо признать, что созданные по ним карты и лоции несовершенны. Однако фотоснимки, сделанные сверху, позволят создать более точные и совершенные карты наших северных владений. Один полет дирижабля от Архангельска до мыса Дежнева позволит сделать эту важную работу за короткий срок и при этом сэкономить большое число денег и средств.
  Говоря все это, академик был готов к тому, что его могут прервать в любую секунду, но этого не произошло. Сталин не только дал ему договорить, но едва сдержанно кивнул головой и что-то записал в одном из своих блокнотов лежавших на столе. Ободренный этим, не дожидаясь приглашения, Обручев продолжил разговор.
 - Кроме этого, очень важно проверить научную теорию американского гидролога Роллина Гарриса, решение которой позволит стереть последнее «белое пятно» на карте Арктики. Речь идет о существовании земли, предположительно расположенной в треугольнике, состоявшем из Северного полюса, Аляски и Новосибирских островов. Исследуя разницу силу приливной волны у берегов Чукотки и в районе Шпицбергена, Гаррис предположил наличие твердой суши в этой полярной области. При помощи дирижабля это можно будет сделать проще всего. Если повезет, то можно будет уложиться всего в одно «зимнее лето», которое длиться в этих широтах не более полутора месяцев.
- Солидная получается территория, никак не меньше Бельгии, Голландии и Люксембурга вместе взятого, – быстро оценил размер искомой территории Сталин. – Наверняка речь идет об одной из тех легендарных земель, что очень часто открывались полярниками и быстро исчезали после объявления об их открытии. Боюсь, что даже при помощи дирижабля нам придется долго её искать.
  В его голосе звучало больше иронии, чем сарказма, но это не смутило академика.   
 - Выкладки теории Гарриса конечно слишком расплывчаты, но благодаря вычислениям нашего полярного исследователя профессора Визе мы точно знаем, где искать эту землю, а точнее острова. Проводя исследование данных по дрейфу льда в Арктике, Владимир Юрьевич точно определил наличие материковой суши в этом районе. Остров расположен в этом районе - тонко очерченный карандаш плавно скользнул по карте и не оставляя следов прочертил небольшую окружность между полюсом и Аляской.
 - Благодаря этим расчетам мы точно знаем, где искать и не будем шарить впотьмах как американцы. Морской министр американского правительства Денби, в прошлом году обратился в конгрессе с вопросом о выделении средств на поиски и присоединение к Соединенным Штатам земли Гарриса, чья площадь вдвое больше площади Техаса.
 - И что американский конгресс? – моментально отреагировал на хитрый финт академика Сталин.
 - Насколько мне известно, из американских газет, конгресс удовлетворил просьбу министра. Для поисков земли Гарриса был отправлен дирижабль «Шенандоа» под руководством контр-адмирала Моффета, но экспедиция закончилась ничем. В октябре прошлого года, во время бури в Лейкхерст, дирижабль сорвало с причальной мачты, он получил незначительные повреждения, и экспедиция на север была отложена до лета нынешнего года.
 - Интересная история. А лететь на поиски земли Гарриса они собирались из Лейкхерста через Шпицберген?
 - Нет, главной базой, откуда адмирал Монффет намерен проводить поиски, является поселок Ном на Аляске. Очень удобно место откуда можно свободно проникать не только в американский сектор Арктики, но и в канадский и наш, российский.   
 - Да, место удобное, – согласился с академиком Сталин, - а можно ли соединить аэрофотосъемку побережья с поиском острова профессора Визе? Управиться с этим за один год, точнее за одно лето? Ведь зная приблизительные координаты острова, сроки его поисков будут существенно сокращены.
 - Если очень постараться в плане подготовки и оснащения экспедиции то можно – заверил Обручев собеседника.
 - Вот и прекрасно. Владимир Афанасьевич, составьте, пожалуйста, подробную записку по этому вопросу на мое имя и я постараюсь, чтобы правительство её рассмотрело в ближайшее время. Только не указывайте в ней координаты острова и не упоминайте имени профессора Визе. Это необходимо в целях секретности.   
  Услышав эти слова, Обручев моментально рассыпался в заверениях, скорейшего выполнения полученного поручения и, свернув принесенную карту Арктики, покинул кабинет Сталина.
  Охваченный порывом рабочего энтузиазма, академик вихрем промчался по приемной Сталина, в которой сидел, ожидая приглашения секретаря войти, генерал Щукин. Он в определенной мере также был причастен к намечающимся на север экспедициям, но на этот раз Николай Григорьевич был вызван совсем по иному вопросу.
  Предстояло принять решение по китайским делам, где по-прежнему многое было неясным. Военные клики завязали слишком много различных узелков, развязать которые было далеко непросто. Развязывание одного узелка могло привести к образованию двух новых, ликвидация которых совершенно не означало завершения процесса.
  После смерти Сунь Ятсена, в Гоминьдане началась борьба за власть. Многие хотели получить пост председателя партии, но всех претендентов обошел генерал Чан Кайши. Женившись на третьей сестре из семейства Сун, Сун Мэйлин, Чан становился «кровным» родственником Сунь Ятсена, что позволило генералу объявить себя законным наследником всех дел и замыслов покойного китайского лидера.
  Прозорливая женитьба генерала открывала ему широкую дверь не только в борьбе за верховную власть в стране, но и делала своим в финансовых кругах по обе стороны Тихого океана. У молодой жены Чана были широкие связи не только внутри раздираемого гражданской войной Китая, но и в деловых кругах Соединенных Штатов, что было очень важно для генерала.
  После кровавых событий в Шанхае, армия Гоминдана была вынуждена остановить свое продвижение к Пекину. Многие китайские генералы не собирались признавать над собой власть Чан Кайши, как они признавали авторитет покойного Сунь Ятсена. Новому лидеру остро требовались солдаты, однако ещё больше ему были необходимы деньги, много денег. Их он никогда не получил бы от Москвы, но мог получить либо у американцев, либо у местных кланов.
  Взамен, он был готов расплатиться со своими кредиторами концессиями, подрядами и прочими льготами, которые позволяло предоставить его высокое положение. Подобные схемы были отлажены ещё во времена правления династии Цинь, и самое главное для генерала в этом деле было не продешевить при заключении подобных сделок.
  Все это заставляло Чан Кайши подобно двуликому Янусу играть на два фронта. Одна его часть неустанно пела хвалебные оды российскому президенту, рассчитывая при помощи русских советников и военной помощи Москвы в скором времени возобновить свой поход на север. Другая часть вела непрерывные переговоры с Шанхаем и Вашингтоном о предоставлении финансовой помощи на взаимовыгодных условиях.
  Оба процесса проходили в режиме секретности, но все секреты в Китае можно легко узнать через чиновников, заплатив энную сумму денег в твердой валюте. Благодаря этому, сношения Чан Кайши с американцами не остались незамеченными для агентов генерала Щукина, о чем тот регулярно докладывал Сталину, с момента его вступления в должность и.о. президента.
  В этот день, Николай Григорьевич приготовил подробную аналитическую записку о состоянии дел в Китайской Республике.
 - Значит, не смотря на заигрывание Чан Кайши с Америкой, вы предлагаете продолжить снабжать его армию оружием и советниками. Насколько разумно подобное решение, если мы знаем, что наш союзник может бросить нас в любую минуту? Не лучше ли сэкономить свои деньги и оружие для иных дел?
 - Во-первых, Чан Кайши пытается подобно ласковому теленку получить ласку от обоих мамок. Как бы ни крепки были бы его связи с Америкой, он никогда не пойдет на полный разрыв с нами. Вашингтон сможет серьезно помочь ему только деньгами. За поставки оружия американцы потребуют с китайцев деньги, а их советники не годятся в подметки нашим офицерам, за спинами которых боевой опыт большой войны. Не зря сами китайцы говорят, что американцы учат только воевать, а русские одерживать победы. Учитывая, что рано или поздно Гоминдан столкнется с Фэнтянской кликой в лице маршала Чжан Цзолиня, а также со стоящими за его спиной японцами, думаю, что Чан ещё долго будет нуждаться в нашей поддержке.
  Во-вторых, никто не призывает делать ставку только на одного Чан Кайши. В Пекине сейчас находится генерал Фэн Юйсянь, который пытается вести свои игру в противостоянии с Чжан Цзолинем, Пэйфу и Чан Кайши. Сил у него для этого мало, верховную власть в Пекине он наверняка не удержит но, по отзывам знающих его людей, это довольно способный генерал, на которого стоит обратить внимание. Тем более что он такую просьбу не один раз передавал, через нашего посла в Пекине. Кроме этого, большой поддержкой в Китае пользуются коммунисты, в особенности в сельских районах страны. У них нет единого руководства, силы их рассеяны по различным провинциям, но это перспективное движение. Думаю, есть смысл приглядеться к ним и попытаться наладить контакты с некоторыми представителями их верхушки – уверенно загибал пальцы генерал и Сталин ни разу не попытался прервать его.   
 - Хорошо. Ваша позиция по Гоминдану мне понятна и во многом я с ней согласен. Однако есть один момент, с которым следует разобраться до конца, – Сталин решительно стукнул черенком трубки по столу. – Мы поставляем китайцам вооружение в качестве кредита, с тем, чтобы они расплатились за эту помощь после своей победы. Мне кажется, что это слишком долгий срок, окончания которого мы можем не дождаться. Не следует ли нам попытаться получить некоторые дивиденды сегодня, сейчас, как это намерены сделать американцы, согласно данным вашей записки.
 - Что конкретно вы имеет в виду?
 - Насколько мне известно, Сунь Ятсен был готов признать независимость Внешней Монголии, но так и не признал. Если Чан Кайши его приемник, то правильно было бы потребовать от него выполнение этих намерений, вместе с признанием сложившегося на сегодняшний день положения в Восточном Туркестане.
 - Это слишком много, Иосиф Виссарионович – не согласился с собеседником Щукин, но Сталин был тверд.
 - А, по-моему, этого мало, по сравнению с тем, что он обещает дать и уже отдал американцам. Чем мы хуже их? Тем, что мы не бьем их по голове палкой, а пытаемся говорить с ними на равных? Лично я целиком за равноправные отношения между двумя сторонами, однако, сдается мне, что нашу дружественную помощь они расценивают как проявление слабости. А если это так, то давайте будем говорить на том языке, к которому они привычны, давайте заставим уважать нас и в качестве первого шага, урежьте им обещанную военную помощь.   
 - Военную помощь в виде только поставок вооружения или вместе с военными советникам? 
 - Вместе с советниками. Скажите, что мы очень дорожим жизнями наших офицеров и после  инцидента в Шанхае опасаемся их отпускать. Пусть попробуют сами повоевать, а мы посмотрим, что из этого получится.
 - Но военных специалистов все же послать придется, хотя бы в качестве главы миссии.
 - Хорошо, но только в качестве главы миссии. Кого вы предлагаете?
 - Генерал Миллера Евгения Карловича. Грамотный и опытный офицер, хорошо воевал в Карпатах, отличился во время наступления на Будапешт. Кандидатура полностью согласована с Антоном Ивановичем Деникиным – снимая все возможные вопросы, уточнил Щукин. Ранее военное министерство не очень охотно отправляло в командировки такого рода регулярных военных.
 - Ну, раз военное министерство согласно предоставить вам боевого генерала, пусть будет так, - иронично молвил Сталин и тут же спросил, - а почему министерство отказалось утверждать в генеральском звании недавно вернувшегося из Китая полковника Покровского? Он что плохой офицер или его вина в том, что он остался жив в шанхайской резне? 
  Вопрос относительно присвоения звания исполняющим обязанности президента хотя и был задан явно не по адресу, но по существу. Генерал Щукин имел непосредственное отношение к заграничной командировке полковника.
 - Господину Покровскому не было отказано в присвоение генеральского звания. В виду необычности его дела, оно было передано для решения в специальную комиссию, состав которой должен быть утвержден в скором времени – без единой запинки отрапортовал Щукин, чем вызвал горькую улыбку на лице Сталина.
 - Ясно, дело передано в долгий-долгий ящик, - Сталин раздраженно бросил на стол пустую трубку и спросил начальника ГРУ напрямую, без обиняков. - Скажите, Николай Григорьевич, почему наше военное руководство так не любит полковника Покровского? Что дурного сделал человек, вся жизнь которого связана исключительно со служением Родины? Может быть, я чего-то не знаю о нем такое, что заставляет военное ведомство держать его на положении изгоя. 
  Спрашивая Щукина о полковнике, Сталин хотел получить правдивый ответ и он его получил.
 - Все дело в том, что полковника Покровского в верхах министерства считают выскочкой, который незаслуженно получил погоны полковника. С чьей подачи это мнение появилось мне неизвестно, но оно есть и его разделяет подавляющая часть нашего генералитета.
 - Выскочкой!? Но почему?! Разве он не заслужил это звание?
 - Видите ли, в чем тут дело, - стал раскрывать тайны мадридского двора генерал. – Звания в армии нужно не только заслужить, до них нужно дорасти. Войну Алексей Михайлович начал в чине поручика и скорее всего, закончил бы её капитаном, на должности командира батальона, при крайне удачливом стечении обстоятельств - подполковником. Такова традиция русской армии, на которой выросли и состоялись все нынешние генералы и фельдмаршалы. Господин Покровский закончил войну полковником исключительно благодаря генералу Корнилову, адъютантом которого он состоял с известных вам событий. Вот по этой причине, он и подвергся обструкции со стороны нашего генералитета.
 - Традиции армии и генералитета мне понятны, но ведь война это своеобразный лифт, который позволяет стремительно подняться по служебной лестнице тем, у кого к этому есть способности. Судьба маршалов и генералов императора Наполеона наглядный тому пример. Что касается России, то события семнадцатого года многим позволили сделать шаг вперед из прапорщиков в капитаны, а из капитанов в полковники и закончить войну на генеральских должностях. Примеров тому масса, разве не так?   
 - Не стану с вами спорить, гражданин Сталин, (и.о. президента терпеть не мог, когда его называли господином и Щукин всегда помнил об этом) – ибо приведенных вами примеров действительно много. Большие потери среди офицерского состава в начале войны открыли дорогу тем, кто получил ускоренное военное образование, и их главные университетами являлось поле боя. экзаменатор жесткий и жестокий, и выжить и подняться по карьерной лестнице могли только талантливые люди. Они с блеском проявили себя в трудное время, но дальнейший их рост в мирное время сильно затруднен по понятным вам причинам – беспристрастным голосом излагал Щукин.
 - Получается своеобразный конфликт «отцов и детей» одетых в военную форму, - сдержанно усмехнулся Сталин. - Молодая поросль жаждет своего часа, а старики совершенно не торопятся уступить им дорогу.
 - Совершенно верно. В армии это явление получило очень точное определение: противостояние «академиков» и «революционеров».
 - А нас «государственников» и «разночинцев» - хотел сказать Сталин, но сдержался. У каждого откровения имелись свои четко проведенные границы.   
 - Благодарю вас, за столь ясный и исчерпывающий ответ, относительно господина Покровского – с откровенным сожалением произнес Сталин и стал неторопливо перебирать пальцами трубку, что было проявлением плохо скрытого недовольства. За время знакомства с ним генерал Щукин научился распознавать эти характерные нюансы.
 - Не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, что мне полностью безразлична судьба Алексея Михайловича. Я глубоко уважаю его как человека и высоко ценю как грамотного офицера и говорю совершенно искренне, что свое звание он носит по праву - ловкий службист поспешил определить свою позицию в отношении Покровского, к которому у собеседника явно были определенные симпатии. Или возможно к его жене.
 - Сейчас Алексей Михайлович находится в бессрочном отпуске, но мы собираемся в самое ближайшее время предложить ему командировку в Китай, а точнее в Харбин – Щукин раскрыл свою папку для доклада и ловко перебросил несколько страниц бумаг.
 - Стремясь ослабить наше влияние в Маньчжурии, японская сторона перешла к тайным действиям. Не имея возможность, воздействовать на нас открытыми способами посредством своих войск или войск маршала Чжан Цзолиня, они сделали главную ставку на китайских хунхузов и харбинскую мафию. Нанятые японцами бандиты совершают нападения не только на представительства КВЖД, но и переходят российско-китайскую границу в Приморье. ГРУ разработала войсковую разведку операцию по нейтрализации действий, как внутреннего китайского противника, так и японской резидентуры в Чанчуне под руководством майора Мацуоки. Для её проведения и координации с заинтересованными сторонами нужен грамотный офицер, хорошо знающий театр местных действий. Кандидатура полковника Покровского подходит для этого по всем статьям.
  Щукин закрыл папку и торжественно посмотрел на Сталина, ожидая услышать от него одобрение и поддержку сделанному генералом предложению, но к его огромному удивлению её не последовало. Сталин неторопливо набил трубку табаком, поднес спичку, и только закурив её, стал говорить.
 - Думаю, что будет правильным не посылать полковника Покровского в Китай. У вас наверняка есть не менее достойные кандидаты для этого дела, а полковника следует на время оставить в покое. Он несколько устал от Китая и его жарких объятий и ему необходимо несколько отдохнуть и сменить обстановку. Заняться каким-нибудь другим нужным делом, которое поможет ему не замкнуться в своих обидах и горестях. Тем более, как оказывается, незаслуженных, – специально подчеркнул Сталин, и опытный Щукин моментально понял, что сказал его собеседник и то, что он не сказал. Поэтому он не стал спорить, хотя решение и.о. президента сильно осложняло реализацию плана операции «Заря». Для её выполнения требовался волевой и решительный офицер, который не просто выполнит порученное ему дело, а выполнит его на «пять» и при этом не будет задавать лишних вопросов.
  Покровский идеально подходил на роль руководителя такой операции, но решительное нет и.о. президента заставляло начальника ГРУ приступить к поиску новых кандидатур.
 - Очень жаль, что полковник Покровский не сможет ещё раз послужить интересам Родины, но и о здоровье забывать также не надо. Ведь не из железа он сделан, в самом деле, – примирительно произнес генерал, и тут же добавил, - но я уверен, что нынешнее душевное состояние полковника не помешает привлечь его к этому делу в качестве консультанта.
  Щукин выжидательно посмотрел на собеседника и вновь, его реакция оказалось иной, чем он предполагал услышать. Сталин изобразил на лице некоторое сомнение, и чуть поведя пальцами руки, как бы размышляя, произнес.    
 - Если очень нужно, почему не предложить, но если полковник откажется это его дело. Как говорится на нет и суда нет – зачем человеку в душу лезть. 
 - Хорошо, Иосиф Виссарионович, я вас понял.
 - Вот и прекрасно. Вы говорили о том, что нам не следует делать ставку на одного Чан Кайши и нужно наладить контакты с нынешним главой пекинского правительства генералом Фэн Юйсянь. Правильная идея, не стоит класть все яйца в одну корзину тем более с внутренним изъяном. Пошлите к нему толкового переговорщика с предложением о сотрудничестве. Пусть поговорит, прощупает настроение этого генерала. Выяснит, стоит ли иметь с ним дело и если стоит, то в каком объеме и что конкретно он хочет от нас получить.
  Что касается китайских коммунистов, то их также не стоит сбрасывать со счетов. Идеи Карла Маркса весьма привлекательны и потому так легко и быстро находят отклики в сердцах простых людей. Подберите мне материалы по китайским коммунистам, их программы, лозунги, речи на съездах. В общем, все, что сможете достать. И не сильно затягивайте. Китайскую проблему нужно решать, не откладывая в долгий ящик. Если мы не решим её, то в скором времени за нас её решать японцы и англичане. Не так ли?      
 - Все верно – согласился с собеседником Щукин, неторопливо записывая сказанное им в аккуратный блокнот. - Вы просили выяснить место пребывания последнего китайского императора Пу И. Наши агенты смогли выполнить это поручение. Молодой человек действительно покинул выделенный ему японцами дворец в Сеуле и сейчас находится в порте Дальнем, в одном из домов купца Тифонтая. Место пребывания Пу И находится под охраной военнослужащих Квантунской армии и тайных агентов начальника военной разведки Квантунской армии Доихары. Что стоит за этим перемещением наследника императорской власти неизвестно. В Сеуле у него были все условия, подобающие находящемуся в изгнании императору, а там содержание более чем скромное.   
 - Мне кажется, что все заключается в земле. Земля там китайская, а не корейская и находясь в Квантуне, он уже не император в изгнании, а претендент на верховную власть в Китае – высказал предположение Сталин, но генерал с ним не согласился.
 - У этого претендента нет армии, а Чжан Цзолинь хоть и является японским ставленником, но добровольно от своих прав на власть в Пекине не откажется.
 - Кстати, чем он сейчас занимается? Зализывает раны от похода на Харбин?
 - Согласно последним сведениям, поступившим из Мукдена, планирует в этом году захватить Пекин. Благо в Гоминьдане идет борьба между Чан Кайши и Ван Цзинвэйем, а Фэн Юйсянь занят борьбой с Пэйфу. На этот раз «старый маршал» намерен наступать не через Внутреннюю Монголию, а через полуостров Шаньдун.
 - Насколько можно верить этим сообщениям? Какова информированность источников, из которых они поступают? – задал законный вопрос Сталин.
 - Один из них служит интендантом в главном штабе Чжан Цзолиня и через его отдел проходят все требования маньчжурских войск. Другой находится в штабе 1-й бригады под командованием генерала Чжан Цунчана по прозвищу «Собачье мясо». Именно ему и поручил наступление на Пекин «старый маршал». Кроме этого имеются донесения разведки об активизации японского флота в Порт-Артуре и Дальнем. Отмечено прибытие в порты Квантуна отряда эсминцев и несколько транспортов.
 - А что сам «старый маршал», не пойдет в поход?
 - Пока таких сведений у нас нет. Возможно, присоединится к походу позднее в случаи успеха своего генерала. Взятие столицы нельзя оставлять на самотек и доверять генералам. Народ должен помнить только одного героя. 
  Сталин никак не отреагировал на последние слова Щукина, хотя они были очень близки и к нынешней внутренней ситуации в стране.
 - Кого намерены послать к Фэн Юйсяню? Ни за что не поверю, что у вас нет кандидатуры на это задание.
 - Думаю отправить капитана Ивана Долгова. Грамотный офицер, уроженец Харбина и неплохо знает китайский язык.
 - Решили сэкономить на переводчике? – лукаво усмехнувшись, спросил Сталин.
 - Нет. Очень хорошо знать, что говорят у тебя за спиной, в полной уверенности, что ты не понимаешь.
 - Тоже верно. Значит с Фэн Юйсянь и Чан Кайши мы определились, а по коммунистам вы материалы пришлете, – подытожил Сталин. – У вас все или ещё что-то есть? Если нет, тогда не смею вас задерживать.
  Услав эти слова, начальник ГРУ важно щелкнул папкой и, наклонив голову, с достоинством ретировался.
  Оставшись один, Сталин подошел к звонку скрытому в столешнице стола и коротко позвонил. Не прошло и нескольких секунд, как дверь кабинета открылось, и в ней показалась лысая голова секретаря. 
  Быстро поняв немой взгляд начальника, и доложил: - Министр земледелия гражданин Чаянов прибыл и ожидает с докладом.
 - Хорошо. Пригласите через десять минут, а пока стакан чая – коротко приказал Сталин и секретарь исчез.
  Предстояло обсудить план создания машинно-тракторных станций. Вопрос непростой и очень ответственный, а для этого нужна немного отдохнувшая голова.
                Документы того времени.




                Из официального заключения врачебной комиссии о состоянии здоровья президента Российской республики Алексеев М.В. от 21 февраля 1925 года.

                После всестороннего осмотра и обследования больного, консилиум врачей пришел к единому мнению о стабилизации состояния его здоровья. Общее состояние удовлетворительное, работа сердца признано удовлетворительной. Пульс полный, хорошего наполнения, ритмичный - 75 ударов в минуту. Артериальное давление 140/80 мм. р.ст. Нарушения функций внутренних органов не отмечено. По согласованию членов комиссии, для больного разработан специальный режим лечения, питания, а также труда и отдыха. Так комиссия разрешила президенту ограниченное время работать с государственными документами.

                Председатель комиссии профессор Горемыкин Н.С.


               
                Из личного дневника медицинской сестры Клавдии Митрофановой, сиделки президента Алексеева от 23 февраля 1925 года.

                Самой большой радостью для всех нас в этот день было разрешение докторов на прогулку нашего больного. Все мы наперебой предлагали услуги президенту в подготовке к выходу в парк, но он горделиво отказался. Он сам одел, теплые сапоги и пальто и, взяв, в подручные для прогулки меня и Галину Султанову отправился на прогулку. Врачи, строго ограничили его активность и ни о каком спуске или подъеме по лестнице не могло быть и речи. Для президента специально оборудовали лифт, на котором он спустился на первый этаж и сев в специальное кресло поехал на прогулку.
  Везти кресло по расчищенным дорожкам парка президент поручил мне, а Галина все время шла рядом и внимательно следила за его состоянием. В этот день мы пробыли на свежем воздухе чуть больше получаса и доехали до большой голубой ели, что растет в глубине парка. Доехав до неё, президент встал и, взяв у Галины, заранее приготовленные орешки, стал кормить белок. Заранее зная, что президенту разрешат прогулки, мы специально подкормили белок и они стали почти ручными. Зверьки без боязни брали орехи с руки президента, чем очень его радовали. 
  Галина все время следила за состоянием его здоровье, но славу Богу, что ничего плохого не произошло и пользоваться аптечной сумкой, не пришлось. Президент выглядит бодро. Он даже старается приобнять меня и Галину, но я прекрасно вижу, с каким трудом дается ему каждый шаг, каждое движение и мне становиться жалко его.
  После обеда, специальный курьер доставил президенту из Кремля бумаги, с которыми он проработал ровно сорок минут. Больше времени для работы с бумагами врачи не разрешают, не смотря на его протесты. Как нам объяснил президент речь идет о проекте одной важной реформы в государстве, которую он должен завершить до конца времени его правления. 
  Вместе с президентом в Горках живет его жена Анна Николаевна милейшая женщина. После ужина, в гостиной она, по просьбе президента читает вслух выбранную им книгу. Чтение журналов и газет, категорически запрещено специальным распоряжением Сталина, как и разговоры с президентом на политические темы. За обязательство соблюдение этого режима каждый из работников персонала дал специальную подписку.   





                Глава III. Москва весенняя.   

         

                Начало любой весны всегда ассоциируется с началом новой жизни, когда прорвав ледяные заторы зимы, начинают неудержимо растекаться потоки живительного тепла. Когда угрюмые от холода улицы стремительно превращаются в реки жизни, а в воздухе появляется запах нового мироздания.
  Ещё месяц назад скованная морозами, Москва лихо сбросила с себя зимнюю шубу и стала примерять на себя весенние наряды. Подобно записной моднице, она почти каждый день одевала все новые и новые платья, чтобы в конце остаться в майском сарафане.
  Вернувшийся живым и невредимым из далекого Китая, Алексей Михайлович Покровский с головой ушел в мирную жизнь, стремясь позабыть как страшный сон все свои горести и обиды. Жизнь уже не раз коварно подставляла ему подножку, и он со всего размаха падал лицом в грязь, расшибая руки и ноги, разбивая в кровь лицо, будучи совершенно невиновным.
  Первый раз с ним это случилось после возвращения из Синьцзяна, второй раз после Шанхая, где он только благодаря стечению обстоятельств и находчивости сумел выскочить из смертельной ловушки, которую ему уготовили враги.
  Имея у себя за плечами школу разочарования, он не сорвался и не ушел в длительный загул, как это было в первый раз после нелепого и совершенно необоснованного обвинения в превышении власти. Полковник с честью встретил новый коварный удар судьбы, когда беспринципные штабные крысы сократили причитающийся ему пенсион. 
  С полным равнодушием он подержал в руках выданную ему правительством награду в виде ордена Александра Невского и отложил её в дальний угол стола, отдельно от других своих боевых наград. Его жена, Наталья Николаевна очень опасалась, что внешнее спокойствие супруга лопнет от тяжести внутренних проблем, но этого не случилось. Покровский с удивительной легкостью отключился от всех передряг, сосредоточив все внимание на прелестях «гражданки».
  Подобно поручику Толстому, который после севастопольской эпопеи с характерной для молодости непосредственностью ушел в двухмесячный загул столичной жизни, полковник стал вкушать подобные прелести, но с чувством, с толком, с расстановкой. Благо было что пробовать.
  С началом новой экономической политики дарующей свободу частному предпринимательству, в столице произошел настоящий бум. Словно грибы после дождя стали расти всевозможные кафе, рестораны, магазины и увеселительные заведения.
  Одновременно с этим в первопрестольной началось массовое строительство. С одной стороны патриархальную Москву стали теснить новые стройки порожденные планом реконструкции города, с другой стороны наступали кооперативные застройщики. Подобно юрким воробьям, они сколачивали строительные кооперативы и принимались благоустраивать пустыри и трущобы большого города, возводя на них особняки и малоэтажные дома.
  Появились новые трамвайные маршруты, на улицы столицы массово вышли автобусы. В газетах стали обсуждать планы по проведению первой линии метрополитена, которая должна была связать окраины города с центром.
  Все это наполняло Москву новой, ранее небывалой жизнью, в которой казалось, нет ничего невозможного, чего нельзя было построить или создать. Многочисленные гостиницы, магазины, где можно было купить все на любой вкус и кошелек, превращали Москву не в просто большой миллионный город, но и добавляли некий европейский лоск, каким ещё вчера обладал Петроград.
  Впервые в жизни получивший массу свободного времени, Алексей Михайлович стал посещать кафе, магазины, кинотеатры и увеселительные ресторации.
  В это время в Москве стали особенно популярны боксерские бои. Многие предприимчивые владельцы организовывали эти мероприятия в специализированных клубах - ресторанах, где посетители могли и посмотреть зрелище и сделать себе заказ. Вот в одно из таких заведений под названием «Тигровый хвост» и стал наведываться полковник Покровский.   
  Там, где зрелища, всегда присутствует подпольный тотализатор на котором принимались ставки на того или иного боксера. Огромные суммы денег крутились вокруг этих боев, но по счастью, все это шло мимо Покровского. Будучи от природы не азартным человеком, он ходил на бои из чисто спортивного интереса, посмотреть на искусство кулачного боя.
  Как нормальный болельщик, он имел своих кумиров бокса, главным из которых был Борис Барнет. Подтянутый, с аристократичной внешностью и стальными мускулами он производил неизгладимое впечатление на публику, всех возрастов и полов.
  Было огромным удовольствием смотреть, как он ведет бой против своих противников, главными достоинствами были груда мускулов и убийственный удар. Это был не просто схватка двух противников, это было настоящее сражение, в котором один боец пытался нанести противнику сокрушительный удар, а тот не позволял ему это сделать.
  Благодаря пластике и невероятной подвижности Барнет с легкостью ускользал из-под сокрушающего удара в корпус или голову, заставлял противника промахиваться, а затем наносил свой хлесткий удар с левой или с правой руки.
  Господь Бог не обидел спортсмена силой, но в отличие от своего соперника Барнет не ставил своей задачей сокрушить противника одним ударом. Всю прелесть боя он видел в том, чтобы нанести красивый, неожиданный удар, который раз за разом обескровливал превосходящего его по силе противника, подготавливая его к нокауту или нокдауну.
  При этом боксер никогда не пользовался в схватке привычными штампами или клише, каждый противник был для него индивидуален. Хотя он и действовал против Барнета примитивно и неизобретательно, но тот никогда не позволял себе ответить противнику тем же.       
  Наблюдая бой со стороны, понимающий зритель видел, что боксеру было интересно «прочитать» своего соперника, выстроить против него контригру и воплотить её в жизнь. Будучи сугубо военным человеком, Покровский воспринимал поединки Барнета как бой, в котором одна сторона пытается любой ценой захватить бастион, а другая, всяческими приемами ослабляет его атакующий натиск.
  В этот день, о котором идет речь, Борис Барнет должен был встречаться с заморской звездой, которого организаторы боев специально пригласили в Москву, пообещав солидный гонорар. Джозеф Маккормик имел у себя на родине громкую славу бойца сокрушителя крепких лбов и челюстей. Мощные бицепсы и широкие плечи позволяли ему пробить защиту противника, если не с первого или второго раза, но точно с третьего. Крепкая спина с достоинством принимала на себя  ответные хуки или свинги противника, короткая шея и прочная голова были нечувствительны к апперкотам. При этом у Маккормика была относительно хорошая подвижность, что добавляло определенной элегантности этому шотландскому танку.   
  Учитывая иностранное происхождение бойца и все выше перечисленные достоинства, серьезно повысили ставки на Маккормика среди дельцов боксерского тотализатора. Ещё больше они поднялись после того, как за несколько дней перед заявленным боем с Барнетом, иностранец одержал вверх над ещё одной знаменитостью московского бокса, кавказцем Магометом Магомедовым.
  Выдержав серию сокрушительных ударов противника, Маккормик все-таки пробил его защиту, серьезно разбил бровь горцу и повредил нос. Бой был остановлен и как не рвался Магомет продолжить поединок судьи не дали на это разрешение, и победа была присуждена шотландцу. 
  Многие из тех, кто поставил на отечественного боксера открыто, говорили о сговоре судей с маклерами, сделавших ставки на Маккормика и заработавших на его победе большие суммы. Назревал громкий скандал, который основательно подогрел бой шотландца с Дмитрием Смирницким, где московский боксер проиграл сопернику по всем статьям.
  Те, кто делал ставки на Дмитрия, говорили, что боксеру что-то подмешали в еду, так как в этом поединке он был совершенно не похож на себя. Другие говорили о договоренности, третьи заявляли, что Смирницкий сломался и сдал бой. Так или иначе, но к поединку с Барнетом, шотландец пришел в статусе фаворита, что не замедлило отразиться на его ставках. Несмотря на все прежние громкие победы, Барнет котировался гораздо ниже своего соперника, что наглядно показало низкопоклонничество москвичей перед иностранцами.
  Что касается Покровского, то он с самого начала непреклонно верил в победу своего кумира, несмотря на всю возню поднятую вокруг заморского гостя. Таких дутых фруктов как Маккормик, Алексей Михайлович за время своего нахождения заграницей перевидал немало и твердо знал – наши лучше.
  Барнет действительно оказался лучшим. Во всем его виде до того как он вышел на ринг и когда он поднялся на него и встал против шотландца чувствовалась уверенность в себе, но без оголтелого превосходства, которое очень быстро ведет к поражению. Барнет производил впечатление человека, знающего как разделать эту черепаху, без робости и нерешительности.
  Плавно перетекая с одного места на другое, он постоянно держал дистанцию между собой и противником, что являлось залогом его победы. Всякий раз, когда шотландец устремлялся в атаку, Барнет сдвигался и удар противника либо приходился мимо, либо получался не в полную силу и не мог пробить оказавшуюся на его пути защиту.
  Смотревшему со стороны полковнику казалось, что Борис чувствовал намерения своего противника и всегда оказывался на полшага впереди него. Отражая или уклоняясь Маккормика, Барнет не забывал ответными ударами прощупывать оборону противника. По сравнению с замахом и ударом шотландца они не очень выигрышно смотрелись и это, не прибавляло радости и уверенности зрителям. Однако по тому, как раз за разом противник терял свою резвость, с какой яростью он бросался на русского боксера, было видно, что удары достигают своих целей.
  Особенно это было хорошо видно, когда уклонившись от чугунного удара левой руки противника, Барнет молнией ударил в открывшуюся в обороне щель и достал подбородок противника. Удар получился верткий, хлесткий и как не была крепка голова противника, но шотландца качнуло и качнуло довольно прилично. Рефери приготовился вскинуть руки и открыть счет, но горец яростно боднул головой воздух и бросился в атаку.
  Злой противник подарок для спортсмена. В порыве чувств он ослабит свой контроль и обязательно сделает ошибку. Это – непреложная истина и Барнет использовал её на все сто процентов. Воспользовавшись возбужденным состоянием противника, он ещё один раз провел удар в подбородок, а затем показал разносторонность своей тактики. Уклонившись от очередного удара в голову, Борис нанес новый удар, но на этот раз не правой, а левой рукой.
  Пропустив два удара, Маккормик уже изготовился отразить третий, но вместо подбородка получил сильный удар по уху, и как бы, не был крепок и силен шотландский боец, его вестибулярный аппарат не выдержал столь грубого сотрясения и он упал на пол ринга.   
  Наклонившийся над ним судья считал размеренно медленно, давая ему лишнюю секунду на восстановления боеспособности. На счет восемь, Маккормик уже мог держать голову, а на счет десять стал изображать попытку подняться и встать вертикально. В любом другом поединки рефери бы обязательно крикнул «Аут!» и прервал бой, но на шотландца были поставлены слишком большие деньги и судья продолжил схватку, под крики и свист болельщиков.
  Те, кто поставил на иностранного гостя, требовали продолжения боя, противоположная сторона желал его прекращения. Какофония была ужасной, но это нисколько не волновало Барнета. Выяснив слабое место противника, он был готов сражаться до конца, несмотря на боль и усталость во всем теле, удары шотландца также не проходили мимо.
  Сменив тактику, он позволил противнику нанести один, затем другой удар своей чугунной гирей, мужественно их выдерживая. Когда же противник ударил в третий раз, вложив в удар всю свою силу в полной уверенности, что на этот раз он пробьет защиту Барнета, Борис резко ушел в сторону и, не встретив преграды, шотландец улетел вслед за своим кулаком.
  Все было рассчитано и сделано в той филигранной точностью, что в первые секунды никто ничего не понял. Сначала было непонятно, как Барнет ушел из-под удара, потом непонятно почему Маккормик вновь рухнул прямо у канатов ринга и наконец никто не мог взять в толк, почему он не встает.
  Судья вновь стал нараспев произносить цифры и сотни людей замерли в напряжении, сверли своими взглядами лежавшего на ринге шотландца. Все они смотрели с мольбой и надеждой, но у каждого она была сугубо своя. На счет восемь Маккормик не смог встать, как не смог он встать и на счет десять. Покрывшийся потом судья вопреки всем приличиям дал шотландцу ещё целых пять секунд тишины, но чуда не случилось, и он был вынужден воскликнуть «Аут!».
  После этих слов зал разразился криками радости и негодования, давая выход накопившимся эмоциям. Алексей Михайлович также не остался в стороне, дав полную волю своим чувствам болельщика. Когда же он утер пот со лба платком, кто-то похлопал его по плечу.   
  Полковник подумал, что это какой-то собрат болельщик, но он жестоко ошибся. За его спиной стоял не кто иной, как генерал Щукин, неизвестно какими судьбами, оказавшийся на этом бою.
  К этому человеку у Покровского было двойственное чувство. С одной стороны он помог полковнику удержаться на плаву в трудное время массовой демобилизации, с другой именно выполняя его приказы и поручения, полковник попадал в истории, сделавшие его фигурой «нон грата» для российского генералитета.
  Просто так оказаться генерал Щукин никак не мог, и это означало, что между ним и Покровским предстоял непростой разговор, вести который у полковника не было никакого желания.
 - Чем обязан, Николай Григорьевич – откровенно сухо поинтересовался Покровский, глядя на аккуратно постриженную окладистую бородку генерала.
 - Желанием побеседовать с вами, Алексей Михайлович. Уделите пару минуток, тем более что ваш герой выиграл.
  Говоря эти слова, Щукин как бы поздравлял Покровского с победой, но суть сильно задела полковника, так как начальник ГРУ грубо лез в его личную жизнь.
 - Хорошо, но только пару – не пытаясь скрыть своего раздражения, бросил Покровский и двинулся вслед за генералом.
  Место, где Щукин хотел поговорить с любителем бокса, оказалось маленьким кафе, где в это время почти не было посетителей.
 - Прошу меня простить, но из-за ограниченности времени я сразу перейду к делу, - сдержанно улыбнулся Щукин, едва аккуратно одетая девушка подала им по чашке кофе и свежеиспеченные круассаны. Хозяин откровенно работал под французов, о чем говорила его вывеска «фиалка Монмартра».
 - Речь пойдет о предложении относительно другой работы. Его вам недавно сделали в Кремле, и отказать от него у вас не хватило сил. Я имею в виду поездку на Шпицберген, в качестве полномочного представителя правительства – давая возможность Покровскому прийти в себя, Щукин отпил глоток кофе, отщипнул кусочек рогалика, после чего с невозмутимым видом продолжил.
 - Так случилось, что именно я курирую вашу поездку на север и потому хотел бы ввести вас в дело в непринужденной обстановке. Вы уж меня извините.
 - Но какое дело имеет ваша «контора» к моей поездке на Шпицберген? Это сугубо мирное, научное мероприятие – удивился Покровский, у которого разом пропала злость на собеседника.
 - Это только оно с виду мирное, Алексей Михайлович, а по своей сути сугубо военное. Дирижабль на котором будет отправлена наша экспедиция из того самого отряда, что бомбил поезд генерала Корнилова в Берлине 1918 года. Не припомните? – спросил Щукин и у Покровского, моментально отхлынула кровь от лица. Небольшой берлинский вокзал, разбомбленный ударом с воздуха литерный поезд Верховного правителя и генерал Духонин распятый на кусках покореженного железа в вагонном тамбуре. Такое забыть просто невозможно.
 - По счастью нам достался самый последний, модифицированный экземпляр генерала Берга и мы решили его использовать в мирных целях, так сказать перековать мечи на орало. Поступок благородный, но в определенной мере рискованный, помня, что наши господа союзники этим благородством никогда не отличались – Щукин вновь надавал на больную мозоль и Покровский вновь вспомнил тот злосчастный зимний вечер и лежавшего на снегу англичанина, убитого полковником за то, что навел германский дирижабль на поезд российского лидера.
  Лицо полковника покраснело от гнева и, желая сбить неприятное напряжение, Щукин предложил собеседнику попробовать круассан.
 - Неплохая выпечка, господин полковник, попробуйте. Конечно не французская или венская, но для Москвы вполне пристойная. Так вот наше мероприятие. Я, конечно, не считаю возможным, что господа союзники попытаются отобрать у нас германский трофей, это просто невозможно, но извиняюсь, мелко нагадить в тапки, для них обычное дело. Я бы сказал престиж и самоутверждение.
 - Вы имеете возможность физического уничтожения членов мероприятия?
 - Такая возможность не исключена, но в большей степени я опасаюсь диверсии или саботажа со стороны англосаксов. Ведь полет туда, - генерал многозначительно показал пальцем вверх, - дело большой государственной важности. Лапотная Россия и вдруг, впереди планеты всей. Это…
  Щукин сделал паузу, чтобы его собеседник прочувствовал важность момента, но Покровский остался, абсолютно спокоен. Уж слишком много раз за последнее время он слышал о важностях интересов государства, что перестал испытывать к ним пиетет. 
 - И что должен сделать скромный посланник правительства в «Арктикуголь»? Раскрыть заговор врагов Отечества и спасти мероприятие?
 - Напрасно иронизируете, господин полковник, напрасно. Самое главное, что вы должны сделать – это как можно добросовестно выполнить возложенные на вас хозяйственные задачи.
 - И только? – язвительно хмыкнул Покровский, - а я себе уже нафантазировал черт знает что. 
 - Хочу напомнить, что главная причина неудачи Георгия Седова при попытке осуществить свой проект заключалась его в крайне скверной подготовке. Именно некачественные собаки и продовольствие поставило крест на его благородных начинаниях. Там, куда вы отправитесь, важна каждая мелочь, ибо завозиться она с Большой земли и как правило, незаменима. И от того как тщательно и качественно все это мелкое будет сделано во многом и будет зависеть успех этого проекта. Надеюсь, что я все ясно изложил – холодно произнес Щукин и с достоинством поставил опустевшую чашку.
 - Я прекрасно понял ваши опасения, Николай Григорьевич, но мне кажется, вы несколько преувеличиваете сложности моей миссии. Проследить за сооружением причальной мачты для дирижабля и организации склада для нужд экспедиции, чья длительность продлится максимум месяц, гораздо проще, чем снарядить корабль для длительного плавания в полярных широтах.
 - Согласен, но хотя Баренцбург и находится на российской части Шпицбергена, я не исключаю возможности диверсии со стороны заинтересованных в провале экспедиции сторон. Достаточно пожара на складе или причальной мачты и всё. Вы даже не представляете себе, с какой помпой будут открывать это мероприятие здесь, и как будут чесаться там руки, чтобы сорвать этот смелый проект. Ставки очень и очень высоки и я убежден, что либо норвежцы, либо англосаксы попытаются вставить палки в наши колеса.
 - Но в Баренцбурге я совершенно никого не знаю и вряд ли смогу быстро распознать тех, кто будет готов совершить козни.
 - Нужных людей там не так много как кажется, - Щукин достал из внутреннего кармана пиджака фотографии и стал раскладывать их перед полковником.
 - Это тот, кто будет непосредственно заниматься строительством порученных вам объектов, Фунтиков Ферапонт Ильич, главный инженер «Арктикуголь», - на стол легло фото осанистого человека средних лет. - В его распоряжении все строительные средства и рабочие руки. На Груманте девять лет и отзывы о нем исключительно хорошие. О вашей миссии он знает в общих чертах и ему приказано оказывать вам всестороннюю помощь в плане людей и информации.
 - Вот Терешкин Фрол Митрофанович, главный интендант Баренцбурга, которому поручено создать склад для нужд экспедиции. В цели и задачи мероприятия не посвящен, основная для него легенда, склад создается в связи с грядущим расширением русского присутствия на Шпицбергене.
 - Неприятный купчишка – произнес Покровский, рассматривая обладателя острых пронзительных глаз смотревших на него с фото.       
 - Мне он тоже не понравился, но заменить его некем. Желающих ехать в Баренцбург как вы догадываетесь не очень много. Следуя теории Ломброзо, можно предположить склонность к казнокрадству и прочим аферам, что проверяется нужными органами. И вот ваша правая рука, радист Журавлев Никифор Сергеевич. Едет вместе с вами на ледоколе «Святогор» вместе с мощной радиостанцией, которая обеспечит вам связь не только с Мурманском и Архангельском, но и с Петроградом и Москвой. 
 Щукин положил фотографию молодого остроносого человека с плотно прижатыми ушами.
 - Это наш человек. Состоит у нас на связи более двух лет, исполнителен, в порочащих связях замечен не был, однако полностью положиться на него не могу. Сами понимаете специфику нашей работы – генерал дал Покровскому несколько секунд, чтобы лучше рассмотреть представленных ему людей, а затем решительно убрал их со стола.
 - Вот вся ваша королевская рать, в которой вы являетесь главным связующим звеном. Согласно декрету правительства, вам даны широкие полномочия, вплоть до ведения следственных действий, проведения судебных разбирательств и вынесения приговора на ваше усмотрение и ответственность.
 - Очень жестко, в последствие могут возникнуть неприятности – помня свои прошлые шишки, сказал Покровский, но Щукин решительно покачал головой.
 - Нет, суд и следствия включены по моему настоянию и я уверен, что вы с должной осторожностью распорядитесь документом, чья суть «То, что сделано подателем, сделано по моему решению и на благо государства» - перефразировал Дюма генерал и сделал знак девушке повторить заказ.
 - Как, разве это не все?
 - По «Арктикуголь» все, но я хотел бы обсудить с вами ещё один вопрос относительно Маньчжурии.
 - Я так и знал – с горестным укором вздохнул Покровский, но генерал пропустил его вздох мимо ушей.
 - Вопрос состоит в том, что мне нужен опытный и решительный человек, который приложит все силы, чтобы полностью выполнить данный ему приказ. Не скрою, что на это дело я планировал вас, но как видите, возобладала иная точка зрения, и я хотел поговорить о, хорошо вам известном офицере Константине Рокоссовском. Вы с ним действовали в Синьцзяне и по вашей аттестации, он был направлен в Харбин, где хорошо проявил в маньчжурских событиях прошлого года. Генерал Зайончковский очень доволен им и представил его к внеочередному повышению в звании, к капитану. Министерские кадровики запротивились, но Андрей Медардович своей властью все-таки пробил их костное упрямство.
 - Так, что вам нужно от меня, после столь блистательной характеристики? 
 - Вы хорошо знаете капитана Рокоссовского и мне нужно получить то вас исчерпывающий ответ относительно его исполнительности к полученному сверху приказу – сделал паузу Щукин и полковник прекрасно понял, о чем он умолчал.
 - Надеюсь, то, что вы собираетесь поручить капитану, не будет выходить за рамки чести и достоинства офицера?
 - Конечно, нет – быстро заверил Щукин Алексея Михайловича. – Вся особенность заключается в том, что задание, которое ему будет предложено, имеет определенную сложность, связанную с территориальностью театра его действий. Как вы знаете, на севере Маньчжурии нам принадлежит только железнодорожное полотно, станции, город Харбин и прилегающие к полотну земли на расстоянии десяти метров, все остальное китайская территория. Наши противники, китайские хунхузы и стоящие за ними японцы беззастенчиво пользуются этим, особенно после прошлогоднего конфликта.
  По понятным причинам, я не могу посвящать вас во все детали плана предстоящей операции. Скажу только одно, нужно будет действовать на территории сопредельного государства и действовать так, чтобы потом никто не мог связать эти действия с нами. В противном случае мы дадим хорошие козыри в руки наших противников, в первую очередь японцев и англичан. 
 - Понятно, - недовольно поморщился Покровский, всей душой не любивший закулисные игры военной разведки. – Насколько важна эта операция для нашего положения в Маньчжурии?
 - Очень важна. Если все случиться, так как мы планируем, Харбин и все наши приграничные земли получат год-другой спокойной жизни, а это очень важно. Поверьте на слово, сильно задрали китайские бандиты наше население не только на КВЖД, но и в Приамурье, и в Приморье, а войска применить мы не можем. Стоящие за Чжан Цзолинем японцы только и ждут повода, чтобы обвинить нас в агрессии и ввести в южную Маньчжурию свои войска.
 - Если проблема стоит так остро, то почему вам так нужен капитан Рокоссовский? По-моему любой офицер из Маньчжурского пограничного корпуса с радостью возьмется за выполнение задания, если это принесет Харбину спокойную жизнь? – удивился Покровский, но генерал, лишь усмехнулся ему в ответ.
 - В том-то и дело, Алексей Михайлович, что не каждый. Мы разговаривали с двумя человеками и оба отказались принимать участие в операции, едва узнали о том, что действовать предстоит на сопредельной территории. Приказать им мы естественно не могли и чтобы ещё раз не нарваться на излишнюю щепетильность, а также сократить до минимума возможность утечки информации на сторону, мы занялись поиском стопроцентного варианта. Сначала таким вариантом были вы, затем капитан Рокоссовский, так что вы за него скажите – неторопливый доверительный тон разговора подразумевал возможность подумать, но Покровский ответил сразу. 
 - Тот поручик Рокоссовский, которого я знал, при получении столь ясного и исчерпывающего разъяснения, никогда бы не ушел в сторону, если можно спасти сотни человеческих жизней – решительно заявил полковник, глядя прямо в глаза собеседнику.
 - Отличный ответ,- радостно улыбнулся Щукин, - очень надеюсь, что быстрый карьерный рост не испортили вашего бывшего подчиненного. Молодые люди с легкостью проходят огонь и воду, но спотыкаются на медных трубах славы.
 - Во время нашей последней встречи он был именно тем, кого я знал по Восточному Туркестану и вряд ли за прошедший год он сильно изменился. Зная специфику вашей работы, вы можете передать ему от моего имени дружеский привет с надеждой на скорую встречу.   
  В знак благодарности Щукин кивнул головой, и словно оправдывая свою фамилию, моментально вцепился в Покровского мертвой хваткой.
 - Раз уж мы перешли к передаче приветов, то хотел спросить, не помните ли вы этого человека – спросил Щукин и как заправский фокусник, буквально из воздуха, извлек фотографию молодого китайца в военной форме.
  Покровскому хватило пары секунд, чтобы определить, что перед ним выпускник офицерской школы Вампу, но кто это конкретно, ему было трудно признать.
 - Что-то знакомое, но никак не могу вспомнить – пожал плечами полковник, но Щукин не собирался отступать.
 - А так? – он вновь буквально неоткуда достал второе фото, и на нем Покровский без труда узнал бородача сидевшего на коне.
 - Это комиссар одной из китайских бригад Чжоу Эньлай, очень храбрый и толковый человек, к тому же довольно образованный. От него я впервые услышал, что вооруженные маузерами китайцы знают Вольтера и Дидро.
 - Все правильно. Бывший генерал-майор революционных войск Гоминьдана. Вы о нем упоминали в своих рапортах о работе на юге Китая. Я взял это на заметку и постарался достать фотографию вашего знакомого.
 - Для того чтобы точно знать кому передавать привет от господина Владимирова. Все ясно господин генерал – с явным разочарованием в голосе сказал Покровский, - а почему вы сказали, что бывший генерал-майор? Я, честно говоря, не знал, что он вообще выбился в генералы. 
 - Ему присвоили это звание незадолго перед событиями в Шанхае, так, что вы и не могли об этом знать. А уволили его из рядов Гоминьдана в феврале этого года, по причине его связей с коммунистами. Точнее с лидером КПК Мао Цзэдуном, не встречали такого? – в руке у Щукина появилась ещё одна фотография, но запечатленный на ней человек был решительно незнаком Покровскому. Он с одного взгляда определил чистую гражданскую принадлежность представленного ему индивидуума.
 - Нет. Мы, знаете ли, Николай Григорьевич все по передовым там работали, в тылах крайне редко гостили. Трепотню, таких субъектов, нам слушать без надобностей.
 - Прекрасно вас понимаю, и потому давайте вернемся к вашему знакомому. События в Шанхае стали для нас холодным душем, заставляющие нас по-новому посмотреть на события в Китае. Участвовать в китайских событиях, как вы сами понимаете, нас заставляют обстоятельства и государственные интересы. Пусти мы это дело на самотек, и мы получим такой антироссийский Китай, такого агрессивного соседа, какого никогда не имели у себя под боком со времени Чингисхана, созданного на английские, американские и японские деньги. Поэтому мы обязаны иметь своего милитариста в противовес японского или английского.
 - Ставка была сделана на Сун Ятсена, но его внезапная смерть вывела в лидеры Чан Кайши, а это ещё тот прохвост, на подобия редиски. Сверху красный, а изнутри белый. Он конечно клянется и божится в преданности к России, но данные которыми мы располагаем говорят об обратном. Поэтому принято решение не ложить все яйца в одну корзину и расширенно искать новых союзников в Китае, одним из которых могут стать китайские коммунисты.
 - Бог в помощь, но судя по фото того человека, что вы мне показывали, он мало чем отличается от Чан Кайши или прочего генерала милитариста. Тот же хитрый взгляд и неискренность в глазах – вынес свой вердикт Покровский.
 - Да вы батенька физиономист – пошутил Щукин. - Ваш знакомый комиссар сейчас находится в городе Наньчан, провинции Цзянси.
 - Знаю, бывал там. В Наньчан находится филиал торговца Никодима Петровича Гребешкова, насколько мне не изменяет память.
 - Не изменяет, – подтвердил Щукин. - Именно к нему мы и собираемся отправить своего человека под видом торговца. Как вы понимаете, господин бывший генерал-майор читать кроме как по-китайски не умеет и почерка вашего не знает. Мне нужно нечто такое, что могли знать только вы вдвоем и подтвердит правдивость слов моего посланника.
  Просьба генерала застала Покровского врасплох, но вскоре нашел выход.
 - Передайте комиссару, что я часто вспоминаю тот мясной деликатес, которым он меня угостил в палатке под Ухань. Этого должно быть достаточно, так как никого из белых офицеров при этом не было, да и китайцев также мало присутствовало – с лукавой улыбкой произнес полковник.
 - А что это за деликатес? Мой посланец должен знать.
 - Это была изыскано приготовленная собака. Её приготовил один из бойцов Чжоу Эньлая – кореец – с невозмутимым лицом произнес Покровский.
 - Большое спасибо, Алексей Михайлович, не смею вас больше задерживать. Извините, что забрал у вас больше обещанной пары минут. Служба – сдержанно произнес Щукин, и собеседники обменялись рукопожатиями.
 - Я очень надеюсь, что если со мной что-либо случиться, вы позаботитесь о моей жене – сказал Покровский, выпуская руку генерала. Он пытливо смотрел в лицо собеседника, но у того не дрогнул ни один мускул. 
 - Не люблю говорить о грустных вещах с теми людьми, которых хорошо знаю и считаю за честь быть с ними знакомым. Эта не та тема, но если вам будет легче от этого, я обещаю сделать все, чтобы Наталья Николаевна и ваш ребенок имели достойный пансион содержания.
  Генерал коротко кивнул головой на прощание и быстро покинул кафе. Впереди его ждали большие дела.
 


                Документы того времени.




                Выписка из постановления правительства от 18 марта 1928 года.

                Признавая, что задача ликвидации неграмотности среди населения  страны является одной из главнейших задач стоящей перед Российской республикой на данный момент, правительство постановило создать Всероссийскую комиссию по ликвидации неграмотности под председательством Луначарского Анатолия Васильевича.
  В её задачу входит разработка в кратчайший срок с привлечением лучших специалистов страны программы по ликвидации такого огромного социального неравенства как неграмотность. Программа будет представлена на рассмотрение и утверждение правительства до июля месяца этого года, с тем, чтобы можно было приступить к борьбе с неграмотностью уже с сентября месяца.
  Учитывая, что борьба с неграмотностью потребует траты значительных денежных средств, не предусмотренных бюджетом этого финансового года, поручить министру финансов, провести дополнительные изыскания и обеспечить выполнение программы комиссии в необходимом объеме.

                Председатель правительства, премьер министр Г. Кржижановский
                18 марта 1925 года.    
            
            
 
               
             
   
                Глава IV. Оружию подобает почет.




                Темно синяя муха противно жужжала под потолком губернаторского кабинета, напоминая всем присутствующим, что весна уже давно вступила в свои права на территории русской колонии в Африке. Доставшийся России после окончания войны, кусочек бывших германских владений на Черном континенте, Того вот уже почти шесть лет находился под управлением первого губернатора заморских территорий – Михаиле Васильевиче Фрунзе.
  Бывший революционер показал себя толковым администратором, сумевшим не только удержать на должном уровне полученное колониальное хозяйство, но и существенно прирастить его.
  В первую очередь, Фрунзе расширил экспорт из африканской колонии, в виде местных экзотических продуктов, а также полезных ископаемых – алюминия, железа, хрома и фосфатов. При поддержке частного капитала губернатор расширил добычу местного сырья, на которое моментально нашелся покупатель. Присланные из России геологи обнаружили богатые запасы золота, разработка которых полностью перешла под руку государства.
  Прибывшие в колонию драги и насосы уже приступили к действию и вскоре первая партия африканского золота, должна будет отправиться в далекую Московию. Для затевающего большие реформы премьеру Кржижановскому оно было бы очень кстати, и Кремль наградил своего губернатора орденом Владимира I степени. После этого, Фрунзе мог закрыться в своем кабинете и ничего не делать, но Михаил Васильевич был делан из иного теста.
  Добившись одного успеха, он не собирался останавливаться на достигнутом рубеже. Расширив добычу ископаемых, губернатор намеривался его не просто вывозить, а перерабатывать, поскольку готовая продукция стоит дороже сырья. Столь смелый и нестандартный шаг требовал серьезных финансовых вложений и организаторские трудности, но все это нисколько не страшили Фрунзе.
  Однако не только одними экономическими успехами мог похвастаться губернатор к концу первого квартала этого года. Смелыми, но очень расчетливыми действиями, он добился территориального увеличения русской колонии.
  Все дело заключалось в том, что часть немецкого Тоголанда имело статус нейтральной территории. Соглашаясь на передачу немецких владений, англичане ловким манером урезали часть территории за счет района прилегающего к озеру Вольта. Перед самым прибытием Фрунзе, хитрые бриты, спровоцировали выступление негритянских вождей этого района.
  Они отказались признавать над собой власть русского президента и между британским Золотым берегом и бывшим германским Тоголендом, образовалась буферная зона. На первых порах Фрунзе закрывал глаза на эту «негритянскую демократию», но едва крепко встав на ноги, вернулся к этой проблеме.
  В Африке вода практически на вес золота, так как именно она даете жизнь всему живому. В озеро Вольта впадали две реки, создавая огромный природный резервуар пресной воды, который сохранялся в жаркий и засушливый период времени года. Обладание даже частью этого стратегического запаса существенно меняло положение русской колонии, и губернатор Фрунзе действовал безотлагательно.
  Теперь он, через свою агентуру спровоцировал беспорядки в поселении Хо, в результате которых пострадали фермерские хозяйства с преимущественно немецким населением. Весть об этом ещё не успела достичь пределов Аккры и Котона, а в мятежные районы уже была отправлена конная бригада Котовского.
 Действуя в своем истинном стиле, комбриг колониальных войск захватил поселок. Все те, кто не был согласен с подобными действиями правой руки губернатора стали на голову ниже, а кто оказался проворнее этих несчастных, переправились на ту сторону озера.
  Желая показать всем, что русская власть пришла в эти места всерьез и надолго, Котовский приказал построить казарму для гарнизона городка, по указу губернатора переименованный в Георгиевск. Кроме казарм, началось строительство церкви, а также вдоль реки, вытекавшей из озера Вольта и впадавшей в океан, были установлены пограничные столбы и конные разъезды. Французский и британский губернатор высказали недоумение и недовольство столь быстрым и бескомпромиссным решением этой проблемы, но Фрунзе пропустил всё их возмущенное лопотание мимо ушей. В данный момент он был как никогда крепок и силен, а сильный человек может многое себе позволить, без боязни быть наказанным.   
  Столь независимые действия российского губернатора ещё больше накалили обстановку вокруг проблемы Ниамея, в том году захваченного отрядом Нестора Махно. Французы из кожи лезли, чтобы доказать в этом деле след губернатора Фрунзе, но у них ничего не получалось. Михаил Васильевич твердо стоял на своем, что сбежавший с русской каторги анархист действует самостоятельно и официальные власти не могут нести ответственность за его поступки. 
  Хитрый Фрунзе предлагал помощь Ломе и Дакару в поимке беглеца, прекрасно зная, что ответ будет отрицательный. Обостренное чувство собственного достоинства не позволяло французам согласиться на присутствие на территории своей колонии иностранных войск. Для подавляющего большинства французов эти действия наносили оскорбление вооруженным силам республики, и считалось смертельным грехом.   
  Впрочем, присутствие русских бандитов на французской земле нисколько не мешало бюрократическим дебатам между различными ветвями власти относительно того, кто должен был смыть это грязное пятно по имени Махно, с синего мундира колониальных войск. Губернатор Французского Судана, сидящий в Бамако, твердил, что у него нет сил и возможности, бороться с русским анархистами, а губернатор французской Западной Африки находящийся в Дакаре, твердо стоял на том, что Ниамея не в его подчинении.
  Проблема Махно не один раз обсуждалась в стенах парламента, но так и не была решена. У каждого из губернаторов были свои друзья и сторонники среди парламентариев, которые произносили одну пламенную речь за другой, но воз был там и поныне.
  Неизвестно сколько бы шли эти обсуждения, если бы в парламент не пришла телеграмма от губернатора французской Дагомеи. В ней, при помощи ста пятидесяти слов, он описал захват Фрунзе земель у озера Вольта и горячо просил срочной помощи от ползучей русской экспансии.
 - Сегодня это часть Того, а завтра французский Судан! – пророчил губернатор и его скорбный плач переполнил чашу терпения французских патриотов заседавших в парламенте. Увидев в действиях Махно угрозу целостности французских владений и явное унижение престижа отечественного оружия, позабыв прежние разногласия, они в едином порыве приняли обращение к президенту отдать приказ губернатору Дакара Карде отправить войска на помощь Бамако.
  Недавно занявшему пост президента Франции Гастону Думергу для повышения своей популярности рядовых французов нужна была легкая и быстрая победа, и он услышал обращение парламентариев. Достав Большую Круглую Печать, Думерг сокрушил ею все бюрократические препятствия на пути справедливости и наказания дерзкого русского анархиста.
  Придавленный столь весомым аргументом, губернатор Карде был вынужден отправить во Французский Судан бригадного генерала Брисака с двумя с половиной тысячью солдат. Однако содержание этого войска, было полностью возложено на ведомство губернатора Колиньи. Заморские властители хорошо умели считать каждый сантим, как собственной казны, так и казны соседей.
  Бригадный генерал Франсуа Брисак не горел особым желанием тащиться почти через всю Африку ради того, чтобы наказать горстку мятежников захвативших Ниамею. На его взгляд было гораздо проще через специальных подручных устранить их главаря и на этом все это дело закончилось. Махно был белым и вряд ли бы кто-то из его сподвижников смог бы удержать в вокруг себя местное население, как это делал знаменитый анархист.
  Это было так просто и ясно на уровне колонии, но у находившихся в Париже политиков были свои понимания решения этой задачи. Парламенту республики, как и его вооруженным силам, требовался почет и уважение сограждан, которое должно было им обеспечить сокрушительный разгром мятежных каторжников, бежавших из русской колонии.
  Именно эти рассуждения легли в основу тактики выступившего в поход генерала Брисака. Решив, что всем его силам нет никакой необходимости гоняться за шайкой бандитов, он возложил эту ответственность на отряд майора Мориньи, в состав которого входило пятьсот кавалеристов.
  Подвижный и не обремененный обозом, он мог легко исполнять роль ударного авангарда, а в случаи необходимости отойти на соединение к главным силам. Поэтому, едва достигнув Бамако, он разделил свое войско на две неравные части. На Ниамею двинулись кавалеристы Мориньи, а остальные силы остались в Бамако, к огромному неудовольствию местного губернатора.
  Прихода французских войск ждали многие, но больше всех, их ждали главные организаторы и вдохновители эпопеи с Махно Фрунзе и Котовский. Последний, чудом, избежав пули наемного убийцы перепутавшего в темноте комбрига с его адъютантом, был самым решительным образом настроен на то, чтобы поквитаться со своим обидчикам по максимальной ставке.   
  Второй также хотел раздать накопившиеся долги своим негостеприимным соседям. Заранее предупрежденные из Москвы, они со всей ответственностью отнеслись к приходу генерала Брисака и предприняли все меры, чтобы отслеживать продвижение его войск.
  Занимающийся этим делом Котовский регулярно докладывал губернатору о продвижении французов, вот и в этот день апреля, он явился к нему в кабинет для разговора.
 - Господин бригадир Котовский – почтительно доложил губернатору секретарь, строго блюдя этикет. Хотя у Григория Ивановича имел свободный доступ к Фрунзе в любое время дня и ночи, но губернатор придирчиво требовал от секретаря исполнения порядка.
 - Брисак все ещё находится в Бамако и о том, когда он его покинет нам пока неизвестно. Через своих людей я известил Махно о его прибытии во Французский Судан, но для достойной встречи гостей нужно что-нибудь конкретное. А с этим пока у нас негусто, одни предположения.
 - Есть, кое-что конкретное, - загадочно усмехнулся Фрунзе. – Первыми против Махно двинется отряд кавалеристов под командование майора Мориньи, общей численностью в пятьсот человек. Вслед за ней, из-за проблем с обозами, с некоторой задержкой двинется и остальное французское воинство. Такая информация подойдет Махно?
   На мгновение на лице комбрига застыло неподдельное изумление, после чего он забросал губернатора вопросами.
 - Откуда ты это знаешь? Насколько можно этому доверять?
 - Можно сказать, что от самого генерала Брисака, так сказать из первых уст.
 - Ты шутишь?
 - Нисколько. Вместе с Брисаком к Ниамее идут два парижских корреспондента Поль Нивель и Франциск Гийом, которые регулярно освещают на страницах своих изданий действия колониальных войск. Свои корреспонденции они отправляют по телеграфу старясь держать столичных читателей в курсе всех событий. Последнее из таких событий, была отправка отряда майора Мориньи в Сикасо, куда отправился господин Гийом, а его менее удачливый конкурент остался в Бамако с Брисаком. Об этом сообщила «Националь» с громким заголовком «Махно, трепещи!» - учтиво пояснил Фрунзе.
 - Но разве можно верить на слово газетчикам? Они могут написать все что угодно, и с них не будет никакого спроса?
 - Соврать они могут, принижая свои потери и увеличивая потери противника, с этим я полностью согласен. Могут восхвалять храбрость своих солдат и трусость солдат врага, это у них сплошь и рядом. Могут написать, что их славные войска одержали громкую победу при слабой поддержке союзников, с чем мы уже сталкивались, воюя с суданцами. Все это понятно и легко объяснимо. Куда труднее объяснить читателям ошибку в описании похода. Ведь корреспонденты находятся на острие событий, ведут репортах можно сказать с самой передовой и вдруг выясняется, что вместо Одессы отряд Брисака вышел к Херсону. Подобная ошибка может дорого стоить газете, утрата доверия читателя для них самая большая угроза.
 - Ну а если это хитрая дезинформация для нас? Ты такой случай не допускаешь?
 - Почему же, допускаю, но затевать такую хитрую игру против Махно, это все равно, что палить из пушки по воробьям. Посмотри сам, кто для них Нестор Махно? Главарь шайки беглых каторжников, держащий в страхе всю округу петли Нигера. Для его поимки и достойного наказания посланы французские войска, чтобы навести порядок, и укрепить пошатнувшийся авторитет метрополии. Затевать с ним хитрую игру при помощи газет, значит повышать его статус до уровня равноценного противника, а это французам совершенно не выгодно. 
 - И все равно я бы не стал доверять всему тому, что пишут в газетах. Уж слишком просто мы узнали о планах противника.
 - Хорошо. Твои опасения можно легко развеять. Пусть Махно вышлет разведчиков в направлении к Сикасо и если французы действительно разделились – это быстро выясниться. Отряд в пятьсот человек трудно спрятать – предложил Фрунзе, и комбриг с ним согласился. 
  Полученные столь необычным образом сведения были доведены до сведения лидера нигерийских анархистов и вскоре, они получили свое подтверждение. Конные разъезды анархистов обнаружили отряд майора Мориньи именно там, где и предсказывал Фрунзе.
  Более того, он, как и генерал Брисак считал своего противника примитивным грабителем, для борьбы с которым нет необходимости соблюдать все необходимые на войне предосторожности. Майор вел свой отряд по основной дороге к берегам Нигера, полностью проигнорировав иные пути движения. Также, Мориньи отказался выставлять боковые и передние походные заставы, посчитав это излишним делом.
 - Незачем без особой нужды дробить наши силы. По данным нашей разведки, численность банды Махно не превышает сотни человек и этим все сказано – пояснил своим офицерам майор и все с ним согласились. Действительно, зачем распылять силы отряда, когда самый верный способ  уничтожить беглого каторжника – это сокрушить его одним ударом крепкого кулака французской  кавалерии.
  Все эти действия Мориньи в значительной мере облегчили действия конной разведки анархистов, позволив им без помех наблюдать за перемещением его отряда. Умело держась на расстоянии от неторопливо едущих кавалеристов одетых в красные рейтузы и синие мундиры, анархисты не упускали их из виду ни на минуту. На всем протяжении пути от деревни Бороньи до переправы через Сахаб, Махно знал о своем противнике все, что ему было нужно знать.
  Первая встреча беглых каторжников и крепкого французского кулака, произошла на берегах небольшой речки, которых в африканской саванне превеликое множество. Глубиной меньше чем грудь коня, Сахаб не представляла серьезной трудности для переправы. Обычно конные пересекали её, едва замочив вдетые в стремени сапоги, но из-за недавно прошедших дождей река несколько вышла из своего привычного русла и затопила часть прилегающего берега.
  Когда отряд Мориньи подошел к Сахаб, вода уже ушла. Река вернулась в свое прежнее лоно, но жаркое африканское солнце ещё не успело высушить затопленную землю. Оба берега реки представляли собой топкое болотце, где копыта коней застревали, а у спрыгнувшего с лошади кавалериста моментально разъезжались ноги.
  Столкнувшись со столь неприятным сюрпризом местной природы, французы начали осторожно переправляться на противоположный берег, совершенно не подозревая, что там их ждала засада Махно. Когда первые всадники достигли средины реки, укрывшиеся среди зеленых кустов анархисты, открыли огонь.   
  Общая численность находившихся в засаде стрелков не превышала семнадцати человек. Первыми по врагу ударили одиннадцать человек вооруженные русскими трехлинейками. Каждая выпущенная из винтовки пуля по огромной толпе всадников находила свою цель, но не они были главными звездами этого боя. Бал правили ручные пулеметы «Томпсона», что в два счета выкосили передние ряды французской кавалерии.
  Находясь на флангах махновской засады, они образовали открытый угол смерти, безжалостно делившего солдат Третьей республики на мертвых и живых. С громкими криками в речные воды подали раненые и убитые, напуганные и те, кто сохранил разум и честь, но не мог сделать в возникшей вокруг них смертельной давке.
  Удар по отряду был нанесен столь неожиданно и коварно, что на первых порах в отряде возникла паника. Беспомощное положение и со свистом несущиеся с того берега очереди свинца, способно сильно потревожить психику любого человека. Как бы ты не был он готов к различным неожиданностям, достойно противостоять им на первых минутах крайне сложно.
  По этой причине, первые десять минут боя, майор Мориньи был занят тем, что отчаянно боролся за наведения порядка вверенном ему отряде. Где криком, где кулаком и стеком, он сумел привести в чувство своих кавалеристов, на которых в большей мере повлияли не выстрелы махновцев, а вид убитых товарищей и невозможность быстро атаковать противника. 
  Приказав части отряда спешиться и связать противника огневым контактом, майор приказал первому лейтенанту Фурье взять семьдесят человек и, перейдя реку выше по течению атаковать засаду с фланга.       
 - Идите и заткните рот хотя бы одному из этих чертовых пулеметов – зло бросил лейтенанту Мориньи и тот браво вскинул к каскетке руку. 
  Из-за топкого берега, Фурье не смог быстро выполнить майора и его действия не остались незамеченными для анархистов. Когда лейтенант переправился на противоположный берег и поскакал на врага, его наступательный порыв остудила очередь пулемета, успевшего к этому времени переменить свою позицию. При поддержке двух метателей гранат, пулеметчик сумел убедить Фурье временно отказаться от своих наступательных намерений. 
  Раздосадованный Мориньи отдал приказ своему заместителю капитану Макрону переправиться через реку ниже по течению и взять русскую засаду в клещи, но махновцы не стали дожидаться этого. Едва отбив нападение всадников Фурье, они оставили свои позиции и, вскочив на коней, обратились в бегство. 
  Увидав подобные действия своих врагов, лейтенант Фурье немедленно бросился преследовать противника, нанесшего его отряду так много потерь. С громкими криками жаждавшие скорого отмщения, французы скакали вслед махновцам в полной уверенности, что те не уйдут от них. Медленно, но верно, они сокращали дистанцию между собой и темными от пота спинами скачущего во весь галоп противником.
  Не замечая ничего вокруг кроме своей цели, отряд лейтенанта вышел прямо на новую засаду, притаившуюся среди зеленых красот Сахели. Это вновь там было два пулемета, но на этот раз станковых.
  С беспощадной жестокостью их тугие струи принялись сокращать число кавалеристов, что с обнаженными клинками надеялись свершить свое правосудие над беглыми каторжниками. Ещё минуты назад они уверенно мчались вперед и вдруг, со всего маха напоролись на огневой заслон противника. Въехали в ужасную какофонию, состоящую из грохочущего стрекота пулеметов, звонкого лая револьверов, дружных залпов винтовочных выстрелов и все это время от времени заглушалось разрывами гранат.
  Те, кого эта смертоносная феерия не смела с седла и не бросила на каменистую землю вместе с их сраженными конями. Кто все-таки успел вовремя развернуть своих разгоряченных скачкой скакунов и, заглянув в страшный лик смерти, бросился от неё бежать, на всю жизнь запомнил свист казацких сабель, и истошные крики тех на кого они обрушились.
   Отрубленные головы и располосованные надвое тела, лежали вдоль всего пути преследования махновцами бегущего противника. Всего пятнадцати всадникам удалось благополучно добраться до Сахаб, остальные навечно остались лежать на пыльной дороге, ведущей к Ниамеи.
  Число спасшихся французов могло ещё сократиться, но к этому моменту в дело вступил отряд капитана Макрона, благополучно переправившегося через Сахаб. Едва увидев скачущих во весь опор беглецов, капитан, не раздумывая ни минуты, бросился наперерез махновцам и заставил их ретироваться махновцев.
  Увидев, что осталось от отряда лейтенанта Фурье, Макрон пришел в бешенство. Гнев залил красной краской его лицо, он бросился в погоню, приказав сержанту Жюно доложить майору Мориньи о судьбе своего отряда.
  Имея, в своем распоряжении сто тридцать пять человек против сорока двух всадников врага, он был твердо уверен в успехе дела. Его нисколько не смутил тот урок, что был преподан отряду на берегу реки и то ужас, о котором ему рассказали беглецы. Твердо веря в то, что третьей засады противника не будет, он уверенно вел своих солдат в след убегающим махновцам.
  Вовремя заметив груды павших тел, он изменил направление движения и обошел место второй засады с двух сторон. Зная о наличие у противника пулеметов, французы в любой момент ожидали наткнуться на свинцовый дождь, но этого не произошло. Сделав свое коварное дело и нанеся урон, враг вновь отступил на восток.
  Наличие у противника пулеметов, составлявших серьезную обузу для конных, вселяло в сердце капитана надежду, что на этот раз он обязательно настигнет врага и поквитается с ним. Надежды капитана Макрона оправдались, его отряд действительно вскоре нагнал отступающих махновцев, но поквитаться с ним не удалось. 
  Главной причиной помешавшей Макрону осуществить свои намерения вновь оказались пулеметы, установленные на повозках. Тихоходные по сравнению с резвыми всадниками, они казалось, были легкой добычей для кавалерии, но это только казалось. Французы несколько раз пытались атаковать врага, но каждый раз неудачно. Три человека находившиеся в повозке не считая возничего, каждый раз заставляли французов ретироваться, удачно дополняя пулеметный огонь с метанием гранат.   
  Единственный раз удача улыбнулась всадникам Макрона. Случайная пуля угодила в голову одному из возниц и потерявшая управление повозка съехала с дороги и перевернулась. С огромным остервенением подскочившие французы принялись рубить саблями своих врагов, но их торжество было преждевременным. Все трое русских каторжников погибли, но перед этим один из них подорвал гранатой себя и напавших на него кавалеристов. 
  Итоги боя у переправы через Сахаб, глубоко опечалили майора Мориньи. В это день, он потерял убитыми и ранеными сто восемнадцать человек, отчего ему было впору повторить легендарные слова царя Пирра, сказанные им после битве при Аускуле: - Ещё одна такая победа, и я останусь без войска!
  Впрочем, командир французского авангарда не испытывал сильного сомнения в том, что делать дальше. Следуя другому легендарному изречению одного из французских королей «На войне, как на войне», утром следующего дня майор продолжил движение.
  Теперь все походные заставы были выставлены, но серьезной необходимости в них уже не было. Махно точно знал численность отряда противника, направление его движения, а также манеру боя его командира. Сняв все сливки с тактики ударов из засад, и избегая прямых столкновений с превосходящим по численности врагом, он перешел к тактике ночного боя.
  Суть её заключалась в нанесении по вставшему на ночевку противнику молниеносного удара и быстрого отхода под мраком ночи, пока он не успел собраться для ответного удара.
  Всю прелесть новой тактики русских анархистов, французы ощутили на себе уже следующей ночью. Тогда, подкравшиеся под покровом темноты каторжники сняли двух часовых и с громкими криками «Махно! Махно!» подожгли стоящие с краю лагеря палатки. 
  Когда спасаясь от огня из них стали выбегать люди, стоявшие поодаль анархисты, открыли по ним огонь, чем ещё больше усилили панику среди французов. Дав несколько залпов по мечущимся среди языков пламени людям, мятежные каторжники отступили в ночную тьму незадолго до того, как вскочившие на коней французы бросились на защиту своего лагеря.
  Свет уходящей луны позволил трехцветным кавалеристам организовать преследование стремительно отступающего противника, но продлилось оно недолго. Точно рассчитав злость потревоженного врага, их жажду скорейшего возмездия и плохую освещенность, Махно вновь организовал пулеметную засаду, и удача опять была на его стороне. 
  Пулеметные очереди «Томпсонов» играючи уменьшили число преследователей на шесть человек и кавалеристы Мориньи были вынуждены остановиться. Спешившись, они завязали перестрелку с русскими анархистами, одновременно послав в лагерь гонцов за подкреплением и факелами. К этому времени темные облака закрыли угасающий серп луны, и наступила полная темнота. 
  Постреляв несколько минут, махновцы благополучно отступили под темным покровом ночи и французы не рискнули преследовать их. Очень могло быть, что это была очередная хитрая уловка Махно и через сто метров французов не ждали притаившиеся под кустами пулеметы.
  Интенсивно постреляв в след уходящему неприятелю, конники остались ждать главные силы отряда с многочисленными факелами, к приходу которых проводить преследование было глупо и, подобрав тела павших, французы вернулись в лагерь.
  Общий урон ночного нападения махновцев был весьма скромен. Убитыми и ранеными отряд майора Мориньи потерял всего двенадцать человек, но в гораздо больше степени было нарушено душевное состояние членов отряда. Хорошо осознавая свое численное превосходство над противником, французы стали с опаской относиться к наступлению ночи, когда коварные бунтовщики могли нанести удар по лагерю.
  Сделав нужные выводы из событий ночи, при разбивке нового лагеря, майор приказал удвоить караулы и развести по всему периметру лагеря костры. Находясь по ту сторону огня, часовые были невидимы противнику, а сами могли свободно контролировать все подступы к месту своей стоянки.
  Ход был разумный и правильный, но при этом, он имел свои недостатки. Время от времени в костры нужно было подбрасывать хворост и в этот момент часовые были хорошо видны стороннему наблюдателю. Кроме этого, в подавляющем своем числе, французы являлись заядлыми курильщиками и огоньки их сигарет и зажженных спичек были хорошо видны на большом расстоянии.
  В том, что притаившийся во тьме противник хорошо стреляет, французы убедились уже следующей ночью, когда приблизившийся к лагерю десяток верховых открыл по часовым огонь. То здесь, то там, из окружавшего лагерь мрака неслись единичные выстрелы, почти каждый попавший в свою цель.
  Обозленные солдаты с остервенением палили в ночь из своих винтовок, но без какого-либо видимого успеха. Также безрезультатно закончился выезд из лагеря отряда конные с факелами в руках. Потревоживших сон французов махновцев уже след простыл, а вести преследование в ночи, даже при свете факелов, кавалеристы не решились. Слишком горьки был воспоминания от недавних встреч с пулеметными засадами противника. 
  Прошло около двух часов, прежде чем потревоженный бивак стал забываться тревожным сном, но как оказалось ненадолго. Убедившись, что погони нет, посланные Махно стрелки вернулись к французскому лагерю, сделав небольшую петлю.
  На этот раз они не стали дожидаться, когда часовые подойдут к кострам с новой порцией хвороста. Главной целью стрелков стали зажженные спички или сигареты хорошо различимые в ночной тьме укутавшей лагерь отряда Мориньи.
  Выждав удобный момент, махновцы дали залп из винтовок, и вскочив на коней, растворились во мраке ночи. На этот раз, жертвой их стрельбы стал капитан Макрон, решивший проверить несение караульной службы. Подойдя к часовому, он зажег спичку и закурил сигарету, которая стала последней в его жизни. 
  Две пули разом оборвали жизнь молодого капитана, пренебрегшего основами маскировки и подставившего под вражеские выстрелы ещё и жизнь часового.
  Гибель капитана с новой силой всколыхнула, осевшую было ярость в душах гордых французов. Без всякого приказа, около сотни человек вскочили на коней и, разгоняя ночной мрак светом факелов, бросились в погоню.
  Сводящее с ума чувство мести толкала их вперед. С саблей в одной руке и факелом в другой, смело, они скакали по дороге не боя, что в любой момент из отступавшей перед ними тьмы ударят пулеметные очереди. Охваченные ярость, кавалеристы Мориньи были готовы наступать и наступать, лишь бы наказать зарвавшегося противника.
  Поддавшись праведному гневу, французы несколько утратили осторожность, за что неминуемо поплатились. Коварных пулеметных засад на них пути не оказалось, но была тонкая веревка натянутая поперек дороги. Скакавшие пусть и не на всем скаку кавалеристы смели её не глядя, за что немедленно поплатились, ибо веревка была соединена с гранатой. 
  Раздавшийся взрыв не столько сократил число преследователей, сколько сбил их наступательный порыв. Пока у сбившихся в кучу людей прошел страх, пока они разобрались, что случилось и, оказав помощь раненым, смогли продолжить свой путь, преследовать врага уже не было никакого смысла. Темп преследования серьезно упал. Всадники не столько скакали вслед стрелкам противника, сколько напряженно всматривались в черную темень, заступившую им дорогу.
  Единственным выходом, в сложившемся положении позволявшим не уронить честь французских вооруженных сил был выстрел на удачу, чем кавалеристы с радостью воспользовались. Опустошив свои седельные сумки от части патронов, они развернули своих коней с чувством выполненного долга.         
   Стоит ли говорить, что события этой ночи заметно подточили уверенность французов в своих силах. Об этом не говорилось открыто, но рядовые кавалеристы уже шептались между собой. В том, что им противостоит не просто беглая шайка каторжников, а опытный и умеющий воевать в здешних условиях противник, французы убедились днем следующего дня.
  Двигавшийся впереди разъезд разведчиков заметил неподвижное тело, одетое в красные штаны и синий мундир лежавшее прямо у обочины дороги. При более близком рассмотрении, разведчики опознали сержанта Тибо, пропавшего прошлой ночью, во время нападения махновцев на лагерь.
  Засохшая на груди кровь и немигающий взгляд сержанта говорили о том, что он мертв и мертв уже давно. Спешившиеся солдаты попытались поднять тело погибшего товарища и в этот момент, раздался страшной силы взрыв. 
  Спрятанная под телом Тибо самодельная адская бомба, начиненная рублеными кусками металла, разнесла в клочья оказавшихся рядом с местом взрыва двух солдат и ещё ранила двенадцать человек.
  Столь изощренное коварство страшно обозлило французов. Будь у них хоть один пленный мятежник, участь его была бы незавидной, но к сожалению для славных воинов Третьей республики их в наличии не было. Поэтому весь гнев, они вылили на спины и головы тех немногочисленных чернокожих африканцев, что сопровождали отряд Мориньи в качестве проводников и помощников. 
  Если белый господин бьет черного слугу, значит он бьет его за дело и с этим следует смириться. Триста лет испанцы, португальцы, немцы, голландцы, французы и англичане вдалбливал его в головы своих черных слуг и рабов, и оно прочно осело в сознание африканцев. В подавляющем большинстве негритянского население признавало это табу, написанное кровью и слезами, но появление в Африке белых воюющих с другими белыми поставило его под сильное сомнение. Оказалось, что одного белого господина можно убить с согласия другого белого господина и тебе за это ничего не будет.
  Следующая ночь преподнесла кавалеристам Мориньи очередной неприятный сюрприз, на это раз в виде черной измены их проводников. Ровно в полночь, стоявшие у северного въезда в лагерь часовые были обстреляны мятежными каторжниками. Стрелял не один и не два человека, а минимум десять и их действия были поддержаны огнем одного ручного пулемета.
  Возникла суматоха, но благодаря прозорливым действиям майора Мориньи паники удалось избежать. Ожидая возможного нападения махновцев, он приказал двадцати солдатам быть готовыми к отражению ночного нападения противника. Все они спали вполглаза, не раздеваясь, и когда раздались первые выстрелы, бросились отражать нападение врага.   
  Быстро сориентировавшись в обстановке, они стали дружно отвечать огнем на огонь и, по словам стрелков, они имели определенный успех. Были ли со стороны противника убитые неизвестно, но утром на месте схватки были обнаружены следы крови.
  Контрдействия кавалеристов позволили в определенной мере нейтрализовали эффект внезапности, но враг противостоявший французам был опытен и изобретателен. Пока внимание кавалеристов было приковано к одному месту, махновцы атаковали их лагерь с другого края.
  С громкими криками: «Махно! Махно!» другой отряд каторжников приблизился к лагерю с юга и стал обстреливать его из винтовок и ружей.
  Появление новой угрозы всколыхнуло, угасшие было угольки страха и опасения перед притаившимся в ночи коварным врагом. Притухшая было паника, вспыхнула с большей силой и под прикрытием возникшей неразберихи, чернокожие проводники покинули французский лагерь.
  Бегство негров очень встревожило майора Мориньи. Это был очень опасный симптом, который мог серьезно осложнить как дальнейшее продвижение отряда, так и его сосуществование с местными африканцами. Майор с большим опасением ждал дальнейшего развития событий, но ничего не произошло. За время дневного перехода к селению Тандола ничего не произошло. Махно не было видно, а встретившие отряд туземцы привычно склоняли головы перед белыми господами, изъявляя им свою покорность.   
  Староста деревни Мбала радушно принял отряд Мориньи, предоставив солдатам удобное место для ночлега, а коням лучший в этих местах фураж. Кроме этого, он предоставил майору двух проводников, хорошо знающих дорогу к Ниамее. 
  Отряд простоял в деревне ровно сутки, после чего двинулся на восток, уже не столь решительно как прежде. Уверенность в своих силах у трехцветных кавалеристов заметно поубавилась, несмотря на их численное превосходство над противником.
  Наступившую ночь, весь отряд встретил как тяжелое испытание, а не как возможность отдохнуть после трудного перехода. Усиленные караульные посты, не отрывая взгляда от ночной тьмы, напряженно всматривались по ту сторону костров в ожидании нападения махновцев. Никто из французов и те, кто был отряжен в отряд прикрытия и те, кто туда не попал, спали, не раздеваясь, готовые в любой момент выскочить ил палатки и дать врагу отпор. 
  Все ждали новой каверзы со стороны каторжников, но её не было. Ни один выстрел, ни один выкрик вражеского воина не потревожил сумраки ночи до самого рассвета, вопреки всем ожиданиям измученных французов.
  Беглые каторжники взяли реванш на следующем привале отряда, да ещё какой. Ближе к полуночи лагерь французов потряс взрыв сначала одной, затем другой гранаты.
  К счастью для подчиненных Мориньи ни одна из них не попала в походные палатки, а разорвалась невдалеке от них, убив одного и ранив троих их обитателей. Застигнутые врасплох часовые немедленно открыли ответный огонь, пытаясь достать неведомого метателя гранат, сумевшего так далеко метнуть бомбу за линию костров.
  Караульные и пришедшая им на помощь подмога, с замиранием сердца ждали ответных выстрелов, которые помогли бы им определить местоположение врага, но их не было. Вместо привычных залпов из винтовок или пулеметной очереди, ночь ответила коварным молчанием, которое впрочем, долго не продлилось.   
  Прошло чуть больше пяти минут и на скопившихся у огня людей, вновь упали две гранаты, причинившие на этот раз больший ущерб. И вновь, ни один глаз не заметил наличие противника, несмотря на его явное присутствие. В черном мраке, окружавший лагерь плотным кольцом ничего не было видно. Несколько человек перед самыми взрывами услышали легкий свист падающей бомбы, но сам метатель оставался невидимым.
  Разъяренные французы, схватили факелы и, позабыв обо всем, бросились, вперед намериваясь во, чтобы то ни стало найти зловредного метателя гранат, но все было напрасно. Продвинувшись на сто шагов вперед, они так никого и не нашли на ком можно было выместить свою злобу.
  И вновь, черное покрывало ночи приняло на себя гневные выстрелы солдат майора Мориньи, и вновь они остались без ответа.
  Впрочем, ответ был. Едва только стрелки опустошили магазины своих винтовок, и крепко сжимая их руками, двинулись в обратном направлении, оставленный ими лагерь потряс новый взрыв. На этот раз одиночный, но гораздо сильнее по своей мощи и более удачный, судя по крикам. 
  В этот раз Фортуна действительно улыбнулась невидимому метателю. Брошенная им самодельная бомба упала рядом с одной из палаток, где ночевали офицеры отряда. Взрывом был убит наповал лейтенант Ожеро и многочисленными железными обрезками серьезно ранен капитан Нуаре. Кроме них было ранено несколько лошадей привязанных вблизи злосчастной палатки.
  И вновь никто не видел злокозненного метателя гранат, а бросившиеся на его поиски солдаты так ничего и никого не нашли. И вновь были выстрелы на удачу, так и не породившие долгожданного ответа.
  Едва только расцвело, как опытные следопыты бросились на поиск следов загадочного невидимки. Вскоре они обнаружили подтверждение присутствия махновцев вблизи лагеря, но они так и не пролили свет на ночное происшествие. Обнаруженные следы наглядно свидетельствовали, что каторжники не приближались к лагерю и физически не могли бросать гранаты в сторону французов.
  Это открытие породило твердое убеждение, что махновцам помогают темные силы, хотя ларчик очень просто открывался. Хитрая на выдумку голь, использовала против французов в качестве метателей гранат большого самодельного воздушного змея.
  Запущенный в небо он мог свободно поднять в небо две гранаты, которые после наведения на хорошо видимую в ночи цель, сбрасывались подергиванием бечевки. Точность бомбометания оставляла желать лучшего, но невысокий материальный ущерб, вдвое перекрывался душевными потерями французов, которым теперь под каждым кустом виделся притаившийся черт по имени Махно.
  Возможно, со временем майор Мориньи смог бы разгадать тайну таинственного метателя, но на него обрушились новые беды. Утром следующего дня в отряде пало сразу шесть лошадей и заболело двое солдат. В течение дня число павших лошадей увеличилось до тринадцати, а к вечеру уже равняло двадцати двум, при пятерых заболевших.
  Что стало причиной смерти лошадей, точно определить было невозможно, но за этим явно стояла злая воля. Знающие кавалеристы в один голос утверждали, что они были отравлены медленно действующим ядом, подмешанным им в корм или в воду. Мориньи больше склонялся к версии, что отрава была дана животным в деревне Тандола. В пользу этого говорило то, что во время ночной бомбардировки лагеря из него странным образом пропали проводники данные майору старостой Мбала.      
  Возможно, причиной падежа лошадей стала вода, которой кавалеристы поили из дорожного колодца, а проводники просто испугались взрывов из ниоткуда и бежали от греха подальше. Все это майор Мориньи изложил в своем послании генерала Брисаку, обосновывая свое решение, прекратит движение к Нигеру и дожидаться прихода основных сил. Легкая прогулка по Африке не состоялась.




                Документы того времени.




                Из сообщения собственного корреспондента «Известий» Льва Рубашкина из Варшавы от 14 мая 1925 года. 

        Утром 12 мая этого года министр обороны Польской республики генерал Эдвард Рыдз обратился к польскому народу с заявлением о необходимости санации государства от вредоносной деятельности нынешнего правительства президента Войцеховского, погрязшего в коррупции и пренебрежении интересов страны. Генерал предложил президенту добровольно подать в отставку со своего поста до полудня 12 мая. В случаи отказа, по истечению обозначенного срока, вся власть в стране переходила в руки Временного комитета во главе с министром обороны.
  Станислав Войцеховский отказался подчиниться требованиям генерала Рыдзя об отставке и призвал поляков выступить на защиты власти с оружием в руках. Одновременно с этим, президент объявил о смещении Рыдзя с поста министра обороны и назначил на этот пост генерала Сосницкого. В стране объявлено чрезвычайное положение, закрыты все государственные учреждения, банки и биржи. Все иностранные посольства в столице взяты под усиленную охрану со стороны полиции, закрыты все границы.
  В ответ на это, генерал Эдвард Рыдз двинул на Варшаву соединения 4-й пехотной дивизии генерала Козубка и кавалерийскую бригаду полковника Булака-Балаховича, которые на момент написания этих строк подошли к предместьям польской столицы. В самой Варшаве кроме оставшихся верными президенту полицейских и курсантов военных училищ столицы вооруженных сил нет. Из числа горожан решивших поддержать президента Войцеховского срочно формируются боевые дружины, получивших оружие из варшавского арсенала. 

                Корреспондент «Известий» Лев Рубашкин.



   
                Из сообщений газеты «Санди Таймс» от 21 мая 1925 года.


             Согласно телеграмме поступившей из Рио-де-Жанейро, знаменитый британский путешественник полковник Перси Фоссет пересек реку Шингу, юго-восточный приток Амазонки и приступил к поискам одного из древних затерянных городов в джунглях Бразилии. Вместе с Фоссетом в его экспедиции принимает участие его сын Джек Фоссет и Рэли Раймел. Полковник намерен в течение года пересечь джунгли Амазонки с запада на восток и завершить экспедицию, выйдя к городу Салвадор на побережье Атлантического океана. Мы внимательно следим за экспедицией полковника Фоссета.



                Глава V. Вперед – к полюсу!




                В том, что на Шпицбергене все совсем иначе, чем на материке, Покровский убедился с первых дней своего пребывания в Баренцбурге. И дело было не в том промозглом холоде, что, несмотря на теплое течение Гольфстрима, уверенно правил бал на архипелаге к моменту прибытия на него полковника. В первую очередь сказывалось оторванность от Большой земли, и любая совершенная ошибка обходилась по очень высокой цене.
  Любой переступавший порог дома человек совершенно не знал, что его ждет за дверью. Солнце или мокрый снег, пронзительный ветер или плотный туман с видимостью не более трех метров, соседей норвежцев или белых медведей. Каждый, кто приехал в эти места, должен был быть готов к любой неожиданности, в любой момент. Север – был подобен жесткой классной даме, не давал никаких поблажек и строго прашивал за малейший промах, но Алексею Михайловичу, с первого шага повезло с людьми.
  И были это не те доверенные люди, о которых ему говорил генерал Щукин. Никто из них не встретили полковника Покровского ни на пристани, ни в конторе, куда тот явился доложиться о прибытии. Все они были заняты своими делами, и встречать гостя с материка отправился завхоз Баренцбурга, Храпов Митрофан Харитонович.
  Именно он помог полковнику определить прибывших с ним людей, пообещал помочь с разгрузкой и познакомил его с правилами быта русской полярной колонии. По одному ему известным приметам он предсказал скорое наступление тумана и чтобы не терять зря времени даром, предложил Алексею Михайловичу посмотреть место под будущее строительство. 
  Честно положа руку на сердце, вступившему на твердую землю полковнику очень хотелось отлежаться после своего морского путешествия, но деловитость собеседники и его открытость, заставило Покровского согласиться с его предложением.
  С местом под склад и радиостанцию определились быстро, благо свободное место рядом с уже имеющимися складами и радиостанции имелось, но вот с площадкой для причальной мачты пришлось помучиться. Храпов предложил несколько вариантов, но по тем или иным причинам они не подходили Покровскому.
  Неизвестно как долго бы продлились бы эти смотрины, пока завхоз напрямую спросил полковника, что ему надо и тот, плюнув на секретность, в общих чертах обрисовал собеседнику свою задачу.   
 - Причальную мачту для дирижаблей? Это на подобии той, что у норвегов в Кингс-беи была? – уточнил Храпов и уверенно махнул рукой в сторону противоположного берега залива. - Они её в прошлом году для американцев установили, но что-то нам не срослось и её разобрали.
 - А сейчас она все ещё там? – моментально насторожился Покровский.
 - Наверно – равнодушно пожал плечами Храпов, - сейчас в Кингс-беи ждут прилета каких-то специальных самолетов для исследования Арктики.
 - Самолетов?
 - Ну да, двух самолетов, мне об этом мой знакомый норвег рассказал.
 - Но почему об этом в Москве ничего не знают, ни о самолетах, ни о мачте? – полковник требовательно посмотрел на Храпова, но тот ничуть не смутился.
 - А кому это особенно надо? Управляющий шахтой Леденцов сидит, и дни считает до своего отъезда, а инженер Фунтиков занят выработкой угля на шахте и разработкой новых пластов. Им все эти летные дела не интересны – простодушно сказал завхоз и от этой простоты, у Покровского неприятно закрутило в животе.
 - Как долго строили мачту ваши соседи?
 - Честно говоря, не помню. Наверно где-то недели полторы – две – завхоз увидел напряженное лицо Покровского и стал его успокаивать. – Да вы не беспокойтесь, поставим мы это мачту и все остальное соорудим. К какому числу нужно сделать?
 - К десятому маю все должно быть готово. Сделаете? – без запинки ответил полковник, оставляя по старой привычке, пять дней про запас.
 - Сделаем, Алексей Михайлович. Сделаем, не сомневайтесь – заверил полковника Храпов и не соврал. Несмотря на снега и дожди, что часто посещали широту Баренцбурга, к назначенному Покровским дню, причальное сооружение было готово.
  Появление полковника и его малой команды не осталось незамеченным по ту сторону залива, в Кингс-беи. Не прошло и двух дней как в Баренцбург, прибыл генеральный комиссар норвежского королевства Оле Квислинг, ненавязчиво поинтересовавшийся у Покровского о цели его прибытия на остров.
  Следуя своей легенде, Алексей Михайлович заявил норвежскому представителю, что компания «Арктикуголь» намерена расширить свое присутствие в Баренцбурге, и это было недалеко от правды. Такие планы действительно были и ледокол «Святогор» привез часть оборудования для шахты.
  Строгая воинская выправка и прибытие такого большого корабля как «Святогор», породили некоторые подозрения у норвежца. Он принялся уточнять у Покровского некоторые детали его визита, но полковник не удостоил собеседника своими ответами. С холодной сдержанностью, он осведомился у собеседника, какую статью норвежско-российского договора о Шпицбергене нарушило намерение «Арктикугля» увеличить добычу угля на острове.
 - Насколько мне известно, обе наши страны имеют, равны права на разработку полезных ископаемых на Западном Шпицбергене или пока мой корабль плыл сюда из Мурманска, в большом мире что-то изменилось и на свои намерения мы должны получать разрешение в Кристиании? 
 - Нет, ничего не изменилось – выдавил из себя Квислинг, чем вызвал у полковника радужную улыбку.
 - Мне очень было приятно с вами познакомиться, господин генеральный комиссар но, к сожалению, дела вынуждают меня оставить вас. Извините – полковник учтиво склонил голову и удалился. От столь недружественного поведения норвежец покрылся красными пятнами, но был вынужден проглотить «гаф» полковника.
  Новая встреча особоуполномоченного представителя Москвы и генерального комиссара состоялась через две недели, когда снятые по распоряжению Фунтикова рабочие с шахты завершали установку причальной мачты.
  Прибыв в управление шахты, Квислинг стал настойчиво требовать от Леденцова немедленно прекратить строительство военного объекта на территории Шпицбергена, так как эти действия нарушают мирный между Норвегией и Россией.
  Генеральный комиссар действовал уверенно, с нахрапом, пугая управляющего всевозможными карами. Неизвестно чем бы это все кончилось, но в кабинете быстро появился Покровский, специально вызванный Фунтиковым. 
  Со спокойным непроницаемым лицом, Алексей Михайлович выслушал длительные перечисления нарушений российской стороной всевозможных пунктов, параграфов и подпараграфов, которые перечисли ему норвежец. Когда же тот закончил свою обвинительную речь, полковник попросил уточнить, о каком военном объекте идет речь и, услышав ответ, откровенно удивился.
 - Но ведь это причальная мачта для транспортного дирижабля, с помощью которого в Баренцбург будут доставлены необходимые грузы. Как видите, мы стараемся идти в ногу со временем, вслед за такими передовыми странами мира как Америка, Англия и Франция.
 - Не проще ли было бы отправить в Мурманск ваш ледокол, который способен привезти втрое больше груза, чем любой дирижабль?
 - Возможно, вы и правы, господин Квислинг, но я всего лишь маленький человек, который обязан выполнять приказы полученные свыше. Мне приказано соорудить причальную мачту для дирижабля – я сделал. А думать, что выгодно или не выгодно, мне за это деньги не платят – развел руками Покровский, чем ещё больше взбесил норвежца.
 - Дирижабль – это в первую очередь военный летательный аппарат и его появление нал Шпицбергеном недопустимо! Это прямое нарушение договора между нашими странами и мы требуем немедленно демонтажа причальной мачты!
  Слушая эти слова, полковник с большим трудом сдерживал себя, чтобы не напомнить Квислингу о норвежской причальной мачте в Кингс-беи, но никак не мог это сделать. Мачты на данный момент не было, и приведенный Покровским пример однозначно свидетельствовал бы, не в его пользу. Поэтому, он был вынужден прибегнуть к другому оружию – юридическому. Ведь не зря всю дорогу от Мурманска до Баренцбурга, он изучал договор по Шпицбергену.
 - Согласно пункту пятому, параграфу второму, в случаи возникновения конфликтных вопросов между двумя сторонами, следует созвать консультативную комиссию, которая должна всесторонне рассмотреть возникший вопрос, и попытаться решить его. Если сторонам не удастся достигнуть взаимопонимания в разрешении вопроса, необходимо составить протокол разногласий, на основе которого будет создана специальная межгосударственная комиссия. В случаи если и эта комиссия не сможет прийти к согласию, то все материалы по делу должны быть направлены в секретариат Лиги Наций, которая определит место, время и состав трехсторонней комиссии по возникшему вопросу. При этом обе стороны конфликта должны проявлять уважение к интересам друг друга и воздерживаться от проявления каких-либо недружественных действий – Покровский сделал паузу в своей речи, приведшей норвежца в откровенное изумление. Господин генеральный комиссар не подозревал, что столкнется с таким знатоком договора.
  Память не подвела полковника. Два дня назад, благодаря сведениям, полученным от завхоза Храпова, он специально освежил  свои познания в разделе возможных конфликтов интересов по Шпицбергену и теперь монотонно и неторопливо бил по противнику, что называется «из двух стволов».
 - Ваши требования о немедленно демонтаже причальной мачты подпадают под категорию недружественных действий, так как полностью игнорируют предписанные договором этапы разрешения возникшего конфликта интересов. Или вы сразу намерены обратиться в Лигу Наций? Если это так, то нам все равно придется составить протокол разногласий – полковник вопросительно посмотрел на собеседника, переживавшего не самый лучший момент своей жизни. Покрывшись красными пятнами то ли гнева, то ли стыда Квислинг был вынужден ретироваться.
 - Вопрос, возникший в результате ваших действий непрост и чтобы ненароком, не наделать непростительных ошибок, я вынужден запросить инструкции из Кристиании.
 - В таком случаи не смею вам мешать, господин генеральный комиссар – намек Покровский был очевиден и норвежец был вынужден откланяться.
  Больше визитов официальных лиц с той стороны залива не последовало. Обращаться в Лигу Наций из-за причальной вышки норвежская сторона не стала, но нашла способ вставить палку в русское колесо. В Баренцбург перестали поступать сводки из единственной на острове метеостанции, что находилась в ведении норвежцев. При подписании договора о совместной деятельности на Шпицбергене, российская сторона не придавала большого значения метеорологии, рассчитывая на добрососедские отношения между двумя странами в этих суровых условиях. До поры до времени этот принцип работал, но разлетелся в прах, не выдержав испытания на прочность.
  Отсутствие информации о погоде создавало серьезную угрозу для русской полярной экспедиции. Лететь в неизвестность наобум, значительно повышали шансы на неудачу, и положение нужно было срочно исправлять. Срочной телеграммой в Москву, полковник обрисовал сложившуюся ситуацию и затребовал прислать если не полноценную метеостанцию, то хотя бы специалиста метеоролога с приборами.   
  Впрочем, тревожный сигнал Покровского не застал врасплох руководившего экспедицией академика Обручева. Подбирая состав членов экспедиции, он специально зарезервировал место для метеоролога Константина Бурляева. Он не был обладателем громких титулов и наград, но имел большой опыт на Архангельской метеостанции и хорошо разбирался в погоде Севера.
  Между тем стремительно набирала обороты пропагандистская машина по поводу предстоящей экспедиции на Северный полюс, как в Москве, так и по всей стране. Печатные органы и многочисленные радиоустановки, разбросанные по необъятным просторам России, рассказывали о намерении отечественных ученых достичь центра Арктики и установить там специальный обелиск.
  Не прошло и месяца как вся страна знали имена семерых смельчаков, которым предстояло покорить Северный полюс. Первого мая 1925 года их торжественно принял в Кремле исполняющий обязанности президента Сталин, зачитавший сначала обращение к членам экспедиции президента России Алексеева, а затем от себя лично и от имени российского правительства пожелал им успехов в столь трудной, но очень важной для всего мирового сообщества экспедиции. После чего был дан обед.
  Кроме академика Обручева, его заместителя Рудольфа Самойловича и метеоролога Бурляева, на обеде присутствовали и другие участники экспедиции; математик и географ Отто Шмидт, физик Сергей Вавилов и Франтишек Бегоунек. Чешского ученого включили в состав экспедиции, чтобы он своим участием подтвердил достоверность её действии и полученных результатов.
  Ради того, чтобы ни у кого не было сомнения, что русская экспедиция летала на полюс, по личному предложению Сталина, в её состав был включен кинооператор Дзига Вертов. Ему было поручено создать кинохронику экспедиции, и он с радостью ухватился за выпавший ему шанс.
  Вооружившись кинокамерой, Вертов снимал все, что он считал нужным для создания своего шедевра документального творчества. Обладая широкими полномочиями, он проходил в любые институты и учреждения ради получения интересных кадров. Даже будучи приглашенным в Кремль, Вертов не расставался со своей кинокамерой, умудрившись снять, не только начало торжественного мероприятия, но и собственный выход в качестве участника экспедиции. 
  Ради полноты картины, он настоял, чтобы дирижабль «Россия» произвел взлет за сутки перед своим официальным стартом к полюсу. Как не сопротивлялся командир воздушного корабля Гуревич этому требованию кинорежиссера, после звонка из Москвы дирижабль послушно поднялся в воздух и пробыл в небе ровно столько, сколько было нужно Вертову. 
  Единственным местом, куда его не пустили с кинокамерой – были Горки. Выздоравливающий президент Алексеев изъявил желание познакомиться с членами полярной экспедиции и их тайно доставили в его подмосковную резиденцию. Глава государства действительно хорошо выглядел. Много спрашивал, шутил, но компетентные органы после консультации с врачами, выступили  против присутствия на встрече кинооператора. Проявляя сдержанное благоразумие, они  ограничились присутствием на встрече проверенного фотографа, сделавшего несколько общих снимков. 
  Торжественные проводы были назначены на 10 мая и собрали огромное количество людей. Тысячи человек пришли на один из московских аэродромов, чтобы проводить в дальний путь огромный белоснежный корабль с гордым именем «Россия». Многие с раннего утра занимали места у кромки летного поля, посреди которого стояла причальная мачта.
  Ровно в десять часов, дирижабль величаво поднялся в небо и, совершив разворот, направился на север. На всем пути следования от Москвы до Мурманска через Петроград, радиостанция «России» постоянно принимала десятки поздравлений по радио от радиолюбителей и официальных представителей тех городов, над которыми пролегал путь дирижабля.
  Пролетая над Петроградом, с борта дирижабля был сброшен вымпел с письмом академика Обручева к Русскому Географическому обществу. Это был чисто символический жест, дань уважения и признательности к «альма-матер», из стен которой вышли многочисленные исследовательские экспедиции, в том числе и полярные. 
  Из-за неблагоприятных погодных условий в районе Мурманска, было решено, не совершать остановки и следовать напрямик к Шпицбергену, где градус противостояния между российскими и норвежскими интересами энергично лез вверх.
  Оказалось, что норвежцы запланировали на май месяц свою полярную экспедицию, под руководством знаменитого Амундсена. Покоритель Южного полюса, хотел добавить в свой список почетных трофеев и покорение Северного полюса. В отличие от своего знаменитого соотечественника Нансена, он решительно отказался от столь привычных для полярников лыж и собачьих упряжек, сделав ставку на авиацию. 
  Не исключая возможности существования в районе полюса открытого водного пространства, знаменитый норвежец из всех самолетов отдал предпочтение гидропланам. В Тромсе из Осло  были срочно переправлены два «Дорнье-Валь» с бортовыми номерами 24 и 25, на которых Амундсен с товарищами собирались покорить Северный полюс.
  В многочисленных интервью, норвежский исследователь не скрывал своих намерений достичь полюса в мае месяце, но всячески уходил от вопросов журналистов сделает ли он это раньше русских. Полностью чужд личных амбиций, великий путешественник постоянно объяснял репортерам, что достижение полюса не терпит суеты.
 - Мы отправимся к полюсу, когда все будет готово, ни минутой раньше – говорил он вновь и вновь, но падкие до сенсации газетчики не хотели этого слышать.
 - Господин Амундсен, неужели вы допустите, что русские будут на Северном полюсе раньше вас!? – возмущенно вопрошали «акулы пера» и каждый раз знаменитый норвежец стойко держал их удары. Покоритель Южного полюса, привыкший всегда действовать с открытым забралом, не желал участвовать в грязных играх.
  Полярный рыцарь был также чист как льды на Северном полюсе, чего нельзя было сказать о чиновниках, радеющих за интересы государства. Не имея возможности, открыто помешать полету  русского дирижабля через Шпицберген к полюсу, они попытались затруднить выполнение этой задачи в мелочах, порою игравших важные роли в условиях Севера.
  Поскольку Шпицберген имел статус демилитаризованной территории, в договоре был пункт позволявший сторонам проводить ревизии складов с целью подтверждения отсутствия там запрещенного оружия. Воспользовавшись этим, норвежцы затеяли внезапную проверку складов Баренцбурга. Как не пытался Покровский ускорить этот процесс, генеральный комиссар Квислинг был непоколебим и делал все, не спеша и неторопливо, проверяя содержимое каждой коробки, бочки, ящика и ларя. Вся эта внезапная проверка парализовала строительство причальной мачты на целые сутки к радости норвегов и огорчению Покровского.
  Правда эта история имела свою оборотную сторону. Видя откровенный саботаж со стороны соседей, рабочие шахты сами обратились к Покровскому с предложением перейти на круглосуточное, трехсменное строительство мачты, благо с освещением проблем не было.
  Этот внезапный порыв, позволил закончить возведение мачты точно в обозначенный полковником срок, к огромной радости жителей Баренцбурга и огорчению Квислинга.
  Видя нарастания негатива с той стороны залива, Покровский от греха подальше приказал выставить вооруженные караулы возле складов недавно обследованных норвежцами. Подобные приказы начальника, для жителей Севера, где двери домов никогда не запирались, казались дикими и непонятными, но как оказалось, полковник был прав.
  Прямого нападения на имущество русской колонии не было, но на следующий день, охотники обнаружили следы неизвестных в районе складов с горючим.
 - Шесть человек было. Постояли, посмотрели и ушли, испугались наших сторожей – уверенно прокомментировали Покровскому свои находки местные следопыты.
  В ответ на скрытые действия соседей, полковник создал малую дружину численностью в восемь человек, которая стала методично, по периметру обходить окрестности поселка. На вопрос Квислинга о причинах подобных действий, Покровский любезно объяснил, что опасается появления белых медведей, у которых в этот период был брачный сезон.   
  Взбешенный его словами Квислинг отправил в столицу телеграмму с просьбой немедленно прислать боевой корабль для защиты интересов королевства на острове. Конфликт грозил выйти за рамки местного междусобойчика, но этого, слава богу, не случилось. Кристиании не был нужен открытый конфликт с Москвой перед полетом Амундсена.
  Через сутки в Кингс-бей прилетели его гидросамолеты и после заправки горючим устремились к полюсу. Их отлет совпал с прибытием в Баренцбург «России». Затаив дыхание, горячие норвежские парни ждали, что злобные русские бросятся в погоню за славным Амундсеном. Но этого не произошло. Русский дирижабль простоял на приколе ровно сутки и только после этого,  заправившись всем необходимым, поднялся в небо и принялся облетать окрестности Шпицбергена. 
  Подобные действия были обусловлены стремлением Обручева составить подробную карту острова и прилегающих к нему окрестностей. Руководя экспедицией, академик в первую очередь желал извлечь максимальную выгоду для науки из этого полета, а не устанавливать мировые рекорды.
  В общей сложности полет продолжался более семи часов, после чего дирижабль благополучно в Баренцбург. Из-за сильного ветра «Россия» не стала подниматься в воздух на следующий день, но потом с лихвой наверстала упущенное время. За шестьдесят два часа дирижабль долетел сначала до северного острова архипелага Новая Земля, затем взял курс на Северную Землю, чьё западное побережье он благополучно достиг, несмотря на сильный встречный ветер.
  В течение всего полета проводились съемки специальной фотографической аппаратурой знаменитой фирмы Карл-Цейс полученной из Германии в качестве военной репарации. Немецкие специалисты сделали все, чтобы этим сложным процессом мог управлять любой человек, имевший у себя под руками инструкцию по применению аппаратуры. Все было просто, удобно и полковник Покровский с этим блестяще справился.
  Нисколько не претендуя на лавры покорителя полюса, Алексей Михайлович попросил академика Обручева взять его в этот полет и тот не решился ему отказать.
  С замиранием сердца смотрел военный комендант Баренцбурга как легко, и непринужденно уменьшались в размерах сначала поселковые постройки, затем окружавшие его холмы и горки, залив, а наконец и сам остров. Слева по борту остался маленький зловредный Кингс-бей и перед потрясенным полковником до самого горизонта раскинулись два изумительных по красоте океана.
  Один из них был темного синего цвета и одного взгляда, хватало, чтобы понять, почему наши предки называли его «Студеным морем». С такой силой веяло холодом и стужей от его темной поверхности, по которой плыло малое количество белых льдин, что оказались на пути следования дирижабля. Другой океан, имел пронзительную светло-голубую окраску и вместо льдин по нему плавали белые облака.
  С чисто детским любопытством, Алексей Михайлович наблюдал, как эти пушистые образования проплывали сначала совсем рядом с его иллюминатором, а затем под днищем дирижабля создавая иллюзорную картину комков снега. Ярко освещенные солнцем они пленяли глаза зрителей своим незабываемым первозданным видом, и только ветер, с силой перегонявший облака, несколько нарушал его статичность и величественность.
  Впервые оказавшийся в небе на такой высоте, Покровский испытал двойное чувство гордости. С одной стороны он гордился тем, что ему удалось увидеть в этом удивительном полете. Настолько было необычным и захватывающее зрелище открывшейся ему небесной красоты. С другой стороны, он был необычайно горд от того, что все это он увидел благодаря человеческому гению, позволившему детям Земли оторваться от поверхности планеты и с легкостью заглянуть за прежде недоступную грань. При этом не просто заглянуть в замочную скважину божественного бытия, а посмотреть взглядом новосела, определявшего, где и что он здесь будет ставить.
  Подобное чувство редко посещали людей того времени и прильнувший к иллюминатору полковник неудержимо насыщался неведомыми ему ранее зрелищами и чувствами, но не прошло и получаса, как человеческий гений столкнулся с величием матушки Природы.
  Внезапно, на пути дирижабля возникло нерукотворное творение земных сил, от которого у Покровского захватило дух и замерло сердце. Как высоко не поднялся дирижабль, как не малы в этот момент выглядели облака, но по сравнению с той белоснежной стеной, что заступила ему путь, он сам был подобен маленькой мышью перед великаном.
  Раскинувшись от края до края, она напоминала собой причудливый водопад, что достигнув черты порогов, величаво обрушивается вниз, и неторопливо растекшись по бескрайней равнине, продолжает свой путь. Картина была столь монументальна, что не позволяла оторвать взгляда, порождая при этом у Алексея Михайловича чувство боязни и опасения.
  За четыре года войны, полковник видел много смертей и горя и это, заставляла его по иному смотреть на обыденные дела и вещи, но даже он, впервые минуты испугался от увиденной им картины. Уж слишком необычной она была для простого человека, но посмотрев на спокойное поведение своих спутников, Покровский устыдился своей минутной слабости.      
  Ученые приникли к своим приборам, механики колдовали у своих машин, каждый был занят своим делом и эта деловитость приободряла. Всем своим видом они как бы говорили, «Да гора, да страшновато, но ничего. Сейчас мы её проскочим, и все будет хорошо».
  Страх прошел, но настороженность осталась, просто так наблюдать, как дирижабль несет, на белую облачную стену было невозможно. До самого последнего момента полковник ожидал скрытого подвоха, каверзу, но ничего страшного не случилось. Только разом пропал блестящий солнечный свет и наступил полумрак. Иногда он был светел, порождая надежду, что вот-вот появиться солнце, а в другой раз наступала такая темень, что все пропавшие было страхи, появлялись вновь. А если к этому моменту возникала небольшая болтанка, то губы сами начинали шептать «Господи не погуби», а руки, крепко сжимавшие ручки кресла предательски потели вопреки воле «хозяина природы».
  Впрочем, все обошлось хорошо. Не прошло и двадцати минут, как в иллюминаторы дирижабля вновь ударило солнце и «Россия» начала снижение. 
  Обследование самой плохо изученной западной части архипелага Северная Земля, принесло ученым радость открытия. Сверху были обнаружены два небольших острова ранее не отмеченных на карте и уточнена прибрежная линия архипелага. 
  Отрабатывая возможную посадку на полюс, экипаж дирижабля совершал различные маневры, проверяя, как поведет себя трофейная техника в арктических широтах. Существовал определенный риск, что произойдет какой-либо отказ и экспедиция будет вынуждена отступить в шаге от своей цели, однако знаменитое германское качество не подвело. Дирижабль болтало, но все маневры прошли в штатном режиме и, совершив все задуманное «Россия» повернула к островам Франца-Иосифа.
  По дороге  этому архипелагу, дирижабль по просьбе Шмидта вновь снизился над поверхностью океана и вновь пассажирскую кабину сотрясли крики «Ура!». Экспедицией был открыт остров, существование которого было предсказано математиком Визе, путем изучения дрейфа шхуны «Святая Анна» капитана Брусилова. По общему единодушному мнению остров получил название Визе, о чем был составлен специальный протокол. 
  С радостным триумфом первопроходцев, возвратился экипаж «России» в Баренцбург, где их ждали неприятные вести – пропала полярная экспедиция Амундсена. Вот уже третьи сутки о них не было никаких вестей, и весь Кингс-бей погрузился в траур, имевший довольно специфический характер.
  Известие о пропаже великого норвежца сильно озаботило членов русской экспедиции. Едва узнав об этом, академик Обручев немедленно обратился к норвежской стороне с предложением начать поиски самолетов Амундсена и получил сдержанный отказ. Открыто он не был произнесен, но среди того словесного тумана, что сказали гордые норги Обручеву, не были ни слова согласия принять помощь.
  Общий смысл их ответа можно было трактовать как «мы ещё немного подождем», что полностью развязывало руки академику. После экстренной консультации с Москвой по закрытому каналу связи, Обручев объявил, что намерен на следующий день лететь к полюсу, но в случаи поступления к нему обращения с норвежской стороны готов отказаться от полета и заняться поисками экспедиции Амундсена.
  У норвежской стороны было девять часов для принятия решение, но обращения так и не поступило. Норги продолжали упрямо ждать и «Россия» отправилась в свой полет к полюсу.
  Самым простым и незатейливым решение было лететь к выбранной цели по прямой, но во главе экспедиции стоял не простой исполнитель верховной воли, а настоящий ученый. Для Обручева было во стократ интереснее стереть все «белые пятна» с арктического атласа, чем установить громкий рекорд. Владимира Афанасьевича хотел подтвердить или опровергнуть существование «Земли Крокера» и «Земли Брэдли», которые в свое время открыли Пири и Кук к северо-западу от мыса Хаббарда.
  Ради этого поднявшаяся в воздух «Россия» отклонилась от прямой дороги и направилась к северной оконечности Гренландии. Ветер в этот момент полета не был ни сильным, ни встречным и особого затруднения с полетом дирижабль не испытывал. Полет был монотонным и спокойным, небо идеально синим, а внизу расстилалась белая снежная равнина с редкими голубыми проталинами полыньи.
  Постоянно сверяя свое местоположение по солнцу и проводя сличение при помощи наблюдения в бинокль, дирижабль точно вышел к мысу Хаббарда и двинулся дальше забирая на северо-запад. Стояло солнце, и с высоты полета открывался прекрасный обзор ледовых полей окружавших Гренландию.
  Согласно утверждению Пири видимая им «Земля Крокера» находилась в 120 километрах от острова Элсмир. Зная точное расположение острова и направление, в котором наблюдал американец ледяные горы, можно было безошибочно определить положение искомой земли. Однако сколько не всматривались путешественники в бескрайние просторы ледяной пустыни, гор они так и не обнаружили.
  Для очистки совести, Обручев приказал развернуть дирижабль к полюсу и продолжить наблюдение, добавив к расстоянию указанному Пири ещё двадцать километров. Экипаж послушно исполнил приказ академика, но земля так и не нашлась. Не была обнаружена, несмотря на все старания ученых, и «Земля Брэдли» в свое время открытая Куком. Мощная оптика не фиксировала присутствие тверди в этих широтах, как в прочем не зафиксировал её, и объектив кинокамеры Вертова время от времени снимавшего снежную панораму через иллюминатор.
  Погода продолжала благоприятствовать экспедиции. Все время пока дирижабль неторопливо переползал с 85 широты до 88, на небе было ни облачка, но когда он приблизился к полюсу, далеко впереди появилась темная полоска облаков.
  Одновременно с этим стал усиливаться ветер все это время дувший в корму дирижабля и перед Обручевым встал трудный выбор – провести высадку на полюсе или, совершив ритуальный круг и сбросив на льдины крест, повернуть обратно, не дожидаясь подхода облаков.
  Главным экспертом в этом вопросе стал метеоролог Бурляев. Внимательно изучив имеющиеся у него данные, он предсказал, что южный ветер скоро прекратиться и высадке на полюс ничего не угрожает.
  Вняв мнению ученого, академик приказал спускаться, что и было сделано в полнейшей тишине. Произведя небольшой дифферент на нос «Россия» стала спускаться над кучей битого льда, мало чем отличавшегося от того, над которым недавно пролетала.
  В глубине души каждый из участников экспедиции надеялся увидеть нечто необычное, что хоть как-то подтверждала сказочность заветной мечты человечества, но ничего не было. Зависнув на высоте пяти метров, экипаж дирижабля выбросил штормтрап, по которому спустившиеся мотористы смогли закрепить на льду специальные якоря.
  Только после этого на лед спустились члены экспедиции, и в числе первых оказался Дзига Вертов. Беспардонно отодвинув в сторону Обручева и Самойловича, он буквально выкатился из гондолы и, отбежав в сторону, принялся снимать исторический момент покорения полюса.
  К этому времени, ветер, как и предсказывал Бурляев действительно стих и больших проблем с высадкой членов экспедиции не возникло. Крест, благословленный патриархом Тихоном, был установлен недалеко от места высадки, вместе с российским флагом и специальным вымпелом. Отдельно, доктор Бегоунек установил небольшой флаг своей родины - Чехословакии.
  За те  тридцать семь минут, что ученые провели на верхушке земного шара, они смогли только определить свое местоположение по солнцу, при помощи лота измерить глубину скрывающегося подо льдом океана и провести некоторые физические замеры, связанные с изучением «полярного сияния». Большего им не позволил провести облачный фронт, черной стеной надвигавшийся на полюс.
  Дирижабль едва успел оторваться от земли  и набрать высоту, как солнце пропало и все вокруг заволокло темным туманом. Вслед за этим стали поступать тревожные сообщения об обледенении корпуса «России». Льдом покрывались не только все металлические предметы, но и сама оболочка дирижабля. Возникла угроза, что наружная оболочка может лопнуть и гелий станет улетучиваться. 
  В сложившейся обстановке, было принято решение набрать высоту. Задействовав третий мотор, экипаж дирижабля смог вырваться из объятий коварного тумана, но тут, же возникла новая угроза.
Притихший было южный ветер, вновь напомнил о себе. Его скорость неуклонно нарастала, мешая движения дирижабля. Обручев вновь обратился к Бурляеву и тот после недолгого раздумья предложил продолжить полет строго на юг, вместо того, чтобы отклониться в сторону Канады.
  Как оказалось потом, на этот раз метеоролог ошибся. Час проходил за часом, но ветер и не думал ослабевать. Порой его порывы достигали сорока – срока пяти километров в час, яростно ударяя в нос корабля. Дирижабль нещадно качало. Крен возникал то на один бок, то на другой, что часто вызывало отклонения руля.
  Из-за встречно ветра скорость дирижабля со ста километра в час упала до шестидесяти двух. В сложившейся ситуации встал вопрос об изменении курса, но метеоролог упрямо стоял на своем – ветер скоро ослабнет и его давление на корабль ослабнет.
  Академик Обручев мог своей властью приказать изменить курс, но время для принятия решения было упущено. Запасы бензина быстро сокращались и поворот к Гренландии, уже не гарантировал в том воздушном хаосе благополучного возвращения в Баренцбург.
  Ориентация по солнцу и радиогониометрические данные не позволяли точно определить местоположение дирижабля. Согласно предварительным данным «Россия» уже подлетала к Шпицбергену, вполне могло быть, что встречный ветер отнес корабль с курса. Для выяснения картины необходимо было опуститься на высоту ста метров, и дирижабль стал погружаться в туман.
  Вновь снаружи кабины наступил сумрак, вновь медленно, но верно оболочка корабля стала покрываться льдом. Напрасно штурманы и командир «России» Валентин Каракозов выглядывали в окно, надеясь увидеть вершины Шпицбергена. Впереди дирижабля простирались лишь темные тучи, туман и время от времени на него обрушивались снежные заряды. Внизу уныло тянулся бесцветный паковый лед и никаких признаков суши.
  Продолжавший непрерывно дуть ветер сбил дирижабль с курса, и теперь предстояло найти путь домой. Посоветовавшись с Обручевым, командир решил подняться вверх и попытаться уточнить местоположение корабля. Он уже отдал приказ как в это время, один из рулевых крикнул, что заклинило руль высоты. 
  Как он не старался повернуть штурвал и выпрямить возникший дифферент на нос, ничего не получалось. Руль заклинило, и дирижабля стал опускаться с сильно наклоненным носом. Чтобы не допустить столкновения с льдом, Каракозов приказал остановить моторы в надежде, что движение по инерции прекратиться и корабль начнет подниматься.
  Действия командира оказались верными, как только пропеллеры остановились, «Россия» устремилась вверх. Метр за метром дирижабль стал покидать семидесяти метровую высоту, а тем временем главный механик Свириденов сильными ударами смог разблокировать руль.
  С радостными лицами экипаж смотрел, как светлел окружавший дирижабль туман и настал момент, когда вновь засветило солнце. К этому моменту механики разобрали механизм управления рулем и не нашли в нем никакого дефекта. Видимо причиной аварии стал лед, образовавшийся внутри механизма.
  Вслед за одной радостной вестью, появились и другие. Радистам удалось связаться с Баренцбургом и это помогло установить примерное положение дирижабля. Как и предполагали ученые «Россию» снесло на юго-запад, и после недолгих счислений была проведена коррекция нового курса.
  Кроме этого скорость встречного ветра стала падать, и скорость дирижабля приблизилась к восьмидесяти километрам в час. Добрые вести были лучшим лекарством для измученных полетом людей. Усталость как рукой сняло и все были уверены, что рано или поздно, но они обязательно прилетят домой.
  По расчетам штурманов до Баренцбурга оставалось около двух часов полета, когда возникла потребность в третий раз войти в облака и уточнить местоположение дирижабля. Помня об угрозе обледенения, академик Обручев не торопился с принятием решения. Послав на помощь штурманам математика Шмидта, он согласился на снижение только тогда, когда все трое хором заявили, что Шпицберген уже на подходе. 
  Сделанный ими расчет оказался верным. Спустившись на высоту сто пятьдесят метров, экипаж произвел визуальную ориентацию и полностью подтвердил правоту математиков. Дирижабль в пяти километрах к северо-востоку от острова Росс и ста десяти километрах от Баренцбурга. До цели оставалось меньше двух часов лета, но их ещё нужно было преодолеть.
  На центральный пост вновь стали поступать сообщения об обледенении корабля и Обручев решил не испытывать терпение судьбы. Вместо того, чтобы продолжить движение дирижабля на высоте в двести метров как предлагал командир «России», академик приказал набрать высоту до полторы тысячи метров.
  Каракозов пытался переубедить академика, но тот был непреклонен, несмотря ограниченные ресурсы горючего. «Россия» поднялась к солнцу, и как потом выяснилось, спасла себе жизнь. Под воздействием холода и сильной болтанки произошло нарушение целостности оболочки дирижабля. Потеря гелия была незначительной, и дирижабль благополучно долетел до цели и совершил посадку, имея ограниченный запас бензина. Останься он на прежней высоте, в условиях непрерывного оледенения и угрозы нового заедания руля, шансы столкновения с ледяными торосами значительно возрастали.
  Когда усталые и измученные путешественники наконец-то ступили на твердую землю, их счастью и радости не было конца. Поддерживаемый с двух сторон молодцеватыми работниками шахты, академик Обручев направился на радиостанцию, чтобы доложить российскому правительству от удачном завершении полярной экспедиции. Все поставленные перед ней цели были достигнуты. Полюс покорен и имелись неоспоримые доказательства свершенного подвига, но неуемная душа ученого не позволяла ему просто так покинуть остров. Победно рапортуя Сталину об одержанной победе, он просил у него разрешение остаться для поиска экспедиции Амундсена.
 - История, наука и я сам лично, никогда не прощу себе, если имея в своем распоряжении такое чудо техники как дирижабль «Россия», мы не попытаемся спасти норвежскую экспедицию, даже если об этом нас официально не просят – писал в далекую Москву ученый, и ему в его просьбе не было отказано. 
  Потратив ровно сутки на обследование дирижабля и устранения возникших неполадок, Обручев вылетел на поиски норвежцев. Многие уже поспешили похоронить Амундсена, но покоритель Южного полюса крепко держался за жизнь. 
  Два его гидросамолета долетели до 88 широты и были в двух шагах от полюса, но из-за сильного тумана потеряли ориентир и были вынуждены совершить посадку. Местом их приземления стала огромная полынья, куда они не совсем удачно приводнились. Один из самолетов получил серьезное повреждение и не мог подняться в воздух, второму мешало взлететь неровность ледового покрытия. 
  Имея месячный запас продуктов, норвежцы принялись в ручную пробивать взлетную канавку, но каждый раз, когда работа подходила к концу, подвижка льда ставила крест на их надеждах о спасении. Все начиналось снова и тут во всей красе, проявился твердый и упрямый характер Амундсена. После очередной неудачи он не опускал руки и не падал духом, а вновь и вновь продолжал искать пути к спасению себя и своих товарищей.   
  Оставив ученую братию систематизировать добытые ими сведения, в свой четвертый полет академик Обручев взял крепких людей способных оказать помощь попавшим в беду полярникам. В их числе был полковник Покровский и неугомонный Дзига Вертов.
  Не взятый во второй полет по причине пищевого расстройства, кинооператор считал себя обделенным, так как не запечатлел на свою камеру открытие острова Визе. Единственное, что могло сгладить этот досадную лакуну в его фильме – это поиск и если повезет, спасение Амундсена.
  Академик сначала протестовал, но потом сдался под напором неудержимой энергии Вертова. К тому же, в случаи нахождения норвежцев мог получиться отличный пропагандистский фильм и Обручев это прекрасно понимал.
  Перед отлетом, завхоз по своим приметам предсказал отличную погоду, точнее любого синоптика.
 - Лететь нужно именно сегодня. Со средины завтрашнего дня погода будет портиться, а затем будет снег – безапелляционно заявил Покровскому Митрофан Харитонович, любовно поглаживая свой «барометр» локтевые суставы. 
  Услышав подобное «безответственное» заявление метеоролог Бурляев гневно вскинул голову и был готов дать грозную отповедь, но столкнувшись с требовательным взглядом академика, промолчал. В день вылета к полюсу Храпов также дал свой прогноз по погоде на ближайшие два дня, и он полностью совпал, в отличие от прогноза Бурляева.
  Предсказание завхоза сбылось и на этот раз. День был исключительно солнечным и на восемнадцатые часы поиска и двадцать первый час полета, гидропланы норвежцев были обнаружены.
  Первым их заметил Покровский, несший наблюдательную вахту по правому борту кабины. Обнаружив темную точку на ослепительно белом ледяном поле, он направил на неё мощный бинокль и тут же радостно воскликнул: - «Самолет!»
  Все свободные от вахты люди сразу бросились к иллюминаторам, но самым первым оказался Вертов. Своей вездесущей кинокамерой он буквально выдавил полковника с его кресла у иллюминатора, спеша запечатлеть исторический момент.
 - Осторожно! – гневно воскликнул Покровский, но его слова пролетели мимо сознания документалиста. Уткнувшись в окуляр, он снимал, снимал и снимал, время от времени вскидывая голову и причмокивая от удовольствия, словно пробуя деликатес, произносил – Отличный кадр!
  Что делает человек, когда неожиданно к нему приходит спасение? Наверняка громко кричит и искренне радуется своему избавлению от студеных лап смерти. Именно это и ожидали увидеть русские спасатели, когда махина дирижабля застыла над уткнувшимся в лед гидропланом и к ногам норвежских полярников, упал штормтрап. Однако вместо проявления обычных человеческих чувств, норвежцы сдержанно поблагодарили своих спасателей.
  Возможно, это была их природная сдержанность, но увидев дирижабль с золотым двуглавым орлом, они не торопились принять протянутую руку помощи. Весь их вид как бы говорил «Да мы собственно сами сейчас намеривались выбраться из этой ситуации. У нас как раз двадцатая попытка взлета, но раз вы прилетели и зовете нас с собой, мы полетим».
  Наверняка будь это не двадцатая попытка старта перегруженного людьми гидроплана, а сто двадцатая, и запас продуктов подходил к концу, речи и взгляды были бы иными. А пока, норвежцы демонстрировали холодную сдержанность, особенно когда на них наводил свой объектив Вертов.               
  За все время полета, между Обручевым и Амундсеном состоялся непродолжительный разговор. Хорошо зная английский язык, оба собеседника хорошо понимали друг друга. Узнав о посещении русским дирижаблем полюса, Амундсен тепло поздравил Обручева с этим успехом, после чего заявил, что его самолеты сели на 88 широте и будь в этот день такая же прекрасная погода как сегодня, норвежский флаг бы также развивался на куполе планеты.
  Как истинный интеллигент, Владимир Афанасьевич выразил свое полное согласие со словами своего собеседника. После этого разговор перешел на чисто житейские темы и через пять минут, норвежец изъявил желание поспать, и ему сразу был предложен теплый спальный мешок.
  Перед тем как уснуть, полярник убедительно попросил Вертова не снимать его внутри кабины, объяснив это наличием контракта с одной из фирм, которая обладала исключительными правами на съемку Амундсена внутри любого помещения.
  Известие о спасении великого норвежца было передано в Баренцбург и Кингс-бей, откуда моментально разлетелось по всему остальному миру. Кристиания и Стокгольм захлебывались от радости. Лондон и Париж сдержано поздравляли весь цивилизованный мир с чудесным спасением покорителя Южного полюса.
  Что касается Вашингтона, то американская сторона только холодно констатировала успех России, видя в нем плохо скрытую попытку лишить Америку лидерства в покорении Северного полюса. Сразу после сообщения о высадке русской экспедиции на полюсе, в ведущих газетах Штатов появились статьи утверждавших о том, что свою победу, Россия  одержали чужими руками, намекая на немецкое происхождение дирижабля.
  Единственной страной, где откровенно радовались успеху Москвы, была Италия. Её лидер Бенито Муссолини, во время своего визита в Москву, получил со стороны русских ту степень внимания и уважения, в которой ему упорно отказывали французы и англичане. Генерал Алексеев с почетом принял итальянского лидера и провел переговоры по итогам, которых было подписано ряд взаимовыгодных соглашений.
  Итальянская сторона получала заказ на постройку двух сторожевых кораблей и четырех грузопассажирских корабля для нужд Средиземного пароходства. Кроме этого итальянские фирмы получали заказы на трехметровые дальномеры для эсминцев и партию торпед фиумского завода, получивших положительный отзыв у военно-морских специалистов, посещавших Италию в 1924 году.
  В свою очередь, Россия обязалась увеличить на Апеннины поставки зерна, марганцевых руд, леса и нефтепродуктов. Кроме этого, российская сторона бралась построить для итальянских ВВС четыре бомбардировщика «Илья Муромец» и разрешала делегации итальянских специалистов во главе с авиаконструктором Умберто Нобиле посетить ряд закрытых военных заводов.   
  Был конец мая, когда российская экспедиция покинула Баренцбург и взяла курс к родным берегам. На приглашение академика Обручева доставить норвежских полярников в Тромсе, господин Амундсен ответил вежливым отказом. Великий путешественник предпочел вернуться на родину на норвежском корабле, под флагом родного королевства.
  Отказ Амундсена, был емко и четко прокомментирован завхозом Баренцбурга Храповым: - Было бы честь предложена, а от убытка, Бог избавил.




                Документы того времени.

      
      

                Сообщение собственного корреспондента газеты «Известий» в Варшаве от 19 мая 1925 года.

                После трехдневных беспорядков в польской столице наступило затишье. Вооруженное противостояние между сторонниками президента Станислава Войцеховского и военными подразделениями принявшими сторону министра обороны генерала Эдварда Рыдзя завершилась победой последнего. Полиция и силы самообороны, откликнувшиеся на призыв президента спасти гаранта Конституции, были сломлены и рассеяны к вечеру 17 мая. Главную роль в захвате Варшавы сыграла кавалерийская бригада Булака-Балаховича, в составе которой была рота легких танков. Наступая со стороны варшавского предместья Праги, они без труда захватили мосты через Вислу и прорвались по президентскому дворцу, где находился Станислав Войцеховский.
  Защищавшие подступы к дворцу курсанты столичного военно-воздушного училища пытались оказать танкистам сопротивление, но были разгромлены и обращены в бегство плотным орудийно-пулеметным огнем танков и броневиков бригады. Также была разгромлена дружина самообороны Казимира Полянского, в результате чего пострадал и сам президентский дворец.
  Движимый желанием не допустить ненужного пролития крови, президент Войцеховский приказал прекратить сопротивление и выбросить из окна канцелярии белый флаг. После этого, организованное сопротивление было прекращено, но в течение всего следующего дня, в Варшаве происходили зачистки очагов сопротивления тех, кто отказался, сложить оружие или не знал о решении президента уйти в отставку.   
  В результате этих событий российское посольство в Варшаве не пострадало. В настоящий момент уточняется судьба девятерых граждан России, не успевших укрыться в посольстве до начала беспорядка в польской столице.


                Собственный корреспондент газеты «Известия» Лев Рубашкин.   




                Из личного дневника сиделки президента Алексеева Клавдии Митрофановой от 1 июня 1925 года.
          Сегодня к нам в Горки приехали покорители полюса академик Обручев, профессора Шмидт, Вавилов, Самойлович и остальные члены экспедиции, всего двадцать три человека. В зале первого этажа был накрыт праздничный стол, за которым нашлось место и нам, таково было решение президента. Какие чистые и одухотворенные лица были у наших гостей, когда они рассказывали о своем славном подвиге, который они скромно называют интересной работой. С каким интересом рассказывал профессор Шмидт о полярном полете «в страну вечного льда и северного сияния». Самойлович сдержанно говорил о трудностях, возникших у экспедиции во время возвращения на Шпицберген. Было видно, что этот интеллигентный человек боится, что его превратно поймут.
  Куда более откровенно рассказал о них Каракозов, командир дирижабля «Россия», который оказавшись при сильном встречном ветре, плутал в тумане пытаясь найти среди льдов путь назад. Говорил он это, нисколько не рисуясь и от этого, становилось по-настоящему страшно за них.
  Слава Богу, что все закончилось хорошо. В качестве подарка, члены экспедиции привезли президенту специальную медаль, которая побывала на полюсе. Все было хорошо, но поведение Галины Султановой меня очень беспокоит. За эти месяцы она очень вошла в доверие к президенту и беззастенчиво пользуется его расположением к себе. С широко открытыми глазами и застенчивой улыбкой она просит президента и тот ни в чем ей не отказывает.   
               

                Глава VI. Харбинский вариант.




                Находящийся за сотни километров от границ своей Родины Харбин, представлял собой маленький кусочек России, по воле судьбы и политических игр, появившийся посреди бескрайних просторов китайской Маньчжурии. Обладая правом экстерриториальности этот русский город жил по своим законам, но от влияния окружавшего его со всех сторон Китая было невозможно оградиться. Тысячи китайцев работали и жили в Харбине, привнося в столицу КВЖД свои уклады, нравы и обычаи.
  Находясь главным образом в услужении, китайцы быстро и сносно выучили русский язык, без него их на работу просто не брали, но и общение с коренными жителями Маньчжурии оказывало влияние на русских. Любой житель Харбина знал хоть несколько слов по-китайски, а те жители окраин, что постоянно контактировали с китайцами, могли общаться с ними.
  Конечно, это был своеобразный суржик, состоявший из русских и китайских слов, но на нем усиленно общались, что серьезно облегчал понимание и общение представителей двух великих народов. Дом инженера железнодорожника, в котором семья капитана Рокоссовского снимала квартиру, находился ближе к окраине, чем к центру и поэтому китайско-российские общения у них проходили каждый день.
  Рано утром в калитку дома уверенной поступью входили китайские разносчики с плетеными корзинами через плечо. Одни приносили свежую зелень, лук, чеснок, редиску и прочие дары харбинской земли только-только снятые с грядки. Другие спешили представить на суд Аглаи Рокоссовской свежий хлеб, рис различные крупы и специи, в которых она прекрасно разбиралась и знала толк.
  Молочники и разносчики птицы заходили в гости к прелестной капитанше через два дня на третий, но если вдруг возникала необходимость в их товарах, то всегда можно было послать за ними мальчишку или передать через торговцев уличных. У них все районы были строго поделены между собой, и каждый знал каждого.
  Были также разносчики галантереи, ниток, ножниц и иголок, одним словом тех мелочей, без которых не обходится ни одна женщина. Эти торговцы в отличие от своих собратьев выступали чинно и с достоинством, так как весь их товар в большинстве своем являлся импортным, что придавало им в местной иерархии особенный статус, в отличие от простых тружеников, живущих исключительно плодами своего труда.
  Они громко и настырно расхваливали свой товар и когда у них его покупали, то торговцы важно качали головой, словно оказывали покупателю важную услугу. По заведенной в Харбине традиции весь товар, как правило, давался в долг, за оплатой которым китайцы приходили либо в конце недели, либо в конце месяца, кто как с ними договаривался. Поставщики овощей, молока и мяса вели долговые записи на длинном рулоне бумаги, что было для них довольно удобно. Галантерейщики записывали в маленькие книжицы, что были привешены к их поясам, вместе с химическими карандашами, считавшиеся у китайцев признаком достатка. 
  Всех мужчин китайцы почтительно называли «капитанами», а женщины именовались «мадамами». 
 - Мадама, зелень! Мадама чесуча! Мадама Фан пришла! – кричали разносчики неторопливо, но вместе с тем проворно обходя своих покупателей и должников.
  Но не только торговцы розничного товара имели свой бизнес в русском Харбине. Вслед за ними из Поднебесной в город пришли большие деньги китайских банкиров, преобразовавшиеся в рестораны, магазины и доходные дома.      
  Согласно специально принятому закону, на территории КВЖД был запрещен ход иностранному капиталу, но и здесь хитрые китайцы нашли лазейку. Пользуясь возможностью упрощенного получения гражданства, они становились российскими подданными КВЖД и вели свои торговые дела вполне легально.
  Получив столь живительную подпитку, русский анклав расцветал ускоренными темпами. Вместо булыжных мостовых появился асфальт, на улицах появились электрические фонари, чей яркий свет отражался в стеклянных витринах дорогих магазинов.
  Стоило лишь переступить порог любого из них, как ты оказывался под напором продавцов, готовых утопить тебя своим ласковым обаянием. Подадут вчера привезенную шляпку их Парижа и услужливо пододвинут зеркало, чтобы покупатель по достоинству смог оценить попавшее ему в руки сокровище. Найдут и натянут на руку перчатку нужного вам размера, фасона и цвета, по вполне доступной цене, непременно добавив, что в Москве и Петербурге это будет дороже стоить. А если клиент пришел не купить, а только посмотреть для себя обувь, с почтением усадят его в кресло и при помощи изогнутой обувной ложки помогут сначала одеть, а затем снять приглянувшиеся вам туфли. И все это только для того, чтобы дорогой покупатель совершил выгодное приобретение.
  Чтобы уровень обслуживания клиентов был на высоте, хозяева магазинов часто посылали своих служащих в краткосрочные стажировки, в Токио, Сингапур, Сан-Франциско и даже Париж. После чего они с гордостью говорили «Мы чуть-чуть хуже Парижа» и в этом была своя доля правды.
  За последние пять лет, в Харбине увеличилось количество автомобилей, появились автобусы, имелись извозчики, но в основном главным транспортным средством по-прежнему оставались рикши. Уверенно шагая в ногу с прогрессом, предприимчивые китайцы ловко соединили свои привычные коляски с велосипедами и теперь они не бежали по мостовым города с криком «Энно!», а громко сигналили велосипедными звонками, по-хозяйски требуя себе дорогу.
  Жалование капитана Рокоссовского позволяло его жене во время похода в магазин пользоваться услугами рикши, но сам Константин Константинович прибегал к их услугам в крайних случаях. Красавец драгун считал недопустимым для боевого офицера подобное барство.
 - Пройдусь ногами, не расклеюсь! – неизменно отвечал он, супруге отправляясь на службу, и никогда не изменял своим нравственным устоям.
  До управления Заамурского пограничного корпуса, куда он ежедневно ходил на службу, было не особенно далеко и Рокоссовский, всегда приходил туда вовремя.
  Как хорошо и увлекательно идти по майским улицам, когда весеннее тепло уже перебарывало доставшуюся от зимы прохладу, от чего дышалось необычайно легко и приятно. Впереди статного капитана торопились на учебу гимназистки, что не мешало им обсуждать последние новости школы, города и всего мира.
 - Вы представляете девочки, а наш учитель словесности, оказывает внимание нашей Раечке. Сама видела, как он на тебя выразительно смотрел – торжественно объявила одна из гимназисток и две других тут же забросали черноволосую смуглянку вопросами, требующие честного и немедленного ответа. – Правда, Раиса!? Он в тебя влюбился, а ты!?
 - Да ну вас, девчонки!- искренне возмутилась смуглянка от подобного предположения. – Ему ведь тридцать один! Он же старый!   
 - Действительно, для неё старый – усмехнулся про себя Константин, которому шел двадцать девятый год, и между ним и Раисой была разница в «целых двенадцать» лет. 
 - Ну и что – не сдавалась одна из подружек Раисы, недавно прочитавшая «Графа Монте-Кристо» и теперь находившаяся под впечатлением от творения великого француза. – Вон наша местная красавица Сонька Липович высочила замуж за доктора Казим-бека, а между ними разница в целых двадцать лет.
 - Сонька – дура! – воскликнула гимназистка, - у неё кроме рыжих кудрей и тонкой талии ничего нет. Особенно мозгов, мама рассказывала, как она еле-еле гимназию закончила.
 - Зато теперь как сыр в масле катается. Видели бы вы, какое она роскошное манто недавно в тифонтаевском магазине купила! – не сдавалась подружка, но их вспыхнувший спор быстро прекратился, от той потрясающей новости, что сообщила все время молчавшая гимназистка.
 - А вы знаете, что в «Триумф» скоро новый фильм привезут. «Призрак оперы» называется, страшилка потрясающая, но главное там про любовь! – с придыханием выдала она подругам свою маленькую сенсацию и на некоторое время завладела их вниманием.
  Что эта за потрясающая страшилка Рокоссовскому не суждено было услышать. Гимназистки свернули направо, а путь капитана пролегал исключительно прямо и прямо, до самых дверей пограничного управления.
  Не успел он переступить порог, как дежурный офицер передал приказ заместителя начальника управления полковника Семеренкова, срочно зайти к нему в кабинет.
  От подобного вызова Константин Константинович не ожидал ничего хорошего. И дела было не в том, что полковник болезненно воспринимал быстрое продвижение Рокоссовского, по служебной лестнице объясняя это в первую очередь симпатией со стороны генерала Зайончковского. Просто, по специфики своей службы Семеренков отвечал за борьбу с китайской мафией, которая вслед за большими деньгами пришла в Харбин.
  Почувствовав слабость русских властей в 1917 году, бандитское подполье подняло голову, попыталось взять город под свой контроль, но слаба богу этого не случилось. Получив отпор, китайцы снова ушли в тень, время от времени поднимая голову. Новый начальник полиции  ротмистр Карболин, сменивший прежнее руководство полиции очень рьяно взялся за борьбу с китайской организованной преступностью и действовал довольно успешно. Об этом говорило не только число арестованных преступников, но и два покушения на его жизнь, совершенные местной мафией за последние три месяца.
  Зная «доброе» отношение к себе Семеренкова и его привычку сбрасывать нелюбимым подчиненным сложные дела, Константин Константинович не ждал для себя ничего хорошего от этого срочного вызова и не ошибся.
  В кабинете Семеренкова не было ротмистра Карболина, но вместо него сидел человек в кожаном реглане без погон, чей вид с первой минуты сильно насторожил Рокоссовского. Возможно, в этом сыграло роль то, как вытянувшись стоял перед ним хозяин кабинета или тот оценивающий взгляд, которым окинул капитана незнакомец, едва он переступил порог кабинета. 
  Взгляд был откровенно неприятным, словно гость сомневался, стоит ли иметь дело с капитаном или выставить его за дверь, как недостойную кандидатуру.
  Будь на месте Рокоссовского молодой начинающий офицер, он наверняка бы смутился и попытался бы расположить к себе внимание важного незнакомца выправкой и голосом, единственным своим капиталом. В отличие от них за плечами у капитана была война, был Синьцзян и оборона Харбина. Он держался с видом знающего себе цену человека и реши незнакомец, что Рокоссовский недостоин разговора с ним, капитан бы покинул кабинет без малейшего сожаления.
  Семеренков открыл было рот, чтобы представить капитана, но незнакомец опередил подполковника. В считанные секунды ним произошла удивительная метаморфоза. Вместо взгляда холодного оценщика, появилась сдержанная благосклонность чуть большего начальника, к чуть меньшему подчиненному.
 - Здравствуйте, Константин Константинович! Честь имею представиться, Ромашин Сергей Владимирович представитель ГРУ в Заамурском округе. У меня для вас горячий привет от полковника Покровского, который не теряет надежды увидеться с вами в Москве. Именно он рекомендовал вас для участия в одном небольшом, но очень важном деле, и я вижу, что Алексей Михайлович нисколько не ошибся.
  Все это Ромашин выложил капитану пока шел к нему, пожимал руку, затем любезно пригласил садиться напротив себя и когда Рокоссовский сел, легким кивком головы выставил из кабинета Семеренкова. Лишние свидетели предстоящего разговора были абсолютно не нужны.
  Грамотно прикрывшись именем Покровского, Ромашин сразу поставил капитана в довольно затруднительное положение. Ведь отказывая ему, Рокоссовский тем самым отказывал и Покровскому, к которому относился с большой симпатией. 
  Оказавшись в столь невыгодном положении, Рокоссовский захотел узнать о каком деле идет речь, сможет ли он соответствовать необходимым требованиям, но и здесь Ромашин опередил его, заговорив первым. При этом он говорил так, как будто вопрос об участии Рокоссовского в таинственном деле уже решен, и он просто информирует капитана о целях и задачах дела.
 - Из сводок по управлению вам хорошо известно, что число вооруженных провокаций со стороны китайских нерегулярных военных отрядов в Приморье и Приамурье резко возросло. Нет недели, чтобы не произошло попыток вооруженного вторжения отрядов хунхузов на нашу территорию. Действуют небольшими отрядами по двадцать-тридцать человек, зачастую хорошо вооруженные. Если раньше у хунхузов были карабины и винтовки, то теперь появились пулеметы. Не очень много, но появились, вместе с пехотными гранатами.
  За всем этим делом стоят японцы, которые стремятся взять реванш за неудачное наступление на Харбин маршала Чжан Цзолиня. И это, надо признать пока им удается. Благо людского материала в достатке, а открыто действовать на территории Хэйлуцзян мы не можем.
  То, что говорил Ромашин, для Заамурского пограничного корпуса был давний вопрос. После подписания мирного договора 1905 года экстерриториальное положение КВЖД относительно остальных китайских земель не вызывало серьезных проблем. Русские жили своей жизнью, китайцы своей, но с началом гражданской войны и появлением третьих сторон в лице японцев, положение обострилось.    
  Имея виды на всю Маньчжурию, японцы вели целенаправленную политику по выдавлению русских с территории провинции Хэйлуцзян, делая это всеми доступными средствами. Не сумев взять Харбин руками своего ставленника «старого маршала», японцы решили обострить обстановку на границе России и Китая, и добиться ввода российских войск на сопредельную территорию. Это позволяло бы объявить Москву агрессором, и открыто начать поставлять Чжан Цзолиню тяжелое вооружение.               
 - По нашим агентурным данным установлено, что всем этим руководит резидент японской военной разведки – майор Мацуока, - Ромашин положил перед собеседником фото японца средних лет. - Именно через него идут деньги на вербовку новых хунхузов из числа разорившихся крестьян, вооружение с японских военных складов в Дальнем, а также инструкции и приказы. Сам майор находится в Чанчуне и действует в основном через проверенных посредников. Действует надо признать неплохо, но Токио требует от него более масштабных дел на границе, которые должны привести к началу военного конфликта.
 - И чем мы можем помочь в этом деле? У нас также связаны руки и можем действовать только в порядке самообороны – спросил капитан, едва Ромашин сделал паузу.
 - Вот вы как раз и можете помочь нам сорвать эти планы врага. Меньше месяца назад, во время нападения на границе, был взят в плен, один из подручных Мацуока. На нем много крови и пытаясь спасти свою жизнь, он сообщил важные сведения. В конце мая, Мацуока намеривается собрать главарей китайских отрядов действующих на нашей границе на совещание. Скорее всего, будут дан приказ спровоцировать переход границы нашими военными соединениями, пусть даже казаками. Также, Мацуока наверняка передаст главарям деньги на осуществления этих планов, деньги не маленькие.
  Взятый в плен посредник указал место и примерное время, когда произойдет эта встреча. Встреча как вы понимаете тайная и потому, состоится на заимки одного из главарей хунхузов в районе городка Тунхэ. Территория китайская, но Москва считает, что упускать такой шанс разом уничтожить всю бандитскую верхушку, а заодно японского резидента, мы не имеем права. Принято решение напасть на заимку и уничтожить всех разбойничьих главарей под видом бандитских разборок. Руководить этой операцией должен опытный и решительный командир, хорошо знакомый с местом предстоящих действий, а также способный в случаи необходимости принять самостоятельное решение. Выбор руководства пал на вас, Константин Константинович – завершил свой расклад Ромашин и в ожидании посмотрел на капитана.
  Учитывая специфику предстоящей операции, ни о каком официальном приказе разговор не мог идти. Рокоссовский мог свободно отказаться от сделанного предложения, и никто его не осудил, дело сугубо добровольное. 
  Капитана очень подмывало ответить отказом, но он этого не сделал. И дело было не столько в полковнике Покровском и в появившейся возможности отличиться, сколько в той страшной правде, что была в словах Ромашина. Обстановка на границе и вдоль линии КВЖД действительно была напряженная, Рокоссовский это прекрасно знал и был целиком за устранения этой напряженности, пусть даже столь необычным и рискованным способом.
  «Зло должно быть наказанным» – таков был девиз молодого командира, и он не собирался отступать от него.
 - Я согласен принять участие в этой операции – капитан смело шагнул в неизвестность, во тьме которой притаилась смертельная опасность, не вернуться обратно.
  Его слова вызвали большое облегчение в душе Ромашина. Представитель ГРУ также как и умные головы московского управления считал кандидатуру Рокоссовского лучшей из всех предложенных.
  Для ликвидации главарей хунхузов был создан специальный отряд численностью около полуэскадрона, в большем количестве сабель не было необходимости. Бандиты считали себя в полной безопасности, находясь на китайской территории. Местные власти не смели трогать хунхузов боясь навлечь на себя гнев маршала Чжана, а тех бандитов, кого японцы обделили своим вниманием и покровительством, питомцы майора Мацуока не опасались.
  Большая часть членов отряда, были из числа забайкальских казаков имевших свои кровные счеты с китайскими бандитами. Их специально подобрали для этой акции, справедливо полагая, что они будут стараться не за страх, а на совесть.
  Прибыв в Харбин под видом пополнения, они находились в казармах гарнизона и не вызывали никакого подозрения. По требованию капитана, в состав отряда было включено десять маньчжурских казаков, хорошо знавших окрестности района места предполагаемого действия отряда.
  Два дня Ромашин сидел как на иголках, в ожидании подтверждения от своих агентов о том, что Мацуока покинул Чанчунь и направился на переговоры с вожаками хунхузов. Когда же эти сведения, наконец, поступили, отряд погрузился на специально приготовленную баржу из состава Сунгарской флотилии. Ведомая буксиром она двинулась вниз по течению, держа курс на Хабаровск.
  Для всех это была привычная ротация воинских соединений из Хабаровска в Харбин и обратно. После прошлогоднего конфликта, Москва в одностороннем порядке увеличила численность гарнизона Харбина до восьми тысяч человек, и маршал Чжан Цзолинь с молчаливого согласия японцев проглотил эту горькую пилюлю. 
  Буксир и баржа двигались по Сунгари так, чтобы оказаться в нужном месте ближе к вечеру. Под его темным покровом баржа пристала к берегу и по широким сходням, казаки свели своих коней.
  Весь отряд был одет в полувоенную форму без погон и каких-либо знаков различия. Именно так в Маньчжурии одевались люди решившие попытать воинское счастье в гражданской войне. Десятка, если не сотни «ловцов удачи» колесили по дорогам бывшей Циньской империи, готовые продать себя и свою винтовку тому, кто больше заплатит.
  Специально отобранные капитаном казаки маньчжурцы, уверенно повели отряд вперед, стремясь в ночных сумерках подальше отойти от места своей высадки, чтобы никто не смог связать появление конного отряда с остановкой русских судов.
  Все утро и весь день, отряд неторопливо продвигался к своей цели, наводя страх на мирных китайцев, оказавшихся на их дороге. Подобно заправским хунхузам, всадники Рокоссовского толкали и давили пеших людей, не успевших уступить им дорогу, гневно выкрикивая в их стороны гортанные звуки. 
  Только ближе к вечеру, капитан разрешил сделать привал в маленькой китайской деревушке. По праву сильного, они бесцеремонно выкинули на улицу обитателей фанз, милостиво позволив крестьянам забрать их нехитрый скарб. Кроме этого, незваные гости не стали грабить их скромные кладовые запасы риса, рубить кур и свиней, насиловать молодых девушек, как это обычно бывало при налетах на деревню бандитов. Грозно пощелкав затворами винтовок, они перестали обращать внимание на китайцев, в испуге укрывшихся в маленьких лачугах, что предназначались для хранения сельхозинвентаря.       
  Однако на проявленную нежданными гостями милость, китайцы ни минуты не сомневались, что перед ними настоящие бандиты. Верный признак этого были дети, которые вместо того, чтобы проявлять присущее им любопытство к чужому человеку, забились по лачугам и боялись высунуть нос на улицу.
 - Крепко они поверили в то, что мы бандиты - усмехнулся Ерофеев, сослуживец капитана по Харбину, - сидят как приклеенные.
 - Правильно делают, а то у меня нога ноет, чтобы не дать им пинка, китаезам сопливым – зло бросил сидевший рядом с ними забайкалец. Говорил он это так искренно, что капитан решительно одернул его.
  -Держите свою злость при себе, Делягин, иначе она сорвет нам всю операцию – от замечания Рокоссовского казак недовольно дернулся, но перечить командиру не посмел.
  К огромной радости и удивлению для китайцев, когда взошло солнце, незваных гостей в фанзе не оказалось. Под покровом ночи они тихо и незаметно покинули деревню, вновь оказав милость для её жителей. Ни один дом не был сожжен «на прощание», как это часто делали лихие «ловцы удачи».
  Заимка, где должна была состояться таинственная встреча, находилась в небольшой низине, со всех сторон укрытая от посторонних глаз деревьями. Созданная по заказу одного из русских купцов для увеселительных прогулок, она после его трагической гибели перешла во владение местного китайского чиновника, находящегося на содержании главаря местных хунхузов.
  За чисто символическую сумму она была ему продана, через подставное лицо. Новый хозяин остался доволен приобретением, но он сразу заметил «ахиллесову пяту» своей новой собственности. Скрываясь за деревьями, враг мог незаметно подойти к дому и внезапно напасть на находившихся в нем людей.
  Чтобы уменьшить эту опасность, хозяин дома прибег к необычному, но весьма действенному  шагу. Подходы к дому охраняли специальные сторожевые собаки, посаженные на длинную цепь. Днем и ночью они несли свою караульную службу, и мимо них не мог проскочить незамеченным ни один человек.
  Тайные информаторы Ромашина сообщили ему об этом и присутствие собак, не стало сюрпризом для казаков. Быстро определив направление ветра, они провели разведку местности, подползя к «собачьему периметру» с наветренной стороны.
 - Как будите собак снимать? – спросил капитан Веревкина, старшего среди вернувшихся с разведки казаков.         
 - Не извольте беспокоиться, господин капитан. У нас для них хорошая приманка припасена. Сдохнут и не заметят как, проверенное средство – заверил тот Рокоссовского, показав небольшой бидон со смертельной начинкой.
 - А если вдруг не станут, есть? Псы явно приученные брать еду только из рук хозяина – усомнился капитан.
 - Так мы их кормить и не будем. Они сами приманку найдут – хитро усмехнулся Веревкин.
 - Ну а есть не станут, что тогда?
 - Будут, куда им деваться. Посудите сами, собаки на цепи сидят и кормят их только утром и вечером. Утром слабо, чтобы они резвее бегали, а вечером плотно, чтобы силы на ночь были. Сейчас они голодные и обязательно приманку съедят, против нутра не попрешь. 
 - Гостей не видно?
 - С того места, где мы были видна только задняя часть дома, но в коновязи стоят шесть оседланных лошадей.
 - Хорошо, подождем, что скажут разведчики Лукина. Им с их позиции заимка видна как на ладони.
 - Там ещё такая вещь, господин капитан. На чердаке заимки есть специальное окошко для наблюдения и в нем я заметил дуло пулемета. Пулемет английский, «Томпсон» и установлен он, скорее всего на треноге. Ровненько так, пряменько, а не дулом вверх как обычно.
 - Молодец, что заметил, – похвалил казака капитан, - серьезный у нас противник оказался, с пулеметами и наверняка с гранатами. Но ничего, не в первый раз хунхузов бить, побьем.
 - Так точно побьем – согласился с Рокоссовским забайкалец, и его уверенность несколько успокоила капитана. Когда твои солдаты уверены в своих силах, всегда спокойнее воевать.
  Доклад Лукина, чьи разведчики вели наблюдение за подступами к заимке, не дал нужных  ответов капитану. Согласно их наблюдениям, к заимке подъехали в общей сложности двадцать  человек. Прибыли они в основном по двое и по трое всадников, но точно сказать был ли среди них высокий гость, разведчики не могли. В бинокль были видны только их фигуры, но не лица.
 - Хорошо, лиц видно не было, но по виду можете сказать хунхузы это или мирные китайцы? – в лоб спросил командир разведчиков.
 - Хунхузы – это точно. Я их брата за версту чую – уверено заявил Лукин.
 - А если точнее. Винтовки с подсумками были видны?
 - Нет, винтовок не было видно, но вот по посадке на лошади, точно могу сказать - хунхуз. Китайские купцы и их приказчики так не ездят.
 - Что будем делать, господин капитан? Ждать или атаковать? Долго незамеченными здесь мы оставаться не можем. Неровен час какого-нибудь черта на нас вынесет – озабоченно произнес Ерофеев и в его словах была голая правда. Наступал день, и риск быть обнаруженным возрастал с каждым часом, с каждой минутой.
 - Наблюдение за дорогой оставлено? – обратился капитан к Лукину.
 - Так точно, два человека. 
 - Тогда подождем с полчаса и начнем. Даже если там нет майора, то хотя бы головку бандитскую причешем – приказал Рокоссовский и, сверив с командиром часы, казацкие старшины разошлись по местам.
  Все свои силы, капитан разделил на две части. Одна должна была атаковать заимку с тыла, другая действовать с противоположной стороны. 
  Полчаса это и много и мало. Для тех, кто сидит в засаде это очень долгий срок, для тех, кто руководит операцией и принимает окончательное решение, этот срок необычайно короток. Но был ещё один аспект времени, влезший в общий расклад.
  Дело касалось двух китайских подростков оказавшихся вблизи заимки. Были они подручными хунхузов, довольно часто использовавших подростков для своих целей или случайно оказались в этом месте в неурочное время, неизвестно. Так или иначе, но эти тридцать минут оказались для них роковыми. 
  Все было против них, и время, и место, но в особенности тот наряд казаков, на который они наскочили. Задержись они на десять минут, пойди другой тропинкой или попади они на наряд Ерофеева и они наверняка остались живы, но судьба сулила им иное.
  Злой рок вынес их прямо на Делягина, который ни секунды не сомневался, что ему делать. Пока пораженные ужасом внезапного открытия кто притаился за деревьями, подростки застыли перед казаками, шашка забайкальца уже покинула свои ножны и неотвратимо летала навстречу своей жертве.
  Глухой чмокающий удар и один из подростков стал на голову ниже, а через несколько секунд его товарищ был зарублен другим казаком, послушно выполнявшим приказ своего командира.
 Все это случилось так быстро и стремительно, что несчастные подростки не успели произнести ни звука. Их изувеченные тела едва успели упасть на землю, как убедившись, что подростки были одни, Делягин с подручным без всяких раздумий поволокли под деревья.
 - Голову поищи – отдал приказ Делягин третьему казаку, не принимавшему участие в убийстве и тот не выказав никакого удивления или несогласия с действиями старшего, бросился его выполнять.
  Наряду едва хватило времени забросать тела ветками и прошлогодними листьями, перед тем, как началась операция.
  Как не были хорошо натасканы сторожевые псы, но подброшенную им приманку Веревкина они исправно проглотили, голодному естеству было трудно противостоять. Глухо урча, они съели аппетитную отраву и через двадцать минут путь был уже свободен.
  Учитывая обнаруженный на чердаке пулемет, капитан Рокоссовский, несколько изменил направление атаки, приказав казакам держаться угла дома, чтобы сократить сектор обзор пулеметчика. По взмаху руки капитана, десять пар казаков выскочили из своего укрытия и стремительно бросились к стенам заимки через двадцать семь метров открытого пространства.   
  Проделав проход в «собачьем периметре» можно было попробовать незаметно подобраться к заимке и «тихой сапой» проникнуть в дом, но капитан сделал ставку на внезапный приступ и оказался прав. Да, противник заметил движение казаков и открыл по ним огонь, как с чердака, так и из окон, выходивших на боковую сторону, с которой они атаковали. Да, среди казаков были потери, но они были ничтожными, по сравнению с теми какие могли бы быть.
  Один убитый и один раненый из последней пары, тогда как все остальные благополучно пробежали опасный отрезок пути и, распластавшись по стенам и под окнами, принялись забрасывать противника гранами из «слепой зоны».   
  Брошенные внутрь дома умелыми руками, они в пух и прах, разнесли тех, кто бросился к окнам, намериваясь огнем своих маузеров и винтовок остановить натиск нападавших.
  В столь скоротечных схватках все решают секунды. Не успели защитники заимки прийти в себя после оглушительных и убийственных взрывов гранат, как ведомая капитаном группа казаков уже проникла в дом с «черного хода».
  Приказав четырем человекам держать окна, Константин обогнул дом с противоположной стороны и, выбив ударом плеча, дверь ворвался внутрь заимки. Не рассчитав силу удара и сопротивление неплотно прикрытой двери, капитан не смог удержаться на ногах, и чуть было не упал на пол, прямо перед здоровяком поваром, державшего в руке топор для рубки мяса. 
  Китаец уже взмахнул рукой, чтобы нанести удар упавшему на колено капитану, но бежавший следом за Рокоссовским казак метким выстрелом разнес ему череп и крепыш рухнул прямо на разделочный стол.       
  Гибель повара полностью сломило всякие помыслы к сопротивлению, у остальной кухонной обслуги. Все они проворно попадали на пол и подобно ящерицам, стали расползаться по углам от двери, ведущей в основные покои заимки.
  Столь легкая победа очень подмывала казаков дернуть за широкое металлическое кольцо и ворваться в главный зал, но Рокоссовский удержал их от этого шага. По приказу капитана, Ерофеев дернул на себя дверь и тотчас отскочил вместе с нею к стене. В тот же момент, из зала в открытый проем двери загрохотали сначала винтовочные выстрелы, а потом ударило пулеметной очередью. 
  Попытайся кто-либо из казаков в этот момент ворваться в зал, он был бы убит на месте, но к счастью все пули прошли мимо.
  Столь недружелюбная встреча, не застала врасплох притаившегося у двери Ерофеева. Выждав несколько секунд, он швырнул в зал гранату и рывком захлопнул дверную створку. Сделал он это, чтобы осколки гранаты не поранили находившихся в кухни казаков, но по счастливой случайности закрытая казаком дверь также отразила брошенные в кухню гранаты хунхузов.
  Наскочив крепкие сосновые доски, гранаты подобно мячикам отскочили обратно и взорвались, вместе с гранатой Ерофеева.
  Именно этот тройной взрыв, помог сломить сопротивление противника оборонявшего парадный вход заимки. Атаковавшая его группа казаков вместе со старшиной Чистяковым, наткнувшись на сопротивление врага, была вынуждена залечь, но едва раздались выстрелы, как казаки тотчас бросились в атаку и ворвались в дом.
  Каждый из людей капитана Рокоссовского имел белую повязку на левой руке, чтобы в пылу боя было легче отличить своего от чужого. Благодаря этой простой хитрости, казаки смогли уберечься от так называемого «дружественного огня» во время перестрелки в главном зале заимки.
  Оглушенные и израненные главари хунхузов, и их телохранители, упустили момент, когда русские казаки ворвались в дом. Даже уменьшенным числом бандиты имели неплохие шансы  отразить нападение и продержаться до прихода подмоги. Раздавшиеся выстрелы, рано или поздно должны были привлечь охранников главарей, которые были оставлены ими неподалеку от лощины до конца переговоров. Однако сегодня, госпожа Фортуна смотрела в другую сторону.
   Проникнув в главное помещение заимки, не дожидаясь пока рассеется дым от разрывов, казаки Рокоссовского принялись зачищать внутреннее пространство от врага. Ничуть не уступая своим подчиненным в храбрости и доблести, Константин Константинович был на острие атаки.
  Мастерски владея стрельбой с обеих рук, он разил хунхузов из простых, но очень верных наганов. Иногда он кому-то спасал жизнь, иногда кто-то отводил в сторону, нацелившуюся на капитана смерть. 
  Так произошло с майором Мацуока. Маленький жилистый японец ловко укрылся под опрокинутым столом, а когда прошедший мимо него капитан показал ему свою спину, он бросился на него с ножом.      
  Бить снизу высокого статного пограничника Мацуока не стал, посчитав подобный удар мало результативным. Потому, он вскинул нож над головой и собирался всадить его в спину капитана, но в этот момент раздался выстрел и японец зашатался.
  Превознемогая боль в теле, он не выпуская оружия из рук, сделал шаг к Рокоссовскому, который  обернулся и, не раздумывая ни секунды, выстрелил в японца. Сделанный им выстрел никак не мог подходить под определение прицельный, но выпущенная капитаном пуля попала точно в сердце самураю.   
  Около десяти человек укрылись на втором этаже заимки, и выбить их оказалось очень проблематично. Ведущая наверх лестница оказалась под прицельным огнем, и попытка штурма стоила жизни одному из казаков.
  Вместе с пулями, на лестницу упала и граната, которая убила одного и ранила двух человек из отряда Рокоссовского. Столь яростный отпор заставил казаков отступить, а имевшееся у них в запасе время стремительно истекала. Ещё не были слышны звуки выстрелов со стороны засады, оставленной капитаном прикрывать подступы к заимке, но они могли прозвучать в любое мгновение. 
  Требовалось, что-то предпринять и в этот момент командир дал слабину. Всегда выдержанный и уверенный в себе на поле боя, в скоротечной схватке он позволил навязать себе чужое мнение. Уже потом, оставаясь наедине с собой, он оправдывало его стремлением сохранить жизни своим солдатам. Штурм второго этажа в лоб принес бы новые потери, а на изобретение иного хода требовалось время, которое вот-вот должно было кончиться.
  В этот момент Делягин, предложил простой и очень эффективный ход. Он моментально получил одобрение остальных казаков и капитан не нашел в себе силы противостоять напору подчиненных.
 - Чего ждать, пока они половину наших не положат!? Сжечь их к чертовой матери и вся недуга – выкрикнул озлобленный казак и его поддержали остальные товарищи.
 - Верно, говоришь, Деляга. Запалить их и дело с концом. Командуй капитан! – выкрикивали охваченные нетерпением забайкальцы. – Мало они наших людей спалили, теперь пришел наш черед.
  Неизвестность судьбы Мацуока, главного фигуранта этой операции, удерживала Рокоссовского от принятия окончательного решения, но осматривавший трупы Ерофеев поставил точку в его сомнениях. 
  Склоняясь над телом убитого японца, которого в гражданской одежде было трудно отличить от остальных китайцев, Ерофеев обратил внимание на маленький кожаный портфель, пристегнутый к поясу трупа стальными наручниками.
 - Господин, капитан, взгляните! – позвал он Рокоссовского, который без труда опознал японского майора по маленькой родинке возле правого уха. Эти особые приметы Мацуока, он хорошо запомнил прежде чем отправляться на задание.
 - Японец – негромко произнес капитан, - отстегни у него портфельчик.
  Замок на поясе у погибшего Мацуока был с секретом, и Ерофееву пришлось повозиться, прежде чем он смог выполнить приказ командира. Такая же участь постигла замок самого портфеля, что был взломан острием ножа, предназначавшегося капитану Рокоссовскому.
  Внутри портфеля, как и ожидалось, находились пачки фунтов и долларов, в большинстве из которых оказались мастерски выполненными фальшивками. В оккупированном японцами Сеуле, была создана тайная лаборатория, в которой трудились фальшивомонетчики, собранные со всей  Кореи, Маньчжурии и Квантуна.
  Об этом стало известно лишь в Москве, куда были отправлены захваченные деньги, а пока, не желая разжигать ненужного интереса среди казаков, капитан объявил, что искомые документы найдены и согласился с вариантом Делягина.
  Не прошло и пяти минут, как остатки исковерканной взрывом лестницы были облиты маслом, а на прилегающие стены был вылит керосин, найденный казаками на кухне. Миг и языки пламени уже охватили сухое дерево и взмыли вверх.
  Загудела, застонала заимка от всепроникающего огня, уверенно разливавшегося во все стороны.
Три человека попытались выгнуть из объятого дымом и пламенем дома, но они не смогли ускользнуть от пуль казаков стерегущих снаружи свою добычу. Все остальные сгорели или задохнулись от дыма.
  Возможно, кое-кому из хунхузов улыбнулось счастье и они смогли дождаться того момента, когда казаки покинули заимку. Со стороны засады уже гремели выстрелы, и ждать полного торжества справедливости не было возможности.   
  Погрузив на коней раненных и убитых, Рокоссовский двинул свой отряд на помощь засаде.
  Пытавшиеся пробиться к горящей заимке хунхузы, представляли собой небольшой отряд численностью в двадцать человек. Смять его лихой кавалерийской атакой, не представляло собой особой трудности для таких умельцев, что находились под командованием капитана Рокоссовского.
  Натиск и быстрота сыграли свою роль, но вот уберечься от выпущенных в спину пуль хунхузов – это было гораздо труднее. Две из них настигли казаков, но не смогли остановить их лихую скачку и выбить из седла.
  Природная сила и злость на врага не позволяло раненым казакам остановить коня и сойти с него на землю. Превознемогая боль, они все скакали и скакали вперед, пока не последовала команда остановиться и только тогда, настало время заниматься своими ранами.
  Среди тех, кого ранили хунхузы, был и забайкалец Делягин. С простреленным легким, он на удивление Рокоссовского удивительно долго держался. Скончавшись в одном переходе от нового места, где баржа с буксиром ожидали возвращения отряда, он все время упрямо повторял одни и те же слова – Ничего, посчитались. 
  Всего, во время секретного рейда, отряд капитана Рокоссовского потерял шесть человек убитыми и четверых ранеными, что было оценено командованием как хороший результат. Так заявил господин Ромашин, встретивший капитана в Хабаровске и забравший у него портфель Мацуока.
 - Благодарю вас, Константин Константинович, от себя лично и от генерала Щукина, – радостно говорил Ромашин, энергично пожимая руку капитану и одновременно удивляясь, как чертовски повезло этому красавцу пограничнику.
  Совершив скрытый ночной марш-бросок, он сумел опередить хунхузов заблокировавших подступы к лощине, перед отправкой туда своих командиров. Задержись капитан на пару часов, и выполнить поставленную задачу было бы очень трудно.
  Также, повезло Рокоссовскому и при отступлении, от заимки. Уже через двадцать минут после его прорыва к входу в лощину подошли главные силы хунхузов, и отряд вряд ли бы смог вырваться из смертельной ловушки. Каждый из прибывших на встречу с Мацуока главарей хунхузов привел с собой отряд в двадцать – тридцать человек. Пробиться через столь мощный заслон, при всей их храбрости и удали казакам, вряд ли бы удалось. 
  Планируя уничтожения верхушки бандитских главарей, Москва в лице генерала Щукина оценивало возможные потери в две трети отряда. Высокое руководство устраивал и вариант гибели всего отряда ради выполнения поставленной задачи. Большие цели требовали больших затрат и ГРУ было готово пойти на это.
  Родина по достоинству оценила военный талант капитана Рокоссовского. Он был представлен к недавно учрежденному ордену «Знак Почета».   
    
   
               
   
                Документы того времени.



                Из личного дневника сиделки президента Алексеева Клавдии Митрофановой от 14 июня 1925 года.
           Слава Богу, с нашим любимым президентом все хорошо. Сегодня он выступал в Думе с речью посвященной покорению Северного полюса. Весь торжественный и нарядный, в приподнятом настроении, с разрешения врачей, президент совершил свой первый официальный выход в свет. И пусть это ещё не полноценное возвращение к работе, но доктор Ветчинкин полностью уверен, что это событие не за горами. 
  После возвращения из Кремля, Михаил Васильевич буквально светился от радости. Сопровождавший его помощник, рассказал, какими громкими овациями встретили депутаты Думы появление президента. Его доклад о полярной экспедиции неоднократно прерывался бурными рукоплесканиями и криками. Стремясь сделать президенту приятное, депутаты приняли законопроект, увеличивающий его срок правления с семи до девяти лет. 
  В знак признательности к нашему персоналу, который помог поставить его на ноги и вернуть здоровье, для всех нас президент привез большой торт, а также по небольшому букету цветов каждой из женщин.
 - Вы мои спасители – говорил он каждой, вручая букет роз, тюльпанов или сирени. В знак особой признательности, Михаил Васильевич поцеловал мне руку и дружески подмигнул. От такого признания наших скромных заслуг у всех у нас было радостное настроение, но наша бочка меда, получила свою ложку дегтя, в виде Галины Султановой.
  Если все мы выражали свою радость улыбками и добрыми словами, то Галина вела себя откровенно недостойно. Все её поведение в отношении президента можно назвать флиртом, который он не прерывал исключительно по своей природной сдержанности и доброте.
  Возмущенная поведением Галины я обратилась к доктору Ветчинкину с просьбой поставить её на место или лучше всего совсем убрать Султанову из Горок. К моему глубокому удивлению, Ветчинкин сказал, что сам попросил Галину это сделать, для пробуждения жизненных сил президента.
  Его слова потрясли меня. Да у Галины хорошая фигура, приятное лицо и располагающая манера общения, но разве можно прибегать к подобному методу лечения?



               Из сообщений газеты «Правительственный вестник» от 2 июня 1925 года.


              В знак признательности особых заслуг перед Отечеством на мирном и военном поприще, Президент Российской Республики Алексеев М.В. постановил наградить генерал-губернатора Финляндии барона Карла Маннергейма высшей наградой Российской Республики орденом Андрея Первозванного. Награда была вручена в Кремле, в Андреевском зале, в присутствии членов Правительства Российской Республики, представителей иностранных посольств и дипломатических миссий, а также российской общественности. Вручение произвел вице-президент России Сталин И.В.




                Из сообщений газеты «Правительственный вестник» от 4 июня 1925 года.


                В связи с ухудшением состояния здоровья посла России в Германской Республике господина Негодина С.С., Правительство России приняло решение отозвать его в Москву для лечения. Вместо него Чрезвычайным и Полномочным послом в Германии назначена Коллонтай Александра Михайловна, ранее работавшая послом России в королевстве Норвегия.

                Премьер министр Российской Республики Кржижановский Г.М. Москва. Кремль 4 июня 1925 года.

      


                Из сообщений специального корреспондента газеты «Известия» Яна Скамейкина от 6 июня 1925 года.

         Вчера, 5 июня этого года со стапелей Николаевской судостроительной верфи был спущен второй российский авианосец под названием «Александр Суворов». При его спуске присутствовал министр обороны фельдмаршал Деникин А.И.. Новый корабль способный нести 20 самолетов различные боевых видов, по своим свойствам не уступает иностранным кораблям этого типа. После проведения ходовых испытаний, авианосец будет направлен для дальнейшего прохождения службы в Мурманск, в состав Северно-Ледовитого флота.

 
                Глава VII. Нигерийский излом.




                Ждать и догонять два самые неприятные действия в человеческом бытие, не обошли французские войска выступивших на борьбу с Махно. Майор Мориньи терпеливо ждал прихода главных сил, а генерал Брисак торопливо спешил к берегам Нигера, чтобы поддержать пошатнувшееся реноме французского оружия.
  Как не стремился генерал Брисак поскорее соединиться с терпящим беду авангардом, ранее недели, этот счастливого момента в жизни французских войск никак не мог произойти. Семь дней и семь долгих ночей прибывали кавалеристы Мориньи в скверном ожидании, что нового предпримет против них этот «русский черт Махно».
  Причины ночных взрывов недолго оставались тайной для французов. Уже на третью ночь сразу после падения на лагерь гранат из чрева звездного неба, заранее подготовленный отряд кавалеристов стремительно атаковал, не успевших ускакать по добру, по здорову махновцев. Произошла короткая, но очень яростная схватка, в которой победа была на стороне солдат майора Мориньи.
  Порядком застоявшееся чувство мести у представителей европейской цивилизации, неожиданно приняло необычную форму. Из пяти человек, кто запускал и наводил на французский лагерь воздушного змея с гранатами, четыре махновца были убиты, а один с тяжелым ранением был взят в плен. Именно его, французские солдаты, при свете факелов и фонарей, распяли перед входом в лагерь на двух сбитых крестообразно досках.
  Рядом с ними, были врыты колья, на которые победители воткнули отрубленные головы, насадили тела махновцев, чьи руки и ноги были развешены отдельно. Славные наследники средневековой инквизиции сделали все это, по лучшим лекалам далекого времени. 
  Зрелище было устрашающее, но «не долго ликовал француз». Ровно через сутки, триумфаторы получили аналогичный ответ, ничуть не уступавший по своей жестокости и хладнокровности.
  Наступившая ночь прошла без взрывов гранат, но ночная смена часовых недосчиталась троих солдат. Нет, они не были убиты, сумевшими подползти к ним под покровом ночи махновцами, как это было прежде. Теперь, их похищение было организовано весьма необычным для этих мест  способом. Вместо стального клинка, главным оружием русских каторжников стал длинный волосяной аркан.
  Метко брошенный из темноты он с удивительной точностью падал на шеи или плечи утративших бдительность часовых и в мгновение ока, опрокинув на землю, утаскивал в непроглядную африканскую тьму. 
  Стоявшие на соседних постах часовые слишком поздно реагировали на сдавленный вскрик, глухой звук падения тела и его шумное волочение по земле. Пока часовые поднимали тревогу, пока на их крик подбегала подкрепление, махновцы успевали вскочить на коней и, придерживая аркан у луки седла, быстро уходили прочь, волоча за собой извивающегося на земле часового.
  Вся помощь попавшим в беду товарищам, сводилась к громким крикам проклятья и хаотической стрельбе по мелькавшим в отблеске факелов, теням коней своих противников.      
  Пропажу часовых, майор Мориньи объяснял желанием Махно получить свежие сведения о планах и намерениях французов, но здесь он сильно ошибался. Никто из подручных Махно ни слова не понимал по-французски, и часовые были похищены исключительно для сведения кровных счетов. И сделано это было по всем правилам неаполитанской вендетты.
  Не успели карманные часы сержанта Вержье стоявшего в карауле у главного входа в лагерь, мягко и мелодично прозвонить первый час ночи, как ночной мрак прорезали истошные крики человека, над которым творили насилие. Кричали по-французски, и голос кричавшего человека, в чем-то напоминал сержанту голос капрала Костера, похищенного прошлой ночью мятежными каторжниками.
  Он был наполнен такими муками, таким отчаянием, что ни у кого из солдат не возникло мысли не прийти на помощь своему боевому товарищу.
  Не прошло и пяти минут, как весь лагерь был на ногах и сорок с лишним человек, с оружием наперевес устремились в ночную тьму, освещая себе дорогу факелами.   
  Когда отряд добрался до того места, откуда раздавались крики, их изумленному взору предстала ужасная картина. Яркий свет огня вырвал из объятий черного мрака небольшой участок пространства, где на вкопанном в землю колу, в мучениях бился несчастный капрал.
  Каждое его движение порождало страшные страдания, от чего его крики превратились в один сплошной вой. Боль полностью захлестнула сознание страдальца, не оставив в нем ничего человеческого. Кровь обильно сбегала на землю из пронзенного заостренного деревом тела, образовав у основания кола небольшую лужу.
  Напрасно потрясенные цивилизованные европейцы размахивали факелами пытаясь отыскать мучителей Костера. Перед тем как начать эту страшную экзекуцию, махновцы прочно заткнули своему пленнику рот кляпом и удалили его только перед тем, как хлестнуть нагайкой лошадей и ускакать прочь от места казни.
  Но сведение кровавых счетов не было основной целью действий свободных анархистов. Когда потрясенные французы попытались освободить своего товарища от страшных мучений и попытались снять его с кола, раздался оглушительный взрыв. Под одеждой, на поясе у несчастного Костера была спрятана граната, соединенная посредством тонкой веревки с перекладиной, не позволявшей телу капрала сползти по колу на землю. 
  В результате взрыва войско генерала Брисака лишилось ещё одного кавалериста, а палатка с больными пополнилась тремя новыми постояльцами. Потрясенные столь чудовищной казнью и гибелью своих товарищей, стоявшие на часах солдаты, с остервенением стреляли в черный мрак ночи по поводу и без повода, пока солнце не разогнала его своими светлыми лучами.         
  Стоит ли говорить, что эти события не очень сильно прибавили сил и бодрости людям майора Мориньи, но это были не все сюрпризы коварного Махно. Вместе с солнечными лучами, часовые обнаружили присутствие в примыкавших к лагерю окрестностях тела второго похищенного противником кавалериста – рядового Буфо.
  Махновцы бросили его на большом расстоянии от места казни Костера и потому, он не был обнаружен ночью. В отличие от капрала, Буфо не был посажен на кол, он сидел на земле прислоненный к небольшому столбику, который играл роль подпорки.
  В бинокль было хорошо видно, что солдат, чьи глаза, не мигая, смотрели на стремительно поднимающееся над горизонтом солнце, лишен признаков жизни. 
 - Буфо мертв, господин майор, – обратился к Мориньи сержант Мартильяк. – Нужно забрать тело, пока его не склевали эти твари.
  Сержант кивнул на грифов, которые уже обосновались на песке невдалеке от Буфо, медленно и осторожно подбрилась к нему.
 - Забрать надо, но я уверен, что оно заминировано. Этот черт Махно, наверняка приготовил нам ещё один сюрприз. Я это чувствую. 
 - Я тоже не исключаю такую возможность, но Буфо должен быть похоронен в земле. Иначе это породит среди наших солдат ненужные настроения.
 - Вот сами и займитесь этим делом – огрызнулся майор, недовольный тем, что подчиненный говорит ему прописные истины. Не погребенное тело боевого товарища являлось дурным примером для оставшихся в живых солдат. 
  Сопоставляя все прежние случаи подрыва, Мартильяк сделал предположение, что бомба, скорее всего, спрятана на теле трупа, либо находится под ним. Именно так бы и поступил сам сержант, привидись ему минировать труп вражеского солдата.
  Чтобы противостоять коварной тактике Махно, сержант раздобыл длинную палку и приказал одному из солдат подползти и ткнуть ею тело Буфо.
  Опасаясь за свою жизнь, распластавшись на земле солдат, не очень удачно тыкал палкой, в спину невозмутимо сидевшего на земле мертвеца. От каждого его толчка он только качался, но никак не хотел падать в нужном для сержанта направлении.
  Наконец, после двадцать пятого толчка, тело отлепиться от подпиравшего его столбика и неторопливо завалилось на бок. Стоявшие поодаль солдаты в страхе ожидали взрыва, как это было с Костером, но ничего не произошло. Несчастный Буфо сиротливо лежал на боку, неуклюже задрав в небо руку, по которой активно ползала всякая живность. 
  Все было тихо и спокойной, но чувство притаившейся опасности не отпускало сержанта. Оно ныло и ныло в его душе подобно больному зубу, однако, сколько он не вглядывался в окоченевший труп солдата, ничего подозрительного так и не увидел.
  Тем временем «танцы» вокруг тела Буфо изрядно затянулись. Необходимо было действовать и чтобы раз и навсегда поставить в этом деле точку, Мартильяк решил действовать.
  Так как бомба могла находиться не на самом теле, а под ним, нужно было попытаться сдвинуть труп Буфо в сторону, но при помощи палки – это было невозможно сделать. Единственным выходом было обвязать веревкой задранную руку и оттащить его прочь от опасного места.
  Получив моток крепкой веревки, солдат отправился исполнять Мартильяка. С большой осторожностью он подошел к телу Буфо, но не успел он набросить петлю, как прогремел взрыв.
  Находившемуся за спиной пионера сержанту было плохо видно, что произошло. Он видел только один взрыв, а затем раздались крики сапера в один момент по колено лишившегося ноги.
  Посчитав, что самое страшное уже свершилось, Мартильяк смело бросился к истекающему кровью солдату, однако коварство беглых каторжан было безгранично. На этот раз махновцы заминировали не сам труп солдата, а подступы к нему. В результате чего, ещё больше увеличилось число свежих могил и обитателей лагерного лазарета.
  Но больше всего пострадал боевой дух французских солдат. Каждый из них считал дни, оставшиеся до прихода основных сил, но Нестор Махно не собирался оставлять противника в покое. Не читая трактат о войне легендарного китайского полководца Сунь-Цзы, но действовал так, словно он был его настольным пособием.
  Главным его оружием была быстрота, благодаря чему он ни на день не давал неприятелю возможности отдохнуть. С наступлением темноты, беспорядочной стрельбой и громкими криками «Махно! Махно!» конные анархисты пытались выманить кавалерию противника из лагеря, но наученный горьким опытом, Мориньи воздержался от активных действий. Опасаясь угодить в очередную коварную ловушку, майор лишь ограничился тем, что отогнал противника от лагеря как надоедливую муху и только.
  Обрадовавшись такой пассивности своего врага, Махно нанес неожиданный удар, направленный на осложнение положение в лагере противника. Под покровом ночи махновцы засыпали находившийся недалеко колодец, из которого брала воду вся округа.
  Эти действия относились к разряду мелких пакостей, устранение которых привело к неприятным для Мориньи последствиям. Опасаясь, что засыпанный врагом колодец также заминирован, майор отправил для его расчистки большую часть своего войска
  Под мощным прикрытием кавалерии на случай внезапного нападения врага, французы сначала доставали из колодца камни и песок, а затем очищали его до чистой воды от прочего мелкого мусора. Все это делалось с такой огромной осторожностью, что вместо привычных двух-трех часов работы, солдаты затратили на это почти весь день, но мины так и не нашли. 
  Утомленные и злые вернулись они в лагерь, на все лады костеря вездесущего черта Махно, а заодно и своего командира, что никак не может свернуть ему шею. В глубине души они соглашались с разумностью его действий направленных на сохранение их жизней, однако горькая обида от того, что они зря проторчали весь день под палящим солнцем, брало вверх над разумом. Каждый из них прекрасно осознавал, что боится своего противника и ничего с этим не мог поделать. 
  Прибытие главных сил генерала Брисака, утомленные «блошиными» укусами солдаты майора Мориньи встретили с огромной радостью. Их восторженным чувствам не было конца, но «русский дьявол» не был бы самим собой, если бы, не сумел бросить во французский мед ложку своего горючего дегтя.
  Махно с первых дней вынашивал план подпустить противнику «жареного петуха», благо для этого имелись хорошие предпосылки. В это время африканцы обычно поджигали сухую траву, которой в саванне было в избытке, и сметливый анархист сразу решил использовать этот фактор как оружие.
  Единственное, что его удерживало от подобного шага, было расположение французского лагеря. Он находился на открытом месте и пущенный махновцами пал больше напугал бы солдат противника, чем нанес им серьезный вред.
  Появление войск генерала Брисака полностью менял положение дел. Число походных палаток увеличилось в разы, что привело к расширению размеров лагеря противника, и нужно было успеть  воспользоваться выпавшим шансом.   
  Обрадованные соединением обоих отрядов, французы праздновали это событие до поздней ночи. Потаенный страх перед беглым каторжником покинул сердца старожилов, но как оказалось ненадолго. Ночная тьма, что прочной стеной охватила солдатские палатки, вдруг ярко озарилась в двух местах, приведя в недоумение одних и беспокойство других.
  Подобно сказочным змеям, огонь устремился к лагерю французов. Сухая трава горела как порох и пущенный махновцами пал, уверенно продвигался сквозь темное пространство ночи.
 - Что за черт!? Какой идиот запалил траву!? – удивленно воскликнул полковник Кюлюс покинувший штабную палатку по малой нужде и, уставившись на огонь, никак не мог справиться с пуговицами на штанах.
 - Махно – зло буркнул стоявший на посту часовой из числа солдат майора Мориньи.
 - Кто!? – гневно переспросил полковник, но караульный не успел ему ответить. Его опередили раздавшиеся из темноты громкие ликующие возгласы – «Махно! Махно!», вслед за которыми загремели выстрелы.
  Не будь стены огня, что с двух сторон неудержимо прибиралась к походным палаткам, это нападение Махно дорого бы ему стоила. Численность французских войск была такова, что их ответные действия не смогли бы остановить ни ночь, ни засады. Кавалеристы генерала Брисака, если не полностью уничтожили бы нападавших, то наверняка серьезно сократили их численность, но наступающий огонь сильно затруднял их действия.
  Пока конники седлали лошадей и вскакивали в седло, языки пламени уже ворвались в лагерь, породив в нем хаос и неразбериху. Одна за другой загорелись оказавшиеся на пути огня палатки. Мулы, на которых была вся походная поклажа, напуганные видом огня бросились в разные стороны, не слушая окриков своих погонщиков.
  Стоит ли говорить, что при таких обстоятельствах, преследование врага отступало на второй план. Главным помыслом французов столкнувшихся с прожорливым «огненным зверем» заключались в спасение своего имущества и провианта. Все их боевые действия свелись к отражению наскока вражеской кавалерии, которая, несмотря на свою малочисленность, больно жалила солдат Брисака.
  Пустив против врага пал, хитрый Махно приказал своим соратникам атаковать лагерь противника с нескольких сторон. Этим нехитрым, но действенным приемом он не только усиливал панику в стане врага, но и заставлял французов дробить свои силы. Не видя махновцев воочию, не зная численность напавшего врага, ориентируясь исключительно на крики и выстрелы, солдаты Французской Республики полагали, что их атакую сотни и сотни беглых каторжников, тогда как их число не дотягивало до девяноста человек. 
  Рой пуль летел в одну и другую сторону, однако в этой схватке нападавшие имели одно важное  преимущество. Сами они находились под покровом ночи, и отблески огня лишь скупо обозначали их присутствие, тогда как защитники лагеря были хорошо различимы на фоне бушующего пламя.
  Благодаря этому, французы все чаще и чаще падали сраженные выстрелами неприятеля, тогда как их прочно скрывала шапка-невидимка ночи.
  Оказавшись в столь непростых условиях, многие из солдат упали духом, но были храбрецы, которые отважно бились с коварным врагом и помогли отстоять лагерь. Одним из них был капитан Милон. Вооруженный двумя пистолетами, он смело встал на переднюю линию огня и уверенно палил по каждой подозрительной тени, совершенно не обращая внимания на то, что творилось за его спиной.
  Ни суматоха, ни языки пламени, горящие всего в нескольких шагах от него, не мешали ему исполнить свой долг офицера и гражданина. Его смелые действия, а также к месту выпущенное едкое слово придавали бодрость и уверенность находившимся рядом с ним солдатам.
  Видя его стойкость и уверенность, они устыдились собственной слабости и, разозлившись на себя, принялись яростно стрелять по врагу, зародившего в их сердца страх с трусостью. Благодаря этому, среди океана суеты и неразберихи захлестнувшей лагерь генерала Брисака, появился островок твердости. С каждой минутой боя он постепенно креп, расширялся но, к огромному сожалению, для французов, этот успех был временным.
  Стоило лишь прилетевшей из ночи пуле сразить Милона, как мужество моментально покинуло сплотившихся возле капитана солдат. Сразу вместо дружных залпов по врагу, их огонь стал ужасающе разноголосым, затем вовсе утратил единство и стал хаотичным.
  Впрочем, численное превосходство над противником и хладнокровие офицеров не позволило Махно в полной мере реализовать свои замыслы. Его кавалеристы не смогли ворваться в лагерь и уничтожить генерала и его штаб, что, по мнению Нестора Ивановича, было единственным способом остановить противника.
  Потеряв двенадцать человек убитыми и ранеными, махновцы отступили, до того, как пришедший в себя французский тигр был готов в клочья разорвать назойливого противника. В результате этой атаки у французов погибло девятнадцать человек, но вот число раненных, обожженных и покалеченных от столкновения с мулами достигло шестидесяти семь солдат и офицеров.
  Кроме этого было уничтожены или серьезно повреждены огнем тринадцать походных палаток, небольшое количество провианта и различной амуниции. К счастью, от огня не пострадали палатки с боеприпасами, а также лошади, мулы и запасы фуража. 
  Когда Брисаку доложили о потерях, он пришел в ярость. Генеральский стек с силой обрушился на ни в чем неповинный походный стол в его палатки. 
 - Махно хочет задержать меня на дороге к Нимею, но у него ничего не выйдет! Он слишком переоценил свои силы и возможности благодаря неудачным действиям авангарда майора Мориньи! – безапелляционно изрек генерал, возлагая всю вину за ночные события на плечи своего подчиненного. - Пришла пора преподать достойный урок этому каторжнику, возомнившему себя полководцем. Царапины, нанесенные им, не заставят нас остановиться. Будем зализывать их на ходу. Завтра же, мы снимаемся с лагеря и двигаемся к берегам Нигера, и пусть господин Махно попытается нас остановить. У него есть на это девять дней, после чего его грязная шайка получит шах и мат.
  Находившийся в этот момент в походной палатке корреспондент поспешил увековечить слова генерала, увлеченно строча «вечным пером» в своем блокноте. Как всякий штатский, переживший порядочное потрясение он нуждался в ободрении, защите и грозный рык Брисака, оказался действенным средством от ипохондрии.
  Весь следующий день французское войско уверенно двигалось вперед, готовое отразить любое нападение махновцев. Головное и боковое охранение бдительно всматривались вокруг в поисках притаившихся каторжников Махно, но их не было.
  Их не было утром, в обед и вечером, когда усталые французы остановили своих коней и принялись разбивать лагерь на ночлег. Не появились они и после того, как черный сумрак привычно сомкнул вокруг французского бивака свои смоляные объятья.
  Напрасно, часовые пристально прислушивались к любому шороху и движению во мраке ночи. «Русский дьявол» так и не появился, хотя его присутствие вблизи лагеря проявилось следующим утром. Тогда, обнаружилось исчезновение десятка чернокожих погонщиков мулов, что сказалось на скорости продвижения французов.
 - Не имея возможности действовать посредством оружия, Махно хочет замедлить наше продвижение вперед любыми средствами. Даже при помощи таких булавочных уколов, но это ему не поможет – язвительно воскликнул Брисак в ответ на эту весть и приказал на ночь, приставить к погонщикам крепкий караул. 
  Противник не обозначил свое присутствие и на второй день, чем только усилил уверенность французов в собственной силе и превосходстве. Походная колонна во главе, которой находился полковник Кюлюс, уверенно преодолевала километр за километром, не встречая на своем пути никакого затруднения. Из густых зарослей кустарника не раздалось ни единого выстрела, не взорвалась ни одна бомба.
  Все чаще солдаты говорили друг другу: – Эти грязные оборванцы способны сражаться только с небольшими отрядами, против единой силы они бессильны. 
  Слыша эти слова, полковник Кюлюс всячески поддерживал их, не забывая при этом напоминать солдатам о соблюдении бдительности.
 - Если противника нет днем, это совсем не говорит, что он не появиться ночью – говорил идущим в караул солдатам полковник. За плечами Кюлюса были Сомма и Верден, и кавалеристы с уважением относились к своему командиру. 
 - Похоже на то, что у черта Махно мешок с гадостями прохудился – отвечали ему солдаты, разбивая свои палатки на ночлег.
 - Может оно и так, только ночь время чертей. Потому, нужно смотреть в оба – часовые его не подвели. Всю ночь они не сомкнули глаз, готовые в любой момент поднять тревогу, но все было тихо.
  Не появились махновцы и на третий день пути, где переход был самым длинным за все время после соединения двух отрядов. Причиной этому была большая деревня под названием Каложи, где французы намеривались пополнить свои запасы провианта и фуража.
  Первыми в эту деревню въехали разведчики лейтенанта Бертрана, но ничего подозрительного они не обнаружили. Разве только, что на улицах деревни не было малых детей, которые либо клянчили у французов подаяния, либо во все глаза смотрели на человека с другим цветом кожи. 
 Это было обязательным явлением любой африканской деревни, но лейтенант решил, что они находятся на центральной площади деревни. Там зазывно стучали барабаны, пелись песни, то и дело прерываясь громкими криками толпы.
  Подъехав к толпе негров в праздничных одеждах, Бертран увидел, что здесь празднуется свадьба. Перед расстеленными на земле циновками уставленными местными кушаньями, в белой одежде стоял низкорослый староста селения, руководивший этим торжеством.
  По знаку его руки барабаны то затихали, давая дорогу свадебному хору, то ударяли с новой силой наперегонки с криками толпы. Здесь царил свой, непонятный белому человеку ритуал, вмешиваться в который лейтенант не рискнул.
  Бросив снисходительный взгляд на чернокожего жениха здоровяка и щупленькую невесту, чьё лицо и тело скрывала чадра и хиджаб, Бертран отъехал на противоположный конец площади.
 - Симони, скачите к полковнику и передайте, что здесь все в порядке. Пусть полюбуется на местную свадьбу – приказал он сержанту и тот резво бросился исполнять поручение. Кюлюс был большим любителем африканских обрядов и традиций, и знакомство со свадьбой наверняка доставило бы ему удовольствие.
  Получив сообщение от лейтенанта, Кюлюс смело направил в селение ведомые им подразделения. От осознания того, что на этот раз ночевать придется не в чистом поле, а в селении, настроение у кавалеристов улучшилось и они пришпоривали своих коней.
  Солнце уже нависло над краем горизонта, когда полковник въехал в селение и сразу же направился посмотреть на свадьбу. Опасный переход остался позади и теперь, ничто не мешало Кюлюсу удовлетворить простое человеческое любопытство.
  Едва полковник в сопровождении солдат приблизился к молодоженам, как к всадникам подскочил худой как щепка негр с деревянным подносом. Постоянно приплясывая, он стал кричать, явно призывая белых людей сделать жениху и невесте подарок.
  Безошибочно определив, кто среди подъехавших гостей старший, негр остановился перед Кюлюсом не переставая извиваться и перебирать ногами. Глядя на его необычные для глаза простого европейца пируэты, полковник усмехнулся и после короткого раздумья положил на поднос плоскую металлическую флягу, в которых офицеры обычно держали коньяк. Её стальные бока были покрыты замысловатой гравировкой и этот дар, вызвал гул одобрения среди туземцев.
  Теперь, следуя обычая, ответный дар должна была сделать невеста. Обычно это были шейные бусы или пояс, как правило, сделанные из мелких ракушек или разноцветных камней.
  Едва закутанная в материю девушка встала с циновки и медленной походкой направилась к полковнику, как по знаку распределителя негры запели новую песню. Притопывая ногой и раскачиваясь из стороны в сторону, они то и дело хлопали себя по бедру и вскидывали головы.
  Услышав её, один из погонщиков мулов сначала удивился, а затем стал опасливо вертеть головой и, увидев лейтенанта Бертрана, направился к нему.
 - Господин, это не свадебная песня – заговорил африканец на ломаном французском языке, ухватившись за стремя офицера.
 - Чего тебе надо? – с досадой бросил лейтенант, недовольный тем, что ему мешают смотреть свадебное действие. Все его внимание было приковано к невесте, что плавной походкой подплывала к полковнику, сцепив перед собой тонкие черные руки. Все остальное, включая лицо, было скрыто от взора зрителей.
 - Это не свадебная песня, не свадебная – продолжал твердить свое погонщик, не выпуская стремя офицера.
 - Не свадебная песня, - переспросил лейтенант, - а какая, похоронная что ли?
 - Боевая, боевая песня, господин! - воскликнул погонщик, но смысл его слов не дошел до сознания Бертрана. Он с удивлением посмотрел на поющих негров, затем на доносчика и собрался задать ему вопрос, как все неожиданно стало ясно.
  Подошедшая к полковнику невеста сунула правую руку под одеяние, словно собиралась подарить ему свой пояс и в тот же момент, неожиданно откинула скрывавшую лицо чадру.
  К огромному удивлению Кюлюса, вместо смазливого девичьего личика, он увидел лицо молодого белого мужчины. От недоумения брови полковника поползли вверх, но узнать разгадку столь необычного превращения, ему не было суждено. Правая рука лже-невесты уже выдернула из одежды наган и выпущенная из него пуля, разнесла голову любителю местных обрядов.
  Сразу за этим, сидевшие рядом с женихом гости распахнули свои одежды и, выхватив спрятанное оружие, открыли огонь по сопровождавших полковника верховых. Не успели французы прийти в себя, как из окна выходящей на площадь хижины ударил ручной пулемет и в кавалеристов полетели гранаты.
  По своей численности, напавшие на французов махновцы, в разы им уступали, но открытый ими шквальный огонь ошеломил кавалеристов, захватил их врасплох. Одновременно с каторжниками, на солдат Кюлюса напали и негры, палками и мотыгами добивая упавших на землю всадников.
  Подобное поведение прежне покорных воле белого человека африканцев изумило французов ничуть не меньше, ложной невесты и её гостей. Вид с остервенением дерущихся чернокожих жителей деревни, так поразил кавалеристов, что они поспешили ретироваться с деревенской площади. 
  Оставив тела погибших товарищей, кавалеристы бросились прочь из смертельной ловушки, но не успели достичь окраины селения, как столкнулись с колонной, которую вел сам генерал Брисак. Между французами возникла давка и неразбериха, под истошные крики беглецов «Махно! Махно!».
  Оказавшись в столь непростой ситуации, когда казалось мирная деревня, превратилась во вражеский оплот, Брисак проявил себя как настоящий командир. Остановив движение колонны, он приказал солдатам спешиться и занять оборону для отражения атаки, наседавшего противника.
  Завязалась яростная перестрелка, в ходе которой была выявлена численность захватившего деревню неприятеля, а также был получены рапорты о случившейся в селении трагедии. 
  Едва картина стала более ясна и понятна, Брисак решил произвести фланговый обход деревни с целью окружения и уничтожения засевших в ней махновцев. Силы и средства для выполнения этого маневра имелись и вскоре войска перешли к действию.
  Ввязавшийся в перестрелку с главными силами противника, командующий махновцами Аркадий Лихобаб слишком поздно заметил нависшую над его отрядом опасность. В прошлом актер самодеятельности, он блестяще совершил уничтожение полковника Кюлюса, исполнив роль чернокожей невесты.
  Следуя приказу Махно, сразу после устранения командира французов, он должен был покинуть деревню, которую махновцы захватили за несколько часов до появления разведчиков Бертрана. Угнав жителей Каложи прочь под конвоем пяти верховых, Лихобаб вместе с примкнувшими к анархистам африканцами разыграл перед французами ложную свадьбу.
  Весь акт прошел как по нотам, и это сыграло с атаманом злую шутку. Видя, как трусливо бегут французы от горстки его людей, Лихобаб не удержался от соблазна пощипать гордого галльского петуха. Сняв с тела убитого им Кюлюса планшет с документами и добавив к нему бумажник полковника, он решил продолжить преследование отступающего врага. 
  Обманчивая легкость, с которой махновцы изгнали из деревни неприятеля, быстро обратилась для них горьким похмельем. Уж слишком много против них было врагов и слишком быстро они навели порядок в своих охваченных паникой рядах.
  Всего, под командованием атамана было тридцать четыре человека. Негров занявшихся грабежом деревни и трупов убитых французов, Лихобаб в расчет не принимал. Едва ему стала понятна нависшая над отрядом угроза, он отдал приказ к отступлению, оставив прикрывать отход десять человек под командованием Климаря.
  И вновь, ночь встала на сторону махновцев. Упав черным сваном на несчастную Каложи и её окрестности, она позволила Аркадию Лихобабу выскочить из деревни под самым носом у французов.
  Измазанный вперемешку черной смесью превратившей его в негритянку и кровью от раны в боку, Лихобаб яростно подхлестывал коня нагайкой, спеша доставить батьке Махно радостное сообщение о выполнении его задания.
  Оставшийся прикрывать отход атамана Климарь действовал резко и решительно. Отчетливо понимая, что даже при помощи оставленного ему пулемета он не сможет остановить французов, махновец прибег к помощи простого, но вполне эффективного способа.
  По его приказу, махновцы стали жечь сделанные из травы и соломы дома африканцев. Буйный огонь и удушливый дым от разразившегося пожара оказались куда более надежной защитой от солдат Брисака, чем подходившие к концу пули и гранаты махновцев.      
  Последний акт этого сражения разыгрался на окраине Каложи, где столкнулись ворвавшиеся в деревню кавалеристы лейтенанта Мефруа и отступающие махновцы. Схватка было яростная и короткая, где численный перевес оказался решающим фактором.
  Те, кто не погиб от сабель французских кавалеристов, были загнаны в одну из хижин деревни и окружены. Прекрасно понимая, что рассчитывать на снисхождение им не придется, махновцы дрались до последнего, стремясь уничтожить как можно больше врагов.
  Когда патроны закончились, двое из оставшихся в живых махновцев сделав вид, что хотят сдаться, подпустили к себе французов и подорвали себя.
  Взрыв был такой силы, что вспыхнул пожар. Вместе с уже бушевавшим огнем, он уничтожил большую часть селения, несмотря на отчаянную с ним борьбу французов.
  Весь следующий день, несмотря на гневное бурчание Брисака, его войско не двинулось вперед, оставшись на пепелище Каложи. Уставшие от изнурительной борьбы с огнем больше чем от сражения с махновцами, солдаты нуждались в отдыхе, и генерал был вынужден подчиниться обстоятельствам.
  Кроме этого, нужно было с почестями придать земле тела убитого Кюлюса и погибших вместе с ним людей. Всего от рук махновцев в Каложи погибло двадцать пять человек и вдвое больше получили всевозможные ранения.
  Вынужденный потерять день на похороны и зализывание ран полученных в результате коварного нападения «дьявола Махно», генерал занялся свершением суда.
  Первыми перед его грозными очами предстали африканцы, попавшиеся в руки французам при захвате селения. Не желая утруждать себя выяснением, являются ли они бунтовщиками против власти Французской Республики или мирные жители, генерал приказал вздернуть пленных, в назидание другим чернокожим.
  После того как его решение было исполнено настал черед белых. Всю ответственность за гибель полковника Кюлюса и его солдат, Брисак полностью возложил на лейтенанта Бертрана, обвинив его в неисполнении отданного ему приказа. Злость, от понесенных потерь и вынужденного простоя была такова, что Брисак разжаловал молодого офицера в рядовые до конца боевых действий, в назидание другим офицерам.
  Однако, не только один Брисак прибывал в этот день в скверном настроении. Настроение Нестора Ивановича Махно также не было радужным и веселым. Присланный Фрунзе переводчик, по предъявленным ему документам быстро установил, кого на самом деле убил в Каложи Аркадий Лихобаб.
  Горечь от неудачи по устранению генерала Брисака усиливалась от потери в схватке с врагом двенадцати человек вместе с самим атаманом Лихобабом. Добравшись до ставки Махно, отважный анархист умер через несколько часов от сильной кровопотери. 
  Лишившись старого и верного товарища, батька сильно переживал эту потерю, но взяв у него Лихобаба, судьба послала Махно утешительный приз. Тайно прибывшие к нему комбриг Котовский привел свежее пополнение численностью в шестьдесят два человека, а также партию оружия. Оно должно было существенно помочь Нестору Ивановичу в его борьбе с Брисаком.
 - Не журись, батька. На этот раз выбьешь эту французскую фигуру с одного удара. Очень хорошую биту я тебе привез. Надо только поточнее прицелиться и все будет хорошо – подбадривал Махно Котовский, сравнивая его охоту на вражеского генерала с игрой в городки.   
 - Знаю я ваше, все будет хорошо – сварливо отвечал Махно, потрясая длинными, давно не стрижеными волосами. – Все норовите больше каштанов из огня руками моими ребят достать, своих не замарав.
 - Обижаешь, Нестор Иванович – с укоризной молвил собеседник. - У нас с тобой все по-честному, мы ни в чем тебе не отказываем. И оружие, и пополнение пропускаем, как договаривались. Что касается потерь так это война, без них она сам знаешь, не бывает. Ты и твои хлопцы заранее знали, на что идете.
 - Знали, знали. Да только слишком много людей у Брисака оказалось, чем ты мне говорил, ваше высокоблагородие. Сложно воевать – больно кольнул Котовского, Махно намекая на его генеральский чин.         
 - Если ты воевать не хочешь, так скажи сразу, не тяни и иди с миром. Как говорится вот Бог, а вот порог, мы тебе замену быстро найдем – осадил анархиста комбриг.
 - И кого это вы там найдете? – иронично спросил Махно, но по его лицу была хорошо видна настороженность словами Котовского.
 - Да хотя бы атамана Григорьева. Ему за его художества под Белой Церковью вечная каторга присуждена, так он с большим удовольствием сменит её на эти вольные просторы. Или пан Антонюк с Волыни, душевный человек. Больше ста человек лично за душу брал. 
 - Так они вам с губернатором таких дел натворят, что потом сами будете не рады, что связались с ними. Душегубы – одно слово. Раскатает их генерал в пух и прах и порушит все ваши планы – быстро дал задний ход хитрый атаман. Ссора с Фрунзе не входила в его нынешние планы.
 - Я от своих слов не отказываюсь, но только не могу я наугад шарить и терять своих людей. Скажите, где точно находится этот треклятый Брисак и тогда я его кровь из носу, а достану – заявил атаман, зло, клацнув своей шашкой.
 - Ну, это совсем другой разговор,– усмехнулся комбриг. - Сейчас допросим твоих пленных и все узнаем. Только прикажи им на всякий случай глаза завязать.
 - Да не бойся. Поговорим и отпустим на волю – криво усмехнулся атаман, сделав многозначительный жест, но это не успокоило Котовского.
 - Береженного, Бог бережет – комбриг инкогнито находился на французской территории и не хотел иметь лишних свидетелей своей незаконной деятельности.   
  Интенсивный допрос привезенных Лихобабом пленных действительно дал необходимый результат. Теперь махновцы знали отличительные признаки генеральской палатки, и оставалось лишь её уничтожить.
  Три дня после событий у Каложи, анархисты не тревожили французов своими нападениями. Все это время их не было ни слышно и не видно, но этот факт нисколько не повлиял на действие генерала Брисака. Каждый день его войско двигалось в полном боевом порядке, готовое в любой момент вступить в схватку с врагом.
  Любая переправа даже через обмелевшую или засохшую речку, вступление в деревню или разбивка лагеря, были сродни военной операции. Обжегшись на молоке, генерал усиленно дул на воду, несмотря на то, что темп продвижения его войск заметно снизился. 
  Французы усиленно ждали появление Махно. Они точно знали, что его разведчики наблюдают за войском и на третью ночь это случилось.
  В любом деле, главную роль играют малозначащие на первый взгляд детали. Так произошло и на этот раз. Обычно, французы разбивали лагерь незадолго до наступления ночи и следившим за их действиями махновцам, трудно было определить, в каком месте находится палатка генерала Брисака. Не помогали даже морские бинокли, специально привезенные для этого дела Котовским.
  В день нападения махновцев на французский лагерь, приказ об остановке на ночлег был отдан на час раньше прежнего времени. Тряска по ухабистой дороге сильно истомила находящихся в повозках раненых, и генерал был вынужден уступить требованию врачей.
  Именно это обстоятельство, помогло махновцам узнать точное местоположение палатки Брисака и известить об этом атамана.
  Ещё не было полуночи, когда махновцы стянули к лагерю противника все свои силы. Предстояло решающее сражение, и главная роль в нем была отведена оружию, что недавно привез атаману комбриг Котовский. Оно не являлось чем-то особенным, но при правильном использовании, могло сыграть решающую роль в противостоянии генерала Брисака и батьки Махно.
  Весь лагерь был оцеплен плотным кольцом караулов, через которое с большим трудом могли проползти незамечено несколько человек. Для десяти и более человек это было невозможно, но махновцы не собирались с боем прорываться к генеральской палатке.
  Вместо них эту работу должны были сделать мины, которые выпустили по французскому лагерю люди, прибывшие в стан анархистов вместе с Котовским. Выпущенные умелой рукой, они принялись неистово кромсать белые палатки спящих французов.
  Ночь, которая всегда была на стороне махновцев, теперь изменила им. Она не позволяла артиллеристам вести прицельный огонь и потому, они били исключительно по площадям. 
  Разрывы мин и возникшие пожары были слабым подспорьем, но стоявшие у минометов люди хорошо знали свое дело. Ни одна выпущенная ими мина не разорвалась просто так. В плотном скоплении белых палаток, каждый взрыв находил своих жертв, раня и убивая солдат противника.   
  Появление у махновцев артиллерии было настоящим шоком для французов. Привыкшие воевать либо с плохо вооруженным соперником, либо имевшим сходное с ними вооружение, солдаты заморских территорий в ужасе разбегались, заслышав пронзительный свист падающих на них мин.
  Будь в распоряжении Махно полноценная батарея с полным боекомплектом, и он имел бы шанс наголову разбить противника. Однако у него было всего три миномета с ограниченным запасом мин, благодаря чему он мог нанести неприятелю чувствительный урон, но никак не мог разгромить врага.
  Как не сильна была возникшая паника среди французов, как бы яростно не атаковали его кавалеристы со страшным криком «Махно!» при поддержке вооруженных копьями и саблями негров, добиться полноценной победы он так и не смог.
  Выучка и численное превосходство противника вновь оказались тем фактором, что закрыл Нестору Петровичу дорогу к триумфу над врагом. Потеряв двести шестьдесят три человека убитыми и ранеными, часть обоза и снаряжения, французы все же смогли отразить нападение махновцев на свой лагерь.
  Твердо веря, что ещё не отлита предназначенная ему пуля, батька Махно дважды вел своих кавалеристов на врага, и каждый раз был вынужден повернуть обратно. Первый раз, когда махновцы ворвались в лагерь, и завязалась рукопашная схватка, в самый решающий момент к изнемогающему под натиском махновцев противнику подошла подмога.
  Вместо того чтобы прятаться от страха перед «русским дьяволом», один из младших офицеров сплотил вокруг себя солдат и стремительно ударил махновцам во фланг. Сделано это было так неожиданно, что махновцы растерялись и были вынуждены отступить, несмотря на гневные крики атамана.
  Второй раз, попавшие под удар французы не оказали серьезного сопротивления анархистам, и они дошли почти до средины лагеря, где находился штаб отряда и палатка генерала Брисака. В зареве огня Махно хорошо различал нещадно сеченную разрывами мин палатку и флагшток с трехцветным знаменем. До заветной цели оставалось совсем чуть – чуть, как атамана в руку ранила вражеская пуля.   
  От пронзившей локоть острой боли Махно сжался в седле, припал к гриве своего коня и этого, оказалось достаточно для срыва атаки. Сразу же раздались истошные крики «Батьку убили, батька погиб», наступательный дух моментально покинул войско атамана и махновцы отступили.
  Разъяренный неудачами Махно был готов вести своих товарище в третью атаку. Скрипя зубами от боли, он вскочил на коня, но раненая рука не позволяла ему взмахнуть саблей. Тогда атаман взял в руки маузер, но и он оказался слишком тяжелой ношей для его руки.
  С громким проклятьем Махно бросил на землю изменившее ему оружие и собрался скакать на врага безоружным, но стоявшие рядом с ним махновцы силой остановили своего атамана. С криками: - Остановись батька, не твой сегодня черед, - они стащили рыдающего от бессилия Махно и отступили.
  Так закончилось это сражение, между войском Французского Судана и гражданами Вольной республикой анархистов. Несмотря на все надежды и усилия атамана, генерал Брисак остался жив. В самом начале обстрела, осколок мины перебил ему голень ноги. Благодаря этому, генерал упал на пол штабной палатки и уцелел. Разорвавшаяся вслед за этим мина выбила не только весь штаб отряда, но и пришедших на совещание старших офицеров.
  Когда утром Брисаку донесли о потерях его войска, генерал не раздумывая ни секунды, дал приказ к отступлению на Бамако. Конечно, даже после этой атаки Брисак мог продолжить поход к берегам Нигера, до которых оставалось всего три дня пути, но доктор очень опасался возникновения у генерала гангрены и Брисак благоразумно отступил. Лучше быть живым неудачником, чем мертвым героем.


                Документы того времени.               
 


                Выписка решения из протокола заседания трехсторонней комиссии управления подмандатными территориями Ближнего Востока от 10 июня 1925 года.

              Внимательно изучив вопрос, представленный к рассмотрению специальной комиссии российской стороной о создании из части подмандатных территорий Англии, Франции и России, с компактным проживанием лиц курдской национальности единой автономной области, Высокая комиссия большинством голосов (три против одного), дала отрицательное заключение. Верховные комиссары подмандатных территорий Сирии и Месопотамии, а также специального представителя Генерального секретаря Лиги наций посчитали, что постановка данного вопроса к рассмотрению преждевременна и носит сугубо популистский характер.
  Учитывая, что никогда ранее компактно проживающие на территориях находящихся под управлением трех держав победителей курдские племена не имели своей государственности, а также низкий культурный уровень этих племен, Высокая комиссия высказывает опасения, что создание единой автономной области может привести к большим нежелательным последствиям.
  Принимая во внимание позицию российской стороны направленную на предоставление представителям курдской национальности большей самостоятельности, Высокая комиссия считает возможным разработать и утвердить специальную программу, которая позволит представителям курдского народа принять участие во внутреннем управлении территорий с их компактным проживанием. Программа должна быть представлена к рассмотрению Секретариату постоянных членов Лиги нации и вступит в действие после её утверждения на заседании Секретариата.
  В качестве территории, на которой эта программа должна будет пройти свою апробацию, Высокая комиссия считает необходимым определить азиатские территории бывшей Турецкой империи находящиеся под мандатным управлением России.
  Срок разработки и подачи проекта данной программы, определяется годом с момента опубликования этого решения в сборнике официальных документов Лиги наций. Срок рассмотрения и утверждения, определяется в шесть месяцев с момента поступления проекта программы в Секретариат Лиги наций. Срок действия этой программы с момента её утверждения Генеральным секретарем Лиги наций сэром Джеймсом Драммондом три года, с возможным продлением срока действия программы ещё на два года. 
  Осознавая всю серьезность и важность этого вопроса в жизни Сирийского и Иракского арабского королевства, а также Персидского государства, Высокая комиссия считает, что повторное возвращение к рассмотрению этого вопроса возможна только через шесть лет. В случаи, если российская сторона предпримет какие-либо шаги, направленные в обход принятого решения, то Высокая комиссия считает себя вправе поставить на Заседании Лиги наций вопрос о прекращении действия мандата России на управление курдскими территориями.         
   

                Председатель трехсторонний комиссии Родни Вульферт. 
 




                Глава VIII. Республика наносит ответный удар.



                Известие о неудачах генерала Брисака всколыхнули Париж. Едва только телеграф принес первые сообщения об отступлении колониальных войск, все передовые страницы столичной прессы заполнились траурными заголовками.
  - «Позор французскому оружию!», «Каторжник Махно разбил генерала Брисака!», «Африканское Ватерлоо!», «Император Наполеон не вынес бы такого позора!» - громко кричали юные продавцы газет, призывая испуганных обывателей поскорее купить газетный листок со столь хлесткости и зловещими заголовками. И их охотно брали. Лишний раз, подтверждая старое правило журналистики - чем страшнее и ужаснее звучит название передовицы, тем её охотнее возьмут. 
  Газетные волнения незамедлительно нашли отклик и в стенах французского парламента. Уже к вечеру следующего дня, был поставлен вопрос о приглашении на парламентское слушание министра по делам заморских территорий. В день, когда это случилось, в гостевой ложе парламента яблоку было негде упасть, а все коридоры были полны журналистов. Все ожидали услышать из уст министра сенсационные подробности неудачи французских войск на Нигере и прочие откровения, но этого не произошло.
  Господин Гастон Месмер ограничился сухой констатацией того, что направленные на подавление действий беглого каторжника Махно, колониальные войска Французской Республики были вынуждены отступить в Бамако, не дойдя до Ниамее, менее ста километров.
  Как не пытались парламентарии выудить из министра дополнительную информацию относительно событий во Французском Судане, они не добились своего. Министр скупо признавал наличие факта вооруженного столкновения с мятежниками, но без каких-либо подробностей. На все требования дать развернутое объяснение, Месмер призывал дождаться возвращения Брисака в Бамако, ссылаясь на отсутствие у него необходимой информации.
  Разочарованные журналисты и парламентарии попытались выяснить положение дел в военном министерстве, но и там их ждало разочарование. Военные в категоричной форме отказались давать комментарии, ссылаясь на то, что колониальные войска не входят их подчинение.
  Пять дней столица Франции бурлила в ожидании новых вестей из Африки, определяя в главные виновники, неудачи французского оружия в Судане Брисака. Отсутствие ясности не позволяло газетчикам требовать скальпа генерала, но кучу различной гадости и помоев, они успели вылить на его голову.
  Новости, проливающие свет на события в Африке пришли вечером шестого дня но, к огромному сожалению, они опоздали. Опоздали, так как неудача на Нигере уже мало интересовала жителей столицы и всей метрополии. За сутки до этого ужасное преступление потрясло Париж, и все внимание обывателей было приковано к поискам кровавого маньяка зарезавшего четырех проституток в Булонском лесу. 
  Важность событий на Нигере и убийством жриц свободной любви по своей значимости были несопоставимы, но таковы были реалии двадцатых годов. Французские потребители спешили жить полноценной на их взгляд жизнью, в которой эпатажная выставка авангардиста была важна и интересна жизни всего государства в целом.
  К событиям в Судане вернулись ровно через две недели, после опубликования правительством специального коммюнике и тональность статей разительно поменялось. Теперь Брисак представил не заклятым неудачником не сумевшим одержать вверх над заурядным каторжником, а мудрым военачальником. Лишившись старших офицеров в результате коварного нападения мятежников на свой штаб, генерал принял единственно верное в сложившейся обстановке решение отступить, дабы не подвергать риску уничтожения всего войска. Как не храбры и отважны были оставшиеся младшие офицеры, но в полной мере заменить выбывших товарищей они не могли.
  Это была концептуальная основа военного дела во Франции, и перешагнуть через неё могла только такая смелая и одаренная личность как Наполеон Бонапарт или Евгений Савойский в разгаре их воинской славы. Все другие рискнувшие это сделать, автоматически попадали в разряд якобинцев и карбонариев со всеми вытекающими из этого последствиями.   
  Теперь главной фигурой газетной критики становился Нестор Махно. «Страшное чудовище!», «Распространитель заразы анархизма в Африке!», «Русский черт!» - такими громкими эпитетами наградили его редакторы главных французских газет. Причем последний эпитет плавно перетек в утверждение о наличие «русского следа» в неудачах Брисака.
 - Откуда у беглых каторжников гранаты и минометы!? – гневно вопрошали газеты и тут же сами отвечали, - это оружие Махно получил от губернатора Фрунзе!
  Стоит признать, что подобные утверждения были недалеки от истины и гневные требования парижан, наказать потерявших честь вчерашних союзников являлись вполне правомерными. Однако тут, как это часто бывает в Большой политик, включился хитрый дипломатический принцип: «не пойман – не вор». Можно сколько угодно говорить гневные «филиппики» в адрес подозреваемого, но без веских доказательств, все громкие слова превращались в пустое сотрясание воздуха в стенах парламента и за его пределами.
  Реакция Москвы на возникшие обвинения была быстрой и жесткой. Едва только парламентарии заговорили о своих подозрениях, не дожидаясь официального запроса со стороны министерства иностранных дел Франции, русский посол в Париже господин Максимов выступил со специальным заявлением.
  Умело изобразив оскорбленную грязными подозрения бывших союзников невинность, господин посол потребовал провести экспертизу осколков мин с места последнего сражения с Махно. Даже если французы не проводили обследование места боя, они наверняка извлекли их из тел своих раненных и убитых солдат и офицеров. Это были стандартные действия, и отсутствие их наводило тень сомнение на самих пострадавших.
  Настаивая на предъявления осколков мин, господин Максимов ничем не рисковал, ибо заранее знал, что они будут какого угодно производства, только не русского. Многолетний опыт дипломатической работы прекрасно позволял ему читать между строк, пришедшего из Москвы сообщения.
  Предчувствие не обмануло посла. После непродолжительной заминки, французские дипломаты с большой неохотой и задержками объявили, что мины поразившие солдат генерала Брисака были германского и английского производства.
  Это сообщение раскололо столичные газеты на два лагеря. Бульварная пресса разразилась массой статей посвященных разоблачению коварного заговора Москвы, тогда как солидные издания стали требовать серьезного и всестороннего расследования.
  Каждая из сторон усиленно доказывала своим оппонентам и читателю свою правоту и на этом фоне, отступление Брисака уже не казалось страшным позором для французского оружия. О ней вспоминали сквозь зубы как о неприятном дне в истории страны, предоставив военным и дипломатам самим разбираться в ней до конца.
  Постепенно интерес к событиям в Африке утратил свою остроту у французских обывателей. Жизнь подкинула им новые проблемы и сенсации, но в отношениях двух великих держав Европы по едкому замечанию одного ярославского деятеля, осадочек остался.
  Начиная со времен Плантагенетов, между Англией и Францией постоянно шли бесконечные споры, кто из двух стран главнее. В годину лихих испытаний, когда двух стран появлялся общий враг, дух соперничества угасал, но едва наступал мир, все возвращалось на круги своя.
  Каждое государство занималось исключительно собственными интересами, мало заботясь об интересах своего вчерашнего союзника. Единственно, что могло уменьшить трение их интересов – это появление интересов третьего лица, чье присутствие на мировой арене вызывало недовольство и у Лондона и у Парижа. 
  Таким третьим лицом в начале десятых годов была Германия, теперь ею стала Россия. Оба лидера Европы были крайне недовольны тем, куском пирога, что достался русскому медведю. Его выход на просторы Средиземного моря сильно обеспокоил Джо Буля и папашу Крюшона, которые всеми силами старались нивелировать последствия этого события.
  Пользуясь внутренней неспокойностью Греции связанной со свержением короля, англичане при тайной поддержке французов, получили от греческого правительства разрешение на создание на территории республики двух военно-морских баз. В Никосии на Кипре и на Корфу в Ионическом море. Стоит ли говорить, что для лишившейся Мальты и Гибралтара Англии, это разрешение было подарком божьим.         
  Особенно важным было разрешение на открытие базы на Корфу, не столько из-за его географического положения, сколько из-за его истории связанной с адмиралом Ушаковым.
  Поднятие британского флага в тех местах, где за свободу греческого народа гибли русские моряки, было звонкой пощечиной для России.
  Для устранения «осадочка» между интересами двух стран, была организована дипломатическая встреча. Интересы Лондона на ней представлял помощник британского посла Чарльз Сеймур, Париж был представлен Морисом Бурбане. Вопросы, рассматриваемые на ней были сугубо государственные, но джентльмены не были бы джентльменами, если бы не совместили нужное с приятным.
  По обоюдному согласию сторон. Встреча произошла в Фоли-Берже, где блистала несравненная Жозефина Бейкер. Пикантность её выступлений заключалась не только в голосе певицы и темной окраски кожи, такого добра в Париже имелось в избытке. Прибывшая во Францию американка представала перед публикой с минимальным количеством одежды, состоявшей из павлиньих перьев и юбочки из бананов.
  Столь откровенно провокационный наряд, вместе с гладким, лишенным всякого намека на худобу, но и без откровенных излишеств телом, влек мужчин на выступления Жозефины, как яркий свет влечет к себе ночных мотыльков. Распыленные подобной смелостью, они во все глаза смотрели на то, как она исполняла чарльстон, игриво покачивая едва прикрытым телом в такт музыки.
  Необычайная пластика танцовщицы, высокая крепкая грудь и белозубая улыбка в один миг пленили мужскую половину Парижа. Газеты восторженно писали, что приезжая чернокожая танцовщица – это та самая черная Венера, что являлась во снах знаменитому поэту Бодлеру.
  С каждым днем число её поклонников множилось в возрастающей прогрессии, слава уверенно набирала обороты, но при всем этом, Жозефина не теряла головы. Умело используя интерес публики к своему телу, она не переходила грань, разделявшую смелую эротику и откровенную порнографию. Танцовщица принимала восторги и почитание со стороны столичных нудистов, но всякий раз отказывалась выступать на их собраниях.   
  Оба джентльмена остались довольны своим посещением кабаре. Танцовщица нисколько не разочаровала господ дипломатов. В её быстрых и уверенных движениях действительно проступал природный магнетизм, как об этом говорили маститые знатоки. Трудно было отвести взгляд от танцев чернокожей красотки, особенно когда она делала стремительный разворот. В этот момент у зрителей рефлекторно перехватывало дыхание, ибо было совершенно непонятно куда смотреть. На зазывно колыхающуюся тугую упругую грудь с крупными розовыми сосками танцовщицы. Или на разлетающиеся во все стороны лоскутки банановой юбки, что скрывали от пожирающих глаз зрителей последнюю пикантную тайну чернокожей чаровницы.
  По степени сложности, данная задача была сравнима с терзаниями легендарного осла Буридана, но полностью противоположна по приятности.
  Насладившись многогранными талантами госпожи Бейкер, господа дипломаты перешли к кофе, и неторопливо смакуя этот божественный напиток, приступили к обсуждению африканских проблем.
 - Надеюсь, что ваше ведомство господин Бурбане не воспринимает всерьез утверждение газеты «Фигаро» о причастности моей страны к событиям в западном Судане. Смею вас заверить, что правительство Его Высочества не имело и не имеет никаких дел с этим беглым каторжником Махно. Всему есть свои пределы – как истинный дипломат, Сеймур говорил доверительно. с широко раскрытыми глазами, но его собеседник тоже был в дипломатии не первый год и хорошо знал этот прием.
 - Охотно бы хотел верить вашим словам, господин Сеймур, но согласитесь, что мины это не такой ходовой товар как скажем винтовки и патроны. Их просто так не купишь в любой африканской лавке, тем более такой большой партией. Наши эксперты считают, что по нашим солдатам было выпущено не менее пятидесяти мин – француз вопросительно поднял бровь.
 - Они могли достаться Махно в военных складах Ниамеи. Ведь именно туда вами был вывезен трофейный немецкий арсенал из Ломе. Очень может быть, что среди этого оружия были и мины.
 - Очень может быть, но там никогда не было мин британского производства. Это я знаю точно.
  Между собеседниками возникла напряженная пауза, которую англичанин поспешил разрядить.
 - Да, я читал заключение ваших экспертов, господин Бурбане. Единственным разумным объяснением этого прискорбного факта, может быть – хищение подобных боеприпасов с наших военных складов в Лагосе. Увы, такие недостойные факты всегда случаются в любой армии и чем дальше от метрополии, тем число их возрастает – Сеймур сокрушенно развел руками.
 - Даже если это так, то возникает законный вопрос, как эти мины из арсенала Лагоса попали в руки Махно? Пешком до Нигера, а оттуда по воде в Ниамей при полном попустительстве солдат Его Величества?
 - Я убежден, что за всеми этими событиями стоит русский губернатор Того господин Фрунзе, делающий все, чтобы посеять недоверие между нашими странами – столь неожиданный пассаж Сеймура вызвал скептическую гримасу у француза, но британец не отступал. - Да прямых доказательств у нас нет, и вы вправе мне возразить, что не пойман – не вор и будете правы. Однако если внимательно рассмотреть все имеющиеся в нашем распоряжении факты, образуется весьма интересная картина.
  Англичанин ловко выудил из коробка спичку и торжественно положил её между кофейными чашками.
 - Вначале, по халатности русских жандармов бегает опасный преступник Махно, которого они должны были охранять с особым усердием. При этом с ним сбегают несколько его сообщников, число которых русские не могут назвать точно и начинают они действовать на территории вашего Судана – торжественно изрек британец, но Бурбане резонно возразил.
 - Если мне не изменяет память в конце прошлого века с вашей австралийской каторги также сбежал особо опасный преступник Патрик О, Нели, поимка которого растянулась на несколько лет. Что же касается появления бандитов в Западном Судане, то это вполне понятно. Любой беглец инстинктивно спешит пересечь границу и укрыться на соседней территории. К тому же, Махно анархист, ему необходим простор, а размеры русской колонии ему тесны. 
 - Все это так, но благодаря появлению Махно, Фрунзе смог увеличить вооруженные силы колонии. Одна только бригада Котовского вдвое увеличила свою численность, тогда как немцам для поддержания порядка было необходимо около тысячи человек – англичанин положил вторую спичку, но и этот аргумент не убедил француза.
 - Если быть точным, Фрунзе стал увеличивать численность своих войск с приходом в наш регион арабов. Махно стал лишь поводом для продолжения этой тенденции.
 - Прошу заметить удобным поводом – настаивал англичанин.
 - Хорошо пусть будет удобным, но согласитесь ограничивать право белого человека на свою защиту от черных дикарей – невозможно. Я хорошо знаю, к чему могло привести восстание готтентотов, не прояви немцы решимость и твердость в его подавлении. 
 - Однако обладая такими силами, господин Фрунзе и пальцем не пошевелил, чтобы оказать вам помощь в борьбе с Махно. Ему очень выгодны ваши трудности в Судане из-за чего вы теряете контроль над этой областью – многозначительно намекнул Сеймур, выложив свой последний довод, но и он не пробил толстую кожу упрямства француза.
 -Точно также как и вам – ехидно уточнил про себя Бурбане, разглядывая спичечную линию британской логики.
 - Границы французских колоний священны и любое несанкционированное появление иностранных войск на их территориях означает начало войны с Францией – важно объявил дипломат, не допуская какого-либо возражения. - Что касается помощи со стороны Фрунзе, то на момент начала похода генерала Брисака, положение в Судане нам не казалось опасным. Предложи он нам тогда помощь в борьбе с Махно, даже без всяких условий, она бы не было нами принята.
  Сеймур понимающе кивнул головой и в этот момент, его собеседник сделал неожиданный ход.
 - Тогда эта проблема не представлялась такой сложной, чтобы просить о военной помощи, но теперь, мы охотно согласны получить её от губернатора протектората Нигерия, генерала Джорджа Льюиса. Она - позволила бы нам навсегда позабыть этот скверный эпизод с британскими минами.
  Француз выжидательно посмотрел на Сеймура, но у того на лице не шевельнулся ни один мускул. 
 - Помощь белому человека – белому человеку на таком сложном и опасном континенте как Африка, священная обязанность любого цивилизованного европейца, но не все так просто в этом вопросе. Наша партия одержала победу на парламентских выборах, только благодаря твердому заявлению премьер министра Болдуина, что в ближайшие пять лет будут годами мира для Англии и повышения военных расходов не будет – с расстановкой произнес англичанин, убивая всяческие надежды у Бурбане.
 - Даже для ваших войск находящихся в протекторате? Ведь их численность осталось прежней с тех времен, когда они блестяще разгромили войска кайзера в Камеруне. Я полностью уверен, что генералу Вудстоку не доставит большого труда разгромить шайку беглых каторжников – настаивал француз, но представитель туманного Альбиона был непреклонен.
 - В войне трудно быть полностью уверенным в успехе, особенно когда имеешь дело с таким противником как русские. Генерал Вудсток достойный представитель британской армии, но правительство Его Величества опасается, что война с Махно может затянуться и это даст сильные козыри нашим политическим оппонентам. 
 - Прекрасный честный и правдивый ответ союзника! Воюйте с Махно сами, а мы подождем во избежание конфуза нашего оружия. Спасибо! – гневно бросил язвительную реплику Бурбане, - только хочу вам напомнить, что неудача Брисака создала опасный прецедент не только для нашего Судана, но и для вашего протектората Нигерия.
 - Я полностью уверен в том, что получив подкрепление, генерал Брисак или его приемник положит конец деятельности Махно ещё до конца года и даже раньше. Самое главное лишить бандитов тайной помощи Фрунзе.
 - И как вы это видите? Путем установления полной морской блокады Ломе? Но это нонсенс! Лига наций никогда не пойдет на это.    
 - Проще и эффективнее нанести по русским удар здесь, в Европе и тогда у них не будет времени для тайных игр в Африке.
 - У моего правительства также как и у вашего правительства нет намерений, начинать с русскими большую войну.   
 - Никто не говорит о Большой войне с Россией, господин Бурбане – британец одернул своего собеседника с таким видом, как будто тот сказал серьезную глупость и непристойность. – Речь идет лишь о небольших приграничных конфликтах. Вашим сателлитам Польши и Румынии, имеющим свои территориальные претензии к Москве сделать это будет не трудно.
 - Даже небольшие конфликты стоят денег, а Франция ещё не в полной мере восстановилась после этой ужасной войны. В отличие от Объединенного Королевства.
 - Мы также как и вы пострадали от действия немцев, хотя и не в такой мере. Что касается денег, то в этом случаи их может потребоваться, очень мало. Главное дать гарантии этим государствам, что их действия получат политическую поддержку двумя главными игроками мировой политики в Лиге наций и дело сделано. Они сами найдут деньги на войну, и смею вас заверить, будут стараться на совесть.
 - Вашими бы устами мед пить, господин Сеймур – бросил француз, быстро оценив всю иезуитскую тактику британской дипломатии, таскать из огня каштаны чужими руками. Все грязную работу должна была сделать Франция, тогда как Англия отводила себе роль стороннего наблюдателя. В случаи успеха – мы союзники, в случаи неудачи – виноваты сами.    
  Обсуждение вопросов такого порядка было вне компетенции Бурбане, и он решил завершить встречу. Демонстративно отодвинув от себя, пустую чашку с остатками кофе, он холодно взглянул в лицо собеседнику
 - Я обязательно передам своему руководству озвученное вами предложение, господин Сеймур. Можете в этом не сомневаться, но это совершенно не означает закрытия вопроса об оказании протекторатом Нигерия военной помощи против Махно. Насколько я знаю, подобное официальное обращение тщательно прорабатывается специалистами нашего министерства.
  Француз замолчал, но едва Сеймур попытался открыть рот, вновь заговорил.
 - Да, чуть не забыл. Мое правительство не будет оказывать давление на газету «Фигаро» с целью опубликования опровержения своей прежней статьи. У нас знаете, демократическая страна со свободной прессой, где каждый волен излагать свою собственную точку зрения, как это завещал великий Вольтер.
  Англичанин, молча, проглотил полную яда пилюлю и холодно откланялся. Британский лев и французский леопард в очередной раз продемонстрировали невозможность длительного союзничества между собой в мирное время. Но идея озвученная мистером Сеймуром получила продолжение. Пустить кровь чужими руками своему недавнему союзнику, получившему слишком много преференций по окончанию войны, пришлась по душе обитателям Елисеевского дворца. Вне зависимости, доказана его вина или нет.
  Главным орудием в акте возмездия была избрана Польша. Уж слишком много горючего материала осталось в Речи Посполитой, в отличие от Румынии, где антироссийские настроения пошли на спад. Наиболее активные зачинщики молдавского «передела» были ликвидированы руками пограничников и представителями ведомства генерала Щукина. Оставшиеся лидеры молдаван предпочли вести пропаганду со своего берега Сирета и вместо вооруженной борьбы занялись контрабандой. 
  Вождем «порубежников» стал полковник Булак-Балахович, внезапно оставивший ряды польской армии. После прихода к власти генерала Рыдз Смигла многие прочили ему блестящую воинскую карьеру, но полковник предпочел теплому месту в Варшаве иное поприще.
  На деле ощутив, что с помощью винтовки и сабли можно реально изменить положение вещей, полковник загорелся желанием принести родине ещё большую пользу. Вслед за свержением режима продажных политиков он решил изменить границы своего государства.
  Конечно не от «моря до моря» как мечтали ярые националисты, а только восточное Завислье, до Буга и Нарева, что осталось в руках русского медведя после окончания войны. Как не сделать это святое для польского шляхтича дело, когда по ту сторону границы помнят и ждут, а большие умные дядьки обещают свою помощь, словом и делом.
  Собрать под свои знамена полторы тысячи человек, для Булак-Балаховича дело было не трудным. После смены власти в Варшаве в стране оказалось много желающих пострелять и помахать саблей ради славы родного отечества и собственного удовольствия.
  С оружием для армии «освободителей восточных польских земель» особых проблем не возникло. Этого добра в Польше после войны осталось в приличном количестве, да и коменданты военных складов, услышав тайное слово из Варшавы, помогли господам новым повстанцам чем бог послал.   
  Сами официальные власти дистанцировались от действий и намерений полковника Балаховича. Им нужно было получить легитимность собственных действий по смене режима от мирового сообщества, но при этом новоиспеченный маршал Рыдз Смигл пальцем не пошевелил, чтобы одернуть полковника.
  Сотни варшавян собирали средства на помощь повстанцам, чей штаб обосновался в предместье столице Праге, под присмотром полиции. При этом служители закона охраняли людей Булак-Балаховича от тех поляков, кто был не согласен с намерениями полковника.
  Российский посол в Варшаве Сергей Безруков довольно вяло реагировал на все эти события. Все его действия сводились к подаче протеста на действия Балаховича, который действовал вполне открыто. Выпив дежурную чашечку кофе и выслушав заверения, что правительство маршала Рыдз Смигла обязательно разберется с непокорным полковником, господин посол удовлетворенно покидал министерство. 
  Все материалы, направляемые им в Москву, содержали только одну мысль; сейчас у поляков трудный внутренний период из-за чего арест полковника временно невозможен, но все его действия под контролем полиции.          
  Бедный посол совершенно не подозревал, что кроме «освободителей восточных территорий», у поляков имелся ещё украинский «освободительный» проект Симона Петлюры. Доставшись в наследие от Австро-Венгерской империи, он не был предан забвению, а тщательно сохранен до лучших времен, которые, по мнению кураторов теперь настали.
  Собранные под Краковом, сотни освободителей Галиции и Волыни, исконно украинских земель, ждали сигнала к выступлению. Вооруженные исключительно стрелковым оружием, не имея в отличие от армии Балаховича лошадей, они должны были зажечь факел свободы в лесах галицийского Прикарпатья.
  Полностью копируя действия Наполеона Бонапарта, Булак-Балахович приурочил свой освободительный поход на восток к 24 июню. Полковник специально выбрал этот день, стремясь сделать приятное своим западным кураторам.
  Благодаря тому, что согласно мирному договору с Польшей Россия не могла держать на границе крупные воинские соединения, прорыв банд Булак-Балаховича прошел успешно. Смяв слабый пограничный заслон, поляки напали на заставу и полностью вырезали её, включая женщин, детей пограничников, а также помогавших им по хозяйству поляков.
  Сам полковник не принимал участие в этих зверствах. Ими руководил его помощник Владислав Павловский. Ворвавшись на территорию заставы, конные поляки принялись рубить выбегающих из казармы пограничников. 
  Многие из них были подняты со сна и не успели, не только взяться за оружие, но и толком одеться. Застигнутые врасплох, они не смогли оказать серьезного сопротивления врагу и все погибли под вражескими саблями.
  Единственным местом, где поляки получили серьезный отпор, была оружейная комната. В ней забаррикадировался помощник коменданта заставы вместе с несколькими бойцами. На все предложения сдаться они отвечали пулеметными очередями и винтовочными выстрелами.
  Крепкие стены и толстая железная дверь не позволяли полякам быстро сломить их сопротивление и тогда, майор Павловский приказал сжечь все строение.
  Выстроившись в «мертвой зоне» огня поляки ждали, что пограничники побегут из оружейной комнаты, но её дверь так и осталась закрытой на крепкий засов изнутри. «Зеленые фуражки» задохнулись от дыма и огня, но так и не сдались врагу.
  Раздосадованный упрямством русских, Павловский выместил всю свою злобу на женщинах  и детях, оказавшихся в его руках. Все они погибли под ударами сабель и штыков, озверевших от вида и запаха крови палачей. Сам майор лично зарубил находящуюся на седьмом месяце беременности жену коменданта, несмотря на её плач и крики.
  Та же участь постигла и четырех поляков, которых «освободители» взяли в плен на кухне заставы.
 - Вы помогаете врагам Польши, и значит, не имеете никакого права на снисхождение! – грозно выкрикнул Павловский стоявшим перед ним пожилым крестьянам.
 - А ну-ка ребята, поднимите их на штыки, чтобы другим впредь было неповадно служить нашим врагам! – приказал майор своим подручным, и вскоре все было кончено.
  Банда уже покидала заставу, когда в руки поляков угодил сам комендант заставы. За день до нападения врага он был вызван в управу и потому не был на заставе во время нападения врага.
  Увидев черные клубы дыма со стороны заставы, он, не раздумывая, поскакал вперед, и очутился в лапах бандитов. Суд господ над пограничником со стороны «освободителей» был скор и быстр, и коменданта повесили среди развалин его заставы.
  Вторгнувшись на русскую территорию, Булак-Балахович двинулся на маленький городишко Лапы, с занятием которого открывалась прямая дорога на Белосток.
  Отсутствие регулярных войск на этом направлении благоприятствовало замыслам поляков. Огнем и мечем, они прошлись по земельным коммунам, что прибыли сюда из центральной России по приглашению правительства.
 - Это наша земля! – кричали поляки, сжигая поселения и умерщвляя пойманных коммунаров.
  На дворе стоял двадцатый век, но то, что творили господа «освободители» мало чем отличалось от махрового средневековья. Плененных коммунаров вешали, распинали на крестах или деревьях прибивали руки и ноги несчастным людям гвоздями. 
  Очень быстро вспомнилась старая шляхетская забава, когда человеку вспарывали живот и засовывали внутрь кошку или хорька. Не осталось в стороне отсекание рук у мужчин и грудей у женщин, перед тем как посадить их на кол. 
  В одно мгновение весь блестящий европейский лоск слезал с лика господ «освободителей» возвращая кровавые времена Еремея Вишневецкого, призывавшего поляков казнить своих врагов так, чтобы те, страдая от мучений, молили о смерти.
  Все гадкое, звериное, что веками скрывалось за шляхетской куртуазностью и умными рассуждениями что «Польша це Европа» вырвалось наружу из-за красивого фасада, стремительно заливая «освобождаемые» земли кровью и смертью.
  Имена та легкость, с которой «армия», принявшего от своих подручных звание генерала Балаховича проливала людскую кровь, оттолкнула многих поляков от немедленного вступления в ряды «освободителей».   
  Нет, они, конечно, желали вернуться в состав горячо любимой Польши, но более цивилизованным путем. За восемь лет относительно спокойной жизни в составе Российской Республики, они уже несколько позабыли ту легкость, с которой на войне решались любые проблемы. Ценность человеческой жизни, с каждым мирным годом все возрастала и люди предпочитали решать свои проблемы мирным путем, а не с помощью пули или петли.
  Отсутствие большого притока добровольцев, заставило Балаховича внести изменение в прежнюю тактику, добавив к кровавой сабле небольшой пряник милосердия. Это проявилось в боях за городок Лапы, который от нашествия бандитов защищал сборный отряд, состоящий из полиции и местного гарнизона. Общая их численность не превышала ста человек, но и они смогли дать врагу достойный отпор, грамотно организовав оборону.
  Будь «армия» Балаховича хотя бы на треть, посажана на коней, и история обороны Лапы была бы другой. Польская кавалерия у коменданта городка штабс-капитана Веревкина не было времени, чтобы организовать защиту Лапы. Лихой авангард Владислава Павловского взял бы городок «на пику», но вынужденный постоянно поджидать вечно отстающую пехоту, он просто упустил время.
  Когда кавалеристы попытались ворваться в Лапу, они везде натыкались на пулеметы и плотный оружейный огонь. Дважды Павловский пробовал на зуб русскую оборону и каждый раз его конные откатывались назад, неся потери.
  Только с подходом основных сил поляков, в сражении за Лапу произошел перелом. Связав защитников городка фронтальной атакой пехоты, Булак-Балахович бросил свою кавалерию в обход и внезапный фланговый удар Павловского решил исход этого боя.
  Все те, кто не погиб под саблями кавалеристов или не успел убежать из городка на восток, предстали перед грозными очами генерала «освободителя». Окровавленные и избитые, семнадцать человек были выведены на главную площадь, где Булак-Балахович стал вершить  свой «справедливый» суд.
  Всех русских, начиная от помощника коменданта Лапы поручика Дуничкина и кончая нижними чинами, пан Станислав отправил на висельницы, которые его подручные принялись сооружать сразу с захватом городка.
  Что касается тех пленных, кто оказался белорусом или украинцем, пан атаман щедро даровал жизнь. Ловко представив дело так, что русские насильственно заставили их сражаться против поляков, он отпускал пленных, говоря такие напутственные слова.
 - Видно сильно мать твоя перед богом молила за твою жизнь хлопец, если господь не велит мне проливать твою кровь. Иди и помни мою милость, и чти свое мать, спасшую тебя сегодня от верной смерти.
  Ход был весьма эффектный, хотя и отдавал откровенной театральщиной. Помилованный человек, как правило, плакал от счастья, падал на колени и благодарил пана атамана, а затем бежал под улюлюканье верховых.
  Для усиления действенности этого представления следовало бы увеличить число помилованных людей и уменьшить число казненных, но Балахович не смог перебороть в себе пагубную страсть к вешательству. Вид болтающегося в петле человека доставлял ясновельможному пану большое удовольствие, да и потери, понесенные при взятии Лапы, не располагали генерала к расширению границ милосердия. Из семнадцати человек только шестеро получили свободу, а остальные обрели вечный покой. 
  Верша свой суд, Балахович отлично видел радостную реакцию людей на помилование пленных, но дальше этого дело не пошло. Всего девять человек решились встать под знамена «освободительной армии», что сильно рассердило генерала.
  Только боясь оттолкнуть от себя колеблющихся в самом начале похода, удержало Балаховича от насильственной мобилизации молодежи городка. Сдерживая праведное негодование своего сердца, пан Станислав незамедлительно отыгрался на жителях городка, произведя поголовную конфискацию всех лошадей находившихся в Лапах.
 - Ваши кони помогут вашему скорейшему освобождению от русского ига – зло объявил Балахович явившимся к нему в поисках правды местным ходокам.
  Кроме изъятия копытного парка Лапы, пан атаман пополнил войсковую кассу, обрушив свою тяжелую длань на восточных схизматиков. Всем состоятельным жителям городка исповедовавших православия было предложено внести денежный взнос на нужды армии под угрозой насильственной экспроприации их денежных средств.
  Прибывшие в Лапы делегаты из Белостока, принесли пану генералу хорошие вести. В городе было много поляков готовых с оружием поддержать Балаховича и в нужный момент ударить в спину местному малочисленному гарнизону. Требовалось только поторопиться, так как русские начали переброску к границе полки из Гродно и Волковыска.   
  Обрадованный этими вестями, пан Станислав отдал приказ к немедленному выступлению, но дорогу ему заступил дорогу, помощник командира пограничного отряда этого района – Василий Иванович Чапаев.
  Переведенный под Белосток с румынской границы, он действовал энергично и решительно, полностью заменив неизвестно куда пропавшего командира отряда. Подчинив себе остатки гарнизона Лапы принесших ему весть о появлении в городке бандитов, а также своей властью сняв силы прикрытия с направления Треблинка, он взял под контроль оба моста через Нарев.
  Не имея возможность организовать полноценную оборону предмостья, Чапаев отступил на восточный берег Нарева, чем серьезно осложнил противнику задачу по захвату мостов. Возведение окопов и огневых точек, он поручил поручику Боровому, имевшему богатый опыт инженерных работ.
  Отдав поручику всю имеющуюся в его распоряжении пехоту, сам же Василий Иванович, во главе эскадрона перешел на западный берег Нарева не собирался отсиживать в обороне. Совершив стремительный фланговый обход, он внезапно атаковал занявших Лапы поляков.
  Атака чапаевцев для противника, полностью уверенного в том, что у него есть ещё минимум сутки в запасе, была подобна грому среди ясного неба. В тот момент, когда русские кавалеристы ворвались в Лапу с запада, в штабе «освободительной армии» шел совет о дальнейших действиях.
  Подавляющее большинство командиров высказывалось за то, чтобы заночевать в городке, благо уже наступали сумерки, а утром двинуться на Белосток. Все они представляли пехотные подразделения, солдаты которых устали от предыдущего марш броска.
  Против остановки, в самой категоричной форме был Павловский. Не слушая голоса оппонентов, он требовал продолжить движение вперед, стремясь как можно быстрее перейти Нарев.
  Внимательно слушая речи подчиненных, пан Станислав взвешивал все за и против. Душа его  была, несомненно, на стороне майора Павловского. Балахович также как и он хотел скорейшего занятия Белостока, что полностью оправдывало все понесенные потери, но оставаться глухим к нуждам главной составляющей его войска – пехоте, он тоже не мог.   
  Пан атаман все ещё усиленно думал, чью сторону принять, когда мадам Судьба сама все решила за него. С громким свистом и гиканьем, ведомый Чапаевым эскадрон ворвался городок и принялся рубить застигнутых поляков врасплох.
  Многие из легионеров Балаховича имели боевой опыт прошлой войны. Однако подавляющее большинство его воинства составляли авантюристы, примкнувшие к нему ради наживы и острых ощущений. Привыкшие воевать со слабыми и беззащитными людьми, они не выдержали внезапной атаки, дрогнули и побежали.         
  По злой иронии судьбы удар чапаевцев пришелся как раз по тому месту, где находился штаб Булак-Балаховича. В один миг, все находившиеся в нем поляки всполошились, забегали от звуков выстрелов и криков, ворвавшихся в помещение через открытые окна. Паника захлестнула отцов командиров, и только храбрость и самоотверженность их атамана, помогла привести их в чувство.   
  Вместе с немногочисленной охраной штаба, Балахович сумел не только смог отразить удар вражеской конницы и продержался до прихода Казимира Павловского. Едва только началась перестрелка, он выпрыгнул из окна штаба и, отстреливаясь от солдат противника, бросился к своему отряду.
  По счастью его кавалеристы находились в нескольких кварталах от места боя. Расстреляв две обоймы, командир влетел в расположения отряда и полный правильного гнева приказал своим молодцам скакать на спасение атамана.
  Знай, Чапаев, кто им так яростно сопротивляется, он бы костьми лег, но уничтожил врага, но судьба сулила ему иное. Выполняя свою задумку устроить большой шум, он не стал вступать в затяжной бой и, наткнувшись на сопротивление, дал сигнал к отходу. Когда хлопцы пана Павловского подскакали к штабу, они застали лишь хвост отступающего отряда.
  Вид убегающего врага действует на любого кавалериста подобно красной тряпки на быка. С громким криком «Гонь! Гонь! Гонь!» бросились поляки в погоню за врагом.
  Яростно пришпоривая лошадей и грозно потрясая саблями, они мчались вперед, сами того не подозревая, что летят на встречу с геенной огненной.
  Прекрасно понимая, что одним эскадроном ему не разгромить противника, Чапаев решил сократить численность вражеских рядов при помощи хитрости. Крепко ударив зазевавшегося польского орла по уху, он обратился в притворное бегство, уверенно ведя за собой польских кавалеристов в засаду у моста через Нарев.
  Прочно заложив переносными проволочными заграждениями подступы к железнодорожному мосту, поручик Боровой ждал появление противника у второго, автомобильного моста. Более широкий и просторный, он был удобен для отступления кавалеристов.
  Не зная точной численности противника, Боровой выделил на оборону моста три станковых пулемета и два взвода пехоты в качестве прикрытия.   
  Поручик не зря четыре года посвятил изучению искусству фортификации. Увлекшиеся погоней, польские кавалеристы лишь в самый последний момент обнаружили на подступах к мосту пулеметные точки и траншеи.
  Ещё минуту назад с саблями и пиками наперевес, они уверенно преследовали «русских казаков», как вдруг им навстречу устремился свинцовый ливень. Миг и передние ряды польской кавалерии были скошены пулеметным огнем и теперь, нужно было думать о том, как скорей унести ноги.    
  Несмотря на сотни летевших в их сторону пуль, некоторые из всадников продолжили атаку. Непрерывно теряя товарищей, они упрямо рвались вперед, твердо веря, что смогут доскакать до огневых точек врага и перерубить пулеметчиков своими саблями.
  Расстояние между смельчаками и передним краем обороны моста с каждой секундой стремительно сокращалось. Кавалеристы падали, но оставшиеся верховые все мчались и мчались, порождая надежду на чудо, но оно не произошло.
  Выждав, когда враг пройдет выбранную им точку отсчета, поручик Боровой пронзительно засвистел в свисток и тотчас, находившиеся в траншеи стрелки дали залп. Один, другой, третий и все кончилось.
  До передних окопов доскакали лошади с пустыми седлами или, волоча по земле всадников, чьи ноги застряли в стременах. Те же, кого пули стрелков миновали, развернули своих коней и стремительно скакали прочь, заглянув смерти в лицо.
  В их числе был и Казимир Павловский. В самом начале атаки, он получил сквозное ранение в левую руку. Пуля лишь задела локоть, но боль была такой сильной, что скрипя зубами, Павловский был вынужден покинуть строй. 
  Потеряв двадцать три человека убитыми и ранеными, проклиная коварных русских последними словами, он прискакал к атаману и стал требовать от того немедленно, ударить по врагу всеми имеющимися силами. Но чем громче и напористее был Павловский, тем меньше хотелось атаковать пану генералу.
 - Сейчас уже темно и нам неизвестно, сколько там, у русских человек – осадил разгоряченного подчиненного Балахович.
 - Да, мало их там, пан Станислав! Раз второй проход колючей проволокой перегородили, значит мало! Если все навалимся, то обязательно возьмем мост – не сдавался майор.
 - А если нет? Если там ещё одна засада, похлещи той, что угодили твои ребята? Сколько мы их в этой ночи положим? Нет, не зная броду – я не полезу в воду – пресек прения Балахович и Павловский был вынужден подчиниться.
  Осторожность командира, уже понесшего потери вполне понятны. На месте Балаховича любой командир поступил бы также, но именно ночная заминка оказалась решающей. Не только в сражении за мост и Белосток, но и во всей этой «освободительной» авантюре.
  За ночь, к месту боя из Щегелец доставили две полевые шестидюймовые пушки с запасом снарядов, что и решило исход дела. Отойдя на восточный берег, Чапаев, серьезно осложнил наступательные возможности противника, вынудив его атаковать в лоб по насквозь простреливаемому мосту. Когда поляки бросились в атаку, навстречу им полетели пули со шрапнелью.
  Двух орудий было вполне достаточно, чтобы охладить наступательный порыв противника, правда, ненадолго. Стремясь сломить сопротивление врага, Балахович бросил в бой конницу Павловского. Местные жители указали им удобное место для переправы через Нарев и ближе к полудню, они форсировали реку несколько километров ниже по течению.       
  Все это время, «освободители» вели интенсивную перестрелку с противником, желая приковать его внимание к себе. Когда же пришло известие об удачной переправе кавалеристов, Балахович двинул в атаку своих солдат.
  Чтобы они быстрее шли навстречу свистящей смерти, Балахович сам прибыл к мосту и с маузером в руке стал «приободрять» своих солдат. Тех, кто трусил или не особенно охотно исполнял приказ атамана, он без колебаний убивал из пистолета, нагоняя страх на легионеров.
  К этому моменту, запас снарядов со шрапнелью у чапаевцев был полностью исчерпан и руководивший обороной Боровой, отдал приказ стрелять по противнику осколочными снарядами.
  Опасаясь повредить конструкции моста, сосредоточил огонь своей малочисленной артиллерии по скоплению сил противника на противоположном берегу реки, выставив против рвущейся по мостам польской пехоты пулеметы.
  Испытывая нехватку патронов, защитники Нарева позволили солдатам противника беспрепятственно дойти до средины мостов и только тогда открыли по ним огонь.
  Присутствие в районе грузового моста двух пулеметных точек не позволило польским пехотинцам продвинуться дальше его средины. Насквозь простреливаемый с обеих сторон оказался для них смертельной ловушкой, в которой многие из них сложили свои головы.
  Большего успеха поляки достигли на втором, железнодорожном мосту, где был плотность огня, была несколько слабее. Там, легионеры прошло почти три четверти пути, но и здесь были вынуждены остановиться и залечь среди рельсов и шпал, а также всевозможных железных конструкций моста.
  Уткнувшись носом в мост, пехотинцы на все лады ругали уланов майора Павловского, которые, по их мнению, сильно задерживались с атакой русских тылов.
  Конечно, у тех над чьими головами свистели пули, счет времени был иной, но польские кавалеристы все это время не прохлаждались в тенечке. Благополучно переправившись через реку, они совершили обходной маневр, и вышли в тыл русским позициям.
  «Гонь! Гонь! Гонь!» - выкрикнули благородные шляхтичи и, опустив пики наперевес, устремились на врага. Скакавшие в первых рядах всадники отчетливо видели, как испуганно заметались солдаты противника, заметив стремительно надвигавшуюся на них польскую кавалерию. 
  Многие из кавалеристов уже приметили в кого первого из врагов, они воткнут свои пики или на чью голову обрушат сокрушительный сабельный удар. Полные упоения скорой схватки они летели вперед и только вперед, как внезапно сами подверглись нападению противника.
  Василий Иванович Чапаев не так хорошо знал места возможной переправы, как знали их местные поляки, любезно указавшие их майору Павловскому. Однако командующий обороны мостов, тоже не был лыком шит. Богатый боевой опыт позволил ему просчитать возможные действия противника и выставить скрытое наблюдение за рекой по обе стороны от моста.
  Узнав о переправе вражеской кавалерии на восточный берег, Чапаев позволил противнику выйти в тыл русским позициям и атаковал его в самую неподходящую для поляков минуту. Уланы Павловского были подобно человеку, что уже двинул ногу вперед и в этот момент обнаружил у себя за спиной врага.
  В черной бурке, с лихо заломленной на голове кубанке, Василий Иванович стремительно мчался в передних рядах своего эскадрона, хищно размахивая обнаженным клинком. Все время сближения противников слилось в один сплошной затяжной миг, после которого громкое и протяжное «Ура!» русских кавалеристов столкнулось с тонким и пронзительным призывом «Гонь!» поляков. Зазвенели сабли, раздались крики и два непримиримых соперника столкнулись в жесткой и бескомпромиссной схватке.   
  Злость польских уланов мало в чем уступала ярости атаковавших их чапаевцев. Обе стороны были достойны победы в этом бою, но чаша победы склонилась в сторону того, кто более искусно командовал своим войском. Застигнув противника врасплох, русские кавалеристы в скоротечной схватке сломили сопротивление врага и обратили его в бегство.
  Напрасно скрючившиеся на мосту солдаты с надеждой ждали того момента, когда уланы майора Павловского ударят русским в тыл и перерубят в капусту пулеметчиков, орудийную прислугу и всех тех, кто оказался у них на пути. Вторая Лапа не состоялась. Не русских солдат в этот день сбросили в хмурые воды Нарева, а уланов Казимира Павловского.
  В бинокль было хорошо видно, как спасаясь от преследования врага, польские кавалеристы на всем скаку бросались в реку, а вслед им неслись выстрелы. Каждый из чапаевцев помимо холодного оружия имел ещё и винтовку, из которых они щедро сыпали прощальные гостинцы бегущему врагу.
  Многих лихих рубак недосчитались в этот день в лагере Балаховича, в том числе и самого Павловского. Раненый в грудь навылет, он держался в седле во время переправы только благодаря помощи своего ординарца.
  До спасительного берега оставалось совсем немного, когда шальная пуля сразила верного Кмицыца и, лишившись опоры, обессиленный майор кулем рухнул в воду.
   Когда бросившиеся на помощь своему командиру кавалеристы достали из воды его тело, Павловский был уже мертв. Попавшая в бронхи вода вызвала мощный спазм и главный рубака «освободительного легиона» умер от удушья.
  Беда, как правило, не приходит одна. Польские кавалеристы ещё плескались в Нареве, когда легион понес самую главную потерю. Один из снарядов, выпущенных артиллеристами поручика Борового, упал невдалеке от свиты Булак-Балаховича.
  Когда дым от взрыва рассеялся, глазам подбежавших солдат предстала ужасная картина. Три человека из сопровождения, оказавшиеся между генералом и местом взрыва, были жестоко посечены осколки снаряда. У адъютанта Балаховича, красавца Иеремия Савицкого, вместо лица была кровавое месиво, а штабной писарь лишился руки и головы одновременно.
  Сам генерал к радости солдат оказался живым, но его правое бедро было разворочено угодившим в него осколком. Бледный, с перекошенным от боли лицом, пан Станислав отрывисто дышал не в силах произнести ни одного слова. Когда же его подняли с земли и попытались перенести в безопасное место, он потерял сознание. 
 По требованию врача осмотревшего раненого командира легиона вынес неутешительный вердикт. Балахович нуждался в сложной операции, которую могли сделать только в Варшаве, куда он был отправлен по требованию своего брата, Юзефа.
  Он привел в Лапу восемьдесят человек подкрепления из Польши и попытался занять место выбывшего генерала, однако встретил яростное сопротивление со стороны майора Жмирского. Тот категорически отказывался передать власть Юзефу Балаховичу, и его поддержала часть офицеров легиона.
  В яростных спорах прошла ночь и утро следующего дня, а когда генеральский брат был готов пойти на компромисс, «освободители» подверглись новому удару. На этот раз их атаковали с воздуха.
  Не имея возможность быстро перебросить к границе регулярные войска, командование решило поддержать действия отряда Чапаева самолетами. Три бомбардировщика «Илья Муромец» были переброшены с военного аэродрома из-под Минска и, зная примерное расположение врага, нанесли прицельное бомбометание.
  Естественно, одна бомбардировка не могла обратить в бегство весь легион, но появление самолетов внесло панику в его ряды. Многие из солдат заговорили, что вслед за самолетами появятся русские бронепоезда, против которых будет трудно устоять. 
  В штабе «освободителей» вновь вспыхнули яростные споры между командирами но, не дожидаясь их результатов, многие из легионеров стали самостоятельно покидать Лапы. Жестко умывшись кровью, так и не получив широкой поддержки со стороны местного населения, «освободители» спешили убраться подобру – по здорову, так и не выполнив своей главной задачи – захвата Белостока.
  Местные патриоты уже готовые обратиться к свободному западному миру с призывом признать независимость Белостока и прилегающих к нему территорий от власти России, ушли в подполье. На западной границе российской республики наступило затишье, но никто не мог сказать как надолго.



                Документы того времени.




                Из докладной записки главы ГРУ Львовской области подполковника Маслова Т.П.  заместителю начальника второго отдела полковнику Серебрякову А.М. от 15 июня 1925 года. 

           Согласно уточненным сведениям, поступившим от представителей закордонной разведки, на территории Краковского воеводства в районе города Жешува, с 11 по 13 июня этого года, происходили вооруженные столкновения между местным польским населением и сечевыми стрелками Волынского куреня Симона Петлюры.
  Как уже было доложено ранее вооруженные представители Украинской Директории, стали пребывать под Жешувом с конца мая, небольшими группами по 20-30 человек, в условиях строгой секретности. Размещались они в двух, хорошо охраняемых полевых лагерях, под присмотром жандармов и офицеров офензивы второго отдела генерального штаба Войска Польского. Главным представителем офензивы был капитан Энглиш, офицер по особым поручениям, опознанный нашими агентами по представленным им фотографиям.   
  Общая численность сечевых стрелков на момент конфликта оценивается в 510-550 человек, вооруженных в основном винтовками и гранатами. Исходная цель их пребывания под Жешувом неизвестно, но учитывая события в Белостокской области, нельзя исключить, что польская разведка готовила их переброску на нашу территорию.   
  Главной причиной вооруженного конфликта под Жешувом, стала пьяная драка, возникшая в корчме деревни Быстрицы между местными польским крестьянами и сечевыми стрелками. В результате конфликта, поляки жестоко избили двух сечевиков, подвергнув их публичной порке.
  Подобные действия вызвали возмущение среди стрелков и двадцать человек, несмотря на попытки жандармов остановить их, с оружием в руках отправились в деревню мстить обидчикам. С громкими криками «Бей панов! Бей жидов!» они ворвались в деревню и принялись творить самосуд над обидчиками. Схваченных поляков они выводили на улицу и заставляли петь «Ще не вмерла Украини!». Тех, кто не знал слова песни или отказывался её петь, подвергался избиению и порке шомполами. Следует отметить, что эти действия сечевиков нашли горячую поддержку со стороны живущих в деревне украинцев. Многие из них принимали участие в расправе с поляками
  Местные жандармы попытались навести порядок, но сами подверглись насилию и были вынуждены открыть огонь по сечевикам. В завязавшейся перестрелке два жандарма были убиты, остальные бежали, успев вызвать по телефону подкрепление из Дембицы и Тарнува.
  После бегства представителей власти, в деревне начался погром, в котором приняли участие около семидесяти человек пришедших к этому моменту из лагеря. Именно они, принялись убивать и насиловать мирное население Быстрицы с криками: – Это наша земля! Мы на ней будем пахать, а вы в неё ляжете!
  Всего в результате погрома было убито сто девять человек польской, еврейской и венгерской национальности. Сожжено двадцать пять домов, разграблено и разрушено двенадцать.
  Для пресечения возникших беспорядков под Быстрицу были направлены воинские соединения краковского гарнизона, вооруженные пулеметами и артиллерией. К концу 14 июня, деревня Быстрица была полностью очищена от солдат Директории, число погибших уточняется. 
  После наведения порядка, все сечевики, не принимавшие участие в событиях в деревне Быстрицы, несмотря на протесты офицеров офензивы были полностью разоружены и вывезены из-под Жешува в неизвестном направлении. Место их нового пребывания уточняется. 

                Подполковник Маслов Т. П.
         


                Телеграмма «Молния» из Софии от посла Российской Республики в Болгарии Багрова Ф.И. в министерство иностранных дел России от 18 июня 1925 года.
                Сегодня, в Софии, в 21.35 по местному времени, во время торжественного приема иностранных послов болгарским царем Борисом, совершено покушение на премьер-министра Болгарии, фельдмаршала Радко Дмитриева. По сообщению первого секретаря нашего посольства, находившегося в царском дворце во время совершения нападения, по премьер-министру было произведено четыре выстрела из револьвера. Нападавший - один из солдат охраны дворца, убит при попытке задержания. По предварительным сведениям, он был членом партии болгарских фашистов или являлся её сочувствующим.
  Сразу после покушения, премьер-министр, в бессознательном состоянии отправлен в столичный военный госпиталь. По неподтвержденным сведениям, Радко Дмитриеву была проведена срочная операция, но жив он или умер, неизвестно. Дополнительная информация о состоянии здоровья премьер-министра и подробности покушения на него будет сообщена через три часа. Ждите наших сообщений.

                Багров Ф.И.





                Из статьи парижской газеты «Фигаро» от 23 июня 1925 года.



                То, чего так долго ждало европейское сообщество от короля сербов. Хорватов и словенцев Александра Карагеоргиевича, наконец-то свершилось. Вчера днем, 22 июня своим указом, короля отправил в отставку премьер-министра королевства, господина Давидовича, чья политическая ориентация неизменно являлась Россия.
  Главной причиной этой отставки является настойчивое требование Давидовича о скорейшем подписании договора о военном союзе между Москвой и Белградом, с возможным дальнейшем присоединением к нему Болгарии и Албании. Появление этого военно-политического союза славянских государств, с главенствующей ролью в нем России, серьезно изменило бы положение не только на Балканах, но и во всей Европе в целом, в сторону напряжения и недоверия между странами.
  Благодаря кропотливой и взвешенной работе французских и британских дипломатов, королю Александру удалось объяснить всю пагубность подобного скоропалительного и не совсем продуманного решения. Которое в дальнейшем своем развитии могло привести к непоправимым последствия как для королевства сербов и хорватов, так и для соседних с ним государств.
  Руководствуясь разумом и принципом добрососедского сотрудничества и взаимовыгодного сосуществования, король Александр высказался против подписания этого договора. Предпочтя воинственному бряцанию оружия мирную торговлю со странами просвещенной Европы.
  После короткой консультации с представителями политических партий в Скупщине, король назначил на пост премьер-министра господин Панича, всегда стоявшего за крепкие связи с соседними странами и в первую очередь Францию.
  Отставка Давидовича перед самым подписанием военного договора с Москвой – это второй сокрушительный удар по русским политическим интересам в этом месяце. Первый, следует напомнить нашим читателям, произошел в Болгарии, где в результате теракта был убит премьер-министр этой страны, фельдмаршал Радко Дмитриев.               
   
      
 
   

                Глава IX. День длинных ножей.






                - Ну, это черт знает что, господа! Всему должен же быть разумный предел! – негодующе воскликнул Евсей Аристархович Клычков и «трудовые» излишества его крепкого, но порядком оплывшего тела, плавно закачались в такт его эмоциям.
  Причина, вызвавшая гнев «владельца заводов, газет, пароходов» заключалась в продлении парламентом срока президентского правления с семи до девяти лет. Первый президент России Алексеев в виду проблем со здоровьем был готов досрочно сложить с себя властные полномочия за определенное вознаграждение.
  Между ним и представителями больших денег желавших поставить на этот пост своего человека шли деловые переговоры, но стороны не сошлись в цене. Господа банкиры посчитали, что им немного легче подождать, чем платить отступные озвученные Алексеевым.
 - Он, что, две жизни жить собирается!? – возмущенно обращались они друг к другу, обсуждая условия президента, не желая открывать свои кубышки. – Ну, один миллион, ну два, ну три миллиона, черт его побери, но не столько же! 
  Соблазн взять свое бесплатно взял вверх над возможностью достичь разумного компромисса, по столь важному вопросу как передача власти. Высокие стороны разошлись, так и не достигнув консенсуса, но последний выстрел остался за бывшим генералом.
  Пользуясь послушным его воле большинством в парламенте и всплеском патриотизма вспыхнувшего во всей стране в результате достижения русским дирижаблем Северного полюса, Алексеев смог осуществить, в сердцах брошенную угрозу. Нужные депутаты внесли в парламент законопроект о продлении срока президентского правления, Дума приняла его, и несговорчивым финансистам оставалось только кусать кулаки от злости.
  Когда униженные и пристыженные господа банкиры вернулись к обсуждению вопроса о передаче к власти, их ждал сильный удар. Желая напомнить им, что скупой всегда платит дважды, президент Алексеев удвоил ранее запрашиваемую сумму.
 - Вот только не говорите, что у вас нет таких денег. Не надо, не поверю. Мои финансовые ревизоры хорошо умеют считать доходы граждан нашей страны – Алексеев торжественно потряс перед глазами гостей кипой отчетов взятых им из лежавшей на столе папки. – Здесь, всё! И количество денег, и где, в каких банках они лежат и даже на кого из членов семейств оформлены. Включая дальних родственников, любовниц и «хороших знакомых» которых вы держите за глотку мертвой хваткой!
  Голос президента был наполнен такой властной уверенностью, что ни у одного из гостей не возникло сомнений в произнесенных им словах. За последние полгода финансовые контролеры страны действительно энергично изучали их деятельность и наверняка многое нашли из их тайной деятельности.
  Что конкретно было в папке президента так и осталось загадкой, но приняв показанные им бумаги за данность, денежные тузы начали энергично сбивать цену. Подобная тактика была абсолютно верной и по прошествию времени стороны бы договорились о разумной цене вопроса, но тут вмешались досадные обстоятельства.
  Охваченный эйфорией от одержанной победой над сильными мира сего, Алексеев не хотел им сразу уступать. А напуганные озвученной президентом цифрой, переговорщики хотели решить столь важный для себя вопрос сразу, в один день. И чем сильнее они давили на президента, тем несговорчивее он становился. 
  Переговоры зашли в предсказуемый тупик, и посланники больших денег были вынуждены отступить, позорно поджав хвост. 
 - Он что идиот – этот Алексеев!? Куда ему столько денег!? – возмущенно спрашивал сахарозаводчик Мамонтов. – Он ведь и так на всем готовом, от государства жить будет. И усадьба, и особняк в столице, и машина, и прислуга, и содержание. Бога бы побоялся!      
 - Чего ему его бояться? – не согласился с Мамонтовым банкир Розенфельд. – Он не только себя, но и внуков обеспечить хочет. Лично я его прекрасно понимаю.
 - Отлично! Вы его прекрасно понимаете! – передразнил его сахарозаводчик. - А что нам теперь делать прикажете, платить такую суму денег?! Это же уму непостижимо!
 - Что делать? – покровительственным тоном спросил Розенфельд. – Взять себя в руки и начать торговаться. Сбивать цену до разумного предела.
 - Но он не хочет торговаться, дядя! Он требует все и сразу! – возмущенного воскликнул участвовавший в переговорах племянник банкира Вениамин Горовец.
 - Это потому что вы не проявили должного такта, терпения и разумности. Вместо того чтобы злить президента твердя как попугай о слишком высокой цене вопроса, тебе следовало изобразить  озабоченность возникшими трудностями и сославшись на отсутствие полномочий их решения перенести встречу. Только и всего!
  Банкир с холодностью посмотрел на племянника, не оправдавшего его надежд, но тот не собирался воспринимать дядины слова как истину последней инстанции. Не будучи посвященным во все тонкости порученного ему дела, он во чтобы не стало отстоять свое доброе имя. Вениамин гордо вскинул свою курчавую голову, но произнести оправдательную речь не удалось. Представитель нефтеносного Баку господин Мамедов сдержанно, но очень выразительно кашлянул и молодой банкир увял. С могуществом нефтяного капитала приходилось считаться любому банкиру.
 - Не стоит излишне сотрясать воздух, выясняя кто и в чем виноват, сейчас это не так уже и важно. Главное мы узнали о готовности президента продолжить разговор, а также сумму, которую он хочет получить за свое согласие. Лично я считаю, что её вполне можно сократить процентов на десять – двенадцать.
  Эти слова нефтяного магната нашли самый живой отклик среди остальных участников тайной встрече.
 - Не можно, а нужно сократить! И не на десять-двенадцать, а на пятнадцать-двадцать процентов минимум! Такие деньги за отступного! – взорвался искренним негодованием господин Брюшков, - надо только толковых людей отрядить на это дело.            
 - Да, именно толковых переговорщиков, господа – подал голос Травкин, имевший свои предложения по грядущим переговорам. Он собирался озвучить их, но в беседу влез Шляфман.
 - Прежде чем к ним приступать, надо задействовать эту вашу медсестру - банкир многозначительно посмотрел на Розенфельда, чьей креатурой являлась госпожа Султанова. – Ранее она оказала нам кое-какие услуги, так пусть приложит все свои силы в этом деле. Пусть уговорит старичка умерить свой аппетит. Зря, что ли мы ей такие деньги платим?   
 - Она, конечно, приложит все свои усилия, но будем смотреть на вещи трезво, господа. Всему есть разумный предел, ведь власть всегда была дороже женских ласок – вступился за свою протеже банкир, но Мамедов не согласился с ним.
 - Если хорошо вскружить голову, то вполне можно добиться нужного нам результата. История имеет такие примеры – многозначительно произнес азербайджанец, с видом несомненного знатока в этом вопросе.
 - Вот-вот. Пусть ваша красавица потрудиться на общее благо, а то она большей частью помогала в решении ваших вопросов и ваших проблем – гадливо уточнил Шляфман, но Розенфельд не обратил никакого внимания на эту желчную колкость.
 - Хорошо, ей будет приказано – кратко произнес банкир, так как будто разговор шел о пустяке, незначимом одолжении.   
 - Вот и прекрасно, но решая вопрос с президентом Алексеевым нам необходимо решить вопрос относительно Сталина. И сделать это как можно скорее – Шляфман важно сверкнул стеклами своего пенсне. Стремясь добрать солидности и значимости, он специально носил пенсне с простыми стеклами, но все было напрасно. Как он не старался, местечковость так и лезла из него, несмотря на пенсне, массивную золотую печатку и дорогой костюм. 
 - Чем вам так не угодил господин вице-президент? Согласно прошлогодним поправкам к Конституции, президент может назначить на пост вице-президента любого, без одобрения парламента. Как только министр Деникин будет объявлен его приемником, господин Сталин будет простым рядовым гражданином нашей необъятной Родины – банкир с видом британского лорда вопросительно поднял бровь, чем сильно разозлил собеседника.   
 - Вы совершено не видите в Сталине таящуюся для всех нас опасность, Розенфельд!!- негодующе воскликнул Шляфман. – Вам кажется, что это серый кот Васька, а это притаившаяся рыжая рысь. При посредничестве Дзержинского он вступил в переговоры с господами промышленниками. О чем они там договорились неизвестно, но никто из них не согласился дать денег на взятку президенту. «Пусть все идет, как идет!» - сказал мне через своего секретаря господин Полуянов. 
  Шляфман наставительно поднял указательный палец, но этот жест не оказал нужного воздействия на его собеседника.      
 - Согласно моим сведениям, Сталин уговаривал их принять участие в промышленной программе премьер министра Кржижановского - индустриализации – по слогам иронично проговорил Розенфельд. – Право смешное название, ровно, как и само внутреннее содержание этой программы. Подумать только, господа, они хотят за десять лет, превратить аграрную Россию в мирового промышленного гиганта. Ну, явная утопия или точнее сказать авантюра, призванная переложить солидную сумму из казны в свой карман.
  Слова банкира нашли отклик и понимание среди многих присутствующих лиц, но только не на Шляфмана. С ярым убеждением ортодокса он продолжал гнуть свою линию.
 - Не судите этих людей по привычным для себя меркам. Сталин и Дзержинский это – политические фанатики. Для них собственное благополучие стоит на последнем месте по сравнению с возможностью провести в стране социальные реформы господина Маркса. И все их переговоры с промышленниками это хитрый ход, чтобы внести раскол между нами, чтобы потом, разделаться с каждым поодиночке.
 - У вас явно разыгралось воображение, дорогой Шляфман. Сталин никогда не станет президентом России – это ясно всем здесь собравшимся. И если бы не излишняя щепетильность некоторых лиц в денежных делах, этот вопрос сейчас бы и не обсуждался.
  Холодный рассудительный тон Розенфельда окончательно вывел из себя Шляфмана.
 - Вы упрямый слепец! Если сейчас не принять действенные меры по нейтрализации Сталина и всей его команды, потом будет поздно. Этот монстр лишит всех нас жизни и имущества – принялся вещать Шляфман, но Розенфельд резко оборвал его.
 - Прекратите кричать. Если у вас есть желание устранить Сталина – устраняйте. Я не собираюсь вас отговаривать и разубеждать по этому поводу, но только денег на нейтрализацию Сталина я не дам. Не дам - так как не вижу в этом целесообразности – отчеканил банкир и решительно стукнул об пол тростью украшенной головой грифа.
  Разозленный Шляфман метнул в него полный ненависти взгляд, но этим только позабавил Розенфельда. Тот снисходительно улыбнулся, и эта улыбка в сравнении с гримасой его оппонента решила исход дела. Никто из магнатов не согласился принять сторону Шляфмана. Посчитав этот вопрос решенным, они принялись обсуждать, кто будет представлять их на новой встрече с президентом.               
  Впрочем, не все из присутствующих остались глухи к мнению банкира. Когда сильные мира сего расходились, Евсей Клычков задержался возле Шляфмана.
 - Мне кажется, что нейтрализация Сталина не потребует больших денежных расходов. У него и Дзержинского есть много недовольных из числа бывших соратников по революционной борьбе, которые считают их изменниками. Достаточно будет через третьих лиц оказать им незначительную денежную поддержку, и они все сделают, что вам нужно – осторожно намекнул «владелец газет и пароходов» и Шляфман мгновенно загорелся.
 - У вас есть конкретные лица для этого дела или это только идея?
 - Пока только идея, но я знаю, как выйти на близкое окружение ныне покойной Марии Спиридоновой, одного из лидеров левых эсеров – многозначительно произнес Клычков и от предчувствия успеха у Шляфмана, радостно застучало в груди.
 - Давайте обсудим детали нашего дела в более достойном месте, чем этот, дорогой Евсей Аристархович – предложил банкир, решивший ковать железо пока оно горячо.
 - Ничего не имею против этого господин Шляфман. Надеюсь, что «Эсмиральда» нам вполне подойдет. Прекрасная кухня, изысканное обслуживание и самое главное, можно поговорить, не привлекая внимание подчиненных господина Дзержинского.
 - Хорошо, согласен – усмехнулся Шляфман, вспомнив знаменитый приказ председателя ЧК, запрещавший его сотрудникам посещать, рестораны и прочие увеселительные заведения. Действенность это решения Дзержинского на себе уже испытало несколько десятков чекистов, получивших либо строгое взыскание, либо навсегда покинувших ряды «ордена новых меченосцев».
 Так злые языки обыгрывали эмблему чекистов, состоявшую из щита и меча. «Железный Феликс» строго следил за нравственностью своих сотрудников, безжалостно карая их за моральное разложение. Девиз «чистые руки и холодный ум» были не простыми словами для пламенного революционера по воле случая вставшего во главе тайной полиции новой России. Но не только очищение рядов вверенной Дзержинскому структуры преследовал это решение.
  Мало кто в руководстве ЧК знал о том, что уединенные кабинеты ресторанов, которые любили посещать представители столичные олигархи, прослушивались сотрудниками специальной службы. Её в короткий срок создал молодой и очень талантливый швейцарский инженера Артур Фраучи.
  Получив приказ от Дзержинского о сборе компрометирующей информации на «владельцев заводов, газет, пароходов», он решил для этого использовать последние достижения технического прогресса. Очень скоро на главном телефонном узле столице появилась секретная комната, в которой можно было слушать разговоры, поставленных на прослушку телефонных номеров. Все они записывались на специальные валики по типу фонографов. Их меняли раз в сутки, после чего отправляли в специальную лабораторию на расшифровку.
  Несколько иной метод применялся в ресторанных номерах. Наличие столь громоздкой аппаратуры, требовавшей регулярной смены валиков не могло гарантировать сохранение тайны прослушивания. Здесь все беседы доверчивых говорунов тщательно фиксировались на бумаге специально обученными людьми. Сидя у специальных трубок, они хорошо слышали каждое слово, сказанное в номерах благодаря чувствительным микрофонам, хитро скрытых за двойными стенами специальных ниш.
  «Эсмиральда», была в числе «хитрых ресторанов» Фраучи и все намерения Шляфмана и Клычкова по нейтрализации Сталина были зафиксированы работниками специальной службы. Нависшая угроза над вице-президентом была вовремя обнаружена, но в дело вмешалась пресловутая бюрократия.
  Пока данные прослушки из «Эсмиральды» поступили в спецотдел, пока они были обработаны и переданы Фраучи. Пока он доложил о них Дзержинскому, а тот совместил их с данными наружного наблюдения, время было упущено.
  Получив возможность быстро устранить мучавшую его проблему, Шляфман действовал быстро и решительно. Выйдя на представителя левых эсеров Ивана Майорова, он из личных средств заплатил деньги для проведения теракта в ближайшее время. При этом счет шел не на дни и сутки, а на часы. Когда Дзержинский позвонил по телефону в Дом Правительства на Старой площади, чтобы предупредить Сталина об опасности, было уже поздно. Заседание правительство уже закончилось и вице-президент, в сопровождении одного охранника, пешком отправился в Кремль, благо расстояние было небольшое.
  Не имея времени для детальной проработки маршрута Сталина, Майоров отправил своих боевиков на Красную площадь. Вооруженные револьверами и гранатами, они должны были напасть на автомобиль вице-президента, когда тот подъезжал бы к Спасским воротам.
  Так обычно ездил в Кремль Алексеев и Майоров сделал ставку именно на этот вариант, задействовав на его исполнение свои лучшие силы. На случай пешего возвращения Сталин в Кремль из Дома Правительства, было отряжено два человека, метательница Феня Матусевич и стрелок Родион Загузский.
  Именно на них и вышел господин вице-президент вместе со своим личным охранником Федором Скворцовым, а также со старым революционным товарищем - Артемом. Он недавно прибыл из Австралии по личному приглашению Сталина и с головой ушел в работу по реализации программы индустриализации страны.
  Увлеченно переговариваясь, они совершенно не обратили внимания на стоявшую возле афишной тумбы Матусевич. Она не зная Сталина в лицо, и обратила внимание на идущую к ней троицу, лишь после того, как Загузский подал ей условный знак.
  Пока она заметила его энергичное подергивание кепкой и сориентировалась в происходящем, Сталин со спутниками уже прошли мимо тумбы и стали удаляться от места засады.
  Матусевич не была профессиональным боевиком. Её готовили как запасной вариант акции и, оказавшись в сложной ситуации, она запаниковала. Вместо того чтобы просто бросить сумку с бомбой в сторону уходящей троицы, Матусевич стала лихорадочно вытаскивать её из сумки и в этот момент прогремел взрыв. 
  Самодельное взрывное устройство взорвалось в руках у бомбистки, и большая часть взрыва пришлась на неё саму. Несчастную женщину буквально разорвало на две половины. При этом верхняя часть туловища была отброшена далеко в сторону, а ноги остались на месте взрыва.
  Сам Сталин и его спутники серьезно не пострадали. Взрывная волна лишь сбила их с ног, щедро наградив ссадинами и ушибами.
  Быстрее всех на неудачное покушение среагировал стоявший вдалеке Загузский. Из-за нехватки исполнителей, в этом покушении он был и сигнальщиком и тем, кто должен был прикрывать отход Матусевич.
  Опыт участия в акциях у Загузского имелся, и едва увидев, что покушение не удалось, он быстро принял решение – довершить начатое дело. Выхватив из кармана револьвер, он бросился к лежавшему на земле Сталину, чтобы добить его.
  Крепкая фигура Артема ввела в заблуждение боевика. Именно его, а не щупленького и худого Скворцова, упавшего в нескольких шагах от Сталина, Загузский принял за охранника.
  Желая действовать наверняка, он бросился к начавшей приходить в себя троице, держа револьвер на весу. Артем уже встал на ноги и протянул руку, чтобы помочь встать повредившему ногу Сталину, когда побежавший Загузский, сходу дважды выстрелил ему в спину.
  Сильная боль пронзила тело бывшего жителя австралийского штата Квинсленд, но Артем устоял на ногах. Более того, вместо того чтобы рухнуть на землю, он стал медленно разворачиваться в сторону эсера, переключившего свое внимание на лежавшего на земле Скворцова.
  Приняв его за случайного попутчика Сталина, Загузский выстрелил не столько в самого охранника, сколько в его сторону. Надеясь если не убить или ранить чекиста, то запугать, заставить струсить, вжаться в землю и не сметь поднять голову от страха.
  Полностью уверенный в том, что нейтрализовал Скворцова, эсер даже не посмотрел в его сторону. Взгляд его был прикован к Артему, повернувшегося к нему лицом и полностью закрывавшего собой Сталина.
  Вскинув револьвер, Загузский намеривался устранить противника и приступить к решению своей главной задачи, как в этот момент сбоку прозвучал хлесткий выстрел. Затем второй, третий, четвертый и мир для эсера перестал существовать.
  С самого начала, едва чекист пришел в себя после удара взрывной волны, он сразу обратил внимание на Загузского. Вместо того чтобы как остальные зеваки бежать от места взрыва, он побежал через него, чем вызвал настороженность Скворцова.
  Быстро вытащить из кармана револьвер и выстрелом в воздух остановить подозрительного человека, как того требовала инструкция, он не мог сделать из-за сильного ушиба руки. Когда же, ободранной в кровь, нестерпимо мозжащей ладонью охранник извлек оружие, боевик уже выстрелил в Артема и наводил пистолет на него самого.
  Почувствовав, что не успеет упредить врага, Скворцов не стал стрелять. Проворно откатившись в сторону, он обеими руками вцепился в рукоятку наган и, вскинув его, нажал на спуск.
  Опасаясь промахнуться, не мудрствуя лукаво, чекист выстрелил Загузскому в живот, а затем добил скрючившегося от боли противника.         
  Когда к месту взрыва подкатили автомобили с набившимися в них чекистами, все уже было кончено. Загузский уже перестал скрести сапогами булыжники мостовой, а раненый Артем медленно, но верно умирал на руках своего старого друга.
  Он ещё дышал, когда его забрала карета «скорой помощи», но довезти до больницы не успели. Когда санитары внесли в приемный покой бывшей Шереметьевской больницы его залитое кровью тело, дежурный доктор лишь констатировал факт смерти. С прискорбием закрыв лицо Артема простыней, он приказал зафиксировать время в больничном журнале.
  Узнав о смерти друга, Сталин зарыдал нисколько, не стесняясь своих слез. Столь подлая гибель, старого товарища сильно потрясла усатого горца, по воле судьбы вознесенного к вершинам власти. В его темных волосах появилась седина, а в груди разгорелся огонь справедливого отмщения.
  Отбросив в сторону сдержанность, он потребовал от Дзержинского найти виновных в смерти Артема, а когда узнал, что люди эти известны чекистам, приказал спросить с них по всей мере.
  Имея на руках запись разговора Шляфмана с Клычковым, председатель ГПУ забросил широкий невод в недра «золотой» столичной публики и он сразу наполнился добычей.
  Первым, чекисты взяли Клычкова, который после десяти минут энергичной обработки стал активно сотрудничать со следствием. Стремясь выглядеть перед карающим мечом правосудия маленьким, передаточным звеном, он легко сдал и Шляфмана, и Майорова.
  Когда «владелец заводов, газет и пароходов» узнал, что за ним пришли чекисты, он попытался скрыться, а когда это ему не удалось, оказал вооруженное сопротивление.
  Шумная перестрелка представителей ГПУ с охраной банкира и его арест, никак не могли остаться незамеченной. Бульварные газеты немедленно подняли вой вокруг «незаконных» действий тайной полиции. Десятки видных московских адвокатов предложили свои услуги Шляфману и Клычкову, клятвенно обещая в самом скором времени вырвать их рук «зарвавшегося» в своих грязных играх Дзержинского.
  Накал страстей вокруг арестованных олигархов стремительно нарастал, но «Железный Феликс» не поддался нажиму со стороны «высокого общества». Сохраняя выдержку и спокойствие, он хладнокровно ответил на звонок министра юстиции Серафимовича, что согласно конституции, его ведомство может задержать на 48 часов любого гражданина Российской республики, за исключением депутатов Думы.
 - Насколько мне известно, господа Шляфман и Клычков не имеют статус депутатской неприкосновенности – язвительно уточнил у министра Дзержинский и, получив подтверждение правоты своих слов, положил трубку.
  Звонкий щелчок в лоб господину министру не вызвала у Феликса Эдмундовича большой радости. Сейчас для него был важен результат работы следственной бригады, созданной по его приказу для расследования дела о покушении на Сталина.
  В её состав были включены лучшие следователи ГПУ, которые вели допросы Майорова и несколько человек из его ближайшего окружения. Аресты эсеров остались незамеченными для широкой публики, но полученные от них сведения легли в основу ставшего знаменитым «Московского процесса».
  Каждые четыре часа, возглавлявший следственную бригаду капитан Монько, лично докладывал Дзержинскому о результатах её работы. Сам Майоров и его помощники были люди старой закалки и категорически отказывались признавать себя виновными, но следователи и не ожидали добиться скорого успеха на этом направлении. С большим усердием они работали с посредниками, которые к концу вторых суток дрогнули и дали следователям нужные показания.
  Именно их представил Дзержинский Алексееву, когда тот потребовал его к себе в Горки на беседу. Весть о покушении на Сталина застала президента врасплох и была очень некстати. Он был занят важным делом, до которого у него наконец-то дошли руки.
  Ещё с момента своего посещения Версаля президент загорелся идеей унификации системы русских воинских званий с европейской системой, взяв за основу систему Франции. По мнению Алексеева, к генералам следовало добавить званием генерал-полковника, вернуть забытое звание майора, из двух капитанов оставить одного и заменить поручиков лейтенантами.
  Президент несколько раз пытался заручиться поддержкой своего генералитета, но неизменно натыкался на яростное сопротивление с его стороны. Генералы категорически не желали предлагаемых нововведений, а у Алексеева не хватало силы духа переступить через своих боевых товарищей.      
  Уединившись в кабинете, он пытался найти приемлемую для обеих сторон форму компромисса, но так и не находил её. В день, когда погиб Артем, президенту показалось, что он смог нащупать решение этой проблемы. На докладе Дзержинского о случившимся, он наложил короткую резолюцию «Разобраться и доложить!». Подобная формулировка подразумевала доклад после всех проделанных работ, но государственные дела не позволили ему продолжить свои поиски.
  Благодаря золотому ключу, что открывает любые двери, напуганные арестом Шляфмана, его «товарищи» по тайному союзу смогли дозвониться к президенту. Как, личный секретарь Алексеева уговорил его ответить на звонок, была тайной за семью печатями, но разговор состоялся и президент вызвал к себе председателя ГПУ.
  Президент самым внимательным образом ознакомился с привезенными ему Дзержинским материалами следствия и остался доволен. Протоколы с признательными показаниями, данные наружного наблюдения и стенограммы тайного прослушивания, ясно говорили о том, что начальник тайной полиции действовал исключительно в рамках законности. Самоуправством и своеволием, о котором так рьяно говорил ему по телефону Розенфельд здесь и не пахло. «Железный» Феликс оставался, полностью верен своему высокому патрону и не пытался играть, свои закулисные игры.
 - Продолжайте работать, Феликс Эдмундович. Я доволен вашей службой. Учитывая важность этого дела, прошу докладывать мне о ходе расследования ежедневно, а если в ходе следствия возникнет что-то важное, то незамедлительно – приказал Алексеев и главный чекист почтительно удалился.
  Беседа с Дзержинским обрадовала президента не только потому, что шевельнувшееся подозрение в самоволии председателя ГПУ оказалось ложным. Прочитав протоколы допросов, и сопоставив их содержание со звонком Розенфельда, Алексеев сделал простой и логичный вывод, что нет дыма без огня.          
 - Знает кошка, чье сало съела – наставительно проговорил президент, поигрывая красным карандашом, которым всегда подписывал важные документы. Вновь открывшиеся обстоятельства давали ему хорошие козыри в деле о сумме отступных за президентский пост. До того, как приехал Дзержинский, Алексеев был готов снизить озвученную им цифру, но теперь его настрой сильно изменился. 
  Почувствовав слабость позиции противоположной стороны, президент уже не желал идти ни на какие компромиссы. Более того, он начал подумывать об увеличении озвученной им суммы.
 - Если хотят съесть рыбку - пусть платят. Все равно потом ещё себе наворуют – в Алексеев заговорила врожденная злость солдата к вечно обирающему его интенданту.
  Ощутив прилив бодрости и сил, он достал из стола проект об унификации воинских званий и на несколько секунд застыл над ним. Что думал в этот момент Алексеев, осталось тайной. Возможно, все ещё пытался найти подходящий аргумент для своих оппонентов. Возможно, просто собирался духом, но невидимый Рубикон был, перейден и со словами «Президент я или нет?», он подписал свой многострадальный указ. 
   В этот день свой Рубикон перешли и чекисты. Получив зеленый свет от президента, они принялись работать с удвоенной силой и результат их усилий, не замедлил сказаться. Едва задержанным было официально предъявлено обвинение и от прокурора республики была получена санкция на арест, дела у них пошли из рук вон плохо.
  Умело играя на трубе страха, угрожая вынесения высшей меры наказания – расстрела, следователи смогли получить признательные показания от всех арестованных эсеров, включая самого Майорова. В обмен на сохранение жизни и отправку на двадцатилетнюю каторгу в Африку, эсеры пошли на сотрудничество со следствием. После чего, картина заговора с целью устранения Сталина предстала во всей своей красе.   
  Благодаря имеющимся в распоряжении следствия данным можно было начинать процесс. В котором Майоров и его люди представлялись простыми исполнителями, а Шляфман и Клычков организаторами и вдохновителями.
  После очередного доклада Дзержинского президент выделил дело в отдельное производство и приказал готовить открытый показательный процесс. В его исходе сомневаться не приходилось и припертые к стене олигархи засуетились.
  Стремясь облегчить свою участь, они очень бойко заговорили. Полученного от них материала было так много, что можно было открывать новые дела, но последнее слово было за президентом. Только с его согласия можно было использовать полученный в ходе следствия материал против этой высокопоставленной публики. 
  Алексеев не собирался вступать в открытую борьбу с олигархами. Это не входило в его планы, но вот немного повысить градус накала, сделать их в предстоящих торгах полностью сговорчивыми, он был совершенно не против. После недолгого раздумья, он дал согласие на продолжение следствия по открывшимся обстоятельствам в отношении отдельных лиц.
  Из всех участников тайного союза, которых назвали Шляфман и Клычков, президентом были выбраны Травкин и Мамонтов. Это были в его понятии наиболее слабые фигуры, которым можно было взять в оборот, нисколько не опасаясь за последствия.
  Имеющиеся в распоряжении следствия показания позволяли задержать обоих олигархов и на время разбирательства поместить во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Первым был арестован Мамонтов, что привело к новому всплеску истерии в бульварных газетах.   
  Дзержинский мужественно выдержал натиск на него со всех сторон, а затем, с разрешения Алексеева, дал небольшую пресс-конференцию. Стоит ли говорить, что на ней яблоку было негде упасть от желающих услышать первого чекиста страны.
  Встав у невысокой трибуны, в напряженной тишине, «Железный» Феликс зачитал небольшое заявление, в котором впервые, была публично названа причина ареста Шляфмана, Клычкова и их подельников. 
  Сказанные им слова произвели на собравшихся в небольшом зале людей, чудовищное воздействие. Во многом это было обусловлено тем, что мастерски составленный текст заявления давал понять слушателям, что устранение Сталина было только первым шагом коварных заговорщиков. Кто должен был стать последующей жертвой, названо не было, но в этом не было необходимости. Пытливым ум русского обывателя моментально нарисовал нужную картину и когда на следующий день был арестован Травкин, криков возмущения уже не было.
  С этого момента узнавшую о заговоре публику интересовал совсем другой вопрос: «Кто следующий?» 
  Поднявшийся ажиотаж, самым благоприятным образом сказался на результатах переговоров президента с олигархами. Сумма названая Алексеевым была принята без всяких оговорок и то, что он не увеличил её, была большая заслуга госпожи Султановой. Выполняя приказ своего хозяина, она прилагала максимум усилий для его выполнения.
  Милостиво пообещав сдержать розыскную прыть председателя ГПУ, на встрече с Розенфельдом президент высказал пожелание получить обещанные деньги в ближайшее время. Обозначив срок исполнения в две недели.
  Расставаться с деньгами всегда тяжко и сложно, но лучше лишиться малой части, чем потерять всё. Ведь никто ничего не знал точно, что рассказали на следствии Шляфман и Клычков и что могут рассказать Травкин и Мамонтов. Падкие до сенсации газеты энергично муссировали эту тему и потому, оставшиеся на свободе члены тайного союза предпочли заплатить Алексеева.
  Начальный взнос был переведен на личный счет президента, был переведен к концу первой недели, второй – в начале следующей. Окончательный расчет предполагалось произвести в субботу, но за день до этого, в ночь с четверга на пятницу, президент скоропостижно скончался. 
  Скончался, на фоне казалось хорошего состояния здоровья, когда ничто не предвещало, его ухода из жизни. Лечащие врачи президента, наблюдавшие его все последнее время, ничего не могли сказать о том, что послужило причиной внезапной смерти. Все они были в полной растерянности, и это немедленно породило массу слухов.
  Моментально вспомнили слова Дзержинского и сделали из них соответствующие выводы. Получив шанс, устное народное творчество выплеснулось наружу и стало стремительно заполнять необъятные просторы страны. Неудержимым валом слухи по поводу смерти Алексеева рванули из Москвы на периферию, обрастая по пути всевозможными подробностями.
  Сейчас же, в них появилась фигура безымянного санитара, что заходил к президенту перед самой его кончиной и которому Алексеев успел прошептать: – Петруша, отравили меня! Помоги!
  По свое простоте парень рассказал об этом врачам и коменданту Горок. После этого на него было совершено покушение со стороны неизвестных и, опасаясь за свою жизнь, санитар ушел в подполье.
  Другой фигурой, в этой загадочной истории, рассказанной по секрету, одним из охранников президентской резиденции был таинственный «черный человек». Ночью, он приехал в Горки на машине, свободно прошел к президенту, якобы по секретному делу. В руках у него был кожаный портфель. Что было в нем неизвестно, но когда ночной визитер проходил мимо охранника, в нем что-то звякнуло. Человек пробыл у президента не более пятнадцати минут и уехал, а через час после его ухода Алексеев умер.
  С таинственным визитером в определенной мере перекликались рассказы о тибетском зелье, что было доставлено из Лхасы для лечения президента специальным курьером на самолете. Первая партия лекарства оказала благотворное  влияние на здоровье пациента, а вот со второй произошла темная история. То ли в Тибете, то ли в Москве специально нанятые люди изменили состав снадобья и вместо живительного эликсира, оно превратилось в яд. 
  Масло в огонь слухов подлили внезапная смерть личной медсестры президента Клавдии Митрофановой. Через два дня после кончины Алексеева она попала в автомобильную аварию и скончалась на месте происшествия до прибытия медиков. Власти постарались замять этот инцидент, но чем больше они это делали, тем только множили многоязычную гидру слухов.
  Также свою лепту в накал страстей внесло и ГПУ. В тот же день, что погибла Митрофанова, тайной полицией был задержан и взят под стражу банкир Сомов, а у олигарха Кривицкого была взята подписка о невыезде из столицы.
  Стоит ли говорить, что народная молва прочно связала действия чекистов со смертью президента.
 - Эти, зря арестовывать не будут. Значит, что-то за ними есть – уверенно говорили друг другу обыватели, и переубедить их в обратном было невозможно. Народ был точно уверен, что «доброго президента» устранили и за этим делом стояли большие деньги. 
  Все это самым благоприятным образом сказалось для Сталина, оказавшегося главным бенефициаром создавшегося положения. Официальная передача ему президентских полномочий прошла без сучка и задоринки, несмотря на глухое недовольство его противников. К огромному разочарованию, сегодня был не их день. Посмей кто-нибудь выступить против чудом спасшегося от рук наемных убийц Сталина, который у гроба президента публично поклялся продолжить его дело и участь этого деятеля, была бы незавидной. Плаха остракизма изнывала от отсутствия желающих положить на неё свою буйную голову.
  Благодаря газете «Известия», каждое слово клятвы Сталина стало известно по всей России и далеко за её пределами. Не успела газета опубликовать номер, как в тот же день, в её адрес стали приходить письма и телеграммы с поддержкой и одобрением слов вице-президента.
  Без какой-либо коррекции и цензуры, все они были опубликованные в следующем номере, для чего в газете им была выделена целая полоса. Столь необычные действия «Известий» породили шквал отзывов. Письма и телеграммы стали приносить в газету мешками, что было зафиксировано хроникерами операторами, чьи специальные информационные киновыпуски разлетелись по всей стране.      
  Народ доброжелательно встретил приход нового правителя России, с нетерпением ожидая его первых шагов.
  Что мог сделать Сталин в ответ на эти ожидания? Военные и политические действия полностью исключались, экономические требовали долгих усилий и действий. Оставалась милость и справедливость, чем Сталин немедленно и занялся.
  В ознаменовании очередной годовщины августовских событий семнадцатого года, новый президент объявил амнистию лицам имевшим малую судимость, состоявших под следствием по аналогичным статьям, а также отсидевших две трети назначенного срока.
  Амнистия не распространялась на осужденных, обвиненных в убийстве, грабеже, насилии над людьми, развратных действиях и совершивших крупные экономические преступления. Также под амнистию не подпадали лица совершившие военные преступления и обвиненные в шпионаже в пользу иностранных государств. К таким людям, второй президент России не испытывал никакой жалости.    
  Одновременно с этим, был официально объявлено о подготовке процесса по делу Шляфмана – Майорова, на котором государственным обвинителем был Колпакиди, а председателем суда Вышинский. Начатый в последних числах августа он продлился около двух недель и был открыт для широкой публики.
  Все ожидали вынесения смертельных приговоров, но Сталин не проявил ожидаемой от него господами либералами кровожадности. Майоров и его подельники получили различные сроки каторги в Африке. Главные фигуранты дела Шляфман и Клычков, были осуждены на двадцать лет без права помилования.
  Столь неожиданная милость в отношении олигархов была обусловлена компромиссом, заключенным между Сталиным и представителями больших деньг. Обвиняемым была сохранена жизнь в обмен на финансовую поддержку ряда государственных проектов.
  Сумма запрошенных Сталиным денег немного превосходила ту половину, что олигархи не успели перевести Алексееву в оплату за его отречение. Представлявший на этих переговорах сильных мира сего господин Розенфельд попытался добиться прекращения дел в отношении господ Травкина, Сомова и Кривицкого, но получил твердый отпор.
 - В отношении названных вами лиц идет следствие. Давайте подождем его завершение и тогда, можно будет вернуться к этому вопросу – решительно отрезал Сталин, и Розенфельд был вынужден согласиться. У нового президента появился хороший крючок для господ олигархов, и он не торопился разменивать свои козыри.       
 
         
            
                Документы того времени.




                Из дневника медсестры Клавдии Митрофановой, изъятого следствием и переданного в архив закрытого хранения.

            Не могу представить себе, что милого и дорогого Михаила Васильевича не стало. Что он ушел из жизни и виновата в этом исключительно Галина. Я не была свидетелем его кончины но, то, что предшествовала этому, видела лично.
  За последнее время, под различными предлогами меня отстраняли от дежурства возле Него. Сначала это объяснялось желанием президента видеть возле себя Галину, но когда я набралась смелости и открыто спросила его об этом, он сказал, что уже порядком соскучился по моему обществу. Когда я сказала об этом доктору Крахмалеву, тот пришел в сильно замешательство. Он говорил, что график дежурств уже утвержден, но под моим нажимом согласился предоставить мне дневное время дежурства.
  В ночь, когда произошло это ужасное событие, я осталась ночевать в Горках. В начале первого часа я проснулась от какой-то тревоги и пошла на пост. К моему удивлению Галины на месте не было и, боясь, что с Михаилом Васильевичем что-то случилось, я открыла дверь его палаты и обомлела. Забравшись с ногами на кровать президента, там сидела голая Галина. Наклонив голову вперед, она покачивалась взад и вперед и что-то говорила. Внезапно я расслышала фразу, которую она повторяла - «Так, сладко?» и слегка придушенный ответ «Да».
  Видеть дальше Это, я не смогла. Едва притворив дверь, я выбежала в ночной парк. Никто не видел моих горьких слез. Когда же через полчаса я вернулась в дом, там был переполох. Все бегали вокруг палаты президента, которому стало внезапно плохо с сердцем. Якобы Галина посреди ночи услышала его стоны и вызвала врачей. Все верят, что это так и было, но я знаю, что это не так.
  Как мне трудно жить с этой тяжелой правдой. Надо кому-нибудь рассказать, а там пусть что будет.      



 
                Выписка из дела о гибели медицинской сестры Митрофановой Клавдии Гавриловны 1902 года рождения.
 
             Принимая во внимание свидетельские показания Постникова А.П., Касатонова Г.Г и Лизюкова Ф.М. следует считать гибель гражданки Митрофановой К.Г. следствием несчастного случая, произошедшего в результате сильного эмоционального стресса вызванного смертью президента России Алексеева М.В. 

                Следователь Перфильев П.П.   22 августа 1925 года.




                Из речи вице-президента Сталина И.В. на похоронах президента Алексеева М.В. на Донском кладбище опубликованной газетой «Известия» 12 августа 1925 года.

             Слепая смерть подло украла у нас дорогого и всеми нами горячо любимого Михаила Васильевича Алексеева. Невыносимо больно и тяжело осознавать тот факт, что теперь его нет с нами. Что никогда больше он не придет к нам, не приободрит добрым словом, не укажет на допущенные ошибки и не подскажет как нам их исправить. Дорогой Михаил Васильевич покинул нас в сложный и непростой момент нашей истории, когда вся страна и весь народ как никогда нуждались в таком вожде, как он. В таком человеке, что добивался огромных значимых успехов на пользу Отечества как в военных делах, так и в мирное время. Благодаря его заслугам наша страна стала великой державой, о которой с почтением говорят во всех уголках земного шара.   
  Трудно высказать словами степень утраты, которую мы понесли в связи со смертью Михаила Васильевича. Никто из нас не сможет заменить его в деле управления государством. Таких людей просто больше нет. Единственное, что мы можем сделать – это приложить все усилия для того, чтобы завершить все те грандиозные начинания, что были начаты и которые он не успел довести до конца.
  Спи наш дорогой, гражданин президент. Перед тем как навсегда проститься с вами, я торжественно обещаю, что приложу все силы для исполнения ваших начинаний. И в первую очередь, сделать жизнь простых граждан России лучше и достойней. Чтобы они навсегда забыли голод и нужду, страх и боязнь перед завтрашним днём. Как того хотели вы и как завещали членам правительства на нашей последней встрече в Горках.   



                Из официального заключения врачебной комиссии о причинах смерти президента России Алексеева М.В. от 10 августа 1925 года. 

          После тщательного и всестороннего исследования тела президента Алексеева М.В., комиссия единодушно пришла к выводу, что смерть наступила в результате острой сердечно сосудистой недостаточностью вызванной внезапным приступом стенокардии.
  Учитывая, что гражданин президент ранее болел этим заболеванием, а также степень поражения сердечных сосудов атеросклерозом, следует думать о естественных причинах его смерти.
  Специальные исследования тканей, проведенные по настоятельной просьбе членов правительства на предмет выявления ядов или других веществ, чье присутствие в организме могло бы трактоваться как покушение на здоровье, дали полностью отрицательные результаты. Поводов к подозрению о неестественной смерти президента нет.


                Члены врачебной комиссии: (список врачей).




      


                Глава X. Америка, Америка – великая страна.





                Медленно и величаво, как и подобает кораблю своего класса, рассекал водные просторы Гудзона трансатлантический лайнер «Левиафан». Доставшийся американцам в качестве военной репарации с Германии, он исправно курсировал между Нью-Йорком и Саутгемптоном вместе с двумя другими своими собратьями.
  Имея на своем борту широкую прогулочную палубу, теннисный корт, зимний сад, курительный зал, отделанные мрамором закрытые бассейны он по праву считался лучшим комфортабельным лайнером Атлантики. На его борту путешествовали такие знаменитости как Мэри Пикфорд, Дуглас Фэрбенкс, Чарли Чаплин, Гарольд Ллойд. Встречались среди пассажиров первого класса и представители венценосных семейств Европы, миллионеры, дипломаты и государственные мужи различных рангов. Все они считали для себя честью пересечь Атлантический океан на этом корабле, путешествие на котором было символом успеха, своеобразной меткой в высоких кругах.    
  Всего лайнер вмещал в себя свыше трех с половиной тысяч человек, из которых пассажиров первого класса составляло не более трехсот пятидесяти человек. Все остальные плыли в каютах второго и третьего класса, где уровень комфорта был совершенно иным. Каюты были маленькими, коридоры узкие, и гулять они могли лишь по общей палубе, где от желающих подышать свежим воздухом, было не протолкнуться.
  Стоит ли говорить, что к пассажирам первого класса у таможенных властей нью-йоркского порта было отношение исключительно уважительное. Их паспорта принимались с учтивой улыбкой, лишних вопросов не задавали и чемоданы проворно подхватывали носильщики, едва таможенный офицер ставил белым мелом свою метку.
  Сам факт того, что человек прибыл в Америку в каюте первого класса на красавце «Левиафане», делал его вне подозрения. У него наверняка имелась крупная сумма денег, которые он намерен тем или иным манером вложить экономику Соединенных Штатов и это прекрасно. «Ю а велком!» дорогой мистер, прекрасного вам время провождения в великой Америке.
  Именно на это и рассчитывал черноволосый господин Сароян, что вместе со своей женой, приехал в Америку в конце августа 1925 года.
  С его стороны это был довольно рискованный шаг, так как он и его спутница находились в федеральном розыске. Рисунки, с его внешностью составленные по описанию свидетелей и список примет, наверняка хранились у таможенных служб Восточного и Западного побережья Америки, на канадской и мексиканской границе.
  Сам господин Сароян не испытывал никакого желания оказаться на американской земле и проверить работу федеральных служб дяди Сэма. Ему прекрасно жилось на своем аргентинском ранчо на границе с Парагваем, совершенно под другой фамилией и с иной жизненной историей, но его услуги оказались нужны его старому другу, что проживал в далекой Москве. Дело было важное, дело было нужное и он, отправился в Европу, в славный город Париж.
  Там, как выяснилось, находился дальний родственник, господина гасиендера. Он после своей смерти оставил богатое наследство, во владение которым следовало вступить как можно скорее, иначе оно отойдет в пользу государства.
  Такова была легенда для Камо и его спутницы Фрэнки Майены, которые по прибытии в Париж превратились в супругов Сароян. Документы на эти имена находились в портфеле, что был получен Камо через связного в условленном месте, по предъявлению монеты в пять франков, с портретом короля бельгийцев Леопольда.
  Кроме паспортов, в портфеле находились деньги, чеки Американ Экспресс, а также папка с досье на американского изобретателя Николу Тесла. Этот сербский самородок потрясал научный мир своими громкими открытиями в различных областях физики.
  Одни его изобретения в радио, смелые эксперименты с переменным током навсегда вписали его имя в историю мировой науки, но он никогда не собирался останавливаться на достигнутом. Его изобретение электрокара, чей двигатель питался энергией получаемой из «эфира» был встречен в штыки светилами американской науки. Ученому отказали в доверии, сказав, что подобное просто невозможно, но поймать за руку и разоблачить мошенничество никто из них не смог. 
  Другим коньком Тесла были эксперименты с электрическим током, который как утверждал изобретатель, он мог передавать на расстояние без проводов, по воздуху. При этом ни дальности передачи, ни сила передаваемого заряда ограничений не имели.
  По словам изобретателя, он мог осветить дорогу к Северному полюсу для арктической экспедиции, если она решит отправиться туда полярной ночью. Для этого требовалось создание огромной установки, но деловые круги Америки не торопились предоставить ему необходимые средства. Усилиями конкурентов великого ученого и недоброжелателей, которых были у него в большом количестве, Тесла получил ярлык «сумасшедшего гения». 
  Денежных воротил с Уолл-Стрита опасались иметь с ним дело. Уж слишком великими и потому непонятными были предлагаемые ученым проекты для людей, пытавшихся во всем получить быструю прибыль. Никто из них не хотел рисковать своими капиталами, предпочитая иметь понятливую синицу, чем фантастического журавля.
  Впрочем, были люди, которые с большим вниманием наблюдали за деятельностью сербского ученого и эти люди носили погоны. Уж слишком заманчивая картина открывалась для использования открытия Тесла в военных целях. Его идеи были очень популярны в определенных кругах американских военных, но и у них были свои проблемы с финансированием.
  Главную часть военного бюджета поглощал американский флот, с его линкорами, крейсерами и миноносцами. «Большой белый флот» был «священной коровой» чьи нужды никто не смел ограничить. Затем шла авиация, корпус морской пехоты и на нужды сухопутной армии оставались сущие крохи. Соединенные Штаты не собирались вести широкомасштабную войну со своими соседями Мексикой и Канадой, а дела в Европе их не очень сильно интересовали пришедших к власти «изоляционистов».
  В условиях отсутствия, при всей своей симпатии к идеям и открытиям ученого, американские военные не могли выделить денег, для постройки даже малой установки. Финансовые контролеры были безжалостны к нарушителям, и никто из высоких чинов военного министерства не был готов рискнуть своей карьерой и пенсией.
  В сложившихся обстоятельствах, им оставалось лишь только наблюдать за Тесла со стороны и ждать смены правительства.
  Подобная вера в возможности серба были обусловлены не только его гениальностью. Первая мировая война шокировала мир, в кротчайшее время, явив ему ранее не известные виды оружия. Танки и аэропланы, подводные лодки и дирижабли, пушки огромных калибров и отравляющие вещества могли уничтожить в разы больше людей, чем привычная винтовка пехотинца, сабля кавалериста и полевая артиллерия вместе взятые.
  Эти новшества технического прогресса заставили поверить простого обывателя, что за короткое время можно создать ещё сильное по своей мощности и ещё страшное по своей смертоносности оружие. Поэтому в двадцатые годы этого столетия были очень популярны различные научные идеи. «Лучи смерти», управление различными видами вооружения по радио, возможности управлением воли солдат противника на расстоянии – все это казалось вполне реальным скорым будущем.
  Многим казалось, что достаточно было, только как следует сосредоточиться над решением проблемы, довести научную идею до её логического завершения и дело сделано. Получите заказанное вами новое смертоносное оружие, которого нет у ваших соседей.
  Конечно, во множестве идей, что научное сообщество вывалило своим потенциальным покупателям, были и здравые идеи. Подобно самородкам золота в отвалах породы они присутствовали в этой огромной массе. Наглядное тому свидетельство - тепловая пушка профессора Тотенкопфа или идея расщепления атомного ядра, над которой работали многие лаборатории Европы. Но отделение злаков от плевел был слишком долгий, а самое главное затратный процесс.   
  Об изобретениях Тесла много писалось в газетах, и не заметить деятельность талантливого серба было просто невозможно. Кипы докладов, донесений, аналитических записок о «короле электричества» сначала ложились на стол Дзержинского, а затем плавно перетекали в кабинет Сталина. И с каждым месяцем досье на Тесла становилось все толще и толще.
  Требовалось принять решение по вопросу создания «электрической пушки» и Сталин был вынужден обратиться за помощью к Камо.
  Не желая раньше времени обозначать интерес России к изобретению Тесла, что могло вызвать бурное противодействие со стороны американце, он хотел прощупать изобретателя при помощи третейского посредника. Сам Сталин не исключал возможности, что «электрическая пушка» - это ловкий блеф, завернутый в красивую упаковку.
  Естественно, Камо не был знающим специалистом в области электричества способным быстро и точно определить подлинную ценность изобретения Тесла. С такой сложной задачей мог справиться лишь институт или специализированная лаборатория. Однако определить лжет ему человек или говорит правду – это, для такого тонкого психолога и отменного физиономиста как Камо не составляло труда.
  Получив столь необычное задание, Камо решил, что самой лучшей легендой для его контактов с Тесла, если он предстанет перед ним посредником. При известности ученого это было вполне естественно. По тем или иным вопросам, к нему обращалось много фирмы Европы и Америки с предложением сотрудничества, выполнения заказа  или с целью проведения консультации. Кроме того, это не сильно разнилось с истиной. 
  Предложение Камо было одобрено Сталиным и вскоре, французский предприниматель Артур Сароян отправился за океан, вместе со своей супругой. Присутствие Майены в этой операции было обусловлено рядом обстоятельств. Во-первых, путешествие на «Левиафане» с супругой подтверждало серьезность финансовых возможностей посредника. Во-вторых, респектабельную семейную пару, которую изображали они, был гораздо сложнее заподозрить в каких-либо противоправных действиях типа шпионажа. Ну и, в-третьих, Фрэнки скучала по родине.
  Скучала по американскому говору, по лицам её граждан и по многочисленным благам американских городов. Жизнь в Аргентине не стояла на месте, но ей трудно было угнаться за Америкой, которая без сомнения была центром западной цивилизации.
  Выхватив удачный билет по итогам войны, собрав в своих кладовых все золото Европы и Азии, Соединенные Штаты наслаждались райской жизнью, в отдельно взятой стране. Каждый день, каждый час, каждую минуту, деловые американцы делали все, чтобы их страна была центром мироздания и в этом супруги Сароян смогли убедиться с первых шагов по американской земле.
  На площади у выхода из таможенного зала пассажиров «Левиафана» ждало целое море такси, как говорится на любой вкус и кошелек. Дорогих и состоятельных гостей Нью-Йорка ждали «крайслеры» и «линкольны». Менее состоятельные гости Америки садились в «форды» и «бьюики», к услугам третьих были автобусы и метро. 
  Солидная толщина бумажника позволила Камо, в качестве перевозчика своих чемоданов и любимой жены, выбрать красавец «линкольн», чьи благородные линии сразу пленили его взгляд. Впрочем, марка и размер машины подразумевали лишь комфорт поездки, но отнюдь не скорость передвижения. Влившись в единый громадный поток города «Большого яблока», машина Камо не имела никакого преимущества среди прочего колесного транспорта. Стиснутая со всех сторон другими машинами, она покорно неслась вперед, когда это было можно, и понуро стояла в «пробках» ожидая возможности ехать дальше.
  Гостиница «Астория», которую выбрал для себя путешественники, встретила их мраморным вестибюлем, богатыми кожаными диванами и вышколенной прислугой. В ожидании больших чаевых лакеи чуть было не передрались за чемоданы четы Сароян, здесь их ждало сильное разочарование. Каждый из них заработал ровно по одному доллару. Приезжий хорошо умел считать деньги, что и обусловливало толщину его кошелька.
  Номер, где поселился Камо с женой, приятно поразил их не только высотой потолков, широкими кроватями и огромным зеркалом в прихожей. В номере была ванна, горячая и холодная вода, телефон, по которому можно было связаться с любым американским городом и набором телеграфных и почтовых бланков. Их, при помощи посыльного, можно было отправить в любой конец земли благо почтовое, и телеграфное отделение находились в самой гостинице.
  Чтобы дорогие гости не скучали, в номере имелся радиоприемник, способный принять любую радиостанцию, находившуюся по обе стороны от Атлантики. Достаточно было найти нужную волну, поднести к уху темный эбонитовый наушник и к твоим услугам самая последняя мировая информация, не превзойденная игра джаз оркестра или хоровое церковное пение.
  Также в номере находилось ещё одно чудо американской техники – холодильник. В нем находились прохладительные напитки. Контроль за их пополнение в этот жаркий период был возложен на горничных, а вот спиртное, приходилось заказывать по телефону. В строго ограниченном количестве и стоимость каждой новой бутылки заказанной гостем, возрастала с геометрической прогрессией. Администрация гостиницы строго блюла законы штата Нью-Йорк, но любой представитель её персонала, мог назвать адрес, по которому постоялец мог приобрести виски или пиво по более низкой цене.   
  Однако больше всего заморских гостей приятно удивила та скорость, с которой их грязное белье было выстирано, выглажено и аккуратно подано в номер ещё до наступления завтрака. Сервис в «Астории» как впрочем, и в любой другой «многозвездной» гостиницы был воистину фантастический.         
  Столь стремительно развитие бытового благополучия, коснулось не только гостиничного бизнеса. Стремительным шагом ворвался технический прогресс и в жизнь простых американцев. В средине двадцатых, в Соединенных Штатах не было семьи, которая не приобрела автомобиль, холодильник, стиральную машину, радиоприемник, телефон или хотя бы пылесос.
  Все эти чудесные вещи в массовом количестве сходили с конвейеров американских заводов и фабрик, и доставлялись клиенту по первому звонку, в любую точку страны.
  Глядя на это техническое изобилие, сторонний наблюдатель наверняка бы решил, что в Америке наступил «золотой век», ибо так велик был ассортимент товаров предложенных на выбор простым обывателям. Одежда, всевозможные продукты питание, велосипеды, мотоциклы, автомобили, самолеты и яхты, все было в этом списке и все это покупалось.
  Благодаря Первой мировой войны в Америке были открыты сотни фабрик и заводов, чья продукция широким потоком хлынула в разоренную войной Европу. Германия и Австрия, Франция и Англия брали всё, что им предлагал американский производитель, начиная от сельхозпродуктов, заканчивая галантереей и все по хорошей цене.
  Старушка Европа стонала, но была вынуждена брать, обеспечивая американским фермерам и рабочим, предпринимателям и банкирам хороший заработок. Сытость и благополучие пришли в их дома, но получив, их американцы уже не могли остановиться.
  Не зная, как ещё долго госпожа Фортуна будет смотреть в их сторону, они бросились всеми правдами и неправдами зарабатывать деньги. Деньги, которые позволят реализовать их мечтания и замыслы, сделают мечту о хорошей жизни полнее и богаче.
  Дух стяжательства с легкостью захлестнул широкие слои американцев, так как для этого были созданы все условия. Сам президент Гувер объявил о начале создания общества равных возможностей и это не были пустыми словами.
  Все ведущие банки США с легкостью выдавали простым гражданам кредиты для покупки того или иного товара. Для открытия собственного дела, для путешествия в Европу или для погашения ранее взятого кредита.
  С любым клиентом сотрудники банков были вежливы и доброжелательны, легко входили в их положение и бесплатно давали советы. Проценты по кредитам были невысокие, гарантии банк требовал лишь под большую сумму и американцы с легкостью брали их, нисколько не заботясь о том, что придет время их отдавать.
  Другой денежной иглой, на которую подсела вся Америка - были акции. Любой американец мог купить акции процветающих компаний Форда, Моргана, Рокфеллера и стать их компаньоном. Достаточно было купить несколько акций этих гигантов, получить с них прибыль, приобрести новые акции и богатеть, богатеть и богатеть.
  Словно подтверждая слова президента о равных возможностях американцев, крупнейшие корпорации страны пошли на невиданный до этого шаг. Они стали продавать свои акции в долг.
  При первичной покупке, клиент оплачивал лишь 10% их стоимости, что было чрезвычайно выгодно для него. На имеющиеся у него деньги, он мог купить акций в десять раз больше и по прошествию времени мог погасить свой долг за счет прибыли.
   Стоит ли говорить, что подобное предложение вызвало в стране огромный бум. Америку захлестнула биржевая лихорадка, которая по своей силе и размаху превзошла «золотую» лихорадку в Калифорнии и Аляске. Все население Соединенных Штатов только и делало, что скупало и продавало акции.
  Ради этого прибыльного дела американцы опустошали свои банковские счета и потаенные кубышки, оставленные на «черный день». В погоне за прибылью, люди закладывали дома, автомашины и прочие имущество. Те, которые не могли предоставить банкам подобные гарантии, влезали  в долги на кабальных условиях, брали кредиты под жалование за несколько лет вперед.  Народ шел на все, чтобы купить многообещающие акции по низкой цене и разбогатеть. «Золотой телец» прочно застил американцам глаза, уши и поработил их души.
  Спрос на акции был колоссальным. Они уходили как горячие пирожки с лотков торговцев, а охваченная лихорадочным угаром, ненасытная публика требовала «ещё, ещё и ещё».
  Курсы акций компаний печатала всякая уважающая себя газета, начиная от «Нью-Йорк Таймс» и кончая провинциальной «Оклахома ньюс». Любой американец, находясь на Восточном или Западном побережье, в знойной Флориде или дождливом Сиэтле, мог наблюдать за состоянием вложенных им денег, чтобы в субботу подвести итог насколько он стал богаче на этой неделе.
  Покупать и продавать акции, а также давать советы относительно них, стало неотъемлемой чертой любого уважающего себя американцам.
  С этим необычным явлением, Камо столкнулся, когда обратился к торговому агенту Тесла. Самого серба в этот момент не было в Нью-Йорке. Получив выгодный заказ на создание бензиновой турбины, он покинул свою лабораторию и переехал в Филадельфию.
  Вид Камо, его речь и умение держаться, произвели должное впечатление на агента Тесла. Получив пятьдесят долларов за хлопоты, он любезно согласился организовать встречу изобретателя с богатым представителем одной неназваной европейской фирмы.
  Увидев в черноволосом красавце неплохой шанс, поправить несколько пошатнувшиеся дела своего клиента, агент решил получить немного сверхприбыли и для себя.
 - Господин Сароян интересуется покупкой акциями господ Моргана, Рокфеллера, Вандербильта или Форда? – с видом знатока спросил у Камо агент, когда о встрече с Тесла была достигнута, благодаря телефонному звонку.
 - Нет, такого рода занятие не в моей компетенции – сдержано пояснил Камо, но агент не  услышал его слов.
 - Господин Сароян не совсем правильно понял меня. Я имел в виду вашим личным желанием купить акции наших американских гигантов. Это очень просто сделать и за небольшое вознаграждение, я бы мог подсказать, на что следует обратить внимание, а на что нет – многозначительно произнес американец, но толстокожий Сароян вновь его не понял.
 - Благодарю вас за это любезное предложение, но я не намерен покупать акции – обезоружил собеседника Камо.
 - Как не намерены!? Разве у вас нет денег? – изумился американец, с нескрываемым опасением посмотрев на него.
 - Деньги конечно у меня есть, иначе бы я не остановился в «Астории» - успокаивающе произнес Камо и для пущей важности потянул руку к лежавшей на столе газете, демонстрируя золотые запонки своей рубашки.            
 - Но тогда почему вы не хотите купить акции? Ведь это так выгодно, из-за их постоянного роста в цене?
 - Покупка десятка другого ваших акций не принесет мне большого дохода. Чтобы получить реальную прибыль их стоит покупать сотнями, а лучше тысячами, но на это у меня нет свободного капитала – Камо говорил американцу спокойно и доходчиво, стараясь не испортить образовавшийся с ним контакт.
 - Вы все верно говорите, господин Сароян. Именно сотни, а лучше тысячи акций и вы напрасно думаете, что не сможете позволить себе это. Акции наших гигантов можно купить в долг, заплатив десять процентов от их первоначальной стоимости. Понимаете? Всего десять процентов и они ваши.
 - Десять процентов? А это законно?
 - Конечно! Это как взять кредит в банке. Вот смотрите, – агент поспешно достал из своего портфеля акцию чикагского предприятия Форда. – Она обойдется вам всего в пятьдесят долларов, при номинальной стоимости в пятьсот.
  Лучезарно улыбаясь, агент доверительно протянул Камо несколько обтрепавшуюся, но не утратившую товарного вида акцию и замер в ожидании делового просветления собеседника.
  Тот, как и подобает настоящему деловому человеку, подверг акцию самому пристальному изучению. Внимательно прочитал её красочную лицевую часть, проверил наличие особых знаков и только потом, стал изучать условия кредита, напечатанных мелким шрифтом на оборотной стороне документа.
  Все это время агент терпеливо ждал, когда Сароян поймет, какой счастливый шанс упал в его руки и тогда, можно будет ковать «железо», но этого не произошло. Вместо радости от внезапного открытия, на лице собеседника по-прежнему царила настороженность, как будто вместо реальных денег, ему предлагали купить банального «кота в мешке».
  Что-то мешало ему принять правильное решение, и тогда агент поспешил выявить причины этой досадной задержки.
 - Что-нибудь не так, господин Сароян? – участливо поинтересовался он, демонстрируя готовность немедленно устранить злосчастную заковырку.
 - Да, мистер Паттерсон. В пятнадцатом пункте говориться, что при определенных условиях брокер вправе потребовать вернуть полную стоимость акции в 24 часа – Камо ткнул пальцем в непонравившийся ему пункт.
 - Ах, это, – понимающе улыбнулся агент. - Это всего лишь банальная стандартная подстраховка на всякий форс-мажор. Ведь среди клиентов иногда попадаются те, кто бывает не совсем честен при заключении сделки. Примеров такого недобросовестного партнерства масса, вот против них и составлен этот пункт. 
  Американец говорил доверительно, как свой человек своему человеку, но клиент не торопился согласиться с ним и ударить по рукам.
 - Да, я это прекрасно понимаю, но все же наличие такого пункта в договоре – это определенный риск для покупателя. Согласитесь.
 - Ну что вы, господин Сароян, здесь нет никакого риска. Как я вам уже говорил, курс акций постоянно растет и вместе с ним растет прибыль от них. Взяв тысячу акций, вы сможет полностью расплатиться за них уже через полтора года, а купив десять тысяч, погасите свой долг ровно через три года, если не раньше. Такие случаи у нас бывали. Ну а если вдруг этот форс-мажор все же случиться и вас попросят погасить задолжность, то вы можете легко продать часть акций и расплатиться с брокером. Не так ли?
  В словах и логике агента было трудно найти хоть одно слабое звено, но Сароян почему-то продолжал испытывать сомнения.
 - В ваших словах, несомненно, есть свой резон и с ними трудно не согласиться. Покупка акций за их десятую часть это очень выгодное мероприятие. Однако я никогда ранее не покупал акции по подобной схеме. Мне надо хорошо подумать и все взвесить перед таким серьезным шагом, как покупка десяти тысяч акций мистер Паттерсон. 
  Камо почтительно протянул агенту его замечательную акцию, так и не дав столь нужного ему согласия, но подарив многообещающую надежду.
 - Конечно это ваше правого, господин Сароян, - агент с большим трудом скрывал свое недовольство этим Фомой неверующим, - но помните, что американские акции постоянно растут в цене. Это подтвердит вам любая серьезная газета, ежедневно печатающая биржевые курсы.
 - Я буду об этом помнить и постараюсь до конца своей поездки принять окончательное решение по столь заманчивому предложению – заверил Камо своего навязчивого собеседника, после чего к его огромной радости встреча завершилась.
  Агент не обманул его. Через два дня, Тесла принял заморского гостя в своей скромной резиденции в Филадельфии, он наглядно продемонстрировал ему, что не зря получил от газетчиков титул «короля электричества».
  Прочитав визитеру краткую лекцию о преимуществе переменного тока над постоянным током, в простом и доступном изложении, серб перешел от слов к делу. По взмаху руки, электрические разряды делали то, что он от них хотел. Загорались яркой ослепительной дугой в лампе, послушно вращали лопасти электрического двигателя.
  Коньком его демонстраций стал высокочастотный излучатель, что по мановению руки изобретателя выстреливал электрические разряды в круглый шар. Даже при небольших размерах аппаратуры это всегда производило должное впечатление на зрителей.
  Почувствовав в Камо стоящего визитера, Тесла несколько расширил свою демонстрацию. В дело были задействованы ещё два излучателя. Образовался своеобразный треугольник, внутри которого проворно сновали электрические разряды. Камо заворожено смотрел, как белые молнии пронзали воздух и подобно дрессированному зверю, летели туда, куда их направлял Тесла.
  От вида подвластного ему электричества он заметно раззадорился.
 - Если бы не ограничения на пользование электричеством для моей лаборатории, то я бы смог показать вам шаровую молнию! – хвастливо пообещал он Камо, - это мне под силу.
 - После всего, что вы мне показали, я нисколько в этом не сомневаюсь, господин Тесла. Но не проще ли это сделать, не прибегая к услугам электростанции? Многие говорят, что вы можете черпать энергию прямо из эфира или природа электричества и энергии добываемая из эфира – это разные вещи?
  Услышав каверзный вопрос об энергии эфира, Тесла моментально напрягся, и задор сошел с его лица. Спросив об эфире, Камо наступил на больную мозоль изобретателя. Несколько лет назад, на одной из выставок он продемонстрировал электромобиль, мотор которого питался от небольшой черной коробочки.
  На удивленные вопросы журналистов и коллег по научному цеху, Тесла заявил, что он открыл способ получения энергии из эфира, чем вызвал у них шок. Собравшиеся вокруг электромобиля люди никак не могли поверить своим глазам. Они настойчиво просили изобретателя объяснить им, в чем фокус, но чем больше они спрашивали, тем мрачнее становился Тесла.
 - Энергия в мотор поступает из эфира! Через этот модуль! Как вы этого не понимаете? – возмущался изобретатель, но ему не верили. Все искали скрытого подвоха, но никак его не находили. Самые светлые головы предположили, что в кузове машины находится спрятанный аккумулятор. Тогда, чтобы посрамить неверующих оппонентов, Тесла приказал поставить машину на специальные козлы, в результате чего её колеса повисли в воздухе, продолжаясь вращаться.
 - Я ухожу, можете искать ваши аккумуляторы хоть до утра – пренебрежительно сказал ученый и покинул павильон с видом триумфатора. Взволнованные журналисты и любопытные провели возле работающей машины весь вечер и всю ночь, и все это время колеса машины исправно крутились, не останавливаясь ни на секунду.
  Их ожидания на разоблачение изобретателя не оправдались, но не оправдались и ожидания самого ученого. Когда ближе к обеду Тесла вновь появился на выставке, вместо признания своей правоты и гениальности, он получил новые упреки.
 - Вы много говорили, что много работаете над проблемой передачи электричество на расстояние без участия проводов. Признайтесь, господин Тесла, что вы уже создали эту установку и с её помощью питаете двигатель этой машины. Покажите её нам и будем считать вопрос с эфиром закрытым - сказали ему лучшие умы науки, чем вызвали взрыв негодования у ученого.
  В бешенстве, он подскочил к машине, поднял капот и с «мясом» выдрал из мотора злополучный модуль. Колеса моментально перестали крутиться, наступила тишина, под которую оскорбленный Тесла покинул выставку. Больше к вопросу эфира он не возвращался, считая, что человечество не готово к его открытию.   
  Не изменил своему решению он и при встрече с Камо, видя в нем лишь любопытного визитера, но никак не человека с которым можно поговорить по душам.   
 - Нет, природа, слава богу, у них одна и та же, но совершенно разные способы их получения – холодно произнес ученый и гость не стал настаивать на продолжении разговора.
 - Все ваши ручные молнии, весьма впечатляют, господин Тесла. Поэтому я не буду спрашивать вас о возможности создания установки беспроводной передачи энергии. Для «короля электричества» этот вопрос решенный – Камо хитро замолчал, подталкивая ученого к главной цели своего визита, и не ошибся в своих расчетах. Тесла важно взмахнул рукой, приглашая гостя подойти к демонстрационному столу, закрытого плотным чехлом.
  Под ним оказались три небольшие башни. На вершинах каждой из них были установлены небольшие лампочки. Перед тем как щелкнуть выключателем. Тесла поочередно поднял над столом две башни, показывая гостю, что между ними нет никаких проводов.
  Когда пошел ток, загорелась лампочка на первой башни, затем на второй и третьей. Дав гостю некоторое время насладиться зрелищем, Тесла достал плотный лист фольги и поместил его между башнями. Фольга не пропускала ток, и лампочки на башнях немедленно погасли.
 - Попробуйте сами – предложил ученый Камо и тот с радостью принял участие в эксперименте. По его желанию горела то одна лампа, то обе в разной последовательности. При этом Тесла стоял в стороне и не делал никаких движений, сложил руки на груди.
 - Явно старается убедить меня в том, что ни оказывает никакого влияния на опыт – подумал про себя Камо, возвращая лист хозяину. 
 - Браво, господин Тесла, вы поистине маг и кудесник – сказал гость и почтительно склонил голову. От этих слов ученый улыбнулся, но миг славы был не долог. Выказав уважение и убедившись в наличие товара, гость стал брать быка за рога.
 - Это стендовая, демонстрационная модель. А какова высота стационарных, рабочих установок, по которым вы предполагаете снабжать города. Пять, шесть, семь метров?
 - Предполагаю, что за пределами города для безопасной трансляции будет достаточно семи метров. Что касается городов, то здесь следует применять более высокие установки. Здесь, возможны варианты.
 - Да, конечно, - согласился с ним Камо. - А какова максимальная дальность работы вашей установки?
 - Те, что разработаны мной в качестве основного образца могут передавать ток до десяти километров. Для передачи на большее расстояние нужно будет построить более мощную установку, но над этим ещё нужно работать.   
 - Понятно. Ну и самый главный для меня вопрос. Сколько же будет, стоит ваша установка?
 - Начальная стоимость одной установки я оцениваю в десять тысяч долларов. С учетом возможности её массового производства, цена её может снизиться до пяти шести тысяч. 
 - Пять шесть тысяч долларов, - повторил слова серба Камо, как бы оценивая сказанное.
 - Вас это не устраивает? Но это только начало. В дальнейшем возможна модернизация установки в плане их удешевления. И это будет, можете мне поверить, главное начать их строительство. Главное явить миру мое открытие! Доказать всем неверующим, что оно существует, что оно реально – воскликнул ученый и устремил на гостя пламенный взгляд.
 - Что касается меня, то я вам верю на все сто процентов, господин Тесла и постараюсь убедить в этом тех людей, что меня послали – заверил его Камо. – Сколько денег вам необходимо, чтобы создать свою установку в полном виде? Так сказать под ключ.
 - Тридцать две тысяч долларов.
 - Всего – чуть не вырвалось у Камо, но он вовремя промолчал.
 - А сколько вы хотите за патент на своё открытие?
 - Два миллиона долларов. Поверьте оно того стоит - отрезал изобретатель и Камо не стал развивать эту тему. Неторопливо прохаживаясь по лаборатории, он стал задавать чисто технические вопросы типа, процент потери тока при его транспортировке на расстояние, материал изготовления установок, незаметно подходя к своему главному вопросу.
 - Вы говорили, что для переброски на дальнее расстояние нужны будут более мощные установки. Мощные они будут по силам и размерам?
 - Да, для переброски на двадцать километров, высота установки будет достигать пятнадцати метров. Перед войной я построил пробный образец, так невежественная толпа заподозрила, что это причальная мачта для немецких дирижаблей и власти приказали демонтировать её – на чело ученого набежала тень от былых обид и неудач. Вслед за уничтожение постройки Морган отказался продолжить финансирование исследований Тесла, что стало поворотным моментом в жизни ученого. Вслед за Морганом отказались давать деньги Рокфеллер, Вандербильт и прочие финансовые гиганты Америки. Великий серб получил «черную метку» от деловых кругов США.
 - Сочувствую вам, господин Тесла. Как показывает мировая история, простой народ очень часто не понимает гениев, потому что они не такие как все. Увы, но такова обратная сторона их высокого дара.          
 - С вами приятно говорить господин Сароян, вы все понимаете на лету.
 - Спасибо за добрые слова. С переброской на двадцать километров все ясно, а вот, что вы скажите о переброске на ещё большее расстояние, скажем в пятьдесят и более километров. Мне очень важно знать это, в плане переброски энергии через морские проливы или скажем через непроходимую пустыню. Конечно, сейчас таких планов нет, но они обязательно возникнут – как само собой разумеющееся произнес Камо.
 - В принципе это возможно, - обрадовано откликнулся Тесла. - У меня есть определенные наброски и наметки по этому вопросу, но я должен честно предупредить вас об одном побочном эффекте, который может возникнуть. Чем выше и больше установка, тем больше шансов возникновения вокруг неё опасного поля. У стандартной установки его нет. У установки для переброски на двадцать километров оно есть, но не опасное для здоровья человека, а вот у тех о которых вы спрашиваете, оно наверняка будет больше. Конечно, это чисто теоретические выкладки, но я честно предупреждаю вас о возможных последствиях – сказал Тесла и Камо рассыпался в благодарности.
  Разговор приобрел доверительную направленность и тогда, остановившись возле ещё недавно метавшего молнии излучателя, Камо заговорил об истинной цели своего визита.
 - Какая мощь, какая сила, - восхитительно воскликнул он, умело изображая определенную робость перед излучателем. – Страшно подумать, что все это может быть использовано против людей. Поневоле чувствуешь себя троглодитом, на которого в любой момент может обрушиться молния Зевса стоя рядом с вашей установкой. 
  Сравнение с богом пришлось по душе изобретателю, и он гордо заявил гостю: - Да я мог бы стать Зевсом на этой планете, но у меня никогда не было подобных планов. Все мои изобретения служат, и будут служить на благо человечества, исключительно в мирных целях.
  Тесла произнес это вполне искренне, но в глубине души Камо поверил ему не до конца. Он знал немало примеров, когда убежденный пацифист, по тем или иным обстоятельства отступал от своих принципов.   
  Проговорив ещё несколько минут, гость стал собираться и хозяин не стал его задерживать. Его ждало любимое электричество, а Камо трехчасовая езда на поезде.
  Оба собеседника остались довольные друг другом. Камо тем, что узнал все для него необходимое, Тесла тем, что появилась надежда продать свои изобретения в Старом Свете. Его также подкупала живость и непосредственность гостя. Он прекрасно понимал, что перед ним делец, но в нем не было той циничной холодности ростовщичества, которого в избытке хватало в других визитерах.
  Больше всего, серба тронул тот факт, что тем как покинуть лабораторию, гость положил на стол ученого тысячу долларов.
 - Вы сильно потратились на электричестве, демонстрируя мне ваши великие изобретения. Я не хочу быть неблагодарным человеком в отношении «короля электричества».
 - Но этого слишком много – воскликнул удивленный ученый.
 - Все остальное это мой скромный вклад в ваше великое дело. Честь имею – сказал Камо, учтиво поклонившись Тесла.
  Встреча с гениальным сербом оставило у него приятное впечатление, которое были полностью перечеркнуты от встречи с американской Фемидой. Она возникла в купе, в котором ехал Камо, в виде молодого человека крепкого телосложения, чье лицо не было обременено присутствием интеллекта.   
  Его, лже-Сароян заметил на вокзале в Филадельфии, когда в ожидании поезда, прогуливался вдоль перрона. Цепкий взгляд профессионального подпольщика сразу заметил скрытый интерес, что проявлял к нему молодой американец.
  Заподозрив самое нехорошее, Камо несколько раз прошел из одного конца перрона в другой, готовый в любую минуту к встрече с полицией, но ничего не произошло. За ним явно следили, но не предпринимали никаких действий к задержанию.
  Камо спокойно сел в поезд и уединившись в купе, стал в уме составлять свой отчет далекой Москве, как его потревожили.
 - Мистер Сароян? – властно уточнил американец, грозно уперев руки в бока. Весь его вид в этот момент, напоминал полицейского поймавшего на «горячем» мелкого скупщика краденого.
 - Да, это я. С кем имею честь говорить? – с достоинством ответил Камо, как и подобало человеку его ранга.
 - Меня зовут Эйб Джонсон. Я работаю на американское правительство – торжественно объявил незваный гость и в доказательство слов отвернул левый лацкан своего пиджака, на котором блеснул круглый знак. Это действие, по мнению Джонсона должно было повергнуть Камо в шок, но ничего этого не произошло.
 - И что вы от меня хотите, мистер Джонсон? – буднично поинтересовался Камо, так, как, будто речь шла о погоде или о биржевом курсе акций.
 - Сегодня вы были в лаборатории мистера Тесла и имели с ним разговор о его изобретениях – прокурорским тоном разоблачителя тайного агента враждебной страны произнес американец, но его пылкий напор пропал втуне.
 - Да, я встречался с господином Тесла и что из этого? Он заранее назначил мне время и место встречи, и мы говорили о его любимом электричестве. Разве это запрещено законом? – невинно спросил у американца Камо, чем сильно его озадачил. Агент сначала смутился от столь «неправильного» поведения собеседника, затем обозлился и в его голосе появились металлические ноты.   
 - Отвечайте на вопрос, о чем вы говорили с мистером Тесла? Что вы ему обещали купить из его изобретений? Что он вам предлагал? – завалил вопросами Камо американец, но ни на один из них так и не получил ответа.
 - По-моему Америка свободная страна, где каждый может говорить с кем угодно и обсуждать что угодно, согласно поправкам к конституции. Не так ли?
  Явно издевательский тон подхлестнул американца как бичом, и он сделал по направлению к Камо резкое движение. Глаза его сверкали гневом, губы были плотно сжаты, а руки угрожающе напряглись. Со стороны казалось, что ещё немного, и он схватит Камо за лацканы пиджака и если не ударит, то начнет трясти его как грушу.
  Момент был не самый приятный, но как бы, не было страшно, Камо и бровью не повел. С какой стати преуспевающий бизнесмен, не сделавший на территории Штатов ничего дурного, должен бояться, и заискивать перед каким-то там правительственным агентом.
 - Я жду ответы на свои вопросы, - прогремел Джонсон. - О чем говорили, что Тесла вам предлагал и что вы намерены у него купить?
 - Я не собираюсь отвечать на ваши вопросы, мистер Джонсон. Все о чем мы говорили с господином Тесла – это коммерческая тайна, которая не подлежит огласки, даже правительственному агенту.
  Озлобленный непокорностью Камо, агент положил руку на рукоятку револьвера, что выглядывала из поясной кобуры.
 - Если вы не ответите на мои вопросы, то я арестую вас за неповиновение федеральному агенту, а это уже уголовное дело и срок до трех лет. А если добавить к этому ещё и обвинение в шпионаже, то получится очень хороший срок в тюрьме Синг-Синг. У нас очень хорошие тюрьмы, из которых редко кто выходит без вреда для здоровья. Подумайте хорошенько, мистер Сароян, прежде чем принять неправильное решение. В вашем распоряжении ровно две минуты – известил агент и левой рукой вытащил из нагрудного кармана часы.
  Все это было проведено столь натурально и убедительно, что будь на месте Камо простой обыватель, он бы поспешил совершить сделку с федеральным агентом и разойтись миром. Однако человек, имевший дело с лучшими полицейскими Европы, сразу заметил явную нестыковку в действиях агента. Все они носили следы некой репетиции, что наводило на определенные мысли.
 - Спрячьте свои часы, мистер Джонсон, - холодно посоветовал агенту Камо. - Если вы агент правительства, то будьте добры предъявить ваш жетон или удостоверение, а не этот непонятный значок с орлом. Без этого все ваши слова о неповиновении правительственному агенту - пустой звук. Что касается ваших слов относительно шпионажа, то в этом вам придется сильно постараться. Мистер Тесла не работает на правительство США, следовательно, у него нет никакой секретной информации, способной нанести вред американскому правительству. В противном случае его дом охранялся, и попасть к нему на прием через личного агента было бы невозможно.  Так, что не надо пугать меня большими сроками и тюрьмой. Я честный человек и законов соединенных штатов я не нарушал.
 - Вы хорошо подумали, перед тем как я вас арестую? – спросил Джонсон, так и не решаясь вытащить револьвер из кобуры.
 - Арестовать вы меня можете, только имея в своем кармане ордер на мой арест. В противном случае это называется задержание, но даже если вы это сделаете, я буду отвечать вам только в присутствии представителей французского посольства. Без них я и слова не скажу – отрезал Камо, чем окончательно взбесил агента.
  Будь его воля, он бы ударом рукоятки револьвера разбил бы в кровавые лоскуты несговорчивого собеседника, но он этого не сделал.
 - Это ваше последнее слово? – зловеще спросил Джонсон, вгоняя ментальные пули одну за другой в лоб Камо.
 - Да - коротко подтвердил тот, с замиранием сердца ожидая дальнейших действий агента.
 - В таком случае, я приказываю вам не покидать купе – отчеканил агент и оставил Камо одного.
  Долго, невыносимо долго потянулись минуты после ухода Джонсона, в течение которых Камо многое успел передумать. Конфликт представителем власти ему был очень нежелателен, но опыт общения с полицейскими агентами подсказывал ему, что здесь не все чисто.
  Его предположение полностью оправдалось, когда двери открылись, и в купе вошел человек, бывший полной противоположностью агенту Джонсону. Его прищуренные проницательные глаза с фотографической точностью оглядели Камо, высчитали, взвесили и определили сущность «французско подданного». От него веяло уверенностью, а также определенной опасностью.
  Новый гость никак не представился и про себя Камо назвал его «Курильщиком», ибо едва он переступил порог как, не спрашивая разрешения, закурил «Честерфилд».
 - Вы хорошо знаете законы мистер Сароян, но нужны ли вам неприятности? – с определенной долей учтивости спросил гость, сев напротив Камо.
 - Лично мне они не нужны, хотя я и не совершал ничего противозаконного, мистер… - Камо сделал паузу, которую «Курильщик» был вынужден заполнить.
 - Мистер Джейкобс – невозмутимо представился гость, хотя можно было ставить сто к одному, что эта фамилия была ненастоящей.
 - В таком случае я хотел бы получить от вас определенную информацию относительно вашего визита к мистеру Тесла – «Курильщик» подобно охотнику прищурил глаза, но Камо не испугался этого взгляда.
 - Я готов удовлетворить ваше любопытство мистер Джейкобс в той части, которая не является коммерческой тайной. В противном случае я нанесу ущерб интересам стороны пославшей меня на встречу с мистером Тесла – с достоинством ответил Камо, с тревогой ожидая дальнейшего развития событий.
 - В том, что вы торговый представитель одной из европейских фирм – это понятно. Могу даже предположить, кто вас послал. Либо лондонская «П И», либо Густов Крафт из Дюссельдорфа, - «Курильщик» сделал паузу. – По вашему лицу вижу, что не угадал, но это неважно. Важны ваши переговоры с инженером Тесла. В том, что он демонстрировал вам свои фокусы с электричеством мне отлично известно. Пускать электрические молнии перед любым посетителем лаборатории это его любимо занятие.
 - Тогда, что так насторожило американское правительство, если вам известно все что происходило в лаборатории инженера?
 - То, что вы дали ему целых тысячу долларов. Что это, мистер Сароян? Аванс или предоплата? – глаза американца внимательно следили за лицом Камо ища в нем следы страха или попытки солгать, но так и не нашли искомого.
 - Ах, это, - снисходительно улыбнулся Камо. – Мистер Тесла слишком потратился, демонстрируя свои чудеса в области электричества, поэтому я посчитал своим долгом компенсировать его расходы на свет.
 - Тысячи долларов слишком много – незамедлительно отреагировал его собеседник, но Камо продолжал уверенно гнуть свою линию.
 - Все остальное, мистер Джейкобс, это знак признательности за то несравненное удовольствие, что я получил во время этой незабываемой демонстрации.
 - Позвольте вам не поверить. Тысяча долларов – это тысяча долларов. Просто так таких денег за удовольствие не платят. Вы что-то купили у инженера Тесла или подписали с ним контракт.
 - Вы прекрасно видите, что у меня с собой нет ни портфеля с документами, ни тубуса с чертежами. У меня нет даже папки с договором, о какой покупке или заключении контракта может идти речь. Тысяча долларов это мои личные пожертвования гению Тесла, поклонником которого я давно являюсь.
 - Вы хорошо зарабатываете, мистер Сароян, раз делаете такие подарки своим кумирам – зло процедил «Курильщик».
 - Спасибо, не жалуюсь – в разговоре возникла напряженная пауза.
 - Я не могу поймать вас за руку, но я не верю вашим словам - вынес свой вердикт американец, чем вызвал облегчение у Камо.
 - Что поделать, сейчас такое время, что мало кто кому верят на слово. Все хотят письменных гарантий, заверенных нотариусом.
 - Вот именно, - «курильщика» очень подмывало потребовать у собеседника вывернуть карманы, но, к сожалению, сделать это он не мог. Против Камо не было никаких улик, а «потрошить» иностранца явно с хорошими связями просто так, по наитию означало большой риск. Поэтому швырнув недокуренную сигарету в пепельницу, он преступил к завершающей части своей беседы.
 - Главной целью вашего визита – это, несомненно, передающее устройство инженера Тесла электричества без проводов. Не имеет значение, кто вас, послал вас сюда, но я должен довести до вашего сведения, что американское правительство является главным покупателем этой установки. Вам это ясно? 
  Отчеканив эти слова «Курильщик» ожидал, что его собеседник взорвется. Закидает его массой вопросов, обвинений и ещё черт знает чем, но этого не произошло. Камо продолжал сидеть, как ни в чем не бывало и, выдержав положенную паузу, с достоинством ответил: - Ясно.
  Американец откровенно удивился столь неожиданному ответу, но быстро собрался и повелительно произнес.
 - Вот так и передайте вашим нанимателям!
 - Хорошо, передам – кратко пообещал Камо, и гостю не оставалось ничего другого как завершить беседу.
 - В таком случае, позвольте вам пожелать, счастливого возвращения на родину, мистер Сароян.
 - Благодарю вас господин Джейкобс – сдержанно склонил голову Камо и «Курильщик» его оставил. 
  В том, что специальные службы штатов следят за Тесла, Камо заподозрил, как только ознакомился с переданными ему документами. Ловкий прием с деньгами полностью подтвердил его опасение. Увидев у инженера столь крупную сумму, наблюдатели всполошились и выдали свою присутствие.
  Камо не обманул «курильщика». Чета Сароян, пробыла в Нью-Йорке ещё три дня, и все это время было потрачено на знакомство с достопримечательностями деловой столицы Америки. За все это время, Камо не отправил ни одной телеграммы или письма, что было зафиксировано службой наружного наблюдения.
  На четвертый день, Сарояны покинули Америку на борту французского дирижабля «Ришелье» совершавший регулярные рейсы через океан. Чудо техники, построенное руками немецких умельцев и конфискованное французами в уплату военных репараций, благополучно доставило Камо и Фрэнки в Париж.
  За время пути, Камо успел написать подробный отчет о проделанной им работе и передать его по назначению через резервный канал. В нем, он дал отрицательное заключение о возможности привлечения к сотрудничеству Тесла.
  Присутствие американских секретных служб, что подобно «собаке на сене» не позволяли использовать сербского гения, было одной стороной медали. Камо подозревал, что подобная ситуация сложилась не столько из-за государственных интересов США, сколько благодаря действию американских концернов. Для которых широкое внедрение изобретений Тесла было подобно смерти, так как в этом случае они несли огромные финансовые убытки.   
  Другой причиной побудившей Камо исключить Теслу из числа создателей «лучей смерти» был тот факт, что все его установки были чересчур громоздкими и, следовательно, весьма уязвимыми. Имея невысокую дальность поражения, они являлись отличной мишенью, как для простой артиллерии, так и для самолетов. Разведчик также отметил возможность воздействия полей на обслуживавший установку персонал, о чем его предупредил Тесла.
  Не последнюю роль в отрицательном заключении, сыграл ещё и личностный фактор. Камо без всяких сомнений считал серба выдающимся ученым, но при этом отмечал его увлеченность собственными идеями. Полностью считая, что ему все под силу, он говорил о многих своих идеях как о уже свершенных вещах, тогда как реальное их воплощение было делом далекого времени. Старый подпольщик был жестким прагматиком и честно в этом признавался.

                Документы того времени.    




                Из докладной аналитической записки Р. Ливси второго атташе британского посольства в Москве от 25 июля 1925 года.          
 

       Другим удачным использованием Сталиным государственного аппарата в своих интересах, это газета «Известия», главным редактором которой является его давний друг и соратник по политической борьбе Вячеслав Молотов. По его распоряжению, с мая месяца этого года, в газете появилась специальная рубрика под названием «По письмам трудящихся», где публикуются критические обращения населения в адрес плохой работы чиновников.
  Публикация пришедших писем в адрес газеты ведется весьма избирательно, главный акцент сосредоточен на бытовых проблемах населения страны. Обвинений чиновников в коррупции крайне мало, хотя это одна из самых злободневных тем, интересующих людей всех социальных групп. Публикации писем связанных с политической направленностью нет совсем.
  По своему характеру подобная рубрика мало чем отличается от таких же рубрик, что есть в ведущих европейских и американских газетах, но для России – это довольно необычное явление.
  Однако главной особенностью этого явления это то, что ведется отслеживание реагирования со стороны исполнительной власти на опубликованную критику со стороны недавно созданного Комитета по контролю. Его возглавляет другой близкий соратник Сталина – Сергей Киров. Он  обладает большими полномочиями и имеет прямой выход на исполняющего обязанности президента страны и премьер министра.
  Так обращение жителей Серпухова по поводу завышения тарифных цен в их городе на электричество. Сразу после публикации письма, руководство города Серпухова создало специальную комиссию, которое после рассмотрения вопроса признала критику со стороны жителей города правильной. Цены на электричество были приведены к норме оплаты, определенной декретом Правительства, виновные в случившемся были уволены, о чем было доложено в Комитет по контролю, а также в газету.
  В тех случаях, сигнал со стороны «Известий» остался без ответа, в отношении чиновников со стороны комитета следуют очень жесткие действия.
  Так после публикации о плохом состоянии водопроводных линий в городе Казани, подающем в дома горожан некачественную питьевую воду, никаких действий со стороны местных властей предпринято не было, о чем стало известно Кирову. По истечению двенадцати дней, он направил в Казань специальную комиссию, чьи результаты деятельности имели печальные последствия для руководства города. За нечуткое обращение к нуждам горожан, губернатору города было поставлено на вид, главе городской администрации объявлено неполное служебное несоответствие, а двух его заместителей, отвечавших за ремонт и содержание городских коммуникаций, уволили без выходного пособия.
  Все эта серьезно увеличило популярность Сталина, Молотова и Кирова среди простых обывателей, а так же увеличило число подписчиков газеты.




                Из газеты «Известия» от 23 июля 1925 года.


                Сегодня вечером состоится открытия спортивного стадиона «Динамо», созданного на денежные средства одноименного спортивного общества при поддержке городских властей Москвы. На торжественном мероприятии выступит почетный председатель спортивного общества «Динамо», председатель ГПУ, Феликс Эдмундович Дзержинский. Он скажет напутственные слова в адрес спортсменов общества занимающихся в таких видах спорта как футбол, легкая и тяжелая атлетика, бокс, борьба, стрельба, гребля и шахматы.
 


 

                Глава XI. День длинных ножей – II. 




                Правота народной мудрости о том, что ворон ворону глаз не выклюет, а выклюет да не вытащит, во всей красе проявлялась в дипломатических отношениях между двумя главными колониальными монстрами Земли – Англии и Франции.   
  Оказать действенную и эффективную помощь Французской Республике, терпящую временную неудачу в борьбе с русским каторжником Махно, Лондон не мог. И дело было совсем не в том, что Британия привыкла оказывать терпящим бедствие соседям только в том случае, если это было выгодно интересам империи. Простой её имперские львы были совсем иными, чем пятьдесят лет тому назад.
  Тогда в славные времена королевы Виктории, от грозной поступи британских войск дрожала земля всех пяти континентов. Европа, Америка, Азия и Австралия, каждый из них получил свою встряску, но больше всех – Африка. Племена зулусов, сото, бушменов и прочих кафров, а заодно и буров навсегда лишились своих земель и независимости.
  По приказу кабинета министров, английские солдаты уверено шли к северу от Капштадта, пока не достигли берегов Великих озер. Уступив пальму первенства по захвату севера Черного континента французам, британцы безраздельно господствовали на его юге. 
  К началу двадцатых годов только Эфиопия и Либерия имели независимость. Все остальное было поделено между Лондоном, Парижем и примкнувшего к ним Брюсселя. 
  С первого момента появления Махно во французском Судане вызвало определенное беспокойство у английской дипломатии. Дальнейшее развитие конфликта показало всю его пагубность и опасность для власти белого человека на этих землях.
  С огромной радостью, англичане бы двинули свои войска на усмирение беглого каторжника, но не могли этого сделать. Лучшие силы британской империи либо погибли в адском горниле недавней войны, либо прилагали все усилия для того, чтобы удержать в повинности её многочисленные колонии.
  Сейчас Британия напоминала питона, что проглотил чересчур большую добычу в виде Юго-Западной Африки, Танзании и Камеруна и теперь, отчаянно пытался как можно скорее её переварить. Для этого, были все силы свои и средства колониального бюджета, заботливо урезанного королевским контролерами. В этой ситуации любая попытка послать войска на помощь французам, вызвала бы бурю негодования в стенах парламента и за их пределами. Чтобы этого не случилось, нужно было иметь для этого очень весомые аргументы, а их у лорда канцлера не было.
  Однако просто так сидеть, сложа руки и спокойно смотреть, что твориться по ту сторону границы было невозможно. Никто не мог дать никаких гарантий в том, что анархистская зараза не двинется в сторону Невольничьего берега и не окажется на британской территории.
  К тому же, Париж активно нажимал на Лондон, требуя скорейшей поддержки против Махно, чье влияние и популярность на берегах Нигера увеличивалась с каждый днем. Новое войско против мятежника и узурпатора, Сенегал мог отправить только к концу года, что было совершенно недопустимо. Русская заноза должна была быть устранена как можно скорее.
  В этой ситуации, единственное, что могли сделать англичане – это послать пару канонерок, стоявших у причала в Порт Харкорта в дельте Нигера. Созданные в конце девятнадцатого века они исправно служили интересам империи в этом уголке мира, не столько для его защиты, сколько для обозначения присутствие там Британии.
  Единственный раз их использовали по прямому назначению в 1916 году, тогда вместе с французами англичане вторглись в немецкую колонию Камерун. Пока используя численное превосходство в ратной силе британские Тэдди и французские Жаки, ломали сопротивление малочисленных германских войск, канонерки блокировали с моря главные ворота Камеруна порт Дуала.
  Пользуясь отсутствием у немецкого гарнизона порта артиллерии, английские моряки в течение четырех дней регулярно обстреливали Дуала, нанося в большей части ущерб городским кварталам, чем портовым сооружениям.
  После капитуляции германской колониальной администрации, овеянные боевой славой, канонерки вновь вернулись в Порт-Харкорт, обозначать присутствие Британии в Экваториальной Африке. К тому моменту, когда высокие инстанции в Лондоне вспомнили об их существовании, канонерки тихо дряхлели под воздействием жаркого африканского солнца, проливных дождей и жучков короедов.
  Все эти три фактора основательно подточили боеспособность британских кораблей, но когда раздался трубный глас боевой трубы, ветераны не посрамили английского флага. За 48 часов, «Драгон» и «Снейк» привели себя в надлежащий вид и выступили в поход.
  Обе канонерки относились к классу «речных канонерок», с невысокими бортами и длинным плоским навесом от носа до кормы. Этот элемент спасал экипаж корабля от палящего солнца и дождя, что мог неделями идти не переставая.
  Все вооружение кораблей состояло из трех 76-мм орудий и пяти пулеметов, установленных на специальных треногах с кожаным седлом. Сидя на них, пулеметчики могли вести огонь на все 360 градусов, благодаря механизму вращения.
  Ранее, каждая из канонерок имела в своем арсенале 102 мм орудие, но после окончания Первой мировой войны Адмиралтейство посчитало, что оно им совершенно ненужно. Германский конкурент в Африке устранен, и высокие умы морского министерства нашли корабельным орудиям иное применение. 
  Вместе с канонерками, на буксире шел паром, на борту которого находились две неполные роты британских солдат. Это было все, что мог выделить генерал Хинкли, глава британского протектората Нигерия. 
  Появление британских канонерок вызвало панику среди гарнизона Ниамея. Сухопутные анархисты каторжане никак не предполагали, подобного варианта развития событий. Все их внимание было нацелено на запад. Именно там находились главные силы армии Махно, и противостоять коварному удару врага с юга, было практически нечем.
  В главной ставке Нестора Ивановича находилось чуть больше пятидесяти анархистов. Остальные были «сочувствующие» из числа местных жителей, которые были крайне скверными вояки против англичан.
  Едва канонерки ударили всей своей огневой мощью по глинобитным постройкам на левом берегу, где среди них развивалось черное знамя анархии, все чернокожие «сочувствующие» с громкими криками разбежались.
  Верные своему принципу беречь самое ценное имущество для себя, англичане оставили нетронутыми береговые склады и сосредоточили весь свой огонь по жилым домам. С воем падали артиллерийские снаряды, разрушая мирные хижины негров, где не было ни одного война, а пулеметы сметали своими очередями тех, кто выбежал на берег.   
  Сбить черное знамя анархии, британским канонирам удалось после восьми минут интенсивного обстрела места, где оно развивалось. В бессильной ярости бывшие политкаторжане, а ныне свободные граждане «Махновии», сжимали свои кулаки, взирая на бесчинства противника.
  Махно забрал с собой все пулеметы, что были в Ниамеи и из вооружения у анархистов имелись лишь винтовки. С ними нельзя было много повоевать против пушек и пулеметов противника, но командующий анархистским гарнизоном Никанор Кривонос, не собирался тихо сидеть и смотреть на действия врага.
  Быстро оправившись от внезапного нападения, он быстро собрал своих соратников и вместе с ними отправился на берег реки, кто это посмел нарушить их послеобеденный покой.
  Связываться с грохочущими и стрекочущими огнем кораблями, Кривонос, не стал. Те махновцы, кто попытался сделать это – поплатились жизнями. Укрывшись за глиняным дувалом, они начали стрелять по орудийной прислуге, но прикрывавшие орудия пулеметчики, либо убивали храбрецов, либо заставляли ретироваться.
  Своей главной целью, Куринов выбрал буксир, а также находящихся на пароме солдат. В полной уверенности, что им ничего не угрожает, они столпились у левого борта парома, с интересом наблюдая за действиями канонерок. Прикрыв руками лоб от солнца, чтобы было лучше видно, они азартно комментировали огонь своих орудий, давая бесплатные советы артиллеристам.
  Упустить столь выгодный шанс Кривонос никак не мог и вскоре, по его команде, раздался дружный залп по вражеским солдатам. Один, другой, третий. Махновцы быстро передергивали затворы своих винтовок, чтобы успеть покинуть свои огневые места, прежде чем по ним ударят  пулеметы противника.
  Англичане успели подстрелить лишь одного стрелка, тогда как орлы Кривоноса, отправили к праотцам шестерых и еще двоих ранили. При этом один из солдат упал в воду и его, течением понесло по кишащей крокодилами реке.
  Напрасно несчастный взывал о своем спасении к товарищам. Те, кто был на пароме лежали на досках боясь поднять голову, а экипаж находившейся поблизости канонерки, не успел ему помочь. Прежде чем солдат успел схватить брошенный ему конец веревки, в его ногу вцепился крокодил и мощным рывком увлек беднягу подводу.
  Вид смерти товарища всегда страшен и ужасен. Он лишает оставшихся в живых солдат мужества и смелости, ибо каждый из них невольно проецирует его страшную гибель на себя. А вид гибели от зубов кровожадного крокодила в особенности.
  Добрых несколько минут, паром безмолвствовал, прежде чем решился отвечать анархистам. От злости за гибель Джона Буля, за свой страх от внезапного обстрела, доблестные Тэдди и Бобби принялись палить по берегу, но их пули не попадали в махновцев.
  Рассредоточившись по берегу, они принялись обстреливать рубку буксира, что с трудом тащил за собой паром. С первым выстрелом получил ранение рулевой, затем от осколков разбитого стекла пострадал сам капитан. Не смея поднять голову, проклиная всех и вся, он отчаянно пытался удержать в скользких от крови руках штурвал буксира.
  Ни о какой высадке солдат в подобных условиях не могло идти речи. Не видя берега реки, капитан буксира не мог подвести его к цели.
  Видя бедственное положение десанта, на помощь буксиру пришел «Драгон». Он смело прикрыл собой опасно рыскающий по речной глади паром, он пуль неприятеля, буквально затопив левый берег своим огнем.
  Только после этого, буксир подвел паром к берегу и солдаты сошли на спасительную землю. Никто из них не хотел оказаться в воде, где плавали голодные острозубые земноводные.
  С громкими торжествующими криками, солдаты Его Величества короля Георга устремились в атаку. Предвкушая скорую встречу с врагом, они азартно потрясали своими штыками, но им так и не пришлось запачкать их русской кровью. Никанор Кривонос, увел своих людей, и англичанам оставалось лишь только раздавать пинки ногами, и тычки прикладами упавшему на землю и грустно подвывавшему местному населению.
  Началось привычное вразумление заблудших детей Африки, по своему неразумению, принявших неправильную сторону конфликта. И, как правило, этот процесс сопровождался пресловутым грабежом и мародерством. 
  Впрочем, не все негры оказались трусами. Десятка два чернокожих, примкнули к бежавшим махновцам с топорами и копьями в руках. Покинув пределы Ниамеи, они укрылись в зарослях кустарника, обильно там произраставшего.
  Командующий десантом майор Фортескью не стал их преследовать. Главная часть задания была выполнена, Ниамея была захвачена и теперь у него были совсем иные задачи, чем преследование беглецов.
  Майор прекрасно понимал, что рано или поздно, главные силы армии Махно попытаются вернуть себе город. Чтобы помешать этому, англичане принялись спешно возводить на западной окраине города оборонительные укрепления. Всю тяжелую работу по рытью траншей и окопов выполняли исключительно негры.
  Провинившись перед белым господином, они должны были своим потом и кровью, искупить свои прегрешения.
  Под криками и ударами стеков работа шла очень спорно и ещё до наступления темноты, главные контуры будущей обороны уже были готовы. С чувством полностью исполненного долга, англичане приступили к позднему ужину и стали готовиться ко сну, чтобы с первыми лучами рассвета закончить начатое дело.
  Как и Махно Нейл Фортескью видел для себя главную опасность с запада. Туда были нацелены взоры усиленных нарядов часовых. Туда был нацелен прожектор «Снейка», чей луч медленно ходил взад и вперед по просторам мрака африканской ночи.
  О том, что опасность может прийти со стороны реки, никто из англичан даже не подумал. Они точно знали, что у Махно нет не только кораблей, но даже простой лодки. Весь рыбачий флот Ниамеи был захвачен британцами на берегу и теперь усиленно охранялся. Мысль же, что кто-то рискнет отправиться вплавь по полной крокодилов реке, им не рассматривалась.
  Однако, что невероятно для британца, вполне возможно у русского. Особенно, если за его плечами полная побегов и перестрелок жизнь и сердце его, снедает жажда если не мести, то желание насолить противнику.
  Эта дивная смесь, под жарким солнцем Африки сотворило настоящее чудо, полностью сорвавшее все планы чопорных британцев.
  В отличие от захватившего Ниамеи противника, Кривонос хорошо знал, что на противоположном берегу, есть склад, в котором хранились кувшины с пальмовым маслом. Поглощенные организацией обороны, англичане не успели взять под свой контроль строения правого берега. Переправиться туда на наскоро сооруженном плоту, для анархистов было рискованным, но вполне обыденным делом.
  Крокодилов они боялись, но сам факт присутствия этих опасных тварей не мог их остановить. Готовые в любой момент к схватке с кровожадными чудовищами они вошли в воду, но к удивлению, ни один из аллигаторов не атаковал их. Видимо либо спали, либо от махновцев исходил не слишком аппетитный запах. 
  Также ни один из крокодилов не посмел заступить им путь, когда плоты с анархистами поплыли к вражеским кораблям, с твердым намерением сжечь их. Разбавленное керосином по рецептуре Мони Задова, находящиеся в глиняных горшках масло, было прекрасным горючим средством для исполнения этого смелого плана.
  Как уже было сказано, все внимание англичан было приковано к берегу. Никто из экипажа канонерок, будь то вахтенный или просто матрос, вышедший к краю борта по легкой нужде, не обратил внимания на плоты с притаившимися на нем храбрецами.
  Один из них плыл к стоявшему на якоре «Драгону», другой целил на приткнувшийся к причалу паром. На нем не было солдат, лишь одинокие часовые, меланхолично вышагивали вдоль причала, изредка, чтобы не заснуть перебрасывались словами.
  Занятые борьбой со сном, они не заметили, как на реке зажглась спичка, от неё загорелись фитили и вслед за этим на паром полетели горшки с маслом. Ещё минута назад, по правому борту парома все было тихо и спокойно, как вдруг возникла стена огня, которая стала неудержимо разливаться во все стороны.
  Вслед за горшками с плота полетели гранаты, одна из которых упала на палубу буксира и оглушительно взорвалась.
  Свет огня, крики часовых, выстрелы и взрывы гранат, пробудили от сна экипаж «Драгона». Не успел капитан прочистить глаза, выслушать сбивчивый доклад вахтенного и понять в чем дело, как атаки подвергся и его корабль.
  На долю «Драгона» досталась меньшая часть масла, оказавшегося в руках махновцев. Вспыхнувшее на палубе канонерки пламя было гораздо меньше, чем то, что полыхало на пароме, но зажжено оно было весьма удачно.
  Горшки с маслом упали как раз в том месте, где находился боезапас пулеметных расчетов. Не прошло и двух минут, как промасленные пачки патронов вспыхнули, и они начал рваться.
  К огромному счастью англичан находившиеся на корме и в районе капитанской рубки орудия полностью расстреляли свой боезапас. По этой причине добычей огня стали пустые ящики из-под нарядов. Окажись в огне хотя бы один снаряд и «Драгон» отправился бы на дно Нигера.
  Другим радостным фактом для канонерки, оказалось то, что большинство команды спало на палубе, а не в душном трюме. Благодаря этому, англичанам удалось отстоять свой корабль от языков пламени. Быстро выбросив за борт рукав помпы, матросы принялись заливать огонь водой и не дали ему далеко продвинуться.
  Кроме боезапаса, от огня серьезно пострадали три пулемета и два орудия. Одно из них сильно повредили языки пламени, в другое угодила, брошена с плота граната. Силуэт орудия четко просматривался над водой, и попасть в него гранатой для Семена Пустосвята было делом простым и легким.
  Из участников ночной атаки мало кто выжил. Противный «Снейк» лучом своего прожектора выхватил из спасительной темноты сначала один плот, затем другой, по которым с остервенением застучали пулеметы.
  Видя, как гибнут товарищи на атаковавшем паром плоту, Пустосвят выхватил из-за пояса наган и не обращая на свистящие над головой пули противника, принялся стрелять по прожектору. Он успел выпустить шесть пуль, прежде чем его прошила очередь из пулемета. Сраженный анархист рухнул в воду, но вслед за этим погас прожектор, и спасительная тьма накрыла оставшихся на плотах людей.      
  Потери противника от ночной атаки были куда серьезнее. Паром основательно выгорел вместе с оставшимся на нем части снаряжения, и к моменту наступления утра, представлял собой страшное зрелище. Также, от взрыва гранаты серьезно пострадала рубка буксира. Было нарушено рулевое управление судна, и оно не могло самостоятельно двигаться.
  Канонерка «Драгон» лишилась половины своей огневой мощи, и в ближайшее время могла поддержать действия десанта лишь двумя орудиями и одним пулеметом. Что касается брошенной Пустосвятом гранаты, то к огромной радости англичан, она не смогла разрушить обшивку судна. Стальные листы выдержали удар, но в нескольких местах были повреждены соединительные швы. Открылась течь, через которую внутрь канонерки стала просачиваться вода. Все попытки экипажа её полной ликвидации не привели к успеху. Вода медленно, но верно проникала внутрь корабля, под горестные ахи и охи механика «Драгона».
  Меньше всех кораблей пострадал «Снейк». Его не коснулось, горящее масло, ни взрывы гранат и на его плечи ложилась поддержка десанта, но не это было главным.
  Худшим для англичан было то, что среди солдат появился страх. Быстро сложив два плюс два, они поняли, что в случаи отступления не всем может хватить места на кораблях. Махно ещё не появился у Ниамеи, а вопрос об отступлении активно обсуждался офицерами и солдатами.
  Положение было откровенно шатким. Было достаточно одного неосторожного слова, чтобы его нарушить и сделал это капитан «Драгона» Роберт Пенс.
  На экстренном заседании штаба, посвященному ночному нападению, он заявил Фортескью, что не гарантирует присутствие своего корабля в Ниамеи в ближайшие двадцать четыре часа.
 - Я не могу дать таких гарантий, ибо поступление воды в трюм не ослабевает. Пока мы стоим на якоре, мы справляемся с поступлением воды, но никто не знает, как поведет себя течь при движении «Драгона». Скорее всего, она усилиться и тогда, я буду вынужден уйти в Порт-Харкорт на ремонт – честно признался капитан и его слова ввергли в уныние остальных.
 Сразу вслед ему выступил капитан «Снейка» Фарагут. Первым, что он сказал, это предсказал возможность нового нападения русских на корабли.
 - Если их не остановила угроза быть съеденными крокодилами прошлой ночью то, что им помешает повторить атаку этой ночью. К сожалению мой «Снейк» лишился прожектора, но в случае нападения каторжников мы сможет защитить себя, чего нельзя сказать о буксире лейтенанта Элиота. Он полностью лишен управления, и ничто не помешает русским сжечь его, как они сожгли паром. 
  Слова Фарагута мгновенно породили в умах слушателей самые мрачные картины, но капитан не собирался останавливаться.
 - Кроме этого, я должен сказать, что на моем корабле возникли проблемы с двигателями. Наши машины находились на ремонте, когда мы получили приказ идти на Ниамеи. Всю дорогу сюда у нас возникали проблемы в машинном отделении, продолжаются они и сейчас. Поэтому не исключено, что не сегодня – завтра, мой корабль вслед за «Драгоном» может отправиться в Порт-Харкорт на ремонт.
 - Вы отдаете отчет своим словам, капитан Фарагут!?- возмущенно воскликнул Фортескью, под которым от слов моряка качнулась земля.
 - Да, сэр, полностью. И говорю вам это сейчас, чтобы это не стало для вас трагическим известием, когда к городу подойдет Махно с главными силами.
 - Ну, а что скажите вы, Майлз? – обратился майор к своему заместителю.
 - Наши солдаты готовы к отражению нападения каторжников, сэр. Однако не погрешу против истинны, сказав, что события прошлой ночи не добавили им бодрости духа – честно признался капитан.
 - Генерал Хинкли в случаи необходимости обещал прислать пароход с пополнением. Нужно немедленно отправить сообщение о нашем успехе и подробно обрисовать сложившуюся обстановку.    
 - Нашей главной задачей было захват Ниамеи и уничтожение Махно, и об успехе говорить не приходится. Да, мы захватили Ниамеи и готовы её защищать, но положение наше таково, что нам лучше отступить. Будь у нас полноценная огневая поддержка, и я слова бы не промолвил об отступлении, но доклады капитанов Фарагута и Пенса не внушают оптимизма – сокрушенно признал Майлз. - Дальнейшее события могут сложиться таким образом, что мы с вами окажемся в ловушке. Паром с частью снаряжения сгорел, и мы можем не дождаться обещанного генералом Хинкли парохода с подкреплением. Что касается Махно, то он опасный противник. Со слов допрошенных нами негров его войско постоянно растет и в этом не приходится сомневаться.
  Все эти разговоры оставили на Фортескью тягостное впечатление. Каждый из собеседников говорил о своих проблемах, а принимать окончательное решение предстояло ему.
  Последней каплей переполнившую чашу терпения англичан стало сообщение наблюдателей о появлении вражеской кавалерии. В первой половине дня они трижды наблюдали появление небольшой группы всадников, которые появлялись с запада и направлялись к северу от Ниамеи.
  Вне всякого сомнения, это был авангард Махно, который каким-то образом узнал о захвате города. По требованию Фортескью «Драгон» обстрелял место предполагаемого нахождения кавалерии противника, но в результате маневра канонерки течь усилилась, и Пенс объявил о своем намерении немедленно покинуть район Ниамеи.
  По этому поводу вновь был созван военный совет, на котором было принято решение оставить город до наступления темноты.
  Обе канонерки и буксир были облеплены солдатами, подобно урожайной яблоне. Для уменьшения пассажиров, моряки предложили использовать паром, ещё державшийся на воде, но плыть на нем никто не соглашался.   
  Из-за угрозы перегруза судов, ни о каких трофеях не могло быть и речи, поэтому Фортескью приказал уничтожить склады Ниамеи. Для этого была отряжена специальная команда, но едва англичане принялись поджигать склады, как попали под удар.
  Первыми на них напали негры вооруженные топорами и копьями, а затем к ним присоединились анархисты. Воспользовавшись тем, что англичане убрали часовых, они проникли в город и не дали уничтожить склады.
  Из команды поджигателей на корабли никто не вернулся. В отместку за это обе канонерки открыли по складам огонь из своих орудий. Пятью своими орудиями они бы раскатали бы эти строения в пух и прах, но опасный перегруз и проблемы с движением, не позволили им сделать это.
  Уничтожив всего один склад и повредив другой, англичане покинули Ниамеи, сопровождаемые выстрелами с берега. Майору Фортескью сильно удивился, если бы узнал, что никакого Махно вблизи города не было, и он попался на банальную хитрость со стороны противника.
  Желая ввести англичан в заблуждение и нагнать на них страху, Никанор Кривонос приказал своим людям создать видимость прибытия подкрепления, с чем махновцы блистательно справились.
  Единственное, что огорчало радость одержанной победы, было то, что во время обстрела, атаман получил смертельное ранение в живот. Он прожил полутора суток, так и не дождавшись прихода Нестора Махно, чтобы лично доложить ему о том, как были выкурены англичане из временной столицы «Махновии».    
  Но не только одна Африка переживала в это время военные потрясения. Другой точкой на планете, куда был прикован взор Москвы - был Китай.
  Там к противостоянию маршалов Чжан Цзолиня и Чан Кайши с сидевшим в Пекине чжилийским генералом Фэн Юйсянем, добавилась ещё одна сила в лице китайских коммунистов. После шанхайской резни и предательского удара со стороны нового руководства Гоминдана в лице Чан Кайши, красные китайцы были вынуждены уйти в подполье, но оружие не сложили.
  Главным действующим лицом, в деле создания собственных вооруженных сил, стал Чжоу Эньлай. Не имея сильных внешних союзников и покровителей, он принялся энергично создавать из сочувствовавших коммунистам крестьян военизированные отряды. Плохо вооруженные, не имевшие навыков войны, им предстояло стать костяком будущей Народной Освободительной Армии Китая. Так согласно решению съезда китайских коммунистов должны были называться их вооруженные силы.
  Талант организатора, неистощимый оптимизм и твердая уверенность в успехе, были тремя составными элементами, которые позволили Чжоу Эньлаю продвинуться вперед в этом трудном и нелегком деле. Но не только это двигало молодого китайца.
  В любом значимом деле всегда присутствует личностный фактор, и Чжоу не был исключением. Чудом, избежав гибели в Шанхае, бывший офицер Национальной Революционной армии, за голову которого Чан Кайши назначил огромную награду, поклялся отомстить коварному предателю.   
  К средине августа 1925 года, общая обстановка в Китае, казалось, благоприятствовала для нанесения ответного удара. Сам Чан Кайши к этому моменту покинул страну и находился в Токио. Там его поочередно обхаживали японцы и американцы, стремясь перетянуть его на свою сторону.
  Не сидели в тени и русские представители. По своей активности, они несколько уступали другим «купцам». Пообещать тех денег и средств, что сулили маршалу Токио и Вашингтон они не могли,  но при встрече постоянно напоминали председателю о тех успехах, что одержала армия Гоминьдана с помощью русского оружия и специалистов.
  Чан Кайши внимательно слушал визитеров, охотно соглашался с их словами, но с принятием окончательного решения не торопился. Этого качества в характере китайского лидера не было.
  На время отсутствия председателя, его замешал генерал Ван Цзинвей. Он не пользовался популярностью среди солдат Гоминдана, что было на руку коммунистам.
  Их пропагандисты сумели посеять сомнение и недовольство среди солдат гарнизона города Хэфэй, столицы провинции Аньхой. Именно он был выбран красными китайцами в качестве главной цели своего ответного удара.   
   Коммунистическая партия Китая пользовалась большой поддержкой в сельских районах провинции. Многие местные крестьяне входили в военные отряды, создаваемые Чжоу Эньлаем, что было немаловажным фактором. Он надеялся, что узнав о захвате Хэфэя, его армия получит массовое пополнение из числа колеблющихся и сомневающихся крестьян.   
  После захвата Аньхой, коммунисты намеривались совершить поход к Нанкину и получить выход к морю. Это позволило бы быстро и напрямую получить военную помощь из России. О такой возможности лидер местных коммунистов Чжан Готао, договорился с тайным эмиссаром из Москвы. Видя в Чан Кайши ненадежного партнера, Кремль решил переориентироваться на коммунистов и начал осторожно зондировать почву. 
  Вся беда красных китайцев заключалась в том, что на тот момент у них не лидера подобно Сунь Ятсену. Партия только создавалась и как любая молодая организация страдала от различных  течений и уклонов. Также сказывался фактор местничества. Каждый из коммунистических лидеров имел влияние только в своей провинции и плохо воспринимался в соседних провинциях. Поэтому прибывшие из Москвы эмиссары были вынуждены ориентироваться на военных лидеров КПК, в руках которых были реальные силы.
  Восстание началось рано утром 15 августа, когда в город ворвались вооруженные дружины рабочих и крестьянские отряды самообороны. Благодаря умелой агитации солдат и поддержки со стороны офицеров левого крыла Гоминьдана, повстанцам удалось быстро взять Хэфэй под свой полный контроль, не встречая серьезного сопротивления.
  Потери со стороны повстанцев были минимальные. Случаев вооруженного столкновения солдат и дружинников были единицы. В большинстве своем, солдаты либо стреляли в воздух, имитируя вооруженную перестрелку, либо просто сдавали оружие и покидали город.         
  Эта хитрость потом неоднократно применялась в ходе гражданской войны в Китае. Благодаря этому отцам командирам  удавалось, и честь соблюсти и капитал приобрести.
  Отряды, ведомые командирами Чжу Дэ и Линь Бяо, в течение нескольких часов разоружили главные силы гарнизона города, в состав которого входили соединения 3 и 8 корпусов войск Гоминдана. Лишь у отряда Лю Бочэна возникли трудности. Охранявшие штаб гарнизона солдаты оказали ожесточенное сопротивление, не веря, что остальные соединения перешли на сторону восставших.
  Только после длительных переговоров, когда к штабу привели одного из командиров сдавшихся полков, засевшие в здании солдаты согласились оставить здание. Не желая пролития лишней крови, Чжоу Эньлай не стал требовать, чтобы они отдали оружие. Тем, кто не пожелал присоединиться к восставшим дали свободный проход из города. 
  Сразу после захвата города, повстанцами был образован Революционный комитет, который расположился в местном «Гранд Отели». В его состав вошли как представители компартии в лице Чжоу Эньлая и Чжан Готао, так и левые гоминдановцы Не Чжэнь и Го Мажо.   
  Ими была принята и опубликована декларация, в которой ревком говорил о своей верности заветам Сунь Ятсена и объявлял провинцию Аньхой революционной базой для подготовки нового «Северного похода» против «генералов милитаристов» Чжан Цзолиня и Фэн Юйсяня. Сам председатель Гоминдана Чан Кайши и его заместитель Ван Цзинвей специально не были отнесены в стан врагов. Хитрый Чжоу Эньлай намерено сделал это, тем самым показывая всем членам Гоминдана, что дверь для них оставлена открытой.
  Этот ловкий политический маневр сделал свое дело. Когда напуганный потерей Хэфэй генерал Цзинвей отдал приказ о подавлении восстания, в армии началось брожение. Многие солдаты и офицеры не понимали, зачем им идти против тех, кто видит в них братьев по борьбе с милитаристской кликой.
  До открытого неповиновения приказа дело не доходило, но откровенного саботажа полученного приказа хватало с избытком. Брошенные против повстанцев войска плелись еле-еле, постоянно сообщая в штаб о массе трудностей возникших у них на марше. 
  С большой неохотой шли полки Гоминдана к Хэфэй, в котором находилось до двадцати тысяч человек. И чем сильнее гнал их Ван Цзинвей, тем больше среди командиров было разговоров о том, что надо сесть за стол переговоров, а не цепляться друг другу в горло на радость «старому маршалу».
  Возможно, что этим все и закончилось бы, но в дело вмешался ставленник Чжан Цзолиня генерал   
Чжан Цзунчан – по прозвищу «собачье мясо». Это был опытный и опасный противник, один из лучших генералов «старого маршала». 
  Свое необычное прозвище он получил за пристрастие к азартным играм, которые, по мнению китайцев, были сходны с дразнением голодных собак куском мясо. Страсть к играм и жестокость к своим противникам, удивительным образом уживалась в нем с прагматичностью и расчетливостью.
  Так во время празднования дня рождения Чжан Цзолиня, вместо богатых подарков которыми другие генералы буквально завалили именинника, он прислал ему две пустые корзины. Более того, генерал не пришел на праздник, передав через своего офицера, что ждет приказ «старого маршала».
  Столь неожиданный подарок сначала вызвал недоумение и раздражение у Цзолиня. Недруги Цзунчана потирали от радости руки в предвкушении скорой опалы, но они рано радовались. «Старый маршал» вскоре понял смысл необычного подарка и пришел от него в восторг.
  Пустые корзины обозначали, что генерал Чжан Цзунчан готов нести на своих плечах любую ношу, которую в них положит. И «старый маршал» решил испытать его.
  Чжан Цзунчану было приказано занять важную стратегическую провинцию Шаньдун, находившуюся под властью генерала Пейфу. Общая численность войск противника значительно превосходила численность армии Чжан Цзунчан. Большего его патрон дать не мог, но  генерал «собачье мясо» с блеском исполнил поставленный перед ним приказ.
   Несмотря на превосходство в силах, Пейфу был наголову разгромлен северянином в короткой, но жестокой схватке вблизи порта Циндао. После этого, солдаты противника начали массово сдаваться Чжан Цзунчан и Пейфу, ничего не оставалось, как отвести остатки войска в Нанкин.
  Узнав о восстании в Хэфэй Чжоу Эньлая и о его намерении захватить Нанкин, «собачье мясо» не стал дожидаться, пока красные китайцы окрепнут, развернуться, и начнут новый поход на север.
  Первой его жертвой стал отряд Е Тина, численностью в полторы тысячи человек. Он прикрывал подходы к Хэфэй с севера, в районе города Хуайбэй и по своему составу был не однороден.
  В состав отряда входили в основном недавно мобилизованные крестьяне не имеющих навыков ведения войны. Попав под массированный удар превосходящих сил противника, отряд не выдержал натиска и, лишившись управления, отступил.
  Стремясь действовать на опережение коммунистов, Чжан Цзунчан применил неожиданный прием, который ранее в гражданской войне не применял ни один из китайских генералов. Много общаясь с европейскими военными, он смело перенимал их опыт, их знания.
  Против войск Линь Бяо занимавших важные стратегические позиции на подступах к Хэфэй, он бросил бронепоезд, созданный по образцу русских бронепоездов прошедшей войны.
  Массированный огонь батарей четырехдюймовых орудий установленных на открытых платформах сыграл решающую роль в этом сражении. Привыкшие к тому, что артиллерию слишком долго подвозят по непролазным местным дорогам, защитники Хэфэй были изумлены, когда попали под огонь девяти полевых орудий. 
  Сорок минут, артиллеристы из числа бывших немецких военных методично обрабатывали склоны позиций солдат Линь Бяо. Каждый взрыв разрывного снаряда находил свои жертвы среди мечущихся от страха молодых крестьян. Потеряв голову, они не слышали приказы и команды своих офицеров и в беспорядке сновали по позициям, стремясь найти спасительное для себя место.
  Бывшие канониры императора Вильгельма на славу потрудились у своих орудий. Когда солдаты Чжан Цзунчан пошли в атаку, они встретили разрозненное сопротивление со стороны противника. От артиллерийского огня у Линь Бяо уцелело всего два пулемета, за один из которых лег сам молодой командир.
  Занятая им позиция позволяла держать под огнем подступы к дороге, ведущей к Хэфэй. Пулемет Линь Бяо стал для солдат противника костью в горле, не позволяя им пройти ни на шаг. Сколько врагов положил в этот день молодой командир, осталось неизвестным.
  На помощь к захлебнувшейся атаке пехотинцев подошел бронепоезд и вскоре один из разрывов снаряда накрыл пулемет Линь Бяо. Взрывная волна вперемешку с осколками, буквально смела храброго пулеметчика с его пулеметом. Когда поднятая пыль взрывом улеглась, солдаты нашли своего командира. Изрядно оборванный и посеченный осколками, он лежал без сознания, так и не выпустив из своих рук пулеметные ручки.
  Не обращая внимания на свистящие вокруг них пули, солдаты вынесли раненого командира с поля боя, которое осталось за противником.
  Не встречая особого сопротивления, войска Чжан Цзунчана заняли Бочжоу, и подошли к Хуайнань, последнему городу на подступах к Хэфэй. После этого встал вопрос о том защищать столицу провинции Аньхой или отступить.
  Многие из китайских коммунистов требовали дать бой «проклятым милитаристам», но мудреный опытом Чжоу Эньлай решил оставить город. Одной из причин побудившего его к этому шагу было то малое количество артиллерии, которое было в распоряжении революционных войск.
 - К сожалению, ни громкий голос, ни ярость к врагу и даже не винтовка решают сейчас на поле брани. Оно принадлежит артиллерии и с этим нельзя не считаться. Благодаря ей и пулеметам, генерал Чжан Цзунчан одержал победы над нашими товарищами, Линь Бяо и Е Тином. Многие из тех, кто погибли, имели у себя винтовку и их решимость и твердость мало чем отличалась от вашей. Я твердо знаю что, в конечном счете, мы одержим победу над врагом, но сейчас нам следует отступить – приказал Чжоу своим товарищам и они были вынуждены согласиться с ним. Разбившись на несколько отрядов, повстанцы покинули Хэфэй.
  Двадцать девятого августа коммунисты оставили город, который вечером того же дня занял авангард Чжан Цзунчана. В преследовании отступающего противника он не видел особого смысла. Сделав поворот на восток, он двинулся на Нанкин, который достался ему без боя.
  Войска генерала Пейфу не захотели сражаться за неудачника и дружно перешли на сторону «собачьего мяса», охотно принимавшего к себе на службу солдат бывшего своего противника. Судьба бывшего властителя почти половины было незавидной. Брошенному, своими европейскими покровителями, преданному собственными солдатами, ему ничего не оставалось, как уйти в изгнание и покинуть страну.
  Главным противником отступающих коммунистов были гоминданские войска. Именно они заступили дорогу солдатам Чжу Дэ, когда те пытались прорваться на территорию Хэйлуфэнской республики. Самый боеспособный генерал из числа коммунистов, он смог прорвать заслоны противника. Слава о нем, бежавшая далеко впереди генерала и тому оставалось лишь собирать урожай. Узнав, кто против них идет, китайские генералы быстро соглашались пропустить повстанцев в обмен на убедительную стрельбу на охраняемом ими рубеже.
  Другой крупный отряд Чжоу Эньлая, вместе с примкнувшим к нему восьмитысячным отрядом крестьян дошел до горя Цзинган.
  Там, соединившись с отрядом Мао Цзэдуна, он образовал 4-й корпус Рабоче-крестьянской Красной армии. Там же он встретил «русского посланника» вот уже вторую неделю ожидавшего его появления.
  К титульной нации России он не имел никакого отношение, поскольку звался Наумом Эйтингоном. Однако для китайцев, для которых все белы были на одно лицо, он являлся настоящим русским. Коротко представившись, он передал Чжоу Эньлаю привет от Алексея Михайловича Покровского, напомнив о мясном деликатесе, которым тот его угощал.
  После этого, Эйтингон предложил китайским коммунистам военную помощь, на которую командующий 4-м корпусом охотно согласился. Разговор был долгим, обстоятельным после чего, они расстались. Путь «русского посланника» лежал через Циндао в Мукден, где ему предстояло одно важное дело.               
               


                Документы того времени.




                Из сообщений газеты «Фигаро» от 12 сентября 1925 года.


                В швейцарском городе Локарно открылась международная конференция, на которой ведущие европейские страны должны выработать условия подписания мирного договора между Германией и соседними с нею государствами. Францию на этой конференции будет представлять Аристид Бриан, Великобританию – Остин Чемберлен, Италию – Бенито Муссолини,  Бельгию – Эмиль Вандервельд,  Чехословакию – Эдвард Бениш, Польшу – Александр Скшиньский. От Германии, на конференции будет присутствовать министр иностранных дел Густав Штреземан, а также рейхсканцлер Ганс Лютер. 
  В качестве наблюдателей на конференцию приглашены госсекретарь США – Фрэнк Келлог, министр иностранных дел Швеции Бу Эстен и министр иностранных дел Австрии – Генрих Матайя. Интересы Российской республики будет представлять господин Чичерин. 
  Кроме решения политических вопросов доставшихся европейских стран после «Великой» войны 1914-18 года, на конференции планируется подписание пакета договоров направленных для создания наиболее благоприятного режима в сфере межгосударственной торговли.
  Отдельным вопросом на конференции, будет рассмотрена проблема Саара, Эльзаса и Лотарингии.      


   



                Глава XII. Разговоры в Большой политике.         





                Министр иностранных дел Великобритании Остин Чемберлен был очень доволен результатами конференции в Локарно. Вся английская делегация сработала просто на «отлично». Действуя в своей обычной манере, британские дипломаты в чем-то поддержали требования французов, согласились с мнением бельгийцев и учли интересы итальянцев. Даже позиция немцев была принята к сведению, в чем-то понято и вчерашние враги получили небольшие преференции.
  Каждая из сестер получила по серьгам но, в конечном счете, вся вода побежала в колесо английской мельницы. А если точнее, то на мельничное колесо интересов британской империи, которые были столь же незыблемыми и вечными, как и сама империя.
  Все было хорошо. Все западные страны получили со стороны Германии признание новых, послевоенных границ Европы. Канцлер и министр иностранных дел в один голос заверили французов об отказе на Эльзас и Лотарингию, прибавив к этому согласие на продолжение эксплуатаций саарских копий. Для истинного немца это тяжелое испытание, но ради получения разрешения на свободную торговлю в Европе, Лютер и Штреземан пошли на это.
  Бельгийцы получили свои приграничные округа, Италия согласие на статус мировой державы, а Чехословакия и Польша договор, на то, что все территориальные споры между ними и Германией будут решаться исключительно мирным, а не военным путем.
   Главным итогом конференции стало заключение Рейнского пакта. Это и был основной успех британской дипломатии, хотя Англия не являлась стороной его подписавшей. Согласно ему Германия, Франция и Бельгия должны были решать все свои дипломатические споры только в Лиге наций, где у англичан было подавляющее число союзников и сторонников.
  Теперь в случаи конфликта любая из сторон должна была получить поддержку и одобрение своих действий от Лондона, который был суров, но справедлив.
  С подписанием Рейнского пакта Британия несколько возвысилась над остальными европейскими государствами. По достоинству оценивая этот успех британской дипломатии, премьер министр Болдуин прислал Чемберлену поздравительную телеграмму, но в душе у господина министра не было радостного настроения. Там не звучал победный марш и не играли трубы радости. 
  Истинный сын викторианской эпохи, чопорный и холодный англичанин, живущий и действующий во славу короля и Британии, Остин Чемберлен прошел все ступени властной лестницы, прежде чем он получил в руки министерский портфель. 
  Он хорошо понимал все хитросплетения европейской дипломатии, знал, как достичь нужного результата и что для этого надо сделать. Он искренне считал, что все сделанное им на поприще дипломатии сделано ради родной страны и во благо её. Если бы какой-нибудь человек посмел бы усомниться в этом, он бы ни раздумывая, несмотря на свой возраст, вызвал бы его на дуэль и пролитой кровью заставил бы взять свои слова обратно.          
  В этом был весь Остин Чемберлен, но вся беда заключалась в том, что после окончания «Великой» войны, он сам стал в этом сомневаться.
  Оценивая те жертвы и те потери, что понесла его родина за эти страшные четыре года, он никак не мог отделаться от мысли, что что-то пошло не так. В верности политических расчетов и точности их исполнения он не сомневался. Он сотни раз проверял их но, несмотря на победный итог, постоянно приходил к заключению, о наличие скрытого сбоя.
  Да, Англия добилась того, чего она хотела в хитро подстроенной ей войне. Главный торговый конкурент на континенте в лице кайзеровской Германии был повержен в прах и обложен фантастической контрибуцией и репарацией. Почти все германские колонии в мире достались Альбиону. Рухнули сразу четыре мировые монархии, весь 19-й век мешавшей Англии на её пути к мировому господству. Влияние Великобритании на континенте стало как никогда сильным. Ни одна пушка в Европе не выстрелит без её согласия.
  По окончанию войны все исполнилось именно так как мечталось и задумывалось, но главным бенефициаром этой войны оказалась не Англия. Соединенные штаты, безбожно нажившись на нуждах европейцев, увязнувших по самый пояс в этой кровопролитной войне, перекачали к себе за океан все их золото.
  Конечно, благодаря наличию колоний и отлаженной машине откачки из них денег и ресурсов, Британская империя смогла вылезти из экономической трясины. Со скрипом, но вышла и продолжает диктовать миру свои условия игры Большой политики. Но эта война породила опасный прецедент. Молодой американский волк стал превращаться в грозного тигра.
  В начале века он, а не Англия стал посредником между Россией и Японией в деле заключения мирного договора. Заключенный в Портсмуте, он в одинаковой мере был выгоден как Британии, так и США, не желавших видеть на просторах Тихого океана русский флот.
  Из-за затянувшейся войны в Европе, американцы стали спасителями Антанты, в трудный для неё момент, оказав помощь войсками, деньгами и товарами. В обмен на это, возникший как черт из табакерки, президент Вильсон стал претендовать на роль мирового гегемона, чего все время своего существования добивалась Англия.
  Начиная с времен королевы Елизаветы, она медленно, шаг за шагом шла к этой цели. Королева Виктория доказала всему миру право Великобритании на этот титул. «Великая» война должна была закончить этот нелегкий путь длинной почти в пятьсот лет и вдруг, президент Вильсон встает на этом пути.
  Нагло воспользовавшись ситуацией, он властно оттеснил англичан в сторону с их «Миром Британии», явив человечеству собственное изобретение в лице Лиги наций. В ней все было сделано именно под Америку, под её мировое господство, но господь явил свою милость к Британии.
  Американские конгрессмены не поняли великий замысел своего президента. Завороженные грудами золота разом упавшими в их карманы, они не захотели мирового господства. Для них было во стократ важнее успеть потратить его, насладиться богатой жизнью, что была столь скоротечна.
  После войны, в Штатах победили «изоляционисты», четко и ясно сказавшие, что европейские дела им неинтересны. Африканские колонии им были не нужны. Их главной целью стал тихоокеанский регион, представлявший собой гигантский рынок для американских товаров.
  Европа и Англия получили временную отсрочку, но не следовало обманывать себя тем, что однажды попробовав вкус мировой власти, американский хищник не захочет попробовать её снова. Вашингтонский договор, поставивший крест на морском господстве Британии был наглядный тому пример.
  Вместо одержимого мировым господством Америки Вильсона был бабник и взяточник Гардинг, но это не помешалось американскому госсекретарю вывернуть руки Британии и заставить подписать крайне невыгодный для себя договор.               
  Нынешний президент Америки ещё ничем не успел осложнить жизнь империи и за это надо благодарить господа. С каждым годом после окончания войны Британия становиться все сильнее и сильнее. Строятся новые корабли, увеличивается экономическое благополучие страны, укрепляется её политическая мощь.
  Скоро, скоро придет тот момент, когда Англия сможет стать той, что она было до войны. Полностью независимой в экономике и политике, и сможет достойно завершить свой пяти вековой путь. Все будет хорошо, только надо не допустить ошибок и не дать американскому волку превратиться в тигра. А также если под ноги английского льва не попадет русский камень.
  При упоминании о России, Чемберлена передернуло. Вот уже триста лет эта дикая страна постоянно мешает Британии достичь своей цели. Мешает не столько армией и флотом, сколько одним своим присутствием, своим существованием на карте мира.   
  Как жаль, что английский капитан, прибывший в Россию во время Смутного времени с военным отрядом, не рискнул вмешаться в её внутренние дела. О присоединении русских земель к Англии речь конечно не шла. Эти фанатики ортодоксы никогда бы не согласились признать над собой власть англиканской церкви. Но оторвать от России Архангельск и Белое море, взять под контроль волжский торговый путь, по которому из Ирана шел шелк в Европу, это было вполне выполнимой задачей.   
  После окончания войны, Россия не распалась на несколько частей, как это было определено ей планами британской дипломатии. Вместо этого она получила обещанные ей Проливы и приобрела определенную финансовую независимость.
  Слава богу, сейчас русские не играют серьезной роли в европейских делах. Приглашенный на конференцию Чичерин скромно сидел в конце стола, сиротливо обозначая свое присутствие. Все его попытки влезть в обсуждение Рейнского пакта сурово пресекались Чемберленом, постоянно демонстрируя гостю из далекой России его место в Большой политике.
  Правда «пташки» доносили британскому премьеру, что Чичерин имел разговор с Штреземаном, но тут министр был спокоен. Русским, не при каких обстоятельствах не перебить тот финансовый козырь, который обладают англосаксы в лице Англии и Америки. Находящиеся в полном экономическом подчинении немцы будут делать все, что им скажет Лондон и Вашингтон.
  Чемберлен и вся английская дипломатия очень надеялись, что им удастся поставить в России послушного своей воли человека, но не сложилось. Опять что-то пошло не так. Вновь что-то не учли, не просчитали, не поняли в отношении этих азиатов, которые с каждым годом ведут себя все наглее и наглее. Африка, Дальний восток и снова Африка.
  Министр прекрасно понимал, что у тех людей, что пришли к власти после смерти генерала Корнилова, Дальний восток в лице Китая, был особым пунктиком. Всем им в той или иной мере хотелось смыть с русских знамен позор Мукдена и Цусимы. Что же, Чемберлен в чем-то их даже понимал, но британские интересы в Китае священны и тут не до простых человеческих сантиментов. В Шанхае им уже один раз дали по рукам, но Москва по-прежнему сует их в китайскую кашу. 
  Для сурового вразумления, Британия, конечно, даст по ним ещё и ещё и очень больно, но Остин отлично понимал, что русский медведь не остановиться. И тут дело одной раненой или обрубленной лапой не обойдется. Надо так основательно встряхнуть русских, чтобы у них надолго пропало желание смотреть на Восток.
  Для этой цели, Чемберлен и вызвал сюда в Локарно, британского посла в Берлине - Сеймура Липски, опытного карьерного дипломата. Он не относился к той когорте британских дипломатов, что определяла стратегию империи, но был хороший исполнитель идей. С полным старанием, а иногда и блеском выполнял порученные ему дела.
  Именно такой человек и был нужен Чемберлену, для реализации нового стратегического плана, что был разработан в недрах министерства иностранных дел в отношении России.
  Арсенал британских дипломатов по воздействию на непонятливого партнера, не блистал обилием средств и приемов. Все они были хорошо известны недругам за пределами Острова, но от этого их сила и эффективность не становилась меньше.
  Самым простым и менее затратным, являлось воздействие на противника посредством внутренней оппозиции. Благодаря благоприятному стечению обстоятельств и щедрому финансированию, своих престолов лишились российские императоры Павел I и Николай II. За что некоторые из британских дипломатов включая послов, получили свои секретные награды.
  После того как в России вопреки всем ожиданиям к власти пришел Сталин и в столице начался судебный процесс против олигархов, Форин-офис временно отказался от этого варианта. Оппозиция была слишком напугана, и Чемберлен решил подождать, пока страх не уляжется и Сталин не наделает ошибок.   
  Второй вариант подразумевал экономическое удушение России путем введения санкций и наложения эмбарго на традиционные русские экспортные товары; зерно, лес, лен, деготь. Эти действия в сочетании с первым вариантом были весьма эффективны, но сейчас Британия не могла осуществить его. Для его реализации всегда требовался партнер, а вот с ним у англичан было плохо. Франция пока не могла позволить себе подобные игры, а Штатам нужно было что-то дать. При этом дать хорошо, чтобы перебить интерес янки к русским концессиям, а дать было нечего.
  Последний вариант подразумевал войну, но начать войну с русскими через семь лет после окончания «великой мясорубки» мог только глупец. Уж слишком свежи были раны полученные британцами в прошлой войне, поэтому войну должен будет начать кто-то другой. И этим кем-то другим по замыслам англичан должна была стать Германия.
  Ещё в 1919 году, когда шли переговоры в Версале, британские дипломаты уже тогда готовили дрова и угли для новой войны в Европе.
  Подсчитав и оценив, во что обошлась мировая война английскому королевству, британская верхушка ужаснулась. Страна была в шаге от опасной черты и если бы не русские и американцы, неизвестно чтобы было. Поэтому, англичане решили, что главным полем боя будущей войны в Европе должен стать её восток и главным действующим лицом - Германия.
  С легкостью отрывая у немецкого государства территории на востоке, англичане создавали очаги напряженности, порождая в сердцах немцев обиду и ненависть к восточным соседям. Угли реваншизма ещё только тлели, но в нужный момент они должны будут вспыхнуть, чтобы озарить дорогу германским войскам в их очередной поход на Восток. 
  Получив приглашение на беседу к министру, Сеймур Липски очень насторожился. Не в традициях британской дипломатии было приглашать послов после завершения политических конференций такого значения. Похвалы или упреки, они как правило, получали в процессе работы конференции или сразу после её окончания. Все остальное приходило им по дипломатической почте.
  Едва Липски поздоровался с министром, он замер в почтительном ожидании, как младший брат, готовый внимать словам старшего брата.
 - Я пригласил вас, чтобы узнать ваше мнение относительно грядущих выборов президента Германии после столь внезапной кончины господина Эберта. Следует признать, что хитрый был человек. Вертелся словно флюгер, пытаясь угодить и нам, и американцам и русским – министр сделал специальное ударения на последнем слове, что должно было подразумевать смертельный грех со стороны Эберта.      
 - Вы дали самую точную оценку деятельности Эберта, сэр. Он слишком много глядел в сторону русских, будучи полностью обязан им за помощь в получении власти президента страны. Трудно представить к чему привела бы это германо-российская дружба, если бы не инфляция и наши с  американцами кредиты. Только благодаря этому, мечта президента Алексеева о союзе немецкой промышленности и русского сырья, слава богу, не состоялась.
 - Действительно, слава Богу, но это не дает нам право почивать на лаврах. Прошу заметить чужих лавров – сдержано уточнил министр. – Вы прекрасно понимаете, как важны нам эти выборы. Президентская власть в Германии не просто представительная должность. Он ещё имеет право распустить парламент и освободить от должности любого человека, включая и рейхсканцлера. Также, он является верховным главнокомандующим рейхсвера и в случае отказа парламента сложить свои полномочия, может ввести военное положение. Не на долгий срок, но может.
  Чемберлен важно поднял палец и поводил им в воздухе. Все, что он произнес, господин посол знал ранее, но субординация не позволяла ему проявить осведомленность перед министром.
 - В случае его объявления, он будет обладать властью, сходной властью кайзера.
 - Вы, верно, уловили мою мысль, Липски. Пост рейхспрезидента Германии очень важен для нас. Его должен занимать человек, который не будет смотреть в сторону русских и будет полностью покорный нашей воли. Что вы скажите относительно канцлера Лютера? Есть ли у него шансы быть избранным?
 - Конечно, нет, господин министр. После того как он публично отказался от претензий на Эльзас и Лотарингию, для немецкого народа он конченый человек. Благодаря политическим интригам он может быть выдвинут от партии на пост рейхсканцлера, но победить на всенародном голосовании – никогда – отчеканил посол и Чемберлен не стал с ним спорить.
 - А что вы скажите относительно временно исполняющего обязанности президента, председателем Имперского суда Вальтера Сименса. На прошлых выборах он составил достойную конкуренцию Эберту.
 - Боюсь, что, после подписания протоколов конференции в Спа, у простого народа к нему нет большого доверия и симпатии. Господин Сименс хороший юрист. Он думает как юрист, говорит и делает как юрист. Он хорош в зале суда, где он равный среди равных людей, но у него нет харизмы, что так важно при общении с народом. Нет, той особенности вождя, слушая и видя которого, люди будут готовы простить ему и признание репараций, и потерю территории страны и эту страшную инфляцию. Всего этого – у господина Сименса нет.
  Сказав свой вердикт, Липски был готов услышать от министра несогласие с его словами и получить упреки в плохом знании сути дела, но этого не произошло. Наоборот, на постоянно презрительном лице Чемберлена, появилось некое подобие улыбки. 
 - Хорошо сказано относительно вождя. Немцам действительно нужен вождь. Мудрый муж, что поведет их по пути прогресса и процветания, а в случаи необходимости защитит страну от посягательства врага.   
 - Судя по вашим словам сэр, у вас уже есть такая кандидатура – проявил должную проницательность посол.
 - Да, вы, верно, угадали, Липски. Такая кандидатура у нас есть, и вы его хорошо знаете. Это фельдмаршал Гинденбург – важно объявил министр, чем вызвал откровенное удивление у собеседника.
 - Но он старый, сэр! Ему семьдесят восемь лет.
 - И что в этом плохого для нас? – холодно поинтересовался Чемберлен, и посол мгновенно увял. - Для нас это очень хороший вариант.
 - Но согласиться ли немецкий народ на такого правителя? – резонно усомнился Липски. – Фельдмаршал, конечно, пользуется уважением среде немцев, но не настолько, чтобы он понравился подавляющему числу избирателей.
 - А вот в этом как раз и заключается то, ради чего я вас пригласил Липски. Вместе с группой немецких промышленников вам нужно будет создать фельдмаршалу Гинденбургу такой образ, чтобы он понравился всем немцам. Главный герой войны, что 14-м году спас Берлин от нашествия диких русских орд с востока, а в 18-м едва не взял Париж. Кавалер Большого Железного креста и Большой Звезды, подобно победителю Наполеона фельдмаршалу Блюхеру. И самое главное – ненавидит русских, принудивших его подписать акт капитуляции – перечислил министр достоинства будущего спасителя немецкого народа, но Сеймур решил высказать сомнение.
 - Генерал Людендорф имеет ничуть не меньше достоинств, которые вы только, что перечислили у фельдмаршала Гинденбурга. И русских он ненавидит ничуть не меньше Гинденбурга – заикнулся, было, посол, но Чемберлен сразу оборвал его.
 - У фельдмаршала Гинденбурга в отличие от генерала Людендорфа нет проблем с законом. В этом плане он чист как альпийский снег и его политическое прошло безупречно!
  По тону, которым министр произнес эти слова, было ясно и понятно, что вопрос с кандидатурой уже решен и никакие аргументы посла ему абсолютно не нужны.
 - Вот возьмите. Здесь все необходимые вам материалы – министр раздраженно бросил на стол толстую папку с бумагами. – Если посчитаете нужным, можете в качестве удачного примера прихода к власти военных упомянуть русских генералов Корнилова и Алексеева. Хоть какая-то польза будет нам от этих людей. И когда будите работать над образом нашего славного героя, не забудьте отметить его прощальную речь перед войсками Западного фронта, после подписания акта капитуляции. Это очень важно.   
  Почему это важно, Липски не стал спрашивать, а собеседник не посчитал нужным это разъяснить. Послу совершенно незачем было знать всех узоров той сложной мозаики, что замыслили гении Форин-офиса.
  Став президентом, Гинденбург должен был заняться ускоренным перевооружением армии. Сделать из беззубого рейхсвера грозную силу, которая по сигналу из Лондона двинется на восток вместе с армиями приграничных с Россией лимитрофов. А если у престарелого Гинденбурга, что-то не получится или пойдет не так, у англичан имелось несколько запасных вариантов. Так называемые планы В и С.   
  Один из таких планов по фамилии Шикльгрубер, досрочно выпущенный из тюрьмы после неудачной попытки «Пивного путча», в это время высказывал, свое недовольство книгоиздателя Максу Аманну.
  Он также принимал участие в «Пивном путче», но отделался лишь денежным штрафом, тремя месяцами тюрьмы и общественным порицанием. Впрочем, это ему не помешало сразу после освобождения устроиться директором небольшого издательства в Мюнхене.
  Причина спора заключалась в том, что Аманн, самовольно изменил название книгу, которую глава немецких национал-социалистов надиктовал своему секретарю Эмилю Морису сидя в тюремном узилище города Ландсберга.    
  Имея массу свободного времени и находясь на полном государственном довольствии, он спешил ознакомить немецкие трудовые массы со своим видением причин приведших к поражению Германии в последней войне и указывал выход из создавшейся ситуации.
  Свой труд отвечавший, по его мнению, на многие вопросы, мучившие простых германцев, он назвал «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости». Это название, по мнению автора как нельзя лучше отражало идеологическую сущность его творения, но оно было встречено в штыки Аманном.
 - Пойми Адольф, с таким названием твою книгу никто не купит! Оно совершенно не товарное, не интересно.
 - Название может быть не товарное, но содержание моего труда наверняка не оставит читателей равнодушными. Достаточно прочесть всего пару страниц и все станет ясно, кто виноват в нашем проигрыше в войне и что следует делать, чтобы смыть его – Гитлер эффектно потряс рукой, как он это не раз делал, выступая под открытым небом, но его пафос оставил Аманна равнодушным.
 -Ты, сомневаешься!? – уязвлено воскликнул вождь и в этот момент он больше всего походил на взъерошенного хорька, чем на политического деятеля.
 - Ни одной минуты, Адольф, – успокоил Макс друга, - но твое произведение просто не возьмут в руки. Его название не привлекает к себе внимание простого прохожего. Оно не вызывает любопытство и желание взять с прилавка и полистать. Его надо менять, иначе книга не увидит своего читателя. Это я говорю тебя как друг и как профессиональный торговец.
 - И что же делать? Поменять название?
 - Совершенно верно и я уже его для тебя придумал – Аманн сделал паузу и у собеседника не выдержали нервы.
 - Ну, говори.
 - «Моя борьба» - торжественно объявил книготорговец. – Переплет сделаем красного цвета, цвета крови пролитой нашими товарищами в Мюнхене, а название будет готическими буквами золотого цвета. Необычайно броское сочетание цвета и название, что обеспечит твоему труду успех у публики. Трое из десяти обязательно остановятся возле неё и возьмут в руки. Это я тебе гарантирую – пообещал Аманн товарищу.
 - Всего лишь трое? – обиделся Гитлер.
 - Ну а что ты хотел? Библию берут семь из десяти человек, Платоном интересуются пять из десяти, а ты пока ещё неизвестен немецкой читающей публике.
 - А что берут больше Библии? – вопрос Гитлера застал Аманна врасплох. Он покраснел, опустил глаза и нехотя сказал.
 - Ты не поверишь, сейчас самый ходовой товар – это порнографические журналы. Берут все. Мужчины, подростки, старики и даже женщины.
 - Какая гадость! Какое падение нравов! К чему катиться страна!
 - Увы. Рынок диктует нам свои законы – сокрушенно развел руками Аманн. Порнография и раньше была неотъемлемой частью немецкого печатного дела но, как правило, в виде почтовых открыток. Черно-белые, цветные, они занимали свою нишу в этой сфере, но с приходом на немецкий рынок американского капитала все изменилось.
  Американцы предложили публике не одиночные рисунки или фото с интимными сценами. Вниманию потребителя был предложен целый журнал, с красотками на любой вкус, размер и пикантными позами.
  Один из таких журналов во время своего посещения Германии увидел и Сталин, когда смотрел книжные развалы в Дюссельдорфе. Заметив его взгляд, сопровождавший его немецкий гид, приготовился дать необходимое пояснение и комментарий, но Сталин прошел мимо блистающей глянцем мерзости. Будущий президент искал книги по металлургии, желая ликвидировать свой познавательный провал в этой отрасли.
  Немецкого языка он не знал, но по приезду домой, потребовал перевести приобретенные в Германии книги, так как в России нужных ему в тот момент книг не оказалось.
  Новый президент страны был деятельным человеком, откровенно не любившим праздность и безделье. Приняв власть над страной сорок шесть лет, он находился в полном расцвете сил. Имея светлый ум и хорошую память, обладал житейским опытом и был полон энергией и стремлением сделать жизнь в стране лучше.
  Едва его властные полномочия были утверждены парламентом, и он был приведен к присяге на ближайшие три года, как Сталин с головой погрузился в работу. Прежнее исполнение обязанности президента позволило ему начать действовать сразу без раскачки.
  Уже на другой день, вызвав к себе Крижановского, он ознакомил его с теми дополнениями, которые следовало немедленно внести в Государственный план развития страны.
  Покойный президент Алексеев в отношении финансов был осторожен и в чем-то схож с пушкинским царем Кощеем, что чах над златом. Будучи военным, он легко и охотно отпускал деньги на нужды армии и флота, но остальные программы финансировал очень осторожно. Необходимость проведения любой гражданской программы, ему приходилось доказывать и обосновывать.
  Подобные действия обычны и понятны в практике любых государственных деятелей, но с Алексеевым была определенная особенность. Неплохой стратег и тактик, он крайне плохо разбирался в государственных делах. Став президентом России он стыдился признаться в своей некомпетентности в том или ином вопросе управления. Поэтому когда вставал вопрос о выделении денег на тот или иной проект, он позволял себя убедить, но денег давал ровно половину от представленной на его утверждение суммы.
  Этим простым и бесхитростным методом, Алексеев пытался сохранить государственную казну от излишних поборов и трат со стороны чиновников. Занимая подобную позицию, первый президент страны был в чем-то по своей «государственной» сути прав, но то, что задумал Сталин со своими «разночинцами» требовало иного подхода.
  Медленное переползание России из аграрной страны в индустриальную державу, в нынешних политических условиях было невозможно. Весь анализ политических событий показал, что рано или поздно Англия сумеет договориться с Францией и Америкой и создаст против неё единый фронт мировых держав. Процесс сложный, не быстрый, но зная предприимчивость бывших союзников по Антанте, можно было в этом не сомневаться.
  Глеб Максимилианович хорошо понял и принял все то, что предложил ему президент. Взяв один из блокнотов, лежавших в кабинете заседаний, он набросал черновик нового плана, который предстояло исполнить в ближайшие пять лет.
  Одной из главной его задач было дать предприятиям страны дешевое электричество. Используя удобный момент, премьер министр добился увеличения числа тепловых электростанций работающих на торфе в Подмосковье. Затем настал черед гидроэлектростанций. Их предполагалось построить целых двенадцать, но самая главная должна была появиться на Днепре. Полученное на этой ГРЭС электричество предлагалось направить на нужды шахт и перерабатывающих предприятий Донбасса и Кривого рога.
  Не была забыты залежи железной руды на Южном Урале в районе горы Магнитной и в районе Курской магнитной аномалии. Согласно заверениям геологов, в районе Курска находилось самое крупное в мире месторождение железной руды, и задача нового правительства заключалась в его скорейшем освоении.
  Отдельной строкой в плане был прописан и Кузнецкий угольный бассейн, находящийся на юге Западной Сибири. Его освоение, по прогнозам ученых сулило возможность стране обойти по производству чугуна и стали европейских гигантов в лице Германии и Англии.
  Не остались без внимания и пожелание министра железных дорог Дзержинского, настаивавшего на скорейшем соединении Сибири и Туркестана стальным полотном. Неспокойное положение на границе с Китаем и Афганистаном делало этот проект важным вдвойне.       
   Феликс Эдмундович также присутствовал на этом совещании. Раскрыв свою рабочую тетрадь, он то и дело поправлял и дополнял наброски Кржижановского, отстаивая в них интересы в первую очередь министерства железных дорог и детских приютов. Ничуть не хуже любого экономиста, он доказывал обоснованность той или иной цифры.
 - Мы готовим массовые кадры для тех фабрик и заводов, которые вы собираетесь построить. Это очень важное дело и экономить на нем никак нельзя – убежденного говорил председатель ГПУ и с его словами, было трудно не согласиться.   
  Больше двух часов шло составление, подгонка и утверждение нового плана развития страны. Когда черновой вариант был полностью согласован, премьер покинул кабинет Сталина, оставив его один на один с Дзержинским. 
  Председатель ГПУ принес ему не радостные вести. После процесса над Шляфманом и Клычковым противостояние между властью и господами олигархами не пошло на убыль. Получая поддержку из заграницы, самая непримиримая их часть продолжала занимать непримиримую позицию в отношении нового президента. Предстояла серьезная борьба. Борьба жестокая и бескомпромиссная, в которой на кону стояли отнюдь не личные амбиции, а судьба всего государства.            
               
 
 
                Документы того времени.





                Из речи президента Сталина И.В. на партийном съезде от 11 сентября 1925 года.


                В предложенной вашему вниманию программе ближайшего развития страны на пять лет, главное внимание уделено скорейшей индустриализации страны. Без этого мы сможем стать в один ряд с такими ведущими мировыми державами как Франция, Англия, Германия и Америка и Япония. Без ощутимых успехов в индустриализации наш голос не будет иметь веса в разговоре с этими странами на равных. Без скорейшей индустриализации мы будем слабой страной, с мнением которой можно не считаться.
  Но делая широкий шаг по направлению индустриализации страны, мы не имеем право, забывать, о нашей главной трудовой силе страны. О её становом хребте – крестьянстве. К сожалению, до сих пор такой важный вопрос о земле окончательно не решен таким образом, чтобы при наличии в  деревнях крепкого хозяйства, не страдали интересы средних и бедных слоев крестьянского общества. Разрешение этих проблем правительство видит в создании коллективного хозяйствования на селе, в котором каждый из членов коллектива будет иметь одинаковый земельный надел. 
  Кроме этого, коллективные хозяйства получат от государства помощь в приобретении посевного зерна, а также механизированной обработке земли. С этой целью будут созданы специализированные механизированные тракторные станции. Железный конь идет на смену крестьянской лошадке. (Смех в зале и длительные аплодисменты).



                Из интервью знаменитого мирового исследователя Арктики и Антарктики Руаля Амундсена газете «Рома» от 16 сентября 1925 года.


               Я приехал в солнечную Италию по приглашению вашего замечательного конструктора дирижаблей Умберто Нобиле. Успех русской экспедиции к Северному полюсу на дирижабле наглядно показал преимущество этого вида транспорта перед самолетом. Основываясь на личном опыте, я с уверенностью могу заявить, что дирижабли самый эффективный способ в исследовании Арктики. При помощи дирижабля можно доставить многочисленную экспедицию к любому месту земного шара и высадить её там, где не сможет сесть самолет.
  Вместе с инженером Нобиле, мы надеемся построить на верфях Италии самый современный дирижабль в мире при помощи которого, мы попытаемся не только повторить подвиг академика Обручева, но и превзойти его. С этой целью мы совершим трансарктический перелет с берегов Шпицбергена на Аляску через Северный полюс. Зная Умберто Нобеля как одного из лучших конструкторов дирижабля и умение итальянских мастеров в создании шедевров, я полностью уверен в благополучном исполнении всех наших планов.       



                Из сообщения газеты «Известия» от 25 сентября 1925 года.



                Вчера, 24 сентября этого года, в столице Германии Берлине между министром иностранных дел России господином Чичериным и министром иностранных дел Германии господином Штреземаном был подписан мирный договор о дружбе и нейтралитете между нашими странами, сроком на пять лет с возможностью дальнейшей пролонгацией. 


               

                Конец первой части.

 




      
 
    
    
 
      
   
               
       
         
       
   
 
 
   

      




 
         






               


  ЧЕСТЬ И ПОЛЬЗА.               



                Часть вторая.


               
                НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ВОЙНА.





                Глава I. Боже, храни Англию и короля.







                Если кто считает, что всем в государстве руководит его глава, то он сильно в этом ошибается. Нет, конечно, есть в истории случаи, когда во главе государства стоит сильная личность, самостоятельно определяющая политику страны, но подобные случаи можно пересчитать по пальцам рук. В повседневной жизни не король командует свитой, а свита играет короля, при этом ориентируясь на нужды и интересы классовой верхушки общества.
  Новый премьер министр Великобритании Стэнли Болдуин не относился к категории сильных личностей. Он был истинным сыном своего времени. Неплохо ориентировался в подводных течениях внутрибританской политической жизни, обладал мастерством интриги, умел видеть перспективу и твердо шел к намеченной цели – креслу премьер министра. Однако при всех этих качествах, Стэнли Болдуин никогда не мог подняться выше уровня хорошего середняка. Что всего говорит правильные слова, дает красивые обещания и по мере сил и возможностей пытается их исполнить, но при всем этом не имеет харизмы.
  За таким политиком в случае необходимости народ не пойдет в огонь и воду. Ему будут высказывать, симпатию и уважение, но в случае поражения на парламентских выборах лишь скупо констатируют: Да, жаль. Он был хорошим человеком, но его время ушло.
  Поэтому стоит ли удивляться, что настоящую политику Британской империи, творили не премьер и его министры, а их заместители, советники, секретари. В руках у этих кабинетных червей была такая сила, которая в случаи необходимости могла подкорректировать решение, не только министра иностранных дел, но и премьер министра, и даже самого короля, молодого Георга VI, так как требовали интересы империи, то есть – верхушки общества.   
  Именно они, ежедневно, проводили внешнюю политику Британской империи, переживающую не лучшие моменты своей многовековой истории. Конечно линкор «Британия» по-прежнему гордо нес на мачте королевский вымпел по водам мировых океана. Грозный призыв «Правь Британия моря!» не утратил своей актуальности и силы, и на землях подвластных британской короне, по-прежнему не заходило солнце. Однако с каждым новым  пройденным линкором годом, швы его обшивки предательски трещали и сквозь них, в трюм предательски просачивалась вода. Грозя рано или поздно, но обязательно нарушить его остойчивость и привести Британию к гибели.
  Главным врагом на континенте для интересов Британской империи являлась Россия, с которой у туманного Альбиона вот уже несколько веков не были ни мира, ни войны.
  После свержения монархии Романовых и установления республиканского строя Россия наступил переходный момент, англичане попытались «половить рыбку в мутной воде», но безуспешно. Взяв свой приз в виде турецких земель, Москва полностью сосредоточилась на своих внутренних проблемах, позабыв о существовании Большой игры, в которую Лондон её упорно втягивала со времен Петра Великого.
 Россия добровольно отдала пальму первенства в европейских вопросах Англии и Франции. Не пыталась потеснить британцев в Персии, Афганистане, на Ближнем и Дальнем Востоке, но и тогда, она доставляла интересам островитян много хлопот. Их беспокоило даже не то, что Москва пыталась обезопасить свои границы в Китае и в Африке. Лондону были невыносим факт выхода русских к берегам Средиземного моря, которое англичане считали своим морем. Само существование такого огромного государства как Россия, было господам бриттам как кость в горле и это было медицинским фактом.
  Узнав о готовящемся изменении в руководстве страны, бритты стали делать ставку на маршала Деникина, являвшегося удобной для них кандидатурой. Герой войны, соратник Корнилова и Алексеева, Антон Иванович имел иную точку зрения на место и роль России в мировой политике. Занимая патриотическую платформу, в защите интересов страны он на первое место ставил не силу оружия, а переговорный процесс.
  Подобная трансформация боевого генерала в завзятого миротворца была вполне объяснима. Многие генералы, достигнув максимального роста во время войны, спешили насладиться мирным спокойствием, вернее теми благами, которые им полагались.
 - Хорошая семья и тихая обеспеченна старость. Чего ещё нужно настоящему мужчине? – говорил один литературный персонаж, и с ним было трудно не согласиться. Тем более, что пример генерала Алексеева умело воспользовавшегося лаврами покойного Корнилова был перед глазами.         
  Антон Иванович был не прочь повторить путь своего боевого товарища. Казалось, что президентство само шло ему в руки и вдруг все надежды рухнули в одночасье. Президент Алексеев скоропостижно скончался и согласно закону, власть перешла в руки вице-президента, которого высокое военное руководство за политика не считало.   
  Недоучившийся семинарист, по иронии судьбы поднявшийся в верха власти по непонятному капризу президента Алексеева, не имел никаких прав занять опустевшее кресло верховного правителя в Кремле.
 - Россией должен управлять исконно русский человек, а не какой-то там инородец – говорили господа военные, собираясь на субботних раутах на квартире того или иного генерала, дабы обсудить те или иные вопросы, последние новости.
 - Да, крючкотворы и казуисты подло обокрали, Антона Ивановича. Лишили его законной власти и законного места, – соглашались с ними другие и добавляли, горестно разводя руками, - что поделать, Россия.
  Стоит ли говорить, что пройти мимо столь питательного бульона для бацилл смуты и раздора, британские официальные лица никак не могли. Обеспокоенные заявлением Сталина на предновогодней партийной конференции о том, что он намерен сроить социальное общество с равными правами и возможностями сильно обеспокоило англичан.
  В отличие от русских общественников, посчитавших заявление нового президента России чисто популистским и пропагандистским шагом, коварный Альбион воспринял их в серьез и сильно озаботился. Перефразируя фразу русского поэта, англичанам издалека было лучше видно. Сталина они восприняли как опасного для своих интересов человека и, не откладывая возникшую проблему в долгий карман, приступили к её разрешению. Британия не могла ждать лишние три года, и развернула против русского президента необъявленную войну.
  Недовольство части военного руководства Сталиным в определенной мере облегчало англичанам эту задачу, но не более того. Одно дело, когда генералитет недоволен своим правителем и совсем иное, когда почувствовав слабость его власти, он готов выступить с целью свержения.
  Грань эта была очень и очень опасная, и одними разговорами заставить генералитет её перейти было невозможно. Нужны были действия, действия весьма сильные, способные убедить Деникина и его окружение в слабости правителя и необходимости его замены.
  Для обсуждения тактики и стратегии этой тайной войны в недрах Форин Офис собрались кабинетные деятели, в чьих руках находились рычаги реальной политики. Все они были истинными сынами Британии, подлинным костяком империи и, следуя традициям имперского аппарата, носили обозначения Икс, Игрек и Зет.
  Один из них отвечал за связь с департаментом колоний и был своим человеком в Адмиралтействе. Другой поддерживал тесные отношения с дипломатическими миссиями Британии во всех крупных и важных странах мира. Что касается третьего, то его хорошо знали в Сити, и он был мастером завязывания тайных узелков по всему миру.         
 - Я не согласен с вашей оценкой относительно готовности маршала Деникина выступить против Сталина, – обратился Икс к Зету. - Вспомните Керенского. Каким откровенно слабым он был в конце своего правления. Достаточно было одного хорошего удара, чтобы скинуть этого говоруна и как вели себя Деникин, Краснов, да и тот же Алексеев. Если бы не решимость генерала Корнилова, Керенский бы продолжил сидеть в Зимнем дворце и привел бы страну к распаду.
 - А вы придаете слишком большое значение личности Сталина, - обиженно парировал ему Зет. - У этого обрусевшего грузина нет никакого опыта руководства такой большой страной как Россия. Согласитесь, что одно дело, находясь за спиной президента Алексеева выполнять мелкие поручения и совсем другое самостоятельно принимать важные политические решения.
 - Сбор денежных средств голодающему Поволжью вы считаете мелким поручением? – Икс с удивлением поднял брови. - Позвольте с вами не согласиться. Это важная и очень ответственная миссия, и президент Алексеев хорошо знал, кому её поручить и Сталин выполнил её на «отлично». Хочу также напомнить тот факт, что почти половина членов правительства президента Алексеева, люди, рекомендованные им за время нахождения Сталина на посту главы администрации президента. Поверьте мне, Сталин имеет опыт работы с людьми и опыт неплохой.
 - Хорошо, мы согласны с тем, что у Сталина есть опыт административный работы, - миролюбиво произнес Игрек, - но это совершенно не гарантирует отсутствие ошибок в его работе. Которые мы ему и должны помочь совершить общими усилиями.
 - Не просто совершить ошибки, а максимально раскачать обстановку и подвигнуть господ генералов к действиям – немедленно уточнил Зет и оба собеседника позволили себе улыбнуться.
 - Самый простой и действенный метод для этого, мне видится в создании сразу нескольких локальных конфликтов на границе России. Учитывая натянутые отношения Сталина с военными – это, на мой взгляд, идеальный вариант, но здесь у нас ограниченные возможности – с сожалением констатировал Игрек. – Поляки, к сожалению уже выпустили свой пар, румыны откровенно трусят, а Маннергейм так крепко держит в своих руках власть, что финский вариант действий даже не стоит рассматривать.
 - Но Маннергейм военный до мозга костей и он тоже не в восторге от кандидатуры Сталина. Неужели нельзя использовать этот факт в наших целях?
 - Увы. В числе своих первых действий на посту президента Сталин нанес визит в Гельсингфорс и заверил Маннергейма, что все прежние права и свободы Финляндии остаются незыблемыми, равно как и личная власть маршала в стране. К тому же, у Маннергейма русская жена, которую он очень любит и потому вряд ли решиться выступить против центральной власти.
 - Значит, европейский вариант у нас полностью исключен?
 - К сожалению да. Равно как и дальневосточный – вздохнул Игрек. - Эти чертовы японцы, полностью отбились от рук. Вместо того чтобы вместе с маршалом Чжан Цзолинем продолжить дестабилизацию вокруг КВЖД, они с ним конфликтуют из-за присутствия японских войск в Мукдене.
 - Если все так плохо, можно использовать давнее разногласие между Деникиным и Юденичем. Последний считает, что не меньше Деникина сделал для победы над Германией и после смерти Слащева был готов занять пост военного министра – предложил Зет, но Икс не согласился с ним.
 - Эти разногласия можно рассматривать как дополнительный вариант, но нельзя брать за основу действий и делать на них главную ставку. Слава богу, у нас есть Африка и Ближний Восток. Я имею в виду проблему курдов. Русские долгое время носились с идеей создания автономного Курдистана из бывших турецких владений находящихся под их, нашим и французским управлением. Сейчас они успокоились и, по мнению наших дипломатов, настала пора разыграть эту карту с выгодой для нас.         
 - Что вы имеете в виду? Создать один большой Курдистан, который немедленно вспыхнет войной. Если не междоусобной, то наверняка войной за курдские земли входящие в состав Персии?
 - Нет, столь крупномасштабный конфликт нам ни к чему, да и французы вряд ли согласятся на такой разорительный вариант. Куда проще натравить курдские племена, живущие на севере Ирака на курдов, живущих под русским протекторатом. Сделать это вполне возможно, благо единства между курдскими племенами никогда нет, и они с готовностью воюют друг с другом.   
 - Насколько действенен будет этот конфликт? - с живым интересом спросил Игрек. - Насколько я помню, русским запрещено держать крупные военные силы на границе с Ираком и Сирией.
 - Все верно, такой пункт в договоре по Курдистану есть, и было бы глупо не воспользоваться такой лазейкой. Мы также не имеем права держать регулярные войска, и все будет зависеть от тех денежных средств, которое правительство его величества будет готово влить в этот проект.
 - Вариант очень хорош и деньги обязательно будут – заверил собеседника Игрек.
 - Даже, несмотря на недавнее заявление министра финансов? – уточнил Зет.
 - Будут, – коротко отрезал Игрек, - в таких делах нельзя мелочиться.
 - Да, на интересах империи нельзя экономить.
 - Сэр Данкрофт сообщает из Дели об обстановке сложившейся в Афганистане, - Зет развернул широкий блокнот и стал из него зачитывать. - Упразднения Бухарского эмирата и подчинения его земель светской власти в Ташкенте, вызвало недовольство среди части духовенства и фанатично настроенных сторонников эмира во главе с Джунаид-ханом. Вместе с эмиром они отправились в Афганистан, где их принял Надиршах. Пока эмир был жив, все было хорошо, но после его смерти между королем и Джунаид-ханом возник конфликт. Присутствие на севере страны большого вооруженного соединения очень беспокоит Надиршаха. Он потребовал от Джунаид-хана разоружения, тот ответил отказом и обе стороны конфликта обратились за поддержкой к нам.
 - Насколько возможно примирение сторон? – спросил Икс, но Игрек сразу отмел такой вариант развития событий.
 - Никакого примирения! Надо сделать все возможное, чтобы дальнейшее пребывание Джунаид-хана в Афганистане было невозможным, и тот вернулся бы в Узбекистан. Пусть русские разоружают его и его сторонников.
 - Идея неплоха, но она имеет скорее тактический, чем стратегический характер – возразил Икс.
 - Да? И в чем вы это видите?
 - Лишив своей поддержки Джунаид-хана, мы в большей мере сыграем на руку Москве. Вторжения войска Джунаид-хана через границу без сомнения приведет к возникновению конфликта, но я очень сомневаюсь, что он сможет поднять против русских бывших подданных эмира. Это люди разной категории и на серьезный успех рассчитывать не приходится. Рано или поздно, но русские разобьют Джунаид-хана, и он вернется в Афганистан, но в гораздо ослабленном состоянии.
 - Что вы предлагаете? Отказать в поддержке Надиршаху, но зачем? Он твердо придерживается всех пунктов достигнутых с нами договоренностей. Зачем рубить курицу, несущую золотые яйца?
 - Не такие уж они и золотые – не согласился с собеседником Икс. - Насколько я знаю, Надиршах не только выполняет все взятые на себя обязательства, но из всех сил старается поддерживать хорошие отношения с Москвой. Умело развивая теорию маленького государства, за которое борются два больших государства. В сложившейся ситуации, нам выгоднее поддержать Джунаид-хана и помочь ему захватить власть в Кабуле. Тогда у русских под боком возникнет целое враждебное государство, конфликт с которым можно будет довести до полноценной войны.
 - Браво, браво. Ваш вариант действительно куда более интересен и актуален. Афганцы хорошие воины. Мы трижды воевали с ними, но так до конца и не смогли привести их к покорности. Пусть русские полной ложкой попробуют эту кашу. Посмотрим, придется ли она им по вкусу и не подавятся ли они ею.
 - Рад, что вы оценили мою задумку. Она также потребует определенных денежных вливаний, но это куда действенная вещь, чем давать деньги русской оппозиции, от которой кроме разговоров нет никакого толка.
 - Не скажите. Устранения императора Павла I, удачное завершение Восточной войны и свержение Николая II во многом удалось благодаря антигосударственной позиции части русского бомонда.
 - То было другое время. Тогда Россия была империей, а теперь она республика, в которой согласно Конституции все равны и нет титулов, сословий и чинов. Президент Алексеев робко начал процесс замены бывшей элиты у рычагов власти, а Сталин его активно продолжил. Большинство членов его кабинета новые люди, выходцы из средних слоев общества, полностью обязанные ему своим продвижением по карьерной лестнице. Ведомства Дзержинского и Кржижановского на 65% состоят из людей нового призыва и это только кусочек общей мозаики.            
 - Уверяю вас, что от перемены слагаемых сумма останется неизменной, ведь это Россия. У  неё поменялось только название, а люди остались прежние и от любви к даровым деньгам их никто не излечит. Но не будем об этом – заявил Игрек, увидев, что его аргументы не убедили собеседника. – Я готов поддержать ваш афганский проект и обязательно поговорю с лордом Экфордом о приоритетности его финансирования.
 - Вы так щедро раздаете деньги направо и налево, что ничего не останется для Африки – упрекнул Игрек Зета. - А здесь также можно создать для русских большие проблемы, учитывая отдаленность её анклава от метрополии и ограниченность его территории. Тем более, что согласно последним сведениям Сталин срочно вызвал Фрунзе в Москву. Временно исполняющий обязанности губернатора назначен Котовский, но он болеет и колонией управляет Андриевский – откровенно слабая фигура.
 - Возможно, вы и правы, но в этом случае предоставим французам возможность самим решать свои проблемы в Африке. Чем могли мы им в этом деле помогли, а в остальном пусть сами разгребают это дерьмо.
 - Но ведь русские положили его под их порог.
 - Ну и что? То, что оно у них оказалось и то, что они не могут его убрать, плохо характеризует их как хозяев. Ведь нам Фрунзе не посмел подбросить к дверям подобный подарок, а если бы и подбросил, то он был бы незамедлительно ликвидирован, а сам шутник сильно пожалел о своих действиях.   
 - Вы так не любите наших партнеров? – усмехнулся Зет.
 - Нет, просто я объективен. После отказа французов способствовать в продолжение развития польско-российского приграничного конфликта, не вижу никакого смысла помогать им в их борьбе с Махно. Пусть знают, что за каждый отказ следует платить – жестко ответил Игрек, но его настрой не заставили собеседника больше не говорить о положении в Западной Африке.      
 - Может быть, нам следует усилить численность наших морских сил в протекторате Нигерия и Гане? После не вполне удачного рейда канонерок, у наших партнеров может сложиться ошибочное мнение о слабости наших войск.
 - Присутствие в водах Гвинейского залива даже одного легкого крейсера обойдется нам в десятки тысяч фунтов. Равно как и содержание ещё одного пехотного полка пусть даже из местных туземцев. К чему лишний раз напрягать мускулы и стучать кулаком в этом богом забытом месте. Русские никогда не посмеют начать пересмотр границ при помощи оружия, а трясти перьями, чтобы нагнать страха на этого авантюриста Махно, слишком дорогое удовольствие.
 - Вы явно недооцениваете эту угрозу – начал Зет, но Игрек его остановил.
 - На мой взгляд, вы, явно переоцениваете этот казус. Он возник благодаря стечениям обстоятельств, в первую очередь из-за слишком больших колониальных владений наших партнеров, что мешает им хорошо управлять этими территориями. Махно – это временное явление, которое обязательно исчезнет, так как не нужен ни нам, ни французам, ни русским, как это не парадоксально не звучит.
 - Поясните – потребовал Зет.
 - Весьма охотно. Фрунзе выпустил этого черта из табакерки только для того, чтобы навредить французам, поквитаться за старые счета. Господин губернатор этого добился и теперь явно не знает, что с ним делать. Все указывает на то, что, скорее всего он умоет руки и откреститься от Махно. Так, что посылать крейсера в Лагос и тем более в Аккру не вижу никакого смысла.            
  Спорщик с надеждой посмотрел на Икс, но тот, не оказал ему поддержки.
 - Следуя принципу, чем крепче забор – тем лучше соседи, я бы согласился с вашим предложением, но на данный момент для военно-морского флота его королевского величества есть более важные и приоритетные направления. Благодаря щедрым кредитам нашего правительства король Египта принял решение об отказе русским кораблям вправе базироваться в Александрии. Его величество король Георг уже поздравил министра иностранных дел и премьера с этим важным для всех нас событием. И теперь мы должны не только вернуть себе утраченные позиции, но и укрепить их.
 - А денег как всегда не хватает на всех – ядовито заметил Зет.
 - Что поделать, такова жизнь - констатировал Игрек, всегда недолюбливавший лоббистов отстаивавших интересы богатой группы.
 - Давай подводить итоги, господа – призвал собеседников Икс. - Курдский вариант мне видеться наиболее перспективным, как по исполнению, так и по перспективам продемонстрировать всему миру неспособность русских навести порядок на подмандатной территории. Командующий нашими силами в Ираке генерал Мортимер неплохой военный, но на этом все его таланты заканчиваются. Будет неплохо, если ему будет придан толковый офицер имеющий опыт в тайных операциях.
  Икс вопрошающе посмотрел на собеседников и Игрек моментально откликнулся.
 - Предлагаю поручить эту миссию майору Френдкленду. Он хорошо знает местный театр действий и курдов со времен последней войны.
 - Ничего не имею против предложенной вами кандидатуры. Ваше слово? – обратился Икс к Зету.   
 - Я полностью присоединяюсь к вам, полагаясь на вашу компетентность, господа – откликнулся Зет. - В свою очередь, предлагаю поручить афганскую миссию сэру Данкрофту как лучшему специалисту по этому региону.
 - Не вижу препятствий – согласился Икс и Игрек кивнул головой в знак согласия.
 - Осталось выбрать общего куратора и дело можно считать сделанным. Что вы скажите о Питере Карфэкси?   
 - Человек, который курировал «шанхайскую резню» в которой была уничтожена русская военная миссия? Ничего не имею против него. Если ему удалось один раз пощипать русским перья, почему не сделать это ещё раз – усмехнулся Игрек.
 - Помню, это была одна из лучших наших операций. Буду надеяться, что ему удастся превзойти свой успех – Зет поднял руку в знак согласия.
 - Вот и прекрасно. Остается только уточнить детали и приступать к действию – Икс пододвинул блокнот и нацелил на него карандаш.
 - И пропеть, боже храни короля – пошутил Зет.
 - Не столько короля, сколько Англию. Короли приходят и уходят, а Англия остается – жестко поправил его Игрек и работа началась.
 
 


                Документы того времени.




             Из статьи газеты «Фигаро» под названием «Русские намерены установить свой контроль над Арктикой» от 31 марта 1926 года.


         В интервью нашему специальному корреспонденту Сержу Лапиду российский академик Владимир Обручев поделился своими планами относительно своей новой арктической экспедиции. На вопрос журналиста намерен ли он снова достичь Северного полюса на дирижабле и установить там действующую полярную станцию, ученый ответил отрицательно.
 - Наша основная цель заключается не в установлении рекордов успешного посещения Северного полюса. Нельзя рисковать жизнями людей только ради рекордов. Арктика суровый участок земного шара, где нет места легковесности и сиюминутности. Она не прощает подобного подхода и жестко спрашивает за попытку поникнуть в её тайны с негодным багажом. Арктика требует вдумчивого и широкомасштабного исследования и первым шагом в этом направлении будет наша новая экспедиция.
 - И в чем она будет заключаться?
 - Очень важным фактором в познании Арктики является погода. Нашему прошлогоднему полету к Северному полюсу очень повезло. Мы удачно попали в благоприятное для полета погодное «окно» и смогли высадиться на полюсе. Однако полностью рассчитывать на слепую удачу нельзя, а чтобы быть «зрячим» нужна сеть арктических метеостанций. Именно этому и будет посвящен полет дирижабля «России».
 - То есть вы будите проводить своеобразную разведку наступлением?
 - Совершено, верно - именно разведку. На дирижабли будет установлена самая совершенная фотоаппаратура, при помощи которой будет проведена масштабная фотосъемка всего побережья Ледовитого океана от Архангельска до мыса Дежнева, включая прибрежные острова. Это очень поможет в принятии решения по строительству метеостанций.
 - Намерена ли экспедиция заняться поиском земли Гаррисона?
 - Нет. Как я сказал главным приоритетом нашей экспедиции это картографические съемки. Именно на это будет направлены её основные усилия. Что касается поиска неизвестных науке земель, то экспедиция попытается внести ясность в вопросе легендарной «Земли Санникова». Разработанный маршрут экспедиции позволяет сделать это без ущерба для главной задачи. На остальные изыскания, у нас боюсь, просто не будет времени.
 - Будут ли изменения в составе вашей новой экспедиции или нет?
 Общий состав экспедиции останется прежним, но возможны некоторые изменения и дополнения. Окончательное решение по этому вопросу ещё не принято.
    Спасибо, господин академик.         



 
                Поздравительная телеграмма президента России Сталина И. В. В адрес строителей города Магнитогорская от 12 апреля 1926 года.
 
                Уважаемые покорители просторов Южного Урала! Российское правительство вместе со всем многонациональным народом нашей страны шлет Вам свое поздравление и восхищение вашей решимостью совершить невиданный трудовой подвиг. Никто и никогда прежде не мог помыслить, чтобы создать на пустом месте не просто новый город, но промышленный центр. Все мы верим, что Вы построите свой «город-сад» так необходимый для нашей великой страны в рекордно короткие сроки. Успехов Вам в Вашем замечательном начинании. Помните, что Родина всегда с вами.
       С пламенным приветом. И. Сталин.   





          Донесение резидента майора Петракова Г.Г. из российской дипломатической миссии в Мукдене от 10 апреля 1926 года.
            
              Противостояние японского военного гарнизона в Мукдене под командованием полковника Хакомацу и администрации маршала Чжан Цзолиня увеличиваются с каждым днем. Пользуясь правом управления Южно-Маньжурской железной дорогой, японцы полностью заменили китайских специалистов на японских специалистов занятых в управлении и обслуживании дороги. Все протесты китайцев на подобные действия получали стандартные ответы о том, что это право японского правительства.
  Одновременно с этим, японцы увеличивают численность своего гарнизона в столице Маньчжурии, причем делается это в откровенно демонстративной форме. Так прибывающие из порта Дальнего по железной дороге батальоны выгружаются исключительно днем и в боевом порядке двигаются через весь город в казармы японских войск, перекрывая при этом движение по центральным улицам. Все протесты китайской администрации от имени маршала Чан Цзолиня, отправленные полковнику Хакомацу на эти провокационные действия японского гарнизона остаются без ответов. Общая численность японских войск в Мукдене составляет приблизительно пять тысяч солдат и офицеров.   




                Майор Петраков Г.Г.   
   




                Из постановления правительства Российской республики опубликованного в газете «Известие» от 2 апреля 1926 года.
               
                С целью дальнейшего улучшения административного управления территориями входящих в состав Туркестанского генерал-губернаторства, правительство Российской республики решило произвести его разукрупнение. Из состава генерал-губернаторства выделить Семиречинскую область с административным центром городом Верным и передать в подчинение автономному образованию - Степному краю. Оставшиеся территории генерал-губернаторства разделяются на Западный Туркестан с административным центром город Ашхабад и Ашхабадской, Красноводской и Мангышлакской областями, а также на Восточный Туркестан с административным центром Ташкент и Кокандской, Самаркандской, Бухарской, Хивинской и Ташкентской областями. Границы областей вошедших в состав Западного и Восточного Туркестана, публикуется в приложении.      
      

                Президент Российской республики И. Сталин.






                Глава II. Причудливость судьбы.






                Пытался ли маршал Чжан Цзолинь заглянуть в будущее при помощи гадания на бараньей лопатке или узнать свою судьбу посредством столь любимого в Китае печенья с предсказаниями неизвестно. Возможно, как истинный восточный человек, он был не прочь это сделать, однако все события 1926 года указывало на то, что «старый маршал» предпочитал верить не в силу туманных слов гадателей и пророков, а в крепкий штык и в количество солдат его державших.
  Да и как было в это не поверить? Ведь именно при помощи их он смог подчинить своей воле сидящих в Пекине политиканов и стереть в порошок противостоявшие ему военные клики Китая. И верил он в это так крепко и сильно, что позволил себе такую вольность, как косо смотреть на своих благодетелей – японцев, без поддержки которых он вряд ли смог достичь своих нынешних успехов.
  Не последнюю роль в этом сыграли контакты маршала с американскими представителями в Китае. Посланники Дяди Сэма щедрыми обещаниями сумели склонить Чжан Цзолиня к мысли о необходимости смены покровителя, и тот предпочел доллар йене.   
  В жизни, подобное явление вполне распространено. Как говорят циничные политики – совместная дружба пережила свою полезность и Чжан Цзолинь, не видел в этом ничего предрассудительного. При помощи американцев он намеривался достичь договоренности с Чан Кайши о разделе власти в Поднебесной, а затем, получив свободу рук, раз и навсегда решить вопрос кому должны принадлежать железные дороги в Маньчжурии.
  Сначала маршал планировал разобраться с КВЖД, смыть позор поражения прежних лет, а затем, намеривался потеснить японцев с ЮМЖД. В обоих случаях Вашингтон обещал ему свою поддержку, как на дипломатическом фронте, так и на военном поприще.
  В качестве подтверждения серьезности своих обещаний, американцы перевели на счет маршала двести пятьдесят тысяч долларов, а также предоставили кредит в два миллиона на перевооружение его армии американским оружием. Прижимистые японцы, переживающие не самый лучший момент своей экономической жизни, не могли позволить себе подобный жест и Чжан Цзолинь, с легкостью перешел под знамена нового патрона.
  Сменив регионального покровителя на мирового, маршал обрел дополнительную уверенность и в своем близком круге заговорил о необходимости возвращения под власть Пекина всех китайских территорий. Под этим, маршал понимал не только разрешение в пользу Китая проблемы Восточного Туркестана, но и возврат под юрисдикцию Китая порта Циндао с прилегающими к нему землями и Квантунского полуострова с Порт-Артуром и Дальним.         
  Естественно подобные планы маршала ни в коем случаи не утраивали ни Токио, ни Москву. Заплатив за свои приобретения кровью и жизнями своих солдат, обе страны были готовы защитить их любыми доступными средствами.
  Больше всех от действий мятежного военачальника страдали интересы японцев имевших основательные и далеко идущие планы. Согласно им, стране Восходящего солнца должен был принадлежать не только Квантун с Маньчжурией, но весь Китай целиком. Только это позволяло Токио приобрести статус мировой державы и говорить с Америкой и европейскими державами на равных, а не как временный союзник, чьим мнением можно и пренебречь.
  Поэтому когда в Дальний стали поступать сведения о намерениях маршала, резидент японской военной разведки подполковник Танакава немедленно отправил в Токио депешу. В ней он не только извещал руководство о предательстве маршала интересам Японии, но и предлагал действия по разрешению возникшей проблемы. Они не отличались особой изящностью, однако были по-своему весьма действенны. В их основе лежал принцип: «нет человека – нет проблемы».               
  В Токио не очень долго размышляли над ответом Танакаве, уже через день, прислав подполковнику свое согласие на устранение строптивца.
  Подобная реакция в отношении своего ставленника в «битве китайских драконов», на которого было потрачено столько сил и средств, объяснялась рядом причин. Во-первых,  с каждым годом своего существования главой Северного Китая, Чжан Цзолинь все меньше и меньше служил интересам Японии, ставя на первое место свои собственные задачи и нужды. Токио до поры до времени закрывало на это глаза, уверенное в том, что сможет ещё удержать «старого маршала» в своей узде, но теперь в их отношениях наступил кризис.
  Во-вторых, у японцев в отношении Маньчжурии имелся свой проект под названием «Маньчжуо-Го», являвшийся первой ступенью захвата всей Поднебесной. Согласно первоначальным планам он должен был вступить в действие ещё два года назад, но землетрясение в Японии, сорвало наступательные планы Токио. Все ранее запланированные на войну средства были отданы на ликвидацию последствий разрушений в стране.
  Неожиданное вмешательство стихии ударило не только по планам «кабинета войны», но и привело к его отставке. Как микадо не симпатизировал взглядам принцев крови, однако жестокая действительность заставила его отдать власть в руки промышленникам и экономистам. Те безжалостно сократили расходы на армию и ситуация с Чжан Цзолинем позволяло военным вернуть себе утраченные позиции.   
  В-третьих, Токио было обязано наказать предавшего Японию маршала. В противном случае оно теряло лицо перед своими соседями, что по меркам Востока было недопустимым для страны, претендующей на статус мировой державы.
  Совсем иными принципами руководствовалась Москва, затевая операцию по устранению Чжан Цзолиня. Кремль простил маршалу его попытку захвата Харбина, посчитав, что один раз крепко получив по рукам, он хорошо подумает, стоит ли обострять отношения с северным соседом.
  Однако его успехи в Пекине, резко меняли весь политический расклад в регионе. Получив возможность влиять на центральную власть, маршал становился главной военной фигурой Китая и, зная его характер, можно было смело говорить, что новая попытка захвата КВЖД не за горами.
  Отдавая приказ на устранение маршала, Москва рассчитывала найти мирный консенсус с его сыном, «молодым маршалом» Чжан Сюэлянем. Он являлся слабой копией своего отца и с началом его правления в Мукдене, Россия надеялась получить несколько лет мирной жизни для своего маньчжурского анклава.
  Решение на устранение «маньчжурского ястреба» генерал Щукин сумел пробить в руководстве на несколько месяцев раньше подполковника Танакавы, однако специфика действий и задач посланца Кремля нивелировала эту временную фору.
  Кроме устранения маршала, ему следовало наладить канал поставок оружия отрядам китайских коммунистов под руководством Чжоу Эньлая. После разгрома войсками Гоминдана восстания в Наньчане, он скрывался в горах провинции Хунань.
  Сложность этой задачи заключалась в том, что территория контролируемая коммунистами не имела выхода не только к морю, но и к другим транспортным путям включая железные дороги и речное сообщение. Все пути были надежно перекрыты врагами и о масштабной поставке оружия, как это было при Сунь Ятсене, не было и речи.
  Единственным выходом из сложившегося положения было передача денег с целью покупки оружия у воющей стороны. Подобное в Китае было делом обычным и как высокое начальство не пыталось бороться с ним, осел нагруженный золотом всегда побеждал.
  Москва была не против подобного варианта, но зная пагубную склонность людей к воровству, хотела иметь твердые гарантии того, что выделенные ею деньги пойдут именно на покупку вооружения, а не на личные нужды и забавы. Поэтому прибывший к Чжоу Эньлаю посланец, был вынужден задержаться у него на лишние недели, чтобы с чистой совестью рапортовать в Москву о выполнении задания.
  С чисто национальной въедливостью, Наум Эйтингон дождался, когда в лагерь повстанцев поступили винтовки, маузеры, патроны и гранаты. Когда пришло время, он лично отправился на встречу с продавцами, чтобы убедиться в качестве покупаемого товара. Совершая этот опасный поступок, очень могло быть, что вместо торговцев его ждала засада, Эйтингон меньше всего думал о себе. Главное для него было дать возможность тремстам человекам, собравшимся возле Чжоу Эньлая, продолжить свою борьбу с общим врагом.
  Ставка на коммунистов в гражданской войне в Китае, после предательства Чан Кайши была сделана Алексеевым под нажимом Сталина. Тот видел у этого движения серьезный резерв людских сил за счет огромной массы китайского крестьянства, а также считал невозможным повторного предательства с их стороны. Великие державы как чумные сторонились коммунистического движения, предпочитая вкладывать деньги в более близкие по духу и послушные командам течения.
  В отличие от Покровского, у Эйтингона не сложились дружеские отношения с «красным генералом» как того называли сами подчиненные. Чжоу Эньлай не видел в посланце Москвы военного который мог говорить с ним на равных, но Наум к этому и не стремился. Он только четко выполнил порученное ему задание и на большее не претендовал. Главное его задание ждало его на севере, куда он отправился, под видом немецкого коммерсанта Йозефа Фогеля.
  Документы у него были безукоризненные. При помощи их он легко оказался сначала в Пекине, а затем прибыл в Мукден, столицу Чжан Цзолиня.
  Старого маршала нельзя было назвать беспечным человеком, слепо верившего в фатум. Пережив несколько покушений на свою жизнь и вступив на тропу измены, он проявил серьезную обеспокоенность. Первым делом, Чжан Цзолинь отказался от открытых автомобилей. Во время его визитов в Пекин, он передвигался в закрытом бронированном лимузине вместе с двумя автомобилями охраны. Подаренный американцами лимузин мог защитить маршала не только от выстрелов одиночных стрелков, но и спасти его от пулеметной очереди, а также от нападения заговорщиков вооруженных маузерами и гранатами.
  В Китае это было самым излюбленным методом покушения. Так было убито два министра нового правительства, несколько высокопоставленных военных и куча бизнесменов не пожелавших платить деньги столичному преступному миру.   
  Стекла и бронированная обшивка автомобиля были сделаны в Штатах на заказ и имели гарантию, равно как броневые листы, которыми были обшиты стены и крыши маршальского поезда. Врагов у Чжан Цзолиня хватало не только в лукавой столице, но и в самой Маньчжурии.
  Для пущей уверенности в своей безопасности, а также для нагнетания страха на врагов, маршал приказал включить в состав поезда две специальные платформы. На одной была установлена скорострельная пушка, а на другой пара пулеметов «Максим». От их огня не поздоровилось не только пешим или конным в случаи нападения на поезд, но даже и аэропланам.   
  Одним словом американцы попытались максимально обезопасить жизнь своего клеврета, но не было таких крепостей, которые не мог ли бы взять хитрый изворотливый ум и пытливая природная смекалка.
  Мукден, куда прибыл господин Фогель, хотя и был крупным городом, как-никак бывшая имперская столица, но до пестроты Харбина, этого «маленького Вавилона» на Сунгари, он не дотягивал. Иностранцы в нем были, но на фоне монолитного китайского населения все они были наперечет, и появление нового лица европейской наружности моментально фиксировалось полицией.
  Для легализации деятельности своих представителей, русская разведка создала фирму занимавшуюся поставкой мануфактуры в охваченную гражданской войной страну. Пуговицы, нитки и прочая необходимая мелочь были лучшим прикрытием для работы разведки как в Мукдене, так и в Пекине, Дальнем и Чемульпо. Именно там находились филиалы фирмы, имевшей неплохой оборот и приносившей реальные деньги.   
  Директор мукденского филиала не был посвящен в тайны руководства фирмы и по тому господин Фогель являлся для него проверяющим инспектором, прибывшим из Шанхая. Покопавшись для приличия несколько часов в день в представленных ему для проверки бумагах, Эйтингон отправлялся на прогулку по Мукдену.
   С большим интересом он побывал в императорском дворце, осмотрел его парадные лестницы, украшенные царственными львами, а также окрестные парки с их неповторимыми пагодами. Затем очередь настала увеселительных заведений, которые были неотъемлемой частью «свободного мира» пришедшего в патриархальный Китай.
  Следуя принципам немецкой бережливости, посещая рестораны, оставлял скромные чаевые, избегал клубов с азартными играми, и раз в неделю приводил к себе женщину, которую снимал на улице из экономии. И все это время, за спиной господина проверяющего маячили тени филеров, неотступно следивших за ним.               
  Они исправно доносили о действиях господина Фогеля, в которых не было ничего интересного. Ни с одним из представителей дипломатических миссий занимающихся разведкой он в контакт не вступал, равно как и с местными китайцами, состоявших в местной полиции на специальном учете.   
  Разрабатывая операцию по устранению Чжан Цзолиня, руководители русской разведки учитывали местные специфические условия, в которых предстояло работать Эйтингону. По этой причине они сразу отказались от варианта нападения на кортеж правителя Маньчжурии. Вербовка среди местных хунхузов обязательно оставила бы след, а руководство ГРУ не имела право оставить ни единой ниточки указывавшей на причастность Москвы к смерти маршала или точнее сказать генералиссимуса. Таково было главным условием президента Алексеева, давшего согласие на эту тайную операцию.
  По этой причине пришлось отказаться от варианта отравления Чжан Цзолиня руками поваров или прислуги, а также от нападения на загородную резиденцию правителя, которую он предпочитал шумному городу.               
  Единственным вариантом оставался стрелок одиночка, либо уничтожения поезда Чжан Цзолиня. Каждый из них имел свои плюсы и минусы и после тщательного изучения, руководство остановилось на варианте «поезд».
  Главной причиной этого выбора были успехи, которые достигли подопечные генерала Щукина в разработке мин для подрыва поездов. Созданные ими мины не нуждались в бикфордовом шнуре или электрической искре для их подрыва. Подложенный под рельс, заряд приводился в действие при помощи пружины, которая сдавливалась под тяжестью проходившего поезда.
  Создатели этого нового типа мин так усовершенствовали свое изобретение, что шагнули далеко вперед в подрывном деле. Так их мины могли различать тяжесть проходившего по ним состава и реагировать на груженый эшелоны, оставляя без внимания пассажирские поезда или перегоняемый порожняк.
  Более того, мины имели функцию отсроченного взрыва, что позволяло вывести из строя не просто сам паровоз и пустить весь состав под откос, а уничтожить конкретный вагон. Правда, чем дальше он находился от паровоза, тем больше увеличивались возможности накладок.
  Перед отъездом, разведчик прошел тщательный инструктаж по минному делу. Он досконально узнал устройство мины, мог самостоятельно её установить и в случае необходимости извлечь.   
  Зная вес головного паровоза и приблизительную компоновку поезда правителя Маньчжурии, Эйтингону была подобрана соответствующей мощности мина. С дипломатической почтой она была доставлена в Мукден и мирно ожидала своего часа.
  При помощи агента местного резидента исполнявшего роль проститутки нужные сведения, разведчик приступил к подготовке покушения. Самым удобным местом закладки мины, он выбрал участок дороги после станции Хуангутун, где магистраль Пекин-Харбин соединялся с Южно-Маньчжурской железной дорогой. Далее шел прямой как стрела длинный отрезок железнодорожного пути и, как правило, в этом месте машинисты литерного поезда прибавляли ход.
  Подходы к железнодорожным путям не охранялись. Осмотр путей, как правило, производили китайские обходчики, и заложить мину не представлялось большой сложности. Нужно было только дождаться возвращения маршала из Пекина и провести акцию.
  Об отбытии Чжан Цзолиня из столицы Поднебесной, господину Петракову сообщил телеграф, известив российского резидента, что условия продажи предложенного им товара приняты к рассмотрению. Вскоре, господину Фогелю по телефону было предложено купить недорого хороший чайный сервиз, но тот отказался, так как уже совершил покупку.
  Вечером, за сутки до прибытия маршал в Мукден, немец по привычке привел к себе женщину, но в отличие от прежних свиданий, это затянулось надолго. Утром господин Фогель сначала потребовал себе в номер завтрак на двоих, затем обед и ужин.
  Сделанные заказы каждый раз у посыльного принимала женщина в халате, сам господин Фогель либо лежал в кровати под одеялом, либо мылся в ванной, откуда доносился шум вод. В номере играл граммофон, а на столе и возле постели, юркий рассыльный заметил пустые бутылки из-под вина.            
  Все это говорило о том, что пользуясь моментом, «ночная бабочка» сумела хорошо потрясла кошелек заезжего господина. Подобное явление было сплошь и рядом, и потому не вызвало у филеров особого подозрения. Они даже позавидовали веселящемуся «объекту» и были в корне не правы. Вместо плотских утех и веселого возлияния вина, господин Фогель занимался установкой тайного гостинца для маньчжурского ястреба.
  Вместе с китайским помощником Фан Ли, принесшего в своей котомке мину, переодетый Эйтингон добрался до выбранного им места и установил заряд. Накрывший их в этот момент проливной дождь сильно осложнил им работу. Нещадно хлеставшие струи воды мешали разведчику при закладке и установки мины, а стоявший на страже китаец плохо видел в упавшей пелене.
  Кроме этого, дождь основательно промочил их одежду и обувь, гарантировав простуду, но от него были и положительные моменты. Вода скрыла все следы их пребывания на полотне и проезжавшие на дрезине обходчики не заметили ничего подозрительного.
  По возвращению в Мукден, разведчик сумел незаметно вернуться к себе в номер, где его помощница продолжала, умело разыгрывать представление. От предложения принять горячую ванну он отказался, предпочтя в борьбе с простудой иные средства.
  Они оказались весьма действенными, и утром следующего дня Эйтингон был в полном порядке. Весь последующий день прошел в напряженном ожидании известий. По расчетам разведчика мина должна была сработать около полудня, но сообщений все не было и не было. Когда стрелки часов показывали три часа, встревоженный Эйтингон попытался узнать, когда литерный поезд прошел станцию Хуангутун, но телефонная и телеграфная связь оказалась заблокирована.
  Выматывающая неизвестность продлилась ещё около часа, прежде чем появилась некая определенность. Один из информаторов Петраков сообщил, что на вокзал Мукдена прибыл поезд, из которого под усиленной охраной на носилках вынесли двух человек, погрузили в уже стоявшие на платформе машины медицинской помощи и увезли в неизвестном направлении.
  Прошло ещё около часа прежде, чем удалось узнать, куда именно уехали машины с вокзала. Оказалось, что больные были доставлены в военный госпиталь и на этом, их следы обрывались. Информаторов в нем у Петракова не было, и он сильно приуныл, но в этот момент Эйтингону удалось связаться с Хуангутун, и сведения, полученные им со станции, пролили свет на общую картину.
  Выяснилось, что поезд Чжан Цзолиня действительно потерпел крушение в результате взрыва железнодорожного полотна. Взрыв был такой силы, что бронированный вагон маршала сорвало с полотна и сбросило под откос. Прибывшие к месту катастрофы люди, из искорёженного, упавшего вверх колесами вагона правителя Маньчжурии извлекли много погибших и раненых. В числе последних пострадавших оказался сам Чжан Цзолинь и губернатор провинции Ляонинь. Именно их на срочно вызванном из Мукдена поезде доставили в столицу Маньчжурии.   
  Все было ясно и понятно, кроме одного. Взрыв поезда маршала произошел совершенно в другом месте, где Эйтингон заложил свою мину. Крушение произошло возле станции Хуангутун, сразу после того как литерный поезд миновал небольшой мост через реку.
  Сам мост находился под тщательной охраной японских войск, так как являлся составной частью ЮМЖД. Командир патрульного поста капитан Таранага, сразу после крушения поезда оказал самую действенную помощь пострадавшим. Именно по его приказу был вызван экстренный поезд и одновременно с этим, им была приостановлена передача всех сообщений со станции.
  Подобные действия капитана, японская сторона объяснила тем, что не желала дать противникам маршала времени для совершения переворота и отстранения от власти его сына Чжан Сюэляня. Именно на неназванных китайских генералов они возложили всю ответственность за покушение на жизнь маршала.
  Мало кто из заинтересованных лиц поверил словам японского представителя в Мукдене. Уж слишком откровенным и явным было противостояние Чжан Цзолиня, однако вскоре, сделанное заявление обрело реальное подтверждение.
  Едва только стало известно, что маршал, несмотря на все старания врачей, скончался, не приходя в сознание, генерал Ян Юйтин немедленно потребовал от сына маршала создания  совета по управлению Маньчжурией, состоявшего из военных.
  Требование генерала было поддержано градоначальником Мукдена Ван Пинем, являвшегося тайным ставленником преступных кругов. За время своего правления, Чжан Цзолинь держал кланы в жестких рамках, без стеснения применяя направо и налево смертную казнь. Со смертью маршала, деятели подпольного мира Мукдена решили, что наступил момент долгожданного реванша, и подняли головы.   
  Узнав о требовании генерала, вся Маньчжурия затаила дыхание в ожидании ответных действий со стороны Чжан Сюэляня и они последовали.
  Утром следующего дня, «молодой маршал» позвонил Ян Юйтину по телефону и сказал, что принимает его требования по созданию совета по управлению Маньчжурии и приглашает его вместе с Ван Пинем в резиденцию отца на переговоры.
  Обрадованный генерал, вместе со своим подельником, в приподнятом настроении отправился принимать капитуляцию Сюэляня и нарвался на «горячий» прием. Дорогие гости были с почетом проведены в кабинет «молодого маршала», оставив за его дверями свою свиту, а у порога дома охрану.
  Не прошло и пяти минут, как в кабинете затрещали револьверные выстрелы, а на изумленных телохранителей, сидевших в приемной Чжан Сюэляня, были направлены стволы винтовок и пулемета.
  Вскоре тела незадачливых правителей Маньчжурии были вынесены из кабинета  охранниками маршала вперед ногами и вывезены в неизвестном направлении. Сделано это было специально, чтобы родственники не могли их достойно похоронить. Это - согласно восточным традициям, было худшим наказанием для преступника.
  Известие о том, что «Ян и Ван упали в карман» быстро успокоило Мукден и остальную Маньчжурию. Молодой маршал показал зубы и этого, оказалось достаточно, чтобы все те, кто был готов поддержать мятежников, быстро сдали назад и поспешили выказать Чжан Сэюляну свою покорность и преданность.      
  Так закончился этот Маньчжурский инцидент, приведший к смене одного представителя семейства Чжан на другого и получивший широкие отклики на газетных станицах всего мира.
  Японские газеты дружно обвиняли в смерти старого маршала его противников в лице Ян Юйтиня и неназванных сторонников. Американские и английские издания на первое место выдвигали «японский след», приводя в качестве доказательств массу всевозможных предположений и подозрений.
  Что касается российской прессы, то она ограничилась сухим сообщением о гибели Чжан Цзолиня и официальным соболезнованием по поводу случившегося его сыну. Все журналистское внимание и аналитический анализ был полностью переключен на события в Пекине, где после смерти маршала произошли свои перемены. Воспользовавшись возникшей ситуацией, власть в столице Китая захватил генерал Фэн Юйсянь.      
  Согласно ставшей привычной для переворота традиции сил, у захватившего верховную власть военачальника, было мало. Для её дальнейшего удержания, Фэн Юйсянь должен был заручиться поддержкой кого-нибудь ещё из генералов. Наиболее вероятным вариантом был его альянс либо с Чжан Сюэлянем, либо с Чан Кайши, либо с одним из генералов, чьи войска находились на центральной равнине Китая.
  Учитывая, что лидер Гоминьдана сразу назвал Фэн Юйсяня «бешеной собакой», новый властитель Пекина должен был заручиться поддержкой правителя Маньчжурии. Его армия была больше и сильнее всех армий центральных провинций вместе взятых. Наступал период торгов и предложений, а тем временем торговый представитель Йозеф Фогель возвращался домой и в его душе царили двойственные чувства.
  С одной стороны ему было радостно от того, что порученное задание было полностью выполнено, пусть даже и чужими руками. С другой стороны на сердце лежала печаль вызванная тем, что разведчику пришлось вновь отправляться к месту закладки и извлекать мину. Дело было опасное, ибо никто ранее не производил подобных операций и в любой момент, что-то могло пойти не так и разведчика бы разорвало на мелкие клочья.      
  Теперь мина была разобрана и вместе с дипломатической почтой была отправлена в Москву, вместе с несостоявшимся подрывником. Там его уже ждал генерал Щукин, написание подробного отчета и возможно новые тайные поручения.   




                Документы того времени.




                Из докладной записки Председателя ГПУ Дзержинского Ф.Э. президенту Сталину И.В. от 4 мая 1926 года.


                Согласно сведениям, поступившим от агента «Эстер», на квартире помощника военного министра генерала Воскресенского, еженедельно по пятницам, происходят встречи старших офицеров военного ведомства, а также представителей Генерального Штаба России. Основной темой разговоров военных недовольство назначением на должность президента страны Сталина И.В. В подавляющем большинстве, обравшиеся считают подобное решение неправильным, недальновидным и даже опасным и губительным для Республики.
  Некоторые из офицеров, такие как полковники Ордынцев и Семенов являющиеся активными сторонниками военного министра Деникина предлагают принудить президента Сталина подать в отставку в пользу маршала Деникина. - Нам следует создать такую ситуацию, при которой горец будет вынужден подать в отставку, а Деникин будет вынужден её принять, минуя представительные и государственные структуры – заявил Ордынцев, подчеркнув, что это его личные намерения, а сам министр не в курсе их.
  Самым удобным вариантом для реализации этих намерений, по мнению Семенова – возникновение военного конфликта на границе, который будет иметь неудачный исход для России. Это позволит обвинить президента страны в неумелом руководстве и отстранить его от должности. По сообщению агента, многие из военных согласны с этим утверждением, но мало кто изъявил готовность их поддержать.
  Основной причиной этого является отсутствие поддержки со стороны начальника Генерального Штаба маршала Юденича. По словам представителя Генштаба полковника Муромцева, он дважды вел разговоры с Юденичем по поводу возможности отстранения президента от власти, но каждый раз безрезультатно. Муромцеву предложено переговорить с Юденичем ещё раз и предложить ему пост военного министра в обмен на поддержку действий полковников.               
  Необходимо добавить, что по данным наружного наблюдения установленного за основными фигурантами этого дела, замечены встречи полковника Ордынцева и Муромцева с представителями британского посольства.


                Председатель ГПУ Дзержинский Ф.Э. 4 мая 1926 года.


           Пометка Сталина карандашом: Предлагаю в оперативной разработке именовать это дело «Горгоной».






                Из перечня постановлений правительства России опубликованного в газете «Известия» от 7 мая 1926 года.

           Назначить на пост генерал-губернатора Восточного Туркестана Михаила Васильевича Фрунзе, бывшего губернатора российской территории в Африке - Того.

           Назначить губернатором российской территории в Африке – Того, бригадира Котовского Григория Ивановича.

            Назначить на пост генерал-губернатора Анатолии и подмандатных курдских территорий маршала Юденича Николай Николаевича, бывшего начальника Генерального Штаба России.

             Назначить на пост начальника Генерального Штаба России генерал-полковника Снесарева Андрея Евгеньевича.


                Президент Российской Республики Сталин И.В.

      

               
                Глава III. Наследник Тамерлана.






                Новость о назначении в Восточный Туркестан нового генерал-губернатора вызвало среди местного населения сильный ажиотаж. Все, от мала до велика, с нетерпением ждали его прибытия в Ташкент, связывались с этим событием множество надежд и ожиданий. Так представители светской интеллигенции надеялись, что новый посланник Москвы, усилит их позиции в борьбе за власть и влияние с отдельными представителями местного духовенства и непримиримыми сторонниками низложенного эмира Бухары.         
  Несмотря на то, что в свое время этот процесс прошел полностью бескровно и эмир согласился с решением президента Алексеева об упразднении Бухарского эмирата, в этой части Туркестана были люди несогласных с этим решением. Подобно углям потухшего костра, они тлели и тлели, готовые при удобном случае вспыхнуть ярким пламенем.
  Во многом, этому процессу способствовал ветерок, который постоянно дул из-за высот Гиндукуша, а точнее из британского посольства в Кабуле. Не будь его непримиримые беки и беи, которым сладкоголосы английские певуны, обещали независимую Бухару и Хиву, давно бы смирились с предначертанной им судьбой Всевышним.
  Градус ожидания поднимал ещё тот факт, что новоназначенный генерал-губернатор был уроженцем города Пешпека, в котором он провел свои молодые годы. Это обстоятельство очень радовало жителей Туркестана, ибо какой бы национальности не был бы человек, родившись и выросший в местных краях, он навсегда впитывает в себя восточный менталитет. Так считали люди, и Михаил Фрунзе полностью подтвердил это.
  Сойдя со ступенек литерного вагона, он произвел самое благое впечатление на людскую толпу запрудившую пирон ташкентского вокзала. В парадной форме генерал-лейтенанта, с новеньким орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени с мечами, он подобно магниту  притягивал к себе внимание окружающих, вызывая в их сердцах если не восторг, то уважение.
  К этому следует добавить уверенность в себе, что буквально струилась волнами от нового генерал-губернатора. Создавалось такое впечатление, что он вернулся в родные пенаты после долговременного пребывания на чужбине.
  Встречавший Фрунзе полковник Осипов почтительно приветствовал его, взяв саблей на караул, прошел вместе с ним вдоль почетного караула, а затем стал представлять немногочисленную делегацию местной власти. Новый правитель Туркестана охотно жал протянутые ему руки, приветливо кивал головой на представления и к всеобщему удивлению поцеловал руку жене начальника вокзала.
 На лице его была приятная открытость, глаза излучали доброжелательность, но в их глубине шел скрытый от публики процесс. Там находилось невидимое решето, что быстро и цепко просеивало людей пришедших на встречу с губернатором. С одного взгляда, Фрунзе определял потенциальные достоинства и недостатки представляемых ему людей, а также их пригодность для своего прочного становления на посту генерал-губернатора.
  Этим же, Михаил Васильевич занимался и на торжественном приеме, который давал его предшественник по поводу своего отъезда. Знакомясь с представителями высшего света Ташкента, он с интересом сравнивал свои личные ощущения с той информацией, что получил по линии ГПУ и изучением которой занимался все последние двое суток.
  Стоя в окружении верховных сановников генерал-губернаторства, Фрунзе с удовлетворением отмечал, что чекисты не зря едят свой хлеб. В подавляющем числе представленные ими характеристики полностью совпадали с его собственными выводами.
  Среди тех, кто был представлен в этот день генерал-губернатору, был помощник начальника пограничной службы Туркестанского округа, подполковник Рокоссовский. Он был переведен сюда из Маньчжурии по приказу командования в виду особых причин.
  Тайна налета на заимку резидента японской разведки, стала известна противнику. В «конторе где-то протекло» и, узнав виновника смерти своего офицера, японцы объявили охоту на Константина Рокоссовского.
  В течение полутора месяцев на жизнь молодого командира было предпринято два покушения, но по счастью, оба неудачные. Первый раз, пуля, выпущенная убийцей почти, что в упор, попала в пряжку портупеи на груди у пограничника и срикошетила в сторону. В другой раз граната, брошенная в окно гостиной, в тот момент, когда семья офицера садилась ужинать, никого не задела кроме прислуги. По прихоти судьбы, служанка не успела вовремя подать на стол, и Рокоссовского вместе с женой и маленькой дочерью не было в гостиной.   
  Не желая испытывать Фортуну молодого офицера в третий раз, командование срочно отозвало Рокоссовского из Харбина, направив его в далекий Туркестан.
  Опытный глаз Фрунзе сразу выделил подполковника из общей массы приглашенных офицеров. Подтянутый и серьезный, он производил впечатление человека дела среди тех, которым выпало несчастье служить в Кушке, Термезе и Мары.
  Вечером, когда прием закончился, Фрунзе поднялся к себе в кабинет и по памяти, быстро набросал список тех людей, кто обратил на себя его внимание. В их числе был и Рокоссовский. На каждого человека из списка он потребовал от начальника местного ГПУ Акрамова подробные сведения, дав на исполнение сроку в три дня.
  Пока местные чекисты работали в поте лица, выполняя приказ генерал-губернатора, он сделал свой первый шаг, который потряс весь Туркестан.
  Все предполагали, что следуя протоколу Фрунзе, станет приглашать к себе для беседы представителей власти, интеллигенции и встретиться с духовенством, однако этого не произошло. Своим первый визит, новый генерал-губернатор решил нанести человеку, которому вся вместе взятая элита Туркестана в подметки не годилась. Утром следующего дня Фрунзе объявил, что намерен отправиться Самарканд, чтобы посетить мавзолей Гур-Эмир и поклониться могиле Тамерлана.               
  Стоит ли говорить, что его слова породили бурю эмоций в сердцах и душах местного населения. За все время существования Туркестанского края никто из генерал-губернаторов целенаправленно не посещал усыпальницу Тимуридов, тем более в самом начале своего правления.
  Улицы Самарканда были запружены огромными толпами людей, желавших своими глазами увидеть русского правителя, всенародно завившего, что великий завоеватель с давних пор был его кумиром. Появление Фрунзе было встречено громкими криками, которые не смолкали до пор, пока он не скрылся за дверями древнего мавзолея.
  Что происходило внутри усыпальницы, знало малое количество лиц. Фрунзе предпочитал общаться с духом почившего завоевателя без лишних свидетелей, но это по большому счету уже не имело значения. Уже к вечеру Самарканд обсуждал н все лады это событие.
  Одни говорили, что подойдя к могиле Тамерлана Фрунзе, снял свой головной убор и, почтительно склонив голову, простоял так несколько минут. Другие добавлял, что он по-узбекски приветствовал великого воителя, назвав его своим наставником и учителем. Третьи заявляли, что в знак своего уважения к повелителю Самарканда Фрунзе преклонил колено и  прикоснулся к нефритовой плите саркофага с её легендарным пророчеством.
  Самые рьяные спорщики утверждали, что в этот момент в мавзолеи был слышан незримый голос. Он призвал нового правителя Туркестана править честно и справедливо, не обижать вдов и сирот и не притеснять поборами простой народ.
  Желая показать разносторонность своих пристрастий, Фрунзе посетил могилу Улугбека, великого просветителя и ученого узбекского народа. Стоя возле его саркофага, Михаил Васильевич также выказал должное уважение к внуку великого завоевателя. Это нашло горячий отклик в сердцах представителей интеллигенции Самарканда возглавляемой талантливым узбекскими поэтом Хамзой Ниязи.
  Последним важным деянием наместника Туркестана в этот день, было проявление им озабоченности нынешним состоянием усыпальницы Тимуридов. Окинув хозяйственным взглядом обветшалые стены Гур-Эмира, он предложил сопровождавшим его муллам составить список всего необходимого для ремонта величественного мавзолея.
 - Как только эта бумага поступит в канцелярию, доложить мне в любое время дня и ночи, и проследить за выделением денег – приказал Фрунзе секретарю и тот поспешно стал строчить в походном блокноте.
  Но не только к мертвым было обращено внимание губернатора. Отдав дань уважения усопшим, он обратил свой взор к живым людям и в первую очередь к простым жителям любимого города Тамерлана, спросив главу города о количестве школ и детских садов. Услышав ответ на свой вопрос, Фрунзе назвал такое положение дел недопустимым и приказал удвоить число столь важных для людей объектов. Он приказал приступить к строительству школ и детских садов немедленно, определив срок выполнение своего приказа к началу сентября.   
  Следуя восточным традициям, первые люди Самарканда преподнесли генерал-губернатору подарок, в виде сабли из дамасской стали, с золотыми ножнами и богато украшенной рукояткой. Михаил Васильевич с благодарностью принял подарок и сказал, что принимает саблю не как подарок, а как знак доверия народа Туркестана, новому генерал-губернатору.
  Конечно, некоторые скептики усмотрели в словах и действиях Фрунзе только помпезность и парадность, но для подавляющего большинства жителей Туркестана, его поездка в Самарканд было очень и очень значимой. Отныне, для них он был не только генерал-губернатором, назначенным далекой Москвой, но также правителем, что получил благословление на верховную власть в Туркестане от самого великого Тимура.
  После возвращения в Ташкент Фрунзе с головой ушел в работу. Двери его канцелярии открылись перед всеми желающими, которые дружно хлынули к ним широкой рекой, чтоб донести до уха нового правителя свои нужды и чаяния.      
  Кто только не перешагнул порог губернаторского кабинета, и представители купечества, и глава Российско-Азиатского банка, и директор местной гимназии, и вдова с четырьмя детьми не имеющих средств к существованию. Михаил Фрунзе принял всех, с каждым он был приветлив и внимателен и если не мог сразу решить проблему визитера, то обязательно брал на контроль и обещал сообщить в течение нескольких недель.
  Благодаря грамотной работе секретаря губернатор Виктора Трещова, которого тот привез с собой из знойной Африки, весь поток просителей проходил сито тщательной фильтрации. Перед тем как принять просителя, Фрунзе имел не только ясную картину о сути вопроса, но зачастую и возможный вариант его решения.
  Это сильно облегчало ему работу и сохраняло силы для решения главной задачи, которую перед ним поставил Сталин перед отправкой.
 - Вам надлежит завершить установления на всей территории Восточного Туркестана, в особенности в бывшем Бухарском эмирате светской формы правления, товарищ Фрунзе. При этом необходимо действовать, очень продуманно и взвешено, чтобы не дать повода сторонникам эмира к выступлению и удержать «младотуркестанцев» в строгих рамках законности. В противном случае может произойти массовое пролитие крови, к огромной радости наших недоброжелателей по ту сторону Гиндукуша.
  Господа британцы только и ждут, чтобы у вас и у губернатора Западного Туркестана господина Маркина произошли массовые волнения среди местного населения, для подавления которых будет применена военная сила. Это позволит им с трибун Лига наций во всеуслышание обвинить нас в неумении управлять этими территориями со всеми втекающими последствиями.
  Учитывая, что в Афганистане влияние Англии больше чем в Иране, можно предположить, скорее всего, они сосредоточат свое внимание на Бухаре и Ташкенте, чем в Красноводске и Ашхабаде. Правительство России очень надеяться, что находясь на посту генерал-губернатора, вы сумеете размотать этот сложный и непростой британский клубок.   
  Михаил Васильевич только начинал преступать к выполнению приказа президента, когда судьба подкинула ему проблему, требующую немедленного решения.
  Подходил к концу девятый день пребывания Фрунзе на посту генерал-губернатора, когда начальник местного ГПУ Акрамов переступил порог его кабинета с тревожной вестью.
 - Вы приказывали докладывать вам обо всем, что связано со сторонниками бывшего эмира Бухары. Так вот, сегодня, в Ташкенте задержан Ибрагим Мирзоев. Это связник и доверенное лицо Бернарда Лоу, помощника британского посла в Кабуле, кадрового разведчика. Под видом представителя кабульского отделения торгового дома своего дяди, за полгода он трижды приезжал в Туркестан, и каждый раз посещал Бухару. Там, согласно сообщениям чекистов Бухары, он постоянно встречался с одним из главных сторонников бывшего эмира Фаридбеком и передавал тому крупные суммы денег в золотых монетах, рублях и английских фунтах.
  Мы специально не задерживали Мирзоева, надеясь таким образом выявить всех тайных друзей мистера Лоу, и оказались правы. Он побывал в Бухаре, Хиве, Коканде и Ташкенте, где встречался больше чем с тридцатью человек, из числа сторонников бывшего эмира. Все они состоятельные люди, пользуются влиянием среди простого населения и по агентурным сведениям готовы выступить с требованием к властям о возрождении эмирата и отнюдь не с пустыми руками.
 - Почему же вы арестовали его, не выявив всех сепаратистов? – не удержался от банального вопроса Фрунзе. - Почувствовал слежку?
 - Совершенно верно, Михаил Васильевич – для прочного и доверительного контакта, Фрунзе приказал окружению называть себя по имени отчеству, а не губернаторским титулом. - После посещения лавки башмачника Хафизулы, он что-то заподозрил и попытался скрыться, но был задержан и сейчас сидит в тюрьме.
  Закончив доклад, чекист напрягся, ожидая праведного начальственного гнева на свою голову, но этого не произошло. Пока.
 - Когда он в последний раз пересек границу?
 - Восемнадцать дней назад.
 - А до этого?
 - Полтора месяца – быстро ответил Акрамов, не прибегая к помощи записей.
 - Значит, он неспроста явился к нам сейчас. Деньги при аресте нашли?
 - На момент ареста у Мирзоева обнаружена небольшая сумма в рублях. Золота и валют при нем не оказалось.
 - Хорошо искали?
 - Обижаете, Михаил Васильевич – обиделся за своих сотрудников чекист.
 - Хорошо, денег у арестованного нет. Тогда зачем он так неожиданно пришел с той стороны? Меня поприветствовать с вступлением в должность или передать что-то важное сепаратистам от господина Лоу?
 - Скорее всего, второе, но мы проверили каждый шов его одежды и стельки его сапог. Там ничего нет, а проглотить или уничтожить послание, у него не было времени.
 - Так ли?
 - Мирзоев все время был под плотным наблюдением, Михаил Васильевич. Он не заходил в лавку Хафизулы, и взяли его в переулке, когда он попытался убежать – решительно покачал своей одутловатой головой с короткими черными усами Акрамов и Фрунзе не стал с ним спорить с собеседником, в котором чувствовался профессионал своего дела, а не просто большой начальник.
 - Значит, оно у него в голове. Судя по вашим словам Мирзоев, не профессиональный разведчик. Иначе бы попытался скрыться незаметно, а не бросился бы бежать. Его следует разговорить, и чем быстрее, тем лучше.
 - Прикажите подвергнуть его обработки? – предложил чекист. Знающие работу по убеждению к быстрому сотрудничеству люди у Акрамова имелись, но губернатор покачал головой.
 - Давайте я сначала посмотрю на него, а потом будем принимать решение – приказал Фрунзе, отчего у Акрамова удивленно поползла бровь. Он искренне считал, что не дело губернатора допрашивать арестованного, однако не стал перечить наследнику Тамерлана и поспешил исполнить его волю.
  Возможно, в тот момент сказалась тоголезская привычка, когда губернатор был вынужден вникать во все проблемы российской колонии и Фрунзе просто не успел перестроиться. Дело житейское, но отдав приказ, губернатор не пожелал его отменять и через сорок минут, арестованный уже был в его кабинете.
  Со скованными руками и настороженным взглядом, он предстал перед правителем Туркестана, сидящим в высоком кресле за широким столом. С первого взгляда было видно, что арестант удивлен и обеспокоен столь неожиданным интересом к своей персоне со сторон Фрунзе, но откровенного страха на его лице не было видно.
 - Кто тебя послал!? К кому, и с каким поручением ты шел!? Отвечай!! – грозно потребовал от него Акрамов, стремясь вселить в сердце арестанта страх и неуверенность, быстрее сломить его волю, благодаря эффекту неожиданности.
  Прием был весьма действенным, многие ломались от вида высокого начальства, но на этот раз он не сработал. Мирзоев быстро пришел в себя и чем сильнее чекист давил на него, тем тверже становилась его решимость молчать несмотря ни на что.
  За время, проведенное на Востоке, Фрунзе хорошо научился разбираться в менталитете живущих там людей. Среди них были такие, что в разговоре один на один с сильным и властным противником, они могли быстро сломаться и покориться его воле, но вот в присутствии постороннего зрителя обретали незаурядное мужество и упорство, и были готовы стоять до конца.
  Михаилу Васильевичу хватило двух минут, чтобы понять, что случай с Мирзоевм относиться именно к этой категории. Не спуская с арестованного холодного властного взгляда, он быстро определил модель дальнейшего проведения допроса, и стал ждать, пока Акрамов не поднимет градус напряжения до нужного уровня.
 - Что, ты молчишь, собака!? Хочешь, чтобы тобой занялись знающие мастера и развязали твой презренный язык!? – гневной спросил чекист, схватив арестованного за край ворота. – Будь спокоен, они это сделают. Ты все расскажешь, но тогда будет уже поздно. Они переломают тебе все пальцы на руках и ногах. Прижгут твое мужское достоинство, и ты не только станешь калекой, но и перестанешь быть мужчиной! Подумай об этом!
  Акрамов верно вел свою партию. Его слова были значимы и весомы, но возбужденный арестант, охваченный высокими эмоциями, был глух к голосу рассудка.
 - Мне не страшны твои угрозы!! – гордо вскинул черную бороду, тонким голосом вскричал Мирзоев. - Они годятся только для женщин и стариков, а настоящие мужчины презирают их!
 - Смелый!? А вот мы сейчас и проверим, чего стоит твоя храбрость  – осклабился Акрамов и, положив руку на кобуру, вопросительно посмотрел на Фрунзе. Чекист хотел при помощи оружия сделать бывшего студента сговорчивее, но тот воспринял его слов и жест по-своему.
 - Предатель! Продался русским! За мундир и сапоги руки и ноги готов им целовать! Хочешь отвести меня в подвал и отдать в руки своих палачей?! Что же давай, веди, я готов к этому!
  Слова арестованного разозлили Акрамова. Он замахнулся на Мирзоева, но Фрунзе властно хлопнул в ладоши и кулак чекиста завис на полпути.
 - Никто и не собирается отправлять тебя в подвал и подвергать там пыткам – губернатор мягко поднялся на ноги и, опершись на крышку стола, вперил свой взор в Мирзоева.
 - Зачем нам это делать? Разве мы не знаем, кто его сюда прислал? Знаем – Бернард Лоу. Разве мы не знаем, с кем он встречался? Тоже знаем – с сепаратистами, пытающимся опорочить светлое имя бывшего эмира Бухары и вызвать беспорядки в Туркестане. Сколько их удалось выявить благодаря полугодовой слежке за господином Мирзоевым?
 - Тридцать восемь человек – моментально откликнулся Акрамов.
 - Тридцать восемь человек мы уже знаем, и примерно столько же думаю, будет выявлено в ходе дальнейшего розыска. Я не ошибаюсь?
 - Думаю, будет больше, Михаил Васильевич.
 - Больше – это всегда хорошо. Поэтому нам с вами хвалить и награждать надо господина Мирзоева, а не в подвал отправлять – с усмешкой констатировал Фрунзе. Разговаривая с арестантом, он неторопливо подошел к нему и, встав за спиной Мирзоева, доставил ему большое неудобство.
 - Единственное чего мы не знаем –  это то,  что приказал передать господин Лоу заговорщикам. Письма при тебе никакого не нашли. Выбросить ты его не выбросил и значит, все нужные нам сведения у тебя здесь – сказав Фрунзе и неожиданно, с силой ткнул пальцем в стриженый затылок Мирзоева, от чего тот непроизвольно съежился.
 - И ты нам о них сейчас расскажешь. Ну! – требовательно воскликнул губернатор, но Мирзоев не был настроен на диалог.
 - Нет! Никогда! – арестант хотел выкрикнуть эти слова решительно и гордо как подобает настоящему патриоту Туркестана. Однако от волнения, в нужный момент спазм предательски перехватил его горло, отчего сказанные слова взвали унизительный смех у его недругов.
 - Расскажешь, - уверенно заявил Фрунзе. – При этом тебя не будут бить, ломать тебе кости, прижигать горячими углями и раскаленным железом части твоего молодого тела и наносить какое-либо увечье. Ни один волос не упадет с твоей замечательной головы, будь в этом уверен. Более того, завтра утром ты будешь выпущен из тюрьмы и сможешь идти на все четыре стороны. А чтобы никто в Туркестане не смел, чинить тебе никакого вреда, на всех площадях и улицах Ташкента будет объявлено, что губернатор благодарит Ибрагима Мирзоева за помощь, оказанную им властям в борьбе с сепаратистами, и берет его под свое покровительство.
  Губернатор сделал эффектную паузу, чтобы Мирзоев полностью понял смысл сказанных им слов, а затем продолжил.
 - Стоит ли говорить, что после этого, твое имя будет навсегда опорочено в глазах твоих друзей и близких. И вместо сана героя и мученика за свободу Туркестана, ты получишь звание его предателя, и оно будет прибито к твоей спине крепче гвоздей.
 - Они не поверят этому!! – срывающимся голосом воскликнул Мирзоев, но Фрунзе прервал его и стал уверенно загонять острые иглы сомнения в душу арестанта.
 - Слышал ты б себя сейчас со стороны – с укоризной сказал он Мирзоеву. - Но хорошо. Допустим, что ты прав и те, кто тебя хорошо знают, не поверят в возможность твоего внезапного предательства. Неплохо зная сущность людей, я в этом сильно сомневаюсь, но ладно. Они не поверят словам о твоей измене, но вот что они будут думать, когда мы подкрепим слова делом?
  Задав риторический вопрос, Фрунзе замолчал, и чем дольше была пауза, тем сильнее Мирзоева охватывала предательская дрожь. Могучий червь сомнения с каждой секундой неудержимо сокрушал столпы уверенности в душе молодого человека.
 - И знаешь, что мы для этого сделаем? Мы просто арестуем всех тех, к кому ты заходил в Бухаре, Хиве, Коканде и Ташкенте и все будут думать, что сделано это благодаря тебе. Списки готовы? – губернатор требовательно посмотрел на Акрамова и тот мгновенно включился в игру, слета уловив замысел Фрунзе.
 - Ждут только вашего утверждения, Михаил Васильевич! – без всякой задержки ответил чекист и для большей достоверности постучал по пухлой папке, лежавшей на столе.
 - Думаю, что для полноты дела, стоит взять и тех, кто состоит в разработке и находится под подозрением. Пусть арестовывают всех тех, кого только посчитают нужным арестовать. Ничего страшного. После расследования перед теми, что окажутся невиновными извиняться и отпустят на свободу, но кого это к тому моменту будет интересовать – Фрунзе сочувственно развел руками.
 - Дело будет сделано. Народная молва разнесет известие об арестах по всему Туркестану и  у твоих друзей, близких, а также твои английские хозяева уже не будет сомнения в твоем предательстве. В порыве праведного гнева они осудят тебя, вынесут приговор и что-то мне подсказывает, что среди бывших твоих знакомых найдется много желающих привести его в исполнение.
 - А твоя любимая жена Гюльшат, станет падшей женщиной. Никто не захочет иметь дело с женой предателя и ради пропитания будет вынуждена торговать собой – со знанием дела вставил свои пять копеек Акрамов и его слова сломали душу Мирзоева.
  С приглушенным рыком, он бросился на чекиста желая поквитаться с ним за сказанные слова, однако тот был начеку. Словно коршун он налетел на пышущего яростью и гневом арестанта, и цепко схватив ворот одежды, стал его душить. При этом Акрамов душил свою жертву аккуратно. Стремясь не лишить Мирзоева жизни, а лишь сбить накал его ярости и сломить волю к сопротивлению.
  Лишенный доступа воздуха несостоявшийся герой Туркестана хрипел, пыхтел и кашлял, а рядом с ним скрестив руки на груди, стоял Фрунзе, и как ни в чем, ни бывало, продолжал говорить.
 - Однако всего этого можно избежать. Ты честно отвечаешь нам на вопросы, и мы представляем тебе выбор. Если хочешь, мы делаем из тебя героя мученика и организуем побег. Хочешь, дадим новые документы, деньги и отправим Ашхабад, Верный или любой другой город республики. Выбор за тобой.
  Видя, что арестант выдохся в цепких руках чекиста, губернатор взглядом указал на стул, куда тот его и свалил, словно ватную куклу. Дав Мирзоеву отдышаться, он властно повернул его лицо к Фрунзе и потребовал: - Выбирай! Время уже позднее и мне надо ещё успеть отдать приказ о завтрашних арестах.
 - Точнее сказать уже о сегодняшних арестах – уточнил губернатор, взглянув на массивные часы с маятником.
 - Да, уже о сегодняшних арестах, - согласился с Фрунзе чекист. - Ну, торопись, ибо нужда в твоих сведениях может быстро отпасть. Рано или поздно кто-то из арестованных заговорит и тогда твоя участь, и участь твоей жены будет незавидна.
  Слова Акрамова вызвали муки на лице арестанта. Он облизнул пересохшие губы и, приняв для себя решение, обратился к Фрунзе.
 - Какие гарантии того, что вы выполните обещанное?
 - Мое слово – властно отчеканил наследник Тамерлана и бросил на Мирзоева взгляд, что тот моментально пропало желание торговаться. Ибо противостоять праведному гневу правителя Туркестана вызванного неуместным сомнением в крепости его слова было невозможно. Михаил Васильевич так точно вошел в образ восточного правителя, Мирзоев в мгновения ока сник как пробитый воздушный шарик и, покорившись своей судьбе, стал отвечать на вопросы Акрамова.
  В ходе беседы, быстро выяснилось, что сведения, которыми располагал арестованный, имели большую ценность, и губернатор не зря потратил на него свое время и внимание. Мирзоев действительно вез из Кабула устное послание для сторонников эмира.
 По получения его, они должны были поднять восстание в Бухаре и Хиве с целью отделения от России. Лоу приказал передать Фаридбеку, что англичане поддержат восставших и сразу после получения известия о восстании объявят, о признании независимости Бухары и Хивы.
  Услышав эти слова, Акрамов выразил сомнение в том, что сторонники эмира согласятся поднять восстание в одиночку.
 - Я хорошо знаю эту публику. Выстрелить в спину и ударить из-за угла, вот и все на что способны эти люди, кроме праздной болтовни. Выступить с оружием в руках против центральной власти и продержаться некоторое время пока их не признают англичане, для них большой риск. Вот если им пообещают вооруженную помощь, вот тогда смелость и решительность у них прибавится в разы. Когда нам следует ждать в гости Джунаид-хана и его нукеров? – спросил чекист, у которого были свои счеты с главарем басмачей.
 - Джунаид-хана не придет – выдавил из себя Мирзоев.
 - Как это не придет?! А кто будет?! Мумин-бек? Так после того как мы его потрепали в последний раз у него осталось сотни две всадников, не больше. Джафар Джон? Мулла Омар? У них в лучшие времена больше трехсот человек на двоих никогда не было – уверенно перечислял Акрамов лидеров басмачей. - Или ты хочешь сказать, что действия заговорщиков поддержит сам Надиршах?
  Чекист требовательно заглянул в лицо Мирзоеву и тот поспешно замотал головой.
 - Нет, Надиршах не будет участвовать в этих событиях, так как со дня на день против него должен выступить Джунаид-хан. Лоу сказал, что переворот в Кабуле и будет сигналом для начала восстания.
 - Не может быть, чтобы англичане вот так просто отказались от своего ставленника? Нет, здесь что-то не так - усомнился Акрамов.
 - Я говорю правду – стоял на своем Мирзоев, но его слова не убедили чекиста и тот вопросительно посмотрел на Фрунзе, ожидая его поддержки.
 - Когда это должно случиться?
 - Через два дня – выдал последнюю тайну арестованный и обреченно уткнулся взглядом в пол.               
 - Значит, подождем и проверим. А пока, – губернатор указал взглядом на Мирзоева, - этого в тюрьму под особый контроль и сейчас же отправьте телеграфом за моей подписью приказ об аресте заговорщиков Бухары, Хивы и Коканда.   
 - Не волнуйтесь, Михаил Васильевич, к шести утра местные отделения ГПУ выполнят ваш приказ – заверил Фрунзе чекист и отправился приводить в действие, механизм репрессивной машины.
  Сам губернатор оправился в комнату специальной связи, где находилась прямая линия телеграфной связи с Кремлем. Зная, привычку Сталина работать допоздна, а также учитывая разницу во времени Москвы и Ташкента, Фрунзе надеялся застать президента на его рабочем месте и не ошибся. Телеграфист с далекого севера подтвердил присутствие президента у аппарата и губернатор, поспешил доложить ему о последних событиях в Ташкенте.
 - Уверены ли вы в том, что планируемые вами аресты позволят вам полностью устранить угрозу вооруженного мятежа в городах Восточного Туркестана? Обладаете ли вы сведениями, которые позволят вам разом накрыть всех заговорщиков? – беспристрастно спрашивала Фрунзе, выползшая из аппарата лента телеграфа.
 - Имеющиеся в моем распоряжении сведения позволяют нам арестовать главное ядро заговорщиков. Это если не снимет полностью угрозу мятежа, то отсрочит его начало на некоторое время, за которое мы сможем полностью вычислить всех заговорщиков.
 - Значит, вы все-таки не исключаете возможности вооруженного выступления местного населения?
 - Такой возможности я полностью не исключаю, но приложу все усилия, чтоб выступление не произошло – твердо заверил Фрунзе Москву.
 - Рад вашей уверенности, Михаил Василевич. Но может для подстраховки, нам следует отправить в Ташкент дополнительные воинские силы?
 - Думаю, что рассмотрение этого вопроса преждевременно. По моим расчетам, войск, имеющихся под началом командующего Туркестанского округа генерала Селиверстова, хватит для удержания ситуации под контролем в случаи вооруженного мятежа в Бухаре, Хиве или Коканде.
 - Ваша позиция нам ясна. Прошу держать нас в курсе ваших событий и в случае любого форс-мажора сообщать в любое время суток. Ситуация вокруг Туркестана очень серьезная – предупредил Сталин.
  И Москва и Ташкент, следующие двое суток пребывали в сильном напряжении, но все обошлось. Чекисты, сделали свою работу на «отлично». Аресты прошли во всех городах одномоментно. В первый день в Бухаре, Хиве и Коканде было арестовано и задержано около восьмидесяти человек, выявлено четыре склада с оружием.
  Часть арестованных, включая Фаридбека, отрицало свою причастность к заговору, равно как и само его существования. Куда охотнее говорили те, у кого было обнаружено оружие, и кто не мог рассчитывать на высокое заступничество. На основании их показаний к концу первых суток началась вторая волна арестов, что породило панику в рядах заговорщиков оставшихся на свободе. Поддавшись страху, они бежали, чем не только выдали себя, но и поставили жирную точку на планах вооруженного выступления.
  К началу третьих суток стало окончательно ясно, что угроза мятежа ликвидирована. Общее число арестованных достигло ста двадцати пяти человек, и безвинных людей среди них было очень мало. За каждым из них был свой грех и у следователей, было много работы.
  Наиболее важные заговорщики были этапированы в Ташкент, где их для задушевной беседы с нетерпением ждал Акрамов с помощниками.
  Узнав о произведенных чекистами арестах, Ташкент и вместе с ним остальной Туркестан, как и ожидалось, забурлил, но никаких массовых эксцессов по этому поводу не произошло. В подавляющем большинстве люди не оспорили право своего правителя бороться с его тайными и невидимыми врагами.
  Быстрые и решительные действия Фрунзе нанесли весьма чувствительный урон планам Британии в Средней Азии, но полностью сорвать их не удалось. Правитель Афганистана Надиршах оставил без внимания те предостережения, что были переданы ему российским послом в Кабуле во время личной встречи. Полностью уверенный в лояльности к себе со стороны англичан, король, не предпринял никаких серьезных мер в отношении Джунаид-хана. Более того, он оставил Кабул и отправился в Герат для охоты.
  Мимо такого царского подарка англичане никак не могли пройти мимо. Выждав время, чтобы король уже не мог вернуться в столицу, Лоу дал отмашку Джунаид-хану и тот, совершив стремительный бросок через Саланг, захватил Кабул. Теперь, вместо ожидаемого спокойствия, Ташкент и Москва получали мощный очаг напряженности у своих границ, который погасить было очень и очень непросто.   





         
                Документы того времени.      





                Из шифрованной телеграммы президента России Сталина И.В. генерал-губернатору Восточного Туркестана Фрунзе М.В. от 29 мая 1926 года.

                Следствие по делу туркестанских сепаратистов следует провести быстро, но без ненужной в этом важном деле спешки. Имея неопровержимые доказательства угрозы государственным интересам, необходимо выделить из общего числа арестованных заговорщиков их основное ядро и предать суду. При этом судебный процесс должен быть открытым, с участием в нем представителей местной интеллигенции, простого народа и по возможности духовенством. Действия суда должны обязательно быть освещены прессой, как местной, так и центральной.
  Из присланных Вами материалов не совсем понятна роль в заговоре бывшего эмира Бухары. Возможно, заговорщики только прикрывались его именем. Это надо выяснить точно и желательно до начала процесса. Определите на месте состав участников суда и время его начала. Нужна ли будет помощь юристами? Сам процесс не должен быть долгим, дня три-четыре, не больше.


                Сталин.      
   


                Из шифрованной телеграммы генерал-губернатора Фрунзе М.В. президенту России Сталину И.В. от 29 мая 1926 года.


          Идею проведения открытого суда над сепаратистами полностью поддерживаю. Нужно наглядно показать местному населению, что они живут в начале 20-го века, а не средневековом феодализме. Думаю, что сможем провести его своими силами, но никогда не откажемся от толкового консультанта. По первоначальным прикидкам, процесса должно состояться в первой декаде июня этого года. Что касается участия в заговоре эмира, то по этому поводу есть только косвенные подтверждения. Продолжаем работать.
      
 
                С уважением Фрунзе.
      
 




                Глава IV. В далекий край, товарищ, улетает.






                Телефон, в маленькой прихожей отставного полковника Покровского звонил громко и настойчиво. Уже по одному его властному и требовательному тону можно было догадаться, что хозяина дома тревожат важные люди.
  В отличие от главных участников арктической экспедиции, покоривших Северный полюс и получивших от правительства многокомнатные квартиры в большом доме на набережной, Алексей Михайлович не сменил своего местожительства.
  Его также миновали и другие материальные блага от государства в виде личного автомобиля с шофером, дачи и всевозможные почетные звания различных академий и организаций. Единственным напоминанием о его причастии к покорению полюса была солидная денежная выплата, а также телефон специальной связи. Его установили в квартире Покровского вскоре после торжественного приема в Кремле.
  Сам телефон уже не был предметом гордости владельца квартиры и тайной завести соседей. Телефонизация столицы уверенно набирала обороты, но вот аппарат закрытой связи, по которым можно было напрямую связаться с любым государственным учреждением, имело ограниченное число лиц.
  Между Покровским и Натальей Николаевной иногда возникал шутливый спор, кому именно этот телефон был поставлен. Ему как участнику полярной экспедиции или его жене, как ответственному работнику секретариата президента.
  Несмотря на то, что госпожа Покровская находилась в декретном отпуске по уходу за детьми, на работе её помнили и ждали. Вновь назначенный начальник секретариата президента Молотов несколько раз звонил Наталье Николаевне и осведомлялся, когда она сможет вернуться в Кремль. У президента на ближайшие два года были большие планы, и он нуждался в толковых и преданных ему людях.
  Согласно высоким раскладам, госпожа Покровская должна была занять пост руководителя одного из отделов секретариата. Место было весьма значимым, вокруг него вилось много желающих и потому, Наталья Николаевна намеривалась приступить к новой работе, не дожидаясь окончания декретного отпуска.
  Для этого была нанята няня, Эмма Карловна, которая и взяла звенящую телефонную трубку. Наталья Николаевна полагала, что звонят ей и уже собралась идти к аппарату, но няня решительно покачала головой.
 - Господин полковник, это вас академик Обручев – отчеканила фрау и почтительно застыла по струнке с телефонной трубкой в руке. Как истинная немка, она величала Покровского его военным титулом, считая, что бывших военных в природе не может быть.
 - Покровский у телефона – сказал полковник, совершено не понимая причину, звонка ученого. Все праздничные банкеты и торжества давно прошли и дороги отставного военного и маститого академика должны были разойтись в разные стороны.
 - Здравствуйте, Алексей Михайлович. Не ожидали моего звонка? – с хитринкой в голосе произнес академик.
 - Здравствуйте, Владимир Афанасьевич. Честно признаюсь - не ожидал. Что-то не сходится в отчетах академии? – во время экспедиции на Шпицберген, Покровский входил в число материально ответственных лиц и исписал по этому поводу гору бумаги.
 - Нет, с отчетами все нормально, - успокоил полковника академик. - Я вам звоню, чтобы обговорить один вопрос.
 - Слушаю, вас внимательно.
 - Дело в том, что в скором времени состоится новая арктическая экспедиция на дирижабле «Россия». На этот раз, никаких полетов к полюсу не будет. Цель экспедиции картографическая съемка берегов Ледовитого океана от Архангельска до мыса Дежнева и определения мест для размещения метеорологических станций. Работа хоть по сути своей однообразная, но очень важная. Она поможет быстрее привязать Северную Сибирь к остальной территории России.
 - Искренне рад за вас, Владимир Афанасьевич, но какое это имеет отношение ко мне? Установить причальные мачты на Вайгаче, Таймыре и Чукотке? Но это не реально.
 - Не беспокойтесь, Алексей Михайлович. Причальные мачты установят без вас. Я звоню вам, чтобы предложить принять участие в этой экспедиции в качестве заместителя начальника по организаторской работе.
 - Но какая необходимость появление подобной должности в составе экспедиции? – недоумевал Покровский. - Ведь число членов прошлой экспедиции не должно превышать десять – двенадцать человек и отбор в их число был очень суров.
 - На этот раз изменились обстоятельства, - пояснил ему Обручев. - В прошлый раз мы летели в неизвестность и потому были вынуждены считать каждый килограмм и каждого пассажира. Теперь положение несколько изменилось. Нет необходимости везти с собой весь запас продовольствия и снаряжения. Все необходимое экспедиция получит в пунктах остановок дирижабля. Они уже созданы, а если, что-то понадобиться дополнительно, его можно будет заказать по радио. Кроме этого, «Россия» хорошо показала себя в условиях северных широт и по заключению специалистов, дирижабль можно загружать согласно заявленной тоннажности. Все это дает возможность расширить число участников экспедиции и  предложенный вам пост создан по необходимости, а не ради раздувания штатов.
 - Но почему я? Я ведь никакого отношения к науке не имею, и в экспедиции от меня вам будет мало пользы.               
 - Зато вы не только организатор, но и тактичный человек, – не согласился академик. - Поймите, Алексей Михайлович. Если бы это была просто поисково-разведывательная экспедиция, необходимости в вашей должности не было бы. Я бы прекрасно справился и без вас, но в ней будут участвовать специалисты, которые сами себе голова. Уже сейчас у нас идут бурные дебаты по научной части, и я не хотел бы, чтобы они возникли среди участников экспедиции в неординарной ситуации.
  Обручев многозначительно замолчал и полковник отлично понял то, о чем академик умолчал в разговоре.
 - Одним словом, вам нужен человек не из вашей академической среды, с чьими приказами они были бы в душе не согласны, но будут вынуждены их выполнять. Так сказать «пугало в шинели».
 - Ну, зачем же так обидно, голубчик? Я ведь не зря отметил вашу тактичность и выдержку. Как бы ни было вам тяжело на Шпицбергене, а до ругани и рукоприкладства вы никогда там не опускались.
 - За доброе слово спасибо, но это сути не меняет.
 - Если вы настаиваете на подобной формулировке, пусть будет так, однако я с ней не согласен категорически. Держиморды знаете всегда были в избытке, а вот на грамотных и вежливых людей дефицит.
 - Согласен, но почему вы предлагает этот пост именно мне? Я ведь не единственный представитель в списке претендентов.
  Обручев в ответ усмехнулся.
 - Во-первых, вы хорошо показали себя в прошлой экспедиции и это мое личное мнение, а не сухой формуляр служебной характеристики. Во-вторых, у вас имеется боевой опыт, который не дай бог, но может пригодиться. Форс-мажор никогда нельзя исключить и мне важно, чтобы в этот момент рядом со мной был не умеющий грамотно рассуждать штабист, а знающий дело человек. Надеюсь это понятно?
 - Да, понятно – согласился с собеседником Покровский. Ему не все было ясно, но он не стал лишний уточнять. Время придет, узнаем.
 - И, в-третьих, я надеюсь с вашей помощью быстрее добиться единения членов экспедиции. Каждый из них личность, состоявшийся ученый со своим мнением и создать из них в одиночку сплоченную команду очень трудно, – честно признался Обручев. - Так каков будет ваш ответ на мое предложение?
 - Весьма польщен, Владимир Афанасьевич, за столь лестное предложение, однако я должен поговорить с женой, поймите меня правильно.
 - Можете не извиняться, Алексей Михайлович. Я все прекрасно понимаю, тем более, что генерал Щукин ещё в прошлом году объяснил мне ваше семейное положение. Думаю, двух дней хватит, чтобы принять окончательное решение.
 - Хватит и одного дня – заверил академика Покровский и на этом, их разговор закончился.
  К объяснению с женой по поводу предложения Обручева, Алексей Михайлович готовился  обстоятельно. Он намеривался обсудить с ней все за и против, но к его удивлению, разговор с Натальей Николаевной оказался на удивление коротким. Едва Покровский заговорил о своем участии в новой экспедиции, как жена быстро дала свое согласие.
 - Езжай, Алеша. Эти умники отказались включить тебя в состав комиссии Триандофилова по разработке тактики прорыва оборонительных укреплений. Тебя! Человека, который знает о прорывах обороны врага не понаслышке, в отличие от всевозможных штабных умников и дипломированных умниц! – возмутилась Наталья Николаевна, проявив свою осведомленность в делах военного министерства. – Раз ты не нужен господину Деникину и его советникам, отправляйся туда, куда зовут, где тебя ценят и привечают.
 - Боюсь, что мое участие в этой экспедиции окончательно рассорит меня с Деникиным и моя временная отставка станет постоянной – высказал опасение Покровский, но жена была с ним категорически не согласна.
 - Глупости! Твое участие в этой экспедиции откроет тебе дорогу к поступлению в Академию Генерального Штаба, и не в следующем году как мы мечтали и надеялись, а уже в этом году.
 - По-моему твои прогнозы излишне оптимистичны – попытался спустить жену с небес на землю полковник, но она твердо стояла на своем.
 - Это твоя самооценка излишне скромна. Пусть господин министр только попробует отказать  Герою Севера в праве на поступление в Академию. Я не завидую ему, если он это сделает – уверенно заявила Наталья Николаевна, в которой в этот момент проснулся ответственный работник госаппарата.
 - Кому? – удивился Алексей Михайлович.
 - Герою Севера. Это звание будет учреждено в ближайшее время. Об этом мне недавно рассказал Вячеслав Михайлович – любезно разъяснила госпожа Покровская, и Алексей Михайлович не стал с ней спорить. Согласие на участие в экспедиции академику Обручеву было передано и через неделю, в Кремле, состоялось представление участников нового полета в Арктику.   
  Российский президент принял всех пятьдесят девять человек, входивших в состав арктической экспедиции. Он одинаково вежливо и приветливо жал руки как одетым в специально сшитую синюю форму членам экипажа, так и одетым в парадные костюмы членам экспедиции.         
  Стоя в просторном кремлевском зале в ожидании начала церемонии, Покровский с небольшой завистью поглядывал на аэронавтов, грудь каждого украшал эмалированный ромбом с надписью «Россия». На нем красовался силуэт дирижабля, важно паривший над нагромождением белых льдов, среди которых гордо развивалось трехцветное знамя.
  Это был специальный знак отличия для членов экипажа дирижабля «Россия», утвержденный решением правительства и многие из летчиков, механиков, радистов и прочих специалистов мечтали его получить.
  Как и в прошлый раз, отбор экипажа был жестким. На одно место в зависимости от специальности приходилось от семи до шестнадцати человек. Очень многие хотели внести свою лепту в изучении Арктики и каждый из претендентов, обладал опытом и умением работы в условиях Севера.
  Примерно такая же конкуренция была среди двадцати двух ученых, составлявших научную часть экспедиции. До самого конца, академик Обручев подвергался многочисленным попыткам давления со стороны различных научных направлений, пытавшихся включить в состав экспедиции своего представителя. Арктикой «болели» не только географы и геологи. На участие в экспедиции претендовали ботаники, зоологи, физики, химики, астрономы и специалисты по радио, но даже металлурги. Последним, было, очень важно было знать, как поведут себя в условиях холода те или иные сплавы металлов и их требование имело под собой практическую основу. Страна собиралась заняться Арктикой всерьез и надолго, чтобы на деле прирастить величие России Севером Сибири.
  Своя борьба шла и за двадцать третье место в составе экспедиции, доставшееся по иронии судьбы Покровскому. На неё были претенденты и со стороны военных и со стороны спецслужб, но Обручев быстро отсеял всех претендентов.         
  Сам Сталин не участвовал в отборе кандидатов. Он только ознакомился с предложенным списком членов экспедиции и утвердил его. Однако перед встречей в Кремле, он затребовал на каждого из них справки.   
  Память у президента была отменной и, знакомясь с каждым из представленных академиком людей, он говорил ему несколько слов.
 - Надеюсь, товарищ Слепнев, что этот полет поможет вам раскрыть свой талант летчика – говорил президент, обращаясь к молодому пилоту, которому многие авиаторы прочили большое будущее.
 - Не сомневаюсь, что ваше участие в экспедиции сократит число белых пятен в Арктике и увеличит количество новых островов – произнес Сталин, учтиво пожимая руку профессору Визе.   
  Нашлись теплые слова и для Покровского, который чувствовал себя «белой вороной» как среди экипажа, так и среди ученых.
 - Что ни говори, а военная составляющая нужна во многих делах, даже в арктической экспедиции, - улыбнулся Сталин, пожимая руку Покровскому. - Летчики летают, ученые изучают и открывают, но при этом нужен человек, который обеспечит их безопасность. Уверен, Алексей Михайлович, что с этой задачей вы справитесь отлично.
 - Спасибо, за доверие, Иосиф Виссарионович. Приложу все усилия, чтобы его оправдать – мотнул головой Покровский и Сталин двинулся дальше.
  Что являлось тайной целью экспедиции, Алексей Михайлович узнал за несколько часов до отлета в Архангельск. На аэродроме, в кабинете специального представителя, он был ознакомлен под роспись с одним важным документом. Об уровне секретности его содержания говорили соответствующие штампы, украшавшие его лицевую страницу.
  В нем, подробно говорилось, что кроме официальной аэрофотосъемки побережья Ледовитого океана, у экспедиции имелась задача по поиску новых островов в восточном секторе Арктики. У академика Обручева было несколько адресов, где могли находиться ещё неоткрытые земли, и их следовало проверить.
 - На собаках или при помощи дрейфа корабль долго и опасно, а тут всего за один удачный полет можно раз и навсегда решить вопрос правдивости теории Рональда Гарриса. Согласно ей в районе Северо-Восточной Сибири есть не только неоткрытые острова, но и земли – пояснил Обручев, когда Покровский закончил читать документ.
 - И насколько реальны предположения этого мистера Гарриса?
 - Смею вас заверить, что весьма и весьма реальны. Интуиция мне подсказывает, что там что-то есть – убежденно заявил академик.
 - А искать это что-то мы будем только в нашем секторе или шагнем к берегам Аляски и Канады? – напрямую спросил Обручева полковник.
 - Мы будем действовать в меру своих сил и возможностей, с учетом сложившихся обстоятельств, Алексей Михайлович – последовал уклончивый ответ, и Покровский не стал настаивать на продолжении разговора, хорошо помня, какими суеверными бывают люди науки в условиях севера.
  Старт «России» произошел при огромном скоплении народа. Все подступы к летному полю были запружены людьми, возбужденными от осознания того, что присутствуют при историческом событии. Гул голосов то затихал, то нарастал, но едва к стальному телу дирижабля устремились машины с учеными и членами правительственной комиссии, толпа разразилась громкими криками.
  Десятки, если не сотни фотоаппаратов снимали, как премьер-министр прощался с храбрыми покорителями Севера, бросившими смелый вызов Природе. Аккредитованные корреспонденты заранее получили места, откуда, удобно было вести съемку, но королем момента был вездесущий Дзига Вертов. Именно ему было позволено проводить киносъемку, и он задействовал сразу несколько камер.
  В отличие от прошлого броска на Север Дзига Вертов не был включен в состав экспедиции, так как в этом не было необходимости. Вместо привычной кинокамеры, летописцем этого полета стала специальная фотоаппаратура с большой разрешающей способностью. За большие деньги она была куплена в Германии, где её создали мастера из города Йена по спецзаказу.
  Согласно заверениям немецких инженеров, фотоаппаратура должна была выдержать не только низкие температуры Арктики, но и давление больших высот. Физики настояли на том, чтобы была проведена попытка достижения максимально возможных высот, чем вызвали неудовольствие у Обручева.
 - Все свои эксперименты, вы можете провести только на обратной дороге. На первом месте у нас выполнение задач поставленных правительством, все остальное потом. Если кто не согласен, может не лететь. Я никого уговаривать, не намерен – решительно заявил академик, и физики были вынуждены проглотить обиду, отложив мщение на потом. За их спиной стоял министр иностранных дел Леонид Красин.
  В прошлом блестящий инженер, он буквально продавил участие физиков в арктической экспедиции. Вместе со своим братом Германом, несмотря на недомогание, приехал на летное поле для провода дирижабля.
  Его появление вызвало в дальнейшем жаркий спор между двумя британскими дипломатами, наблюдавших за стартом «России».
 - Присутствие Красина явно говорит о том, что эта экспедиция сугубо научная и все ваши опасения относительно угроз интересам Британии в лице Канады беспочвенны – уверенно вещал мистер Дулитл являвшийся 3-м секретарем британского посольства и отвечавший за сбор научно-технической информации в России.
 - Сам факт старта этого дирижабля угроза интересам Британии, как в северных широтах, так и за его пределами. Русские всерьез взялись за освоение Ледовитого океана с целью получения экономических выгод для своей страны – ответил мистер Чезвик, с холодной ненавистью взирая на величественную громаду, возвышавшуюся на летном поле.
 - Мне кажется, что вы излишне преувеличиваете угрозу нашему Суэцкому каналу исходящую от этой экспедиции. Кржижановский только красиво заявил о намерении России начать проводку кораблей по Северному морскому пути из Иокогамы в Гамбург, но когда это будет одному богу известно.
 - Вы зря недооцениваете нынешнее правительство русских. Сталин очень рьяно начал свою деятельность на посту президента России и судя по всему, не намерен сбавлять обороты. У русских в Мурманске уже есть два мощных ледокола, ещё один строиться в Петербурге, и один заказан в Германии. С таким подходом к реализации этого проекта они могут добиться реальных успехов к началу тридцатого года. Кроме того, меня очень настораживает участие в экспедиции полковника Покровского доставившего интересам короны немало хлопот и проблем.
 - Не могу разделить ваших опасений мистер Чезвик. Все, что сделал этот человек в прошлом и теперь он выброшенный из колоды козырь. Министр Деникин его откровенно не жалует и включение Покровского в состав экспедиции произошло благодаря протекции жены. Она занимает ответственный пост в секретариате президента и как поговаривают в московских салонах, возможно близка со Сталиным.
 - Не стоит путать первого президента России со вторым, - не согласился с Дулитлом собеседник. - Это господин Алексеев предавался потреблению в последние годы своей жизни, тогда как Сталин занят созиданием. Ставлю гинею против фартинга, что он не заводит плотские утехи с подчиненными, строго разделяя работу и личное.
 - И почему вы так считаете?
 - Трудно спрашивать с работника по всей строгости, если ты состоишь с ним в любовной связи или он является твоим родственником. Это давнее деловое правило, которое с веками превратилось в аксиому.
 - Согласен, но даже если госпожа Покровская не является любовницей Сталина, именно она составила протекцию своему мужу в эту экспедицию. Фактор материальных благ никто не отменял.
  Чезвик не стал спорить с Дулитлом. Приблизив к глазам бинокль, он внимательно наблюдал, как члены правительственной делегации жмут руки аэронавтам, и это зрелище было неприятно британцу. Больше всего его поразили лица улетавших и провожавших людей. В них не было и намека на страх или настороженность, которые всегда были у людей, идущих в неизвестность.
  За годы последней войны Чезвик хорошо насмотрелся на это. У каждого человека это проявлялось в той или иной мере, но вот у русских аэронавтов этого не было. Все они искренне улыбались друг другу, уверенно похлопывали по плечам, отправляясь на опасную, трудную, но чертовски интересную работу.
  Сделав групповое фото на память, члены экспедиции стали неторопливо подниматься по небольшому трапу и скрываться в просторной серебристой гондоле. Взгляд Чезвика упал на кинооператора торопливо снимавшего последние минуты торжества, стоя у самого трапа.
 - На этот раз, господину Вертову не повезло. Теперь ему доверили съемку только отлета и прилета «России» - сочувственно произнес британец, но его коллега с ним не согласился.
 - По моим сведениям, господин кинорежиссер собирается отправиться в район легендарного города Мангазеи. Там он снимет прилет дирижабля и высадку членов экспедиции за Северным Полярным кругом. Без этих кадров фильм, по мнению Вертова, не имеет право на существование.
 - У каждого мастера свое видение материала, но как он намерен туда добраться до прилета Обручева? На собаках или на пароходе?
 - Вы не поверите, но он собирается лететь в междуречье Оби и Енисея на самолете.
 - И вы верите этой ерунде?! Откуда у русских самолеты способные туда долететь?
 - Я, не верю, но вот мои информаторы убеждены, что Вертов сделает это.
 - Какое дикое варварство, считать, что тебе и твоей стране, возможно, сделать все, что угодно! - с негодованием пробурчал Чезвик, но в этот момент дирижабль плавно качнулся и освободившись от тросов, под торжествующие крики толпы и бравурные звуки духового оркестра стал величаво подниматься в небо.
 - С какой радостью я бы заложил часовую бомбу на его борт, взорвал и тем вверг бы Россию в многодневный траур – сказал Чезвик, провожая взглядом дирижабль, ставший символом ненавистной ему страны и правителя.
 - Если очень постараться можно осуществить любую идею, но боюсь, что Сталин извлечет выгоду и из траура – откликнулся Дулитл и, растерев ногой, окурок сигары, стал пробираться между ликующими людьми к посольской машине.               





                Документы того времени.





                Из донесения военного агента британского посольства в Москве подполковника Бишопа от 27 мая 1926 года.

               Отмечается поступление бронетехники российского производства в механизированные соединения Западного, Южного и Дальневосточного военного округа. В основном поступают танки МС-1 с 37 мм пушкой Гочкинса и 6,5 мм пулеметом, и бронемашины с пушкой 37 мм и пулеметом 7,62 мм. Они должны частично заменить устаревшие машины американского и британского производства.   
  По имеющимся сведениям на 1 мая 1926 года состояние укомплектованности отечественными машинами 2-й механизированной бригады Западного военного округа составляет 18% танками и 27% бронемашин. 3-й механизированной бригады Южного военного округа 24% и 32% танками и бронемашинами, 5-й механизированной бригады Дальневосточного военного округа 27% и 19% соответственно.
   Согласно недавно принятой доктрине глубокого прорыва, в российской армии должно быть танки следующих видов. Легкий танк для сопровождения пехоты, легкий танк для сопровождения кавалерии и средний танк прорыва для разрушения и уничтожения опорных пунктов обороны. В помощь последним, должны быть приданы самоходные гаубицы или мортиры. Для реализации этих планов, Государственный совет по вооружению, должен объявить конкурс на создание вышеперечисленных образцов танков.   
 
               
                Военный агент Его Величества, подполковник Морис Бишоп.





                Из сообщения газеты «Известие» от 24 мая 1926 года.



          На днях, президент России, Иосиф Виссарионович Сталин посетил ЦАГИ, являющийся одним из столпов мирового авиастроения, где имел продолжительную беседу с ведущими российскими авиаконструкторами. На встрече с президентом присутствовали Н.Н. Поликарпов, Д.П. Григорович, А.Н. Туполев и И.И. Сикорский рассказавшие ему о своей работе по созданию современных видов самолетов. Товарищу Сталину были показаны в действии последние образцы истребителей, тяжелых бомбардировщиков, самолетов-разведчиков и гидроплан дальнего действия. Президент с интересом ознакомился представленными машинами и рекомендовал как можно быстрее направить их армейские соединения.


                Собственный корреспондент «Известий» Ян Скамейкин.

            



      
                Из донесения председателю ОГПУ Дзержинскому Ф.Э. начальника Анатолийского пограничного округа генерал-майора Орешникова В.В. от 25 мая 1926 года.

       За последние три недели резко увеличилось число нарушения линии разграничения подмандатных курдских территорий в районе Челемерик – Ширнак - Камышлы. Общее число нарушений границы составило 62 случая проникновения со стороны иракского королевства. Если ранее основу нарушителей составляли мелкие группы контрабандистов, незаконные мигранты и похитители скота, то теперь границу нарушают хорошо вооруженные отряды кавалеристов численностью в сорок-пятьдесят человек. Они нападают на приграничные селения, грабят их жителей и уничтожают сочувствующих российским властям курдов.
  Одновременно с этим, в приграничных районах, как в британской, так и в российской зоне ответственности развернулась антирусская религиозная пропаганда. Главными её организаторами и исполнителями являются дервиши, пришедшие из Мосула и Кербелы. Они подбивают вождей курдских племен выступить против «русских захватчиков», которые силой оружия насаждают свою религию в северном Курдистане.
  Пограничным отрядам, прикрывающим район Челемерик – Ширнак – Камышлы, не удается полностью закрыть границу и предотвратить проникновения враждебно настроенных курдов с сопредельной стороны. В результате боестолкновения с противником, пограничные отряды имеются потери: двенадцать человек убито, пятнадцать ранено, трое пропавшие без вести. Потери нападавших определяются от двадцати до тридцати человек убитыми и ранеными.


                Генерал-майор Орешников.   



                Шифрограмма от начальника 1-го отдела внешней разведки полковника Воронцова Б.К. губернатору Того бригадному генералу Котовскому Г.И. от 21 мая 1926 года.

               Согласно последним сообщениям, поступившим из Парижа, против Махно отправлена дивизия колониальных войск под командованием генерал-майора Оскара Виданлека. Её общая численность составляет 5200 человек, включая пехотинцев, саперов и артиллеристов. Также им придано полторы тысячи кавалерии под командованием бригадира
Малартика имеющего богатый опыт боевых действий в Алжире и Мавритании.



                Полковник Воронцов Б.К.   


                Глава V. Курдистан в огне.



               

         
                Назначение маршала Юденича на пост генерал-губернатора Анатолии вызвал большое беспокойство и озабоченность в канцелярии верховного британского комиссара в Багдаде. Несмотря на то, что бывшая Месопотамия в августе 1921 года превратилась в королевство Ирак во главе с королем Фейсалом, основные рычаги управления междуречья Тигра и Евфрата. Не в королевском дворце, где арабский вождь под трехцветным флагом с гордостью принимал иностранных послов. Главные вопросы в Месопотамии решал Генри Роберт Доббс, опираясь на британские войска стоящие в Багдаде и Басре.
  Южные районы королевства, с её главным богатством страны – неистощимыми запасами нефти охраняли британские солдаты генерала Монро и канонерки коммодора Фимбса от чужого хищного взгляда. В Багдаде квартировался полк шотландских стрелков и кавалерийская бригада, чье присутствие удерживало короля и его подданных от опрометчивых шагов. Весною двадцать первого года англичане хорошо показали туземцам, как они умеют безжалостно подавлять выступления против священных интересов Британской империи. Тогда, много иракцев погибло от пулеметных очередей и залпов шрапнели солдат под командованием генерала Мортимера. Страх и почтение надолго вселились в сердца жителей Месопотамии.   
  Более или менее свободой рук арабский правитель и его многочисленные чиновники пользовались на севере страны, населенной преимущественно курдскими племенами. Устранив наиболее одиозных лидеров добивавшихся независимости курдского народа, англичане сделали ставку в дальнейшей борьбе с курдами на арабов. Верный старому имперскому принципу «разделяй и властвуй», мистер Доббс стал неизменно занимать сторону короля Фейсала и его чиновников в спорах между арабами и курдами. И вдруг все поменялось.
  Конечно, верховный комиссар не стал другом и братом для северных племен Ирака. Он только «попросил» короля Фейсала на время усмирить ретивость своих чиновников в Мосуле, что было преподнесено старейшинам приграничных племен как заботой Лондона о них. Вместе с этим прибывший из туманного Альбиона майор Френдкленд стал усиленно обрабатывать местных вождей, щедро суля им денежную и военную помощь.
  Вначале, курды встретили словоохотливого и сладкоречивого британца с опаской и недоверием, но майор умело подкрепил свои слова делом. Один из курдских вождей Фарух Галани, получил двести английских золотых соверенов, что было для него неслыханным богатством.   
  Вслед за деньгами, вождь получил более ста винтовок, патроны к ним, гранаты и ручные пулеметы. Стоит ли говорить, что щедрые дары майора вознесли Галани до небес, сделав его в одночасье богатым и влиятельным человекам среди остальных вождей иракского Курдистана. Вид материальных благ появившихся у Барзани после его обещания с англичанином, подтолкнул курдов распахнуть пологи своих шатров.
  Теперь они с большей охотой слушали слова Френдкленда. С большим почтением кивали ему головами, покуривая кальян, и азартно торговались с посланником короля за каждую винтовку, каждый пулемет и каждый соверен. Торговля, у арабов считалась одним из двух наиболее достойных для мужчины занятий и неизвестно, кто пользовался в этом мире большим уважением, воин с булатом или торговец со златом.   
  Майор Френдкленд оказался достойным соперником. Выказывая определенное почтение к собеседнику тем, что садился рядом с ним на засиженный ковер, англичанин держал себя во время разговора с таким достоинством, что ни у кого не появился вопрос кто из них главный.
  Начиная беседу с очередным вождем племени, он говорил о религиозных притеснениях, которые ждут курдов по ту сторону границы с приходом в Восточную Анатолию русских ортодоксов. Затем беседа плавно переходила к призывам к активным действиям против притеснителей соплеменников и завершалась обещаниями всесторонней помощи большого белого императора.
  Как бы огромен не был бы пробел курдских вождей в знаниях о большой политике, они прекрасно знали, что титул короля был ниже титула императора и потому, господин майор говорил не как эмиссар короля Великобритании, а как посланник императора Британской Индии.
  Общаясь с вождями, Френдкленд быстро выяснил, что религиозный вопрос волнует курдов, не в той степени, на какую рассчитывали высокие умы в Лондоне. Возможно, курды были плохие мусульмане, либо точно знали, что по ту сторону границы со стороны русской администрации нет никаких притеснений по религиозному вопросу.
  Куда больший интерес вожди проявляли в разговоре о помощи оружием. Вооружаться они были готовы в любой момент, но дав «зеленый свет» в отношении Галани, британцы не спешили двигаться в этом направлении с заявленной скоростью. Они опасались, что в результате их действий у курдов может возникнуть новый лидер и подобно Махмуду Баранджи, собрав под свои знамена сотни и тысячи воинов, двинется в поход на Керкук и Сулейманию.
  По этой причине мистер Френдкленд старался действовать наверняка и развязывал свой «пояс щедрости» с большой осторожностью и осмотрительностью. Результат подобных действий незамедлил сказаться. Число желающих иметь дело с господином майором стремительно сократилось. Будь у Френдкленда больше время он бы смог уломать несговорчивых курдов и развеять их недоверие к произносимым им призывам, но он был ограничен сроками. Высокое начальство торопило, приказывало майору начинать точно в назначенное время, резонно полагая, что в случае удачи, ряды желающих сходить в набег на русскую сторону увеличатся. А если все мероприятие закончится крахом, то деньги британских налогоплательщиков останутся на родине.
  Проблемы финансирования тайной деятельности британских дипломатов к средине двадцатых годов имели место. Если ранее для получения денег для защиты интересов короны было достаточно одной грамотно составленной бумаги, то теперь нужно было доказывать необходимость этих действий. И горе было тому чиновнику давшему добро на проведение неудачной операции. Жесткие кары были ему гарантированы.
  Действия отряда Галани по дестабилизации положения в приграничных районах русского Курдистана произвели эффект взорвавшейся бомбы. Дерзкий и внезапный набег с  сопредельной территории разом обрушил мирную устоявшуюся рутинную жизнь границы.
  Русские пограничники не были готовы к столь стремительному развитию событий. Они не успевали реагировать на внезапные вторжения неприятеля, появляясь на местах событий, когда налетчиков уже и след остыл.
  Каждый новый рейд придавало воинам Галани уверенность в своих силах. Ведь на этот момент было совершенно неважно, сколько добра привезли они с собой из набега на ту сторону. Главное было в том, что наемники Френдкленда уверовали в безнаказанность своих действий. Они хвастливо смеялись, что русские ни за что не сумею перехватить их, а когда отряд капитана Колобкова все же догнал их, госпожа Фортуна улыбнулась им во все тридцать два зуба. В самом начале схватки оба пулемета преследователей отказали, и как не старался Колобков он не смог разгромить и уничтожить курдов.
  Эта схватка придала новые силы воинам Галани, ещё большей укрепила их мысль в собственной безнаказанности. Охваченные куражом, они гнали мысль о возможной смерти в схватке с русскими пограничниками. Погибали неудачники, о которых не стоило скорбеть. На их место придут новых желающих поучаствовать в опасном, но очень прибыльном деле.          Ведь все что требовалось от них – это навести страх на тех, кто считает русских своими друзьями, немного пограбить и если надо кое-кого убить. Привычное дело для этих мест.
  Удачно стартовав, миссия майора Френдкленда успешно продолжилась и этому, во многом способствовал неудачное руководство генерала Орешникова. Честный и исполнительный командир он был хорош в мирное время, но когда запахло порохом, Владимир Васильевич оказался не на высоте. Все его действия на посту командующего округом сводились к реагированию на действие «шайтанов», как прозвали нападавших местные жители, и информированию руководства. Никаких действенных мер направленных на пресечение перехода границы, он не предпринимал, ограничившись одними разговорами.   
  Именно на это и надеялся Френдкленд, когда начинал не полностью подготовленную операцию. Хорошо информированный, он точно угадал характер генерала и верно спрогнозировал его возможные действия. Согласно планам Френдкленда через месяц русский Курдистан должен был пылать огнем, но прибытие в Эрзерум маршала Юденича ставило под угрозу их реализацию. Британцам Николай Николаевич был известен как хорошо знающий Закавказье человек, умеющий одерживать победы, обладая малыми силами.      
  Опасения Френдкленда были не напрасны. Сразу по прибытию к месту новой службы он провел совещание, на котором стоял единственный вопрос по наведению мира и порядка в приграничных районах Восточной Анатолии.
  Тучный, с выраженной одышкой он совершенно не походил под образ блистательного военачальника, но это только казалось. Едва только Орешников и заместитель начальника штаба Закавказского военного округа полковник Маркевич закончили свои доклады, как Юденич стал задавать неудобные вопросы.
 - Как у вас налажена разведка по ту сторону границы? Кто стоит за этими рейдами курдов на нашу территорию? Англичане или это деятельность короля Фейсала с их благословения? Какими силами располагает противник и где они базируются? – забросал докладчиков вопросами прославленный полководец.
 - Без сомнения за всеми этими беспорядками на границе стоят англичане. Здесь вопросов быть не может, но вот действуют они сами или руками Фейсала – это мы пока с точностью не знаем. Также пока неизвестна численность вооруженных банд и место их дислокации. Известно лишь, что во главе бандформирования стоит Галани, вождь одного из местных племен курдов. Их земли примыкают к нашей границе в районе Челемерик, но где именно располагается резиденция Галани, неизвестно. Начав боевые действия против нас, он постоянно меняет свое местонахождение.
 - Одним словом, использует тактику Хаджи Насреддина не ночевать дважды в одном и том же месте, – Юденич с укоризной посмотрел на военных. - Извините, но я в это мало верю, господа. Он на своей земле, при поддержке англичан, чего ему бояться? А вот в то, что ваша закордонная разведка работает из рук вон плохо или её вообще нет, в это я верю охотно. При всем своем к вам уважении, я не первый год замужем, как говорят московские остряки.
 - Постараемся исправить этот недочет в самое ближайшее время – заверил маршала Маркевич.
 - Вот-вот, постарайтесь. А то пребывать в полном неведении о планах противника и не пытаться упредить его, а только реагировать, значит играть с ним в поддавки. Теперь в отношении ваших действий на границе. Как я понимаю, полностью закрыть границу от вражеских набегов мы не можем – полу утвердительно, полу вопросительно произнес Юденич.
 - Совершенно верно, гражданин маршал. Патрулировать границу и охранять места переходов у нас силы есть, а вот гоняться за «шайтанами» мы не можем – честно признался Орешников.
 - Задействовать регулярные воинские подразделения мы пока не можем. Значит нужно обратиться за помощью к казачеству, – изрек маршал и посмотрел на Маркевича. – Подготовьте срочную  телеграмму атаману Закавказского казачества Чернию. Напишите Дмитрию Ивановичу, что я прошу его помочь нам. Пусть как можно быстрее пришлет на границу казаков 1-го пластунского полка, иначе есть угроза, что мы не сможем удержать её под своим контролем. Содержание их за счет округа. Август Георгиевич прошу лично проследить, чтобы сразу по прибытию люди были обеспечены питанием и всем остальным согласно армейским нормам.
 - Простите, Николай Николаевич, но полка пластунов не хватит, чтобы полностью закрыть границу от набегов курдов. Для этого и дивизии не хватит – убежденно произнес Орешников.
 - Ну, это как смотреть, – с нажимом произнес Юденич. - Если организовывать опорную оборону по всему периметру участка границы, то конечно не хватит. А вот для прикрытия основных направлений возможного вторжения – вполне достаточно. Здесь главное правильное расположение заслонов и наличие постоянной связи между границей и пластунами.
 - И штабом – дополнил маршала Маркевич.
 - И со штабом конечно, но ситуация может сложиться так, что время для принятия решения не будет и пластунам придется принимать решение самостоятельно.
 - Не слишком ли много воли вы намерены дать этим пластунам, Николай Николаевич? Ведь в некотором смысле – это отход от Устава – заикнулся Маркевич.
 - Я так не считаю, Август Георгиевич, - Юденич решительно мотнул головой. - Пластуны Закавказского казачества прекрасные солдаты. Они не только хорошо знают свое дело, но и привычны к войне в местных условиях. Уверен, что с их помощью мы сможем эффективно противостоять набегам с той стороны и со временем полностью их прекратить.
 - Прошу простить, но мне в это вериться с трудом – не согласился с Юденичем начальник штаба.
 - Вы тоже такого мнения? – обратился маршал к Орешникову.
 - Честно, говоря, да – осторожно признался пограничник.
 - Почему? От того, что такого ранее в вашей практике никогда не было или вас тревожит численность своих сил?
 - Скорее всего, второе. Сила ударов противника с каждым разом возрастает и боюсь, что даже с пластунами мы не сможем остановить набеги противника.
 - Галани не так страшен, как его малюют. Пока ему сопутствует успех, люди будут идти за ним, но стоит нам его хорошо потрепать раз, другой положение резко измениться. Число желающих совершать набег уменьшиться.
 - Вы не учитываете мобилизационные возможности Британского банка, чьи подвалы полны золота со всего мира. Мы не сможем помешать англичанам, проводить набор новых рекрутов среди курдских племен.
 - Противостоять Британскому банку мы действительно не можем, но в наших возможностях попытаться разорить его. Сделать так, что набор новых рекрутов стал слишком дорогим удовольствием для Лондона.
 - Насколько я знаю англичан, то вцепившись подобно бульдогу в горло своей жертвы, они будут биться самого конца. Такова их островная суть и наша попытка разорить Британский банк может затянуться надолго.
 - Мы видимо, говорим о разных англичанах. Те, с которыми меня свела судьба, были поголовно прижимистыми людьми, считавшими каждый фартинг, трата которого было для них малой трагедией. Они готовы тратить деньги в больших количествах только в двух случаях. Когда дело обещает большие дивиденды или уже начало их приносить, или когда под угрозу поставлена сохранность целостности их империи. Курдистан – это пробный шар, призванный проверить крепость наших позиций в Передней Азии. Если мы не сможем навести порядок здесь на границе, то следующий очаг напряженности возникнет в нашем секторе в Палестине. Можно не сомневаться, что Лондон постарается доказать всему мировому сообществу несостоятельность наших прав на владение мандатом на сектор Яффы и святыми местами в Вифлееме, Иерусалиме и Самарии. И вот чтобы этого не случилось, мы должны сорвать планы противника на начальной стадии.
  При упоминании о Палестине Маркевич погрустнел. Несмотря на ранее принятое Лигой наций решение о возвращении евреев в Палестину, британские власти откровенно его  саботировали. Под различными надуманными предлогами они закрыли побережье в районе Газы, уговорили французов из-за неспокойной обстановки в Ливане закрыть Хайфу, и весь поток еврейских переселенцев устремился через русский сектор Яффы.
  Российское правительство оказывало еврейским семьям всестороннюю помощь для обустройства на земле их предков, что вызывало негативную реакцию со стороны арабского населения. Несколько раз в местах еврейских поселений возникали стычки, которые только благодаря вмешательству русской военной полиции не переросли в масштабные столкновения. Зажженный британцами фитиль медленно, но верно тлел, грозя России оглушительным взрывом.      
 - В таком случае мы просто обязаны просить Деникина увеличить численность наших войск в Курдистане, Николай Николаевич. Одними пластунами мы не обойдемся – заявил Маркевич и, предвидя несогласие генерал-губернатора, поспешил аргументировать свое мнение.
 - Я нисколько не сомневаюсь в их боевых качествах, однако их может элементарно не хватить для защиты границы. Учитывая высокую степень ставок в этом деле, нельзя исключить возможность участия в этом конфликте сирийских курдов с благословления французов. На их месте я бы так и поступил, в отместку за те неприятности, что им доставил в Африке Махно.
 - За все время конфликта со стороны сирийских курдов не было зафиксировано ни одного вооруженного прорыва границы - подал голос Орешников.
 - Это ни о чем не говорит! Французы явно выжидают, когда мы полностью оголим участок границы между Камышлы и Эдессой, чтобы в решающий момент ударить нам в спину. Верховный комиссар Сирии генерал Анри Гуро большой мастер для подобных дел.
 - В отношении Гуро ничего сказать не могу, а относительно совместных действий британцев и французов в корне с вами не согласен, Август Георгиевич. К нынешнему моменту между Парижем и Лондоном имеются слишком много разногласий, которые делают подобное развитие событий маловероятными.
 - Желание навредить России заставит их стать временными союзниками. Так было, есть и будет всегда.
 - Тогда почему англичане в прошлом году не помогли французам разгромить Махно? Нежелание усиления конкурента в африканских делах? Поэтому они ограничились рейдом канонерок и не послали сухопутные войска, как того просил суданский губернатор?
 - Нельзя сравнивать эти события между собой. Там, одна из далеких заморских колоний, тут близкая подмандатная территория, обладание которой весьма важно как для Парижа, так и для Лондона. Право, Курдистан стоит мессы.
 - Может и стоит, но чего ради французы будут помогать англичанам в его захвате? Вспомните так называемое «золотое правило» соперничества больших государств за обладание малым государством. Когда одно большое государство хочет захватить маленькое государство, у того нет шансов противостоять его намерениям. Однако когда на малое государство одномоментно претендует ещё одно большое государство, малое государство спасено, ибо соперники из всех сил будут вредить друг другу. Случай с Курдистаном как раз такой случай.
 - Мне всегда не по себе, когда военные начинают разговаривать между собой языком дипломатов. Это, как правило, ни к чему хорошему не приводит – покачал головой Маркевич.
 - Дипломатия и стратегия во многом сходны друг с другом. Впрочем, если вам так удобнее, давайте перейдем к привычным для нас терминам и понятиям, - Юденич повернулся к пограничнику. - Господин Орешников, прикажите своей закордонной агентуре, самым тщательным образом проверить ведется ли генералом Гуро подстрекательская работа среди курдских племен в Сирии или нет. Одновременно с этим, в самое ближайшее время необходимо начать работу с курдскими вождями по ту сторону границы с Ираком. Нужно убедить их не оказывать поддержку Галани воинами, так как его рейды через границу сопряжены с большим риском и опасностью.
 - Сейчас, когда Галани на коне – это будет трудной задачей.
 - А вот здесь вы, Владимир Васильевич, неправы и очень сильно, - Юденич решительно боднул головой воздух. - Вы в корне неправильно оцениваете результат последнего боя на границе. Согласно вашему рапорту победителем в ней вышли бандиты Галани, а по сути, они крепко получили по морде. От полного уничтожения их спас одномоментный выход двух пулеметов. Халатность не спорю, но не случись она и неизвестно какие потери были бы у курдов.
 - Понимаю, знаменитая теория стакана, который наполовину пуст или наполовину  наполнен в зависимости от точки зрения рассказчика. К сожалению, все наши закордонные информаторы сообщают, что в подавляющем большинстве вожди курдов считают его наполовину пустым.
 - Не волнуйтесь. Пластуны Дмитрия Ивановича помогут его наполнить – уверенно заявил Юденич, и казаки не подвели надежд генерал-губернатора.
  Уже в первые сутки, после получения телеграммы от Юденича, началась переброска соединений Закавказских пластунов в Курдистан. Появление казаков на границе с Ираком осталось незамеченным для посланцев Джона Буля. Слишком быстро действовали казаки и откровенно небрежно сработали британские приграничные информаторы, не знавшие, какой опасный противник пожаловал.
  В тот день, когда авангард пластунов появился в приграничных районах, ничего не подозревавший Галани, отправил в рейд сразу два отряда общей численностью в сто девяносто человек. Это было примерно четвертью тех сил, что располагал вождь курдов на тот момент.
  Бросив на прорыв границы сразу два отряда, Галани тем самым хотел показать всем колеблющимся вождям и их воинам свою силу, а также продемонстрировать беспомощность русских пограничных отрядов.
  Прорыв границы прошел без единого выстрела и заминки. Никто не посмел встать на пути отряда, чьи войны грозно размахивали обнаженными саблями и стреляли из винтовок почем зря. Только две красные ракеты взмыли в воздух сначала слева, а затем справа от скачущих всадников.
  Получив тревожный сигнал, командиры застав передали по телефону сообщение о прорыве в Диярбекир, где в этот момент находился Юденич. Верный своему принципу не сидеть долго в штабе, прославленный полководец хотел находиться на переднем крае событий.
  Ранее при прорыве границы вся пограничная застава бросалась в погоню за «шайтанами», но теперь тактика поменялась. Следуя приказу генерал-губернатора, они должны были закрыть пути отхода бандитам, бороться с головорезами курбаши Галана предстояло другим.   
  Главной задачей этого рейда было селение Айгерим, глава которого получил от Галани последнее предупреждение, но оказался глух к голосу благоразумия. Сто двадцать всадников должны были покарать безумца и всех его сторонников, но когда они приблизились к селению, наткнулись на два взвода казаков под командованием сотника Думенко. Соединившись с местными курдами, получив сигнал тревоги ракетами, они заняли оборону под малиновым знаменем.
  Шестьдесят три пластуна вместе с двумя десяткам курдских стрелков плохо смотрелись против вдвое превосходившего их противника. После первых выстрелов из селения по всадникам головной заставы, отряд бека Мухакима быстро перестроился в боевой порядок и, развернувшись лавой, устремились в атаку.
  Основные силы своего отряда, бек сосредоточил на флангах. Они должны с двух сторон атаковать непокорный Айгерим, благо село находилось на открытом пространстве. Маневр был старым, но беспроигрышным. Попав под двойной удар с флангов, защитники Айгерима не имели возможности переброски сил для отражения атаки всадников Мухакима.
  Оружейный огонь, прикрывавших фланги пластунов и их союзников не мог остановить конную лаву, уверенно мчавшуюся к обреченному на уничтожение селу. Несколько всадников упали сраженные меткими выстрелами казаков, но остальные продолжали скакать вперед, яростно потрясая обнаженными на солнце клинками сабель.
  Казалось, что судьба Айгерима предрешена и к ночи от него останутся дымящиеся развалины, но тут в дело вмешались казачьи пулеметы. Согласно штатному расписанию они имелись в каждом взводе и в отличие от пулеметов пограничников, нужный момент они были в полном порядке.
  Сначала в бой вступил один из «Максимов», затем к нему присоединился другой пулемет, и атака противника встала. Длинные смертоносные очереди, прочертили черту, которую не смогли преодолеть всадники бека Мухакима. Наткнувшись на неё, сраженные или раненые они падали, вместе со своими конями, сея страх и ужас среди тех, кто шел за ними или скакал по бокам от них.
  Столкнувшись, нос к носу со свистящей смертью, увидев агонию умирающих, услышав крики раненых, многие курды стали поворачивать своих коней, самым мешая тем, кто продолжал скакать на врага. Возникала неразбериха, кутерьма, каждая секунда, каждая минута которой была на руку защитникам Айгерима.
  Возможно, паузы вызванные сменами лент в пулеметах помогли бы курдам навести порядок в своих рядах и, преодолев последние десятки метров ворваться на окраину села, зарубив, затоптав пулеметный расчет и его жидкое прикрытие. Шанс на это у курдов был, но порядок смог побить массу. Едва только стало ясно направление главных ударов противника, пластуны, находившиеся в центре обороны, не дожидаясь приказа сверху, сами приняли решение. Оставив минимальный заслон, они перебежками устремились на помощь к пулеметчикам.
  Именно их дружные частые залпы не позволили курдам совершить бросок на умолкшие пулеметы. Так и продержали они гарцующих всадников на одном месте, а когда те все же бросились в атаку, по ним ударили ожившие пулеметы.
  Двадцать четыре человека было убито и ранено у курдов на одном фланге, тридцать один на другом и этих потерь оказалось достаточно, чтобы охладить наступательный пыл бека Мухакима. Лишившись почти половины своего войска, он вынужден был отойти от села.
  Удары плети бека летели направо и налево, вперемешку с проклятиями на головы нерадивых трусов и неизвестных защитников Айгерима. Однако как бы, не был бы разгневан Мухаким, его природная осторожность взяла вверх над взбудораженными чувствами. Седьмое чувство настойчиво толкало его к границе и, презрев гнев Галани за провал набега, бек приказал повернуть головы коней обратно.
  Задержись Мухаким под Айгеримом на час-другой и неизвестно чем бы закончился этот рейд. Сколько бы человек из него вернулось бы, так как на границе их ждали пограничные заслоны с пулеметами.
  Выполняя приказ Юденича они перекрыли наиболее вероятные пути отхода нарушителей. Сделано это было грамотно, и только отсутствие у пограничников опыта в проведении подобных операций позволило курдам уйти от возмездия.
  Как не пытался капитан Коротков связать боем отряд Мухакима, тот сумел обойти его заслон, лишившись ещё двенадцать человек. Когда отряд старшего лейтенанта Артюхова подошел к месту прорыва, чтобы замкнуть клещи окружения, он застал лишь одни неостывшие трупы бандитов.
  С тяжелым сердцем выслушивали пограничники Артюхова упреки своих товарищей в нерасторопности, хотя никакой их вины в этом не было. Слишком долго для такого скоротечного боя шло известие о месте прорыва отряда нарушителей. Когда Юденичу доложили об итогах спецоперации, он объявил в приказе Артюхову и его бойцам благодарность за умелые действия в условиях плохой связи.   
  Не менее драматична была судьба второго отряда, который действовал самостоятельно, имея задачу отвлечь внимание русских от действий Мухакима. Командовал им Бердибек, что прославился среди курдов своей жестокостью к врагам и тем, кого заподозрил в предательстве. Достаточно было лишь одного подозрения, чтобы рыжебородый курд одним ударом сабли сносил голову человеку.   
  Ведомый им отряд столкнулся в небольшой лощине с взводом пластунов под командованием хорунжия Котова. Едва завидев неизвестных всадников, Бердибек не раздумывая, атаковал их почти тройное численное превосходство. Курбаши нисколько не сомневался, что победа будет за ним, но судьба сулила ему иное. Вместо того чтобы попытаться спастись бегством от клинков его джигитов, те спешились и заняли оборону на небольшом взгорке.
  Подобное поведение пластунов вызвало смех у Бердибека: - Смотрите, Аллах помутил их разум и нам не придется гоняться за ними – воскликнул курбаши и первым тронул своего коня в бой.
  Все предвещало успех в бое курбаши. Единственным минусом было то, что курды должны были атаковать противника в лоб. Из-за особенности рельефа обход с фланга позиции пластунов был исключен, но это обстоятельство ничуть не смущало Бердибека. Численное превосходство и висевший на его груди талисман, что по утверждению курбаши защищал от вражеских пуль, отбрасывало прочь всякие сомнения и черные мысли.
  Даже когда по мчавшимся всадникам ударили залпы и несколько человек рухнули на каменистую землю, это только раззадорило Бердибека. Грозно вскинув руку с клинком он устремился вперед, пришпорив и без того мчавшегося из всех сил коня. Подобно легендарному батыру, курбаши неудержимо летел на пластунов, выбрав среди них цель для своего коронного удара.
  Пули действительно не брали Бердибека. Все они пролетали мимо курбаши и его коня, сражая и раня кого угодно, но только не его. Летели мимо, когда пластуны стреляли залпами, не задевали когда перешли на стрельбу россыпью.
  Один из раскаленных кусочков свинца сразил правую руку курбаши Дамура, что всегда был рядом с ним. Его гибель Бердибек увидел краем глаза, вперив налитый кровью взгляд в головы залегших за пригорком врагов.
  До них осталось чуть больше десяти метров. Быстрый как ветер Тау проскакал бы их за считанные секунды и, набрав в грудь больше воздуха, готовясь крикнуть имя всевышнего, Бердибек занес руку для сокрушающего удара
  Увлеченный скорой расправой над врагом курбаши просмотрел момент, когда из маленького черного комочка вдруг вырос клуб яркого огня. Пули действительно не брали рыжебородого курда, но вот уберечь его от разрыва гранаты талисман не смог. Взрыв гранаты в мгновения ока опрокинул курбаши с его конем на землю и разом обессилившие пальцы выпустили стальной клинок.
  У каждого из пластунов было по две гранаты, и все они улетели в сторону врагов, стремящихся уничтожить казаков Котова. Забросав противника гранатами, они принялись лихорадочно стрелять в метавшуюся перед взгорком толпу конных, стремясь обратить их в бегство. Задача была крайне трудной. До позиции пластунов было рукой подать и наведи бандиты в своих рядах порядок, они бы просто напросто смели их и тут в дело вступил пулеметчик.      
  Сколько раз после боя вспоминали пластуны добрым словом своего атамана Черния, что своим приказом придал каждому взводу одного пулеметчика, трудно было сосчитать. Плохенький «Томпсон», стал той козырной картой, что перебил все ставки бандитов в этом бою.
  Потом, многие казаки называли Котова отчаянным командиром, что ввел в бой пулемет в самый последний момент, когда каждая пуля, выпущенная из его тупорылого ствола била точно в цель, однако в действительности все обстояло несколько иначе. Позднее вступление в бой пулемета было обусловлено, что в самом начале боя пулеметчик упустил свою вьючную лошадь. Пока он её ловил, пока трясущимися от напряжения руками доставал ручник, ставил его на землю и готовил к бою, бандиты смогли доскакать до самого пригорка с пластунами.   
  Длинные пулеметные очереди буквально выкосили передние ряды бандитов. Словно снопы падали они под огнем «Томпсона» вместе со своими конями. Гибель Бердибека и его нукеров, появление у врага пулемета в мгновения ока сбили с курдов их воинственный настрой. Потеряв от огня пластунов убитыми и ранеными больше половины отряда, бандиты обратились в повальное бегство.
  Тела погибших курдов были сосчитаны и сфотографированы со всей амуницией, как вещественное доказательство вторжения с сопредельной территории для российского представителя в Лиге наций. Проявляя великодушие к павшим, Юденич приказал отдать тела погибших курдов их родственникам без всякого выкупа, что было привычным делом для этих мест. Пластуны Дмитрия Ивановича хорошо наполнили полупустой стакан, не оставляя никаких лазеек для дискуссий.   





                Документы того времени.




                Из речи секретаря Центрального комитета «Патриотов России» Жданова А.А. на открытии Российского дома паломников в Вифлееме 4 июня 1926 года.


                Россия никогда не забывала о своих христианских корнях, что берут свое начало в святых местах Палестины. Сотни лет наши паломники направлялись в Иерусалим, Вифлеем, Самарию и берега Иордана, чтобы посетить те места, где родился, проповедовал, принял смерть и воскрес Иисус Христос, откуда святые апостолы разнесли по всему свету его праведное учение. Соблюдая преемственность, нынешнее правительство России оказывает всестороннюю помощь паломникам посещающим Святую Землю. Кроме открытия прямого пароходного сообщения Одесса – Яффа для желающих посетить Палестину, отремонтированы старые и построены новые дома для паломников в Яффе, Иерусалиме и теперь в Вифлееме. Ударными темпами строиться железнодорожная ветка, что должна на следующий год прочно связать раз и навсегда побережье Яффы и священный для русской души и сердца Иерусалим. На берегу Иордана построен специальные купальный комплекс, в котором паломники проходят обряд крещения. Российский Верховный комиссар Палестины имеет прочную и постоянную связь с русскими монастырями во всех святых местах и неустанно защищает их права и интересы во всех трех зонах подмандатной территории.
От лица президента Сталина и российского правительства ответственно заявляю, что паломничество в Палестину было и остается важным для нас вопросом и будет сделано все, чтобы численность паломников с каждым годом не только увеличивалась, но и весь путь от границ России до святых мест был удобен для людей.   
                Глава VI. Малые и большие приемы в Кремле.





                Приезд в гости правителя любой страны всегда вызывает массу хлопот и держит в напряжении. Необходимо соблюсти марку принимающей стороны и не ударить перед гостем лицом в грязь, пусть он глава всего лишь маленькой банановой Коста-Рики или экзотического Уругвая. Статус великой державы обязывал.
  Градус хлопот и ответственности  становился выше, когда страну посещал правитель далекой и малозначимой в Большой политике Абиссинии или Сиама, но с которым у России были дружеские отношения. Независимые государства, существующие в сплошном окружении английских и французских колоний, были весьма ценны для государственных интересов Москвы.
  Когда же в Россию прибывали главы из ближайшего географического окружения республики, степень хлопот удваивались и утраивались. Особенно, когда гости были европейскими соседями.
  Со времен Ивана Грозного, главным фактором внешней политики России был европейский. Сначала заигрывали с австрийцами, потом с англичанами, шведами, голландцами, французами, затем вновь с австрийцами, пруссаками, американцами. Заключительный аккорд внешней политики был союз с французами и англичанами, завершившийся большим разделом наследия Тройственного союза. По его итогам Россия потеряла Польшу, но удержала Финляндию и получила Проливы с турецкой Арменией.
  По мнению Парижа и Лондона, русскому медведю досталось слишком много, хотя согласия на все эти территориальные приращения, правители Франции и Англии неоднократно клятвенного гарантировали императору Николаю II, премьеру Керенскому и Верховному правителю России Корнилову.
  Москва искренне считала, что за русскую кровь, пролитую ради спасения Франции и Британии, следовало бы ещё доплатить. Если не казначейскими билетами банков Лондона и Парижа, то хотя бы увеличением доли трофейного немецкого золота или процентом контрибуций.
  Одним словом дележ добычи полностью рассорил бывших союзников между собой. Британия, следуя принципам своей островной политики, стала усиленно интриговать против Франции, ставшей, по мнению англичан, сильнейшей державой на европейском континенте. Не забывая при этом навредить русским интересам, где только было возможно.
  Париж в свою очередь поддержал предложение Соединенных Штатов о сокращении военно-морского флота, главной ударной силы Англии, чем поразил своего старого недруга в самое сердце. Одновременно с эти, галльский петух не забыл про русского медведя. Вдоль его западных границ был создан кордон из антироссийских сателлитов. В него вошли Польша, Румыния, Венгрия и с недавних пор Болгария.
  Если с первыми тремя странами было все ясно, поляки бредили возрождением великой Польши от моря до моря, венгры страдали фантомными болями двуединой империи, а румыны считали Яссы незаконно аннексированной территорией, то с «братушками» дело обстояло иначе.
  Сразу после окончания войны, главой правительства Болгарии стал генерал – фельдмаршал Радко-Дмитриев. Ярый сторонник России, все время пребывания у власти он твердо шел в ногу с политикой Москвы. Генерал был очень популярен в народе, но люди очень быстро забывают сделанные для них хорошие дела. Когда в стране наступил в результате неудачных экономических действий правительства, наступил небольшой кризис, на Радко-Дмитриева обрушился шквал недовольства. Этим воспользовались враги фельдмаршала, и на французские деньги против него был составлен заговор.
  За день, до того как президент должен был подписать с договор со специальным посланником из Москвы о предоставлении Болгарии финансового займа на два миллиона долларов, Радко-Дмитриев был убит террористом Бойко Бичевым.
  Пользуясь тем, что президент имел чисто символическую охрану, он смог бросить в него гранату, когда Радко-Дмитриев садился в автомобиль. В завязавшейся с конвоем перестрелке террорист был убит, что было на руку заговорщика.
  Уже через два часа после гибели фельдмаршала, председатель парламента Александр Цанкова объявил, что временно берет на себя функции президента, до проведения выборов. Это был тонкий, хорошо продуманный ход, основанный на том, что у Радко-Дмитриева не было официального приемника. Действия Цанкова подержал министр внутренних дел Васил Борисов и начальник тайной полиции Стефан Николов. Оба были убежденными прозападниками и тайными сторонниками возрождения царской власти в Болгарии.
  Многие военные не были согласны с действиями Александра Цанкова, но разобщенность и быстрые действия заговорщиков сделали свое дело. Военные яростно дискуссировали в своих кабинетах, но выступать против исполняющего обязанности президента не решились.
  Ставший во главе Болгарии Цанков, репутацию откровенного реваншиста и считал Российскую Республику главным виновником утраты Болгарией выхода к Эгейскому морю. В течение недели все болгаро-российские соглашения были либо отменены, либо заморожены, а на границе с Греции в районе Салоник забряцало оружие.
  Некогда великая Эллада переживала не легкий период своей истории. После поражения от турок и массового изгнания греческого населения из Ионии страна вошла в затяжной кризис. На фоне резкого ухудшения экономики в стране разразились массовые выступления трудящихся, в результате которого сначала один король сменил другого, а затем монархия и вовсе было ликвидирована. К власти пришел Александр Папанастасиу ставшим первым премьером Второй греческой республики.
  Изгнание короля Георга привело к ухудшению отношений с Францией, которая активно его поддерживала. Париж выразил резкое осуждение свержение монарха и пригрозил Афинам интервенцией в случае гибели его и членов королевского семейства.
  Не была в восторге от изменений в Греции и «владычица морей». С первых дней пребывания на посту премьера сделал несколько политических заявлений относительно Родоса и Кипра, после чего сразу попал в «черные списки» Форин-офис.
  Негативная реакция Лондона и Парижа, военные приготовления Софии заставили Папанастасиу искать поддержку у России. Именно туда, после непродолжительной консультации направил свои стопы греческий премьер. Экономика страны трещала по швам, и спасти её мог только крупный заем, что позволил бы греческой драхме удержаться наплаву.
  Деньги всегда давались заемщику подо что-то конкретное или за что-то важное. Разоренная войной Греция ничего не могла дать Москве кроме маслин, цитрусовых и морской рыбы, которой у неё самой имелось в избытке в Черном и Мраморном море. Единственное, что представляло для Москвы серьезную ценность в разоренной Элладе – это согласие Афин стать балканским союзником России. Подобный ход мог в определенной мере компенсировать утрату русского влияния в Румынии, Болгарии, Албании, а также удержать  королевскую Югославию от сползания в объятия Запада.
  На первоначальных переговорах греческий посол Заруфакис пытался разжалобить российского президента рассказами о бедственном положении братской православной страны, но Сталин был глух к его словам. Измена Болгарии, антирусская позиция Румынии и двоякая позиция Белграда, ставшего важным игроком на Балканах только благодаря помощи России, лишила Сталина каких-либо иллюзий относительно славянского братства.
 - Им хоть золото в уши налей, все равно мало будет и в любой момент продадут англичанам или французам – с обидой бросил Сталин Молотову при обсуждении балканских дел на заседании Государственного совета. Вячеслав Михайлович был активным сторонником идеи панславянизма и полгал, что отход болгар от союза с Россией – временное явление.   
  По этой причине российский президент занял исключительно прагматическую позицию. Москва была готова предоставить Афинам крупный денежный заем, но только если греки проявят лояльность к интересам России в балканском регионе. Объявляя свои условия Заруфакису, Сталин старался соблюсти рамки дипломатического приличия. Не желая без надобности унижать греческого просителя, он вспомнил басню про лису, дававшую просителю в долг деньги в обмен за услугу.
 - И какую лояльность хочет получить российская республика от бедных греков!? – с удивлением воскликнул Заруфакис. - Согласие на низложение Константинопольского патриарха на поместном соборе?
  В этот момент отношения между Москвой и сидельцем на Фанаре переживали не самый лучший период. Остро нуждающийся в деньгах, в угоду Англии и Франции вселенский патриарх своим указом переподчинил себе все приходы в Польше подчиняющиеся Московскому патриархату. Эти действия нашли горячий отклик со стороны польского правительства, которое начало пачками высылать из страны православных священников не согласных с решением патриарха Никифора.
  Вопрос церковного раскола был важной картой в колоде Заруфакиса, но Сталин не пошел на подобный размен. Любезно напоминая гостю, что в его стране церковь была отделена от государства, он назидательно произнес: - Мы, конечно, серьезно обеспокоены разногласиями, возникшими в православном мире. Согласие духовных вождей есть огромное благо для паствы, однако мы твердо придерживаемся положения, что Богу – богово, а кесарю – кесарево.   
 - Тогда наверно Россия хочет иметь постоянную поддержку со стороны Греции в Лиге наций? - закинул новую наживку Заруфакис, но и она осталась без внимания со стороны властителя Кремля.
 - О какой постоянной поддержке в нашей стремительно меняющейся жизни может идти речь? Никто не знает, как долго пробудет у власти господин Папанастасиу, и согласиться ли, поддерживать Россию в Лиге наций его приемник? Вы полностью уверены в этом? Лично я не совсем - Сталин внимательно посмотрел на собеседника ожидая услышать его убедительные контраргументы, но тот так и не сумел их найти. Изобразив на лице бурное раздумье, он попытался подойти к решению проблемы с другой стороны.   
 - Может, будет правильнее, прежде чем что-то требовать у маленькой и разоренной страны, ей сначала следует чем-то помочь? Тогда потом с неё будет легче и проще спрашивать – в словах посла был свой резон, но у Сталина был свой взгляд.
 - Россия и так много сделала и делает для Греции, господин Заруфакис. Только благодаря нашей доброй воле ваша страна получила Адрианополь, на который по своему исконному праву претендовали болгары. Только благодаря русским войскам жители Смирны были спасены от поголовного уничтожения турецкими солдатами, а Греция от сотен тысяч беженцев. Именно благодаря усилиям России, Смирна и прилегающие к ней территории объявлены подмандатной территорией находящейся под управлением Лиги наций. Именно наша страна первой оказала гуманитарную помощь беженцам грекам укрывшихся в нашей зоне ответственности и сделала все, чтобы этому примеру последовали другие члены Лиги наций. Мы взяли под защиту греческих беженцев в районе Дарданелл и дали им временный приют в Галлиполи. Спасли десятки тысяч ваших соплеменников от голода, холода и физического уничтожения со стороны турок – перечислял Сталин, демонстративно загибая пальцы на левой руке.
 - Разве всего этого мало? Нет, конечно. А что сделала ваша страна в ответ на эти многочисленные благодеяния? Пошла на союз с Англией и Францией, поверив их обещаниям вернуть под свою власть Родос с прилегающими островами, Кипр, а теперь, когда выяснилось, что её обманули, вспомнила о России?
 - Признательность моего народа к России безмерна, господин президент! – воскликнул Заруфакис, пропустив мимо ушей язвительный укор слов своего собеседника. - Трудно выразить словами то, что моя страна испытывает в адрес северного православного собрата, так много бескорыстно сделавшего для неё, с момента провозглашения независимости от турецкого султана. Что касается союза с Англией и Францией, то это было личным решением короля Георга, которого греческий народ заставил отречься от престола. Поэтому, мы просим вас не судить строго всю страну за действия одного человека.               
 - Хорошо, народ за короля не ответчик, - согласился Сталин. - Мы готовы начать отношения с Греческой Республикой, что называется с чистого листа, однако это, к сожалению, не отменяете государственные интересы. Какие бы высокие чувства не испытывают жители наших стран друг к другу, этот фактор постоянно будет превалировать над ними.
 - Вы абсолютно правы, господин президент и я вынужден признать, что по большому счету нам нечего вам предложить - со вздохом констатировал Заруфакис. Посол ожидал, что Сталин примется разубеждать его, но тот, однако не стал этого делать. Словно позабыв о разговоре, от которого во многом зависела дальнейшая судьба Эллады, он достал трубку и стал сосредоточенно набивать её табаком из специального ящичка.   
  Проклиная все на свете, грек с замиранием сердца смотрел, как взяв щепотку табака, Сталин медленно и неторопливо уминал его в чашке трубки. Когда же этот процесс был закончен, он зажег спичку и сквозь пламя огня с прищуром глянул на притихшего в кресле Заруфакиса.
  Во взгляде русского президента не было ничего адского и ужасного, но смотрел он так пристально, с такой пронзительностью, что просителю из Эллады стало очень неуютно. Заруфакису показалось, что собеседник видит насквозь все его попытки получить деньги под одни только обещания и в глубине души смеется над ним.
  Скорее всего, это был хитрый прием призванный сломить волю переговорщика, сковать его инициативу и навязать ему свои требования. Подобная тактика основоположный камень в отношениях дипломатов, но в разных интерпретациях и очень часто достигал цели. Заруфакис не был исключением, тем более что послом он стал не благодаря успехам в дипломатии, а банальной протекции.   
 - Так моя страна может рассчитывать на финансовую помощь со стороны России? Каков будет ваш ответ господин президент? – учтиво спросил грек, терпеливо дождавшись, когда хозяин кабинета раскурит трубку. При этом он из всех сил старался не подпустить в голосе предательскую дрожь. В письменной инструкции, полученной накануне от премьера Папанастасиу, были требования любой ценой добиться от Сталина согласия на выделение для Афин денег.
 «Можете обещать ему все, что он захочет. Хоть Луну с неба, только бы согласился дать нам заем в два миллиона долларов. Пусть не все сразу, пусть частями, но чтобы об этом было официально объявлено и первичный транш, составлял 250 тысяч долларов» – писал Папанастасиу и Заруфакис был готов их исполнить, но президент России не собирался оказывать помощь взамен на ничем не подкрепленные обязательства.
  За время общения с Заруфакисом он быстро понял, что греческая сторона не готова к заключению полномасштабного союзнического договора с Россией. Слишком сильно было влияние Запада и в первую очередь англичан в этой стране. Даже после свержения монарха, находясь в бедственном экономическом положении, греческая политическая элита не была готова признать Москву своим старшим братом.
  Полностью переломить ситуацию могло только появление в Элладе под тем или иным предлогом русских войск или возникновение пролетарской революции, жестокой и беспощадной. Сам Сталин с легкостью был готов принять любой из этих вариантов, но судьба не торопилась предоставить ему полный карт-бланш.
  На данный момент в его руках был рычаг экономического воздействия. Не столь мощный и могучий, чтобы с его помощью можно было диктовать грекам любые условия, но довольно весомый, чтобы можно было получить ощутимую выгоду от этих переговоров.
 Зная от Дзержинского содержание письма Папанастасиу послу, Сталин решил действовать наверняка, имея два заготовленных варианта. Согласно первому, Греция заключала с Россией на пять лет военно-политический союз с правом пролонгации ещё на три года. По второму варианту, греки соглашались на размещение российских военно-морских баз на своей территории сроком на двадцать пять лет с последующим продлением ещё на такой же срок.
  Вариант военно-политического союза больше устраивал Сталина, но в конечном итоге во главу угла встал второй вариант.
 - Вы просите о беспроцентном займе в два миллиона долларов на три года. Это очень большие деньги. Вынимая их из своего кармана, Россия очень рискует навсегда потерять их, так как нет никакой гарантии, что ваше правительство сможет преодолеть свой экономический кризис, и не станет просить об отсрочке или о предоставлении нового. Согласитесь, подобное сегодня случается сплошь и рядом.
  Услышав столь открытое неверие к способностям греческих экономистов, Заруфакис вскинул голову и со всем пылом собрался защитить их честное имя, но Сталин движением руки удержал его.
 - Дай бог, чтобы ваша страна справилась с кризисом и в назначенный срок была готова погасить свой долг. Я, только за это, но может случиться так, что эти два миллиона долларов будут очень нужны Греческой республике и её народу. Ведь так?
 - Все может быть - уклончиво ответил Заруфакис, не понимая, куда клонит усатый собеседник.      
 - Правительство России готово дать Греческой республике два миллиона долларов, но не как заем, а в качестве пятилетней арендной платы за право базирования российских военных кораблей в гаванях островов Касос и Корфу. Это не только избавит ваше правительство от необходимости выплачивать долг, но и создаст стабильный доход валюты без каких-либо финансовых затрат. Мы намерены арендовать ваши гавани на двадцать пять лет, что принесет Греции общий доход в десять миллионов долларов.
  Предлагая деньги в обмен на гавани, Сталин бил, что называется в десятку. Остров Корфу был самым депрессивным районом Греции, а за остров Касос у Афин шла тяжба с Римом. Итальянское королевство было, не прочь присоединить этот остров к своим владениям в Средиземном море. Прямая политическая выгода от этого предложения была налицо, но Заруфакиса интересовало совсем другое.   
 - А нельзя ли получить половину названной вами суммы сразу? – от волнения у посла на щеках появились красные пятна.
 - Вначале, мы хотим услышать от вас да или нет и оценить, насколько серьезны намерения греческого правительства – отрезал Сталин и Заруфакис отбыл в посольство, готовить срочную телеграмму в Афины.
  Предложение российского президента вызвало сильное удивление у греческого премьера, столь неожиданным оно было. Целый день кабинет министров обсуждал сообщение Заруфакиса, требовавшего быстрого и ясного ответа. Не испытывай Греция такую острую нужду в деньгах, Сталин услышал бы дружное «нет», но в нынешней ситуации греки дали согласие. Предстояло обговорить ряд условий и ради этого, Папанастасиу отправился в Москву.      
  Желая подсластить горькую пилюлю для греческого премьера, Сталин приказал выказать дорогому гостю всяческое внимание и уважение. Во время прохода греческого крейсера с Папанастасиу на борту через Мраморное море, от Дарданелл до Босфора его сопровождал почетный эскорт из кораблей Черноморского флота.
  В Одессе премьера ждал специальный поезд присланный президентом, который без промедления доставил его в первопрестольную. Там, на Киевском вокзале Папанастасиу встречал президентский оркестр, почетный караул и исполняющий обязанности министра иностранных дел господин Чичерин. Обменявшись рукопожатиями и любезностями, высокие особы прошествовали к открытому лимузину, который в сопровождении четырех машин двинулся к Кремлю.
  По пути кортежа, вдоль улиц стояли толпы нарядных москвичей и гостей столице, и приветливо махала руками заморскому гостю. Глядя на них, Папанастасиу испытывал белую зависть, ничего подобного греки не могли себе позволить. Слишком скудны были запасы греческой казны и слишком злы были жители Афин, государственные пособия были урезаны до минимума и выплачивались не регулярно.
  Величие Кремлевского дворца, где состоялась торжественная встреча президента России и греческого премьера, окончательно добило Папанастасиу. Сусальное золото щедро украшало стены, двери, потолок Екатерининского зала Кремля, а на широких красных коврах присутствовало в виде боковой желтой вязи. Осторожно ступая по пышущему солнцем паркету, греческому премьеру неожиданно на ум пришло невеселое сравнение. Ранее посланцы диких северных племен, при посещении дворцов византийского императора немели от открывшегося им великолепия, не понимая, где они оказались – на небе или на земле. Теперь потомки басилевсов, немеют от той мощи и величия, которого достигли русские.
  От всего увиденного Папанастасиу был просто потрясен, но оно было не последним для него в этот день. После непродолжительной официальной части, премьер был приглашен в кабинет Сталина, который разительно отличался от парадных кремлевских залов. В нем не было мрамора, золота и хрусталя столь обильно присутствующего там. Единственным благородным украшением кабинета нового президента России были дубовые панели, закрывавшие большую часть стен, а также широкие кожаные кресла, в одно из которых любезный хозяин усадил дорогого гостя.   
  Беседа длилась чуть больше часа и все это время, Папанастасиу чувствовал себя не в своей тарелке. Русский президент радушно улыбался гостю, говорил много красивых и правильных слов, но едва Папанастасиу пытался говорить о деньгах, бросал на него колкий пытливый взгляд и смущенно замолкал. В глубине души он откровенно боялся своего собеседника и не находил в себе силы торговаться. Ему постоянно казалось, что его слова вызовут раздражение у Сталина и, спрятав улыбку, он скажет, что говорить им больше не о чем и укажет премьеру на дверь.         
  От этих действий ничего ужасного конечно не случиться. Греческая республика не исчезнет с политической карты мира, но обстановка внутри страны и правительства накалиться до невозможности. Деньги под баснословный процент придется занимать у французов или англосаксов, без какой-либо надежды на скорое погашение кредита. Так стоят ли два маленьких каменистых острова тех денег и возможностей, которых могут лишиться Афину, не сумев договориться с Россией?
  Поэтому представитель греческого народа на встрече с русским президентом больше соглашался, кивал головой и внимательно слушал все, что ему говорили. Единственное, что он смог получить дополнительно помимо прежних договоренностей между Сталиным и Заруфакисом – это одномоментную выплату греческой республике не двух, а трех миллионов долларов их всей общей арендной суммы.   
  Известие о подписании договора между Москвой и Афинами по поводу русских военно-морских баз на островах Корфу и Касос не вызвало сильного переполоха во Франции и Англии. Дипломаты обоих стран имели некоторые сведения относительно переговоров Сталина и Заруфакиса, но не предприняли никаких серьезных контрмер.
  Чтобы перебить игру Сталина нужно было, по крайней мере, вдвое увеличить сумму кредита предоставляемого Афинам Москвой. Банки Парижа и Лондона, конечно, могли достать из своих закромов нужную сумму, но все это нужно было согласовать и обосновать, а на это нужно было время.
  Кроме этого появление русских баз на греческих островах не наносило серьезных ударов по французским интересам в Средиземном море. Поэтому реакция Парижа на заключенный в Москве договор был в целом нейтрален. Если Сталину больше некуда тратить деньги как на создание временных морских баз, пусть тратит. Для французского флота, базировавшегося в Марселе и в портах Алжира, Сирии, Ливана и Палестины русские стоянки не представляют серьезной угрозы.   
  Новая военная инициатива Кремля была направлена в большей степени против британцев и в некотором смысле против итальянцев. Именно с Корфу и Касоса было удобно контролировать проход кораблей из Адриатического моря, и держать под прицелом подступы к Кипру. После утраты Мальты, он стал главной базой британского флота в Средиземном море.
  Появление у русских новой базы в восточной части Средиземноморья было неприятным сюрпризом для Лондона. Касос вместе с Александреттой и Яффой создавал своеобразный треугольник в противовес британскими базам на Кипре, побережье Газы и в Александрии. Не будь в этот момент массовых выступлений индусов в Бенгалии, британцы смогли бы попытаться противодействовать Сталину. Однако внимание Форин-офис было прочно приковано к событиям в Индии, где движение Национального конгресса под руководством Махатма Ганди набирал обороты.
  Доходы, получаемые английской короной из своих владений на полуострове Индостан, превышали поступления из Южной Африки, Канады и Австралии вместе взятых. Индия была главной кормилицей Британской империи, и борьба за неё было главной задачей Лондона.      
  События в Индии и быстрые решительные действия Сталина в определенной мере были залогом успеха в подписании российско-греческого договора. После его подписания Лондон разразился бурным негодованием по поводу коварства русских и бесхребетности греков, но дальше слов дело не пошло.
  Следуя своему принципу, разделяй и властвуй, англичане попытались запустить черную кошку между Римом и Москвой, но из этого ничего не получилось. После распада Австро-Венгрии необходимость нахождения больших сил в Венеции отпала. Главные силы итальянского флота перебазировались в Неаполь, Таренте и Сицилию и русская база на Корфу не представляла для Рима угрозы. Шероховатость в отношении по поводу Касоса снял крупный заказ на постройку миноносцев, которые Москва заказала итальянцам накануне визита Папанастасиу.
  Сталин был очень доволен результатом переговоров с греческим премьером. Заключение договора с Афинами была его первая победа на дипломатическом поприще, однако куда более для него был важен другой визит, последовавший через семь дней после приезда Папанастасиу.
  Этим человеком, чья важность и значимость в разы превосходила греческого премьера для Сталина, был Максим Горький.
  Русский самородок, чей литературный талант за считанные годы получил признание сначала в России, а затем во всем мире, согласился переехать из Италии в Россию. Бывший член РСДРП (б) с восторгом принял падение монархии и с большой осторожностью военный переворот генерала Корнилова.
  Не изменилось отношение Горького к российской власти и после окончания войны. В президенте Алексееве он в первую очередь видел военного, который слишком много уделял внимания вопросам внешней политики и слишком мало внутренним проблемам. Певец пролетарской революции, пламенный буревестник справедливо полагал, что для первого президента России он всего лишь знаменитый соотечественник. К чаяниям и советам которого как обустроить Россию и построить царство социальной справедливости на земле, он мало будет прислушиваться.      
  В лучшем случае его ждало воздаяние былым заслугам и успехам, почтенное содержание и толпы поклонников и поклонниц. Для любого писателя вернувшегося из эмиграции это было пределом мечтаний, но только не для Горького. Писатель провозгласивший «что Человек – это звучит гордо» был достоин большего и это большее был готов дать Сталин.
  Сразу после вступления в должность президента, он начал работу по возвращению Горького из Италии. Особняк в Москве, полное собрание сочинений и звание живого классика российской литературы – все было мелочью по сравнению с тем, что был готов положить Иосиф Виссарионович к ногам Алексея Максимовича. Властитель России сулил ему больше чем банальные материальные блага, он предлагал Горькому стать Демиургом. Принять участие в создании нового человека в социальной стране, которую он наметил построить.
 - Дорогой Алексей Максимович, - писал Сталин к сидельцу на Капри. - Задача, с которой предстоит нам столкнуться архи сложная и архи трудная, можно сказать невыполнимая. Человеку можно создать комфортные условия существования, но всем этим нельзя изменить его духовное содержание, сделать его лучше, выше и светлее. Все это человеку надо прививать и сделать это можно только двумя способами – при помощи литературного просвещения и наглядным примером. Благодаря счастливому Проведению мы имеем возможность провести социальные реформы мирным путем, без революционных потрясений. Литературное же просвещение нашего российского человека никто не сможет сделать лучше, чем вы.   
  Лесть всегда имеет возможность проникнуть в душу творческого человека, если этим инструментом правильно пользоваться. К тому же материальное благополучие буревестника революции подходило к концу и после приезда на Капри специального представителя Сталина, Горький дал свое согласие на переезд.
  В отличие от греческого премьера, весь его путь пролегал по земле. Вместе с сыном, невесткой, личным секретарем и несколькими огромными чемоданами с архивом, писатель сел на международный экспресс: Рим-Вена-Берлин.
  Стоит ли говорить, что проезд семейства Горького в мягком вагоне из Италии в Россию, был полностью оплачен российской стороной.
  В Берлине на Лертском вокзале писателя встречала русская диаспора специально собранная при помощи посла Александры Коллонтай. Сама ценительница литературы она с душой подошла к этому мероприятию. Были цветы, газетные репортеры и кинохроникеры, море радости и обожания. Восторженные почитатели писателя забросали своего кумира цветами, опустошив все прилегающие к вокзалу цветочные магазины и киоски.
  Встречающие Алексея Максимовича соотечественники полностью запрудили весь вокзальный перрон, чем привели в недоумение берлинцев. Непривыкшие к подобным проявлениям внимания одиночной персоне, они посчитали, что русские встречают своего наследного принца или главного фельдмаршала выигравшего последнюю войну.   
  Людей на Лертском вокзале было много, но по сравнению с той огромной толпой, что встречала великого писателя на Белорусском вокзале, они были несравнимы, как несравнимо озеро с морем или океаном. Казалось, что вся Москва пришла приветствовать своего любимца. Ажиотаж встречающих был столь высок, что вышедшего из вагона писателя люди не сговариваясь, подхватили на руки и стали качать. Несколько минут Горького восторженно качали, но этим не ограничились. Так и не опустив писателя на землю, люди пронесли его вместе с чемоданами от вокзала до самой квартиры его жены.
  Екатерина Пешкова проживала на главной улице Москвы бывшей Тверской, которая к этому моменту носила имя Максима Горького. Переименование произошло согласно решению Госсовета за неделю до появления в столице буревестника революции. Это позволило городским властям подготовиться к приезду Горького. Когда на следующий день он поехал в Кремль на торжественный прием, на каждом доме красовались новые белые таблички с его именем.
  Согласно первоначальному сценарию, предполагалось, что на приеме по поводу вручения писателю ордена Андрея Первозванного будут присутствовать только члены правительства, но Сталин личным приказом изменил привычную церемонию награждения.
 - Алексей Максимович публичный человек, так пусть его радость разделять многочисленные соратники по цеху – приказал президент и в Кремль пригласили литераторов. Мало кто рискнул отказаться от этого приглашения, уж поистине царские почести были оказаны вернувшемуся писателю.
  Многие из приглашенных в Кремлевский дворец литераторов откровенно кривили душой, поднимая хрустальные бокалы с шампанским, за здоровье Горького. Обычную людскую зависть никто не отменял, но все они прекрасно понимали, что с президентским любимцем нужно дружить. Ибо Сталин поднял его на такую недосягаемую высоту, которой не был удостоен ни один из живых писателей. Покойный Пушкин, объявленный Сталиным «солнцем России», к 90-летию к смерти которого готовилась вся страны, был не в счет.
  Столь неслыханную щедрость в отношении писателя, Иосиф Виссарионович объяснял своим соратникам на Госсовете очень просто.
 - Писатель Горький талантливый человек и при этом не лишен здорового тщеславия. Мы должны сделать все, чтобы привязать его себе несокрушимыми канатами. Только тогда мы будем полностью уверены в его преданность к нам, к нашей стране и общему делу, которое мы с вами затеваем.
   
   


 
               
                Документы того времени.
   




                Постановление правительства Российской республики, опубликованное в газете «Известие» от 14 июня 1926 года.


       Признавая огромный вклад сделанный Алексеем Максимовичем Горьким (Пешковым) в российскую и мировую литературу, правительство России постановило.
1. Учредить специальную ежегодно вручаемую государственную премию по литературе имени Максима Горького.
2. Присвоить Московскому Художественному театру имя Максима Горького вместе с присвоением статуса академического театра и именовать его в дальнейшем МХАТ именем Максима Горького.   
3. Присвоить имя Максима Горького одному из строящихся крейсеров Балтийского флота.
4. Переименовать город Нижний Новгород в город Горький. Переименовать Нижегородскую область в Горьковскую область.   
               

 
                Президент России Сталин И. В.               

 



 
                Из выступления председателя ОГПУ Дзержинского Ф.Э. на республиканском съезде работников ОГПУ 12 июня 1926 года.


                Уважаемые коллеги. Полгода прошло с момента опубликования президентом России декабрьских тезисов, направленных на создание в нашей стране общественного социального строя с равными правами и возможностями. Как и ожидалось, эти намерения президента пришлись не всем по нраву в нашей стране и в первую очередь банкирам, промышленникам, крупным землевладельцам и их приспешникам.
  Лишившись в результате национализации заводов и фабрик легкой и тяжелой промышленности, нефтяных приисков, права внешней торговли, они активно препятствуют выполнению президентской программы всеми доступными им средствами и способами. За шесть месяцев по стране нашими сотрудниками было возбуждено двадцать шесть дел по поводу саботажа чиновниками государственных проектов по индустриализации страны.
  Наступают трудные и серьезные времена. Если раньше наше управление занималось охраной государственной безопасности, выявления внутренних заговоров и предотвращения проникновения на нашу территорию бандитов и диверсантов, то теперь мы должны заниматься экономическими преступлениями, а также осуществлять контроль исполнения решений правительства.
  Прекрасно понимая, что нельзя надеяться на одно только сознание коррумпированных чиновников и примкнувших к ним трудовых специалистов, правительство ввело уголовное наказание за саботаж и индивидуальную ответственность за исполнение постановлений правительства.
   Президент Сталин доверяя нам этот карающий меч, очень надеется, что мы будем применять его взвешенно и разумно, основываясь исключительно на духе и букве законности. От всех нас, я торжественно заверил президента, что люди, получившее это грозное оружие, будут применять его, имея чистые руки, горячее сердце и холодную голову.

                Бурные продолжительные аплодисменты.            
         
         



                Шифрограмма генерал-губернатору Восточного Туркестана Фрунзе М.В.
от начальника Генерального Штаба России генерал-полковника Снесарева А. Е. от 10 июня 1926 года.

        Сообщаю вам, что план операции по оказанию военной помощи законному правителю Афганистана королю Надиршаху для наведения порядка в стране, утвержден Госсоветом и подписан президентом. Её осуществление возлагается на войска, дислоцированные на территории Восточного Туркестана, из которых следует составить оперативно-тактическую группу под общим командованием полковника Осипова. Начало операции назначено на 19 июня этого года. План операции будет отправлен фельдъегерской службой самолетом в ближайшие часы. О получении пакета прошу донести незамедлительно.


                Генерал-полковник Снесарев А.Е.            




                Телеграмма начальника полярной экспедиции Обручева В.А. президенту России Сталину И. В. от 9 июня 1926 года.

                Дорогой Иосиф Виссарионович. Географическая экспедиция на дирижабле «Россия» успешно приступила к исследованию южного побережья Северного Ледовитого океана. Члены экспедиции и экипаж дирижабля все как один твердо убеждены, что с честью выполнят задачу, поставленную перед ними Правительством по освоению Арктики. Все здоровы и бодры.      

                С уважение академик Обручев В.А.




                Глава VII. Там, вдали, за рекой - Африка.
               





                Громко и протяжно били негритянские барабаны, стоящие в ряд возле хижины старой колдуньи Тванги, что под покровом ночи готовилась провести магический обряд гадания.
  Дабы узнать тайны грядущего, седой как лунь негритянке был нужен полностью черный петух. Его пролитая на жертвенные камни кровь, могла соединить мир земли с миром неба, и позволяла колдунье задать богам свой вопрос и услышать их ответ.
  Тванга пользовалась заслуженным уважением среди негритянских племен, живущих по обе стороны великой африканской реки Нигер. Сделанному ею предсказанию люди верили сразу и безоговорочно, столь мощной силой убеждения обладала эта сухая и сгорбленная старушка. Невысокого роста, с тонким пронзительным голосом и горящими глазами, что подобно углям пылали под седыми бровями, она заставляла людей трепетать перед собой. Мало кто из обратившихся к ней людей не испытывал дрожь при общении с колдуньей, но на этот раз её клиент был белый человек. По своей значимости среди обитателей берегов Нигера он ничем не уступал Тванги, и звали его - Нестор Махно.
  Как истинный православный христианин он сначала с предубеждение относился к различным проявлениям местной магии, считая её «бесовским наваждением». Это было обычная нормальная реакция белого человека на непонятную ему действительность, однако за время пребывания в Африке Нестор Иванович несколько изменил свое мнение. Стрелка его барометра качнулась от полного неприятия «колдовской чертовщины» и медленно, но верно поползла к отметке «в этом что-то есть».
  На решение посетить знаменитую колдунью повлияли две причины. Первая заключалась в плохих новостях, пришедших из Ломе. Прибывший в ставку Махно посланец Котовского сообщил ему, что озлобленные французы бросили против него вдвое больше сил чем в прошлом году и то, что в ближайшее время на помощь от исполняющего обязанности губернатора рассчитывать не придется. После отбытия на Большую землю Фрунзе, между Котовским и Андриевским началось перетягивание каната. У Котовского в подчинение были вооруженные силы колонии, на стороне Андриевского были финансы и все хозяйство. Каждый считал себя достойным поста губернатора и мир их никак не брал.   
 - Обманули! Предали! Позвали в драку, а теперь бросили одного! Сволочи! – гневно кричал батька в лицо ни в чем, ни повинному посланцу. В порыве обиды Нестор Иванович схватил свой неразлучный маузер и стал гневно потрясать у носа гонца, доставив тому несколько неприятных минут. Впрочем, дав выход чувствам, Махно быстро успокоился и велел испуганному посланцу убираться к черту.            
  Отступать лихой атаман не собирался и перед началом борьбы с врагом, он решил укрепить ряды своего воинства. Белым собратьям в лице анархистов и примкнувшим к ним галичанам он устроил знатные посиделки. На них, в задушевной обстановке, хлебнув свежего первача, борцы за свободу поклялись батьке в вечной ему преданности и обещали биться с французским ворогом до самой смерти.
  Чтобы сплотить вокруг себя чернокожих сподвижников по борьбе с колонизаторами, по совету своей правой руки Нкваме Трума, Нестор Иванович решил посетить знаменитую колдунью Твангу. Нкваме клятвенно заверял, что встреча с колдуньей сделают авторитет Махно среди его собратьев непререкаемым и после недолгих раздумий батька согласился.
  Встреча с Твангой не принесла особой радости Махно. Все, что происходило в хижине колдуньи, было для него чужим. В отличие от Нкваме с сотоварищами, Нестор Иванович видел пред собой не могучую прорицательницу, а только сгорбленную старуху с противным голосом. От вида и исходящего запаха действительно начинало, но не от страха, а от злости.
  Во время магического обряда, Махно больше всего беспокоило не то, что пробормочет колдунья, а то, чтобы кровь принесенного в жертву петуха не попала на его сапоги. По этой причине он старательно поджимал под себя ноги, что было расценено сопровождающими его неграми как почтение к великой колдунье Тванге.   
  Когда впавшая в транс пророчица стала выкрикивать предсказания, находившийся рядом с атаманом Нкваме стал старательно их переводить, но не очень удачно. Махно ничего не понял из открывшегося ему божественного откровения, обличенного в красочные формы и сравнения. Единственное, что было ему ясно и понятно – это слово огонь, которое Тванга произнесла несколько раз.   
  Как и предрекал Нкваме, после визита к колдунье авторитет Нестора Ивановича среди местного населения вырос в разы. Не было дня, чтобы негры не пытались выразить свое почтение Махно в виде целования руки или преклонения колен. Подобное поведение сильно раздражало атамана, так как отвлекало от подготовки к предстоящей встрече с генералом Виданлеком, но он был вынужден терпеть «африканскую дикость». У противника было вдвое больше хорошо обученных и вооруженных солдат, и каждый чернокожий новобранец освободительной армии анархистов, готовый биться с врагом был важен Махно.
  При простом сравнении сил противоборствующих сторон, перевес был на стороне Виданлека, но и у французского генерала были свои слабые стороны. Вместо того чтобы высадиться в Дагомеи и наступать на мятежный север, Виданлек решил повторить путь своего неудачного предшественника Брисака. Высадившись в Дакаре, он двинулся на восток в надежде, что сможет быстро добраться до Бамако благодаря хорошо отлаженному транспортному пути.
  К этому, в определенной мере его принудил комитет по финансам, посчитавший, что переброска солдат в Дагомею обойдется дороже, чем по суши через Дакар. Как господа финансисты проводили свои расчеты, никто не знал, но свое решение они вынесли и Виданлек был вынужден их принять.
  Ознакомившись с документами прошлогодней кампании, Виданлек посчитал основной причиной её неудач – раздробленность сил отряда Брисака. Это позволило Махно, не имевшего численного превосходства над французами, разбивать их по частям.
 - Я не намерен доставить Махно удовольствие, разбить наши войска этим приемом. Только собрав все наши силы в один могучий кулак, мы сможем навести порядок во владениях Франции и уничтожить беглых каторжников. Пусть попробуют силу клинков наших улан, остроту штыков нашей пехоты и меткость наших стрелков. Мы раздавим Махно как гнилую тыкву и наведем порядок на берегах Нигера! – громогласно заявил генерал на заседании своего штаба перед выступлением в поход и его слова были поддержаны одобрительным гулом офицеров.
  Все они считали, историю с Махно скверной грязью на военном мундире Франции и были готовы немедленно смыть.
 - Как это Брисак и его офицеры умудрились проиграть каторжнику, не имевшему минимального военного образования? Это все равно, как мудреному войной полковнику проиграть капралу первогодку – недоумевали подчиненные Виданлека всю дорогу до Бамако. Среди офицеров заключались пари и делались ставки относительно судьбы «черта Махно». Одним словом настроение было хорошим. Все были уверены в скором и благоприятном исходе похода, однако после того как войска покинули Бамако настроение изменилось.
  Не прошло и двух дней, как атаман беглых каторжников обозначил свое присутствие. Верный своей тактике, он приказал сотнику Хмаре напасть на лагерь французов под покровом ночи, точнее произвел разведку боем.
  Два десятка верховых скрытно приблизились к биваку противника и обстреляли сначала часовые посты, а затем и солдатские палатки.
  По своей сути, этот маневр был пробным шаром, на который махновцы получили неожиданный ответ. Исходя из прежнего опыта боевых действий против французов, они намеривались выпустить по взбудораженному лагерю пару-другую винтовочных обойм, нанести врагу небольшой урон, нагнать на него страху, но не тут-то было.
  Не успели махновцы опустошить свою первую обойму, как неожиданно ночную мглу разорвал ослепительный огненный шар. Выпрыгнув буквально из ничего, он стал стремительно набирать высоту, ярко освещая пространство вокруг лагеря французов. С пронзительным свистом, новоявленная комета пронеслась над головами испуганных махновцев, и с грохотом рухнул где-то далеко за их спинами.         
  Знакомство простых украинских парней с брандскугелем, именно так называлось это оружие, непонятно каким путем оказалось в арсенале генерала Виданлека, потрясло их. Оцепеневшие от страха, они судорожно сжимали в руках свои винтовки, позабыв, что нужно стрелять по вражеским палаткам.
  Только грозная ругань Хмары и его крепкие тумаки вернули махновцам способность действовать, но время было упущено. Вслед за первым осветительным снарядом в небо взмыл второй, потом третий, местонахождение стрелков было замечено врагом и в их сторону, поскакал отряд уланов. По приказу генерала он был специально создан на случай нападения Махно и сразу покинули лагерь, как только был отдан приказ.   
  Отсутствие навыков у улан к быстрым действиям в ночное время и заминка, возникшая при запуске нового осветительного заряда, способствовали тому, что махновцы смогли благополучно ускользнуть от преследователей. Когда французы достигли места, откуда махновцы вели обстрел лагеря, там никого не было, а преследовать врага в ночи они не решились. Виданлек строго настрого запретил это делать, помня, как попадали в засаду всадники Барсака.      
  Новое столкновение противников произошло по тому же сценарию. Едва начался обстрел лагеря, как загрохотали две маленькие мортиры и на махновцев устремились уланы капитана Можери. В отличие от первого раза действовали ли они быстро и проворно, и только хорошее знание местности, позволило махновцам оторваться от погони.
  Весь лагерь с шумом праздновал маленькую викторию. Все, начиная от пехотинца до генерала, были уверены, что в третий раз врагу не удастся просто так убежать, но Махно преподнес французам горькую пилюлю.
  Среди трофеев, захваченных в прошлом году атаманом, было два ракетных станка с небольшим запасом осветительных снарядов. Неизвестно, что с ним бы стало, если бы он не попался на глаза бывшему артиллеристу Сафронову, исполнявшему у Махно роль оружейника, спасшего станок от уничтожения, и определил его в арсенал. Там он благополучно пролежал около года и теперь настал его черед.
  В тот день, когда Махно решил дать свой ответ врагу, французы разбили лагерь на небольшой возвышенности. Место было удобным для отражения нападения незваных ночных гостей, но это обстоятельство никак не повлияло на настрой солдат Виданлека. Ночные караулы были усилены, кавалеристы были готовы выступить по первому приказу командира, однако на этот раз, все приготовления французов оказались напрасными.
  Руководивший нападением на вражеский лагерь Леонид Хмара, по приказу батьки отказался от привычного шаблона. Под покровом ночи, его охотники сняли один из караульных постов французов и, подобравшись к краю лагеря, закидали близлежащие палатки гранатами.   
  Сразу вслед за этим, с противоположного края загрохотали винтовочные выстрелы, внося дополнительный переполох среди солдат. Впрочем, дисциплина и опыт быстро взяли свое. Под грохот мортир, часть пехотинцев бросилось противостоять махновским гренадерам, а отряд капитана Можери храбро кинулся на стрелков Спиридона Бульбаша.
  Уланы уже покинули лагерь и, размахивая саблями, бросили своих коней вскачь на махновцев, полны уверенности в скорой победе. Но не успел отряд проехать с десяток метров, как в бой вступили новые действующие лица.
  Первыми по французам ударили два ручных пулемета, удачно скрытых в низкорослых кустах. Их длинные очереди мгновенно выкосили передний ряд улан, вместе с самим капитаном Можери, рвавшимся окропить свой клинок кровью беглых каторжников. Среди кавалеристов, избалованных тем, что противник постоянно отступает, возникла паника. Всадники сгрудились на месте, представляя собой великолепную мишень для стрельбы, но это замешательство было быстро ликвидировано. Лейтенант Жубер быстро перехватил командование и отдал команду уланам на обход вражеских пулеметов.
  Одновременно с этим, обнаружив наличие у махновцев пулеметов, майор Пелиссье отдал приказ лейтенанту Юссону идти на помощь уланам. Всадники смело бросились в седло и в этот момент по солдатам генерала Виданлека противник нанес свой главный удар.
  Когда одна из маленьких пушек привычно выплюнула в черный мрак ночи огненный шар, в тот же момент с противоположной стороны ей ответили. Словно соперничая в моще яркости и света с французским зарядом, в небо взлетели русские осветительные ракеты. Но если запущенный мортирой брандскугель стремительно набирал высоту, то выпущенные махновским оружейником ракеты неслись над землей по небольшой траекторией, прямо к лагерным палаткам.   
  Руководивший обстрелом Сафронов точно рассчитал угол возвышения ракетных станков, и выпущенные им по противнику ракеты плотно накрыли вражеский лагерь. Ни один из снарядов не прошел мимо цели. Каждый из них поразил ту или иную палатку, вызывая в ней пожар. Один за другим вспыхивали яркие языки пламени, принявшиеся прожорливо пожирать парусиновую ткань палатки и её содержимое.   
  Разом возникшие по всему лагерю многочисленные пожары, вызвали сильную панику среди подчиненных генерала Виданлека. Они были готовы отразить нападение беглых каторжников, мужественно преодолевать трудности похода по африканским дорогам, но откровенно спасовали, столкнувшись с огнем.
  Многие солдаты не знали, как бороться с этим рыжим хищником при полном отсутствии воды. Кто-то пытался сбить пламя песком, но удушливый дым и языки огня сильно затрудняли работу смельчаков вооруженных небольшими лопатками. Кто-то пытались повалить палатку на землю и сбить пламя подручными средствами, тогда как другие  лихорадочно выбивали колья и рубили веревки стоявших рядом палаток, пытаясь тем самым спасти их от уничтожения. Однако подавляющее большинство французских солдат, бестолково бегало по лагерю, внося хаос и неразбериху своими криками.
  Сержантам и офицерам пришлось затратить много усилий и времени, чтобы навести порядок среди своих подчиненных и заставить их заняться обороной лагеря от противника, спокойно ведущего прицельный огонь по французским солдатам. Правда, к этому моменту у махновцев кончились патроны, и они отступили, бросив ставшие ненужными ракетные станки.      
  Утром, когда отряд зуавов нашел их, солдаты с остервенением принялись крушить их топорами, мстя за свои недавние страхи и гибель своих товарищей.
  Столкновение с анархистами стоило французам шестнадцать человек убитыми, и втрое больше обожженных и раненных двенадцать из которых  от полученных ран скончались в течение суток.
 - На войне – как на войне – холодно изрек генерал, когда ему доложили о понесенных его войском потерях. Прошедший жестокую школу Соммы, он не привык обращать внимание на потери, при выполнении поставленной задачи. – Как я рад, что нас не сопровождают газетчики. А то уже весь мир наверняка знал бы, как мои доблестные солдаты «храбро и отважно» боролись с огнем. Что только благодаря их идиотскому поведению отряд лишился части запаса фуража, провианта и обмундирования. Слава богу, что уцелели боеприпасы! Иначе чем бы мы воевали бы с Махно?! Пальцем!?
 - Солдаты не виноваты в случившемся, господин генерал. У них просто не было опыта  борьбы с огнем, - подал голос в защиту пехотинцев помощник Виданлека подполковник Камбер. – Никто из нас не предполагал наличия у беглых каторжников ракетных станков, которые они применят против нас столь необычным образом. К тому же, Махно сильно повезло. От жаркой погоды палатки буквально просмолились и они не были установлены на положенном расстоянии друг от друга.
 - Не надо оправдывать баранью беспечность и вопиющую безграмотность своих подчиненных, Камбер. Чтобы вы не привели в их оправдание, для меня они виновны и будут обязательно наказаны.
 - Хочу попросить господина генерала, отстрочить наказание виновных. В настоящем моменте это вызовет недовольство среди вверенных вам солдат и сыграет на руку противнику. Махно будет, несомненно, рад этому.
 - Наличие противника не является оправданием нерадивых действий солдат и офицеров, Камбер. Виновные должны быть обязательно наказаны, иначе у них сложиться опасное убеждение, что дисциплину можно нарушать, – назидательно произнес Виданлек, - однако в ваших словах есть резон и я готов на первый раз воздержаться от телесного наказания и отправки на гауптвахту. У меня нет возможности заменить пшеницу ячменем, как делали это древние римляне в отношении провинившихся в бою легионеров. Поэтому я приказываю на сегодня урезать продовольственные пайки всем солдатам и офицерам.
 - Как, всем!? – недоуменно воскликнул Камбер. – Это не справедливо, уравнивать правого и виноватого!
 - Это будет своеобразным напоминанием о коллективной ответственности. Пусть хорошо помнят, что правительство послало нас уничтожить Махно, и эта задача будет обязательно выполнена, во что бы ни стало.         
  Генерал хлестко хлопнул ладонью о стол, пресекая дальнейшие дискуссии.
 - Меня больше беспокоит, откуда у русских ракеты, пусть даже осветительные? Им их поставил Котовский или это их прошлогодний трофей.
 - Какая разница, господин генерал, трофей это или тайная поставка из Ломе. Они сыграли свою роль и вряд ли у Махно есть ещё ракеты. Теперь он наверняка перейдет к своей излюбленной тактике изматывания мелкими стычками, которую он великолепно опробовал на генерале Барсаке.
 - Значит, нам следует ждать мини на дороге, переправах и внезапных ударов по нашим передовым частям. Что же, к этому мы готовы. Посмотри, у кого больше будет потерь на дороге к Ниамею, - уверенно заявил Виданлек. – Необходимо усилить передовые соединения пулеметами. Пусть они как следует, охладят свинцом наступательный пыл господина Махно.   
 - Думаю, что в авангард надо направить пулеметчиков имеющих боевой опыт прошлой войны.
 - Здравая идея, я полностью согласен. Пусть они с процентами расплатятся с русскими каторжниками за нынешнюю неудачу – изрек генерал и мелко зло рассмеялся в предвкушении грядущей мести.
  Смеялись и радовались в этот день и в походной ставке атамана, отмечая удачный ночной фейерверк. Как водится в таких случаях, на стол был поставлен бутыль с самогоном и нехитрой местной закуской. Все дружно поднимали граненые стаканы за здоровье батьки и его удачу, закусывали и горько жалели, что среди снеди не было капусты и картошки, недоступной экзотики в этих местах.
  Праздник был в самом разгаре, когда атаману доложили, что прибыл посланник от губернатора Котовского. Это сообщение вызвало за столом гневный гул. Махно и его помощники считали, что власти колонии предательски бросили их в самый трудный момент.
 - Так, давай, его сюда к нам, – приказал атаман караульному. - Посмотрим, кого это господин бригадир к нам прислал.
  Сидевшие за столом соратники дружно загалдели в ожидании веселья. У всех в памяти был недавний случай, когда батька сгоряча, приказал выдать двадцать горячих, одному из таких посланников. После исполнения приказа, несчастный не мог сидеть на лошади и покинул лагерь анархистов на повозке, под издевательские крики.
  При появлении нежданного гостя, анархисты разом притихли. Посланник губернатора Котовского оказался коренастым малым, крепкого телосложения. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – этот сам кому угодно всыпит по первое число. Смело шагнув к столу, во главе которого сидел Махно и коротко, по-военному представился атаману: - Родион Малиновский, прибыл для оказания помощи.   
  - Ну и какую помощь вы нам привезли от нового губернатора, господин хороший? Наверно винтовки, патроны, гранаты или как в прошлый раз, только один горячий привет и массу наилучших пожеланий? – язвительно поинтересовался у крепыша Махно и притихший стол, вновь обретя голос, заговорил.
 - Может его помощь состоит из новых хлопцев для борьбы с французами? Если так, то пиши их батька в мою сотню. Сделаем их знатными рубаками, если крови не испугаются! – насмешливо крикнул Кошевой.
 - Да, нет. Он наверняка баб нам привез! Ох, и надоели мне эти негритянки. Я как нашу Маруську обниму так сразу столько сил прибавиться, что Виданлека как щенка за шиворот к тебе батька притащу! Ей богу!– выкликнул Бульбаш, чем ещё больше развеселил честную кампанию.
  Много едких и острых слов полетело в адрес крепыша, но тот и бровью не повел. Со спокойным лицом слушал он остроты подвыпивших махновцев, как слушает взрослый мужик, лепет петушащихся подростков. И чем спокойнее было его лицо, тем злее становились выкрики соратников атамана. Сам он, по заведенной привычке только поднимал стакан с брагой, в полглаза присматривая за всем происходящим. Быстро уловив нехороший настрой их голосов, он властно вскинул рук, и стол послушно затих.   
 - Так чего ты молчишь, господин посланник?
 - Жду, когда можно будет говорить.
 - Так говори, где оружие? Где патроны, гранаты, пулеметы и мины? Где все это? Там за окном, в коляске лежит?! Чем нам прикажите сражаться с господином Виданлеком, саблями да шашками!? – распалял себя Махно, умело играя выпившего человека, однако это Малиновского ничуть не испугало.
 - Оружия у вас в избытке, господа анархисты. Надо только его умело и грамотно использовать – смелые слова посланника вызвали новую волну гнева.
 - Так выходит, что мы с французов второй подряд год неправильно бьем, и ты к нам приехал, чтобы научить, как правильно воевать!? Я все правильно понял?! – гневно воскликнул Бульбаш.   
 - Ты все правильно понял.
 - Братцы!! Значит – эта штатская крыса хочет меня учить, как правильно шашку в руках держать, чтобы лягушатников рубать!? – взвился сотник или точнее сказать, с недавнего времени есаул.
 - Что боишься, не потянешь, мою учебу? – насмешливо по слогам произнес крепыш, уперев руки в боки.
 - Да, я тебя гада сейчас в расход пущу!!! – Бульбаш выхватил из кобуры наган и стал яростно трясти перед своим лицом.
 - Отставить! – громыхнул командирским голосом Малиновский. – Охолодись, дядя, перед капитаном стоишь. Я, таких горячих, на фронт быстро в чувство приводил.
  Для наглядности посланник, как бы невзначай продемонстрировал крепкий кулак.
 - Кто неумел – научили, кто не хотел – заставили.
 - А почему я тебе верить должен? Может он только гладко гутарит, а сам фронта и в глаза не видел? Правда, батька, пусть докажет! – предложил обиженный Бульбаш.
 - Верно, пусть докажет!! – поддержали есаула соратники.
 - Что же, народ имеет право знать, кого к нам прислали боевого офицера или штабную штафирку – с беспристрастным видом изрек Махно, явно уподобляясь Понтию Пилату. - Но как это сделать. Спросить бумагу?
 - К черту бумагу, батька. Проверить его надо. Пусть встанет у стенки, а я по нему поверх головы три раза пальну. Если он под пулями был, то глазом моргнуть не должен, а если моргнет то пусть себе в Лому обратно катиться, на болтуны не нужны.
 - Ну и как тебе такое предложение? Согласен? – пытливо заглянул атаман в глаза посланника, но не увидел в них, ни капли страха.
  Бывалый фронтовик, Родион Малиновский моментально принял решение. Конечно, как посланник губернатора он мог отказаться от столь унизительной проверки, но лучшего случая быстро завоевать доверия анархистов не было.
 - Согласен, - с достоинством ответил он Махно. - Куда становиться?   
 - А вон туда – ткнул пальцем Бульбаш и сидевшие рядом с ним махновцы радостно загалдел в предчувствии веселого развлечения. Одни стали спорить с какого раза моргнет Малиновский, другие стали давать есаулу шутливые советы.
 - Да ты не бойся, капитан. Я когда два стакана выпью никогда не промахиваюсь – балагурил Бульбаш, демонстративно досылая патрон в патронник своего маузера.   
  Вид взбудораженного махновца сидящего на скамейке с пистолетом в руках, довольно сильно бил по нервам. Не каждый согласился бы на спор стать под пули нетрезвого человека, но Родион Яковлевич смело шагнул на указанное Бульбашом место и гордо вскинул голову.
  Стрелял новоиспеченный есаул хорошо, но откровенно опасно. Первая пуля просвистела рядом с левым ухом, вторая рядом с правым, а третья всколыхнула стоящий дыбом на теме хохолок. Все это было сделано, чтобы заставить капитана моргнуть глазом, но вопреки всем стараниям Бульбаша - этого не случилось. Малиновский с честью выдержал этот трудный экзамен.
 Раздосадованный махновец со злостью пихнул маузер в кобуру и повернувшись к товарищам взял стакан самогона. Сидевшие за столом махновцы, бурно заговорили на разные голоса, бурно обсуждая стрельбу есаула, но разом смолкли, когда капитан достал из кобуры свой пистолет, и демонстративно передернув затвор, подошел к ним.
 - Ты это чего господин хороший? Пострелять нас решил? – с вызовом спросил Кошевой, положив руку на засунутый за пояс наган.
 - Не бойся, солдат казака не обидит. Меня вы проверили, теперь мой черед узнавать стоит ли вас обучать или нет. Ну, что, встанешь на мое место пан атаман или боишься? – с ехидной участливо спросил Малиновский Бульбаша, который в этот момент пил самогон и от неожиданно брошенного в его адрес оскорбления поперхнулся.
  Обвинение, пусть даже хитро завуалированное, брошенное в лицо при всем честном народе должно было быть смыто кровью обидчика. Таков был кодекс в махновской вольнице и зло, помянув чью-то мать, Бульбаш грохнул недопитым стаканом об стол, развернулся к обидчику, выхватив из кобуры ещё не успевший остыть пистолет.
  Его примеру последовал сидящий рядом с ним командир конной разведки Мишка Самсонов, но Махно не дал разгореться конфликту. Он властно хлопнул нагайкой по столу.
  - Ша, я сказал. Если господин капитан хочет проверить нас на вшивость, пусть проверит. Теперь он на это право имеет, а заодно пусть нам покажет, как он умеет стрелять – изрек атаман и сидевшие за столом махновцы нехотя, но повиновались ему.
 - Тоже три раза в Бульбаша палить будешь? Только знай, если, что народ у нас ой как горячий – предупредил Малиновского Махно.
 - Мне обычно одного раза хватит узнать трус человек или герой, но если нужно три можно и три. Почему не пострелять? – Малиновский подошел к заставленному стаканами и закуской столу и взял с лежавшей на краю игральной колоды верхнюю карту. Анархисты часто играли в карты, с легкостью ставя на кон деньги или иную добычу, свято исповедуя принцип, что жизнь – копейка, а судьба-индейка.
   Малиновский быстро заглянул во взятую карту и улыбнулся. Туз треф навел его на интересную мысль, и он бросил карту на колени Бульбашу. - Поднимешь её над головой, но только не тряси рукой а, то ненароком палец отстрелю.
  Багровый от негодования махновец отошел на несколько шагов от Малиновского и поднял карту двумя пальцами.
 - Стреляй!
 - Э нет, - Малиновский, снисходительно покачал дулом пистолета. - Высоко поднял, близко стоишь. Ты встань на то место, где я стоял и опусти карту чуть пониже.
 - Может мне её прямо на лоб налепить!?
 - Зачем на лоб? Я жить хочу – ответил капитан и Бульбаш нехотя занял место, где он недавно стоял.   
  Есаул не был трусом. Весь прошедший год он делом доказал это, но одно дело проявлять чудеса храбрости на поле боя и совсем другое стоять и покорно ждать выстрела противника. Природа обидела махновца терпением.
  Видя его состояние, Малиновский не стал мучить Бульбаша долгим прицеливанием, хотя в душе был не прочь это сделать. Взяв рукоять пистолета двумя руками для большей надежности, он трижды выстрелил в маленький лощеный квадратик бумаги.
   Посланец губернатора стрелял ничуть не хуже анархиста. Все выпущенные им пули пробили на карте три маленькие дырочки, образуя латинскую букву V.
  Точность стрельбы и оригинальность исполнения вызвали  у махновцев бурное восхищение.
 - Мастер, мастер – возбужденно говорили сидящие за столом помощники Махно, тем самым признавая право капитана находиться среди них и быть военным советником республики свободных анархистов.
  В честь состоявшегося знакомства Малиновский даже выпил предложенный стакан самогона, но уже на следующий день капитан взял анархистов в «ежовые рукавицы». С согласия Махно, он стал обучать их строю, рытью окопов и траншей, в районе переправы через реку Сахаб. Именно там было решено дать рвущимся к Нигеру французам генеральное сражение.
  Земляные работы для вольного казака - чистое наказание. Где это видано, чтобы лихой рубака ковырял землю лопатой? Выдержав два дня этих мучений, анархисты взбунтовались и потребовали от атамана, чтобы на земельные работы отрядили негров. Однако и после этого Малиновский не думал оставить в покое своих подопечных. От рассвета до заката он гонял их взад вперед перебежками по свежевырытым траншеям. Приучая делать это по сигналу и требуя, чтобы каждый казак точно знал свое место в предстоящем сражении.
  Когда разведка донесла, что противник находится в двух дневных переходах от переправы, Нестор Махно собрал своих помощников на совет.
 - Вода в этом году поднялась высоко, значит, французы быстро сходу реку перейти не смогут. Будут переправляться медленно, где по пояс, где по грудь, а мы их на этом берегу встретим жарким огоньком, – объяснял атаман своим командирам замысел грядущего сражения. - В том году мы их здесь немножко пощипали, а в этом надо от всей души врезать. Так врезать, чтобы у них сил до нашей главной ставки дойти не было.
 - Больно много французов идет на нас в этот раз, батька. Гораздо больше, чем в прошлом году. Разобьют они нас здесь, как пить дать сомнут – выразил живое сомнение, сотник Кривонос.         
 - Разобьют – передразнил его Махно, - а для чего мы вон столько земли переворотили? Чтобы нанести противнику максимальный урон. Понимаешь, максимальный! Вот господин капитан говорит, что это мы их сомнем, если правильно воевать будем. Головой за это ручается.
 - Головой это хорошо, но, а как обойдут они нас? Мишка Самсонов говорил, что конных у них больше нашего – не сдавался махновец.
 - Не обойдет, - уверенно заявил Малиновский. - Виданлек ведет свой отряд единой колонной, готовый отразить любое ваше нападение. Значит, выйдет к переправе всеми своими силами и начнет переправляться через Сахаб.
 - А что он наши траншеи не увидит? Ясное дело увидит и не станет переправляться. Что он дурак что ли, он как никак - генерал.
 - Он увидит то, что мы ему покажем. А если увидит лишнее, то все равно будет переправляться именно в этом месте. Ему его гордость не позволит воевать с вами как с равным по силе и уму противником и разделять свое войско на части. Не по Сеньке шапка шита. Мы для них шайка беглых каторжников, которые кроме ночных набегов да дневных наскоков ничего не умеют. Вот на этом - мы его и должны хорошо проучить.
 - Гордыня, она, конечно, многим людям боком выходила, - согласился Кошевой, - но как долго нам перед ним стоять? Ведь он рано или поздно сообразит искать другое место для переправы.
 - Простоять нужно всего один день. Для большего боя у нас пока нет возможности. Пока - многозначительно сказал Махно. - Поэтому как следует, накажем французов и ночью тихо отойдем, но никак не раньше. Ясно?
  Атаман обвел своих помощников требовательным взглядом и те согласно закивали головами.
 - Ясно, Нестор Иванович, да у французов говорят, пушки есть. Ох, и тяжело будет стоять под их огнем. Можно и не выстоять, под фугасами и шрапнелью то.
 - А господин капитан, говорит, что выстоим. Он волшебное слово знает, заговорит пушки – фыркнул атаман, не желая раньше времени раскрывать своим подчиненным имевшиеся у него на руках козыри.
 - Ладно, выстоим мы день батька, ну а что будет потом? Даже если мы их здесь хорошо причешем, они до твоей ставки на реке все равно дойдут. Много ведь их.
 - Потом будет суп с котом – отрезал атаман и распустил военный совет.
  У Махно и у прибывшего к нему советника были свои планы, свое видение борьбы с французами малыми силами. Вечером первого дня они поговорили начистоту, и оказалось, что их замыслы во многом были сходными. Именно поэтому, атаман полностью покорил своих орлов воле капитана, который на данный момент был лучшим грамотным исполнителем его мыслей. Их было много, но первоочередная была о том, как сделать переправу через реку Сахаб роковой для французского войска.
  Махновцы под руководством капитана Малиновского сумели хорошо скрыть свои приготовления. Траншеи и огневые точки были тщательно замаскированы и ни один человек из строителей не смог покинуть район переправы через Сахаб до начала сражения. Посланные вперед разведчики Виданлека не обнаружили ничего подозрительного и генерал, до последнего момента не знал, что ждет его там, вдали, за рекой.   




                Документы того времени.




                Из письма резидента личной разведки Сталина в Латинской Америке Камо от 12 июня 1926 года.

                Дорогой, Иосиф. Я постоянно помню твою просьбу отслеживать в мировой прессе сообщения об изобретении нового вида оружия. Однако все известия о создании нового «чудо оружия» за последние два года на деле оказываются очередным газетными мифами, только и способными потрясти воображение простых обывателей и бюджеты военных министерств. Единственным перспективным направлением среди всех прочих «лучей смерти» на мой взгляд, является сообщение об изобретении московского инженера Качинского. Его суть заключается в воздействии на головной мозг человека, радиоволнами определенной частоты, вызывая у него чувство страха или радости. Не имея большей информации, не могу высказать определенное суждение, но на первый взгляд – это перспективное направление в воинском деле.


      Резолюция на документе: Выяснить все об инженере Качинском и в случае подтверждения сообщения привлечь к сотрудничеству.        И. Сталин.   
               




                Из донесения российского военного атташе от 10 июня 1926 года по поводу введения в строй американского авианосца «Саратога».
 
                Авианосец «Саратога» является третьим авианесущим кораблем в составе ВМС США. Подобно другому авианосцу «Лексингтону» он переделан из ранее заложенного линейного крейсера на верфях Ньюпорта. Имеет артиллерийское вооружение в виде восьми 203 мм орудий главного калибра, а также двенадцать зенитных пушек 127 мм калибра. Взлетная палуба покрыта обшивкой из легкого тика, чтобы свести к минимуму риски при посадке. Для взлета самолетов в носовой части по правому борту имеется 47-метров катапульта. По проекту на корабле могут находиться 4 эскадрильи общей численностью 72 самолета, однако на момент введения в строй на борту имелось только 63 самолета. Из них 28 бомбардировщика, 20 истребителей, 9 торпедоносцев и 5 самолетов разведчиков.
  Заявленная скорость авианосца – 33,25 узла, на сдаточных ходовых испытаниях «Саратога» развила скорость до 34,59 узлов благодаря наличию 4-х паротурбинных генераторов. Дальность плавания 12000 миль на 14 узлах. Бронирование корабля: пояс-127-178 мм, траверзы – 127-178 мм, палуба – 19-51 мм, боевая рубка -51-57 мм, орудийные башни- 19 мм. Экипаж корабля составляет без членов авиагруппы из 160 офицеров и 1708 матросов. Командир корабля капитан Харри Ярнелл, порт приписки авианосца – Сан-Диего.   

                Майор Быстролетов.   






                Глава VIII. Там, вдали, за рекой - Азия.





                Переправа через Амударью группы войск полковника Осипова началась по всем правилам современного военного искусства рано утром 20 июня. Задержка на один день была вызвана попыткой договориться с начальником погранпоста о возможности пропуска русских войск через границу. Несмотря на то, что Осипов клятвенно заверял его, что хочет помочь Надиршаху, тот наотрез ему отказал, гордо сказав, что афганцы сами разберутся со своими делами. Был ли этот начальник сторонником Джунаид-хана или его подкупили тайные посланцы господина Лоу – это по большому счету было неинтересно, так как своим отказом, пограничник подписал себе смертный приговор.
  Желавший лично присутствовать при начале операции Фрунзе, внес тактическое изменение в первоначальный план. Прилетев в Термез вместе с эскадрильей бомбардировщиков, он настоял на немедленное нанесение авиационного удара по несговорчивым афганцам.
  Требование губернатора вызвало откровенное недовольство у полковника. Просидев всю войну в Туркестане, он с большим недоверием относился к авиации, но вопреки его ожиданиям инициатива Фрунзе оказалась весьма удачной.
  Рано утром шесть самолетов перелетели через границу и, сделав круг над головами изумленных часовых, атаковали погранпост. Сброшенные словно на учении бомбы с самолетов за считанные секунды уничтожили здание казармы погранпоста, где в это время мирно спал гарнизон Пата-Гиссара. Удар с воздуха был нанесен столь точно, что из сорока двух человек находившихся в казарме не спасся никто.
  Более благосклонна судьба оказалась к часовым, по которым ударили пулеметы аэроплана. Двум пограничникам удалось спастись от свинцового гнева воздушных валькирий и добраться до соседнего погранпоста Сия-Герат.
 - Сколько времени заняло уничтожение погранпоста? – специально спросил Фрунзе у стоявшего рядом с ним заместителя Осипова, подполковника Кутякова.
 - Ровно четырнадцать минут, Михаил Васильевич – Кутяков щелкнул крышкой карманного брегета.
 - Отлично. Занесите этот факт в журнал боевых действий и доложите об этом полковнику Осипову, когда завершится переправа – приказал наследник Тамерлана, с интересом наблюдая в бинокль за действиями русского авангарда на берегу Амударьи. Там, при помощи барж и моторных лодок они наводили понтонный мост, по которому перешли главные силы отряда.
  Недооценив силы и свойства авиации, Осипов хорошо показал себя как командир. Перейдя на афганский берег, он выдвинул в направлении Сия-Герат сильный заслон с пулеметными расчетами, ожидая удара со стороны афганцев.
  Ожидания полковника полностью оправдались. Беглецы из Пата-Гиссара доложили начальнику погранпоста Кадыр-беку о нападении русских, чем вызвали вполне ожидаемую реакцию. Без всякого размышления тот повел все свои сто сабель на врага но, не доходя до Пата-Гиссара, угодил в засаду.
  Грамотно расставленные пулеметы капитана Громогласова полностью рассеяли отряд Кадыр-бека. Застигнутый врасплох отряд афганских пограничников был буквально прошит с двух сторон пулеметным огнем. Выпущенные засадой очереди десятками валили людей с ног не успевших вступить с противником в бой. Большая часть отряда была убита или ранена, остальные обратились в паническое бегство.
  Обрадованный столь удачными действиями заслона, Осипов с чистой душой отправился на доклад к Фрунзе. Генерал-губернатор поздравил полковника с началом операции и к его огромной радости отбыл в Ташкент, приказав держать с ним постоянную связь по телеграфу и радио.         
  Получив полную свободу рук, Осипов двинулся вглубь Афганистана и утром следующего дня уже стоял на окраине городка Келифа. Напуганные появлением двухтысячного отряда афганцы не оказали никакого сопротивления, хотя на требование парламентеров о капитуляции ответили отказом.
  Дело решилось двумя залпами из четырех орудий отряда, после которых напуганный гарнизон Келифа разбежался, в страхе побросав оружие.
  Следующим этапом афганского похода был город Мазари-Шариф центр провинции Балх, к которому войска Осипова подошли на пятый день. Напуганный неожиданным вторжением войск северного соседа, губернатор Мирза Касым попытался начать переговоры, но вместо этого получил требование сложить оружие и пропустить отряд на Кабул.
  Срок получения ответа губернатору был ограничен шестью часами утра, после чего полковник перешел к действию. Первыми по городу ударили артиллеристы, а затем их поддержали летчики. Прочно обосновавшись в небе над Мазари-Шариф, они принялись методично поливать городские стены из своих пулеметов.
  Час десять минут отряд Осипова вел интенсивный обстрел укреплений Мазари-Шарифа, после чего под крики «Ура!» солдаты пошли на их штурм.
  Никогда прежде не видевшие самолетов, защитники города в ужасе покинули стены, посчитав, что против них воюют посланцы шайтана. Редкие разрозненные выстрелы встретили цепи наступающей пехоты со стен крепости. Без серьезных потерь солдаты достигли ворот цитадели, и тут произошел досадный конфуз. Массивные, обитые металлическими полосами ворота оказались закрытыми.
  Напрасно разгоряченные бегом пехотинцы стучали по их створкам прикладами своих винтовок и пытались открыть при помощи гранат. Старые ворота устояли даже при падании в них пары бомб сброшенных с одного из аэропланов. Они только слегка повредили каменную кладку надвратных башен и гулко ударили градом осколков по защитникам цитадели. Старые мастера строили на совесть.
  Только после того как артиллеристы выкатили два своих орудия на прямую наводку и в щепки разнесли тяжелые двери, солдаты смогли ворваться в крепость. Первое что они увидели – это тела местных жителей погибших в результате авиа- и артобстрела. Пораженные взрывами снарядов и их осколками, истекая кровью, они лежали повсюду.
  При штурме Мазари-Шариф погибло свыше двух тысяч человек, из которых солдат было около ста человек, остальные мирные люди. Кроме самих афганцев, в результате обстрела пострадало, и российское консульство, на территории которого разорвалось два снаряда. По счастливой случайности из персонала никто не пострадал, чего нельзя было сказать о здании, в котором были выбиты окна и повреждена крыша.            
  Обрадованный успехом, полковник Осипов решил дать солдатам двухдневный отдых. Это было вызвано не столько усталостью солдат, сколько известием о намерении местных хазарейцев присоединиться к русским частям. Участие в походе на Кабул местных жителей придавало вес и легитимность действиям Осипова, и он остался в городе в ожидании подхода кавалерии хазарейцев.
  Обещанная помощь в лице пятисот всадников под командованием Али Юсуфа действительно подошла. Однако задержка отряда Осипова в Мазари-Шарифе, имела   пагубное последствие для дальнейшего развития хода операции.
  Действия северных соседей не остались без ответа со стороны сторонников Джунаид-хана, в основном проживавших как раз на севере афганского королевства. Едва только беглецы из Келифа и Пата-Гиссара рассказали о вторжении, как главный помощник нового хозяина Кабула Исмаил бек начал действовать. Громкими и пылкими речами о бесчинствах северных кафиров, он быстро собрал вокруг себя отряд численностью около четырех тысяч человек и двинулся на Мазари-Шариф.
  Плохо вооруженное ополчение не имело никаких шансов на победу в открытом бою с солдатами полковника Осипова. Старые английские ружья, сабли, стрелы, ножи и мотыги не шли ни в какое сравнение с винтовками и гранатами, пулеметами и пушками, но Исмаил-бек и не собирался вести своих воинов на штурм крепостных укреплений. Куда проще было перерезать дороги и установить блокаду Мазари-Шариф вместе с находившимся в его стенах противником.
  Огромное количество костров разведенных афганцами на склонах гор, заставило Осипова нервничать и опасаться незримого противника. Некстати вспомнив, что горстка солдат может не дать пройти хорошо вооруженному отряду, полковник отказался от продолжения похода на Кабул до наведения порядка в своем тылу.
  В словах Осипова был свой резон. Действия Исмаил бека создавали постоянную угрозу удара в спину и нарушали транспортное сообщение с Термезом, откуда шло основное снабжение отряда. При штурме Мазари-Шариф артиллеристы как назло расстреляли большую часть своих снарядов и теперь сидели на голодном пайке.
  Менее плачевная картина была с боеприпасами у пехотинцев, но Осипов посчитал невозможно продолжение похода в подобных условиях. О сложившейся обстановке было доложено по радио Фрунзе, а до получения ответа отряд сел в осаду.
  Прекрасно понимая, что быстрота прямой залог успеха операции, Фрунзе стал требовать скорейшего продолжения похода. По его приказу самолетами в Мазари-Шариф была доставлена партия снарядов и патроны, но это не смогло подвинуть Осипова к решительным действиям. Полковник упрямо доказывал невозможность продолжение похода без полного боезапаса.
  Напрасно Фрунзе призывал его к решительным действиям обещая прислать все необходимое специальным караваном, все было бесполезно. Осипов твердо стоял на своем, заявляя о принципиальном непринятии опасной для регулярных войск «партизанщины».      
  Пока между Осиповым и генерал-губернатором шла энергичная переписка по радио, противник полностью перехватил инициативу. Видя, что противник не собирается покидать город, Исмаил-бек решил вынудить его к отступлению и отдал распоряжение перекрыть подачу воды в город. Сотни человек, вооружившись заступами, перекопали все арыки и канавы, по которым в Мазари-Шариф с гор поступала вода.
  Действие Исмаил бека и пассивность Осипова поставили поход на Кабул на грани срыва. Запасы горючего для самолетов, которые доставляли в осажденные город так необходимые снаряды, стремительно сокращалось, а потребность в них не была закрыта и наполовину. Одновременно с этим в Мазари-Шариф стали поступать слухи о скором прибытии к блокированному городу Джунаид-хана с главными силами.
  Чтобы спасти положение Фрунзе был вынужден пойти на экстренные меры, в виде отправки срочной помощи для снятия блокады Мазари-Шариф. Учитывая напряженное положение внутри Туркестана, генерал-губернатор не мог направить крупное воинское подкрепление Осипову.
  Основную ставку Михаил Васильевич сделал на сборный конный отряд, костяк которого составляли пограничники. Снятые по несколько человек с застав и изъятые из оперативного резерва, они были собраны в подвижной отряд численностью в сто двадцать человек под командованием подполковника Рокоссовского.
  Пополнившись восьмью десятками кавалеристами, отряд был незамедлительно переброшен по ту сторону Амударьи, где события набирали оборот с каждым днем. Получив подкрепление из вблизи лежавших селений, Исмаил бек решил взять штурмом Мазари-Шариф, используя численное превосходство над противником.
  Рано утром, под зелеными знаменами пророка многочисленные отряды афганцев устремились на приступ. Главный удар повстанцев был нацелен на ворота городской цитадели лишившихся своей защиты.
  Чтобы остановить штурмующих, Осипов приказал установить в проеме ворот баррикаду с орудием, а в двух надвратных башенках по пулеметному расчету. Шквал пулеметных очередей и шрапнели косил ряды атакующих моджахедов, но они продолжали идти и идти на штурм цитадели с громкими криками «Аллах Акбар!».
  Потрясая саблями и ножами, последние ряды афганцы были остановлены перед самыми воротами, залпом шрапнели, который был проведен почти, что в упор. Тех, кого миновал заряд шрапнели, уничтожили пулеметные очереди и разрывы гранат защитников цитадели.
  Потери среди воинов Исмаил бека были ужасными, но это не охладило их наступательный пыл. Ещё дважды они поднимались на штурм крепости, но были рассеяны ещё на дальних подступах к цитадели.
  Неудачная попытка афганцев взять Мазари-Шариф облегчила задачу Рокоссовскому. При поддержке четырех самолетов он атаковал тылы противника и лихим кавалерийским наскоком прорвал блокаду отряда Осипова.
  После того как враг был рассеян и отступил от крепости, препятствий для продолжения похода казалось уже не было, однако Осипов не торопился идти вперед. Полковник вновь стал требовать пополнение боезапаса отряды, указывая на расход патронов и снарядов при отражении атак моджахедов. Кроме этого, Осипов считал, что опасность удара в спину по-прежнему сохранена.
 «Исмаил бек отброшен от Мазари-Шариф, но не разгромлен. Угроза нового нарушения транспортной коммуникации нашего тыла не утратила своей остроты. Вести наступление на Кабул в этих условиях – откровенная авантюра. Прошу предоставить мне время для полного и окончательного разгрома противника» - телеграфировал полковник Фрунзе, после чего между ним и генерал-губернатором утихший было конфликт интересов, разгорелся с новой силой.
  Наследник Тамерлана требовал незамедлительного продолжения операции, тогда как Осипов соглашался идти вперед только после наведения спокойствия в своем тылу. Каждая из сторон конфликта была по-своему права, но при этом не хотела уступать друг другу, ни на йоту. Казалось, что проблема приобретает неразрешимый характер, но неожиданно все благополучно разрешилось
  В дело вмешался подполковник Рокоссовский, предложивший Фрунзе свой компромиссный вариант решения дела. Константин Константинович просил увеличить численность своего отряд до пятисот человек, дать два орудия, пулеметы, боеприпасы, после чего был готов немедленно отправиться к горным перевалам, не дожидаясь, пока их возьмет под контроль Джунаид-хан. Что касается полковника Осипова, то он вместе с оставшимися силами, должен был продолжить борьбу с отрядами Исмаил бека, с целью обеспечения безопасности, путей снабжения русских войск.
  Генерал-губернатор моментально ухватился за предложение пограничника и удовлетворил все его просьбы, к огромному недовольству Осипова. Узнав об инициативе Рокоссовского, он в узком кругу назвал его карьеристом, но противоречить приказу Фрунзе не решился.
  В глубине души полковник желал ретивому пограничнику испить чашу трудностей, но дальнейший ход событий показал, что в действиях Рокоссовского лежал боевой опыт, трезвый расчет и разумный риск, помноженный на глазомер и быстроту. Столкнувшись с заслоном басмачей блокировавших дорогу на юг, он отказался от привычной лобовой атаки как это делал Осипов. Связав противника перестрелкой, подполковник спешил часть своих солдат, и скрытно отправил их в обход по сложно-пересеченной местности.
  Совершив этот сложный маневр, внезапным ударом во фланг пограничники разгромили врага и открыли дорогу главным силами отряда. Прорыв вражеского заслона был совершен быстро с минимальными потерями для пограничников, тогда как тела погибших басмачей исчислялись десятками. Это разительно отличалось от действий Осипова, который при попытке прорыва потерял убитыми и ранеными два десятка человек.
  Отголоском успешных действий отряда Рокоссовского стало взятие им города Хулами. Несмотря на то, что большая часть жителей города являлись сторонниками Джунаид-хана, никто не успел оказать сопротивление атаке пограничников. Им не пришлось разворачивать ни пулеметы, ни орудия, для победы оказалось достаточно одного кавалеристского натиска.
  Не желая лишний раз обострять отношения с местным населением, Рокоссовский категорически запретил обижать горожан и приказал применять в отношении них силу, в крайнем случае. Об этом подполковник известил местные власти, и такое поведение дало свои результаты. Когда пограничники подали город, им в спину не прозвучало ни одного выстрела.
  Впрочем, подобное поведение командира не гарантировали дальнейшее мирное продвижение отряда. На следующий день, когда кавалеристы совершали марш-бросок к городку Сайяд, дорогу им преградил новый заслон басмачей.
  Сложности рельефа в этом месте исключали возможность обхода позиций врага, но вместе с этим ограничивал радиус действия сил противника. Они не могли одновременно ударить по голове и хвосту отряда кавалеристов и Рокоссовский, не преминул этим воспользоваться. Он приказал развернуть пулеметы и под прикрытием их огня бросил людей в атаку.
  В этом бою в полной мере проявило себя дальновидное решение Феликса Дзержинского провести полное перевооружение пограничников и заменить стрелковые винтовки автоматами. Пока военное министерство продолжало топтаться на месте, не спеша принять окончательное решение, председатель ОГПУ смело шагал по пути реформ.
  За неполные три года подавляющее число пограничных застав и отрядов получили в свое распоряжение автоматы, с блеском показавшие себя на последнем году прошедшей войны. Выступая в поход, Рокоссовский настоял, чтобы каждый из его солдат имел автомат, опустошив ради этого все пограничные и армейские арсеналы стрелкового оружия, и как показало время, подполковник был абсолютно прав.
  Одно пулеметное прикрытие не могло в полной мере подавить огневые точки противника. Совсем иное дело было, когда в бой вступили вооруженные автоматами пограничники. Умело прикрывая друг друга огнем, совершая короткие перебежки, они смогли приблизиться к противнику на расстояния броска и закидали афганцев гранатами.
  Конечно, потери в этом бою со стороны пограничников были. Среди раненых оказался и сам подполковник Рокоссовский, щеку которого задела пуля, отскочившая от каменного валуна из-за которого командир наблюдал за ходом боя, что называется в живую. Однако они были несравнимы с теми, что были, если бы у пограничников на вооружении были винтовки.
  Быстрое уничтожение заслона басмачей на пути в Сайяд сыграл решающую роль в захвате этого города. Никто из сторонников Джунаид-хана не ожидал, что пограничники за короткое время смогут преодолеть перевал и ворвутся в город.
  Вопреки всем ожиданиям Осипова, Рокоссовский повторил свой успех с взятием Хулами. Лихой кавалерийский наскок захватил афганцев врасплох и не позволил создать даже видимость сопротивления. Единственные кто с оружием в руках встретил пограничников, были двадцать шесть человек, которые должны отправиться к заслону в качестве подкрепления. Отряд басмачей и авангард отряда столкнулся нос к носу на центральной площади городка. Увидев, что они значительно превосходят своими числом пришельцев,  басмачи резко обнажили сабли и смело ринулись в бой, но не тут-то дело было. Перекинув висящие за спиной оружие, пограничники, открыли шквальный огонь по противнику.
  Не прошло и двух минут, как половина вражеского отряда была либо ранена, либо убита автоматными очередями, а тех, кто уцелел, разнесли в клочья брошенные гранаты.   
  Победа была полной, однако Константин Константинович не стал почивать на лаврах. Впереди предстоял куда более длинный и опасный переход к городу Пули-Хумри, и подполковник торопился как можно быстрее пройти этот отрезок пути. Оставив в городе артиллерию и уставших людей и лошадей, Рокоссовский отправил вперед авангард под командованием капитана Ульмана.
  Кроме задачи как можно быстрее продвинуться до села Минархар, капитан имел приказ задерживать всех встречных на своем пути, чтобы никто не мог предупредить гарнизон Пули-Хумри о приближении пограничников.            
  С чисто немецкой пунктуальностью Ульман полностью выполнил поставленный перед ним приказ. Несмотря на усталость и трудности перехода, отряд до наступления темноты сумел дойти до кишлака и заночевал там.
  Как того требовал Рокоссовский, пограничники проявили максимум уважения к горцам. На ночлег остановились в чайхане и прилегающем к нему доме старосты. За предоставленный им провиант, дрова и корм для коней Ульман заплатил цену, которую запросил староста и чайханщик. Также ни один из солдат не попытался зайти на женскую половину дома, выказав тем самым уважение к местным обычаям и укладу жизни.
  Благодаря этому ночь для отряда прошла спокойна. Никто не пытался напасть на спящих пограничников, отравить им воду и пищу, и вслед им не прогремело ни одного выстрела. Единственные неприятности, которые доставили местным жителям нежданные гости, были связаны с тем, что у выхода из кишлака они поставили пост. Его часовые на время стоянки отряда не выпустили никого, кто хотел уйти в сторону Пули-Хумри.
  Жители Минархара молча, проглотили это временно неудобство, но вот во время движения произошел неприятный инцидент, аукнувшийся капитану в дальнейшем. Головной дозор наскочил на группу афганцев в составе шести человек идущих впереди отряда. Выполняя приказ, пограничники задержали их всех и отправили на разбор к капитану Ульману, включая двух женщин.
  Подобная строгость была вызвана тем, что по роду своей службы, пограничники часто встречали со случаями, когда контрабандисты использовали женщин для прикрытия своей деятельности. Задержанные афганцы, молча, выполнили требование солдат, но пройдя с десяток метров под конвоем, обратились в бегство. При этом в первую очередь бежали мужчины, а женщины бросились на конвойных пытаясь помешать им, преследовать беглецов.         
  Очень может быть, что афганцы смогли бы убежать, но на их несчастье к месту события подъехал сам капитан в сопровождении трех солдат. Увидев бегущих афганцев, он сначала потребовал остановиться, затем выстрелил в воздух и только потом отдал приказ стрельбы на поражение.
  Из всех четверых беглецов не спасся никто. Стрелки у капитана были отменные, да и сам он неоднократно брал призы на состязаниях снайперов. Что касается женщин, то судьба их также была незавидной. Одна из них борясь с солдатом, выхватила острый нож и, изловчившись, полосонула его по предплечью, что и решило её судьбу. Увидев кровь, Ульман лично выстрелил ей в спину, спасая жизнь своего солдата.
  Вторую афганку, в руке которой также был кинжал, убил сопровождавший капитана пограничник. Являлись ли эти люди разведчиками или у них были иные причины, побудившие их бегству – это осталось тайной. Однако в сложившихся обстоятельствах у капитана не было другого выбора, как любой ценой выполнить приказ вышестоящего командира.
  Приказав сбросить трупы с дороги, капитан поблагодарил своих солдат за отличное несение службы и бросился нагонять упущенное время. В этот момент, пограничникам был дорог каждый час, каждая минута, ибо любое промедление могло обернуться новой засадой, новым заслоном на дороге, и неизвестно смогли бы они преодолеть эти трудности.
  Ульман спешил из всех сил и к концу дня сумел добраться до цели. В сам город он благоразумно не стал входить и расположился недалеко от его окраин. Обозначив для афганцев свое присутствие и сохранив контроль горной дороги.
  Появление кавалеристов в зеленых фуражках вызвало панику среди местного населения. Губернатор провинции Баглан вместе с командиром местного гарнизона не знали, что делать, атаковать незваных гостей или дождаться прибытия Джунаид-хана из Кабула с главными силами.
  От первых действий, его удерживало два станковых пулемета, которые капитан развернул у всех на виду сразу после прибытия. Эти пулеметные точки отлично контролировали как подходы со стороны города, так и хорошо прикрывали подступы с тыла. Кроме того наступала ночь, когда афганские солдаты привыкли спать в своей казарме, а не совершать марш-броски. По этой причине командир гарнизона выбрал второй вариант и сразу по составлению донесения, отправил нарочного в Кабул к Джунаид-хану.   
  Тем временем, положение узурпатора было далеко не блестящим. Вопреки заверениям англичан, главы пуштунских племен отказали ему в своей поддержке. Более того, многие вожди привели в Кандагар, где находился Надиршах свои отряды. В большинстве своем они были вооружены огнестрельным оружием старого образца, но по своему духу это были настоящие воины, умеющие хорошо воевать в горах.
  Кроме этого, в арсенале Кандагара имелось немецкое трофейное оружие, в свое время, полученное от северного соседа. Комендант города остался верен своему королю и теперь винтовки, пулеметы и гранаты были переданы пуштунскому ополчению по приказу Надиршаха.
  Все эти вместе собранные факторы приковывали все внимание Джунаид-хана. Узнав о том, что русские войска неожиданно вышли к Пули-Хумри, он приказал Мумин-беку возглавить оборону перевала Саланга. Он разделял страну на северную и южную часть, а сам полностью сосредоточился на борьбе с Надиршахом. По указанию британских советников он перебросил большую часть своих к городу Газни, где были удобные позиции для отражения наступления королевского ополчения.   
  В отношении гарнизона Пули-Хумри, Джунаид-хан приказал не вступать в бой с противником, а как можно скорее отойти к Салангу, где Мумин-бек должен был остановить наступление кафиров. Считая, что для обороны северные склоны Гиндукуша не нужно много войск, Джунаид-хан оставил для обороны перевала триста пятьдесят воинов. Всех остальных бойцов он увел с собой, передав Мумин-беку для усиления солдат гарнизона Пули-Хумри.
  Расчет был верным и грамотным, но в дело вмешался подполковник Рокоссовский. Он вместе с главными силами сводного отряда подошел к столице Баглана раньше гонцов Джунаид-хана и своими активными действиями смешал все карты противнику.
  Послав парламентера с требованием свободного пропуска к Салангу и не дождавшись ответа, полковник начал боевые действия точно в обозначенное в ультиматуме время.
  Не имея твердой уверенности в том, что снабжение отряда будет постоянным, Рокоссовский был вынужден ограничить время артподготовки тридцатью минутами. Ровно столько вели огонь по крепости артиллеристы отряда своими орудиями и этого, вполне хватило, чтобы посеять панику в рядах защитника Пули-Хумри. Картечь безжалостно прогулялась по крепостным стенам, сметая с них всех, кто не успел укрыться.
  За десять минут до конца обстрела, Рокоссовский отдал приказ об атаке города. По расчетам командира кавалеристы должны были ворваться в город под прикрытием огневого вала. Подобный маневр был довольно рискованный, так как подразумевал синхронное действие артиллерии и конницы. Любой сбой мог привести либо к гибели кавалеристов от собственного огня, либо от огня защитников города. Как бы плохо они не были бы вооружены, для отряда Рокоссовского, где каждый человек был на счету, могли нанести вполне ощутимый урон, однако командир все же рискнул.
  Встав рядом с орудиями, он лично руководил их стрельбой, проводя расчеты, глядя за полем боя в бинокль. Молодой подполковник обладал точным глазомером и хорошо чувствовал момент боя. В последний раз выпущенная пушками картечь обрушилась на афганцев за минуту до того как пограничники на всем скаку ворвались в город.
  Вопреки расчетам, афганские солдаты не обратились в повальное бегство, как это было при взятии городов прежде. Да, они были разбиты и не смогли отбить приступ, но они не побежали, когда всадники в зеленых фуражках ворвались в город. То тут, то там возникали разрозненные очаги сопротивления. Афганцы пытались защищаться всеми доступными средствами и тут, сказалось превосходство противника, как в вооружении, так и в подготовке.
  Те, кто не погиб от лихого сабельного удара, был сражен очередью из автомата или уничтожен взрывом гранаты. Когда подполковнику донесли, что противник оказывает ожесточенное сопротивление он, не раздумывая, бросил в бой резерв.
 - Может не стоит так рисковать, Константин Константинович. Впереди Кабул и там нас точнее не розами встретят – высказал опасение его заместитель майор Гавриков.      
 - Чем больше мы уничтожим здесь, тем легче будет действовать в Кабуле – ответил Рокоссовский и был абсолютно прав. Из ста пятидесяти защитников Пули-Хумри, к Мумин-беку добрались два неполных десятка. Многие из них были ранены и большой помощи в защите Саланга беку не оказали вопреки ожиданиям. Вместо этого, они внесли страх и боязнь в сердца его воинов.
  Фамилия подполковника была трудна для слуха горцев и потому была существенно сокращена до Рока. Одновременно с этим пострадало и его звание, снизившееся до простого и понятного капитана. Беглецы в числах и лицах рассказывали о воинах страшного капитана Рока сумевших так быстро пройти от Сайяд до Пули-Хумри.
 - Наверняка ему в этом шайтан помогает – объясняли они успех капитана и свои неудачи, и слушатели охотно кивали им головами и крепче сжимали приклады и цевье своих ружей и винтовок.   
 - Аллах не оставит нас своей милостью и поможет остановить неверных на Саланге. Пусть капитан Рок придет сюда, мы покажем ему, как умеем воевать на своей земле! – вселяли дух уверенности муллы и дервиши, и афганцы также кивали головами и стискивали оружие готовые принять все, что пошлет им Всевышний.
  В отличие от отряда Рокоссовского, госпожа Судьба не сильно баловала полковника Осипова. Узнав о том, что второй отряд покинул Мазари-Шариф, Исмаил бек решил вновь попытать воинское счастье. К этому его подтолкнуло подкрепление, прибывшее к нему в числе тысячи восьмисот человек. Общая численность басмачей достигла трех тысяч человек и Исмаил бек, поклялся перебить неверных всех до одного.
  Выступая в поход, Исмаил бек разбил свое войско на несколько колонн, приближение одной их которых была обнаружена воздушным разведчиком. Летнаб заблаговременно известил об этом Осипова, устроившего засаду на пути бандитов.   
  Туда были отправлены все орудия, имевшиеся в распоряжении полковника, которые и сыграли решающую роль в разгроме почти полторы тысячи всадников Исмаил бека. Пушки были установлены таким образом, что своим огнем накрыли всю колонну всадников. Одни били по голове отряда, другие по хвосту, а третьи громили центр.
  Все орудия были прикрыты пулеметными расчетами и пехотинцами, имевших приказ умереть, но не дать противнику возможности прорваться к позициям артиллеристов. Именно они спасли положение, когда к месту боя подошла вторая колонна басмачей численностью в пятьсот пятьдесят человек. Сумей они прорваться к орудиям и уничтожить прислугу, Осипов оказался бы в плачевном положении, однако этого не произошло. Пулеметчики и гренадеры отбили атаку противника, нанеся ему сильный урон и заставив отступить.
  К этому времени разгром первой колонны был завершен. Свой вклад в уничтожении врага внесли и летчики, чьи две машины громили напуганных басмачей огнем своих пулеметов. К вечеру вся дорога в месте засады была усеяна телами погибших и раненых, которым никто не спешил оказать помощь. За почти полтора часа ожесточенного боя было уничтожено свыше тысячи двухсот человек, сто двадцать захвачено в плен, а остальные бежали.
  Напуганные беглецы ввели в заблуждение Исмаил бека, мешая правду с ложью утверждая, что к Осипову через Амударью прибыло подкрепление. Поверив им, бек отказался от продолжения похода и отступил в город Балх.
  Не давая противнику возможности прийти в себя, Осипов отправился в преследование и вскоре окружил Балх. Численность осадивших город русских и Исмаил бека были примерно равны, но на стороне Осипова было серьезное преимущество в виде артиллерии и авиации. Ставя все на кон, полковник подверг Балх яростному артобстрелу и бомбардировке с воздуха. После этого отряд Осипова устремился на штурм горящего города, ворвался в него и ввязался в ожесточенные уличные бои. Накал схваток был необычайно высок, город трижды переходил из рук в руки, пока окончательно не перешел под контроль русских войск.
  Во многом этому способствовала гибель Исмаил бека от взрыва бомбы сброшенной с самолета во время очередного налета авиации. Лишившись вождя, басмачи упали духом и, побросав оружие, бежали из Балха в страхе перед «летающими шайтанами».
  Самолеты играли важную роль на всем протяжении этого похода. Нанеся первый удар по противнику, они поставили последнюю точку, оказав помощь Рокоссовскому в переходе через Саланг.
  Благодаря данным воздушной разведки подполковник имел примерное представление о численности врага и месторасположение его заслона и засад. Пополнив арсенал отряда благодаря вовремя подошедшему каравану с боеприпасами, он был готов штурмовать перевал в ближайшие два дня.
  Об этом он доложил Фрунзе по радио, однако генерал-губернатора это совершенно не устраивало.
 - Гарантирует ли вы, что сможете преодолеть Саланг в течение двадцати четырех часов с момента начала штурма? – спросил он в лоб подполковника и получил короткий и ясный ответ - нет.
 - Тогда будьте готовы к применению спецсредств. Чтобы не попасть под их воздействие обозначьте передовой край своего расположения кострами или другими иными средствами.
  Встревоженный Рокоссовский попытался отговорить Фрунзе от столь рискованного шага, но его слова не были услышаны. Радист протянул подполковнику бланк с единственным словом: «Исполнять» и тот был вынужден покориться приказу.
  Решение применить против Мумин-бека спецсредства, было обусловлено отнюдь не личным желанием Фрунзе. Михаил Васильевич прекрасно отдавал себе отчет обо всей опасности исходившего от этого вида оружия, но у него не было выбора. Политика безжалостно диктовала стратегии свои условия. Англичане начали активную агитацию против действий России в Афганистане в Лиге наций, уверенно перетягивая канат спора на свою сторону.      
  В назначенное время, к перевалу прилетели два бомбардировщика. По первоначальному плану их должно было быть три, но на аэродроме подскока у самолета забарахлил мотор и число ударной силы Фрунзе, сократилось на одну треть.
  Басмачи Мумин-бека несмотря на речи присутствующих среди них британского советника продолжали испытывать страх перед самолетами. При каждом появлении в небе разведчика они разбегались, а потом по совету англичанина стали стрелять в «небесного шайтана», но не очень удачно. Одно дело вести огонь по привычно парящему в небе орлу и совсем другое по человеку, летящему по воздуху вопреки разуму и логике.
  Ещё больше страх вызвали пулеметы, установленные на самолетах. От их очередей паника вспыхнула с новой силой и курбаши, удалось пресечь её только жесткими мерами.
 - Стреляйте! Стреляйте, черт вас побери! Они также смертны, как и вы! – рискуя сорвать горло, кричал Артур Левис, не подозревая о тех сюрпризах, что притаились в рукаве госпожи Судьбы.
  Сделав по одному заходу для лучшего уточнения, летчики принялись сбрасывать так называемые «газовые шашки» с фосгеном и ипритом. Все они были доставлены сначала в Ташкент, а затем в Термез по распоряжению Генерального штаба, как средства на самый крайний случай, под личную ответственность генерал-губернатора.
  При совершении бомбометания летчики совершенно не учитывали направление ветра и часть ядовитого облака, пошло в совершенно ином направлении чем было нужно, но и то, что осталось вполне хватило для выполнения боевой задачи. Занявшие оборону афганцы не имели укрытий и блиндажей, где можно было укрыться и переждать газовую атаку противника. Единственным укрытием были пещеры, которые в полной мере не были герметичны.
  Удушающая волна, состоящая из запаха чеснока, горчицы и прелого сена захлестнула всю передовую линию афганской обороны. Вдохнув его, бедные люди стали задыхаться от удушья и раздирающего горла кашля. Те, кого эта дьявольская волна не коснулась, с удивлением наблюдали, как их товарища, позабыв обо всем, бросали оружие и стали конвульсивно биться, пытаясь вдохнуть воздуха.
  В числе пораженных людей, оказался и мистер Левис. С побагровевшим от нехватки воздуха лицом и пеной на губах, он упал на четвереньки и негнущимися руками пытался расстегнуть ворот своего кителя.
  Общая картина была ужасной и её, ещё больше усилил артобстрел, начатый Рокоссовским сразу, как только самолеты ушли с боевого курса, полетев обратно покачав на прощание крыльями. Не зная, как прошло бомбометание, подполковник решил ударить из своих орудий для увеличения паники, страха и нанесения дополнительного урона противнику.
  Двадцать минут вели артиллеристы обстрел заслона басмачей, после чего капитан Ульман повел своих бойцов в атаку. Все солдаты были одеты в противогазы, благо этот элемент защиты входил в повседневный комплект бойца.
  Бежать в гору в противогазе было очень трудно и сложно, но это было чистой ерундой по сравнению с тем, что по наступающим цепям не прозвучало, ни одного выстрела со стороны басмачей. Выстрелы конечно были. Огонь вели те, кто укрылся в пещерах, и кого не задело смертоносное облако, однако они прозвучали, когда русские уже прорвались через заслон, перегородивший узкую дорогу. Когда были приведены к молчанию все огневые точки с пулеметчиками и стрелками, занимавшие крайне выгодные позиции для обороны.
  В одной из пещер Саланга находился штаб Мумин-бека и когда раздались крики ужаса с разрывами, а затем на позицию басмачей ворвались русские, курбаши вместе с джигитами своей охраны решил атаковать их. Это был смелый, но очень опрометчивый шаг.
  Те, кто выскочил из пещеры первыми, наглотались ядовитого газа, побросали оружие и были уничтожены солдатами Ульмана. Когда же по пограничникам ударили, выстрели тех, кто ещё не покинул пещеру, в ответ загрохотали автоматные очереди, сразившие остатки охраны курбаши и его помощника.
  На фоне возникшей суматохи, у Мумин-бека был шанс спасти свою жизнь бегством. Маленький шанс, но он был, однако курбаши предпочел погибнуть в бою с шашкой в руках. Единственное о чем он сожалел было то, что не смог достать своей саблей горла русского солдата срезавшего его автоматной очередью в последнем броске.            
  Увидев, что цепь штурмующих солдат ворвалась в расположение вражеского заслона, а пулеметы молчат, Рокоссовский без раздумий бросил в атаку все силы своего отряда. В противогазах, они окончательно сломили сопротивление врага, перебив почти всех басмачей.
  Девять человек из числа защитников Саланга спаслось бегством. Шесть человек сдались в плен, а все остальные были уничтожены.
  Преодолев горную преграду, Рокоссовский двинулся на Кабул, до которого было рукой падать. Появление русских солдат в столице королевства было сравнимо с шоком. Сторонники Джунаид-хана поспешили покинуть город те, кто поддерживал короля, сдержано приветствовали чужестранцев покоривших Саланг при помощи дьявольского оружия. Все ожидали известия о результате сражения под Газни между Надиршахом и узурпатором. По всем приметам это должна была быть «битва битв», но она не состоялась. Узнав, что капитан Рок вопреки всему таки прорвался к Кабулу и занял его, Джунаид-хан не стал испытывать воинского счастья. Под покровом темноты он бежал в Индию, прихватив с собой королевскую казну, захваченную в Кабульском банке.
  Теперь все население Кабула дружно приветствовало возвращение короля. Все чиновники и приближенные наперебой доказывали монарху, что всегда считали истинным правителем только его и были вынуждены исполнять приказы узурпатора под страхом немедленной и мучительной смерти.
  Через несколько дней после возвращения Надиршаха, все русские войска были выведены с территории Афганистана. Почти каждый из участников похода получил либо орден, либо ценный подарок от Фрунзе. Генерал-губернатор ничего не жалел для участников Афганского похода, но при этом давал волю собственным предпочтениям.
  Так помня несговорчивость Осипова, он представил его к награждению орденом «За заслуги» III степени, ценным подарком, но отказал ходатайствовать о присвоении очередного звания. В том же звании остался и Рокоссовский, но зато его грудь украсил новенький орден Боевого Знамени за номером 25. недавно введенный Сталиным вместо упраздненных орденов Станислава, Белого орла, Мальтийского креста и ордена святой Анны.
  В отношении последнего российский президент своеобразно пошутил. - В Кремле есть Георгиевские, Александровские, Владимирские, Андреевские и Екатерининские залы. А вот Анненского зала нет, значит, такой орден не так был сильно и нужен. Будем экономиь народные деньги
  Сам Афганский поход в стране был не очень известен. Центральная пресса вскользь упомянула об войсковой операции на границе с Афганистаном, направленной на уничтожение вооруженных банд содержащихся на деньги одного недружественного России иностранного государства.




                Документы того времени.      



 
                Из постановлений правительства Российской республики, опубликованные в газете «Известия» от 3 июля 1926 года.
 
                Согласно утвержденному положению Конституции России провести очередные партийные выборы в Государственную думу, а также в местные и региональные органы власти в воскресенье 14 ноября этого года. Создать избирательные комиссии на уровне краев, областей и районов согласно ранее утвержденным выборным уставам и положениям. Возложить на местные власти заботу о создании избирательных участков и проведения процедуры тайного голосования.
  В выборах могут принимать участие все партии и движения, которые не запрещены решением Верховного Суда России как экстремистские или подпадающие под закон об иностранных агентов и имеют финансирование из-за рубежа.
  Для контроля и наблюдения за проведением очередных парламентских выборов на территории Российской Республики создать Центральный избирательный комитет по проведению выборов. Назначить председателем Центрального избирательного комитета, помощника московского губернатора гражданина Кирова Сергея Мироновича.


                Президент России - Сталин И.В.
                Москва. Кремль 3 июля 1926 г.


                Глава IX. Под нами – Арктика.
 




                Полеты на дирижаблях всегда имею пикантную особенность. С одной стороны это незабываемый вид, что открыт твоему взору при отсутствии облаков и делающий тебя если не самим богом, то точно его приближенным. А с другой стороны будничная работы без выходных и проходных, от рассвета и до рассвета, если ты не его высочество господин - пассажир. Такого титула ни один из участников полярной экспедиции на дирижабле «Россия» не имел никто. Начиная от самого академика Обручева и кончая кинорежиссером Дзигой Ветровым, все были заняты своей повседневной работой.
  Вопреки ранее объявленным планам создатель нетленного киноэпопеи о покорении Севера присоединился к экспедиции не в районе Мангазеи, а в Архангельске, что породило массу споров среди экипажа дирижабля и членов экспедиции. Одно с уверенностью говорили, что причиной преждевременного появления Вертова на борту «России» обусловлены трудностями сообщения с дельтой Енисея.
 - Слишком удлиненное плечо перелетов в эту Мангазею. Что-то нам нарушилось со снабжением вот поэтому его, и отправили в Архангельск – авторитетно заявляли пилоты и близкие к ним люди. Другие с не меньшим апломбом заявляли, что такой ход был заготовлен заранее.
 - Это специально сделали наши спецслужбы, чтобы ввести в заблуждение вражескую разведку. Сказали, что Ветров полетит к Оби, а самого в самолет и сюда. Экспедиция у нас ведь хоть научная, но сплошь секретная. Не зря к нам специального агента прикрепили – говорили знатоки и со знанием дела кивали в сторону Покровского, за которым с первого дня экспедиции негласно закрепилось прозвище «наблюдатель».
  Что касается самого кинорежиссера, то на все расспросы он отвечал кратко и уклончиво.
 - Ничего не знаю, ребята. Говорили Мангазея, а затем выдали на руки предписание, билет в зубы и полетел в Архангельск спецрейсом.
  Столица поморов была последним крупным городом, «островком цивилизации» на пути экспедиции на восток. После того как устье Двины скрылось из глаз, потянулась нескончаемая тундра и заболоченные поймы полярных рек только-только вскрывшихся ото льда. Экспедиция добросовестно отщелкала реку Мезень, Канин Нос, Печору и неспешно добралась до Вайгача.
  Здесь в Карских Воротах кончалась сила теплого Гольфстрима, дающего свободное плавание в Баренцевом море, и начинался холод Ледовитого океана. Имей остров Новая Земля иное расположение, возможно Карское море также было свободным для судоходства, но судьба сулила ему иное. Огромное море, вбирающее в себя воды могучих сибирских рек Оби и Енисея, было почти круглый год покрыто льдом и только на короткий летний период было открыто для прибрежного судоходства.   
 - В честь кого такое огромное море получило свое название? Я не помню такого землепроходца и исследователя Арктики. Возможно это местное название? – спросил Покровский Обручева и тот огорошил его своим ответом.
 - Землепроходца и тем более исследователя Кара действительно нет. Как нет и племени обитавшего на его берега. А что касается названия, то море получило его от названия речки Кара, что впадает в море как раз в этих местах. Скоро мы её посетим.
 - Но ведь река такая маленькая! Её и на карте не сразу найдешь, а море такое огромное!? – удивился Алексей Михайлович.
 - Так кто же знал, что оно такое огромное. Сначала думали, что оно ограничено одним Ямалом, потом Пясиной и только затем узнали о Таймыре и его окончании мысе Челюскина. Расстояния громаднейшие, погодные условия жутчайшие, вот и открывали это море, что называется в час по чайной ложке – горько усмехнулся академик. Это хорошо, что правительство нам такую комфортную машину выделила, а без неё достигнуть верхушки Таймыра за одно лето невозможно!            
  Дирижабль был действительно великолепен. Он обладал не только высокими комфортными условиями, включая двухместные каюты, горячее питание и теплый туалет, но и великолепными летными качествами. Они в полной мере проявились, когда Дзигу Вертова на специальной лебедке спускали на землю, чтобы тот снял прилет дирижабля в район Мангазеи.   
  Академик Обручев с самого начала был против остановки в этом районе, считая его полностью бесперспективным для создания порта Северного Ледовитого пути. Он пылко приводил массу доводов и ссылок в качестве поддержки своего мнения, но все было бесполезно. Высокие государственные чиновники лучше его знали, где ставить северные порты.
 - Ведь раньше Мангазея была портом? Была. Через неё северная шла торговля? Шла. Так, что, по-вашему, тогдашние землепроходцы и торговые люди глупыми были? Ставили порты, где придется? Правильно не ставили - назидательным тоном рубили они в лапшу выкладки академика.
 - Но ведь Мангазея – была речным портом! Для создания морского порта там нет никаких условий! – протестовал Обручев.
 - Очень может быть, - охотно соглашались с ним представители министерства. - Вот вы слетайте, посмотрите и с фактами в руках закройте этот вопрос.
  Против такой логики академик был бессилен и «Россия» была вынуждена задержаться над Обской губой. Что написано пером, то не вырубишь топором.
  Где была Мангазея, никто толком не знал. Министерские умники просто ткнули пальцем в карту и с нетерпением ожидали результата. Зря, что ли такие деньги выделены, будьте добры отработайте их. И «россияне» с честью выполнили эту задачу. Выбрав наиболее удачное место на берегу губы, они высадили на землю несколько человек и Вертова с аппаратурой, который и снял прибытие дирижабля в «Мангазею».
  В этот день был сильный ветер, и только мастерство пилотов и отличный летные качества дирижабля позволили сделать из ничего конфетку. У смотревших потом кадры кинохроники людей не возникло никакой мысли о ветре, так плавно и красиво спускался с высот небесный тихоход, лихо сбрасывал якоря, которые тут же закрепляли неизвестно откуда взявшиеся люди. И они же приветствовали спустившуюся по откидному трапу группу ученый во главе с академиком Обручевым. Одним словом красивое получилось кино.
  Следующая остановка дирижабля должна была быть на восточной стороне Таймыра, но вмешался его величество Случай, а также ненасытное любопытство главы экспедиции, которое тот с радостью и легкостью удовлетворял за государственный счет.
  Изучая восточное побережье Карского моря, каждый из участников экспедиции мог на деле ощутить безграничные возможности способа аэросъемки и высоком качестве немецкой техники. Сразу после поворота от устья Енисея на север, в поведении академика Обручева появились признаки нервозности и напряженности. Так бывает когда, человек боится пропустить встречу с чем-то важным и значимым для себя. С этого момента, академик приказал удвоить наблюдение в мощные морские бинокли за прибрежной полосой и стал требовать результаты фотосъемки не дважды в день как прежде, а почти каждые два часа. Бедный фотолаборант замучился проявлять пластины и печатать свежие снимки.
  На удивленный вопрос Алексея Михайловича, чем вызвано подобное изменение первоначального плана, академик ответил кратко:   
 - Ищем следы экспедиции капитана Русанова и его шхуны «Геркулес».
 - Кто это? – спросил Покровский, нисколько не боясь показать свое невежество в истории исследования Севера.
  - Капитана Георгия Седова надеюсь, помните? – насупился академик.
  - Конечно. Он в 1913 году пытался достигнуть Северного полюса на корабле «Святой Фока», но умер во льдах на пути к нему – блеснул своими познаниями в истории Арктики Покровский.
 - Похвально, что люди вашего поколения помнят Георгия Седова, в отличие от нынешней молодежи, - снисходительно молвил Обручев. - В этот год было ещё две полярной экспедиции. Обе они намеривались пройти Ледовитый океан с запада на восток за одну навигацию и обе тоже закончились неудачей. Брусилов на шхуне «Святая Анна» вмерз в лед в Карском море, дрейфовал, был вынесен льдами в Атлантику и летом 1915 года был интернирован немецкими моряками вместе со всеми членами команды. Сейчас сидит в Париже и пишет мемуары о своей полярной одиссее. А вот Владимир Александрович со своей шхуной «Геркулес», к сожалению бесследно пропал. Хороший был геолог и светлая голова. Один только его отчет по угольным залежам Шпицбергена чего стоит.
  Академик замолчал, вспоминая что-то свое, а затем продолжил рассказ.
 - Ни в один порт Русанов так и не прибыл. Скорее всего, его «Геркулес» также как и «Святая Анна» не смог достигнуть мыса Челюскина и попасть в море Лаптевых. Ледовая обстановка в тот год была крайне неблагоприятная для плавания и шхуна скорее всего вмерзла в лед и экспедиция стали зимовать. Продуктов хватало, но вероятнее всего со шхуной случилось самое страшное, что могло случиться. Зажатая льдами она получила пробоину и затонула. Очень часто это бывает так быстро, что люди не успевают, снять с корабля самое необходимое.
  Из последнего сообщения оставленного Русановым, известно, что находясь в Карском море, он собирался посетить остров Уединения, но там никаких следов его пребывания там не обнаружено. Значит, их следует искать вдоль западного побережья Таймыра или на островах архипелага Северная Земля, бывшая Земля императора Николая II.
  Обручев никак не мог пройти мимо переименования архипелага, что было связанно исключительно с отрицательной оценкой правления последнего российского императора, данной президентом Алексеевым.
 - И что вы хотите обнаружить? Останки судна и людей, следы их стоянок?
 - В первую очередь столбы. Любой полярный исследователь должен оставить столб с надписью – это неизменная традиция. Ну и если повезет следы стоянки экспедиции. Я прекрасно отдаю себе отчет, что чудес не бывает и тайну экспедиции Русанова, мы не откроем, но хотя бы что-то о судьбе экспедиции, мы должны попытаться найти в этом белом без молви! – воскликнул академик и Алексей Михайлович с ним от всей души согласился. Страна должна была знать своих героев.
  Белые полярные ночи очень облегчали задачу наблюдателей в их поисках. Нет, нет, да и что-то интересное они замечали и это что-то, вызывало жаркие споры в кают-компании, где собирались ученые.
  Вначале, это были подозрительные места, что с определенной натяжкой можно было интерпретировать как следы стоянок. Они тщательно заносились на карту, с тем, что потом, по возможности направить туда поисковиков. Затем, в районе реки Пясны, наблюдатели заметили контур судна, просматривавшегося сквозь толщу воды. Был отлив и затонувший корабль заметили сначала в бинокль наблюдатели, а затем подтвердили данные фотосъемки.
  По своим контурам и размерам, затонувший корабль был схож с «Геркулесом». Ученые стали просить академика снизиться и попытаться при помощи «кошек» и лебедки попытаться поднять что-либо с открытого корабля, но Обручев ответил категорическим отказом.
 - Корабль затонул и у нас не возможности и времени выяснять, «Геркулес» это или нет! – сказал Обручев, чем вызвал откровенное непонимание среди ученых. Зачем тогда искать шхуну, если её нельзя исследовать. Ради отметки на карте? Горячие головы не понимали, что у академика был куда более сильный магнит по ту сторону Таймыра, и он торопился дойти до него.
  Вскоре наблюдатели заметили на береговой кромке ещё один корабль, который сразу был отнесен интеллектуалами к ладье землепроходцев 16-17 века. Размер открытого корабля четко указывал на это. И вновь жаркие споры возникли в кают-компании.
 - Это, скорее всего новгородские ушкуйники, что ушли на восток спасались от гнева царя Иоанна Грозного – говорили одни. - Нет, - спорили другие, - это архангельские поморы, для которых издревле Карское море было хорошо знакомо.         
 - Землепроходцы царя Алексей Михайловича – настаивали третьи, и все они требовали немедленного спуска, для исследования находки и подтверждения своего предположения. И вновь, Обручеву пришлось применить власть, приказав занести место находки в журнал и лететь дальше.
  Так и летел бы дирижабль без остановки до мыса Челюскина, если бы фотоаналитики сделали открытие, мимо которого невозможно было бы пройти.   
 - Владимир Афанасьевич – это наверняка экспедиционный столб – заявил Василий Крючков, выкладывая перед академиком несколько снимков одинокого острова мимо которого они пролетели пару часов назад. - Месторасположение объекта и тень, которую он отбрасывает, однозначно говорит, что это искусственное сооружение и скорее всего столб.
  Академик придирчиво разглядывал в лупу снимки и когда Покровский решил, что он решит лететь дальше, Обручев отдал приказ возвращаться.
  Сколько ворчания и колких слов по углам вызвало это решение академика в научно среде дирижабля. Можно было смело поставить рубль против тысячи на то, что в подавляющем большинстве ученый люд считал решение Обручева ошибкой и уже в тайне торжествовал, когда «Россия» стала снижаться над целью. Однако чем ближе подходила поисковая группа к объекту, тем стремительнее эта уверенность падала, пока не застыла на нулевой отметке.
  Это действительно был вкопанный в землю столб, а на его боках была вырублена топором надпись «Геркулес 1913». Когда поисковики провели развернутые поиски на одной из сторон острова, были найдены остатки одежды, компас, охотничий нож, фотоаппарат, патроны, остатки консервов и другие вещи, принадлежащие экспедиции «Геркулеса».
  Находки мгновенно погасили все былые разногласия. Все искренне радовались тому, что хоть немного, но удалось пролить луч света на судьбы Владимира Русанова и его спутников по плаванию. Конечно, на Обручева посыпался град предложений расширить район поисков, но академик вновь одел «броню начальника экспедиции». Покровскому было хорошо видно, с каким трудом давалось ему это решение, но академик его принял и дирижабль взял курс на норд-ост.
  По мере прохождения над берегом Харитона Лаптева, Алексей Михайлович все чаще замечал начальника наблюдающего в специально установленную стереоскопическую трубу, направленную не в океан, а в сторону гор, видневшихся у края горизонта.
 - Если бы только знали, как чешутся руки повернуть дирижабль вглубь полуострова и заняться день другой геологической разведкой. Чувствую, необычные сюрпризы таит в себе эта красота, - сказал Обручев, когда Покровский застал его за процессом созерцания полярных красот. - Очень хочется поработать молотком, но не могу. Послан проводить аэроразведку и все!   
  Последняя реплика явно относилась к тем, кто в душе считал академика бездушным исполнителем приказа полученного сверху.
 - Вы только подумайте, по своей площади полуостров Таймыр превосходит Англию и Ирландию вместе взятые. Площадь огромная, а людей никого нет. Никого. Местные ненцы живут только вдоль берега моря и кочуют по тундре, а местные горы практически не изучены. Веками стоят покрытые снегом и льдом, скрывая свои сокровенные тайны – Обручев азартно ткнул пальцем в сторону гор.
 - Так уж и тайны? – недоверчиво усмехнулся Покровский.
 - Смею вас заверить как геолог с многолетним практическим опытом, что у этих гор есть свои тайны. Нужно только хорошо капнуть и результат обязательно будет. Но не только одни полезные ископаемые скрыты в этих горах, наверняка есть и другие тайны. Об этом говорит один только их вид. Посмотрите – предложил Покровскому академик и тот с интересом прильнул к окулярам. Великий геолог не обманул. Величественные, покрытые снегом горы сразу притянули взгляд Алексея Михайловича и приковали своей красотой.
  В них не было многочисленного разнообразия красок южной природы, что так быстро очаровывают и восхищают своим видом любого пришельца. Число красок у полярных красавиц было ограничено но, то, как и в каком порядке, они были расположены, создавало незабываемую картину, покоряющую своей красотой сердце гостя раз и навсегда.
  Покровский сразу попал под чары раскинувшегося перед глазами пейзажа полярных гор. С необъяснимой силой они манили и притягивали его взор своей первозданной хаотичной красотой. Она была полностью неправильна своими нагромождениями, провалами и вместе с этим не позволяла позабыть себя ни на мгновение.
  Увиденная картина так прочно потрясла Алексея Михайловича, что неожиданно для самого себя он предложил академику одну маленькую авантюру.
 - Скажите, Владимир Афанасьевич, а ваши намерения помахать молотком в горах Таймыра по-прежнему в силе или это была просто так сказать Фата-Моргана? – спросил он академика на следующий день за время второго завтрака. Весь экипаж и участники экспедиции питались строго специально разработанному для них распорядку.
 - Грешно смеяться над мечтой, господин полковник – недовольно буркнул Обручев, отставляя от себя, недопитую чашку кофе. Как представители начсостава, Обручев и Покровский принимали пищу за отдельным столом, стоящим рядом с иллюминатором.
 - И в мыслях не было ничего подобного. Просто уточняю на тот случай, если вдруг выпадет возможность сделать остановку на восточном побережье полуострова.
 - О какой остановке вы говорите? Весь необходимый груз мы получили в дельте Енисея от экспедиции капитана Баркасова. Следующая остановка согласно графику в устье Лены и вы это прекрасно знаете.               
 - Да, знаю. Согласно графику, следующая остановка - в устье Лены, все верно. Однако всегда есть незапланированные остановки. Сейчас у нас согласно плану ждет мыс Челюскина, затем съемка островов Северной Земли и побережье моря Лаптевых до Новосибирских островов. Полет очень сложный и длительный, поэтому наши техники просят после облета сделать внеплановую остановку для проверки и настройки аппаратуры дирижабля. И самое удобное место это восточное побережье Таймыра – Покровский старался держаться серьезно, но в глубине его глаз прыгали веселые искорки.
 - Вы это серьезно?
 - Более чем, Владимир Афанасьевич. Час назад у меня был разговор с Мураховским и Дмитрий Васильевич высказал такое пожелание – сказал Покровский и с удовольствием откинулся на мягкую спинку кресла.
 - По плану подобные остановки действительно предусмотрены, но в прибрежной зоне и не более одних суток. За это время, невозможно на своих двоих добраться до гор, провести там маломальскую разведку и вернуться обратно.
 - В каждом правиле есть свои исключения. Что мешает совершить посадку не на побережье, а возле отрогов гор. Это серьезно сэкономит время, если примете решение провести их разведку.
 - Алексей Михайлович, вы подобно Мефистофелю искушаете меня, явно имея в этом деле свой интерес. Скажите честно, эта остановка никак не связанна с намерениями поискать Золотую бабу, которую местные племена по слухам прячут в этих местах? – напрямую спросил академик, сверля собеседника пытливым взглядом.
 - Абсолютно нет. Я искренне верю в вашу интуицию, Владимир Афанасьевич и только. А о Золотой бабе, я впервые от вас слышу. Расскажите поподробнее – попросил Покровский, но Обручев уже не слышал его. Выскочив из-за стола, он направился в отсек называемый «библиотекой» так как в нем хранились карты и многочисленные материалы необходимые в этой экспедиции.
  Расстелив карту полуострова, академик стал высчитывать, куда лучше следует сесть дирижаблю возле отрогов гор с причудливым названием - Бырранга. Местные жители называли горы «царством злых духов» сулящих смерть и потому никогда не приближались к ним. Покровский хорошо понял их чувства, когда совершив съемку Северной земли, дирижабль стал подлетать к горам.
  Несмотря на то, что на вершинах гор было обнаружение присутствие ледников, выходящие на побережье моря Лаптевых, сами горы были исключительно черного цвета. Угрюмые и безмолвные они своим видом нагоняли тревогу и страх, источая волны непонятной опасности.
  Перед самой высадкой злые духи преподнесли незваным гостям неприятный сюрприз. Дирижабль уже спустился на высоту ста метров, когда неожиданно, со стороны блистающего белизной на равнине озера, вдруг наползла полоса тумана. Ещё мгновение назад светило солнце, в лучах которого играли воды далекого озера и вдруг, все заволокло непроглядной серой белизной.
  Будь на месте пилотов люди, не имевшие опыта полетов в подобных условиях, высадка наверняка затянулась на долгое время, но управлявший дирижаблем Маврикий Слепнев с честью вышел из трудной ситуации. Учитывая показания высотомера и ветрометра, он временно прекратил спуск и стал дожидаться, когда туман исчезнет. Подобное явление очень часто встречалось в этих широтах. Прошло некоторое время, и туман исчез, как не бывало. Вновь засияло солнце, и дирижабль продолжил спуск.         
  Обручев никому не уступил право проведения разведки отрогов гор. Вспомнив молодые годы, он встал на лыжи и, закинув за плечи мешок, направился к горам. Стояло календарное лето, а на Таймыре ещё лежал снег. На его потемневшей поверхности уже угадывались темные пятна скорых проплешин, но лыжи оставались тем транспортом, на котором можно было быстро достичь каменных глыб стоящих особняком на равнине.   
  Вместе с Обручевым в разведку отправился и Покровский. Вместе с несколькими добровольцами, они тянули нарты с инструментами и на которые должны были погрузить взятые образцы.
  Уже первый осмотр показал присутствие в горах Бырранга богатые залежи черного и бурого угля. Уже это можно было ставить в заслуги экспедиции, но жадный до изучения Обручев этим не ограничился. После небольшого отдыха группа лыжников двинулась дальше. Преодолев несколько склонов, они спустились в распадок, потеряв из виду дирижабль. Покровский прекрасно знал, что поднявшись на склон, он обязательно увидит «Россию», но вместе с тем испытал никогда ранее неизведанное чувство. Полковник ощутил полную отрезанность от цивилизованного мира. Он находился в первозданном мире, за его плечами был карабин, мешок с запасом продуктов и больше ничего. И вся его дальнейшая судьба зависела от того, что он добудет себе на пропитание, соберет ли дрова для костра, найдет место для ночлега и многого другого. Чего в обычной жизни ты, как правило, не замечаешь и что становиться очень важным для выживания в условиях Севера.      
  Для Алексея Михайловича все это было в новинку, чего совершенно нельзя было сказать об академике. Его было трудно узнать, в не погодам прытком и энергичном человеке, что орудовал киркой и молотком, и отдавал приказания своим спутникам.
  Пока Обручев был занят своим делом, Покровский решил осмотреть соседний распадок. В его противоположном склоне была видна узкая щель, привлекшая его внимание. Полковник начал спускаться, но не успел он пройти и половины, как на солнце набежали тучи, и наступила хмурая пасмурность.
  Лучи светила били Покровскому в спину и это, сыграло с ним злую шутку. Неожиданно для себя он увидел огромную человеческую фигуру стоявшую прямо напротив него. Возникновение великана застало полковника врасплох. Позабыв о том, что у него за плечами винтовка, он инстинктивно нагнулся и схватил первый попавшийся камень. Занеся руку, он с тревогой стал наблюдать за незнакомцем, который также как и Покровский застыл в непонятном ожидании. Только по прошествию времени он понял, что незнакомец – это он сам, точнее его тень, порожденная причудливым преломлением лучей в воздухе. Автоматически сунув камень в карман, Алексей Михайлович решил вернуться обратно от греха подальше.
  К этому времени энтузиазм академика пошел на спад, возраст все же брал свое, и разведчики повернули назад. Возвращались не так быстро как шли вперед, ноги предательски подгибались, но академик был доволен. На нартах лежал груз, ради которого и была организована эта маленькая авантюра.
  Анализ добытых образов ещё не был проведен, а положительный результат уже был получен. И как это не было странным, в этом была заслуга Покровского. Описывая академику случай с появлением «великана», он показал камень, который случайно подобрал на горном склоне.
 - Вы, что разыгрываете меня!? – подозрительно спросил академик, вертя в руках тусклый темно-желтый камень. - Это пирит, понимаете?! Настоящий пирит.
 - Нет – честно признался полковник. - Я поднял его, совершенно случайно, не глядя.
 - Пирит это верный признак того, что рядом могут быть залежи цинка, олова, свинца, меди и даже золота – выдал свой вердикт академик и дальнейший анализ взятых пород подтвердил его слова.
 - Могу поставить все свои регалии против копейки, что в этих горах имеется богатые месторождения рассыпного золота, – Обручев торжественно потряс перед Покровским протоколом исследования, - здесь золото и другие полиметаллические руды.
 - Золото есть, но вот добыча его будет очень дорогостоящим процессом, не говоря уже о транспортировке – внес свою ложку дегтя в бочку меда геолог Труханов проводивший анализ пород вместе с Обручевым.
 - Это уже вопрос государства. Нужно будет золото – придумают, как его достать, вывезти и переработать, - не согласился с ним академик. - Главное, мы Иннокентий Владимирович его открыли, явили так сказать народу.      
 - Ваши слова мне напомнили одну историю, которую я прочитал в журнале «Вокруг света». Один ученый доказал наличие золота на Солнце и выступил на эту тему с многочисленными лекциями. На одной из них его спросили, а какой толк от этого факта, ведь достать его с Солнца было невозможно.
 - Для вас может и никакого толку, а вот для меня есть – сказал астроном и показал золотую медаль, полученную за совершенное открытие – сказал Алексей Михайлович и его слова вызвали общий смех.
  Так закончилось незапланированное исследование полуострова Таймыр. Плавно и величаво плыл над безмолвными просторами Арктики дирижабль «Россия». Впереди его ждали главные цели, ради которых академик Обручев и затеял эту экспедицию. Ждали горькие разочарования и приятные неожиданности, ждало развенчание старых гипотез и сотворение новых. Север был неисчислим на подобные сюрпризы, как было неисчислимо белое пространство, видимое с борта дирижабля в летний полярный день.





                Документы того времени.
   
         


                Телеграмма с пометкой «Молния» отправленная из российского посольства в Бангкоке 8 июля 1926 года.

              В ночь с 7 на 8 июля на восточное побережье страны в результате землетрясения в Сиамском заливе обрушились гигантские цунами. Больше всего пострадали Южные и Центральные провинции страны, включая столицу - Бангкок. Число жертв и число иностранцев среди них уточняется. Среди тех, кто, возможно, пострадал от наводнения супружеская чета Романовых, временно проживавших в городе Паттайя.

               Заместитель посла Республики России в Сиаме Пиявкин В.К.


      



                Правительственная телеграмма в российское посольство в Сиаме от 8 июля 1926 года.

               В течение суток дать ответ, действительно ли в число лиц погибших от цунами входят бывший император Николай Романов и его супруга Александра. В случае подтверждения этой информации принять все меры к розыску тел и подготовке их к отправке на Родину для похорон.


                Президент России Сталин И. В.

                Москва. Кремль.



          Срочная телеграмма от заместителя посла Республики Россия в Королевстве Сиам Пиявкина В. К. 10 июля 1926 года.
 
          Тела бывшего царя и царицы опознаны их дочерью Татьяной Романовой проживающей в Бангкоке. Она готова дать согласие на отправку их в Россию для погребения только в том случае, если вместе с ними будет отправлено ранее умершего наследника Алексея. Каковы наши дальнейшие действия?


                Заместитель посла Республики России Пиявкин В.К.

          Резолюция наложенная синим карандашом: Дать согласие на перевозку всех тел бывшей царской семьи. Обеспечить проезд в Россию за счет государства, близких родственников погибших.
Сталин.


                Телеграмма с пометкой «Молния» из российского посольства в Лондоне от 11 июля 1926 года.

  С 8 часов утра сегодняшнего дня по всей Великобритании началась всеобщая забастовка, вызванная введением 8-часового рабочего дня и снижением заработной платой шахтеров. Решение о локауте принято на конференции исполкомов британских профсоюзов 19 июня этого года. В стране парализована работа угольных шахт и железной дороги, грузовых перевозчиков, печатников, почты, предприятий судостроительства, металлургической и  электропромышленности. На действия забастовщиков правительственный кабинет подает в Верховный суд с требованием признать их действия незаконными. Одновременно с этим с целью уменьшить негативные последствия от локаута ведутся приготовления для привлечения штрейхбрейкеров и армии.


            Посол Республики России в Объединенном Королевстве Рыбкин Н.П.   
 
       Резолюция на телеграмме: Обратиться к профсоюзам с призывом помочь влиянием и деньгами бастующим угольщикам. Перевод денег должен быть произведен по официальным каналам с освещением в прессе. Нашей и зарубежной, желательно британской.

                И. Сталин.




                Из постановлений Правительством Республики России опубликованного газетой «Известия» от 14 июля 1926 года.


                1. В связи с массовой гибелью жителей королевства Сиам в результате природной катастрофы – цунами, Правительство России выражает глубокое соболезнование родным и близким в связи с постигшим их горем. В том числе родственникам бывшего императора России Николая Александровича Романова и его супруги Александры Федоровны, погибших в городе Паттайя.
                2. Следуя многовековым укладам и традициям Российского государства, а
            также при согласии представителей семьи, организовать комиссию по похоронам   
            граждан Романовых в Петропавловском соборе, города Петрограда, вместе с телом их   
            ранее умершим сыном Алексеем.
                3. Для доставки тел погибших на Родину, отправить в Бангкок крейсер
           Тихоокеанского флота «Аскольд» с губернатором Приморья Челубеем С.В. и
            временно исполняющим обязанности командующего флотом вице-адмиралом
            Горшковым Н.П. Помочь с приездом в Россию для участия в похоронах и прощании
            матери и сестры погибших граждан Романовых – Марии Федоровны и Ксении
            Александровны.
                4.Назначить председателем комиссии по похоронам бывшего императора
      России Николая Романова и его жены Александры секретаря администрации
      президента России - Молотова В.М. Его заместителем по комиссии ответственного
      работника администрации президента России – Покровскую Н.Н.


                Президент Республики России Сталин И. В.

                Москва. Кремль.




                Глава X. Чуден Тигр при тихой погоде.




                Даже находясь далеко от родины, английские джентльмены всегда стремились придерживаться её правил и этикета, независимо от той обстановки, где они находились. Свято веря в то, что пока жива традиции и обычаи страны будет жива и сама империя, они строго требовали от своих слуг их выполнение.
  Дом, который занимал в Мосуле майор Френдкленд, был построен исключительно в арабском стиле, равно как и большинство обстановки внутри. Полная замена на европейский лад была слишком затратная для финансов майора, да и в этом не было никакой необходимости. Френдкленд не собирался надолго задерживаться в этой стран, но вот создать кусочек родины, в виде столов, стульев с высокими спинками, бюро и прочими житейскими мелочами – это было святое.
  Когда к нему приехал высокий гость из Лондона, в лице полковника Клэнси, дорогому гостю был подан несколько запоздалый завтрак. Слуги, привезенные майором из Англии, тщательно разложили перед хозяином и гостем, традиционную сервировку. Чашки для чая на две персоны, заварочный чайник, молочник, сахарницу, щипцы для сахара, ложки, ножи и неизменные бисквиты с джемом.
  Последний атрибут был своеобразным символом для большинства англичан. Желая друг другу счастливой и безбедной жизни, они говорили – Пусть ваш хлеб будет всегда намазан джемом. От столь прекрасного и высокого пожелания, англичане чувствовали себя на голову выше всех остальных жителей Европы. А в отношении дикарей из России, которые желали друг другу хлеба с маслом и иногда какой-то там икры, на целых две. Что поделать, расизм на Британских островах всегда цвел пышным цветом.   
  Следуя традициям, за завтраком джентльмены никогда не говорили о делах. Только перейдя к сигарам и стаканчику бренди, они начали обсуждать то, ради чего мистер Клэнси оставил милый прохладный Лондон и притащился в пышущую жаром Месопотамию.
 - Ваш внезапный приезд господин полковник, связан с нашей неудачей на границе? – спросил майор, учтиво пододвигая перед гостем спички, пепельницу и шкатулку с сигарами.
 - Совершенно верно, Артур. Мы рассчитывали, что к этому времени у курдов будет полыхать хороший костер, но этого, к сожалению нет. На чей счет прикажите списать убытки? – спросил гость в полу шутливом тоне, который позволен только начальнику в разговоре с подчиненным. Взяв из шкатулки сигару, он привычно размял её пальцами и закурил, неторопливо наслаждаясь ею.
 - Я бы мог списать все на курдов. Дикость их нравов, постоянные распри друг с другом и очень низкую договороспособность и был бы абсолютно прав, но я не стану этого делать. Не стану делать по той причине, что в этой операции нам противостоят русские, в борьбе с которыми никто и никогда не достигал быстрых результатов – констатировал Френдкленд и собеседник был вынужден согласиться с ним.
 - Затевая любое против них дело, следует помнить их пословицу, согласно которой первый блин всегда получается подгорелым. Но это только добавляет соли и перца в игру. Не получился первый вариант, нужно пробовать второй, третий, до тех пор, пока не будет получен нужный результат. Так было прежде, так будет всегда пока стоит Британия.
 - Недаром мистер Эванс считает вас грамотным знатоком русских, и теперь я вижу, что он прав. Не каждый специалист знает и использует поговорки своего противника, - усмехнулся, пыхнув дымом гость. - Скажите, как вы характеризуете нынешнее положение на русской границе в Курдистане и ваш прогноз на дальнейшие события.   
 - Господин Юденич, на удивление смог грамотно и быстро закрыть границу. В этих его действиях явно чувствуется опыт и хорошее знание местных условий. Теперь большинство проходов на границе плотно закрыто пограничниками и казаками, и рассчитывать на то, что против русских поднимутся курды их части Курдистана, не приходится. Однако границу нельзя закрыть полностью. Для этого нужно построить стену, а это практически невозможно. Значит, нужно будет искать прорехи в заслонах противника, и готовить место для вторжения банды Галани. Естественно, это произойдет не раньше, чем в Лиге наций будет кворум государств готовых проголосовать за осуждение действий русских в Курдистане.
 - Пока все упирается в позицию Франции, и её новоевропейских сателлитов: поляков, румын, венгров и болгар. Для того чтобы переломить ситуацию в свою пользу, нужны очень весомые аргументы. Очень весомые аргументы – с нажимом произнес Клэнси.
 - Я вас прекрасно понимаю и смею заверить, что они будут, сэр – заверил высокого гостя майор.
 - Как много времени вам понадобиться для этого? Прекрасно понимаю, что осторожность и неторопливость – мать фарфора, но конец года крайний срок.
 - Можете не волноваться, господин полковник. Нужный нам результат будет через три месяца, максимум четырех.
 - Мне импонирует ваша уверенность, Артур, но на кону слишком высокие ставки и одного вашего слова мне мало. Прошу меня простить.
 - К черту извинения. Юденич выложил все свои козыря и наша задача подготовить хорошего джокера, который перебьет их. После гибели курбаши Галани конечно испуган и нужно время, чтобы привести его в чувство и влить в его войско новых солдат. Трех месяцев для этого вполне хватит, после чего его воинство можно будет пускать в дело.
 - Отлично – полковник поднял небольшой бокал с бренди и пригубил его, - но один месяц на всякий случай вы резервируете. Почему?
 - Межклановая грызня. Каждый вождь считает себя самым главным среди остальных вождей и не согласен склонить её перед другим вождем, но эта проблема не может помешать нам в выполнении задачи. Осложнить да, но никак не помешать. Деньги и оружие помогают нам создать временное подобие единства, для своих целей, а там пусть хоть все перебьют друг друга.
 - Хорошо сказано, но возникает вопрос. Будет ли Юденич эти три месяца спокойно сидеть, сложив руки. У него наверняка здесь найдутся свои глаза и уши, и он попытается вставить палку в ваше колесо.      
 - Это естественно. Юденич действенный и опытный противник, но у него связаны руки. Военные действия против отрядов Галани на нашей территории он провести не сможет. Единственное, что он может предпринять в этой ситуации – это попытаться разложить их из нутрии. Именно так я бы и поступил на месте русских, но мы уже предприняли необходимые контрмеры. Преданные нам люди тщательно проинструктированы и ждут появления среди воинов Галани посланцев с той стороны границы, чтобы оказать им горячую встречу.
  Клэнси не стал уточнять, что имеет в виду собеседник, но по одной улыбке майора можно было догадаться о незавидной судьбе русского лазутчика.
 - Все это прекрасно, но все ли возможные ходы со стороны противника вы предусмотрели? Всегда есть шанс натолкнуть на непредвиденные обстоятельства.
 - Вы назвали меня неплохим специалистом по русским и как специалист, могу вам сказать, что агрессивность, действие на опережение – это не их конек. Там, где мы уже сто раз применили бы силу для решения вопроса в свою пользу, они будут до последнего момента пытаться разрешить дело миром, даже иногда, ущерб собственным интересам. И только когда на них нападут, они будут действовать.
 - Вы так уверенно говорите об этом, как будто это непреложная аксиома. Не случится ли так, что русские будут действовать вопреки привычным для вас образам?
  - Тогда это будут не русские – тоном, не признающим какие-либо сомнения, заявил Френдкленд и джентльмены ещё раз подняли свои бокалы с бренди.
 - В таком случае позвольте пожелать вам успехов, на благо нашего общего дела. Я очень надеюсь, что наши действия здесь и в Афганистане серьезно осложнят жизнь русским и помогут нашему премьер министру справиться с внутренними трудностями – высказал пожелание гость и хозяин поспешил присоединиться к его словам.   
 - Да, Англия как никогда нуждается в твердой руке сэра Болдуина. Мягкотелый лейборист Макдональд больше прислушивается к крикам толпы, чем служит интересам империи и нации – высказал свое кредо майор, чем вызвал благосклонный кивок со стороны гостя. Страшно было подумать, во что превратится министерство иностранных дел, если в нем начнут хозяйничать мягкотелые лейбористы, заявляющие на митингах о необходимости налаживания добрососедских отношений с Россией.
 - Я уезжаю с хорошим настроением, ибо везу в Лондон приятные вести. Постарайтесь, пожалуйста, чтобы они в названый вами срок стали хорошими делами. На днях должен приехать мой помощник мистер Джозеф Фарлинг. Он большой специалист в делах подобного рода и окажет вам всестороннюю помощь – произнес гость, подавая на прощание руку.
 - И присмотрит за мной – подумал хозяин, с легким поклоном пожимая её.
  Оба джентльмена остались довольны беседой, но их радость была бы сведена к полному нулю, знай они об одном обстоятельстве. Всю жизнь, англичане относились к туземной прислуге как к «живой мебели». Это была характерная черта быта колониальной жизни «викторианской эпохи». Белые люди не стеснялись никаких действий в присутствии слуг, не считая их за полноценных людей, в той или иной степени своего сознания и бытия.
  Господин майор и господин полковник были бы крайне удивлены, знай, что стоявший всю их беседу в углу комнаты худощавый араб слуга, а после её окончания бросившийся убирать посуду и мусор из пепельницы знает английский язык. Более того, он обладает хорошей памятью, и все главные моменты их беседы будут пересказаны русскому резиденту в Мосуле, находившегося там под видом дервиша.
  Внедрение его в услужение Френдкленда стоило начальнику разведки пограничных войск Анатолийского округа Аристарху Куриняну больших трудов, денег и везения. Ведь только этим можно было объяснить, что один из слуг майора случайно повредил себе ногу, и потребовалась его срочная замена. А перед самым приездом господина Клэнси, помощник буфетчика, в обязанности которого входила уборка грязной посуды, уехал за продуктами на базар и вместо него поставили Абдулло.
  Получив столь важную информацию, Аристарх Владимирович сразу отправился на прием к  Юденичу, минуя своего непосредственного начальника генерала Орешникова. К столь необычному шагу, Куриняна подтолкнуло то, что он хорошо знал генерала и твердо считал, что даже чрезвычайное положение введенное Юденичем в приграничной полосе не заставит Владимира Васильевича действовать по-иному.      
  Юденич, по достоинству оценил доложенные ему сведения. Он немедленно пригласил к себе в кабинет Маркевича и представителя Государственного совета Саблина. Он приехал из Москвы неделю назад и хотел быть в курсе всех событий. Самого Куриняна, маршал оставил для введения приглашенных в курс дела и предоставления ответов на вопросы, что могли возникнуть по ходу разговора.
 - Значит, господа британцы готовят прорыв на нашу территорию. Что же будем встречать незваных гостей. Сколько сейчас по вашим данным бойцов у этого Галани? Около тысячи двести сабель и штыков, но это не весь его так сказать мобилизационный потенциал. При поддержке англичан за оставшиеся три месяца Галани сможет увеличить свою армию до двух с половиной - трех тысяч человек.
 - Три с половиной тысячи человек это хорошие силы, почти что дивизия - осторожно  отметил Юденич.
 - Откуда вы берете такие цифры, господин Куринян? – удивился Маркевич. - По нашим данным, после разгрома банды Бердибека приток к Галани серьезно уменьшился. На сегодняшний день по нашим сведениям у курбаши менее тысячи и их число его бойцов  сокращается в связи с разочарованием простых курдов.   
 - Можно не сомневаться, что при помощи английского золота и оружия оно быстро увеличится, - категорично заявил Аристарх Владимирович. – Возникновение из ничего у наших границ Галани наглядный тому пример.
 - Вы передергиваете карты! – возмутился Маркевич.
 - Нисколько. Стараюсь смотреть на факты вооруженным взором - парировал Куринян, азартно блеснув стеклами своих очков. Седой, с венчиком волос от висков до затылка, он казался завзятым спорщиком, хотя таким не был. Просто начальник разведки любил опираться на проверенные факты, а не стремился уложить их в удобном для начальства порядке.      
 - Не будем спорить, господа – обратился к ним Юденич. Лично меня нисколько не удивит, если под знаменами Галани, что к началу сентября соберутся три и более тысяч человек. Британцы всегда умели хорошо работать. Чем мы их будем встречать? Одних пластунов и пограничников может не хватить.
 - Совершенно верно, господин генерал-губернатор. То, что мы не знаем место, и время прорыва границы заставляет иметь войсковой резерв в тылу пограничной линии. Только его наличие позволит быстро остановить прорыв противника на нашу территорию и совместными действиями с пластунами разгромить его. Думаю, для этого потребуется минимум дивизия – высказал свое предположение Маркевич.
  В глубине души Юденич был согласен с мнением начальника штаба округа, но не торопился говорить об этом вслух. Следуя старой жизненной привычке, он предложил высказаться сначала Саблину, а затем Куриняну.
 Посланец Госсовета не был военным и мало что смыслил во всех тонкостях и нюансах тактики и стратегии. Он представлял собой большую политику, которая, как правило, и ставила перед военными основные задачи и ориентиры.
  Услышав о планах генералов устроить противнику большую бойню, Саблин недовольно поморщился.
 - Охрана границ нашей Родины важное и нужное дело. Можно сказать святое, но весь вопрос как их охранять. Никто не собирается связывать вам руки в этом деле, однако не следует действовать по принципу цель – оправдывает средства. Боюсь, что излишняя жестокость может нам серьезно аукнутся – Саблин многозначительно указал глазами вверх.
 - Но если враг вторгнется в пределах нашего государства, мы обязаны применить силу, господин комиссар. Нельзя приготовить яичницу не разбив яиц, нельзя защитить рубежи нашей державы не пролив крови врага – возмутился Маркевич.
 - Вы явно плохо слышите, господин генерал. Бить врага ваш долг перед Отечеством, но при этом знать меру. Вы не представляете, сколько приходится выслушивать нашим дипломатам в Лиге наций, где господа англичане и французы пытаются при любом удобном случает представить нас дикими варварами. И в Маньчжурии, и в Польше, и в Африке с Афганистаном виноваты мы и только мы. Поэтому постарайтесь защищать Родину без горы трупов и моря крови. Такова просьба Москвы и лично президента.
 - Самый лучший выход – это поссорить между собой племенную верхушку курдов, разложить их солдат и при удобном случае убрать Галани. Мои люди занимаются этим с самого начала конфликта, но – Куринян, сделал паузу, на которую незамедлительно отреагировал Саблин.
 - Но, - слегка передразнил он собеседника, - говорите, мы вас слушаем.
 - Но встречаем грамотное противодействие со стороны противника в лице англичан и их помощников. Мы несколько раз пытались к курбаши своих людей и каждый раз неудачно. В последний раз на нашу территорию была переброшена голова агента.
 - Чем вы это объясняете, утечкой информации? И это в вашей хваленой разведке? – язвительно поинтересовался Маркевич.
 - Возможно и так, но не надо забывать, что нам противостоит лучшая разведка мира, за спиной которой огромный опыт и кадры.
 - Конечно, всегда легче списывать все на силу врага, чем признавать свои недочеты и промахи – не унимался начштаба.
 - Артур Георгиевич «урежь осетра»! – одернул Маркевича Юденич.
 - Действительно, господин генерал. Это как-никак военный совет, а не сведение личных счетов, – поддержал маршала Саблин. - Господин Куринян, как быстро вы сможете реализовать этот вариант? Я все понимаю, у каждой работы есть свои нюансы и своя специфика, но вы сами говорите, что время - не ждет.
 - Наша служба приложит все усилия, чтобы выполнить эту задачу до наступления срока, однако твердых гарантий никто не может. Как вы слышали, англичане ждут наших агентов, и готовы к противодействиям. Правда есть один вариант, при котором, на мой взгляд, можно и честь соблюсти, и капитал приобрести.
 - Говорите, прямо, Куринян. Без этих ваших экивоков и намеков - недовольно потребовал Маркевич.
 - Если не удастся нейтрализовать Галани, то можно попытаться устранить его британского куратора.
 - Браво!! – воскликнул Маркевич, готовясь высказать все, что он думал об Куриняне и его варианте, но Юденич властным взмахом руки остановил его. - Артур Георгиевич!
 - Аристарх Владимирович, вы понимаете, что предлагаете так сказать, довольно рискованный вариант действий. Ведь в случае неудачи, никому мало не покажется и в первую очередь вам – напрямую спросил Саблин.
 - Я исхожу из того момента, что устранив Галани, мы можем расстроить планы противника, но не заставим отказаться от них. Как говорят курды – француз или турок приедет, покричит, накажет и уедет. А если приехал англичанин, то он будет сидеть, пока у него жопа не отвалится и это - правда. Устранив британского резидента, мы можем отсрочить на некоторый период времени или заставим вообще отказаться от действий в Курдистане. Тут все зависит от того, как мы сработаем.               
 - Чьими силами вы предлагаете устранить британского резидента? Нашими пограничниками, переодетыми в гражданское платье? – вклинился в разговор Маркевич.
 - Естественно руками курдов, которыми будет руководить наш резидент. То, что предлагаете вы – я могу принять как крайний вариант – пустил стрелу в начальника штаба Куринян и тот немедленно взвился.
 - Я вообще ничего не предлагал! – воскликнул Маркевич, но Юденич вновь махнул рукой и тот с неохотой замолчал.      
 - Только критикуете.
 - Господа! Я вас попросил бы говорить по существу, а не заниматься пикировкой. Для этого у вас буде время в приемной – хлопнул по столу маршал. - Устранение британского резидента в городе это серьезный риск.
 - Согласно полученным сведениям к резиденту приедет контролер из Лондона. В этом случае он обязательно повезет его в отряд Галани, так сказать демонстрировать товар лицом. Большую охрану с собой британцы вряд ли возьмут. В Мосуле они чувствуют себя хозяевами и откровенно демонстрировать страх они не станут и тут шанс на удачное проведение операции устранения весьма высоки.
 - Где вы собираетесь устранить британцев? По дороге в отряд курбаши или при возвращении в Мосул? – с интересом спросил Саблин.
 - Трудно сказать, господин комиссар. Окончательное решение зависит от многих мелочей, которых трудно предугадать заранее. Предпочтительнее всего, чтобы это случилось в самом лагере.
 - В общих чертах мне ясно, а углубляться в дебри подробностей нет смысла. Сейчас нужен результат. Лично меня такой вариант решения проблемы вполне устраивает, а что думаете вы? – Саблин вопросительно посмотрел на Юденича и Маркевича.
 - Я так понимаю, Артур Георгиевич, что ты против, предложенного господином Куриняном варианта? – спросил маршал, начальника штаба.
 - Мне совершенно нечего сказать, Николай Николаевич, поскольку я ровным счетом ничего не понимаю в подобных вопросах – ловко вывернулся Маркевич, чем вызвал ехидную улыбку у пограничника. - Кто бы, сомневался.
  Три пары глаз с тревогой и напряжением уставились на маршала, на плечи которого легло нелегкое бремя судьбы.
 - Я предлагаю принять соломоново решение. Пусть разведка готовиться к проведению акции по устранению британского резидента, а мы тем временем, будет готовиться к отражению нападения противника. Надеюсь, против этого никто не станет возражать? – Юденич обвел взглядом находившихся в кабинете людей. - Ну, вот и славно. Тогда, приступаем к работе, господа.
  В самом лучшем положении после принятия «соломонова решения» маршала был Маркевич. Радостно откозыряв Юденичу, он отправился разрабатывать план по отражению возможного нападения. В худшем положении был Куринян, несмотря на то, что он был полностью прав, его задача была сравнима с задачей по «доставанию Луны с неба». Действовать предстояло на территории потенциального противника, ограниченным числом агентов, над головами которых постоянно висела угроза разоблачения и уничтожения.
  Единственным плюсом в этой ситуации было то, что в большинстве случаев агенты Куриняна действовали не за страх, а за совесть. Мало кого из них приходилось соблазнять звоном монет. Подавляющее большинство было завербовано на идейной основе, а точнее сказать из ненависти к англичанам. Они с радостью принимали предложение о сотрудничестве с русской разведкой, видя в этом возможность свести свои счеты с британскими колонизаторами. Уж слишком много обид принесли они курдскому народу.
  Сказать, что по ту сторону границы у русской пограничной разведки были везде свои глаза и уши, означало грешить против истины. Однако они были в таких местах, присутствие которых исключало необходимость многочисленной агентуры.
  Один из них под псевдонимом «Фарид», был близким родственником одного из местных вождей имевшего старые счеты с Галани, считавшего, что тот незаслуженно взлетел из грязи в князи. У «Фарида» был хорошо подвешен язык и ему, легко удалось в нужный момент поднять градус кипения гнева своего родственника к удачливому сопернику.         
  Гневаться друг на друга у курдских вождей было делом привычным, но вот заставить завистника перейти грань, за которой уже не было пути назад, помог господин Случай. Именно по его воле Галани, возомнивший себя выше всех остальных вождей курдов, положил глаз на молоденькую дочь старосты в селении Шибар. Он был согласен взять её третьей женой, но отец красавицы потребовал за дочь большой калым. Оскорбленный этим упрямством, Галани объявил старосте, что отныне никто не женится на его дочери и публично поклялся в этом на хлебе.
  Как только об этом стало известно «Фариду» то немедленно начал обхаживать родственника, расписывая красоту несчастной красавицы. Произнесенные им эпитеты были обычным делом на Востоке. Любой купец хвалит свой товар, желая взять за него хорошую цену, но надо было так случиться, что девушка приглянулась вождю и, желая вставить палку в колесо удачливому сопернику, он объявил, что возьмет её в жены.
  Теперь ответный ход был за Галани и тот ответил в лучших традициях Востока. Не желая открыто ссориться, он приказал своим людям выкрасть дочь старосты, вопреки, своей воле ставшую яблоком раздора курдских вождей.      
  Кто стоит за похищением девушки для родственника «Фарида» не было загадкой и это максимально облегчило задачу агенту. Ему даже не пришлось уговаривать вождя перейти к активным действиям по защите своей чести. Он отдал приказ к нападению на ставку Галани, о чем последний очень быстро узнал, так как имел свои глаза и уши в стане вождя.
  Наметилась серьезная заварушка местного масштаба и это - очень не понравилась господину Френдкленду, считавшему каждый день в календаре. По его требованию курбаши должен был встретиться с вождем и в качестве примирительного жеста предложить ему поход на ту сторону границы в качестве своей правой руки.
  Жест был вполне разумным и возможность встать рядом с курбаши, была выше судьбы какой-то там девчонки, но «Фарид» умело лил яд гнева в уши своего родственника. Как результат его действий, вождь согласился на встречу, но не ради союза с Галани, а ради его головы. Русские могли крепко взгреть незваного гостя, а слава победителя курбаши будет вечна.
  По совету «Фарида», вождь согласился встретиться с Галани на нейтральной территории, чтобы обсудить условия похода. В выбранную деревню вожди должны были приехать одни, в сопровождении охраны не больше тридцати человек.   
  Родственник «Фарида» полностью выполнил условия. Вместе с ним приехало ровно тридцать джигитов. Все они сдали при входе в кишлак специальному посту все свои винтовки, ружья, пистолеты и сабли и, ведя коней на поводу, пошли к дому старосты.
  Там их уже ждали люди Галани приготовившие званым гостям плов с молодой бараниной, свежие лепешки и прочие местные угощения. Не мешкая, они сели за достархан, расположившись друг против друга. Рядом с каждым из гостей стояла чашка с питьем, которую каждый из гостей поднимал, когда говорил один из вождей.
  Первым заговорил Галани и вождь, внимательно выслушав его, поднял свою чашу и его примеру последовали его люди. Затем наступил черед родственника «Фарида». Он поднял чашу, но вместо важных слов вдруг произнес «Алла!». Галани и его люди не поняли смысл его призыва, но он был хорошо понятен людям вождя. Каждый из них проворно запустил руку за пазуху халата и, достав спрятанное там оружие, выстрелил в сидящего напротив соседа.
  У людей Галани руки были заняты чашами и мало кто смог оказать сопротивление. В большинстве своем они все погибли сидя на земле. Только некоторые успели вскочить или бросились на своего убийцу, но это не спасло их от смерти. Все они погибли в этот день, готовя гибель другим.
  Что касается самого Галани, то он не только сохранил самообладание, когда сосед плеснул ему айраном в лицо, но и успел схватить нож, чтобы убить предателя. Однако переиграть судьбу, ему было не суждено. Сидевший рядом с вождем охранник оказался быстрее и проворнее курбаши. Его пуля опередила Галани и с прострелянной грудью, он упал перед своим счастливым соперником.   
  Не счастливее момента для жителя Востока, чем наступить ногой на тело умирающего врага и милосердным ударом прервать его мучения. Ради этого родственник «Фарида» отринул все щедрые посулы, обещанные ему англичанами устами Галани. Прав был Киплинг, говоря, что Запад есть Запад, а Восток, есть Восток. Слишком разные у них ценности и мировоззрения.
  Что касается Френдкленда, то его судьба также была незавидной. Узнав о гибели Галани, он поспешил в его ставку, желая быстро найти среди оставшихся вождей и соратников, нового курбаши. Дело было нетрудным. Все заключалось в цене, которую был готов заплатить посланник короля и в его правильном выборе нового кандидата.
  Не желая показывать свой страх и озабоченность перед курдами, майор отправился с небольшой охраной и это, стало его роковой ошибкой. Проезжая через одно из селений, конь охранника случайно задел бредущего по дороге старика. Вернее сказать он сам упал под ноги коня англичанина, но это было неважно. Не успел майор и его спутники глазом моргнуть, как вокруг них собралась негодующая неизвестно откуда взявшаяся толпа.
  Все они громко выкрикивали проклятья в адрес англичан и гневно тыкали пальцами в них. Столь необычное поведение арабов сильно удивило Френдкленда. Он не мог понять, куда девалась их прежняя покорность перед «белым господином», которому было достаточно гневно крикнуть, и толпа в страхе разбегалась.
  Только увидев дервиша, чьи крики заводили людей, майор понял, откуда дует ветер, но и тогда он не ощутил дыхание смерти вставшей за его спиной. Взмахом руки он приказал охранникам задержать подстрекателя, предварительно дав залп из винтовок поверх голов толпы. Попытайся англичане ускакать, пробившись через толпу или повернуть обратно, они бы могли спастись, но статус господ не позволял им сделать это. Майор выбрал привычное для себя решение, но оно оказалось неудачным.
  Едва охрана стали перебрасывать из-за спины на грудь дервиш пронзительно вскрикнул и толпа, словно сорвалась с цепи. Напрасно англичане судорожно дергали затворы своих винтовок и наводили стволы на толпу. Арабы буквально на какие-то секунды опередили их и набросившись на всадников они опрокинули их с лошадьми и буквально затоптали всех пятерых англичан.
  Потом, после расследования все было интерпретировано как нападение толпы религиозных фанатиков. Тела и все уцелевшие вещи были с почтением переданы верховному комиссару, вместе с рапортом о наказании виновных. Однако те, кому это было положено знать, знали истинную подоплеку этих действий.
  Время для вторжения было упущено, а потом внутреннее положение в стране, парламентский кризис, сделал продолжение операции «Рассвет» уже не актуальным.   




               
                Документы того времени.




                Из сообщений газеты «Известия» от 15 июля 1926 года

                В бывшем Доме Благородного собрания, а ныне Доме Профсоюзов открылся
Учредительный съезд Союза писателей России. Первым, с приветственным словом к собравшимся представителям писательского движения обратился Максим Горький. Он рассказал о необходимости создания профессиональной организации пишущих литераторов.
 - Все трудовые коллективы страны имеют свои профессиональные союза. Есть они у рабочих, служащих, врачей, учителей. Есть они у пожарных, аптекарей, докеров и работников торговли. Даже у извозчиков есть свой профсоюз и только у нас, писателей нет трудового союза. Есть объединения, движения, течения, кружки, члены которых варятся в собственном соку, оставаясь неизвестными для широкого круга читателей.
  Пора отойти от того, что известность и популярность того или иного произведения зависят от вкуса и предпочтения издателя. От его технических и финансовых возможностей. Наступает новая пора, в которой литературе отведено большое место в вопросе формирования взглядов, воззрений и наших людей. В пробуждении у них потребности к духовной пище, тяги к плодам высокой культуры.
  Опираясь на помощь государства, мы можем и обязаны это сделать, и первым шагом к этому будет создание сегодня Союза писателей России.

      
                Бурные и продолжительные аплодисменты.




 
                Глава XI. Москва летняя.







                Летом 1926 года столица России бурлила и бурлила как-то по-особенному. Да и как было не бурлить, если на учредительный съезд из-за границы по приглашению Горького приехали столпы мировой литературы. Толпы москвичей и гостей столицы стояли возле гостиниц, где разместились высокие гости в надежде собственными увидеть знаменитых писателей, а если повезет, то и получить вожделенный автограф.   
  Особенно ценился росчерк пера Ромена Ролана и Андре Жида, чьи произведения были выпущены отдельными брошюрами незадолго до начала съезда писателей. Их счастливые обладатели ходили подлинными героями, гордо отказывая иным неудачникам жизни продать обретенное сокровище.
  Несколько ниже ценился автограф Бертольда Брехта или Генриха Манна, и совсем, этажом ниже шли итальянцы, голландцы, датчане и прочие там шведы. Что касалось англичан, то из-за напряженных отношений между государствами они у них редко кто старался взять автограф. С одной стороны боялись вездесущих чекистов, а с другой стороны произведения приехавшего в Москву господина Олдингтона были плохо известны российским обывателям.
  Совсем иное положение было у местных писателей и в особенности у поэтов. Есенин, Маяковский, Асеев, Брюсов, присутствовали на съезде в ранге живых полубогов. В этот же ранг на место недавно умершего Блока активно рвался Алексей Толстой, прозванный соратниками по писательскому цеху «самозваным графом». Его произведения понравились Сталину, и было принято решение издать его трехтомник за счет государства. Вместе с ним туда стремились попасть одесситы Багрицкий и Юрий Олеша.
  Несколько особняком держались Гумилев, Ахматова, Цветаева, Хлебников, Пастернак и Максимилиан Волошин имевших свою долю славы с известностью. По этой причине они не торопились поставить свою лиру и перо на службу государству, однако посчитали необходимым принять приглашение Горького. Нейтральную позицию занимали Тэффи, Иванов, Бальмонт, Белый, Мандельштам и примкнувший к ним Северянин вместе с бывшим медиком, а ныне начинающим писателем Булгаковым. Они внимательно слушали Горького, но не спешили выносить на всеобщее обозрение свое мнение относительно всего происходящего.
  Кто открыто высказался против создания Союза писателей еще до его открытия, так это Мережковский, Гиппиус, Замятин и Аверченко. Для них, свободнорожденных людей, объединение призванное помочь государству в создании «нового человека» было отвратительно и противоестественно. Разных по взглядам и жизненной позиции их объединял лозунг, позаимствованный из рубаи Омара Хайяма, гласящий, что лучше голодать, чем, что попало есть, и лучше быть одному, чем с кем попало.   
  В значительной степени соответствовать выбранному лозунгу и образу, этим непримиримым британское посольство в Москве. Приглашенные на встречу с послом, в случае совпадения взглядов на жизнь и положение в стране, господа литераторы немедленно получали денежную помощь и предложение на издание их произведений в Британии и странах британского Содружества. В подобных условиях очень даже можно было участвовать во фронде и твердо стоять за свои душевные принципы.               
  Через подобных агентов британцы пытались активно влиять на умы российской интеллигенции и влияли довольно успешно. За три недели до открытия съезда в газете «Слово» непримиримые начали активно шельмовать его участников. Сначала дискуссия носила чисто полемический характер, но очень быстро выступления скатились к беспочвенным обвинениям.
  Благодаря хорошему владению пером, непримиримые стали повышать градус обсуждения, умело сея сомнения и недоверие к съезду как у своих собратьев по цеху, так и у простых обывателей. Обстановка стремительно накалялась, но чекисты были на чеку.
  Уже после второго номера посвященного учреждению Союза писателей газета «Слово» получило предупреждение от министерства печати о недопустимом тоне дискуссий, но это только подлило масло в огонь. В новом номере Аверченко опубликовал фельетон, в котором спрашивалось, ради чего вернулся Горький в Россию.
  Само произведение было талантливо построено и все сказанное автором можно было толковать двояко, но цензоры не стали вникать в тонкости эзоповых перлов и «Слово» было оштрафовано, за оскорбление великого писателя. Вместе с этим, министерство разослало во все газетные издания письма с предупреждением о необходимости соблюдения рамок культуры и приличия при проведении публичных обсуждений в печати.   
  После этого любая попытка непримиримых продолжить дискуссию на страницах других изданий была обреченная на провал. Уж слишком большими цифрами штрафов грозили министерство издателям в случае выявления министерством подобных нарушений.
  Удар был сильным, но литераторы не отступили. Они решили написать открытое письмо к писателям России, отпечатать в частной типографии и распространить его среди знакомых.
  На Руси всегда жалеют сирых и гонимых. Подобный ход наверняка имел бы успех, но власти сработали на опережение. Не прошло и дня, как в газете объединенных  профсоюзов «Труде» появилась статья, подробно раскрывающая схему финансирования непримиримых литераторов из британского посольства.
  Статья имела ошеломляющий успех, а все попытки господ литераторов хоть как-то обелиться, оказались напрасными. Для многих своих товарищей они стали не рукоположенными.
  После столь мощной прелюдии, открытие съезда прошло на «ура». Открывшему заседание Горькому устроили бурные овации. За все три дня работы не было произнесено ни одного слова сомнения в нужности создания Союза писателей.
  В заключительный день отметился Алексей Толстой, произнесший пламенную речь с трибуны съезда.
 - Мы приглашаем всех для проведения нужной и полезной работы в Союзе писателей России, но при этом не собираемся никого насильно рекрутировать в свои ряды. Союз дело добровольное, но пусть потом те, кто не пожелал в него войти, не сетуют на тяжелую долю писателя индивидуалиста, отвергнувшего протянутую руку коллектива литераторов. Я твердо убежден в том, что собравшись все вместе, мы сможем создать подлинную организацию писателей. Что будет способна не только поддержать состоявшихся литераторов, но и откроет дорогу молодым талантам, которыми так богато наше Отечество.   
  В том же ключе звучали выступления Багрицкого, Брюсова и молодых литераторов Николая Тихонова и Михаила Шолохова. Последним выступил Максим Горький, коротко поблагодаривший всех гостей и участников съезда, после чего началось тайное голосование. Патриарх российской литературы специально настоял на подобной процедуре не желая получить упреки в давлении на мнение участников.
  К всеобщему удивлению, подавляющее число принявших в работе съезда писателей проголосовало за создание союза. Уж слишком богатые дары сулило государство создаваемому профсоюзу. Уж слишком грамотно были расставлены выступающие в последний день съезда, чей пафос речей сумел переломить сомнения колеблющихся участников. Почетным председателем Союза писателей единогласно был избран Максим Горький, а его заместителем Брюсов. Секретарем Союза, в обязанности которого входило за взаимодействие с государством, по предложению Горького съезд утвердил Андрея Жданова, работника секретариата президента России.
  Сразу после объявления итогов голосования все участники съезда, вне зависимости от их позиции, были приглашены на торжественный банкет в ресторане «Метрополь». Там, под звук оркестра, торжественных речей, тостов и пожеланий начался сколачивание тайных союзов и дележ портфелей руководителей секций. Одним словом началась нормальная творческая жизнь.   
  Другим событием, взбудораживавшим внутреннюю жизнь Москвы и вместе с этим всю страну, было выступление Сталина на партийной конференции, посвященной грядущим парламентским выборам.   
  Для президента и его сторонников это было пробным шагом, что должен был показать расстановку сил внутри страны и степень популярности провозглашенной им программы. Взвешенный и прагматичный Сталин никогда не торопил развитие событий, но если чувствовал свою правоту и силу, то был готов действовать быстро и решительно, без оглядки, ни на кого.   
  Главной темой конференции по инициативе президента стал крестьянский вопрос. Он по-прежнему будоражил страну, несмотря на то, что помещичьи угодья были практически ликвидированы и составляли около 1% от всех пахотных угодий республики. Скинув помещика, крестьяне желали справедливого раздела земли, которая была государственной собственностью. Этого хотели бедняки, этого хотели середняки, этому активно противились кулаки. Вопрос о земле был очень важным, и говорить о нем в канун выборов мог либо политический самоубийца, либо человек, твердо знающий решение, которое гарантировало бы ему миллионы голосов избирателей.
  Многие партийные функционеры отговаривали Сталина от выступления на конференции, но тот уверено шел своей дорогой.
 - Крестьянский вопрос давно перезрел, и откладывать его решение на потом, может дорого обойтись нашей стране, где крестьяне составляют 68% всего населения, - громко и решительно начал свою речь Сталин и весь зал слушал его затаив дыхание.
 - На данный момент в деревне сложилось ненормальное положение, когда плодами общего труда пользуется не вся община, а небольшая группа лиц прозванная в народе - кулаками. Обычно под этим термином подразумевали крепко мужика хозяйственника, который благодаря своему характеру и умению имеет большое хозяйство, дающее хороший урожай и значит прибыль. Человек, который накормит страну добротным белым хлебом и даст работу живущим на селе людям.
  Именно таким рисуют кулака на страницах своих изданий господа либералы, но этот образ не соответствует истине. Господа кулаки существую за счет поденного труда общинников, которых они умело спекулируя на нуждах и трудностях простых тружеников, опутали крепкой сетью долгов и займов, присвоили себе их земельные наделы. Зачастую получается так, что являясь собственником земли, трудясь на нем весну, лето и осень, крестьянин вынужден отдать кулакам весь собранный урожай за долги. Ни о какой прибыли в такой ситуации не идет речь. Дай бог на оставшиеся крохи перезимовать, не умереть с голоду и сохранить зерно для новой посевной. В нынешних условиях сделать это очень трудно и крестьянин попадает в новую кабалу к кулаку. Недаром в народе этим людям дали ещё одно прозвище, которое как нельзя точно отражает их сущность – мироеды. Живущие за счет крестьянского мира - общины.
  Сталин сделал специальную паузу и в тот же момент из зала раздались крики: - Верно, говорит! Так все и есть! Кабала вечная!
  Были это заранее подготовленные голоса или были настоящими откликами задетых за живое представителей деревни. Просматривая списки будущих делегатов конференции, Сталин потребовал, чтобы представителей деревни на ней было больше половины.
 - Как можно решать судьбу крестьянства без его представителей!? Крестьяне обязательно должны быть на этой конференции иначе будут говорить, что государство вновь решает за кулисами их судьбу – приказал президент и крестьяне, составили 61% от всех делегатов.
  - Кулаки не только живут за счет мира, они хищнически разоряют нашу пахотную землю. Много ли так называемых крепких мужиков заботится о её состоянии? Стремятся повысить её плодородие удобрениями? Применяют передовые методы землепользования и последние новинки техники при вспашке и уборке урожая?
 - Какая техника?! Все в ручную убираем! Дешево и сердито! – вновь раздались выкрики из зала. Сидевшие в президиуме партийные функционеры недовольно поморщились, но Сталин был явно не против подобного общения с делегатами. Чуть протянув вперед свою правую руку, он как бы обратился к невидимому собеседнику.
 - А как много агрономов на селе? Как происходит внедрение новых сортов пшеницы, которые не только приносят больше урожая, но ещё и морозоустойчивые? Это для наших широт, которые ученые называют зоной рискованного земледелия очень и очень важно. Как идет борьба с сорняками и прочими вредителями? – Сталин уверенно кидал в зал вопросы и каждый из них попадал точно в десятку, создавая о нем впечатление знающего о проблемах села не понаслышке человека. И это в большей мере так и было. Перед своим выступлением Сталин самым тщательным образом изучил проблему крестьянства, обсудив её со многими ведущими специалистами и представителями деревни. Имея столь богатый материал президент, умело распоряжался им и в ответ ему из зала неслись одобрительные крики.   
 - Конечно, среди кулаков действительно есть крепкие хозяйственники, о которых с таким упоением говорят господа либералы, но их на всю Россию раз, два и обчелся. Остальные представителя этого сословия - ростовщики и кровососы, живущие на теле трудового крестьянства. Сдадут ли такие люди государству хлеб по твердой цене, которая позволит накормить страну дешевым хлебом? Я очень в этом сомневаюсь. Они скорее предпочтут его сгноить, уничтожить, чем лишиться барыша и помочь бедным людям.
 - Верно! Верно! – соглашался с президентом зал и тот только поправлял усы, скрывая улыбку радости.
 - Что же нам делать? Как поступить с этим важным для всей страны вопросом? Мы долго думали над этим. Самый простой и эффективный метод – это провести тотальное раскулачивание и выслав в Сибирь ликвидировать кулаков как класс, однако нам это не подходит. Нельзя стричь всех под одну гребенку. Могут пострадать действительно толковые и дельные люди. Нам видится другой путь. Он не так скор и быстр как раскулачивание, но может достойно разрешить крестьянскую проблему. Выбрав его мы достигнем того результата, когда и овцы будут целы и пастухи сыты.
  Президент специально изменил окончания известной поговорки и зал ответил ему добродушным смехом.
 - Мы считаем, что единственным достойным выходом из сложившейся обстановки – это создание коллективного хозяйства при поддержке государства. Вступившие в коллективное хозяйство крестьяне объединяют все имеющиеся в их распоряжении земельные доли в одно единое хозяйство, которое они будут самостоятельно обрабатывать, собирать урожай и продавать его государству по твердым закупочным ценам. Государство в свою очередь будет помогать коллективным хозяйствам техникой; тракторами, механическими сеялками, молотилками и зерноуборочными комбайнами. Кроме этого в села будут направлены агрономы, которые будут помогать крестьянам в их нелегком труде.
  Каждый из членов коллективного хозяйства в зависимости от своего труда получит определенное количество зерна для собственных нужд, а также на содержания личного хозяйства. Руководить коллективным хозяйством будет правление, избираемое из числа крестьян вступивших в колхоз, открытым и прямым голосованием. Правление будет ежегодно переизбираться, что даст крестьянам возможность самим отстранять от власти нерадивых руководителей.
 - А как же лошади, коровы и прочее хозяйство!? – незамедлительно донеслось из задетого за живое зала.
 - Не торопитесь, дойдем и до этого момента, - успокоил делегатов Сталин. - Согласно, предлагаемому проекту, вся живность, сельхозинвентарь, запасы семян также переходят в общую собственность коллектива. Что это за коллективное хозяйство, когда общая только земля, а коровы и лошади нет? Если человек решил вступать в колхоз значит должен предоставить все свое трудовое имущество. Нельзя быть слегка беременным. Так, извините, не бывает.
  Слова президента вызвали смех в переполненном зале.
 - Вопрос коллективизации очень важен, но в этом деле не стоит перегибать палку, как это у нас любят делать. Не удивлюсь, если некоторые горячие головы предложат коллективизировать не только инвентарь и скот, но и свиней, птицу и даже домашнюю утварь. Мы категорически против такого подхода. У каждого крестьянина должно быть домашнее хозяйство и приусадебный участок, который он может использовать по своему усмотрению. Кроме этого предлагаемая нами программа не является догмой. Будет правильно, если выборное правление само будет определять, что и в какой пропорции следует вносить крестьянам в колхоз. Им на месте лучше видно, чем нам сидящим в Москве.
  В нашей стране есть много районов, где основной способ пропитания крестьян является не земледелие, а скотоводство. В этом случае в коллективном хозяйстве главный упор следует делать на создание и развитие ферм. Для этого государство готово оказать помощь коллективным хозяйствам в виде беспроцентных займов и безвозвратных субсидий, которые будут направлены на постройку ферм для скота и других комплексов в зависимости от вида производимой сельхозпродукции того или иного региона страны. Предлагаемые нами коллективные хозяйства рассчитаны на бедные слои деревни, а также средника. Именно они, созданные по принципу, провозглашенному ещё апостолом Павлом – «Кто не работает, тот не ест» должны выбить почву из-под ног кулаков мироедов, отделив их от действительно умных и грамотных хозяйственников.
  Пусть они на деле покажут, кто чего стоит. Действительно ли они крепкие и рассудительные собственники или только и умеют как опутывать трудового человека долгами и наживаться на его трудностях.
 - Правильно! Пусть докажут делом! – раздались крики вперемешку с шумными аплодисментами.
 - Предлагаемый нами проект создания коллективного хозяйства мы намерены вынести на всенародное обозрение. Он будет опубликован в газете «Известия» отдельной вкладкой. Нам нечего скрывать от народа – Сталин обвел рукой всю аудиторию зала. - Учитывая то, что в наших селах высокий процент неграмотности, правительство решило направить в каждую деревню специальных комиссаров, которые на месте доведут до населения наши предложения. Также на них будет возложена организация проведения голосования по вопросу создания коллективного хозяйства.
  Под громкое рукоплескание зала Сталин сошел с трибуны и поставленный на голосование вопрос о проведении коллективизации получил всеобщее одобрение.
  Третьим и самым сильным потрясением жителей столицы в средине августа стало появление дешевых продуктов в государственных магазинах. Как по мановения волшебной палочки появился белый и серый хлеб, сайки, калачики, плюшки и прочие кондитерские изделия. На полках магазинов возникло свежее мясо нескольких видов, различные сорта колбасы и различные мясные деликатесы.
  В эмалированных бидонах находилось свежее молоко, на прилавках в ожидании своего часа стояли стеклянные бутылки с кефиром и простоквашей. Рядом с ними располагалась сметана различной степени жирности, а на специальных подносах находились огромные куски масла, от которого было невозможно отвести глаз.
  Было также в изобилии и подсолнечное масло, чей янтарный цвет заполнил многочисленные стеклянные бутыли, так высоко ценимые хозяйками в домашних делах.
  Появились многочисленные наименования конфет, пастилы и других соблазнительных сладостей наподобие экзотического рахат-лукума. Присутствовал ставший дефицитным после войны шоколад, несколько сортов меда начиная липовым и заканчивая цветочным медом. Имелись малосольные огурцы, помидоры, а также всевозможные маринованные и соленые грибы.
  Москвичам и гостям столицы в свободном доступе были предложены свежие овощи и фрукты. В многочисленных лотках лежали яблоки, груши, сливы и виноград, а над всеми ними красовались экзотические ананасы. Своей черной короной они напоминали жителям севера о существовании далекого юга, равно как и изюм, имбирь, перец, корица и кориандр.
  Однако главным гвоздем были тяжелые дубовые бочки. Они, как правило, стояли по углам магазинных прилавков и были доверху наполненные красной и черной икрой.
  Все это можно было купить у вежливых и опрятно одетых продавцов, стелившихся перед любым покупателем вне зависимости от того как он был одет и сколько денег было в его кошельке.
  Попав в это продуктовое Эльдорадо, бедные покупатели сначала щипали себя, стремясь убедиться, что это не сон. Потом осторожно интересовались ценой, а затем решали крайне тяжелую задачу, что купить из всего этого изобилия на имеющиеся у них деньги.               
  Стоит ли говорить, какие очереди выстраивались в магазинах и на их подступах. Ничего не понимающие люди стремились купить как можно больше, боясь, что завтра уже ничего не будет, но оно наступало и ничего не менялось. Магазинные полки были полны товаров и цены на них не повышались.
  Подобная картина происходила в Петрограде, Киеве, Одессе, Минске, Орле, Ярославле, Саратове и прочих городах Российской Республики. Миллионы людей ломали головы, пытаясь разгадать эту загадку, строя множество ответов и только десятки знали истинную причину этого чуда.
  Его главный творец был ныне покойный президент Алексеев. По его приказу в тайне готовились эти продуктовые запасы, с тем, чтобы их можно было пустить в дело перед президентскими выборами. Выполняя волю президента по всей стране собирались стратегические запасы, чтобы в нужный момент поразить людей огромным изобилием и заставить их отдать свои голоса, за президента.
  Тогда, в далеком двадцать втором году Алексеев намеривался баллотироваться на второй срок, однако судьба решила все иначе. Огромный запас продуктов достался Сталину, который посчитал правильно использовать его не на президентских, а на парламентских выборах.      
  По прогнозам специалистов собранных запасов должно было хватить до ноября при разумных тратах.
  Москва наслаждалась моментом выпавшего ей счастья, когда в столицу было доставлено тело бывшего императора и его супруги.
  Во избежание ненужных эксцессов, власти приказали направить поезд не на Курский вокзал, куда пребывали все поезда с юга, а на маленький Павелецкий вокзал. Встречал поезд градоначальник Москвы, а также госпожа Покровская. Она была хорошо знакома с бывшей княжной Татьяной и Марией, что сопровождали погибших родителей и умершего брата.
  Гробы были отправлены в морг Первой градской больницы, где имелись специальные холодильники, а всех прибывших из Таиланда, Наталья Николаевна отвезла в гостиницу «Метрополь», где им были забронированы номера.
  На следующий день, состоялось отпевание в храме Христа Спасителя. Его провел патриарх Тихон в присутствии президента и членов правительства. После чего гробы вновь погрузили на поезд и отправили в Петроград, где уже находилась мать бывшего императора и его сестры.
  Вместе с бывшими княжнами в северную столицу отправился Молотов, который должен был представлять государство на похоронах. Они прошли в Петропавловском соборе с воинскими почестями, так как покойный государь был Главнокомандующим в прошедшей войне. Все три тела были погребены в мраморных саркофагах, два из которых были увенчаны двуглавыми орлами.




                Документы того времени.   





                Срочное сообщение посла России в Лондоне Рыбкина Н.П. президенту Сталину от 5 августа 1926 года.

                Перевод денег от российского профсоюза шахтеров профсоюзу бастующих горняков Уэльса вызвал резко отрицательную реакцию со стороны английского правительства. В телефонном разговоре со мной, первый помощник министра иностранных дел Джозеф Абдайк заявил, что премьер министр расценивает подобные действия как откровенно недружественные, направленные на гражданский раскол общества. На мое заявление о том, что деньги поступившие бастующим шахтерам не имеют никакого отношения к официальным государственным структурам, Абдайк сказал, что этот факт для английского правительства ничего не значит. Любые денежные переводы, поступившие из-за рубежа бастующим, расцениваются кабинетом министров как откровенное вмешательство во внутренние дела королевства.
   Крайне недружелюбную позицию в отношении России заняли центральные британские газетные издания и в первую очередь «Таймс». Последний воскресный выпуск вышел под заголовком «Русский медведь угрожает спокойствию короне». В ней все руководство профсоюзов шахтеров и поддержавшие их действия рабочие названы тайными агентами Кремля. При этом никаких конкретных фактов, кроме громогласных обвинений газета не приводит. На 7 августа мне назначена встреча с министром иностранных дел Остин Чемберлен. По сведениям, полученным из закрытых источников для вручения ноты протеста по поводу перевода денег бастующим шахтерам.


                Посол Российской Республики Рыбкин И.П.




                Из телеграммы 3-го помощника посла России в Великобритании Черняка Я.И. от 6 августа 1926 года.

                Согласно поступившим сведениям от агента «Крокус» положение правительственного кабинета премьер-министра Стэнли Болдуина расценивается как неустойчивое. Его действия направленные на подавление забастовочного движения внутри Англии расцениваются как чрезмерно агрессивные и не находят поддержки в парламенте. Против Болдуина выступаю как лейбористы Макдональда, так и часть консерваторов. Намеченное на 15 августа голосование в парламенте по поводу недоверия правительства может обернуться вынесением вотума недоверия.

               
                Помощник посла России в Великобритании Черняк Я.И.






                Глава XII. Африканское Бородино.

 


 

                Накануне встречи с главными силами французов, Родиона Малиновского неоднократно ловил себя на том, что вспоминал стихотворение «Бородино» Михаила Лермонтова. Конечно, никто из тех, кто ждал генерала Виданлека не точил штык, ворча сердито, и не собирался стоять головою за свои позиции, но дух сопротивления витал над махновцами и их чернокожими союзниками.
  Он ощущался не только в словах, шутках окопавшихся на берегу Сахаб анархистов, он был заметен в том с каким обстоятельством, они это делали. Уже по одному этому можно было понять, что пришедшие сюда люди намерены сделать все, чтобы устроить противнику «горячую встречу».
  В виду того, что негры не имели понятия об окопной войне, траншеи были заняты махновцами вооруженными огнестрельным оружием. Местным союзникам поручили роли подносчиков патронов, санитаров и курьеров связи. Основные силы чернокожего ополчения были отведены ко второй линии обороны, и Махно предполагал их использовать как пушечное мясо в рукопашной схватке.
  Первыми к переправе через Сахаб вышли разведчики авангарда под командованием лейтенанта Максимилен. Находившийся вместе с ними проводник остался недоволен тем, что увидел.
 - Случилось то, о чем я вам говорил, господин. От недавних дождей Сахиб набрал силу, и перейти будет не так просто. Мы опоздали из-за своей медлительности, - сказал проводник, указав на разлившуюся реку. - Неделю назад его можно было перейти, не замочив колен, а теперь вода будет выше пояса.
 - Ничего страшного. Здесь идти не более двухсот шагов – пренебрежительно бросил сидящий на лошади француз.
 - Их ещё надо пройти – возразил проводник, которому явно не нравился противоположный берег. Интуитивно он чувствовал, что в нем что-то не так. Он был слишком тих и спокоен, что вызывало законное подозрение, но лейтенант пропустил слова проводника мимо ушей.
 - Кое-кому это купание пойдет на пользу, а то слишком завоняли от долгой дороги - пошутил Максимилен. Проводник предостерегающе вскинул руку желая привлечь внимание офицера к чему-то на противоположном берегу, но не успел. Из-за Сахиба прогремел одиночный выстрел, и проводник рухнул как подкошенный.
 - Махно! – в панике воскликнул француз, судорожно дергая кобуру пытаясь достать из неё револьвер.
 - Мон дьё, Махно! – подхватили другие всадники, и дружно дав залп скорее для острастки, чем надеясь попасть в кого-либо конкретно, поспешили покинуть переправу.
 - Все целы!? – спросил Максимилен, когда отряд отошел на безопасное расстояние. Его сердце бешено колотилось от пережитого страха, ибо он был полностью уверен, что стреляли именно по нему.
 - Все, господин лейтенант. За исключением проводника – уточнил сержант Ожеро, кивнув в сторону темной точки, что немым укором осталось лежать скрюченным у кромки воды.
 - Черт, с ним. Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться, - блеснул знанием литературной классики Максимилен. – Нам надо как можно быстрее доложить командующему, что там кто-то есть.   
  Доклад разведчиков вызвал у генерала Виданлека сильное раздражение. В глубине души он надеялся, что будет удачливее Барсака при переправе через Сахаб, но все приметы говорили об обратном. Совершая утренний туалет, генерал порезался, а растяпа денщик пролил кофе и повредил край его любимой фарфоровой чашки.
  Все это можно было отнести к обычным бытовым неурядицам, но Виданлек видел во всем этом недоброе предзнаменование и вот доклад лейтенанта.
 - Во время осмотра места переправы через Сахаб мы были обстреляны противником и были вынуждены отойти, господин генерал. Никто из моих людей от огня противника не пострадал, за исключением проводника – коротко доложил лейтенант, с боязнью наблюдая, как наливается кровью лицо его властного собеседника.
 - Сколько каторжников вас обстреляло?
 - Не могу сказать точно. Возможно, пять человек, возможно больше - честно признался Максимилен. - Мы только подошли к реке, начали осматриваться, как по нам дали залп, мы ответили и отступили.
 - И вы отступили перед несколькими бандитами?
 - Скорее всего, это была такая же, как мы разведка Махно, господин генерал. Что касается нашего быстрого отступления, то из-за сильного повышения уровня воды, мы не могли быстро форсировать реку, и я был вынужден приказать отступить, чтобы зря не рисковать солдатами.
 - Идите! - с откровенным недовольством процедил Виданлек, с трудом сдерживая закипающее внутри него раздражение и негодование к лейтенанту. – Пригласите ко мне капитана Эдмона! – бросил он адъютанту.
 - Возьмите отряд Жакмэ и вместе со своей полусотней отправляйтесь к переправе. Выясните, кто там так сильно напугал лейтенанта Максимилена, что он слегка припустил в штаны. Если это действительно разведка Махно, выбейте их и возьмите под контроль переправу. Мне не нужны неожиданные сюрпризы. Если там, что-то серьезно, – генерал многозначительно поднял палец, - постарайтесь выяснить это как можно точнее. Донесение типа – там, что-то есть, меня не устраивает. Одним словом, сориентируетесь на месте и будите ждать нас. Ясно?
 - Не беспокойтесь, господин генерал. Я все выясню и постараюсь сохранить штаны сухими - капитан козырнул двумя пальцами, дернув при этом поврежденной щекой.   
  Все кто первый раз видел лицо Эдмона, считали, что шрам на его щеке след вражеского клинка и мало кто знал, что лицо ему повредил поварской тесак. В далеком шестнадцатом году, сошедший с ума от непрерывных немецких обстрелов, повар бросился с ножом на обедавших солдат с криками: «Немцы! Немцы!». Прежде чем его успели застрелить, он успел убить двух солдат и ранить Эдмона.   
  Полученный шрам сделал и без того неприветливый вид капитана ещё более хмурым и угрюмым, хотя он таким не являлся. Именно из-за этого образа, Виданлек и послал Эдмона к реке, и как оказалось на верную смерть.
  Разведчиков Максимилена спугнул Мишка Самсонов. Засев в кустах он внимательно следил за действиями французов, ласково сжимая в руках винтовку. Причиной его поведения был спор, который он заключил со своим товарищем Железняком, что сможет снять одним выстрелом кого-нибудь на том берегу.
  Сначала он хотел пальнуть по чернявому французику, что красовался сидя в седле, но поразмыслив, решил убить проводника.
 - Сами лягушатники наверняка в этих краях мало что смыслят, а вот этот сукин кот чего-нибудь да порасскажет, напакостит – бурчал себе под нос Мишка, тщательно наводя мушку на низкорослого проводника.
  После того как французы ускакали, на Самсонова набросился Малиновский.
 - Ты, что гад делаешь!!? Ты же всю нашу позицию чуть не рассекретил!! – кричал советник, вцепившись в виновника мертвой хваткой.
  В своем гневе Малиновский был абсолютно прав. Не имей сидевшие в окопах стрелки приказ открывать огонь только когда противник приблизиться к берегу, весь замысел пошел бы прахом.
 - Да пошел ты! Специалист хренов! Через час другой они все равно тут будут и все узнают! – верещал Самсонов, отчаянно пытаясь вырваться из рук крепких Малиновского.
 - Дубина! – простонал советник окруженный анархистами, прибежавшими на крики. - Если бы не французы, я бы тебя паразита сейчас собственной рукой расстрелял!
 - Руки коротки, Мишку Самсонова стрелять! Я тебя самого в расход пущу, шкура! – не оставался в долгу махновец. Препирательство могло длиться долго, благо на шум перепалки сбегались новые зрителей, но Родион не дал разгореться совершенно ненужному к этому моменту конфликту. Разум командира взял вверх над обидой.
 - После боя, договорим! – пообещал советник махновцу и, окинул гневным взглядом столпившихся анархистов. - Почему оставили свои позиции?! Все по местам, немедленно!
  Командирская сталь звенела в его голосе столь требовательно, что никто из махновцев не посмел ослушаться советника. Малиновский пользовался среди них большим авторитетом не только благодаря умению стрельбы, но и тем, что сам взялся командовать обороной, а не перешел в безопасное место, как это сделал Махно.
  Видя как анархисты, дружно бросились исполнять приказ советника, Мишка разом поумерил пыл.   
 - Поговорим, если живы будем – буркнул Самсонов и философски сплюнув, пошел к своему эскадрону, стоящему в резерве.
  Прогноз Самсонова о времени появления врага полностью оправдался. Французы подошли к переправе почти через два часа после Мишкиного выстрела. Командовавший ими офицер внимательно оглядел противоположный берег реки и не найдя ничего подозрительного махнул рукой.   
  Место переправы было хорошо видно по обе стороны реки благодаря проплешинам дороги посреди зеленого ковра растительности саванны. Поэтому французы, не мудрствуя лукаво, направили своих коней в мутные воды Сахаб, держа ориентир на противоположный берег.
  Стройными рядами они входили в реку и неторопливо продвигались вперед, оберегая своих лошадей от всякой неожиданности. Течение и илистое дно вносило свой вклад в скорость продвижение французских кавалеристов через водную преграду, но шаг за шагом они сначала достигли её средины, а затем двинулись к берегу.
  Проводя диспозицию будущей обороны, Малиновский отметил, что дно у этого берега реки более вязкое. Следовательно, последняя четверть пути для противника будет самой трудной и именно в этот момент, решено было открыть по нему огонь.
  Родион первым выстрелил по врагу и вслед за ним загрохотали траншеи и окопы. Первый залп буквально выкосил передние ряды французов, но не смог остановить их движение вперед. Едва только раздались первые выстрелы, как строй кавалеристов находившихся на берегу рассыпался и они устремились в реку не разбирая брода.
  Копыта почти ста коней дружно вспенили воды Сахаб, а сидящие на них всадники стали вести ответный огонь. Храбрости французам придавала их численность, над засевшими в траншеях стрелками и то относительно небольшое расстояние, что их разделяло. Поэтому, не взирая, на потери, коварное дно реки и летящие в них пули, всадника капитана Эдмонда храбро рвались вперед.         
  Один, другой, пятый, десятый, они оказывались на занятом махновцами берегу и с громкими криками бросились на засевших в окопах анархистов. С высоты сидящего на коне человека они были отлично видны, и доскакать до них, а затем рубануть саблей не составляло большого труда.
  Ведомые комэском Жакмэ французы уже праздновали победу, но тут в дело включились другие силы в виде двух пулеметов. Один из них был ручником «Льюисом», другой станкачом «Максимом» и вместе они смогли остановить продвижение противника.
  Бывший пулеметчик, Малиновский сам лег первым номером и с азартом стал крошить ряды противника. Умело расположенный, пулемет мог своим огнем не только наносить вражеским всадникам удар в лоб, но и громить их ударами с флангов.
  Чуть более десяти минут, строчил из своего пулемета по неприятелю советник свободной армии анархистов. Тех, кого миновали выпущенные им пули, добивали выстрелами из окопов стрелки, а тем, кого они по счастливой случайности не задели, стремительно разворачивали своих коней прочь.
  Атака врага была сорвана, его кавалеристы стремительно отступали, но Родион Малиновский продолжал строчить и строчить. Верный заветам великого Суворова, говорившего, что недорубленный лес быстро вырастает, он стремился оставить на своем берегу и отправить на корм рыбам как можно больше врагов.
  Вода в защитном контуре пулемета выкипала, второй номер только успевал подавать новые ленты, а господин советник, все стрелял и стрелял. Он стрелял даже когда, они находились на своем берегу и только когда Северин Наливайко, бывший его вторым номером, не схватил его за рукав и крикнул: - Всех, амба, Родион Яковлевич! – Малиновский убрал пальцы с гашетки.
  Одержанная победа всколыхнула анархистов. Сразу посыпались радостные шутки, похвальбы в адрес побитого противника, но Малиновского это не радовало. Опытный командир отлично понимал, что это только прелюдия и все может поменяться.
 - Внимательнее, внимательнее ребята, - говорил он, обходя траншеи. - Сейчас мы им хорошо всыпали и теперь они набросятся на нас с удвоенной силой и злостью. Будьте к этому готовы.      
  Когда наблюдатели доложили, что заметили приближение большой массы людей, Малиновский весь сжался. Сейчас наступил очень важный момент для всего боя. Как поступит Виданлек после больного щелчка по носу? Отдаст приказ открыть огонь по вражеским позициям из орудий или решит прорвать её сходу, используя свое численное превосходство. Сам Малиновский, будь он на месте противника, выбрал бы первый вариант, но находясь на своем месте, очень хотел, чтобы Виданлек действовал по второму варианту.
 - Ну, давай. Покажи этим грязным каторжникам свою силу, - чуть слышно шептал советник, наблюдая за противником в бинокль. - Научи их, тебя бояться, мон женераль, силь ву пле – и женераль откликнулся, но своеобразно.
  Прежде чем, пехотинцы начали переправу, артиллерия французов дала несколько залпов по окопам махновцев. Канониры били, что называется на глаз, ориентируясь, по словам капитана Эдмонда, стоявшего рядом с орудиями и яростно тыкавшего рукой в противоположный берег. После постигшей его неудачи и гневного упрека генерала о сухих штанах, капитан кипел и был схож со знаменитым вулканом Кракатау, погубившего тысячи человеческих жизней.
  Наверно флюиды ненависти, что излучал Эдмонд, помогли артиллеристам, несмотря на скудность полученных данных, им удалось со второго залпа накрыть первую линию обороны противника. Будь в них в этот момент стрелки, численности их сократилась, однако предчувствуя такой вариант, Малиновский отвел анархистов на вторую линию обороны. В траншеях находились только наблюдатели, одного из которых и завалило взрывом снаряда.
 - Отвел от нас погибель, Родион Яковлевич – шептались между собой махновцы, глядя на черные султаны разрывов.
 - Сейчас пойдут – хмуро произнес Хмара, глядя как на том берегу, заколыхалась большая масса людей. Его люди согласно утвержденной атаманом диспозицией были поставлены в центре обороны и это, не очень радовало махновца.
 - Не дрейфь, казаче, – откликнулся Кошевой, - есть у нас ещё порох и огонек. Не зря мы господину советнику все свои пулеметы отдали.
  Он хотел ещё что-то сказать, но раздался пронзительный свист, и воинство анархистов пришло в движение. Уже не раз, отработав под руководством Малиновского этот маневр, махновцы быстро заняли, ранее оставленные позиции.
  Генерал Виданлек действительно посчитал унизительным, воевать с беглыми каторжниками по всем правилам воинского искусства. Ограничившись непродолжительным обстрелом, который, по мнению генерала должен был вызвать панику в рядах противника и обратить его в бегство, Виданлек приказал трубить сигнал к атаке.      
  С громкими криками, подбадривая друг друга, ринулись французские солдаты в атаку, намериваясь непременно поднять на свои штыки этого негодного Махно, совершенно не ведая, что их ждет впереди.
  Сняв головной убор, генерал Виданлек не удосужился снять перчатки. Солдаты были брошены в атаку плотным походным строем и общим числом чуть больше двух батальонов. Этого, по мнению генерала, было вполне достаточно, чтобы навести порядок на том берегу.
  И вновь и без того не очень светлые воды реки Сахаб были взбаламучены, но на этот раз солдатскими ботинками. Сотнями входили их владельцы в реку, грозно потрясая своими штыками, жаждавших напиться чужой крови. Французская пехота всегда славилась своей храбростью и упорством, но засевший в траншеях противник оказался сильнее их.
  Подождав пока первые ряды, не приблизятся к кромке берега, махновцы открыли огонь врагу. А так как двигались французы плотной густой массой, почти каждый выстрел по ним не пропадал даром. Вместе со стрелками вступили в действие и пулеметы. Их оказалось не два, а четыре и размещены они были не на флангах, а в линию и имели свой сектор обстрела согласно правилам обороны.
  Упругие струи свинца безжалостно хлестали по несчастным французам, чьи башмаки стали почему-то терять опору, одежда стала в разы тяжелее, а меткость стрельбы и уверенность поднять на штыки Махно, резко упала.
  В считанные минуты на кромке берега и подступах к нему возникли груды тел из убитых и раненых. Те, кто не утратил силу духа и намеривался продолжить атаку, не смогли увлечь за собой остальных. Оказавшись на берегу, они, где ползком, где перебежками стали приближаться к траншеям махновцев, невзирая на ведущийся по ним огонь. Мало того, эти храбрецы вели огонь по противнику, иногда нанося тому урон, но все их потуги пошли прахом.
  Шквальный огонь пулеметов отнял мужество у остальных. Одни пытались залечь на кромке берега и оттуда сражаться с врагом. Другие предпочитали вести огонь, стоя по пояс в воде, считая, что так они менее уязвимы для вражеских пуль. Что касается третьих, то эти под самыми надуманными предлогами поворачивали назад и искали укрытия на своем берегу, но безуспешно.
  Командовавший атакой майор Мортиньяк, невзирая на свист вражеских пуль, бегал по берегу и, размахивая зажатым в руке пистолетом бил беглецов по голове. Рука у майора была тяжелая, а взгляд свирепый и, столкнувшись с ним, беглецы поворачивали назад, но в бой так и не вступали. Не дойдя до средины реки, они стали стрелять по противнику, каждый раз оглядываясь на своего грозного командира.
  Видя, что атака захлебнулась, и истребление залегших батальонов дело времени, Виданлек решил ввести в сражение дополнительные силы. Одновременно с этим он приказал артиллеристам помочь пехотинцам сломить сопротивление врага.
  Решение было здравым и логичным, но подкачало исполнение. Не имея точных данных, куда именно вести огонь, артиллеристы капитана Лотара, стали стрелять по площадям, а не по целям. При этом из-за ограниченного запаса осколочных снарядов, интенсивность обстрела была далека от нужного количества выстрелов.
  В виду небольшого расстояния разделявшего переднюю линию обороны Махно, огонь по площадям скорее мешал пехотинцам Виданлека, чем помогал им продвинуться вперед. Ни один из пулеметов противника так и не был подавлен, когда к переправе подошло новое соединение французов.
  Теперь они наступали, как и положено цепями. Одна за другой они входили в воду окрашенную кровью убитых и раненых солдат. Вбирая в себя тех, кто застрял в реке и лежал на берегу, атакующие увеличивали силы своего удара. Против такой силы бегущей на тебя с криками «Вив ля Франс!» трудно устоять, но подопечные Малиновского устояли. Устояли благодаря своей храбрости и его умелому руководству.
  Быстро оценив обстановку, он смело выложил все свои козыря надеясь переломить ход боя. Первыми в бой вступили ещё три пулемета, которые господин советник попридержал до поры до времени. За один из них он вновь лег сам, твердо считая, что лучше него со стрельбой по атакующим цепям врага никто не справится.
  Другим неприятным сюрпризом оказалось число стрелков засевших в окопах. Благодаря разветвленным ходам сообщения, сидевшие в резерве махновцы, плавно перетекли из задних траншей в передние по первому же сигналу Малиновского.
  Третьим фактором, помешавшим французам достичь передней линии обороны врага и переколоть их своими штыками, оказались закопанные в землю мины. Все они были созданы на скорую руку и какая-то часть из них не взорвалась. Другая часть мин взорвалась, но причинила минимальный вред врагу, однако вместе с удачно взорвавшимися минами из третьей части, они внесли достойную лепту в борьбе с врагом.
  Боевой дух атакующих солдат сразу упал. Теперь перед тем как поставить ногу, они внимательно смотрели на землю, стараясь не наступить на подозрительный участок земли. Стоит ли говорить, что такая осторожность делала французов легкой добычей пулеметчиков, которые строчили и строчили по своим секторам. Строчили столь шквально, что, не дойдя до махновских траншей метров пятьдесят, бравые наследники легендарных галлов сломались и стали отступать.   
  Отступали торопливо, отстреливаясь скорее из боязни, чем по необходимости. Сам переживший не одну такую атаку, Малиновский мгновенно уловил состояние противника и ввел в бой негритянских союзников.
  Отряд Нкваме был своеобразной вишенкой на десертном торте. Брошенный в удачный момент боя он стал той соломинкой, что удачно переломила хребет верблюду, точнее галльскому петуху. Быстроногие туземцы с легкостью догнали отступавших солдат Виданлека и набросились на них с яростью гиены, что набрасывается на раненую, потерявшую былые силы жертву.
  В тесной схватке главным было не вооружение противников, а тот напор, с которым они бились между собой, и на этот раз сила была на стороне чернокожих. Вспомнив все вековое зло, что причинили белые колонизаторы их предкам, негры яростно нападали на беглецов, разя их копьями, кинжалами, дубинами усеянными шипами и просто палками и камнями.
  С невиданной легкостью они оттеснили французов к реке, убивая и добивая каждого, кто был жив или ранен в этот момент. Многие из воинов Нкваме, позабыли приказ Малиновского теснить противника только до берега реки, но в воду не входить.
  Увлеченные азартом боя, они пытались как можно больше убить врагом и тем самым повысить свой статус храброго воина. Это давало хорошие привилегии среди членов племени, но выпущенная с того берега шрапнель быстро охладила их боевой настрой.
  Видя, как стремительно бегут его солдаты под натиском чернокожих воинов, генерал приказал артиллеристам открыть огонь по берегу противника.
  На опасение Мортиньяка, что заряды шрапнели могу задеть и своих людей, Виданлек с презрением ответил: - Меня меньше всего интересует судьба этих трусов! Если господь их убережет – их счастье, если нет, туда им и дорога.
  Солнце уже высоко встало, когда на берегах реки наступило затишье и противника стали подсчитывать потери и приходить в себя.
  По всем подсчетам, победу одержали анархисты. Они меньше врага понесли потери в живой силе, не позволили французам окопаться на своем берегу и получили заряд уверенности в собственных силах и себе самих. Французы были наоборот, раздавлены и напуганы, общее число убитых и раненых достигало трехсот человек. Все это не способствовало поднятию их боевого духа, но Малиновский прекрасно знал, что о победе нельзя было и думать. Это был скорее тактический успех, но никак не разгром противника. Слишком многочислен и селен он был, и только удачные действия анархистов и ошибки противника, помогли махновцам отразить атаку врага. Все ещё только начиналось.
 - Молодец, Родион Яковлевич! Знатно французиков поколотили! – искренне восхищался Наливайко, но советник остался глух к его похвале.   
 - Рано радуешься, Северин. Ещё не вечер, обязательно снова полезут – спустил на землю номерного Малиновский и, повернув голову по ходу траншеи, прокричал. - Убрать пулеметы с бруствера!               
  Находившиеся рядом махновцы, как заправские фронтовики принялись передавать при помощи голоса приказ советника и вскоре все пулеметы оказались в укромных местах.
 - Не рано ли убирать то, Родион Яковлевич – усомнился Северин.
 - Нет, самый раз, - убежденно заявил советник. - Сейчас они в себя приходить будут. Затем делать думато, так что час-другой у нас есть и его надо использовать.
  Оставив Наливайко возле пулемета, а Хмару за старшего, Малиновский поспешил в штаб Махно, где, как и на передовой царила радость от одержанной победы. Своим появлением советник внес ложку дегтя в крынку меда.      
  Отказавшись выпить стакан местного самогона, Малиновский предупредил, что следующей атаки оборона махновцев может не выдержать.
 - Что же ты предлагаешь? После такой победы пятки смазать и бежать?! – уперся злым взглядом в советника Махно.
 - Я сказал, что благодаря своей численности могут смять оборону, - отчеканил Малиновский. - Чтобы этого не произошло, нужно во время наступления остановить противника ударом во фланг. Поэтому, пусть Бульбаш со своей сотней переправиться через реку в районе Гнилого брода и напрямик выйдет к дороге, в тыл французам. Крюк большой, но сделать это надо, чем быстрее, тем лучше.
 - Я главный батькин резерв, меня нельзя трогать, скажи батька! Пусть господин советник в рейд Гонту или Кошевого пошлет!
 - Гонта с Кошевым оборону держат, а ты французов щипать сзади будешь – приказал атаман, моментально оценив замысел Малиновского. - Гутарь дальше.
 - Главная цель рейда батарея французов. Если она будет уничтожена, мы сможем отбить следующую атаку Виданлека, если нет, то плохо, - советник замолчал, чтобы паны атаманы прочувствовали, как им будет плохо. - По всем прикидкам батарея находится в районе поврежденного молнией баобаба. Не думаю, что французы хорошо охраняют батарею, такого нахальства с нашей стороны они явно не ожидают. Так, что перебить расчет и вывести орудия из строя будет не сложно. Пусть сотник возьмет с собой Сафронова. Он бывший артиллерист и покажет, как надолго вывести орудия из строя.
 - Все понял, голуба? – грозно спросил Махно у Бульбаша и, не дожидаясь его ответа, продолжил. - Тогда отправляйся прямо сейчас, не мешкай. Дорога дальняя, а ты должен успеть спасти меня и всех наших братьев анархистов. Сколько у него время в запасе?
 - Часа полтора точно есть.
 - Вот и слано. Поднимай хлопцев. Пусть спасают своего батьку и товарищей от французских пуль и снарядов.      
 - Батька, позволь мне с моими ребятами в этом деле поучаствовать. Генерала Виданлека попугать – взмолился Орлик, самый молодой и самый бесшабашный из командиров Махно.
 - А, что, дело говоришь! – обрадовался атаман. - Бульбаш артиллеристов в капусту посечет, а ты самому генералу хвост накрутишь. Где может находиться штаб генерала, Родион?!
 - Я против этого рейда. Ставка Виданлека наверняка хорошо охраняется, только зря людей положим.
 - Положим, не положим – это ещё бабушка надвое сказала – не согласился с советником Махно. - Зато такого шуму наделает, что генерал с испугу в штаны навалит и наверняка поспешит усилить охрану своего штаба. Плавали – знаем. Ты скажи как его быстрее найти? Знаешь?
 - Согласно полевого уставу, на главной палатке лагеря должен находиться, флаг французской республики. Вот там, скорее всего, нужно искать Виданлека.
 - Понял Орлик? Ищи трехцветный прапор и разнеси там все к чертовой матери – Махно одобрительно хлопнул командира по плечу и тот радостно ему отсалютовал.
  Опасения Малиновского полностью подтвердились, через полтора часа Виданлек вновь попытался атаковать позиции махновцев, но теперь большими силами и на большем пространстве.
  Почти тысяча человек ринулась к переправе, построившись в три походные колонны. Большинство из них были солдаты, участвовавшие в первой атаке. Разгневанный командующий устроил им публичный разнос, обвинил в трусости и вместо того, чтобы отвести их в тыл на отдых, приказал идти в бой снова.
 - Почему ваши боевые товарищи должны своими жизнями исправлять ваши ошибки?! Идите и своей кровью смойте этот позор!!
  С точки зрения командующего подобное поведение было вполне оправданным, однако с точки зрения стратега являлось ошибочным. Делать ставку в новой атаке на битых и усталых солдат, при наличии резервов было риском, равно как и запоздалое решение переместить пушки с закрытой позиции, на открытую.
 Возможно, какой-нибудь ангел хранитель шепнул что-то на ухо генералу Виданлеку или в нем проснулась интуиция, но перед тем как двинуть своих солдат через Сахаб, он передвинуть батарею поближе к переправе.
  Отдай Виданлек этот приказ сразу после того как разбитые батальоны предстали перед его грозными очами и победа была бы у него в кармане. Прикажи он перебросить батарею сразу после публичной словесной порки провинившихся солдат, и результат был бы тот же. Однако командующий французскими войсками отдал приказ тогда когда посчитал это нужно и его расчеты оказались неверны.
  На войне всегда есть шанс, что в тщательно рассчитанный план или схему вклиниваете неизвестно откуда взявшийся фактор, после чего все летит в тартарары. В этом сражении, неожиданным фактором оказался падеж лошадей.
  С момента вступления отряда генерала Виданлека на территорию контролируемую анархистами, французы страдали от некачественной воды. Отступая, махновцы засыпали или травили все пригодные для питья колодцы и родники, расположенные вдоль дороги. С большим трудом французам удавалось добыть хорошей воды, и результатом всего этого были болезни людей и лошадей.
  Где тонко - там и рвется, гласит народная мудрость. У французов тонко оборвалось в конном парке орудийной батареи. Три упряжные лошади упряжки выбыли из строя за время стоянки и потому, пушки пришлось перевозить к новому месту дислокации по очереди. Из-за чего двинувшиеся форсировать Сахаб, атакующие вражеские позиции в лоб солдаты, вновь оказались один на один с махновскими пулеметами.
  Их, правда, оказалось несколько меньше чем в прежний раз, но это было не важно. Едва пулеметы застрочили, как битые белыми каторжанами и чернокожими воинами, солдаты майора Мортиньяка быстро залегли, несмотря на грозные окрики своих сержантов и призывы лейтенантов.
 - Пусть Бурвиль и Леспине добудут победу генералу, а мы отвлечем внимание каторжников здесь! – кричали солдаты и, найдя в этих словах разумный довод, командиры оставили их в покое. Действительно, зачем лезть на рожон, когда можно подождать, сковав действия врага своим присутствием. Вполне разумная тактика.
  Колонны под командованием капитанов Бурвиля и Леспине действительно намеривались ударить во фланг позиций махновцам, но к их огромному удивлению сделать это оказалось затруднительно. Выстраивая оборону, на своем берегу, советник Малиновский действовал по всем правилам военного искусства, засучив оба рукава.
 Организовав оборону у переправы, он позаботился и о своих флангах. Когда солдаты под командованием Бурвиля и Леспине вышли на рубеж атаки, они наткнулись на своеобразные заградительные линии. Это был примитивный завал из сухих веток, сучьев и прочего горючего мусора принесенного неграми со всей округи, но перескочить его или обойти, было совсем непросто. Ибо высота завала достигала груди взрослого мужчины, и тянулись они на большом расстоянии.
   Когда французы попытались приблизиться к ним и расчистить себе дорогу, сидящие в засаде негры подожгли завалы. Огонь быстро охватил сухое дерево, и не прошло минуты как все трещало и пылало, мешая французам сделать даже шаг вперед.
   Вслед за огнем, в дело вступили махновские гранатометчики. До поры до времени они сидели в небольших окопах ячейках, сжимая в руках по гранате. Выждав момент они вскочили и прикрываясь стеной пламени принялись швырять во врагов свои смертоносные гостинцы.
  Взрывы гранат моментально отбили охоту идти вперед у самых храбрых зуавов, а когда пламя стало спадать, по французским солдатам ударили пулеметы. Их было не так много, чтобы заставить врага отступить, но хватало, чтобы на время задержать их наступление.
  На время – это было главным девизом обороной тактики Малиновского, испытывавшего серьезные проблемы с резервами. У наступающего противника имелось численное превосходство, и нужно было сыграть очень быстро и точно, чтобы добиться успеха при слабых картах.
  То, что солдаты Мортиньяка залегли и не предпринимали активных действий, было очень на руку Малиновскому. Решительным действием он отвел часть солдат с центральной позиции и, посадив их на коней, соединив с остатками резерва Махно, бросили на врага.
  Действие было очень и очень рискованным. Однако иного выхода господин советник не видел, и оно как нестранно сработало.
  Пеший воин издревле испытывал страх перед конным и как только французы заслышали свист и гиканье махновцев, увидали скачущих на них с пиками и саблями всадников, с криками «Казаки! Казаки!» они стали отступать. Не так быстро как того хотелось махновцам, но отступать, пытаясь построиться в старое, но безотказное каре. Генный страх перед русскими дикарями крепко сидел в потомках солдат императора Наполеона.      
  Между тем действия переправившихся на вражеский берег отрядов анархистов развивались стремительно и непредсказуемо.
  Все началось с того, что атаман Бульбаш полностью переиграл полученный от Малиновского приказ. Желая получить славу пленителя французского генерала, он бросил на поиск батареи отряд Орлика, а сам двинулся к лагерю неприятеля.
  Палатку под трехцветным знаменем махновцы нашли быстро, но вот пробиться к ней лихим наскоком не смогли. Следуя уставу, генерал Виданлек расположил свою ставку в самом центре лагеря. Равно как и окружил её крепким караулом, что и спасло его от гибели под саблями свободных анархистов. Пока сотня Бульбаша с гиканьем и выстрелами пробивалась к палатке командующего, французы быстро пришли в себя и приготовились к отпору. Когда Бульбаш с товарищами вылетел на площадь перед палаткой Виданлека, в них полетели пули и гранаты изготовившейся к бою охране.
  Возможно, благодаря эффекту внезапности, махновцы все же смогли бы подавить сопротивление противника, но атамана подвела низкая дисциплина в рядах его сотни. Едва ворвавшись в лагерь, многие махновцы бросились грабить вражеский лагерь, посчитав, что Бульбаш сам справиться с охраной генерала. По этой причине не так много воинов оказалось рядом с атаманом в решающий момент, и он сложил свою голову сброшенный взрывом гранаты с коня и с развороченной грудью от множества пуль выпущенных из карабинов Бертье.
  Налет на ставку генерала Виданлека не получился, но именно благодаря этому, застрявшие на том берегу подразделения майора Мортиньяка так и не получили долгожданного подкрепления. Напуганный нападением махновцев, генерал потребовал очистить территорию лагеря от врагов и создать вокруг него кольцо обороны.
  В неменьшей степени трагично сложилась судьба и отряд Орлика. Благодаря подсказке Малиновского махновцы нашли месторасположение батареи, но вопреки ожиданиям, она хорошо охранялась. Генерал Виданлек не зря так много внимания уделял караульной службе.
  Внезапность и страх перед «чертом Махно» сыграл свое дело, но к своей победе махновцам пришлось прорубаться через штыки солдат. Один из них угодил в живот Сафронову, на которого делалась главная ставка этого рейда.
  Испытывая жестокие боли, тщетно пытаясь зажать кровоточащую рану рукой, бывший фейерверк принял осматривать трофейные орудия. Поддерживаемый с двух сторон, он принялся колдовать над рамой прицела орудий, и вскоре батарея загрохотала. Однако теперь, она била не по позициям махновцев, а по солдатам Мортиньяка.
  Точность огня орудий под командованием Сафронова оставляла желать лучшего, но по большому счету она и не требовалась. Сам факт, что по тебе бьют из орудий, был весьма весомым аргументом, чтобы подтолкнуть французов к отходу за реку. Теперь им не был страшен гнев и горькие упреки генерала Виданлека. Слыханное ли дело, что тебя бомбит собственная артиллерия!
  Меньше получаса вели огонь орудия захваченные Орликом. Под натиском налетевших кавалеристов Жакмэ погибли многие анархисты вместе с Сафроновым и Орликом, но ценой своих жизней они смогли сорвать наступление врага.
  Третье наступление на переправу было организованно, так как было нужно. Сначала, уцелевшие орудия генерала Виданлека, выставленные на прямую наводку сорок минут гвоздили по передней линии обороны махновцев, а потом французы пошли в очередную атаку.
  На этот раз была задействована половина всех сил имевшихся в распоряжении генерала. Вторую половину он оставил для защиты лагеря от нового нападения «казаков». Наступавшие французы были готовы к ожесточенному сопротивлению противника, но этого не произошло. Окопы махновцев оказались пустыми и многострадальные солдаты майора Мортиньяка, наконец, заняли их.
  Обрадованные французы принялись радостно ликовать, но как оказалось раньше времени. Руководимые Малиновским анархисты отошли на вторую линию обороны, и едва зуавы попытались продвинуться дальше, встретили их огнем.
  Подступы к окопам прикрывали столбы с неизвестно откуда взявшейся колючей проволокой. Из-за ограниченности запаса патронов, число огневых точек также уменьшилось, однако Малиновский дополнил огневую мощь своей обороны минометами. Их было чертовски мало, но и этого хватило, чтобы заставить французов с позором отступить. Уж слишком страшен, оказался для них свист летящих мин и ужасны последствия их разрывов в их наступающих цепях.
  Тьма, упавшая на землю развела противоборствующие стороны. Солдаты генерала Виданлека таки перешли Сахаб, но не смогли пройти дальше. Махновцы были потеснены, но удержали свои позиции и были готовы продолжить борьбу.
  В битве за переправу французы потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести свыше 800 человек. Потери анархистов были в разы меньше, однако сил, для продолжения сражения с противником у них не было. Это прекрасно понимали все, включая последнего бойца батьки Махно, с трудом сдерживавших слезы при отступлении.
  Анархисты отступили, но при этом продолжали тревожить противника постоянными налетами и стычками. С большим трудом, устав от бесконечных наскоков махновцев, Виданлек все же довел армию до Ниамея.
  Увидев в бинокль строения бывшего колониального города военной территории Нигер, а ныне столицы свободного государства анархистов, генерал облегченно вздохнул и сразу вслед за этим насупился. Он ни минуты не сомневался, что его ожидает ещё одна кровавая битва, подобна сражению на берегах Сахаба, но Махно и Малиновский, вновь преподнесли ему сюрприз.      
  Посланная вперед конная разведка донесла, что махновцы покинули город, переправившись на ту сторону Нигера. Такого хода Виданлек от противника никак не ожидал. Шестым чувством он чувствовал в действиях Махно какой-то подвох и, отправив в Ниамей новых разведчиков, он строго настрого наказал прочесать оставленный город вдоль и поперек.
 - Чувствую, какую-то чудовищную подлость – признался генерал своему начальнику штаба, сидя за чашкой кофе в ожидании донесения капитана Жакмэ.
 - Полностью разделяю ваши опасения, - согласился Камбер. – Махно не просто так оставил Ниамей. Есть в этом какая-то варварская хитрость.
 - А чтобы вы сделали на его месте? – предложил своему подчиненному нехитрую игру Виданлек.
 - Судя по тому, как быстро каторжники убрались на ту сторону реки, у них в большом количестве есть плавсредства. Будь я на месте Махно, то под покровом темноты, когда утомленные походом наши солдаты будут отдыхать, высадился бы на этом берегу и напал бы на спящий лагерь. И тут как кому повезет. Им уничтожить нас или нам сбросить их в реку на корм крокодилам.
 - Верно, но только напал бы не ночью, а под утро, когда слаще всего спится – подхватил мысль Камбера генерал. Что же будем готовиться к нежданной встрече.
  Вернувшаяся разведка доложила, что в городе нет ни одного белого человека, только одни негры. Среди них выделялся местный священник брат Эзра. Вместе со своей паствой, он встретил разведчиков, размахивая трехцветным колониальным знаменем и приветствуя их громким радостным криком. Священник любезно ответил на все вопросы, что ему задал капитан Жакмэ и его слова оказались подлинной правдой.
  Выяснилось, что махновцы вечером покинули Ниамею, вывезя на тот берег реки почти весь продуктовый запас города. Что было невозможно вывезти, было безжалостно сброшено в воду, несмотря на отчаянные просьбы брата Эзры. Так что победителям достался практически пустой город.
 - Вот эта та гадость, которую приготовил нам этот черт Махно! Не тем, так другим решил нас достать – Виданлек со злости хлопнул рукой по столу. - Прикажите войскам занять город и срочно отправьте донесение о нашей победе в Бомако. Пусть губернатор Мориньи известит Париж о завершении похода и одновременно незамедлительно пришлет провизии и подкрепления. После марша на Ниамею у нас под ружьем осталось меньше двух тысяч человек.
 - Заняв Ниамею, солдаты начнут праздновать победу и мы, не сможем помешать им, сделать это. Закон войны - три дня отдай и не греши, а Махно рядом – напомнил генералу недавний разговор Камбер.
 - Пусть гуляют, - махнул рукой Виданлек. - Главное поставить вдоль реки надежные караулы, чтобы в любую минуту предупредили о появлении бандитов Махно.
  Сказано – сделано. Ниамей был занят французами без единого выстрела. Торжественная депеша об одержанной победе ушла в Париж и солдаты стали праздновать завершение похода. Ведь у хорошего солдата всегда найдется, что выпить и что закусить.
  Не спали и не гуляли только одни караульщики что, не смыкая глаз, вели наблюдение за рекой. Одна смена сменяла другую, но тайная напасть пришла не со стороны реки, а со стороны тыла. Брат Эрза и его прихожане были тайными агентами Махно, оставлены для исполнения коварной миссии.
  Они не нападали на французских солдат, не отравляли им питье и еду, не пытались вывести из строя их оружие и уничтожить боеприпасы. В условленный час они подожгли часть зданий, и ветер с реки разнес пламя по всему городу. Застигнутые врасплох «победители» бросились врассыпную, спасаясь от языков пламени.
  Обозленный подобным коварством, генерал Виданлек приказал хватать поджигателей и расстреливать без суда и следствия, но этим он только ухудшил свое положение. От действий скоротечных трибуналов пострадали не столько поджигатели, сколько мирные жители и это спровоцировало исход черного населения из города. Те, кто не ушел с Махно, ушли от генерала Виданлека и Ниамей полностью опустел.      
  Оценивая ущерб нанесенный братом Эзрой, полковник Камбер горько произнес – Теперь я в полной мере могу понять чувства Наполеона занявшего Москву.
  Бедный полковник не знал, что сказанные им слова приобретут для французов пророческое значение. Не прошло и недели, как оказалось, что армия Виданлека находится в кольце блокады. Дорога на Бомако оказалось перерезана неизвестно откуда взявшихся отрядами махновцев. Они разгромили отправленный губернатором Мориньи обоз с провиантом, столь необходимый для одержавших победу «победителей». Посчитав, что анархисты Махно полностью разбиты, губернатор выдели в качестве сопровождения небольшой вооруженный отряд.
  Также ни с чем вернулись отряды, отправленные Виданлеком за продовольствием в ближайшие селения. Оказалось, что Махно создал вокруг Ниамеи зону «выжженной земли». Махновцы заставляли негров покидать свои деревни, а дома тех, кто отказывался это сделать, сжигали. Родион Малиновский выступал против подобных действий, но атаман был неумолим.
 - Местная ведьма предсказала мне, что только с помощью огня я смогу одолеть французов, вот я и исполняю её предначертания. Если они не согласны с волей Тванги, пусть скажет об этом честно и открыто – заявил Махно, заранее зная, что никто из местных жителей не рискнет тягаться с авторитетом колдуньи. Услышав имя великой и ужасной предсказательницы, они покорно собирали пожитки и уходили, бросая грустные взгляды на взошедший урожай.
  Лишившись провианта, Виданлек пришел в ярость.
 - Я заставлю этого голодранца уважать себя и Францию – в негодовании воскликнул генерал и приказал готовиться к переправе через Нигер. Для этого в Ниамеи были вырублены все деревья и разобраны уцелевшие от огня дома.
  Подобные приготовления нельзя скрыть от глаз противника и когда десантная флотилия приблизилась к противоположному берегу, по ней открыли огонь. По плывущим плотам и лодкам били из минометов, строчили из пулеметов, в их сторону неслись дружные залпы.
  Попав под столь мощный шквал огня, некоторые из лодок переворачивались, плоты теряли управление и на радость местным аллигаторам с них в воду сыпались люди. Не проходило и пяти минут как возле терпящих бедствие людей не появлялись крокодилы, и в мутных водах начиналась отчаянная борьба за спасение жизни.
  Подобная картина отнюдь не способствовала повышения смелости у остальных солдат, но повинуясь приказу командиров, он продолжали грести вперед. Предугадывая подобный сценарий развития событий, Виданлек приказал атаковать противника широким фронтом, справедливо полагая, что на полноценную оборону у Махно не хватит сил.
  Принцип, где тонко, там и рвется, несомненно, сработал бы. В двух местах французы смогли высадиться на берег и собрались продвигаться в тыл и фланг позиций Махно, но в этот самый момент поступил приказ отступать.            
  Причиной подобных действий являлась контратака махновцев. Увидев приготовление противника, и не желая изображать условного противника на маневрах, Махно и Малиновский решили разыграть сильный ход слабыми картами.
  Вновь как в сражении на реке Сахаб, махновцы предприняли удар по ставке Виданлека. Воспользовавшись тем, что все внимание французов приковано к реке, а их главные силы задействованы в высадке десанта. Отряд Кошевого смял заслон из часовых и ворвался в город, мчась прямо к палате командующего.
  И снова Виданлеку повезло. В момент нападения махновцев его не было в штабе и весь удар на себя, принял полковник Камбер. Именно его и захватили хлопцы батьки Махно, по ошибке приняв за Виданлека.
  Пытаясь спасти положение, генерал отдал приказ о прекращении операции и, дожидаясь возвращения главных сил, занял круговую оборону. Это были самые страшные минуты в его жизни. О чем думал он в эти минуты, готов ли был застрелиться, чтобы не попасть в руки врага, неизвестно. Однако сразу после того как нападения врага было отбито, Виданлек отдал приказ к отступлению.
 - В виду полного отсутствия возможностей продолжать оставаться в Ниамеи, я принял решение оставить город – сказал он солдатам, чем вызвал у них огромную радость.
  Не желая уподобляться Наполеону, Виданлек не пошел по дороге на Бомако, где его уже ждали. Он двинулся сначала вдоль Нигера, а затем повернул напрямик в Котон, столицу Французской Дагомеи, Бывшего Берега Невольников.
  Перед отступлением, следуя заветам императора Наполеона, Виданлек приказал сжечь Ниамею, что и было сделано.   
 - Пусть подавятся этими руинами – сказал проигравший «победитель» глядя на зарево пожаров. Так закончился второй поход французских войск против Махно.   




                Документы того времени.
   


   
                Срочное сообщение из российского посольства в Варшаве от 15 августа 1926 года.

         Согласно сообщениям, поступившим со станции Соколов-Подляски, сегодня в 9.25 на перегоне Венгров – Ломжа произошло вооруженное нападение неизвестных лиц на наших дипломатических курьеров. Цель нападения похищение дипломатической почты. По предварительным данным один из двух дипломатических курьеров убит, судьба другого неизвестна. Для выяснения обстоятельств нападения в Соколов-Подляски на автомобиле выехал специальный представитель посольства Окунев. Ему дан приказ немедленно сообщить все подробности случившегося инцидента телеграммой «молнией» сразу после выяснений всех обстоятельств.

                Второй секретарь посольства Краснов М.Ф.
         



                Из донесения майора Петракова Г. Г. резидента разведки российской дипломатической миссии в Мукдене от 15 августа 1926 года.

                Все сведения, поступающие по агентурной линии из окружения Чжан Сюэляня, указывают на стремление правителя Маньчжурии установить доверительные контакты с президентом Гоминдана Чан Кайши. После обмена посланиями по поводу вступления во власть, Чжан Сюэлян отправил к Чан Кайши специального посланника Лю Дуня, который провел успешные переговоры. Оба правителя согласились с тем, что «эпоха правления милитаристов» делает Китай слабым государством и угрожает его целостности. Чжан Сюэлянь выразил свое согласие поддержать Чан Кайши в его борьбе, с хунтой захватившей центральную власть в Пекине и другими провинциальными милитаристами, как словами, так и военной помощью.
  В ответ Чан Кайши заявил, что готов предоставить Маньчжурии статус особого округа в составе единого Китая, с сохранением власти маршала на всей её территории, после победы над генералами милитаристами и свержения власти Фэн Юйсяня в Пекине.
  Следующим шагом в сближении между Севером и Югом планируется приезд военного посланника Чан Кайши в Мукден, для координации наступления армии маршала Чжан Сюэляна против центрального правительства. Предположительное время этого визита сентябрь-октябрь этого года.

                Майор Петраков Г.Г.   
      




                Из срочного сообщения российского посольства в Варшаве от 15 августа 1926 года.

        На 20.00 часов московского времени по поводу нападения на наших дипкурьеров в Польше известно следующее. Нападение было совершено четырьмя уроженцами так называемой «Восточной Польши». Воспользовавшись тем, что представитель российского торгпредства Федор Печерников курил в коридоре у окна, они предприняли попытку проникнуть в купе дипкурьеров, дверь которого была открыта. Увидев вооруженных людей, Печерников попытался задержать их, но был жестоко избит рукоятками пистолетов. Завязавшаяся драка позволила дипкурьерам Нетте и Михельсону достать оружие и открыть огонь по нападавшим. В результате перестрелки дипкурьер Нетте получил смертельное ранение в голову и скончался на месте, а Михельсон был ранен в живот. Ответным огнем было убито два бандита, один ранен, а последний из нападавших бандитов был задержан Печерниковым и передан сначала проводникам, а затем и польской полиции.
  Задержанный имел при себе документы на имя Стасика Бальцеровича уроженца Сувалок, а раненый назвался Казимиром Станкевичем, уроженец Белостока. Убитыми оказались братья Гавриловичи, разыскиваемые варшавской полицией, за вооруженный разбой.
  Тело погибшего Августа Нетте, диппочту, а также торгпреда Печерникова, спецпредставитель Окунев везет на машине в Варшаву. Что касается Михельсона, то он помещен в госпиталь бенедиктинцев города Соколова, где ему была сделана срочная операция.
  Посольство намерено ходатайствовать перед правительством о награждении дипкурьеров и представителя торгпредства за проявленное ими мужество и героизм при защите интересов государства.


                Второй секретарь посольства Краснов М.Ф.




                Телеграмма молния из Харбина от представителя ОГПУ Плахова А.Р. от 16 августа 1926 года.

           По предварительным данным, поступившим по закрытым каналам, сегодня утром, примерно в 8.30 местного времени, китайская полиция предприняла попытку захвата нашей дипломатической миссии в Мукдене. Телефонной связи с миссией нет с 9.00. согласно заявлениям очевидцев, окна первого этажа и парадные двери разбиты. Из окна второго этажа был виден черный дым. Весь квартал, прилегающий к территории нашей миссии, оцеплен полицейскими, которые никого к ней не пропускают. Принимаем все усилия, чтобы получить более точную информацию об этом инциденте.

                Подполковник Плахов А.Р.





                Глава XIII. Прирастание Америкой.






                - Алексей Михайлович, дорогой, выручайте! – вскричал географ Пудовкин, пулей влетевший в кают-компании, где в этот момент находился полковник Покровский. - Академик Обручев скандалит с пилотами! Грозиться разнести их всех в пух и прах! Вся надежда на вас!   
 - Бегу! – коротко бросил Покровский и, стараясь сохранить важность и степенность, столь необходимую в важном споре с академиком отправился на выручку пилотов.   
  Вся пикантность ситуации заключалась в том, что дирижабль «Россия» вот уже несколько часов искал легендарную землю Санникова. После завершения съемок острова Котельный, вопреки прежним планам он не полетел к островам Де-Лонга, а сразу двинулся на север, держа курс к восьмидесятой широте. Туда, где, по мнению академика Обручева, находилась таинственная земля Санникова.
  Территория поисков была труднодоступна. Для пешей экспедиции, что двигалась бы на нартах через торосы и переплывала бы полыньи на лодках, понадобились бы недели, но благодаря техническому прогрессу время необходимое для исследования неизведанного пространства значительно сократилось. Уютно расположившись в наблюдательной рубке, Обручев, вместе со своими добровольными помощниками, не отрывались от окуляров мощных труб, однако горы, которые в свое время наблюдал барон Толь и промышленник Санников так и не были обнаружены.   
  Дирижабль совершил огромный круг, пройдя с юга на север, а затем с востока на запад, но ничего так и не нашел. Если бы поискам земли Санникова мешал шквалистый ветер, мела пурга, была низкая облачность и океан, был покрыт льдинами, было бы не так обидно и можно было списать неудачу на капризы природы. Однако в этот день светило солнце, небо было чистое, а льда под днищем дирижабля не было и в помине.
  Это обстоятельство и заставляло академика проявлять раздражительность и плохо держать удары судьбы.
 - Она, где-то здесь рядом! Мы просто немного отклонились в сторону и потому не можем её найти! – несправедливо злился на пилотов академик.
 - Помилуйте, Владимир Афанасьевич! Мы прошли точно по указанному вами маршруту и в том, что ничего не нашли не наша вина! – энергично отстаивал честь мундира Кравцов пилотирующий в этот день «Россию».
  - Из-за магнитного колебания с приборами могла произойти накладка, и дирижабль мог отклониться от предложенного мной курса. Необходимо ещё раз обследовать указанный мною квадрат с учетом возможных погрешностей – с нажимом заявлял Обручев, но Кравцов не хотел его слышать.
 - Мы полностью обследовали ваш квадрат и даже, если бы отклонились от маршрута, ваши горы обязательно были бы видны. Посмотрите погода, какая!? Лучше и придумать трудно!
  Упоминание о погоде только подлило масла в огонь и академик, вспыхнул с утроенной силой.   
 - Я требую продолжения поисков! В случае же отказа, ваши действия будут расценены мною как преднамеренный саботаж, о чем я немедленно радирую в Кремль президенту Сталину! – пригрозил пилоту академик.
 - Думаю, что не стоит беспокоить президента нашими проблемами – решительно заявил Покровский, войдя в рубку пилотов. - Если Владимир Афанасьевич считает, что для чистоты эксперимента нужен второй круг, так тому и быть. Тем более такая погода вряд ли ещё раз будет.   
 - Да мы уже все прочесали вдоль и поперек, Алексей Михайлович. Нет, здесь земли! Только зря время и горючее потратим! – не согласился с ним Кравцов, но Покровский моментально оборвал его.
 - Я вам приказываю, пойти на второй круг по указанному маршруту – командным голосом отчеканил Покровский, и у Кравцова пропало всякое желание спорить с ним.
 - Есть пойти на второй круг – коротко ответил пилот и принялся перекладывать штурвал.
 - А вас Владимир Афанасьевич, я убедительно прошу с максимальной возможностью провести поиски земли Санникова. Третьего круга у нас не будет – твердо заявил Покровский.
 - Да, конечно – согласился с ним академик и, окинув требовательным взглядом своих помощников, произнес. - За работу, товарищи.
  И вновь огромный дирижабль двинулся по часовой стрелке, чтобы попытаться стереть «белое пятно» с географических карт Ледовитого океана. На этот раз воздушный корабль поднялся выше той высоты, которой он следовал ранее, стремясь создать максимально комфортные условия для наблюдателей.
  Когда дирижабль пролетал над торосами или нечто подобным что могло напоминать горы, начинала работать его фотоаппаратура. Академик уже убедился, что теплой земли подогреваемой подземными вулканами, куда могли лететь на зимовку птицы и куда могли уйти жить онкилоны, не было. Ученый утешал себя мыслью, что животворная подпитка теплом могла нарушиться в результате землетрясения или каких-либо иных геологических процессов. О том, что земли Санникова в этом районе нет вообще, он не думал ни единого мгновения. Так прочно завладела его душой эта давняя мечта.
  Чтобы не стоять над душой и не нагнетать ненужное напряжение, Покровский благоразумно покинул пост наблюдения и отправился к радистам, узнать, что твориться на Большой земле. Так называли весь цивилизованный мир полярники и жители севера находящийся по ту сторону Полярного круга или необъятных просторов Сибири отрезанных от остальной части России огромным расстоянием. Следуя этой традиции, так стал говорить и экипаж «России» с момента её отлета из Москвы.
  Поводом зайти к радистам было и то, что «совсем недалеко» по местным меркам, в отрогах Индигирки находилась экспедиция сына академика, Сергея Обручева. Также как отец он был влюблен в Север, но в отличие от него его любовь простиралась на куда большую территорию, чем земля Санникова.
 - Есть четыре Сибири, - говорил академик. – Западная от Урала до Енисея, Восточная от Енисея до Лены, Южная от Алтая и до Саян и Северо-Восточная от Лены и Алдана до Чукотки. Так вот в последнюю из них влюблен мой Сергей. Богатейший регион, начиная от золота и заканчивая углем. Надо только разведать местонахождение и взять в разработку его запасы. Вот этим он сейчас и занимается.
  Покровский прекрасно понимал, как приятно будет для академика любое известие об экспедиции его сына, но известий о Сергее Обручеве пока не поступали. Радисты доложили ему, что президент страны отправился в поездку по стране, но не на юг в Крым или черноморское побережье Кавказа, а в Сибирь. И это было связанно не столько с предвыборной агитацией, сколько Сталин хотел узнать истинное положение дел у крестьян областей, снабжающих огромную страну хлебом.
  Были и другие вести, но самой диссонансной и тревожной было сообщение из Маньчжурии. Там произошел чудовищный по меркам всего мирового сообщества инцидент. Местные власти вопреки международным договоренностям ворвались на территорию российского посольства в Мукдене и произвели там сначала обыск, а потом разгром.
 - Наверняка дело рук англичан, - подумал Покровский. - Перекупили молодого маршала и тот, стал плясать под их дудку. Войной все это там закончится, войной между нами, японцами, китайцами, а они как всегда в стороне на своем острове.
  Невеселые думы полковника отвлекло изменение положения солнца. Дирижабль достиг зенита своего движения на север и повернул в противоположную сторону, однако радостных криков из рубки наблюдателей не было.
  Следуя старой привычке, Покровский зафиксировал время поворота дирижабля и отправился в кают-компанию, коротать время за справочниками. Алексей Михайлович очень любил читать всевозможные энциклопедические книги. Главным украшением его библиотеки были большая и малая энциклопедия Брокгауза и Эфрона. Когда выпадала свободная минута, он листал эти увесистые тома издания. Иногда это делалось без всякой конкретной цели, но и тогда, полковник находил много интересного и нужного для себя.         
  На этот раз изучение справочников по Арктике успокаивало Покровского лишь частично. Как бы, не увлекательно и интересно было его чтение, но в голове постоянно сидела мысль о неприятном разговоре, который предстоял ему с академиком. Он в который раз посмотрел на часы, когда дирижабль стал снижаться.
  Бросив книги, Покровский подбежал к иллюминатору в ожидании увидеть некое подобие земли, которую так долго искали, но к его удивлению, дирижабль снижался над открытым морским пространством. По непредсказуемому капризу погоды в снежном покрове Восточно-Сибирского моря то тут, то там появлялись громадные водяные проплешины.
  Заинтригованный случившимся, полковник направился к наблюдателям, где по внутреннему телефону, академик руководил действиями пилотов. Зная характер Обручева, он не стал донимать его вопросами, которые могли вызвать бурю ненужных эмоций.
  Между тем, дирижабль закончил спуск и стал очень медленно двигаться вперед. Благодаря умелым действиям пилотов огромная махина едва заметно плыла над открытым пространством темной воды. Полностью далекому от процесса геологического поиска и исследования, Покровскому были совершенно непонятны те слова и термины, которыми перебрасывался академик Обручев со своими ассистентами, но при этом он отлично видел, что процесс идет и идет очень активно.      
  Пытаясь увидеть то, что так заинтересовало ученых, полковник подошел к иллюминатору, но как он не пытался ничего кроме морской глади так и не увидел. Оставалось только терпеливо ждать, когда Обручев закончит свои исследования и даст объяснения.
  По требованию академика, дирижабль опустился на двадцатиметровую высоту, после чего из его чрева вылетел тонкий шнур с грузом и камнем устремился вниз. Произведя замер глубины, ассистент Обручева смотал импровизированный лот, чтобы затем сбросить его снова и так ещё несколько раз.
  Когда же все закончилось, академик взял трубку телефона и отдал короткий приказ пилотам: - курс остров Новая Сибирь, – после чего с горьким видом удалился.
  Не нужно было быть пророком, чтобы понять, что академик не нашел искомого, но хорошо изучивший его характер Покровский был готов поклясться, что Обручев не был раздавлен и уничтожен полученными результатами. Скорее всего, получив от госпожи Судьбы вместо сладкого апельсина кислый лимон, академик отправился на свою научную кухню, чтобы добавив сахара получить из него лимонад.
  Дальнейшие события показали, что Алексей Михайлович был абсолютно прав. Уже через полтора часа, удачно соединяя поздний полдник или ранний ужин, Обручев поведал полковнику о результатах своих исследований.
 - Земли Санникова как вы сами понимаете, мы не обнаружили. К огромному своему сожалению, я должен признать, что её нет, и ни один человек не сможет ступить ногой на её поверхность, - сокрушенно развел руками академик, - но я не напрасно прожил этот день. Ибо наука обогатилась доказательством одной теории, что много объясняет в этом деле.
 - Не говорите загадками Владимир Афанасьевич - попросил Покровский, распираемый от любопытства.         
 - Земли Санникова нет, но она была! Как была, но пропала земля Андреева, земля Джиллиса, земля Брэдли и земля Крокера. Их нет, но они были и очень может быть, что поятся снова. Не понимаете?
 - Нет – честно признался Покровский
 - В отношении всех мною перечисленных земель точно ручаться не могу, но вот земля Санникова, в момент её открытия представляла собой большой остров с высокими горами. Скорее все состояли она из ископаемого льда и вечнозамерзшего грунта. Дрейфуя по океану, эта так называемая земля прочно села на мель и образовался остров, который под воздействием естественных причин со временем разрушился.
  Академик говорил совершенно спокойно, и на лице его не было и намека на то, что он совсем недавно пережил маленькую бурную трагедию.
 - Мы дважды самым тщательным образом исследовали всевозможные районы нахождения земли Санникова, но так ничего и не нашли. Но зато, проведя выборочную гидролокацию, мы обнаружили подводную банку, на которой находится основа земли Санникова. Так, что есть повод выпить чуть-чуть коньяка, за успех науки. Надеюсь, вы не откажитесь составить мне компанию?
 - Почту за честь – в шутливом кивке склонил голову Покровский.
  Так завершился этот трудный поиск ушедшей в небытие легендарной земли, но отнюдь не бесследно. Вместо неё, в скором времени на картах Восточно-Сибирского моря должная была появиться подводная отмель Санникова.
  Разобравшись с одной географической гипотетической землей, академик Обручев спешил разобраться с другой, значившейся в планах экспедиции как земля Нансена. Согласно расчетам ученого она должна была находиться в море Бофорта и иметь размеры довольно большого острова.
  Именно расположение и предполагаемые размеры и придали этой экспедиции статус секретности. Открытие большой земли под боком у американцев и британцев имело в первую очередь не столько научный, сколько политический аспект. Знай об этом Вашингтон, Лондон, Оттава об этом, вряд ли бы экспедиция Обручева получила от них разрешение на пролет над американской и канадской территорией в случаи экстренной необходимости.      
  В том, что такая необходимость может возникнуть, члены экспедиции очень скоро убедились, когда дирижабль достиг устья Лены и взял курс к острову Врангеля. Не было дня, чтобы не дул сильный ветер, не стояла низкая облачность и небесный тихоход, не горделиво плыл над просторами Арктики, а был вынужден жаться к нижней кромке облаков. Кончался июль и приближался август.
  Чукотское море было более гостеприимно к академику Обручеву и его спутникам. Ветры были не такими сильными и продолжительными и иногда, выдавалась солнечная погода, к огромной радости академика, считавшего оставшиеся в его распоряжении дни буквально по пальцам.
 - Неделя другая и экспедицию придется сворачивать. Погода ухудшается, и я не дам никаких гарантии, что мы успеем сделать все, что планировали в Москве.
 - Может не стоит так беспокоиться, Владимир Афанасьевич. Не успеете в этом году, сделаете в следующем. Дорога проложена и у вас будет больше времени для исследования Арктики. Президент Сталин наверняка не откажется от посылки третьей полярной экспедиции. Насколько я знаю, он считает освоение северных широт приоритетным направлением для страны.
 - Все это так, но дорога ложка к обеду. Не забывайте, что нам постоянно дышат в затылок норвежцы, итальянцы, американцы и прочие там шведы. Чего только один Умберто Нобиле стоит. В рекордные сроки на деньги собранные Амундсеном построил дирижабль «Норвегию». По сравнению с нашей «Россией» это тоже, что «форд» против «линкольна», но на этом «форде», он совершает трансарктический перелет через Северный полюс из Шпицбергена до Аляски. – Обручев потряс пальцем, и Покровский был с ним полностью согласен. Полет Нобиле в мае этого года на полужестком дирижабле был спряжен с большим риском и полковник только мысленно снимал шляпу перед отважным итальянцем. Талантливым конструктором и в меру амбициозным человеком.
  Сразу по завершению полета Нобиле публично заявил, что намерен продолжить исследование Арктики. Было неясно, продолжит ли он сотрудничество с Амундсеном или будет искать для этих целей нового спонсора. Между великим норвежцем и Нобиле пробежала кошка, однако было ясно, что ничто не может заставить отказаться от новых полетов в Арктику.
 - Или скажем, американский летчик Бэрд, - продолжал перечислять конкурентов по открытию земли Нансена Обручев. - Сколько копий переломали вокруг его полета к Северному полюсу на гидроплане. Одни доказывали, что он долетел, другие утверждают, что нет. С такой сомнительной репутацией у него только один выход доказать свою славу полярного летчика – это открыть в Арктике что-то новое и земля Нансена как раз подходит для этого. Во-первых, лететь придется не из далекого Кингс-бея, а со своего мыса Барроу, а во-вторых, в случае чего всегда можно рассчитывать на быстрое начало спасательных поисков. В Фэрбенксе, всегда есть самолеты, готовые вылететь в американский сектор Арктики. Для американцев цель нашего полет над морем Бофорта не останется долгой тайной. Они всегда хорошо складывают два плюс два и поэтому, нам лучше решить все свои вопросы сейчас, а не на следующий год.
  Несмотря на непогоду, «Россия» полностью уложилась в срок, отведенный для аэросъемки побережья Чукотского моря. Последняя остановка перед новым броском на север была в Анадыре. Там дирижабль пополнил свои запасы топлива специально привезенного пароходом из Владивостока, узнал последние новости и, не мешкая, отправился к мысу Дежнева.
  Пролетая над проливом Беринга, академик с грустью произнес: - Здравствуй бывшая русская земля, проданная зазря американцам.
  Покровский знал, что тема Аляски больной для Обручева вопрос. Каждый раз, когда разговор заходил об этих местах, академик с жаром доказывал, что потратив два миллиона долларов на приобретение Аляски, американцы получили двадцать миллионов выгоды от золота, угля и прочих полезных ископаемых этого края.
 - А самое главное, за счет теплого американского течения, там совершенно иной климат, чем на Чукотке и Камчатке. Из-за этого они понесли меньше финансовых затрат при освоении этих земель, чем если бы американцы осваивали Чукотку. О чем они только думали когда продавали Аляску?
 - Господь не без милости, Владимир Афанасьевич. Глядишь, новой Америкой и прирастем – попытался приободрить академика Покровский.
 - Ваши слова да Богу в уши, Алексей Михайлович – суеверно откликнулся ученый и незаметно скрестил пальцы за спиной. Владимир Афанасьевич был твердо уверен, что земля Нансена существует, но быстро открыть и прирастить к российским владениям этот кусочек Америки не получилось. Этому не помогла и тихая для этих мест погода, что установилась сразу, как только «Россия» достигла мыса Барроу и повернувшая от него на северо-восток.
  Два дня дирижабль плавно скользил над безмолвной снежной пустыней, в поисках доказательств существования земли Нансена. Наконец он достиг района 80-й широты, где наконец-то 3 августа 1926 года и произошло долгожданное открытие.
  Находись наблюдатель в этот момент на самолете и производи он осмотр посредством простого наблюдения, очень может быть, что открытие и не состоялось. Поскольку вопреки ожиданиям ученых размер открытой земли был меньше того, на что они рассчитывали. Земля Нансена представляла собой отнюдь не материк и даже не большой остров. Размеры его немного уступали размерам острова Врангеля. Однако главной его особенностью было огромное жерло вулкана, благодаря чему он и был замечен одним из ассистентов в стереотрубу среди хаотического нагромождения льда и снега.
  Конечно, землю Нансена могли открыть и при осмотре и расшифровки фотографических пластин, но в этом случае время было бы упущено и на высадку просто не осталось бы времени.
 - Есть! Есть, Владимир Афанасьевич! – воскликнул счастливец, энергичными движениями призывая, к себе Обручева и одновременно приплясывая на месте.
 - На четырех часах, явно округлое образование! – доложил ассистент, торопливо уступая академику место у окуляра.      
 - Посмотрим, – стараясь сохранять спокойствие, Обручев стал подкручивать настройки оптики. - Так, так, действительно округлое образование, скорее всего – это вулкан. Прикажите пилотам остановиться и развернуться вправо на три градуса!
 Когда требование академика было исполнено, все с утроенным вниманием стали изучать добычу, находя новые подтверждения того, что перед ними настоящая земля, а не ледовая обманка.
  По своей форме, земля, а точнее остров Нансена напоминал большую запятую с тонким хвостиком, обращенный в сторону американского континента. Он был полностью покрыт толстым снегом и наползшими на него льдинами пакового льда.
  В виду того, что погода стала портиться, Обручев решил не медлить с высадкой поисковой группы и дирижабль стал осторожно спускаться вниз. Достигнув нужной высоты, команда сначала выбросила якоря, а затем штормтрап, по которому спустилась посадочная команда.
  Благодаря их усилиям, спуск и посадка «России» прошла благополучно и ученые, вместе с неугомонным кинорежиссером Дзигой Вертовым сошли на земную твердь. Не теряя времени, вооружившись молотками и ломами, геологи двинулись к конусу вулкана, а остальные, вытащив из чрева дирижабля всевозможные приборы, приступили к исследованию.
  За короткое время предстояло изучить состав льда и снега, направление и скорость воздушных масс, степень освещенности и прочее, прочее и прочее. Каждый научный представитель экспедиции в этот момент был подобен муравью, который только и работал, пытаясь сделать как можно больше полезного для науки. По этой причине помощь со стороны свободных от вахты членов экипажа «России» только приветствовалась.
  Много ли можно сделать за неполных два с половиной часа нахождения на острове? И нет и да. Нет, в том плане, что невозможно сделать все не только, что хотелось, но и полагалось. Да, в том плане, что самое главное лежало под ногами и его, нужно было только суметь заметить и взять.      
  Это главное заключалось в том, что на острове геологи обнаружили огромные запасы редкого химического элемента исторгнутого из недр земли при извержении вулкана миллионы лет тому назад.
 Позднее, когда анализы взятых образцов получили полное подтверждение, Обручев прочитал Покровскому целую лекцию о важности сделанного открытия.
 - Благодаря этому элементу страна сможет выпускать не фанерные, а цельнометаллические самолеты. А это все другое, начиная от скорости и кончая маневренностью и дальностью. Вы представляете, какой прорыв может получить наше авиастроение и вся наука в целом? Дух захватывает от одной мысли об этом – с гордостью расправил плечи ученый.
 - Открытие – это конечно замечательно, но уж слишком далеко находится земля с этими ископаемыми. Вот если бы это все находилось в Подмосковье, то было бы просто прекрасно – внес ложку скепсиса Покровский, но академик только отмахнулся от него.
 - Вы просто не представляете, что говорите. Вулканический кратер в Подмосковье, это дорогой мой геологический нонсенс. Кратер находится там, где ему и положено быть. А что касается доставки, то это только вопрос времени и возможности. Если очень будет надо, пришлют дирижабль. Мало будет, направят пароход в сопровождении ледокола, что-нибудь обязательно придумают, будьте спокойны.
  Этот разговор состоялся несколько дней после отлета «России» с острова Нансена, а до этого, сразу после возвращения Обручева на борт дирижабля, Покровский вручил ему правительственную телеграмму. В ней президент поздравлял начальника экспедиции, её членов и экипаж дирижабля «Россия» с открытием земли Нансена и предлагал рассмотреть маршрут обратного возвращения. Через Анадырь, Якутск, Томск и далее в Москву или через канадские острова королевы Елизаветы в Туле, а оттуда, через Гренландию, Рейкьявик и Осло в Петроград.         
  В случае согласия продолжить перелет через Канадский арктический архипелаг, правительство срочно телеграфировало в Копенгаген о закупке имеющегося в Туле горючего. Вопрос о трансарктическом перелете не рассматривался вообще.
  Судя по тем озорным искоркам, появившимся в глазах академика после прочтения телеграммы, Алексей Михайлович понял, что подобный вопрос между ним и президентом рассматривался. И дальнейшее поведение Обручева полностью это подтвердило.
 - Ну, что, утрем нос господам англосаксам и прочим там норвегам? Проскочим Арктику на одном дыхании и полюбуемся красотами ледников Гренландии. Когда ещё такая отличная возможность в нашей жизни выпадет!? – с азартом спросил академик, потрясая полученной телеграммой.
 - Лично я, полностью за, но главное слово за пилотами и механиками. «Россия» прекрасный дирижабль, но и у всего есть свои пределы.
  Скрипя сердцем, Обручев согласился с доводами Покровского и собрал расширенное совещание с экипажем дирижабля. От него теперь зависело, сможет совершить «Россия» ещё один подвиг, теперь не ради науки, а ради политического престижа своей Родины. При этом полковник просил людей максимально трезво взвесить все за и против.
 - Нам не нужно красивое решение ради решения. Мы полностью выполнили поставленную перед нами программу. Никто не упрекнет вас, если вы предпочтете иметь синицу в руках, чем журавля в небе. Однако мы будем очень рады, если вы посчитаете, возможное продолжение полета в этом секторе Арктики, который малоизучен его хозяевами.
  После его слов возникли жаркие споры, которые впрочем, были куда короче споров научных. Подавляющим большинством голосов экипаж принял решение продолжить полет по второму варианту.   
  Стоит ли говорить, сколько шума вызвало в Америке известие об открытии нового острова и их решении лететь домой через Гренландию.
  «Русские опять первые на полюсе!», «Обручев увел целый остров из-под носа дяди Сэма!!», «На очереди открытие земли  Брэдли и Крокера!?» - такими были заголовки ведущих газет Нового Света, впрочем, и Старый Свет не отставал в потоке негатива выплеснувшегося на страницы его газет по поводу успехов экспедиции академика Обручева.
  «Россия» полностью доминирует на полярном Севере!», «Русскому медведю осталось открыть что-нибудь в районе Гренландии, чтобы объявить Арктику своей частью!», «Удачное использование военного трофея» аршинными заголовками пестрели британские, норвежские и шведские передовицы и где-то внизу, мелким текстом шли поздравительные телеграммы президенту России и Русскому Географическому обществу.
  Очень многие недоброжелатели надеялись, что прыжок через арктическую Канаду надорвет силу и мощь дирижабля и на последнем шаге «Россия» потерпит сокрушительное фиаско. Ради этого они были готовы бросить бревно в её колесо, но все было напрасно. Известие об открытии земли Нансена стало достоянием общественности, когда дирижабль уже был на подлете к Туле и все попытки сорвать заправку дирижабля пошли прахом. Датчане, а затем исландцы радостно приветствовали героев полярников и оказали им горячий прием.
  Затем был перелет «России» к Фарерским островам, а от них к Шетландским островам являвшихся территорией Британии. Узнав об этом министерство иностранных дел Англии, запретили пролет русского над своей территорией. Отношения между двумя странами накалялись, и подобный шаг со стороны агонирующего правительства тори был вполне предсказуем. Появление русского дирижабля на границах империи было для Болдуина подобно острому ножу в сердце.
  По этой причине «Россия» прошла мимо Шетландов и завершила свой трансатлантический перелет в Осло. Там тоже были не очень рады видеть русских полярников, поспевших пошатнуть пальму первенства в исследовании Арктики, но правила приличия требовали этого. Тем более что русские назвали открытую землю именем Нансена, тем самым признавая заслуги норвежских исследователей в освоении Севера.
  «Россия» простояла в Осло ровно три дня. За это время дирижабль пополнил порядком оскудевшие запасы топлива и провизии, Обручев и его ученые товарищи были приняты норвежскими королем и к огромной радости хозяев улетели домой. Великий Амундсен не смог прилететь в столицу королевства и ограничился приветственной телеграммой в адрес гостей. Так закончилась эта необычная экспедиция.






                Документы того времени.





                Из сообщения вечернего выпуска новостей газеты  «Известия» от 17 августа 1926 года.

                Согласно объявленным результатам голосования на прошедшем заседании парламента Британии, правительство премьер министра Стэнли Болдуина не смогло заручиться доверием английских парламентариев. Теперь следуя закону, король Георг должен предложить лидеру лейбористов Рамсею Макдональду сформировать новое правительство. По оценки экспертов оно будет смешанное, так как у лейбористов нет нужного количества голосов в парламенте для сформирования собственного правительства.
  Сам Рамсей Макдональд неоднократно выступал за нормализацию британо-российских отношений, которые обострились за время нахождения у власти Стэнли Болдуина. Посол России Антон Обрезков выразил надежду на скорейшее улучшение между двумя великими странами.   



                Из секретной телеграммы представителя ОГПУ в Харбине Плахова А.Р. от 17 августа 1926 года.

                Главной целью налета китайской полиции на нашу миссию в Мукдене являлся захват секретных документов разведки и дипломатических шифров. Благодаря мужественному поведению майора Петракова успевшего запереться в секретной комнате и уничтожить все секретные материалы и шифры, налетчики не добились своей цели. Сам майор Петраков получил серьезные увечья от действий китайских полицейских подорвавших металлическую дверь зарядом динамита, в результате чего зданию миссии нанесены серьезные повреждения. В тяжелом состоянии майор отправлен санитарным поездом в Харбин, так как местные больницы отказались его принимать.   
  Единственным серьезным достоянием китайцев стали бухгалтерские книги. По ним можно отследить движение денег в миссии в частности нашим агентам осведомителям в Мукдене. В них нет фамилий или кличек, по которым можно было бы вычислить агентов, но можно определить их численность.      
  Кроме майора Петракова в результате налета на миссию пострадали восемь её сотрудников, двое из которых женщины. Общий ущерб от действий китайцев оценивается специальной комиссией.

 
                Подполковник Плахов А.Р.
   



            Из сообщений собственного корреспондента «Известий» в Варшаве Яна Рубашкина от 18 августа 1926г.

                Заявление депутата польского сейма Ежи Гофман по поводу нападения на российских дипкурьеров в поезде 15 августа этого года вызвало шквал заявлений парламентариев. Большинство депутатов выразило готовность поддержать предложение Ленца об освобождении из-под стражи Стасика Бальцеровича. Одного из напавших на дипкурьеров и задержанных полицией.
 - Если мы будем выдавать на расправу русским патриотов, не желающих мириться с оккупацией Россией восточных польских территории, то грош нам цена как политическим избранникам народа. Мне будет стыдно смотреть в глаза людям, когда они будут спрашивать меня об этом деле. Я призываю всех нас действовать и жить по правде, а не по лжи – заявил Гофман журналистам. Ожидается, что в самое ближайшее время вопрос об инициативе депутата Гофмана поставят на голосование в Сейме.

                Корреспондент Ян Рубашкин.
               



                Из дипломатической ноты переданной китайскому поверенному в Харбине 18 августа 1926 года.

        Правительство России считает, что подобные действия властей в отношении дипломатических миссий, недопустимыми и крайне опасными, которые могут привести к опасным последствиям между нашими странами. Статус дипломатической миссии определен международными договоренностями, соблюдать которые взяли на себя и китайские власти, подписывая их. Президент и правительство России требуют проведения тщательного расследования данного инцидента с привлечением российской стороны и строгим наказанием всех участников нападения на миссию в Мукдене. Одновременно с этим мы требуем возмещения нанесенного миссии ущерба и возвращения всех незаконно изъятых документов миссии. В случае невыполнения озвученных требований российская сторона оставляет за собой право на аналогичные действия.   







                Глава XIV. Октябрьские иды.






                Несмотря на пасмурную осеннюю погоду, безжалостно напоминавшую москвичам и гостям столицы о том, что теплые дни канули в Лету, настроение у начальника тайной полиции Феликса Дзержинского было прекрасным. Ему было, что доложить президенту о  результатах исследований проведенных в специальной лаборатории ГПУ, под руководством инженера Качинского.
  Этот российский самородок имел не только светлую голову, благодаря которой смог заметить то, что не было видно другим, но и умел кратко и толково довести до других свои мысли. Встретившись с Дзержинским, инженер так увлек его своей теорией, что всесильный начальник тайной полиции, несмотря на первичный скепсис тут же отдал приказ о создании закрытой лаборатории под эгидой ГПУ.
  Суть теории инженера Качинского заключалась в том, что человек – это живая радиостанция и его головной мозг может как принимать радиосигналы, так и излучать их. Прекрасный рассказчик Качинский поведал Дзержинскому удивительную историю о том, что натолкнуло его на подобные мысли. Как семь лет назад в Тифлисе он неожиданно, в полной тишине ночи, услыхал звук удара ложки о край стакана.
  Слышал он его столь явственно, что специально зафиксировал время, когда это случилось. Впоследствии выяснилось, что в это самое время умер его близкий друг, мать которого пыталась напоить морсом, зачерпнув ложкой из стеклянного стакана. Посчитав, подобное совпадение не случайностью Качинский предположил, что принял сигнал, посланный ему другом перед смертью.
  В подобном предположении не было никакой фантастики или суеверия, так как давно было доказано, что в процессе мышления человеческий мозг порождает электромагнитное излучение. Взяв этот факт в качестве краеугольного камня, Бернард Качинский продолжил уравнение, предположив, что электромагнитная волна, посланная одним человеком, может быть принята другим. Именно этот процесс, по мнению инженера, лежал в основе телепатии, чтения мыслей на расстоянии. Над проблемой этого таинственного феномена ученые умы бились давным-давно, но так и не смогли внятно объяснить причину его возникновения.
  Стоит ли говорить, что теория Качинского была немедленно встречена в штыки всей академической наукой, чьи убеленные сединами апологеты. Все светила в один голос утверждали, что в организме человека нет органа чувств, способного принимать электромагнитные волны и уж тем более направлять их в нужном направлении.
  Для подтверждения своей теории, Качинский занялся изучением человеческого организма и в первую очередь его нервной системы. В своих поисках он опирался на труды корифеев медицинской науки, таких как недавно скоропостижно скончавшийся Бехтерев, Введенский, Леонтович и Сеченов. Задача была архи сложной, но талантливый инженер сумел найти у человека органы, игравшие роль запчастей радиоприемника.
  Так, спиральные извилины нервов были приравнены им к катушкам самоиндукции. Нервные тельца, так называемых колбочек Краузе, имели сходство с антенными рамками. Талантливый инженер нашел элементы, которые могли выполнять роли конденсаторов, детекторов, усилителей и даже генераторов электромагнитных колебаний.
  Основываясь на своих открытиях, Качинский составил две схемы работы живой радиостанции, работающей на прием и передачу сигналов. Ознакомившись с ними, ученые мужи не смогли найти зацепок при помощи, которых они бы смогли отправить в небытие настырного инженера и его теорию. В представленной Качинским схеме все было правильно и логично, и единственное, что могли сделать эксперты – это ехидно пожелать инженеру воплотить свои мечтания в жизнь.
  Как показывала жизнь много правильных и блистательных идей, так и остались лишь научными идеями, не имея возможности осуществиться на практике. Получить финансовую поддержку, зачастую было сложнее, чем создать теорию или совершить открытие. Подобное обстоятельство сломало много жизней и судеб пламенных самородков, но только не судьбу Бернарда Качинского. Не получив поддержки со стороны официальной науки, он принялся выступать с лекциями в надежде, что сможет обрести богатого спонсора и это был правильный шаг.
  В этот период жизни, слова наука имели магический смысл. После войны люди истово верили в могущество технического прогресса, что, по их мнению, мог сделать их если не равными с Господом, то наверняка приблизиться к нему по возможностям. Толпами они собирались на научно-технические лекции и с замиранием сердца слушали слова лектора, подобно тому, как первые христиане слушали проповеди апостолов.   
  Лекции о том, что человек является живой радиостанцией, упали на благоприятную почву. Тем более, что лектор объяснял и рассказывал слушателем живым и доходчивым языком и был чертовски обаятельным человеком. Как тут было устоять и копилка для пожертвований, регулярно наполнялась лептой благодарных слушателей.
  Трудно сказать, как долго пришлось бы Качинскому собирать подаяния, чтобы наконец приступить к конкретным практическим шагам. У многих на это уходило много времени, но Судьба значительно сократила его путь сквозь жизненные тернии к высоким звездам. Одна из статей инженера попалась на глаза Камо, тот информировал Сталина, а президент приказал «железному Феликсу» разобраться в этом вопросе.
  По приказу Дзержинского Качинский был допущен к работе Зоопсихологической лаборатории находившейся на Старой Божедомке. Там под руководством Владимира Дурова ставились опыты по изучению рефлексы животных, в первую очередь у собак. Результаты этой «фабрики рефлексов» были поразительны. Дуров добился того, что мог осуществлять мысленное внушение собакам. Начав с простых приказов, он с каждым разом усложнял поставленные перед животными задачи, и каждый раз собаки успешно выполняли полученный приказ.
  Дурову было достаточно посмотреть животному в глаза или произвести внушение, сидя рядом с ним, но при этом, не смотреть в его сторону. Собаки в точности делали то, что требовал от них дрессировщик.   
  Придя в лабораторию Качинский, был в полном восторге от того, что в ней увидел. Действия Дурова как нельзя лучше подтверждали его теорию о сущности телепатии. Для окончательного её подтверждения инженер предложил провести простой, но очень важный опыт. В одной из комнат лаборатории была сконструирована металлическая изолированная камера, в шутку прозванная Качинским «клетка Фарадея». Стенки её были в десять сантиметров толщиной и, по мнению инженера, являлись идеальным экраном для любого электромагнитного излучения.
  Камера имела небольшую дверь, после закрытия, которой сидящий в камере человек оказывался в полной изоляции от внешнего мира. По условию эксперимента, Дуров садился в клетку и привычно для себя процедуру внушения.
  При открытой двери, сидящая с боку собака безошибочно выполняла приказы дрессировщика, вставала и приносила ему из соседней комнаты блокнот или принялась лаять определенное число раз. Когда же Качинский закрывал дверь камеры, собака становилась «абсолютно глухой» к мысленным приказам дрессировщика. Стоило двери открыться, как пес вновь «слышал» голос Дурова и покорно выполнял его команды.
  Добившись наглядного подтверждения правоты своей теории о волновой основе телепатии, Качинский засел за создание прибора способного улавливать радиоволны излучаемые мозгом человека.
  Имея в своем распоряжении необходимые материалы и средства для работы, он в кратчайшее время создал опытный образец. «Электрический микроскоп» представленный проверяющей комиссии действительно реагировал на работу мозга думающего человека, принимая исходящие от него радиоволны.
  В основном это были волны очень короткой длины – от 10 до 100 метров, которые проявлялись в динамике гудением и определенной тональности насвистыванием. Чем сильнее нагружали мозг испытуемого, тем громче звучали сигналы, и чем спокойнее становилось состояние субъекта, тем слабее их было слышно. Когда же человек спал, из динамика лишь шло слабое попискивание.      
  Внеся определенные изменения в прибор, Качинский добился лучшего звучания сигналов. После этого они стали восприниматься как звуки скрипки, изменяющиеся в закономерной последовательности. Дзержинский сам присутствовал на демонстрации работы прибора и был впечатлен от всего увиденного.
  Для того чтобы более точно разобраться в услышанных волнах и составить их «каталог», Качинский затребовал в качестве испытуемых людей с психической патологией. Ему нужны были истерики и эпилептики, чья мозговая активность могла быть доведена до высокой степени напряжения и начальник ГПУ, согласился помочь ему в этом непростом деле.
 - Отличная перспектива вытаскивать из людей нужную нам информацию и управлять волей и их сознанием без всякой химии и грубых физических воздействий – радовался Феликс Эдмундович, возвращаясь после демонстрации работы аппарата инженера Качинского.
 - Да, перспективы, что открываются перед нашей службой огромные, но я бы не стал ожидать прорывных результатов по этому направлению в ближайшее время – высказал свое мнение помощник Дзержинского Менжинский.
 - Почему? По-прежнему считаете работы Качинского схоластикой, не имеющей под собой твердой научной основы, и поверите только тогда, когда будет конкретный результат? Или инженер Качинский кажется вам не той фигурой, что сможет довести это дело до победного конца?
 - Нет, Феликс Эдмундович. Как показывает мой опыт общения с представителями науки открытия либо возникают сразу во всей красе подобно яблоку Ньютона или таблицы Менделеева и их нужно только взять. Либо к ним идут долгим путем проб и ошибок, и сократить её можно только при помощи Случая как утверждал Пушкин. Качинский это явно второй путь и значит, за быстрыми успехами следует ждать период спада и топтания.
 - Скептик вы, Вячеслав Рудольфович, не верите в прогресс – упрекнул Дзержинский собеседника.
 - Я исхожу из своего опыта и знания жизни и дай бог, если я ошибаюсь. Дай бог.   
 - Бог то бог, да неплохо бы чтобы кто-то помог – процитировал народную поговорку главный чекист. - Думаю, что в помощь инженеру Качинскому следует подключить Глеба Орлова.
 - Странный получится союз. Орлов хороший исполнитель, но не имеет никакого научного образования, а Качинский хоть и инженер, но фанатик созданной им же идеи. Мне кажется, что в это дело следует добавить профессора Верховцева в качестве третейского судьи – предложил Менжинский, но Дзержинский не согласился с ним.
 - И этим самым загубить все дело. Верховцев трезв и осторожен, а Качинский как вы, верно, подметили фанатик. Верховцев прыгнет только когда посчитает, что плод созрел, а инженера не нужно уговаривать, это сделать. Ради достижения успеха он готов в любой момент ради достижения цели попытаться прыгнуть выше головы.
 - Значит, цель оправдывает средства? – ехидно уточнил Менжинский, нисколько не боясь последствий за свои слова. Будучи один на один, Дзержинский поощрял своих подчиненных высказывать собственное мнение, даже если оно шло вразрез с его собственным мнением.
 - Нет. Здоровый цинизм в его истинном значении, по головам как господа иезуиты мы не пойдем.
 - Нда. Безумству храбрых поем мы песню, как призывает нас действовать Алексей Максимович Горький – усмехнулся Менжинский и на этом разговор был закончен.
  Второй радостной вестью для Дзержинского было то, что дело «Горгона» подходило к развязке. Опасаясь, что открытое смещение Деникина с поста военного министра приведет к открытому противостоянию с военными, Сталин попросил главного чекиста достать такие убойные доказательства антигосударственной деятельности близкого окружения маршала, что прославленный военачальник будет вынужден подать в отставку.      
  Самым выгодным для президента вариантом было, если бы сам Деникин стоял за спинами своих подчиненных, но этого не было. И дело было совершенно не в хорошем отношении маршала к нынешней власти. Просто Антон Иванович очень любил свою Родину и не хотел подвергать опасности её мирную жизнь. В семнадцатом году он имел счастье видеть как благодаря поддержанному генералами заговору, государь император был вынужден отречься от престола и страна, рухнула в революционную смуту. Из которой страна смогла выбраться, по мнению маршала буквально чудом.   
  Здраво рассуждая, что второй такой встряски Россия не выдержит, Деникин предпочел наблюдать за действиями новоявленных декабристов. Наивно полагая, что в нужный момент сможет взять под свой контроль их деятельность.
  Что касается самих заговорщиков, то после смены правительства в Лондоне, их действия и визиты в британское посольство сильно утратили свою активность. Все стали ждать, как поведет себя новый премьер министр Великобритании. Одобрит тайную политическую операцию своего предшественника или прикажет её свернуть.
  И тут счастье улыбнулось чекистам во все тридцать два зуба. Во время одного из расширенных заседаний Государственного совета скоропостижно скончался Леонид Красин. Отвечая в правительстве за тяжелую промышленность, он требовал дополнительного финансирования для стоящихся заводов. Все его требования были хорошо аргументированы и обоснованы, но не менее обоснованными и аргументированными были контрдоводы представителя министерства финансов Пятакова оппонировавшего ему.
  Оба спорщика говорили очень эмоционально, и от напряжения у Красина пересохло в горле. По непонятной причине вода перед выступающим оратором не была поставлена, и он попросил ведущего стенограмму заседания секретаря Бубнова дать ему стакан воды. Просьба Красина была исполнена и он смог продолжить спор с оппонентом и, в конце концов, добился своего. Президент Сталин поручил министерству финансов изыскать необходимые средства, однако Красин не успел воспользоваться плодами своей победы.
  Через полчаса ему стало плохо, и он был вынужден покинуть заседание, отправившись в комнату отдыха. Там ему стало немного лучше и он, отказавшись от помощи врачей, приказал вызвать себе служебную машину, чтобы поехать домой. Однако спускаясь по лестнице, Красин внезапно потерял сознание и упал.
  Вызванные врачи пытались помочь, но ничего не смогли сделать. Министр тяжелой промышленности и член Государственного Совета скончался, не приходя в сознание.
  Столь быстра смерть сразу породила массу всевозможных версий. Все прекрасно знали о болезни Леонида Борисовича возникшей после неудачного эксперимента по переливанию крови в Институте Крови Богданова, однако мало кто предполагал, что этот, казалось бы «железный» человек так внезапно умрет.
  Естественно, на первый план вышла версия отравления министра, благо недругов у него хватало, однако вскрытие тела не подтвердило это предположение. Ученые мужи поставили диагноз внезапной остановки сердца, попутно указав на кучу болезней, которыми страдал министр.
  Казалось, что все ясно и понятно, но чекисты имели свое мнение, связав ухудшение самочувствия министра с выпитым стаканом воды. Они провели обыск у Бубнова и в его вещах нашли таблетки дигитоксина. Его большая доза могла вызвать остановку сердца, благодаря быстрому распаду, его присутствие в крови было незаметно.
  Получив столь удачную улику, чекисты стали копать дальше, не обращая внимания на утверждения Бубнова, что таблетки его тещи действительно страдавшей сердечной недостаточностью и употреблявшей дигитоксин. Не помогало даже то, в день заседания Бубнов купил злосчастные таблетки в аптеке по рецепту врача, что полностью подтвердилось свидетельскими показаниями.
  Наличие таблеток дигитоксина в кармане и тот факт, что во время прений Бубнов сидел за спинами президиума и выступающих и был невиден постороннему глазу, перевешивало всё. Дзержинский поручил ведение этого дела одному из лучших сотрудников ОГПУ Артуру Артузову и тот не оплошал.
  В краткий срок выяснилось, что жена Бубнова является любовницей полковника Кузьмина проходящего по делу «Горгона». Это известие позволяло объединить два дела в одно, что и было немедленно сделано с полного одобрения президента.
 - То правительство чего-либо стоит, которое способно себя защитить. Так было, так есть и так будет, – изрек президент, ознакомившись с представленными ему документами. - Честно говоря, я совершенно не уверен, что Бубнов отравил Красина, но учитывая наши неспокойные отношения с Англией и Францией нельзя исключить такой возможности. Тем более, что именно по предложению Красина мы оказали помощь британским шахтерам и именно его утвердили главой правительственной делегации едущей в Лондон для переговоров с премьером Макдональду. У нас были большие надежды на этот визит и вдруг все рушится.
  Сталин с недовольством захлопнул папку с документами и брезгливо отодвинул её от себя. Он был убежден, что Красин сможет наладить партнерские отношения с новым британским премьером, и отодвинет британо-российские отношения от опасной черты, за которой находилась война. Теперь такой уверенности не было. Тем более, что согласно последним известиям Макдональд собирался ввести в свое правительство бывшего премьера Стэнли Болдуина. И пусть ему светил только портфель министра колоний, от этого ярого русофоба не стоило ожидать ничего хорошего.
 - Что касается господ военных, то вина их очевидна. Пусть они не согласны с проводимой правительством политикой, каждый из них мог подать в отставку и выражать, свое мнение открыто, как частное лицо. Пусть они встречаются и обсуждают нас в своих кулуарах, прикрываясь кастовостью и тем, что у нас пока нет своих генералов, разделяющих нашу политику. Я готов закрыть глаза и на это, но визит их в британское посольство для получений инструкций – это откровенная измена Родине и за это они должны ответить по всей строгости закона. Чем быстрей мы полностью размотаем их змеиный клубок, тем будет только лучше для Отечества. Когда вы намерены провести аресты заговорщиков?
 - Во второй половине октября. Нам нужно ещё кое-что доработать, чтобы полнее представить связь «Горгоны» с британским посольством.
 - Хорошо, - согласился Сталин, заглянув в перекидной календарь, стоявший на его столе. – Значит, нас ждут октябрьские иды. Кому вы намерены поручить завершение этого дела, Артузову? Ведь это он так удачно смог найти связующее звено.
 - Я считаю, что будет лучше, если руководство будет отдано Леплицкому.
 - Не доверяете способностям Артузова или что? – прищурив глаз, спросил Сталин.
 - Нет. Артузов грамотный и талантливый сотрудник, но в этом случае кандидатура Лепницкого предпочтительнее. Он исполнительный человек и не будет задавать ненужных вопросов – открыто заявил президенту Дзержинский и тот не стал с ним спорить.
 - Ну что же. Это ваши кадры и вам решать, как лучше их вам использовать. Когда закончите все оформлять пришлите документы для ознакомления, - Сталин на секунду задумался, а затем стал размышлять вслух.
 - Значит, вы уверены, что в деле «Горгоны» нет никаких контактов с представителями Северо-Американских Соединенных Штатов.
 - Нет, таких контактов замечено не было. Все действия заговорщиков были исключительно с англичанами.
 - Странно. Обычно господа Варбурги и Шиффы, никогда не остаются в стороне от европейских дел – покачал головой Сталин, намекая на растущую активность американских банков в Германии.
 - Наверно по тому, что мы для них не Европа, а Азия – пошутил Дзержинский.
 - Может быть, а может, и нет. К 14 октября, я жду от вас материалы по делу «Горгоны». Удачи.
  Президент очень надеялся на чекистов, и они не оплошали. К указанному им сроку все документы были готовы и, внимательно изучив их, президент дал свое согласие. Тем же днем с делом были ознакомлены члены Государственного Совета, члены правительства, а также Генеральный прокурор давший санкцию на проведение арестов.
  Они были проведены чекистами в ночь с 14 на 15 октября 1926 года и застали врасплох всех заговорщиков. Общее число арестованных составило 18 человек, но по мере расследования их число увеличилось до 27. Всем арестованным были предъявлены обвинения в измене Родине, заговор с целью свержения правительства и террор в отношении его отдельных представителей.
  Пикантность ситуации с последним пунктом обвинения была в том, что по повестке заседаний Госсовета перед Красиным должен был выступать Дзержинский. У него как у министра путей железнодорожного сообщения также намечались дебаты с Пятаковым, но перед самым выступлением главного чекиста вызвали к телефону, после чего он ждал прибытия фелъдкурьера с документами.
  Когда же выступление министра все же состоялось, перед ним поставили стакан воды, к которому, правда, Феликс Эдмундович так и не притронулся. Видимо истратив весь свой пыл в дебатах с Красиным, финансист Бубнов скорее по инерции нападал на Дзержинского и уступил ему по всем пунктам. Этот факт позволял следователям широко трактовать возможность отравления членов правительства, чем они не преминули воспользоваться.
  В начале, все арестованные все категорически отрицали, но когда им был представлен весь объем собранного на них материала, разоблачились и дали признательные показания. При этом мера физического воздействия на них была минимальна. Подобно декабристам перед Следственной комиссией под тяжестью предъявленных им обвинений они сломались и спешили облегчить свою душу следователям.
  Столь массовые аресты представителей армии, естественно, не могли остаться без реакции в среде столичных военных и в первую очередь со стороны маршала Деникина. На следующий день он позвонил в администрацию президента и потребовал немедленной встречи, которая была ему незамедлительно предоставлена.
  Охваченный порывами справедливого гнева он приехал в Кремль в сопровождении вооруженного эскорта, готового в случае чего немедленно применить силу для защиты маршала. Стоя возле деникинского лимузина они грозно вертели головами в сторону каждого, кто не только приближался к ним, но даже проходил стороной.
  Так прошло два с половиной часа, однако никто на них не только не напал, но даже не бросил косого взгляда в их сторону. Затем из дверей Сената в сопровождении адъютанта вышел потухший Деникин, и сев в автомобиль уехал к себе.
  Сталин и затем присоединившийся к их беседе Молотов самым подробным образом информировали министра о шалостях его окружения. Деникину были представлены рапорты и донесения о встречах арестованных военных с британскими дипломатами, а также об их визитах в британское посольство и банковские счета на которые заговорщики положили крупные суммы денег.
  Все это никак не подпадало под действия кружка недовольных лиц, как это в начале беседы попытался представить Сталину Деникин. Чем больше читал маршал представленные ему документы, в том числе стенографический пересказ разговоров недовольных военных, тем темнее становилось его лицо.
  Последним аргументом в сонме обвинений, стало заключение патологоанатомов о смерти Красина от большой дозы сердечных гликозидов. Это был единственный документ к созданию, которого приложили руку чекисты Дзержинского. По их настоянию врачи переписали свое первичное заключение о смерти министра. Для успокоения совести медиков их заверили, что это заключение никогда не будет официально опубликовано и предназначено для сугубо закрытого пользования, так как является дополнением ранее опубликованного.   
  К концу беседы на Деникина было горько смотреть. Ошеломленный и раздавленный маршал держался из последних сил и, видя его состояние, Сталин не стал требовать от него отставки. По мнению президента маршал сам должен был прийти к этому выводу. Прощаясь с Деникиным, Сталин заверил министра, что будет постоянно держать его в курсе расследования, которое, по его мнению, продлиться с месяц, если не больше.
  Ободренный этими словами Деникин отбыл к себе в надежде, что обозначенному сроку сумеет, что-то предпринять, но жестоко просчитался. Все следствие продлилось ровно две недели, после чего Сталин пригласил Деникина к себе в Кремль. Там он ознакомил министра с результатами расследования и предложил ему вызвать любого из арестованных, чтобы в личной беседе с ним, они подтвердили свои показания.
  Изумленный Деникин с трудом смог выбрать трех человек, которые были немедленно доставлены для беседы чекистами с Лубянки.
  После длительной беседы, он попросил Сталина об личной аудиенции, где объявил о своей готовности подать в отставку с поста министра военных дел. Взамен, маршал просил президента проявить милосердие к военным и сохранить им жизнь.
  Сталин, был готов к такому повороту беседы и заверил маршала в том, что каждому из заговорщиков жизнь будет сохранена. Более того, президент заявил, что маршал может подать в отставку после суда, что должен был состояться 7 ноября и Деникин с радостью согласился.
  После этого, президент предложил министру согласовать состав закрытого военного суда, возглавить который, по мнению Сталина должен был начальник Генерального Штаба генерал Снесарев, человек абсолютно непредвзятый, имеющий независимое суждение.
 - Или вы хотите, чтобы суд возглавил маршал Юденич? – как бы ненароком уточнил президент и Деникин поспешил согласиться с кандидатурой Снесарева. Маршал очень не хотел видеть на этом посту Николай Николаевича, обласканного президентом явно сверх меры за успехи в Месопотамии.
  Бедный Деникин был неплохим стратегом, но здесь, на поле тайной борьбы он был солдатом первогодком. Ошеломив и лишив его всякой инициативы, Сталин уверенно загнал его в угол и принудил к почетной капитуляции.
  Обе высокие стороны полностью сдержали данные друг другу обещания. Никто из заговорщиков не был казнен. Главные фигуранты дела получили по двадцать лет заключений и были отправлены в специально созданное для них поселение в холодных лесах Мордовии. Мелкие сошки отделались малыми сроками от пяти до десяти лет. Не был казнен даже Кузьмин, которому инкриминировалось убийство Красина. Ему также был вынесен приговор двадцать лет без права переписки и отправлен он был не в Мордовию, а на берега студеной Печоры.
  Что касается Бубнова и его жены, то их дело рассматривалось специальной комиссией ОГПУ и приговор, вынесенный ими, был засекречен.
  На место Деникина ушедшего в отставку с полным пенсионом, государственным содержанием и правом ношения мундира был назначен генерал Снесарев, что сразу вызвало массу разговоров, но теперь они не насилии массового характера. «Дело октябристов» заставляло военных быть более осмотрительными в своих высказываниях. А что касалось парламентских выборов, то победу одержала пропрезидентская партия «Россия», получившая больше половины всех депутатских мандатов.   
               
               

                Документы того времени.





                Из постановления Правительства Российской Республики опубликованного в газете «Известия» от 16 ноября 1926 года.

         За проявленное мужество и героизм при попытке завладеть дипломатической почтой, наградить орденом Почета дипломатических курьеров Владимира Михельсона и Августа Нетте (посмертно).
         За проявление смелости и самоотверженности при защите интересов государства наградить орденом Мужества торгового представителя России в Польской Республике Федора Печерникова.

                Президент России Сталин И.В.




                Из секретного постановления Правительства Российской Республики от 21 ноября 1926 года.

                За проявленную доблесть и героизм при выполнении своих должностных обязанностей, наградить майора Петракова Григория Генриховича орденом Боевого Знамени (посмертно).

                Президент России Сталин И.В.




                Из приказа министра военных дел Российской Республики, генерала армии Снесарева А.Е. от 2 декабря 1926 года.

      Присвоить очередное звание генерал-майора слушателю Академии Генерального Штаба Российской Республики Покровскому Алексею Михайловичу.

                Министр военных дел генерал армии Снесарев А.Е.
               


                Из Правительственной телеграммы от президента России Сталина И.В. президенту Соединенных Штатов Бразилии Вашингтону Луису от 3 декабря 1926 года.

                Благодарю Вас от имени правительства России и Русского Географического общества за вашу готовность оказать любую всестороннюю помощь нашей географической экспедиции, которую мы намерены послать в Бразилию на поиски пропавшего полковника Фосетта П.Х.

                С уважением президент России Сталин И. В.


                Глава XV. Рай севера и ад юга.






                Как замечательно жилось в Северо-Американских Соединенных Штатах в средине двадцатых годов двадцатого века. Его Величество Доллар лихо правил не только на огромном континенте от одного океана до другого, его могущество распространялось далеко за пределами Штатов. Ни одна валюта Старого Света не могла соперничать с ним по силе и превосходству. Доллар с почтением брали не только в странах Латинской Америки и Азии. Его с охотой принимала Европа к огромному огорчению собственных валют, не делая исключения даже для британского фунта стерлинга. Шустрый американец обошел всех на жизненном повороте.   
  Достаточно было счастливому обладателю Доллара щелкнуть пальцем и все его желания тут же исполнялись, конечно, в зависимости от толщины его кошелька. Богатые могли себе позволить к завтраку порцию черной икры, вместе с шампанским «Вдова Клико», ананасами и взбитыми сливками с клубникой. Средний класс обходился кофеем, свежими омарами и паштетом из индейки и десертом из бананов. Что ели те, кто находился ниже их по социальной линии не столь интересно, но всех их объединяла одна страсть – делать деньги.
  Те, у кого едва хватало денег на свежую рубашку, горячий «хот дог» и стакан кока-колы, яростно стремились подняться на ступень выше и стать обладателем холодильника, радиолы и дешевого «форда». Те, кто имел все эти сокровища, прикладывали все усилия, чтобы обзавестись «линкольном», небольшой загородной виллой или квартирой в престижном районе, солидным счетом в банке и членством в гольф клубе. Обладатели всего выше перечисленного, если не могли купить яхту, побывать в Европе, принять участие в сафари на львов в Кении или посетить прочие экзотические уголки земного шара типа острова Таити, делали все мыслимое и немыслимое, чтобы удержаться на своем месте. В противном случае, им грозило падение на любой из многочисленных уровней американской пирамиды, громко именуемой Американской мечтой.
  Ради достижения цели, а точнее стать обладателем вожделенного доллара американцы были готовы пойти на все, что угодно. Любой товар способный принести прибыль продавался, и весь вопрос заключался в цене, по которой обладатель его был готов продать, а покупатель соглашался купить. И при этом ни одна из сторон не испытывала никакого угрызения совести в отношении совершаемых действий. Ведь торговля являлась главным двигателем развития американского общества и была священна.
  Подобная обстановка являлась подлинным раем для любого торгового разведчика, внятно говорящего по английский и имевшего толстый претолстый кошелек набитый зелеными бумажками от ФРС. Гениального изобретения господ Варбургов и Шиффов, заставивших американское правительство покупать их изделия по двадцать центов за штуку независимо от номинала банкноты.
  Перед такими умельцами нужно было снять шляпу и поучиться, попытаться поймать искру их божественного промысла, но у молодого человека, прибывшего в Нью-Йорк на лайнере «Мавритания» в конце лета 1926 года, были совершенно другие помыслы, а точнее сказать замыслы.
  Ахмед Гулимов был представителем военной разведки прибывший в Америку для закупки передовой военной техники. Конечно, вооружение американской армии оставляло желать лучшего, но там, где крутились деньги почти всего мира, всегда можно было купить, что-то неожиданное.
  Проигравшие войну немцы не имели права заниматься перевооружением своего рейхсвера. Французы, считая себя главными военными Европы, чинно почивали на лаврах победителей, постоянно твердя народам мира, что другая мировая война невозможна. Уж слишком, огромные человеческие потери понесли все стороны конфликта.   
  Британцы по-прежнему делали ставку на свой флот, стремясь возродить его даже в тисках Вашингтонского договора. Что касается сухопутной армии, то следуя примеру прошедшей войны, они были готовы бросить в пламя сражений людские ресурсы своих доминионов. Их было много и особо изобретать что-либо для их вооружения дополнительная строка расходов. Англичане, правда, отдавали должное внимание авиации. Сделав этот вид вооруженных сил своеобразной элитой вооруженных сил, на подобии кавалерии прошлого века, где служили все сливки британского общества.
  Итальянцы также всегда были хорошими корабелами, а их остальные виды вооруженных сил находились в стадии переформирования. Дуче Муссолини намеривался вернуть Италии былое величие Рима, но пока это у него не совсем получалось. Не хватало опыта, денег и терпения. Япония была полностью закрытой для европейцев страной и по этой причине единственным перспективным направлением оставалась Америка, с её открытым рынком и огромными возможностями. Ведь, в самом деле, не у китайцев, бразильцев, аргентинцев или поляков покупать новейшие военные технологии.
  Янки также как и Джон Буль были влюблены в авиацию, считая, что именно за этим видом вооружений большое будущее. Доктрина Дуэ пустила прочные корни среди американских военных и военно-воздушные силы, как и военно-морской флот стали, главными союзниками Соединенных Штатов.         
  Они получали главные заказы из портфеля военного министерства. Им отходила львиная доля военных расходов Вашингтона и, страдая от подобной несправедливости, производители танков, пушек и стрелкового оружия делали все, чтобы заинтересовать покупателей своей продукцией. Благо им было что предложить.
  Стрелки шли уверенной поступью к созданию автоматической винтовки, артиллеристы разрабатывали всевозможные виды легкой и тяжелой артиллерии, а танкисты пытались создать новый тип танка. Вот ради ознакомления  достижениями американской военной промышленности и был отправлен в дальнюю командировку Ахмед Гулимов, ранее работавший инженером на Ижорском заводе.
  Стоит ли говорить, что мощь и могущество города Большого яблока потрясли молодого человека. Выходец из Петрограда, Гулимов был поражен размерами главных морских ворот Атлантического побережья Америки. Той деловой толчеей, что казалось, полностью заполнила мегаполис «желтого дьявола», подчинила своей воле его жителей и не затихала даже ночью. Медленный и неторопливый Петроград буквально мерк на фоне шумного и динамичного Нью-Йорка, заставлявшего любого приезжего уважать и восхищаться им.
  Впрочем, очарование Америкой недолго царило в душе Ахмеда Константиновича. Встречавший его представитель торгпредства Вишняков, заметив состояние гостя, быстро спустил его с заоблачных высот на грешную землю.
 - Не думай, что все эти блага появились здесь только благодаря умению и трудолюбию американцев, – сказал он, помогая Гулимову грузить его чемоданы в такси канареечного цвета. - Если бы это было так, то все бы здесь ездили на автомобилях, а не теснились бы в автобусах и не ходили бы пешком.
 Наглядным подтверждением его слов была гудящая очередь возле невзрачных серых  автобусов. Именно туда отправилась большая часть пассажиров пересекших океан третьим классом. У них были деньги на такую поездку, а те, у кого их не было или они предпочли сэкономить, перекинув поклажу через плечо, передвигались на своих двоих.
 - Деловитости у них, конечно, не отнять, можно только поучиться. Прагматизм – это у них от рождения в крови, а вот добродетель в этих краях редкий товар. При разговоре они будут тебе радостно улыбаться, доверительно спрашивать как дела, как семья, дружески хлопать по плечу, но это нисколько не помешает нагло залезть в твой кошелек, а если повезет, то и раздеть до нитки. И при этом считать себя полностью правыми. Как говорится, в бога мы верим, а остальное только за наличность – продолжал вводить гостя в курс особенностей Америки Вишняков.
 - Не буду спорить. В Америке я новичок, но все то, что сделано её народом достойно, если не восхищения, то уважения. У нас в Питере до сих пор большая часть центральных улиц вымощена булыжником. Едешь и каждый ухаб своим задом чувствуешь, а тут, куда не посмотри один асфальт. И довольно хорошего качества.
 - Дороги они умеют строить, - согласился с приезжим Вишняков. - Да как их не строить, если здесь нет таких морозных зим как у нас из-за Гольфстрима. Здесь можно один раз выложиться и десять лет не заниматься ремонтом дорог, тогда как у нас уже после третьей зимы начинает крошиться и вздуваться. А что касается всего остального…
  Борис Сергеевич эффектно обвел все указательным пальцем.
 - Будь у нас столько денег, сколько американцы состригли с остального мира, то и в Питере было построить современное первоклассное дорожное покрытие и каждые три года его менять или капитально ремонтировать. Главное уметь их взять и при этом не испытывать при этом угрызений совести – сдержанно констатировал Вишняков и на этом беседа их закончилась. Говорить в салоне такси о делах не рекомендовала ведомственная инструкция.
  Представители торгпредства, конечно, не обладали тайнами стратегического уровня, но даже случайно пророненная информация могла нанести вред интересам России в виде повышения цен на интересующую её продукцию.
  Американское государство действительно поднялось исключительно благодаря денежным вливаниям. Сначала европейские средства помогли янки быстро встать на ноги, а затем они сами принялись качать жизненные соки из соседей. Первыми были латиноамериканцы, потом наступил черед колониальных владений Испании в виде Кубы и Филиппин. Затем наступил черед Китая и победную черту, подвела мировая война, сделавшая Штаты её главным бенефициаром.
  За короткий срок все золото Европы перекочевало в подвалы американского казначейства, и началась райская жизнь. Каждый американец пытался ухватить свою крошку праздничного пирога жизни и строил далеко идущие планы. И для того, чтобы они реализовались, была придумана игра с акциями компаний, которые были доступны для любого человека с минимальным капиталом.
  Все это Вишняков объяснил Гулимову уже в посольстве, в доверительной беседе, сидя за рюмкой чая с глазу на глаз. С одной стороны ему следовало провести инструктаж вновь прибывшему, а с другой хотелось показать новенькому свою информированность. Число сотрудников посольства и торгпредства был ограничен и почему, не расстегнуть пуговицу перед попутчиком, который сходит на следующей станции, и ты его снова вряд ли увидишь.
 - По своей сути, все благополучие Америки – это финансовая пирамида, которая неизвестно сколько простоит. Может ещё двадцать лет, а может завтра рухнет. Все зависит от обстоятельств – многозначительно поднял глаза торгпредовец, радуясь от внимательного вида, с которым его слушал Ахмед.
 - В первую очередь от того, как долго простые американцы смогут брать акции в долг под залог капитала и имущества. Сейчас все довольны, но рано или поздно их покупательская способность иссякнет. Наступит кризис, пирамида рухнет, и все американские акции будут стоить не дороже бумаги, на которой они напечатаны – Вишняков замолчал, давая возможность собеседнику проникнуться нарисованной им апокалипсической картиной, но у собеседника было свое видение.
 - А что мешает американцам втянуть в это дело европейцев. Я не говорю об англичанах и французах, но можно привлечь, немцев, бельгийцев, шведов, итальянцев и далее по списку.
 - Не думаю, что англичане и французы будут от этого в восторге и пустят американские ценные бумаги на свою европейскую площадку.
 - Однако ничто не помешает привлечь к этому делу бразильцев, аргентинцев, чилийцев и японцев, в конце концов.
 - Разумно – согласился Вишняков. – Значит, у американцев уйма возможности и все будет зависеть от их деловитости и наглости.
 - А также от решимости британцев обрушить чужую пирамиду.
 - Что ты имеешь в виду?
 - Любой рынок ценных бумаг можно обрушить, заронив сомнение в умы держателей акций об их надежности. Чем внушительнее и масштабнее это будет сделано, тем быстрее возникнет паника. Страх захлестнет держателей, все бросятся продавать акции и тогда благополучию Америки придет конец. Единственная страна, которой под силу провести такую операцию – это Британия.
 - Ты так считаешь потому, что британская финансовая система по-прежнему остается лучшей во всем мире и английские банки крепко связаны с американскими банками?
 - Не только. До мировой войны с большой натугой это могли сделать Франция и Германия. У них также были неплохие банковские системы, но сегодня Париж ослаблен понесенными в войне потерями. Его колониальная система оказалась не столь быстра в плане регенерации монополии как британская. А что касается Германии, то в ближайшие двадцать пять лет ей самостоятельно не вырваться из тисков репараций – разложил нехитрый пасьянс Гулимов.
 - Откуда такие познания, ведь согласно анкете, ты по своей профессии инженер? – удивился Вишняков.
 - Верно, - подтвердил гость. Я – инженер, а вот папа мой хорошо знаком с основами экономики. Вот немного и меня в ней просветил.
 - И когда все это может случиться? – с живым интересом уточнил Вишняков.
 - Тут все зависит от многих нюансов – дипломатично ответил Ахмед, оставляя собеседнику огромное поле для всесторонних размышлений.
 - Да, - протянул Вишняков. - Интересную картину рисует твой папа.
 - Какая есть.
 - Понятно. Но в таком случае англичане, очень сильно рискуют. Ведь в мире денег больших все взаимосвязано. Выбив столбы опоры у американцев, англичане сами могут попасть под удар упавшей крышей соседа.
 - Все очень может быть. Поэтому я и говорю о решимости англичан совершить столь судьбоносный шаг.
  В разговоре возникла небольшая пауза. Ахмед сказал все, что хотел сказать, а его собеседник переваривал его слова.
 - Интересно, у американцев есть страховочный вариант на подобный случай или они уверены, что англичане не пойдут на этот шаг.
 - Папа считает, что нет. Блеск прибыли застит глаза любому человеку, а тут такие бешеные проценты. От этого легко потерять голову.   
 - Интересно посмотреть, как райская Америка будет загибаться – усмехнулся Вишняков и, исчерпав одну тему разговора, плавно перешел к другой.
 - С завтрашнего дня получишь удостоверение сотрудника «Амторга» и с чистой совестью отправишься на завод к Кристи. Его уже предупредили о твоем приезде, и он будет ждать. Скажи, эта заявленная им подвеска, действительно такая важная штука, ради которой из Москвы тебя прислали?
 - Судя по тем бумага, что вы нам прислали – да. Все ныне существующие танки на рессорных подвесках не могут развить ту скорость, которая заявлена Кристи у танка с заявленной им винтовой подвеской. По сути это настоящая революция в танкостроении. Если все, что изобрел Кристи реальность, то тогда можно будет делать танки легкими, быстроходными и с низким профилем. Все это в значительной мере уменьшит себестоимость изделия, и его можно будет воспроизводить в больших количествах – увлеченный Ахмед был готов причитать собеседнику, целую лекцию относительно танков и их устройств, но тот энергично остановил его.
 - Хватит, хватит. Мне достаточно знать, что изобретение Кристи стоит тех денег, что он хочет с нас получить.
 - Что очень много? Но если подвеска соответствует заявленным характеристикам надо брать.
 - Господин Кристи дорого оценил свое изобретение но, слава богу, военное министерство США на нашей стороне.
 - В каком смысле? – удивился инженер.         
 - В прямом. Представители департамента не хотят покупать танки Кристи. Они предпочитают образцы проверенные временем, а вкладывание денег в новые машины считают пустой тратой денег. Будь у Кристи лишние деньги, он бы наверняка подмаслил нужных людей в департаменте, и дело было сделано, но их у него нет. Сейчас он очень надеется, что сможет уговорить нас купить у него танк. Тогда его акции наверняка вырастут в цене, и он сможет по-иному разговаривать с чиновниками департамента.
  Ахмед уловил в голосе собеседника интонации, говорящие, что об особых отношениях между изобретателем и родным покупателем.
 - Что, так все плохо?
 - Более чем, - фыркнул Вишняков. - Кроме светлой головы, Кристи имеет скверную черту именуемую гордыней, из-за чего кое-кто в департаменте с ним на ножах. Его уже дважды прокатывали при розыгрыше тендеров на поставку танков в американскую армию. Поэтому когда будешь смотреть его чудо, проявляй как можно меньше восторженных эмоций. Иначе всю игру мне сломаешь. Понятно?
 - Понятно – коротко молвил Ахмед.
 - Вот и отлично. Приехал, посмотрел, поговорил и все. Никаких возгласов и заявлений, что господин Кристи гений. Гении они стоят дорого, а так рядовой образец экспериментального вооружения, который мы готовы приобрести для испытания у себя.
 - Но ведь он знает, что он совершил потрясающее открытие – начал Гулимов, но собеседник осадил его.
 А говоришь понятно! Ох уж мне эти изобретатели. Повторяю ещё раз для господ инженеров. Это – экспериментальный экземпляр, нуждающийся в том, чтобы его в первую очередь купили, затем испытали и начали его массово выпускать. А ещё лучше обкатали в локальном конфликте. Вот тогда – это действительно будет чудом техники на грани фантастики, которую можно продать за большие деньги – для наглядности Вишняков двумя руками показал объем «больших денег» в своем понимании.
 - А пока он может рассчитывать только на такую пачку и не надо мне мешать в трудах по её уменьшению ещё чуть-чуть – Вишняков вновь прибег к пантомиме и теперь, толщина денежного объема была не в пользу изобретателя.
 - Да, ты как знаешь английский? На таможне было видно, что кое-что понимаешь, но как хорошо? В анкете об этом ничего конкретного.   
 - Говорю, понимаю, но убедительно прошу, не спрашивайте о шансах переизбрания президента Кулиджа на второй срок. Скажу, честно не имею об этом никакого понятия и ничего не хочу знать – на хорошем английском языке ответил Гулимов.
 - Ясно, - кивнул головой Вишняков, с видом человека у которого оправдались самые худшие его предчувствия. – Значит так. Языка ты не знаешь и потому все разговоры с американцем только через меня. На заводе, естественно, слушай в четыре уха, но виду, что понимаешь, не подавай.
 - Иначе испорчу тебе работу. Понятно – с напускным обреченным видом молвил инженер.
 - Да не делай ты из меня монстра. Копейка – рубль бережет и это главный девиз американцев – отрезал Вишняков.
  На заводе у Кристи, они разыграли все как по нотам. Гулимов с интересом осмотрел все, что хотел, сохраняя при этом сдержанность, которой мог позавидовать любой англичанин.
 - Господин эксперт говорит, что ваша разработка интересна, но он хотел бы посмотреть её в действии, а не на стенде. Он также просит сделать это дело побыстрее, если возможно. У него есть ещё пара адресов, куда он должен успеть. Господин Кристи сам наверняка хорошо понимает, время - деньги.
  От услышанных слов у изобретателя дернулась щека, и он залился краской. Из-за конфликта с военным департаментом Кристи лишился права использовать танковый полигон, где обычно проводились демонстрации новых изделий.
 - Если, господин эксперт так торопиться, то его наверно устроит в качестве испытательного полигона мой заводской двор. Идя навстречу его желанию, я готов незамедлительно продемонстрировать ему свою лошадку в действии – американец цепко впился глазами в лицо Ахмеда, но ему так и не удалось на нем что-либо прочитать.
 - Господин эксперт несколько удивлен вашим предложением. Оно довольно необычно и неожиданно и он опасается, что будет трудно в таких условиях понять все плюсы и минусы машины, - Вишняков сделал вид, что что-то переспрашивает у Гулимова. – Он готов посмотреть вашу машину в действии, но если возникнут вопросы, мы будем настаивать на полигонной демонстрации.
  Чертыхнувшись сквозь зубы, Кристи бросился к демонстрационной модели, не имевшей башни и, заведя мотор, выехал на просторный двор.
  По тому, как он лихо развернулся и, дав газ, устремился вдоль кирпичных стен цехов, было видно, что это у него хорошо отработанный номер. Ахмеду было достаточно одного заезда, чтобы понять, что танк надо брать. Об этом он сообщил Вишнякову условленным жестом, но вредный торговец выждал все три заявленных заезда, после чего принялся торговаться.
  Гулимову стоило огромных трудов сохранять холодное спокойствие и не вступить в разговор но, в конце концов, все обошлось. Вишняков умело сбил заявленную Кристи цену, показав себя благодетелем, который сильно рискует, покупая экспериментальную модель.
  Подписывая контракт, торгпред настоял, чтобы в сопроводительных документах было указанно, что «Амторг» приобретает не танк и сельхоз изделие – трактор.
  На вопрос Ахмеда зачем, Вишняков любезно пояснил: - Чтобы военный департамент не поставил палку в колеса. Появись эта информация в департаменте, там наверняка попытаются помешать нашей сделке, а так сельхоз продукция и никаких гвоздей.
 - Но почему тогда они сами не берут танк Кристи? Где же тут хваленый прагматизм? Типичная собака на сене – возмутился Гулимов.
 - Причем тут собака? Как раз голимый прагматизм. Раз мы берем это вооружение, значит, нам оно нужно и значит можно на законном основании содрать взятку. Все просто.
  Военный департамент действительно попытался оспорить сделку Кристи с «Амторгом», но из этого ничего не вышло. Без башни и вооружения – это трактор и его можно вывозить из страны. Частному бизнесу нельзя мешать.               
  Ради интересов бизнеса, большие деньги этого мира были готовы на все. На подлог, преступление и даже на войну. Малую и большую, локальную и гражданскую, ибо всякая война приносила им прибыль.
  Сделав ставку на Чан Кайши, американские толстосумы были уверены, что в случае его победы, они получат контроль над этой страной. Но в отличие от англичан, что при помощи канонерок добились права торговать опиумом в Китае, американцы желали получить весь китайский рынок, ибо он был огромен.
  Ради столь внушительного приза, они спонсировали лидера Гоминдан деньгами и оружием и требовали от него похода на Пекин, чтобы получить верховную власть над раздираемой войной страной.
  Главными противниками Чан Кайши по-прежнему оставались генералы милитаристы, но вместе с ними были и те, кого Чан опасался больше генералов – китайские коммунисты. Вчерашние союзники, преданные и растоптанные, они проявляли подлинные чудеса, когда при помощи слова быстро пополняли свои ряды новообращенными сторонниками. Столь популярными были идеи коммунизма во вчерашнем феодальном Китае.      
  Особенно беспокоили Чан Кайши военные отряды под руководством Чжоу Эньлаем. Вчерашний выпускник школы Вампу, быстро получивший звание генерал-майора, он успешными действиями в провинции Хунань, создавал угрозу тыла для войск Чан Кайши. Отправься маршал в поход на север, он мог не дойти до своей цели.
  В том, что Чжоу вместе с Чжу Дэ и Хэ Луном устроить на юге китайскую Вандею, Чан Кайши ни минуты не сомневался. При этом Чжоу, маршал считал самым вредным и опасным из всех трех перечисленных военных лидеров коммунистического юга.
  Если бы была такая возможность, Чан Кайши с готовностью перекупил бы его, как это он сделал со многими другими своими военными противниками. Получив деньги, они переходили на сторону главы Гоминдана и служили бы ему, пока кто-то другой не перекупил бы их.
 Такова была обыденная действительность, тогдашнего раздираемого гражданской войной Китая и никто не видел в этом ничего плохого. Даже с Фэн Юйсянем, захватившим Пекин и громко ругавшего властителя юга, Чан Кайши пытался провести подобную операцию. Специальный агент, посланный им в Пекин, провел успешные переговоры с генералом и привез ответ, точнее сказать шестизначную сумму, которая превратила бы заклятого врага в младшего партнера.
  Благодаря американским вливаниям, маршал располагал свободными средствами, и сделка имела все шансы, состоятся. Это радовало сердце лидера Гоминдана и одновременно огорчало, так как имеющиеся деньги не могли сделать подобное превращение с Чжоу Эньлаем. Первый к нему визитер вернулся с отказом, все остальные были расстреляны молодым военачальником лично.
 - Фанатик! – с негодованием восклицал Чан Кайши. - Что хорошего сделали ему эти крестьяне, ради благополучия которых он собирается воевать со всем миром. Разве он не понимает, что для крестьян он чужой! Что они используют его как наемника. Кормят, дают кров, снабжают все необходимым, но после окончания войны он будет им не нужен! Они выбросят его и займутся своими делами!
  Негодования маршала были вполне справедливы и логичны. Так или примерно так рассуждали почти все военные, которых гражданская война подняли наверх, и вручила в руки власть. Ради её сохранения или преумножения, они либо воевали, либо продавались.
  Это была азбука гражданской войны и Чжоу, вываливался из общего строя, единого контекста существования. Генералы его откровенно не понимали и только самая потаенная часть души президент Гоминдана, понимала, в чем тут дело. Просто Чжоу Эньлай смотрел дальше всех других военных и, принимая участие в военных действиях, он занимался не войной, а политикой. Он не воевал ради благополучия крестьян, он боролся за власть над ними, чем ещё больше страшил Чан Кайши. Ибо точно также поступали и американские президенты на плечах, которых до вступления в должность красовались генеральские эполеты.
  Когда и как закончатся переговоры с Фэн Юйсянем Чан не знал и до этого он не мог бросить против «крестьянских генералов» юга ни одной дивизии, ни одного полка. Единственным выходом было объявить за голову Чжоу большую награду, в надежде, что найдутся охотники на эту голову.
 - Пятьдесят тысяч долларов, тому, кто принесет голову Чжоу Эньлая и половину, кто укажет властям его местонахождение. Напечатайте такое объявление за моей подписью.  Пусть каждый крестьянин будет знать её содержимое – приказал он секретарю. Тот немедленно записал волю маршала и по мановению его брови проворно удалился.
 - Пятьдесят тысяч долларов - это очень большая сумма для любого крестьянина, - сказал Чан, смотря на свое отражение в зеркале. - Я знаю это и надеюсь, что среди них обязательно найдется человек решивший воспользоваться этим случаем. Трепещи Чжоу, теперь каждый куст и темный угол будут опасны для тебя. И если тебя не убьют твои соратники, я раздавлю тебя подобно таракану сразу, как только решиться вопрос с Фэн Юйсянем. Сразу и навсегда!
  В подтверждении своих слов Чан Кайши властно хлопнул ладонью по подлокотнику своего кожаного кресла и остался доволен. Он верил в свои слова и надеялся на их скорое исполнение. Теперь, дело оставалось только за госпожой Судьбой и её благосклонности к замыслам маршала.               
      
 
                Конец второй части.

 
 
 
                ЧЕСТЬ И ПОЛЬЗА.



                Третья часть.




                ЯВЛЕНИЕ ВОЖДЕЙ.





                Глава I. Тузовый пасьянс.





                В жизни, большие деньги всегда являлись неотъемлемой частью верховной власти, а иногда были и её основным компонентом. Недаром в карточной колоде туз, первоначально ассоциировался с доверху набитым деньгами мешком или кошельком и был главнее грозного и могучего короля. Это потом, первой карте колоды стали придаваться иные виды, дабы приуменьшить, затушевать столь наглядную иерархию.
  Со времен королевы Елизаветы, когда Англия стала морской державой, деньги, полученные от заморской торговли и пиратства, широкой рекой хлынули в неё. Оседая в сундуках лондонского Сити, они постепенно создали мощную финансовую силу, с могуществом которой власть была вынуждена считаться.   
  Английские короли, индийские императоры, британские премьеры, все они в своих действиях и решениях неизменно учитывали интересы денежных тузов, чьи золотые запасы могли соперничать с королевской казной, а то и превосходили её. Очень часто, в тяжелые времена монархи обращались к ним за финансовой помощью ради сохранения своего положения на троне и продолжения династии. И, как правило, господа банкиры не отказывали высоким просителям. 
  Стоит ли удивляться, что почти все войны, которые за двести лет вела Британская империя, были направлены на защиту интересов Сити в том или ином уголке земного шара. Ради устранения их конкурента, в лице стремительно набирающего силу Германской империи, была развязана чудовищная война, что по своему размаху получила название мировой.
  Множество государств Европы, Азии и Америки, а также африканские колонии приняли в ней участие. Каждое из них имело в ней свои интересы и потому, английским политикам не удалось полностью просчитать последствия принятых ими решений в августе 1914 года. Выпущенный на свободу джин войны действовал по своим правилам и британцам, стоило огромных усилий загнать его обратно в бутылку.   
  Чтобы устранить нанесенный стране материальный ущерб и восстановить было могущество империи на мировой арене, Англии был нужен твердый политик, готовый наводить порядок в международных делах жесткой рукой. На эту роль, по мнению финансовых кругов Сити очень подходил бывший премьер министр Стэнли Болдуин и совсем не годился нынешний обитатель особняка на Даунинг-стрит Рамси Макдональд.
  И пусть все говорят, что он любящий свою страну человек и что он получил кресло премьера согласно честному волеизъявлению народа в честной борьбе. Все это не имело большого значения. Проводимый им внешнеполитический курс во многом совершенно не совпадал с интересами денежных тузов, и настал момент, когда нужно было принимать решение о его смене.
  Уже прошел веселый и озорной праздник Майского дня, когда вся Британия отмечала приход весны. Началось приготовление к празднованию Дня рождения английского короля, что по традиции отмечался в средине июня, когда недовольные политикой премьер министра властители Сити, собрались в лондонском поместье Шоскомб. Оно принадлежало одному представителю столичной богемы, что с радостью предоставил его для этой встречи по первому слову секретаря банка «Барклай». Там он имел много непогашенных кредитов, один из которых чудным образом был в тот же день реструктуризирован правлением банка.
  Конечно, для ведения столь важного разговора больше подходили высокие и просторные кабинеты, чьи крепкие стены, надежно скрывали властителей мира сего от посторонних взглядов и ушей. Но видимо господа банкиры изрядно устали от подобной обстановки и решили провести встречу на лоне пригородной природы. Где можно было подышать свежим воздухом и порадоваться солнышку. Насладиться живописным видом аккуратно постриженных зеленых лужаек и попутно сыграть на них партию в крокет. Большие деньги давали большую власть и возможности, но при этом никак не могли заменить простые радости жизни. 
  Следуя национальным традициям, по приезду в поместье, дорогие гости обменялись любезностями с хозяевами этого чудного места. Совершили по нему краткую экскурсию на свежем воздухе, после чего вооружившись деревянными молоточками, принялись бить ими по крокетным шарам, стараясь вогнать их в створки специальных ворот установленных на изумрудной лужайке.
  Когда же игра была завершена, проголодавшиеся на свежем воздухе гости с большим удовольствием сели за стол и по достоинству оценили мастерство местных поваров. За время обеда, за столом обсуждались последние события в мировой политики, сплетни из жизни лондонской богемы и даже новинки кино и театра. И только отправившись в курительную комнату, за рюмкой бренди и гаванской сигарой, у гостей начался серьезный разговор о будущем страны, короля и империи.
  Все гости были представителями «золотого возраста», к которому относились люди, перешагнувшие сороковой жизненный рубеж. Когда приобретенный человеком опыт мог удержать его от опрометчивых решений, а состояние здоровья позволяло активно строить планы и их реализовывать. Именно им, четверым, было доверено принять окончательное решение относительно судьбы британского правительства.
 - Согласно сообщению вашего секретаря Грэг, вы вчера встречались с господином Болдуином и обсуждали возможность его возвращения в кресла премьера. Как вы оцениваете его нынешнее состояние, готов ли он принять нашу помощь в этом деле и самое главное согласен ли он на наши условия? – спросил Мозес Гизи, удобно откинувшись на спинку плетеного кресла не выпуская из пальцев хрустальный бокал с бренди. 
 - Разговор действительно состоялся и был весьма и весьма обстоятелен, господа, ведь подобное дело не терпит суеты, – Грэг Дроденвельт значимо поднял свои густые кустистые брови. - Мы с господином Болдуином с первой минуты разговора прекрасно поняли друг друга, и говорили друг с другом, так сказать на одной волне. Он также как и мы считает, что выбранный премьер министром Макдональдом курс на нормализацию отношений с Россией - это вредное и очень опасное направление в политике, ибо создает серьезную угрозу интересам Британии в Европе и по всему миру. Все заявления сделанные Макдональдом в отношении Москвы по своей сути являются неудачными попытками умиротворить русского медведя. И чем больше ему уступают, тем сильнее становиться его грозный рев. Прекращение военного конфликта на границе Ирака по русскому сценарию привело к ослаблению наших позиций на Среднем Востоке, а возвращение афганского престола Надиршаху напрямую угрожают спокойствию наших индийских границ. Господин кандидат считает, что чем раньше премьер министр Макдональд будет отправлен в отставку, тем быстрее можно будет исправить нанесенный им вред интересам империи.
 - Это все ясно и понятно, - вступил в разговор Хабекук Стоун. - Никто с самого начала не сомневался, что позиция Болдуина по внешней политике будет именно такой и никак иначе. Как далеко он готов шагнуть в исправлении внутренних ошибок премьера? Готов ли он занять жесткую позицию в отношении профсоюзов? Указать им их истинное место в нашем мире, а не вести с ними переговоры и давать различные поблажки как это делает Макдональд!
 - По этому вопросу можете не беспокоиться, господа – радостно заверил переговорщиков Дроденвельт. - Мистер Болдуин готов прибегнуть в отношении профсоюзов к самым решительным мерам. И в случае необходимости прибегнуть к услугам штрейхбрейкеров и даже к введению военного положения на случай массовой забастовки как это было в прошлом году. Смею вас заверить, что господин кандидат сделал все необходимые выводы из недавнего прошлого.               
 - Что же, ваши слова вселяют определенное чувство оптимизма, перед принятием решения о вложении капитала в предприятие по смене премьера, - усмехнулся Стоун и, затянувшись сигарой, замолчал, любезно давая другим гостям возможность задать свои вопросы Дроденвельту.
 - С профсоюзами все ясно, - принял его подачу Гизи. – А что в отношении подмандатных территорий короны в Восточной Африке? Готов ли мистер Болдуин поддержать инициативу ряда компаний по созданию плантаций кофе, чая, хлопка и сизаля на землях имперского протектората Кения и Танганьика? Компания «Стар Фут» при поддержке «Бристоль кредит» готова вложил до полумиллиона фунтов стерлингов в проект по разведению чая и сизаля на землях Кении. Заявка на получение земель была подана Соответствующий проект в канцелярию премьер министра больше полугода, но ответа нет до сих пор. Намерен ли господин кандидат предоставить нашим компаниям режим наибольшего благоприятствования в этом деле?
 - Как вы и просили, этот вопрос обсуждался в нашей беседе с мистером Болдуином и он готов пойти навстречу частной инициативе по развитию колоний короны, однако здесь есть маленькое но. Наверняка отчуждение земель вызовет протест со стороны туземных вождей и передача их компаниям будет не таким быстрым и безболезненным.
 - Когда это мнение черномазых принималось во внимание при решении столь важного вопроса!!? – гневно возмутился Гизи. – Воюя с немцами, они почувствовали себя людьми, и теперь слово белого человека для них уже не закон!!? Негры должны знать свое место! Деньги за свои земли они получат, но если это им покажется мало, то армия должна будет привести их в чувство!
  Услышав эту отповедь, все сидевшие за столом дружно закивали головой. Африканцы должны знать свое место и верно служить белому человеку – это был краеугольный постулат колониальной политики британской империи.   
 - Думаю, что господин кандидат согласен с вами и примет нужное нам всем решение – поспешил успокоить Гизи Дроденвельт, но монополиста не устраивал подобный вариант ответа.
 - Мне нужно не ваше мнение, а конкретное и твердое обещание господина кандидата решить этот вопрос так, как нам этого надо. Никакая другая формулировка меня не устраивает! – отчеканил Гизи, всегда предпочитавший договариваться с клиентом заранее, так сказать на берегу.
 - Хорошо. Я ещё раз переговорю с кандидатом относительно этого вопроса и попрошу  предоставить вам самые твердые гарантии по его выполнению, в нужном для вас варианте – заверил Дроденвельт собеседника.      
 - Мы будем не против того, если господин кандидат добавит к ним согласие короны на прокладку железнодорожных путей в Танганьике от побережья до озера Виктории – подал голос мистер Брюс Клейторн, четвертый участник этой встречи. Он был сильно похож на хорька, но имевший проницательный ум и железную хватку, что позволяло ему в любом деле отщипнуть свою долю пирога.   
 - Хорошо, я обязательно уточню и этот вопрос у мистера Болдуина на нашей с ним завтрашней встрече.
 - Уточните, уточните, но перед этим скажите, относительно заказов Адмиралтейства на постройку миноносцев. Верфи «Армстронга» очень рассчитывают, что смогут получить этот контракт.
 - Насколько мне известно, контракт на постройку миноносцев моряки уже отдали фирме «Торникрофт». В её нынешнем положении – это отличная возможность поправить пошатнувшиеся дела.
 - В любом положении не надо экономить на лоббистах. Армстронг в этом деле дал больше и значит, контракт должен быть передан ему по праву – непреклонно заявил Клейторн, но Стоун скептически усмехнулся.
 - Боюсь, это будет трудно сделать. Одна из племянниц владельца «Торникрофт» замужем за помощником первого лорда адмиралтейства – любезно подсказал банкир, откуда растут ноги, но наличие семейного подряда не смогло остановить напор Клейторна.
 - Тоже мне, неразрешимая проблема, - презрительно фыркнул «хорек». - Помощники первых лордов адмиралтейства меняются чаще и быстрее, чем сами лорды. Поэтому ничего не стоит, дать контракт на постройку кораблей одной фирме, а затем передать его другой.
  Клейторн сделал неторопливый жест рукой и после чего стал гасить окурок сигары, в хрустальной пепельнице энергично приговаривая. - Миноносцы должны быть переданы Армстронгу. Таково неотложное условие нашей поддержки мистера Болдуина на пост премьер министра.
 - Ваши требования будут озвучены мистер Клейторн, но мне кажется господа, что мистер Болдуин испугается того Монблана требований, что вы обрушиваете на его плечи. Все должно быть в разумной мере – как говорили древние – призвал собеседников Дроденвельт, однако его голос был голосом вопиющего в пустыне.
 - Если он хочет быть премьер министром Великой Британии, то пусть подписывает этот кредитный лист или идет к черту! Мы не намерены иметь дело с мягкотелыми неврастениками и рафинированными аристократами. Наш кандидат должен быть готовым твердо идти до конца, если это будет нужным! – воскликнули Клейторн и Гизи.
 - В таком случае, нам нужен не Стэнли Болдуин, а Уинстон Черчилль – сказал Стоун, но Гизи не согласился с ним.
 - Черчилль хороший бульдог, но сейчас не его время. Ещё не высохли слезы у тех, чьи родные и близкие не вернулись с берегов Дарданелл. Лет через пять, а лучше десять ему можно будет предложить наши услуги, но не сейчас.
 - Кстати, мы активно выдвигаем требования к кандидату Болдуину, но ничего не сделали по устранению премьера Макдональда - резонно заметил Дроденвельт. Он требовательно посмотрел на Хабекука Стоуна и тот с готовность извлек из внутреннего кармана простой блокнот, которым обычно пользовались простые клерки и служащие. Магнат умел экономить, в том числе и на себе.
 - Представители службы Келла Вернона готовы помочь нам в этом деле. Согласно их заявлениям русские спецслужбы вольготно чувствуют на территории метрополии. И дело идет не в банальном шпионаже или вербовки. Посланцы Дзержинского пытаются влиять на наши внутренние дела и финансовая поддержка наших забастовщиков наглядное тому подтверждение. Никогда прежде иностранное вмешательство в наши дела были столь наглыми и открытыми и это нельзя прощать русским! Интересы империи и британского народа под угрозой!
  Стоун ещё что-то хотел сказать, но Дроденвельт его решительно перебил, явно не желая слушать его пафосное выступление.
 - Финансируемые нами газеты пытались разыграть эту карту, но безуспешно. Русские собрали деньги для семей бастующих горняков по всенародной подписке и перевели деньги в Британию совершенно официально. Все необходимые документ были представлены в суде адвокатами профсоюзов, и судья обязал газетчиков дать опровержение, и приговорил к штрафу в сто фунтов.   
 - Они наверняка не знали о существовании «письма Антонова», лидера русских профсоюзов. В нем они призывает наши профсоюзы вести активное противостояние с государством. Под лозунгом борьбы за интересы своих членов всячески обострять внутренне положение в стране, создавать кризисы, расшатывать правительственные устои, провоцировать массовые беспорядки и выступления, добиваться ухода в отставку правящего кабинета.
 - Одним словом, вы хотите сказать, что падение Болдуина и приход к власти Макдональда дело рук русских?      
 - Выходит так – скромно констатировал Стоун, чем вызвал яростный протест со стороны Гизи.
 - Если это так – то русская разведка самая сильная разведка в мире, по своему желанию меняющие правительства! А господа из МИ-5 откровенные бездельники и тупицы, беззастенчиво проедающие деньги наших налогоплательщиков!
 - Они не тупицы, а герои, которые смогли раскрыть хорошо законспирированную сеть агентов вражеского влияния.
 - Раскрыли после того как они на раз два устроили в нашей стране огромную забастовку и с легкость снесли правительство консерваторов! Да за это их под суд отдать надо!! Спасибо господину Сталину, что ограничился одним только Болдуином, а не приказал королю Георгу отречься от престола и не сделал Британию русской колонией!! – гнев Гизи набирал обороты  и его поддержал Дроденвельт.
 - И вы так спокойно говорите о том, что русские действуют у нас так спокойно как в своем кармане!? Я не понимаю вас Стоун!? Так действительно может дойти до того, что однажды проснувшись утром, лондонцы узнают, что теперь у них не мэр, а градоначальник!
 - Успокойтесь, господа! – постарался сбить волну гнева Хабекук. - Никакого «письма Антонова» нет, равно как и нет русского влияния на наши профсоюзы!
 - Тогда зачем вы нам морочили голову этой галиматьей и портили нам нервы!? – набросился на Стоуна Клейторн.
 - Мне было важно знать вашу реакцию господа. Если в «письмо Антонова» поверили вы – то в него поверят и простые британцы – торжествующе объявил Стоун.
 - Черт бы вас побрал Стоун! Нашли время и место проводить свои эксперименты! – обиделся Гизи, видевший в действиях собеседника исключительно мелкую месть.
 - Держите себя в руках, Мозес, - призвал банкира к порядку Дроденвельт. - Значит «письмо Антонова» хорошо исполненная фальшивка, при помощи которой господа из контрразведки намериваются принудить премьера Макдональда уйти в отставку. Что же, довольно грязная и рискованная игра, за которую в случае неудачи можно поплатиться головой.
 - Да, игра действительно грязная, но это самый верный способ убрать Макдональда с его поста до конца года. Даже удастся расшатать коалицию, во что наши эксперты верят с трудом и навязать Макдональду досрочные выборы, мы не добьемся нужного результата. Премьер пользуется популярностью у простого обывателя и может упрочить свое положение в парламенте.   
 - Если вы строите расчет на мягкотелости Макдональда, то он совершенно неверен. Я хорошо знаю премьера и заверяю в том, что после опубликования «письма» в прессе, он не покинет свой пост. Ему будет некомфортно, неудобно, но чувствуя поддержку избирателя, он не уйдет в отставку – покачал головой Дроденвельт. 
 - Значит надо выбить из-под его ног эту уверенность! – заявил Гизи.
 - Совершенно верно, но чтобы это сделать, нужна не просто газетная заметка. Нужна полноценная кампания против премьера! – произнес Стоун, и глаза его азартно заблестели.
 - Скажите проще – травля – бросил Клейторн, предпочитавший называть вещи своими именами.
 - Как вам будет угодно. Травля, так травля, но она должна быть мощной и быстрой, чтобы раздавить противника и не дать ему опомниться.
 - При таком раскладе, вы, скорее всего, добьетесь того, что премьер пустит себе пулю в висок. Макдональд очень щепетилен в вопросах чести и прижатый к стене может последовать примеру древних римлян. Они, если не могли защитить свою честь, кончали жизнь самоубийством, написав перед этим прощальное письмо и в этом случае не верить человеку было невозможно. Если премьер пойдет по этому пути, то смею заверить, что нам всем придется несладко.      
 - Тогда, что вы предлагаете, Дроденвельт? Сидеть и ждать у моря погоды или как говорит ваши любимый Конфуций, когда по реке проплывет труп вашего врага!? В нашем нынешнем положении – это дорогое удовольствие.
 - В этом – я с вами полностью согласен, мистер Стоун, время - деньги. Как говорит мой секретарь Циклопод Заруфакис нужен дополнительный маневр, который заставит Макдональда уйти в отставку.
 - И что это за маневр? – сварливо поинтересовался Стоун.   
 - А этим пускай займутся господа из конторы Келла Вернона. Если они смогли додуматься до «письма», пусть думают дальше. На данный момент нам важно другое. «Письмо» в первую очередь подставляет под удар профсоюзы и русских, Макдональд в этом деле идет, что называется в пристяжку с ними. Чтобы его свалить, нужна личная ответственность премьера с прошлогодними событиями, а ещё лучше с русскими шпионами или агентами влияния. Любой вариант беспроигрышен.
 - Премьер министр на связи с русскими!? Это уже перебор – Дроденвельт, откровенный перебор!   
 - Никто и не говорит об этом! Вполне достаточно если с русскими будет связан кто-нибудь из близкого окружения премьера. Если это будет доказано, вот тогда Макдональд наверняка уйдет в отставку. Ведь любой сюзерен несет ответственность за действия своего вассала. 
 - Придумано хорошо, но это чертовски трудно сделать!
 - Ничего! – протянул Дроденвельт. - Если ваши господа специалисты смогли создать «письмо Антонова», то они наверняка смогу выявить «руку Москвы» в окружении Макдональда. Все дело в карьерном стимуле и деньгах.
 - Многие охотно берут деньги, но плохо делают свою работу – со вздохом заметил Мозес Гизи.
 - А вот за этим надо смотреть и строго спрашивать! Ни у кого не должно быть и мысли, что наши деньги можно заработать подобным путем – назидательно поднял палец Клейторн, но Дроденвельт не дал ему развить идею.
 - И так, господа, - сказал он решительным голосом, - давайте подведем итоги. В ближайшее время я вновь встречусь с мистером Болдуином. Озвучу ему все ваши вопросы к нему и определюсь с его степенью готовности в борьбе за кресло премьера. Мистер Стоун ознакомит наших сторонников МИ-5 с их новой задачей и сроками её исполнения. За вами Мозес столь любимая вами «Дейли Мейл». Ей легче всего поднять шумиху, которую подхватят «Телеграф» и «Таймс». С Уотсоном и Доусоном я переговорю.    
  Дроденвельт посмотрел на Клейторн в ожидании, что тот что-то добавит, но банкир только кивнул головой в знак согласия.
 - В таком случае, идемте прощаться с хозяевами, столь любезно пригласивших нас на партию в крокет – Дроденвельт с легкостью покинул свое кресло и остальные гости последовали его примеру.
  Когда банкиры и их охранники покинули террасу, слуги принялись наводить порядок после гостей, очищать пепельницы, убирать бокалы для бренди и сами бренди. Все было приведено в первоначальный вид, когда в кустах окаймляющих клумбу рододендронов неожиданно началось движение и из них, появилась гувернантка хозяев поместья мисс Бетти Стэнтон.
 - Ах, Джордж! – радостно воскликнула она, увидев слугу с мусорным ведром в руках. – Вы случайно не видели здесь Дейзи? Никак не могу её найти.
 - Наверняка она на краю поля для крокета, мисс Стэнтон. Смотрит на кротовую лунку – ответил слуга.
 - Большое спасибо – обрадовалась гувернантка и, наградив Джорджа милой улыбкой, двинулась в сторону поля для игры в крокет, аккуратно переставляя одетые в теннисные туфли ноги. Слуга с сожалением посмотрел вслед стройным, прикрытым ниже колен платьем ногам и направился в другую сторону. У каждого из обитателей поместья были свои обязанности.
 Стоун и Клейторн возвращались в Лондон на одной машине. Отгородившись от водителя салонным стеклом, они вели разговор, не предназначенный даже для ушей остальных участников встречи.   
 - Завтра курьер доставит вам домой специальный пакет. В нем последние данные с бирж Америки и анализ финансовой обстановки нью-йоркских банков за последние три месяца – сказал Гизи откинувшись на мягкую кожаную спинку сидения.
 - Я самым внимательным образом изучи ваши материалы и дам свой ответ об участии в «Большом скачке» - сдержано кивнул головой Клейторн, не глядя в сторону собеседника. Заглядывание в лицо в таком разговоре считалось проявлением слабости и потому, каждый из банкиров поворачивал голову в сторону друг друга строго по необходимости. – Когда вы намерены его провести?
 - Извините Брюс, но я могут ответить на этот вопрос, только после вашего положительного ответа – отрезал Гизи и Клейторн не стал настаивать. Слишком большие деньги были поставлены на кон в грядущей игре.         

    
 

      
                Документы того времени.





                Из шифрограммы резидента российской разведки в Лондоне майора Смородина П.П. от 22 июня 1927 года.

          Согласно донесению агента «Фальконус» в Шоскомбе состоялась закрытая встреча представителей финансовой элиты Сити. По непроверенным данным, на ней обсуждалась финансовая обстановка в стране и в мире, а также возможность провокации против представителей российского посольства в Британии. В связи с этим предпринимаются действия направленные на перепроверку донесения «Фальконуса» по всем каналам резидентуры.

                Майор Смородин П.П.



              Сообщение специального корреспондента газеты «Известия» Льва Рубашкина из Бразилии от 24 июня 1927 года.

           Сегодня из порта Сантус в город Сан-Пауло прибыла российская этнографическая экспедиции во главе с профессором Петроградского университета Басовым Владимиром Павловичем. Её цель изучение территории штатов Парана и Мату-Гросу и индейских племен там проживающих. Визит российской экспедиции в Сан-Пауло приурочен к столетию первой русской экспедиции в Бразилию. В широкой публике мало кому известно, что ровно сто лет назад, в путь по бразильским джунглям отправилась экспедиция под руководством профессора Лансдорфа, по совместительству первого российского консула в этой стране. 
  Благодаря её самоотверженному подвигу научный мир узнал о существовании индейских племен бороро, карипуна и апиака, а также познакомился с их обычаями, бытом и верованием. Участниками экспедиции была собрана большая коллекция гербариев, составившая более чем 80000 листов со всевозможными видами растений и плодов. Кроме них из Бразилии было доставлено обширное собрание индейского оружия и утвари, часть которой находится в запасниках нашей Кунсткамеры.
  По словам профессора Басова, нынешняя экспедиция намерена пройти по маршрутам своих легендарных предшественников и собрать свои коллекции. Свое начало экспедиция возьмет в Сан-Паулу, пройдет по всем приграничным восточным штатам Бразилии и завершиться в городе Манаусе на севере страны.
  Общая численность экспедиции составляет тридцать пять человек, большая часть которых составляют ученые ботаники, геологи и этнографы. Именно они должны дать ответ насколько изменилась природа Бразилии за последние сто лет, и постараться как можно полнее изучить её богатейшую флору и фауну.
  Вместе с этим, ученые попытаются расспросить местных индейцев о судьбе экспедиции профессора Фосетта пропавшего в этих местах два года назад. Никто, конечно, не рассчитывает на стопроцентный успех этих поисков, но профессор Басов надеяться на удачу, говоря, что дорогу осилит идущий.
 




                Телеграфное сообщение с пометкой «Молния» из российского посольства в Токио от 24 июня 1927 года.            
 
           Сегодня, в 10:20 по токийскому времени было совершено покушение на премьер-министра Японии господина Като Такааки. Нападавший, отставной офицер капитан Осати Гиити напал на премьер-министра в тот момент, когда тот покидал бюро партии Риккэн Сэйюкай. Воспользовавшись отсутствием охраны, он смог беспрепятственно приблизиться к Такааки и произвести пять выстрелов из пистолета.
  Защищаясь от выстрелов, премьер министр выставил вперед портфель с большим количеством бумаги, чья толщина ослабила действие пуль. Из пяти выпущенных в господина Такааки пуль только две из них попали ему в грудь и живот. Остальные либо прошли мимо, либо слегка задели плечо и руку премьер министра. В настоящий момент в тяжелом состоянии раненый находится в Главном Токийском госпитале, где врачи борются за его жизнь.
  Согласно свидетельствам очевидцев, во время покушения Осати выкрикивал слова несогласия с политикой премьера Такааки. В первую очередь с сокращением армии и флота, отвод регулярных японских войск с Южного Сахалина, а также приостановки действия закона «О поддержании государственной безопасности».
  Временно исполняющий обязанности премьер министра страны, согласно указу императора Хирохито, назначен Вакацуки Рэйдзиро. 

                Заместитель посла Российской Республики в Японии Миклашевич В.К.
 



                Глава II. Королевский пасьянс.






                Покушение на главу правительства любого государства всегда является чрезвычайным происшествием, независимо от того, где находится это государство, в Европе, Америке или Азии. Тем более, когда жертва покушения премьер министр Японии, страны претендующей на статус великой державы.
  Для многих европейских государств у коих фигура премьер-министра, можно сказать, имела сакральную функцию, данное известие вызвало шок. Против него можно было интриговать, добиваться отставки, но чтобы убить посреди дня из-за несогласия с проводимым им политическим курсом это было нонсенсом. Тем более что покушение совершил не анархист или какой-нибудь последователь левого течения, а представитель военной касты. Чье влияние в японском обществе было неоспоримым.
  Зная это, не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что сам исполнитель покушения Осати Гиити являлся лишь мелкой сошкой, послушным орудием исполнения чужой воли. Наглядным подтверждением этого был тот факт, что после нападения на премьер-министра, отставной капитан не только не пытался скрыться с места преступления, но не оказывал никакого сопротивления полицейскому, что арестовал его.
  На все вопросы набежавших в участок журналистов, куда был первоначально доставлен офицер, Осати с гордым видом отвечал одно и то же: - Я выполнил свой долг перед страной и императором.    
  Когда арестованного забрали представители службы государственной безопасности, выяснилось, он состоит в закрытом военном обществе «Красный дракон». Его членами были исключительно армейские офицеры, а председателями секций являлись генералы и полковники, чье решение было равноценно приказу и подлежало неукоснительному исполнению.
  На все вопросы следователей Осати Гиити постоянно заявлял, что решение о нападении на премьера он принял самостоятельно. Так как воспринял известие о сокращении армии как личное оскорбление, которое могло быть смыто только кровью Като Такааки.
  Обвиняемый твердо держался этой линии поведения на всех допросах, и следствие ограничилось рассмотрением именно этой версии дела. Трогать общество «Красный дракон» чьим почетным главой был маршал Сухопутных сил Японии принц Котохито, без веских на то оснований, следствие побоялось. Принц крови, есть принц крови.
  Главенство принца в «Красном драконе», а также тот факт, что премьер министр остался живым после покушения, во многом объясняет приговор, вынесенный императорским судом по этому делу. Вопреки многочисленным ожиданиям, Осати Гиити не был казнен, как он того заслуживал. Отставной капитан был признан человеком совершившим покушение в состоянии сильного душевного расстройства. По этой причине, он был приговорен к лечению в специальной клинике, после которого должен был отсидеть в тюрьме пятнадцать лет, десять из которых являлись каторгой.
  Осати с достоинством выслушал свой приговор, поблагодарил судей за достойное исполнение ими долга перед империей, после чего был отправлен в камеру, где совершил харакири.
  В каждой политической истории есть свои тайные пружины, скрытые от глаз посторонних. Были они и в деле Осати Гиити, судьбой которого занимался сам Тайный совет империи под председательством Куратоми Юдзабуро. Это был высший орган японской империи. Тайный совет заседал непосредственно в императорском дворце, и подавляющее число принятых им решений получало полное одобрение у молодого императора Хирохито.
  Все двенадцать членов Тайного совета были горячими патриотами своей страны и приверженцами лозунга «Весь мир под японской крышей». В этом они были едины, ибо не видели иной конечной цели для империи, но вот способы её достижения в их понимании заметно разнились.
  Это разногласие отчетливо проявилось, когда председатель Тайного совета спросил своих советников, достоин ли Осати Гиити смерти за свое преступление. Четверо членов Тайного совета, выступающие за осторожную и поэтапную реализацию главного лозунга империи Сёва подняли руки в знак согласия с предложением председателя.
  Восемь же советников, включая самого председателя, кто видел реализацию лозунга при помощи военной силы и в короткие сроки, остались сидеть неподвижно.
 - Решение не принято – громко объявил Куратоми Юдзабуро и сидевший за ширмой секретарь, записал его слова в протокол заседания.   
  Решение суда произвело громкий фурор в самой Японии и в сопредельных с ней государствах. После оглашения приговора все армейские офицеры отправились в рестораны и клубы, где один за другим поднимались бокалы с шампанским в честь Осати Гиити и здоровья императора Хирохито. Ведь без его молчаливого согласия, высокий суд вряд ли бы вынес столь мягкий приговор преступнику.
  В этот день военные почувствовали вкус силы и власти, и не хотели сходить с этой дороги. Один за другим зазвучали лозунги времен русско-японской войны, требовавшие расширить зону жизненных интересов империи и сделать это как можно скорее.
 - В 1905 году политиканы опозорили армию, подло лишив империю главного трофея той войны - Маньчжурии. За все страдания и пролитую кровь в борьбе с русскими наша страна получила лишь жалкие подачки в виде Квантуна, половины Сахалина и половины Китайской Восточной железной дороги. Все в половину! - негодовал посланец принца Котохито Канда Матосона, выступая в ресторане «Кинрютей Го», где в этот день собрались члены «Красного дракона» - символа войны и пролитой на ней крови. – Настало время пересмотреть решение Портсмутского договора и сделать решительный шаг передвинуть границы империи на запад! 
 - Мы сметем продажных политиканов с нашего пути и премьер Като Такааки – это только начало! Подумать только, он отдал приказ о сокращении нашей армии ровно на три дивизии и заменил на Сахалине регулярные соединения на полицейские соединения! Он не хотел обострять отношения с Россией – нашим главным врагом и конкурентом на Востоке! – в унисон Матосоне восклицал полковник Окава, командующий пехотными соединениями столичного гарнизона. – Пусть господа политики знают, что теперь на каждый их неверный шаг, незамедлительно последует достойный ответ! Армия внимательно наблюдает за их деятельностью и не позволит топтать свое достоинство!
  Слова полковника были встречены одобрительными выкриками собравшихся в ресторане, среди которых были молодые слушателей Академии генерального штаба Японии. Они охотно посещали «Кинрютей Го», что находился рядом с парком Хибия в центре города. Здесь было не только хорошая кухня, но и из уважения к армии часто кормили в долг.
  С мнением полковника Окава был полностью согласен и генерал Кингоро, бывший начальник штаба Квантунской армии, а ныне военный атташе империи в Москве. Его план по захвату Маньчжурии давно лежал в сейфе начальника японского генерального штаба генерала армии Судзуки и вот уже несколько лет ждал своего часа.
  Сам Судзуки не имел ничего против него. Как военный он по достоинству оценил творение Кингоро и был готов поддержать его реализацию в любой момент. Начальник генерального штаба также как и Кингоро держал сторону гумбацу – воинственной клики в японском обществе и хотел самостоятельно решать вопросы защиты интересов империи. Но к огромному огорчению сторонников гумбацу решающее слово в этот момент было не за ними.
  Недавнее землетрясение в Японии очень сильно подорвало экономическую мощь страны Восходящего солнца. Империя не могла одновременно восстанавливать разрушенную территорию и готовиться к войне с Китаем. Пусть даже раздираемый проблемами гражданской войны, Китай был серьезный противник и просто так, одним ударом его было не свалить. Высшее военное руководство страны в один голос говорило, что в самом лучшем случае война с Пекином продлиться год-другой, в худшем затянется на пять и более лет.
  Нынешнее состояние экономики страны не позволяло империи думать даже об ограниченном военном конфликте, и политика проводимая премьером Такааки являлась отражением реального положения дел.
  Единственным выходом из создавшегося положения, могла быть финансовая помощь наступательным планам империи со стороны японских промышленников. Если они бы подставили свое плечо, а точнее свой карман, сторонники гумбацу могли рассчитывать на скорые изменения во внешней политики империи. 
  Больше половины национального богатства было сосредоточено в руках четырех крупных концернов Сумитомо, Мицубиси, Мицуи и Ясуда. Именно они обладали монополией на производство на производство самолетов, танков, военных кораблей и боеприпасов. Именно они поглощали львиную долю средств из военного бюджета империи. Поглощали жадно, прожорливо, совершенно не жалуясь на отсутствие аппетита.
  Вкладывая огромные суммы в развитие военной промышленности, апостолы делового мира Японии были рады возможности по расширению рынка сбыта своей стреляющей продукции. Любая война с китайцами, русскими, голландцами и даже англичанами сулила корпорациям баснословную прибыль.
  Ради неё, концерны были готовы поддержать экспансивные устремления японских генералов своими деньгами, однако, как и в любом другом случае, здесь имелась своя оборотная сторона медали. Война была делом прибыльным и вместе с этим, промышленники серьезно рисковали потерять вложенные в неё инвестиции, как это было в русско-японскую войну. Тогда, империя официально одержала победу над своим северным соседом. Однако  заплатила за это такую высокую цену, что не смогла расплатиться с промышленниками по своим долгам. Только новые кредиты, любезно выданные Японии британскими и американскими банками, позволили микадо сохранить лицо.
  Оккупация Кореи и Мировая война принесла японской империи определенные дивиденды позволившие военным поднять голову, но они были не такими, чтобы генералы могли властно стучать кулаком по столу и диктовать политикам свою волю. Получив её в свои руки в эпоху Мэйдзи, они сохранили свое влияние в эпоху Тайсе и продолжали управлять страной в эпоху Сёва.   
 Стоит ли говорить, что подобное положение никак не могло устраивать военных. Вкусив радость побед над врагами отечества, они не могли остановиться и долго и упорно копили силы для своего реванша. Покушение на премьера Такааки наглядно показало, что японский дракон окреп и начинает расправить крылья.
  Момент был выбран очень удачно. В Тайном совете осознание преобладали сторонники гумбацу. Благодаря тайным интригам премьер Такааки был серьезно опорочен в глазах императора и для полноценного триумфа, военным оставалось только добиться финансовой поддержки от концернов.
  Между промышленниками и генералами давно поддерживались тайные контакты, которые осуществлял генерал Койсо Сюмей. Долго и неторопливо склонял он представителей концернов отойти от политиков и принять сторону военных. Долгое время за спиной генерала были только одни слова и разумные доводы, но теперь появились и конкретные действия и промышленники заколебались.
  Перед ними как никогда прежде остро возникла сложная дилемма. Поддаться на уговоры генералов и рискнуть своими кровными деньгами ради быстрого получения большой прибыли. Или проявив благоразумие остаться в союзе с политиками и продолжать получать стабильный доход от торговли и государственных заказов.
  Нельзя сказать, что покушение на премьера не произвело на промышленников должного впечатление. Они сразу поняли, кто и что стоит за спиной отставного офицера и многие из них заколебались, однако не дремали и политики. Сразу после покушения к главам концернов были направлены «ходоки», в задачу которых, входило заставить промышленников придерживаться сложившегося статус-кво и не давать военным никаких обещаний. В ход пошли весомые аргументы и соблазнительные предложения и это, оказало должное воздействие. Не многие пожелали променять синицу в руках на журавля в небе.
  Гумбацу не получили желаемой финансовой поддержки своих планов и намерений, но главы концернов выразили им свою благосклонность. Это был своеобразный аванс для действий, и японские генералы поспешили воспользоваться им. Генерал Кингоро незамедлительно получил назначение на пост командующего Квантунской армии и в средине июля срочно выехал в Далянь.
  Одновременно с этим, в Далянь отправился полковник Доихара. Там ему предстояла работа с бывшим китайским императором Пу И, находящегося под охраной японского командования. Полковнику следовало убедить последнего отпрыска династии Цин заявить свои права на нефритовый престол.
  Бурные события в Токио не остались незамеченными в мире и в первую очередь среди соседей Японии. Во время еженедельного доклада начальника ГРУ генерала Щукина президенту России, покушению на японского премьера было уделено особенное внимание.
  Сталин внимательно выслушал сообщение Щукина, ни разу не прервав его для уточнения или комментария, что было привычным действием на подобных докладах. 
 - Что вы думаете по поводу произошедшего в Токио покушения? Я понимаю, что пока в вашем распоряжении нет достаточного количества информации, чтобы сделать вывод, но все же. Что подсказывает вам ваш опыт? Стоят ли за действиями террориста скрытые силы или это действия маньяка одиночки?
 - Информации о покушении действительно мало, но все те факты, которыми мы располагаем, позволяют сказать, что за спиной террориста стоят кукловоды и это, несомненно, представители японской армии.
 - Вы делаете эти выводы исходя из того, что нападавший офицер?      
 - Не только из этого, Иосиф Виссарионович. Восемь лет назад в Токио от рук фанатика одиночки погиб премьер министр Хара Такаси. На суде террорист, объяснил свои действия несогласием подписания премьером Вашингтонского соглашения по сокращению морскому флоту. Оно не нанесло императорскому флоту никакого реального ущерба. Против него с осуждением не выступил ни один адмирал. Назвать его вредоносным для флота Японии и вступиться за его поруганную честь с оружием в руках, мог только человек с больной фантазией.   
  Действия же премьера Такааки, пусть и в малой мере, но затрагивали честь армии. Согласно агентурным данным, часть военных восприняли проведенное им сокращение армии как опасный для своего престижа прецедент и наверняка предприняли контрмеры для защиты своих кастовых интересов. То количество офицерских банкетов после вынесения приговора наглядный тому пример. Я убежден, что Осати – это видимая верхушка айсберга и главные инициаторы покушения на премьера скрыты глубоко под водой.
 - Выходит премьер Такааки своими смехотворно минимальными требованиями по сокращению армии до смерти напугал японских генералов, и они решили убрать его за это? Они, что там, в Японии, такие пугливые и не смогли разглядеть в действиях премьера банальный политический ход, совершенный ради успокоения англо-американских партнеров? – с недоверием спросил президент.
 - Никак нет. Японских генералов ни в коем разе нельзя упрекнуть с малодушие и тем более в трусости. Наоборот, это убежденные фанатики, готовые сражаться на поле боя до последнего солдата ради победы своей страны и бороться до конца ради чести армейской касты – убежденно заявил Щукин.
 - Что-то ваши слова как-то плохо стыкуются друг с другом. Вы не находите?
 - Все прекрасно стыкуется, господин президент, - молниеносно парировал генерал. - Покушение на премьера – это откровенный вызов брошенный генералами своим политикам.
  Щукин умело замолчал, давая возможность Сталину самому перекинуть мостик от покушения на японского премьера к прошлогоднему комплоту военных в недрах военного министерства. И увидев, как прищурились глаза его собеседника, понял, что достиг своей цели.
 - Как я уже ранее докладывал, японский генералитет недоволен политикой сдерживания, что проводит политическое руководство страны не зависимо от партийной принадлежности. Они желают как можно скорее приступить к реализации экспансивного меморандума Танаки. Все это время их сдерживали те или иные факторы, а теперь они решились.
 - Это ваши умозаключения или у вас есть конкретные сведения, позволяющие вам так говорить?      
 - Вы спросили мое мнение, и я вам его высказал.
 - И что же подтолкнуло японский генералитет к подобным действиям? Внутреннее или внешнее воздействие?
 - Трудно сказать, слишком мало информации в наших руках на данный момент. Очень может быть, что военных решили поддержать японские концерны или хотя бы часть из них. Возможно, генералы действуют на свой страх и риск, надеясь, что перейдя политический Рубикон, они заставят императора принять свою сторону.
 - Вариант финансовой помощи извне, как это было в начале века, вы рассматривать не собираетесь? Японская армия и в особенности флот стал грозной силой только благодаря британским кредитам и американской помощи, - живо напомнил Сталин. - Тогда им важно было, как можно сильнее ударить Россию на Дальнем Востоке и они этого добились. Почему не предположить, что господа англосаксы решили попробовать повторить свой успех и направить японского тигра на нас. После того, что у них сорвалось на Ближнем Востоке, почему не попробовать на дальневосточном театре? По-моему вполне логично.
 - Не буду категорично отрицать возможность внешнего воздействия на японских военных. Полностью такой вариант исключать, конечно, нельзя но, на мой взгляд, у него мало шансов, чтобы быть правдой. Для американцев японцы главные конкуренты на Тихом океане и усиливать их влияние им нет никакого резона. Что касается англичан, то их медовый месяц с Японией давно прошел. Токио отказалось подписывать договор сотрудничества на выгодных для британцев условиях, и теперь они бояться, что взращенный ими хищник может броситься на своего творца. 
 - Все, что вы говорите, господин Щукин очень интересно и вполне правдоподобно. Однако  нам хотелось бы делать выводы и принимать решение на основе реальных фактов, а не красивых размышлений – назидательно произнес Сталин, у которого после разоблаченного чекистами заговора в близком окружении фельдмаршала Деникина доверия к военным сильно поубавилось.
 - Я полностью с вами согласен, господин президент, - заверил его Щукин. Очень надеюсь, что в ближайшее время поступят сообщения из Дальнего и Шанхая. Там у нас есть хорошо информированные источники, связанные с японскими военными.
 - Очень хорошо, держите нас постоянно в курсе этих событий – кивнул головой Сталин и, выйдя из-за стола, подошел к карте Дальнего Востока расстеленной на столе.
 - Этот регион очень важен для нас в первую очередь тем, что там пересекаются интересы слишком многих стран, готовых отстаивать их с оружием в руках. Если мне не изменяет память, то первыми пунктами меморандума Танаки были Корея и Маньчжурия. Корею японцы успешно ассимилируют, значит ближайшим местом, где японцы могут громыхнуть кулаком Квантун или Мукден. Пусть ваши источники уделят этим направлениям особое внимание. Если ваши умозаключения относительно японского генералитета верны, то именно в этих местах, следует ждать вооруженную провокацию с их стороны. 
 - Будет сделано, господин президент – сказал генерал и, зная, что собеседник любит, когда его распоряжения брались на карандаш, стал писать в блокноте, несмотря на отличную память. 
 - Что нового у господина Чан Кайши? Как его боевой и политический союз с маршалом Чжан Сюэлянем? – президент сменил тему разговора.
 - Вопреки всем ожиданиям скептиков он оказался вполне жизнеспособный. Молодой маршал в отличие от своего отца не проявляет никаких властных амбиций и довольствуется второй ролью в этом дуумвирате. Все донесения наших источников из окружения Чжан Сюэляня говорят о том, что в скором времени его войска должны выступить в поход на Пекин, чтобы выбить оттуда Фэн Юйсяня.
 - А что же Чан Кайши? Намерен ли он поддерживать действия своего северного союзника?
 - Согласно имеющимся в нашем распоряжении сведениям, генерал Чан Кайши занят наведением порядка на Центральных равнинах. Против него выступают генералы Пейфу и Янь Сишань. Пока не будет решен вопрос с ними, он не сможет двинуть свои войска на Пекин.
 - Не может или не хочет? – уточнил президент. – Согласно вашим донесениям армии генералов Пейфу и Сишаня не столь многочисленны и сильны, чтобы их нельзя было выбить из провинции Хэнань и Цзинаня. Очень похоже, что господин Чан Кайши просто хочет загрести жар чужими руками.   
 - Все может быть. Основной источник нашей информации полковник Гусаков, находящийся военным советником при штабе Фэн Юйсяня и она априори не может полностью правдивой. Как бы хорошо генерал и его окружение не относилось бы к Гусакову, он для них чужой и значит, не заслуживает полного доверия. Кроме того, китайцы любят приукрасить перед иностранцами свои силы для получения денег и оружия и приуменьшить силы противника. С этим фактором тоже нужно считаться.
 - Да, Азия, – несколько осуждающе хмыкнул Сталин. - У них свои правила и понятия относительно белых варваров.
 - Другая часть информации поступает к нам из разрозненных источников, в частности от коммунистических отрядов. Однако сведения зачастую бывают малодостоверными или поступают с большим опозданием и могут не отражать истинного положения вещей.
 - Они по-прежнему не дают покоя армии Гоминдана на юге страны?
 - Совершенно верно. Хотя юг согласно официальным заявлениям Чан Кайши полностью «умиротворен», солдаты Гоминдана не чувствуют себя спокойно. Постоянный приток крестьян в отряды коммунистов подпитывает силы этого внутреннего фронта, и Чан Кайши вынужден держать там часть своих войск.
 - Значит, если бы его не было, господин Чан Кайши давно бы занял Пекин и покончил с остатками чжилийской клики?
 - Можно сказать и так, но там не все хорошо, как того хотелось. Несмотря на поддержку крестьян, отряды коммунистов остаются разрозненными и не могут действовать в полную силу.
 - Но помниться вы докладывали, что ими была организована целая армия?
 - К сожалению – эта армия была армией больше на бумаге и словах, чем на деле. Посланные против неё Чан Кайши войска разгромили её, несмотря на упорное сопротивление коммунистов и их союзников.
 - В чем же оказалось её слабость? В неумелом руководстве и плохом вооружении?
 - И в этом тоже, - делая нажим на вторую часть вопроса, ответил Щукин. - Оторванность от морского побережья отрядов коммунистов не позволяет наладить надежный канал поставки оружия. Почти тридцать пять процентов того, что мы им отправляем, попадает в руки их противников и почти столько же приходит в негодность от неумелого обращения с ним. Подавляющее число их бойцов вчерашние крестьяне. Кроме этого, между руководителями отрядами идет соперничество за лидерство. Они быстро создают военные союзы, которые столь же быстро распадаются.    
 - Мне кажется, единственный выход из этой ситуации заключается в том, чтобы предложить китайским коммунистам присылать своих офицеров в нашу страну для обучения. Это в определенной мере решит их проблему с командными кадрами и позволит нам лучше ориентироваться в китайских делах – предложил Сталин, и Щукин моментально подхватил высказанную им идею.
 - По-моему это лучший выход из сложившегося положения. Если мы утратили контроль над академией в Вампу, что мешает создать новую академию на нашей территории. Обучим военному делу, вложим нужную закваску и отправим обратно.
 - Где, по-вашему, лучше развернуть эту академию для китайских товарищей, на Дальнем Востоке или здесь в Москве?      
 - Конечно в Москве, - без колебания ответил Щукин. - Здесь все необходимое как говориться под рукой, а там придется создавать все с нуля. В этом варианте из-за кажущейся близости к театру действий, мы однозначно проиграем в качестве подготовки и во времени. 
 - Хорошо, - удовлетворенно произнес Сталин. – Обдумайте все хорошенько, и не откладывая дело в дальний ящик, подготовьте мне записку по этому вопросу. И по возможности, со списком будущих курсантов. Сколько времени вам понадобиться?
 - Двух дней думаю, будет вполне достаточно, господин президент.
 - Не будем торопиться, господин Щукин. Даю вам для проработки этого вопроса три дня – президент пожал генералу руку и тот поспешил откланяться. Кандидаты в новую академию для китайских военных у Щукина уже имелись и в числе первых, значилось имя Чжоу Эньлая.   
   
   
   
    
                Документы того времени.




                Срочное сообщение от британского военного атташе в Варшаве майора Питера Крэбба от 3 июля 1927 года.

               Встреча с заместителем начальника польского генерального штаба Юзефом Фабишевским закончилась благополучно. Согласно предварительной договоренности было подписано секретное соглашение между Объединенным Королевством и Польской республикой о создании и эксплуатации военно-морской базы на полуострове Вестерплатте вблизи Вольного города Данциг. Согласно ему, британская сторона оказывает Польской республике финансовую помощь в построение военно-морской базы на полуострове Вестерплатте. Первоначальный взнос составляет 30 тысяч фунтов стерлингов и поступает до 15 августа 1927 года. В дальнейшем расходы на строительство стороны делят пополам, под контролем британских инспекторов.
  В вою очередь Польская республика предоставляет право британской стороне в размещении на территории базы пункта материального базирования судов и кораблей Королевского флота сроком на пятьдесят лет с правом продления договора на двадцать пять лет. По первоначальному плану на базе в Вестерплатте планируется стоянка подводных лодок и торпедных катеров, с возможным размещением в дальнейшем эсминцев и крейсеров королевского флота.
   
   
                Майор П. Крэбб.




                Глава III. Хождение в народ.






                Для любого правителя любой страны, очень важно знать то, как в ней обстоят дела. При этом желательно знать, как они обстоят на самом деле, а не по докладам тех, кому они поручены к исполнению. Ибо очень часто случается так, что действительность сильно отличается от той картины изложенной на бумаге.
  Бумага, а тем более казенная бумага все стерпит и спишет, а вот неблагополучное положение в том или ином деле, может выйти правителю боком да ещё каким.
  По этой причине здравомыслящий правитель создает контролирующие структуры, извещающие его о том, кто и как выполняются его распоряжения и указы. Мера очень действенная и довольно эффективная, но на широких просторах Руси давно научились её обходить. И очень часто тот, кто должен был совершать догляд, сговаривался с тем, за кем он должен был следить и в Москву уходили благостные доклады при ужасной действительности.
  Заступив на пост президента, Сталин решил устроить контроль за самими контролерами, но зная громоздкость и неповоротливость государственной системы, пошел другим путем. В кротчайший срок он создал по всей стране новую систему контроля, которая подчинялась ему лично. Сотни людей ежедневно и ежечасно доносили ему о том, как идет строительство новых фабрик и заводов. Чем довольны и недовольны люди того или иного региона, как ведет себя с населением губернатор. Берет ли взятки, по чину или нет, горит ли на работе или только отсиживает положенные часы.
  Все это давало президенту возможность лучше ориентироваться в событиях, как по стране, так и различных областях. Иметь возможность отделять зерна от плевел, козлищ от агнцев. Однако для полноты картины и собственного понимания происходящего, был необходим собственный взгляд на вещи, собственное его прочтение.
  По этому, правители время от времени и совершали познавательные вояжи по стране. Совершал их Иван Грозный, делали их Петр и Екатерина Великая, Александр Миротворец. Не отставал от них и Иосиф Сталин, не понаслышке знавший, к чему может привести сидение в Царском Селе или Горках, но делал это своеобразно. Почти каждый год, будучи сначала руководителем администрации президента, а затем и вице-президентом, в средине лета отправлялся в отпуск к Черному морю.          
  Несмотря на то, что к услугам государственных людей такого ранга как Сталин были  царские дворцы в Крыму национализированные президентом Алексеевым, тот никогда там не отдыхал. Кремлевского горца неудержимо влекли к себе горы Кавказа, точнее сказать их черноморское побережье.
  Его излюбленным местом отдыха была Мацеста с её целебными сероводородными источниками, что находилась недалеко от железнодорожной станции Сочи. Там была построена небольшая дача, где президент со своей семьей и отдыхал.
  Желая дать толчок развития этого места, президент обязал каждое министерство и ведомство правительства организовать летние санатории для отдыха своих сотрудников. Такая же задача была поставлена перед директорами крупных промышленных объединений и руководителями отраслевых профсоюзов.
 - Здоровье людей – главный капитал нашей страны и мы должны всячески заботиться о нем. Тем более, что создание санаториев приведет к появлению новых рабочих мест – изрек вождя на одном из заседаний правительства, а затем через полгода спросил, как выполняется его поручение. Причем спросил довольно жестко, с публичной поркой и проработкой не взирая, на чины и былые заслуги.
  Начало создания и развития санаторно-курортной системы в стране было небольшим кусочком общей картины, информированности президента. В этом был большой плюс его поездок на юг, но Сталин не был бы самим собой, если бы ограничивался одним видением окрестностей Сочи и видом из окна своего литерного поезда. Ему этого было мало и, уходя в очередной отпуск в июле 1927 года, он сделал хитрый и неожиданный ход.    
  За день до своего отъезда, для доверительной беседы он пригласил к себе Вячеслава Молотова. Этого человека из своего ближнего окружения, президент больше остальных за три качества характера. Во-первых, Молотов был полностью предан президенту. Он не занимался никакими подковерными интригами и твердо поддерживал курс Сталина на создание нового, социального общества.
  Во-вторых, он обладал фантастической усидчивостью и кропотливостью в исполнении порученного ему дела. За это свойство, недоброжелатели в правительстве и секретариате президента прозвали Вячеслава Михайловича – «каменная ж...па». И, в-третьих, Сталин, прекрасно видел с каким увлечением и радостью делал Молотов порученную ему работу, искренне веря в конечный результат своего труда. При этом в нем не было откровенного фанатизма служения идеям. Руководствуясь лозунгом «Нет таких крепостей, которых невозможно взять», он не шел на штурм «крепости» очертя голову, а сначала определял, как и с помощью чего её можно будет взять и только, потом действовал. 
 - Завтра отбываю в отпуск. Все необходимые распоряжения относительно тебя в секретариате у Кожушко. Последнюю почту возьму с собой, поработаю в дороге, а с остальными бумагами заниматься тебе. Текучку решай сам, а срочные дела отправляй самолетом, - Сталин хитро подмигнул сменщику. - Поликарпов уверял, что его новый самолет сможет сесть даже на небольшой аэродром. Вот и посмотрим. 
 - Не беспокойся, все будет хорошо, - заверил Молотов президента, для которого его отъезд на юг был привычным делом. - Самолет отправим, с текучкой разберемся. Главное – доберись нормально и отдыхай спокойно. Набирайся сил на целый год.
 - Спасибо, на добром слове. Проконтролируй, пожалуйста, чтобы в Курске не забыли вовремя подать машину для ответственного работника министерства сельского хозяйства.
 - Не волнуйся, лично займусь решением этого вопроса – и для убедительности, премьер коснулся пальцами кармана, где лежал его рабочий блокнот.   
  Оба были давно знакомы и потому находясь в неформальной обстановке говорили друг другу ты. Именно благодаря этим дружественным отношениям Молотов сменил на посту премьер министра Кржижановского, стал членом Государственного совета и на данный момент являлся правой рукой Сталина.
  По этой причине, он вместе с ограниченным числом лиц знал, что нынешняя поездка президента на юг, по его собственному желанию сильно отличалась от всех предыдущих. Узнав об этом, он высказал, определенную озабоченность подобным решением, однако после того как Сталин произнес, что один правитель не стоит ломаного гроша, если не сможет заглянуть правде в глаза, не стал тому перечить.       
  Вся необычность заключалась в том, что поездом президент собирался ехать только до Орла. Там он намеривался пересесть на машину и по дороге, через Курск и Белгород добраться до Харькова, где его должен был дожидаться литерный.
  Подобный маневр позволял президенту самому лично оценить качество местных дорог. Познакомиться с жизнью первых колхозников российского Черноземья, посмотреть, как идет разработка залежей Курской магнитной аномалии и строительство Харьковского тракторного завода. Его строительство было важной вехой по превращению России из аграрной страны в индустриальную державу.
  Для того, чтобы местные власти не успели разогнать по углам грязь и навести парадный лоск, губернаторов и директоров производства специально не ставили в известность о грядущем визите.
 - Царь Петр любил шорох среди своих бояр наводить, вот и мы последуем его примеру – говорил Сталин, покуривая трубку и хитро прищуриваясь. – Голов рубить не будем и в ссылку отправлять тоже. Только посмотри, пожурим, подскажем.
 - Знаем, как вы пожурите, господин президент. Вон министр финансов в отставку подал, после того как вы его слегка проработали – нарочито сварливо произнес Молотов. - Секретари его беднягу едва водой отпоили.
 - Не надо из нас монстров делать. У настоящих министров должны бычьи нервы, плюс безоговорочная вера в успех своей деятельности – наставительно произнес президент. - Господин Колягин не имел ни того, ни другого и потому мы с ним расстались.
 - Будем надеяться, что новый министр финансов господин Зверин обладает всеми перечисленными тобой качествами.
 - Будем надеяться. Как говорится попытка – не пытка. Не получится у него, будем искать кого-то другого.
  У президента России был свой метод подбора кадров. Назначив человека на тот или иной ответственный пост, он создавал ему режим максимальной комфортности. Начиная со снабжения всем необходимым для эффективной работы, предоставления широких полномочий, вместе с высокой зарплатой и прочими материальным благами.
  Понимая, что кадры решают все, Сталин не скупился на содержание своих креатур. Однако если по прошествию определенного времени нужного результата получено не было, то выдвиженец немедленно снимался с должности и терял все привилегии, начина с высокой зарплаты и кончая элитной квартирой, дачей и автомобилем.   
  Вячеслав Молотов ни разу не подводил своего патрона. Все данные ему поручения он выполнял в срок, а если этого не случалось, он честно говорил об этом Сталину, называл причины своей неудачи и предлагал план по её устранению. Последний момент очень импонировал президенту и вместо нагоняя или отставки, старый друг получал помощь и новые средства, которые позволяли ему решить поставленную перед ним задачу.
 - Пока буду отдыхать на юге, тебе придется поработать с господином Чичериным по итальянскому вопросу. Он давно созрел и перезрел, и тянуть с ним нет никакого смысла. По сообщению посла Голобородько, Муссолини готов к серьезному разговору по расширению межгосударственных отношений между нашими странами. Торговое соглашение у нас есть, договор о мире и дружбе есть, пора пакт заключать. Как ты считаешь? – лукаво усмехаясь, спросил президент.
 - Ну, раз господин Чичерин говорит пора, значит надо заключать. Пусть мидовцы определяются с кандидатурой переговорщика с Муссолини, а мы будем готовить ему литерный поезд. Дуче ведь для столь важного разговора к нам не приедет?
 - Верно, говоришь, товарищ Вяче. Пакт в большей степени нужен нам, чем итальянцам, значит, и на поклон к ним ехать нам, а не им. А вот относительно поезда ты не угадал. Россия и Италия - морские державы, значит, придется тебе плыть по морю на крейсере. 
 - Мне, но почему, Иосиф? Какой из меня дипломатический посланец?! – бурно запротестовал премьер, но Сталин и ухом не повел.
 - Во-первых, не дипломатический посланец, а премьер министр, чувствуешь разницу? Во-вторых, все необходимые нам вопросы ты озвучишь точно по моему тексту. Мидовцы, могут в такие дебри политических разговоров залезть, что ничего не поймешь, а мне нужна точность и ясность. Ну и, в-третьих, твоя Полина неплохо научила тебя носить тройку, галстук и шляпу. Ничем не хуже, чем карьерные дипломаты. Все, решено. Отправляешься в Италию сразу после моего возвращения.   
  Молотов попытался возразить президенту, но увидав в его лице и глазах хорошо знакомое выражение, понял, что спорить со старым другом бесполезно. Решение было принято давно и пересмотру не подлежало.
 - Я тебе из Рима, в подарок, хорошую трубку пеньковую привезу. А то ты со своими старушками как-то несолидно выглядишь, а тебе ведь в августе интервью французам давать надо – уел Молотов патрона и они расстались.
  Из Кремля до Курского вокзала, где в одном из тупиков его уже с раннего утра ждал личный поезд, Сталин отправился на машине, без всякого сопровождения. Президент считал это неуместной расточительностью и помпезностью, и на все попытки коменданта Кремля полковника Смирнова отправить ещё одну машину ответил решительным отказом.       
  С большим трудом Смирнову удалось убедить президента взять с собой в поездку второго охранника.
 - Извините, Иосиф Виссарионович, но согласно приказу по внутреннему уставу президентской службы, вас должны сопровождать два охранника.
 - Ну, зачем второй охранник, гражданин Смирнов. Если захотят побить – побьют, хоть с одним, хоть с двумя.   
 - Господин президент, таков приказ – отчеканил Смирнов, - если вы с ним не согласны – отменяйте в установленном порядке, но на данный момент я руководствуюсь именно им.
 - Бюрократ – буркнул Сталин и покорился.
  Кто из двоих спорщиков был в этот день особо грешен неизвестно, но на половине дороги у президентского автомобиля из-за неровности дороги пробило сразу два колеса, и он встал.
 - Не волнуйтесь, господин президент. Я сейчас свяжусь по телефону с гаражом и вызову вторую машину – браво отрапортовал старший охранник Хрусталев, бывший в курсе спора президента и Смирнова.
 - Очень хорошо, гражданин Хрусталев – моментально отреагировал Сталин, не желавший признавать правоту коменданта Кремля. - Звоните в гараж, чтобы отправили помощь гражданину Ермакову, а мы вдвоем с  Молодцовым доедем до вокзала на трамваи.
 - Но это не по правилам, господин президент! С вами всегда должны быть два охранника!
 - Двое - это при поездке на автомобиле, а про трамвай там ничего не сказано – решительно заявил президент и, подхватив свой портфель с документами, решительно зашагал к трамвайной остановке.
  В том, что страна не знал своего президента в лицо, Сталин быстро убедился, когда вместе с охранником, поднялся по ступеням трамвая. Утренний поток пассажиров уже схлынул и потому, особой толчеи внутри вагона не было, однако, все места были заняты, и никто не уступил его первому человеку страны.
 - Билетики, берем, граждане! – громко потребовала контролерша, наметанным взглядом выбрав новеньких из общей людской массы. Это было молодая, невысокого роста девушка, с тугой рыжей косой, торчавшей сзади из-под форменной фуражки. Весь её вид говорил, что она приехала в столицу на заработки из деревни, как и многие тысячи других соискателей счастья в большом городе. 
 - А как вас звать красавица? – учтиво спросил Сталин, получив в обмен за пятачок билет из билетного рулона, висевшего на плече у контролерши.
 - Аграфена Петровна Селиверстова – важно представилась рыжей шевелюры и напряженно замолчала в ожидании продолжения разговора. За день мимо неё проходило много людей, и Груня была готова к любому вопросу, претензии, колкости и даже шлепков и щипков, но ничего этого не случилось. Пожилой, по меркам двадцати летней девушки грузин, только кивнул головой, как бы знакомясь с ней, и продолжил ничего не значащие расспросы.
 - И откуда вы к нам приехали, Аграфена Селиверстова?
 - Из Слепнево, что под Тулой – с вызовом ответила девушка и вскинула голову, ожидая ставших привычных для себя упреков со стороны москвичей, типа «понаехали тут из деревень». Однако собеседник снова кивнул головой и теперь в его жесте, Груня уловила нечто похожее на понимание и даже одобрение.
 - Тулу знаю, бывал. Хороший город. А как вам наша Москва?
 - Тоже хороший город. Много чего интересного здесь можно посмотреть и узнать. Столица - одним словом.         
 - Верно, сказали, столица. А как вам работа, нравиться?
 - Нравиться, - гордо заявила Груня, но уже без откровенного вызова. - Целый день с людьми и всю Москву из трамвая посмотреть можно.
 - Ну, а живете как? – продолжал любопытствовать Сталин. Контролерша несколько озаботилась затянувшимися расспросами, но вместе с этим ей было откровенно приятно, что солидный обладатель кожаного портфеля говорит с ней почти на равных и явно не собирался насмешничать или обижать. 
 - И живем хорошо. Зарплата нормальная, платят вовремя без обмана, койка в общежитии и целых два выходных, - похвасталась расхрабрившаяся Груня. - А через три года комнату в квартире дадут! Вот!
 - Так уж и дадут? – усомнился собеседник.
 - Дадут! – решительно заявила Груня. - Вон моя сменщица, Варя Полупанова, отработала контролером четыре года так её комнату дали в доходном доме. Уплотнили хозяев и дали по указу президента. А вы, кстати, чем-то на него похожи. Может родственник? Сейчас много грузин в Москву приехало.
 - А может я и есть президент? – улыбнулся Сталин.
 - Ну, вы скажите тоже. Президенты на трамваях не ездят. Они в Кремле заседают – Груня подняла руку высоко вверх, как бы показывая, где президент, а где простые пассажиры трамвая.
 - Хорошо. Через три года квартиру дадут, замуж выйдите, дети пойдут, а что дальше? Так всю жизнь и будите контролером работать? – быстро переменил тему разговора Сталин.
 - Нет, почему, - обиделась Груня. - Сейчас я в вечерней школе при нашем депо учусь. Закончу, поступлю на курсы вагоновожатых. Москва расстраиваться будет, и значит, новые трамвайные линии обязательно будут по ней прокладываться. Нам так недавно в конторе уполномоченный рассказывал.
 - Вагоновожатым – это хорошо, но хотели бы пойти учиться на шофера или механика. Ведь на них тоже есть курсы, и зарабатывать они будут больше чем вагоновожатые.
 - На шоферские курсы я хочу своего брата из деревни определить, да родители никак его отпускать не хотят, боятся столицы. А сама вряд ли пойду на них учиться, это же все чисто мужские профессии.
 - Так сделай те их женскими – с азартом предложил Сталин, чем сильно озадачил свою собеседницу.
 - Нет, засмеют. Скажут баба шофер, что корова под седлом – замотала та головой в ответ.
 - А вот в газетах пишут, что в Европе, есть женщины водители. В Париже, например и в Лондоне, я сам читал.
 - Так это в Европе – разочарованно протянула Груня.
 - Ну а мы, чем их хуже? Вот вы, в столицу приехать одна не побоялись, работать кондуктором не боитесь, собираетесь учиться на вагоновожатую, а сесть за руль автомобиля боитесь только из-за того, что это мужская профессия – в голосе усатого соблазнителя звучали такие убедительные нотки, и бедная Груня не знала, что ему ответить.
  Рыжеволосую кондукторшу выручил Молодцов, он пододвинулся к президенту и, тронув его за локоть, прервал их беседу: - товарищ Сталин, нам пора выходить.
 - Да, действительно, пора. Приехали – откликнулся тот и, повернувшись к кондукторше, шутливо приложил два пальца к парусиновой фуражке. - Рад был знакомству Аграфена Петровна. Позвольте пожелать вам трудовых успехов и личного счастья, а насчет нашего с вами разговора вы хорошенько подумайте. Ей богу, женщина водитель – хорошее дело.
  Сталин озорно подмигнул контролерше и быстро сошел с подножки трамвая, а опешившая Груня проводила его удивленным взглядом.
 - Чудный какой-то пассажир пошел – подумала она про себя, по привычке поправляя на животе сумку с мелочью. Она собиралась встать с сидения, когда над её ухом прогрохотал чей-то возбужденный мужской голос.
 - Ты, знаешь, дуреха с кем говорила? 
 - С кем надо с тем и говорила! Вам какое дело!? – решительно отрезала контролерша, но в ответ энергично повертел палец у виска.
 - Это же сам Сталин был! – уверенно заявил пассажир и сразу, весь вагон дружно прилип к стеклам, рассматривая спину необычного попутчика.
 - Как Сталин? Не может быть. Сталин в Кремле живет – начала привычно говорить Груня, но ноги сами обмякли в предательской слабости, и она без сил бухнулась на кондукторский облучок.
  Пораженная неожиданным открытием кондукторша ещё долго не могла встать со своего места. Однако монетку, которой с ней расплатился неожиданный собеседник, она проворно вытащила из сумки и спрятала в нагрудный карман, где лежал блокнот с квитанциями о штрафе и химический карандаш. По старой деревенской примете - на счастье.
  Как ни странно, но эта мимолетная встреча в трамваи получила свое продолжение. Когда поезд прибыл в Тулу, Сталин, к вящему ужасу, встречающего его губернатора объявил, что хочет сделать небольшую остановку в славном городе оружейников.
 - У вас для меня автомобиль найдется, господин Щеглов? – спросил президент, но когда машина была подана, то вместо местного кремля или оружейных заводов, попросил отвести его в деревню Слепнево.
 - До неё ведь не очень далеко, километров двадцать с небольшим хвостиком будет? – невозмутимо поинтересовался хитрец, заранее высчитавший расстояние до цели по карте.
 - Совершенно верно, господин президент, ровно двадцать четыре километра – с замиранием в сердце произнес губернатор Щеглов, заранее кляня последними словами Слепнево и все прилежащие к нему деревни. - Никак паразиты жалобы в канцелярию президента накатали, а наши почтовики не уследили! Вот и отвечай теперь.
 - Прекрасно, - лучезарно улыбнулся президент, ещё больше вогнав в дрожь губернатора. -
 Посмотрим, какие у вас там дороги, а заодно узнаем, как обстоят дела с созданием колхозов. У вас ведь созданы колхозы, Виктор Георгиевич?      
  Стоит ли говорить, что всю дорогу до треклятого села, губернатор сидел как на иголках. Страшно переживая за каждый ухаб и выбоину в дорожном полотне, в которую нет-нет, да попадал автомобиль с дорогим гостем, несмотря на все ухищрения водителя.
  Сильно ли молился богу в этот день господин Щеглов неизвестно, но к его преогромной радости все обошлось малой кровью. Деревня Слепнево находилось не очень далеко от большой дороги и высокий гость, ни разу не посетовал губернатору на плохое качество дороги. Все время поездки, он неторопливо расспрашивал Щеглова по всем интересовавшим его вопросам, в том числе и о создании в области колхозов.
  Колхоза в Слепнево, вопреки общему среднему показателю, что был представлен в Москву, не оказалось. Имелся деревенский староста и покосившийся дом правления, в который высокого гостя постыдились заводить. Поэтому историческая встреча президента с тульским крестьянством состоялась под открытым небом. 
  Перед тем как дойти до дома правления, президент побывал в нескольких домах. Посмотрел, как живут труженики села, поинтересовался наличием у них скота, приусадебного хозяйства и даже бани. Не ускользнуло от внимания высокого гостя не только скудный рацион крестьянского стола, но даже пол в их домах. Зачастую он был земляным, что позволило Сталину отпустить колкую шутку в адрес туляков.
 - Правы были сибирские хозяйки, что называли приезжих из-за Урала переселенцев «чернолапотными». У них у всех полы деревянные, начищенные и намытые – сказал президент, лукаво умолчав, чем он в свое время делал в Сибири.   
 - Ну и какие у вас виды на урожай, граждане дорогие? Много хлеба этой осенью соберете? – спросил президент, когда проворный староста вынес из правления стол, застланный красным кумачом и широченную лавку. Стульев в правлении не оказалось.   
 - Какой много, господин хороший! – немедленно откликнулся на заданный вопрос дед Антип, первый на деревне спорщик. Только, чтобы семью зимой прокормить и запас семян на будущий год оставить.
 - Да так ли это? Я смотрю, хлеба у вас в этом году уродились знатные, колос к колосу, зерно к зерну. К чему зря прибедняться – с укоризной в голосе сказал Сталин, чем ещё больше подзадорил деда.
 - Так, то хлеба нашего первого мироеда Тита Емельянова, чтоб ему пусто было - Антип яростно ткнул в сторону наливного желтого поля, раскинувшегося до самого горизонта. - А наши поля все вперемешку с бурьяном и лебедой! Вон полюбуйся! 
 - А почему так? Одна земля, одни люди вроде. Неужели работать разучились или Емельянов слово волшебное знает?
 - Он одно только слово знает – когда долг отдашь. Вот на наших долгах он себе дом отгрохал, тракторов накупил и землю нашу в аренду взял! – зло выкрикнул старик, и толпа разом загомонила в знак правдивости сказанных слов. - У Емельянова два трактора, а у нас лошадь да плуг с бороной! Пади сравни его поля и наши!
 - Так чего вы в колхоз не вступаете? Создайте колхоз, и урожаи на ваших полях будут ничуть не хуже емельяновских полей – предложил Сталин, и толпа враз приутихла. – Чего замолчали? Колхоз ведь это та же община, дело ведь вам знакомое. Почему не хотите.
  Крестьяне некоторое время озабоченно переговаривались, не решаясь продолжать с высоким гостем беседу, пока самый храбрый из молодых Пашка Каргин, не подал голос.
 - Не надо нам колхозов! Там все общее и земля и коровы с лошадьми и плуги, и зерно и плошки с чугунками и даже бабы! Не хотим!!
 - Что за глупость? С чего вы это взяли? - удивился Сталин. - Земля, зерно, сельхозинвентарь и лошади да – общее. А куры, свиньи, плошки и женщины у каждого свои. Зачем их обобществлять? Не надо их обобществлять, это личная собственность.
 - Так нам отец Василий сказал – уже не так уверенно произнес Каргин.
 - А почему вам это отец Василий говорит? Разве к вам не приезжал уполномоченный? Не объяснял вам цели создания колхозов и их задачи?
  Сидевший на краю стола староста попытался дать разъяснение Сталину, но тот только властно махнул рукой и староста покорно прирос к скамейке.
 - Так был у вас уполномоченный или нет? Если был то когда, что говорил, почему вы ему отказали в создании колхоза.
 - Да не был господин, уполномоченный у нас. Два раза наш комитет его приглашал приехать, и все нет – заговорил глава комбеда Роман Улыбин.
 - Странно, - произнес Сталин. - Вроде от Тулы недалеко, а всё некогда. Вот, что, Виктор Георгиевич, вы освободите господина уполномоченного по колхозам от столь непомерной ноши. Совсем освободите, и назначьте более ответственного и успевающего человека. Неделю вам на это дело хватит?
 - Двух дней хватит, господин президент – поспешил заверить Сталина губернатор, но тот решительно покачал головой.
 - Не надо торопиться и пороть горячку. Дело важное и ответственное, поэтому вам дается неделя, но чтобы выбранный вами человек был на своем месте. Ясно? – Сталин требовательно посмотрел на губернатора и тот быстро понял, что вслед за уполномоченным он тоже может лишиться своего поста. 
 - Найдем такого человека, Иосиф Виссарионович.    
 - Вот и хорошо. А колхоз дело стоящее – вновь обратился к народу президент. - Создадите колхоз, подадите заявку в МТС, они вам тракторами помогут, сеялками и если засухи не будет, урожай соберете не хуже чем у Емельянова.
 - Так МТС платить надо будет, а платить нечем! – не согласился с ним Яков Улыбин, не понаслышке знавший все подводные камни колхозного дела. - Опять кабала получается, но теперь только государственная!
  Крестьяне вновь загомонила, но стоило только Сталину поднять руку, как быстро замолкли. Одни из страха перед высоким начальством, неизвестно какими ветрами занесенного в Слепнево, другие из любопытства как оно это начальство выкрутиться из неудобного положения и Сталин выкрутился блестяще.
 - А вот тут идет явное недопонимание сути вопроса, - сочувственно покачал головой президент. - Государство в случае с колхозами выступает не как хозяин помещик, а как партнер кооператор. Мы прекрасно знаем, что на первых порах у вас нет денег, чтобы заплатить МТС. Так возьмите ссуду в Земельном банке, который как раз и создан в помощь крестьянам для создания колхозов. Она для колхозников беспроцентная и при правильном расчете её должно хватить и на вспашку и на уборку урожая. Продадите зерно, расплатитесь с банком и при правильном хозяйствовании останетесь с прибылью. Какая же тут кабала?   
 - А если неурожай, чем отдавать будем!?
 - Если это только неурожай, а не неправильное ведение хозяйства, то государство спишет часть долга, а на остальное даст рассрочку на пять лет. За пять лет, уж точно отдадите – Сталин лукаво посмотрел на людей и те вразнобой закивали головами. Крестьян очень подкупало, что на них не кричали и не унижали как обычно, а говорили спокойно и доходчиво, стараясь, чтобы каждое слово дошло до их сознания. Многие уже не так отрицательно смотрели на идею колхоза, но только не Яков Улыбин. 
 - Были мы в этом Земельном банке! Отказали нам в нем! Говорят слишком мало людей желающих стать колхозниками. Вот соберите сто, а лучше двести человек тогда дадим!
 - Вы в какое отделение Земельного банка обращались, гражданин…? – Сталин вопросительно посмотрел на оппонента. 
 - Улыбин, Яков Васильевич, - представился тот. - В наше Тульское отделение. В Москву нам ехать не по карману.       
 - Думаю, что директор Тульского Земельного банка также не соответствует своей должности, - Сталин недовольно посмотрел в сторону губернатора и тот покрылся мелким потом. А вы, гражданин Улыбин, подайте вашу заявку на ссуду ещё раз. Думаю, банк даст вам свое добро, да и в случае чего, господин губернатор поможет.
  Президент вопросительно посмотрел на Щеглова и тот решительно закивал головой в ответ. Казалось, что вопрос быть колхозу или не быть был решен положительно. Но тут в дело вновь вступил дел Антип.
 - Ладно, взяли ссуду, собрали урожай, а цену за хлеб назначите низкую! Где же, правда, граждане!?
 - Цены на хлеб не низкие, а твердые. Их назначаю ни я, ни господин Щеглов, а правительство после консультации с учеными и специалистами, - Сталин решительно поднял палец и направил его в сторону деда. – И назначает их для того, чтобы по таким же твердым ценам, вам сюда в село будет отпускаться мануфактура, гвозди, топоры, пилы и прочий рабочий инструмент. Тот же хлеб, масло, молоко, сахар, чай будут продавать у вас здесь в государственном магазине.
 - И Емельянов тоже сдаст весь свой хлеб по низкой цене?
 - И Емельянов должен будет сдать хлеб по низкой цене за исключением посевного, фуражного зерна и зерна предназначенного для личного потребления. Государственная хлебная монополия едина для всех. Теперь только государство может торговать хлебом за рубежом и внутри страны.
 - Так он сказал, что лучше сгноит хлеб, чем его отдаст по такой цене! – продолжал наседать на президента дед.
 - Что же, тактика знакомая и понятная, но на каждого хитреца есть свой крючок, - блеснул знанием пословиц Сталин. - Не захочет продавать – заставим, а если не отдаст добром, возьмем за так. У нас в стране много голодных людей есть, которых нужно накормить при помощи таких вот твердых цен.
  Сказано это было столь решительно, что больше из крестьян про колхоз никто не говорил, все перешли к другим животрепещущим темам, к школе и больнице. Около полутора часов прошло с момента начала разговора, когда президент спросил у крестьян, есть ли среди них Петр Селиверстов.
 - Есть такой, да только он сейчас на дальнем лужке коров пасет – удивленно отвечали сельчане, - а зачем он вам?
 - Хотел сказать ему спасибо за дочь. Правильную он её воспитал и вырастил. Недавно в Москве говорил с ней. Все у неё хорошо, работой и учебой она довольна. Очень ждет брата, да отец говорит его, не пускает.
  Сталин замолчал и в ответ, ему была гробовая тишина. Все жители деревни от мала до велика были поражены, что он знает их рыжуху Груньку. Что вместе со всеми бегала по улицам Слепнево, лузгала семечки, гоняла гусей и петухов и была такой же как все и вдруг поднялась на недосягаемую высоту. Поэтому, когда президент попросил сельчан передать его слова отсутствующему отцу, все, не сговариваясь, разразились громкими и бурными аплодисментами. Хлопали так, что потом натруженные ладони ныли и болели, но это было потом, а сейчас яростно хлопали и громко кричали от радости и гордости за свою землячку, которую знает сам президент.
  Стоит ли говорить, что это хождение Сталина в деревню Слепнево, моментально стало известно всей области, Москве и стране. Став достоянием народа, оно зажило своей собственной жизнью, изумляя и вселяя в сердца людей надежду на лучшую жизнь.





                Документы того времени.    




                Правительственная телеграмма арктической экспедиции академика Обручева и экипажу дирижабля «Россия» от 10 июля 1927 года.

                Президент России Сталин И.В. и правительство выражает огромную благодарность героям Севера и покорителям полюса. Восхищены вашими новыми грандиозными успехами в деле изучения и покорения Арктики. Ваш трансарктический перелет по маршруту Архангельск – Северный Полюс – Ном навсегда войдет в историю человечества и будет вписан на её страницах золотыми буквами. Честь и слава славным сынам Отечества, что, не взирая ни на какие трудности и опасности прокладывают новые воздушные пути между континентами, стираю «белые пятна» географии! Родина никогда не забудет своих сынов и дочерей, совершивших этот великий подвиг.   
         
    
 



                Шифрограмма резидента российской разведки в Париже графа Игнатьева А. А. от 14 июля 1927 года.

                Источники из министерства иностранных дел «Лицеист» и «Георгин» сообщают, что в связи с финансовыми трудностями, французское правительство отказалось от посылки против Махно новых войск из колониального департамента Западная Африка. Ликвидация анархистов возложена на губернатора Дагомеи Бешара, который должен оказать всестороннюю помощь бригаде генерала Буассона. Численностью в три тысячи человек она в самое ближайшее время будут отправлены Котону морским путем. Не исключена военная помощь со стороны губернатора Берега Слоновой Кости в виде местных племен выступающих в качестве вспомогательных войск, а также помощь со стороны британских колониальных властей Западной Африки.
  Отправка новой карательной экспедиции против Махно сопровождается привычной газетной шумихой. Однако на этот раз, она организована с меньшим размахом и силой, чем остальные. В газетах нет выступлений представителей правительства, военного министерства и депутатов парламента. В основном выступления чиновников министерства по заморским территориями и колониям, и откровенно настроенных против России экс депутатов.


                Игнатьев А. А.







                Глава IV. Пасьянс с пиковой дамой.   






                Вопреки всем прогнозам и предсказаниям теневых аналитиков премьер министр Рамсей Макдональд оказался крепким орешком. В годину обрушившихся на его голову невзгод и испытаний, он проявил подлинный шотландский характер и несмотря ни на что, упрямо шел вперед навстречу бедам и опасностям с открытым забралом и гордо поднятой головой. 
  В каждом человеке решившего посвятить себя политике, по прошествию времен происходят необратимые изменения. Каким бы он не был бы ранее честным и открытым человеком, окунувшись в реку власти, он начинает мыслить иным образом и руководствоваться иными ценностями. Ставя во главу угла не общечеловеческие понятия «хорошо или плохо», выгодность и полезность государству.
  Чем выше структура власти, в которую попал новоявленный неофит, тем быстрее и неотвратимее происходят с ним подобные метаморфозы. Как правило, вместе с этим появляется комплекс личного обогащения от занимаемого поста в государстве или места в политике. И очень часто, он полностью доминирует над политиком, делая его действия полностью предсказуемыми, а его самого послушной игрушкой в руках политического закулисья. 
  Рамсей Макдональд был из того небольшого числа политических деятелей Британии, который принял условия политической системы, но прилагал все усилия, чтобы остаться в ней независимой фигурой.
  За время своего пребывания на вершине власти, он не был замечен или уличен в каких-либо неблаговидных комбинациях или сделках. Премьер с гордостью говорил друзьям и товарищам по партии, что готов отчитаться за каждый фунт и даже шиллинг из своего банковского счета. Пребывая в резиденции на Даунинг-стрит 10, Макдональд нанес британской казне минимальный урон своим содержанием, за что получил прозвище «пуританин» от обслуживающего резиденцию персонала. 
  Чистые руки и остаток добродетели в душе премьер министра, были тем фундаментом, опираясь на который он твердо стоял под напором темных вихрей обрушившихся на его голову.
  Появление статьи в «Дейли Мейл» о «письме Антонова», вызвало у британского премьера горькую усмешку. Макдональд расценил её появление как ловкую попытку редактора повысить тираж своей газеты. «Дейли Мейл» не относилась к столпам британской прессы и продавалась не шибко, не валко и всплеск интереса к ней читателей был очень кстати. Тем более, что как бы подтверждая статус желтоватой газеты, «Дейли Мейл» ссылалась на анонимный источник, что ставило под большое сомнение достоверность данной публикации. 
  Обычно сенсации, появившиеся на её страницах, жили не больше недели, в лучшем случае две. После чего о них либо забывали, либо их затмевали другие, более хлесткие и захватывающие сообщения. Одним словом страшная история о русском влиянии неизбежно канула бы в Лето, если бы её не подхватили центральные издания. Как по команде, они принялись муссировать «письмо Антонова» к британским профсоюзам, не давая потухнуть порожденной «Дейли Мейл» искре подозрительности.      
  Подбрасывая хворост в огонек разгорающегося политического скандала и при этом, стремясь сохранить свою респектабельность, «Таймс» в качестве источника информации указывала на одного из сотрудников МИ-5. Подобная ссылка позволяла не раскрывать имя информатора, и при этом придавало вес и достоверность сообщению.
  Подыгрывая творцам этой политической провокации, всегда жесткая и конкретная когда решался вопрос спокойствия внутри страны, контрразведка вдруг проявила несвойственный ей либерализм и отказалась комментировать статьи в «Таймс», «Телеграф» и примкнувший к ним «Дейли Миррор». 
  Сила и влияние этих изданий подняли в британском обществе совсем не слабый политический шторм, который с каждым днем только креп и усиливался. Его не могли остановить ни заявления профсоюзных лидеров, против которых он в первую очередь и был направлен, ни заявления министра труда Джерри Оука. Только вмешательство самого премьер министра, обратившегося напрямую к руководству МИ-5 с требованием дать ясный ответ по вопросу о существовании «письма Антонова».
  Осторожно, словно перекидывая горячую картофелину во рту, главный контрразведчик Британии был вынужден объявить, что его ведомство не располагает никакими сведениями относительно злополучного письма. Выдавливая из себя это заявление, сэр Келл сопроводил его множеством оговорками, типа не исключено, вполне возможно и следует думать, что не ставило окончательной точки в этом деле.
  Даже такого, урезанного и неокончательного заявления главы МИ-5, было достаточно для того, чтобы градус напряжения в обществе упал. Подобно волне, что достигнув своего пика, с грохотом рушится вниз, вся газетная шумиха резко пошла на спад и вроде бы затихла. Премьер с облегчением перевел дух, но как оказалось, это было только началом.
  Получив отпор в одном месте, закулисные враги Макдональда применили против него другое, более изощренное оружие. Против него была бессильна исполнительная и судебная власть, ибо называлось оно – слухами и сплетнями. Подобно мифической Лернейской гидре, оно имело тысячу голов, которые могли свободно вползать в любой дом и распускать в нем свои окаянные языки.   
  За считанные дни, слухи и домыслы заполонили весь Лондон. Переползая из одного клуба в другой, из одного светского салона в другой салон на соседней улице, из одного общества в другое, они сеяли сплетни, очерняющие репутацию профсоюзов и премьера.
  Удар был нанесен без всякой раскачки, быстро и умело, едва из канцелярии Макдональда просочились сведения о намерениях премьера в отношении МИ-5. И если репутация Макдональда от действий Лернейской гидры не очень сильно пострадала, то лидерам профсоюза досталось по полной программе.
  Заседая в курительных комнатах и обсуждая последние политические новости, за рюмкой коньяка, в уютном кругу избранных, благообразные джентльмены были очень категоричны в своих суждениях. Тоном, не терпящим никаких возражений, с видом человека, знающего с какой стороны нужно, есть редьку, они выносили обвинительный приговор профсоюзам без всяких доказательств, так сказать априорно.
 - Могу поставить фунт против пенса, что Москва не просто так поставляла деньги этим забастовщикам, - вещали пикейные эксперты, важно попыхивая «гаваной» или на худой случай «манилой». - Здесь дело явно не чисто, помяните мое слово. Не могли эти русские просто так помогать нашим бунтовщикам! Это так же очевидно!
 - Верно, верно, - соглашались с ним другие аналитики, рассматривая окружающий их мир через пенсне или монокли. - Вся эта так называемая помощь семьям угольщиков носит двойной характер. Наверняка давая одной рукой, Сталин брал от них другой.
 - Или собирался взять в нужный момент – важно уточняли третьи, дополняя обвинительный вердикт благородного сообщества. 
  Слухи действовали быстро, прочно и самое главное, для их распространения не требовалось серьезных денежных затрат. Важно было знать, где, что сказать и выпущенный на волю джинн, начинал творить свое черное дело.
  За считанные дни, моральный облик лидеров британских профсоюзов принимавших участие в национальной забастовке прошлого года сильно пострадал, однако этого было недостаточно, чтобы кабинет министров лейбористов подал в отставку. Для этого требовалось более сильное и эффективное средство, и оно не заставило себя ждать.
  Опытный политический боец, сразу с появлением слухов, Макдональд быстро понял, что против него началась война, цель которой его отставка. Однако точно определив тактику противника, он ошибся с его идентификацией. Посчитав, что за всем этим стоят консерваторы с Болдуином, он предпринял некоторые контрмеры, против предполагаемых действий с их стороны и жестоко просчитался. Новый удар, он получил не со стороны своих политических оппонентов. Удар нанесла МИ-5, которая должна была помогать британскому премьеру в защите интересов империи.
  Все началось с того, что один из помощников лидера профсоюзов британских угольщиков Джефри Корбан прислал в контрразведку покаянное письмо. В нем он утверждал, что давно состоит на связи с представителем русского посольства Васечкиным, от которого постоянно получает деньги и инструкции к тайным заданиям.
  Главной причиной подтолкнувшей Корбана к подобному поступку была совесть и гражданский долг перед королевством. Совесть так сильно заела профсоюзного босса, что сразу после отправки письма он покончил самоубийством, выпив большую дозу сердечных гликозидов.
  Во время этого акта, Корбан был один в доме, что ставило под большой вопрос добровольность его ухода из жизни, равно как и правдивости отправленного им письма. Оно было полностью напечатано на машинке и имело довольно сомнительную подпись под ним. Любой коронер поставил бы под сомнение и сам факт самоубийства, и подлинность письма, но у следователей из контрразведки никаких вопросов не возникло.   
  Дело закрутилось, естественно, произошла утечка информации и пресса, с удвоенной силой обрушилась на профсоюзы и косвенно на правительство в поисках правды. Снова возникло «письмо Антонова», подлинность которого у британских газетчиков уже не вызывало сомнение. Единственным исключением из этого хора была «Таймс», писавшая о большей степени его вероятности.
  Подобное позиция была обусловлена с одной стороны желанием сохранить статус непредвзятого судьи, а с другой готовностью нанести сокрушающий удар как по положению профсоюзов в обществе, так и престижу правительства. Работы по подготовке этого в недрах газеты велись и по замыслу создателей, выпад первой газеты Британии должен был похоронить и тех и других.
  Счет пошел сначала на недели, потом на дни. Истерика вокруг «русского следа» в британских внутренних делах нарастала. Любое требование премьера к руководству МИ-5 поскорее разобраться с делом Корбана, встречалось контрразведчиками в штыки, становилось достоянием прессы, которая трактовала его как давление.
  Дело принимало крайне нежелательный для Макдональда оборот. Наиболее рьяные до сенсации газеты заговорили об отставке премьера, как вдруг, ему пришла помощь оттуда, откуда он её и не ждал.
  В погоне за сенсациями и разоблачениями многие репортеры занялись частным расследованием самоубийства Корбана и тут выяснились интересные детали. Сначала выяснилось, что местный доктор никогда не прописывал Корбану сердечные гликозиды, а местные аптекари, хором утверждали, что их ему не продавали.    
  Затем, новоявленные сыщики выяснили, что письмо с признаниями было опущено в почтовый ящик в центре города, тогда как сам Корбан жил на окраине Лондона. Это ещё больше ставило под сомнение подлинность послания лидера профсоюзов.
  Последним по времени, но первым по значимости, было свидетельство миссис Лоры Эндрюс. Эта почтенная леди, проживающая в три дома, от дома Корбана, заявила посетившему её репортеру, что видела человека посетившего самоубийцу незадолго до его смерти. Описать таинственного визитера Эндрюс не могла, ибо видела его со спины, но то, что он приходил, старушка была готова засвидетельствовать под присягой.
  Все эти новости появились в лондонских газетах приблизительно в одно время и произвели настоящий фурор в деле Корбана. Позабыв про профсоюзы и премьера, газеты на перебой стали задавать вопросы о профпригодности агентов МИ-5 прошедших мимо столь важных фактов. На вышедшего, на растерзание прессы старшего следователя Джейкоба Гарридеба было страшно смотреть. Тщательно подбирая слова, он сначала признал подлинность опубликованных в газетах фактов, а затем поблагодарил репортеров за их помощь в расследуемом деле. В свете вновь открывшихся фактов, оно было переквалифицировано в убийство и его расследованием занялись лучшие сыщики МИ-5 и Скотланд-Ярда.
  Волна напряжения вокруг премьер министра Макдональда вновь пошла на спад, но вновь это оказалось временным явлением. Не прошло и двух недель, как стоявшие за всей этой кампанией по дискредитации лидера лейбористов силы, сделали новый ход. 
  Ход был отменно подготовлен и на этот раз бил исключительно по команде Джеймса Макдональда. Бил, что называется наповал, ибо подозревал государственную измену.
  Помощник министра по делам колоний Эд Джастин был довольно рассеянным человеком. Тут сказывался и возраст и гипертония, которой он страдал много лет. В память о прошлых годах, Макдональд пристроил его на этот пост, который был по своей сути синекурой для старого политика.
  Больших государственных секретов он не знал, и знать не мог, однако в силу своего положения присутствовал на заседаниях правительственного кабинета. Стараясь не ударить лицом в грязь и оправдать свое назначение, в тех случаях, когда работы было слишком много, и он не успевал её сделать, Джастин брал бумаги домой.
  Подобные действия были запрещены, но за все время пребывания на своем посту он не имел, ни одного нарекания, а все взятые бумаги возвращал быстро и в целостности и сохранности. По этой причине надзирающие за секретностью чиновники на эту провинность смотрели сквозь пальцы, тем более что серьезных государственных секретов, бумаги с которыми работал Джастин, не содержали.
  Будучи настоящим «канцелярским червем» Джастин был особо внимателен к тем материалам, что брал с собой, но вот в отношении зонта, теплого шарфа или футляр с запасными очками и еще чего-либо несущественного, память его подводило. Очень часто слуги бежали за ним вслед с той или иной оставленной вещью, а если не успевали догнать, передавали их через охрану министерства. 
  В тот злополучный день Джастин забыл свой старый портфель с канцелярскими принадлежностями и экономка Роза, по привычке бросилась его догонять. Желая срезать путь, она побежала через парк, на выходе из которого она угодила под неизвестно откуда взявшийся грузовик.
  Вопреки предписанным правилам он двигался с большой скоростью и его могучее крыло смело несчастную экономку с тротуары словно перышко, отбросив на чугунный столб парковой ограды.
  Несмотря на свою прыткость и активность, Роза не отличалась богатырским здоровьем и двух сильных ударов, хватило, чтобы отправить её в мир иной.
  Когда набежавшие зеваки окружили распростертое на земле тело, они дружно разразились негодованием и проклятием в адрес шофера грузовика сбившего экономку Джастина и умчавшегося дальше по улице. Все видели его темный кузов, но никто не смог разглядеть его номер. Вопреки предписанию мэрии, он был основательно забрызган грязью.
  Как водится, на место происшествия был вызван констебль этого района, который, как и требовал закон и инструкции, самым внимательным образом произвел осмотр тела погибшей. Личность убитой была легко установлена по батистовому носовому платку, что был подарен Розе её хозяином. О чем свидетельствовала надпись на платке.
  Констебль Макферсон хорошо знал, кто такой Эд Джастин и потому проблем с опознанием тела не было никакого. Однако когда он раскрыл портфель, чью ручку Роза сжимала в руках и после смерти, его брови изумленно полезли вверх, ибо кроме карандашей и точилок, в нем находились бумаги с грифом правительственного кабинета.
  О своей находке он немедленно доложено куда следует, но сохранить это происшествие в тайне не удалось. Какой-то остроглазый прохожий увидел содержимое портфеля и сообщил об этом репортерам.   
  Стоит ли удивляться, что после этого, газетчики с Флит-стрит в третий раз обрушились на кабинет министров, яростно пробуя на зуб крепость его устоев.
  Теперь застрельщиками травли Макдональда выступали такие зубры лондонской прессы как «Санди таймс», «Дейли Телеграф» и «Обсервер». Все они в один голос принялись требовать правды в деле гибели экономки Джастина, которая подразумевала последующую отставку премьер министра. При этом главный упор делался не на её смерти, а на бумагах, лежавших в её портфеле, но в разной трактовке, на любой вкус, чтобы захватить как можно больше умов читателей.
  Так «Санди Таймс» напирала на возраст помощника министра, который не позволял ему в полной мере служить империи и одновременно, требовало назвать имя покровителя Джастина, из-за которого делаются исключения в работе с секретными бумагами. «Обсервер» поднимал градус накала, утверждая, что случай Джастина это только верхушка айсберга безответственности, что царит в кабинете министров в отношении государственных секретов королевства.
  Однако дальше всех шел «Дейли Телеграф», предполагавший, что возможно Роза торопилась не для того, чтобы догнать Джастина, а на встречу с представителем другой страны, охотившегося за британскими секретами.
 - Учитывая ту скромную оплату, что получала Роза у помощника министра, можно смело предположить, что за небольшое вознаграждение, она могла позволить иностранному агенту не только прочитать бумаги Джастина, но и скопировать их – многозначительно разглагольствовала газета и ей охотно верили. Ведь всегда проще обвинить в своих внутренних бедах зловредного соседа, подбрасывающего гайки в твой суп или соли в твой пудинг. 
  Возмущенный Макдональд собирался дать гневный отпор зарвавшемуся рупору консерваторов, но на его беду, племянница погибшей экономки состояла в отношениях с русским эмигрантом Борисом Львовым. Два года назад он приехал в Лондон в поисках работы и ни в чем подозрительном полицией замечен не был. Зная язык и имея образование, он без труда устроился клерком в торговом порту, где был на хорошем счету. С Энн Уолден был знаком больше года, и в планах влюбленной пары значилась скорая свадьба. Благо англичанка была в интересном положении и согласилась ради мужа поменять вероисповедание. 
  Все было чинно и благопристойно, но жаждущим сенсации газетчикам было на все наплевать. Борис Львов сразу был объявлен агентом русской разведки ведущий противоправную деятельность на территории соединенного королевства.
  В тот же день как в «Дейли Телеграф» вышла эта статья, несчастный Львов был арестован на своей работе и сразу препровожден в тюрьму, а не в полицейский участок. На все требования встречи с представителями российского посольства, представители МИ-5 предлагали подумать о своей судьбе и дать признательные показания.
  Сразу после этого, агенты контрразведки провели обыск на квартире Львова, и ничего не найдя предрассудительного, взяли в оборот Уолден, находящейся на пятом месяце беременности. 
  Стремясь добиться от молодой женщины нужных показаний, агенты вели допрос весьма интенсивно и в своем усердии откровенно перестарались. Пугая Уолден всевозможными карами в случае отказа в сотрудничестве со следствием вплоть до пожизненной каторги, вместо признания в помощи русскому шпиону, агенты добились обратного результата. Прямо посреди допроса у женщины начались преждевременные роды и вместо тюрьмы, мисс Уолден отправилась в больницу.
  Приготовившиеся запечатлеть момент ареста агентами МИ-5 сообщницы русского шпиона, фотографы и газетчики увидели сначала машину «скорой помощи», а затем носилки с роженицей. Конфуз получился знатный и потому, репортеры с утроенной силой набросились на самого Львова, в мгновение ока, превратив его в главного резидента русской разведки. 
  Каждый визит в тюрьму помощника русского посла для встречи с арестованным и издевательский отказ ему в этом, обсасывался на страницах газет с особой тщательностью. Все, внешний вид помощника посла, что он сказал и что не сказал по входу и выходу из офиса МИ-5, и даже шляпа и трость, становилось пищей для неудержимой фантазии газетчиков, которые выдавали одно сенсационное предположение за другим.   
  В пылу этой шпионской вакханалии, акулы пера уже не сильно заботились о доказательствах своих предположений. Главное было поразить воображение читателей, смутить и потрясти их той «русской угрозой», что коварно нависла над их головами и всем соединенным королевством.            
  Сколько седых волос прибавилось в голове и усах Макдональда – это особая статья, известная только узкому кругу лиц. От постоянных переживаний и нервного напряжения премьер министр осунулся и похудел. Лицо посерело, глаза утратили былой блеск, а кончики усов безвольно повисли.   
  В публичном общении, как с прессой, так и с членами партии и кабинета министра, Макдональд стал осторожнее в действиях и скуп в высказываниях. Прежде разговорчивый и легкий на подъем, он тщательно подбирал слова и не торопился с принятием какого-либо решения. Подвергнувшись столь сильному испытанию судьбы, премьер делал все, чтобы избежать любой ошибки, которая могла ухудшить его нынешнее положение.
  В виду вновь открывшихся обстоятельств, Макдональд был вынужден отправить в отставку беднягу Джастина, на которого было жалко смотреть. Оглушительная травля, что обрушилась на него со страниц газет, буквально раздавила несчастного чиновника.
  Вслед за ним был отправлен в отставку министр по делам колоний, который не разглядел отрицательных черт своего подчиненного, вместе с чиновником, отвечавшим за режим секретности.
  И пусть оказавшиеся в портфеле Розы документы относились к разряду для внутреннего пользования и серьезной ценности не представляли, прессе это было не важно. Намертво вцепившись в нарушение режима секретности, газетчики требовали жертвы, и она была им принесена.      
  Некоторые советники отговаривали премьер министра от подобного шага, уверенно предрекая новые требования, как со стороны прессы, так и оппозиции. Однако зажатый стальными тисками обстоятельств, Макдональд был вынужден это сделать.
 - Лучше отдать часть, чем потерять все остальное – говорил он в ответ советникам, чьи мрачные предсказания оказались пророческими. Отхватив палец, тайные противники Макдональда стали устами послушных им газет требовать отставки всего правящего кабинета.
  Многие доброхоты принялись давить на премьера, подталкивая его к этому шагу.
 - Джеймс, пока ещё есть шанс достойно выйти из всей этой неприглядной истории. Неизвестно, что раскопают молодцы из контрразведки в деле этого русского. Дай бог, чтобы там ничего не было, но если окажется, что он действительно шпион, твое падение неизбежно – тихим доверительным голосом говорили они, сокрушенно покачивая головой.
  Именно такие разговоры, исходящие, от людей которых премьер министр давно знал и знал в основном с хорошей стороны, были для Макдональда особенно тяжелы и трудны. Сколько стоило ему сил их выслушать, но продолжать идти выбранным курсом трудно представить. Ибо тяжесть этой ноши мог испытать только человек, попавший в подобную ситуацию.
  Многим сторонним наблюдателям казалось, что судьба премьера решена и в самое ближайшее время он объявит об отставке и направит свое прошение королю. Однако день шел за днем, несмотря на все усилия, контрразведчики не нашли никаких доказательств о шпионской деятельности Львова и Макдональд не распустил свой кабинет. 
  По личному распоряжению премьер министра, русский посол в Лондоне господин Мартов получил разрешение на встречу с задержанным соотечественником. Выходя из дверей тюрьмы, он потряс прошением, поданным Львовом в адрес британского премьера. В нем, он просил Макдональда проявить милосердие и добрую волю и разрешить ему венчание со своей возлюбленной в тюремной церкви.
  Сообщение об этом произвело настоящий взрыв. Желающих попасть на это действие было не меньше, как если бы в церкви соединялись браком особы королевской крови или семейств банковских тузов. В виду не приспособленности тюремной церкви для большого количества людей, начальник разрешил провести свадебный обряд в одной из ближайших к тюрьме церквей, куда пускали строго по пропускам.
  Особое внимание в этом бракосочетании было уделено репортерами не столько Львову, сколько его невесте. Потеряв ребенка, она простояла всю службу с пылающими глазами, каменным лицом и не ответила ни слова на вопросы журналистов. Но как только Энн стала миссис Львовой, выйдя за порог церкви, она громогласно объявила, что намерена подать иск в суд на неправомерные действия агентов МИ-5 в отношении неё.
  Оплаченный на деньги российского посольства один из лучших лондонских адвокатов Бенджамин Мейсен рьяно взялся за дело пострадавшей матери. И чем громче были призывы в его адрес отказаться, тем прочнее была его хватка на горле злополучных агентов. Мейсен был полностью уверен в своем успехе, а скандальная слава только увеличивала его популярность и гонорар.   
  Пользуясь тем, что небо больше не посылало ему новых испытаний, Макдональд перешел от обороны к нападению. Через день после венчания Львова, не дожидаясь окончания расследования, премьер пригласил в себе в резиденцию Мартова и имел с ним важную беседу. По её окончанию, Макдональд собрал журналистов и заявил о необходимости нормализации отношений между Британской Империей и Россией. И в качестве первого шага на этом поприще, премьер министр видел заключение большого торгового соглашения между двумя странами.
  Сказать, что слова Макдональда произвели фурор, значит, ничего не сказать. Его слова вызвали настоящий шок, как для журналистов, так и для многих политиков.
  Отвечая на вопрос репортеров, верит ли он что Львов шпион, премьер заявил, что ответ на это может дать только МИ-5.
 - В их распоряжении осталось ровно 24 часа, по истечению которых, при отсутствии доказательств господин Львов должен быть освобожден. Так предписывают британские законы.
 - Но если потом выясниться, что Львов шпион, вы будите спать спокойно!? – гневно выкрикнул репортер «Дейли Телеграф», но премьер с достоинством улыбнулся ему в ответ.
 - Я, как и все вы надеюсь, ставлю превыше всего исполнение законов. Это краеугольная основа британского общества и империи, делающая равными простого рабочего и клерка с премьер министром и королем. Если окажется, что Львов шпион – его арестуют и предадут суду, если нет – то его адвокаты не останутся без работы, а кое-кто лишиться службы - многозначительно пообещал Макдональд.
  Пока акулы пера на разные лады обсуждали ответы премьер министра в отношении Львова, вершителей судеб из Сити взволновало намерение Макдональда подписать с Москвой большой торговый договор.
 - Вы представляете себе, во что нам обойдется нормализация отношений с русскими!? – гневно вопрошал Стоуна Гизи, яростно потрясая сухенькими кулачками. - Я уже не говорю о тех средствах, что мы потратили на дискредитацию Макдональда, и как оказалось напрасно! На чей счет прикажите их списать?! 
 - К сожалению, Макдональд оказался не совсем тем человеком, которым мы все привыкли его считать – раздраженно произнес Струн, не меньше других разозленный постигшей его неудачей. – Нужно признать, что в чем-то мы серьезно просчитались.
 - И это все, что вы можете сказать!!? Только, к сожалению, мы просчитались!? – от праведного гнева банкир сильно побагровел.
 - Успокойтесь, а не то вас хватит удар и тогда никакие деньги вам не помогут! – рыкнул на него Стоун. - Макдональд успешно отбил наши удары и только! Игра ещё далеко  не кончена, смею вас заверить. 
 - Если это так, то скажите, что вы намерены предпринять для исправления положения? – поинтересовался Клейторн. - Я видел черновик большого договора и не испытал особого восторга от этого чтения. От его подписания в большей степени выигрывают русские, которые получат широкий доступ ко всем технологиям.
 - Да, скажите нам, что вы собираетесь делать. Ведь это была ваша идея сбросить Макдональда руками прессы! – сварливо напомнил Гизи.
 - Перестаньте прыгать и брызгать слюной, у меня новый костюм! – с истинным достоинством лорда молвил Стоун. - Что касается большого договора, то я сам не в восторге от его содержимого. Паритетные отношения с русскими могут быть только в самом крайнем случае, когда у нас не будет иного выбора. Поэтому я сделаю все, чтобы премьер, никогда его не подписал.
 - Мы это уже слышали раньше! – с негодованием всплеснул руками Гизи, нервы которого сильно сдали от бесконечного ожидания и отрицательного результата.
 - Так услышьте это в последний раз!
 - Прошу вас, пояснить свои слова, - потребовал Клейторн, - слишком большие суммы поставлены на кон. 
 - По этой самой причине, я не могу сказать больше, чем уже сказал. Надеюсь, что вы меня понимаете господа.
 - Мы понимаем вас, но в нашем распоряжении слишком мало времени. Сегодня двадцатое число, а на тридцать первое назначено подписание, этого чертова договора!
 - Я не хуже вашего понимаю, всю сложность положения и каждый божий день смотрю в календарь, господа! Но хочу напомнить, что торопливость – могильщик хороших замыслов и идей, так говорил кто-то из великих людей. Для решения возникшей перед нами проблемы мне нужно семь дней.
 - А если утром восьмого проблема будет по-прежнему не решена!?
 - Тогда утром тридцатого числа на русского посла будет совершенно покушение или неизвестный бросит бомбу в здание посольства – отчеканил Стоун с такой холодной яростью, что никто не решился задавать дополнительные вопросы и требовать каких-либо гарантий. Все было до конца ясно и понятно.
  Каждый новый день после этого разговора тянулся для заговорщиков невообразимо долго. Казалось, что каждый час, каждая минута и даже секунда были созданы из резины и только и делали, что тянулись и тянулись.
  Каждый вечер, они ложились спать с надеждой, что утром их разбудят радостные вести, но ничего не происходило. Завтрак, полдник, чай, и обед проходили, а посыльные и телефоны так и не дарили им долгожданных известий.
  Апогей напряжения пришелся на последний день. Злой как тысячи черт Гизи выплеснул накопившееся за неделю негодование на личного парикмахера, пришедшего его побрить. Вежливое пожелание доброго дня вызвало у банкира сильнейший приступ гнева, который буквально вышвырнул бедного брадобрея со всеми его инструментами из просторного кабинета Гизи.
  Каждый час, отсчитанный стоявшими в углу массивными часами, неудержимо ухудшал настроение финансового магната, и неуклонно поднимал кровяное давление. Слуги и домочадцы боялись попасться Гизи на глаза, тем более потревожить его каким-либо вопросом.
  Был уже вечер, когда банкиру сообщили радостную весть – премьер министра внезапно случился приступ и его срочно госпитализировали.
  Несчастье случилось сразу после вечернего чая, когда Макдональд отправился в кабинет, чтобы ещё раз просмотреть текст будущего торгового соглашения с Москвой. Неожиданно для всех, ещё минуту назад крепкий и спокойный человек, Макдональд вдруг стал громко кричать и в бешенстве швырять во все стороны всё, что только попадало ему под руку.
  Сбежавшие на шум домочадцы в страхе жались по углам, не узнавая в охваченном гневе человеке, прежнего Макдональда. Только вмешательство дворецкого и повара, коих матушка природа не обделила силой, положило конец этому бесчинству. Силой они уложили хозяина на диван, а тем временем, жена, срывающимся от ужаса голосом вызвала по телефону врача.
  Когда доктор прибыл на квартиру Макдональда, приступ уже прошел и виновник происшествия обессиленный лежал в спальне на кровати, куда его перенесли по просьбе жены. Осмотрев больного, врач диагностировал приступ на фоне сильного переутомления и настоятельно требовал госпитализации больного с государственный стационар, что и было сделано.
  Не желая усложнять положение своего мужа, миссис Макдональда постаралась замять этот случай, виновницей которого была горничная Мэри Фергюсон. Она проработала в доме Макдональдов больше трех лет, и к её работе не было никаких нареканий. Мэрии верой и правдой служила своим хозяевам, но случилась так, что она влюбилась в Энтони Хопкинса.
  Именно этот молодой человек уговорил подмешать в чай хозяина дома щепотку «сыворотки правды», что заставляла людей совершать добрые дела.
  Дело в том, что у бедняги Мэри не было никакого приданного. Девушка исправно откладывала из своего жалования шиллинги и пенсы, но к её огромному сожалению деньги копились очень медленно, а время неумолимо шло вперед.
  Однажды, набравшись смелости, она обратилась к миссис Макдональд с просьбой прибавить ей жалования, но та сказала, что не может без мужа решить этот вопрос и попросила подождать. Тогда как черт из табакерки и появился мистер Хопкинс, который и открыл наивной девушке простой и действенный способ получить кусочек своего личного счастья.
  Не сразу, Мэри решилась на этот шаг, молодой человек был настойчив и злополучная шепотка дьявольского сбора, без остатка растворилась в чашке Макдональда.
  Когда хозяина увез санитарный автомобиль, девушка со всех ног бросилась к Энтони, чтобы рассказать о случившемся и потребовать от него подтверждения своей невиновности. Она так спешила, что плохо смотрела по сторонам и угодила под машину, которая спешно скрылась во мраке и тумане вечернего Лондона.



                Документы того времени.





                Из сообщения специального корреспондента газеты «Известия» от 21 июля 1927 года.

                Совершающий ознакомительную поездку по стране президент России посетил строящийся Харьковский тракторный завод и имел встречу с трудовым коллективом первой линии мероприятия. В ней приняли участие, также вновь назначенный генеральный директор завода гражданин Максимов Г.О. и губернатор Харькова гражданин Захарченко В. И. Состоялся теплый обмен мнений по поводу будущего возводимого комбината, его значимости для губернии и всей страны в целом. В своей речи президент особо подчеркнул важность скорейшего ввода завода на полную мощность для быстрого решения вопроса создания колхозов и совхозов.
 - Стальной конь должен прийти на смену крестьянской лошадке и чем быстрее это произойдет, тем крепче и прочнее станут на ноги наши колхозы. Тем скорее будет решена проблема дешевого хлеба, способного быстро и вдоволь накормить всю страну – сказал президент и с ним согласились все присутствующие.      
  После посещения Харькова, президент России отправился в Сочи на отдых, где пробудет до средины августа.


                Специальный корреспондент «Известий» Симонов С.П.





                Из раздела официальной хроники газеты «Известия» от 31 июля 1927 года.


                Сегодня депутаты Государственной Думы рассмотрели и конституционным большинством приняли внесенное президентом России предложение об изменении в Конституции Российской Республики в разделе IV пункте 7 относительно статуса вице-президента России, по упразднению этого поста в структуре управления государства.
  Согласно принятому изменению с 1 августа 1927 года данная должность подлежит упразднению, как излишняя высокооплачиваемая бюрократическая единица. В случае невозможности президентом России исполнять свои функциональные обязанности, его полномочия автоматически переходят к премьер-министру страны, который будет исполнять их на период подготовки выборов нового президента.


 


               

                Глава V. Пасьянс с червовыми валетами. 






                Легендарный крейсер «Варяг» торжественно доставил премьер-министра Молотова к берегам Италии в сопровождении двух эсминцев Средиземноморского флота в средине августа. Вначале предполагалось, что высокий гость отправится в плавание на борту более грозного и величественного корабля. Однако потом президент отказался от этой мысли, остановив свой выбор на «Варяге». Визит Молотова был больше важен для Москвы, чем для Рима и Сталин посчитал лучшим не дразнить Муссолини мощью и количеством калибров. Итальянцы такие вспыльчивые и легко обидчивые люди. 
  Весь Неаполь высыпал на территорию порта встречать делегацию из далекой России, чьи посланцы столь высокого уровня были редкими гостями солнечной Италии. Темпераментные южане громкими криками приветствовали появление «Варяга» на синей глади Неаполитанского залива. Сотни собравшихся на берегу людей стали оживленно обсуждать русский крейсер и сопровождавшие корабли, азартно тыча в их сторону руками и при этом бурно не соглашаться с мнением соседа.
  Поглощенные этим занятием они безжалостно теснили кордоны карабинеров, что пытались удержать в неприкосновенности пространство с оркестром, ротой почетного караула и автомобилем Пеьтро Томази. Желая выказать дань уважения к гостям и подчеркнуть преемственность связей с Россией, Муссолини поручил встречу Молотова бывшему послу Италии в Москве, а ныне сенатору Итальянской Республики.
  Уроженец Сицилии, итальянский дипломат прекрасно понимал настроение тех, кто энергично оттаптывал ноги карабинерам. Приезд заморского гостя в Неаполь редкое явление и каждый из тех, кто пришел в этот день в порт хотел вдоволь насладиться этим зрелищем. Теперь не один месяц будет что рассказывать, и обсуждать дома, в гостях и тавернах.
  Именно по этой причине, Томази настоял на том, чтобы русские корабли встречал Неаполь, а не Триест, Венеция или Чивитавеккья и дуче согласился. Сделав выбор в пользу Неаполя, Муссолини тем самым хотел показать, что бедный и проблемный юг страны, ему также важен и мил как и богаты север. 
  Кроме этого, Неаполь был исключительно мирным портом, у пирсов которого не стояли боевые корабли итальянского флота. По этой причине можно было пренебречь традицией и не сопровождать русские корабли к месту их визита. Муссолини ограничился тем, что вышедший из Таранто линкор «Андреа Дориа» в сопровождении крейсеров встретил русских на подходе к Катании и приветствовали их салютами. Естественно залп итальянских кораблей был более громок и весом, чем залпы русских орудий.   
  Когда прибывшая делегация стала спускаться по парадному трапу, крик толпы был так силен, что порой перекрывал звуки оркестра исполнявшего российский гимн.
  После упразднения монархии гимн «Боже Царя храни!» был совершенно неуместен, как впрочем, и «Коль славен наш Господь в Сионе» после отделения церкви от государства. Став президентом России Алексеев приказал заняться созданием нового гимна, а на переходный период в качестве гимна был определен Преображенский марш.
  Занятый то преобразованием страны, то своей болезнью, Алексеев так и не довел начатое дело до конца, оставив его своему неожиданному приемнику. Сталин взял это дело под свой личный контроль. Новый год Россия должна будет встретить с новым гимном, а пока был Преображенский марш. 
  Встречавший посланца Сталина представитель княжеской династии Лампедуза с интересом наблюдал за человеком, занявшим в свои тридцать семь лет кресло премьер-министра великой страны. 
  Пережив пять лет назад приход во власть фашистов-социалистов, Томази опасался, что и русский посланник будет в чем-то схож с ними. Также как и они будет криклив, заносчив, со скверными манерами и неряшливо одет. Последнее делалось специально, чтобы показать гордившимся своим аристократичным происхождением дипломатам, что время накрахмаленных воротничков и манжеток ушло и теперь «любой человек может управлять государством».
  Так говорил Муссолини и этой линии поведения придерживались его последователи, опираясь на которых дуче намеривался сломить хребет «старой системе государства и построить другую, отвечающую нуждам и чаяниям простых итальянцев».
  Зная о революционном прошлом русского премьер-министра, Томази подготовил несколько вариантов своих действий при встрече, но все они не понадобились. Молотов приятно его удивил ибо разительно отличался от того образа, что нафантазировал себе итальянец.
  Он нисколько не стремился возвести в достоинства свое пролетарское происхождение, равно как и не стеснялся его. Манеры премьера, конечно, не были изысканно утонченны как у родовитых европейских дипломатов, но были исключительно сдержанными и учтивыми. Опытный взгляд итальянца сразу определил в поведении гостя отсутствие какого-либо намека на желание понравиться, принимающей стороне. Своей манерой он чем-то напоминал лучших представителей заокеанской дипломатии. Дозированные улыбки и краткое рукопожатие, вежливые кивки головой и приподнимание шляпы при представлении и знакомстве. Никакого неуважения в виде похлопывания по плечу или жевания резинки, чисто деловой подход.   
  Специально пошитый перед поездкой темно-синий костюм сидел на нем как влитой, добавляя владельцу дополнительные плюсы, в глазах встречающих Молотова итальянских представителей.
  Не отойдя ни на йоту от выбранной манеры поведения, он выслушал приветствие Томази, пожал руки встречающим его чиновникам и вместе с сенатором прошел вдоль строя почетного караула.
  Когда русский премьер вступил на красную дорожку, гвалт криков из-за спин карабинеров вспыхнул с новой силой. Возможно, экспрессивные неаполитанцы выражали свои чувства к высокому гостю, но когда Молотов и Томази достигли конца дорожки и, следуя протокола, развернулись, в их сторону полетел град помидоров.   
  Был ли это гнев простых итальянцев по поводу очередного повышения цен в стране или хорошо проплаченной акцией противников российско-итальянских отношений неизвестно. Бросившиеся на толпу карабинеры никого не задержали, но по странному стечению обстоятельств, основная часть томатов угодила в белый наряд Томази. Чем привела сенатора в ярость и негодование. С большим трудом взяв себя в руки, он довел Молотова до автомобиля, сел в него и под громкий грохот мотоциклистов кортежа отбыл в Рим.
  Из-за произошедшего инцидента беседа гостя с хозяином сразу не сложилась. У Томази не было запасного костюма и всю дорогу от Неаполя до Рима глаза сенатора пылали огнем гнева. Что касается Молотова, то его костюм почти не пострадал от атаки метателей помидоров, и он сам не знал что делать, радоваться этому факту или огорчаться.
  Весть об обстреле Томази и его гостя томатами быстро разлетелась по телефону и телеграфу, и когда почетный эскорт достиг стен Рима, там их уже ждали.
  Благодаря техническому прогрессу сенатор получил запасной костюм, который избавил его от конфуза перед журналистами, встречавшими бурной толпой Томази и Молотова перед резиденцией Муссолини. Падкие на сенсацию репортеры принялись дружно фотографировать сенатора и его гостя, надеясь запечатлеть следы конфуза, но к их огромному разочарованию ничего не было.
  Это впрочем, не остановило газетчиков. Подобно хищным птицам они набросились на сенатора, забросав того вопросами о помидорах. Томази с невозмутимым лицом проигнорировал выкрики толпы, подведя дорогого гостя к дверям резиденции дуче. Здесь специально приглашенный фотограф должен был сделать торжественное фото, и пока он выстраивал Молотова и Томази, из толпы раздался выкрик на ломаном русском языке: - Как помидорчики!?
  Русский премьер не растерялся и быстро сориентировавшись, поднял большой палец руки вверх: - Обязательно куплю целую тонну! – после чего неторопливо прошел сквозь почтительно распахнутые перед ним караульными двери резиденции дуче.
  Перед прибытием высокого гостя, Муссолини решал непростую задачу, как, а точнее в чем его принимать. Сначала, вождь итальянских фашистов, намеривался принять Молотова в полном парадном мундире, но быстро отказался от этой идеи. Мундир был более уместен к параду или важного государственного торжества, но никак не для приема важного заморского гостя. К тому же, дуче ещё не в полной мере освоился с искусством его ношения, отчего он недостаточно, хорошо сидел на его ладной фигуре.
  Принимать русского премьер министра в одной рубашке, Муссолини также не стал. Этот вид одежды хорошо подходил для выступления перед народом, подчеркивая происхождение дуче, его единение с итальянскими массами, но никак не для важной встречи. Пусть Молотов сам выходец из простой трудовой семьи, но он является главой правящего кабинета и официальность никто не отменял.
  После мучительных размышлений и поисков, дуче остановил свой выбор на френче. По его мнению, он удачно сочетал в себе элементы, как военного, так и гражданского покроя и под него можно было надеть ботинки, а не лакированные сапоги. Старая рана ноги не позволяла сыну кузнеца долго щеголять генеральской обувью. 
  Встреча пылкого итальянского Льва и холодной серверной Рыбой наглядно показала правдивость астрологических характеристик. Чем горячее тряс властитель Италии руку гостю и приглашал того к обеденному столу, тем суше и настороженнее становился Молотов.
  Трапеза и обмен дежурными фразами и словами, окончательно расставили все точки в их первичных ощущениях друг у другу. Вячеслав Михайлович окрестил про себя Муссолини «артистом», поскольку тот в его понимании сочетал в себе черты Труффальдино и Скарамучча. Дуче в свою очередь прозвал гостя бухгалтером, что постоянно оценивал, вымерял и считал все им увиденное.
  В разговоре с такими людьми считал Муссолини нужно непременно наступать, что он и сделал. Едва гость сменил обеденный стол на стол переговоров в одной из комнат резиденции, как дуче выразил недовольство по поводу размещения русской базы на греческом острове Корфу.
 - Появление русских кораблей в этой части Средиземного моря, Итальянское королевство не может расценивать ничем иным как недружественным шагом со стороны России. Скажите, господин Молотов, зачем вашему правительству военно-морская база в трехстах километрах от Италии? Австро-Венгрии уже нет, а с Югославией вы в хороших отношениях? Или это большой политический секрет против интересов Италии? – гневно насупив брови, вопрошал дуче.
 - Никакого секрета в этом нет, господин Муссолини, - сдержанно улыбнулся гость. - Вопрос о базе на Корфу появился сразу после возвращения кораблей британского флота в Ла-Валетту. Мы не хотим усиления в Средиземноморье позиций недружественной нам великой державы только и всего.
  Переваривание слов гостя отняло у хозяина некоторое время, что обернулось утратой инициативы. И когда дуче намеривался открыть рот, Молотов уже заговорил.
 - Появление базы на Корфу вынужденный шаг. Надеюсь, итальянская сторона прекрасно это понимает, как хорошо понимаем мы причины, побудившие её создать базу на острове Лерос и Патмос. Британским базам на Кипре нужен крепкий противовес.
 - Остров Лерос и Патмос входили в состав Римской империи и Италия в историческом праве претендовать на них! И это право мы никому и никогда не уступим! – дуче решительно потряс пальцем в воздухе, но этот пафосный жест, ни в коей мере не смутил русского гостя.
 - Равно как и Россия может претендовать на Корфу, что вместе с другими Ионическими островами в не столь отдаленное время входил в состав земель Российской империи, - любезно просветил дуче Молотов в европейской истории. - И прошу заметить, на Корфу у нас располагается всего лишь пункт временной базирования, где корабли российского Средиземноморского флота могут находиться не более 30 дней для пополнения запасов воды и продовольствия. В отличие от кораблей итальянского флота находящихся на стоянках Лероса и Патмоса, без какого-либо ограничения во времени.
 - Мы говорим о разных вещах, господин Молотов – на лице дуче возникла бурная гамма чувств несогласия со словами собеседника, но тот и бровью не повел. Аккуратно расположил перед собой руки, он продолжил разговор в тоне доверительной беседы.
 - Ничуть, - мгновенно отреагировал русский премьер. – Мы говорим об одних и тех же вещах, но смотрим на них каждый по-своему, что впрочем, нисколько не должно мешать России и Италии достичь консенсуса по так беспокоящему вас вопросу. Мне кажется, нашим странам будет разумнее признать сложившееся положение по островам, в противовес интересам нашего общего соперника Британской империи. Вместе с этим, в знак уважения к вашим интересам, мы готовы признать часть южного побережья Средиземного моря зоной исключительных интересов итальянского королевства и не пытаться разместить там свои военные базы или стоянки для кораблей.   
 - И каков размер этой зоны?! – сварливо уточнил дуче. - От Триполи до Бенгази?
 - От Туниса до Александрии – с осуждающей улыбкой парировал его выпад Молотов.
 - Какая удивительная щедрость. Тогда позвольте вас спросить, почему она не простирается от Туниса и до Гибралтара?
 - Потому, что эта часть южного Средиземноморья находится в сфере влияния французского флота, и мы не привыкли давать ничего не значащих обещаний ради того, чтобы их только дать.
  За столом возникла напряженная пауза и чтобы дать дуче оценить сделанное предложение, гость стал неторопливо пить кофе, услужливо поданное ему официантом в самом начале беседы.
 - А как далеко будет простираться зона влияния русского флота? Эгейское море и вся восточная часть Средиземного моря? – голос дуче звучал заметно мягче и уже не столь агрессивнее, выдавая появившийся у хозяина интерес.
 - Мы определяем её нашими территориальными водами в Средиземном море. От устья реки Гексу и до порта Александриты, с последующим продолжением к югу до Яффы и на запад до берегов Кипра с включением в неё естественно всего острова.
 - А что вы скажите относительно берегов и островов Эгейского моря?
 - Акватория Эгейского моря интересна нам исключительно в вопросе обороны проливов Босфора и Дарданелл, а также свободного плавания наших торговых и пассажирских судов. По этой причине мы не собираемся создавать базы на побережье моря или на его островах - учтиво пояснил Молотов и, заметив, как возмущенно блеснули глаза собеседника, поспешил добавить. - Что касается Смирны, то там наши войска находятся по решению Лиги наций и их пребывание носит сугубо временных характер. Как только между Турцией и Грецией будет подписан договор относительно статуса Смирны, наши войска незамедлительно покинут город. 
  Ответ русского премьера одновременно обрадовал и огорчил Муссолини. Обрадовал тем, что в споре за остров Патмос и Лерос Италия могла получить такого сильного союзника как Россия, пусть даже со своеобразной позицией. Что касается огорчения или точнее сказать зависти, то оно было связано со сравнением того, чего добилась по итогам войны Россия и Итальянское королевство. Полученный итальянцами полуостров Истрия и порт Фиуме были ничтожным трофеем по сравнению с черноморскими проливами, Арменией, Восточной Анатолией и двумя морскими портами доставшиеся России.            
 - Скромные, однако, у вас запросы – буркнул Муссолини недовольный проведенным сравнением.
 - Запросы не скромные, а исключительно реалистичные, - в голосе Молотова послышался едва заметные нотки металла. - Нам не нужны земли ради земель и влияния. Всего чего мы хотим – это иметь надежную защиту для наших средиземноморских границ и территорий, а также безопасность судоходства в Александретте, Мерсии и Яффе. 
  Говоря эти слова, русский премьер министр нисколько не лукавил. Получив в свое владение Проливы и порты на побережье Средиземного моря, Россия видела свою основную задачу в освоении и удержании приобретенных территорий. Так сказать «переварить» их вместе с народами и народностями на них живущих. Сделать из них добропорядочных подданных российского государства. И как бы успешно этот процесс не продвигался бы, до завершения его первоначальной фазы было ещё очень и очень далеко.
  По этой причине, ни о каких новых приобретений в Средиземноморье речь не шла в принципе и Москва попыталась использовать свое пассивное положение в этом важном районе. Видя амбициозные стремления Муссолини превратить Средиземное море в «итальянское озеро», Сталин решил умело подыграть ему. Щедрым жестом, подарив дуче пальму первенства на морских просторах Средиземноморья, он намеривался приобрести в его лице союзника против англичан и французов.
  Лишний союзник, пусть даже такой как Муссолини, никогда не помешает в противостоянии с британскими львами и французскими тиграми, считал российский президент, и Вячеслав Михайлович с ним был в основном согласен.
 - Только не союзник, а попутчик. Так будет вернее и честнее.
 - Если брать за основу утверждение Александра III, что у России есть только два союзника, её армия и флот, то в целом твое замечание верное. Муссолини, как и вся итальянская армия, союзники те ещё, но для противостояния Лондону и Парижу сгодятся – согласился с премьером Сталин.
 Попивая уже порядком остывший кофе, Молотов, старался не смотреть в лицо собеседнику, в голове которого шел яростный мыслительный процесс. Муссолини отлично понимал, что русские имеют свою выгоду от этого предложения. Что они откровенно покупают его, но те перспективы, что оно давало буквально завораживало дуче.
  Да и как было не восхититься. Греция и Турция с их нынешними флотами были не в счет. Испания и Югославия также не могли тягаться с количеством и мощью линкоров и крейсеров Италии. Русские сократили число своих линкоров до двух единиц, сделав главный упор на крейсера, эсминцы, подводные лодки, и со слов Молотова, готовы были стать союзниками Рима.
  При таком раскладе сил Италия могла полностью сосредоточиться на противостоянии французам, милостиво позволив русским разбираться с британцами. Отношения между ними никогда не были хорошими, а после последних событий в Лондоне можно было смело предсказывать новое ухудшение.
 - И как вы хотите закрепить сделанные вами предложения, господин Молотов? Думаю, меморандума для этого будет вполне достаточно.
 - Если разговор идет о двух-трех годах, то меморандума действительно будет достаточно, господин премьер-министр. Если перспектива на более долгий срок, то необходимо заключать полноценный договор или пакт. Не скрою, что мое правительство стоит за более широкий подход в этом вопросе, но окончательное слово за вами - откинувшись на спинку кресла Молотов, сдержанно улыбнулся, как бы давая собеседнику возможность самому принять окончательное решение в столь важном вопросе.
  Что бы иметь свободу политического маневра, Муссолини с радостью согласился бы на подписание меморандума, но внутренняя и внешняя обстановка в стране принуждали к подписанию договора. За два-три года, ничего путного в итальянском флоте дуче не сделал бы.
 - Я хотел бы полнее и детальное ознакомиться со сделанным вами предложением, господин Молотов – произнес дуче после непродолжительного размышления ничего не обещающим голосом, но русский сразу понял, что проведенный им средиземноморский гамбит завершился успешно.
 - Само собой разумеется – Вячеслав Михайлович сделал изящный жест, буквально из ничего достав папку с документом и с почтением передав его собеседнику.
 - Мне необходимо посоветоваться с товарищами по партии и правительству – важно пояснил Муссолини, принимая документ. Думаю, что через два дня, я смогу дать вам окончательный ответ
 - Да, конечно – откликнулся Молотов и, обменявшись рукопожатиями, покинул резиденцию первого человека в Италии.
  Муссолини недолго изучал предложенный русским посланником документ. Его очень устроило, что сказанное Молотовым вслух не расходилось с тем, что было изложено на бумаге. Также дуче устраивал тот пункт договора, согласно которому обе стороны обязаны были оказывать помощь друг другу в споре или конфликте с третьей стороной. Кроме того, Россия была готова оказать содействие итальянской стороне по осушению её болот технологиями, специалистами и деньгами. Это был главный вопрос внутренней политики Муссолини и тот никак не мог пройти мимо такой преференции.
  Через два дня договор был торжественно подписан, правда, на его церемонии не было господина Томази. Раздосадованный его советами не подписывать договор с Россией, дуче вывел князя Лампедуза из состава правительства и отправил его послом Италии в Лондон.
 - Пусть там советует англичанам, которых он так любит – пояснил свое решение Муссолини на заседании правительственного кабинета.
  Отставка помощника премьер министра Италии столь долгие годы верой и правдой служившего своей стране была горькой, обидной и во многом несправедлива. Равно как и назначение на пост посла в страну, которую как дипломат он откровенно плохо знал. По этому поводу можно было долго клясть Муссолини, что Томази, собственно говоря, и делал. Но если положить на одну чашу весом его отставку и судьбу премьер министра Болгарии Александра Цанкова – князя Лампедуза можно было считать счастливчиком. 
  Опасаясь появления нового Радко Дмитриева, царь Борис настоял на устранении президентского поста в Болгарии и установления парламентской формой правления.
  После долгих подковерных игр, благодаря мощному финансовому вливанию со стороны Великобритании, Александру Цанкову удалось в своих руках верховную власть в стране.
  В день его приведения к присяге, в столице были предприняты беспрецедентные меры безопасности. Более тысяче полицейских находилось возле здания парламента и на прилегающих к нему улицах. Появившийся на балконе с речью премьер-министр был окружен тройным кордоном жандармов, что арестовывали каждого, кто посмел выкрикнуть в его адрес оскорбление или угрозу.
  Очень боялся господин Цанков гнева народа и той части болгарской интеллигенции, что не смогла простить ему разрыва дружбы с Россией. Агенты тайной полиции исправно доносили своему начальнику о том, что говорилось в городских квартирах на кухне или деревенских трактирах. Много людей было недовольно действиями новоиспеченного премьера, однако  беда подползла к нему с другой стороны. Оттуда, откуда он перестал её ждать.
  После скоропостижной кончины Радко Дмитрова царь и Цанков постарались очистить армию от сторонников президента. За короткий срок из высшего и среднего звена армии были отправлены в отставку или разосланы по дальним гарнизонам все те, кто по тем или иным причинам мог представлять угрозу власти.
  В столице не осталось ни одного высокопоставленного сторонника Радко Дмитриева, но это не спасло Цанкова от мести. Ибо очень многие офицеры считали его причастным к смерти первого болгарского президента.
  Как не старались агенты, они не смогли выявить заговор, составленный майором в отставке Стояновым и двумя младшими офицерами Петковым и Христовым. Отставнику не пришлось долго уговаривать жаждущих мести поручиков, и участь премьер министра была предопределена.         
  По стечению обстоятельств, кроме поста премьер министра Цанков занимал ещё и должность министра торговли и два раза в неделю по утрам, приезжал в здание, где оно располагалось.
  Рядом под открытым небом находилось небольшое кафе, куда с большим удовольствием бегали сотрудники министерства. Выпечка в кафе всегда была свежей, кофе неплохим, а цены умеренными по сравнению с теми, что были в соседних кофейнях в трех кварталах от них.
  Зная время приезда высокого начальства, чиновники строго сидели на своих местах и потому, заговорщикам нашлось свободные места во всегда переполненном кафе. Придя за полчаса до приезда министра, Петков и Христов с удобством расположились у самого края тротуара и принялись вести неторопливую беседу.
  У дважды проходившего мимо них полицейского их появление не вызвало никакого подозрения. Наметанный взгляд служителя закона быстро определил, что перед ним действительно офицеры, а не ряженые террористы и успокоился.
  Цанков приехал в министерство с небольшим опозданием, что было вполне обыденным явлением для премьера. В этот день Цанков торопился поскорее покончить с делами в министерстве и заняться более серьезными делами. Премьер собирался заслушать доклад министра внутренних дел по поводу предстоящего судебного процесса по делу местных коммунистов. Они больше всех были недовольны политикой проводимой премьер-министром и были первыми в его списке нежелательных элементов, которых следовало жестко наказать в назидание остальным.
  По заведенной традиции первой к подъезду министерства подъехал автомобиль с охраной, а за ним и лимузин самого премьера Цанкова. Второй машины с охраной в этот день не было из-за поломки двигателя на выезде из гаража.
  Благодаря выбранной офицерами позиции, премьер министр оказался перед ними как на ладони, тогда как охрана оказалась за его спиной. Привыкшие к тому, что все идет буднично и монотонно, телохранители Цанкова оказались не готовы к покушению на него.
  Стоя величественно на тротуаре, они больше годились для защиты от зевак и навязчивых домохозяек, чем от террористов. Никто из них не успел выхватить оружие, когда по вышедшему из автомобиля премьер министру со стороны кафе, неожиданно загрохотали выстрелы.   
  Промахнуться по человеку с расстояния в пятнадцать шагов было довольно трудно, тем более, когда он потерял голову от заглянувшей в его глаза смерти. Вместо того чтобы броситься обратно в автомобиль и искать защиту за его толстыми стенами, премьер министр побежал к распахнутым дверям министерства.
  Будь нападавшим человек, взявший в руки оружие так сказать по случаю, возможно, Цанков смог бы добежать до стен министерства и укрыться за ними от пуль нападавших. Однако по нему стреляли офицеры, занимавшие призовые места по стрельбе и исход последнего забега премьер министра был заранее печален.
  Не успев добежать до спасительного крыльца всего трех шагов, Цанков был сражен двумя пулями, попавшему ему в шею и голову почти одновременно. Его тело ещё автоматически двигалось вперед, но сам премьер был уже мертв. Сделав последний шаг, он рухнул у порога, оказавшись верхней частью туловища в здании, а ногами на улице. 
  Ноги его ещё трепетали в конвульсии, когда телохранители достали свое оружие и открыли огонь по напавшим на премьера людям. Стреляли они часто и регулярно и первыми же выстрелами смогли ранить в живот Христова и по касательной задеть плечо Петкова. Огонь моментально прекратился, но это был их последний успех в жизни.
  Страховавший поручиков с другого конца улицы майор Стоянов метнул в них гранату, и могучий взрыв разметал агентов в разные стороны.
  Воспользовавшись возникшей паникой и плачевным состоянием охраны, майор помог Петкову поднять раненого товарища и, погрузившись в автомобиль, трио злоумышленников отбыло в неизвестном направлении.   



                Документы того времени.      





                Телеграмма «Молния» от 1 августа 1927 года из российского посольства в Софии в министерство иностранных дел России.

                В результате нападения неизвестных лиц сегодня в 10.15 по местному времени в столице Болгарии был убит премьер-министр страны Александр Цанков. По свидетельству очевидцев, нападавших было несколько человек, и все они были одеты в военную форму. Также сообщается, что минимум один из них в ходе перестрелки получил серьезное ранение, что подтверждают следы крови на тротуаре и салоне машины премьер министра, на которой террористы покинули место своего преступления.
  Личным распоряжением царя Бориса по всей стране введено особое положение. Объявлен розыск нападавших и их приблизительные приметы. Также введен строжайший контроль на границах и морских портах. Объявлена награда за помощь в поимке террористов, в размере 20000 левов. Следствие возглавил министр внутренних дел Богумил Жарнов, временное исполнение обязанностей премьер министра страны возложено на главу партии «Демократический союз» Андрея Ляпчева.


                Чрезвычайный и Полномочный Посол России в Болгарии Петр Ручников.







                Из сообщений спортивного корреспондента Всеволода Вишневского газеты «Известия» от 1 августа 1927 года.
               
                Олимпийский комитет России приступил к формированию составов спортивных делегаций на II Олимпийские игры 1928 года в Санкт-Морице и Амстердаме. Согласно предварительным данным на Зимней Олимпиаде российские спортсмены примут участие в конькобежных состязаниях, лыжных гонках, фигурном катании и хоккею. В последних двух видах наши спортсмены примут участие впервые. Также наши представители поборются за медали в соревновании военных патрулей. В летних вида спорта ожидается участие наших атлетов в таких видах спорта как бокс, борьба, легкая и тяжелая атлетика, плавание, прыжки в воду, пятиборье, спортивная гимнастика, фехтование и футбол. Всего в спортивных состязаниях от нашей страны планируют принять участие 102 спортсмена.   
   
      
               
               
   
                Глава VI. Европейские будни 20-х годов.
               





                Внешний вид виллы Гретхеншталь, куда Герман Геринг был приглашен Куртом Шредером для конфиденциальной встрече по вопросу финансирования НСДАП, сразил отставного капитана авиации наповал. Сочные изумрудного цвета травянистые газоны. Ровные как парадные шеренги прусских батальонов стриженые ряды кустов, что раскинулись от самых ворот виллы и до порога трехэтажного особняка прочно пленили его взгляд. Величественные тенистые аллеи лип и дубов расположились по краям парка, любезно отдав его центр большим цветочным клумбам. Их ни с чем несравнимый аромат, несмотря на приближающуюся осень, неудержимо кружил голову с первого вдоха, и казалось им невозможно надышаться.
  Дополняли общую картину тщательно выровненные и покрытые мелкой розовой щебенкой парковые дорожки. Через каждые пятнадцать метров, на них находились ажурные скамейки, закрытые от дождя и солнца специальным верхом. У них были изящно выгнутые спинки и подлокотники с головой льва. За каждой из скамеек имелось специальное место для статуй, сделанных из мрамора, бронзы и прочего благородного скульптурного материала.
  Одни из них изображали воинов и рыцарей из истории Германии, другие античных философов и драматургов. Третьи олицетворяли персонажи из греческих мифов и скандинавских саг, пропагандирующие силу и красоту обнаженного тела.
  Все они были расставленные по парку в определенном порядке и последовательности. Благодаря этому, зритель мог по своему желанию погрузиться в ту или иную духовную ипостась бытия, выбрав соответствующую дорожку парка.
  Вид прекрасной амазонки скачущей на коне встретивший Геринга на подходе к особняку так прочно приковал к себе его взгляд, что капитан никак не мог от неё оторваться. Красивые ноги, крепко сжали бока скачущего во весь опор коня. Рука с копьем, откинулась назад для броска по врагу, от чего обнаженные груди девы дерзко взметнулись вверх. Волосы, непослушной копной разметавшиеся по плечам и охваченное азартом боя лицо амазонки, все это создавало ту завораживающую грацию, которой хотелось неудержимо любоваться, любоваться и любоваться.
  Осторожно двигаясь в сопровождении привратника по приятно хрустящей дорожке, с каждым сделанным по ней шагом, с каждой минутой проведенной в этом удивительном паноптикуме, Герман Геринг ощущал свою слабость и бессилие, перед той силой и мощью, что владели хозяева этой виллы. И от осознания этой горестной реальности, его уверенность в том, что он сможет произвести хорошее впечатление на пригласивших его сюда людей, неудержимо сокращалась.
  Что им его новенькая капитанская форма, сшитая специально на заказ у берлинского портного Зильберштейна, хорошо сидевшая на его пока ещё стройной фигуре? Что им его Железные Кресты и прусский орден «За Заслуги», заветная мечта любого военного кайзеровской Германии, не говоря о прочих медалях и знаках украшавших его грудь?
  Хозяева этого райского уголка имели привычку носить одежду от лучших портных Лондона и Парижа, чья стоимость многократно превосходила стоимость парадного мундира Геринга. А ордена и медали, добытые капитаном в воздушных боях потом и кровью, здесь не имели ровным счетом никакого значения и веса. Разве только какой-нибудь богатый эстет захочет скопом купить их для своей домашней коллекции и только. За высокими дверями этого поместья царили деньги, деньги и ещё раз деньги и ничему другому там не было места.
  Кроме всего этого, Геринга угнетал тот факт, что первоначально, хозяева этого поместья собирались пригласить к себе генерала Людендорфа. Чей статус и воинская слава не шли ни в какое сравнение с боевой славой и нынешним положением Германа Геринга. Недавно вернувшегося в Германию благодаря объявленной республикой амнистии участникам «Пивного путча», с большими долгами и умирающей от ревматизма женой на руках.
  В подобном раскладе генерал Людендорф был, несомненно, выигрышной фигурой для разговора с финансовыми воротилами, но в самый последний момент его жена спутала нацистским бонзам все карты. Генеральша в самой категоричной форме заявила, что астрологические гороскопы советуют мужу в ближайшие две недели воздержаться от какой-либо политической активности и герой Восточного и Западного фронта покорно капитулировал перед ней. 
  Как не пытался Гитлер переубедить фрау Людендорф, против силы и магии звезд и чисел он был бессилен. Нужно было срочно искать если не равноценную, то хотя бы подобающую замену и выбор фюрера пал на Геринга. Чей вид больше подходил для респектабельной беседы, чем вид самого Гитлера, Гесса или Геббельса.
  Год назад Гитлер, и Гесс уже встречались с представителями промышленной элиты, и результаты этих встреч были далеко не радостными. Промышленники довольно настороженно отнеслись к предложению о сотрудничестве с ними, и несмотря на попытки нацистских лидеров представить себя в самом радужном свете, ограничились однократным пожертвованием партии. Оказалось, что ораторство на площади перед уличными зеваками одно дело и деловой разговор с целью получить деньги совершенно другое.         
 - Ты оставил своих товарищей по партии в самый трудный для них час Герман, и только полученное тобой в схватке с врагами ранение несколько оправдывает твое поспешное бегство из страны. Чтобы окончательно очиститься и смыть с себя все подобные упреки и обвинения, ты должен отправиться в Гретхеншталь. На встречу с жирными тузами и уговорить их дать денег на нужды партии. В следующем году будут выборы в рейхстаг, и мы должны достойно заявить на них о себе. Иди, Герман и принеси так важную нам всем свободу рук – напутствовал Геринга фюрер, дружески похлопывая его по плечу. 
  Свобода рук или финансовая самостоятельность действительно была необходима нацистам в тот момент как воздух. Ведь добровольных пожертвований, что поступали в партийную кассу от очарованных пламенными речами Гитлера и его сподвижников бюргеров и лавочников, едва хватало на нужды штурмовых отрядов Рэма. Благо они заключалось в покупке штурмовикам пива и сосисок, в выплате штрафов за привод в полицию за драки с коммунистами. А вот оплачивать врачебных счетов для пострадавших в них штурмовиков партия пока не могла. Стоит ли говорить, что в подобном положении о проведении полноценной предвыборной кампании не приходилось и мечтать.
  Полученные год назад от промышленников деньги позволили национал-социалистам увеличить количество штурмовиков, пошить им парадную форму, а также заметно поднять тираж партийной газеты «Фёлькишер беобахтер». Рэм, Геббельс и Гесс буквально лучились от счастья, докладывая фюреру об этих успехах, однако счастье, как всегда было  недолговечным. Деньги неожиданно кончились, и состояние партийной кассы быстро вернулось к прежним показателям.
  Для исправления положения срочно требовались новые финансовые вливания, примерно в том же объеме и желательно на постоянной основе. Такие были поставлены перед Герингом задачи минимум и максимум, простые по содержанию и трудные по исполнению.
  Подойдя к особняку, Геринг полагал, что разговор с господином Шредером и его соратниками состоится в одной из его комнат, однако капитан ошибся. Хозяин не удостоил его чести домашнего приема, решив провести беседу в летней беседке, чуть в стороне от главного здания особняка.
  Возможно, на это решение повлияла прекрасная августовская погода, во время которой нахождение в четырех стенах было настоящим преступлением против человеческого естества. Однако Геринг воспринял это – как желание Шредера ещё раз подчеркнуть ту грань, что разделяла гостя и хозяина, сидевшего в кресле, в компании высокого хорошо одетого человека, чей презрительный вид лица, не сулил Герингу ничего хорошего.
- Я вижу, что вам понравилась моя амазонка, господин капитан. Вы так выразительно на неё смотрели, когда шли к нам – с усмешкой произнес хозяин, покидая свое кресло и пожимая руку гостю. В отличие от Шредера, высокий господин ограничился приветственным кивком головы и не покинул кресла.
 - Вы совершенно правы, гер Шредер. Скульптура просто великолепна и достойна того, чтобы её выставили на Музейном острове в Берлине.
 - О нет, такой высокой чести мне не надо. Мне куда приятней видеть это творение господина Штука у себя на вилле, чем отдать её на растерзание любопытствующей толпы. Которая будет возмущено тыкать в неё своими потными пальцами и осуждать её всевозможными грязными инсинуациями и предположениями – решительно отверг предложение Геринга хозяин.
 - Так эта скульптура самого Франца Штука!? Я так и чувствовал, что оно творение рук германского скульптора, а не какого-то там грека и итальянца. Как жаль, что он недавно покинул нас. Какая невосполнимая потеря для его почитателей и германского наследия – Геринг сокрушался так искренне, что можно было подумать, будто он действительно был любителем творчества Штука, а не прочел о нем в газетном некрологе.
 - Раз вы такой высокий ценитель всего прекрасного, то, что вы тогда скажите об этой красавице, господин Геринг - поинтересовался у капитана высокий гость господина Шредера. - Чьих рук это творение? Итальянца, грека или может быть француза? Если хотите, можете подойти поближе.       
  Геринг послушно повернулся в указанную гостем сторону и увидел белую статую, гордо возвышавшуюся на черном постаменте, над аккуратной стеной зеленого кустарника. Она представляла собой обнаженную девушку, грациозно опирающуюся на весло. Уперев свою левую руку в бедро, она с вызовом смотрела куда-то вдаль, милостиво разрешая отставному авиатору насладиться красотой своего тела.
 - Благодарю, у меня прекрасное зрение. Мне и отсюда, все прекрасно видно – с достоинством ответил Геринг незнакомцу.
 - Так, кто является творцом этой прекрасной нимфы? Говорите смелей, мне интересно ваше мнение.
 - Мне неизвестен скульптор, создавший это великолепное творение, - честно признался Геринг, - но, вне всякого сомнения – эта девушка славянинка. Её лицо говорит за это.
  Вынося свой вердикт, Геринг отнюдь не просто так наугад тыкал пальцем в небо. Большую часть времени проведенного в изгнании в Швеции, Герман отдавал уходу за больной женой, которую искренне любил. С давних пор Карен была страстной поклонницей скульптуры. Прикованная болезнью к креслу и кушетке, она читала книги, журналы и газетные статьи, посвященные этому виду искусства. Показывала их мужу, желая развить его культурный кругозор.   
 - Браво, господин Геринг! Браво! Вы совершенно правы. Её действительно создал русский скульптор, по моему специальному заказу, – с важным видом подчеркнул Шредер, после чего обратился к своему гостю. - Вот видите, дорогой Шницлер, настоящий прусский офицер не только хорошо разбирается в военном деле, но и прекрасно подготовлен в культурном плане. Прошу вас, господин капитан присаживайтесь к столу и разделите с нами второй завтрак. Вы ведь с поезда и наверняка голодны.
  Герман не заставил упрашивать себя дважды и с удовольствием принял приглашение хозяина. Удачный экспромт со скульптурой, умение вести себя за столом, удачный выбор из предложенной винной карты помогло Герингу растопить первичный холодок между ним и его собеседниками. Развивая достигнутый успех Герман, поднял бокал с мозельским вином и провозгласил тост за процветание Германии, её народа и торговых домов.
 - Если в вашей партии есть хотя бы сотня таких людей как вы, господин капитан, я готов продолжить пожертвование на нужды НСДАП. Хотя некоторые лозунги, публично провозглашенные господином Гитлером для меня совершенно неприемлемы – честно признался банкир Герингу.
 - Вы наверняка имеет в виду пункт национализации промышленности и банков?
 - Совершенно верно, – подтвердил Шредер. – Согласитесь, что это откровенный нонсенс. Просить у банкира денег на нужды партии и при этом громогласно заявлять, что в случае прихода партии к власти, его банки будут немедленно национализированы.
 - Не стоит беспокоиться, гер Шредер, - поспешил успокоить собеседника Геринг. - Национализация промышленности и банков – это всего лишь пункт предвыборной программы, призванный оторвать у коммунистов голоса рабочих. Смею вас заверить, что в случае победы нашей партии на выборах он никогда не будет выполнен.
 - Никогда не говори никогда и не ручайся за завтра, ибо день не предсказуем – говорили древние и я с ними полностью согласен. Сегодня вы говорите одно, а после победы с легкостью откажитесь от своих обещаний. К сожалению это неизбежная составляющая любого политика и потому нам нужны твердые гарантии безопасности наших вложений.
 - Если вы не верите в слово, тогда мы готовы дать вам письменные обязательства в обмен на финансовую поддержку нашего движения. Господин Гитлер предвидел это и уполномочил меня передать вам, что он предоставит их в любой удобный для вас момент – торжественно заявил Геринг, но и этот вариант не устроил Шредера.
 - И куда прикажите нам обращаться с этими обязательствами в случае, если ваш фюрер передумает их выполнять? В Лигу наций? Нет, единственный приемлемый для нас вариант - это предоставление поста министра финансов в вашем теневом кабинете господину Ялмару Шахту. Под слово этого человека, мы готовы продолжить сотрудничество с вами на долгосрочной основе.
 - Я слышал много хорошего о господине Шахте и уверен, что это лучшая кандидатура на пост министра финансов. Я незамедлительно передам фюреру ваше условие, господин Шредер и уверен, что он обязательно его примет.
 - Представьте, что я тоже в этом уверен, ибо господин Шикльгрубер не очень сильно преуспел в перетаскивании рабочих масс на свою сторону, - ехидно заметил Шницлер. - Я недавно был в Берлине и сам видел как молодчики из «Рот фронта», лихо били ваших штурмовиков, под одобрительные выкрики уличной толпы.
 - Берлин большой город и по одной уличной драке нельзя говорить о популярности или непопулярности идей нашей партии среди столичных рабочих. Равно как нельзя говорить об итогах всей кампании по результатам одного сражения.
 - Господин Геринг, оставьте при себе ваши сравнения. Мы не на митинги и я не нуждаюсь в том, чтобы меня агитации. Чтобы вы тут не сказали, это не сможет изменить мое мнение относительно способностей ваших штурмовиков. Большинство из них откровенные люмпены и маргиналы, ищущие в ваше движение исключительно ради личной выгоды. Тогда как люди Тельмана вооружены хорошей классовой идеей, которая весьма популярна среди народных масс и идеалы которой они готовы отстаивать не только кулаками, но и пулей – Шницлер снисходительно развел руками и этот жест разозлили Геринга. Позабыв о цели своего визита, отбросив в сторону скромность, бывший ас смело ринулся в бой. 
 - Извините, господин Шницлер, я солдат и потому буду говорить открыто, без всяких выкрутас и обиняков. Я ничего не понимаю в той философской болтовне, что выдумали Маркс, Энгельс и которой так любят щеголять наши демагоги в стенах рейхстага. Мне абсолютно все равно, есть классовая идея или её нет вообще. Главное для меня это возрождение былого величия Германии. Возвращения ей статуса великой империи, взамен нашего нынешнего положения жалкой содержанки у соседей победителей. Ради этого я вступил в национал-социалистическую партию, и я верю, что только мы способны возродить Германию во всей её прежней мощи.
  Геринг говорил уверенно и искренне и сказанные им слова произвели нужное впечатление на Шредера. Банкир чуть заметно кивнул головой, услышав то, что он хотел услышать, но вот Шницлер был создан из другого теста. В клеточках его головного мозга слишком прочно засел процесс иного видения событий в стране.
 - На мой взгляд, наша республика далеко не исчерпала всех своих возможностей, а президент Гинденбург достойный пример для подражания. Обязательно положу монету в его кружку для пожертвований, когда он будет баллотироваться на новый срок – пообещал Шницлер, явно подразнивая звенящего от возмущения своими боевыми наградами капитана.
 - Если вам так нравиться заевшийся и заспавшийся президент Гинденбург, зачем вы пригласили меня на беседу? Ведь между нами и ним нет, и не может быть ничего общего. Мы за возвращение великой Германии в её прежних границах, а он за построение великой Германии в одном только месте - у себя в усадьбе Нойдек!      
 - Не горячитесь, капитан, - одернул Геринга Шницлер. - Пауль Гинденбург национальный герой Германии и не вам решать, достоин он таких почестей как усадьба Нойдек или нет. В отношении того ради чего вас сюда пригласили, то мы хотели узнать, стоит ли вкладывать в ваше движение деньги или нет.
  Шницлер замолчал и принялся бесцеремонно разглядывать Геринга придирчивым цепким взглядом торговцем живого товара, решающего выставить его на продажу или нет. Это было откровенно неприятной процедурой, но капитан с честью её выдержал. Ни один мускул не дрогнул на его лице под цепким взглядом промышленника.
  Кроме личной гордости заставлявшей Геринга идти до конца, он также интуитивно понимал, что партия нацистов нужна германским промышленникам в качестве противовеса как набирающим сил коммунистам, так и погрязшим во взяточничестве и дрязгах социал-демократам. К тому же, в отличие от одряхлевшего фельдмаршала Гинденбурга, Гитлер очень удачно играл на «вождизме», чей культ испокон веков был у немецкого народа на первом месте. Все это придавало Герингу уверенность и, дав Шницлеру достаточно время, для проведения визуальных исследований, капитан спросил его напрямик в лоб.
 - И какому выводу вы пришли? – спросил Геринг, сознательно пропустил в своем вопросе слово «господин».
 - Господина Шредера вы явно убедили в необходимости продолжения сотрудничества с вами, а вот меня не совсем - промышленник сделал театральную паузу, словно упорно думал прежде, чем объявить свой вердикт Герингу. Хотя свое решение он принял ещё до встречи с ним, а теперь просто озвучивал его.
 - Мы согласны вновь помочь вашему движению деньгами, но не напрямую. Мы не хотим, чтобы социал-демократы связывали нас с вашей партией, - по лицу Шницлера пробежала хорошо заметная гримаса недовольства. - Ваши штурмовики сильно страдают от травм, полученных в боях с коммунистами, и нуждаются в лечении. Из человеколюбия мы окажем покалеченным людям деньгами на лечение, и в виду предстоящих выборов суммы будут больше чем вы получили ранее. Значительно больше, но если ваши успехи на выборах в рейхстаг нас не устроят, пожертвования немедленно прекратятся. Я ясно выразился?
 - Яснее некуда, господин Шницлер.
 - Тогда будем считать, что мы обговорили все интересующие нас вопросы и потому, я не смею вас задерживать, господин Геринг - промышленник сделал рукой шутливое выпроваживающее движение, от которого кровь прильнула к щекам капитан. Словно желая подчеркнуть неравноправное положение собеседников в только что совершенной сделке, Шницлер добавил ещё одну перчинку в беседу.
 - И передайте главному редактору «Фёлькишер беобахтер», чтобы он не сильно усердствовал в своих разоблачительных статьях относительно усадьбы президента Гинденбурга. Это может обернуться ущербом для здоровья, которое по моим сведениям у него не очень крепкое – намекнул Шницлер на телесный дефект Геббельса. 
 - Можете быть спокойным. Я обязательно передам ему ваши слова – Геринг с достоинством поднялся из-за стола, аккуратно пододвинул к нему стул и как истинный военный, щелкнув каблуками, покинул беседку.
 - По-моему ты был излишне строг с капитаном, Гюнтер. Он производит впечатление делового человека способного обсуждать серьезные вопросы и явно не заслуживает такого обращения с собой – осуждающе молвил Шредер, когда Геринг отошел от них на приличное расстояние, не позволяющее ему слышать их беседу.
 - Скажи ещё, что он аристократ – недовольно фыркнул Шницлер.
 - Да скажу! Это сразу чувствуется в манере речи, поведении и даже повороте головы. Геринг настоящий прусский аристократ и было бестактно говорить с ним как с простолюдином.
 - Да пусть он будет трижды достойным человеком, с которым можно вести дела и аристократом в седьмом колене, это ничего не меняет. Он связался с нации и значит, стал одним из них и потому никакого другого отношения у меня к нему не будет. Нацисты признают только одно – силу кулака и потому с самого начала я предпочитаю держать их подобно собакам в крепкой узде. Иначе – порвут. 
 - На мой взгляд, ты сегодня не в духе и потому излишне все драматизируешь. Поверь мне, при всем их внешней воинственности и пафосе, Гитлер и его команда хорошо знают, что без наших денег они в политике никто и потому будут выполнять все, что мы им скажем. Согласно исследованиям русского академика Павлова, собака выполнит все твои команды, если до этого ты регулярно бросал ей кости.   
 - Боюсь, что в одно прекрасное утро окажется, что нацисты совсем не собаки, а волки, привыкшие только к своей воле и тогда, нам всем придется не сладко.
 - Вот видишь Гюнтер, я прав. У тебя плохое настроение и оттого тебе все видеться исключительно в черном свете. Только пессимист может считать, что деньги, которыми мы обладаем, не смогут обуздать зло в лице Гитлера. И знаешь почему?
 - Почему? – хмуро спросил Шницлер.
 - Потому что деньги – это самое главное зло в нашем мире. Это говорил Ницше и я полностью с ним согласен.
 - Давай подождем пять лет и тогда посмотрим кто из нас прав. Я – со своей излишней настороженностью или ты со своим оптимизмом – предложил промышленник, и собеседники мирно чокнулись рюмками арманьяка.
  Пока господа олигархи спорили между собой, униженный и оскорбленный Геринг, молча, покидал прекрасный Гретхеншталь. Гордо, с высоко поднятой головой и прямой как на параде спиной, он шел по парковой дорожке, и, прощаясь взглядом с этим райским уголком, давал себе страшную клятву, что сделает всё возможное, чтобы у него и его Карен было такое поместье. 
  Известие о том, что его партия получит новое денежное вливание и притом на долгосрочной основе, вызвало у Гитлера бурную радость и ликование. Наконец-то появился долгожданный свет в конце тоннеля, и этот свет не был проблеском одинокой свечи, а являлся заревом мощного прожектора.            
 - Ты просто молодец, Герман! Я знал, что удача улыбнется нам, и ты сможешь растрясти кошельки этих заевшихся толстосумов! - восклицал фюрер, радостно потрясая руку Геринга, когда тот пришел к нему на доклад в берлинскую штаб-квартиру НСДАП. Серые стены невзрачного здания арендуемого нацистами, откровенно давили своей спартанской обстановкой на их обитателей, но сегодня Гитлер не обращал на это никакого внимания. Новости, принесенные Герингом, полностью совпадали с предсказаниями личного астролога, и от этого фюрер ещё больше входил в радостный раж.
  Издревле, гонца принесшего хорошую весть щедро награждали и Гитлер, не скупился на награды.
 - Теперь, благодаря их деньгам на грядущих выборах мы сможем пробиться в рейхстаг, и ты Герман, станешь главой нашей партийной фракции! Это я тебе торжественно обещаю в присутствии всех своих боевых соратников - заверил Геринга фюрер к молчаливому неудовольствию Рудольфа Гесса, давно мечтавшего об этом месте.
 - В рейхстаг ещё нужно попасть, мой фюрер – ворчливо пробормотал Рэм, из суеверия призывая Гитлера не делить шкуру неубитого медведя. Бывший командир Гитлера, хотя и находился примерно на одной ступени власти в партии, очень хотел, чтобы тот непременно прислушивался к его советам.
 - Мы туда обязательно попадем, как только наша партийная касса наполнится деньгами! Я просто уверен в этом! – продолжал ликовать Гитлер, не желая слушать никаких предостережений. - Сегодня у меня митинг в Шпандау и я его проведу на «отлично»! Мне есть, что сказать людям!
 - Для спокойствия я отправлю туда отряд хундершафтсфюрера Лютце – предложил Рэм, но фюрер только недовольно махнул рукой.
 - В Шпандау не так сильно влияние коммунистов и для моей сохранности будет достаточно отряда СС. Пусть лучше Лютце поддержит выступление Геббельса в Панкове, там намного опаснее – распорядился Гитлер и отправился готовить конспект речи и репетировать её перед зеркалом. По утверждению фюрера, общение со своим зеркальным двойником придавало ему силы, уверенность и самое главное – боевой настрой. 
 - Почему он так уверен в этом боевых способностях этого недоучившегося прапорщика Гиммлера! Этого не нюхавшего пороха булочника! – возмутился Рэм. - Чем он ему так угодил, что в последнее время Адольф постоянно берет его людей с собой!? Их черной формой?
 - Их внешним видом – ответил ему Геринг. - Рейхсфюрер СС Хайден отдавал предпочтение кулакам, Гиммлер же, специально подбирает в охрану фюрера высоких и стройных блондинов нибелунгов. 
 - Как жаль, что СС не охраняют Геббельса. С какой радостью я посмотрел бы как тельмановцы, начистили бы физиономии этим блондинам нибелунгам на сегодняшнем митинге в Панкове, вместе с их горе мистиком! – гневно воскликнул Рэм, и удачливый переговорщик не стал с ним спорить.
  Слишком на разных ступенях власти на данный момент находился он с одним из основателей национал-социализма. Ещё не пришло время поднимать голову и спорить с ним, однако запал бомбы, призванной уничтожить Рэма уже тлел.
   
      

   
                Документы того времени.




                Из репортажа корреспондента белградской газеты «Политика» Зорана Белкова от 19 августа 1927 года.

                Во время выступления 15 числа этого месяца в Скупщине делегат от Народной радикальной партии Сербии представитель Черногории Пуниш Рачич обвинил руководителя Хорватской крестьянской партии Степана Радича в антигосударственной деятельности направленной на развал Королевства сербов, хорватов и словенцев. В качестве доказательства своих слов, Рачич напомнил о недавнем визите Радича в Италию, где он был принять Бенито Муссолини и имел с ним продолжительную беседу.
 - Признайтесь, о чем вы с ним говорили?! О создании повстанческого хорватского движения на территории Королевства?! Об объявлении с его помощи автономии Хорватии и последующего отделения от Королевства, чтобы потом отпасть под руку фашиста Муссолини или адмирала регента Хорти?!! Такие узко-национальные действия являются прямым предательством священных идеалов южного славянства Балкан!!! Сколько серебряников ты получил за это подлое дело. Иуда!!? – гневно вопрошал Рачич своего хорватского оппонента, однако Радич не проронил ни слово в ответ на прозвучавшие в его адрес обвинения.
  С полностью отрешенным видом он сидел все это время в своем кресле, терпеливо дожидаясь, когда у напавшего на него с обвинениями депутата Рачича выйдет отведенное согласно регламенту время и иссякнет запал злости.
  Нервы у лидера хорватских националистов были поистине «железными», чего нельзя было сказать о его партийном соратнике молодом Иване Пернаре. Обозленный выдвинутыми против Радича обвинениями он вскочил со своего места и громко крикнув, назвал Рачича и его коллег по партии лжецами, взяточниками и политическими проститутками.
  Оскорбленный подобными сравнениями Рачич выхватил из кармана спрятанный там револьвер, и одним выстрелом убил Пернара, не сходя со ступеней трибуны. Видя, что его обидчик сражен, в состоянии аффекта, он продолжил стрельбу по хорватским депутатам до тех пор, пока в барабане его револьвера не кончились патроны. От выстрелов Рачича погибли ещё трое депутатов, и смертельно ранен Степана Радича, скончавшийся в карете «скорой помощи» по дороге в Центральный Белградский госпиталь.
  После этого трагического инцидента, Рачич спокойно позволил прибежавшим на звуки выстрелов полицейским арестовать его и отвезти в центральную тюрьму Белграда. Где он и находится в ожидании начала работы специального суда, собранного по приказу короля Александра. Днем ранее, монарх запретил своим указом деятельность на территории Королевства Национально радикальной партии Сербии, а также Хорватской крестьянской партии.             
   

               


    
                Конфиденциальная телеграмма Брюсу Клейторну от Гизи Дроденвельта отправленная из Парижа в Лондон по закрытому каналу телеграфа 21 августа 1927 года.

                Французские партнеры восприняли идею «Большого скачка» в принципе положительно, но хотят получить гарантии страховки. Наши действия дальше? Продолжаем переговоры или сворачиваем их.

                Гизи.


            Конфиденциальная телеграмма Гизи Дроденвельту от  Брюса Клейторна отправленная из Лондона в Париж по закрытому каналу телеграфа 22 августа 1927 года.

              Единственной гарантией в этом деле может быть только наше имя и факт нашего к ним обращения. Если они согласны принять их – продолжайте переговоры. В противном случае сошлитесь на необходимость консультаций и сверните дело до начала октября. Оставьте партнерам надежду.

                Брюс. 





                Глава VII. Возвращение премьера.




   

               - И так, доктор Нортон. Высокая комиссия ждет вашего заключения относительно здоровья премьер-министра Макдональда – властным голосом произнес господин, сидящий за темно-коричневым полированным столом. Справа и слева от него находились ещё две пары членов комиссии, а за отдельным столиком расположился секретарь, усердно писавший протокол собрания.
  Видя, что вызванный на комиссию эскулап не торопиться объявить свое мнение, председатель поспешил добавить: - Только ради всего святого доктор, не надо вдаваться в подробности, как можно короче. Поберегите наше и свое здоровье.
  Подобное замечание было обусловлено той удушливой жарой, что стояла в Лондоне почти всю неделю. От неё не спасали не раскрытые окна, ни емкости с холодной водой, что спасаясь от жары, лондонцы ставили на пол, стол, стул или подоконник.
  Против неё было бессильно даже последнее чудо техники комнатный вентилятор. Поставленный на стол комиссии, он своими натруженными лопастями перегонял с места на место тугой воздух, не принося измученным людям никакого облегчения.
  Председатель комиссии требовательно посмотрел на доктора Нортона и от небольшого движения его головы по щекам и шеи, предательски поползли капли пота. Питеру Эшби нестерпимо хотелось достать из кармана изрядно влажный платок и вытереть их, но важность момента не позволяло ему сделать это. На кону стояла судьба правящего кабинета, и председатель стоически терпел это муку.
 - Согласно постановлению Высокой комиссии при кабинете правительства Его Величества, я, Артур Нортон произвел обследование состояния здоровья мистера Макдональда вместе с приглашенными врачами психиатрами доктором Колменом и доктором Стекхерстом. После тщательного расспроса и осмотра больного, изучение всех его анализов предоставленных госпитале Святого Патрика, а также двухнедельного наблюдения за ним мы пришли к следующим выводам.
  Первое – душевное расстройство мистера Макдональда было спровоцировано длительной сильной психической нагрузкой на его нервную систему. Второе – в настоящее время психическое состояние мистера Макдональда соответствует состоянию обычного человека без каких-либо психических отклонений. Третье – мистер Макдональд может приступить к исполнению своих обязанностей премьер-министра, но нет никакой гарантии того, что приступ душевного расстройства не повторить на фоне душевного перенапряжения. Четвертое – во избежание повторения повторного приступа, консилиум рекомендует мистеру Макдональду двухмесячный отпуск для поправки сил и здоровья, с исключением длительной эмоциональной перегрузкой. Желательно с последующим осмотром больного.
  Все это, несмотря на просьбы председателя, доктор Нортон не отступил от своих привычных правил разбора больного и говорил медленным неторопливым голосом.  Порождая при этом массу нехороших чувств, в груди у председателя и членов высокой комиссии. Когда мистер Нортон подошел к последней точке своего сообщения мистер Эшби ненавидел его каждой клеточкой своего измученного тела. 
 - Значит, вы считаете, что мистер Макдональд может приступить к исполнению своих обязанностей премьер министра? Мы правильно вас поняли? – призвал к ответу врача председатель, и остальные члены комиссии радостно закивали головами в знак своей поддержки его вопроса. 
 - Мы только дали заключения о состоянии здоровья мистера Макдональда на сегодняшний день и свои рекомендации – уклончиво ответил Нортон, явно не желавший брать такую большую ответственность на свои хрупкие плечи.
 - Так может он работать или нет!? – уже не скрывая своего раздражения, спросил врача Эшби.
 - На сегодняшний день душевное состояние мистера Макдональда ничем не отличается от состояния любого другого нормального человека – завел прежнюю пластинку эскулап, чем породил на лице председателя злую гримасу.
 - Вы можете четко и ясно ответить на заданный вам вопрос? – почти по слогам отчеканил Эшби, но твердо стоял на своем.
 - Я уже четко и ясно, по пунктам, ответил вам господин председатель. Больше мне сказать вам нечего – ответил ему Нортон, чем породил глухой стон в груди председателя.
 - По-моему тут все ясно, господин председатель, - пришел на помощь Эшби, сидевших по праву руку Ян Мэрдок. - Доктор констатирует состояние своего пациента, но не дает никаких гарантий, что повторное расстройство у него не повторится. Я вас правильно понял, доктор Нортон?   
 - В общем и целом правильно, - после некоторой заминки выдавил из себя Нортон, - в общем и целом.
  Произнесенная врачом формулировка сразу не понравилась председателю, так как имела множество лазеек для вольного трактования. 
 - Так он может вернуться к своим обязанностям или нет? Прошу ответить вас односложно, да или нет?! – теряя терпение, потребовал Эшби от эскулапа.
 - Да, мистер Макдональд может приступить к исполнению своих обязанностей – с неожиданной легкостью согласился Нортон и эта легкость, заставила председателя искать двойное дно в его ответах. 
 - Но в любой момент его приступ может повториться. Так?
 - Совершенно верно, господин председатель – также легко согласился с Эшби доктор, и все вернулось на круги своя. Лицо председателя покрылось красными пятнами от праведного гнева. Он уже собирался сказать все, что он думает о медицине и врачах психиатрах в частности, но не успел. В разговор вступил сидящий слева от него мистер Филмор, большой любитель казуистики.
 - Скажите, доктор Нортон, какие причины могут привести к повторению душевного расстройства у мистера Макдональда? – попытался подойти к решению проблемы с другой стороны Филмор.
 - Разные причины, господин член комиссии. Их перечисление займет слишком много времени и не факт, что это приведет к желаемой истине – незамедлительно ответил врач в привычной для себя манере.   
 - Поясните, пожалуйста, вашу мысль комиссии.
 - В таких случаях, что произошел с мистером Макдональдом, душевный срыв мог произойти под действием сразу нескольких неблагоприятных факторов.
 - Перечислите комиссии наиболее вероятные на ваш взгляд причины способные привести к душевному срыву у человека в целом и мистера Макдональда в частности.
 - С большой долей вероятностью это может быть повышение давления, длительные стрессы и переутомление, приводящее к нервному истощению. Недосыпание, злоупотребление курением и алкоголем – начал самозабвенно перечислять всевозможные нозологии врач, но Филмор поспешил прервать его.
 - Достаточно доктор. Всеми этими причинами страдает подавляющее число государственных служащих, включая и нашу комиссию с нынешней гипертермией – шутка Филмора нашла отклик на лицах членов комиссии, но Нортон не принял его юмор.   
 - Как вам будет угодно – холодно произнес врач и застыл в ожидании новых вопросов.
 - Значит, вы утверждаете, что все перечисленные вами факторы могут привести к новому душевному срыву у мистера Макдональда – попытался поставить точку в разговоре Эшби, но не тут-то было.
 - Совершенно верно, господин председатель. В купе они могут спровоцировать новый душевный приступ, - подтвердил Нортон, однако не успел председатель радостно выдохнуть, как последовало убийственное уточнение, - но могут и не спровоцировать. 
 - Так как прикажите вас понимать!?- раздраженно воскликнул Филмор.
 - Вы просили перечислить причины, я их перечислил. Они могут спровоцировать у мистера Макдональда приступ, но учитывая его крепкое здоровье и хороший присмотр, приступ может и не повториться – беспристрастным голосом ответил врач, укрываясь в броню официальности, как улитка прячется в свой домок при виде опасности.
 - А могут и совсем не повторяться, правильно!? – недовольно проворчал Мэрдок.
 - Может быть и так, - согласился с ним Нортон, - я не могу утверждать это со стопроцентной уверенностью. Я не господь бог.
 - Да вы вообще можете сказать конкретно что-либо!! – негодующе взвился Эшби. Нервы председателя сдали, но сидящий  на самом краю стола слева Эдвардс не дал разгореться никому не нужному скандалу.
 - Господа, прошу выслушать меня! – громко произнес Эдвардс и пока почти два десятка глаз уставились на него, решительно продолжил. - Я считаю, что доктор Нортон дал нам ответы на все вопросы, и нам следует его отпустить.
  Эдвардс, требовательным оком окинул всех присутствующих, включая самого доктора, и не встретив возражений со стороны членов комиссии, продолжил.
 - Спасибо, доктор Нортон. Вы можете идти. До свидания.
  Входная дверь кабинета заседаний ещё не закрылась за эскулапом, а председатель комиссии уже вытирал мокрое от пота лицо. При этом он тихо проклинал Нортона, не пожелавшего дать нужного Эшби ответа, для решения проблемы, чей накал не уступала накалу температуры внутри кабинета.
  Дав минутную возможность членам комиссии привести себя в порядок, звонком колокольчика, председатель призвал их внимание.
 - Господа, мы выслушали заключение эксперта и нам необходимо вынести свое решение. Врач…- обозленный Эшби сделал паузу, намерено пропустив фамилию доктора, - вынес заключение, что премьер министр может приступить к своей работе. Однако перед этим, для сохранения его здоровья предлагает отправить его в двухмесячный отдых. Есть также его мнение, что мистер Макдональд может приступить к своей работе немедленно. Возражений по поводу этой формулировки нет?         
  Председатель выждал положенное время и продолжил, посчитав молчание за знак согласия.
 - Предлагаю провести тайное голосование, по результатам которого я предоставлю королю наш вердикт. Если вы согласны с тем, что премьер министру нужен отдых, напишите на листке бумаге цифру один. Если считаете, что он может начать работу – цифру два. Листки в сложенном виде прошу передать нашему секретарю, который огласит наше общее решение.
  Места председателя и заседателей находились на значительном расстоянии друг от друга, и это позволяло считать голосование тайным. Прошло несколько томительных минут, прежде чем секретарь Дженкинс подвел свои нехитрые счисления и объявил результат.
 - Специальная комиссия, назначенная палатой лордов по делу премьер министра Макдональда, тремя голосами против двух считает, что господину премьер-министру нужен отдых перед его возвращением к исполнению обязанностей главы кабинета Его Величества – отчеканил секретарь к огромному облегчению Питера Эшби. У людей желающих отстранить Макдональда с его поста появилась лазейка, о чем господин председатель в тот же день отчитался по телефону.
  Телефон – великое чудо технического прогресса. Благодаря ему, не нужно шагать из одного конца города в другой или трястись по дороге из Лондона в другие части Британии. Достаточно снять трубку, назвать барышне с коммутатора номер и нужный тебе человек слышит тебя. И при этом ни один посторонний взгляд не увидит и не расскажет о вашем разговоре. Правда есть опасность, что ваш разговор может подслушать посторонние уши на телефонной станции, но технический процесс не стоит на месте. В высоких домах появился новейший аппарат с цифровым диском, полностью исключающий необходимость общения с телефонисткой.
  Именно по такому аппарату и позвонил Питер Эшби сразу после окончания заседания комиссии.
 - К сожалению, доктор Нортон не дал нужного нам заключения, позволяющего просить короля о замене премьер министра – доложил Эшби, чем вызвал бурю негодования на том конце провода.
 - Проклятье!! Черт бы побрал этого психа!! Неужели никак нельзя поставить под сомнение его заключение!!? – в словах собеседника сквозило такое вселенская скорбь, что Эшби поспешил плеснуть спасительный бальзам надежды на его душу.   
 - Поставить под сомнение невозможно, - категорично заявил Эшби. - В качестве эксперта по этому делу, кандидатуру врача назначил сам король. Единственное, что удалось мне сделать – это отсрочить дату возвращения премьера на два месяца.
 - Но это всего лишь временная отсрочка! – негодующе возмутился собеседник, но Эшби никак не мог согласиться с подобной трактовкой положения дел.
 - За два месяца многое может произойти, поверьте мне на слово.
 - Нам не нужны два месяца ожиданий. Нам нужно результат и именно сейчас! Поймите,  это!
 - Извините, но большего, при всем своем желании сделать я ничего не могу. Благодарите доктора.
 - До свиданья – раздраженно буркнула трубка и разговор прекратился.
  Возможно, кто-то другой, уткнувшись лбом в непробиваемую стену, и отступил бы, но только не Мозес Гизи. Отступать, горько сетуя на судьбу, было не в его правилах. Он решил поискать в стене дверь и вскоре, его действия увенчались успехом.
  Ларчик открылся очень даже просто. Гизи не стал предпринимать попыток поставить под сомнение заключение психиатра. Вместо этого он предпринял попытку заставить монарха взглянуть на случай с Макдональдом под иным углом зрения, и это ему удалось на славу.
  Королю был представлен полный полицейский отчет, в котором были самым подробным образом, описаны все действия премьер министра, в момент так называемого его «душевного расстройства». Когда Георг VI ознакомился с бумагами, что представил ему Питер Эшби вместе с решением специальной комиссии, у молодого монарха, от удивления перехватило дыхание. Уж в слишком неприглядном свете предстал перед ним Рамсей Макдональд. 
  Не говоря ни слова, он выразил свое полное согласие с решением комиссии о предоставлении премьер министру двухмесячный отпуск для поправки здоровья. Движимый монаршей заботой о благе для своих подданных, после обмена мнений с сэром Эшби, Его Величество милостиво увеличил срок отпуска Рамсею Макдональду с двух месяцев до полугода.
 - Как это мудро и человечно Ваше величество, - радостно журчал ему в уши Эшби. – Ведь нам важно вернуть в дело полноценного человека, способного достойно трудиться на столь ответственном посту на пользу империи.
 - Я очень надеюсь, что надеюсь, что господин Макдональд вернется к нам из своего отпуска в полном здравии. Однако нам нужно знать, кто будет его замещать на посту премьера на время его отсутствие. Британия не может полгода быть без премьер министра.
 - Думаю, мистер Макдональд сам назовет имя этого человека но, на мой взгляд, лучшей кандидатуры, чем мистер Болдуин трудно найти.
 - Стэнли Болдуин? – удивился король, но ведь он консерватор. Боюсь, что лейбористы не согласятся с такой кандидатурой.
 - Но ведь они согласились с его участием в нынешнем правительстве. Тем более, что туда Болдуина пригласил сам Макдональд и это при возможности лейбористов самостоятельно сформировать кабинет министров – продолжал жужжать Эшби, но у императора Индии было свое мнение.         
 - В ваших словах, сэр Эшби, безусловно, присутствуют логика и здравый смысл, но мистер Макдональд должен сам решить вопрос своего временного заместителя. Возможно, у него есть иная кандидатура, чем Стэнли Болдуин. 
 - Разумеется, Ваше величество, - рассыпался мелким бисером Эшби. - Последнее слово конечно за господином Макдональдом, но я уверен, что он сделает свой выбор в пользу опытного рысака, чем иноходца двухлетки.
  Последнее сравнение Эшби сделал специально, прекрасно зная пристрастие королевской семьи к лошадям и конному спорту. И по тому выражению, что появилось на лице у короля, опытный льстец понял, что его слова пришлись ко двору.
  Не наступательными ограничившись действиями только на одном направлении, мистер Гизи решил воздействовать на самого премьер-министра и ему вновь сопутствовал успех.
  Через нужных лиц, что пользовались доверием у Макдональда, премьеру были переданы копии полицейского протокола и истории болезни. При этом на него не оказывалось никакого давления, не было никаких угроз или шантажа, даже в самой завуалированной форме. Премьеру дали их просто, для ознакомления и это его сломало.
  Узнав и увидев, что он творил в порыве душевного припадка, Макдональд посчитал, что он не имеет морального права занимать пост премьер-министра. Все остальное было делом техники, но техники очень тонкой и умелой.
  Те, кто принес документы Макдональду, отнюдь не толкали его к отставке, а ловко и незаметно подгоняли в нужном направлении. Все они в один голос не соглашались с решением Макдональда об отставке, дружно уверяя, что он как никогда прежде нужен Британии. Просто нужно прислушаться к советам медиков и хорошенько отдохнуть, желательно в Южной Африке, Индии или Австралии.
  А на время своего отсутствия, доверить управление страной и империей опытному и грамотному политику. Далее следовал перечень кандидатов, из числа которых самым предпочтительным, естественно был Стэнли Болдуин.
  Одним словом, когда Макдональд прибыл в Букингемский дворец на встречу с королем, обе стороны были уже готовы к принятию так нужных мистеру Гизи и компании решений. После обмена дежурными любезностями и вопросом о здоровье, король предложил Макдональду не торопиться с возвращением в премьерское кресло, а тот с радостью с этим согласился.
  Затем последовало непродолжительное обсуждение кандидатуры временно исполняющего обязанности премьера и вновь обе стороны сошлись во мнении относительно мистера Болдуина.
  Его назначение прошло довольно буднично и не вызвало серьезных дебатов ни в парламенте, ни в офисе лейбористской партии, ни в кабинете министров. Конечно, не все были в восторге от кандидатуры Болдуина, но приставка временно исполняющий и то, что его предложил сам Макдональд и его поддержал король, сыграло свою роль.
  Господа лейбористы поворчали и дружно отправились в Саутгемптон провожать Рамсея Макдональда, что отплыл в Южную Африку на лайнере «Регина».
  В числе провожавших Макдональда парламентариев и членов кабинета министров был и мистер Болдуин. Он посчитал необходимо лично проводить на отдых премьер-министра. Прощаясь у трапа парохода, он клятвенно заверял, Макдональда, что все будет хорошо. Что он с нетерпением будет ждать его возвращение, а до этого времени постарается не принимать каких-либо важных решений.
  Его клятв и уверений хватило ровно настолько, чтобы премьеру хватило времени добраться до Кейптауна и пересесть на пароход, идущий в Калькутту. Пребывание Макдональда на африканской земле обернулось для Болдуина, который только спал и видел, как начать боевые действия против ненавистной им России невыносимым испытанием.
  Мало того, что премьер министр из-за непогоды задержался на Фолклендских островах, на целых лишних двое суток. В Кейптауне он выбился из графика путешествия уже на пять дней, решив посмотреть, как живут жители Южно-Африканского Союза.
  Чего стоили эти дни, мистеру Болдуину знал только господь бог, он сам и его жена. Стэнли буквально не находил себе места, читая телеграммы из Кейптауна и Претории, куда по просьбе жителей премьер министр совершил краткосрочный вояж. 
 - Люди радостно встречают премьер министра Его Величества. Народ Союза говорит спасибо Рамсею Макдональду за его визит – бурчал Болдуин, швыряя в сторону бланки правительственных телеграмм и выпивая поданные женой капли корвалола.
  Болдуин мужественно выдержал эту непредвиденную задержку и только когда получил сообщение о том, что премьер покинул Кейптаун и отплыл в Индию, ударил, что называется «из всех стволов».
  Заседая в парламенте, он неожиданно для всех подверг критике работу МИ-5 за то, что они позволяют иностранным державам действовать на территории Британии как у себя дома. Чтобы ни у кого не оставалось сомнений, о какой из иностранных держав он ведет речь, Болдуин подверг критике следователей Скотланд-Ярда не сумевших найти виновников гибели британской подданной Розы Уолден. 
  Речь Болдуина произвела эффект разорвавшейся бомбы. Едва заседание парламента было законченно, как десятки журналистов обрушились на исполняющего обязанности премьер министра, смело вышедшего к ним на растерзание. При этом Болдуин не выглядел триумфатором, все-таки дождавшегося своего часа. Перед корреспондентами предстал несколько усталый человек, готовый биться за каждое произнесенное им слово.
  На все вопросы он отвечал с твердой уверенностью, не забывая добавлять с большой степенью вероятности.
  Так согласно Болдуину, с большей степенью вероятности, русские имели на территории метрополии хорошо законспирированную шпионскую сеть. Её агенты пытаются манипулировать как сознанием доверчивых обывателей, так и управлять страной при помощи профсоюзов и некоторыми представителями парламента и государственных структур. На вопрос журналиста, кто стоит за спинами убийц Розы Уолден, Болдуин не задумываясь, ответил, что это дело рук русских шпионов, которых никак не могут поймать за руку британские спецслужбы.
 - Не удивлюсь, если со временем выясниться, что миссис Уолден устранили по прямому приказу руководства из Москвы! – продолжал изумлять журналистов Болдуин, которые яростно строчили своими ручками на страницах блокнотов.
 - Может сам Дзержинский? – несмело пошутил один из них и Болдуин моментально откликнулся на его слова.
 - Не удивлюсь, что и сам мистер Дзержинский отдал подобное распоряжение. На мой взгляд, очень может быть. 
  Заголовки вечерних газет потрясли страну, казалось, утихший было ураган вокруг тайных русских шпионов, уже стал достоянием истории и тут снова, и с большей силой. Напрасно посол России на следующий день пытался добиться аудиенции у Болдуина и министра иностранных дел. Все они были заняты и не могли принять господина Тряпичникова с его нотой протеста.
  После долгих проволочек, ноту принял второй заместитель министра иностранных дел, обещавший довести до сведения своего начальства полученный им документ. Видавшие виды работники посольства в один голос говорили, что подобное поведение не сулит ничего хорошего, однако господин Тряпичников продолжал надеяться на лучшее.
  По обычным дипломатическим стандартам, ответ на ноту протеста англичане должны были дать в течение пяти дней с момента её получении, однако фактически он прозвучал через сутки. Вновь выступая в парламенте, мистер Болдуин заявил, что ни о какой нормализации отношений между Лондоном и Москвой не может быть и речи, пока Россия не прекратит противоправные действия на территории Соединенного Королевства в виде убийства британских граждан и вмешательства во внутренние дела Британии. А также публично признает свою вину в этом деле перед мировым сообществом в Лиге наций.
  В качестве доказательства решимости своих намерений противостоять экспансии Кремля, исполняющий обязанности премьер министра Болдуин объявил, что два часа назад принял важное для себя решение. Согласно его распоряжению, бывший подозреваемый в деле Розы Уолден Борис Львов должен был покинуть берега Альбиона в течение сорока восьми часов со своей супругой. Это заявление было поддержано как представителями лейбористов, так и консерваторов. Между Россией и Британией наступал новый этап конфронтации.





                Документы того времени.   




                Из статьи вечернего выпуска газеты «Дейли телеграф» от 14 сентября 1927 года.      

                Решимость господина Болдуина противостоять тайной агрессии Москвы против Соединенного Королевства, его твердости идти в этом до конца проявилась во время его утреннего выступления в парламенте сегодня. Стоя на трибуне, он объявил о своем намерении провести на завтрашнем заседании парламента голосование по вотуму доверия своим действиям на посту премьер министра. - Мне крайне важно знать, правильно ли я поступаю, пытаясь оградить Британию от иностранного влияния или нет - пояснил он журналистам относительно причин побудивших его на этот шаг. - Согласно тем документам, что я располагаю на этот момент, священным интересам нашей родине угрожает большая опасность. Некоторые из вас считают, что слишком много сказал во время последней нашей с вами встрече. Уверяю вас, что это неправда. Я сказал слишком мало из того, что хотел сказать, но рамки ограничений не позволяют мне это сделать. Пока.
  По предварительному опросу среди депутатов, мистер Болдуин сможет получить вотум доверия на завтрашнем голосовании парламента. Это позволит ему начать консультации среди депутатов с целью сформирования нового кабинета министров.      





                Из шифрограммы резидента российской разведки в Лондоне майора Смородина П.П. от 22 сентября 1927 года.

                По сообщению агента «Фальконус» между представителями высших кругов Сити идут непрерывные консультации по поводу проведения операции «Большой скачок». Согласно общей информации, данная операция направлена в первую очередь против экономического потенциала Соединенных Штатов Америки, как самого главного противника Объединенного Королевства.

                Майор Смородин П. П.   





                Глава VIII. Возвращение императора.
 


    

                Если ружье висит на стене, рано или поздно оно выстрелит. Таков жанр не только театрального искусства, но и политики. Командующий Квантунской армией генерал-лейтенант Хондзио Сигеру не хотел дожидаться того момента, когда умники из Токио наконец-то дадут добро для начала проведений японской армии активных действий в Маньчжурии. Ибо время для того, чтобы приступить к выполнению операции «Сакура», по мнению генерала давно уже настало.
  С того самого дня когда войска молодого маршала Чжан Сюэляня выполняя договоренность с Чан Кайши двинулись из Мукдена в поход на Пекин, Сигеру стал забрасывать Токио своими телеграммами.
  Сначала они просто информировали Генеральный штаб о действиях властителя Маньчжурии. Затем тон посланий сменился на откровенно подстрекательский, который с каждым разом становился все сильнее и сильнее. Благо генералу было, отчего так реагировать.
  Желая продемонстрировать председателю Национального правительства Китайской республики, и новоявленному мужу младшей дочери Сунь Ятсена, «молодой маршал» двинул против Фэн Юйсяня все свои силы. В походе на Пекин были задействованы не только одни пехотные полки с полевой артиллерией. Чжан Сюэлянь добавил к ним девять броневиков вооруженных пулеметами и пушками, что ему недавно любезно продали американцы, как своему потенциальному союзнику на азиатском континенте.
  Несмотря на политику изоляционизма, что официально главенствовала в этот момент в стенах Белого дома и Конгресса, американский истеблишмент, что испокон веков определял внешнюю политику Штатов, имел большие виды на Китай. Видя в нем не только огромный рынок для своих товаров, но и серьезного игрока, которого можно было использовать не только против Японии, но и против русских, англичан и французов. Всех тех, кто пытался отрезать свой кусочек от аппетитного китайского пирога.
  Броневики были первой партией того большого количества вооружения, что Соединенные Штаты должны были поставить правителю Маньчжурии, согласно подписанному между Вашингтоном и Мукденом секретному договору. Дядя Сэм собирался вступать в большую азиатскую игру всерьез и основательно.
  Желая как можно быстрее разделаться с незаконным узурпатором верховной власти и освободить столицу государства от Фэн Юйсяня, правитель Маньчжурии выложил против него все свои козыря. В виде армии губернатора Шаньдуна генерала Чжан Цзунчана и бронепоезда, имевшего на своем вооружении девяти дюймовую артиллерийскую батарею. В свое время орудия были захвачены японцами в германском арсенале Циндао и проданы Чжан Цзолиню, как средство  для борьбы с русским канонерками на реке Сунгари.
 Всего этого, по мнению «молодого маршала» должно было хватить для быстрого свержения Фэн Юйсяня. Поэтому, оставив в Мукдене десятитысячную дивизию под командованием генерала Ман Пиня, он с легким сердцем возглавил этот, «краткосрочный» поход.   
  Кроме уверенности в собственных силах, у Чжан Цзолиня был ещё один серьезный повод принять в нем личное участие. Взяв Пекин, он намеривался дождаться приезда в столицу Чан Кайши и прилюдно, подарить генералиссимусу верховную власть в стране.
  Подобный широкий жест упрочнял его положение в политическом тандеме с Чан Кайши, дела которого шли, далеко не блестящи. Генерал особого класса, прочно застрял в войне на центральной равнине Китая, воюя как с генералами милитаристами, так и с китайскими коммунистами. Среди последних особенно отличался Чжан Готао. Он умело уходил от крупных сражений с войсками Гоминдана и успешно громил их в мелких стычках.   
  Пытаясь раздавить этого надоедливого «красного» комара, Чан Кайши был вынужден держать в провинциях Цзянси, Хунань и Хубэй большие воинские силы. Там, местные коммунисты, оправившиеся после резни в Шанхае и подавление восстания в Наньчане и  провинции Гуандуне, пользовались большой поддержкой местных крестьян. Они не только снабжали повстанцев продовольствием и предупреждали о действиях против них гоминдановцев, но и охотно вступали в ряды коммунистических отрядов. Положение было очень напряженное и непростое и Чан Кайши, никак не мог пойти на север, не приведя к покорности юг.
  Оказавшись между двух огней в лице Чжан Сюэляна и Чжан Цзунчана, Фэн Юйсяня вначале растерялся и упал духом, что было вполне характерно для китайских генералов того времени. Численный перевес противника прочно парализовал всю его волю и Фэн стал задумываться об отступлении к границам с Монголией. Такой вариант генерал постоянно держал в голове, но Провидение подарило ему шанс для продолжения борьбы.
  Войска генерала Чжан Цзунчана уже покидали пределы провинции Шаньдун, когда к ним пришла горькая весть. На их любимого командира было совершено покушение. Один из родственников его многочисленных жертв выстрелил в генерала «Собачье мясо» из ружья, когда тот посетил город Тайнань. Цель его визита была священная гора Тайшань. Там генерал собирался провести культовый обряд для одержания победы над противником, но судьба преподнесла ему горький урок.
  От полученного в грудь ранения, Чжан Цзунчан скончался через два дня. Известие о  смерти генерала вызвало брожение среди солдат и офицеров его армии. Эффект личной преданности вождю сыграл злую шутку с «молодым маршалом». Войска были готовы идти в бой под командованием Чжан Цзунчана и не признавали над собой его власти. Среди них начались разброд и шатание, что приободрило и развязало руки Фэн Юйсяня.
  Он теперь не столь пессимистично смотрел на грядущую схватку с правителем Маньчжурии. Тем более что авангардом войск Чжан Сюэляня командовали генералы, которых Фэн Юйсянь неплохо знал. И потому смело направил к ним своих тайных посланников с предложением сыграть в одну увлекательную игру под названием «монополия», где не было проигравших и побежденных.
  Возникла она совсем недавно и являлась чисто китайским изобретением. Так как только хитрый и изворотливый азиатский ум мог её придумать и с успехом использовать на поле боя, в раздираемой гражданской войной стране.
  Суть её заключалась в том, что между двумя генералам, что находились в подчинении более высоких генералов, и войскам которых предстояло сразиться между собой в грядущем бою, заключалось тайное соглашение. Согласно ему один генерал платил другому генералу определенную сумму денег и тот отступал, не входя с противником в прямое столкновение.
  Чтобы все выглядело натуральным для вышестоящего начальства, в назначенный час в назначенном месте, противники открывали друг против друга ураганный огонь из винтовок и пулеметов. Стрельба шла примерно час или два в зависимости от боезапаса враждующих сторон. После чего один из противников оставлял свои боевые позиции и спокойно отступал, а другой, через час после прекращения огня шел в наступление, занимал позиции врага и объявлял о своей победе.
  Подобный тип сражения был очень выгоден как генералам, так и простым солдатам и офицерам. Первые получали славу и почести, вторые сохраняли свои жизни, получали деньги и с чистой совестью списывали на врага всяческие мелкие хищения. Начиная от провианта и обмундирования до вооружения и денежных выплат солдатам.
  Находясь в Пекине, Фэн Юйсянь обзавелся хорошей суммой денег, позволявшей ему предлагать генералам Чжан Сюэляня подобные сделки и те, охотно соглашались на них. Таким образом, Фэн Юйсянь смог одержать две победы над авангардом противника численностью в две бригады пехоты не пролив при этом ни одной капли крови своих солдат.
  Развивая наметившийся успех, Фэн вступил в тайные переговоры с третьим генералом, под чьим командованием была целая дивизия, но тут в дело вмешался Чжан Сюэлянь. Разведка доложила маршалу о грозящей ему опасности со стороны жадных генералов, и он пожелал сам лично присутствовать в сражении при Циньхуандао, на берегу Ляодунского залива. 
  Свое решение «молодой маршал» держал в строгом секрете и его участие в сражении, оказалось роковым для Фэн Юйсяня.
  В начале боя, передовые подразделения генерала Лунь Дуна, как и было договорено, вели стрельбу, не наносящую серьезного ущерба солдатам окопавшимся Фэн Юйсяня. Однако на правом фланге его обороны появился отряд броневиков, который огнем своих пулеметов и пушек принялся громить боевые порядки Фэн Юйсяня.
   Действие броневиков, что наступали на небольшом пространстве между берегом моря и железной дорогой, поддержал бронепоезд с морскими орудиями. После каждого разрыва его снарядов, в земле образовывались огромные ямы, что приводило в ужас солдат Фэн Юйсяня. Охваченные суеверным ужасом, они в панике бросились прочь от грохочущей и визжащей смерти, а впереди солдат бежали офицеры. 
  Разгром противостоящих ударному отряду молодого маршала войск был полным. Правый фланг Фэн Юйсяня оказался полностью смят и обращен в бегство. Только благодаря пассивности генерала Лунь Дуна, честно выполнявшего договоренность, Фэн смог отвести свой левый фланг в целости и сохранности. Если только начавшийся драп можно было назвать отступлением.
  Полностью довершить разгром бегущего противника, молодому маршалу помешала банальная нехватка горючего. Из-за его плохой подвозки, четыре из девяти броневиком встали на поле боя, рискуя в любой момент быть уничтоженными огнем вражеских орудий.
  Находившийся при маршале в качестве военного советника полковник Моррисвиль открыто предупреждал Чжан Сюэляня об опасности подобных действий.
 - Это чистокровная авантюра, сэр – твердил он, правителю Маньчжурии, гневно поблескивая своим моноклем, но отговорить Чжана был невозможно. По какому-то мистическому наитию он твердо стоял на своем, не слушая человека, чье мнение ещё вчера было для него главным критерием.               
  Возможно, виной этому была уверенность «молодого маршала» в том, что он хорошо знает своего противника и, следовательно, обязательно выиграет у него сражение. Возможно слепая вера в силу девятидюймовых монстров, что стояли на платформах бронепоезда и броневиков. Так или иначе, но Чжан Сюэлянь в этом сражении победил, и дорога на Пекин ему была открыта. 
  В страхе вернулся Фэн в столицу и по старой проверенной привычке, двинулся по посольствам великих стран, прося у послов помощи и поддержки, и нигде её не находил. Прежде улыбчивые и словоохотливые послы Англии, Америки и Франции теперь оказались скупы на слова и действия.
  Не нашел откровенной поддержки Фэн Юйсянь и в русском посольстве. Посол Ветчинкин дал ему понять, что Россия не вмешивается во внутренние китайские дела, но вот действенная помощь от военного атташе полковника Мальцева последовала. Да ещё какая, помощь. 
  Не в силах помочь войскам Фэн Юйсянь людьми и оружием, равно как и прислать ему советников, полковник Мальцев пообещал помочь в устранении бронепоезда, главной ударной силы правителя Маньчжурии.
  Причины подобной щедрости заключалось в том, что в российском посольстве находилась мина, предназначенная для подрыва поезда Чжан Цзолиня. Не сыграв свою роль в уничтожении «старого маршала» она дождалась момента преподнести сюрприз его сыну. Узнав о бронепоезде, полковник Мальцев загорелся этой идеей и принялся её реализовывать, не дожидаясь пока посол, получит добро из Москвы.
  Подобное поведение военного атташе объяснялось тем, что он страстно хотел поквитаться с фэнтьянцами за их нападение на Харбин. Тогда, при обороне Харбина у Мальцева погиб брат, и полковник решил не упускать выпавший ему шанс.
  Благодаря простому способу установки и подробнейшей инструкции, посланные полковником агенты, скрытно установили мину на железнодорожном пути, по которому рано или поздно должен был проследовать бронепоезд «молодого маршала».
  Когда Ветчинкин получил депешу из Москвы с одобрением предложения полковника и сообщал об этом Мальцеву со словами «поспешите», он с большим трудом сдержал себя от убийственного ответа «уже».
  Так или иначе, но мина была установлена и точно взорвалась в тот момент, когда над ней проезжала первая платформа с девятидюймовым орудием. Прогремевший взрыв сбросил с полотна и искорежил не только артиллерийскую платформу и весь её орудийный расчет, но пустил под откос следующие за ней две платформы и вагон со снарядами.
  От резкого падения, внутри вагона произошла детонация снарядов, в результате чего прогремел страшной силы взрыв, превративший остальные орудия бронепоезда в груду бесполезного металла.
  Взрыв бронепоезда породил в рядах китайцев панику и страх. И если с паникой они постепенно справились, то страх очень сильно запал в их души. Дело в том, что над тем местом полотна, где находилась мина, прошла тяжелая дрезина с охраной, а также эшелон с солдатами и с ними ничего не произошло.
  По счастливой случайности на бронепоезде не было самого Чжан Сюэляня. Правитель Маньчжурии в самый последний момент покинул поезд, для встречи американским представителем. Предстояло обсудить новый, ускоренный график поставки вооружения маньчжурской армии. Вашингтону не нравилась японская активность на Квантунском полуострове и Мукдене.
  Все эти моменты породили массовые слухи о вездесущих японских шпионах и о страшных лучах, которые могут целенаправленно уничтожать на большом расстоянии нужные цели.
  Досужие болтуны не догадывались, что мина, установленная тайными агентами полковника Мальцева, срабатывала только при проходе тяжелогруженого состава, которым и являлся бронепоезд. Тяжести дрезины и эшелона с солдатами не хватало для того чтобы замкнуть контакты детонатора мины.
  Уничтожение бронепоезда окрылило Фэн Юйсяня. С новой силой и уверенностью двинулся он против Чжан Сюэляня, твердо веря в свою счастливую звезду. Момент для перехода в наступление был выбран очень удачно. Бронетехника правителя Маньчжурии продолжала испытывать трудности с топливом и для того, чтобы броневики могли идти вперед, с части машин был полностью слит бензин.
  Страх перед Фэн Юйсянь, у которого нежданно-негаданно появились страшные «лучи смерти» сильно снижало боевой настрой войск «молодого маршала». Казалось один хороший удар и Чжан Сюэлянь будет отброшен от стен Пекина и уберется к себе в Маньчжурию, но оказалось, что он тоже может играть в «монополию».
  Его тайные агенты вошли в сговор с начальником столичного гарнизона Чэнь Чжанем. Без зазрения совести, генерал согласился помочь «молодому маршалу» в борьбе с Фэн Юйсянем, в обмен на прощение и крупную сумму денег. Чтобы сделка не сорвалась, Чжан Сюэлянь согласился выплатить Чэнь Чжаню большую часть наперед, в британских фунтах и американских долларах.
  В самый разгар сражения, когда войска Чжан Сюэляня стали отступать под натиском противника, Фэн Юйсяню сообщили, что столичный гарнизон перешел на сторону маньчжурцев. В этом момент как нельзя полно проявились все минусы полководческого таланта Фэн Юйсяня. Вместо того чтобы продолжить активные боевые действия и полностью разгромив противника повернуть победоносную армию против мятежной столицы, генерал сник, разуверился в собственных силах и как следствие потерял нить управления сражением, а вместе с этим и боевую инициативу.
  Так удачно начавшееся сражение, в котором Фэн Юйсянь имел все шансы одержать победу, завершилось для него лишь тактическим успехом. Армия Чжан Сюэляня не была полностью разгромлена и смогла организованно отойти. Лишившийся всех броневиков «молодой маршал» со страхом ждал продолжения боя, но тайный фугас, заложенный им за спиной генерала Фэна спас его от полного разгрома.
  Слухи о предательстве Чэнь Чжаня моментально разлетелись по войскам и ещё днем храбро сражающиеся солдаты уже у ночи, как по мановению волшебной палочки превратились в сборище паникеров и трусов. Командиры и офицеры очень надеялись, что поздно вечером Фэн Юйсянь выступит перед солдатами, подбодрит их грозными речами, как это было не раз раньше, но напуганный генерал поспешил оставить поле боя. Под покровом ночи он скрылся с небольшой свитой по направлению к Монголии, посчитав свое дело проигранным.
  Когда Чжан Сюэляню доложили о бегстве его противника, «молодой маршал» не без удовольствия произнес слова сказанные Филиппом Македонским на поле Херонеи в адрес афинян. - Они могут выигрывать, но не умеют удержать победу.
  Войдя в Пекин и поселившись в «Запретном городе», правитель Маньчжурии собирался отдохнуть. Его войска на пути к столице понесли серьезные потери, и маршал собирался пополнить ряды своего войска за счет солдат Фэн Юйсяня. Всем им было объявлено прощение, а вербовщики принялись усердно агитировать солдат вступить в армию Чжан Сюэляня. Так делали многие генералы победители, но насмешница судьба, даровав нежданную победу, тут же, коварно подставила «молодому маршалу» подножку.
  В тот день, когда он отправил победную депешу в адрес Чан Кайши, японцы внезапно напали на столицу Маньчжурии - Мукден. Напали как всегда подло, без объявления войны, подобно татям с большой дороги.
  Когда в штаб квартиру Квантунской армии пришло сообщение, что Чжан Сюэлян занял Пекин, терпение генерала Хондзио Сигеру иссякло, и он решил действовать самостоятельно, без оглядки на умников из министерства иностранных дел. По телеграфу он передал командующему мукденским отрядом полковнику Итагаки условный сигнал и стал ждать развития событий, готовы в случае неудачи совершить акт харакири.
  Полковник Итагаки также как и генерал Хондзио изрыгал гнев и пламя на головы штатских умников, так бездарно упускающих столь выгодный для Японии момент. И едва адъютант доставил ему бланк телеграммы, как он начал действовать.      
  На улице была темная ночь, но это обстоятельство нисколько не помешало японским артиллеристам открыть орудийный огонь по Северным казармам. Дружные залпы выкаченных на прямую наводку орудий принялись безжалостно терзать мирно спящие казармы китайских солдат.
  На тот момент их численность составляла шесть тысяч человек. Этого вполне хватило бы, чтобы разгромить неполный японский полк, находившийся в этот момент в Мукдене, но напуганные китайцы и не помышляли о борьбе. Застигнутые врасплох орудийным огнем, они дружной толпой ринулись прочь из казармы, теряя при этом оружие и обмундирование.
  Начальник китайских войск генерал Ван Чжо ин, эту ночь, как впрочем, и все предыдущие ночи, провел не в казарме, а у себя дома. Когда посреди ночи что-то загрохотало, и Северные казармы озарились сполохами разрывов, поднятый с постели генерал долго одевался, не попадая от волнения ногами в штанины. Когда же он вместе с адъютантом, наконец-то двинулся в сторону штаба, все уже было, кончено.
  Толпа бегущих по улице солдат, подобно бурному потоку как щепку, в мгновение ока смела его со своего пути и понесла прочь. Напрасно Ван Чжо ин пытался их остановить своими криками. Солдаты в темноте не признали в нем своего командира, а приказы генерала никто не слушал. Когда же Ван Чжо ин потрясая саблей, захотел силой навести порядок среди беглецов, сильный удар прикладом в голову, погрузил генерала во тьму. 
  В охватившей город суматохе, небольшой взрыв на железнодорожных путях вблизи мукденского вокзала, мало кто заметил за исключением жителей прилегающих домов. В чьих окнах стекла сильно звенели, но так и не лопнули, ибо сила прогремевшего взрыва была невелика.
  Это, впрочем, не помешало полковнику Итагаки отравить генералу Хондзио телеграмму, в которой говорилось, что китайские солдаты внезапно взорвали полотно железной дороги Гирин-Пекин и напали на охранявший дорогу японский караул.
  Начальник Квантунской армии молниеносно отреагировал приказом наказать нападавших и принять все меры по защите жизней японских подданных и в первую очередь генерального консульства в Мукдене.
  Сам генеральный консул ни сном, ни духом не подозревал о нависшей над ним опасности. Рано утром, когда выстрелы прекратились, а пожар в Северных казармах был потушен, не в силах связаться по телефону со штабом мукденского отряда, он отправился туда на рикше. Находящийся в штабе полковник Итагаки любезно сообщил ему, что ночью китайские солдаты, силами трех рот внезапно напали на японскую охрану Южно-Маньчжурской железной дороги в районе вокзала. Благодаря мужеству японских солдат, подло нападение отбито. В настоящий момент, противник сосредотачивает свои силы в районе казарм, усилив их пулеметными и орудийными расчетами.
  На предложение генерального консула попытаться урегулировать инцидент мирным путем, полковник ответил категорическим отказом.
 - Пролитая в этом инциденте кровь японских солдат не может быть оплачена ничем иным как кровью противника! – гневно воскликнул Итагаки и, схватив, висевшую на поясе катану, лихо воткнул её в пол перед опешившим дипломатом.
  После столь необычного действия со стороны полковника, испуганный консул поспешил ретироваться. На негнущихся от страха ногах, он доковылял до ждавшей его рикши и отправился домой сочинять срочную депешу в Токио, министру иностранных дел. Консул очень надеялся, что зарвавшийся солдафон получит по заслугам, но он недооценил проворство военных людей.
  Пока консул корпел над составлением своего послания, в направления Мукдена уже спешил литерный поезд, везя в своих вагонах всю штаб-квартиру генерала Хондзио. Как только командующий Квантунской армией получил сообщение полковника Итагаки, он немедленно продублировал его военному министру в Японию. Одновременно с этим, Хондзио отдал приказ о начале переброске части японских сил с Квантуна в Мукден, Ляоян и Гирин. 
  Кроме офицеров штаба Квантунской армии, в одном из вагонов литерного поезда ехал полковник Доихара со своим подопечным бывшим китайским императором Пу И. Сидя в удобных креслах штабного вагона, он внимательно слушал наставления своего куратора, знакомился со своей вступительной речью к будущим подданным, а также тексты своих первых указов. Одним словом шла кропотливая работа по возвращению императору его исконных прав.    
  Вопреки опасениям генералам Хондзио, китайцы не только не попытались перекрыть движение по железной дороге, но даже не предприняли никаких действий, чтобы выбить японцев из Мукдена. Сломленные внезапным нападением и потерей командующего, китайские соединения сутки простояли на подступах к Мукдену а, потом, не сделав ни единого выстрела, двинулись на север к Гирину.               
  Когда поезд командующего прибыл в Мукден, город полностью находился под контролем солдат полковника Итагаки. Срочно согнанные по его приказу на вокзал японские граждане, проживающие в столице Маньчжурии вместе с местными жителями, устроили бурные овации генералу Хондзио и прибывшему вместе с ним Пу И.
  Простому наблюдателю, их громкие крики и махания рук могла показаться искренним проявлением верноподданнических чувств, если бы не присутствие полицейских. Стоя за спинами людей, они внимательно следили за громкостью их криков и активностью рук, время от времени подбадривая их ударами бамбуковых палок. 
  Очарованный столь неожиданной встречей, молодой Пу И в сопровождении почетного автомобильного эскорта отправился во дворец своих великих предков маньчжурских императоров. На следующий день перед ним собралась многочисленная толпа зевак также собранных усилиями мукденских полицейских. Облачившись в традиционный золотой императорский наряд, новоявленный монарх торжественно объявил о своем вступлении на императорский трон по праву рождения и крови, которого его лишили злые генералы узурпаторы.
  Временной своей резиденцией, он объявил Мукден, а прилегающие к нему земли Маньчжурии превращались в государство Маньчжоу Го. Защищать территорию которого от посягательства узурпатора Чжан Сюэляня должна была дружественная императору Квантунская армия.
  Провозглашая создание Маньчжоу Го устами своей марионетки, военные японские кураторы сознательно умолчали о его северных границах, а также о статусе КВЖД. Уж слишком мало войск было в составе Квантунской армии, и слишком сильна была Россия, чтобы можно было бросать сразу две перчатки вызова.   
  Поэтому, сосредоточив все свои главные силы на западном направлении против армии Чжан Сюэляна, японские военные милостиво предоставили своим дипломатам утрясать с северным соседом последствия их авантюры.
  Когда министр иностранных дел барон Кидзюро Сидэхара узнал о самовольных действиях генерала Хондзио, он пришел в ярость и поклялся проучить зарвавшихся военных. Добившись аудиенции у императора и убедив его, что Япония не готова к прямым военным столкновениям не только с Россией, но и Китаем, он начал активные консультации с послом России в Токио. 
  Узнав, что министр иностранных дел хочет обсудить положение в Маньчжурии, зная придирчивость и неуступчивость японцев в отношении своих интересов в Маньчжурии, российский посол настроился на долгую беседу. Однако первая же встреча с Сидэхара изумила и потрясла его, ибо тот без долгих предисловий предложил поделить территорию Маньчжурии между Россией и Японией на сферы влияния.
  Разграничительная линия этого раздела должна была пролегать строго вдоль линии КВЖД. Все территории, что находились к северу от железной дороги, японцы милостиво отдавали под протекторат России. Себе же любимым, они отводили всё, что лежало к югу, начиная от Гирина и заканчивая Ляодуном. Естественно, все это преподносилось как действия временного характера, но Еремей Северин, хорошо понимал, что отхватив палец, дорогие соседи, со временем обязательно попытаются отхватить и всю руку.
  Все свои соображения относительно поднятого Токио вопроса, он подробно изложил в телеграмме, которая была отправлена в Москву с пометкой «молния». 
  Сказать, что подобная инициатива японцев было совершенно неожиданной для правительства России, значит, ничего не сказать. Предложение о разделе Маньчжурии застало Кремль врасплох, но он продлился буквально считанные часы. Уже к вечеру, военный министр Снесарев представил план действий на случай принятия предложения Токио. В течение нескольких часов, министр и начальник Генерального Штаба держали жесткий экзамен со стороны президента России, премьер министра, министра иностранных дел, начальника ГРУ и председателя ОГПУ. С военных сошло семь потов, прежде чем представленный ими план с некоторыми замечаниями и уточнениями был одобрен и принят к исполнению.
  Два дня ушло на различные консультации, согласования и откровенные торги. Так соглашаясь на временный раздел Маньчжурии, Сталин настаивал на сохранении статуса экстерриториальности Харбина и прилегающих к КВЖД земель.
  Сам хозяин Кремля не был в большом в восторге от предложения Токио, которое сулило не столько получение части Маньчжурии, сколько ухудшений отношений, как с Чан Кайши, так и с Европой и Америкой. Однако он отлично понимал, что в случае отказа Москвы от сделки, японцы рано или поздно займут всю Маньчжурию и тогда положение КВЖД сильно ухудшится, учитывая агрессивный настрой японцев. И тогда, чтобы избежать большой войны на Дальнем Востоке, к которой Россия пока не была готова, поэтому дорогу, возможно, придется и продавать.
  К большой войне со своим северным соседом не была готова и Япония. Именно этим объяснялось готовность Токио уступить русским часть Маньчжурии, что числилась в меморандуме Танаки основным плацдармом Японии в её экспансивных планах продвижения на азиатском континенте. С этим был согласен император, с этим был согласен и принц Коноэ, глава «клана войны» в японском обществе.
  Когда на третий день переговоров было объявлено о намерении Японии и России поделить Маньчжурию, изумленные генералы буквально забросали Коноэ Фумимара телеграмма и звонками. В них было все, начиная от недоумения и кончая возмущением в предательстве дипломатами национальных интересов страны и империи.
  Особенно недоумевал генерал Хондзио, чьи войска заступили дорогу армии Чжан Сюэляна на границе  Маньчжурии. В каждом слове его телеграммы сквозила откровенная горечь и обида, но принц Коноэ сумел быстро утереть его горькие слезы. В штаб генерала полетела телеграмма, сообщающая, что союз с Москвой носит исключительно временный характер, ради интересов империи.
  В отправленном вслед за телеграммой письме, принц Коноэ писал. «Раздел Маньчжурии на данный момент в большей степени выгоден нам и маловыгоден русским, учитывая её сложные отношения с Англией и Францией. Провозглашение Маньчжоу го позволяет нам со временем потребовать от русских передать северные районы Маньчжурии императору Пу И. Это будет сделано сразу, как мы укрепимся в Маньчжурии и нарастим численность Квантунской армии до миллиона человек. Спорить с такой силой русские не рискнут, учитывая малочисленность их армии и низкую плотность населения дальневосточного региона».       
  Говоря о малочисленности российской армии на Дальнем Востоке, принц Коноэ был абсолютно прав. Вся тяжесть и ответственность первого этапа оккупации Северной Маньчжурии ложилась на плечи Забайкальского, Амурского и Уссурийского казачества. Именно их полки должны были пересечь российско-китайскую границу с запада, севера и востока и, продвигаясь вдоль линии КВЖД и реки Сунгари и занимая города находящиеся к северу от железной дороги встретиться в Харбине.
  Одновременно с этим, находящийся в Харбине Заамурский отряд пограничников потребовал немедленной капитуляции и разоружения от находящихся в Гирине китайских солдат. Большей частью это были остатки дивизии генерала Ван Чжо ина из Мукдена и не испытывающие большого желания воевать. Связи с застывшим на границе Маньчжурии маршалом Чжан Сюэлянем у командующего гиринским гарнизоном не было и после суточного раздумья, он отдал приказ солдатам сложить оружие.
  Подобное развитие событий вызвало сильный гнев у Чан Кайши, считавшего Маньчжурию своей территорией. Зная примерную численность Квантунской армии и неготовность Японии к полномасштабному конфликту на континенте, глава Гоминдана считал, что у Чжан Сюэляна есть шанс если не прогнать японцев из Маньчжурии, то хотя бы ограничить их аппетит. Для этого нужно было пополнить его поредевшую после похода на Пекин армию, но из-за восстания красных китайцев в Кантоне, генералиссимус не мог послать на север лишнего полка. В итоге время было упущено, японцы перебросили из Кореи почти все находящиеся на полуострове войска и «молодой маршал» был вынужден отступить в провинцию Жэхэ.
  Всю злобу от безысходности, Чан Кайши выместил на восставших коммунарах Кантона. Окруженный город был буквально засыпан снарядами, после чего был взят штурмом. Восставшие оказывали упорное сопротивление, но силы были не равны. Под ударами солдат Гоминдана, красные коммунары оставляли улицу за улицей, пока их не оттеснили к берегу моря. Там по ним ударили орудия английских и американских кораблей поспешивших прийти на помощь генералиссимусу.
  Сотни и сотни людей гибли от шрапнели и осколков обрушившихся на них со стороны моря. Очень малому числу восставших коммунаров удалось вырваться из этого ада и уйти в горы.
  Пока «просвещенные демократы» снарядами и пулями наводили порядок на берегу моря, правительственные солдаты приводили в чувство жителей Кантона. Тысячи людей было схвачено ими на улицах города и казнены без суда и следствия.      
  Больше всех досталось молодым, коротко стриженым девушкам китаянкам. Видя в этом виде прически принадлежность к коммунистам, солдаты безжалостно расправлялись с ними. Одних они насиловали, а потом убивали. Других сразу ставили на колени и рубили головы, третьих ждала ещё страшная участь. Их озверелые от крови и вседозволенности изверги обливали керосином и поджигали.
  С особой изощренной жестокостью, генералиссимус обошелся с представителями российского генерального консульства. Уже после того как беспорядки в городе улеглись и Кантон полностью перешел под контроль войск Гоминдана, Чан Кайши приказал арестовать всех сотрудников консульства, а после установления личности казнить.
  Всего, 25 октября 1927 года, в Кантоне было расстреляно пять российских граждан во главе с вице-консулом Абрамовым, а также семь китайских сотрудников консульства. В тот же день, Чан Кайши приказал закрыть все консульства и торговые представительства России на контролируемой Гоминданом территории.    
  В ответ, Москва потребовала выдачу тел казненных и отправила за ними отряд кораблей во главе с линейным крейсером «Измаил». Капитан корабля капитан 1 ранга Александр Энквист получил приказ в случае необходимости применить силу. Русский медведь не собирался особенно церемониться с китайским драконом.





                Документы того времени.




                Из газеты «Известия» раздела правительственных сообщений от 31 октября 1927 года.
 
                В связи с гибелью сотрудников российского генерального консульства в Кантоне, правительство Российской Республики возлагает всю ответственной за случившуюся трагедию на китайскую сторону и генералиссимуса Чан Кайши, отдавшего это чудовищный приказ. Президент России Сталин И.В. выражает соболезнование родственникам погибших сотрудников и заверяет, что российская сторона сделает всё, чтобы наказать виновных в этом страшном преступлении.
  Поскольку подобные действия идут глубоко в разрез с нормами международного права предоставляющим неприкосновенность территории посольств и генеральных консульств, Россия намерена рассмотреть это вопиющее нарушение на ближайшем заседании Лиги наций. Одновременно с этим, Российская Республика разрывает дипломатические отношения с правительством Гоминдана и отзывает посла и работников посольства из Пекина. Вместе с этим российское правительство потребовало от посла Народной республики Китай в течение 48 часов покинуть территорию России.




                Глава IX. Хождение в народ – II.





                Стоя у широкого окна литерного поезда, президент России медленно и неторопливо курил папиросы «Герцеговина Флор», которые предпочитал всем иным табачным маркам, как отечественным, так и зарубежным. Многие производители табака, стремясь получить негласный бренд поставщика российского президента, присылали Сталину многочисленные сорта трубочного табака, но он оставался верен своему первоначальному выбору.
  Хорошо знавший президента Вячеслав Молотов, объяснял столь необычное пристрастие так.
 - Коба, большой хитрец. Набивая трубку папиросным табаком, а затем, неторопливо раскуривая её, он элементарно тянет время, чтобы осмыслить заданный в его адрес вопрос, либо хорошенько обдумать свой.
  Возможно, такая трактовка имела под собой определенные основания. Сталин действительно курил трубку на людях, во время заседаний и совещаний, а оставшись один и нужно было хорошо подумать, обходился папиросами. Вот и теперь, оказавшись наедине с самим собой, он курил папиросу и напряженно думал, а подумать было о чем и в первую очередь о своей безопасности.
  Оказавшись на самой вершине власти, Сталин прекрасно понимал, что его кандидатура на посту президента России вызовет у многих раздражение и потому был готов к интригам с их стороны. К интригам промышленников и банкиров во главе с братьями Рябушинскими. К интригам на политическом поприще со стороны Милюкова, Пуришкевича и иже с ними политиканов. Был готов к сопротивлению со стороны военных и заговор генералов его по большому счету не удивил.   
  Он был готов к интригам внутри правящей партии и даже среди членов правительства, ко всем видам борьбы включая самые грязные методы политической борьбы, допустимых в рамках конституции. Однако он не ожидал того, что ради победы на грядущих выборах его политические противники решатся на его физическое уничтожение.
  Первый тревожный звоночек прозвенел в марте этого года. Когда Наталья Николаевна Покровская рассказала ему, что её пытался завербовать комендант Кремля полковник Мальцев. Будь полковник человеком опытным в этих делах и знай её служебную биографию, он бы за семь верст обходил госпожу Покровскую, за плечами которой было участие в двух операциях военной контрразведки. 
  Однако все это Мальцеву было неизвестно, и он решил обзавестись смазливым агентом в аппарате президента, муж которой постоянно пребывает во всяких длительных командировках.
  Сигнал от госпожи Покровской, помог выявить в службе охраны Кремля небольшую группу военных лиц, готовящих операцию по «изоляции некоторых представителей правительства» на территории режимного объекта. Согласно негласному расследованию проведенного сотрудниками Дзержинского операция была только в самом начале и поэтому, президент распорядился не арестовывать заговорщиков. Он не хотел лишний раз обострять и без того напряженные отношения с военными и приказал убрать Мальцева и его единомышленников из Кремля.
  Все они были переведены на различные вышестоящие должности, но за пределами Москвы, Петрограда и Киева и сразу после переезда, попали под плотное наблюдение со стороны местных чекистов.
  Второй звонок прозвенел в августе в Харькове, когда возвращаясь с посещения тракторного завода, автомобиль Сталина попал в аварию. Пользуясь отсутствием постового регулировщика на пути кортежа президента, на главную улицу из переулка выскочил грузовик и к огромному удивлению ударил по второй машине, где в этот момент находился президент России.
  По счастливой случайности удар пришелся по передней части автомобиля, от чего сильно пострадал секретарь президента. Сам Сталин отделался ушибами и синяками, а когда узнал, что не справившийся с управлением грузовика шофер отец трех детей, приказал местной полиции закрыть дело и не привлекать водителя к ответственности.
 - Работает день и ночь, чтобы прокормить семью вот и недоглядел – объяснил причину своего решения полицейскому полковнику, срочно прибывшему на место происшествия.
 - Не наказывать, проверю лично - предупредил его президент, но этот запрет не распространялся на чекистов и они провели свое расследование. Оказалось, что шофер действительно имел троих малолетних детей, действительно работал день и ночь, чтобы их прокормить. И действительно мог недосмотреть и даже заснуть за рулем, но выяснился один интересный факт.
  Брат шофера стоял в партии социалистов революционеров и по приговору городского суда, за антиправительственную деятельность был сослан на длительное поселение в африканскую колонию Того, где через год умер. Что касается самого шофера, то он ранее неоднократно в разговорах выражал поддержку партии «эсэров», но после ссылки брата перестал говорить с товарищами по работе на политические темы.
  Одним словом таранить автомобиль Сталина у него был свои, пусть недоказанные, но веские причины, несмотря на наличие трех детей и иждивенцев старых родителей.
  Что касается третьего звоночка, то он прозвучал совсем недавно в октябре месяце, когда посещая Кузнецкий бассейн, президент решил посмотреть как идет строительство металлургического комбината. В этом году Сталин уже посетил подобные комбинаты в Кривом Роге и Магнитогорске и теперь захотел увидеть, как обстоят дела у третьего комплекса, чье существование позволило бы России стать на один уровень с американцами, англичанами, французами и немцами в деле металлургии.
  Хороших дорог к тому месту, где шло строительство комбината, естественно, не было и в помине. В лучшем случаи это была гравированная дорога, а в основном хорошо укатанная грузовиками проселочная дорога, что извилистой лентой пролегла по местным сопкам.
  С одной из таких сопок, автомобиль Сталина чуть было на всем ходу не слетел под крутой откос, где наверняка бы погиб. Сначала все обстояло, что шофер просто не справился с управлением и только в самый последний момент сумел удержать автомобиль на крутом склоне. По привычке президент поблагодарил водителя и попросил его не наказывать, но в ходе расследования чекистам удалось разговорить шофера. И выяснилось, что на президента готовилось самое что, ни наесть настоящее покушение. Готовили его местные социал-демократы, бывшие соратники Сталина по революционной борьбе во главе Иваном Никитовичем Смирновым.
  Согласно плану покушения, шофер должен был совершить аварию и ценой собственной жизни погубить президента. Однако в самый последний момент водитель испугался и, спасая себя, затормозил машину.
  Люди Дзержинского взялись за это дело основательно, как это было положено в их работе и быстро выявили главных фигурантов. Смирнов был арестован и этапирован в Москву, куда были отправлены и другие вовлеченные в это дело участники заговорщики. 
  Отсутствие единого центра сопротивления политическому курса президента не снижало опасности исходящей от них и, не дожидаясь окончания поездки президента на Дальний Восток, Дзержинский приказал усилить его охрану.
  Вагон качнуло на стыке и, бросив недокуренную папиросу в пепельницу, Сталин вернулся за свой рабочий стол, где его ждали черновой набросок речи на встрече с жителями Хабаровска. Готовясь к встрече с дальневосточникам, Сталин старался включить в неё аспект, который должен был особо близок горожанам. Задеть, зацепить их сознание, настроить людей на конструктивный диалог но, к сожалению это не всегда срабатывало.    
  Сталин с горечью вспоминал свою встречу с представителями сибирского крестьянства произошедшую в Новониколаевске. Ради высокого гостя, руководитель области Федор Стаднюк, организовал крестьянский сход Южной Сибири.
  Глядя на многочисленных делегатов заполнивших большой зал недавно построенного в городе нового театра, он стал по привычке говорить о крестьянской выгоде в создании колхозов. О помощи государства в этом деле техникой МТС, льготными кредитами и специализированным обучением колхозников. Сказал, что вместе легче делать любое трудное дело и при этом упомянул чисто алтайское выражение.
 - Как у вас говорят, вместе и батьку удобнее бить – пошутил Сталин, но его слова не нашли нужного отклика среди сидящих перед ним крестьян. Некоторые из них, что гордо сидели с самого начала, показывая окружающим и в первую очередь Сталину свою независимость.
  Президент сразу узнал в них местных кулаков, но говорил он отнюдь не для них, а для середняков и бедняков, составлявших большую часть аудитории. Однако вопреки опыту общения с крестьянами, эти бедняки и середняки боязливо молчали и жались к стенам, отдавая инициативу кулакам.
 - Побить – это можем, - моментально откликнулись зажиточные люди Южной Сибири. - Мы парни такие, за свое добро кого угодно поколотить можем. Даже и отца родного!
  Выкрикнувший эти слова человек, гордо вскинул голову и важно посмотрел на своих товарищей, дружно закивавших ему в ответ, мол, знай наших!
  Не желая сбиваться с темы, президент сделал вид, что не обратил внимания на этот выкрик, чем ещё больше раззадорил сибиряков. Они стали ждать возможности к бретёрству и вскоре такой им момент выпал. Расписав преимущество колхозного строя, президент заговорил о хлебных поставках села городу и тут кулаки разом всколыхнулись.
 - Это что же получается!? Мы его потом и кровью вырастили, а вы наш хлебушек хотите задаром взять!? Не выйдет! Не дадим! Не позволим над собой изгаляться! Мы сибиряки люди вольные! – гневно загудели ряды, и как не тряс колокольчиком Стаднюк пытаясь утихомирить задетых за живое «рачительных землепашцев»- это ему удалось не сразу. Негодование широкой рекой лилось из их душ. Выкрики из зала становились все громче и смелее и в пылу охватившего их угара словесной анархии, один из «крепких хозяйственников» перешел черту дозволенности.      
 - Хлебушек нужен?! Так ты спляши кацо, тогда может, и дадим хлеба! – выкрикнул раскрасневшийся от собственной храбрости невысокий крепыш, на всякий случай, тут же, спрятавшийся за спины своих товарищей.
  Вскочивший со стула Федор Стаднюк, что было сил, затряс председательским колокольчиком, призывая крестьян к порядку, но его пронзительный звон не имел никакой силы над разошедшимися бретерами. Только когда с краем стола президиума внезапно возникла высокая фигура начальника охраны Ерофея Неверова, решительным движением передвинувшего кобуру с маузером и положившего руку на его рукоятку, в настроении господ кулаков произошел перелом.
  Как зверь чует силу идущего на него охотника, так и они увидели перед собой человека готового достать и обратить против них оружие. И потому, нехотя, с оглядкой на своего обидчика, господа кулаки стали успокаиваться.
  Уловив изменение зала, Ерофей Неверов убрал руку с кобуры и скрылся за портьерой, не уронив ни на миг достоинства укротителя разошедшейся толпы.
  Вслед за ним сел на свое место Стаднюк и сотни глаз вонзились в президента, все это время невозмутимо стоявшего за трибуной. Смотрели со злобой, с тайной надеждой и сочувствием и среди этого моря глаз не было ни одного взгляда равнодушного.
  Трудно, очень трудно после такого поворота событий вести доверительную беседу с залом надеясь на взаимность, однако Сталин был не из тех людей, кто пасовал перед трудностями. Гордо подняв голову, он начал биться за сердца и души сидящих перед ним бедняков и середняков.
  Притихшие кулаки, ожидали, что президент обрушит на их головы громы и молнии, будет угрожать и запугивать, но ничего этого не произошло.
 - По поводу танцев, вы обратились не по адресу, господа хорошие. Это к заведению мсье Жана. Это у него пляшут и поют на любой вкус, а не дело делать – произнес президент и его слова нашли моментальный отклик среди сидевших в зале людей. На лицах многих появились улыбки и это, приободрило президента.
 - Нам, правительству, с закупаемого у вас по твердым ценам хлеба большой выгоды нет. По низкой цене купим, по низкой цене и продадим. С учетом затрат на его перевозку и переработку прибыли можно сказать копеечные, но не в выгоде дело. Мы это делаем не для прибыли. Для нас куда важнее прибыли это - накормить хлебом простых людей. Накормить досыта тех, кто до сих пор вынужден, есть его напополам с лебедой и прочей гадостью. Ради этой благой цели, мы и создаем колхозы и в помощь им даем МТС. Ради этого мы готовы сотрудничать и помогать любому хозяйственнику.
  Сталин говорил глухо и негромко, с заметным грузинским акцентом, но сказанные им слова доходили до ума и сердца простых людей и находили в них отклик. Но не у всех.
 - И где же тут справедливость, господин! – взорвался господин с золотой цепочкой на животе в пятом ряду, едва в речи президента возникла малая пауза. - Я все лето буду пуп надрывать, хлеб выращивать, чтобы какой-то там ленивый нищеброд мой хлебушек за так ел! Если хотите добрые дела делать, так и платите добро!
  Зал немедленно поддержал его глухим гулом, но помня о присутствии Неверова, не разразился гневными выкриками, хорошо понимая, кто перед ними стоит.
 - Значит, по-вашему, вы хороший, крепкий хозяин, а вот тот, кто хлеб с лебедой есть значит плохой, худой хозяйственник. Так? – спросил Сталин обладателя золотой цепочки.
 - Знамо дело так, - незамедлительно откликнулся тот. – Если ты ко всему с умом и разумом подходишь, то у тебя хозяйство справное и урожай хороший. А если ты не умеешь и не хочешь вести дело, то понятно дело у тебя вместо ржи, одна лебеда.
  Сидевшие рядом с ним кулаки ответили одобрительным гулом, но с неменьшей силой был им в ответ с другой части зала, где сидели деревенские бедняки.
 - А почему вы такой крепкий хозяин? Уменье у вас наверно есть, хорошо хозяйство вести? – едва заметно поддел кулака президент и тот моментально завелся.
 - Да, умение! - гордо выкрикнул оппонент, - не всякому это дано.
 - У тебя одно умение, людей в кабалу загонять! – гневно выкрикнул один из скромно одетых крестьян. - Долгами опутывать и все лето заставлять на себя работать, невелико умение!
 - Так тебя в них никто силком влезать не заставляет! Живи своим умом и делом, раз ты такой умный!
 - Да вы же, нормально  жить никому не даете! Мироеды чертовы! - моментально отреагировал ему бедняк и чтобы сбить вновь разгорающиеся страсти, Стаднюк вновь схватил колокольчик. И на этот раз, его применение оказалось вполне успешным.
 - Вступайте в колхоз – предложил Сталин оппоненту кулака, - с голоду точно не умрете и за долги, вас никто работать не заставит.
 - Боязно, гражданин президент, - честно признался ему крестьянин. - Непривычное это для нас дело колхоз.   
 - Общиной значит жить привычно, а вести общее коллективное хозяйство со своим соседом по деревне непривычно, - усмехнулся Сталин. - Как-то концы с концами не сходятся.
 - Так ведь общиной мы, с царя Гороха живем, а вот колхозом ещё никто не живет. 
 - Неправда. Колхозы уже создали крестьяне Орла и Курска, Костромы и Ярославля. Есть колхозы на Кубани и Ставрополье, на Дону и Украине, в Оренбуржье, - уверенно перечислял президент. - А вы, значит, ждать будите, куда кривая выведет? Ну что же, ждите, дело ваше. Только пока ждать будите, выгоду свою потеряете.
 - Какую такую выгоду, если за наш хлеб цену хорошую давать не хотите?! – послышалось с другой стороны зала.
 - Выгода прямая. Чем больше сдадите, тем больше и получите. Вот знаменитый американский миллионер Форд разбогател на том, что продавал свои автомобили по низкой цене. Из-за этого его машины в Америке покупали все; и бедняки, и середняки, и Европа и Азия. И благодаря полученной прибыли он расширил производство и стал продавать уже несколько видов автомобилей. Вот это называется работать с умом и перспективой, а не просто цену на свой товар накручивать и жить одним днем.
 - Это все сказки, для того чтобы мы хлеб свой отдали. Не выйдет, дураков нет!
 - И что вы с этим хлебом делать будите? За границу не продадите, здесь по высокой цене у вас его не купят. Гноить будите, чтобы никому не достался!? – гневно спросил президент и никто из «крепких хозяйственников» не решился ему честно ответить.
 - Сгноить хлеб вы, конечно, можете, только хочу вас предупредить господа хорошие. Если правительство посчитает нужным, оно может реквизировать ваш урожай по установленным им ценам. А чтобы ошибки, какой ненароком не вышло, товарищи нам помогут. Ведь поможете? – обратился Сталин к беднякам.
 - Чего не помочь? Поможем! – моментально ответили ему радостные голоса из зала. - Мы завсегда хорошему делу помочь готовы! Можете в этом не сомневаться, гражданин президент!
  Поддержка неожиданного предложения Сталина была столь мощная и дружная, что кулаков пробила оторопь. Никто из них не сомневался. Эти придут. Эти все до последнего зернышка выскребут, мстя за все прошлые горести и обиды. Эти постараются свести старые счеты, прикрываясь указом правительства.
  Сталин моментально уловил колебание в стане «рачительных землепашцев» и поспешил расколоть их ряды на разумных и упертых.
 - А тем, кто пойдет на сотрудничество с правительством и сдаст хлеб по назначенной цене, мы готовы предоставить денежные субсидии для покупки на будущий год сельхозинвентаря, тракторов, сеялок, запчастей к ним и горючего. Подумайте хорошенько, стоит ли игра в конфронтацию с государством свеч.    
  Выкриков с места не последовало, и он продолжил говорить, пересыпая речь цифрами и доводами, сделав основной упор речи на льготы, которое правительство готово было предоставить селу в обмен на хлеб. И чем больше он говорил, тем больше становилась трещина раскола, казалось в едином стане кулаков. Деля их на соглашателей и непримиримых.
  Сумел ли он убедить сибирских хлеборобов в разумности пойти пусть на вынужденный, но разумный компромисс, было неизвестно. Однако по тому настрою, по тем вопросам, что задавали ему крестьяне в фойе театра после завершения схода, было ясно, что колхозам на сибирской земле быть.
  Вспоминая встречу в Новониколаевске, президент сделал пометку в своем рабочем блокноте, куда он почти каждый день заносил те или иные записи, необходимые к исполнению.
  Готовясь к грядущим выборам, Сталин сознательно отказался от повторения прошлогоднего сценария написанного под его предшественника. Конечно, можно было снова шикануть изобилием бытовых товаров и продовольствием. Запасов для этого с трудом, но хватало, однако у Сталина был другой план.
  Для приведения в жизнь тех реформ, что были задуманы им в расчете на долгосрочную основу, нужен был постоянный и многочисленный союзник в лице рабочих и крестьян. И того, и другого, Сталин намеривался привлечь к себе конкретными делами. Одним из них было накормить трудовое население дешевым хлебом. Сделав это не кратковременным явлением под выборы, а повседневным жизненным атрибутом.
  Другим агитационным пряником было решение дать широкий доступ детям рабочих и крестьян к высшему и специализированному образованию. Этим решением он убивал двух зайцев. Укреплял базу своих потенциальных избирателей и наполнял стены институтов и училищ, что должны были дать квалифицированных специалистов заводам и фабрикам, школам и больницам, которые должны были быть построены и запущены в действие согласно пятилетнему плану.
  Настенные часы гулко пробили время, и едва их звон затих на просторах вагона, как в дверь осторожно  и на пороге кабинета возник секретарь президента.          
 - Иосиф Виссарионович, полковник Иссерсон.
 - Просите – президент встал из-за стола и неторопливо направился навстречу к гостю. Сидеть за столом принимая человека, Сталин считал барством и недопустимым для президента. «У человека в душе после встречи должна остаться либо радость, либо страх. Первого желательно побольше, второго поменьше, а третьего не должно быть в принципе. Так как любая неопределенность только мешает делу» - рассуждал про себя президент и четко придерживался этой нехитрой формулировки.
  Обменявшись с начальником Хабаровского гарнизона рукопожатием, президент жестом пригласил гостя сесть в кресло и стал задавать вопросы.
 - Скажите полковник, как отреагировали местные китайцы на ввод наших войск в Маньчжурию? Были трудности с наведением порядка? Какой настрой у нас и у китайцев?
 - Трудностей с переходом границы никакой не было. Едва к Хабаровску подошли мониторы и бронекатера Амурской флотилии, китайские пограничники мгновенно отошли от берега и никакого сопротивления нашим отрядам не оказывали. Не оказывали китайские пограничники сопротивление и во время высадки нашего десанта в Тунцзяне и Фунцзине. Молча, складывали оружие или убегали в тайгу. До самых отрогов Хинган, мои отряды не встречали никакого сопротивления, несмотря на свою малочисленность. Единственное серьезное столкновение было в Тунхэ, но там против нас действовали хунхузы, а не регулярные соединения.    
 - Сильно пришлось пострелять? – Сталин читал рапорт командующего Дальневосточного округа по приведению к миру северо-восточных районов Маньчжурии, но хотел послушать живого очевидца этих событий.
 - Да, пришлось, гражданин президент. Хунхузы напали на отряд внезапно, под утро, когда люди спали после перехода. Рассчитывали застать нас врасплох, но часовые были начеку, да и маньчжурцы сильно помогли. Они первыми заметил хунхузов, подняли тревогу и вступили с ними в бой.
 - Вам я знаю, и речники хорошо помогли – проявил свою осведомленность Сталин.
 - Совершенно верно. Капитан-лейтенант Вершинин быстро сориентировался в сложной обстановке, вывел свой монитор «Святители» на средину реки и принялся громить тылы атакующих хунхузов. От огня его батареи погибло больше хунхузов, чем от залпов наших винтовок.
 - А каковы потери?   
 - У нас четверо убитых и семнадцать раненых. У противника согласно произведенному днем подсчету тел семьдесят два человека погибших, а сколько раненых неизвестно. Хунхузы их либо добили, либо с собой забрали. В отношении настроения, то оно нормальное. Китайцы сидят тихо, а мы за ними наблюдаем – бодро доложил Иссерсон, что откровенно не понравилось президенту.
 - Может не стоит терять бдительность и так сразу списывать со счетов хунхузов. За последние десять лет, они вам крови изрядно попили.
 - С бдительностью у нас все в порядке, гражданин президент. Не первый год с китайцами контактируем, знаем, кто из них, на что способен и какую гадость от них следует ожидать, – заверил президента полковник.
 - Что касается хунхузов, так они пили нашу кровь в основном по приказам японцев. Как только Токио им деньги через своего резидента пришлет, так они сразу против нас нападение организовывали. А когда денег не было, они или своих китайцев грабили, или контрабандой опиума занимались, стервецы.
  С занятием нашими войсками севера Маньчжурии, хунхузам будет труднее действовать против наших границ. Раньше им вольготно было. Местная власть на все глаза закрывала, а теперь им с оглядкой жить придется. Много долгов к ним у наших казаков накопилось.    
 - Вашими устами да мед пить Георгий Самойлович – усмехнулся в усы Сталин. - Мы хотели вам помощь предложить в борьбе с хунхузами, а у вас все хорошо.
 - Я говорил о спокойствии на границе, а помощи для уничтожения бандитов буду только рад. Самый удобный случай, чтобы, если не извести эту заразу под корень, то основательно  прополоть её ряды и заставить как следует бояться.
 - Какие силы вам необходимы для успешного выполнения этой задачи? Полк, дивизия, корпус? Какие виды войск? Пехота, кавалерия, авиация, броневики?
 - Для наведения порядка вверенном мне секторе ответственности, достаточно будет двух полков кавалерии и полка пехоты с приданной артиллерией. Желательно, чтобы они состояли из уроженцев Приморья или Забайкалья.       
 - Два полка кавалерии и полк пехоты вы получите, это однозначно. А вот уроженцев Забайкалья и Приморья не знаю. Кавалеристов точно не будет. Слишком долго их призывать, формировать, а вам нужно как можно быстрее, верно?
 - Так точно. Чем раньше этой нечисти голову начнем снимать, тем лучше. 
 - А вот с пехотой дело думаю сладиться. Командующий округом обещал сформировать две дивизии из местных жителей, так один полк в самое ближайшее время будет передан в ваше подчинение.
 - Почему не просите броневики и авиацию? Уссурийцы целую эскадрилью, для себя попросили, забайкальцы бригаду броневиков, а вы не просите. Не верите в них?
 - Броневики и авиация нужны для сражения с регулярными соединениями, а применять их против бандитов – все равно, что из пушки по воробьям стрелять. У хунхузов нет боевых отрядов больше двухсот человек. В случае необходимости они, конечно, могут рекрутировать бойцов из местных китайцев, но основное ядро редко превышает две сотни бойцов. Слишком накладно главарям содержать их и их семьи. Поэтому двух конных полков должно хватить.
 - Это очень хорошо, что вы так уверены в себе и своих силах, Георгий Самойлович. Однако одной уверенности тут может не хватать. Сектор от западного участка границы до Бокэту держат забайкальцы. Территорию от Бокэту до Цицикара, контролируют амурские казаки и им помогают маньчжурцы, чей сектор контроля от Цицикара до Харбина. От восточного участка границы через Мудацзян и до Харбина взяли на себя уссурийцы. У вас местного казачества нет, вряд ли в скором времени будет, и ваш сектор Приамурья является наиболее уязвимым во всей схеме защиты. Вы считаете, что запрошенных вами сил будет достаточно – это хорошо. Если вам понадобиться, что-либо ещё скажите. Мы вам постараемся помочь, но при этом спросим с вас по всей строгости. Вы это понимаете?
 - Прекрасно понимаю, гражданин президент - без малейшего раздумья ответил Иссерсон.
 - В таком случае не смею вас отрывать от исполнения своего долга – Сталин встал и пожал руку своего гостю.
  Дверь за полковником закрылась, но ненадолго. Бритая голова секретаря вновь показалась в дверях и учтиво спросила: - Чаю, Иосиф Виссарионович?
 - Да, пожалуй, можно и чаю и принесите документы на генерала Каппеля – приказал президент, и секретарь послушно скрылся.
  Непростая ситуация сложившаяся на Дальнем Востоке требовала срочного создания на этом рубеже Родины полноценного войскового соединения, под названием Особая Дальневосточная армия. В качестве её командиры, министр военных дел и фельдмаршал Брусилов, не сговариваясь, рекомендовали президенту назначить генерал-майора Владимира Каппеля. Встреча с ним должна была состояться в Хабаровске, и Сталин хотел узнать всё о предлагаемом командире.       
 
 
                Документы того времени.





                Срочное сообщение в Русское Географическое общество из российского посольства Рио-де-Жанейро от 4 ноября 1927 года.

                Согласно письму, доставленному в российское консульство в Куябе погонщиком мулов Диего Рибейры, экспедиция профессора Басов совершила важное археологическое открытие. Она нашла в верховьях реки Шингу, штат Мату-Гросу следы древних поселений. Они представляют собой группу домов расположенных вокруг центральной площади и обнесены каменной стеной. Все они связаны между собой дорогами, которые проходят города с северо-востока и на юго-запад, пересекая центральную площадь.
  Общая численность населения каждого города профессор Басов оценивает в 50 тысяч человек. Профессор считает, что их нельзя назвать полноценными городами, но они обладают многими признаками городов. В первую очередь благодаря высокому уровню планирования и организации. Вокруг городов экспедиция обнаружила следы дамб и искусственных водоемов, где индейцы разводили рыбу. Вместе с этим имеются следы мелиорации земли расположенной рядом с городами с целью возделывания на них сельскохозяйственных культур, предположительно маиса, кукурузы и риса.
  На месте предполагаемых деревень, а также в самих городах, экспедиция обнаружила осколки глиняной посуды, каменные ножи, кости убитых животных. Раскопки сильно затруднены тем, что города полностью поглощены тропическим лесом и были найдены лишь благодаря помощи местного индейского племени Куйкуро.
  Что касается известий относительно пропавшей экспедиции британского путешественника полковника Фосетта, профессор Басов не располагает точной информацией о судьбе её членов. Все члены российской экспедиции живы и здоровы. Профессор Басов собирается продолжить исследования неизвестной культуры, которая, по его мнению, возникла в этих местах до прихода сюда европейцев в XV веке. Профессор очень надеется найти захоронения жителей городов, что прольет свет на многие тайны затерянных городов Бразилии. В знак благодарности за доставку столь важных сведений, по распоряжению посла господина Щедрина, Рибейре было выплачено денежное вознаграждение в сумме одного конто рейса. Само письмо и альбом с зарисовками будут немедленно отправлены в Россию, как только их доставит специальный курьер из Куябы.

                Второй секретарь посольства Дмитрий Золотухин.





                Из приказа министра военных дел Российской Республики, генерала армии Снесарева А.И. от 8 ноября 1927 года.

                Назначить командующим Особой Дальневосточной армии генерал-майора Каппеля Владимира Оскаровича. Определить местоположение штаба ОДА город Владивосток.

                Военный министр Российской Республики генерал армии Снесарев А.И.
            



             
                Глава X. Африканская Вандея.





                Никак не могли привыкнуть бравые украинские хлопцы к тому, что температура наступающей зимы никак не опускалась ниже тридцати градусов. Что нет опавших лесов и опустевших полей, холодных ветров и снежных вьюг, противно завывавших весь день и всю ночь. Вместо этого была вечнозеленая листва вперемешку с красным от пыли песком, да пронзительное завывание шакалов по ночам и прочей нечестии африканской саванны.      
  Близился Новый год и рождество, к которому судьба преподнесла батьке  Махно и его боевым товарищам различные подарки. Для одних это было копченое сало, коим немецкие колонисты щедро снабжали все белых жителей Того и небольшая его часть, тайными тропами оказалось у мятежных анархистов.
  За прошедший год их число заметно прибавилось, за счет переселенцев приехавших из далекого Фатерланда. Желая получить квалифицированных и трудолюбивых работников, губернатор Фрунзе в свое время сумел добиться от Москвы согласия на этот шаг, а Котовский с радостью продолжил начатое дело. В результате чего, в Ломе появилось множество маленьких коптилен, заваливших весь российский протекторат качественно приготовленным салом.
  Для других махновцев, новогодним подарком были новенькие солдатские ботинки. Их в большом количестве, люди батьки обнаружили в одном из французских складов Ниамеи, что находились на северном берегу реки Нигер. Склад был хорошо скрыт от посторонних глаз в земле и потому повстанцы не сразу его обнаружили. А когда обнаружили, началось подлинное пиршество души. Кроме ботинок, обмундирования старого образца, иголок и пуговиц, на складе имелся хороший запас консервов.
  Кроме мясных и овощных консервов для рядового состава, имелись рыбные и птичьи для офицеров, а также грибные и даже консервированные омары для губернатора. Большая часть этого богатства была расхищена махновцами, прежде чем узнавший о столь важной находке атаман не поставил у дверей склада крепкий караул.
  Для самого Нестора Ивановича лучшим новогодним подарком было согласие губернатора оставить у него в качестве военного советника Андрея Крассовского. Он полгода назад прибыл к Махно вместо заболевшего дизентерией Малиновского и очень пришелся по душе атаману. Бывший драгун также как и Махно стоял за тактику внезапного налета, в отличие от педантичного Малиновского видевшего залог победы в хорошо построенной позиционной обороне.
  Утверждение Красовского главным советником было для лидера повстанцев очень своевременно. Чернокожие союзники анархистов донесли батьке, что военные соединения бригадного генерала Буассона покинули столицу Дагомеи и двинулись к её северной границе.
  На этот раз, министерство колоний сделало долгожданный вывод из прежних неудач и посчитало нужным отказаться, от посылки войск по столь длительному маршруту Сенегал – Ниамея. Предпочтение было отдано плану нанесения удара по бандам Махно с территории Дагомеи, как ближней колонии Франции очагу мятежа.
  Подобное решение стоило министерству по делам колоний больших сил и нервов, так как территории Дагомеи и Французского Судана относились к разным колониальным провинциям Французской Западной Африки. Однако чиновники министерства не были сами собой, если бы внесли свою «скромную» лепту в благое дело. Без звука выделяя прежним экспедициям солидные суммы для борьбы с «русским дьяволом» Махно, на этот раз они серьезно сократили бюджет карательных войск, ловко сославших на то, что на этот раз их путь будет в два раза короче прежнего.
  Как не пытался генерал Буассон воспрепятствовать этому бесстыдному обрезанию, чиновники министерства были неумолимы. Они не добавили ни одного сантима к назначенной сумме, мужественно стоя под натиском генерала как гвардейцы императора в битве при Ватерлоо.
 - Имейте совесть, мсье Буассон! Во Франции кризис! Доходы государства падают! Президент и премьер-министр чтобы помочь бюджету урезают собственное жалование, ровно наполовину, а вы требуете дополнительных сумм для поимки Махно! – гневно восклицали чиновники. - Деньги вам выделены. Остальное вы получите у губернатора Бешара в Дагомеи!
  Сраженный упрямством чиновников, Буассон был вынужден подчиниться, но гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Губернатор Бешар смог дать генералу минимум того на что тот рассчитывал. И дело тут было не в том, что властитель Дагомеи не желал помогать Буассону решить проблемы соседней провинции. Просто возможности французской колонии не были рассчитаны на нужды войск генерала Буассона. Бешар не мог дать ему ни солдат, ни боеприпасов, ни амуниции, так как арсенал Порто-Ново не был рассчитан на снабжение большого количества солдат. Все вооруженные силы Дагомеи не дотягивали и до тысячи человек.    
  Единственное, что смог сделать губернатор для Буассона – это обеспечить его воинство провизией и позволить генералу нанимать воинов у местных африканских племен. За яркую бижутерию, холодное оружие и поддержку колониальной администрации вожди йоруба согласились выделить по 40-50 воинов генералу Буассону в его предстоящей борьбе с Махно.
  Общая численность вспомогательных войск также едва-едва равнялась тысячи человек, но и это было существенной поддержкой наступательных планов французов.
  Наступил декабрь, когда Буассон к огромной радости губернатора покинул Порто-Ново и вместе со своим войском двинулся к берегам Нигера.
  В отличие от своих предшественников, Буассон точно знал, что ему нужно делать в этом походе и его план не был красивым сочинением, написанным на бумаге. Все действия генерала были не только хорошо продуманны, но и подкреплены конкретными делами. Так намериваясь взять под полный контроль обе половины Ниамея, Буассон вез с собой лодки и понтоны для форсирования водного пространства Нигера.
  Отказавшись от тактики уничтожения противника численным превосходством, французский генерал решил сделать упор на военную подготовку своих солдат. Им сразу было заявлено, что предстоит сражаться не со сборищем мятежных каторжников, как называли махновцев его предшественники, а с хитрым и опасным врагом. Победить которого, можно только благодаря четкому и слаженному исполнению приказов командира и никак иначе.
 - Каждый солдат должен точно знать свой маневр – эту нехитрую истинную Буассон постоянно вдалбливал в головы своих младших офицеров и солдат, и очень надеялся, что она застрянет в голове хотя бы у половины из них.               
  Прекрасно понимая, что махновцы постоянно получают пусть тайную, но подпитку из Ломе, генерал решил разорвать эту жизненноважную для армии Махно пуповину. Для этого, он намеривался пойти на рискованный шаг, разделить свои силы. Эту миссию, он поручил майору Граммону, опытному командиру и знающему кавалеристу. Последний аргумент был решающим в выборе генерала.
 - Русские наверняка тайно отправляют мятежникам Махно боеприпасы и прочую помощь небольшими обозами. Так легче скрыть от постороннего глаза свои черные дела и эту особенность, мы должны обратить против них самих. Ведь для перехвата небольшого обоза не нужно много сил, - хитро усмехнулся Буассон. - Я дам под ваше командование двести всадников, Граммон. Этого вполне хватит, чтобы найти и уничтожить небольшой обоз, маршрут которого не так сложно себе представить.
  Для того чтобы это дело произошло как можно быстрее, вы получите опытных следопытов из числа наших чернокожих наемников. Я уже говорил об этом с вождем Асиле, и он обещал прислать лучших охотников, чтобы вы выследили и уничтожили тех, кого нет, согласно заявлению господина Котовского. 
 - Двести сабель – это слишком много для подобной миссии, господин генерал. Для перехвата и уничтожения обоза, вполне хватит и ста – ста пятидесяти человек. Не думаю, что каждая их повозка представляет собой маленькую, снабженную огнестрельным оружием крепость на колесах.
 - Я рад, что вы это сказали. Двести всадников для такого деликатного дела действительно много, но вот два отряда по сто человек, для ускорения процесса поиска - самое то. Вооруженный таким широким бреднем вы сможете быстрее поймать русскую щуку на просторах саванны. Командование вторым отрядом я думаю поручить капитану Лавардену. Вы не возражаете?
 - Конечно, нет, господин генерал. Лаварден грамотный командир и подобное задание ему вполне по плечу. 
 - Вот и отлично. Я рад вашему пониманию задачи стоящей перед нами. Очень надеюсь, что вы сумеете поставить надежный заслон на пути русской военной контрабанды, пока мы будем изгонять Махно из Ниамеи.
 - Можете не сомневаться. Мои кавалеристы сделаю все возможное, а в нужный момент добавят ещё чуть-чуть.
  Рассуждения генерала Буассона были абсолютно верными и когда отряд Граммона прибыл в район границы между Того и Французским Суданом, чернокожие следопыты наши следы прохождения обоза состоящего из шести повозок. По следам и помету лошадей, охотники заявили, что они были оставлены больше недели назад и двигались повозки с севера на юг.
 - С одной стороны это плохо, с другой хорошо, - прокомментировал доклад следопытов майор. - Плохо то, что этот обоз мы уже никогда не догоним, а хорошо, то, что мы точно знаем обозы русских проходят здесь и нам остается дождаться его нового прохождения в сторону Махно.
 - Только и всего – недовольно буркнул Лаварден. - Очень может статься, что это ожидание затянется на долгое время.
 - Не беспокойтесь. По моим расчетам русский обоз не заставит нас долго ждать и появиться в ближайшую неделю, другую.
 - Что заставляет вас так считать?
 - Русские наверняка знают, что Буассон идет к Ниамеи и потому, постараются снабдить Махно оружием и боеприпасами до начала боевых действий на этом направлении. На месте Котовского, я бы так и сделал. 
 - Значит, разобьем бивак и будем ждать русских?
 - А вот здесь, вы неправы, капитан. Не ждать, а искать русских. Очень может быть, что у русских обозов несколько маршрутов и найденная нами тропа одна из многих.
 - По-моему, вы только усложняете задачу, представляя нашего противника в таком образе.
 - Меня к этому подталкивает тот факт, что Махно дважды утер нос нашим звездным стратегам. Потому, я считаю, что лучше перестраховаться, чем недооценить своего противника – изрек свой вердикт Граммон и капитану, осталось только выполнять его приказ.    
  На следующий день отряд разделился и отправился искать русские обозы на просторах саванны.
  Капитан Лаварден не разделял мнение своего начальника об особой хитрости русских. По его мнению, из-за своей природной лени они наверняка пользовались одной и той же тропой для отправки своих чертовых обозов. Все остальное – это, разговоры в пользу бедных. Каково было его удивление, когда следопыты вождя Асиле обнаружили совершенно свежий след обоза и совершенно в ином месте от ранее обнаруженного следа.
 - Черт возьми, майор Граммон верно угадал про вторую тропу у русских. Ему везет! – воскликнул капитан и, несмотря на то, что лошади порядком устали, отдал приказ о преследовании неприятеля. По словам охотников, повозки прошли несколько часов назад и были основательно нагружены.
  Чернокожие следопыты оказались правы, не прошло и двух часов скачки и французы увидели шесть открытых повозок в сопровождении четырнадцати всадников.
  Желая одним мощным ударом разом сломить сопротивление противника, Лаварден дал возможность растянувшемуся длинной цепочкой отряду, собраться в единое целое и только потом прозвучала команда: - Вперед!
  Двадцать человек против ста, при запасе времени до прямого столкновения чуть больше пяти минут величины несопоставимые и невыгодные. Однако вместо того чтобы покориться судьбе и сдаться на милость победителя русские решили принять бой.
  Едва только присутствие конников Лавардена было замечено, они принялись разворачивать свои повозки в некое подобие полукруга, после чего открыли по французам огонь из своих винтовок.
  К огромному удивлению капитана, на одной из шести повозок оказался станковый пулемет «Максим», который открыл по ним огонь, едва только это оказалось возможным. Неизвестно чем бы закончился этот бой, если бы в самый ответственный момент у пулемета не перекосило ленту, и он замолчал.
  Другим неприятным сюрпризом оказалось наличие гранат у обозников. Когда кавалеристы с обнаженными саблями приблизились к повозкам, под копытами их коней загрохотали взрывы и в атакующих рядах возникли заметные прорехи. Гранаты, впрочем, не смогли остановить наступательный порыв французов и изрыгая проклятья, они принялись рубить противника направо и налево.
  Понесенные потери сильно обозлили кавалеристов Лавардена, и полностью позабыв приказ капитана взять хотя бы одного пленного, они перебили всех русских обозников. Включая раненых, что не могли оказывать им сопротивления. Единственным пленным, взятый французами в этой скоротечной схватке, оказалась женщина возница. Не имея оружия, она попыталась внести свою лепту в борьбу с налетевшим на обоз врагом. На одной из повозок имелся ракетный станок и пока мужчины сражались, она смогла привести его в боевое положение и выпустить ракету.
  К счастью для людей Лавардена, станок был задран высоко вверх. Выпущенный возницей заряд ушел далеко в небо, а подскочивший к повозке драгун, ударом кулака сбил её с повозки на землю.
  Когда взъерошенную и растрепанную пленницу кавалеристы подвели к капитану, Лаварден собирался её допросить, а затем в качестве трофея отвезти к Буассону. Однако эта русская дикарка посчитала, что французы намерены совершить над ней акт насилия, и стала отчаянно вырываться. Когда же, крепкими ударами кавалеристы утихомирили её, она сделала вид, что смирилась со своей участью и её подвели к Лавардену. Однако едва капитан приблизился к пленнице, чтобы попытаться заговорить с ней, она внезапно выхватила спрятанный на поясе одежды нож и бросилась с ним на Лавардена.         
  От верной смерти капитана спасла быстрая реакция его верного ординарца. Едва увидев стальное лезвие в руке женщины, он с испугом отпрянул от неё в сторону, а стоявший рядом с ним ординарец Франсуа, одним ударом сабли снес голову дикарке.
  Раздосадованный этой неудачей, капитан решил привести голову русской «Мэри Рид» генералу Буассону в качестве военного трофея. Благодаря длинной черной косе, она была повешена на седле ординарца и кровь мелкими каплями падала из неё на землю.
  Если бы Лаварден мог предполагать, сколько бед принесет его отряду этот трофей, он бы постарался как можно быстрее отделаться от него, но капитан не знал своей судьбы и в приподнятом настроении двигался навстречу року.
  Мало кто из кавалеристов догадывался, что залп ракет в небо, был не неудачным залпом, а отчаянным призывом к спасению. Как только разведка донесла батьке Махно о приближении французов, он незамедлительно приказал Красовскому встречать все идущие в Ниамею обозы на дальних подступах.
  Когда передовые дозоры заметили далеко впереди себя в небе следы ракет, они не придали этому большого значения и слишком поздно доложили об этом капитану. Встревоженный Крассовский, несмотря на приближающийся вечер, развернул отряд и стремительно поскакал в ту сторону, где были замечены сигналы.
  Час бешеной скачки и перед глазами махновцев представала груда окровавленных тел, над которой пировали грифы и гиены. С горькими криками анархисты стали узнавать в брошенных обезображенных телах своих друзей и знакомых, которых они выехали встречать.
  Особенно горевал молодой десятник Нечепуренко, когда в обезглавленном теле опознал свою сестру Марусю. Трудно описать состояние того, кого с головой накрыло чувство ненависти за гибель близкого человека. Громче других казаков он требовал незамедлительного отмщения, сильнее всех кипела ярость в его сердце в тот момент.
  В сотне Красовского было много следопытов, для которых саванна была открытой книгой и определить, куда двинулся захваченный французами обоз, не представляло большого труда. Единственным врагом для разгоряченных мстителей было время, а точнее наступавшая ночь, но это обстоятельство не могло остановить их.
 - С обозом французы будут двигаться медленно, да и раненые, судя по всему, у них имеются. Далеко не уйдут – авторитетно заявил сотник Семибаб и капитан с ним полностью согласился. У махновцев был, пусть небольшой, но шанс догнать противника до ночи,  однако уставшие от скачки кони, не позволили им его реализовать.
  Ехать пришлось, неспешно, однако хорошее знание местности и свет костров французского бивуака, помогло махновцам уже за полночь определить местонахождение отряда Лавардена. Посчитав дело сделанным, капитан ограничился установлением вокруг лагеря караулов.
  Посчитав ночное нападение не самым выгодным вариантом атаки, Красовский решил ударить по врагу с первыми отблесками рассвета. Когда часовые неприятеля отчаянно борются со сном, и нет угрозы тому, что лошади махновцев переломают ноги во время атаки.
  Будто ниоткуда возникли перед спящим лагерем французов народные мстители и в стремительном броске устремились на своих врагов. Ни криков, не завываний, ни выстрелов не было с их стороны. Только гулкий топот копыт и свист сабель, крепко зажатых в потных кулаках и время от времени проворачиваемых в воздухе махновцами.
  Силы двух сторон были примерно равны, и теперь, все дело заключалось в том, сумеют ли всадники Красовского застигнуть врага врасплох, ошеломить его, испугать и заставить обратиться в паническое бегство. Или бездарно упустив момент, наткнуться на ожесточенное сопротивление и отступить, теряя под ударами врага казаков одного за другим.
  К сожалению, для Лавардена, у махновцев все получилось, так как надо. Часовые французов слишком поздно заметили врага, подняли тревогу и когда, конная лава мстителей ворвалась в лагерь, она не встретила на своем пути никакого отпора. Мало кто из кавалеристов успел вскочить на коня, обнажить оружие и дружно отразить нападение врага. В основном, сопротивление носило разрозненный характер, и задавить его не составило для анархистов большого труда. 
  Увидев летящих к лагерю махновцев, ординарец Лавардена Франсуа стремглав бросился к трофейному пулемету, но по дороге к нему был сбит с ног двумя черными охотниками, потерявшими от страха голову. Когда же он смог добраться до пулемета и стал лихорадочно разворачивать его тупое рыло в сторону махновцев, было уже поздно. Противник уже ворвался в лагерь, а прямо на него летел сам Красовский с ординарцами.
  Оставив шашку в ножнах, с двумя маузерами в руках, он храбро скакал вперед, стреляя по врагам направо и налево. В красном бешмете и черной папахе, он был подобен вестнику Страшного суда, что безжалостно карал французов за их грехи.
  Обозленный этим видом Франсуа собирался припасть к пулемету и сразить злобного всадника тугой очередью, но не успел этого сделать. Меткий выстрел капитана сразил его наповал, а вместе с ним и последнюю надежду французов на чудесное отбитие нападения махновцев. 
  Бурным потоком анархисты в мгновение ока затопили бивак французских кавалеристов. С горящими от ярости глазами, они принялись убивать всякого, кто пытался оказать и сопротивление или топтать конями всех тех, кто оказался на их пути. Охваченные горячечным угаром боя, они с ожесточением проливали кровь неприятеля, стремясь утолить бушующий в их груди огонь ненависти.
  Пленных никто не брал. Только двенадцать человек, включая самого капитана Лавардена, смогли сдаться в плен, исключительно благодаря доброй воле сотника Семибаба и капитана Красовского. Именно они и следовавшие за ними ординарцы с вестовыми силой своего имени и властным голосом, смогли удержать карающую длань махновцев над теми, кто бросил оружие и поднял руки кверху.
  Впрочем, судьба пленников оказалась далеко незавидной. Пока Красовский, на прекрасном французском языке вел допрос Лавардена и его помощников, все было хорошо. Потрясенный тем, с какой жестокостью анархисты расправились с его солдатами, капитан поспешил в меру своих возможностей удовлетворить любопытство Красовского. Он уже стал надеяться на лучшее, но тут, махновцы обнаружил голову Маруси Нечепуренко висевшую на седле одного из французских коней.
  Вспыхнув и гневно загудев, словно разворошенное гнездо диких ос махновцы во главе с десятником Нечепуренко бросились к пленникам и принялись вязать их. Миг, и все двенадцать человек были скручены веревками и ремнями и были поставлены на колени в ожидании скорого суда.
  Напрасно Лаварден кричал о грязном произволе русских дикарей над цивилизованными людьми, и требовал к себе и своим товарищам обращения, согласно статусу военнопленного, определенного Женевской конвенцией.
 - Головой этой женщины, вы и ваши люди лишили себя этого статуса, так как воюете не как регулярное соединение французской армии, а как турецкие башибузуки. У меня нет возможности заступаться за вас перед братом убитой вами девушки. Примите свою смерть достойно – ответил ему Красовский.
 - Вы ответите за это преступление! Франция отомстит вам за нашу гибель! Обязательно отомстит! – срывающимся голосом грозил Лаварден, глядя, как к нему приближается с обнаженной саблей Нечепуренко.
 - Это не преступление, а наказание преступников. К тому же генерал Буассон далеко, а с майором Граммоном, я надеюсь, мы справимся.
 - Господь покарает вас!
 - Ваш бог, всегда на стороне сильного и, следовательно, мне нечего опасаться его гнева, а перед своим господом я отвечу.
 - Я про… - начал было говорить француз, но Нечепуренко надоело ждать и мощным ударом он отправил Лавардена в небытие. 
  Обозленные тем как французы поступили с их товарищами, анархисты отплатили им той же монетой. Они раздели тела убитых и доверху набили ими пересохший колодец, что был поблизости от бивуака. Затем при помощи гранат подорвали его верхнее основание, разровняли его поверхность и прогнали по братской могиле лошадей, чтобы никто не смог догадаться о её существовании.   
  К счастью для махновцев, они смогли благополучно довести до своих границ отбитый у врага обоз, благополучно разминувшись, с находившимся неподалеку отрядом Граммона. Майор словно чувствовал, как было важно для грядущего сражения, и неотступно шел за отрядом Красовского буквально попятам, но так и не смог его догнать. Когда французы вышли к месту переправы махновцев через Нигер, обоз был на другой берег реки, а попытка преследовать отошедшего вдоль берега Красовского дорого обошлась французам.
  Авангард Граммона, неожиданно попал под пулеметный огонь махновской тачанки и, потеряв одиннадцать человек убитыми и ранеными, благоразумно отступил.
  Между тем, генерал Буассон, не встречая на своем пути серьезного сопротивления, подошел к южной части Ниамеи, точнее сказать к её руинам. Все, что не успел разрушить человек, сделала природа и её малые дети.
   Желая пополнить свои припасы, генерал отправил на их поиски майора Граммона, отчитав его за упущенный русский обоз и потерю связи с отрядом Лавардена.
  Взбодренный начальственным гневом Граммон, бросился со всех ног выполнять приказ генерала, но и здесь его ждала неудача. Прибыв в лагерь Буассона через три дня, усталый и весь покрытый пылью, майор доложил грустные вести. Оказалось, что негры покинули все близлежащие в округе деревни, а отряд Лавардена пропал.
  Его доклад вызвал новую порцию недовольства командира, но без зубодробительного разноса. Буассон с самого начала был готов и к трудностям снабжения и к потерям среди личного состава. Правда он не был готов к тому, что они будут таких размеров и сразу, но война есть война.
 - Очень может быть, что русские сильно потрепали отряд Лавардена и из-за последствий этого боя, капитан не может добраться до нас. Вам надо еще раз прочесать тот район, куда он отправился на патрулирование. Я не верю в то, что сто человек могут вот так просто бесследно исчезнуть.
 - Сколько времени у меня на эти поиски?
 - Максимум неделя. За это время сюда из Тимбукту должны подойти лодки с продовольствием для нас. После чего я намериваюсь переправиться на тот берег и задать Махно хорошего перца.
 - Не боитесь, что Махно не будет сидеть, сложив руки, и ударит по нам из-за реки первым? Расстояние между берегами это вполне позволяет – предостерег Граммон, но генерал только покачал головой.
 - Нет. Согласно донесениям нашей разведки у русских нет нужного количества лодок, чтобы быстро переправить своих солдат на наш берег. Но даже если они вдруг появятся, из этого ничего не выйдет. По моему приказу наблюдение за рекой ведется круглосуточно, особенно в ночное время и если каторжники начнут переправу, наблюдатели обязательно их заметят.
 - А в отношении лодок с провиантом? От этих русских можно ожидать чего угодно.
 - За лодки не беспокойтесь. С ними идут две небольшие баржи с солдатами и пулеметами, если что у них будет, чем ответить.
  Лодочный караван пришел в Ниамею через пять дней, после ухода из лагеря отряда Граммона. Высланная навстречу ему разведка известила Буассона об этом заранее, но не только она одна наблюдала за рекой. Благодаря хорошо поставленной разведке, Махно знал количество лодок, наличие в караване барж, примерное время его прибытия и приготовился к жаркой встрече.
  Лодки под прикрытием пулеметов барж выстроились полукругом у пристани и приготовились к отгрузке своего груза. Так как на южном берегу не было ни одного негра, французы были вынуждены сами перетаскивать мешки и корзины с продовольствием с лодок на берег.
  Работа была в самом разгаре, когда со стороны северного берега раздалось непонятный грохот, а затем послышался характерный свист приближающегося снаряда.   
  Мало кто из солдат Буассона побывал под артиллерийским обстрелом, но и они, услышав нарастающее завывание, побросали работу и застыли в тревожном напряжении. Ждать пришлось недолго и вскоре, на скопление лодок и людей на пристани обрушился залп ракетных снарядов.
  Именно они находились в обозе Маруси Нечепуренко и теперь, они мстили за неё французом. Залп махновской батареи состоял всего из четырех ракет. Они ели-ели преодолели широкий простор реки, но все-таки упали туда, куда было нужно.
  Две из них упали в воду рядом с бортами лодок и своими взрывами, перевернув некоторые из них. Две другие угодили в дощатый причал, разбросали в разные стороны, стоявшие там корзины, ранив своими осколками одного из солдат.
  Ущерб от обстрела был минимален, но паника возникла среди французов сильная. Солдаты и сидящие в лодках люди испуганно засуетились, заметались, желая убежать и спрятаться от невидимого врага. Их волнение усилил новый свист в воздухе, что подобно удару хлыста безжалостно подстегнул людей, заставив многих потерять от страха голову.
  Словно муравьи из разоренного муравейника, они бросились в разные стороны, позабыв обо всем на свете. Несколько лодок перевернулось, много переправленной на берег провизии было впопыхах растоптано ногами беглецов.
  Новый залп вновь не нанес французам серьезного ущерба, но даже одной ракеты упавшей в толпу беглецов, было достаточно для того, чтобы все прибрежная полоса полностью обезлюдила. Охваченная страхом, с истошными криками людская толпа бежала прочь от реки.
  Единственные кто остался на реке, были экипажи барж, что по приказу генерала должны были прикрывать лодочный караван от возможной атаки махновцев. Попав под обстрел, пулеметчики обоих барж, не сговариваясь, открыли огонь в сторону противоположного берега, но это было скорее шагом отчаяния, чем осмысленным действием. Как бы яростно не нажимали пулеметчики гашетки, их пули не долетали до противоположного берега. 
  По капризу судьбы, третий и последний залп махновцев состоял из двух ракет, одна из которых угодила в баржу, в мгновения ока разбросав пулеметный расчет.
  Когда поднятая по тревоге батарея скорострельных пушек Гочкинса прибыла на пристань, свиста приближающихся ракет уже не было слышно и ответный огонь, был по своей сути чисто символическим. Выпущенные французами снаряды едва доставали до противоположного берега, где к этому моменту уже никого не было.
  Неожиданный удар с той стороны показал французам, что им противостоит опасный враг и потому последовавшая через два дня переправа через Нигер, производилась по всем правилам и канонам войны.
  Первыми по вражескому берегу ударила артиллерия, затем, отчаянно борясь с речным течением, двинулись баржи с пулеметами и только потом лодки с солдатами. Все были готовы к тому, что противоположный берег в любой момент ответит плотным пулеметно-ружейным огнем. Как уже не раз было с предшественниками Буассона, но к удивлению французов махновцы упорно молчали.
  Лишь только когда лодки с солдатами пересекли средину реки, на северном берегу возник огонь, но это был огонь пожаров. Один за другим они вспыхивали среди многочисленных построек Ниамеи, вводя в оторопь солдат, которые не знали, что им делать. Тушить огонь, как это подсказывал им инстинкт самосохранения или искать мятежных каторжников и уничтожать их, как предписывал им приказ.
  В борьбе двух противоположностей победил приказ, поскольку по французам был открыт огонь и, проклиная коварство дикарей, они вступили в бой.
  Недовольство своих подчиненных полностью разделял и генерал Буассон.
 - Варвары! Дикие варвары! Их нравы ничуть не изменились со времён императора Наполеона! – негодовал генерал, глядя на пожар, разгоравшийся на противоположном берегу реки. - Надо как можно быстрее погасить его! Иначе мы получим ещё одно пепелищ! – торопил они подполковников Бартаса и Сегоньяка, чьи отряды составляли второй эшелон французского десанта. Сам Буассон, вместе с резервом предпочел остаться на южном берегу, для охраны тыла отряда.   
 - Для охраны руин, громко именуемых тылом, вполне хватило бы отряда Граммона – недовольно бурчал Бартас, стоя на берегу в ожидании, когда с того берега прибудут лодки. - Для большего воодушевления солдат, можно было и самому отправиться туда и вместе со всеми выбить каторжников из города. 
 - Не брюзжите, мой друг. Слыханное ли дело, чтобы генерал был там, где опасно? Если вы сами будите им, то бьюсь об заклад, и вы предпочтете сидеть в штабе, а не лазить по передовой – улыбнулся подполковнику Сегоньяк, чья гасконская кровь не позволяла ему предаваться унынию. - Сейчас переправимся и выбьем прочь – этого черта Махно.
 - Как бы он не скинул нас обратно в реку или не сжег нас заживо в этом пекле – продолжал бурчать Бартас.
 - Для этого ему придется сначала познакомиться со штыками моих солдат и моей саблей – гасконец быстрым движением обнажил свой клинок, и отблески далекого пожара немедленно заиграли на стали. 
 - Цыплят по осени считают – произнес Бартас и отправился командовать посадкой своих солдат в лодки.
  Оба офицера по сути дела оказались правы. К концу дня, французы взяли под полный контроль северную часть Ниамеи и принялись тушить пожары. Правда, заплатить им за это пришлось хорошую цену, в двадцать пять человек убитых и шестнадцать раненных против девятерых убитых у противника. При этом только трое из убитых имели кожу белого цвета, все остальные были неграми и не факт, что это были сторонники Махно.
 - Скорее всего – они жили здесь – высказал свое предположение Бартас, чем вызвал дружное несогласие со стороны Сегоньяка и Буассона, перебравшегося на северный берег с наступлением сумерек.
  В виду возникших разногласий, Бартас был отправлен за реку в тыл, а Буассон и Сегоньяк остались защищать захваченную часть Ниамеи. Оба командира считали, что Махно обязательно попытается отбить город и стали спешно готовить оборону. Всю ночь и все утро, солдаты рыли траншеи, оборудовали огневые точки, выкатили орудия на наиболее опасные направления возможной атаки.
  Все было сделано для того, чтобы встретить беглых каторжников по всем правилам военного искусства, но все оказалось напрасным, Махно не пришел. Не появился зловредный дикарь ни на следующий день, ни на последующие дни недели.
  Подозревая хитрое коварство, Буассон стал ждать нападений на город в ночное время, но опять ничего не случилось. Махновцы не пытались снять часовых и, проникнув в лагерь учинить диверсию. Никто не обстреливал позиции французов ни с земли, ни с воздуха как это было прежде. Казалось, что противник внезапно вымер или полностью утратил всякий интерес к отряду Буассона, но это только казалось.               
  Как только группа разведчиков попыталась продвинуться дальше на север, она наткнулась на сильный заслон махновцев. Когда же французы повторили эту попытку более крупными силами, их ловко заманили под пулеметы тачанок, чей шквальный огонь заставил их отступить.
  Такая же картина была и при попытке солдат майора Лансана взять фураж и продовольствие в негритянских селеньях к северу от Ниамеи. Не успели кавалеристы приступить к реквизиции, как на деревню налетели три сотни под командованием сотника Гуляй ветер и французам, пришлось спешно отступить.
  Прошло две недели, пока Буассон понял тактику Махно, который не стремился вернуть себе Ниамеи, но вместе с тем не позволял противнику пополнять запасы провизии. Генерал решил, что в его войне с «русским дьяволом» возникла патовая ситуация, но жестоко просчитался. Противник четко вел свою партию, отдав количество ради качества.
  В день православного Крещения, Махно устроил французам огненную купель. Идея её проведения возникла у него давно и готовилась она им, что называется про запас.
  По приказу батьки был организован сбор масла по негритянским деревням, которое хранилось в укромном месте и ждало своего часа. Темной ночью, оно было вылито в реку с лодок, с тем расчетом, что течение отнесет его к северному берегу, где находились лодки французов.
  Для того, чтобы диверсия не сорвалась, кроме масла, к вражеской флотилии отправилась лодка с двумя гребцами. Кроме них, в ней находился большой глиняный горшок с маслом, который махновцы должны были зажечь в нужный момент.
  Благодаря тому, что лодка имела темную окраску, караульные у реки проглядели подкрадывающуюся к ним опасность. Только когда воды реки вдруг вспыхнули огнем и на стоящие у берега лодки стал наплывать объятый пламенем брандер, они подняли тревогу, но было уже поздно.
  Первыми вспыхнули лодки, находившиеся в воде и не имевшие экипажа. Там, где в них были люди, уцелели благодаря отчаянной смелости, находившихся в них гребцов, сражавшихся с огнем за свою жизнь.
  Те лодки, что лежали у воды на берегу, сгорели полностью. Так как их гребцы ночевали в городе и прибежали на пожар слишком поздно. К тому же близко расположенные друг к другу лодки вспыхивали одна от другой.
  Хуже всего пришлось баржам. Увидев окружившее их со всех сторон, море огня, их экипажи посчитали лучшим сняться с якоря, чем геройски сгореть во славу республики. Дальнейшая их участь была незавидной. Одна из них села в ночи на мель в километре от Ниамеи и была оставлена экипажем. Другая баржа благополучно продолжила плавание и вскоре достигла границы британских владений, где встала, приткнувшись к берегу. Добрые англичане прислали экипажу провиант, но отказали в буксире, сославшись на его поломку.               
   Временно лишившись связи с южным берегом, Буассон опасался, что воспользовавшись моментом, коварный враг нападет на отряд Бартаса. Однако этого не произошло. Верный своей тактике, батька не торопился нападать, намериваясь костлявой рукой голода, заставить врагов покинуть Ниамею.





                Документы того времени.
 
          
               
                Из секретной записки председателю ГПУ Дзержинскому Ф.Э. от начальника 3-го отделения Менжинского В. Р. от 21 января 1928 года.

               Согласно донесению специального агента Блюмкина Я.Г. вернувшемуся из Тибета и  имевшего там встречу с Далай-ламой 13. В ходе общения, Блюмкин получил возможность побывать в подвалах дворца Далай-ламы и осмотреть хранящиеся там свыше 15 тысяч лет артефакты, якобы оружие богов.
  Один из них монахи называют «Ваджару» и он представляет собой гигантские щипы. С их помощью осуществляется плавка драгоценных металлов. Если плавить золото при температуре 6 тысяч градусов Цельсию, то золото на 70 секунд вспыхивает и превращается в порошок. Этот порошок использовался при строительстве передвижных огромных каменных платформ. Если на платформу насыпать этот порошок, то ее вес терялся до минимума. Порошок также применяли в медицине при лечении неизлечимых болезней и для избранных – в основном вожди его употребляли в пищу, чтобы продлить себе жизнь.
  Другой артефакт называется «Шу-дзы» и представляет собой колокол.  С его помощью можно на время оглушить большое войско или целую армию. Способ его действия заключается в трансформации электромагнитных волн на определенной частоте, которую не воспринимает человеческое ухо, а непосредственно мозг. Со слов монахов с его помощью индийский пророк Арджуна выигрывал большие сражения, приводя врагов в панику.
  Непосредственное воздействие указанных артефактов Блюмкин не видел, но смог осмотреть их и провести тщательные замеры и описание. Со слов агента, монахи согласны позволить нашим ученым их осмотреть и проверить в действие.
  В связи с этим, есть смысл ходатайствовать перед президентом об изменении задач географической экспедиции с участием дирижабля «Россия» и вместо изучения пустыни Гоби и Такла-Макан и перенацелить её в Тибет.   


                С уважением Менжинский В.Р.






                Из сообщений корреспондента газеты «Известия» Яна Скамейкина от 23 января 1928.

                В Варшаве завершился судебный процесс по делу нападению на российских дипломатических курьеров в ноябре 1926 года, ранее неоднократный переносимый по требованию защиты и фракции «Честь и независимость» польского парламента. Вся тактика защиты обвиняемого на этом процессе строилась с упором на то, что местом его рождения является так называемая «Восточная Польша» и это оказалось решающим аргументом при вынесении судом приговора. Согласно решению судьи Полонского, обвиняемый Бальцерович получил восемь лет тюрьмы за убийство российского дипкурьера Теодора Нетте.
  Речь судьи постоянно прерывалась недовольными выкриками из зала, в результате чего оглашение приговора затянулось. По требованию судьи судебные пристава вывели крикунов из зала, пригрозив оставшимся зрителям, что в случае повторного нарушения, приговор будет зачитан за закрытыми дверями.
  Когда же судья зачитал приговор, зал разразился многочисленными криками «Настоящему поляку тюрьма – а оккупантам радость!», «Позор Польше!». Однако они быстро стихли, когда специальный посланник президента объявил, что Рыдз-Смиглы даровал обвиняемому амнистию и Бальцерович был освобожден в зале суда.



 
                Из закрытого решения Государственного совета прошедшего под председательством премьер министра Молотова В. М. от 27 января 1928 года.

                Передать недавно полученные образцы закупленного американского вооружения, а именно танк «Кристи», для всестороннего изучения и ознакомления с документацией данного агрегата специальной комиссии Петроградского проектно-моторного института №2. Обязать председателя комиссии, а также её членов строго придерживаться режима секретности во время своей работы. Список комиссии в составе 18 человек прилагается.

                И.О. Председателя Государственного совета Молотов В.М.       






                Глава XI. Что позволено Юпитеру, то не позволено медведю.

 

 
 
                В отличие от жаркой Африке, зима в туманном Альбионе была на редкость слякотной и холодной. В её привычном природном понимании с морозом и обильным снегом зимы не было, но от этого островитянам не было лучше. Наоборот, промозглый холодный ветер и непонятное чавкающее месиво под ногами, заставляли людей прятаться в свои дома, ища спасение от стужи за плотно закрытыми дверями.
  В одном из особняков на Пикадилли с теплом было все в порядке. Толстые каменные стены, дубовые двери и двойные окна не позволяли сквознякам и ветру проникнуть внутрь здания и похитить из него живительное тепло, которого там было в избытке.
  В большой зале на втором этаже, согласно британской традиции имелся большой роскошный камин, но не он был главным источником тепла. Следуя последнему слову моды и техники, оно подавалось по специальным трубам воздушного отопления. Сила его подачи в комнату регулировалось створками специальных жалюзи, что было очень важно для умевших считать каждый пенс англичан. Подобное свойство было у островитян в крови и было совершенно неважно кто ты, мелкий бакалейщик с Риджент-стрит или владелец поместья в Шоскомбе. 
  Тепло, сигара и бренди всегда располагают к беседе, тем более тема, которую обсуждали сидящие перед камином джентльмены, была очень важна для Британии и империи. Один из них был исполняющий обязанности премьер министра страны мистер Болдуин и фактически посадившие его в это кресло господа Мозес Гизи и Хабекук Стоун. Оба деятеля были довольны действиями своим протеже, но все это было только началом. Впереди их ждали большие дела, и останавливаться на достигнутом успехе, было никак нельзя. Слишком высокие ставки были в этой игре.
 - Что пишет вице-король Индии относительно нашего дорогого мистера Макдональда? Нравится ли ему Индия?  – спросил у Болдуина Стоун, важно дымя «гаваной» из запасов хозяина особняка.
 - Мистер и миссис Макдональд восхищены красотами Индии, её природой и дворцами. Лорд Галифакс составил для него целую программу, благодаря которой дороги гости побывают во всех уголках этой восхитительной страны. Он Гималаев на севере до острова Цейлона на юге.   
 - А как обстоят дела со здоровьем мистера Макдональда? Что говорят врачи? - Пригубив бокал с бренди, произнес Гизи.
- Слава богу, новых приступов расстройства здоровья у него не было, но доктора в один голос твердят о необходимости полного отрешения от всех дел и в первую очередь связанных с политикой.
 - Хорошие у нас доктора – хищно улыбнулся банкир и в этот момент стал похож на шакала, ждущего скорой кончины своей жертвы.
 - Плохих не держим – с достоинством молвил ему Болдуин. В глубине души политик ненавидел своих собеседников, полностью контролировавших каждый его шаг и каждое решение, но был вынужден мириться с этим. На данный момент он полностью зависел от них.   
 - И это правильно. Зачем нам плохие доктора, нам нужны правильные врачи – произнес Гизи и, откинувшись на спинку кресла, стал буравить глазами собеседника. Это был старый испытанный прием, в результате которого собеседник ощущал свою неполноценность перед финансистом и становился сговорчивее и податливее.
  В этот момент, Болдуин действительно чувствовал себя далеко некомфортно. Особенно когда ты сидишь на венском стуле перед собеседниками, а они удобно устроившись в мягких креслах, менторским тоном поучают тебя как нужно жить.
 - Нам главное продержать его там до мартовских ид, а потом можно будет ставить вопрос о переназначении премьера по причине здоровья.
 - Я полностью за это, мистер Стоун – откликнулся Болдуин, поднимаю ладони в знак согласия.
 - Тогда будем действовать, ибо у нас чуть больше месяца. Надо произвести замены в Верховном суде страны. Двое его членов достигли почтенного возраста и нуждаются в отдыхе. Мы считаем, что мистер Сайрес Вэнс и мистер Альберт Хэтч вполне достойные кандидаты, чтобы заменить их на этом посту. С их появлением в Верховном суде короны мы будем полностью уверенны, что любые попытки профсоюза начать новую стачку в митрополии будут признаны незаконными и станут безжалостно преследоваться.
 - Мы уже провели необходимые консультации с нужными нам членами Верховного суда и с утверждением никаких проблем не будет. Главное, чтобы вы выдвинули эти кандидатуры, а не те, что предложил вам мистер Осборн - вновь осклабился Гизи.
 - Откуда вы знаете про Осборна? – удивился премьер.
 - Работа у нас такая, все про всех знать, - любезно пояснил Гизи. - Без этого мы сильно рискуем потерять доверенные нам капиталы. Понятно?
 - Да, конечно – произнес Болдуин и против своей воли стал ерзать на стуле. 
  - Вот и прекрасно. Значит завтра, вы подаете этих людей на рассмотрение Верховному судье. Он их уже ждет.
 - Хорошо, мистер Стоун. Завтра все будет обязательно исполнено.   
 - Замечательно, - Стоун сделал пометку карандашом в записной книжке и продолжил разговор. - Тогда давайте перейдем к вопросу о прокладке железных дорог в протекторате Таньганика. Возникли проблемы с его решением?
 - Нет, мистер Стоун. Просто много фирм желающих осуществить этот проект. Мы не успеваем рассмотреть их предложения. Для полной проверки всех заявок нужно ещё около месяца.   
 - Мистер Болдуин. По-моему, разговор на эту тему у нас уже был и если мне не изменяет память, вы уже знаете, кому следует отдать этот проект – Стоун столь выразительно посмотрел на премьера, что тому вновь стало неуютно сидеть на стуле. Холодные безжалостные глаза собеседников требовали немедленного и понятливого ответа.
 - Видите ли, господа – начал Болдуин, но Гизи бесцеремонно его оборвал.
 - Видим, видим, - впечатал свои глаза в лицо премьера банкир. - Видим, что зря не послушали советы мистера Клейторна, предлагавшего на ваше место Джозефа Хоупа. Который по сравнению с вами, мистер Болдуин, более понятлив и лучше ценит сделанную доброту.
 - Позвольте, но передача контракт на строительство – это не покупка булочки у кондитера! Это очень щепетильная и ответственная работа.
 - Никто не спорит с этим. Мы только хотим, чтобы она была завершена до начала марта и контракт получила названная вам фирма. Мы можем быть спокойны в этом вопросе?
 - Можете – с трудом выдавил из себя Болдуин, не выдержав давления со стороны своих кредиторов.
 - Мы очень рады этому – радостно объявил Стоун и спрятал записную книжку. - Теперь давайте поговорим о наших делах на континенте. - Речь нашего представителя в Лиге наций Рой Кирпатрика с обвинениями в адрес России по поводу самовольного захвата Северной Маньчжурии, просто блестяще. Такие обороты речи, такие примеры из истории, такой напор. Скажите, он раньше не был адвокатом по уголовным делам?
 - Нет, в основном он занимался бракоразводными делами.
 - Да? Чувствуется хватка и умение убедить высокий суд в оправдательном приговоре своему клиенту. Так убедительно выставить русских в роли агрессоров и при этом обойти стороной японцев – это определенно нужен большой талант и навык.
 - Русский представитель в Лиге наций Пруссак тоже был на высоте. Ему не хватило трех голосов, чтобы прошел предложенный им проект резолюции по ситуации в Маньчжурии – подбросил в разговор горсть перца Гизи.
 - Главное прошел наш проект, и Россия осуждена как агрессор на самом высоком уровне мира. Русские вместе со своим усатым горцем получили хорошую оплеуху и это должно быть только началом. Россию должна быть осуждена не только в Лиге наций, от неё должна отвернуться вся Европа. Она должна очутиться в полной политической изоляции, как это было во времена Восточной войны – наставительно произнес Стоун в адрес Болдуина.
 - Я полностью с вами согласен, мистер Стоун, но говорить о полной изоляции русских слишком смелое заявление – ответил ему глава кабинета и, не дожидаясь упреков со стороны банкиров, стал торопливо пояснять.
 - Все на что мы можем твердо рассчитывать на данный момент – это санитарный кордон из Польши и Румынии, вдоль русских границ на западе. Швеция упрямо держится за свой нейтралитет, Болгария и Югославия переживают не лучшие времена внутренних раздоров. Турецкий лидер смотрит в рот Москве, Муссолини активно заигрывает с ней, а Германия полностью зависит от американцев.
 - А что французы!?
 - Бриан носится со своим договором об отказе от войны как курица с яйцом и ни о чем не хочет слышать. 
 - Послушайте, господин, исполняющий обязанности премьер министра, - принялся жестко чеканить слова Гизи. - Нас совершенно не интересуют все перечисленные вами местечковые проблемы. Самое главное на данный момент – политическая изоляция русских и чем быстрей это будет сделано, тем лучше. Если кто-то не может помочь делом, пусть сделает заявление с осуждением Москвы, а лучше временно прекратить все деловые отношения и культурные проекты. Интересы империи требуют, чтобы Россия превратилась в изгоя. Чтобы любой её представитель в Европе был нерукопожатный. Надеюсь, с этим вы согласны!?
 - Да, конечно - с трудом выдавил из себя Болдуин.
 - Вот и прекрасно. Надеюсь, что нам не будет стыдно перед большими людьми от того, что предложили сделать ставку на вас, а не на кого-нибудь другого. Например, на Уинстона Черчилля – этими словами Гизи явно нанес удар ниже пояса. Болдуин покрылся красными пятнами и Стоун поспешил прийти ему на помощь.
 - Лично у меня, пока нет никакого сомнения, что мы сделали правильную ставку. Мистер Болдуин, как и всякий государственный деятель испытывает вполне понятные трудности при решении сложного вопроса. Как вы думаете, через, сколько недель нам следует ждать первичного результата?
 - Думаю, что недели две-три минимум – от этого прогноза Гизи кривился, но Стоун и бровью не повел.
 - Две-три недели. Прекрасно. Давайте выпьем за то, чтобы наши слова не расходились с делом – джентльмены подняли бокалы и Болдуин засобирался. Стоун и Гизи проводили его до дверей, а затем вернулись к камину.
 - В следующий раз, когда будешь играть в очень плохого банкира, соизмеряй силу давления. Он все же как-никак премьер министр Объединенного королевства. Этот пост требует определенного почтения – недовольно произнес Стоун, вытянув ноги перед темным проемом камина.
 - Он стал премьер министром королевства в первую очередь благодаря нашему участию. Это мы запихали его в кресло премьера, и он должен каждый день об этом помнить и делать то, что ему сказано – не согласился с собеседником Гизи. – В противном случае «Крафт и сыновья» спустят с нас шкуру, не получив контракта по строительству дороги в Танганьике до конца марта.
 - Интересно, сможет ли он за три недели добиться результатов по изоляции России?
 - Думаю, что нет, но будет очень стараться, чтобы придумать русским хорошую гадость и по возможности не одну. Уж слишком сильно задел его самолюбие мой тычок и мистер Болдуин любой ценой постарается доказать, что я не прав.
 - Хорошо, если это будет так. Чем сильнее он поднимет звон против России, тем будет лучше, для нас. Всё внимание наших соседей будет приковано к конфликту премьера с русскими и «Большой скачок» будет для них большим сюрпризом.
 - Да, это для всех будет бомбой, которая позволит Англии вернуть былое могущество. В этой ситуации я боюсь только одного. Что, дергая русского медведя за хвост, мистер Болдуин заиграется и конфликт может обернуться настоящей войной.
 - В этом плане ты можешь быть спокоен. Время больших конфликтов ещё не настало и войны не будет.
 - Точно также считали родственники Людовика XVIII и Николая II, выпуская джина революции из бутылки, который, в конечном счете, смел их и их империи.
 - С таким мрачным настроением нельзя делать большие дела. Выпей бренди и оно изменит твою точку зрения к лучшему. Твое здоровье – Стоун поднял бокал.
 - Это всего лишь попытка трезво смотреть на вещи, а не строить удобных для себя иллюзий, имеющих подлое свойство не сбываться. Давай лучше поднимем бокалы за успех «Большого скачка». Если все случиться, так как задумано, то в Америке и Европе никому мало не покажется.
  Два джентльмена, наивно считавшие, что они крепко держат Бога за бороду, ещё долго говорили, и каждое их слово долетало до уха человека притаившегося этажом выше у каминной отдушины. Благодаря небольшим техническим преобразованиям, каждое слово, сказанное внизу, было ему хорошо слышно. 
  Сказав, что премьер Болдуин обязательно придумает какую-нибудь гадость, мистер Гизи оказался абсолютно прав. Не прошло и недели, как они посыпались на голову России как из дырявого мешка.      
  Первой, по указке Болдуина, выступила Румыния, потребовавшая закрыть одно из двух российских консульств в Брашове и Констанции. Причина подобного демарша заключалась в том, что на территории России у румынов было только одно консульство – в Кишиневе. Больше на территории республики компактного проживания людей румынской национальности не было и потому, Бухарест не видел смысла воспользоваться правом, открыть в России ещё одно консульство.
  Теперь, министры юного короля Михая получившие отмашку Лондона как с цепи сорвались, требуя от российского посла в недельный срок выполнить это требование. Силу и твердость голоса, им придавало заверение помощника министра иностранных дел Хэндерсона, что румынское королевство может полностью рассчитывать на помощь британской короны в своем противостоянии с Москвой.
  Одновременно с этим, перед российским посольством в Бухаресте прошел многочисленный митинг с требованиями возвращения Молдовы и Бессарабии в состав королевства.
 - Молдаване и румыны один народ, один язык! Оккупанты, верните наши исконные земли! Русские вон из Румынии! – неслось из рядов демонстрантов, плотным кольцом облепивших ограду посольства. Стоявшие у входа полицейские наряды нисколько не пытались помешать «свободному румынскому народу» высказать свои законные требования. 
  Почувствовав вседозволенность и безнаказанность, демонстранты быстро превратились в озверелую толпу, которая вошла в раж. Десятки человек принялись забрасывать территорию посольства палками и бутылками, бить над входом таблички и разбивать окна камнями.
  Испуганные полицейские поспешили ретироваться, что ещё больше подхлестнуло нападавших. Одни принялись крушить ворота посольства, другие, взобравшись на стену, сорвали с древка флаг России и бросили его на потеху остальным. В один миг материя полотнища была разорвана на множество кусков, которые возбужденные румыны принялись яростно топтать ногами.
  С самого начала событий, сотрудники посольства пытались дозвониться сначала до полиции, а затем до министерства иностранных дел, но везде их ждала неудача. В обоих случаях на том конце провода сначала не брали телефон, затем были неполадки со связью, а когда трубку все же взяли, министра и его помощников не оказалось на месте. Третий секретарь пообещал обязательно доложить министру и принять необходимые меры.
  Неизвестно чем бы все это закончилось, если бы не предприимчивость военного атташе Михаила Скибы. В самый критический момент, когда ворота держались на честном слове, неожиданно распахнулось окно на втором этаже, и из него был выброшен большой стеклянный бутыль с шумом разбившийся от падения. После этого по земле в сторону ворот с шипением поползли густые клубы сизого дыма.
  Как выяснилось потом, это был довольно безвредный для дыхания газ, но со своеобразным запахом. Количество его было небольшим, но и того, что было, хватило, чтобы породить панику среди нападавших демонстрантов. С истошными криками: «Газы! Газы!» они стали в страхе разбегаться прочь. Когда к воротам посольства прибыл усиленный наряд полиции, там уже никого не было. 
  Произошедший инцидент нашел отклик на страницах многих английских газет. Утром следующего дня они вышли с аршинными кричащими заголовками: - «Русские травят газом протестующих румын!», «Газовая атака в Бухаресте», «Русское посольство применяет запрещенное химическое оружие против мирных жителей».
  Агрессивный угар части британской прессы был столь силен, что его не смогло остановить ни заключение специальной комиссии о безвредности газа распыленного на территории российского посольства, ни отсутствие жертв в результате якобы применения «химического оружия» его сотрудниками.
  Вслед за румынами, в дело включилась и Польша, второй участник антироссийского «санитарного кордона». Точно повторяя действия своих румынских коллег, местные правые радикалы организовали многотысячную акцию протеста у стен российского посольства в Варшаве. Их лозунги были до боли похожими: «Верните земли Восточной Польши!», «Оккупанты вон из Белостока!», «Дайте возможность воссоединиться разделенным семьям».
  Последний лозунг был насквозь лжив и порочен, ибо согласно государственным договоренностям, жители приграничным районов имели право облегченного прохода границы и пересекали её по несколько раз в день туда и обратно.
  Искатели прав и свобод в Польше, также как их румынские собратья, взяли в плотную осаду вход в посольство и выкрикивали оскорбительные лозунги и призывы в адрес России, её президента, стали бросать камни в здание.      
  Здесь стоит отдать должное варшавским полицейским. Они либо не получили указания сверху не мешать протестующим, либо посчитали недопустимым подобные действия в такой европейской стране как Польша. По мере накала обстановки, они сначала делали замечания демонстрантам, затем стали одергивать их. Когда же слова не возымели действия в ход пошли кулаки, а потом дубинки.
  Обозленная толпа с громкими криками: - «Бей, русских прихвостней!» собиралась растоптать семерых защитников порядка, но в этот момент к полицейским прибыла подмога. Под пронзительный свист полицейских свистков и ударов резиновых палок, протестующие отступили на противоположную часть улицы, откуда продолжили выкрикивать оскорбления.
  Британская пресса незамедлила откликнуться на события в Варшаве. «Кровавые события возле русского посольства в Польше!», «Многочисленные жертвы столкновения в Варшаве!», «Десятки раненых и пострадавших. Слава Богу, никто не убит!».
  Главным виновником этого происшествия, естественно была российская сторона. Всех негативным последствий оказывается, можно было избежать, если бы кто-то из российского посольства вышел к демонстрантам и попытался бы с ними поговорить.
  Одной демонстрацией, в отличие от Румынии, в Польше англичане не ограничились. Через три дня, вопреки всем договоренностям и соглашениям, в Данциг прибыла британская эскадра во главе с тяжелым крейсером «Бервиком». Кроме надводных кораблей, в состав эскадры входили две подлодки, вставшие на прикол в Вестерплатте.
  Многочисленная толпа, рекрутированная польскими полицейскими, с радостными криками и цветами встретила контр-адмирала Фогта, спустившего по трапу с борта британского крейсера. Согласно заранее составленному сценарию, к нему подвели белокурую девочку с цветами, которую адмирал немедленно взял на руки вместе с букетом.
  Стоявшие наготове фотографы моментально запечатлели столь знаменательный момент и вскоре фото Фогта и Марыси с подписью: «Британский моряк берет под свою защиту польского ребенка» обошло многие лондонские издания. Затем, по приказу с Даунинг-стрит, фотография была выдвинута на Пулитцеровскую премию, но к огромному разочарованию Лондона её не получила.    
  Российская сторона моментально заявила протест по поводу нарушения Британии международной договоренности относительно статуса Данцига, но это был голос вопиющего в пустыни. Англия проигнорировала протест, а Лига наций ограничилась осуждением действий британского флота. Никто не хотел в серьез тягаться и портить отношения с «Владычицей морей». 
  Простояв ровно неделю и приняв участие в военном параде военно-морских сил польской республики, англичане покинули Данциг под звуки оркестра, что выстроенный на причале играл «Боже храни Короля». На прощание, Фогт клятвенно заверил маршала Рыдз-Смиглы, что Британия обязательно придет ему на помощь, в случае если «русский медведь» не только посмеет показать зубы, но даже косо посмотреть в сторону прекрасной Полонии.
  Желая поднять градус напряженности и ещё раз щелкнуть медведя по носу, покинув Данциг, адмирал приказал эскадре держать курс по направлению Финского залива. Радуясь, какую панику вызвали в русских штабах его действия, он не рискнул слишком близко подходить к красной черте. Пройдя Готланд, и не дойдя до Аландских островов, Фогт приказал разворачиваться обратно.
  Сделано это было довольно вовремя, ибо вскоре британскую эскадру нагнали русские корабли во главе с крейсером «Баян» и согласно лучшим традициям гостеприимства довели англичан до острова Борнхольм. Там, сердобольные датчане, после двадцать пятого удара бамбуковой палкой по пяткам, разрешили англичанам создать временную стоянку своих кораблей. 
  Третий неприятный сюрприз для Москвы последовал из далекой Албании. Соблазненный обещаниями британского посла в скором времени предоставить финансовую помощь королевству, албанский монарх Зогу решил разорвать дипломатические отношения с Россией. Правда, опасаясь, что сладкоголосый посланец туманного Альбиона может его обмануть, король сделал это в своеобразной манере.
  Он решил понизить отношения двух государств с уровня послов до уровня посланников. С этой целью отозвал из Москвы албанского посла и предписал российскому послу Федорову в течение трех суток покинуть Тирану. Дальнейший процесс разрыва отношений с Россией был заморожен и полностью зависел от выполнения Лондоном своих обещаний.               
  Учитывая то положение, что занимала Албания среди европейских стран, подобные действия могли вызвать скорее улыбку и сожаление, чем страх и озабоченность. Однако даже такая малость была преподнесена Болдуином как большой успех британской политики по изоляции России. Поистине, когда нет гербовой бумаги, пишут на простой.   
  Британия не была бы Британией, если бы в своих происках насолить русским, ограничилась бы только одной Европой. Сфера деятельности британских миссий охватывала весь мир и везде, английские дипломаты изо всех сил пытались исполнить приказ премьер министра. И их действия имели определенный успех.
  Так Канада выслала из страны двух российских дипломатов, за действия несовместимы с дипломатической деятельностью. С той же формулировкой, двух человек покинули пределы Мексики и Уругвая. По одному сотруднику российского посольства оставили Чили, Венесуэлу, Колумбию и Аргентину. Бразилия, Парагвай и Боливия мужественно выдержали натиск англичан, равно как и королевство Таиланд.
  Не осталась в стороне от этого процесса и далекая Австралия. В порыве верноподданнических чувств, власти Канберры выслали из страны сразу трех русских дипломатов, нанеся тем самым ощутимый урон российскому посольству.
  Японцы также отказались поддерживать англичан в их дипломатическом противостоянии Лондона с Москвой, но их упрямство в полной мере компенсировал Чан Кайши. С одобрения британских властей он с легкостью нарушил международную договоренность об неприкосновенность зданий дипломатических миссий. После того как российские дипломаты покинули столицу Китая, здание посольства было опечатано, а ключи были переданы на хранение швейцарцам, чье посольство находилось в пяти минутах ходьбы. Они также, согласились представлять интересы России на период разрыва дипломатических отношений между Москвой и Пекином.
  Ранним февральским утром, возбужденная толпа с криками: - «Смерть русским захватчикам!», «Смоем свой позор!» ворвалась на территорию посольства, и принялись беззастенчиво грабить его. Из здания выносили все, что можно, начиная от штор и мебели, до щеток, лопат и водопроводных кранов и ванны посла.
  Действовали китайцы с размахом и без какого-либо страха. На вопросы стоящих рядом газетчиков, они, гордо заявляя, что своими действиями пытаются покрыть ущерб, что нанесла им Россия при подавлении восстания боксеров в Пекине.
  Точно также были разграблены российские консульства в Шанхае и Нанкине. Там, местные хунхузы руководствовались простым и действенным лозунгом: «Грабь награбленное и будь, что будет». 
  Так закручивался маховик событий суливших большие свершения и перемены на всем земном шаре.




                Документы того времени.




                Из докладной записки начальника аналитического отдела ГРУ подполковника Артемьева В.С. от 18 февраля 1928 года.

           Малое количество информации не позволяет полностью выяснить, чем является акция, обозначенная в исходном материале как «Большой скачок». Можно предположить, что её основа состоит из трех факторов; политического, военного или экономического и направлена она в первую очередь на подрыв мощи основных конкурентов Великобритании - Америки, Франции, России и Японии. В связи с этим предлагается провести разработку трех проектов под кодовыми обозначениями; «Выборы», «Копенгаген» и «Деньги».

                Подполковник Артемьев В.С.   

   Резолюция президента России И.В. Сталина – Согласен.




                Глава XII. Камо грядешь?         




      
                Вряд ли в марте 1928 года жителей Европы больше всего волновало, что иное чем вопрос «будет война с Англией или нет?». Признаков надвигающегося военного столкновения между двумя ведущими странами Европы ещё не было. Однако напряжение в их отношениях с каждым месяцем становилось все сильнее и сильнее. После того как Лига наций осудила Россию за оккупацию севера Маньчжурии, правительство Болдуина обвинила Москву в вмешательстве во внутренние дела Британии. МИ-5 вновь вернулось к активному поиску русских шпионов на территории королевства и первыми под их удар попали профсоюзы.
 Как не пытались контрразведчики найти в этом деле хоть какой-то след русского вмешательства, все было тщетно. Никаких доказательств тому не было, но это нисколько не смутило господина премьер министра. Он сыпал одно обвинением в адрес России за другим, смело добавляя в качестве доказательств вины Москвы приставку «с большой долей вероятности».      
  Его примеру следовали и лондонские газеты, публикуя на своих страницах одну сенсационную новость за другой. Кроме статей, развороты газет пестрели всевозможными карикатурами главным антигероем которых был, естественно, русский медведь. Порой, они били по сознанию читателей больше чем статьи и в этом не было ничего удивительного.  Англичане были большие мастера по созданию политической карикатуры.
  Стремясь защитить честь и достоинство своей страны, российское посольство в Лондоне только и занималась тем, что подавала в суд иски на различные издательства. Обычно весьма эффективное средство против зарвавшихся газетчиков, на этот раз оно дало осечку, превратившись из грозного оружия в средство борьбы с ветряными мельницами. Суды откровенно затягивали рассмотрение дел, а когда выносили свой вердикт в пользу истца и заставляло газету написать опровержение, от одержанной победы уже было мало толку. Поглощенные развернувшейся травлей всего русского, мало кто из читателей обращали на эти опровержения, написанные мелким шрифтом на четвертой странице. 
  Читая издания других стран, можно было точно определить позицию государства к этому противостоянию. Польские и румынские газеты исправно перепечатывали статьи ведущих лондонских изданий, добавляя к ним свой местечковый антироссийский материал. Франция если иной раз и поддерживала своего собрата по Старой Европе, то исключительно из своих африканских неудач в борьбе с Махно.
  Италия, Югославия, Болгария в целом занимали нейтральную позицию. И если позицию Рима с некоторыми условностями можно было назвать скорее дружественной, то позиция братушек славян смело укладывалась в жесткий прагматизм. Что касается германской прессы, то господа бюргеры откровенно радовались раздраю между их бывшими врагами и с радостью занимали места в партере, чтобы со стороны насладиться незабываемым зрелищем. 
  Вопрос возможной войны с Британией также волновал жителей России. Его активно обсуждали на сельских сходах крестьяне, законно полагая, что с в случаи войны незамедлительно вырастет цена на хлеб, главный продукт их трудовой деятельности. В связи с приближающейся посевной нужно было срочно решать сколько следовало пахать земли и что в этом году сеять. 
  Вопрос быть или не быть войне также очень остро занимал и рабочих, не зависимо от того мирную или военную продукцию выпускали их заводы и фабрики. После объявлении мобилизации, часть рабочих должна была идти в армию, а другая часть оставалась ковать победу в тылу. Вопрос кто попадет в первую категорию, а кто во вторую довольно сильно рабочий класс.
  Естественно, не оставалась в стороне и русская интеллигенция. Принявшаяся с жаром стонать и охать, что после столь страшной и кровавой войны, бедной России выпало всего только десять лет мирной жизни.   
 - К чему нам эта чертова Маньчжурия, где только и есть, что сопки да гаолян!? Мало мы за неё в девятьсот пятом столько кровушки под Мукденом и Порт-Артуром понапрасну пролили!? И что, снова туда же да на те же грабли наступаем по воле этого «Алексеевского пасынка»!? – возмущенно роптали лучшие умы российского общества в тесном кругу единомышленников. Тесен он был от того, что в их рядах произошел раскол на «технарей» и «гуманитариев».
  Первые, чьи ряды благодаря поддержке правительства неуклонном росли и множились с каждым годом, в подавляющем своем большинстве воздерживались от критики президента, выражая поддержку к проводимому им курсу внешней политики.
 - Россия великая мировая держава и никто не смеет разговаривать с нами как с какой-то там второсортной Канадой и Австралией! Забыли как русские солдаты десять лет назад спасли от немецкой оккупации их Парижи и Лондоны! Хороши союзнички нечего сказать! Вылили на нас ушат помоев в своей Лиге наций и сидят довольные! – говорили они, когда в работе возникали положенные перерывы и все дружно шли в курилки, где дружно обсуждались все дела, от производственных до политических.
  В противовес им «гуманитарии» в большинстве своем выступали за то, чтобы плюнуть на неуемную гордость и пойти на разумные уступки англичанам ради сохранения мира в Европе.
 - Докажем всему просвещенному миру, что мы действительно являемся европейцами, а не какими-то там азиатами! Нужно сесть с англичанами за стол переговоров и найти консенсус в волнующих нас всех вопросах! Да, возможно в чем-то придется им уступить, но зато войны не будет!! – патетически восклицал доцент философии Московского университета Станюкович. Многие из коллег его охотно слушали, чем ещё больше раздували самомнение философа.
  Он уже собирался начать публичные выступления, но его активность сильно упала, после того, как однажды вечером его навестили два вежливых представителя из ГПУ. Полностью опровергая слухи, что в этой организации работают грубые и малообразованные люди  эти два интеллигентных молодых человека в простой и доходчивой форме рассказавших гражданину доценту о существовании в уголовном кодексе статьи 53 бис «О защите интересов государства».
 - Пока, Сергей Борисович, все ваши высказывания можно трактовать как представление своего личного мнения на текущую политическую обстановку. Однако, если вы станете с ними активно выступать публично на закрытых собраниях и митингах. Или вдруг выяснится, что вы связаны с каким-либо иностранным посольством или представительством и не приведи господи получаете от них деньги, то можно будет смело применять против вас эту статью, как к неблагонадежному лицу в ускоренном судебном порядке. В этом случае вам будет грозить высылка на поселение или если суд сочтет нужным, то временная изоляция до пяти лет – любезно пояснили визитеры, в одном из которых философ узнал студента исторического факультета, закончившего университет несколько лет назад.
  Бедный Станюкович онемел от вида той ужасной бездны, что в одночасье раскрылась перед ним. Сраженный этим видом, он торопливо пообещал сотрудникам ГПУ впредь быть осторожным и осмотрительным в своих высказываниях и радостно проводил их до дверей квартиры.
  Потом, когда страх прошел и вместо него пришла обида и страстное желание отомстить за свой испуг, доцент самым кардинальным образом преобразил эти события. В его изложении коллегам, в ответ на попытки сотрудников ГПУ запугать одного из светочей московской интеллигенции стоящих на основе демократии им была гордо произнесена знаменитая фраза Мартина Лютера «На том стою, так как не могу иначе». После чего чекистам было указанно на дверь, куда они посрамлено и удалились.   
  Правда господин философ говорил об этом с глазу на глаз, сугубо доверенным людям, которых он хорошо знал и был уверен как в самом себе. Разговоры велись исключительно под «честное слово», но тут Станюкович пошел по дорожке брадобрея царя Мидаса. Тот, согласно легенде, узнав тайну царя поведал её тростнику, который затем раструбил о ней по всему миру.
  Не прошло и пяти дней после этой душещипательной исповеди, как два осведомителя во всех числах и лицах пересказали рассказ Станюковича своим кураторам и их донесения легли в аккуратную папочку за длинным казенным номером.
  О настроениях в обществе председатель ГПУ регулярно докладывал президенту каждые две недели. Собранные со всей страны и переработанные в специальном аналитическом отделе второго отдела, они давали вполне объективную картину происходящего.   
  На заседании Государственного совета 18 марта, Дзержинский нарисовал относительно благоприятную картину внутреннего положения государства и это было единственным приятным известием для Сталина. «Подлая англичанка» продолжала гадить, где только могла.
 - По требованию английских властей к 21 марта этого года должны быть закрыты наши консульства в Эдинбурге, Кардифе и Манчестере. По сведениям поступающим из Лондона по дипломатическим каналам, следующим шагом будет отзыв британского посла из России с автоматическим понижение статуса нашего посольства до представительства – доложил совету премьер Молотов в виду значимости обсуждаемой информации.
  К подобным демаршам стороны Польши, Румынии и прочих «младоевропейцев» можно было относиться подобно слону, что с гордым видом не замечает лая моськи. С таким мощным европейским тяжеловесом как Британия – это было просто невозможно.
 - Что ещё может сделать господин Болдуин на этом направлении? Полностью разорвать дипломатические отношения с нами? Насколько вероятен подобный вариант и чем он для нас опасен?
 - Если англичане разорвут с нами все отношения – это больно ударит по интересам многих наших фирм завязанных на британском рынке. Мы лишимся доступа к европейским технологиям, высококачественным товарам, а также серьезного потребителя нашего сырья. Кроме этого английские банки прекратят выдачу долгосрочных кредитов нашим банкам, предприятиям и фирмам у которых перед ними постоянная задолженность – со вздохом произнес министр финансов и торговли.
 - Частным предприятиям, фирмам и банкам – моментально уточнил президент.
 - Да, конечно частным банкам, фирмам и предприятиям – подтвердил министр. – У нашего государства перед британцами минимальна.
 - В таком случае пусть господа капиталисты сами разбираются со своими кредиторами. Что касается полного разрыва всех отношений то это для нас не ново. Англичане со времен Ивана Грозного и Петра I объявляли о разрыве отношений, а потом всякий раз возвращались. Не могли обойтись без русской пеньки, льна, дегтя, хлеба и железной руды – язвительно заметил Сталин. – Откажутся торговать не беда, отдадим свое сырье американцам, немцам и французам, а через год полтора сами начнем его перерабатывать и будем продавать не сырье, а продукцию.
- Так кто же её купит!? – пробурчал министр финансов, недовольный возвращения к старому спору, где президентские доводы были грамотнее  и убедительнее, ибо были построены на фактах и расчетах, а не на слепой вере и убежденности.
 - Монголия, Тува, Турция, Палестина, - стал уверенно перечислять страны Сталин. – Из Европы Греция и Болгария для начала. Потом может быть подтянем к ним Югославию.
 - Белград вряд ли согласиться – возразил министр, но его слова не могли остановить президента.
 - Не согласятся югославы, предложим Муссолини, немцам или чехам. У них продукция прокатного стана идет нарасхват. А что касается технологий и высококачественных товаров, то в этом вопросе Англия давно утратила пальму первенства. Немцы несмотря на свое бедственное экономическое положение, а также того, что лишились массы своих патентов на производство выпускают товары не только качественнее британцев, но и гораздо дешевле их. Закроют свой рынок, не беда. Пойдем к немцам, французам и чехам.
  Сталин сделал паузу, а затем посмотрел на начальника ГРУ Щукина: - Что скажет относительно намерений англичан разведка, которая все про всех знает? Как долго намерен господин Болдуин играть с огнем и когда в конце-то концов начнется война с Англией?
 - По поводу того кто все про всех знает, так это к Феликсу Эдмундовичу, - пошутил Щукин. - В отношении дальнейших действий господина Болдуина, то все наши источники в один голос сообщают, что британский премьер готов увеличить градус противостояния с нами путем разрыва дипломатических отношений. Также агенты сообщают, что разрыв отношений – это личная инициатива Болдуина, тогда как многие члены кабинета выступают против этого. Что касается вопроса когда начнется война с Англией, то все наши специалисты считают, в ближайшие три месяца её точно не будет. 
 - Довольно смелое заявление господин Щукин. Что позволяет им так считать? Им удалось заглянуть в черновики планов Болдуина или имперского генерального штаба?
 - Никак нет, Иосиф Виссарионович, таким доступом мы к сожалению не обладаем. Уверенность моих специалистов основана на анализе всех предыдущих войн, что вела Британия на континенте. Англичане по своей натуре консерваторы и действуют по привычному для себя шаблону – воевать чужими руками при минимальном использовании своих солдат. Так в борьбе с Наполеоном это были наши и прусские штыки. В Крымской войне ударной силой были турки и французы, против Вильгельма они использовали наши и французские войска. На данный момент у англичане нет сильного союзника, чью армию они смогли бы задействовать в качестве очередного «пушечного мяса». Немцы разоружены, итальянцы те ещё вояки, а у французов нет серьезных причин, выступать против нас. Африканский конфликт сами понимаете не тот случай для начала большой войны и у Болдуина нет ничего такого, что может подтолкнуть Париж в войне с нами. По крайней мере в ближайшие три месяца.
  Расклад возможных противников в новой большой европейской войне был произведен Щукиным в полной мере, но он не устроил президента.
 - Вы забываете о Польше и Румынии. Двух голосистых псов Британии – как сказал бы про них Шекспир. Они с радостью набросятся на нас как только им поступит такой приказ из Лондона. Кроме этого есть другие потенциальные союзники англичан - Швеция и Норвегия. У первой не проходящая на нас обида со времен Петра и Екатерины, а норвежский король упрямо именует Шпицберген и остров Медвежий норвежской территорией.            
 - Вряд ли Польша и Румыния рискнут напасть на нас в ближайшее время, Иосиф Виссарионович, - убежденно произнес военный министр Снесарев. – И поляки и румыны прекрасно понимают, что случиться с ними, если они начнут с нами войну одновременно и с двух сторон. Столицы обоих государств находятся слишком близко к нашим границам, а состоянии их армий не позволят им рассчитывать на затяжную войну.
 - А если к ним присоединятся войска Англии? Вы, что совсем не допускаете мысль о возможности высадки британских воинских соединений в Данциге на случай начала боевых действий на границах Польши?
 - Генеральный штаб считает подобные действия со стороны англичан как мало вероятные. Чтобы поляки могли воевать с нами на равных, англичане должны отправить в Польшу экспедиционный корпус минимум в 50 тысяч человек с артиллерией, танками и авиацией. И должны их высадить в Данциге, что является довольно рискованным шагом. Даже если предположить, что корабли Балтфлота будут скованны боем с британскими кораблями, ничто не помешает нашим подлодкам атаковать британские транспорта или поставить мины на их пути. Зная осторожность британских адмиралов они вряд ли пойдут на это.
 - Ну, а если предположить такой вариант, что британцы высадят свои экспедиционные силы в немецком Штетене в целостности и сохранности, и двинут их в Польшу, что тогда?
 - Такой вариант возможен с очень большой натяжкой. Однако чтобы эти силы послать, их сначала надо создать, вооружить и подготовить к отправке. Согласно данным нашей разведки такого количества войск у англичан на островах на данный момент нет и они не смогут ранее четырех месяцев отправить к полякам не только корпус, но даже и бригаду.
 - На островах у них своих войск готовых к отправке нет, согласен, но они могут прибегнуть к помощи своих доминионов. И отправить к полякам канадцев, индусов, австралийцев как они это делали десять лет назад. Так сказать на первое время с бору по сосенке, а там и свои войска будут готовы.
 - Могут, но для сбора и доставке военных континентов британских доминионов нужно ещё больше времени. К тому же, король может затребовать от них войска в том случае если противник нападет на метрополию или её союзников. Насколько мне известно ни Польша, ни Румыния не являются военными союзниками Великобритании.
 - Значит, по вашему мнению, войны в ближайшие три месяца не будет? – поставил вопрос ребром президент, требовательно посмотрев на Снесарева и Щукина. 
 - Не должно быть – в один голос заявили военные.   
 - А что по этому поводу скажите вы? – обратился Сталин к адмиралу флота Евгению Беренсу, ставшему в результате последних реформ военно-морским министром.
 - Если англичане попытаются высадить десант на территории Польши, то Балтийский флот сорвет эту операцию, Иосиф Виссарионович – заверил президента Беренс.
 - А если они решат высадиться в Штетене или скажем в Ростоке?
 - Встретим и атакуем их транспортные корабли в нейтральных водах на подступе к любому из немецких портов.   
 - Даже на подступах к Гамбургу и Бремену? – продолжал упрямо ставить задачи Сталин, нацелившись в грудь Беренсу черенком своей трубки.
 - Вы забываете, что Германия самостоятельное государство, гражданин президент. Высадка и переброска войск из Штетена в Польшу возможно бы англичанам и удалась бы, но переброска иностранных войск через всю страну – это нонсенс – решительно отрубил Беренс и президент не стал с ним спорить.
 - Хорошо, вы меня убедили – коротко произнес он обвел по воздуху рукой с трубкой полукруг вокруг военных и неторопливо двинулся к окну.
 - Интересная получается картина, - принялся размышлять в слух Сталин расхаживая по своему кабинету, где и происходило это заседание. - Войны в ближайшее время не будет и согласно выкладкам Генерального штаба в обозримом будущем не предвидеться. Англичане к этому не готовы ни в военном, ни в политическом аспекте. Серьезно задеть нас по торговой и экономической линии господин Болдуин нас также не сможет. В запасе у него остается разрыв дипломатических отношений с нами, новая свистопляска в Лиге наций по поводу «русских шпионов» и всё. Европа в общем и целом не пошла вслед за Британией в её антироссийских действиях и мистер Болдуин упирается лбом в стенку. Дальше ему ехать некуда. Спрашивается, ради чего он все это затеял? Ради собственных амбиций или за этим всем стоит что-то, нам неизвестное, но очень важное для него?
  Президент вопросительно посмотрел на членов Госсовета и первым взял слово генерал Щукин.
 - Все вами перечисленное хорошо укладывается в личностную борьбу за кресло премьер министра. Болдуин хочет любым способом укрепить свое положение на этом посту и антироссийская истерия отличный способ заработать нужные очки в этой борьбе – предположил начальник ГРУ, но Сталин с ним не согласился.
 - Он что, по вашему, боксер, чтобы побеждать своих политических конкурентов по очкам? Нет, он политический деятель и значит все его действия носят хорошо продуманные действия. В кресле британского премьер министра побывало много людей, в той или иной степени одаренные талантом руководства страной, но все они были политиками, а не скоропалительными авантюристами. Убежден, что в действиях Болдуина есть свой тайный смысл и его нам надо обязательно понять.
 - Политический портрет данный Болдуину нашими аналитиками как раз и отмечает присутствие в его характере амбициозных и авантюристических черт. Возможно это в определенной мере и дает нам ответ на причины его поведения – осторожно предположил председатель ГПУ, но Сталина не удовлетворил подобный ответ.
 - Болдуин подлинное дитя британского парламентаризма. Он может быть амбициозен, склочен и неразборчив в средствах достижения цели, считая, что для этого хороши все возможности. Он может ошибаться и заблуждаться в своих действиях, но он никогда не стане сознательно ставить под удар интересы своей страны, а уж тем более целенаправленно наносить ей вред своими поступками. 
 - Может быть действия британского премьера против нас имеют сугубо отвлекающий характер, призванные скрыть от посторонних глаз что-то очень важное? – высказал предположение Молотов. 
 - Вполне возможно, но что конкретно?
 - Обрабатывая поступающие от наших британских источников сведения, наши аналитики пришли к выводу, что Болдуин не является самостоятельной политической фигурой. Устранить Макдональда с поста премьер министра и самому сесть в его кресло он смог только с посторонней помощью. Которая имеет серьезное влияние в английских высших кругах и обладает большими финансовыми возможностями.
 - Одним словом за спиной Болдуина стоят большие деньги, - кивнул головой Дзержинскому президент. - Что же подобное слияние интересов политики и большого бизнеса вполне понятно и даже ожидаемо. Но остается открытым главный вопрос, что британцы хотят и и чем нам всем эти их планы грозят. Понятно, что ничем хорошим, но все же чем именно. Поняв это мы сможем попытаться принять контрмеры против их планов.
 - Большие деньги всегда стремятся к двум вещам – сохранить и умножить свой капитал – усмехнулся Щукин.
 - И? – развернулся к нему Сталин. - Подорвать британскую финансовую систему мы не можем при всем нашем желании. Слишком разные весовые категории, а поднимать восстания в Индии и Африки с целью обретения ими независимости и тем самым подорвать главный финансовый источник империи у нас нет таких планов и в помине. Авантюра с Махно не в счет. Умножить свое состояние господа бритты могут только при помощи войны, как это блестяще сделали американцы в последней войне. Однако наш Генеральный Штаб уверяет, что войны не будет и тогда мы вновь возвращаемся к изначальному вопросу «что замышляют англичане».
  В кабинете наступила тишина. Было слышно как скрепит «вечное перо» в руках Дзержинского что-то писавшего в блокнот и поскрипывает стул под Щукиным имевшим скверную привычку, время от времени покачиваться на нем.
  Президент возобновил свое привычное движение вдоль окон и во время этого ритуала подал голос министр финансов.
 - А может англичане хотят не столько обогатиться сами сколько уменьшить силу американцев, своих основных финансовых конкурентов. Такой вариант возможен?
 - Все возможно, если это обсуждаемо, – произнес Сталин. - Однако под любую теорию нужны факты. В противном случае, это будет гаданием на кофейной гуще, а нам нужны конкретные факты.
  Закончив пробежки он вернулся на свое место во главе стола заседаний.
 - Вот что, господа разведчики и шпионы, – обратился он к Дзержинскому и Щукину. - Озаботьте свою агентуру на поиски сведений по подтверждению или опровержению теории озвученной нам господином министром финансов. Лично мне она нравится, но должны быть доказательства. И ещё. Господин Щукин, у вас есть аналитическая служба?
 - Пока нет, Иосиф Виссарионович. 
 - Поэтому, передавайте копии всех материалов по Англии аналитикам Феликса Эдмундовича. Думаю это пойдет на пользу в решении этой загадки.
 - Будет сделано – с едва различимым вздохом неудовольствия ответил Щукин и на этом заседание Госсовета завершилось.




                Документы того времени.   





                Из записки председателя ОГПУ Дзержинского Ф.Э. начальнику 3-го отдела ГПУ Менжинскому В.Р. от 3 марта 1928 года.


                Президента заинтересовали представленные вами по Тибету материалы. Он согласен с вашим предложением направить в Лхасу дирижабль «Россия» с экспедицией академика Обручева на борту. Сам академик также обрадован такой возможностью посетить территорию Тибета ранее закрытой для российских экспедиций, но только после завершения работ в Гоби и проведения аэрофотосъёмки пустыни Такла-Макан. В связи с этим, вам необходимо подобрать человека из числа ваших сотрудников или лиц сотрудничающих с нашей службой способного принять участие в этой экспедиции в качестве грамотного эффективно работающего специалиста. На поиски и согласование такого человека отводится три недели.

                С уважением Дзержинский Ф.Э.            




                Из официальной хроники опубликованной в газете «Известия» от 22 марта 1928 года.
 
       В связи с недружелюбными действиями британских властей в отношения дипломатических представительств России на территории Великобритании приведших к закрытию российских консульств в Эдинбурге, Кардифе и Манчестере, российское правительство посчитало нужным ответить на них аналогичными зеркальными мерами. В связи с этим в Кремль был вызван британский посол господин Пиквик, где ему было объявлено решении президента Сталина И.В. о закрытии трех британских консульств на территории России и городах Петрограде, Киеве и Одессе к 25 марта сего года.






                Глава XIII. От преисподни мира к небесному храму.






                Отрывные листки календаря показывали средину апреля, а температура воздуха на месте раскопок российской экспедиции под руководством академика Обручева неуклонно двигалась в район тридцати градусов выше Цельсия.
  Согласившись сократить экспедиционные планы по изучению просторов монгольской пустыни Гоби в пользу визита в Тибет к Далай-ламе, Владимир Афанасьевич стремился с максимальной выгодой использовать оставшееся в его распоряжении время.
  Первым пунктом в новом поисковом плане экспедиции значилось исследование развалин мертвого городища Хара-Хото. Оно было открыто знаменитым русским путешественником Дмитрием Козловым. Готовясь к экспедиции в Гоби Обручев сразу же предложил Козлову участвовать в ней, но тот был вынужден отклонить это предложение по причине своего плохого здоровья.
  Во время личной встречи ученый обратился к академику с просьбой довести до логического завершения начатое им исследование мертвого городища перед самой войной. Особое внимание он просил уделить внимание поискам тангутской библиотеки, часть которой Козлов нашел в развалинах Хара-Хото и сумел вывезти в Петроград.
  Что стало с оставшимися глиняными табличками и манускриптами ученому было неизвестно. Он очень опасался что места раскопок могут быть разграблены местными жителями или китайцами проводивших в то время китаезацию монгольского населения. Обрадованный Козлов горячо просил Обручева заняться поиском оставшейся части библиотеки в первую очередь и тот клятвенно пообещал ему выполнить эту просьбу.
  Стесненный временными рамками, Владимир Афанасьевич, едва экспедиция высадилась в окрестностях Хара-Хото стал требовать от своих подчиненных работы с полной самоотдачей, что не всегда у них получалось. Слишком коротким был период акклиматизации, но академик был неумолим.
 - Берите пример с местных жителей, что выполняют самую тяжелую работу на раскопках. Они пробивают шурфы и расчищают землю, и в отличие от вас нисколько не жалуются на жару. Тогда как ваша обязанность заключается в извлечении из земли находок, их описании, сортировке и тщательной консервации – начальственным тоном наставлял Обручев археологов, составлявших на этот раз основу его экспедиции.
 Привыкший к тому, что все последние его экспедиции совершали отважные штурмы неизведанного, Обручев часто забывал, что основой их работой является неторопливая рутинная работа и время от времени «пришпоривал скакуна». Естественно, между ним и археологами возникали конфликты.
 - Так они в отличие от нас выросли в этих местах и полностью привычные к этому климату. Им и тридцать пять градусов нипочем – неизменно откликался на слова академика Каллистрат Евграфович Нестеренко, доцент, ведущий специалист по  культуре тангутов раннего средневековья. Он больше всех из археологов страдал от жары и любое ворчливое замечание Владимира Афанасьевича воспринимал как личностный упрек.
  - Когда мы были на Севере, температура порой достигала отметок в минус сорок градусов и ничего, знаете ли, работали. Так как знали, что за нами стоит великая страна интересы которой мы на данный момент представляли – с гордостью говорил Обручев своему оппоненту и тот горестно замолкал. Состав участников экспедиции отбирался из большого числа желающих и среди условий выдвигаемых комиссией условий было обязательство всестороннее соответствие высокому званию российского ученого и участника государственной экспедиции. Монголия хотя и была отсталая страна, но все же заграница и высокая комиссия требовала не упасть в грязь лицом перед местным населением.   
  Стоит ли говорить, что Нестеренко возглавлял «тайную интеллигентную оппозицию» диктаторству Обручеву. Вторым таким лидером являлся доцент Барченко, специалист по культуре Тибета, попавший в состав экспедиции по рекомендации ОГПУ. В открытую перепалку с академиком он не вступал, но Обручев предчувствовал, что «цветочек» раскроется по прибытию в Тибет.   
  В этой экспедиции Владимир Афанасьевич очень сожалел, что с ним нет полковника Покровского, что грыз гранит науки в Академии Генерального Штаба. Заменявший его Дружинин не смог стать устойчивым буфером между академиком и прикрепленными к экспедиции специалистами.
  Впрочем, трения ученых мужей не сказывались на работе самой экспедиции. Благодаря тщательным записям Дмитрия Козлова месторасположение библиотеки археологи обнаружили сразу и приступили к раскопкам.
  Как и предполагал Обручев, его счастливый предшественник снял все «сливки» в виде  рукописных манускриптов оставив на его долю глиняные таблички, но академик был рад и этому. Во-первых, как настоящий ученый он определял ценность находки не по внешнему «злату серебру», а по её содержанию. Иной разбитый горшок или кувшин, ржавый меч или наконечники стрел могли рассказать куда больше, чем золотые подвески или инкрустированный серебром пояс.
  Во-вторых, таблички залегали гораздо глубже уровня, где были обнаружены манускрипты и следовательно были древнее и ценнее их. Осматривая их вместе с археологами, Обручев неизменно вспоминал глиняные таблички с письменами ассирийцев, хеттов и критян обогативших познания историков о древнем мире. 
 - Да, мы не откроем здесь новой Трои, Ниневии или Вавилона, но это нисколько не умаляет значимости проводимых нами раскопок. Само наличие развалин Хара-Хото лишний раз подтверждает, что здесь, среди безводных песков, когда-то была жизнь. Здесь был цветущий город в котором жили люди, была своя цивилизация и как всякая цивилизация она обладала своими тайнами, своими истинами. Вот их мы и должны с вами должны найти и попытаться постичь – глаголил археологам Обручев и те охотно ему внимали. 
 - Все это правильно, но в попытке постичь истину нельзя проявлять торопливость. Служение науке не терпит суеты, тем более в ущерб здоровью людей – вставлял свои неизменные три копейки Нестеренко.    
 - А по-моему наши археологи уже приноровились к дробному темпу работ по предложенной мною системе. У них уже появился навык и никто не жалуется, что не успевает – тут же парировал академик и был абсолютно прав. Начиная работы с наступлением рассвета, ученые уходили на перерыв к десяти часам утра и возобновляли их после пяти часов вечера, когда основной жар уже шел на убыль.
  Введенная Обручевым система не только способствовала производительности поисковых работ, но и экономила академику время на которое у него были свои виды.
  С давних времен когда Владимир Афанасьевич не гордо парил в небесах, а сидя верхом на коне изучал просторы Центральной Азии, он помнил рассказ купца Корзинкина о найденном им мертвом городище. Купец был известен академику как честный человек, всегда говоривший то, что видел сам, а не занимался пересказом чужих рассказов.
  Согласно рассказу Корзинкина, в свободное от торговли время он занимался поиском золотых месторождений, которые довольно часто встречались в Восточном Туркестане. Во время одного из таких поисков, купец наткнулся на развалины неизвестного города, что пользовались у местного населения дурной славой. Ибо были прокляты могучими колдунами когда-то населявшими этот город.
  Купец не побоялся встречи с нечистой силой и вместе с работником посетил эти таинственные развалины. По его словам город окружали высокие каменные стены. Внутри имелись широкие улицы и дома, но все попытки искателей проникнуть внутрь здания и отыскать скрытые в них сокровища окончились неудачей. Сколько не бил их Корзинкин ломом, молотом и киркой, ему не удалось пробить стены домов. Также неудачей завершилась попытка купца и его товарища проникнуть в дома через верх. При помощи скрученные лестниц они смогли подняться на вершину здания, но и здесь инструменты искателей не смогли пробить его крышу.
  Корзинкин точно назвал координаты этого таинственного города и академик загорелся желанием лично осмотреть эти загадочные руины. У него уже были предположения относительно его происхождения и он хотел проверить их на практике.
  Единственным серьезным препятствием для экспедиции в посещении этих мест кроме времени являлся ветер. Со торговца погода в этих местах была неустойчивая и тихая спокойная идиллия могла в одночасье смениться пыльной бурей или проливным дождем. Также дополнительные трудности для экспедиции создавали горы Хараарат, возле которых и был расположен этот таинственный город. Однако главный пилот «России» Михаил Водопьянов заверил академика, что сможет посадить дирижабль на загадочных берегах речушки Дям и по прошествии времени с блеском это осуществил.
  Перелет от развалин Хара-Хото до новой цели был довольно трудным делом. Если прежде дирижабль царственно летел в небесных высях Арктики, мужественно борясь со встречными или боковыми ветрами, то теперь он шел над горами, где ветры могли дуть с какой угодной стороны создавая эффект болтанки.
  Только благодаря умению пилотов и универсальной конструкции дирижабля, его пассажиры не летали из стороны в сторону, после того как очередной порыв ветра пробовал на прочность оболочку гондолы и мерился силами с мощью его моторов.
  Особенно труден был процесс спуска, когда среди темно-зеленых массивов и извилистых горных речек была найдена искомая цель. Все участники экспедиции столпившиеся у иллюминаторов пассажирской гондолы разразились бурными аплодисментами, едва команда дирижабля сбросила посадочные якоря и огромное тело дирижабля застыло над пологим берегом реки.
  Как было положено природой, противоположный берег Дям был крут и на нем возвышались руины таинственного города. Первое, что бросалось в глаза то, что склоны ведущие к развалинам были абсолютно голыми. На них не было ни травинки, ни деревца тогда как весь противоположный берег был покрыт травой, кустарником и полевыми цветами. Было начало мая и весна радовала глаз буйством красок и ароматов.
  Вторым моментом, что диссонансно выпадал из общей картины, было то, что город и река  находились на довольно приличном расстоянии друг от друга. Руины стен и зданий были ближе к горам чем к реке, хотя по всем правилам должно было быть наоборот.
  Все это впрочем нисколько не помещало археологам пребывать в полном восторге от открывшейся перед ними картины. Во-первых, перед ними были развалины города не потревоженного лопатой археолога, а во-вторых, климат гор после жарких песков Гоби им казался райским.
  Не отставал от них и неизменный хроникер Дзига Ветров. Уткнувшись в объектив аппарата он с упоением снимал стены древнего города с хорошо заметными промоинами, а над ними возвышались остатки высоких сторожевых башен. Они были хорошо различимы на фоне остальных развалины причудливо сливавшихся в хоровод многочисленных карнизов башен, лестниц и стен города.
 - Замечательно! Настоящая сенсация! Горная Атлантида и только – говорил режиссер отрываясь от камеры и отыскивая новый ракурс для сьемок.
  Стоит ли говорить, что желающих отправиться на осмотр развалин было превеликое множество, но Обручев безжалостной рукой сокращал их ряды.
 - Не спешите, настанет и ваш черед смотреть это чертово городище – успокаивал он тех, кому выпал жребий остаться в посадочном лагере.   
  Дружной гурьбой, разведчики перешли мелководную горную речку и пройдя сквозь негустой речной тростник стали подниматься в гору к развалинам.
  То, что они там увидели потрясло их воображение. Перед ними предстали полуразрушенные стены с остроконечными сторожевыми башнями, каменные дома высотой в несколько этажей с замысловатыми карнизами посредине. Прямые и широкие улицы вместе с небольшими извилистыми переулками были обильно усыпаны гладкими округлыми разноцветными камешками. Они покрывали их плотным слоем и искателям с большим трудом удалось извлечь несколько образцов для анализа.
  В одном месте на пересечении дорог была обнаружена статуя сидящей птицы с причудливо вытянутой вверх шеей. Белого цвета, она имела многочисленные розовые и красные прожилки придававшие находке дополнительное изящество.
  На главной, по мнению археологов, площади находилось массивное четырехугольное здание, сразу прозванное им «ханским дворцом». Уверенности в этом добавляло находящееся рядом с ним изваяние внешне напоминавшее лежащего льва.
  Радости и восторга поисковиков не было предела. Вне всякого сомнения они наткнулись на ранее неизвестную цивилизацию. Глядя на сильно обезображенное изваяние, Нестеренко авторитетно заявил, что оно ему сильно напоминает скульптуры хеттов в Чатал-Гуюке. Открыто связать найденное городище с египтянами он не рискнул.
  Барченко в свою очередь, осторожно высказался за то, что перед археологами был фор-пост легендарного Белогорья. О котором много писалось в различных русских сказаниях и которое во время своей экспедиции искал Рерих.
  Многие горячие головы хотели начать раскопки немедленно, но Обручев их быстро осадил.
 - Сегодня мы проводим только разведку городища. К полномасштабным раскопкам приступим завтра, а пока ограничимся взятием проб грунта и стен. К тому же скоро пойдет дождь и по всем приметам очень сильный – академик указал на темную тучку, что только-только показалась из-за верхушки дальней горы.
  Естественно, слова Обручева вызвали бурное негодование у первооткрывателей, но академик был непреклонен. Закинув за спину полевой мешок с взятыми образцами он решительно зашагал прочь из города и остальные исследователи были вынуждены подчиниться ему.
  Правдивость прогнозов опытного путешественника, хорошо знавшего местные особенности этого региона, подтвердилось в тот момент когда разведчики переходили реку. Маленькая темная тучка в считаные минуты застлала небо черным мраком из которого хлынул проливной дождь. Казалось обитавшие в городище зловредные силы настлали эту непогоду на людей посмевших потревожить их владения. 
  Сильные водяные струи буквально толкали археологов в спины, образовывали огромные лужи в которых немедленно вязли ноги. Только обладатели дождевиков, взятых в самом начале похода по рекомендации Обручева, были сухими, когда отряд достиг спасительных палаток.
 - Накаркали вы нам, Владимир Афанасьевич! Ей бог, накаркали! – восклицал мокрый насквозь Нечепуренко. Доцент яростно растирался полотенцем стуча зубами от холода.
 - Нисколько, Каллистрат Евграфович. Просто я не первый раз посещаю эти места и хорошо знаю их, - любезно пояснил Нечепуренко академик. - Поверьте, мы ещё легко отделались. Здесь часто дождь перемежается с пыльной бурей, но её пока не видно.
 - Не случилось и слава богу, - подал голос укутанный в теплый халат Барченко. Он как и все кто не взял дождевик изрядно промок, но неожиданное купание нисколько не повлияло на его радостный настрой. – Что вы намерены доложить в Москву по поводу свершенного открытия? Ведь после такой находки визит в Тибет будет наверняка отложен. Насколько я понимаю здесь работы на весь полевой сезон, не меньше.
 - Не будем торопиться с выводами, Александр Васильевич. Сначала надо провести раскопки найденного городища и только по их результатам решать об изменении планов экспедиции.
 - По моему вы здорово дуете на воду обжегшись на молоке. К чему все эти осторожности, если совершенно ясно, что мы совершили значимое открытие!? – взорвался Нестеренко, но академик махом его осадил.
 - Пока я начальник этой экспедиции и я решаю, что и как делать, господин Нестеренко – грозно рыкнул Обручев и изумленный доцент отступил.
  Как показало время, академик не зря не спешил известить весь мир о своем неожиданном открытии. Сколько и в каких местах городища в течение двух дней археологи не закладывали шурфы и не рыли канавки, они не нашли следов человеческой деятельности. Вдоль улиц и переулков, а также на площадях сразу под слоем камешков шел небольшой слой рыхлой земли, под которой находилась плотная, веками не тронутая земля.
  Третий день раскопок стал решающим днем. Нестеренко предпринял попытку проникнуть внутрь «ханского дворца», который как и все здания городища не имел дверей и окон. Подобную особенность, доцент объяснял древностью развалин. По его мнению населявшие город люди имели особенную архитектуру. Опасаясь внезапного нападения врагов, они сознательно отказались от дверей и оконных проемов проникая в дом при помощи лестницы.
 - Ставя лестницу к стене дома они поднимались на крышу, поднимали лестницу с собой и также спускались внутрь. Такое построение домов и городов довольно характерна для цивилизации Митани, что располагалась на Армянском нагорье – предположил доцент на ученом совете, но его теория не оправдалась. Когда археологи поднялись на плоскую крышу «дворца», там не обнаружилось ни малейшего намека на проем.
  Напрасно они рубили кирками все подозрительные выемки, что могли скрывать проход вовнутрь. Куски камня разлетались в разные стороны, но искомого так и не было найдено.
  Вслед за «дворцом» были обследованы и другие крупные строения города, но и здесь был один и тот же результат. Археологи не смогли проникнуть внутрь зданий.
  В отчаянии, Нестеренко предложил заложить мощный заряд динамита на крыше «ханского дворца». 
 - Черт там или дьявол, но мы туда проникнем – заверял он Обручева и после недолгого раздумья, тот согласился. Отведя людей в укрытие и запалив бикфордов шнур, археологи с нетерпением ждали взрыва и по прошествии определенного времени он прогремел.
  Облако пыли ещё не успело рассеяться, а доцент Нестеренко уже мчался к «дворцу» в поисках истины.
  Ради этого Каллистрат Евграфович не поскупился на взрывчатку. От силы прогремевшего взрыва один угол здания обвалился обнажив свое внутреннее строение. К огромнейшему разочарованию доцента, перед его глазами предстал не темный провал открывавший ему путь внутрь загадочного строения, а ровный каменный скол, местами покрытый черной копотью.
 - Что это?! – в ужасе воскликнул несчастный ученый, удивительно напоминая в этот момент ребенка, которому добрый волшебник обещали раскрыть секрет фокуса да так и не сделал.
 - Это скорее всего Эолово городище – хмуро пояснил Обручев подошедший к «дворцу» вслед за доцентом. Он также как и он надеялся на чудо, но оно не произошло.
 - Как Эолово городище!? – горестно воскликнул Нестеренко - Не может быть!! Этого просто не может быть!
  С выпученными глазами он озирался по сторонам и во взгляде его было отчаянное нежелание расставаться с хеттами, львами и прочими открытиями, что были совсем рядом и вдруг пропали.
 - Увы, может. Всю эту красоту, к сожалению создал не человек, а ветер – вынес свой безжалостный вердикт академик и приказал сворачивать раскопки.
  Горькую чашу разочарования вместе с археологами выпил и экипаж «Родины». Все они, начиная от главного пилота и кончая поваром стюардом Марией Никаноровой горевали о неудаче постигших археологов. При встрече с ними каждый посчитал своим долгом поддержать ученых в трудных для них момент, приободрить и высказать теплые слова в их адрес.
  В этот момент как никогда прежде проявилось единство всех участников этой необычной экспедиции.
  Пыльные бури, о которых рассказывал академик Нестеренко, за все время раскопок ни разу не беспокоили археологов. Только дожди, ещё дважды навестили их лагерь, но наученные горьким опытом, ученые встретили их во всеоружии.
  Бури напомнили о своем существовании когда дирижабль покинул стоянку на реке Дям и взял курс на пустыню Такла-Макан. Одна за другой они налетали на «Россию», пролетавшую над раскалёнными песками.
  Причина по которой Обручев попросил пилотов пролететь пустыню насквозь, а не двигаться по её края заключалась в том, что он хотел провести аэросъёмку, наиболее труднодоступных мест «преисподни мира». Так географы называли эти места.
  Многое в жизни происходит благодаря случайности. Возможно ничего бы не случилось, если бы в один из моментов проведения аэросъемки, рядом с наблюдателями не оказался академик Обручев. Владимира Афанасьевича как магнитом тянуло посмотреть сверху на те места, куда прежде добраться стоило огромных трудностей и лишений.
  При прохождении пустыни, когда песчаная буря полностью закрывает обзор, очень сложно точно определить местоположение дирижабля и вести его строго по курсу. По этой причине фотосьемка проводилась не постоянно и едва только открывалось «окно» видимости, наблюдатели торопливо прилипали к своим окулярам.
  Именно в один из таких моментов было замечено какое-то образование чуть правее курса дирижабля.
 - Горы – буднично отметил один из наблюдателей не придав увиденному особого значения, но его слова подстегнули находившегося рядом академика.
 - Какие горы? Здесь не должно быть никаких гор! – воскликнул он и торопливо навел в сторону указанного объекта стереотрубу. Несколько секунд он рассматривал обнаруженные «горы», а затем подняв трубку внутреннего телефона попросил пилотов уменьшить ход и взять несколько вправо. 
  Медленно и неторопливо приближался дирижабль к темному пятну, что был хорошо заметен на фоне беловато-рыжих песков пустыни. И чем ближе оно приближалось, тем сильнее стучало сердце академика. Перед ним был плохо различимый, наполовину занесенный, но все-таки неизвестный город.
  Сквозь окуляры трубы Обручев отчетливо различал арку ворот с двумя сторожевыми башнями по бокам, чьи створки были наполовину открыты. Крыши домов, ровные просветы улиц и прямоугольники небольших площадей.
  Когда дирижабль приблизился с цели, Владимир Афанасьевич различил стоящие у ворот две большие фигуры животных. Левая скульптура изображала сидящего лева, а та, что располагалась справа от ворот – быка. Черты животных хорошо сохранились и были легко узнаваемы.
 - Фотографируйте! Все фотографируйте – приказал академик наблюдателям, а сам стремглав бросился в пилотскую кабину, чтобы договориться о срочной посадке дирижабля и проведения обследования города.
  Увы, там ждал его жестокий удар. Михаил Водопьянов на отрез отказался садиться в условиях надвигающейся бури.
 - Не смогу, Владимир Афанасьевич, слишком большой риск! Ветер может сорвать «Россию» с якорей и разбить о землю! – категорически заявил главный пилот. Вдалеке уже были видны клубы новой, приближающейся к дирижаблю пыльной бури, которая ставила крест на возможность проведения исследования неожиданной находки.
 - На обратном пути обязательно сделаем остановку! Даю слово, сейчас никак нельзя! – заверил академика Водопьянов, которого Обручев знал как храброго и опытного летчика.               
  - Тогда давайте сделаем круг, чтобы лучше рассмотреть и сфотографировать наше открытие – попросил Водопьянова ученый и тот согласился.
  Пока дирижабль готовился совершить свой воздушный маневр, академика атаковал режиссер Дзига Ветров. 
 - Владимир Афанасьевич, я должен заснять этот город! Понимаете, должен! – восклицал Дзига с полными азарта глазами.
 - Если должны, идите в кабину наблюдателей и снимайте.
 - Нет, вы не понимаете! Мне нужно снять с близкого расстояния!
 - Это невозможно! Водопьянов отказывается садиться в условиях надвигающейся бури из-за угрозы повреждения дирижабля!
 - Я уже обо всем договорился. Техники согласны спустить меня с камерой на тросе на максимально возможную высоту. Нужно только ваше одобрение!
 - Вы, сумасшедший!
 - Я знаю! Ради таких кадров я готов на все! Их нельзя упускать!
  Любому другому человеку Обручев ответил бы категорическим отказом, но за четыре года сотрудничества он хорошо узнал Дзигу Ветрова. Профессионала до мозга костей, готового ради высокого искусства на все и это были не простые слова. Арктика как некто другой безжалостно обнажает сущность человека, как бы он не старался её скрыть. По этой причине академик только махнул рукой и обрадованный кинорежиссер умчался готовить свой очередной шедевр.
  Без страха он шагнул в распахнувшийся под его ногами люк и повиснув в воздухе, стал спускаться, раскачиваемый воздушными потоками. Прижав к груди кинокамеру, он уверенно руководил работой лебедки, что проворно разматывала клубок стального троса.
  Для наблюдателя со стороны – это было фантастическое зрелище. Подобно сказочному шмелю, Дзига облетел по кругу таинственный город, что раскинулся у его ног.
  Ему необычайно повезло. Повезло не только в том, что он успел снять то, что хотел до того как плотная стена песка не накрыла город, дирижабль и самого кинорежиссера. Повезло в том, что он не выпустил из рук кинокамеры, когда его нещадно иссеченного крупицами песка втащили обратно в дирижабль. Именно о её сохранности тревожился Ветров, не обращая внимания на хлопоты и стенания врача экспедиции Валерия Судакова.   
  Едва доктор обработал раны кинорежиссера, он тотчас отправился в лабораторию проявлять отснятую с таким трудом пленку. Старания Ветрова не были напрасными. Когда в Кашгаре он отправлял специальным бортом отснятые материалы в Москву, лицо его было наполнено радостью от хорошо сделанной работы.
  Вместе с кинопленками покинули борт дирижабля и археологи во главе с доцентом Нестеренко. Большую часть своих многочисленных коллекций ученые были вынуждены оставить на «России». Они слишком много весили и присланные в Кашгар самолеты не смогли бы их забрать.
  Впрочем судьба коллекций не слишком заботила доцента. Выпросив у Обручева копии снимков сделанных с дирижабля он торопился написать отчет в Академию наук и статью в научный журнал. Оповестить российскую и зарубежную науку об открытии неизвестного очага цивилизации в пустыни и раскрытии тайны Эолова городища.   
  Вместо ученых к экспедиции присоединилась группа ответственных работников. В их состав входили два представителя ГПУ выполнявших особую миссию и трое сотрудников министерства иностранных дел. Руководство придавало особое значение визиту российского дирижабля в Лхасу. Хотя Тибет с начала двадцатых годов и считался независимым государством, англичане не желали признавать это, упрямо называя его, где только можно – территорией британского влияния.
  Прибытие в столицу Тибета официальных представителей России был бы болезненным щелчком по носу Джона Буля. Со всеми вытекающими из этого последствиями в виде открытия дипломатической миссии Москвы в Лхасе.
  Перелет из Кашгара в гости к Далай-ламе проходил без каких-либо трудностей. Природа благоволила к огромному дирижаблю, что уверенно шел к своей цели, пролетая над ослепительно белыми вершинами горных массивов. Дзига Ветров только ахал глядя как острые пики вершин сначала наползали на дирижабль, как бы стремясь преградить тому дорогу своей несокрушимой природной мощью, а затем покорно отступали прочь не в силах противостоять мысли и творению рук человеческого разума.
  Особенно кинорежиссера поразила сама Лхаса. Созданная трудом монахов среди скал, она представляла собой своеобразный чудесный храм, что вознесся на недосягаемую высоту небес. Здесь все пленяло взгляд наблюдателя. И стройные храмовые колонны, и необычные крыши храмов и дороги ведущие к ним. Все было необычно, все поражало своей непохожестью на виденное ранее, а услужливое воображение щедро добавляло таинственности в увиденную картину.
  Дирижабль сбросил свои посадочные якоря на широкой площади перед главным храмом Лхасы. Это было заранее обговорено с властями Лхасы, позволивших сделать это в виде большого исключения с личного указания Далай-ламы. Монахам очень льстило, что гости из далекой могучей страны прибыли к ним не пешком или на лошадях как это делали до них все паломники и иностранцы включая тех же англичан, а на столь необычном летательном аппарате. 
  Его видели тысячи глаз и известие об этом мгновенно разнеслась по всей округе тибетской столицы. Умножая значимость и важность властителя блистательного небесного града.





                Документы того времени.





                Из новостных сообщений вечернего выпуска газеты «Известия» от 14 мая 1928 года.


                Новый громадный успех Русского Географического общества! По сообщениям поступившим из российского посольства в Рио-де Жанейро экспедиция профессора Басова завершает свою исследовательскую деятельность на территории Бразилии новым археологическим открытием. В джунглях Амазонки ею была обнаружена каменная башня высотой в восемь метров о которой в своих заметках упоминал полковник Фосетт. Сложенная из монолитных каменных блоков она имеет отполированную конусообразную вершину, что отражает падающий на неё солнечный свет. Из-за этого создается впечатление, что она объята огнем.
  Древние мастера сотворившие это необычное сооружение пользовались неизвестной современной науки технологией благодаря которой природные воздействия на камень не оказали серьезных разрушений.
  Вблизи башни экспедиция не обнаружили каких-либо следов поселений, что позволяет предположить её культовое предназначение. Согласно предварительным исследованиям башня связана с процессом летнего солнцестояния. Профессор Басов назвал открытый экспедицией объект «башней бороро» в честь племени вблизи обитавшего. Следов пребывания полковника Фосетта и его спутников, экспедиция к сожалению не обнаружила. По словам индейцев в одном из соседних племен, якобы есть белый вождь, которым туземцы очень дорожат, но эти рассказы пока не получили реального подтверждения.   
          
   
 



                Глава XIV. Молчание ягнят. 






                Доклад у президента России всегда было важным и ответственным мероприятием для представителей любой государственной службы, а для той, что только-только встала на ноги и тем более, что занимается аналитикой действий соседних государств, даже вдвое и втрое ответственно. Любой неудачный прогноз по Англии, особенно после недавнего полного разрывав дипотношений, мог поставить жирный крест на существовании отдела и дальнейшей карьере их сотрудников.
  Молодой, тридцатидвухлетний подполковник Артемьев прекрасно все это осознавал, однако когда его по телефону пригласили на доклад в Кремль, сильного, панического страха не испытывал. Во-первых, он был твердо уверен в способностях и талантливости сотрудников своего отдела, а во-вторых, прекрасно знал и владел главным правилом любой государственной службы, которое гласило: - Нужно не только умело и красиво сделать прогноз для высокого начальства, но также в случае фиаско грамотно объяснить его причины и предложить альтернативный план. 
  Свой доклад, подполковник представил президент с минимальным количеством «воды», только конкретные факты позволяющие сделать те или иные выводы. При этом выводы были поданы без излишней категоричности, таким образом, что их можно было принимать и соглашаться, либо начисто отвергать.
  За все время доклада, Сталин не разу не прервал сидящего напротив него за столом Артемьева. Только время от времени делая пометки карандашом на большом листке бумаге, что лежал рядом с ним. Краем глаза Василий Спиридонович заметил на нем какие-то наброски, видимо сделанные президентом перед их встречей.
  Когда подполковник закончил читать, президент встал и неторопливо принялся расхаживать по кабинету. Сибирская ссылка давала осложнение на ноги и потому, время от времени президент был вынужден вставать со стула и двигаться.
  Увидев, что хозяин кабинета встал, Артемьев также хотел подняться, но президент мягким движением руки остановил его.
 - Сидите, сидите, гражданин Артемьев – с заметным кавказским акцентом произнес президент. – Значит вы считаете, что «Большой скачок» англичан напрямую не связан с грядущими в этом году выборами. Ни у нас, ни в Германии, ни в Америке.
 - Никак нет, Иосиф Виссарионович. Американская элита никогда не позволит посторонней силе влиять на свои президентские выборы, кем бы им эта сила не приходилась. Связи связями, а влияние и деньги врозь. К тому же, влияние республиканской партии в стране довольно прочно, а правление их ставленника президента Кулиджа, пресса называет «Золотым веком» страны. В этих условиях им достаточно выдвинуть любого представителя из своей политической среды, не имеющего серьезных огрехов и он пройдет. 
  Внимательно слушавший подполковника Сталин сделал, едва заметный кивок и тот продолжил говорить.
 - В отношении выборов в Германии наши службы не заметили ни каких попыток англичан финансировать то или иное политическое движение этой страны. Все их действия указывают на то, что Германия является для них дойной коровой. Они больше берут от неё чем вкладывают в экономику республики. Нынешнее политическое положение Германии англичан вполне устраивает и они не собираются в ней что-либо менять. У них, несомненно, вызывает сильное недовольство вмешательство американцев в экономическую и политическую жизнь страны, но они вынуждены считаться с их превосходством в этой вопросе.
 - Также как и мы – заметил Сталин с едва заметной ноткой сожаления в голосе. – С экономикой все понятно, а на кого ставят американцы в германской политике? Ведь не на Тельмана и Дмитрова в самом деле?
  Задавая этот вопрос президент откровенно лукавил, ибо благодаря личной разведке выполняющей его различные поручения в той или иной стране он имел контакты с этими политическими деятелями.
 - Американцы только делают первые шаги на этом направлении. В сферу их внимания попала одна из мелких немецких партий откровенно реваншистского толка. Лидер НСДАП Гитлер довольно талантливый оратор, благодаря чему имеет свой политический электорат основу которого составляют лавочники, бюргеры и откровенно люмпельный элемент. Действуя руками немецких промышленников, американцы оказывают нацистам финансовую поддержку при помощи которой они собираются пройти в рейхстаг на октябрьских выборах.
 - И как по вашему, пройдут?
 - Да, должны. Трудно сказать сколько мест в парламенте они смогут получить, но они пройдут. Идеи реванша очень популярны среди простых немцев, а в купе с деньгами полученными для их пропаганды помогут движению Гитлера обрести нужную степень популярности для прохождения в законодательную власть республики.
 - Хорошо, а что то с грядущими выборами в России? Неужели англичане не попытаются сунуть в них свой палец? – усмехнулся Сталин. - Денег они на это дело они никогда не жалели.
 - После ухода с поста военного министра маршала Деникина среди военных нет той кандидатуры, которую можно было открыто выставлять на выборы президента. Что касается возможности влияния на выборы через финансово-промышленные круги России, то после проведения операции «Весна» такой возможности у англичан нет.
 И вновь Сталин едва заметно кивает головой. Он хорошо помнит и операцию «Горгона», в результате которой был бескровно смещен со своего поста Деникин, и операцию «Весна». Когда в дело был пущен весь компромат любовно собранный Дзержинским на финансово-промышленные сливки общества. С каждым из «небожителей» была проведена беседа в ходе которой были предъявлены имевшиеся за ними грешки. Вслед за этим представлялся выбор, либо сидеть тихо мирно и полностью игнорировать грядущие президентские выборы, либо предстать перед судом и получить все, что им причиталось по уголовному кодексу.
  В подавляющем своем большинстве «сливки» вняли голосу разума и дали твердое обязательство не вмешиваться в политику. Против тех кто выставил вон представителей власти на следующие дни были возбуждены уголовные дела и они на своей шкуре познали всю тяжесть демократического правосудия. Участие в процессе Андрея Януарьевича Вышинского гарантировало получение обвиняемым реального срока без всяких скидок на его происхождение и состояние.
  Вынесенные Фемидой суровые приговоры с конфискацией имущества осужденных, лишний раз показали «сливкам» правильность сделанного выбора и все попытки представителей британского посольства втянуть их игру терпели неудачу одна за другой. Об этом президенту регулярно докладывал председатель ГПУ и удовлетворенный ответами Артемьева Сталин вернулся за стол.
 - Относительно «Выборов» у меня нет вопросов, а вот по поводу «Копенгагена» имеются определенные сомнения. Я бы не рискнул называть возможность внезапного нападения английских кораблей на наши основные морские базы Кронштадт, Кенигсберг и Мурманск, маловероятной. Как показывает история морских войн подобный вариант у британских моряков один из излюбленных, равно как и у их учеников японцев, что без объявления войны напали на наши корабли в Порт-Артуре.
 - С этим утверждение трудно поспорить, но любой внезапный удар должен быть хорошо подготовлен. Это непреложное правило подобных операций, однако все донесения агентов осуществляющих наблюдение за британскими портами и предоставленные по запросу нашего отдела говорят о том, что таких приготовлений нет. 
 - Сколько раз вы делали такие запросы позволяющие делать подобные выводы? Один, два, три раза? 
 - Ежемесячно, начиная с февраля этого года. Последний запрос мы делали три дня назад – с гордостью произнес Артемьев.
 - Ясно – коротко произнес Сталин. - Продолжайте пожалуйста.
 - Подобной активности на данный момент не зафиксировано ни в одном из военных портов юго-западной и западной части Британии, ни в главной базе английского флота в Скапа-Флоу. Учитывая фактор ограниченной возможности нашей агентуры вести наблюдение в портах, а также возможность британцев вести компанию по дезинформации с целью сокрытия своих намерений, нельзя исключить, что ударная группа кораблей все-таки сможет незаметно выйти в море. Однако, перед тем как они смогут напасть на Кенигсберг и Кронштадт, англичанам будет необходимо пройти Бельты. За которыми установлено постоянное наблюдение с марта этого года, равно как и за Кильским каналом, в качестве альтернативного варианта. 
 - Вы говорите о надводных кораблях, а что вы скажите о подводных лодках. Британские подводники считаются одними из лучших подводников мира и их ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов – президент посмотрел на подполковника ожидая, что тот начнет оспаривать сказанное утверждение, но Артемьев не стал этого делать.
 - Мы сделали соответствующий запрос морякам и ведомство адмирала Беренса ответило отрицательно. По их мнению британские подлодки могут скрытно миновать Бельты, но им будет необходимо пополнить запас топлива, что в условиях Балтики им сделать невозможно.
 - А в Вестерплате? – тут же напомнил президент. - Там у них имеется пункт базирования как раз для подводных лодок.
 - Согласно заключению моряков в указанном месте могут находиться две, максимум три подлодки, а этого мало для внезапного нападения – Артемьев сделал паузу, чтобы услышать новые реплики, но их не последовало и он продолжил.
 - Северный флот в большей степени уязвим в плане внезапного нападения. Но на данный момент все его крупные корабли находятся в Черном и Балтийском море, кто на ремонте, кто на учениях, а оставшиеся в Мурманске корабли не могут представлять цель для внезапного нападения. К тому же морякам послано необходимое предупреждение и по приказу адмирала Беренса корабли Севфлота находятся в полной боевой готовности и проводят учения. В отношении Средиземного моря, незамеченный проход большого количества кораблей минуя Гибралтар или по Суэцкому каналу невозможен.
  Сталин заглянул в свой листок и принялся неторопливо набивать трубку.
 - Скажите, гражданин Артемьев, ваша служба ознакомилась с тем документом, что я отправил вам неделю назад? – речь шла о письме Камо, которое он отправил в Москву сразу после своей поездки в Штаты по поводу Николо Тесла. В нем Камо давал анализ внутреннего положения экономики Соединенных Штатов, который очень заинтересовал Сталина. Желая внести свою лепту в процесс рассекречивания «Большого скачка» он отправил его аналитикам.
 - Так точно, получили. Очень грамотный и толковый анализ. С удовольствием поговорил бы с тем человеком, что его составил – откликнулся Артемьев и в его глазах президент уловил искрений интерес и надежду. 
 - Пока такой возможности нет и вам придется довольствоваться этой бумагой. Что скажете по поводу изложенных в ней мыслях? Насколько они актуальны и возможны к реализации так сказать на практике?
 - По-моему мнению автор точно уловил сущность нынешнего благосостояния американского общества дав ему меткое и вполне соответствующее сути обозначение - «денежная пирамида». Также он довольно правдоподобно нарисовал сценарий по которому это благополучие может рухнуть в считанные дни и часы при стечении определенных обстоятельств.
 - И поэтому, вы считаете вариант «Деньги» наиболее подходящим объяснением сути «Большого скачка»? Не слишком ли поспешные выводы на основании только одной бумаги? 
 - За этой бумагой стоят многочисленные подтверждения. По сути дела, весь потребительский рынок Америки действительно существует за счет долгосрочных, легкодоступных кредитов. Благодаря им бурными темпами растет собственное производство наполняющее внутренний и внешний рынок. Средние и даже малоимущие американцы могут позволить себе купить в кредит домашний холодильник, телефон и даже автомобиль.
  Что касается торговых акций ведущих американских компаний, то это откровенная ловушка. Беря их в долг по назначенной компанией цене, любой приобретатель сильно рискует. Ведь компании могут в любой момент потребовать от него полностью погасить долг, так как подобный пункт прописан в стандартном договоре.
 - Я это читал, - прервал Артемьева Сталин. - Меня интересует долго может раздуваться этот «мыльный пузырь» и что может привести к его схлопыванию?
 - При благоприятных условиях он может раздуваться десятилетиями. Старые кредиты гасятся новыми, потребительский рынок растет и всё это прикрывает военная мощь США и экономическое могущества доллара. Сейчас на мировых валютных биржах он превосходит английский фунт стерлинг, французский и швейцарский франк. Подорвать его может по мнению наших специалистов только два фактора; внешняя война в которой Америка будет терпеть поражение или внутренние разногласия между её финансовыми кланами. Доцент Кондратьев, разработавший теорию экономических кризисов и к которому мы обратились за консультацией, считает, что второй вариант более реалистичен.
 - Доцент Кондратьев считает, вы считаете, а решение по этому вопросу принимать нам. Хорошенькое положение – хмыкнул Сталин. - А что говорит ваш доцент по поводу способности англичан влиять на отношения финансовых кланов между собой? Есть у них такая возможность?
 - По большей мере у них такой возможности нет. Американские денежные династии, по своей сути являются замкнутыми кланами. Это так называемые «молодые деньги», сделавшие себя сами и получившие свое место под солнцем как раз в борьбе с британскими и и французскими банками. И попасть под влияние своих конкурентов для них смерти подобно. Оказывать влияние на них можно только посредством брака, но это довольно редкое явление.
 - Значит такую возможность вы полностью отвергаете?
 - Чисто теоретически банки старой Европы могут оказать влияние на внутреннее финансовое положение Америки, если все вместе будут целенаправленно бить в одну точку. Однако учитывая постоянные разногласия между Англией и Францией – это довольно трудно реализуемая задача.
 - Ну раз мы её с вами обсуждаем, значит такой шанс существует, - усмехнулся в усы Сталин. - Думаю вам следует заняться более тщательной проработкой этой теории. Как известно любая теория проходит через три этапа. Первый этап – это полная чушь. Второй – в этом, что-то есть и третий – ведь это так очевидно.
 - Будет сделано. Сегодня же ею и займемся.
 - Вот и отлично. И одновременно проработайте пожалуйста возможные контрмеры, на тот случай, если этот теоретический джин все-таки вырвется из своей бутылки. Я понимаю, что это создает дополнительные трудности, но все же это нужно сделать. 
   - Хорошо, примем поправку и на это – заверил Сталина подполковник и на этом доклад завершился. Артемьев остался доволен итогом своего визита к руководству государства, чего нельзя было сказать о Гордоне Петреусе, заместителе министра иностранных дел Соединенного королевства.
  Примерно в это же он делал доклад премьер министру Великобритании Болдуину и причина по которой его вызвали на самый верх, была далеко не радостной. Впервые за все время противостояния Англии и России, русские сумели проникнуть в очень важный для британцев район Азии - Тибет.
  Целое столетие, английский лев тщательно охранял этот регион от глаз своего северного соседа, объявив Тибет зоной своих стратегических интересов. Сколько раз русские пытались под эгидой географических экспедиций проникнуть на территорию Тибета и все было напрасно. Несмотря на многочисленные протесты мировых географических обществ, британцы отказывали русским исследователям в разрешении на въезд в Лхасу и прилегающие к ней территории, и как оказалось не напрасно.
  Появление Рериха и его сына в индийских владениях англичан привело к массовым волнениям среди местного населения. Благодаря решительным мерам спокойствие было восстановлено, но влиянию Лондона на Тибет было нанесен серьезнейший удар, от которого британский лев никак не мог оправиться. Отныне вице-король Индии не диктовал властителю Лхасы, что ему делать, а вынужден был вести переговоры с получившим независимость азиатом.
  Экономическое и военное могущество империи, позволяли вице-королю в разговоре с Далай-ламой продавливать нужные Лондону решения, но с каждым разом это становилось делать все труднее и труднее. За каждый шаг властитель Тибета требовал от вице-короля шаг в ответ. Подобное положение рано или поздно должно было дать сбой и вот это случилось. С согласия Лхасы русские нанесли Лондону хлесткую пощечину, обозначив свой интерес в исконной вотчине британской империи.
  На этот раз, они не стали запрашивать у англичан разрешение на проход через территорию находящуюся в зоне их контроля. Они просто перелетели через непроходимые горы и благополучно приземлились в Лхасе. При этом они задействовал самый мощный дирижабль в мире, для которого не нужно было взлетных полос без которых невозможно использовать современные самолеты. Русский сапог нагло сбил британский засов и теперь посланцы Москвы напрямую вели переговоры с Далай-ламой.
  Подобной наглости премьер министр Болдуин перенести не мог и весь его гнев обрушился на голову человека курировавшего дела Британской Ост-Индии, едва он переступил порог кабинета.
  Будучи истинным англичанином, премьер министр не унизился ни до оглушительного крика, ни до откровенных угроз и оскорблений. Говорил он требовательным голосом, глаза его лучились негодованием и каждое его слово буквально сочилось сарказмом.   
 - Как могло случиться, что вместо того, чтобы копаться в песках Гоби, экспедиция академика Обручева очутилась в Лхасе с почти государственным визитом? Куда смотрели ваши люди в Москве, куда смотрел ваш отдел, куда смотрели лично вы, сэр? Вы считаете, что нам мало этого псевдо-путешественника Рериха с сыном и решили пополнить их компанию академиком Обручевым? Если это так, то у меня возникает законный вопрос, является ли Британия с её интересами вашей родиной? Если нет, то тогда чего стоят все ваши доклады и заверения о том, что у вас все под контролем?! – в праведном гневе воскликнул премьер и в этот момент, что-то попало ему в горло и он судорожно закашлял.
  Бедный Петреус во время премьерского монолога стоял вытянувшись во весь фронт и мужественно слушал эти едкие упреки. Стоически ожидая когда Болдуин прокашляется и обретет голос.
 - Надеюсь, вы прекрасно отдаете себе отчет, что после наших неудач в Афганистане, значение Тибета приобрело громадное значение. Ведь если мы потеряем его, то следующей нашей потерей будет Индия! А этого никак нельзя допустить!
  Петреус почтительно выждал давая возможность премьеру продолжить высказывать свои претензии к нему, но того вновь подвело горло. С трудом сдерживая кашель Болдуин требовательно смотрел на него и Петреус разверз уста.   
 - Все ваши претензии к работе моего отдела и меня лично вполне справедливы, господин премьер министр. Появление академика Обручева в Лхасе – это несмываемое пятно на всех нас репутации. В свое оправдание могу сказать только то, что в связи с сокращением числа наших дипломатических работников в Москве, работа с нашими агентами была сильна затруднена. Русские выслали именно тех сотрудников посольства, что занимались работой с ними. В результате этого – мы были вынуждены задействовать неквалифицированные в разведывательной работе кадры, что отрицательно сказалось на качестве поступаемой информации. Только этим я объясняю тот факт, что истинные цели экспедиции Обручева не были своевременно вскрыты и не предприняты нужные меры по её нейтрализации.
 - Браво! Отличная речь в качестве оправдания своих неудач! Неужели нельзя было предвидеть и просчитать возможность того, что русские могут не ограничиться одними Гоби? Их трансполярные перелеты наглядно показали мощь их дирижабля и силу их растущих аппетитов в познании неизвестного!
 - В своих анализах предыдущих экспедиций Обручева, мы всегда исходили из того, что они носили исключительно исследовательский характер, господин премьер министр. Они всегда соответствовали  всем ранее опубликованным в открытой прессе планам академика и мы не могли предположить подобного хода со стороны человека с мировым именем.
 - От русских всегда надо ждать какой-либо гадости или подвоха, Петреус! Рерих тоже был человеком с мировым именем и из-за его действий мы чуть было не потеряли Индию! – от гнева лицо премьера покрылось багровыми пятнами, в груди с новой силой заскребся ненавистный кашель. Болдуин с большим трудом справился с ним и не желая провоцировать его, прекратил разнос заместителя министра.
 - Что вы намерены предпринять чтобы защитить интересы империи и раз и навсегда отбить у русских желание соваться в зону нашего влияния? Или вам как всегда нужно время для подготовки?
 - Нет, господин премьер министр, у нас готов ответ русским на их действия в Тибете.
 - Да? – с недоверием переспросил Болдуин. – Я вас слушаю.
 - Мы считаем, что в сложившейся ситуации самым эффективным ответом с нашей стороны будет уничтожение русского дирижабля после того как он покинет Лхасу.
 - Даже так? – откровенно удивился премьер. - Я конечно понимаю, что ради достижения цели хороши все средства, но то, что вы предлагаете выпадает из нашего привычного набора контрмер. На мой взгляд это слишком рискованное и опасное предприятие.
 - Любой вызов должен получить достойный ответ, в противном случае нас перестанут уважать. Это ведь ваши слова господин премьер министр и они как нельзя лучше и точнее подходят к данной ситуации. Для азиатов с их примитивным типом мышления, уничтожение враг - это самая действенная и наиболее понятная их духовному содержанию мера. Почувствовав нашу силу они склонят свою голову перед британской короной и надолго позабудут свою мечту о независимости.
 - Ваша мотивация мне понятна, в особенности наших нынешних отношениях с Россией - после некоторого раздумья произнес Болдуин. - Пожалуй я соглашусь с вами. Тогда встает один вопрос, удастся ли вам провести данную акцию так, чтобы не бросить тень на достоинство короны? Чтобы русские с трибуны Лиги наций не могли обвинить нас в катастрофе их дирижабля? Ведь на его борту наверняка будет лететь дипломатическая миссия Далай-ламы. Надеюсь, вы это, хорошо понимает? 
  Премьер вперил требовательный взгляд в Петреуса и тот его выдержал с достоинством истинного джентльмена.
 - Можете не сомневаться, господин премьер министр. Все будет сделано так, что гибель дирижабля будет выглядеть как несчастный случай. Когда русские будут лететь обратно в горах начнется сезон дождей и взрыв на борту дирижабля можно будет объяснить попаданием в него молнии. По нашим расчетам его обломки должны упасть в труднодоступные горные районы и их никогда не найдут.
 - Москва наверняка потребует проведения спасательной экспедиции. Русские очень любят это делать. Даже полковника Фосетта пытаются найти несмотря на то, что он англичанин.
 - Мы закроем район падения дирижабля для посещения иностранцев, а наши поисковые экспедиции ничего не найдут.
  Болдуин задумался над словами Петреуса, быстро перебирая пальцами цепочку часов, что украшала его жилет. По его лицу было видно, британскому очень хотелось, но при этом и сильно кололось. Он прорабатывал разные варианты пока желание мести взяло вверх.
 - Хорошо, я согласен с вашим предложением, но сразу предупреждаю. Если оно в той или иной форме провалится, вам не помогут никакие оправдания. Никакие – Болдуин энергично покачал пальцем перед лицом Петреуса. - Надеюсь, что я сказал довольно ясно. 
  Решение по свершению мести было принято, но не только один британский премьер принимал подобные важные решения. Куда более важное и судьбоносное решение было предпринято господами Гизи и Стоуном после получения из Парижа телеграммы в два слова – «Ягнята молчат».
  Прочитав это известие, Гизи со злости разорвал бланк телеграммы на мелкие клочки, бросил их в корзину для мусора и принялся заливать негодование бренди.
 - Я всегда говорил, что эти лягушатники подведут нас в самый решающий момент и это так и случилось! Они бояться и им нужны твердые гарантии! – далее следовали нелестные эпитеты недостойные уст британского джентльмена.
  Стоун более стойко воспринял горькое извести с той стороны Канала. Отпив глоток предложенного Гизи бренди, он пропустил мимо ушей гневную тираду собеседника, лихорадочно обдумывая новость.
 - У нас не остается ничего другого как действовать самим. Уверен, когда это начнется, французы будут вынуждены поддержать нас.
 - Согласен, но как ты это себе представляешь?
 - У Фредди Моргенау есть связи на нью-йоркской бирже. Можно попытаться уговорить его задействовать их.
 - Это большой риск. «Старики» могут не одобрить подобных действий от которых за ярд пахнет откровенной авантюрой.
 - Авантюрой они будут, если закончатся неудачей, а так – это смелые и неожиданные решения проблемы.
 - И все равно, Совет может не пойти на это.
 - Совет сам заварил эту кашу, предоставив нам полную свободу действий по её приготовлению. Задействовав Моргенау мы только откладываем представление «Скачка» с августа на ноябрь только и всего. Ты, со мной?
  Гизи на секунду задумался, затем махом опустошил стакан и произнес: – Да.
 - В таком случае звони Дроденвельту и Клейторну. Пусть поднимают свои зады и идут сюда. Будем разрабатывать план действий. 
  К сожалению, этот диалог так и остался неизвестен для агента русской разведки Фалькатуса. Однако кусочек тайны, а именно, приблизительный месяц начала «Большого скачка» все же ушел в Москву. Мистер Гизи посулил большие дивиденды владельцу поместья Шоскомб, а тот пообещал своей любовнице мисс Бетти Стэнтон к началу декабря роскошный подарок – колье из бриллиантов. Которые как известно, из покон веков являлись лучшими друзьями подобных девушек.         

      
    
      
 

                Документы того времени.




                Из секретного послания губернатора российского протектората Того, бригадира Котовского Г.И. генерал-полковнику Щукину Н.Г. от 14 июня 1928 года.

                Спешу сообщить, что французские войска под командованием генерала Буассона находящиеся в Ниамеи приступили к началу эвакуации из этого района. Главная причина побудившая генерала к подобному шагу заключается в хронической нехватке продовольствия, которую не удалось разрешить несмотря на неоднократные поставки французов наладить его доставки из Тимбукту. Этому мешает сильное обмеление реки Нигер из-за небывало высокой температуры воздуха установившейся на всей территории Французского Судана. В купе с невозможностью добывать продовольствия в ближайших к Ниамеи селениях из-за противодействия отрядов Махно, все это подтолкнуло генерала Буассона к подобному шагу. По тем сообщениям, что поступают к нам от майора Крассовского, позволяют предположить, что Буассон сможет довести до Дагомеи менее половины своего личного состава.

                Бригадир Котовский Г.И.

   Резолюция начальника ГРУ: Поздравьте с производством в генерал-майоры.





                Срочная телеграмма корреспондента газеты «Таймс» из Дели от 20 июня 1928 года.

                Согласно поступив сведениям дирижабль «Россия», недавно прибывший в Лхасу с экспедицией академика Обручева, в восемь часов вечера 19 июня потерпел катастрофу над Гималаями возвращаясь в Москву. Именно в это время с совершавшей по маршруту Лхаса – Кашгар перелет «Россией» было прервано радиосообщение, после чего дирижабль на связь не выходил. По мнению специалистов наиболее вероятной причиной этой трагедии является попадание в дирижабль молнии, которых очень много в этом районе в это время года. Вице-король Индии заявил о готовности Дели организовать поисковую экспедицию с целью установления места крушения дирижабля не дожидаясь официального обращения из Москвы.   


                Глава XV. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.







                В любом, даже самом хорошо разработанном и подготовленном плане всегда есть, слабые места благодаря которым он может не сработать. Имелись и они в плане британской дипломатической разведки по уничтожению русского дирижабля «Россия».
  Благодаря своей разветвленной сети в Тибете англичане смогли найти человека, который смог пронести на борт воздушного левиафана бомбу замедленного действия. Им был один из тибетских монахов, что доставили в багажный отсек «России» запасы продовольствия, воды и подарки Далай-ламы российскому правительству.
  Конечно, лучшим вариантом для диверсии являлось установление бомбы в районе топливных баков дирижабля, что снабжали его могучие моторы, однако об этом приходилось только мечтать. Дирижабль хорошо охранялся как снаружи, так и изнутри, господам заговорщикам пришлось довольствоваться тем, что они смогли сделать.
  Бомба представляла собой полукилограммовый заряд динамита приводимый в действие химическим запалом. По прошествии трех часов с момента его активации заряд должен был сработать и разнести в щепки оболочку дирижабля.
  С учетом тех погодных условий в которых «России» предстояло лететь, а также местности над которой должен был проходить этот полет, гибель дирижабля была неминуема, несмотря на его жесткую конструкцию и гелиевое наполнение.   
  Главным признаком того, что взрыв на борту дирижабля произошел, должно было быть прекращение радиосвязи с ним. Для точной ориентации в сложных погодных условиях «Россия» была вынуждена поддерживать связь с местными радиостанциями и в первую очередь с радиостанцией в Дели. Как только русский радист в течение нескольких часов перестал выходить на связь, британцы посчитали дело сделанным и стали радостно поздравлять друг друга.
  Их радость была бы куда меньше, если бы они знали истинное положение дел в истории перелета дирижабля.
  Главным казусом серьезно осложнивший коварные планы Альбиона было то, что не желая пробиваться через грозовой фронт оказавшийся на его пути, главный пилот решил увеличить высоту и пролететь над ним. Технические способности дирижабля, засекреченные от посторонних глаз и ушей, позволяли сделать это и Михаил Водопьянов с блеском выполнил этот маневр.
  С ориентировавшись по заходящему солнцу штурман Крылов быстро определил местоположение дирижабля и воздушный левиафан принялся гордо покорять воздушные пространства Гималаев на невиданной прежде высоте. Что касается радиосвязи, то прекрасно понимая какую ненависть и злость вызывает у англичан прилет российского дирижабля в Лхасу, командир корабля решил временно отказаться от помощи британцев в радиопеленге. Справедливо отложив его на самый крайний случай.
  Во время перелета весь экипаж дирижабля чувствовал себя прекрасно, за исключение заложенной британцами бомбы. Выбрав её в качестве способа уничтожения «России», британские специалисты не учли температурного фактора, сыгравшего с ними злую шутку. На той высоте, на которой летел дирижабль температура падала ниже 20 градусов Цельсия и химический заряд бомбы просто-напросто замерз.
  Только когда Гималаи со свой бурной погодой остались позади и дирижабль стал спускаться на прежнюю высоту полета, температура в багажном стала постепенно повышаться. На свою беду или счастье, академик Обручев попросил Водопьянова не лететь напрямую в Кашгар, а сделать крюк в сторону обнаруженного экспедицией затерянного в пустыне города.
  Командир корабля долго не соглашался, но помня данное прежде академику обещание уступил его просьбе. Солнце и пыльная буря встреченная по дороге «Россией» окончательно растопили химическую начинку британской бомбы и остановленные часы отсчета запустились вновь.
  Дирижабль проводил аэрофотосъемку, когда на его борту прогремел взрыв. По расчетам тех кто готовил гибель «России» взрыв должен был разнести в пух и прах её борт и привести к  немедленному падению дирижабля. Однако по счастливой случайности основная сила взрыва пришлась на заднюю стенку радиорубки, что была отделена от багажного отсека стальными листами. Они выполняли своеобразную роль экрана и дополнительно защищали радистов «России» от холодов.
  Взрыв разворотил их, вдавил внутрь радиорубки повредив аппаратуру и ранив радиста Галкина. Другая часть взрыва разрушила наружную стены багажного отсека и при этом повредила оболочку дирижабля. Через образовавшуюся пробоину гелий стал выходить наружу и воздушный корабль стал терять высоту.
  Это не было стремительным падением на хаотичное нагромождение острых пиков заснеженных скал как надеялись англичане, но дирижабль неотвратимо приближался к раскаленным пескам пустыни.
  Хрен редьки не слаще, сказал бы сторонний наблюдатель и в общем то он был бы прав. Дирижабль был обречен, однако не все смогли учесть и просчитать умные господа с Форин офиса. За все время эксплуатации «России» на нем была одна команда, изучившая его устройство буквально до винтика, отлично знавшая «откуда что росло». Кроме этого, раз в четыре месяца экипажем проводились учебные тренировки на случай непредвиденных обстоятельств. Возможность разгерметизации оболочки дирижабля значилась в числе первых угроз его жизнедеятельности и каждый член экипажа знал, что и как делать в случаи возникновения такой ситуации.
  Именно грамотность и самоотверженность экипажа перечеркнула все грязные планы мистера Петреуса. Именно они благодаря их мужеству удалось предотвратить катастрофу, не дать смертельно раненому левиафану рухнуть и под своими обломками похоронить экипаж и всю экспедицию.
  Сразу после взрыва и объявления тревоги не занятые на вахте члены экипажа бросились на поиски места пробоины. Уже через три минуты был открыт один из аварийных люков дирижабля и наспех сформированная спасательная команда выбралась наружу.
  По специальным сетке, что окутывала оболочку дирижабля со всех сторон, они принялись подбираться к пробоине в его корпусе, с ловкостью мало чем уступавшей ловкости цирковым акробатам. Сказывались тренировки в которых участвовал весь без исключения экипаж дирижабля.
  Благодаря тому, что место повреждения находилось неподалеку от основной гондолы, спасатели быстро добрались до него и попытались установить временную заплатку.
  В условиях когда ветер норовил сорвать отважных спасателей, а время на заделку пробоины исчислялось минутами – это было крайне трудным делом. Мало кто мог поверить в благополучное завершение этого дела, но они сделали это. Временная заплатка на израненный борт дирижабля была установлена и потеря гелия была остановлена.
  Наложенная заплатка, конечно не смогла остановить снижение «России», но позволило избежать её столкновения с землей. Успев сбросить тяжелые посадочный якоря дирижабль застыл над землей меньше десятка метров, раскачиваясь из стороны в сторону подобно огромному воздушному шарику. 
  К огромной радости командира, взрыв не причинил вреда ни моторам, ни бакам с горючим. Гораздо хуже обстояло со связью. Бомба полностью вывела из строя радиостанцию и потерпевшие аварию люди не могли подать сигнал SOS. Это положение ухудшалось ещё тем, что радист Галкин от полученных в результате взрыва ранений скончался, а у второго радиста Бабушкина был перелом руки. 
  Когда общее положение стало известным, академик Обручев принял решение о немедленной высадке людей и в первую очередь четверых раненых, имевшие ранения разной степени тяжести. Вместе с ними на землю было отправлено все экспедиционное снаряжение включая палатки, запасы продовольствия и воды и все поврежденное оборудование радиостанции. Это полностью исключало возможность гибели людей в случае падения дирижабля, а также несколько облегчило сам аппарат.
  Как только это стало возможным, весь экипаж занялся его ремонтом. Вновь, самым тщательным образом были проклеены края пластыря и для большей надежности был наложен новый. По заключению командира «России» дирижабль остался пригодным для его дальнейшей эксплуатации, но сейчас, он представлял собой чемодан без ручки. Который было жалко бросить, но невозможно было нести.
  Благодаря наличию на борту дирижабля экспедиционного снаряжения, удалось быстро разбить лагерь, обеспечить людей всем необходимы на первое время, а также наладить уход за ранеными. У Барченко был перелом костей таза и рук. Один из механиков имел сильное сотрясение мозга и нуждался в постельном режиме, а повар сильно ушибся при падении и не мог ходить.
   Одновременно с обустройством людей, в лагере академика Обручева велись энергичные попытки наладить радиосвязь с большим миром. На дирижабле был запасной комплект радиостанции, который получил некоторое повреждение при взрыве бомбы. Трое суток радист Бабушкин колдовал над мертвой грудой металла, пока не удалось запустить в него жизнь.
  Трудно описать ту радость, что охватила потерпевших катастрофу людей, когда на панели радиостанции загорелся зеленый глазок, а из динамика послышался треск радиопомех. Они кричали, прыгали, обнимались друг с другом независимо от возраста и положения. Теперь каждый из них точно знал, что их обязательно найдут и спасут. 
  Все это время радиоэфир был буквально заполнен сообщениями относительно судьбы пропавшего дирижабля. Англия собиралась начать спасательную экспедицию в районе Гималаев, но дальше заявлений и приготовлений дело не шло. Индийский вице-король заявлял, что поисковый отряд формируется, но кто входил в его состав и каковы его намерения были покрыты привычным туманом.
  Москва вела себя куда деятельнее и определено в отличие от Лондона. Сразу после известия о пропажи экспедиции был создан штаб по поискам места крушения «Родины» во главе с премьер министром Молотовым. Одновременно с этим началось формирование авиаотряда которому этот поиск и был поручен. В него были включены лучшие военные летчики страны, но и те кто не носил погон не захотели оставаться в стороне. Штаб по поискам экспедиции Обручева был завален заявлениями от них с требованием включить их в летный отряд спасения.
  Пока создавался отряд, дипломаты через швейцарское посольство согласившееся представлять интересы России в Лондоне вели активные переговоры по получению разрешения на пролет российских самолетов над британской территории. Москва готовилась к самому худшему варианту, когда пришло сообщение, что экипаж дирижабля жив и находится в лагере в пустыне Такал-Макан.
  Сигнал из лагеря был случайно принят одним российским радиолюбителем, который сначала не поверил, что общается с радистом «России», а затем передав полученные данные в Москву помог лагерю Обручева установить прочную связь с спасательным штабом.   
  В своей радиограмме на имя Молотова, академик сообщил о положении дел в лагере, о наличие раненых и их состоянии, запасах продовольствия и воды. Также Обручев высказывал свое мнение относительно эвакуации экспедиции, считал, что самым действенным способом спасения является авиация.
  Таким образом мнение московского штаба и академика по спасению экспедиции полностью совпадали и оставалось решить кого и в каком порядке отправить в Кашгар. Там было решено создать основную базу эвакуационную базу. 
  После определения местоположения лагеря Обручева в штабе спасения началось бурное обсуждение какими самолетами следовало проводить эвакуацию. Некоторые горячие головы предлагали осуществить её бомбардировщиками «Илья Муромец», делая основной упор на их грузоподъемность и возможность лишний раз продемонстрировать соседям их силу, однако от этой затеи быстро отказались. Конструктор Сикорский заявил, что «Муромец» никогда не был рассчитан на посадку в условиях пустыни. Возможно знаменитый бомбардировщик сможет удачно приземлиться в районе лагеря Обручева, а возможно и потерпит аварию. Подобная перспектива совершенно не радовала Молотова и от идеи использовать «Муромца» временно отказались.   
  Было решено в первую очередь задействовать небольшие бипланы выполнявшие роль самолетов разведчиков. Они хорошо себя показали в условиях пустынь Кара-Кум и Кызыл-Кум, куда они легко садились и взлетали благодаря своей конструкции. Три машины было решено задействовать из авиаотряда базирующегося в городе Верном, ещё четыре биплана должен был выделить Ташкент. Остальные пять самолетов давала Москва, которые вместе с экипажем отправлялись в Верный литерным составом по железной дороге.
  Сделано это было с тем расчетом, чтобы избежать расход ресурсов моторов длительным перелетом через всю страну. И как показала дальнейшая история, решение было абсолютно верным. Из Ташкента в Верный благополучно долетели всего два самолета, остальные вышли из строя из-за поломки. Из авиаотряда Верного в спасение экспедиции смогли принять участие только две машины, так что основной «ударной силой» должны были стать «москвичи».
  Впрочем местные авиаторы не сидели на солнышке в ожидании прибытия литерного поезда. Не дожидаясь приезда именитых гостей, они перебазировались в Кашгар и первыми добрались до лагеря академика Обручева. Его они нашли довольно быстро, благодаря такому великолепному ориентиру как дирижабль «Россия».
  Первая посадка самолетов на созданный обручевцами импровизированный аэродром, подтвердила правильность выбора сделанного штабом спасения экспедиции. Бипланы не только хорошо приземлялись и взлетали, но и смогли взять с собой дополнительное количество человек. По предложению Михаила Водопьянова эвакуируемых людей в специальных мешках подвешивали под крылья самолетов и они прекрасно долетали.
 - Согласно своей конструкции они могут нести бомбы, так пусть послужат благородному делу и спасут жизни людей – сказал Водопьянов и Обручев с ним полностью согласился. Естественно, на роль «живых бомб» выбирали людей чей вес не вызвал бы у самолетов проблемы при взлете и посадке.
  Сам Обручев наотрез отказался от предложения покинуть лагерь, чтобы руководить его эвакуацией из Кашгара. Никакие уговоры и даже личное обращение премьер министра не позволили изменить решение академика.
 - Подобная слабость позволительна простому человеку, но никак не академику Академии России. Я перестал бы здороваться с сами собой, если бы принял решение лететь, оставив своих товарищей в столь трудных условиях.
  Условия в лагере конечно, были далеко не сахар. Изнуряющая и сводящая с ума жара заставляла членов экипажа и экспедиции почти весь световой день находится в палатках. Из-за ограниченного запаса питьевой воды, она отпускалась строго по установленным нормам. Сначала дневной рацион потребления составлял два литра на одного человека, затем перешел к полутора литрам и неудержимо двигался к одному литру.
  Чтобы хотя как-то найти выход из столь трудного положения, академик прибег к простой, но довольно эффективной мере которую использовали местные жители дунгане. Ночью, когда температура позволяла проводить работы без ущерба для здоровья, было вырыто несколько конусообразных ямок. Стенки их были выложены камнями или обработаны водой. Пески окружавшие лагерь Обручева имели необычное свойство. При попадании воды они твердели на солнце, образуя твердую, в несколько сантиметров корку.
  Для многих жителей лагеря подобные действия академика казались откровенной причудой, но каково было их удивление, когда утром они с удивлением обнаружили в каждой ямке наличие воды. Оказалось, что на раскаленных за день камнях ночью образовывались капли влаги, которые сливаясь друг с другом давали до двух литров вполне пригодной для питья воды.
  Благодаря этому изобретению и специально привезенной по требованию Обручева летчиками воды в бурдюках, кризиса в потреблении воды удалось благополучно избежать. Также этому способствовало то, что с каждым прилетом аэропланов количество жильцов лагеря Обручева понемногу, но сокращалось.
  Первыми по настоянию академика были отправлены на «Большую землю» раненые. Доцент Барченко был эвакуирован в подвесном мешке, обколотый обезболивающими препаратами и благополучно долетел до Кашгара. Там он был отправлен в местный военный госпиталь, где находился до полного своего выздоровления.
  Остальные раненые после осмотра врачей были отправлены в Верный куда уже прибыл отряд «москвичей». Их появление позволило сделать полеты в лагерь экспедиции регулярными. Мотор одного из самолетов нуждался в срочном ремонте, другой держался, что называется на честном слове.
  Вслед за «москвичами», в Верный прибыли и новые транспортные самолеты конструкции Игоря Сикорского Си-10. Они прилетели полностью нагруженные бочками с бензином для кашгарской базы. Каждый литр бензина доставлялся туда в основном по земле, что создавало свои трудности по налаживанию воздушного моста Кашгар – лагерь Обручева. Из-за этого количество вылетов в лагерь Обручева можно было пересчитать, что называется по пальцам.
  Несмотря на то, что самолеты были новыми, летчики рискнули совершить перелет через могучие горы отделявшие Верный от Кашгара. Под руководством шеф-пилота конструкторского бюро Сикорского Самойловича, одна из двух машин благополучно приземлилась в Кашгаре и забрала тех, кого проворные бипланы успели вывезти из пылающей огнем пустыни.
  В числе их находился кинорежиссер Дзига Ветров. Запечатлев на кинопленке все, что было ему необходимо он покинул лагерь Обручева, чтобы продолжить создание своей бессмертной киноэпопеи за его пределами. Именно благодаря его мастерству у зрителей смотревших фильм посвященный спасению экспедиции Обручева сложилось стойкое убеждение, что самолеты Си-10 принимали самое непосредственное участие в эвакуации потерпевших аварию людей.
  Столь убедительно были сняты Ветровым кадры их посадки и взлета, хотя на самом дело все это происходило в Кашгаре, а на взлетной полосе в пустыни. Кадры на которых был запечатлен повседневный вывоз людей трудягами бипланами, Ветрову показались обыденными и малоинтересными.
  Естественно, ради достоверности в своей картине он оставил первый прилет в лагерь летчика Громушкина, отправку людей под крыльями бипланов, но пальму первенства в эвакуации людей своей киноленте он отдал транспортникам. Которые прочно покорили сердце кинорежиссера своим видом, своей грацией и мощью моторов.
  Своим видом Си-10 покорили не только одного Дзигу Ветрова. Вместе с ним они очень понравились и самому президенту Сталину.
 - Война войной, но нельзя забывать и о нуждах простого населения, - сказал он после проведения очередного смотра воздушных машин на аэродроме в Тушино. - Пора перековывать мечи на орало. Стране нужен хороший пассажирский самолет. Думаю вам не составит большого труда совершить нужное превращение этой замечательной машины.
  Стоит ли говорить, что Сикорский с радостью принял предложение президента и тут же ушел с головой в работу.
  Прибытие самолетов московского авиаотряда существенно продвинуло дело по эвакуации людей из пустыни. Благодаря мужеству и мастерству летчиков весь процесс эвакуации прошел без сучка и задоринки. Ни один из самолетов принимавший участие в эвакуации не потерпел ни одной аварии. Ни один эвакуированный из пустыни человек не погиб и был благополучно доставлен на родину.
  Также полностью были вывезены все экспедиционные материалы и собрания. Обручев находясь в лагере до последнего дня вел наблюдения и исследования, оставаясь подлинным ученым даже в столь трудной обстановке и условиях. 
  Самым последнем лагерь покинул командир «России» Михаил Водопьянов. С горечью в сердце прощался он со своим любимым дирижаблем. Если бы не жесткий приказ Москвы, он бы так и остался в пустыни дожидаясь прибытия баллонов с гелием.
  Понимая всю важность и ценность дирижабля для страны, лично президентом было принято решение о его спасении. Для этого было принято решение доставить к месту аварии гелий, заправить им дирижабль с тем, что бы он мог самостоятельно долететь сначала до Кашгара, а затем и до Верного.
  Забегая вперед нужно сказать, что эта операция была благополучно проведена в средине сентября и командовал ею вернувшийся из Москвы Водопьянов вместе с экипажем «Родины». С большой осторожностью, израненный дирижабль поднялся в воздух и сделав пробный круг над лагерем направился в сторону Кашгара.
  Командир очень беспокоился, что длительное нахождение в условиях пустыни самым скверным образом скажется на состоянии дирижабля, но славное немецкое качество не подвело и на этот раз. Все оборудование особенно моторы, за которые Водопьянов беспокоился больше всего работали как часы. Дирижабль сначала добрался до Кашгара, затем перемахнув горы оказался в Верном. После чего совершил перелет через весь Казахстан до Актюбинска, от туда до Казани и приземлился в Москве.
  Но это всё было потом, а пока столица ждала своих героев. По решению правительства за спасенными и спасателями был отправлен специальный поезд. На своем пути он останавливался во многих крупных городах, где их с восторгом встречало местные жители. Каждый из них хотел посмотреть, а если удастся поговорить или потрогать обручевцев и героев летчиков чьи имена были на устах почти у каждого жителя России.
  Кульминацией встречи спасенных был их проезд через Москву от Казанского вокзала куда прибыл поезд до Кремля. На всем протяжении пути следования их автомобильного кортежа, обе стороны улицы были запружены москвичами и гостями столицы пришедших приветствовать славных героев. У многих из них в руках были небольшие, наспех написанные приветственные транспаранты. Они разительно отличались от тех, что были созданы по приказу местных властей, но все они были написаны в едином порыве гордости и радости простым языком по велению сердца. И от того они были искренне дороги всем тем, кто их читал сидя в автомобиле и в знак того, что эти послания прочитаны и приняты ими, обручевцы во главе с академиком радостно махали руками им в ответ.
  Тысячи специально отпечатанных листовок посвященных подвигу дирижабля «России», академику Обручеву и его спутникам, а также спасших их летчикам летели с крыш домов неудержимым потоком им навстречу. Бумажный дождь падал и падал все время пока автомобильный кортеж с обручевцами ехал к Кремлю, где их ждал торжественный прием в Большом Кремлевском дворце.
  Все правительство вместе с президентом Сталиным пришло встречать их. Было произнесено огромное количество речей, здравниц и поздравлений. И не было в этот день человека в России, который не гордился силой и мощью своего государства, уверенно идущего вперед, от одной цели к другой, под руководством Иосифа Виссарионовича Сталина.



                Документы того времени.   






                Из сообщений газеты Известия, раздел светской хроники, вечерний выпуск от 18 августа 1928 года.

            Сегодня в Москве состоялось открытие Литературного института при Союзе писателей России. В его открытии приняли участие всемирно известный писатель Алексей Максимович Горький по чьей инициативе он и был создан. Со стороны правительства присутствовал Председатель Совета министров России Вячеслав Михайлович Молотов, а также голова Москвы, Петр Васильевич Сухомлинов.
  Согласно уставу института в нем имеются три отделения: писательского (творческого), вузовского для подготовки литературоведов и литературных критиков и научно-исследовательский с аспирантурой. Директором института назначен Гавриил Федосеев.
  Во вступительном слове Максим Горький подчеркнул, что создание Литературного института является большим шагом вперед в плане просветительской работы среди населения России, а также в создании нового человека. Главным критерием существования которого будет не потребительское «мое», а общечеловеческое «наше».





                Из сообщений газеты Известия, раздел правительственная хроника от 22 августа 1928 года.

                Вчера, 21 августа в Париже, министром иностранных дел России был подписан пакт об отказе решения спорных вопросов между мировыми державами военным путем. Этот пакт был разработан и предложен мировому сообществу к подписанию премьер-министром Французской Республики Аристидом Брианом. Кроме России и Франции пакт подписали Соединенные Штаты Америки, Великобритания, Германия, Италия, Бельгия, Канада, Австралия, Новая Зеландия, ЮАС, Ирландия, Индия, Польша, Чехословакия, Югославия и Япония. По общему мнению подписантов подписание пакта является залогом многолетнего мирного сосуществования главных мировых держав.
          
   
               
                Из сообщений газеты Известия, раздел светской хроники, вечерний выпуск от 30 августа 1928 года.

                В связи с началом работы в Москве 1-го съезда российской кинематографии, а также с принятым на нем решении о проведении в 1929 году Московского кинофестиваля, Правительство Российской Республики постановила об объявлении 27 августа Днем кинематографии.   
               
               
               



                Глава XVI. Москва осенняя.





      
                Для одних осень – это печальная пора прощания с летом, для других – наступление короткого, но незабываемого время года. Как писал классик наступало «пышное природы увядание», бурно окрашивавшее зеленые леса России в царственный багрец и золото, и с его правотой было трудно поспорить.
  Издревле эти цвета ассоциировались исключительно с победой, и осень этого года действительно была победоносной для второго российского президента. Катастрофа дирижабля «Россия» вместо национальной трагедии и позором обернулась национальным триумфом и в первую очередь триумфом президента Сталина.
  Торжественная встреча академика Обручева и его спутников, вместе с героями летчиками подняла президента на такую высоту, что все выступления его конкурентов по предвыборной гонке были подобны детскому лепету. Все их планы, декларации, программы и предложения о том как следует обустроить Россию. Как сделать так чтобы простым гражданам жилось хорошо и красиво, чтобы у них была твердая уверенность в завтрашнем дне, оказались малозначимыми на фоне успешной деятельности президента Сталина.
  Все эти умные разговоры были интересны для бурно обсуждавшей их части интеллигенции и тех представителей высшего общества которые не приняли «новый курс» развития страны провозглашенный президентом. Все они в один голос твердили, что этот путь ведет Россию в никуда, к полному развалу экономики и распаду страны. В подтверждение правильности этих слов приводились всевозможные выкладки, многостраничные объяснения и пояснения и даже красиво оформленные диаграммы.
  Однако находя понимание у десятка тысяч и даже может быть сотни тысяч человек, они были совсем не интересны миллионам рабочим, крестьянам и той интеллигенции, что считала своим главным приоритетом свободу развития и служение на благо Отечеству. Слушая выступления президента они прекрасно понимали зачем нужны преобразования заложенные в «новом курсе» и куда он в конечном результате приведет страну. И обладая избирательным правом согласно Конституции, они собирались принять участие в выборах и поддержать президента.
  К осени 1928 года за спиной Сталина были не только громкое покорение Северного полюса, трансарктические перелеты и спасение экспедиции академика Обручева. За годы его короткого правления началось массовое строительство по всей территории страны не только фабрик и заводов, но и школ, больниц, детских садов и библиотек. Открывались новые институты и училища различной профессиональной ориентации, всевозможные курсы направленные на освоение новых профессий. Правительство тратило огромные деньги на то, чтобы побороть неграмотность, сделать образование и здравоохранение полностью бесплатным.   
  Одновременно с этих шло в ускоренном темпе развитие новых дорог и проводилась реконструкция старых. Ежегодно увеличивалось протяжение железнодорожных путей, причем не только в европейской половине страны, но и в её азиатской части. Развивалось судоходство по главным водным артерия страны, создавались государственные артели по вылову морской и речной рыбы продукция которых целиком шла на внутренний рынок.
  Открывались новые месторождения угля и металлов и разрабатывались прежние, организовывались прииски и на их базе создавались перерабатывающие комбинаты. Конечно, всего этого было мало, но видя конкретные дела люди твердо, верили, что на их месте через четыре «будет город сад».
  Самым наглядным подтверждением того, что слова правительства не расходятся с делом стали тепловые электростанции, созданные за короткий срок в большей части в европейской половине России. Этому способствовало простата их конструкции, быстрая постройка, а также наличие в стране больших запасам торфа и угля. Благодаря этому дешевое электричество пришло не только в малые города республики, но и в большинство её сел и деревень.
  «Лампочка Сталина», как прозвали процесс электрификации крестьяне, уверенно зажигалась по всем необъятным просторам России от севера до юга, с запада и до востока. Каждый месяц руководители регионов докладывали в столицу о своих успехах в электрификации России, прекрасно зная, что этот вопрос находится «на карандаше» у самого президента. Решению этого вопроса глава страны предавал большую важность и значение. В случаях производственных и иных объективных трудностях этого процесса у той или иной области, Сталин всегда стремился помочь им как можно быстрее вырваться из «темного мрака». Наставляя руководителям областей, он говорил: «- Если у вас, что-то не получается, не успеваете или не можете, говорите об этом прямо и открыто. Мы постараемся помочь вам в этом непростом и нелегком деле. Ведь первый раз пытаемся «зажечь» всю Россию».
  Однако не всегда слова первого человека в государстве находили отклик среди губернаторов и тех, кто отвечал за программу электрификации страны. Были случаи, когда стремясь скрыть свою некомпетентность и неумение работать быстро и эффективно, они шли по старой, проверенной дорожке. Занимаясь враньем, приписками и откровенным очковтирательством, когда цифры торжественных докладов существенно расходились с реальными цифрами.            
  Способ довольно действенный, но как оказалось малоэффективный. Предвидя такую возможность, Сталин кроме докладов губернаторов и контрольных комиссий, завел ещё и сеть личных осведомителей. Именно эта третья, никому не подконтрольная сила позволяла президенту иметь достоверную информацию о положении дел в той или иной отрасли производства в частности и в стране в целом.
  Патологически не вынося вранья, а уж тем более столь откровенного и на таком уровне, президент жестоко карал обманщиков. Нет, их не сажали в тюрьмы и не публично расстреливали, как это делал в Китае «борец за демократию» Чан Кайши. Просто они теряли доверие президента, а вместе с ним, зачастую и свои высокие должности.
  За неполные девять месяцев, своих постов лишились шесть губернаторов, десять их замов и председателей контрольных комиссий. Одномоментно против допустивших сознательное искажение фактов чиновников начинались проверки, которые очень часто завершались уголовными делами, с реальными сроками или конфискацией имущества в пользу государства.
  Электричество вместе с МТС и колхозами, а также школы и больницы существенно изменили, жизнь российского села. Впервые за все время его существования крестьяне получили реальную поддержку со стороны государства, почувствовали себя не только подлинными хозяевами своей земли. Благодаря этому коллективная форма ведения сельского хозяйства уверенно набирала силу, увеличивая с каждым кварталом число своих сторонников на селе.
  Никогда прежде бедняки и середняки на равных не конкурировали с кулаками, которых государство ставило в строгие законные рамки. Нанимая рабочих для обработки земли, хозяин должен был обеспечить его не только едой и местом проживания, но регулярно платить ему заработок, а в случае болезни работника оплачивать его лечение. В случае смерти или травмы на производстве, хозяин должен был выплачивать пособие его семье за потерю кормильца.
  Кроме электрификации страны, на особом контроле президента было и радиовещание России. Он прекрасно понимал, что при нынешних ценах не каждый житель города, а уж тем более села не может позволить себе купить такую роскошь как радиоприемник. Поэтому, Сталин пошел иным путем, не желая упускать такую отличную возможность прямого общения с народом посредство радио.
 - Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе – гласит восточная мудрость, которой руководствовался президент при решении этой проблемы. Не имея возможность подарить каждому жителю России по радиоприемнику, Сталин решил провести в каждый дом проводное радио. Реализация идеи стоило больших денег, но у неё было два больших преимущества. Во-первых, благодаря радио создавался эффект личного общения, что для человека той эпохи было почти что чудом. Во-вторых, выступавший по радио оратор мог быть одномоментно слышан почти по всей стране.
  При учете того, что газеты, особенно периферийные, несколько запаздывали с подачей информацией, радио в этом деле шло на шаг впереди печатной прессы. А если добавить сюда поголовную неграмотность населения России, то радио шло впереди газет на целых три шага. Опережая по популярности даже такие зрелищные и массовые мероприятия как кино и цирк.
  Во всех кинотеатрах страны, перед началом показа фильма, зрителям демонстрировался короткий киножурнал российской хроники. Их выпуски подготавливали большие мастера своего дела, и они пользовались большой популярностью у простого населения.
  Что касается самих фильмов, то равно как и программы цирковых представлений клоунов, они проходили утверждения в специальных культурных комитетах. При этом главный упор культурной цензуры делался не на запрет критики политики президента и правительства, а на соблюдения моральной этики и семейных ценностей.
  Относительно защиты интересов последних, президент проявлял пристальное внимание и особую  щепетильность. Провозгласив в своей программе семью как базовую составляющую российского общества и всей страны, Сталин неизменно выступал за всестороннюю сохранность и защиту семейных ценностей.
 - Как маленькая клетка является основной составляющей человеческого организма, так и семья является главной ячейкой всего нашего общества и от того как правильно она функционирует, зависит уровень социального здоровья нашего государства. Сегодня появилось очень опасное течение, утверждающие, что институт семьи это замшелый анахронизм. Что в нем нет никакой необходимости при свободных отношениях между мужчиной и женщиной. Не могу согласиться с подобным утверждением и считаю его крайне глупым и опасным. Апеллируя к высоким понятиям любви, эти представители грубо подменяют их низкой похотью.
  Провозглашая это чувство главным мерилом и ценностью в отношениях мужчины и женщины, они полностью забывают о детях - главной общечеловеческой ценности. Может ли в неполноценной семье вырасти полноценный в духовном плане ребенок? Очень и очень в этом сомневаюсь. Для его всестороннего развития необходима ежеминутная любовь матери и поддержка отца и это непреложный закон бытия.
  У нас много конфессиональная страна. На просторах нашей необъятной родины живут христиане и мусульмане, иудеи и буддисты и ни в одной из этих религий нет одобрения свободным отношениям между мужчиной и женщиной. Везде в них присутствует институт семьи и ничего другого.      
  Выступая таким в защиту семьи, Сталин также предъявлял претензии и к ней. 
 - В школах и училищах, мы стремимся научить нашу молодежь всем передовым премудростям науки и техники, а вместе с ними привить ей добрые и вечные морально-духовные ценности. Однако все усилия учителей могут оказаться напрасными, если в школе им будут говорить одна, а дома они будут видеть другое. Только совместная работа семьи и школы позволят вырастить грамотного и высоконравственного человека.
  Высоко превознося обучающие способности школы, президент нисколько не кривил душой и не выдавал желаемое за действительное. Взяв самое лучшее из огромного наследия императорского образования, и несколько дополнив его последними педагогическими наработками, министерство образования явило миру самую лучшую школьную программу на этот момент.
  Президент самым внимательным образом её изучил и после консультации с рядом академиков и профессоров, а также известными педагогами страны, утвердил её, вместе с едиными образцами учебных пособий. Вместе с традиционной арифметикой и правописанием, в программе имелась алгебра и геометрия, химия и физика, география и биология, астрономия, история и литература. Два последних предмета имели свои разновидности в виде русской истории и литературы, а также иностранной истории и литературы. Кроме русского языка изучались ещё два иностранных языка на выбор (английский, французский, немецкий и испанский). В больших городах, где это было возможным, к этому неизменно добавлялась латынь и древнегреческий язык.    
  Учитывая многонациональность России, в местах компактного проживания людей не титульной нации, образование велось либо на местном языке, либо совместно с русским языком.
  В связи с тем, что церковь была отделена от государства, изучение Закона божьего в школах было исключено из общешкольной программы, однако полного разрыва государства и церкви не произошло. Изучение религии было возможно факультативно в старших классах, при изъявлении желания учеников и их родителей.
  Выступая хранителем семейных ценностей, президент имел свои далеко идущие планы. Учитывая, что по результатам последней войны потери России превышали один миллион человек погибших, умерших от ран и пропавших без вести, страна нуждалась в их скором замещении. С этой целью президентом было подписано два закона.
  Первый запрещал проведение абортов, за исключением тех случаев, когда были медицинские показания. При этом, необходимость его проведения определял не единолично врач, а специальная медицинская комиссия. Аборты проводились исключительно в условиях стационаров, а проведение подобной операции на дому строго преследовалось в рамках закона и расценивалось как уголовное преступление.      
  Второй закон подразумевал оказания государственной помощи многодетным семьям. Под этим понятием понимались семьи, имевшие трех и больше детей. Им полагалась дополнительная выплата со стороны государства, приоритет при получении мест в ясли и детские сады и прочие коммунально-бытовые привилегии. В первую очередь получения жилья в городе или помощи при постройке собственного дома.
  Строительство нового жилья и расселение людей из бараков, было выделено в особую государственную программу. Невиданное прежде в стране дело воплощалось в жизнь на радость простым гражданам и на зависть злопыхателям.         
  Конечно, дело шло не так быстро как того всем хотелось, но оно шло и шло повсеместно по всей стране. Почти в каждом городе Российской Республики ускоренными темпами проводилось строительство жилья. Сдавались новые дома в три, пять и даже семь этажей, а там, где это можно было сделать, проводилось уплотнение жилого фонда.
  В первую очередь в пользу государства изымались все доходные дома, куда в первую очередь вселялись рабочие фабрик и заводов, а также простые труженики. Вместе с этим уплотнялись многокомнатные квартиры, в которых проживала одна семья. За бывшими хозяевами оставалось 50 % жилой площади, остальное передавалось новым жильцам.
  Учитывая социальные особенности, в такие квартиры в первую очередь заселялись врачи, учителя и прочие представители интеллигентности. В случае если владелец квартиры не хотел проходить процесс уплотнения, он обязан был выплатить государству отступную сумму, согласно заключению оценочной комиссии.      
  Стоит ли говорить, что подобная политика увеличивала число недоброжелателей в отношении президента России, но число его сторонников возрастало в разы с геометрической прогрессией.
  За три недели до проведения выборов президент Сталин встретился в Кремле с главой Русской Православной церкви патриархом Московским и всея Руси Сергием, сменившим на этом посту умершего год назад патриарха Тихона.
  Данная встреча была важна для обеих глав страны и церкви. Встречаясь с патриархом, Сталин намеривался заручиться дополнительной поддержкой со стороны простых мирян, что было грамотным и весьма разумным ходом предвыборной кампании.
 Что касается патриарха, то ему также было важно поднять свой статус, как главы церкви. При избрании нового патриарха митрополит Сергий получил небольшое большинство над митрополитом Петром, также претендовавшим на этот высокий пост.
  Во время беседы президент и патриарх обсудили положение дел Русской Православной церкви в Польше, которая подвергалась систематическим гонениям со стороны польских властей. Президент пообещал всестороннюю поддержку и помощь представителям церкви со стороны государства. Так в частности, представитель России в Лиге наций добился осуждения действия польских властей по закрытию православных храмов на территории ряда воеводств и передачи церковного имущества иным церковным концессиям.
  Особое внимание в ходе беседы было уделено состоянию дел русской миссии в Иерусалиме, а также на всей территории Палестины. Патриарх особо поблагодарил президента за помощь и заботу со стороны государства российским паломникам желающим посетить Святые места. Были обсуждены также контакты Русской Православной церкви с Константинопольским и Антиохийским патриархатом, чьё местопребывание престола находилось на территории Российской Республики, а также с Александрийской патриархией.
  Отдельно, патриарх Сергий поблагодарил представителей российского консульства в Австралии и Южно-Африканского Союза, помогающих представителям православной церкви в этих странах по открытию православных приходов среди проживающих там русских эмигрантов. По решению Синода было принято решение о награждении работников консульств орденами Русской Православной церкви.
  Касаясь отношения церкви и государства на территории России, то Сергий высоко оценил деятельность Сталина на посту президента страны. По словам патриарха, вся его действия по преобразованию России расцениваются им как попытку построения «царства божьей справедливости на земле».
  В свою очередь, президент поблагодарил патриарха Сергия за ту помощь, что оказала церковь государству в преодолении голода недавних лет, возникшего по вине засухи и длительных дождей в ряде регионов страны. Также, Сталин порадовался пониманию со стороны блюстителя патриаршего престола в вопросе конфискации монастырских земель и их закрытия в ряде мест, по решению местной власти. При этом он специально подчеркнул, что монастыри на острове Валаам и Соловецких островах были и останутся церковной собственностью и не о каком закрытии не может быть и речи. 
  В качестве компенсации за утрату земель и зданий, решением Правительства церковь полностью освобождалась от налога на торговлю свечами и прочими предметами церковной утвари. Кроме этого, оплата всех коммунальных услуг зданий ей принадлежавших, должна была проводиться не как с юридических лиц, а как с фактического лица.
  Говоря о коммунальных услугах, необходимо заметить, что в отличие от всех стран Европы, в России они были низкими благодаря тому, что государство взяло на себя все затраты по их компенсации. Градировка тарифов менялась в соответствии с тремя географическими поясами установленными правительством. При этом разница между Крайним Севером, северным поясом и местами, к нему приравненными и поясом проживания остальных граждан не превышала двух рублей с учетом высоких «северных» зарплат. Тарифы по всей стране устанавливались решением Правительством сроком на пять лет и не могли самовольно изменяться ни местными властями.
  За две недели до проведения выборов назначенных на воскресенье, Сталин обратился к населению с предвыборной речью по радио. Из-за того, что радиоточки имелись в основном в европейской части России, на юге Сибири и Приморье, а также территории КВЖД, речь президента смогли услышать только они. Остальные, преимущественно южные регионы страны, такие как Кавказ, Закавказье, Средняя Азия, Пронтида и Анатолия ознакомились с ней на страницах региональных газет или специального приложения к ним. Оно было отпечатано на местных типографиях согласно переданным по телеграфу образцам.
  Все это не помешало другим кандидатам на пост президента, на следующий день обрушить на Сталина шквал обвинений и упреков в том, что в борьбе с ними он самым беспардонным образом использует громадный ресурс государственного аппарата. Упрек был вполне справедливым, но у президента имелся сильный контраргумент. Никто из его конкурентов по предвыборной гонке не рассматривал радио как возможность обращения, к избирателям. Делая основной упор своей пропаганды в первую очередь на периодические печатные издания. Сталин был своеобразным новатором в этом деле и никто не был виноват в том, что эта блестящая мысль пришла только в его голову, а не всем остальным.   
  Отдельным объектом нападок противников президента в последние месяцы избирательной кампании был председатель Избирательного комитета Сергей Миронович Киров. Способный и талантливый организатор, за год он отладил действия избирательных комиссий на всем протяжении России от Бреста и до Владивостока, Мурманска и Александретты. Лично объехав всю страну и назначив в каждом регионе и области специальных представителей, Киров добился того, что подсчеты избирательных бюллетеней должны были быть проведены и переданы в Москву в течение двух суток с момента закрытия избирательных участков.
  Если работа областных и краевых избиркомов Кирова удовлетворяла, и у него не было серьезных претензий, главой местных избирательных комиссий назначался уроженец этих мест. Если у Сергея Мироновича возникали сомнения в способности края или области провести данную работу, то он присылал на пост председателя человека со стороны. Это человек мог быть уроженцем Москвы, либо из других мест, в деловых способностях которого, Киров не сомневался.
  Все это вызывало раздражение у соперников Сталина в борьбе за пост президента и вместо благодарности за блестящую организаторскую работу, Сергей Миронович слышал от них только упреки различного толка. От того, что все его приготовления – это «потемкинские деревни», до того, что результат выборов уже известен заранее. Самые грязные клеветники приписывали Кирову изречение, которое он никогда не говорил: - Не важно, как проголосуют на выборах, главное как сосчитают.               
  Оно переходило из уст в уста, и представляла собой определенную опасность, способную оттянуть у президента голоса. Другим вопросом вокруг, которого в жарких дискуссиях было сломано немало копий, являлся вопрос о судьях.
  Демократическо-либеральные представители российского общества выступали за полную независимость судов от власти. Ради этого они были готовы предоставить им высокую зарплату и полную неприкосновенность, как от правоохранительных органов, так и от законодательных представителей. Дела в отношении судей мог рассматривать только Верховный суд и пересмотру вынесенное им решение не подлежало.
 - Только так мы сможем создать полностью объективный и беспристрастный суд в нашей многострадальной стране, где веками царил произвол и насилие! – с пафосом, подобно шаманской мантре восклицали господа демократы и либералы, готовые биться за свои убеждения до последней капли крови соседа.
  Президент был готов поддержать подобные привилегии судебному аппарату, с одной только маленькой оговоркой. Согласно его проекту судьи должны были не назначаться, а избираться по месту своей службы, раз пять лет. Как это делалось в Европе и Америке.
 - Если судья пользуется доверием и уважением у народа, ему не страшны никакие выборы. Народ всегда поддержит такого судью и окажет ему свое доверие. Если у него есть тайные грехи или он излишне сурово применяет данную ему власть в отношении простых людей, то было бы глупо и опасно оставлять такого человека на посту судьи и заменить его более достойным кандидатом. И пусть этот выбор сделает сам народ – говорил им в ответ Сталин и у его оппонентов не находилось достойного контраргумента. Все, что они могли делать, так пускаться в пространное разглагольствование и закатывать глаза.
   В день выборов, в Москве был светлый солнечный день. Его не испортил даже минутный дождь, что как чертик из коробочки вылетел неизвестно откуда и, сделав свое черное дело, неизвестно куда пропал.
  Из многочисленных репродукторов лилась радостная бравурная музыка, специально подобранная и написанная к этим выборам. Возле каждого избирательного участка была организованная торговля мороженым, лимонадом и различными пирожными, что подобно магниту притягивало к себе москвичей и гостей столицы. Всюду царила подлинно праздничная обстановка, которую не могли испортить наряды полиции, что чинно и важно вели наблюдение за соблюдением порядка.
  Наталья и Алексей Покровские проголосовали на избирательном участке, созданном на первом этаже их дома. Наталья Николаевна успешно руководила отделом по связям правительства с представителями бывшей императорской семьи Романовых. Алексей Михайлович продолжал учебу в Академии Генерального Штаба, за время которой он два раза отправлялся в краткосрочные командировки в Берлин и Харбин. Его также привлекали как специалиста во время российско-тайских переговоров, которые завершились подписание большого двухстороннего договора.
  Все было прекрасно, тем более что в семье ожидалось пополнение. Утверждение убеленного сединами специалиста из правительственной больнице, что у госпожи Покровской будет двойня, позволяло Наталья Николаевне говорить о том, что их семья полностью выполняет программу президента по увеличению рождаемости страны. 
  Весь день и вся ночь в избирательных штабах прошли в напряжении. Поступающие сообщения из разных концов страны не давали общей картины результатов голосования и только к средине следующего дня, стало ясно, что действующий президент сохранил свой пост. Согласно предварительным результатам за него проголосовало около 65 процентов, принявших участия в выборах человек. 
  Окончательные результаты были обнародованы Избирательным комитетом в пятницу, а 30 сентября в День Надежды, Веры и Любви и матери их Софьи, президент Сталин в Кремле принес присягу на верность народу.




                Документы того времени.    






                Из официального заключения Центрального избирательного комитета от 23 сентября 1928 года.

           Согласно подсчету всех протоколов избирательных комитетов Российской Республики победу на выборах президента России 1928 года одержал Иосиф Виссарионович Сталин, получивший 63,7 % голосов.         
   

                Председатель Центрального избирательного комитета России Киров С.М.




               
                Выписка из договора, подписанного между Россией и Королевством Таиланд о дружбе и сотрудничестве 11 сентября 1928 года.

                14. Разрешить российским военно-морским кораблям заход в порты Королевства Таиланд Бангкок и Паттайя, а также пребывания в них сроком до 30 дней с возможным его продлением до 45 дней в случае необходимости. Для осуществления контроля за деятельностью кораблей и членов их команды создается совместная комиссия. Королевство Таиланд оставляет за собой право сократить время пребывания российских военных кораблей в своих портах до стандартного международного срока пребывания в 48 часов, в случае если посчитает это нужным без объяснения причин.




               
                Выписка из указа президента России Сталина И.В. от 4 октября 1928 года.   
               

                Учитывая пожелания специальной комиссии Русского Географического общества, а также исходя из государственной целесообразности, и руководствуясь желанием восстановить историческую справедливость, президент Российской Республики постановил о переименовании следующих городов входящих в её состав.
    
1. Город Дерпт в город Юрьев.
2. Город Кенигсберг в город Кролевец.
3. Город Пиллау в город Балтийск.
4. Город Стамбул в город Константинополь.   
                5. Город Трабзон в город Трапезунд.
                6. Город Диярбакыр в город Амиду.
                7. Город Шанлыурфа в город Эдессу.
 

                Президент России Сталин И. В. Москва. Кремль.
             



 
                Выписка из решения заседания Государственного Совета от 4 октября 1928 года.


                Пункт 4. Учитывая нынешнее военно-политическое положение в мире и Европе, а также тот факт, что соседние с западной границей Российской Республики государства Польша и Румыния проводят в отношении нас исключительно агрессивную и реваншистскую политику, дать поручение Генеральному Штабу разработать план защиты государственной границы путем создания вдоль неё линии оборонительных укреплений. Срок представления плана защиты государственной границы определить до средины декабря. Срок начала строительства оборонительных сооружений – март – апрель 1929 года.   


                Президент России Сталин И.В.





                Глава XVII. Кризис, кризис, кризис.





                Понедельник 22 октября 1928 года, вошедший в историю деловой Америки как «черный понедельник» на нью-йоркской фондовой бирже начался вполне обычно. Вялое трение между «быками» и «медведями» в первые часы работы биржи не сулило ничего страшного обитателям этой финансовой цитадели. Кто-то что-то продавал, кто-то покупал, одним словом обычное начало трудовой недели.
  Даже поступившие в конце прошлой недели сообщения из Европы о том, что на Лондонской бирже произошло снижение курса американских ценных бумаг, не вызывали у представителей Уолл-стрит никакого опасения.
  Мало ли, кто там по ту сторону Атлантики пыхтит и пыжится. Все золото Европы находится в подвалах американских банков и значит, все их усилии обречены на полный провал. Максимум, что могут сделать эти англичане и французы – это несколько уронить курс доллара по отношениям к своим, малообеспеченным золотом валютам. Чтобы потом, сделав шаг назад, он с легкостью отыграл бы утраченное преимущество. Таков был главный закон мировой экономики, и перепрыгнуть через него, было невозможно.
  Так считали американцы, так считали европейцы и азиаты, но нашлись смельчаки посмевшие усомниться в незыблемости этих истин. Ближе к полудню телеграфные ленты сообщили, что сначала в Лондоне, а затем в Париже началась продажа акций американских предприятий и банков, под предлогом их ненадежности.
  Подобное сообщение вызвало у многих брокеров Уолл-стрита откровенную усмешку. Они искренне хотели посмотреть в лицо тому человеку, что отважился на этот безумный шаг. За время существования нью-йоркской биржи были прецеденты, когда некоторые смельчаки начинали играть на понижение, с тем, чтобы потом скопом скупить подешевевшие акции.
  Иногда это им удавалось, но зачастую все это заканчивалось предсказуемым крахом. У нарушителей спокойствия кончались акции и деньги и они либо пускали себе пулю в лоб, либо пускались в бега. И то и другое было плачевно, ибо жить в постоянном страхе перед ищущими тебя по всему свету кредиторами, страшная душевная пытка.
  Поэтому, американцы с интересом стали ждать, как долго продлиться эта авантюрная игра на понижение? День, два, три? Насколько крепок финансовый тыл этих смельчаков в Лондоне и Париже?
  С единичными бунтарями всегда легче справиться. Гораздо труднее, когда их сразу несколько и весьма трудно, когда их число начинает расти от часа к часу. Именно с третьим вариантом и пришлось столкнуться американцам, когда время подошло к обеденной отметке. Число лиц желающих избавиться от американских ценных бумаг возросло, и цены на них, естественно, уверенно поползи вниз.
  Хуже всего было то, что к Парижу и Лондону присоединились биржи Берлина, Рима, Мадрида и Цюриха. Цены там снижались не так быстро как во Франции и Англии, но снижались и это, создавало опасный прецедент.
  К огромной радости американцев европейские биржи вскоре закрылись, нанеся курсу американских бумаг не столь большой урон, как на него рассчитывали его организаторы. Золотой запас Соединенных Штатов уверенно поддержал несколько просевший доллар.      
 - Завтра все будет хорошо, - говорили «быки», - наши старшие братья англичане могут, сколько угодно тратить свои запасы наших активов. Все знают соотношение золота наших банков и банков Лондона и Парижа вместе взятых.
 - Все это так, однако, если их поддержат у нас, будет туго, – отвечали им настороженные «медведи», - авантюристы есть всегда.
 - Мелкие авантюристы – да, но среди крупных держателей нет идиотов, готовых пилить сук, на котором мы все сидим – парировали быки, но как показало время, такие люди были.
  Едва только биржа начала работу и поступили сообщение о продолжении снижения курса американских акций, их стали продавать и в самом центре Уолл-стрита. При этом они продавались не десятками и сотнями, а сразу тысячами и тут биржу затрясло. Сотни людей кинулись к телефонным трубкам, чтобы известить держателей акций о падении курса и спросить, что им делать.
  По оценкам специалистов, подобные действия были обусловлены желанием тех или иных финансовых групп получить свою выгоду от сложившейся на бирже ситуации. Они решили сыграть в банальную игру на понижение, чтобы затем скупить акции тех, кто напуганный их падением поспешит сбыть их с рук. Славные американские финансисты вступили в эту игру в полной уверенности в том, что у них все под контролем. Что они только чуть-чуть приоткроют крышку кувшина и в нужный момент вернут её на место.
  Им ли не знать, как это делается, если подобное действие они время от времени проворачивали.
 - Все отлажено и проверенно. Немного тряхнет и только. Зато всем будет хорошо от этого небольшого кровопускания – считали финансисты решившие поддержать авантюру своих заокеанских коллег. Тем более что основные издержки этого процесса целиком ложились на плечи англичан и примкнувших к ним французов. 
  На бумаге и джентльменском соглашении все было просто и понятно, однако на практике возникли некоторые шероховатости. Потом, англичане валили все на французов, те на итальянцев и швейцарцев, но у знатоков из Нью-Йорка оставалось твердое убеждение, что это коварные англичане подбросили в топку несколько лишних лопат уголька. Отчего давление в котле возросло и полностью сорвало его крышу.   
  Утром третьего дня на лондонской бирже произошел массивный выброс американских акций. И вместо того, чтобы медленно и сползать к заранее оговоренной отметке, цены стремительно рухнули вниз. Рухнули так, что впервые за многое время британский фунт стерлинг стал стоить больше доллара.
  Это не могло не сказаться на общем положении всех европейских рынков. Благодаря тому, что все они были связаны друг с другом посредством телеграфа, падение американских акций напоминало собой падение домино и это не замедлило сказаться на самом американском рынке.
  Когда начались очередные торги на нью-йоркской бирже, европейское падение было в самом разгаре. Вместе с американскими ценными бумагами началось падение британских, французских акций но, правда не в таком объеме и не так стремительно. Положение было откровенно опасное, но желание получить свои пресловутые «триста процентов прибыли» толкнуло игравших на понижение американцев продолжить эту игру, свято веря в то, что у них все под контролем.
  Положа руку на сердце с этим было трудно не согласиться. Золотой запас страны позволял финансовым рынкам США пережить и эту бурю с Атлантики, но беда пришла с Западного побережья.   
  Не осталась в стороне от этих событий и Азия. Медленно, на третий день, но падение американских акций произошло на биржах Токио, Шанхая и Гонконга. Азиатские страны имели относительно малую силу в общем мировом раскладе, но именно они оказались той соломинкой, что переломила хребет библейскому верблюду.
  Видя, как стремительно развиваются события на западе и востоке земного шара, Большие семьи Нью-Йорка собрались на экстренные совещания. Соберись они все вместе, возможно им бы удалось выработать единую стратегию и не только справиться с происками «старшего» британского брата, но и жестоко наказать его. За то, что он посмел играть на чужом поле и по своим правилам, ставя под угрозу благосостояние Америки.
  Однако каждое из семейств действовало сугубо из своих местечковых интересов и это обернулось трагедией для всей страны, всего американского народа.
  Никто уже не узнает, у кого из олигархов с Уолл-стрит первого сдали нервы и, боясь опоздать, он бросился спасать свои капиталы. Пока цены на акции не упали так низко, что из них уже не возможно было получить двойной выгоды.
  У каждой акции, что так хорошо заполонили внутренний и внешний рынок Америки имелся пресловутый пункт, предоставляющий потребовать от его держателя полностью погасить его стоимость. Трудно сказать, когда создатели этой коварной ловушки собирались приводить её в действие. Возможно через год, возможно через два, но звезды сложились так, что это случилось в конце 1928 года.
  Это судьбоносное решение было принято вечером 25 октября и утром следующего дня к многочисленным держателям акций по почте поступили требования о немедленном погашении задолжности.
  Стоит ли говорить, что эти требования были настоящим шоком для простых американцев. Они и так для покупки как можно большего числа акций продали, или заложили свое имущество; дома, земли, автомобили и даже будущий урожай со своих полей.
  По мере поступления требований, все больше и больше американцев осознавали, в каком ужасном положении они оказались. Что столь блистательный, казалось пришедший к ним на долгие и долгие годы «золотой век», стал стремительно гаснуть. Грозя утянуть их из мира благополучия на самое темное дно человеческого бытия.   
  Весь трагизм создавшегося положения заключался в том, что задолжность перед учредителями ценных бумаг нужно было погасить либо в течение трех дней, либо одной недели. В самом лучшем случае должникам предоставлялась месячная отсрочка, но таких счастливцев в масштабах страны было откровенно мало. 
  В первую очередь новые требования жестко ударили по представителям простого народа. Фермеры, рабочие, мелкие клерки и все те, кто по уровню своих заработков не мог называться средним классом. По получению по почте «писем счастья» они дружно отправлялись в банк в надежде получить заем или ссуду и тем самым спасти себя от внезапного бедствия.
  Сотни и тысячи людей в больших и малых городах принялись осаждать двери банков, но все их чаяние и надежды разбивались вдребезги. Банки малых городов при всем своем желании не могли одномоментно выдать нужные им ссуды и кредиты. Имеющиеся в них запас наличности не был рассчитан на столь массовый запрос со стороны населения. Дело доходило до того, что разъяренные американцы пытались штурмом взять банки, владельцы которых были вынуждены обратиться за помощью к полиции. 
  Иногда это помогало и прибывшие на защиту банков полисмены разгоняли людскую толпу резиновыми дубинками, но были и такие случаи, когда им не удавалось этого сделать. Когда под натиском озверелой толпы они бежали с «поля боя» и «победители» принимались громить несговорчивых клерков и директоров банков.
  Очень много оказавшихся в ловушке фермеров не получив кредита в своих малых городах, устремились в столицы штатов стремясь добыть деньги там, но и там их ждал отказ. Местное население было в точно таком же положении, что и они и денег на всех не хватало. Единственным отличием в этом случае было то, что городские банки смогли продержаться чуть дольше, чем их «младшие» братья в глубинке.
  В разлившейся по стране эпидемии по закрытия банков, банки Северо-Востока Америки были подобно гранитным утесам в разбушевавшемся море и в первую очередь банки Нью-Йорка. И дело было не только в том, что в этом городе Америки находились самые главные банки США. Здесь находилось основной филиал Федеральной Резервной Службы, которая согласно американским законам имела эксклюзивное право печатать доллары.
  Многие американцы полагали, что стоит только ФРС запустить печатный станок, как проблема с наличностью в банках разом разрешиться. Шаг был вполне логичным и разумным, но тогда вся иезуитская хитрость с акциями сразу улетучивалась в трубу. Люди залезли бы в новые кабальные долги, но при этом оставались бы собственниками своего имущества, а этого большой капитал допустить никак не мог. Правило «триста процентов прибыли» никто и никогда не отменял, и Америка шагнула в клокочущую бездну неизвестности. 
 - Плати! – холодно требовали владельцы акций у своих несостоявшихся компаньонов.
 - Плати! – грозно требовали банки у своих вчерашних почтенных клиентов, а сегодня несостоятельных должников.
 - Надо платить! – властно изрекали судьи в ответ на мольбы простых людей об отсрочке выплат по долгам, и судебные пристава лихо описывали имущество должника, выставляя его и его семью на улицу в том, что было на них. Град слез вперемешку с негодованием сопровождал их действия, но ничто это не могло остановить работу безжалостной машины американского правосудия. Америка страна закона, лишения крова в которой было делом обыденным и привычным.   
  О том, сколько американских семей лишилось крова и превратилось в нищих и бродяг, статистика Соединенных Штатов скромно умалчивает. Равно как и о том числе самоубийств, что подобно эпидемии прокатились по стране от одного побережья до другого, от Великих озер до берегов Рио-Гранде. Эти страшные цифры навсегда канули в Лето как малоинтересные и малоинформативные.
  Дав основному населению Америки, обрасти «жирком» большой капитал одним махом срезал его под видом перераспределения собственности. Конечно, этот процесс произошел не за одну ночь и один день, и не по всей территории Америки одномоментно. Сначала под удар попали фермерские штаты Айова, Иллинойс, Индиана, Мичиган, Канзас, Небраска и Оклахома. Затем настал черед теплого юга, горных штатов, бурно растущей Калифорнии с Западным побережьем в придачу.
  Последними стали штаты Восточного побережья вместе с Новой Англией, во главе с Нью-Йорком. Весь этот процесс растянулся почти на шесть месяцев, в течение которых Америку лихорадило как тифозного больного. Все ждали наступления долгожданного момента, когда затянувшийся процесс банкротства населения, наконец, закончится. Положение в стране  стабилизируется и можно будет передохнуть в этом кошмарном беге, однако ничего этого не произошло. Спасительный свет в конце туннеля так и не забрезжил.
  Умные головы среднего класса, также пострадавшие от процесса перераспределения собственности справедливо полагали, что отобрав у народа его собственность, новые её владельцы позволят американцам вновь приступить к созданию собственного благополучия. Подобный план у сильных мира сего действительно имелся, но в этом пункте произошла трагическая осечка. Увлекшись погоней за прибылями, капиталисты не только выпотрошили свою рабочую силу, что называется «до кости». Они подорвали способность простых американцев наращивать на своих костях «мясо».
  На фоне массового разорения возникла безработица, которая разлилась по стране больше и куда стремительнее, чем «эпидемия» самоубийств. Число безработных среди американцев возрастало в арифметической прогрессии в течение нескольких дней или недели, а не месяца или квартала как того ожидали сотворивший этот хаос капитал.
  Приоткрыв крышку кувшина, они думали, что смогут контролировать этот процесс и в нужный момент сумеют его остановить. Однако планируя его, господа планировщики не учли многих мелких составляющих из-за чего все пошло не так, как ожидалось. Безработица слишком быстро обрела силу и когда, большой капитал попытался её обуздать, привычными для себя средствами они оказались бессильными перед ней и джинн хаоса вырвался на свободу.
  Безработица нанесла сильнейший удар по внутреннему рынку потребления. Лишенные средства к существованию люди не могли покупать производимые фабриками и заводами товары и продукцию, а лишенные наличности банки не могли дать денег привыкшим жить в долг американцам.
  Потом, в другое время и при других правителях, наученные горьким опытом, при возникновении схожих ситуациях, американские власти быстро справлялись с возникшим кризисом. ФРС запускало печатный станок, банки выдавали кредиты на сверхльготных условиях и худо-бедно, Америка справлялась с очередным финансовым кризисом.      
  Однако в нынешних условиях, все было иначе. Совершив передел собственности в стране, и сумев сохранить от лап кризиса свои миллионы, Большие семьи затаились, желая разобраться в том, что они натворили.
  И тут вновь проявилась звериная сущность капитала. На первом месте у Больших семей стоял вопрос, как удержать полученное и при этом не потерять имеющееся. Думая в первую очередь только о себе, они сознательно обрекали на голодное существование миллионы и миллионы простых американцев. Переложив все бремя ответственности на плечи федеральных властей, Большие семьи не желали поступиться хотя бы чем-то, чтобы страна окончательно не рухнула в пропасть Великой депрессии.
  Получив под свой контроль продовольственный рынок Америки, они не сделали ничего для облегчения простых людей. Не имея возможность купить продукты по установленным капиталом ценам, американцы умирали от голода возле набитых всевозможной едой витрин магазинов. Когда же выставленные на продажу продукты стали портится или склады с сахаром, мукой, соей, кукурузой от прошлого урожая так и остались, доверху набитыми мешками, капитал следующий шаг.
  Он был чудовищен по своему характеру, но вполне логичен и предсказуем для воротил большого бизнеса. Не желая допустить падения цен на продовольствие, которого было в стране в избытке, его владельцы предпочли его уничтожить.
  Груженые сахаром, мукой и прочей сельскохозяйственной продукцией корабли и баржи просто топились в море, реках или озерах. В случае если уничтожение судна не входило в планы капитала, продукты просто выбрасывались за борт.
  Сотни и тысячи литров подсолнечного масла утилизировалось самым различным образом. Начиная от выливания на землю или в воду, заканчивая сжиганием в специальных бочках и чанах. Большому капиталу было все равно, лишь бы удержать цены на масло на выгодном для них уровне.
  Не отставали от них производители молока, владельцы кур, индеек, свинины и прочей крупнорогатой живности. Молоко безжалостно выливалось из фляг и цистерн, так как даже переработка его не вписывалось в ценовые рамки, что нарисовали властители жизни.
  Тысячи тон курятины, индейки, свиные туши и коровьи окорока, были отправлены в огонь в качестве дорогого и необычного топлива. С этой целью были построены специальные печи, в которых все эти припасы способные спасти от голодной смерти сотни людских жизней сжигались.            
  По аналогичной схеме действовал капиталисты, в собственности которых находились предприятия легкой промышленности. Выпущенный на их предприятиях товар уничтожался, ради стабильности цен на внутреннем рынке.
  Хуже всего приходилось владельцам заводов и фабрик, занятых выпуском грузовиков и автомобилей, станков и проката, паровозов и пароходов, и всего остального. Производство их было трудоемким и владельцы не могли позволить себе такой роскоши как уничтожение продукции. Как следствие этого, производство сокращалось, заводы и фабрики закрывались и выброшенные за ворота люди, автоматически пополняли ряды безработных.
  Возникал замкнутый круг, который увеличивался и увеличивался по количеству втянутых в его орбиту людей с каждым новым месяцем депрессии поразившей Америку.
  Доллар по своей покупательной способности по отношению к фунту и всяким там франкам значительно просел, что позволяло томии и джерри с полным правом горделиво задирать свой нос. Казалось, что вернулись благополучные времена для Владычицы морей, но и здесь все было не так-то просто.
  Охваченные желанием вставить палку в колесо американской колесницы, представители «золотого поколения» лондонского Сити слишком увлеклись и также как и их американские собратья не до конца просчитали все возможные нюансы.
  За десять лет глобальной гегемонии на финансовом рынке американский доллар вместе со своими товарами занял большой сектор мировой экономики. Из-за этого, обрушение американского сектора привело к большим проблемам во всех остальных секторах. Вопреки прогнозам и выкладкам господина Гизи и компании, европейцы и в первую очередь англичане с французами не смогли быстро и полностью нивелировать схлопывание американского сегмента. Благодаря ресурсам, поступающим к ним из заморских колоний, Лондон и Париж сумели устоять, но вот какой ценой.
  Мировой финансовый кризис в первую очередь по британской промышленности и капиталу. Ударил так сильно, что британский премьер Болдуин, планировавший на 1929 год устроить на границах с Россией ряд новых вооруженных конфликтов был вынужден отказаться от этих намерений.
  Не хватило денег на выплату курдам в Ираке и арабам в Палестине для организации новых нападений на территорию русских секторов в бывшем турецком наследии. Не было возможности поддержать звонкой монетой реваншистские настроения поляков и румын для разжигания новых конфликты на границах с Россией. Более того, в королевской казне не оказалось средств даже для демонстративного похода британской эскадры в Балтийское море, к Борнхольму, Вестерплатте и Аландским островам.
 - На данный момент я не вижу такой острой необходимости, - решительно заявил Первый лорд адмиралтейства. - Русские ведут себя на Балтике тихо и походы к нашим берегам не предпринимают.
  В другое время, министры бы дружно осудили столь непатриотичное поведение министра, но в этот дружно промолчали. Ведь главная причина, побудившая его произнести эти слова, была скудность казны, даже на нужды флота, столь любимого детища британского обывателя.
  Не обошли стороной невзгоды и Францию. Не имея возможность тратить деньги на поддержания мира и спокойствия на берегах Нигера, Париж был вынужден обратиться за помощью к России. Вызвав к себе на набережную Кэ д,Орсе российского посла, Аристид Бриан предложил его совершить взаимовыгодный обмен. Франция передавала под контроль России часть территории Французского Судана в районе границы с российским протекторатом Того, в обмен на устранение Махно.
 - Черт с ними, пусть подавятся этим клочком пустыни! Лишь бы в наших колониях не стало бы этого каторжника и наступило спокойствие – гневно восклицал министр по делам колоний де Риволь и кабинет поддержал его. Уж слишком был опасен прецедент для власти белого человека в Африке возникший на берегах Нигера. 
  Больше всех из европейских держав от проведения «Большой скачок» пострадала Германия. Полностью завязанная на финансовой и политической помощи от Вашингтона, она оказалась в положении брошенной любовницы. Уровень инфляции, снизившийся на фоне американских денежных вливаний и приостановки выплаты репараций, теперь вновь подскочил до заоблачных высот. Вновь и без того нестойкий фундамент Веймарской республики зашатался и опасно накренился. Вновь нависла угроза закрытия заводов и фабрик страны, что грозило обернуться усилением популярности немецких коммунистов. Чьи лозунги были просты и весьма популярны для разоренных рабочих и крестьян.
  И тут вновь не упустили своей выгоды русские, которые меньше других европейцев пострадали от кризиса. Благодаря тому, что вся продукция страны шла в первую очередь на внутренний рынок, Россия не почувствовала сильного удара от «Большого скачка». Кроме внутреннего потребителя, русские направляли часть своей продукции и сырья на рынки Турции, Ирана. Монголии, Китая и даже Таиланда.
  Имея в своем кармане хороший запас валюты и благодаря падению курса марки, они, как и восемь лет назад, принялись скупать германские патенты производства, инженерные кадры, станки, продукцию заводов, а иногда и сами заводы. Англичанам и американцам стоило огромных трудов обуздать их аппетиты в Рейнском регионе. Только путем распространения лживых слухов, что русские намерены вывести часть заводов Дюссельдорфа, Дортмунда и Эссена, британцы спровоцировали выступления рабочих этих градообразующих предприятий. С криками «Немецкие заводы должны служить немцам, а не русским» люди заполонили улицы и площади рейнских городов и разошлись только тогда, когда власти им пообещали не продавать заводы посланцам Москвы. 
  Впрочем, не везде успех сопутствовала англосаксам. Как не старались англичане, русские купили контрольный пакет акций ряда заводов Золингена, Штутгарта, Иены, Гамбурга, и Магдебурга. Борьба за Германию между Востоком и Западом обострилась с новой силой.




          
                Документы того времени.

 



                Выписка из постановления Государственного Совета от 19 ноября 1928 года.

                Учредить звание Героя России как высшую государственную награду для военных и гражданских лиц с вручением Почетной Грамоты от Президента России и медали Золотая Звезда Героя.
   Присвоит звание Героя России летчикам принимавшим участие в спасении экспедиции академика Обручева и в торжественной обстановке вручить им Почетные Грамоты и медали Золотая Звезда Героев России. Список награждаемых лиц прилагается.
   Наградить орденом Святого князя Владимира равноапостольного 1 степени академика Обручева В.А. за мужество и отвагу, проявленную при проведении географической экспедиции в Тибет. Наградить орденами Личного Мужества участников тибетской экспедиции. Список награждаемых лиц прилагается.   
   Наградить профессора Петербургского университета Басова В.П. орденом Личного мужества 1 степени за мужество и самоотверженное исполнение своего долга при проведении российской этнографической экспедиции в Бразилию. Наградить орденом Личного Мужества участников российской этнографической экспедиции в Бразилию. Список награждаемых лиц прилагается.
  Наградить орденом Боевого знамени генерал-майора Котовского Г.И. за отличное выполнение обязанностей губернатора российского протектората Того.


                Президент России Сталин И.В. 







                Глава XVIII. И вторые будут первыми.







                Накануне парламентских выборов в Германии, лидер НСДАП Адольф Гитлер не имел ни минуты покоя. Пользуясь щедрыми вливаниями немецких промышленников и банкиров, он колесил по всей стране со средины сентября, спеша охватить за оставшийся месяц её восточные, западные, южные и северные земли.
  В каждом из частей Германии у него были гауляйтеры ответственные за агитацию и пропаганду в них идей национал-социалистической партии. Получив солидные суммы, они теми или иными способами, начиная от плакатной агитации до благотворительного обеда с пивом и сосисками, доводили до сознания простых немцев основы учения коричневого движения.
  Цветовое обозначение национал-социализма пошло от форменных рубашек штурмовых отрядов партии, который был выбран лично фюрером, что позаимствовал понравившуюся ему идею у самого Бенито Муссолини. Желая показать народу и заезжим иностранцам многочисленность сторонников фашистского движения, дуче приказал на очередном партийном празднике в Риме одеть членов своих боевых отрядов сквадристов в рубашки черного цвета. Отчего острословы немедленно окрестили итальянских фашистов – «чернорубашечниками». 
   Из-за ограниченного числа членов и сторонников НСДАП в подчинении Гитлера было всего пять гауляйтеров – земельных руководителей партии. На востоке Германии в Позен-Пруссии и Бранденбурге предвыборной агитацией руководил Герман Геринг, на юге в Баварии и Швабии партийными делами занимался Георг Штрассер. Север Германии с Гамбургом и Бременом был отдан Рудольфу Гессу, а западные рейнские провинции отошли к Эрнсту Рему. Что касается столицы Германии, то в Берлине всем заправлял Йозеф Геббельс, главный редактор нацисткой газеты «Фелькишер Беобахтер».   
  Каждый из них проповедовал свой подход и свои методы агитации исходя из нравов и обычаев, царивших в землях и приехавший к ним Гитлер, был вынужден учитывать эти факторы.
   Легче всего общаться ему было с баварцами, которые приходились Гитлеру почти что земляками. Из Мюнхена он ушел на войну добровольцем, сюда же он пришел после окончания войны с твердым убеждением, что его предали. Гитлер как никто другой понимал менталитет баварцев, их нужды и чаяния.
  Приехав сначала в Нюрнберг, а затем в Мюнхен он неизменно требовал, чтобы перед его встречами с народом проводились бесплатное угощение пивом и сосисками.
 - С пивом баварцы лучше понимают идеи национал-социализма, - говорил фюрер своим соратникам. – Они очень быстро определяют кто им друг, а кто враг и кто виноват в их нынешнем бедственном положении. И они как никто другой умеют ценить храбрость тех, кто пролили за их идеалы свою кровь.
  Напоив и накормив толпу бюргеров, Гитлер начинал свои выступления как равный среди равных. Стоя на трибуне или даже пивной бочке, он как бы размышлял о бедственном положении страны и её народа, задавал вопросы и давал ответы. При этом он делал это в такой форме, что окружавшие его люди как бы сами задавали вопросы и были полностью согласны с озвученными ответами.
  Ловкий оратор, Гитлер умело переводил свою речь от простого разговора до агрессивного монолога. Слова его были простыми и понятными для людей, а предлагаемые им меры выхода из создавшегося положения логичными и разумными. Заведенная фюрером толпа буквально ревела от возбуждения и в этот момент, Гитлер чувствовал себя настоящим цезарем посреди людского моря.   
  Совсем по-другому вел себя фюрер в землях Пруссии. Военные аристократы с откровенным холодком воспринимали выступления Гитлера перед ними. Для них он навсегда оставался ефрейтором, по непонятной прихоти судьбы попавшим в большую политику. Куда с большей охотой и доверием они слушали выступления Геринга, который для них был своим в отличие от залетного австрийца.
  Единственным ключиком, с чей помощью фюрер смог добиться определенной благосклонности прусаков, были идеи реваншизма. Желание вернуть себе утраченные поместья Восточной Пруссии и Позени было идеей фикс у пруссаков, густым слоем осевших вдоль восточной границы Германии. Слушая выступление Гитлера, они сдержанно кивали ему, соглашаясь, что они жертва, но восторга и радости подобно баварцам они оратору не выказывали. Жители восточных земель были готовы подумать над словами оратора, но окончательного решения принять не спешили. Пока фюрер не подходил под образ мессии, что мог повести их в новый восточный поход за справедливостью.
  Нечто подобное было и в рейнских провинциях. Простые рабочие Рура, по которым особенно больно били все скачки кризисов и инфляции, с охотой слушали слова Гитлера о справедливости и необходимости возрождения Германии. Дополнительным стимулом к этому была утрата Саара и наличие оккупационной зоны по обе стороны от Рейна. И пусть официально она носила название демилитаризованной зоны, факт оставался фактом. Немецкие земли, де-юре входившие в состав Веймарской республики и жившие по немецким законам, фактически находились под внешним управлением. На их территории квартировали французские войска, была военная жандармерия и в любой момент они могли быть заняты французской регулярной армией, если Парижу, что-то не понравится в поведении немецких властей.
  В отличие от простого населения, аристократы и промышленники слушали выступления с откровенным нисхождением. Те, кто знал, на чьи деньги ведет он свою предвыборную кампанию, смотрели на него так, словно проверяли, достаточно ли эффективно были потрачены выделенные ими деньги. Те же, кто не был задействован в этой игре, видели в нем забавного политикана, на миг поднявшегося на гребни мутной волны, чтобы затем исчезнуть без следа.
  Сам Гитлер это тоже прекрасно чувствовал и в откровении с Ремом говорил, что выступая перед промышленниками, он мечет бисер перед зажравшимися свиньями. Однако при этом, фюрер прекрасно понимал, что этим людям обязан очень многим. Без их поддержки он не мог хвастливо заверять людей, что за его спиной стоят миллионы. Независимо от того какие это были миллионы. Миллионы марок или людей.            
  Север, в особенности Гамбург, где были особенно сильны позиции коммунистов Тельмана и примкнувшего к ним Димитрова, вождь нацистов был особенно осторожен. Здешний электорат мог съесть бесплатные сосиски и выпить пиво, но остаться при своих убеждениях. Поэтому здесь фюрер был подобен лису, который хитро стелил.
  Главным коньком его выступлений было то, что он заверял слушателей в отсутствии серьезных разногласий между идеями коммунизма и национал-социализма. И те и другие выступали за социальную справедливость для людей независимо от их происхождения. Оба выступали за сильную и свободную Германию во главе, которой стоял бы сильный вождь. И даже лозунг нацистов: один народ, один вождь, одно государство был ясен и понятен трудящимся севера.
 - Из социал-демократа никогда не получится хороший национал-социалист, - убежденно заверял Гесса фюрер, обсуждая предвыборную тактику, - а вот из коммунистов это сделать очень легко. Главное заставить их слушать себя, сплотить их вокруг себя ради высокой цели, указать им пути их достижения и тогда они пойдут за тобой без раздумья. 
  В этих словах была своя доля истины и тем Гитлеру была интереснее борьба за умы и души немецкого пролетариата. Но при всем его незаурядном таланте оратора и демагога, успех в выступлениях ему не всегда сопутствовал. По большому счету человек с усиками энергично размахивающий руками и говоривший, в общем, правильные слова был для рабочих Киля, Гамбурга и Бремена чужим, «залетным» оратором. Выросший в Гамбурге лидер немецких коммунистов был им ближе и понятен и потому при всем своем умении работать с массами, Гитлер собрал здесь малый процент голосов.
  Пятым направлением агитационной работы нацистов был Берлин. Столица Германии занимала особое место в распределении сил в предвыборной борьбе и здесь, не покладая рук трудился Йозеф Геббельс. По своей одержимости и напористости этот человек превосходил всех остальных гауляйтеров вместе взятых. С почти фанатичной настойчивостью Геббельс принялся создавать в Берлине нацистской партии. Благодаря его усилиям в столице были не только руководители районов – крайсляйтеры, но даже штютцпунктляйтеры и блокляйтеры.
  В стремлении увеличить число сторонников национал-социалистов в Берлине, Геббельс без раздумья и смущения принимал в ряды всех, кто только изъявлял такое желание. Не брезговал гауляйтер Берлина даже откровенными маргинальными отбросами общества, такими как сутенеры и алкоголики. Главное, чтобы у них были крепкие кулаки и желание подраться с коммунистами и социал-демократами.
  Драки между сторонниками этих партий стали неотъемлемой частью жизни берлинских кварталов. Набить противнику морду, сорвать митинг в их поддержку или активно противостоять расклеиванию агитационных листовок – именно этим в основном и занимались нацисты Геббельса и штурмовики Рема.
  Больше всего денег из партийной кассы города Берлина шло на выплату штрафов выписанных властями руководству НСДАП. Местные власти откровенно недолюбливали нацистов, считая их вместе с коммунистами главной угрозой респектабельной жизни немецкой столицы, и стремились при каждом удобном случае осадить драчунов.
  Штрафы и аресты несколько сдерживали активность сторонников Тельмана, а вот Геббельс нисколько не страшился их, зная о том, сколько находится денег на счетах партии.
 - Оглядываясь на правильность и порядок, мы никогда не станем первыми в этом городе! – гневно восклицал гауляйтер в ответ на упреки партийных казначеев. - Привыкший ползать, никогда не взлетит! А мы должны взлететь, и взлетим, невзирая, на все ваши попытки подрезать партии крылья!
  В своем стремлении победить коммунистов, Геббельс применял самую разнообразную тактику. Так он наотрез отказался делить со своими противниками районы Берлина на зоны влияния.
 - Весь Берлин должен быть нашим и ничьим иным! – грозно изрекал хромоногий вождь и назначал очередные сборища или марши нацистов в тех районах, где превалировало влияние коммунистических идей.
 - Только таким образом мы сможем укрепиться в них, а затем вырвать их из рук коммунистов! Ничто не должно остановить нас в этой священной борьбе, поколебать нашу решимость и уверенность в окончательной победе! – напутствовал он штурмовиков и те шли в бой с таким настроем как будто он был последним и самым решающим.
  Что касается иной публики, жаждущей приподняться над грешной суетой, то для них у Геббельса были свои «калачи, да плюшки».
  В эру слабой власти, кризисов и падения нравов, всегда и везде поднимают голову различные потомственные маги, предсказатели, хироманты и прочие оккультисты. Время, когда у человека нет твердой уверенности в завтрашнем дне – это их время. Ибо под разным соусом и различными ухищрениями они дают измученному и разуверившемуся человеку главное – надежду на лучшую жизнь. Именно это он ищет в океане хаоса и море неуверенности и хватается за неё как тонущий человек за спасательный круг.   
  Конечно, до откровенного уличного балагана с чревовещанием и прочими фокусами доктор Геббельс не опустился, а вот предсказателей менталистов он с удовольствием привлекал к работе. Главное было заставить людей поверить, что стоящий перед ними человек наделен сверхъестественными способностями. Что он способен видеть прошлое и будущее и любезно рассказать о нем собравшимся вокруг него зрителям.
  Заплатив определенную сумму денег, Геббельс привлек на свою сторону Иоганна Зельтера, довольно талантливого человека, называвшего себя парапсихологом. Прилично приодев его, дав положительную рекомендацию и нужные сведения, гауляйтер Берлина направил его по разным салонам для демонстрации своих оккультных способностей.
  Зельтер оказался неплохим исполнителем его замыслов. Хороший актер и незаурядный психолог, он имел успех, как у простых обывателей, так и у представителей богему. Выступая перед почтеннейшей публикой и изумляя их своими необычайными способностями, Зельтер не забывал о своей тайной задаче. Не было случая, чтобы во время выступления его не попросили предсказать итоги грядущих выборов в рейхстаг.
  В этих случаях предсказатель изображал лицом напряженную работу своих скрытых способностей, а затем низким голосом объявлял, что срок окончания страданий Германии от парламентских раздоров и разногласий ещё не пришел. Ни одна из партий не получит полноты власти и способность вывести страну из её нынешнего положения, однако ждать осталось уже недолго.
 - В этом году национал-социалисты обретут точку опоры в парламенте, опираясь на которую они смогут перевернуть мир – вещал новоявленный пророк, и люди охотно внимали ему. При этом сам Геббельс ничем не рисковал. Мало ли что видит во мгле грядущего господин Зельтер. Никто не говорил, что его слова стопроцентная истина, равно как никто не заставлял зрителей ему верить. Каждый волен в своем выборе, как духовном, так и в политических пристрастиях.   
  Не будь у Гитлера финансовой подпитки со стороны промышленников и банкиров, вряд ли бы нацисты смогли пройти в рейхстаг, а если бы и прошли то с одним, двумя местами. Деньги же, позволяли фюреру энергично передвигаться по стране на автомобиле и в железнодорожном экспрессе. Посетив один город, выступив на митинге и пожав руки избирателям, он тут же мчался в другом направлении, твердо зная, что быстрота залог успеха.
  Его личный секретарь только и успевал, что зачеркивать в рабочем журнале города, где побывал Гитлер в своем предвыборном марафоне. Все эти нескончаемые переезды неизменно сказывались на здоровье фюрера. Видя его активность, недруги Гитлера с нетерпением ждали, когда он не выдержит заданного напряжения и свалится без сил, однако этого не произошло. Выжатый как лимон, в самый последний момент Адольф вдруг обретал второе дыхание и вместо измученного и усталого человека, перед избирателями представал полный сил и энергии человек готовый говорить с ними сколько угодно. При этом постоянно улыбаться и демонстрировать твердую уверенность и неиссякаемый оптимизм в грядущей победе.
  По итогам выборов, национал-социалисты получили 16 мест в парламенте, что для начинающей партии было хорошим результатом.
 - Мы громко заявили о себе и своих идеях и простые немцы с радостью поддержали нас! Теперь наша задача убедить в этом остальную часть Германии, стать первой партией в рейхстаге и взять власть в свои руки! – объявил Гитлер своим близким соратникам, когда стала ясна окончательная расстановка сил в парламенте. - Коммунистов мы уничтожим, социал-демократы будут вынуждены подчиниться нам, а если не захотят это сделать, то разделят участь коммунистов.
  Герман Геринг получивший пост главы парламентской фракции и вместе с тем государственное содержание был нескончаемо рад. Наконец-то к нему пришла не только известность и военная слава, но и высокое звание сенатора, которое мог получить не каждый. Благодаря своему новому положению к концу года он смог полностью рассчитаться с опостылевшими ему кредиторами и начать новую жизнь. Единственным черным облаком было на его белоснежном мундире успеха, была смерть любимой жены. Карин успела узнать об успехе мужа, но вот выйти в свет женой сенатора рейхстага, ей было не суждено.      
  Полон новых надежд и ожиданий был и Эрнст Рем. Не сильно веря в успех партии на выборах в рейхстаг, он предусмотрительно обзавелся запасным вариантом. Бывшему вояке предложили место в армии одной из южноамериканских стран. Вербовщики обещали ему неплохой гонорар, однако теперь ни о каком перемещении в заокеанский юг не могло быть и речи. У вождя штурмовиков появились далеко идущие планы на дальнейшую жизнь.
  Были свои планы у братьев Штрассеров, Гесса и других соратников фюрера, каждый из них видел себя, если не серым кардиналом Гитлера, но уж точно фигурой равной ему по силе и влиянию. Один только Геббельс из нацистских вождей был искренне предан фюреру. Ведь только с ним колченогий пропагандист мог бы подняться на вершину власти и оттуда диктовать миру свои мировоззренческие идеи.
  В Америке в отличие от Европы выборы президента были вполне предсказуемыми. Тридцатый президент США хотя и имел формальное право баллотироваться на следующий срок, но следуя негласной традиции занимать Белый дом не больше двух сроков, объявил о завершении своей политической карьеры.
  Новым кандидатом в президенты от Республиканской партии был выдвинут министер торговли США Герберт Гувер. В его политическом багаже была удачная борьба с последствиями катастрофического наводнения на Миссисипи, а также ассоциация с благополучными годами экономического бума в Америке. Для попавших в тиски надвигающегося кризиса простых американцев Гувер казался лучшей кандидатурой на роль спасителя страны.
  У его соперника от демократической партии Альфреда Смита предвыборные дела обстояли не так блестяще. Он выступал за сохранение крайне непопулярного в стране «сухого закона» приносившего баснословные доходы нью-йоркской мафии на «черном рынке». Именно эта позиция Смита и его длительное пребывание на посту губернатора штата Нью-Йорк, позволили его недоброжелателей утверждать о его связи с мафией.
  Этому также способствовал тот факт, что Смит был католиком, и белые англо-говорящие протестанты воспринимали как откровенный вызов их религиозным устоям. К своему сожалению Смит не смог мягко нивелировать факт своего католического вероисповедания. На встречах с избирателями на вопрос о религии, он неизменно заявлял, что горд, быть католиком и никогда бы поменял «мессу ради Парижа».
 - Воспринимайте меня, таким как я, есть, с моими деловыми и политическими достоинствами и верой в господа Бога. Одно от другого неотделимо – говорил Смит и как результат этих слов, по стране прокатилась массовые антикатолические выступления.
  Стремясь заработать очки среди потерпевших от начавшегося кризиса людей, Смит высказал  мысль, что возможно государству придется вмешаться в деятельность трестов и корпораций. Услышав эти высказывания соперника, Гувер моментально ухватился за них. На встрече с деловыми кругами Нью-Йорка, ловко извратив смысл слова Смита, он представил их как намерение ограничить свободу капитала.
  Умело напомнив, что Смит выходец из семьи ирландских эмигрантов и свою трудовую деятельность начинал в рабочих слоях, миллионер Гувер сумел пошатнуть доверие финансовых и деловых кругов Нью-Йорка к своему сопернику. Многие из них сразу вспомнили поговорку про волка, что постоянно смотрит в сторону леса и отказали в поддержке Смиту.    
  Под лозунгом «Сохраним то, что имеем» республиканцы одержали свою очередную победу за Белый дом и тридцать первым президентом стал Герберт Гувер. Проигравший выборы Смит был полон уверенности, что через четыре года он сможет одержать реванш, но судьба сулила ему иное. За его спиной возник новый игрок на внутриполитическом поле Америки - Франклин Рузвельт.
  Если следовать логике вещей, то его следовало бы считать больше старым, чем новым политическим деятелем. Пройдя хорошую школу в правительстве президента Вильсона и проявив характер при баллотировании на пост вице-президента в президентской кампании 1920 года, он имел все шансы добиться желаемого на следующих выборах, но проблемы со здоровьем заставили его отойти от политики.
  Привычка доказывать всем и во всем свою независимость сыграло с Франклином злую шутку. Закаливая организм, он купался в воде в холодное время года и как результат получил воспаление спинного мозга. Только вовремя оказанная медицинская помощь спасла Рузвельта от пребывания в инвалидном кресле, однако понадобились долгие четыре года, чтобы нивелировать последствия легкомысленного купания.
  Грамотно подобранные курсы реабилитации и неукротимое желание к выздоровлению позволили политику самостоятельно ходить, но только вместе с тростью, ставшей его неизменным атрибутом. Осенью 1926 года Рузвельт был избран в конгресс США от штата Нью-Йорк, а через два года стал баллотироваться на место губернатора штата Нью-Йорка, которое ему столь любезно уступил Альфред Смит.
  Многие недоброжелатели политика в этой избирательной гонке, делали главный упор своей контрпропаганды на состоянии здоровья своего противника и жестоко проиграли. Поднимаясь на трибуну или подходя к ней, Рузвельт с таким непринужденным видом отставлял в сторону свою трость, что трудно было догадаться, чего стоили ему эти движения.
  Перед избирателями всегда представал всегда внешне подтянутый, энергичный человек, чья продуманная и грамотная речь убеждала людей – этот парень знает, откуда растут ноги у проблемы и как с ней справиться. Открытость во взгляде, улыбчивость и в меру и к месту проявленный юмор, добавляли кандидату в губернаторы дополнительные очки в сравнении с его соперниками по предвыборной гонке.
  Ещё одним дополнительным фактором, сыгравшим в пользу Рузвельта, было участие в его избирательной команде жены Элеоноры. Она всегда была рядом с мужем на всех митингах и выступлениях и это, очень импонировало простым американцам. Они хорошо умели видеть искренность чувств в отношениях между четой Рузвельт, в противовес парадности иных претендентов.
  Франклин Рузвельт искренне любил свою жену, хотя и имел романы на стороне. Причины, побуждавшие его это делать, были до банальности просты. Воспитанная своей теткой в строгом пуританизме Элеонора не могла переступить через определенные табу в близких отношениях, и молодой муж очень страдал от этого.
  Впрочем, эта щербинка не помешало Рузвельту с блеском одержать победу на губернаторских выборах. Триумфально вернувшись в большую политику, Франклин заставил старое лобби демократической партии считаться с ним. Поздравляя Рузвельта с победой, многие партийные функционеры предчувствовали, что на следующих президентских выборах амбиции сорока шестилетнего политика не ограничатся постом вице-президента.
 - Орел почувствовал свою силу и готов распустить крылья – говорили они друг другу в кулуарах и выражали сочувствие Смиту. - Этот еврейский мальчик даст фору нашему ирландцу.
  Иосиф Сталин внимательно следил за событиями в Европе и Америке. Как и многие политические деятели, он не придавал большого значения Гитлеру во внутренних делах Веймарской республики. Слишком мал и мелок был нацистский фюрер по сравнению с остальными фигурами политического Олимпа Германии, однако по достоинству оценить его литературное творение. Генерал Щукин приказал доставить в Москву и перевести на русский язык «Майн Кампф».
 - Реваншист – коротко прокомментировал книгу Сталин в разговоре с премьером. - Очень опасный, реваншист.
 - Именно поэтому американцы и вкладывают в него деньги. Чтобы в нужный момент, он выскочил как черт из коробки и вытащил из огня для них каштаны.
 - Возможно и так, но только не в ближайшее время. Сейчас они заняты сохранением своих капиталов.
 - Да, сейчас у господ империалистов не самое лучшее время. Мировой кризис стремительно разрастается и вряд ли скоро закончится. Похоже, что в своих играх они сами себя переиграли – хитро улыбнулся премьер.
 - Знаешь, что самое необычное в этой истории, Вяче?
 - Что?
 - То, что главную роль в раскрытии их намерений сыграли не дипломаты, а наши спецслужбы, ГРУ и ГПУ. И это не первый случай.
 - Считаешь, что век привычной высокой дипломатии закончился?
 - Не закончился, конечно, но тенденция к этому имеется и это надо учитывать. У каждого человека, есть свои слабые стороны, а у политика тем более. И если раньше ими можно было в определенной мере пренебречь, то теперь благодаря спецслужбам они становятся опасным оружием – говорить это, Сталин имел веские основания. Утром он ознакомился с документами на молодого американского политика, которые ему предоставил Дзержинский.
 - Если это появится в прессе, то на его карьере можно будет поставить крест – уверено заявил председатель ГПУ.
 - Хорошо, пусть лежат – коротко произнес Сталин и закурил папиросу. - Может и пригодятся. 
  Подходило к концу третье десятилетие двадцатого века. Века обрушившего за короткий срок четыре мировые монархии, перекроившего всю карту мира и это было только началом.
Пережив саму ужасную войну в мире, многие простые европейцы были уверены, что подобное уже никогда не сможет повториться. Однако многие помнили слова маршала Фоша произнесенные им при подписании мирного договора в Версале.
 - Это всего лишь передышка на двадцать лет. Потом все повторится снова – его словам не верили, от них отмахивались, но были те, кто был полностью согласен с маршалом. 
 - В мире не стабильности – хмуро говорили скептики, раскрывая газеты, чьи передовицы напоминали собой сводки боевых действий и были правы. Новая мировая война ещё не стояла на пороге Европы, но уже подняла голову и её приход, был делом времени.               




               
                Документы того времени.




                Из закрытого постановления Государственного совета России от 5 декабря 1928 года.

                За отличную работу наградить начальника аналитического отдела ГПУ полковника Артемьева орденом Святого Владимира II степени с мечами.

                Президент Сталин И.В.


                Из светской хроники британской газеты «Морнинг Брайтон» от 24 декабря 1929 года.




                Управление полиции города Брайтона сообщает о завершении расследования гибели 18 декабря этого года в автомобильной аварии двух лондонских финансистов мистера Мозеса Гизи и Хабекука Стоуна. Согласно заключению экспертов осмотревших автомобиль и тела погибших причина аварии не соблюдение скоростного режима на автотрассе в холодную погоду. Из-за выпавшего накануне аварии снега сидевший за рулем автомобиля мистер Мозес Гизи не справился с управлением машины, в результате чего она опрокинулась в кювет. 
  Отпевание погибшим джентльменов состоялось в церкви святого Павла города Брайтона в присутствии родных и близких погибших.





                Конец третьей части.