Придурки

      — Что тут непонятного? — режиссер свернул в трубочку сценарий и с силой хлопнул им по стойке камеры. — Он — в вертолете. Ты — бежишь и повисаешь на этой… как ее… лыже вертолетной, короче. Я — снимаю. Проще некуда. Это не Достоевский, играть ничего не надо, просто сделай загадочное лицо, дура.
      — Я не дура, — обиделся Мэви. — Я актер. Я не могу ничего не играть.
      — А ты научись, — ядовито ответил режиссер. — Я же научился снимать экшен.
      — Чего его снимать, — подал голос из муляжа вертолета Куп. — Четыре минуты экранного времени и три часа спецэффектов.
      — А ты вообще заткнись, — повернул в его сторону голову режиссер. — Что ты вылез? Тебе надо сидеть на месте и смотреть в сторону. Понимаешь, в сторону? Туда надо смотреть и думать о своей ипотеке!
      Он ткнул пальцем в стену студии, затянутую зеленой пленкой для будущей дорисовки фона.
      — Я не могу, — дрожащим голосом отозвался Куп. — Я на нее второй месяц смотрю. Мне скоро психиатр понадобится.
      — А мне кардиохирург, — ледяным голосом парировал режиссер. — У меня сердце не выдержит больше снимать этот еб**ий дубль. Ну миленькие, хорошенькие, ну давайте его уже снимем, а? Мэв, ну пробеги ты эту стометровочку с чувством, что за тобой теща гонится. У тебя есть теща?
      — Откуда? — взбеленился Мэви. — Мне по контракту жениться нельзя, фансервис не разрешает. Мэй меня бросила полгода назад и детей забрала. А ты хочешь, чтобы я тут звездными трусами на радостях размахивал. Ты вообще сам пробовал ходить в трусах поверх колготок? Мне сорок лет, мать твою.
      — А мне сорок два, — брякнул сверху Куп. — Я домой хочу. Давайте снимать.
      — Камера, мотор, — обрадовано скомандовал режиссер, чтобы через минуту взвыть: — Стоп! Мэв, что опять?
      — Я руку стер болтаться на этой арматуре, — хмуро ответил тот, разглядывая ладонь. — Дайте хоть пластырь.
      — На, — Куп свесился из муляжа и протянул ему кусок чего-то белого. — Обычные не держатся, так я хирургический выпросил, когда в последний раз кровь на сахар сдавал.
      — Как сахар? — живо заинтересовался Мэви.
      — Повышенный, — вздохнул Куп. — Ты в следующий раз тут не хватайся, здесь край острый, вот тут виси.
      Он показал рукой, где именно нужно браться за арматуру.
      — Мотор, — повторил режиссер. — Куп, ну какого хрена?
      — Меня тошнит, — жалобно ответил тот. — Можно я подышать выйду? Я высоты боюсь, а эта хрень болтается. Пусть реквизиторы ее закрепят получше.
      — Куп, — режиссер подошел к нему и проникновенно посмотрел в глаза. — Эта хрень больше не появится в кадре, она и нужна только один раз. Ну, держись крепче и дыши ртом, пока он на нее прыгает.
      — Тогда меня вырвет.
      — О господи… Перерыв!
      Режиссер сел и сгорбился, бросив свой микрофон. Мэви пожал плечами и сел прямо на пол, подсунув под себя ногу в синем трико. Куп осторожно вылез на лыжу «вертолета», грузно свалился вниз, поморщившись от того, что муляжи гранат ударили его по ляжкам. Некоторое время они молча смотрели на зеленую стену.
      — Ну что, являлось нынче привиденье? — спросил вдруг Куп у Мэви, кивая на клеенку.
      — Я не видал, — помедлив, отозвался тот. — Горацио говорит, что это все игра воображенья, и призраку, который мы два раза видали сами, веры не дает.
      Куп хихикнул. Режиссер покосился на них и открыл банку с лимонадом.
      Придурки.