Ах, дети, дети! Глава 12. Айсберги

«Айсберг в воде находится в состоянии неустойчивого равновесия.
Пока нижняя его часть перевешивает верхнюю, он спокойно
дрейфует, причем большинство течений несут айсберги из высоких
широт в сторону тропиков. Теплая вода постепенно подтачивает
айсберг снизу, он тает и когда нижняя часть становится меньше и
легче верхней, айсберг переворачивается, чтобы снова обрести
состояние равновесия. Конечно, и верхушка айсберга тоже тает,
однако этот процесс медленнее, чем подводное таяние, потому
что большую часть солнечных лучей идеально чистая поверхность
айсберга просто отражает. Перевернувшийся айсберг не
обязательно должен быть крошечным - все зависит от
первоначального размера ледяной горы - самый крупный айсберг
был сотню километров в периметре и поэтому неудивительно, что
иногда переворачивающиеся айсберги обвиняют в образовании
цунами».


   Нет, никогда она не верила в Бога, но если кто-нибудь долго
болел из родственников, то иногда ночью, тайком, она
перекрестится и прошепчет придуманную ею же самой молитву.
Естественно, проповедуя в школе идеи атеизма, в церковь
Серафима Ивановна даже не заходила. Когда вышла на пенсию, то
с тоской поглядывала на бабушек её возраста, тянущихся по
воскресеньям и праздникам в маленькую сельскую церквушку,
радом с дачей Серафимы. У них была компания, общее дело
служения Богу, постоянное общение, а Серафима чувствовала себя
одинокой. Ей хотелось приобщиться к беседам, послушать
сплетни, самой рассказать что-нибудь, но отсутствие навыков
вероисповедания, а ещё больше клеймо атеистического прошлого,
не давали никакой возможности проникнуть в единственный
оставшийся на деревне духовный конгломерат.


На всякий случай она всё же иногда покупала в городе журналы
или брошюры религиозного характера и почитывала их, чтобы не
выглядеть уж совсем несведущей в этих делах. Делала она это
единственно с потаённой надеждой когда-нибудь выйти  в
воскресенье с покрытой головой и направиться в сторону храма,
вместе со всеми престарелыми обитателями села, влиться в их
ряды и насладиться радостью общения.
 

Но в последнее время Серафима Ивановна всё реже и реже стала
наведываться в деревню. Стараясь разгадать тайну скрытых
посещений своей квартиры, она решила организовать слежку.
Подозревая замешанность в этом своей дочери, она намеренно
звонила ей, объявляя о своём отъезде на дачу, а сама целыми
днями напролёт следила за подъездом своей квартиры из
магазина хозтоваров напротив. Время шло, но мероприятие не
приносило успехов. Прячась между холодильников и стиральных
машин, чтобы её снаружи не заметили в витрине магазина, она
невольно стала приглядываться к умной импортной технике,
освобождающей женщину от рабского домашнего труда.


Она вспомнила то время, когда Лета была совсем маленькой, 
пелёнки стаей летели в таз одна за другой. Там они копились до
вечера, а когда Лета засыпала, Серафима бралась за стирку.
Отстирать, прополоскать, отжать, развесить, высушить, прогладить
– нескончаемый конвейер.  В глазах уже начинало рябить от
бесконечных пелёнок. Пока бельё сохло, измочаленными руками
исправляла ошибки в тетрадях, потом опять кормить, качать,
гладить – не было видно конца и края. Через знакомых мужу
предложили достать стиральную машину «Рига-55» без очереди,
но цену заломили космическую. В накоплениях не доставало
каких-нибудь пятидесяти рублей, а положение надо было
исправлять, и тогда было решено с получки купить спасительный
агрегат. Появилась надежда выкроить время для чтения книг. 


И тут как некстати появились  у тех же знакомых самиздатовские
пачки листов перепечатанного на машинке какого-то голландского
издания «Доктора Живаго». Купили, конечно, самиздат, с
машинкой решили отложить до следующей получки. Потом вдруг
появился «Круг-87» Солженицына и  «Белая гвардия» Булгакова,
которую читала в детстве, но всё время хотелось ещё раз
перечитать. Потом «Круг-96» и доклад XX съезду КПСС  Хрущёва «О
культе личности и его последствиях». Потом… Короче, потом Лета
уже выросла из пелёнок.


Машину Серафима так и не купила, как-то привыкла быстро
стирать и всегда думала, что экономит при этом ещё на
электричестве. Но со временем, уже на пенсии,  руки стали
слабеть, спина после стирки не разгибалась, тут и закралось
сомнение в правильность выбора между машинкой и самиздатом.


Чтобы не вызывать подозрения у продавцов, Серафиме невольно
пришлось разглядывать технику, потом пришлось расспрашивать о
технических характеристиках и сравнительном анализе цена-
качество. К концу недели продавцы уже выли от любопытной
старушки, как вдруг она объявила, чтобы выписали ей стиральную
машину «Аристон». Продавцы так были рады чудесному
избавлению от назойливой бабушки, что попросили грузчиков
перенести через дорогу и поднять в квартиру покупательницы
новенький агрегат. Но не тут-то было - настал черёд
холодильника…


К концу третей недели слежки Серафима была полностью
упакована кухонной техникой и предметами обихода, а продавцы
встречали её каждый день чуть ли не аплодисментами,
предчувствуя выполнение плана этого месяца. Сама же Серафима,
словно хищник, почуявший кровь раненого зверя, впала в
состояние жажды добычи.  Да и блага цивилизации сразу дали о
себе знать, например, не надо было горбатиться над кучей
грязного белья, а просто включить программу стирки. Разогревать
суп на обед в микроволновке стало намного проще. Сократилось и
время подогрева. Маленькую кастрюльку теперь не надо
перемывать – греть можно прямо в тарелке.  Тостер упростил
процесс жарки хлеба до восторга. Чаепитие с тостами стало почти
мгновенным после возникновения желания.  Новейший утюг и
гладит и отпаривает – красота!  Холодильник теперь
размораживать стало без надобности, а в морозилке и овощном
отделе как в музее.  Посудомоечная машина – фантастика!
Пылесос – почему я раньше его не покупала?! Новая газовая плита
чуть ли не сама жарит и печёт! Кофемолка…  Блендер…   Миксер… -
просто какое-то головокружение!


При покупке новой вещи её охватывал просто щенячий восторг,
она бралась испытывать её, восхищаться человеческим гением и
сокрушаться о том, что так опрометчиво вела себя всё это время.

—Лета, я вечером к вам не приду, как обещала.

—А что случилось? Ты заболела?

—Нет! Я иду в театр.

—… Это хорошо! А то ты в последнее время совсем перестала
бывать где-нибудь со своей манией экономии, - сказала Лета и тут
же пожалела, что неудачно пошутила над мамой.

— Что уж я за сорок пять лет стажа себе на билет в театр не
заработала?

—Мам, ну я же только рада.

— «Рада». Мать свету белого не видит, а она «рада». В
воскресенье утром тоже меня не ждите, приду после обеда, с утра 
я иду в церковь.

На другом конце трубки опять воцарилось молчание, как и при
первом заявлении о театре. Ошеломлённая Лета не знала, что и
сказать. Но чувствовала, что пауза затянулась, и поспешно громко
произнесла с чрезмерным выражением радости:

— Ну, ладно, будем ждать! – и, не дожидаясь новых упрёков,
поспешно положила трубку. В голове просто не укладывалось
услышанное.

Если бы Лета  знала, какие изменения произошли не только в
голове мамы, но и на её кухне, то в первую минуту, увидев всё это,
наверное, подумала бы, что сходит с ума. А в комнату вообще ей
было безопасно входить только после подготовки и с таблетками
от сердечного приступа. Из шикарного новенького арочного
пластикового окна свет, отражаясь в натяжном потолке, рассеянно
падал на стены, поклеенные фотообоями с изображением
Манхеттена, и выхватывал как центр композиции комнаты 
кожаный диван-трансформер с барной стойкой возле
подлокотника. Напротив дивана, размером с пол стены,
красовался новейший плазменный телевизор. Потолок венчался
неимоверной формы люстрой, под которой стоял дизайнерского
вида стеклянный журнальный столик. Ни старых книжных шкафов,
ни полок с фарфоровыми фигурками, ни столетнего письменного
стола, ни скрипучей кровати – ничего этого не было. Это точно
была не мамина квартира, кого угодно, но только не её…


Айсберг Серафимы подмывался в своей скрытой «подводной»
части добрых пять десятков лет и вот, наконец, опрокинулся,
обнажив  сокрытые в глубине душевных коридоров обыкновенные
желания и погрузив в небытие представления о жизни,
определяющие соразмерность важности бытового и духовного.
Причём, вместе с  канонами, служившими просто для заставки
морально-нравственного облика, были опрокинуты  и принципы,
которые были частью её мировоззрения.  На поверку  оказалось,
что в человеке таились нераскрытые стороны его натуры, которая
стремится не только к превосходству духовного над суетностью
существования, но и желание  быть всего лишь слабой женщиной
и получать простые радости от устроенности быта.


Айсберг Леты, подмываемый куда более тёплыми течениями, за
гораздо меньший срок тоже готов был опрокинуться, перевернув
её представления о семье и счастье. Для Леты это тоже оказалось
неожиданным. Всё это время Лета продолжала жить как бы по
инерции, не для себя, а единственно считая своим долгом
взрастить детей и обустроить их счастье. Но опять повстречав
Олега, ей захотелось вновь стать беспомощной женщиной, просто
любимой и любящей его, такого далёкого, но невероятно близкого
ей человека. Она вдруг увидела, что дети жаждут
самостоятельности, и излишняя её опека иногда раздражает их.
Зачем вмешиваться в их жизнь?  Им отдано всё, что возможно
было отдать, а теперь они сами с головой на плечах и пусть
определяют свою жизнь как хотят. Совета они всё равно уже не
услышат, так зачем же нервничать по этому поводу – лучше снова
обрести себя и радоваться этому. Отдавая всю себя им, она и сама
не замечала, как с каждым днём мельчает в их глазах. Она
настолько погрузилась в домашние заботы, что начинала
ассоциироваться чуть ли не с прислугой. Увлечения литературой и
музыкой – всё это было в прошлом, впереди только тарелки и
кастрюли. Но так не должно быть! Олег словно обдал её свежим
ветром, захотелось опять погрузиться в мир прекрасного, опять
испытывать чувства, опять быть молодой и алчно впитывать в себя
всё приятное душе.


— Дети, Андрюша, Вика, послушайте, что я Вам сейчас скажу. Вы
уже взрослые, Вика работает, Андрюша стипендию получает,
скоро тоже работать пойдёт. Жизнь более-менее наладилась,
поэтому я решила немного и о себе подумать. С папой мы давно
расстались, но я еще не старая и тоже хочу как-то пожить. В
общем, я выхожу замуж… — Лета сделала небольшую паузу, дети
замерли настороженно и пока не понимая о чём она говорит, и
она продолжила: — Наверное, к концу лета я уже перееду в
Москву. Там сниму комнату на заработки от репетиторства, а жить
буду на зарплату. Вы не волнуйтесь, первое время и вам буду
помогать, но надейтесь теперь больше на себя.

— Мам, ну ты даёшь, а кто он? Мы его знаем? Почему ты раньше
молчала? – спросил сын.

— Вы его не знаете. Он мой старый знакомый, мы давно любим
друг друга, я вас познакомлю. Раньше я не хотела выходить замуж,
но теперь мне всё видится по-другому, я больше не могу без него
жить.

— А как же мы? – растерянно пробормотала дочка. — Моей
зарплаты не хватит, да и готовить надо теперь чего-то, убирать
квартиру, в магазин ходить.  Когда? У меня совсем нет времени.

— Ничего, найдёте и время и средства. Подумайте, где
поэкономнее себя вести или работу поденежнее поищите. Не
волнуйтесь, всё будет хорошо – пора вам своей головой жить уже.

— А как же бабушка?

— За бабушкой вам тоже придётся присмотреть, ну, что же делать?

—Мам, но нельзя же так сразу, может, подождёшь немного?

— Чего ждать? Я уже всё решила.


И действительно, она всё решила, не поставив в известность даже
Олега.  Лета думала, что он обрадуется, как она всё хорошо
придумала. Ведь он не раз говорил, как бы было хорошо, если бы
они вместе жили, и не надо бы было далеко ехать и встречаться
только по выходным. Призрак ежедневного счастья, а не счастья
только по выходным, замутил ей голову, и скоропалительное
решение не заставило себя ждать. Буквально за один день она
нашла по объявлению съёмную квартиру в Москве и уже сидела
на телефоне, обзванивая знакомых, чтобы найти место в
московской школе…


— Алло. Олег! Здравствуй, мой хороший! А ты уже освободился?
Приезжай, я тут, в Москве. Адрес я сейчас тебе сброшу по эсэмэс.

—Лечу!

… После долгожданного секса они лежали в изнеможении. Олег
первый пришёл в себя и заговорил:

— Хорошая квартира. Наверное, дорого за сутки взяли? Но ты не расстраивайся, я заплачу. Ведь ты не часто приезжаешь ко мне. А гостей надо уважать.

—Олег! Ничего платить не надо. Я уже всё заплатила за три месяца
вперёд. Теперь я здесь живу, точнее - мы здесь живём. Ты рад?

— Подожди, подожди. - Олег привстал на локтях, повернулся в
сторону Леты и заговорил, как будто не было никакой усталости. —
Что значит «мы здесь живём»?

— Я устроилась работать здесь, в Москве, сняла эту квартиру, и мы
с тобой, наконец, будем вместе жить.

—Стоп! А меня ты спросила? Почему я узнаю всё в последний
момент? Ты что-то решаешь, делаешь, я даже не в курсе, а потом
объявляешь, где и как я буду жить. Ты вообще соображаешь, что
делаешь?

Олег уже не мог контролировать себя и перешёл почти на крик.
Лицо его налилось краской, глаза округлились, казалось, что он
вот-вот кинется на Лету и растерзает её. Уставившись на неё, ждал
ответа, а она, чувствуя вину и немного отводя глаза, стала
оправдываться:

— Олег, мой хороший, я же хотела как лучше. Ты же сам мечтал
жить со мной. Вот я и подумала…

— Она подумала! Да у тебя есть чем думать-то? В институте была
такая умненькая, а сейчас просто дура набитая! Кто тебя просил об
этом?! Да ещё денег сколько истратила. Где я столько денег тебе
возьму?

— Олег, никаких денег не надо. Я сама за всё буду платить.

— «Сама». А ты меня спросила? Хочу ли я этого? — и Олег, быстро
одевшись, вышел, громко хлопнув дверью. Лета уткнулась в
подушку и заревела…