Баба Рая, рассказ

С Раисой Александровной Авиловой, а попросту бабой Раей, мы знакомы давно. Чуть ли не с самого детства наслышана ее рассказами про военное время, как жили, как выживали в оккупированной немцем деревней. Вот и недавно, накануне праздника, разговорились снова.

Жили под кроватью
Мне было лет одиннадцать, когда нашу семью выгнали из теплой хаты в сенцы. Это было в сорок первом году, когда немец ступил на Орловщину. Мать упросила, чтобы нас, маленьких, пустили обратно в хату. Вот забились мы, значит, под кровать и видим: разворачивают, значит, немцы свои харчи да как захохочут. Глядь – один из них из своего мешка достает за хвост мышь и говорит: «русская свинка!» Мы хоть и маловаты тогда еще были да поняли, что это он нас, русских, свиньями обзывает. Чего таить, тогда вот так-то и жили: и мыши, и вши – все было. В холод корову в дом пускали - и кормили, и убирали за ней. Даст мать топор – на, скобли полы да чтоб до бела! Одежки, обувки никакой не было. Вот гонишь поутру на луг корову – ноги босые костенеют, корова надует лужу, станешь туда и греешься. Эх, да не долго корова у нас была: увел враг нашу Буренку на мясо. Мы, дети, как уцепились за ее ноги, а немец, как давай нас плеткой хлестать – отпустили, делать нечего…
А однажды немец дразнил меня, высыпал, стало быть, передо мною награбленное золото, там – и серьги, и кольца, и браслеты. Я-то глупа еще была, просить начала, мол, дай, пан, дай. Он протянет руку, откроет ладонь, я хочу только взять, а он – раз, руку-то и отдернет. Со мною рядом сидел братишка Колька лет шести. Значит, глядел он, глядел на все это - ах ты батюшки мои! - возьми да и плюнь в немецкую его рожу. И что же тут началось! Фриц – за пистолет, мать в ноги упала, не пускает. А Колька-то наш, не будь дурак, в рожь нырнул да и был таков. Вот те и русская свинка!
(Подзаголовок)
Заячий пир
Сначала еще так, сяк, а потом сильно глодать стали. Когда совсем туго становилось побираться шли к тем, кто живет побогаче: кто картошину подаст, кто свеколку… Воровать – нет, никогда не воровали. Бабка строгая у нас была: хворостинкой стегала. Раньше шелухой от проса свиней кормили, а в войну – сами ели, когда же на элеваторе случился пожар – ели горелую рожь. Животы раздувались, болели. Вот, как жили, миленькие, мои! А по весне, в распутицу, ходили на поле за тошнотиками - прошлогоднюю картошку искали. Она вся гнилая, течет. Мамка ухитрялась как-то из них лепешки делать. До сих пор в толк не возьму: как они держались, не расползались?
Ну и дорого же обошлись мне тогда эти тошнотики! На поле ходили все равно, что голые – одежи-то нормальной не было, одни лохмотья. Заболела я, значит, тифом. Дошла, как тростиночка, светилась аж вся. И не успела оклематься толком, как бабка дала мне в руки прутик – на, мол, иди кур отгоняй, чтоб огород не клевали. А у меня сил нету встать. Вот я где ползком за ними, где камешком кину… Болеть-то в войну разве было когда? Наверное, деточки, поэтому и выжила. А вот сестренка самая меньшенькая, Валя, умерла у нас. Некогда лечить-то было, да и некому.
Отца тоже во время войны потеряли – осколком его убило. Мы в погреб спрятались, а он не успел. Вообще, смерть да болезнь тогда были – частые гости. Немного погодя я чуть снова Богу душу не отдала. Воспалились уши, потек гной. Ну и тоже – лечиться некогда. А уши болят – не притронься. Немец увидел, что я плачу, хватает меня за руку и тащит куда-то. Я ору, мать бежит следом. Привел он меня, где врачи у них были, посадил на стул, одно ухо разрезали – гной вытек, другое. Помазали чем-то, заклеили. И я быстро пошла на поправку. Вот так-то вот: и среди врагов есть добрые люди. Одни – лечили, другие - похлебкой и хлебом нас подкармливали. А однажды случился у нас настоящий заячий пир! Шли мы, стало быть, по лугу, щавель рвали, глядь, а тут заяц дохлый валяется, мошкара да козявки по нему ползают. Мы догадались, что зайца во время бомбежки осколком убило. Ну и что – что с неделю от тут валялся… Взяли, значит, мы его и понесли к речке, прополоскали хорошенечко, а к вечеру мать нам такого супу из зайчатины со щавелем наварила! Знаете, миленькие мои, до сих пор ничего вкуснее не ела.
(Подзаголовок)
Этот день победы
А когда наши войска наступать стали, погрузили нас всей деревней немцы в машины да и повезли куда-то. Брезентом кузов закрыли - жарко, дети орут. Соседская бабка сидела с краю, козленочка на руках держала, высунулась из-под брезента подышать, а на повороте машина как дернется, мы чуть не подавили друг друга, козленок из рук выпал, бабка сама чуть было вслед за ним не выскочила, кое-как за борта уцепилась. Вот, значит, выгрузили нас из машины: суматоха, все мечутся, плачут. Страшно же, а вдруг расстреливать начнут? В общем, стали мы нашей семьей потихонечку выбираться, да и убежали обратно в деревню. Пока шли через поле, бомбили. Где бежали, где ползком ползли. Слава Богу, наши все целы остались. А вообще в тот день много народу погибло: русские наступали, немцы уходили – то стрельба, то взрывы. Окна в нашей хате все выбило.
На другой день кто уцелел - радовались, что свои пришли. Но недолгою радость была для нашей семьи, постучалась снова беда. Старшему брату Семену только что восемнадцать исполнилось, объявили его и других ребят такого же возраста дезертирами. Собрали, значит, парней – и отправили в штрафбат. Уже потом разыскали мы с матерью своего Семена. Из военкомата ответ пришел, где похоронен. Ездили к нему. Памятник такой огромный стоит. На нем имен много премного написано, вот на одном из камешек и наш Семен помянут. Царствие ему Небесное!
Бабе Рае разговоры говорить особо некогда: заторопилась она собираться  в милую сердцу деревню:
- Погостила я в городе, правнуков понянчила – и надо домой. Некогда, мне, милые, опочивать-то на городских постелях, посевная ведь в самом разгаре.
Живет наша баба Рая в деревне Тайное Орловского района, ухаживает за братом Анатолием, из всей большой семьи только двое теперь их осталось. Есть у старушки и огород, и куры, и пес Тарзан, - хозяйство на первый взгляд небольшое, хотя, нет – большое, если учесть преклонный возраст пенсионерки.
- Бабушка, тебе ведь летом тридцать восемь исполнится?
- Так, милые, так, - смеется Раиса Александровна, - вот в прошлом году двадцать восемь отмечала.
Дело в том, что мы с бабой Раей условились возраст ее наоборот считать. И хочется от души поздравить ее, неунывающую, оптимистичную и всегда бодрую духом, во-первых, с любимым праздником 9 мая, а во-вторых - с грядущим 83-летием. И, в-третьих, пожелать, ну, конечно же, здоровья!