ДОМ над Темзой. Главы 12, 13, 14, 15, 16

ГЛАВА 12.

Ясным  сентябрьским  днём, я вышагивала босиком по зелёной траве.
Надо мной светило неяркое английское солнце, а внутри меня, заполняя каждую клеточку моего тела, пело и сияло безбрежное  счастье. Никогда до этого, я не испытывала ничего подобного.  В бытность мою княгиней, я, конечно, довольно часто, испытывала приятные ощущения, но, они всегда были связаны с конкретной причиной - это могло быть приобретение бриллиантовых украшений, или новомодных туалетов, которых ещё не было ни у кого из моих  светских приятельниц и соперниц. Предстоящий бал. Поход в оперу. Поездка в Париж. Волновали моё капризное сердце и многочисленные, но скоротечные романы.
И,возможно,так равномерно-приятно и прошла бы вся моя аристократическая  жизнь. Если бы не революция 1917 года. Всё так чудно было устроено до неё!
Счастливые рабы радостно работали на полях,  фабриках, заводах и в мастерских.
Заботливые жандармы ловили смутьянов. Внимательная  и справедливая полиция сажала в тюрьму нехороших людей. Нарождающаяся буржуазия богатела. Искусства процветали.  Царь правил. Аристократия веселилась. Военные захватывали для Российской империи новые нужные империи земли, и охраняли уже захваченные.
Мир был благоустроен, упорядочен, прочен, прекрасен и обещал впредь быть ещё прекраснее.
Никто тогда не догадывался, что под это прекрасный мир давно ведётся подкоп.
И, однажды, этот мир рухнул.
Я, зачем-то выжила, хотя часто жалела об этом.
Скатившись на самое дно, я с удивлением обнаружила, что и там есть жизнь!
Ещё, я обнаружила, что и у королей и у нищих, примерно, одинаковое соотношение радостей и печалей. Различаются  лишь причины.
Редкие радости, если так можно назвать те чувства, которые, я ощущала в новом мире, пришедшем на смену  старому, были связаны уж с совсем убогими причинами:Когда день прошёл, а тебя ни разу не ударили прикладом в спину. Когда, после сорокаградусной стужи, я могла прильнуть к чугунной печке-буржуйке в лагерном бараке. Когда выдавалось несколько минут отдыха от изнурительно-тяжкого труда в шахте. Иными словами, это была радость, лишь оттого, что на короткое время прекращалось страдание. Страдания были бесконечными, а радости слишком уж краткими и редкими, и постепенно, душа моя отучилась  испытывать даже простейшие удовольствия. Зато и боль от страдания становилась всё менее острой. Привыкая и пытаясь выжить в условиях, которые, никак нельзя было назвать человеческими, я неуклонно деревенела. Так деревенеют очень уж старые люди. Они теряют  интерес и вкус к жизни, словно природа готовит их к переходу  в мир  иной, без страха и сожалений, тогда когда заканчивается, выделенный им природой, жизненный ресурс.
Я вспоминала о  мужиках, в своём дореволюционном имении. Они жили плохо и мало,их жизненный ресурс, стремительно истекал, на протяжении недлинной их жизни.А, может, он перетекал к элитной верхушке общества, которое могло жить, как прекрасные и нежные цветы в оранжерее. Правда, и в «оранжерее» порой, кое-кто умирал рано. Но, это происходило от подагры, излишеств, и безделья, которое в больших количествах, также губительно для здоровья, как и чрезмерный труд.
И вот сейчас, разгуливая по пушистой лужайке около древнего замка в графстве Сомерсетшир, я впервые за свою жизнь, поняла – какое это счастье - просто жить! Смотреть  на синее небо. Вслушиваться в пение птиц. Чувствовать под ногами мягкую упругость травы. Ощущать солнечное тепло на своём лице. Всматриваться в далёкий горизонт, тающий в призрачной дымке, манящий и загадочный.
Порой мне казалось, что я до этого и не жила вовсе, а находилась в какой-то искусственной скорлупе, закрывавший от меня,  окружающий мир. Теперь, словно
разбитая великой и неведомой силой, скорлупа  осыпалась, и передо мной предстал Мир,яркий, прекрасный и волнующий. И, сам по себе, он был – счастьем. Счастьем, без повода, без причины и каких бы то ни было, условий.  Я изумилась. Весь мой предыдущий опыт говорил об обратном. В моём дворянском прошлом, мир был лишь блеклым фоном моей искусственной жизни, заполненной мелочной светской суетой, ничтожными и пустыми делами. Реальный, огромный мир ускользал от меня. Он был нечто, само собой разумеющимся, и потому не стоил ни внимании, ни мыслей, ни времени, даже самого малого.
Потрясения, произошедшие со мной, выбили меня из колеи, проторённой
моими богатыми и знатными предками. Лишив меня всего и опустив меня под землю, новой власти не удалось,всё же, убить во мне души. Не зря, ах не зря, провела я первую и большую часть своей жизни в оранжерее, дарованной мне, моим  происхождением и богатством.


ГЛАВА 13.

Уже месяц, как я живу в замке Сомерсет-холл, ранее принадлежавшему древнему
британскому роду Сомерсет. Нет, не в качестве княгини или графини  я нахожусь здесь.После многочисленных но, по-видимому, бесплодных допросов, из английской военной базы, меня привезли сюда. Цель моего присутствия в родовом гнезде славного британского рода, была для меня неясна.  Вначале, я жила здесь, словно божья птичка.Мне отвели чудесную комнату, из окна которой открывался вид на пышный сад. Меня не загружали никакими делами. Я, просто гуляла, осматривалась и наслаждалась безмятежными ландшафтами южной Англии. Сзади замка, находились многочисленные хозяйственные постройки, птичий двор  и большой огород. Через неделю моего пребывания в замке, я познакомилась с  Долли. Эта милая женщина – оказалась управляющей всеми делами на просторах огромного поместья Сомерсет. От Долли  я узнала, что замок и всё поместье, давно проданы их бывшими владельцами,лордами Сомерсет -  банкиру Гриншильду.  Гриншильд  устроил из замка  нечто, вроде гостиницы, для очень состоятельных людей, а поместье превратил в экоферму. Слово экология, я слышала впервые. Поместье граничило с маленьким городком. В этом городке у Гриншильда были текстильная фабрика и завод металлических изделий.
Всё чаще забредая в хозяйственную часть поместья, я делала для себя открытия,
опрокидывающие все мои предыдущие представления о мире. Обусловленная моим происхождением, так сложилась моя жизнь, что я долго жила на самом верху
социальной  пирамиды. «Благодаря» большевикам, я кубарем слетела в самый низ этой пирамиды, стремительно  миновав при этом, огромное количество ступенек, составлявших эту пирамиду. А, между двумя крайностями, в которых я умудрилась прожить свою странную жизнь, существовал неведомый мне мир. Неотступно следуя за вездесущей Долли, я стала понимать, что на каждой  ступеньке этого неведомого мне мира, была своя жизнь. Обитатели этих бесчисленных ступенек, жили исключительно интересами  маленького и замкнутого  мирка своего социального слоя, и не интересовались более ничем. Слои существовали отдельно друг от друга, и при равномерном течении жизни не перемешивались. Ах, прав был загадочный Козлищев, когда говорил мне о том, что я не знаю о мире ничего
Следуя за Долли везде, где ей приходилось бывать по долгу службы, на полях и на фабрике, на птичьем и скотном дворе, на огороде и на кухне, я видела огромное количество людей, работавших с утра и до вечера, живших и работавших в отвратительных условиях. И, глядя на всё это, я с ужасом начала подозревать, что вижу  круги и сектора преисподней, о которых мне толковали  Повсикакий и Козлищев. Я пока не надсаживалась в бесконечных и однообразных трудах обитателей «секторов и слоёв», а присутствовала там, как на экскурсии. Но вскоре моя «экскурсия» закончилась.
Однажды в поместье приехали мои знакомые с военной базы, и о чём-то долго разговаривали с Долли. Сразу после этого жизнь моя изменилась.


ГЛАВА 14.

- Не мотай мне нерьвы! - так кричала на меня Авдотья Ивановна, всякий раз, когда вместо сорняка, я выдёргивала из земли, полезное растение.
В ответ на её ругательства, умильно глядя ей в глаза, я нежным голосом поносила её на всех европейских языках. Так-как, простая русская женщина Авдотья (прибывшая из бывшей советской, а ныне свободной Латвии) и родной-то ей русский язык, знала лишь в междометиях, то мои иностранные речи,  завораживали Авдотью до суеверного столбняка. А, придя в себя, она ворчала:
- Ну, ты чума египетская!!, - и для крепости,добавляла ещё пару непечатных фраз.
Авдотья Ивановна -  теперь моя начальница и мой педагог  по огородному искусству.  Во владениях сэра Гриншильда,  существует  негласная табель о рангах.Ближе всех к земле в этой табели,находятся сельхозработники. Далее - подсобники на стройке и ремонте зданий. Дорожные рабочие. Потом няньки, уборщицы, горничные, сиделки, кухарки. Далее рабочие на фабрике и на заводе, где выполняют самую тяжёлую, неквалифицированную и плохо оплачиваемую работу. Одна особенность поразила меня тогда, когда я поближе познакомилась с обитателями этой нехитрой иерархии. В ней не было ни одного англичанина! Эта ситуация напомнила мне, время расцвета рабства в Римской империи, в период грандиозных римских завоеваний, когда рабами в подавляющем большинстве, были взятые в плен жители завоёванных стран. Жителей покорённых стран обращали в рабство не только в момент их завоевания Римом, но и в течении всего времени, пока над ними сохранялась власть Рима.(Нет в Риме,во времена расцвета Римской империи, я не жила. Но, многооб этом читала).
О величии и роскоши Рима, в варварском мире, тогда ходили легенды. И, возможно, какой-нибудь бедный житель небогатой Фракии, представлял себе, что достаточно ему будет попасть в Рим, как он немедленно станет жить в холе и неге, в чудных дворцах среди фонтанов, окружённый юными одалисками.
И, бывало так, что в Рим, он действительно попадал. И, там он начинал понимать, что есть патриции и есть плебеи. И, что римлянам, он интересен лишь в качестве плебея и раба, а патрицием ему не бывать никогда.
Я вспомнила ситуацию когда, находясь между мирами, цитировала по памяти статью о Великобритании своему белоснежному спасителю. Подобно многим, я считывала из литературы, а порой и из окружающей меня действительности, только то, что было понятно или приятно мне. Жить готовыми шаблонами, вообще-то, распространённая человеческая черта. Мир упорядочен, если по цвету штанов, можно определять, кому кланяться, а в кого плюнуть. То же самое с цветом кожи, национальностью, и страной проживания. Как я узнала от Долли - мир теперь разделился на страны первого, второго и третьего мира. Или, если сказать прямо – страны первого, второго и третьего сорта. Определив национальный состав рабов, во владениях сэра Гриншильда, я поняла, что теперь жители третьесортных стран, в погоне за лучшей долей, большими толпами, потянулись в страны первого сорта. Из Польши, Венгрии, Болгарии,Румынии, Италии, из Индии и Пакистана, из стран Африки и бывших советских, а ныне «свободных» Латвии, Литвы и Эстонии,прибыли «фракийцы», готовые на всё.
И, коренные жители страны первого сорта (Великобритании, Франции, Германии), с радостью и облегчением, предоставили им не только свои непрестижные трудовые ниши, но даже и мерзопакостные трудовые щели, в которых им, как патрициям  не пристало надрываться.

ГЛАВА 15.

Под мудрым руководством  Авдотьи Ивановны, я достигла больших профессиональных высот на огородном  поприще. С резвостью  мартышки, я обеими руками выдёргивала ненавистные сорняки, и вскоре на двух гектарах огорода, их не осталось ни одного. После этого, расчётливый Гриншильд, решил продать пару тракторов, а вместо них,  заманить в поместье ещё двух-трёх бывших русских герцогинь (желательно прошедших стажировку в сталинских лагерях).
Я становилась популярной. Авдотья  часто просила меня поговорить на «иных» языках, и даже выучила две фразы на греческом  и одну на французском. Она так этим загордилась, что стала смотреть на меня свысока, а выученными тремя фразами, она сыпала везде, где попало. Смысла выученных фраз, она не понимала, да ей это и не было нужно. Она надоела всем до смерти и её стали называть Авдотья Попугаевна. Меня, чтобы я впредь не оказывала  тлетворного влияния  на нестойкие умы, перевели в посудомойки на кухню.
На кухне стоял страшный смрад,  было очень шумно и грязно. Во мне опять забродили смутные подозрения. Я соображала, в какой круг ада меня опускают, и на каком секторе  предстоит мне гореть  в геенне огненной. Впрочем, вскоре, я потеряла способность соображать.
Кухня обслуживала большой ресторан, который находился при гостинице Сомерсет-холл. Главными управляющими чертями, там были грек Акакайос, и турок Докуджтук-Ибрагим. Для простоты произношения, я сократила их заковыристые имена, и турка стала звать - Докука, а грека – Кака. Они не возражали, так-как не знали русского языка. Их новые имена им даже понравились, и они впредь знакомясь с кем-то, гордо представлялись, как Докука и Кака.
Рабочий день на кухне начинался в пять утра.  В первый день на кухне, Докука и Кака,долго объясняли мне мои обязанности. Я не поняла ничего. Докука  исковеркал английский язык так, что был только один человек, который понимал то,о чём он толковал – это был сам Докука. Лингвистические сложности у Докуки, объяснялись ещё тем, что он всегда разговаривал с набитым ртом. Докука был прожорливый, как тля, и как тля жевал беспрерывно. Когда его не понимали,(а это было всегда), Докука быстро свирепел, начинал размахивать руками, пытаясь жестами донести свою мысль, а если и это не помогало, Докука норовил пнуть бестолкового служку под зад. С греком  мне тоже было непросто. Я знала греческий язык, и попросила грека разговаривать со мной на его родном языке. Но, Кака говорил так много, так утопал в подробностях, что слушатель чумел и лишался соображения, задолго до того, как Кака, заканчивал свои объяснения. Впрочем, и сам  Кака, в процессе обильного говорения  забывал, о чём он, собственно, начал говорить.
Всего на кухне работало человек тридцать. Работали они быстро и ловко, словно хорошо отлаженный механизм. Никак не верилось, что это заслуга двух обормотов – Докуки и Каки. Но,  вскоре я поняла, кто на самом деле управлял кухней. Серым кардиналом был венгр, по имени Карой. Впрочем, он очень сильно хотел англизироваться, и откликался только на имя Чарли. Карой прекрасно говорил по-английски, был сметлив, доброжелателен и очень деловит. У себя в Будапеште, до присоединения Венгрии к Евросоюзу, он владел большим рестораном.  Карой-Чарли показал мне бесчисленные, очень грязные кладовки, холодильники, плиты, котлы, шкафы с посудой, и хозяйственные каморки неведомого назначения. Создавалось впечатление, что кухонный коллектив лет тридцать вдохновенно копил грязь в  бесчисленных закоулках старого замка, не утруждая себя уборкой и, видимо надеясь, что, однажды явится  Геракл, который в порядке подвига, вмиг очистит эти  авгиевы конюшни.  Кроме очистки  авгиевых конюшен, у меня было ещё множество обязанностей. Мне надо было носиться по залу, собирая грязную посуду, потом её мыть, чистить овощи, стирать скатерти и полотенца, мыть окна и полы, и много, много ещё чего. Видимо слухи о моей дикой производительности на огороде, докатились и сюда. А,может быть просто, жизнь моя в глазах моих работодателей, не стоила ломаного гроша. И, как в магаданских шахтах, выкачав из человека все его жизненные соки, его выбрасывали, словно отработанный шлак. Рабов, толпившихся в Кале, на паромной переправе через Ла-Манш, было видимо-невидимо, и потому стоили они дёшево.  Работа в ресторане заканчивалась в час ночи, иногда в два. Идти ночевать в свою комнату  не имело смысла, да и после двадцатичасового рабочего дня, я не могла бы туда дотащиться, даже если бы и захотела. Я почивала на засаленном тюфячке, в одной из грязных кладовок.
Проваливаясь в тяжёлый сон, я снова чувствовала себя заключенной №90524 на нарах в мрачном заполярном бараке, а проснувшись, не видела разницы между той жизнью и этой. И, я решила совершить побег.


ГЛАВА 16.

Итак, я решила совершить побег. То, что я не додумалась сделать это раньше,
я объяснила себе наличием пост-магаданского синдрома. Из магаданского лагеря сбежать можно было, только на тот свет. Поэтому даже шальные мысли о побеге из Сомерсет-холла, боялись забрести в мой запуганный ум. Но, однажды в моём рабском сознании, зародилась такая  вот мысль:
- Стоило ли возвращаться на Землю, лишь затем, чтобы, однажды, окочуриться над лоханью с грязной посудой!
- Не дождётесь, душегубы!- патетически обратилась я ко всей  Англии, и стала готовиться к побегу.
Ещё днём, я присмотрела путь к ближайшему шоссе и увязала в узелок пару бутербродов. Глубокой ночью, плотно прижимаясь к земле, я выползла из опостылевшей кухни, и как уж, начала перемещаться за пределы поместья. Когда, я почти доползла  до шоссе, я услышала приближающийся шорох. Я замерла. Мне почудилось, что в траве, навстречу мне ползёт какой-то зверь. В руках у меня ничего не было, кроме узелка с бутербродами, и я изо всех сил швырнула его на звук. И попала! Кто-то громко ойкнул. Через секунду, я увидела человека, который полз мне навстречу.
- Ба! Да это мой знакомый с военной базы! Я поднялась, церемонно сделала реверанс и учтиво спросила его:
- А, что это вы тут поделываете в траве? Вон и мундирчик весь извозюкали!
- А, вы? – поднимаясь, ответил он мне вопросом на вопрос
- Я свободный человек! Куда хочу, туда и ползу!- отрезала я и добавила,
- Брысь с дороги!
Но, тут из травы поднялись ещё три человека в камуфляже, и я поняла, что песенка моя спета. Я разозлилась и торжественно произнесла:
 – Я очень честная особа и никогда не лгу!
Мысленно, я ухмыльнулась, вспомнив свои великосветские  шалости. Но, что делать? Я пыталась  быть честной, и ничего хорошего из этого не получилось, ни в НКВД, ни в МИ 6.
Я собралась с духом и принялась вдохновенно врать:
- Судари! Господа! Сэры и Джентльмены! Граждане и старушки!  Мне известно, что вы следите за мной неотступно, и я даже знаю зачем. Вам не даёт покоя, что враждебная вам страна Россия – уже имеет в своём арсенале методы, крайне нужные только вам. И, вы и впредь не будете знать покоя, пока эти методы, не станут вашими.
И, камуфляжники и офицер  взволнованно завыли. Я поняла, что попала в нужную
точку.  Это добавило мне вдохновения и меня понесло дальше:
- Вы, запихивая меня в невыносимые условия жизни, надеялись, что я улечу
из этих условий, к чёртовой бабушке. Вот тут-то, вы меня и сцапаете!
Тут камуфляжники и офицер опять завыли, и, я продолжила свою пафосную речь:
- Господа, граждане и старушки! Ваш расчёт был верен. Но, вы совершили большую ошибку, чрезмерно обработав меня дезинфицирующими средствами. Вы вылили  на меня  три ведра дихлофоса, и этим заблокировали мои паранормальные способности, а своими методами допроса с «сывороткой правды» и другими штучками, окончательно, отшибли мне память.
-Что же делать? – со стоном спросил меня офицер на русском языке, видимо желая подлизаться.
- Кто виноват? и Что делать? - любимые вопросы русской интеллигенции,- назидательно
отбарабанила я. Затем, чтобы уесть русскоговорящего офицера, я перешла на блатной сленг. Я не зря долго общалась с Авдотьей Попугаевной. С детства, у меня были большие способности к языкам, и усвоить сермяжную феню, на которой говорило  дитя подворотен Авдотья Ивановна, для меня не составило  труда.  И, перейдя на язык Попугаевны, я стала объясняться дальше.
- А, не фиг меня гнобить! Я вам не шестёрка, какая!  Создайте мне такую жизнь, чтобы мне опять  захотелось летать! А вы меня пристраивали, то к навозу, то к параше,от всего этого, у меня могло народиться только одно желание - повеситься!  Так что, пацаны, впредь фильтруйте базар!
«Пацаны», знавшие грамотный русский язык,  сильно озадачились. Я говорила на  языке, являвшемся  диким отростком  великого и могучего русского языка.
Но, видимо, этот «отросток» - не входил в учебные программы английских спецучебных заведений. Воины на время онемели, но потом быстро схватили меня, усадили  в автомобиль, и увезли,  на уже знакомую мне, военную базу.
На военной базе меня опять отмыли, пролечили и откормили. Допрашивать меня не стали. Помня предыдущий опыт общения со мной, они берегли своих сотрудников. На базу пригласили лучших токсикологов Англии, и с их помощью многократно прочистили мои потроха. После очистительных процедур, я стала весить намного меньше, но упорно не желала летать. Ко мне применили регрессивный гипноз, но под гипнозом я вспоминала только Докуку, Каку, Авдотью Попугаевну и Кароя -Чарли. Я называла их кровопийцам, душегубами и людоедами, и это были  единственные приличные слова, которые я  употребляла в бессознательном  состоянии. Остальные слова, были неприличные. Когда меня  выводили из гипноза, я видела смущённо-ошарашенные физиономии сотрудников, при этом  они приговаривали:
- Как вам не стыдно! А ещё княгиня!
Не добившись от меня никакого толка, военные решили вернуть меня в поместье сэра Гриншильда.  А, моё отсутствие на рабочем посту, они объяснили тем, что я была на курсах повышения квалификации, и теперь меня повышают по карьерной лестнице – назначив горничной в гостинице.
Наконец, я могла ознакомиться, со всеми помещениями старинного замка. Правда, теперь они были переоборудованы в  роскошные номера.  Мои курсы повышения квалификации - были надувательством  чистой воды, поэтому осваивать новую профессию мне пришлось уже в бою.
Главной «подметалой» в гостинице была толстая негритянка по имени Чика.
Это имя означает в  переводе с африканского – Бог самый большой. Но, Чике этого было мало. Она требовала, чтобы её называли – Нтомби, что означает Леди. Подобно Чарли – Карою, она жаждала относиться к британскому истеблишменту. Я стала звать её Тумбой. Русского языка она не знала и я объяснила ей, что Нтомби недоступно мне по произношению, а по-русски Тумба – это очень большая леди. Ей это польстило, и она, собрав всех горничных, заявила, чтобы впредь они её так называли. Славянские горничные хрюкнули в полотенца и, давясь от хохота, разбежались по своим рабочим местам. От этих горничных, я узнала, что горничная в Англии, выдерживает гостиничную гонку в среднем 2-3 года. И, то, при наличии молодости и здоровья. Платят им гроши.
И, они часто заканчивают свою карьеру инвалидами, с  разрушенными суставами, позвоночными и прочими грыжами, варикозом и аллергиями. Но, гостичных боссов это не смущает, ибо не иссякает поток дешёвых  рабов из-за  Ла-Манша.
Евросоюз – это политическое образование, которое живёт по библейскому принципу – имущему прибавляется, у неимущего - отнимается. Поэтому богатые страны в ЕС, становятся богаче, бедные страны в ЕС становятся беднее.
У бедных стран, примкнувших к этому славному союзу, не выдержав конкуренции, быстро погибает промышленность, чахнет наука, энергетика, сервис, сельское хозяйство, и как следствие, появляются толпы ненужных в своих странах людей.  Эти толпы устремляются в богатые страны Евросоюза, где жизнь кипит, и пополняют там толпы дешёвой и, часто, бесправной рабочей силы. От этого снижается себестоимость продукции в промышленности богатых стран, причём, как в явной промышленности, так и в неявной (теневой). Вобщем, всем СВОИМ - там хорошо. А, НЕ СВОИМ – чаще плохо, чем хорошо.
- А, не будьте дураками! Не разоряйте собственные страны.
Великий комбинатор Остап Бендер, когда-то сказал: - Заграница нам поможет!
- А, вы и поверили?!

Чика-Тумба с первых дней гоняла меня, как гоняет надсмотрщик раба на плантации. Ей только не доставало длинного кнута и карабина на поясе.  Возможно, в её жилах текла кровь, того самого угнетаемого раба. А, я на свою беду, обладала светлой кожей, и возможно, поэтому ассоциировалась с бледнолицыми плантаторами и бандитами.
И теперь, я отдувалась за всех этих сволочей. К ночи,  я редко доползала  до своей кровати, и часто падала там, где меня оставляли силы. Однажды, я отключилась, перестилая постель, в номере люкс.