Архетипы

  Однажды на главной площади города Ъ появился некий субъект с плакатами на груди и на спине, перевязанными через плечи светящимися жёлтыми тесёмочками. Спереди вполне заметными издалека чёрными загагулинистыми буквами по белому было написано: «Долой феодализм и самодержавие!», на спине же, не менее загагулинистыми, но уже красными буквами, было начертано: «Я архе-тип». Субъект стоял на огромной серой площади в одиночестве под порывами холодного осеннего ветра, как вкопанный для наглядного обозрения сказочный оловянный солдатик в детской песочнице, и заглядывал, задрав лысую голову, в глаза памятника напротив, на макушке которого сидел огромный попугай абсолютно несвойственный этим широтам и потому делающий неправдоподобным все происходящее вокруг. В это время из окна администрации города, к которому субъект расположился задней стороной своего туловища, выглянул мэр города Новиков. В глубине кабинета стояла высокая и стройная, явно знающая себе цену, секретарша в ярко красном облегающем платье. На фоне высоченных дубовых дверей она казалась ещё стройнее. Секретарша читала ему список приглашенных на сегодняшний пятничный традиционный фуршет.               
 – Министра ЖКХ Козлобородова и депутата Коробейкина вычеркни,– приказал Новиков, и в это время его взгляд упал на плакат.
– А это что за тип? – спросил мэр. Легко зашуршало платье. Новиков боковым зрением проводил её силуэт в зеркале, стоявшем в углу ещё с незапамятных советских времён. Мэр из-за суеверности не решался приказать убрать это зеркало из кабинета. Как только выносили зеркало, с хозяином случались малоприятные для него последствия. Его ловили на взятке. Но как только зеркало возвращали, дело само собой рассасывалось. Сие было проверенно опытом прежних хозяев кабинета.
  Он уловил лёгкий аромат духов, от которых ему почему-то  всегда становилось немного душно.
– Скорее не тип, а архетип! – иронично произнесла секретарша, стоящая за его спиной. Новикову нравилась её дерзость, отличающее её от окружающих его привычных льстецов. Новиков давно понял, что к власти тянутся люди с душевным изъяном, на поверку оказывающиеся, в основном людьми без принципов, иначе говоря, движимые собственными нездоровыми эгоистичными мотивами ущемлённой гордыни. А себя он считал редким исключением, поэтому любая ненормальность в других в нём вызывало настороженное любопытство. Возможно даже несознаваемую им самим затаённую ревность. А субъект на улице, по его критериям, был явно ненормален.
– И, что сие значит? – спросил по-простецки мэр.
– Это из Карла Юнга. Архетип – это черта коллективного сознания, то есть, один из бзиков, которые объединяют всех, – исчерпывающе объяснила она.
– То есть, это наша совесть? – пытаясь пошутить, спросил мэр.
– Можно сказать и так, – засмеялась девушка.
– Ну, тогда, Лариса, пригласи и его тоже в нашу конюшню, – распорядился Новиков. Он взглянул на девушку, чтобы увидеть, произведённое впечатление. Де-вушка нисколько не удивилась, только посмотрела в окно и сказала:
– Попробуем.
 
    Вечером весь бомонд собрался в «обкомовской конюшне». Так между собой работники мэрии называли малый зал столовой, который после реконструкции, стал даже больше, чем так называемый «Большой зал». А поскольку малый зал всегда был элитным, просто добавили увесистую долю купеческой помпезности, чтобы новодел хоть как-то отличался от советского дубово-пунцового минимализма. Совмещение несовместимых изысков дало неожиданный, по-разительный эффект: всякая сволочь, получив дозу умасливания корысти гордыни, становился здесь добрее. Хотя наблюдался и побочный эффект – холуи становились, после небольшого возлияния, чрезмерно развязными. Как впрочем, и начальники. Ибо каждая начальствующая особа здесь являлась одновременно и холуем. 
   Фуршет на правах тамады открыл сам Новиков. Он уже был в лёгком, разминочном подпитии. Не сразу установилась тишина, но Новиков, не обращая внимание на шум в «конюшне», не повышая голоса, монотонно произносил слова. Но, когда он сделал длинную паузу и начал разглядывать сидящих за столом, ни в кого конкретно не вглядываясь, наступила тишина.
– И вот мы снова собрались по-домашнему. Мы хорошо поработали целую неделю и, думаю, что мы заслужили отдых. Здесь я должен сказать находятся лучшие. С чем вас и поздравляю!
Выпили и опять установился монотонный гул. Слева от Новикова сидела секретарша. На ней было чёрное приталенное платье в мелкий белый горошек с белым воротником.
    Всё шло чинно, произносились дежурные тосты, но чем больше пьянели чиновные организмы, тем больше словесных «изысков», с увеличивающимся градусом скабрезности звучало за столом. 
 Лариса чувствовала полупьяный сдержанно-вожделенный взгляд своего начальника, но делала вид, что не замечает его.
– Кстати, Лариса, а где наша совесть? – спросил мэр, наклонившись к секретарше.
– А она у нас есть? – задала двусмысленный вопрос Лариса.
Новиков рассмеялся и ответил:
– Кто-то из великих сказал, что людям без совести легче договориться.
– Возможно и легче, но могут ли они доверять друг другу? – спросила иронично Лариса.
– Я говорил не о доверии, а о договоре, – парировал Новиков.
– Ну, вам лучше знать, – делая вид, что смущается, и, снова входя в роль секретарши, сказала Лариса. Она обвела зал взглядом и, слегка кивнув в сторону, сказала:
– Впрочем, вот там сидит ваша совесть.
   Новиков внимательно вгляделся в своего визави: ещё не пожилой человек с круглой, абсолютно лысой головой, опухшей из-за туго повязанного на толстой короткой шее пунцового галстука. Он смотрел прямо перед собой и тщательно пережёвывал закуску.
– Внимание, – постучал энергично о хрустальный бокал мэр и произнёс игривым тоном, будто приглашая всех к розыгрышу:
 – Господа, я бы хотел предоставить слово одному из наших местных диссидентов.
Наступила тишина. Даже смех мэра не расшевелил явно шокированную публику.
– И так слово нашему гостю, достославному…
– Перту Ордапсовичу Старикову, – подсказала секретарша,
– Старикову Петру Ордапсовичу. Прошу!
Перт Ордапсович встал, поднял бокал, и, делая замысловатые движение, будто крестит присутствующих, произнёс густым басом:
– Ну, во-первых, я не Пётр, а Перт.
В зале засмеялись.
– Глубокоуважаемый Перт, – обратился Новиков к тостующему, но его перебил смех. Новиков подождал пока все утихомирятся и продолжил, – Расскажите, пожалуй-ста, о себе. Чем вы занимаетесь? 
– Я пенсионер, – с гордостью ответил Перт Ордапсович.
– Скажите нам несколько слов, – попросил Новиков.
– Прежде, чем сказать несколько слов, я бы хотел задать вам несколько вопросов. Новиков удивлённо поднял белёсые брови. Лариса глазами выуживала охранников, которые обычно сновали в отдалённых углах столовой. 
– Валяйте, – разрешил мэр.
– Как вы думаете, кто руководит этим городом, когда вы спите? – спросил не без ехидства Перт Ордапсович.
– Как это – спите? – не нашёлся мэр.
– Ну, вы ночью спите? – снова спросил Ордапсович.
– Грешен, сплю,– признался мэр.
– Ну, так, кто в это время руководит городом, раз вы спите? – допытывался Ордапсович.
– Как это кто? – снова не нашёлся мэр.
– Никто! – пошутил лоснящийся сибарит и начальник Автодора Плешняков, по кличке Антошка. Грянул смех. Посмеялся за компанию и мэр. Только один вопрошающий стоял с каменным лицом.
  Когда смех затих, Перт Ордапсович спокойно произнёс:
– Ну?!
– И кто же, по-вашему, ночью руководит этим городом? – ответил вопросом на вопрос Новиков, по очереди поглядывая то на начальника полиции Зверева, то на депутата, с вызывающей толстенной золотой цепью на бычьей шее. Мэр прекрасно знал, кто скрывается за личностью депутата Крутого – Авторитет по кличке «Крутой». Впрочем, ни для кого этот факт не являлся секретом. Но по взгляду Новикова невозможно было понять, кто же на самом деле ночью контролирует го-род: полиция под началом Зверева, или же криминальные элементы под руководством Крутого.
  Все с нетерпением ждали ответа Перта Ордапсовича. Ордапсович выдержал паузу и произнёс:
– Вы спрашиваете, кто руководит этим городом ночью?
– И кто же? – терпеливо продолжал мэр.
– Владимир Ильич Ленин!
  Раздался громогласный смех. Кто-то визжал от смеха. Кто-то смеялся грудным прерывистым басом, третий заливался колокольчиком… Всё это складывалось в невообразимый оркестр смеха. Когда смех отзвучал, мэр вытер слёзы и снова спросил:
– Так кто, говорите, руководит городом?
– Владимир Ильич Ленин! – упрямо ответил Ордапсович. Смех снова повторился. Но в какой-то более истеричной форме. Только одна   
Лариса не принимала участие в вакханалия смеха, она удивлённо смотрела на Ордапсовича.
 Новиков заметив, что Лариса немного напряженна, нагнувшись в её сторону, спросил:
– Слушай, как ты его уговорила?
– Долго не пришлось, – ответила она, чему-то улыбаясь про себя.
– Скажите, любезный, а вы лично знакомы с Владимиром Ильичом? – спросил новоявленного клоуна, ёрничая, Новиков.
– Не единожды имел беседы, – гордо ответил Ордапсович.
– И о чём же вы говорили? – сквозь смех бомонда спросил Новиков и шепнул Лариса:
– Он случайно не сбежал из психушки?
– А вы попробуйте ему поверить? – засмеялась Лариса
– То есть, с ним на пару в дурдом? – ответил ей смехом мэр.
– Мы говорили о делах в нашем городе, говорили, кстати, и о вас, – продолжал Перт Ордапсович.
– Да, – удивился Новиков, но, чувствуя подвох, перевёл разговор, – за вами господин Перт Ордапсович тост.
– Кстати, – заговорщицки улыбаясь, спросила Лариса, – а вы когда-нибудь ночевали в своём кабинете.
– Не довелось, – в тон ей ответил Новиков, – но если вы мне составите компанию, я останусь.
– Что ж,  – сказала Лариса, – ждите ровно в полночь.
– Понял! – расплылся в улыбке Новиков.
– Товарищи, – начал было Перт Ордапсович, но осёкся, почувствовав явно нетоварищеские взгляды, но, выдержав паузу, продолжил, – Я, конечно, должен констатировать с горечью в сердце, что буржуазия и загнивающий капитализм победили. Рабочий класс оказался в роли тупого барана, которого вели на заклание. Больно и горько сознавать, что все наши беспримерные усилия по построения светлого и справедливого будущего оказались тщетными, а слова, полные веры и беспредельной истины, пшиком – пустым звуком.
– Явный оппортунист, – рефлекторно напрягся по ста-рой комсомольской привычке Новиков, но, вспомнив, что нынче времена уже другие, съязвил. – Динозавры ещё не вымерли!
– Но это не значит, что всё потеряно. Всё же, не смотря на предательство, я верю, что мой народ проснётся и скажет своё веское слово всем этим ворам, проходимцам и холуям. – За светлое будущее, товарищи! – поднял бокал Ордапсович.
– Ура! – закричали вокруг, после того, как Новиков поднял бокал, ибо кто же из них не хотел для себя светлого будущего. Впрочем, одни кричали ради стёба, другие на всякий случай, а третьи за компанию.
– За Ленина! – провозгласил сквозь шум пьяный писклявый голос главного прокурора города Шаляпина.
– За Сталина! – вставил охмелевший подполковник Зверев.
– За Мао Цзэдуна!
– За Кузькину мать! 
– За Чемберлена!
Новиков поднял руку, чтобы прекратить балаган, но его никто не слышал среди общего гама. Он вздохнул, наполнил до краёв свой бокал водкой, выпил залпом, встал, наклонился к Ларисе и прошептал ей на ухо:
– А я остаюсь на ночь, – и удалился.

  В комнате для отдыха, в которая примыкала к рабочему кабинету, было всё необходимое: холодильник, мягкая мебель, столик… . Из комнаты можно было по-пасть в ванную. Новиков позвонил своему водителю и начальнику охраны и предупредил их, что будет ночевать в комнате для отдыха. Он оценил содержимое холодильника, накрыл столик, закурил. Часы на стене показывали, что время неспешно подбирается к полу-ночи. Новиков потушил сигарету и, решив проветрить комнату, приоткрыл окно, затем, сняв пиджак, прилёг на диван. И задремал….
   Новиков проснулся от того, что окно комнаты шумно распахнулось. Занавесь выгибаясь, как волна, вытягивалась, выпячиваясь до потолка, падала, и снова, подхваченная новым порывом, взметалась, издавая хлёсткие звуки. В окно влетела цветастая птица, которая, покружившись по комнате, уселась на спинку кресла. Она глазами бусинками, не мигая, уставилась на Новикова. Ветер прекратился. Занавесь плавно опустилась.
– Тебе чего? – спросил неожиданно для себя Новиков.
– Дурак, – ответил попугай и стал чистить пёрышки.
– Сам дурак, – ухмыльнулся Новиков и посмотрел на часы. Часы показывали уже за полночь. Он встал и широко отворил окно, чтобы прогнать непрошеную гостью. Взял полотенце и стал пугать птицу, принуждая его вылететь в окно. Но она оказалась упрямой. Птица ловко увиливала. Наконец, уселась на шкаф. Новиков решал накинуть на неё полотенце, и начал осторожно подбираться к попугаю. Он уже поднял было полотенце, но сзади прозвучал голос Ларисы:
– Возможно, она там не выживет!
Новиков оглянулся и опустил руки. Он закрыл окно и пригласил секретаршу, махнув на кресло.
– Пусть живёт, – сказал он, сияя. – Что будешь пить?
– Мне уже достаточно. Да и вам не советую.
– Слушай, давай на ты.
– Ну, давай.
– Иди ко мне,– протянул руку Новиков.
– Не стоит спешить, – подняла руки Лариса, как будто защищаясь. Новиков вопросительно посмотрел на неё.
– Хочу тебе кое-что показать!
– И что же?
– Посмотрите в окно.
– И что же там необычного?
– Посмотри на памятник
– Не понял, а где памятник?
Новиков, не поверив, ринулся к другому окну:
– Где, чёрт побери, памятник?
– Отправили сегодня на ремонт, – засмеялась Лариса.
– Что значит «отправили»? Кто распорядился? Почему я не в курсе? Охренели, что ли?
Лариса пожала плечами.
– Успокойся, я пошутила, – продолжала Лариса, нервно посмеиваясь.
– Как так, пошутила? А где же тогда памятник?
– Кстати, я не один, – сказала, лучезарно улыбаясь, Лариса.
– Нет, ты подожди, где памятник? – настойчиво продолжил расспросы Новиков, но вдруг запнулся и спросил удивлено, – Не понял, а кто ещё с тобой?
– А я пригласила Перта Ордапсовича?
– А на хрена он нам нужен? – не переставал изумляться Новиков.
– Он настоял! – невинно ответила Лариса.
– И где же он? – спросил Новиков, вслушиваясь в тишину. Новиков недоверчиво уставился на Ларису, ожидая разъяснения.
– Он может вам рассказать, куда подевался памятник.
– Так, так, и где же ваш Перт? – нетерпеливо поглядывая на дверь, спросил Новиков.
– У вас в ванной.
– Там никого нет! – сказал он уверенно, но затем добавил, – И что он там делает?
– В коридоре он, дожидается аудиенции.
– Ну, зови.
– Он прячется от этой птицы!
– От птицы? – всё более раздражаясь, спросил Новиков.
– И что нам теперь делать? – спросил Новиков, поглядывая на попугая.
– Надо разрешение у попугая попросить!
– Что-о? – затянул Новиков.
– Ладно, я попрошу, - успокоила его Лариса и обратилась к попугаю:
– Выше высочество, товарищ попугай, разрешите пригласить Перта Ордапсовича. Он всё сам объяснит.
– Валяй! – сказал попугай.
Лариса открыла дверь и крикнула:
Перт Ордапсович.
В комнату стремительно вбежал Перт Ордапсович. Оглядевшись, он плюхнулся перед попугаем на колени и запричитал:
– Товарищ попугай, простите меня, ради бога!
– Ренегат! – сказал попугай и чихнул.
– Не виноват я ни в чем! – начал слёзно оправдываться Перт.
– Болтун! – сказал попугай.
– Пусть знают, сволочи! – как будто в одночасье подменили, зыркая глазами, выпалил Перт.
– Разберемся, – сказал попугай и почесал клювом кры-ло. 
– Что здесь происходит? – строго спросил Новиков.
В коридоре послышались тяжелые медленные шаги.
– Владимир Ильич Ленин! – полушёпотом сказала Лариса.
Дверь отворилась и на пороге появился памятник Ленину.
Новиков попятился и сел на кресло. Ленин зашел и направился прямо к креслу. Новиков вскочил и уступил тому своё место.
– Докладывай, – сказал попугай, обращаясь к Перту.
Перт Ордапсович встал и торжествующим голосом неподкупного прокурора, начал оглашать:
– Сегодня Новиков с утра встречался  неким Угрюмовым. Они разговаривали о необходимости закрытия фирмы однодневки, учрежденную другой уже несуществующей фирмой, основанную подставными лицами, после того, как туда были перечислены значительные сумы. Затем Новиков встретился с председателем ревизионной аудиторской комиссии Завьяловым. Он курирует все экономические проекты министерств. Как только он обнаруживает махинацию, вызывает проворовавшегося и предлагает добровольно часть наворованного перевести на счета подставных фирм. Кстати, сегодня сын должен был оформить автомобиль подаренный ему неделю назад на день рождение неким авторитетом по кликухе Крутой с одноимённой фамилией.
– Хватит, – сказал напуганный Новиков. – Что вам надо? Говорите!
– Делиться надо! – сказал попугай.
– С народом, – добавил Перт.
– К-к-конечно! – сказал, заикаясь, Новиков, поглядывая то на Ленина, то на Ларису, ища у неё защиты.
– А кто у нас народ? – спросил Перт.
– Кто? - машинально переспросил Новиков.
– Мы народ! – показывая на присутствующих, развёл руками Перт.
– К-к-конечно! – продолжил Новиков.
– К-к-конечно! – поддержал его попугай.
– Значит так, – сказал Перт, протягивая Новикову бумажку, – здесь счёт, на который вы должны перевести половину наворованного за прошлый месяц. И так каждый месяц. Вы меня поняли?
– К-к-конечно! – выдавил из себя.
– И не вздумайте шутки шутить! – пригрозил Перт.
– К-к-конечно! – повторил Новиков и сглотнул слюну.
– Будете отсчитываться перед Ларисой, - объяснил Перт.
– Перед Ларисой! – с готовностью согласился Новиков.
– Мы будем наведываться! – улыбнулся ему Перт. Улыбнулась и Лариса, приподнимая плечи.
Ленин встал и, проходя мимо Новикова, поднёс ему под нос свой бетонный кулак. Новиков припертый к стене, затаив дыхание, не шевелился.
– А зарплату, чтобы завтра же людям выплатили! – густым басом вымолвил Владимир Ильич Ленин.
– Будет сделано, – выпалил Новиков, уже в уме высчитывая общую задолженность не выплаченных заплат за полгода. 

    Вслед за Лениным вышли Перт и Лариса, а за ними, покружившись по комнате, вылетел и попугай.
   Несколько минут Новиков стоял, как приросшее к стене изваяние. Затем, не сгибаясь, отошёл от стены, медленно, будто проржавевший робот с не сгибающимися ногами, направился к окну и выглянул.
Как раз Ленин взбирался обратно на пьедестал.