Жизнь козявочная

Козявка родилась в обычной семье. Отец — орёл. Поджарый мускулистый красавец почти блондин с зоркими глазами, стальным клювом, острыми когтями и сильными крыльями. Гнездо всецело держалось на его сверхстатистических нечеловеческих возможностях. Пищу добывал животрепещущую, гнездо укреплял монументально, не оторвёшь. На верхушке самой высокой сосны. Жилище охранял от гадов ползучих - летучих денно и нощно. Надёжность жития, даруемая его любовью-заботой крыльями-руками, горячим сердцем и холодным умом, была незаменима и бесценна.


Мама — пчела королева, полукровка. Была за мужем, как за каменной стеной. Работящая, хозяйственная, заботливая, ласковая. В гнёздышке и тепло, и уютно, и накормлено, и ухожено. За гнездо продырявит насмерть, благо яд всегда при ней. Подлую гадину, посягающую на родное моё, изжалит — мало не покажется. А уж в добрых компаниях и развеселит, и разговор поддержит, и кулинарными изысками удивит. Равных не знала. Замуж за единственного любимого вышла, не глядучи на протест родственников с обеих сторон. А завистниц подруг завсегда хватало. Как тут не позавидовать: и красавица, и труженица, и дома порядочек, и в общении манящая, и подруга надёжная. Ещё и муж красавец! За что пчеле, спрашивается, такое счастье? А, Бог его знает? Кто увидит ЕГО — спросите.


Козявка понятно внешностью не в мать пошла, как, впрочем, и не в папашу. С пчелиное крылышко, с орловский зрачок. Некоторые доброжелатели даже сочувствовать пытались. Но мать, сдувая с неё пылинки, пыльцой в росинке выкармливая, приговаривала:

— Мал золотник, да дорог. Она ж такая миленькая, хорошенькая и способная! И стишки рассказывает, и танцует, и маффины из заморских какао бобов  печёт, и рисует лапками на песке цветы диковинные. Я таких за всю пчелиную жизнь не видывала, а уж сколько цветов мне нектар давали! Как таку не любить? У меня таких способностей и в помине не было! Умница. И в школе отличница! Вот и на клавесине играть учится. Глядишь, музыкантшей известной станет!

— Как это она малипусенькая на клавесине играет, интересно? — Хохотал хитромудрый лесной народ.

— А вот играет! Мы для неё специально крохотный клавесин заказали профессору кузнечику. Ещё увидите, какой она знаменитой станет!


Друзья похихикивали, недруги в лицо хохотали, а козявка училась, приобретала навыки лесных ремёсел. Интересов у неё было громадё. Всего хотелось испробовать. Рисовала лесные стенгазеты к праздникам-проказникам: то полнолуние, то новолуние, то затмение, то весеннее нашествие, то зимний снегопад, то весенний брачный загуляк. Танцевала с подружкой блохой на лесных фестивалях. Блоха выше прыгала. Зато козявка кружилась дольше и ловчее. На этом дружба их росла. Пока блоха не нашла себе сногсшибательную огненную шёрстку местной модницы лисицы. Как от такой красоты отказаться? У самой-то никогда такой не вырастет. Опять-таки выгода: и красиво, и тепло, и никто не увидит. Не каждый устоит. «На лисице жить — потерять себя в меховых трущобах. Верить ей, что в сломанном телефоне истину искать. Обязательно обманет!» — отговаривала козявка подружку. Но та влюбилась в плутовку по уши: «Завидуешь ты мне подруга! А могла б и порадоваться! Где ещё я найду и тёплый дом, и еду, и защиту от клювов?» Да разве козявке за лисицей поспеть? Да и от кого ей прятаться? Никто и так не замечает. Того и гляди раздавят по неосторожности не со зла. Чужой кровью не питается. Попадёшь в такие дебри, — затеряешься, с голоду иссохнешь в горячих испражнениях хозяйского тела. «Терять своё тело ради призрачных выгод в тени чужого богатства? Как это банально!» — подумала козявка. Вздохнула и засеменила жить дальше. Так и расстались в обиде друг на друга, не понявши.


Козявка даже пыталась спортом заняться, пока с блохой дружила. У той и по прыжкам первые места были, и по командным играм: кто кого обскачет. Кенгуру заезжего обскакала! Лучше блохи ни кто высоких преград не брал. А их в жизни завались, только держись. Навык полезный, но не всем даётся. Ускакал от козявки вместе с блохой. Нет хорошего тренера — нет результатов. Да и куда козявке с её ниже среднестатистической прыгучестью? Вот брат её выбился в лесную команду по футболу. Попадёт к нему мяч - никому не отдаст, пока ворота противника им не снесёт. Шустрый малый. Сила есть всех, кто на пути снесть - вместе с мячом в ворота лететь будешь - не сомневайся.


Брат козявки - плод любви пятилетней давности - жук-навозник. Всё что-то с детства собирал, тащил откуда-то, скатывал в шарик, прятал. С друзьями - жукями гулял, девчонок-стрекоз цеплял. Против него ни один друг семьи ничего дурного сказать не решался. Побаивались. На рога поднимет, в навозный ком закатает. Ищи, свищи. Не дай Бог с таким в ссору ввязаться. В помощи, пока был при родителях, не отказывал: подкатит, закатит, запрячет. А подрос - бросил с роднёй возюкаться. Своих навозных дел, хоть отбавляй. Да-а, характер не позавидуешь. Одно слово — навозный. Он и манюханькой козявке проходу не давал, пока родители за добычей летали. И завтрак съедал, и рогами перед моськой махал и страшными рожами пугал. Насекомое, а ещё тот зверь. Как-то даже лапку ей сломал, когда мать попросила с сестрёнкой погулять. На свой навозный шар затащить пытался, мир показать со своей точки зрения. А то она его не видела из гнезда! Оттуда и видней, и красивше, и дышать приятней. А с навозного шара одни ноги бегущие и видны: того и гляди — затопчут или шар пнут туда, откуль не вернуться никогда. Вот козявка то ли со страха, то ли от головокружительного аромата не удержалась, свалилась, сломала лапку. Так что дружбы у них с братом не сложилось. Лапка срослась, а дружба нет. Любил он себя до последнего усика, до навозной своей сути. Способный. Знал это. Все признавали. Уж как на гармошке заиграет «Закачу тебя за туманами… Будем там бродить с тобой пьяные…» — добрая половина леса рукоплещет от восторга.


Мать его - первенца любила, баловала вкусняшками, кулинарными шедеврами: козюльками жаренными, мёдом тягучим липовым, любую прихоть исполняла, пока отец не видит. Всё лучшее — сыночку. Отец по-мужски пытался вмешаться, да куда там! Разве хитрый женский ум обойдёшь? Так пару раз шлёпнул за дело. Стащил сынок в лесной лавке кусок тухлого тушканчика — копальхен. Для кого держали? Да для таких же навозных. Вот его и потянуло без удержу. Товар дорогой, дефицитный. Отец долго понять не мог: он-то всё свежее ловил, а тут тухлятина. И откуда только такая страсть к несвежему? Да ещё выплачивать пришлось: целый год таскал дичь на лапу властям, дабы сыночка от наказания правосудия уберечь.


Сынок на отца обиду затаил, все уши матери прожужжал, что не родной он в семье, раз обижают несправедливо. Приёмный мол. Кровушки-то родителям попил. Анализы на ДНК заставил сдавать. Постыдных обвинений всем хватило кровь испортить. Анализы подтвердили родственные узы, а он свой нрав смирить не мог, всё мучил родителей допросами: «Почему не похож?» Правда, когда отпочковался, своей новой родне каждый божий день трендел - хвастался: «Ах, как я на отца похож! Две капли воды и те в сравнении с нами жалкий подлог!» А, кто не мечтал орлом стать? А он единородный, как оказалось, сын орла! А уж внешность – не главный козырь для мужицкого эго. На то он и жук-навозник, чтоб его растить не нытьём, а катаньем! Хотя, схож был токо с матерью насекомостью, да хитромудростью. Только та на пользу семье, а этот супротив выкохавших его.


Мать не обижалась, думала, что такой красавец себе обязательно красавицу найдёт. Например, бабочку-павлина. Матери завсегда сыновьям лучшего желают. А он нашёл гусеницу волосатую бородавчатую. Ни дать ни взять - чудище. Что внешне, что нравом. Каждое слово поперёк. Каждое действие вопреки. Неблагодарная, жестокая. Да ещё и живёт в другом лесу на коряге у болота. Это ж надо навозный ком в другой лес укатать! «Увлёкся! Не заметил, как за тридевять земель в чужой лес привело. Уж так хотелось ком побольше скатать». На свадьбу козявку не позвали. Мол, мала ещё — учись. Нечего занятия пропускать по такому поводу. Поплакала козявка,  успокоилась. Как ей самостоятельно до дальнего леса добраться? Любила она брата, не смотря ни на что. Женился, теперь когда свидятся ещё?

Свадьбу справили сыночку всем гостям на загляденье. Подарками задарили. Вскорости и внучка народилась — жаба. Такая же бородавчатая, как мама, с вонючим парфюмом, как у отца. Вот так бывает. Все в ней души не чаяли. Пока головастиком была - у родителей ихних росла. Пчёлка с орлом баловали, с рук не спускали, сказки читали, вкусненькими мошками выкармливали. Ну и козявке доставалась хлопот с племяшкой: погулять, к болотцу сбегать за свежим питанием, комариков наловить. А уж как ей тяжело было ловить этих комариков. С её ростом то. Родителям: жуку с гусеницей, некогда было: учились в университетах, гуляли на дискотеках, тусовались в ресторанах. Дело молодое. А как у дочурки лапки отросли, то прыг-скок все трое в дальнюю рощу перебрались на лучшие корма за тридевять земель к болотцу повонючей – родной пристани гусеницы. Там у них свой бизнес пошёл в гору. Он навоз катает, под кочки складывает; жена - неутомимая хитрованка друзьям и недругам для удобрения огородов его втюхивает, проценты наращивает, сбережения растит. Разбогатели. Зачем им небогатые родственники? Да и навозное дело они никогда не поддерживали. А зря! Это ж и ежу понятно: без г..на жизнь не та. Почему ежу? А не почему!


Родственники у козявочки разные подобрались: и хомяки, и гиены, и стрекозы, и крокодилы. Поди их намерения, разбери. Одни завидуют, другие на деньги разводят, третьи, время от времени, безвозмездно помогают. По собственной воле, как козявка им. Помощь – дело добровольное. Благодарностей нечего ждать. Не зря ж поговорка гутарит: не делай добра — не получишь зла. Лучше уж, сделал доброе дело - ноги в руки и беги, пока зло не настигло! Как известная  артистка заметила: «Сделал добро — отойди подальше, чтоб волна благодарности с ног не сбила!» Так что нечего ждать, а то ненароком зашибёт!

Семья жука собрала благотворительную помощь с родни, друзей и фьють — отрезала родственничков заблаговременно до их незваного нашествия. Их лучше подальше держать на всякий случай. А то мало ли им что вздумается? Просить чего. И давать не хочется, и отказать некрасиво перед новыми друзьями. «Красиво» был главный девиз их совместной жизни. Живота не жалели, всё красивое: и еду, и поездки, и квартиры, и вещицы собирали. Ни в чём этаком старались себе не отказывать.  Пусть уж родственники ничего о них не знают: ни адреса, ни номеров телефонов, ни э-мейлов, ни сайтов. А что? И в центральный парк связь пришла. Да, они с глухого леса в парк городской перебрались. Есть возможность в центре цивилизации – тридевятом царстве поселиться, почему не попользоваться?


Родителей жук вспоминал изредка. По-первости, пока рядом живал. Прибегут семейкой, пожрут, запасы пищевые и материальные подчистят, и обратно к себе на кочку у болотца. Дочурка жаба подросла, нашла себе лягушонка с ноготок в мужья. То ли любовь, то ли по расчёту. У него-то своё болотце в самом центре Парижу было. Да и в тридевятом царстве свой укромный уголок средь зарослей камыша поблизости от родителей жабы. Опять таки с породой повезло: сродная, склизкая, квакающая, бородавчатая — на радость тёщи.


Козявка? Музыкантшей не стала. Клавесин сломался — дожди измочалили, жара иссушила, — а новый так и не смогла купить. Средств не набралось. Дорогое это удовольствие клавесин. Гнездо без крыши не для таких чувствительных к непогоде вещей. Сперва в альтруистки подалась: лесной народ спасать по зову милосердия природной тяги. Спасёт кого, и ползёт дальше. Надобности-то в ней после спасенья никакой. Поначалу обижалась на волну неблагодарности взамен, а потом привыкла. Обмозговала приоритеты: главное ведь, что спасла? Друзья разные попадались: и козявки, и комарики кусачие, и жуки навозные и гиены, и лисы хитрые. Последние - её бывшей подружкой ниспосланные. Характерами не подошли. А остальные - расползлись, разлетелись по лесам. Потерялись. Кто и всплывал – выгоды искал. А какая от неё выгода? Козявочная. Попользуются посильной помощью и испаряются в тумане жизни. Ближе всех была козявке сестрёнка-сорока. Родственница по матери. Та поначалу доброй прикидывалась. Примерялась, чем это козявка лучше, что у неё и мама, и папа, и брат имеются? У неё-то одна мать сова, на все руки дереза. Возьмёт что сорока у козявки, попользоваться и… ищи - свищи. Накроешь стол, отойдёшь на минутку, а она уже всё себе в гнёздышко утащила. Спросишь:

— Родная, можно я своё заберу? Иль хоть кроху возьму? И лизнуть не успела!

— Это моё. С чего взяла, что твоё? Твоё всё съели! А моё - всю жизнь у меня было.

-- Да когда ж съели? На минутку и отошла от стола.

-- Иди, ищи. Всё одно ничего не найдёшь. Вредная ты козявка. Не хорошо такой жадной быть.

Не будешь же с ней драться. Да и как козявке с сорокой совладать? Скушает за милу душу, не заметит. Козявка долго помогала сестрёнке по тяге душевной, прощала ложь и воровство. Вместе росли, вместе играли. Приросла душой. Сорока завсегда всё красивое и блестящее к себе тащит. Это их с братом козявкиным и роднило. Сорока, не в пример привередливой козявке, с такими же родственничками — гиенами — сблизилась. Зачем ей козявка? Подобное притягивает подобное и иноходцам тут не место. Родственным душам понять друг друга легче и обвинить не в чем. Друг друга стоят. Преступная банда.

Где уж там козявке местечко найти? Иль сожрут, глазом не моргнут. Иль раздавят, по недосмотру преднамеренно. Со временем характер у сороки развился ещё тот: строптивый, петушиный, завистливый. Настроение, как погода менялось: то молчит, то трещит, то улыбается туманной улыбкой Джоконды.  А сама тащит себе потихоньку чё завидное без надсмотру осталось.


Ох, и набегалась козявка с больными родителями по лесным айболитам. Брату-жуку не до этого было: карьеру строил, дочь-жабу замуж выдавал. Ни родителей, ни сестру не позвал. Не подходят они к его гусенично-жабье-навозному окружению.


Ушли родители в мир иной, жук про козявку сразу и забыл. Будто и не росли вместе в одной семье, и нет её вовсе.

Вспомнил о родительском гнезде, когда решил к дочке поближе терем очередной строить. Гнездо родительское забрать хотел. Так как его с сосны снимешь, дотащишь? Продать — не продашь: козявка присвоила с материнского разрешения. Ему-то квартиру родители сразу после свадьбы подарили прям у болотца. Он её давно продал, деньги в строительство вложил. И козявкина б доля не помешала, но закон — он один на всех. Дажеть в лесу.


Живут  жук с гусеницей припеваючи далече, в тридевятом царстве. Каждый день не в копеечку, в доллары обходится, на счету. Отпуска с женой гусеницей за границей проводят. Здоровье поправляют. Не молоды уже. Гусеница бабочкой так и не стала, как мать-пчела мечтала. Только бородавки разрослись по телу зелёные ядовитые. Да и в кого ей бабочкой? Мать жаба, отец водомер. Хоть не жабой уродилась и то хорошо. Вот дочка в бабушку пошла. Так это теперь и неважно.


Замужем козявка недолго была. Муж — шмель залётный гулёной оказался. Повертел, покружил козявку в облаках, голову ей вскружил и помчался стрекоз - вертушек соблазнять. Поминай, как звали. Зато ребёнок орлом родился. Весь в деда, не в отца шмеля. И работящий, и сильный, и умный. И не такой несговорчивый, как козявка. Терпеливый, обстоятельный. Видать ему мудрость, что в козявке не задержалась, передалась. Вырос, из гнезда полетел счастья своё искать.


Гнездо со временем развалилось. Козявка себе норку брошенную нашла в песчаной горе рядом с шумными чайками над обрывом озерка. Не дворец, но всё ж не на улице кантоваться. Альтруизм в ней закончился. Силы не те. На заказ из паутины соседа-паука варежки вяжет да носочки лесным собратьям. Решила намедни писакой стать. Вот только подучиться негде и не у кого. Не у чаек же? Только нацарапает на песке спицей, как тут же чайки налетят, всё своими лапками затопчут. Погогочут всласть над писаниной козявочной. Сами любители чего на песке натоптать, след  оставить. «Мы всю жизнь пишем! А ты откель взялась писака? Нечего нам песок закорючками портить. Их и не разглядеть с птичьего залёта». А с бумагой в лесу туго. И заработки копеечные. Питается козявка подножным кормом: ягодками, грибочками, утренней росой да пыльцой с мёдом. Мёд по старой памяти сослуживцы матери приносят. Вот йогой увлеклась. В стресс окружение вводит кручёнными асанами. Куда, спрашивается, стройнее ещё? Соседей барсуков, чаек, прочую живность утром на занятия зовёт. Не ходют. Завидуют только: «Как тебе повезло! Такая стройная и гибкая!» А с чего спрашивается ей толстеть? На какие такие заоблачные средства? С чего себя в узел заворачивать тогда? Кости постаревшие разминает. А то гляди скуёт по швам — чем тогда зарабатывать?


Жизнь странная штука. Одна. У неё вот козявочная. Ничего не поделать. Судьба. Другой-то Бог не дал. Способная была? Славу пророчили? А-а-а, ну да, ну да. Видать не дотянулась до славы. С её-то ростом!

А у Вас какая судьба? Человечья? Повезло… Хотя…

7 декабря 2016 г.

Козявка...
Алёку

Козявка ползала всю жизнь. Могла стать муравьем, наверно?
Или орлом летать, как мысль?
       Иль бабочкой? Или пантерой?
Да, бабочкой неплохо бы. Порхать с цветочка на цветочек,
нектар вкушать, и птиц дразнить,
       собою мир украсить впрочем.

Наступят холода, а ты... спокойно спишь, накрывшись пледом.
Придёт тепло, и снова все пред красотою
       млеют слепо.
Пантерой тоже — высший класс! Всегда изящна, в танце жизни.
Еду приходиться ловить, зато фигура —
       красотища!

Свиньёй не хочется, увы. Жизнь коротка и бесполезна:
Набить желудки на полдня?
       Забудут, как зовут. Нечестно!
Зайчишкой — скверно. Ведь враги вокруг кружатся и лукавят.
Друзьями кажутся, порой. В любой момент
       сожрать мечтают.

Нет, быть козявкой хорошо. Кто наверху — тем незаметен.
Живёшь спокойно и легко. И, кажется,
       что путь твой светел.
Ну, не взлетел, не побежал. Достаточно таких героев.
Ты никому не досаждал, и
       не питался чужой кровью.

29 апреля 2012 г. (фото из .....нета)
опуб-но


© Copyright: Алёку, 2012
Свидетельство о публикации №112043001670