Наука дальних странствий. Крым

Осколки памяти вспыхивают без видимой  причины. Это было давно. Не в прошлом веке, конечно, в нынешнем.  В те годы про Крым никто особенно не говорил. В Крым просто  ездили – кто летом, кто осенью, кто весной…

* * *
Не видеть крымской весны означает: не видеть весны вообще. Но для того чтобы сделать это открытие, надо узнать эту нежнейшую из весен - ветреную, ароматную, капризную и ласковую, лучезарную днем и задумчиво-тихую ночью.

Взахлеб и разом цветут каштаны, цветут какие-то невиданные кустарники малиново-сиреневым цветом, цветут алые (вот уж воистину алые, а не красные!) маки. Крымский май разноцветный, пестрый, буйный, еще не жаркий... Но уже стоит на пороге обжигающее лето.

Чудо из чудес - глициния. На голых ветках-змеях, повисших над крыльцом, пышные сиреневые грозди - кружевные, хрупкие, беззащитно-нежные. Цветы-дети, бесстрашно залезающие на крышу на глазах у всех. И как у них голова не кружится!

* * *
Восхождение на гору. Крутизна - дух захватывает. Но дышится легко, вольно. И хочется, чтобы было еще вольней, а потому карабкаешься все выше и выше - насколько хватит сил. И пусть не до самой вершины, все равно восхождение - это прорыв, отрыв от земли, от плоскости привычного существования. И, может быть, близость вершины волнует не меньше, чем ее покорение.

На горе: верблюды, лошади, бурые медвежата, львы -  чуть побольше кошки, собаки, павлины, погонщики, торговцы, зазывалы. Все это бурлит, колышется, кричит на разные голоса, увлекая и втягивая в сплошной круговорот. Звери зарабатывают деньги для людей. Люди по-хозяйски прибирают к рукам все, что можно продать. Здесь не продается только воздух.

Море далеко внизу. Даже не верится, что это настоящее море - оно кажется нарисованным. И вершины в облаках, и домики-игрушки, рассыпанные по заливу, и лодочки у берега - все картина. Только птицы, летающие совсем близко - и как ни странно!- ниже, под скалой, реальность, не вызывающая сомнений. Стоишь выше летящей птицы и думаешь: "Уж не царь ли я природы..." Но начинает кружиться голова, и понимаешь: нет, не царь.

* * *
Лебедино-белые яхты у причала; белая дачка московской актрисы, ставшая теперь библиотекой; трактир на берегу, где кормят окунями и кефалью; бухта, на которую смотришь и думаешь: это сон, так красиво не бывает. И взирающий на все это с невероятной высоты осколок генуэзской крепости Чембало. "Ба-ла-кла-ва-а-а..." - слово, которое хорошо кричать, стоя на борту судна под рвущим паруса ветром.


В пятом веке до Рождества Христова греки причалили к берегу в живописной уютной бухте и поняли, что опоздали - она уже была заселена таврами, морскими пиратами, коварными и весьма кровожадными, но при этом трогательно религиозными. Свою богиню Деву они почитали как мать родную и постоянно приносили ей в жертву пленников. Вслед за греками в Балаклаву нагрянули римляне, потом генуэзцы, построившие крепость Чембало, татарский хан, осаждавший крепость, а после - турки. Одни строили, другие разрушали, одни возводили крепость, другие оставляли руины - и так веками, ибо жажда господства неистребима. Древность Балаклавы просматривается сквозь наслоения веков, угадывается, сквозит. Вот этот белый камень мог слышать хриплый шепоток алчного пришельца: "Балык-юве, хорошее место... Берем себе...”