Комендант ада. Госпиталь

     Бергман прошел мимо кучки незнакомых людей, одетых во все черное, и поднялся на невысокое крыльцо. Рядом с ним, на площадке перед массивной дверью, стояло несколько прислоненных к трубчатым перилам высоких траурных венков. Перемотанные черными лентами с какими-то надписями, они являлись мрачным послесловием к чьей-то закончившейся жизни. Михаил хотел прочитать, что
написано на некоторых их них, но не решился. Он протянул руку,чтобы открыть дверь, но что-то его остановило. Ему показалось, что однажды он все это уже видел. Те же люди, похожие друг на друга лица, неторопливая приглушенная речь. Прорезавшее паузы тишины шуршание прозрачной пленки, в которую было завернуто строго четное количество цветов.
Загудел расположенный неподалеку от крыльца грузовой лифт.
Послышалось лязганье отделяющей кабину от шахты технологической раздвижной сетки. Михаил потянул ручку двери. Непривычный
едкий запах, идущий откуда-то из глубины мрачного полутемного коридора, резко ударил в нос. «Что это, формалин или запах человеческой гнили?». Ощущение было крайне неприятным.
Михаил пошел по выложенному грязным кафелем коридору в сторону освещения. Продвигался по длинному коридору с расположенными по разные стороны обитыми цинковыми листами массивными дверями, сознание рисовало жуткие картинки, знакомые еще со школы. Анатомию Михаил не любил. Он побаивался рассматривать
разрисованные разным цветом учебные плакаты, на которых были показаны человеческие внутренности.
Одна из дверей открылась, и из нее выкатили накрытое белой
простыней… то, что еще недавно было живым человеком. Со своим миром, эмоциями, страхами, странностями, предубеждениями и
страстями. Михаил прижался к стене и уставил глаза в потолок. «Не смотри и ни о чем не думай», – говорило ему подсознание. Коридор заканчивался большой квадратной комнатой, освещенной висящими под низким потолком длинными неоновыми лампами. Одна из ламп доживала свой век. Она периодически моргала, освещая потемневшую с одного края сторону.
На одном из голубых стульев с откидными, как в кинотеатре сиденьями, принесенных сюда из знакомого Михаилу конференц-зала, сидела женщина. Её лицо было повернуто в сторону вентиляционной решетки. Видеть тихо появившегося нового человека она не могла. Рядом стоял невысокий паренек и водил зачехленным небольшим зонтом по секциям чугунной батареи, невзначай вытирая свалявшуюся старую пыль.
Михаил откашлялся и прислонился к стене. От неожиданности
женщина вздрогнула и всем корпусом повернулась в его сторону. Бергмана ударил в грудь резкий холодок. «Те же веснушки, знакомая осанка…». Он начал терять сознание и медленно сполз по стене.
– Вам плохо? Вызовите врача! Кто-нибудь! — Он смутно видел,
как паренек резко кинулся в сторону коридора. Но, собравшись с силами, тихим окриком остановил его.
– Спасибо, мне уже лучше. – Михаил поднялся на ноги и сел рядом с женщиной.
– Тебя как зовут? – обратился он к пареньку, которому на вид было
лет пятнадцать.
– Егоркой кличуть. Тока, я не люблю, Лучше Егор.
«Тока», – Михаил повернулся к женщине и заглянул в ее глаза.
– Вашего сына зовут Васей?
Женщина пристально посмотрела в растерянные глаза Михаила и
тихо заплакала.
– Мама, мамочка! – парень пытался открутить пробку с белой
алюминиевой баночки валидола. Ничего не получалось, и он зажал
ее зубами.
– Я – подполковник Михаил Бергман. Командир вашего сына, –Михаил старался, по возможности, официально представиться спокойным и доверительным тоном. Но вдруг в глазах матери что-то вспыхнуло. Она, словно пантера, накинулась на Михаила и вцепилась пальцами в воротник халата.
– Так это ты? Это ты посылал моего сына на смерть! Ты накормил
его радиацией!
– Мама, мама, оставьте его! Они не виноваты! Им так приказали! Это же армия, мама!
Руки женщины плавно разжались, и она опустила голову на худое плечо Михаила.
– Васенька тока вернулся. Счастливый такой! Фундамент под новый забор залил. На рыбалку поехали с отцом. В это время чебак идеть. Сынок заплыл, сетку поставил. А выплысть силов нету… Стеша его выволок, а ён белый, как молоко. В мотоколяску погрузил, и в район. Ну, а те уже..., – женщина снова заплакала. Егор, сидевший рядом, гладил мать по сутулой спине и пытался успокоить.
– Вы мне честно скажите, – совсем молоденький паренек показался Михаилу взрослым, матерым мужиком. – Васька честно служил?
– Знаешь, сынок. То, что я сейчас стою перед тобой, это заслуга твоего брата. Он был лучшим.
Глаза, которыми посмотрела на бывшего коменданта Чернобыля убитая горем мать, закрались в самые затаённые уголки души. Они напомнили один ставший горькой репризой эпизод из первых лет службы.