Тётя Валя

     Эти и другие воспоминания о моих родственниках и семье я написал, помнится, в 2010 году, совершенно не имея в виду их публикаций. Но недавно я решил наугад поискать в интернете о моей, кажется, троюродной, бабушке Валерии  Евгеньевне Ярнатовской (с детских лет для меня — тёте Вале).  Мне и в голову не могло  прийти, что столько найду во всемирной паутине о её жизни, о ней, давно уже ушедшей от нас. Набрал в поисковике — и вот на тебе! Оказывается, про неё писали ещё при её жизни.
     Я, конечно, знал, что она крупный учёный, но в семейном кругу видел её только как жизнелюбивого и доброго человека, жизнь которого, увы, подходила к концу, когда рядом подрастало «племя молодое». Ну, что ж, тем более есть смысл  опубликовать эту мою страничку воспоминаний: пусть известную её публичную жизнь дополнят и малоизвестные посторонним стороны из семейной хроники.
                2017 год.

                Тетя Валя.
     Первое соприкосновение (знакомство), упоминание о ней я в нашей семье услышал лет в 10-12. Я в то время периодически приезжал из  школы-интерната на каникулы в маленький Черняховск Калининградской области, где жили отец с матерью и сестрой, и мало соприкасался с повседневной жизнью семьи. Подробности разговоров между родителями о наших с сестрой судьбах почти не касались моего слуха. Но все же в какой то момент я, ребенок, заметил, что моя мать со свойственной ей напористостью куда-то проталкивает сестру и на что-то подталкивает отца.
   Сестре было лет 18, и мать хотела, чтобы та любой ценой имела высшее образование. Чего хотят ее дети, к чему у них есть склонность, а к чему нет – ее это не интересовало.
   В Горьковском педагогическом институте преподавала двоюродная тетка отца Валерия Евгеньевна Ярнатовская. Строго говоря, она мне была уже двоюродной бабушкой, но я ее называл тетей Валей. Была она там кем-то важным – то ли доцентом, то ли деканом. Мать хотела этим воспользоваться и по блату протолкнуть сестру на престижный, по ее мнению, факультет иностранных языков, воспользовавшись родственными связями и приговаривая «кровь – не вода».
Папа ездил в Горький с сестрой. Про роль в этом тёти Вали сказать не могу, но сестру зачислили. (Хотя некоторое время спустя с этим институтом она рассталась и предпочла обучение в другом и другого профиля, к чему лежала душа).
Какое-то время спустя, тетя Валя с мужем, Семеном Григорьевичем (дядей Сеней) Зак перебралась в Москву. Его я видел уже на пенсии. Слышал, что раньше он служил то ли в МВД , то ли в КГБ, но ничего об этом не рассказывал. Она же стала профессором Высшей Комсомольской школы, автором более сотни книг о немецком языке, истории Австрии, Германии и т.п. (одну из них она мне подарила; я с трепетом брал в руки мягкий переплет, вверху которого значилось: В.Е. Ярнатовская). Жили они на улице Молдогуловой, напротив парковой зоны, где, собственно, и располагалась эта школа-фактически ВУЗ. Со своими студентами тетя Валя и в солидные уже годы играла в волейбол и ходила на лыжах; зимой она спала на балконе; всегда общительная, доброжелательная, она успевала вести лекции, выступать на конференциях, писать книги, курировать аспирантов, вычитывать диссертации, и ездить в командировки в Германию, где опять же читала лекции немецким студентам в Хохшуле (Высшей школе), начинавшиеся едва ли не в 6 утра. Оттуда, из-за границы, она привозила разные диковинные в советское время вещицы, которые с радостью дарила. Мне она подарила два ярких красочных галстука, которых в Советском Союзе отродясь не было, и которые я долго носил с костюмом по торжественным случаям.
    Дядя Сеня (Семен Григорьевич) был братом моей бабушки, Фаины Григорьевны, мамы - моего отца. Но заботу о себе я испытывал прежде всего от тети Вали.
Было у них трое детей: две дочери и сын. Средняя – Галина - довольно шустрая и энергичная дама. Виделся с ней я всего два раза, но такое мнение сложилось у меня о ней от рассказов хорошо знавшего ее моего отца. Имела она (семейная традиция) филологическое образование, свободно владела английским и еще несколькими языками. В конце концов вышла замуж за состоятельного иностранца и уехала в Германию.
   Старшая дочь, Ольга вместе с мужем в период моего знакомства были доцентами в Горьковском пединституте.
Младший сын Александр – худощавый молодой человек, мой ровесник, даже на полгода младше, но – по иронии судьбы по родословной приходился мне дядькой (а я ему , соответственно, племянником), что давало повод для шуток. После ВУЗа его направили преподавать географию в школе, но оттуда он перешел в ЮНЕСКО помощником какого-то важного российского чиновника. Женился он на очень красивой девушке Лене, но, наверно, они были людьми разного круга и отношения не сложились. Потом женился на другой Лене. Сейчас он директорствует в какой-то фирме и вкладывает все свои силы в любимых дочерей.
    Гостил я у тети Вали часто. Москва, получается, стала перевалочным пунктом, и когда я был проездом и мне надо было где-то переночевать, я беззастенчиво шел к ним. Принимали они меня всегда радушно.
Порой, даже, думаю, зря.
    Однажды так получилось, что мне в Москве надо было зачем-то прожить дней десять. А дело было летом. Тетя Валя без колебаний дала мне ключи и предоставила всю квартиру в мое распоряжение. Самой надо было уехать на дачу. За все время она один только раз меня проведывала, уверенная, что со мной все будет в порядке. А зря. По молодости я чуть было не натворил беды.
Какая-то полусумашедшая старуха-соседка позвала меня на балкон и пожаловалась, что у нее захлопнулась дверь, что не может она выйти из квартиры. И попросила меня, двадцатилетнего юнца, перелезть к ней (балконы были смежные) и помочь открыть дверь. И это – на двенадцатом этаже! Я решил проявить смелость и галантность: держась одной рукой за перила, я над этой пропастью перешагнул на ее балкон. Двери, разумеется, не открыл и должен был так же – мгновение над пропастью на одной руке - перелезть снова назад. До сих пор с ужасом думаю: а если бы рука разжалась или я поскользнулся бы или оступился – как с этим жила бы тетя Валя?
Прошло сколько-то лет. Будучи в Москве, я встретился с Александром. Он подвозил меня на своей машине на вокзал к поезду. Говорил, что дядя Сеня плох, и они в семье отдают себе отчёт, что конец уже не за горами.
В другой раз я был у них, когда его уже не было, а тётя Валя совсем уже была плоха. За прошедшее время она перенесла инфаркты и инсульты и превратилась в беспомощную больную старуху. Мышление ещё оставалось, но из-за кровоизлияния в мозг у неё была парализована речь, и она никак не могла выговорить простые слова: язык не слушался. Говорили, что к ней приглашали логопеда восстанавливать речь, учить говорить. Человека, учившего тысячи и тысячи студентов владению иностранными языками, на старости учили говорить на родном. Вот такие парадоксы.
    Меня она встретила радостно. В духоте той атмосферы, в которой она осталась на старости лет, моё появление хоть ненадолго было радостным событием. Нешевелящимся языком она давала мне понять, что помнит и меня, и моих детей. Тыкала пальцами в фотографии. Ей было очень плохо. Странно было видеть дряхлой старухой ту, которая ещё недавно играла со студентами в волейбол. Ещё недавно она была центром притяжения многих людей – ей звонили профессора, давали на отзыв книги и статьи. Теперь она была одна. И почти никого вокруг.
    Александр с утра уходил на весь день на работу, закапав ей в глаза лекарство (уже плохо видела: катаракта); она оставалась в квартире со своей невесткой, второй женой сына, которая относилась раздражённо к больной и капризничающей старухе-свекрови. Невестку Лену можно понять: одна дочь училась в престижной школе на другом конце Москвы (туда надо было успеть через весь город), младшую надо было отвести в детский сад. А тут ещё эта больная старуха капризничает… Тётя Валя оказалась одинокой и загнанной в угол. Вскоре она умерла.
                2010 год.