Без права на счастье. Глава 11

В клубе все обошлось. Клиентка оказалась сама виновата, пыталась трюкачить вопреки указаниям тренера. Да и ничего серьезного с ногой не оказалось – простое растяжение. Свидетели подтвердили, что она сама сподобилась вспомнить молодость и сделать сальто, а адвокат мило и быстро урезонил поначалу бушующего мужа. После его речей гнев мужчины переключился на женщину, но я и Михаил помирили и их. Сделали скидку на восстанавливающий массаж как постоянной клиентке, и дело уладилось.
После предложения я старалась как можно больше проводить времени с Сергеем, мы сидели дома уютными вечерами, гуляли вдвоем, ходили в театры и обсуждали спектакли. Я была нежной и ласковой, но иногда видела, как он вспоминает отказ и делается напряженным и замкнутым.
Отказ всегда мучителен, как бы не был обоснован. Больше всего я боялась повторного предложения, но Сергей знал меня не так плохо. Знал, но не понимал. Собака может обожать хозяина, но прочитать для него газету вслух не в силах. Я одергивала себя за подобные сравнения. Но они настойчиво лезли в голову, когда я смотрела на золотистые листья на ярко-зеленой траве и думала, почему старость природы так красива, а человеческая – часто бывает уродлива. Когда смотрела на географическую карту и представляла, как слушаю орган в католическом соборе, смотрю на ночное море, стою под жарким израильтянским солнцем. Но у гетеры есть обязанности. Она уже не принадлежит себе.
Сергей иногда предлагал куда-нибудь поехать – Таиланд, Чехия, Финляндия, Гоа -  но через пять минут обсуждений я говорила, что у нас работа. И вообще, в Москве тоже не скучно, и вовсе она не грязная и не унылая. Но я лгала всем. Мне хотелось поехать, но не с Сергеем и не одной. Мне хотелось стоять рядом с ним. На пирсе, под высоким сводом католической церкви, где угодно! Тоска так резала по сердцу, что хотелось бежать или плыть долго-долго, пока не потеряю сознание от усталости. Хотелось включать музыку погромче, танцевать как безумная, кричать, метать чашки в стену, громить квартиру как булгаковская Маргарита… Но властные руки всадника умело смиряли лошадку. Какой бы красивой и породистой она не была, железо творит чудеса. Она вновь изгибала шею и шла высокой рысью.
При взгляде на Форд я вспоминала мост, отца и яблоки. Последнее воспоминание совершенно чудесно, но остальные замораживали душу. Поэтому в выходные я и Сергей поехали в салон выбирать новую машину. Благо, клуб стал приносить еще больший доход, Сергей тоже о финансах не беспокоился. Впрочем, я знала, что хочу. Молнию, способную разогнаться в считанные секунды, способную на крутые виражи, чувствующую водителя, связанную с ним тончайшими шелковыми нитями. Но Сергею не сказала. Он сидел перед монитором, я расхаживала по комнате, разглядывая ковер под ногами. Рисунок был заказан – крабики и черепашки на песке. Некоторое время мы обходили животных всегда, потом стали устраивать соревнования. Надо было пройти разные маршруты с закрытыми глазами и «не раздавить» морских обитателей. Я делала шаг и спрашивала Сергея о результате. Он косил на меня, но в основном увлеченно разглядывал картинки и пробегал глазами характеристики.
- Предлагаю классику для руководителя– Мерседес!
Я встала, глядя на любовника сверху вниз, чувственно прогнулась в поясе, грудь выгнулась вперед.
- Если ты видишь перед собой представительного зрелого мужчину в костюме, то я с удовольствием поиграю в интересную ролевую игру!
Сергей в притворном ужасе отшатнулся, замахал руками. И неожиданным броском схватил меня и усадил на колени.
- Если глаза меня и обманывают, руки точно не лгут, - радостно сообщил он после беглого «осмотра».
- Может, Пыжика?
- Кого?
- Пежо! Франция, надежно, стильно!
- Тогда уж Рено, Пежо крупноваты!
В салон мы приехали в субботу, днем. Несколько салонов располагались рядом, Пежо, Рено и Ауди. Изображая заинтересованность, я ходила за менеджером, расписывающим достоинства очередной модели. В одной мне не понравилась громоздкость, в другой была неудобная автоматика, в третьей я даже проехалась, но осталась недовольна – на поворотах заносило. Через полтора часа моих вздергиваний носа, серьезных вопросов Сергея и улыбок менеджеров мы оказались в салоне Ауди.
Наверное, именно так себе люди представляют зов вампиров. Когда идешь по наитию, подчиняясь сладкому велению в предвкушении высшего наслаждения. Трепещущее в оргазме сознание с трудом донесло обрывочные мысли – Ауди ТТ. Я открыла дверцу и медленно села в салон, закрыв дверцу настолько бережно, насколько это было возможно. О да, я знала, как выгляжу со стороны. Хрупкая фигурка в черном внутри хищно прижатого произведения скорости и красоты. На глаза неожиданно навернулись слезы, приоткрылись губы, спина прогнулась. Волна тепла захлестнула, закружила в водовороте, дала сделать глоток воздуха, и снова завертела в сладкой истоме.
- Потрясающая модель, спортивная, повинуется едва заметному нажатию педали, повороты проходит так, словно для нее не существует инерции…
Менеджер нахваливал Серебряночку, но он мог бы этого и не делать. Я опустила окно.
- Я беру ее.
- Тогда я иду оформлять? – радостно, но осторожно спросил менеджер.
Я царственно кивнула, менеджер просиял и крикнул какого-то Антона.
- Будете брать насос, запаску, еще что-нибудь?
- Конечно, - оживился Сергей, и они с Антоном ушли, видимо, в кладовку, размахивая руками и что-то обсуждая.
- Я оставлю Вас одну, но ненадолго, хорошо? Хотя нет, подождите, у меня есть сюрприз. Идемте.
Я послушно пошла за менеджером, недовольная, что меня оттаскивают от новенькой красавицы. Спутник нырнул в складское помещение, и тут же выскочил с крупным свертком.
- Это чехол для машины – пояснил он, - потрогайте.
Я погладила белоснежную ткань. Еще раз. Еще.
- Это… асбест?
- Верно! – радостно кивнул менеджер.
- Огромная редкость, - признала я. – Цена?
На удивление мне назвали вполне приемлемую и даже заниженную цену для такой диковинки. Чехол из асбеста для машины? Кто же сделал такой заказ и почему не взял?
- Значит, одно кольцо ты не хочешь, а четыре в самый раз? – спросил Сергей, когда я вышла из салона полноправной владелицей машины с чехлом в багажнике.
Я бережно потянула рукой за рубашку, а когда голова оказалась напротив моей, поцеловала. Пожалуй, мне удалось вложить в поцелуй свое состояние, мироощущение, райский свет, излившийся на меня, так как Сергей выпрямился и пробормотал:
- Ну, раз так…
Посмотрев Сергею в глаза, сказала:
- Мне надо поездить одной, хорошо?
Вздохнув, он кивнул.
- Ладно, я понимаю.
Да ничего ты не понимаешь, подумала я, но вовремя опустила взгляд. Сергей очередной раз обошел машину, я ревниво следила, как он касается шин, корпуса, значка. Да, возможно машины не покупают так сразу, но я ощущения не должны подвести. Знаю, она моя. Моя серебристая молния, ласточка, красавица.
Я ездила до вечера. Быстро, медленно, по прямым дорогам, проходя повороты. Под музыку, в тишине. Я влюбилась в машину с первого взгляда, а к вечеру полюбила. Около трех я выехала на шоссе и разогналась. Я представляла, словно уезжаю из Москвы, уезжаю не зная куда, но далеко. Мне нравилось представлять себя путешествующей вдвоем с ласточкой, свободной, дикой, без забот и обязанностей. Настолько отзывчивой она была на каждое движение рук и ног, что казалось, не моя воля заставляет ее поворачивать а менять скорость, а совпадают наши воли, наши желания. Казалось, достаточно мысленно отдать приказ снизить скорость, и серебристая красавица плавно замедлит бег.
Широкое шоссе позволило остановить машину у обочины. Дальше ехать уже нельзя, а поворачивать не хотелось. Темнело, серые сентябрьские сумерки хмуро смотрели на землю, ненавистный сам себе ветер уныло гонял листья. Я прикрыла глаза, положив руки на колени. Слабый водоворот закружил, я потеряла ориентацию, но открывать глаза не собиралась, оставаясь в сладостном блаженстве, отсутствии мыслей, наверное, как младенец в утробе. Из первичного неведома вырвал стук по стеклу.
- Девушка, с Вами все хорошо?
За стеклом маячило симпатичное лицо мальчика. Ничем не примечательное, разве что некоторой сладостью выражения глаз, губ, бровей. Стекло приглушило голос, тоже сладковатый, но не высокий, вполне приятный. Больше всего на свете хотелось сделать усталое лицо и сказать «да какое вам дело?». Но уже слегка приподнялись уголки бровей, губ, приветливая маска привычно легла на лицо. Минута усилий, и маска уже не будет маской.
- Благодарю, все в порядке. А когда вы спросили, стало совсем хорошо!
Интересно, он понял шутку? И он, конечно, не мальчик. Лет двадцать восемь, просто типаж вечного студента.
- Я точно могу идти? – уточнил мужчина.
- Вы можете куда больше, чем предполагаете.
На этот раз в улыбке проскользнула грусть – это видно по ассиметрии положения губ, слабой опущенности уголков. Он выпрямился и пошел к машине – белая БМВ, пятая модель, если я не ошиблась в сгущающихся потемках. Машина стояла на обочине в двадцати метрах позади меня. Пока водитель заводил мотор, я застегнула кожаный пиджак и добежала до белой БМВ. Постучалась в стекло. Водитель открыл дверь.
- Меня зовут Виан.
Парень усмехнулся и протянул руку.
- Роман. Заходите в гости!
Он пересел на соседнее кресло, я устроилась на водительском месте. В салоне витал слабый запах лимонного освежителя, от водителя едва уловимо тянуло Кензо. Не люблю эти духи, но запах не раздражал. У Романа оказались голубые глаза и русые волосы, лицо довольно узкое, но при этом внешность не типичная. Форма носа, подбородка давала понять, что передо мной знающий себе цену если не аристократ, то занимающий достойное положение в обществе человек. Черная рубашка и джинсы не удивили, а вот лежащая у стекла белая шляпа привлекла внимание. Шляпы носят уверенные в себе люди, в чем-то экстравагантные, обожающие быть на виду. За те же две секунды Роман ненавязчиво оценил и меня – от внешности до дорогой одежды и кольца с сапфиром и белого золота.
- Что же делает приятный молодой человек в субботу вечером вдали от Москвы?
- То же, что и молодая красивая девушка! – в тон ответил Рома.
- Как, вы тоже приехали по грибы?! – восхитилась я.
- Да, собирать грибы вечером при фонарике куда романтичнее, чем на рассвете. Холодно, мокро, спать хочется, туман!
- Верно, верно, - подхватила я, - не то что сейчас, вечером – пронизывающий ветер, ветки в глаза лезут, ничего не видно!
- О, Вы понимаете толк в этом деле! – воскликнул Роман.
Мы рассмеялись.
- Можно посмотреть шляпу?
Роман протянул головной убор и откинулся спиной на дверь, наблюдая за мной. В узком пространстве он умудрился устроиться весьма удобно и даже закинуть ногу на колено.
- Можете даже померить.
- О, Кельвин Кляйн… Нет, спасибо, мне не идут шляпы.
- Красивым девушкам идут все вещи за исключением одной!
Я вскинула бровь, иронично изогнув губы.
- Мужа!
Я усмехнулась, вспомнив предложение и Сергея.
- Вам было бы приятно, если бы Вас расценивали как вещь, которая может идти, а может не идти? А если покрасить волосы в рыжий, таки идти?
Роман посерьезнел, на мгновение опустил глаза. А ресницы длинные, пушистые.
- А я вот женщин так и оцениваю.
- Ставлю часы, что они бегают за Вами. И сменяются, словно рубашки у президента.
- Можете быть спокойны за часы… Правда, не бегают, но их много. Я ведь танцор. Знаешь, как легко подцепить девчонку даже не ночь, на час в этой тусовке?
- У тебя есть постоянная девушка?
- Да, есть… Мы с ней живем уже два года вместе.
Спрашивать о причинах нечего – она ему готовит и стирает. Надо же, давно не слушала исповеди хулигана. Только я уверена, что, покаявшись, завтра он пойдет заигрывать с девчонками пуще прежнего.
- Я не пикапер, просто… Ну нравится мне женское внимание и разные люди? Что в этом плохого?
Он поднял голову и глянул мне в глаза. Нет в них ни глубокой боли, ни разочарования жизнью, только слово «надоело».
- Ничего. А постель – быстрый и простой способ сближения. Не подумай, что я издеваюсь, в самом деле так считаю.
- Но живешь по другим принципам, верно? Конечно, верно… Только вот на сегодняшней тусовке со стороны услышал разговоры о девушках – кто с кем сколько раз переспал, чем та интересна, чем та. У кого на кого какие планы сегодня… Просто противно стало, понимаешь! Словно других нет интересов.
- Ты работаешь?
- Да, в сфере айти, даже недавно стал начальником отдела. Но на работе одно и то же, там скучно, одни и те же лица. Нет, мне работа нравится, иначе давно ушел бы в силу характера. Но мало, мало!
- Движуха нужна? – спросила я полусерьезно, полунасмешливо.
- Да, движуха!
Глаза Романа вспыхнули, он пошевелил руками, пытаясь объяснить нечто такое важное, необходимое, нужное, то, к чему стремится душа. Но просто махнул рукой с тяжким вздохом.
- Может, дело в том, что мне исполнилось двадцать восемь лет?
- И к этому возрасту положено хотеть ребенка и стабильность в жизни и на работе?
- Положено… У танцоров все не как у людей!
- Но ты ведь ни разу об этом не жалеешь!
- Ни разу, ты права.
Роман чуть закусил губу и свел брови. Видимо, пытался понять, на что он жалуется незнакомой девушке субботним вечером и в чем дело. И не мог. Просто тяжело на сердце, бывает такое, когда привыкший находится среди людей, в постоянном обществе оказывается в одиночестве. И так больно, что ненавидишь каждую молекулу этого мира. Но появляется человек, и ты вполне искренне улыбаешься и смеешься, но отчаянно силишься понять, почему минуту назад хотелось забыться.
- Человек создан для счастья, но без страданий жить не может. Это запрограммировано в нас на физическом уровне, и этот код не сотрешь бэкспейсом. Ты можешь быть обласкан судьбой и людьми, быть предметом лютой зависти или не быть известным никому, но будешь страдать. Причем другие не поймут, что тебя гложет, для них их проблемы вознесены на космическую высоту, а твои надуманы и смешны.
- Люди выдумывают проблемы, чтобы пострадать… Чтобы пожалеть себя, внутренне поквохтать над собой, словно курица, побыть несчастным и слабым перед силой обстоятельств. Но почему мы не способны быть постоянно просто счастливы?
- Я не биолог и не доктор, хотя так цинично подхожу к этому вопросу.
Я вздохнула и посмотрела за стекло. Тьма, холодная, мрачная тьма. Как иногда хочется побыть в ней, ничего не знать и не чувствовать. Похоже, мне передалось настроение Романа. Я всегда перехватываю эмоции людей. Сложность в том, чтобы перебороть их и направить по другому руслу.
- Люди, живущие обычной жизнью, не лишенной простых радостей, но бедной на громкие события, прибегают к помощи книг, фильмов, собственной фантазии, чтобы погрустить. Развлекательная индустрия презназначена для установления равновесия эмоций и гормонов в теле человека, в обязанности которого входит сидение в офисе и проделывание работы. Не обязательно тупой и однообразной, но любая работа хранит в себе повторение схожих действий. Возможно, когда-нибудь выпустят таблетки, приняв которые, мы сможем быть радостными или грустными.
- Думаете, кто-нибудь захочет добровольно грустить? – спросил Роман, теребя шляпу.
- Применят психопрограммирование. Убедили же нас в необходимости дезодорантов и компьютеров, телефонов и косметики, красивой одежды и машин.
Брови на сладком лице сдвинулись, в глазах сверкнула некая искорка. Роман чуть наклонил голову, губы смешно надулись. Тут же он усмехнулся.
- Что за мысль Вас посетила, позвольте полюбопытствовать? – шутливо поинтересовалась я.
- Эндорфины, гормоны счастья вырабатываются когда?
- Движение, секс, еда, общение, - начала перечислять я.
Роман поднял руку.
- Остановимся на движении! Танцы – один из самых активных видов спорта. Учтем, что танцевать можно довольно долго. Идеальное поле для выработки эндорфинов! Плюс общение! Вы танцевали? Хастл или еще что-нибудь?
- Нет.
Именно так, не танцевала. Никогда. Ложь – это нехорошо, но необходимо.
- Это же такое наслаждение! После годов тренировок, конечно! Тело подчиняется идеально, скорость движений захватывает, ритм музыки четок и звенящ, ты словно становишься частью самой динамики, играешь собой и партнершей, играешь лицом и телом, становишься кем-то другим!
- К тому же обнимаешь красивую девочку, - подмигнула я.
- Куда же без этого, - не стал отпираться Роман, - Вас бы с удовольствием пообнимал!
- Одна надежда на это понесет меня учиться танцевать, - заверила я собеседника.
- Буду ждать нашей встречи на танцполе! – заявил Роман, но тут же посерьезнел. – Так, о чем я говорил? Ах да, танцы – эндорфины. Организм привыкает к их безумному количеству, поэтому при прекращении потока начинает грустить.
- Примерно как послеродовая депрессия у женщин? – спросила я.
- Точно, сценарии одинаковые!
- Выходит, единственный выход для Вас – поехать танцевать и общаться? – намекнула я.
- Я Вам так надоел?
Милое лицо стало еще милее, когда на него легло обиженное выражение. Брови изогнулись жалобными зигзагами, губы задрожали. Не выдержав зрелища, я засмеялась и закрылась ладонью.
- Вы способны заставить умилиться даже Терминатора!
- Но Вы явно будете покрепче, - усмехнулся Роман.
- Ну, я женщина, я обязана.
- Обязаны поехать домой?
Три слова прошлись тремя ударами раскаленного бича по сердцу. Я опустила голову, рассматривая черные брюки, обтягивающие бедра.
- Обязана перед собой.
- Почему? Зачем ставить обязательства перед собой, которые делают жизнь скучнее?
- Они делают ее лучше. Принесенный в жертву полк стоит выигранного сражения. Человек создан не только для счастья… Кажется, я повторяюсь. Нам необходимы обязательства, на которые мы будем ругаться, но счастливо исполнять их. Полная свобода равна несуществованию. К тому же я не просто женщина, я…
Гетера. Идеальный товарищ и любовница, подруга и советчик. Я живу не для себя. Нет, я умею ценить жизнь и получать удовольствие от мелочей. Но это не главное в моей жизни. Именно в моей.
- Я действительно пойду.
Мягко дотронувшись до руки Романа, я открыла послушную дверцу и вышла из машины. Ауди встретила прохладой, но мгновенно нагрелась. Не глядя на похожую на привидение БМВ, тронулась с места и погнала машину карьером.

- Зайдем в Третьяковку.
- Давай, я давно там не был.
Ноябрьский ветер продувал до костей, я ускорила шаг, наши каблуки жестко застучали по брусчатке. Сергей легко открыл массивную дверь, я с облегчением втянула теплый суховатый воздух.
- Хорошо как в будний день, народу совсем мало, - порадовался Сергей.
Я ограничилась кивком. Ноги понесли на второй этаж, по знакомому переплетению коридоров. Сергей молча поспевал за мной. Знакомая угрюмая фигура на стене оставалась в той же позе, в какой оставил ее художник. Я села на лавочку напротив, скопировала положение исхудавшего под гнетом дум человека. За ним розовело небо, прекрасный пустынный закат, но он не стоил его внимания. Сорок дней в одиночестве. Сорок дней и сорок ночей.
- Я пойду, другие картины посмотрю.
Я вновь кивнула. Он думал, глядя на серые камни, думал, глядя на ясные звезды. Ночью меняются люди, меняются мысли. А он продолжал толкать тяжелые мысли по своей дороге. Это намного проще, когда нет никого. Как бы человек ни пытался не обращать внимание на окружающих и даже быть в самом деле равнодушным, он не обратит внимание на ссорящуюся пару, эффектную девушку, очаровательного щенка. А в пустыне лишь серые камни и палящее солнце. Сорок дней без еды. Нужды тела отодвинуты настолько далеко, что он не чувствует голода, жары, желания поспать в удобной постели. Все отдано работе мозга, невероятно напряженной.
На первый взгляд он спокоен. Но мысли мчатся словно перепуганные кони, умело управляемые всадником. Чуть ошибся седок, и конь собьется с дороги или вовсе упадет. Но всадник не ошибется, он знает, что стоит на кону гонки. Или не знает. Смутно ощущает в попытках понять голос, что говорит с ним по-отечески властно и неясно. Чуть позже он все поймет. Но пока рано.
Сергей уже стоял у выхода из экспозиции.
- Я хочу уйти.
- Куда?
- В тайгу, пустыню, горы… Неважно. На сорок дней. Чтобы не видеть людей, машин, цивилизации.
- Пойдем в поход. Правда, сорок дней обещать не смогу, но неделю… Мысль хорошая. И весной, когда будет теплее.
- Нет, не так. Я не хочу видеть вообще никого, даже себя. И не думать о себе, о других, о людях.
- Все наши мысли так или иначе связаны с людьми.
- Тогда не хочу думать о конкретных людях. Не хочу никого видеть.
- Задумала создать новую веру? – усмехнулся Сергей. – Все пророки и создатели учений удалялись кто в горы, кто в пустыню. Моисей, Магомет, Иисус, Конфуций. Но мне кажется, ты еще молода для этого. И твоя горячая кровь не позволит высидеть на месте больше четырех-пяти дней.
- Не хочу я создавать никакую веру…
Я принялась слишком тщательно поправлять плащ. Надоели мне люди. Сидеть и смотреть на камни, на закаты… Конечно, умные мысли приходить будут, но в пустыню я стремлюсь не ради них.
- Виан, скоро пять лет, как мы встречаемся. Я же знаю, ты не любишь сюрпризов, поэтому предлагаю обсудить.
Я постучала ногтем по стеклу, женщина в соседнем Нисане удивленно похлопала глазами. Сергей уже тронулся, моя рука сложила из среднего и указательного пальцев букву V. И зачем я это сделала?
- Пусть на этот раз будет сюрприз. Я обрадуюсь, честное слово.
- Тогда начинаю думать.
- На старт, внимание, марш, - вяло скомандовала я.
Желтые окна приветливо подмигивали, разгоняя темноту. Уже которую ночь не видно звезд, живем словно в Англии под вечно-серым небом. И луны не видно. Сергей открыл дверь, заботливо успел подхватить плащ. Молча ушел на кухню, видя, как я не глядя скидываю и кидаю к стене ботинки. Это знак очень плохого настроения. У него – наоборот – чем аккуратнее раздевается, тем большая неприятность. Я не стала включать свет в комнате, спотыкаясь и задевая все подряд, разделась.
- Сереж, я пойду пораньше спать, а то устала.
- А ужин?
- Завтра поем.
Уже у двери ванной он нагнал меня и вручил яблоко. Я улыбнулась и поцеловала в щеку. Зеленые яблоки – единственная слабость в еде, я практически не способна отказаться от этого волшебно-вкусного хрустящего фрукта. Особенно если яблоко холодное, твердое, с лопающейся под крепкими зубами кожурой. Сидя на краю ванной, схрустела яблоко с огрызком. Совершенно не хотелось вставать, ноги тянули к постели, но я не имею права. Не думать о завтрашнем дне, не заботиться о себе, принадлежать только себе. С трудом заставила непослушное тело принять душ, расчесала волосы.
Сергей смирился с тем, что я сплю в отдельной комнате. Даже если мы засыпаем вместе, утром я оказываюсь у себя. Я никогда не отказывала ему в любви, едва ли не чаще становилась провокатором сама. Однажды я сказала, что это плата за волшебные ночи. С некоторыми женщинами хорошо просыпаться утром, а я предпочитаю дарить волшебные ночи. Я зарылась поглубже в черное одеяло. Постельное белье такого цвета – мой выбор. Наверное, организм думает, что сейчас ночь, и спит крепче. Мне нравилась и черная простыня, и подушка, и одеяло. И сейчас черный цвет как никогда кстати.

- Никаких обогревателей, - категорично заявила я.
От них сушится кожа и дышать нечем. Сергей подчинился, но ходил по дому в свитере и теплых джинсах. Морозы начались в начале декабря, и стояли вторую неделю. Небо стало белесым, злой холод вытянул краски из синевы, деревья стали серыми, словно сжались в попытке защиты от лютых укусов мороза. Пар из труб валил такими густыми клубами, что их легко было принять за тучи.
Кожаные сиденья машины по утрам заставляли тихо вскрикивать и стискивать зубы. Зато соприкосновение попы и ледяной гладкой поверхности весьма бодрило – у меня появилась бессонница при морозах, поэтому утро стало проклятием. Я просыпалась за четыре часа до рассвета. Сначала спать не хочется, но чем ближе рассветный час, тем сильнее ноют глаза. Я закрывала их и пыталась провались в небытие. Это похоже на сжатие вещества и следующий за ним взрыв сверхновой. Вот почти ты оказался во тьме, но вспышка выдергивает из ночи, заставляя передергивать одеяло и вцепляться в простыню пальцами.
Это твой персональный ад. Ты хозяин и единственный гость - все для тебя.
Ты словно висишь над пропастью. Подтянуться и встать нет сил, но и отпустить дрожащие руки не представляется возможным. Так хочется рухнуть в желанную тьму, но нет... Ты висишь, проклиная себя, пропасть, свет и тьму.  Любой звук, на который ты бы не обратил внимания, становится невыносим. Шум машин за окном, вода, текущая в трубах, дыхание человека - ты словно превращаешься в сверхчувствительный локатор. Как ни странно, днем спать не хотелось. Такие ночи повторялись через раз. Сергей спал, не замечая. Впрочем, я разыгрывала спектакль и перед собой – лежала с закрытыми глазами и ровно дышала.
- Минус двадцать шесть, - сообщил Сергей в полдень субботы, проглядывая новости, - и скоро индий закончится.
- Грустно, - отозвалась я, роясь в шкафу.
- Не просто грустно, ведь на нем дисплеи делают! И Хаббл новые снимки сделал, на этот раз коричневого карлика!
- А, звезда с температурой чашки кофе!.. Скинь мне снимки, я посмотрю.
Открыв дверцу, я сосредоточенно обозревала полки. Да, Виан все-таки замерзла и решила найти нечто теплое. Среди черной ткани радостно голубел рукав толстовки. Я осторожно вытянула вещь из груды футболок. Хлопковая толстовка с тонкой и редкой черной горизонтальной полоской. С капюшоном и карманами, цвета лучистого весеннего неба. И запах… Я прижала вещь к носу, упав в счастье, попытавшись утонуть в нем. Вот бы вечно вдыхать, тянуть и тянуть этот запах!
- Виан, это же мужская толстовка, - удивленно сообщил Сергей, отпив кофе с молоком.
Конечно, мужская. Широковата в плечах, болтается на талии, длинна в рукавах, зато обтягивает линию бедер.
- Она мне понравилась, - отрешенно сообщила я, созерцая себя в зеркало.
Толстовка Олега. Единственная сохранившаяся вещь. Я медленно подошла к Сергею, он оторвался от монитора и смотрел на меня снизу вверх. По телу прошла волна – безумная, сильная, захлестывающая. Ловя ртом воздух, я подцепила его за ворот и медленно подняла. Под нажатием руки на грудь Сергей медленно пятился к стене. В карих теплых глазах я уловила изумление и частицу страха. Когда затылок мужчины прислонился к стене, я уперла колено между ног в стену и положила ладони по обе стороны от головы. Из глубины сердца, словно начало цунами, поднялась глухая первобытная страсть, куда больше похожая на ненависть.
- Виан…
Я не дала договорить – заткнула Сергею рот губами, затем глотку языком. Я едва ли целовала – скорее кусала, давила до боли, сжимала. Сорвала свитер, запустила руку в волосы, дернула рубашку так, что пуговицы посыпались на ковер. Я будила в нем ярость. Мне хотелось, чтобы он почти насиловал меня, причинял боль. Чтобы было, за что злиться и ненавидеть. Или хотя бы не любить. Я целовала человека, который безумно меня любит, в толстовке Олега. И сходила с ума от запаха вещи. Мне хотелось оправдать себя. На этот раз я хотела действительно грубости.
Мне удалось вызвать в любовнике зверя – и от грубости я получила такое наслаждение, какого не получала от самых нежных ласк. В один момент я перевернулась и оказалась сверху. Я насиловала себя сама и получала от этого наслаждение. Дикое, животное, и мне не хотелось искать ему объяснение.