Проснуться 17

Надя шла по людному проспекту, но всё её существо находилось теперь, в каком-то невидимом коконе. Казалось, она была ограждена от всех этих людей, какой-то мрачной пеленой собственных мыслей и переживаний. Было видно, даже, как люди, сами того не замечая, держались на определённой дистанции. Казалось, что Надя, только что, вот, сию минуту, прибыла из какого-то другого измерения.

Люди радовались приятному знойному дню, прославляли яркое летнее солнце. Она же, не имела к этому ни малейшего отношения. Тринадцать часов дня, и вся оживлённая улица, до последнего её обитателя, перебывала на пике своей жизнедеятельности. Одни, дружескими или деловыми компаниями, вели оживлённые беседы, во множестве разнообразных кафе. Другие – серьёзно о чём-то размышляя, спешили по неотложным делам. Третьи – выходили из очередного магазина, таща за собой тяжёлые и лёгкие покупки. Четвёртые – просто так, наслаждались этим днём и тем, что им не нужно никуда спешить, не о чём серьёзном, думать, и они могут просто так, спокойно прогуливаться по проспекту, или в приятной компании.

Все эти люди, на каком-то неведомом, интуитивном уровне, взаимодействовали друг с другом, с этим проспектом, и даже, с этим неустанным солнцем. Во всём этом, звучала, какая-то, неслышная никому, но принадлежащая каждому, симфония бытия. Она переносилась через ветер, оставалась на кронах деревьях, становилась шелестом листвы, лёгких одежд прохожих, шумом машин.

Только не Надя. Она одна не могла уловить этой музыки. Одна она перебывала на своей собственной волне переживаний. Одна она, непонятно для чего, и куда, задумчиво идёт. И даже не идёт, а медленно плывёт. Очень медленно, по своей мрачной дороге обречённости. Её снова донимают эти знойные лучи, и она пытается выбрать затенённое место; ей снова надоедают эти люди, и она сворачивает с этого людного проспекта. Ей вспоминается вчерашний вечер, и она ищет дорогу в парк.

Что твориться в её душе? Какие мысли витают в её голове? Она просто пытается понять, что с ней произошло в кафе, что с ней происходит теперь... То, почему она идёт, словно в тумане. Она себя упрекает в том, что не переживает по поводу увольнения. Она не понимает, почему её не греет мысль о первых заработанных деньгах. И почему ей наплевать на то, что будет дальше. Она, пока ещё, только догадывается, почему целый день, её мысли только о прошедшем вчерашнем вечере.

До парка далеко и прогулка затягивается – на часах телефона уже четырнадцать тридцать. Хорошая физическая подготовка способствует длительным прогулкам, но из-за долгого игнорирования занятий, она уже на пол дороги, чувствует себя уставшей. Винит себя в том, что изначально не воспользовалась транспортом. Решает остановиться пообедать. Но поблизости, только ресторан кавказской кухни, со стильным интерьером. Довольно дорогое заведение, и на обед у неё уходит ровно половина заработанных денег. Она, хорошо отдохнувшая и ободрённая, отправляется снова в путь. К шестнадцати часам, она, совершенно обессиленная, ловит маршрутное такси и доезжает до парка за пять минут.

Раньше Надя никогда не пробовала алкоголь, если не считать пару маленьких глотков шампанского на семнадцатилетие. И никогда раньше не курила сигарет, если не считать неудачную попытку вчера вечером. Но при входе в парк, она покупает стеклянную бутылку пива и пачку сигарет, уверенна, что непременно со всем этим справится. Всю оставшуюся дорогу, остаётся в том же странном затуманенном состоянии ума. Это сулит ей что-то недоброе, но Надю это не пугает. Её сейчас ничего больше не волнует, кроме того самого, коронного места, куда она направляется.

Прибыв на поляну, она, в первую очередь, берётся открывать бутылку пива, делает пару маленьких глотков кривиться, но после этого делает ещё несколько. От каждого нового глотка у неё сжимается горло и настороженно пошевеливается желудок, но она не останавливается и настойчиво продолжает делать всё новые и новые глотки. Ей непременно нужно это сделать. Ей просто необходимо сделать что-то неприемлемое и ужасное. Что-то такое, из-за чего её прежние подруги упали бы в обморок, а бывшие преподаватели, в ужасе, закрыли глаза руками и заплакали. Они, взявшись за головы, качали бы ими, из стороны в сторону, и причитали, что-то, вроде "Боже, мой! Да как же это..? Надя! До чего ты докатилась?!" Ей нужно сделать что-то, что ужаснуло бы любого, кто знал её раньше.

Решив, что нужно передохнуть от пива, Надя взялась за сигареты, но распечатав пачку, поняла, что забыла купить зажигалку, или хотя бы коробок спичек. Со злостью бросила сигареты о землю и чуть не зарыдала. Но тут же взяла себя в руки, взяла бутылку и снова начала, одолевая тошноту, пить вспененное горькое пиво. 
Она, уже основательно захмелела и решила сегодня, при заветной встрече, непременно выбить из Стрёма ровно столько информации, сколько ей было необходимо. Отослать Могилу куда подальше, и наедине, сказать голубоглазому, всё то, что она о нём думает и что от него хочет. У неё в голове уже был целый план и всё то, что она ему скажет и даже то, как он должен будет ей ответить. Но никто не появлялся. На поляну уже спустилась темнота, но по-прежнему никого не было. Надя обратила на это внимание, когда опустошила всю бутылку. Этого было вполне достаточно, что бы хорошенько опьянеть. Она оглянулась по сторонам и поняла, что ей наконец, необходимо воспользоваться сигаретами и отправилась в ларёк, за зажигалкой. Она шла охмелевшая и одурманенная, решившая вернуться на место и дождаться сегодня Стрёма.

Стрём – очень задумчив и немногословен. Это тот самый Артём из неблагополучной семьи, внук академика и пианистки. Тот самый, в переломный момент, уставший от вечных домашних скандалов, ушедший из дому. Бродя в это время по городу, в одной из газетных лавок, ему на глаза попался молодёжный журнал, со статьей о широко распространившейся в то время, субкультуре. И будучи в угнетённом и депрессивном состоянии, Артём сильно увлёкся этим явлением. Со временем, получил больше информации, ознакомился с музыкой этого направления, и полностью отождествлял себя с этими людьми. Окончательно понял, что он не уличный бродяга, а мрачный индивидуалист. Возненавидел прежних друзей ещё больше, чем родителей, осознав колоссальную разницу между собой и ними. Нашёл в себе силы противостоять шпане и всеми возможными способами пытался показать, насколько он далёк от их ущербности и ограниченности. Больше внимания уделял своей романтической натуре.

Интеллектуал, презирающий посредственность и отсутствие личности в человеке. Верил, что целью всякой жизни и её основой, является смерть. Смерть есть уникальное явление, которое отнимая одну жизнь, даёт возможность рождения другой. Уже на много лучшей, впитавшей в себя тысячи других, прежних. Весь их опыт, набиравшийся веками, должен воплотится в следующей. Смерть есть первым, основным двигателем прогресса и развития человечества. Он верил, что человеку достигшему высшей точки развития, дарится возможность вечной жизни, так, как он обладая высшим благом уже есть результат прогресса и не может более участвовать в процессе улучшения человеческого рода. Этот "сверхчеловек", после смерти возноситься в небеса и сливается со Вселенским разумом, наполняя его своим человеческим опытом.

Людей, остававшихся на примитивном интеллектуальном и моральном уровне, он называл деградантами и презирал их так, как никого другого. Считал, что они, своей жизнью свели на нет все поколения, жившие до. Весь их грандиозный опыт умирал в этой пустой душе и хилом умишке. Основной загадкой бытия для него являлась одна не состыковка в теории. Почему, откуда они берутся эти деграданты? Тысячи блестящих жизней положено для того, что бы родилось это примитивное, безликое, а часто, даже вредное, для общества, существо? Из-за этого единого пункта, с треском рушилась вся его гениальная идея. Возможно, из-за этого он ненавидел деградантов ещё больше. Но не отчаивался и верил, что когда-нибудь он всё-таки поймет, почему так происходит и вся его теория приобретёт законченный, полноценный вид.

С детства привыкший к одиночеству и непониманию окружающих, начал получать удовольствие от депрессии и самобичеваний. Тоска и печаль для него были обычным состоянием, в котором он пребывал большую часть своей жизни. Но для него это не являлось проблемой, а наоборот он находил в этом состоянии вдохновение, возвышение, своеобразный кайф. Ничего он в своей жизни не ценил больше этого, не понятного для большинства людей, состояния, творческого подъема, полета души. Под его влиянием, он писал стихи, о которых практически никто не знал, кроме его лучшего друга Могилы. В этих стихах было всё, что волновало его романтичную натуру, вся боль, годами накопившаяся у него в душе была описана в этих строках.

По своей врождённой застенчивости, он не мог открыть людям свои таланты и переживания, но при возможности, вопил об этом каждому встречному: своим тяжёлым взглядом, своим мрачным видом и экстравагантным костюмом глубокого чёрного цвета. И в то же время, отвергал это общество всеми возможными способами. Пытался отделить себя от них, как от чего-то порочного и грязного, чего-то низкого, скучного и глупого. Пытался наполнить смыслом своё существование и выбрал для этого нелёгкий путь мрачного романтика.

Таким был этот Стрём. Вовремя поменяв свои моральные ценности и жизненные приоритеты, он избежал судьбы уголовника и наркомана, доверив свою судьбу, в руки, всё детство, любимых, бабушки и дедушки, которые помогли ему поступить в педагогический институт на филологический факультет. Где он теперь успешно учился на третьем курсе.

В парке уже давно началась бурная вечерняя жизнь. Всюду на лавочках, сидели весёлые компании. Со всех сторон раздавался смех и оживлённые споры. Кое-где играла негромкая музыка.

Надя, погружёна в свои мысли, шла следом за небольшой компанией молодых людей. Её глаза неустанно следили за короткой юбкой одной из девчонок. Эта юбка, густо пронизанная блёстками, так и сияла тысячами ярких огоньков, на жёлтом свете фонарей. Даже в самых затенённых участках дороги, она продолжала так же ярко блестеть. Всё внимание привлекала эта юбка, Надя смотрела только на неё и даже не обращала внимание на дорогу – ни туда куда шла, ни на каменистую аллею. Так, спотыкаясь, она шла за светом, уже позабыв, куда и зачем ей нужно. Когда компания остановилась у одной скамейки, Надя наконец пришла в сознания и ей уже, почему-то, совершенно не хотелось уходить от этой веселящейся кучки людей.

Молодые люди, заметив пополнение, стали с интересом её рассматривать. Девушки, в свою очередь, мерили её косыми и ревностными взглядами. Хмельная Надя не зная, что говорить, просто улыбалась и весело здоровалась с каждым, кто попадался ей а глаза. Потом полились шутки и веселье. К Наде проявляли интерес, с ней шутили девушки и хвастались парни, но никто и не думал спросить у неё кто она такая и что здесь делает. Им просто было весело и никому не хотелось переводить общение на другой лад. Несколько человек спросили у неё имя, хотя, за весь вечер они же ещё раз десять его переспрашивали. Веселье шло бурное, пиво уже сменилось водкой, а сигарет было выкурено не одну и не две.

Среди парней, Надя подыскала себе кавалера. Им стал толстый парень Семён. Единственным критерием, по которому Надежда его выбрала – было его имя. Семён был очень даже не прочь её компании, по началу даже никак не мог поверить в своё счастье и думал, что она над ним шутит. Но вскоре, освоился, и прижимал хрупкое Надино тело к своему необъятному, очень мягкому и тёплому животу. И, всякий раз, при любой удобной возможности, вдавливал её в свой живот ещё сильнее и пытался маленьким зловонным ртом, дотянуться к её губам, от чего Надя, как могла уворачивалась и переводила всё на шутку. Ни малейшего интереса она не испытывала ни к этому мягкому животу, ни к этому вонючему рту, ни к его скромным, но настойчивым комплиментам. Её поглощало и интересовало только одно – его имя. Одно это созвучие звуков (и конечно, выпитое пиво) вызывало в ней трепет и заставляло чувствовать себя в этих объятьях почти утешенной.

Когда половина всей водки была выпита, а половина компании с трудом держалась на ногах, как по-волшебству, появились две небольшие колонки, из которых полилась быстрая и звонкая музыка. Те, кто был в состоянии держать равновесие – пустились в дикий пляс. А остальные, перекрикивая музыку, обсуждали насущные политические и социальные вопросы. Так тянулось это бурное веселье под покровом ночного неба, и никто не задумывался о том, что завтра среда – будний день – кому-то на работу, кому-то в университет. Никто даже не вспоминал по поводу потраченных денег. Всех волновало одно – сегодня праздник и нужно его как следует отметить.

Надя давно уже забыла, что собиралась возвращаться на поляну, но тем ни менее, продолжала в голове прокручивать свой план, вносить в него поправки и анализировать её вчерашнее знакомство. При этом, ловко уворачивалась от настырных попыток её поцеловать, очень тёплого и мягкого, но цепкого Семёна.

Вторую половину кутежа, на следующий день, Надя уже и не вспомнила, но зато твёрдо знала, что добралась она на такси и потратила за вечер практически все деньги, которые у неё тогда находились при себе. Это её сильно расстроило и она стала метаться по квартире, рыться во всех карманах и сумочках. Искала, хоть какие-то сбережения. В заднем кармане брюк, нашлось пару мелких купюр, в других вещах находились деньги, по-крупнее. Но в общей сумме, из всего этого, набралась едва ли десятая часть потраченных вчера денег.