Гл. 22 визит к анне

На следующий день после работы я положил в сумку бутылку рома, шоколадку и флакон одеколона. Провожая меня, Володька Кривцов напутствовал:
-Прибьет тебя батька ейный. Чует мое сердце – прибьет.
-Наверное, это был бы лучший выход из моего положения, - почти серьезно ответил я.
По дороге решил: все честно расскажу, покаюсь… Скажу – пьяный был. Ну что с пьяного возьмешь? Простит? Как у них на Кубе принято? Наша бы простила… Хотя… Да нет, здесь тоже все от человека зависит. Мысли путались.
На звонок дверь открыла Анна. Кудрявая, без косынки и в халатике. Вздрогнула и тут же опустила глаза.
-Ты одна? - спросил я. Кивнула. – Можно я войду? - Посторонилась, пропуская меня.
За четыре месяца в квартире ничего не изменилось. Та же кофеварка на кухне, то же безкнижье. Да нет, вон какие-то фотографии на полке. А может быть и раньше стояли, просто я их тогда не заметил.
-Давай выпьем немного рома, - предложил я.
Анна молча поставила на стол один большой фужер. Потом подумала, тревожно взглянула на меня, залезла в шкаф и извлекла оттуда маленькую рюмочку. У меня отлегло от сердца. Может все образуется? Я быстро достал из сумки бутылку и шоколадку. Разлил ром. Сели за стол друг против друга. Анна по-прежнему избегала смотреть на меня.
-Я очень ждал тебя эти дни. Почему ты не приходила? – спросил я и испугался своего вопроса.
-Я плохо себя чувствовала.
-Аня, эти мучачи приходили к Володьке … и Павлу.
-Я знаю. Мне сказал Авель. – Она говорила в стол, опустив глаза.
-Мне никто не нужен кроме тебя.
На последней фразе мой голос дернулся, дрогнул. Анна подняла глаза.
-Ты свободный человек и можешь поступать так, как ты хочешь.
-Анна.., - я уже не владел собой и схватил ее через стол за руку. Сзади послышался шум и она резко выдернула руку. Я обернулся. В дверях стоял ее отец – я сразу узнал его. Он стоял набычившись, молча, широко расставив ноги, и смотрел на нас, вернее, на наш стол налитыми кровью глазами. Я, как можно почтительнее, поздоровался, и даже приложил руку к сердцу. Не ответив на приветствие, он пересек комнату, вышел на балкон и закрыл за собой дверь. Анна схватилась за щеки и замотала, в тревоге, головой.
-Ой, он вчера был сильно пьяный, а сегодня очень злой, потому что ему, наверное, не на что опохмелиться.
-Давай я позову его, - с надеждой предложил я.
Анна колебалась. Пан или пропал, - решил я. Пересек комнату и открыл балконную дверь.
-Извините, - начал я, тщательно подбирая испанские слова, - у нас в Советском Союзе сегодня праздник, годовщина победы над французами (Боже, какую ахинею я несу). Не согласились бы вы выпить с нами немного рома за этот… гм… праздник?
Он стоял спиной ко мне и даже не шелохнулся. Коренастая фигура и лысая черная голова, обрамленная седым пушком, на короткой шее. И только отставленная на парапет рука забарабанила по пластмассе пальцами, борясь с искушением. Наконец, он развернулся и хмуро, минуя меня, прошел к столу. Поддался искушению. Анна подставила ему кресло и чистый фужер. Я подошел к ним, сел на свое место и наполнил его фужер до краев. Сделав большой глоток, он спросил меня, в каком году это случилось.
-В 1812-м, - с готовностью ответил я.
-Так давно? – удивился он и сделал еще один приличный глоток. Я тут же долил ему еще.
-Французов, немцев… Кого вы еще победили?
-Монголов, - ляпнул я.
-Кого? Это кто?
Я растянул пальцами глаза, изображая монголов.
-А-а, понятно, чина.
Он подумал, что китайцев. Вдаваться в подробности я не стал.
-Американцев надо, - сказал он и еще отхлебнул из фужера. – Вы и мы вместе, - он сжал ладони наподобие рукопожатия. – Их надо победить и освободить латинскую Америку. Вы знаете, что такое латинская Америка? Это одна большая страна. Одна культура, один народ. А пока свободна только Куба. – И гордо тряхнул головой.
Потом он оседлал тему «Латинская Америка». Называл страны, какие-то неизвестные мне фамилии, не забывая, впрочем, время от времени прикладываться к напитку. Я внимательно вслушивался, но мало что понимал. Говорил он быстро и, как большинство кубинцев, пропускал, не выговаривал многие буквы. Вопросов не задавал. Наверное, его мало интересовало, понимаю я или нет. Главное, в моем лице он нашел замечательного слушателя. На старые дрожжи его развозило все больше и больше. Анна все чаще, как бы извиняясь за родителя, поглядывала на меня. Наконец, когда рома в бутылке осталось на донышке, Анна прервала его разглагольствования:
-Па, Владимиру надо уходить, он зашел ненадолго… Его советские товарищи ждут.
-Да, вы извините, - обрадовался я и постучал ногтем по часам. – Мне было очень интересно вас послушать.
-Конечно, конечно, заходите еще, - сказал он и покосился на остатки рома в бутылке.
Я встал, раскланялся. «Только бы она пошла со мной. Только бы пошла.» Умоляюще смотрел на нее. Поняла. Опустила глаза.
-Я пойду провожу Владимира немного.
-Проводи. Он хороший человек, мне понравился.
И неожиданно осклабился, обнажив крупные редкие зубы на светло-розовых деснах. Улыбнулся как-то по-детски, очень искренне. Наверное, так могут улыбаться только негры. Или очень пьяные.
Я взялся за сумку и вспомнил про «рыгало». Ударил ладонью себя по голове.
-Вот, совсем забыл. Это тебе.
-Мне?! – она очень удивилась, ведь я никогда ничего ей не дарил.
-Тебе, тебе. Э-э… В честь победы над… китайцами.
Мне показалось, что ее отец при этом как-то недобро усмехнулся.
Зимний кубинский вечер окрасил землю и небо одним цветом. Небесные светила забастовали, и их во всем районе поддержали рукотворные, что случалось в Моа довольно часто. И лишь вдалеке, в советских кварталах, горели уличные фонари. Пробираясь к свету, мы с Анной тщательно ощупывали почву под ногами, чтобы не оступиться. Я привлек ее к себе.
-Анна, я не хочу тебя потерять.
Теплый ветер ласкал наши тела. Это была самая нежная ночь в моей жизни.