Анна Мальборо

Мы родились в обеспеченной уважаемой семье. Ничего особенного не происходило, размеренная жизнь. Нормальная. Ох, как же я скучаю по тому времени…
Всё разделилось на «до» и «после», когда мне было 12, а Джонатану 19 лет.  Те четверо ворвались к нам домой ночью. Брата не было дома, отец пытался защитить меня и маму, но его застрелили сразу. Три пули в живот, одна в голову. Мама закричала, и тоже получила две пули. Не знаю, почему они не застрелили меня – может, потому что ещё ребёнок была… Что творится в голове у таких извергов? Я даже не сопротивлялась. Сидела в углу комнаты, смотрела на истекающих кровью родителей и не могла издать ни звука. Потом стало темно – проходя мимо, меня ударили чем-то тяжёлым по голове.
Джонатан уже был совершеннолетним, поэтому получил все права на семейный табачный бизнес, быстро и без проблем оформил опекунство надо мной. Я ни в чём не знала нужды – лучшая школа, шикарная одежда, путешествия куда захочу. И лучшие врачи. Моя память стала подводить меня, хоть мы это и скрывали. Сначала вроде как мелочи – забыла, куда положила сумку, не пришла на встречу. К 18ти годам стало хуже – я начала приходить на встречи, которых не было. И понимала это, только уже придя на место, просидев час в ожидании. Иногда были такие странные совпадения – могла прийти куда-то без объяснимой причины, и увидеть там старого знакомого, известного человека, или же просто того, кто был в затруднительном положении, и я могла бы помочь ему. Или же увидеть страшное событие, стать свидетелем и очевидцем.  В нужное время в нужном месте. Наверное, из-за этого  я и решила стать фотографом.  Тем более, если я не могу доверять своей памяти, почему не доверить её более надёжному источнику – фотоплёнке?
Не могу сказать, что добилась всего сама. Брат поддерживал, помогал с карьерой, но ведь полную бездарность даже так не протащить на вершину славы. Я действительно делаю очень даже неплохие снимки, уже к 21 году стала получать вполне приличные заказы от уважаемых издательств, Джонатан поговаривал, что через пару лет сможем устроить собственную фотовыставку, представляете!..
Но случилась война. Всё так быстро стало рушиться, что я даже не успела опомниться. Брат пошёл добровольцем, хотел помогать, представляете! Он, уходя, был так отважен - успокаивал меня, дурёху, льющую слёзы, обещал вернуться и писать мне каждую неделю. И по началу сдержал это обещание, но через 8 месяцев письма перестали приходить. Мой единственный родной человек, мой братик, пропал.
Надежда не покидала меня. Я старалась занять себя работой, не забывала пить таблетки, которые семейный врач прописал для улучшения памяти. Надо сказать, сделала много неплохих снимков, некоторые даже красовались на обложках известных изданий. Надеялась, что после войны брат вернётся. Может, его взяли в плен? Даже думать об этом боялась.
И вот, война закончена. Мне сразу поступил заказ в Италии, платили хорошие деньги, так что я поехала не раздумывая, удостоверившись, что о возвращении брата мне должат н-е-м-е-д-л-е-н-н-о. Потом в планах была  Англия, и я надеялась, что Джонатан, живой и здоровый, присоединится ко мне в этой туманной стране.
И вот, Америка провозглашает себя победителем, герои возвращаются все в орденах. Но Джонатана среди вернувшихся не оказалось. Вернувшись домой через несколько месяцев, я оббила все пороги, подняла все имеющиеся благодаря профессии связи, буквально рыла носом землю!.. Но безрезультатно. Никаких известий, и вот уже семь месяца, как его официально признали мёртвым вопреки моим протестам. Семейные адвокаты постарались – наше табачное не могло дальше функционировать и приносить деньги без официального главы по документам. Проклятые бумажки, тьфу.
Все эти мотания по инстанциям, юристам, да и, конечно, отсутствие информации о Джонатане сильно пошатнули моё здоровье – я пропустила несколько дней приёма лекарств. Нервы были ни к чёрту. Да и кому нужны причины эти, пустые отговорки. Меня наняли повести крупную фотосессию выживших, вернувшихся с войны героев. Ветеранов. Одно скандальное издание хотела опубликовать статью о нашумевшей проблеме – стали возвращаться и те, кто признан официально мёртвым, и у них возникли сложности с восстановлением личности. Нужно ли говорить, как я была заинтересована в таком заказе?! Мне очень хотелось помочь этим людям, в каждом из них я уже мысленно видела своего брата. Должна сказать, сама съёмка прошла идеально, фотографии должны были получиться искренними и натуральными, а несчастные герои возлагали большие надежды на поднятие общественности этой статьёй. Но, когда я вернулась в поместье и решила приступить к проявлению снимков, с ужасом обнаружила, что фотоаппарата нет. Нигде. Нет МОЕГО ФОТОАППАРАТА. Но я точно помнила, как убрала его в свою рабочую сумку. Движения, тяжесть... Это меня сломало полностью. Не знаю, сколько я прорыдала, но точно больше трёх часов. К вечеру следующего дня  должна была принести готовые снимки в издательство, люди надеялись на меня, а я их подвела. Если я забыла  фотоаппарат на месте съёмки? Или просто отдала первому встречному бомжу – а то путь до дома, что-то, туманом покрыт в моей памяти… А может фотоаппарат просто украли? Как я могла ТАКОЕ не заметить?! Моя голова, казалось, лопнет от роящихся мыслей. Так и уснула я, вся в слезах, сидя на полу своей комнаты для проявления фотографий.
Утром раздался звонок в дверь. Прислугу я отпустила на эту неделю – не хотела, чтоб они видели меня в столь плохом состоянии, сплетничали и в итоге подрывали мою репутацию. Так что отправилась открывать сама. Звонок не повторялся, и, когда я распахнула дверь, нашла на пороге небольшую сумку. Никого видно не было. Я знала, что необходимо вызвать полицию, но сказался вчерашний нервный срыв – мне было просто всё равно. Я открыла сумку, и увидела там свой фотоаппарат. Плёнка, засвеченная, валялась рядом. Ни записки, ничего такого. Я взяла рукой плёнку, а под ней нашла баночку со своими лекарствами.
Это меня отрезвило. Первым делом я привела себя в более-менее приличный вид и поехала к юристу, мистеру Хальду, много лет занимающемуся бумагами нашей семьи. Он знал о моей болезни, так что ему я рассказала всё как есть и спросила, что мне делать. Поразмыслив, он сказал, что полицию вызывать не надо – если всплывут данные о моей болезни, есть вероятность, что дальняя родня попытается отобрать бизнес, выставив меня недееспособной. Он позвонил в издательство сам, постарался с ними уладить, что-то рассказал про «украденный фотоаппарат», но моей репутации в фотоиндустрии был нанесён колоссальный вред. Заказов стало в разы меньше, о крупных я даже не надеялась. И этот страх скандала, преследования, разоблачения уже не покидал меня.
Скажу честно – я плохо вела табачные дела, но концы с концами сводила. Лекарства принимала стабильно, но состояние лучше не становилось. Хотя бы не хуже, на том спасибо. Начала много курить, и мне совершенно плевать, как к этому относятся в приличном обществе… Заказы ко мне как к фотографу приходили редко и в основном или от мелких издательств, или от частных лиц. Скандал с невыполненным заказом уже улёгся (им занимался мой юрист), но осадок остался. Жизнь стала серой, безрадостной, но вошла в более-менее стабильную колею.
Но вчера мой мир взорвался, разлетелся на миллионы осколков: пришло письмо. Без подписи и обратного адреса, и там сказано, что Джонатан жив, и видели его около одного отеля в Альпах. Знаете, я не верю в сказки, но если есть надежда, хоть призрачная, что это правда, как я могу не попытаться? Деньги есть, делами некоторое время может и мистер Хальд позаниматься. А я пойду собирать вещи.