Трагедия Ткачева

Сегодня мне его жалко по-настоящему; большой, человеческой жалостью. Да, действительно, – зашел человек в тупик.
…Ткачев Степан Александрович – мой больной. До 1960-го года жил более или менее: по крайней мере, был здоров. В упомянутый год пришла беда. Вначале почувствовал дрожь в ногах, затем появилась боль в пояснице, головная боль. Начал лечиться. Был поставлен диагноз – пояснично -кресцевый радикулит. Соответствующее лечение эффекта не дало. Больной был проконсультирован невропатологом краевой поликлиники. Новый диагноз – рассеянный энцефаломиэлит. В этом же году лечился в неврологических отделениях Хабаровской краевой, Биробиджанской областной больницах. Вроде бы стал чувствовать себя несколько лучше: уменьшились боли в пояснице, головная боль. С горем пополам сумел проработать ещё два года бункеровщиком на обогатительной фабрике. Но болезнь прогрессировала: с каждым днем Ткачев чувствовал, что его всё хуже и хуже слушаются ноги: «Как спутанный хожу, – жаловался он мне на одном из поликлинических приемов. – Хочешь шагнуть, а ноги переставить не можешь – как чужие они у меня».
Ткачеву всего 40 лет. Это среднего роста, плотный, румяный мужчина. На больного он не похож. На прием в поликлинику приходит ко мне часто. Придет, поохает, повздыхает, поругает свою судьбу – и уходит.
– Тяжело работать, Николай Александрович, – говорит он мне.
– На инвалидность надо вам, Степан Александрович.
– Нет, на пенсию ещё не пойду. Полечиться бы ещё.
– Пожалуйста, ложитесь в больницу и лечитесь.
– А хвойные ванны вы сможете мне делать?
Сейчас нет в аптеке хвойного экстракта, но он должен подойти с очередным грузом. Об этом я и говорю Ткачеву. Договариваемся, что как только таковой появится в аптеке – больной ложится на стационарное лечение.
…Но вот всё в порядке: экстракт в аптеке, Ткачев – в больнице. Начинаем лечиться. Но чуда не произошло: улучшения не наступило, хотя больной лечится стационарно в течение полутора месяцев. Да иначе и быть не может: рассеянный склероз сегодня – заболевание бесперспективное. Об этом я чуть ли не откровенно говорю больному. Но Ткачев неистово настойчив: он хочет быть здоровым. Желание вполне закономерное, но как быть? Работать не может, на инвалидность идти не хочет – жить не на что будет. Но, наконец, и больной начинает понимать, что дальнейшее лечение бессмысленно. Заполняю ему посыльный лист на ВТЭК, выписываю из больницы. За Ткачевым пришла жена.
…Идя домой на обед, я догоняю Ткачева и его жену. Больно смотреть, как он идет, с трудом переставляя ноги. Они у него не разгибаются в коленях: настоящего шага не получается: идет шажками, ноги прямые.
…Через два дня Ткачева снова пришлось стационировать: резкие боли появились в пояснице. Ежедневно на обходе он мне задаёт всё новые и новые вопросы.
– Николай Александрович! А что, если написать письмо в Свердловский научно-исследовательский институт насчёт моей болезни? Как вы думаете, не будет хуже?
– Хуже, конечно, не будет. Пишите.
– Николай Александрович! Парафин, говорят, хорошо помогает при моём заболевании. На-значьте, мне, пожалуйста, его; – говорит он мне на следующем обходе.
Назначаю.
– Летучая мазь, говорят, очень хорошо помогает при моем заболевании.
И так каждый день. Я начинаю его одергивать, объясняя ему, что я знаю, чем и как надо лечить, и не следует слушать всех. Но вот Ткачев снова выписан. Сегодня он пришел ко мне в поликлинику. Под левым глазом – синяк.
– Что это у вас, Степан Александрович? – спрашиваю. Ударил кто-то, или сами ударились?
– Жена кулаком заехала.
Вначале я не поверил. Но вот что рассказ мне Ткачев. «С неделю назад потерял я жену: ни на работе нет, ни дома. Оказывается в больнице, сделала оборот. От меня она забеременеть не может: я не в состоянии делать это. Ладно. Выписалась из больницы. Пришла домой. Я ей по-хорошему начал говорить, что нельзя так делать. Она размахивается, бах меня кулаком по лицу. И вот – синяк.
Да, история печальная.
– Но, а, вообще, как вы с ней живете?
– Плохо. Не хочет со мной жить, выгоняет.
– Так уйти надо. Зачем же так жить?
– Куда уйду я? Кому такой нужен? За мной ведь ухаживать надо. Потом ведь, двое детей.
Вот положение: и так плохо, и эдак.
– Теперь совсем съест меня жена: пенсия маленькая будет. Выгонит. Буду просить комиссию, чтобы ещё продлили больничный лист хотя бы на месяц.
– На месяц. А дальше ведь всё равно – то же самое: болезнь, пенсия.
Эх, жизнь, жизнь! Разбита вдребезги по всем направлениям. Что ожидает Ткачева в будущем? Только плохое. Но вот Ткачев уходит. А я уже принимаю нового больного, новую трагедию жизни.