Чтобы помнили...

Камень Скорби в Сквере Памяти. г. Томск. ФОТО АВТОРА.

Начало http://www.proza.ru/2017/03/27/1808
Продолжение http://www.proza.ru/2017/03/30/1847


               
                Во время пребывания в Томске в моих планах было посещение музея «Следственная тюрьма НКВД». Посмотрев по карте, я выяснила, что это совсем недалеко от моей гостиницы, примерно в пятнадцати-двадцати минутах ходьбы.

                Пройдя через городской парк и площадь Ново-Соборную, я очутилась у Сквера Памяти. Здесь установлен памятник жертвам политических репрессий –  Камень Скорби. Над ним высится мраморная арка со словами: «В память убиенных на Томской земле в годы большевистского террора установлен этот Камень Скорби».

                Также в Сквере стоит памятник депортированным калмыкам на Томской земле. На камне выбиты слова калмыцкого поэта Давида Кугультинова: «Я знал, что мой народ в лесах Сибири нашел друзей и вновь душой окреп средь лучших русских, средь щедрейших в мире, деливших с нами и судьбу и хлеб… » А еще в Сквере установлен памятник полякам – жертвам политических репрессий. Как же много людей разных национальностей подвергались гонениям и лишениям в первой половине двадцатого века!

                Рядом со Сквером Памяти, напротив городской мэрии, стоит кирпичное здание музея «Следственная тюрьма НКВД». Когда-то, без малого целое столетие назад, в этом доме с 1923 по 1944 год находился Томский отдел НКВД.

                Здание музея построено в конце 19-го века и предназначалось для церковно-учительской школы. По информации музейных работников дом считается «нехорошим» почти по Булгакову еще с дореволюционных времен. В 1909 году здесь произошло страшное преступление – двое учащихся убили заведующего школой иеромонаха Игнатия. Когда же здесь размещалось НКВД, то люди отсюда бесследно и навсегда исчезали, как в булгаковской «нехорошей» квартире из «Мастера и Маргариты».

                Мемориальный музей «Следственная тюрьма НКВД» был открыт в 1996 году и является единственным подобного рода в России. Кстати, первым почетным посетителем был писатель, лауреат Нобелевской премии А.И. Солженицын.
Музей расположен в подвальном помещении. Спускаюсь по каменным ступенькам вниз. Помещение мрачное, темное. Узкий коридор. В нем стоит, прислоненная к стене, обшарпанная дверь с надписью «Карцер». Тяжелые проржавевшие металлические навесы и задвижки на двери дополняют картину безысходности – из-за такой двери никуда не убежишь… Да и бежать некуда…
 
                Музей тюрьмы НКВД небольшой. Здесь четыре бывших камеры являются выставочными залами, воссозданы кабинет следователя и камера для заключенных. В камере для заключенных – небольшое зарешеченное окно, слабо пропускающее дневной свет, деревянные нары на металлических каркасах, прикрепленные к стене тяжелыми цепями. Сиротливо висит на вешалке старая лагерная фуфайка в ожидании своего хозяина, который уже никогда не вернется... Ярко представляется, как много лет назад в этой камере ожидали своей участи безвинно арестованные люди. Ведь камер таких в этой тюрьме было двадцать, и в каждой сидело по 25-30 человек в ожидании допроса.

                Двери в выставочные залы-камеры музея сохранены - массивные, обитые железом, с облупившейся краской. В каждой – небольшое окошечко для передачи пищи заключенным, крупный глазок. В музее представлены различные экспозиции – «Судьба священника», «Расстрельный крест» и др. «Расстрельный крест» - это экспозиция на стене камеры, где в виде креста размещены фотографии людей. В центре символического креста цифра – 23000. Страшно представить - столько людей было расстреляно в подвалах этого здания.

                В музее экспонируются различные личные вещи бывших заключенных. Есть даже туфельки годовалого малыша – ведь врагами народа признавали целые семьи с детьми.

                В кабинете следователя воссоздана рабочая обстановка того времени. Стоит муляж следователя, одетый в форму чекиста тридцатых годов. На стене за его спиной – большой портрет Дзержинского, рядом на подставке – барельеф Сталина. На столе горит настольная лампа, стоит старый телефонный аппарат, граненый графин с водой и граненый же стакан с ложечкой в металлическом подстаканнике. Рядом со стеклянной пепельницей лежит початая пачка папирос «Беломорканал», а еще – две папки, два дела заключенных. По разные стороны стола  два стула – один для следователя, другой – для подследственного.

                Для посетителей музея у стола закреплена табличка с информацией о том, что любой желающий может присесть к столу с любой стороны и ознакомиться с копиями материалов этих дел. Здесь же на табличке приписка-просьба к посетителям – следователя не раздевать, не снимать с него ни плащ, ни фуражку – ничего! Видимо в музее уже были подобные прецеденты. 

                Я беру со стола в руки потрепанную, пожелтевшую папку. В ней – судьба и жизнь человека. Я еще не знаю, кто он, но боюсь даже представить, что этот человек перенес, пережил много лет назад…. Что думал он, находясь в камере этой тюрьмы, сидя в полутьме напротив следователя, направившего ему в лицо горящую лампу… Нестерпимо яркий свет! Мучительно, но нельзя отвести взгляд... Какие признания тогда требовали от него?

                Вот оно, дело № 12304 от 10 июня 1937 года по обвинению Ильина Ростислава Сергеевича. В папке – постановление об аресте, протокол обыска в его квартире. Ильину Р.С. было предъявлено обвинение в том, что он является активным участником контрреволюционной террористической организации эсеров, подготовлявшей свержение советской власти.
            
                Из анкеты обвиняемого мы узнаем, что Ростислав Сергеевич русский, ему было 46 лет, родился в Москве, проживал в Томске. Имея высшее образование, работал старшим геологом, был членом профсоюза. В Царской, Белой и Красной армии не служил. В 1918 году состоял в партии эсеров. Женат, имеет троих детей. Двух дочерей - четырнадцатилетнюю Елену и годовалую Ольгу, и сына Игоря двенадцати лет. В выписке из протокола № 17/5 заседания тройки управления НКВД ЗапСибкрая от 25 августа 1937 года записано: Ильина Р.С. РАССТРЕЛЯТЬ. Принадлежащее ему имущество конфисковать. Дело сдать в архив. Далее приложен акт о выполнении: постановление о расстреле Ильина Р.С. приведено в исполнение 11 сентября 1937 года. Через двадцать один год, в мае 1959 года Ростислав Сергеевич Ильин был реабилитирован.

                Под лестницей на входе в музей имеется еще коридор, пока полуразрушенный и перекрытый металлической решеткой. Здесь когда-то был переход длиной 150 метров, соединяющий Следственную тюрьму с Управлением НКВД. Плиты, уложенные на полу этого перехода, были сняты с разрушенного Кафедрального Собора на площади Ново-Соборной. По имеющейся у музея информации в конце 20-х – начале 30-х годов по переходу не только конвоировали подследственных, но в этом коридоре также производили расстрелы.

                Время неумолимо. Уходят из жизни люди, знающие ГУЛАГ не понаслышке, это факт их биографии. Уходят живые свидетели, унося с собой знание о том тяжелейшем времени, в котором они жили и которое пережили. Потому и нужно сегодня собирать по крупицам их воспоминания, чтобы сохранить информацию о той национальной трагедии нашей страны, которая была… Чтобы помнили...

                Чувство какой-то необъяснимой тревоги не отпускает меня всё время пребывания в музее. Пора, наконец, на воздух. К людям, к свету, к солнцу…