Портал. Глава 41. Война

– Живой, черт! Ну, слава богу, – Чиф выскочил навстречу ковылявшему другу, едва ему доложили с первого блокпоста о том, что Шаман нашелся. – Сколько раз тебе повторять, чтобы не лез в самое пекло, придурок. Что с ногой?

– И я рад тебя видеть! – воскликнул Дима, превозмогая боль.

Друзья крепко обнялись. Шаман не верил своим глазам. В той фантасмагории, в которой он очутился на сей раз, Чиф, живой и невредимый, при своих ногах, казался ему лучом света и надежды в темном царстве.

– Что здесь происходит, братишка? – Дима решил действовать напролом, времени на политесы у него не было.

– Да опять падлы фашистские пытались прорваться. Что, память отшибло? – Чиф сжал ладонями щеки друга и пристально посмотрел ему прямо в глаза. – Контузило? Давай-ка живо к дяде Коле на осмотр.

– Дядя Коля здесь? – обрадовался Шаман.

– Здесь, здесь, где же ему еще быть? Да что это, блин, с тобой? – Чиф начал волноваться. – Ты что, с луны свалился?

– Я только что оттуда, – возведя глаза в гору, честно ответил Дима, имея в виду свое недавнее путешествие.

– Что, правда с луны?

– С какой луны? Из Шамбалы, – Шаман насторожился, поняв, что Чиф, кажется, снова не в теме. – Я вернулся из Шамбалы, и реальность опять поменялась… Забыл, как это бывает? Здесь что, война? С кем мы воюем?

– Так, – тяжело вздохнул Чиф, – к дяде Коле. Срочно!

Полевой лазарет, где дядя Коля трудился военврачом, располагался в спортзале бывшей школы. Здание, хоть и пострадало от недавних бомбежек, но вполне подходило для медсанчасти. Койки с ранеными располагались прямо на баскетбольной площадке, а в просторных раздевалках были организованы операционная и перевязочная, в буфете – зона карантина и палата для тяжелых, на примыкающей к нему кухне готовили еду, в подвале – бомбоубежище и банно-прачечный комбинат.

Школа хорошо охранялась. По периметру стояли противотанковые ограждения и зенитные орудия. Чуть поодаль в землю были врыты несколько мощных танков, каких Шаман никогда прежде не видел даже на параде, и плотным кольцом шли два ряда окопов с укрепленными огневыми точками. Прямо во дворе у каменной стены, где раньше ребята складывали собранный на субботниках металлолом, приютился санитарный БТР и парочка заляпанных грязью заграничных внедорожников.

Санитары и медсестры в белых халатах, надетых прямо поверх военной робы, деловито сновали туда-сюда. В углу зала у шведской  стенки, в закутке, сооруженном из спортивных матов, сидел седовласый старик в старомодных круглых очках и пил чай. Он казался удивительно спокойным на фоне всеобщей кутерьмы, и это спокойствие волнами расходилось от него по всему помещению госпиталя, вселяя уверенность и в раненых бойцов, и в медперсонал.

Когда Шаман в сопровождении немолодого бородатого ополченца, которого ребята за простоту и прямолинейность величали Ломом, вошел в лазарет, была уже полночь. Дядя Коля встал им навстречу. Его большие глаза светились радостью.

– Здравствуй, учитель, – с почтением произнес Шаман и кивком головы обозначил поклон.

– Привет, Шаманчик! Привет дорогой! – жизнерадостно воскликнул старик. – Живой, мать твою. Где его нашли, Лом?

– Это… – боец немного замялся. – Точно не знаю. Разведчики сказали, что в какой-то воронке валялся. Контузило, кажись, малость. И нога тоже. Но эт ничего…

– Посмотрим, – деловито ответил дядя Коля и поправил очки. – Ты, Ломик, давай пока чайку плесни себе.

– Чайку можно, – благодарным голосом прогудел Лом, потянувшись к горячему чайнику.

А дядя Коля, обращаясь к Шаману, сказал:

– Ну что встал, как вкопанный, пойдем, осмотрю тебя.

Дима прихрамывая поплелся вслед за стариком в перевязочную.

– Дядь Коль, да в норме я, – отрапортовал Шаман, вяло передвигая ногами. – Оставь это. Не контузило меня, просто я опять удивил всех своими вопросами после перехода. Может, хоть ты объяснишь, что у вас тут происходит?

– Война, брат.

– Это я уже понял, – неловко улыбнулся Дима. – С кем воюем-то?

– С врагами, – отмахнулся старик.

Шаман тяжело вздохнул. Похоже, сведения из дяди Коли опять придется клещами вытаскивать:

– Тоже мне Капитан Очевидность… Я же серьезно.

– Об этом чуть позже, скажи лучше, как ты сам?

– В целом неплохо, если не считать того, что на сей раз мир, кажется, слишком сильно изменился.

– Правильно понимаешь. Но это не беда. Все идет, как предопределено, – обнадежил дядя Коля. – Дай-ка я тебя все-таки осмотрю.

– А надо?

– Поговори мне еще. Давай-давай… Не спорь с военврачом, – деловито приказал старик.

– Главное, Чиф здесь! Невредимый. Слышишь? – Шаман не мог передать своего восторга.

– Слышу, слышу, – улыбнулся дядя Коля, зачем-то достав из комода стетоскоп. – Наташа, кстати, тоже здесь.

– Где? Что ж ты сразу не сказал? – взорвался Шаман.

– В соседней палате, – проговорил врач.

– Что с ней?

– Попала под обстрел. Третьи сутки лежит без сознания.

– Она жива? То есть, жить будет? – Шаман не на шутку перепугался.

– Будет, – успокоил его дядя Коля, – долго и счастливо.

– А как же она здесь оказалась?

– Журналистка из Москвы, – пояснил старик. – Уже полтора месяца с нами тусуется. Репортажи делает с места боевых действий.

– Мне надо ее увидеть, – горячился Дима.

– Увидишь еще.

– Нет, дядя Коля, – твердо ответил Шаман, – веди меня к ней прямо сейчас.

– Как скажешь, – согласился врач, пожав плечами, и сопроводил молодого человека в палату для тяжелораненых, организованную в школьном буфете, примыкавшем к спортзалу. – Вот, пожалуйста.

Наташа лежала на койке бледная и удивительно красивая. Дима нежно взял ее за руку и, сбиваясь с дыхания, проговорил:

– Милая моя, как же так?

– Не волнуйся, брат, – тихим голосом поддержал его дядя Коля, положив руку на плечо ученику, – с ней все будет в порядке.

– Что же это за жизнь такая? Куда ни кинь, всюду клин, – недоумевал Шаман. – Дядя Коля, скажи, что с ней сейчас, где блуждает ее сознание?

– Там, где ты ее оставил – в обители… – старик говорил уверенно и серьезно. – Ей надо во многом разобраться и многое понять, так что лучше оставь ее пока в покое. Наташино тело здесь в безопасности, а дух работает в чертогах Белых братьев. Так пусть же он доделает свое дело.

– Надеюсь, хоть в этой жизни мы с ней знакомы, – проговорил Дима.

Дядя Коля улыбнулся:

– О да! Еще как знакомы. Такого пылкого романа я уже давно не видал. Однако, дай Сове прийти в себя и набраться сил. У нас же с тобой есть дела поважнее.

– Какие дела, учитель?

– Война начинается, – ответил дядя Коля и, заметив удивленный взгляд Шамана, сразу пояснил. – Не эта. Эта – мелочи, хотя люди страдают и гибнут, и это ужасно. Грядет та война, о которой Белый Чиф рассказывал тебе в Калапе. Фигуры пришли в движение, и Ригден Джапо ждет, когда ты явишься пред его светлы очи.

– Я хоть сейчас! – страстно вскричал Дима.

– Погоди, торопыга, – улыбнулся старик. – Надо еще подготовиться. Здесь нам тоже нужно все точки над «i» расставить.

– Так что же тут все-таки происходит?

– Ты сядь, – заботливо произнес дядя Коля, – а то еще упадешь ненароком.

– Не упаду. Валяй.

– Для начала, СССР больше не существует.

Глаза у Шамана полезли на лоб:

– Врешь!

– С чего бы это мне? – удивился военврач, приподняв бровь. – Ничто не вечно под луной. И Советский Союз оказался не вечен. Коммунизм мы так и не построили, зато сумели перессориться со всеми бывшими союзными республиками, и теперь строим развитой капитализм – каждая независимая страна поодиночке. Получается как-то не очень.

– Как же так?

– Победили нас американцы, вбили клинья раздора и перессорили всех нафиг. Они это хорошо умеют: разделять и властвовать.

– Мы что, с Америкой воюем?

– В целом да, но формально с Украиной, да еще и с мировым терроризмом вдобавок.

– С каким терроризмом? – Шаман окончательно опешил. – Какой сейчас год?

– Двухтысячный.

– Какой? – Дима почувствовал, что его сейчас стошнит. – Это что же получается, мне уже за тридцать? Где же я был все это время?

Дядя Коля промолчал и только пожал плечами.

Шаман вспомнил, как в далеком детстве он с дворовыми пацанами вычислял, сколько лет будет каждому из них в двухтысячном году, и никак не мог поверить, что это время когда-нибудь наступит, потому что ребятам тогда казалось, что люди столько не живут, ведь кому-то выходило 35, а кому-то и под 40 лет… Нет, эту новость надо было как-то переварить. По мере прояснения ситуации вопросов меньше не становилось. И главный вопрос, который нужно было решить безотлагательно, стучал в мозгу трехпудовой кувалдой:

– Выходит, я стал причиной войны и развала Союза?

Слезы навернулись на ясные глаза дяди Коли:

– Повзрослел, Шаманчик…

– Это невыносимо. Блин, блин… Что же это такое?

– Не терзайся, тут на самом деле многие постарались. Это, так сказать, коллективное творчество. Столько кармических узлов понакрутили, мама дорогая! – старик попытался успокоить друга. – Но раскручивать все равно нам, так что соберись и за дело.

В ранней юности Шаман действительно мечтал о развале прогнившей коммунистической системы. Тогда ему казалось, что запад живет лучше, честнее и правильнее. Да, там правят звериные законы. Но ведь они правят и при развитом социализме с той разницей, что у капиталистов они действуют хоть и цинично, но зато прямо и открыто, а здесь постоянно прикрываются хлипкими фанерными щитами-лозунгами. Короче, советское лицемерие и иезуитское ханжество зашкаливало, и молодому оппортунисту это претило. Он ненавидел систему лжи, как ненавидел саму ложь, и терпеть не мог людей, живущих ложью…

Но думать – это одно, а сделать – совсем другое. Так Шаману казалось еще пару месяцев назад. А теперь? Теперь по всему выходило, что мысль действительно материальна. Сделал ты что-то, или только подумал об этом: духовным иерархиям совершенно все равно. Ты можешь убить кого-то физически, или возжелать его смерти, живо представляя сцены насилия в своем воображении, – и то и другое воспринимается ими как происходящее на самом деле. Зудящий холодок ужаса пробежал по спине, и та мгновенно покрылась испариной, а на предплечьях проступила гусиная кожа. В это невозможно было поверить, но не верить – означало спорить с очевидной реальностью.

– Да-да, – подтвердил дядя Коля, – именно с такими монстрами нам и предстоит сражаться.

– С какими монстрами?

– С теми, кого люди порождают в своем гневе. Эти выродки повсюду и они постоянно множатся, захватывая все новые и новые жизненные пространства. Демоны злы и постоянно голодны. Расставляя свои черные капканы, они безжалостно охотятся на людей и, в конце концов, пожирают их, но не могут насытиться и тут же исступленно бросаются на поиски новых жертв.

– Жуть какая. А я думал, мы будем воевать с людьми… То есть, с плохими людьми, негодяями всякими.

– Плохих людей не бывает, Шаманчик! Пойми же это, наконец. Человека нельзя убивать за то, что он придурок. Для космоса и высших миров человеческая жизнь священна. Наша задача спасти человечество от тех ужасных мыслеформ, которые оно само породило, и более того, постоянно продолжает порождать, не зная, что с этим делать.

– А кто в нас сейчас стреляет? Мыслеформы? – ехидно заметил Дима.

– Я тебя понимаю, – вздохнул дядя Коля. – Стреляют, конечно, люди, и нам приходится отстреливаться, а порой и переходить от обороны к наступлению. Но не они наши настоящие враги. Они обмануты. Их сознание вывернуто наизнанку, а реальность искажена. Так было всегда во всех человеческих войнах. Люди думают, что сражаются за правду и бьются со злом. Но правда у всех разная. Спроси по отдельности у противников, и они ответят тебе, что ведут священную войну, ибо правы именно они. Но на самом деле и те и другие неправы.

– Война бобра с козлом, – задумчиво проговорил Шаман.

– Точнее не скажешь, – улыбнулся старик. – В мире бьются две идеологии. Одна – украсть и присвоить, а вторая – отнять и поделить. Ну, и скажи, какая лучше? Разбойники воюют с благородными разбойниками. Обе ветви тупиковые. Правда жизни лежит в другой плоскости, перпендикулярной, и руководствуется исключительно принципом братской любви. Здесь нет речи о собственности, эгоцентризме, справедливости и возмездии. Здесь нет монополии на истину. Здесь никто не претендует и не посягает на личность ближнего своего, никто не судит. Мир живет по другим законам, а борьба добра со злом, как ее понимают люди с современным состоянием сознания, на самом деле является химерой...

– Как же мне сражаться с монстрами, если я не вижу ни одного из них? – живо поинтересовался Дима.

– О нет! – горячо отозвался дядя Коля. – На самом деле ты видишь их повсюду, но еще не до конца научился различать. Помнишь, как-то на берегу Волги под Саратовом ты рассуждал о правилах жизни и свободе. Так вот, правила, иными словами законы – это и есть монстры, которые якобы должны управлять жизнью, но на самом деле они не имеют к жизни никакого отношения. Или взять, к примеру, бизнес – тоже монстр. Однако это еще не все монстры. Ты будешь смеяться, но их гораздо больше. Тысячи, тысячи тысяч… Есть среди них тихие и невзрачные, которые внешне кажутся совершенно безобидными, а есть и такие, которых даже бессмысленные идиоты, живущие постоянно чужим умом, видят и порицают, но сделать с ними ничего не могут. Поэтому твоя ближайшая задача стать осознанно свободным – проснуться, наконец, и прекратить порождать собственных чудовищ из своей персональной неосознанности! Пробужденному человеку не страшны кошмары из сновидений спящих. А для этого необходимо научиться жить в настоящем. Человек, живущий в настоящем, неуязвим для монстров. Ни неосознанность, ни негатив, ни раздоры, ни насилие не способны проникнуть в сферу его жизни и уцелеть в ней, точно так же как темнота не может существовать в присутствии света. Зажжешь свет, и тьма рассеется. Уничтожишь своих монстров, и тем самым уже сделаешь реальный шаг к победе. А дальше поймешь, как помочь остальным людям.

– Я… – Шаман хотел что-то сказать, но старик не дал ему договорить:

– Молчи и внимательно слушай. Пробудись, ибо спящий человек немощен и бессилен. Поэтому монстры, порожденные человеком, вступают с его разумом в обоюдовыгодный сговор: разум порабощает человека и полностью управляет им, а монстры питаются людскими силами, чувствами и эмоциями. То, что человек при этом умирает, никого не волнует. Людей много: сегодня чудовища позавтракают одними, поужинают другими, а завтра – насытятся третьими. Но мы, как ты уже знаешь, не можем спасти человека без его желания. Нельзя заставить его быть счастливым, невозможно насильно освободить его и вооружить. Поэтому пробужденным приходится сражаться за спящих, чтобы отгонять от них гадов, порожденных их разумом, и создавать ситуации, благоприятные для пробуждения несчастных недорослей духа, загнавших себя в смертное болото. Вот с кем мы воюем на самом деле.

Дима молча размышлял, и дядя Коля внутренне похвалило его за это, добавив вслух:

– Люди сопротивляются настоящему. Но они сопротивляются не только поодиночке. Есть еще и массовое сознание, которое порождает чудовищ гораздо более страшных и бессердечных. Для борьбы с реальной жизнью оно создало гигантские общественные институты, деловые структуры и даже целые государства с их мощными военными машинами, так что противостояние жизненной реальности носит еще и организованный коллективный характер. Сопротивление настоящему можно охарактеризовать, как глобальное общественно-политическое расстройство, тесно связанное с утратой людьми осознания сущего. Это сродни психическому заболеванию, которое формирует основы всей нашей в высшей степени бесчеловечной индустриальной и насильственной цивилизации. Неудовлетворенность во всем и жажда получить удовлетворение любой ценой – вот ее основной девиз! Это несет угрозу не только самой цивилизации, но и всей жизни на земле. Тогда простой человек, предощущая эту угрозу, в бессилии восклицает: «Мир сошел с ума!» И он, черт возьми, прав.

Дядя Коля закончил, но Дима еще долго молчал, обдумывая его слова. Он чувствовал, что находится на пороге великих свершений, на самом острие меча той силы, которая бьется за истину, и ощущал причастность к грандиозным мировым событиям, имя которым – спасение человечества. Это одновременно и вдохновляло, и пугало. Говорить больше не хотелось. Слова не имели значения. Необходимо было что-то делать, и Шаман понимал, что единственной школой, где его могут научить правильным действиям в этом направлении была Шамбала. Стоя у койки с бесчувственным телом своей возлюбленной, дух которой витал сейчас где-то в бескрайних далях страны Белого братства, он искренне завидовал своей Сове, думая лишь о том, как бы поскорее самому снова оказаться в родной обители, чтобы обрести знания и силу для новых свершений.

Молчал и дядя Коля. Он хорошо понимал, какие чувства обуревают сейчас его ученика. Свет тусклого ночника бросал желтоватые блики на его белый врачебный халат, так что издалека могло показаться, что он величаво стоит среди белых вершин Шамбалы, завернувшись в золотой плащ посвященного Азара, и проницает взглядом бесконечность.


Продолжение следует...

Глава 42 здесь http://www.proza.ru/2017/04/12/1697