Портал. Глава 45. На вершине

Паря в молочно-белом тумане портала, я старался ни о чем не думать, в точности, как некогда учил меня Белый, но не тут-то было. Не успел я насладиться ощущением легкости, которое уже не в первый раз сопровождало мой проход через врата Шамбалы, как вдруг полил сильный дождь. Ни с того, ни с сего массы ледяной воды нескончаемым потоком зафонтанировали из ниоткуда в никуда. Трудно было определить, где верх, а где низ, поскольку струи хлестали со всех сторон, их лучи пересекались и, наталкиваясь друг на друга, взрывались бисером мельчайших капель. Стало холодно и неуютно, однако длилось это недолго. Через секунду-другую воду выключили. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Словно мокрый котенок, которого только что помыли и теперь держат за шкирку над ванной, чтобы стекла вода, я висел между небом и землей, каждой клеткой ощущая свою полную никчемность.

Когда ливень начинается внезапно, а у тебя нет ни зонта, ни дождевика, а на ногах легкие мокасины из тонкой пористой кожи, которые промокают насквозь за считанные секунды, будто они сделаны из хлипкого картона, первым делом ты стараешься хоть как-то укрыться от холодного небесного душа. Хорошо, если в руках есть портфель или хотя бы газета. А если нет? Тогда ты инстинктивно втягиваешь голову в наивной ребяческой надежде, что это спасет тебя от вездесущих струй, которые уже сотнями ручьев стекают по твоей спине, ненадежно прикрытой мокрой рубашкой, прилипшей к коже, и по слипшимся волосам, предательски забираясь за воротник, а под ногами кипит и булькает невесть откуда взявшаяся река. И вот ты уже стоишь, осознавая свою беспомощность, и в этот момент тебе наконец-то становится все равно. Ты невольно смиряешься пред стихией и успокаиваешься. Твое съежившееся тело выпрямляется, и ты продолжаешь свой путь, как ни в чем не бывало, и даже находишь некоторое упоение и наслаждение в накрывшем тебя дожде. Просветленный ты подставляешь лицо упругим струям, стараясь поймать ртом большие капли, и весело щуришься, потому что душа твоя, освободившаяся от рутины каких-то немыслимых идей, бесполезных схем твоего разума и ментальных предрассудков, ликует. Твои планы летят к чертям собачьим, но ты уже не печалишься этому, а наоборот, беззаботно отдаешься тихому и незатейливому счастью текущего момента жизни.

Почему же тогда ты не радуешься всему этому сразу, как только первые тяжелые капли упали на теплую землю? Почему сопротивляешься? Не любишь, когда что-то неожиданно вклинивается в стройную и красивую картину, сфабрикованную твоим мышлением, и заставляет события развиваться не по твоему плану? Но ведь вся жизнь такова. Она всегда идет не по твоему плану. В чем же дело?

А дело в том, что человек почему-то редко живет настоящей жизнью. То, что его обычно окружает в повседневности, является лишь декорацией, хитроумно выстроенной вокруг него некими таинственными незримыми существами, которые ловко ткут из невидимых нитей пространства идей все то, что впоследствии представляется нам реальностью. Всевозможные мыслеформы предстают перед людьми в самых фантастических сочетаниях, но это никого не удивляет и не смущает. Теперь вопрос: кто управляет этим строительством, сам человек, или все же кто-то другой? Кто он, желающий оставаться неизвестным? Кому это выгодно?

Неторопливая буренка в стойле уютного теплого коровника, медитативно жующая сладкую травку, волшебным образом материализовавшуюся в корыте прямо перед ее носом, по-видимому, ощущает себя счастливой. О да! Она окружена любовью и заботой. Она в раю! Сбылась ее великая коровья мечта бесконечной халявы и сладкого беззаботного потребления. И невдомек ей, бедной, что откармливают-то ее на убой, потому что кому-то сильному просто очень нравится свежая говядина.

Может и нас кто-то откармливает, чтобы потом насладиться нежнейшим вкусом трепещущей плоти наших эмоций и тут же запить горячей кровью чувств и переживаний... Где же тогда реальность? Что вообще происходит в мире? В чем смысл нашей никчемной жизни? И где она, эта жизнь, а где сытый, но опасный коровник?

Оставалось лишь тихо надеяться, что Шамбала, которая вот-вот откроется перед моим взором, даст, наконец, ответ на эти мучительные вопросы.

– Я вижу, ты уже совершил омовение, Дмитрий Кляйн по прозвищу Шаман, – знакомый голос прозвучал откуда-то из-за спины.

Я покрутил головой из стороны в сторону, но ничего, кроме серебристого тумана вокруг себя не увидел:

– Белый, ты где? Что это было?

– Что-то не так? – в ответ раздался добродушный смех, но уже с другой стороны. – По мне так это просто здорово, что тебе удалось немного сполоснуться. Твоя грязная роба так провоняла гарью, что прямо сил нет.

Я снова обернулся и увидел своего двойника, который как ни в чем не бывало, парил чуть поодаль, скрестив руки на груди, и улыбался.

Туман понемногу рассеялся. Мы с Белым незаметно приземлились и уже стояли на плоской вершине какого-то большого холма, окруженного с одной стороны остроконечными скальными пиками, с другой – морем. Ниже нас вдоль всей береговой линии располагались мраморные дворцы, утопавшие в зелени парков и садов, пирамидальные конструкции, напоминавшие древние храмы, стадион, башни. В гавани у белокаменных пирсов на волнах мерно колыхались величавые ладьи. Побережье бурлило жизнью: повсюду сновали замысловатые и немного смешные самодвижущиеся повозки в виде серебристых полупрозрачных пузырей, фланировали люди в белых одеяниях, звучала музыка. На лесистых склонах ближайших гор то тут, то там виднелись шикарные виллы, покрытые серебристой сланцевой черепицей. Повсюду царил мир и покой.

Присмотревшись внимательнее, я понял, что уже видел этот открывшийся передо мной пейзаж, только без замысловатых архитектурных деталей. Ну конечно! Это была Ялта. По всей видимости, мы находились на Аю-Даге, а под нами во всей своей красе простирался с одной стороны Партенит, с другой – Гурзуф.

– Мы что, в Крыму? – не скрывая удивления, поинтересовался я у Белого.

– Ну да, – махатма буднично пожал плечами, – почему это тебя удивляет? Разве дядя Коля не говорил тебе, что Шамбала повсюду?

– Помниться, он рассказывал, что входы повсюду, – я поморщился, пытаясь точнее припомнить слова учителя, но ничего не получилось. – Я думал, что Шамбала где-то далеко, а врата – это что-то вроде порталов ноль-транспортировки…

– Ноль чего? – рассмеялся Белый. – Ты меня уморишь своими баснями. Ты хоть сам понял, что сказал?

– Ну… – я замялся, – это типа был здесь и вдруг стал там.

– Боже мой, – махатма картинно всплеснул руками, – и вот с таким человеческим материалом нам приходится работать. Что за наивное невежество…

– Ты бы не издевался, – я почувствовал легкую досаду. – Лучше расскажи, что да как.

– Шамбала вне пространства и времени. Это, я надеюсь, ты помнишь? Она, как магический кристалл сама порождает пространство и время. Наш мир населяют такие же люди, как и вы, только они стоят на другой ступени духовного развития. Вы едва научились пользоваться энергией, а они создают ее и тем самым помогают находить прозрение всем мирам. Думаешь, мы запрещаем людям приходить сюда? Отнюдь. Просто человек материального мира, разум которого ограничен пространственно-временными условностями сам не в состоянии к нам попасть. Срабатывает естественная защита.

– Защита от дураков?

– Ты сам сказал это, – рассмеялся Белый. – Когда мы с тобой встречаемся, это значит, что мы оба приближаемся к границе миров, которые в этой зоне незаметно начинают пронизывать и проникать друг в друга. Близится час, когда для тебя и меня эта граница сотрется, и тогда мы станем одним целым, как это случилось с твоим другом и учителем великим Азаром Коло. И тогда ты окончательно поймешь, что это значит – взаимопроникновение миров. А пока наслаждайся зрелищем. Да, это Крым, и да, это Ялта, и это Шамбала.

– А как случилось, что я проник сюда, не дойдя до портала? – мне снова стало любопытно.

– Открою тебе великую тайну, – Белый приблизился ко мне и театрально зашептал, как настоящий заговорщик. – На самом деле порталов не существует. Ты можешь попасть сюда в любой момент, когда угодно и откуда угодно. Важно твое душевное состояние, которое и есть зов Шамбалы. Портал – это символ, не более того. Так проще настроить человека на определенную волну, вот и приходится идти на всякие хитрости – калагия, калачакра, места силы, энергетические узлы… Ну ты понимаешь.

– Ты хочешь сказать, что все эти священные книги и памятники ушедших цивилизаций, стоунхенджи, древние города и тайные пещеры – чушь и полная фикция?

– Не совсем, – замялся Белый, – но в принципе да. Не думай об этом. Человеку доступно только то, что он сам может к себе подпустить. Поэтому, кому-то ноль-транспортировка, а кому-то движение вперед…

Я старался переварить сказанное:

– То есть, мне не обязательно было искать пещеру в Тибете, или Аркаим? Можно было отовсюду сюда проникнуть?

– Мы так обычно и поступаем, особенно Азары и Кутхумпа, но тебе нужно было пройти весь этот путь от начала и до конца. Сразу – ни у кого не получается.

– А теперь?

– Попробуй. Сконцентрируйся на настоящем моменте. Давай, только пожелай!

– А я не окажусь снова в другой реальности? Что-то мне уже надоело перестраивать жизнь.

– Ты окажешься там, где нужно. В этом смысле ты еще ни разу не промахнулся.

Я закрыл глаза и попытался опустошить свой разум, очистить его от ненужных мыслей. Нужно было отдаться текущим ощущениям.

Вот ветерок треплет мои волосы. Он теплый и нежный с легким ароматом трав и морской воды. Внизу в долине слышится музыка. Кажется, она приближается. Звук нарастает и становится все более зловещим. По мере его усиления кожа лица начинает улавливать жар, прибывающий волнами с порывами ветра. К чистому запаху морского бриза примешивается неприятный кисловатый привкус. Что-то горит? Порох? Да… И это уже не музыка. Звуки флейт и струнных инструментов прорываются ритмичным стуком барабанов, гул которых постепенно превращается в нестерпимый грохот. Нет, это не барабаны. Это больше похоже на взрывы.

Я открыл глаза и увидел себя по-прежнему стоящим на вершине Аю-Дага, но дворцы и вилы исчезли, а вместо них внизу дымились руины старых советских гостиниц и санаториев. Там шел бой. Значит, несильно я удалился в своих пространственно-временных путешествиях.

Вместе с фантастическими постройками Шамбалы исчезла и снежная белизна гор, будто растворилась в плотном горячем воздухе, а в небесных высях снова воцарилась привычная бездонная лазурь, сгущающаяся к горизонту в ультрамарин. На небосвод вернулось солнце и предзакатные кучевые облака, драматично подкрашенные яркими тонами оранжево-синей гаммы, а вокруг повсюду задышали сочные краски и контрастные тени окружающей природы.

– Что ж, неплохо, – услышал я подбадривающий голос Белого. – У тебя все получилось. Пойдем. Нам предстоит еще много дел.

Махатма повернулся спиной к морю и направился в сторону величественного горного гребня, возвышавшегося к северо-западу от Медведь-горы. Я побрел следом, размышляя над происходящим:

– Ловко. Значит, когда мы бежали из Москвы, дядя Коля в любой момент мог переправить нас сюда?

– Нет, мой брат. Все не так просто, – ответил Белый, продвигаясь вперед. – Человека нельзя насильно привести в Шамбалу. Также никто не может попасть к нам, не будучи подготовленным. Разве что только во сне. Помнишь спящую Наташу на воздушном корабле?

– Но сам-то он мог?

– Разумеется, – кивнул махатма, – однако у него были другие задачи.

– Защитить нас и подготовить?

– Точно, – согласился Белый. – И вы все в этом деле здорово преуспели. Но всему свое время. Не отставай.

Мы поднимались все выше и выше, пока не достигли широких ступеней старой лестницы, вырубленной в известняке. Лестница вела к вершине горы и иногда исчезала из виду, скрываясь за скальными уступами или густым кустарником, но потом вдруг опять появлялась на новом уровне. Местами ступени треснули, местами обвалились, но все же по ним можно было забраться наверх.

Странно. Где-то здесь должно проходить Южнобережное шоссе, но его не было видно, а невесть откуда взявшаяся лестница, напротив, была, причем, судя по виду, находилась здесь уже много столетий.

– Что-то я не помню тут никаких лестниц, – неуверенно произнес я, когда мы подошли к ней вплотную. – Куда она ведет?

– На вершину Кайласа, – запросто ответил махатма.

– Кайласа? – я опять удивился. – Разве Кайлас в Крыму? Он же в Тибете.

– Кайлас там, где на землю ступает нога Ригдена Джапо.

– Мы направляемся к Ригдену Джапо?

– Да, и он ждет нас на вершине.

Ступень за ступенью мы преодолевали подъем. Сердце бешено колотилось. Камуфляжная роба, едва просохшая после ливня в портале, намокла от пота, который тек по моему разгоряченному телу рекой. Повинуясь ритму восхождения, я непроизвольно считал ступени. Их было уже более полутора тысяч, а конца так и не видно.

Помнится, как-то на Фиоленте я уже сталкивался с подобными испытаниями. Студентами мы приплыли тогда на морском трамвайчике из Балаклавы к Яшмовому пляжу и, вволю накупавшись, решили подняться к Свято Георгиевскому монастырю, чтобы потом на автобусе отправиться поверху в Севастополь. Да. Восемьсот ступеней под палящим южным солнцем – это было что-то неописуемое. Раз десять мы останавливались в тени деревьев, переводя дух, и думали, что мы кончимся раньше, чем подъем.

Восемьсот ступеней… Теперь это казалось смешным.

Белый шел на удивление бодро, но оценив мое незавидное положение, предложил остановиться и немного передохнуть:

– Это оттого, что ты все еще слишком погружен в материальное.

– Да брось, – отмахнулся я, едва дыша.

– Смотри на это проще, – продолжал махатма. – Представь себе эту лестницу как ступени посвящения. С каждой новой ступенью ты становишься все ближе и ближе к своей заветной цели. Радуйся постижению, а не проклинай мелкие трудности, встретившиеся на пути, и все наладится.

– Какие трудности? – съязвил я, развалившись в тени кривенькой акации, росшей неподалеку. – У меня просто ноги отваливаются, и сердце вот-вот выскочит из груди, а так все в полном порядке.

– Забыл, куда мы идем? – голос Белого прозвучал строго. – Недолго же ты изображал из себя подвиг ученичества. Ах, Ригден Джапо, ах, Шамбала… А ну-ка соберись, тряпка! Докажи, что не зря небо коптишь.

От этих слов мне стало стыдно. Действительно, как-то быстро я сдался, даже самому противно.

Я поднялся, звонко хлопнув ладонями по коленям, и решительно сказал:

– Идем дальше.

Белый, сидевший на теплом плоском валуне, молча выпрямился, окинув меня одобрительным взглядом, и мы продолжили путь.

Стыдясь своей слабости я прошел еще около тысячи ступеней. Идти действительно стало легче. Воздух заметно похолодел то ли из-за того, что наступал вечер, то ли из-за подъема – по моим прикидкам мы уже были на высоте около километра над уровнем моря, или чуть меньше.

А мы все поднимались и поднимались.

Вскоре широколиственный лес кончился, пошли сосны – красивые и раскидистые с плоскими и длинными иголками. Значит, тысячу перевалили. Еще немного, и мы окажемся на широком и плоском плато, каким венчаются все горы первой гряды. Здесь, по-видимому, нас и ожидает встреча с царем Шамбалы.

Еще тысяча ступеней и лес иссяк и отступил.

Прохладный ветер гулял по склону, покрытому редким кустарником и разнотравьем. Совсем рядом проплывали немногочисленные облака, цепляясь своими ватными боками за скальные утесы. Я поежился от холода и неприятной сырости. Было действительно зябко. Получается, мы достигли значительной высоты, а лестница все не кончалась, и вела выше, скрываясь в тумане. Но ведь в Крыму нет таких больших гор. Если память мне не изменяет, Роман-Кош, самая высокая гора полуострова, как раз нависающая над Гурзуфом, имеет что-то чуть более полутора тысяч метров в высоту. Я глянул вниз и в предвечерней дымке не увидел моря. Мне снова стало не по себе. Неужели действительно Кайлас?

– А ты сомневался? – Белый остановился и пристально посмотрел мне в глаза.

– Нет, – смутился я, – просто думал, что это иносказательно… Образно, так сказать. Мы ведь уже не в Шамбале.

– Мы всегда в Шамбале. Когда же ты это, наконец, поймешь?

– Как в тюрьме? И даже если ходишь там, то все равно сидишь, – я попытался сострить, процитировав песенку из старого советского водевиля «Летучая мышь».

– Вот-вот, – махатма улыбнулся. – Узнаю прежнего Шамана. Идем-идем. Нам еще долго.

Ступеней через триста, а может пятьсот – я, честно говоря, уже сбился со счету – мы вошли в плотный слой облаков. Туман был повсюду. Он был настолько осязаем, что казалось, я мог дотронуться до него рукой.

Облака полностью отрезали нас от окружающего мира. Промозглый ветер прекратился. Исчезли запахи и звуки, лишь небольшое обозримое пространство впереди и позади нас, а дальше – молочно-ватная стена неизвестности, из которой нет-нет да вынырнет какой-нибудь утес причудливой формы, или расселина в скале – вертикаль слева, вертикаль справа, а между ними холодные и скользкие от влаги ступени.

Мы шли уже много часов, упорно продвигаясь вперед. Если бы не лестница, грубо отесанные приступки которой сильно облегчали подъем, нам бы вряд ли удалось так высоко забраться. По всем расчетам уже должна была наступить ночь, но тьма так и не сгустилась. Более того, облака сильно поредели, а местами порвались в клочья, и вокруг стало существенно светлее. Я заметил, что влага на скалах заискрилась кристаллическим блеском. Это были иголочки льда. Вода замерзла. Ого! Выходит, мы на высоте четырех тысяч метров, а может быть и того круче. Но почему так светло? Может быть, это сияние луны, отраженное от снежных вершин?

Я почувствовал, что стало труднее дышать, словно вдыхаешь полной грудью, а воздуха нет, и в легких появляется неприятное томление. Голова немного закружилась, появилась вялость в мышцах, многократно усиленная усталостью, но останавливаться нельзя, чтобы не окоченеть. Я бросил несколько беспокойных взглядов на Белого, но тот двигался, как заведенная машина, не проронив ни слова. Утешало только одно – вряд ли меня ведут на погибель. Значит, надо набраться терпения и прогнать от себя все предательские мысли.

Островки снега, поначалу редкие, встречавшиеся только в скальных закутках, превратились в сплошной покров. Скоро и ступенек уже не увидишь, наверняка они полностью занесены порошей. Да и морозец явно крепчает, а у меня обмундирование не по сезону. Но ничего, прорвемся. Где наша не пропадала. Махатма с упорством атомного ледокола продолжал идти вперед, методично разгребая сугробы, а я пыхтел за ним, широко раскрывая рот, как рыба, очутившаяся на суше.

Становилось все светлее и холоднее. Я изрядно продрог и не мог думать уже ни о чем, кроме своей незадачливой судьбы. Да, альпинист из меня, конечно, никакой. Съежившись и стуча зубами от холода, я кое-как продолжал идти, но вдруг поскользнулся и упал, с головой зарывшись в колючих леденящих хлопьях. Пока я барахтался в сугробе, разгребая снег заиндевевшими руками, Белый ушел вперед и исчез из поля зрения.
Вот этого мне как раз и не хватало.

– Белый! Вернись! – в отчаянии прокричал я. – Помоги!

Но сколько я ни звал его, звук моего голоса не смог пробиться сквозь вату окружавшего меня снежного тумана. Махатма так и не вернулся, а я, как назло, потеряв лестницу, не сумел отыскать его следы.

От безысходности я сел прямо в снег, надолго задержал дыхание, а потом сделал глубокий выдох. Это произошло инстинктивно. Я не понимал, что делаю, а главное – зачем. И, тем не менее, пришло едва уловимое облегчение, и даже как будто стало капельку теплее. Я почувствовал едва уловимый сигнал надежды и улыбнулся замерзшими губами. На мгновение мне показалось, что облака вокруг заискрились и подернулись легким пульсирующим мерцанием сродни тому яркому серебристому свечению, что сопровождало меня всякий раз, когда я соприкасался с Шамбалой. Забавно… Быть так близко к заветной цели и облажаться – это надо уметь. Но ничего, сейчас Белый заметит, что я отстал, и вернется. Все будет хорошо.

Однако никто не вернулся. Я замерзал где-то на пути к вершине Кайласа. Непослушной обмерзшей рукой я попытался поправить волосы, но наткнулся лишь на гирлянду льдинок. В ушах тоненько и заунывно зазвенело. Зловещее тепло разлилось по телу, но я уже с трудом мог пошевелиться. Это конец.

– Калагия, – тихо прошептал я, едва шевеля посиневшими губами.

Я умирал, но угасающим сознанием все еще продолжал цепляться за какие-то обрывочные мысли и воспоминания. Мне привиделась уютная нора на пустыре рядом с домом, с которой все и началось. Вот я вижу себя, сидящим на ящике, а передо мной клочок бумаги с шифровкой. Все, как тогда. Я медленно и нерешительно перевожу взгляд в сторону. Еще пара секунд и появится искрящийся шар. Но его все нет и нет. Тогда из последних сил я протягиваю руку вперед. Наткнувшись на сырую и шершавую глиняную стену окоченевшими от мороза пальцами, я провожу круг. И вдруг, как по мановению волшебнойпалочки, круг этот залился ярким светом и приоткрылся крошечным окошком в новую неизведанную реальность. Рука провалилась в зияющую пустоту. Я тут же прильнул к узкому портальчику лицом и увидел перед собой сверкающий белый туннель. Не без труда забравшись в него, я пополз вперед, больно обдирая локти и коленки, и через какое-то время оказался здесь же на пустыре, но уже перед входом в землянку. Был поздний вечер, настолько теплый, насколько это возможно в мае. Чуть в стороне потрескивал жаркий костер, у которого согнувшись сидел друг моего детства Саня Ровенский и палкой шевелил пачки лотерейных билетов, стараясь пододвинуть их поближе к дровам, чтобы они лучше прогорели.

– Чиф? – я был искренне удивлен и обрадован.

Человек у костра обернулся, но нет, это был не Чиф.

– Здравствуй, Шаман, – проговорил неизвестный. – Ты звал меня, и вот я пришел.

– Разве я звал вас? – растерянно спросил я. – Кто вы?

– Я вижу, ты обескуражен и озадачен, – продолжал человек, властно подняв вверх правую руку с тлеющей палкой, словно это был магический жезл дордже. – Тогда пусть Белый все объяснит.

Из темноты пустыря вышла фигура махатмы и почтительно склонилась перед таинственным незнакомцем.

– О повелитель! – воскликнул Белый. – Сейчас он сам все поймет.

– Повелитель? – я почувствовал комок в горле. – Великий Ригден Джапо?..

– Ты призывал Калагия, и Благословенный ответил тебе, – негромко проговорил мой двойник.

– Ибо встреча с махатмой может произойти где угодно и когда угодно, – закончил его мысль Калки Рудрачакрин, правитель мира и двадцать пятый царь Шамбалы.

Ну конечно! Ключевое слово – угодно. Не гуру ищет себе ученика, а ученик призывает учителя силой своего чистого желания. Разве не это говорил давеча Белый, когда мы стояли на каменистой вершине Аю-Дага?

Получается, что восхождение на вершину Кайласа по сути дела было мистерией духовного восхождения, имагинацией пути, который приведет тебя либо к смерти и полному забвению, либо к возрождению в духе. Так действует великая инициация. Умирая, я сказал: «Калагия». И этим призывом завершил свое испытание.

Я молча стоял, склонив голову перед блистательным царем, от благоговения не в силах произнести ни звука.

– Зачем ты звал меня? – строго спросил Ригден Джапо. – Чего ты хотел?

Пламя костра слабо освещало его вдохновенное лицо. Но даже в темноте можно было ощутить несокрушимую мощь и проницательность повелителя.

– Не знаю, о Благословенный, – робко произнес я, едва переводя дух, – прости, у меня нет никаких желаний.

Ригден Джапо пристально посмотрел мне прямо в глаза, сквозь все миры и вселенные сканируя мою душу. Да, я поступил глупо, но мне нечего было стыдиться. Я сказал чистую правду, и теперь смиренно ожидал приговора.

О как долго тянулись эти секунды неизвестности! Вся жизнь словно пронеслась передо мной.

Конечно, сначала я хотел силы и славы. Какой мальчишка не хочет этого? Я был амбициозен, энергичен и целеустремлен. Но прошло время, и я понял, что бороться за власть, деньги, карьеру и признание совершенно незачем. Все это глупые малосущественные вещи, дурацкие игры эгоизма, выворачивающие жизнь на изнанку, мешающие просто жить по-человечески, выполнять нехитрые заповеди, любить ближнего, не врать и делать то, что действительно хочется и нужно.

Затем я возжелал знаний. О как мне хотелось возвыситься и воспарить над невежественной толпой! Но вскоре я осознал, что и это тоже эгоизм, но только оборотная сторона сверкающей медали себялюбия.

Боже мой! Еще совсем недавно, буквально несколько часов назад, топая по ступеням Кайласа, я с гордостью думал лишь о том, как предстану перед правителем мира и скажу ему, как сильно я хочу, проникнув в тайны мироздания, служить истине и свету. Это должно было стать моим триумфом. И лишь в самом конце, замерзая в снежном сугробе, я ощутил полную никчемность и этого моего стремления.

Что же теперь? Пустота… И лишь Ригден Джапо в свете пламени костра стоит и пронизывает меня пытливым взором.

– Ну что же, – после некоторого молчания проговорил повелитель, – лучшего ответа трудно было ожидать. Час настал. Пусть явится нам новый возрожденный Азар, слуга истины и света, мастер силы и повелитель пространства и времени. Да будет так.

И тут же все вокруг преобразилось. Ригден Джапо в золотом сиянии своего огненного трона повел рукой, и тьма ночи исчезла, забрав с собой моего верного друга махатму в белом плаще. Озаренные лучами яркого света, мы с царем Шамбалы оказались на плоской вершине горы, всю площадь которой занимали толпы подданных, теснившихся у подножия высокого престола владыки. Благословенный восседал над миром, а я, облаченный в золотой плащ Азара, парил в воздухе по левую руку от него.

Справа находился Хануман, полководец войска Шамбалы, нареченный в честь помощника Рамы. В деснице он сжимал посох мудрости – жезл, умевший разделять добро и зло. Рядом с командующим стоял царский конь Вадавамукхи, воплощение сверкающего, как молния, огня, вышедшего из морской пучины. А чуть поодаль в почтительном молчании замерли просвещенные Азары.

Теперь я отчетливо видел многие вещи и проникал в суть предсказаний. Вся мудрость мира золотым потоком влилась в меня и теперь распирала мою грудь изнутри. Я познал, что грядущая великая битва между благородным белым воинством Шамбалы и силами зла, так драматично и красочно изображавшаяся на буддийских картинах-танках, на самом деле давно идет и будет идти вечно, ибо именно она управляет жизнью. Закончится битва, закончится и жизнь. Линия фронта проходит в душе каждого человека, воплощенного в мириадах вселенных. Куда склонится чаша весов, решать только ему, и лишь любовь позволяет ему осуществлять каждодневную победу мудрости над невежеством, духовности над косностью, самоотверженности и бескорыстию над себялюбием. Много это, или мало? Кто знает.

Яркий луч с неоглядной высоты башни Благословенного пронзает мрак ночи и достигает сердец каждого, чтобы просветить их и наставить. Сверкающий всеми гранями священный магический кристалл Чинтамани в короне Калки Рудрачакрина указывает истину, и тогда неутомимый и вечно бодрствующий правитель мира прозревает все земные события, а могущество его мысли проникает во все пределы далеких бескрайних вселенных. Для него не существует ни времени, ни расстояний. Его неисчислимые богатства давно приготовлены для помощи всем нуждающимся. Он может даже изменять карму людей, ибо Ригден Джапо побеждает всякий раз, когда человек побеждает самого себя. Так растет и множится бессмертная армия Азаров. Каждый, кто справится с тьмой своего персонального ада, пополняет ее.

Наконец-то мне стало легко и радостно. Страхи и сомнения ушли, а их место занял покой открывшейся тайной мудрости. С высоты своей левитации я разглядел в толпе Наташу верхом на драконе и Чифа с его доблестными бойцами из гвардии бессмертных, и полковника Станкевича, и дядю Колю, стоявшего чуть в сторонке. Великий Азар Коло по своему обыкновению лукаво щурился, показывая своими добродушными лучиками-морщинками, что жизнь все-таки потрясающе замечательная штука, а рядом с ним мялся верный Калион и его доблестный сын Асмаил, мой косматый друг и помощник.

– Белый! – тихонько позвал я, стараясь не привлекать к себе внимания повелителя. – Ты здесь?

– Всегда и вечно, – услышал я в ответ знакомый низкий голос в области сердца. – Захочешь увидеть меня, просто посмотри в зеркало.

– Знаю, мы теперь не расстанемся.

– Никогда, будь уверен. И привыкай к золотому плащу. Это и честь, и великая обязанность.


Продолжение следует...

Глава 46 здесь http://www.proza.ru/2017/04/12/1941