Босоногое детство моё - Часть вторая

 
     Честно говоря, написав первую часть своих воспоминаний, я рассчитывал на узкий круг читателей, земляков и не ожидал, что этот материал окажется интересным совсем незнакомым людям, живущим вдалеке от моей родины. Неужели так схожи наши судьбы? Скорее всего, такие вещи  помогают каждому вернуться в свое прошлое, чтобы ещё раз пережить те счастливые моменты. За небольшой период после опубликования получена масса положительных откликов, возможно, кто-то и льстил, но многие просили «продолжения». В предыдущих воспоминаниях я охватил небольшой по времени период  хуторской жизни. А теперь думаю, если продолжать, то в какую сторону? Вперёд  всегда успеется, значит – назад.
 
     Учёные утверждают, что за долговременную память отвечает левое полушарие мозга. А если так, значит, в какой-то момент происходит перезапись информации из правого. Так в какой момент это происходит? Что является критерием долговременности? Задумайтесь, с какого времени Вы себя помните. Я вот отчётливо помню картину далёкого детства, когда было мне три года. Это было летом  1956года, когда родители перестраивали свой дом. Старый разобрали и, пока строили новый (из тех же материалов), наша большая семья со всем своим скарбом временно переселилась в один из колхозных амбаров, расположенных по соседству, который после посевной пустовал. В амбаре, естественно, не было ни единого окна. Была только круглая дыра в крыше, открытая для вентиляции. Все взрослые  и старшие братья утром рано разошлись по своим делам, а нас, двух младших оставили досматривать сны и почему-то заперли дверь снаружи. Когда мы проснулись, в темноте не сразу сообразили, где находимся, попытались выбраться из неволи – не получается. Кричали-кричали и в щёлочку, и в дыру – никто не слышит. Как тут не испугаться от неопределённости – разревелись и, глядя в светящее отверстие, долго выли, как волки на луну, пока, наконец-то не были услышанными. Если бы не этот стресс, может ничего и не запомнилось бы.

     Опыт  нашей амбарной жизни (я не имею в виду детский плач) чуть позже  пригодился и первым переселенцам из Брянской области - семье Волчковых. Окончательно решившись перекочёвывать на новое место, они оставили на Брянщине детей под присмотром бабушки, а сами (дядя Яша с женой и братом) приехали доводить до кондиции свой новый дом. В недостроенном доме не было даже минимальных условий для жизни, поэтому и поселились в амбаре, за что местные жители окрестили их «инбаристами» (амбар  - по-украински инбар или инбарь). Иногда  этим словом называли и случайно заезжих людей: «А кто это пошёл незнакомый?». «Не знаю, инбарист наверно». Такими же «инбаристами» потом стали и Рыбины. Они приехали сразу всей семьей, с детьми - их было пятеро, как и у нас. Только в нашей - четыре пацана и младшая девочка, а у них – четыре девочки и младший пацан. Другой противоположностью было то, что их девочки очень хорошо пели, усевшись рядком на ступеньках амбара. А мы, так же рядком на своей завалинке, сидели и слушали их песни, новые для нашей местности. К сожалению, они быстро переехали в свой новый дом, расположенный  на другом конце хутора, где уже не было таких активных слушателей.

     Чуть раньше брянских переселенцев Красавка приютила бывших жителей западной Украины, так и хочется сказать «беженцев». А, возможно, им действительно некомфортно жилось рядом с бандеровцами, вот и сбежали. Их было не так много, как брянских – в основном молоденькие незамужние девчушки. Поселились они в старом клубе, какое-то время жили сообща, потом быстро «рассосались» - повыходили замуж и удачно влились в жизнь хутора. Проблем с адаптацией не было – родственные души. Наоборот даже, напомнили местным жителям об их корнях, обычаях, песнях. Многие ходили в клуб не столько в кино, а чтобы послушать их слаженное пение. Пели они только украинские песни, в перерывах, пока киномеханик перезаряжал  плёнку. Если не успевали, продолжали после следующей части. Репертуар был большой -  пели, не повторяясь. «Вить-вить-вить, тёх-тёх-тёх, ай-ай-ай, ох-ох-ох, там соловэйко щебэтав…», «Была, мэнэ маты, была, щоб Иванку нэ любыла…», «Иванку, ты Иванку, сорочка вышиванка…»... В то время клуб всегда был набит битком, ходили семьями. Общественных стульев было очень мало, поэтому почти каждых хозяин шёл в кино со своей длинной скамьёй. Даже при этом часто места не хватало,  и дети устраивались, лёжа на полу на сцене. Некоторые тут же засыпали. Для мужиков считалось обычным делом курить прямо во время сеанса, так же, как и грызть семечки. И это, не смотря на вывешенную табличку с большими буквами «НЕ» и маленькими «курить» и «сорить». Но в чём-то моральное воспитание подрастающего поколения всё же проявлялось. Ни в коем случае нельзя было показывать детям «обнимально-целовальные» моменты - киномеханик или кто-нибудь из зала сразу же закрывал объектив проектора ладонью. Мог ли тогда кто-то предположить, что в будущем почти по всей стране позакрывают или превратят в магазины не только клубы, но и большие кинотеатры.


                *    *    *

     Этот необычный звук появился издалека и со временем нарастал. Дворовые собаки вначале дружно залаяли, но вскоре  также дружно и затихли, вероятно, решив, что сей «звериный рёв» им не остановить и не перелаять, с  тревогой забились в своих укрытиях в ожидании худшего. Пацаны, наоборот, отложив свои дела, скучковались и решали, стоит ли бежать к тому месту, где на фоне не то дыма, не то пыли происходит  что-то ужасно интересное. А предпосылки к интриге были. Не так давно, как раз в той стороне проходили военные учения по преодолению всяких буераков. Тогда среди обычных военных грузовиков многие видели издали странную машину с огромной дугообразной крышей. То, что эта крыша превращалась в мост, было понятно, но никто не видел, как это происходит. Высказывали только предположения: или машина сбрасывает с себя крышу и укладывает перед собой, чтобы переехать на противоположную сторону балки, либо сама заезжает  на середину, опускает крышу до земли, чтобы другие машины по ней проезжали – других вариантов не было.
 
     Шум всё нарастал, и наконец-то из-за горизонта со стороны Крепкого показался столб пыли, в котором медленно стали проявляться очертания самого «зверя». Через минуту кто-то из старших авторитетно заявил: «Я знаю! Видел такой. Это Универсал». Поскольку это существо  на металлических колёсах передвигалось гораздо медленнее детского любопытства, все бросились ему навстречу. То ли глушитель у трактора от старости отвалился, то ли вообще не был предусмотрен конструкцией,  но уж очень громко он тарахтел. Управлял  этим универсалом дед Колюка, которого в народе называли  Колючёнком, вероятно из-за своего небольшого роста. Прищурившись от пыли  и в то же время гордо восседая на металлическом полукруглом сидении, в сопровождении босоногой ребятни,  дед направлял свой трактор как раз к тому месту, которое и без того было любимым местом времяпрепровождения детворы.
 
     Здесь за амбарами, между Лышенковым прудом и колхозными конюшнями была припаркована вся бригадная техника. Основу составляли гусеничные трактора и, как приложение к ним, всякие плуги, культиваторы, бороны, сеяли, косилки и пр. В центре стоял какой-то вагончик или сарайчик с инструментами и запчастями, рядом – слегка покосившаяся кузница (или, как у нас говорили, кузня)  с настоящими мехами и наковальней. Главное – всё это было доступно, всё можно потрогать, покрутить, поизучать. Ломать, никто ничего не ломал, поэтому трактористы и не ругались, чтобы не отбивать у детей тягу к их ремеслу. Да и крутились мы, в основном, вокруг старой, отслужившей своё, техники. Тут вразброс стояли старинные сортировки, которые когда-то приводились в движение лошадьми, но, как оказалось, по силам и детскому организму – надо же понять, «как оно работает». Всё оказалось просто: вращаешь приводное колесо, на этой же оси расположены лопасти для сдувания шелухи с зерна, которое сыплется сверху на наклонные вибрирующие решётки, а внизу сортируется по разным лоткам, мусор - в одну сторону, чистое зерно - в другую. Со временем предприимчивые хуторяне заметили, что многое здесь уже без надобности, и наверно с разрешения бригадира, находили этому применение в личных подворьях. Оцинкованная решётка, например, вообще ценная вещь в домашнем хозяйстве – можно просеять и зерно, и семечки, и песок, или загородку сделать для всяких цыплят-утят-гусят. Таким же морально устаревшим оборудованием считались копнители от старых прицепных комбайнов. Уже тогда нам оставалось только вспоминать, как интересно было кататься на таком комбайне во время уборки. Он цеплялся к гусеничному трактору, хотя и имел свой двигатель, справа к комбайну прикреплялась жатка, а сзади отдельно был прицеплен копнитель для соломы. Управлялись с этой «космической» техникой, не считая любопытной ребятни,  пять человек: тракторист, комбайнёр, штурвальный и двое копнительщиков. Моим старшим братьям в старших классах удалось даже поработать  на таких копнителях – надо было вилами раскладывать выползающую из комбайна солому и вовремя нажимать на педаль, чтобы выгружаемые копны на поле выстраивались в ровные ряды. У комбайна было четыре лесенки-трапа, можно сказать, для каждого члена бригады. Нас устраивал любой способ подъёма – испытали все.  Вскоре на смену пришли новые комбайны, рассчитанные на одного-двух человек,  с кабиной, на собственном ходу, со встроенным копнителем, и даже вилы для выгребания соломы были автоматические, похожие на лапки кузнечика. А старые копнители теперь в ожидании своей утилизации служили развлечением детворы. Мы толпой набивались внутрь, вставали на задний край кузова, кто-нибудь сверху нажимал на педаль, кузов плавно опрокидывался, и кому-то можно было, как с горки, съезжать сверху по гладкому металлическому полу.  Потом менялись. Ещё одной «развлекалкой» у мальчишек считалась  старая пожарная телега с помпой. Никто не видел её в работе по тушению пожара,  но принцип действия все понимали. Короткий шланг опускали в бочку с водой, длинным, с наконечником  тушили пожар. А чтобы качать воду, надо поочерёдно поднимать и опускать горизонтальные перекладины.  Мы же использовали качающиеся перекладины как качели - одни повисали с одной стороны, кто-то с другой стороны их поднимал, и так по очереди. Здесь же можно было поточить и свои ножички на наждачном круге, который вращался от рукоятки. Такая вот детская площадка.
 
     И вот теперь на эту площадку гнали ещё одну игрушку, но поиграть с ней нам так и не удалось. Как потом выяснилось, деду Колюке поручили доставить эту ретротехнику,  как редкому знатоку, который в молодости имел дело с чем-то подобным. И универсал пригнал дед не для утилизации и не в качестве музейного экспоната, а служил он ещё какое-то время в качестве двигателя для насоса, чтобы поливать колхозную плантацию. Не зря же назван «Универсалом».


                *    *    *

     Тот период, когда в доме появилось радио, запомнился хорошо – наверное, потому, что событие всё-таки нерядовое. До этого радио было только в старой конторе, и говорят, появилось оно там ещё во время войны. Теперь настало время поделиться этим богатством со всеми хуторянами. Вначале были проведены подготовительные работы. Колхозные связисты из Новокиевки сделали разметку под будущую линию – вбили колышки вдоль дороги, поближе к домам. Ямки для телеграфных столбов на месте колышков каждый хозяин около своего дома выкапывал самостоятельно, в виде окопа с тремя большими ступеньками вглубь. Над нашей ямкой усердно трудились мои старшие братья. В одну из таких ям в центре  улицы даже оступилась и провалилась любопытная корова, которая не смогла выбраться без посторонней помощи. Сами столбы устанавливались под руководством связистов, местные мужики их поднимали (в смысле столбы), засыпали ямки землёй, утрамбовывали, а ребятишек просили искать и подносить всякие камни, старые кирпичи для укрепления основания. Все трудились с удовольствием, понимая, что это путь к цивилизации и просвещению. Всё это время к связистам относились с особым уважением, наблюдая за их необычной работой по ввинчиванию в столбы крючьев, установке изоляторов, натяжке проводов. Те тоже гордились своим делом – ведь ни у кого не было таких когтей, позволяющих так шустро взбираться на вершину столба.  Для многих был вдиковинку новый Т-образный инструмент, которым просверливали сквозное отверстие в дом  для кабеля. Столбы установлены, провода натянуты, на столбе у дома Харитоновых, на самом верху установлен громкоговоритель в виде колокола – хутор как бы преобразился и затаился в ожидании чуда.
 
     Внутреннее обустройство радиоточки особых проблем не составляло – главное найти в доме подходящее место для репродуктора. Как водится, в деревне пляшут от печки, которая диктует расположение всего остального. Выбор небогатый,  в ближнем углу располагался «гардероб» в виде занавешенной вешалки, в левом дальнем углу почитали бога - бабушка и не дала бы нарушить свой порядок вблизи икон. Остался правый  угол, отведённый для почитания старшего поколения - там  над кушеткой кровати висела  увеличенная фотография бабушки с дедом, чуть выше – портрет пропавшего на войне дяди Якова. Вот над ними, под самым потолком  и закрепили наш первый репродуктор. Он был такой же, как показывают в фильмах про войну – чёрная  круглая тарелка с регулятором громкости в центре. Этот регулятор периодически покручивали – а вдруг уже передают, а мы не слышим. Чудо произошло как раз в тот день, когда подошла наша очередь пасти скот. В таких мероприятиях, естественно, принимали участие и дети, а поскольку в семье я был уже четвёртым ребёнком, то обошлись и без меня. Поэтому в их отсутствие мне первому посчастливилось испытать ощущения первого радиослушателя. Когда братья вечером вернулись домой и уселись у репродуктора, я уже с видом бывалого знатока начал давать всякие советы: в какую сторону надо крутить ручку громкости, чтобы убавить звук;  а если сильно прибавить, то слышно и со двора;  как вибрирует тарелка, если к ней приложить руку и т.п. Если для меня были интересны такие моменты, то для них важнее было послушать, о чём говорят. Естественно, я был выставлен на улицу: «Сам наслушался за день, теперь нам не мешай!».  А сами сидели и внимательно слушали всё подряд. О чём тогда говорили? В основном, что уже совсем скоро страна от социализма перейдет к коммунизму. Родители всегда с замиранием прислушивались к известиям про освоение целинных земель. Чувствовался даже какой-то душевный подъём, когда звучал шлягер того времени:  «Вьётся дорога длинная. Здравствуй, земля целинная. Здравствуй, простор широкий, Весну и молодость встречай свою!...».   Не думаю, что у них была мысль последовать примеру целинников-первопроходцев, скорее всего, переживали за  судьбу сверстников. Всеобщий семейный интерес проявлялся к развлекательным радиопередачам, например, юмористическим выступлениям Штепселя и Тарапуньки,  душевным песням Бернеса, задорным частушкам Мордасовой. Часто передавали различные радиоспектакли с продолжением, создавая душевный комфорт в долгие зимние вечера. Обычная картина того времени: за окном от ветра завывают провода, в доме тепло от растоплённой кизяками печи, светит керосиновая лампа, бабушка прядёт, мама вяжет, отец подшивает валенки или клеит галоши, дети перебирают и расчёсывают шерсть для пряжи либо рисуют, а  Радио делает своё дело. Вспомните, какое настроение создавали воскресные передачи «С добрым утром», с каким воодушевлением слушалась маршевая музыка в первомайские и октябрьские праздники, особенно из тех самых колоколов на столбах. В Красавке колокол проработал недолго, не выдержав конкуренции со своим коллегой из соседней Тростянки. Там его включали так громко, что с небольшой задержкой звук доносился и до нас – образовывался неприятный для слуха постоянный эффект эха. Слов из тростянского всё равно нельзя было разобрать, только получасовые позывные Маяка угадывались, но красавский вынуждены были отключить.

     Помимо центрального вещания, по радио изредка передавали и местные колхозные объявления. Например, любимые всеми детьми сообщения о том, что занятия в школе из-за морозов отменяются. Можно только догадываться, какие события колхозной жизни упоминались в этих объявлениях, но вступительная фраза «Внимание! Говорит местный радиоузел» и заключительная «Передавал радист Шаповалов» в памяти засели надёжно.

     Радиофикация подарила деревенским пацанам много и других развлечений, не менее интересных, чем само радио.  Не знаю, где до этого  обитали стрижи, но провода стали их местом постоянной тусовки. Для меня до сих пор остается загадкой, откуда они появлялись в таком количестве и  где были их гнёзда. В жаркие дни стрижиные стаи так сильно облепляли провода по обе стороны от столба, что редко какой пацан мог равнодушно пройти мимо такой живой мишени. Да и стрижи, казалось, вели себя вызывающе – их было много, и сидели они густо и неподвижно. Конечно, хотелось бросить камень, и не просто бросить, а добросить и желательно попасть. Если кому-то удавалось сбивать, то сразу становилось жалко – пытались привести в чувства, давая попить своей слюны, прямо изо рта в клюв. При удачной реанимации – отпускали, в противном случае этой дичью радовали домашних кошек. Не помню, чтобы я охотился на стрижей с рогаткой. Рогатка была, по банкам стрелял, а вот на стрижей рука не поднималась, хотя у многих она именно для этого и предназначалась. Видимо у кого-то охотничий инстинкт в генах, а  я больше рыбалку люблю и охотников до сих пор не понимаю.
 
     Телеграфные столбы также не были обижены ребячьим вниманием. Казалось бы, ну что можно сделать со столбом? Да просто обхватить, удержаться, поджав ноги – и, кто дольше провисит. А попасть камнем с расстояния? Я до сих пор, прогуливаясь по лесу, не могу пройти мимо одиночного дерева, чтобы не слепить снежок и не попасть в центр ствола. Попал – ещё хочется. Как потом оказалось, вершины столбов покорялись не только связистам. Причём без всяких когтей. Просовываешь босые ноги в кольцо из ремня, чтобы ноги не разъезжались, и – вперёд. Ступни, зажатые с одной стороны столбом, а с другой ремнём, создают надёжный упор для продвижения вверх. А дальше  поочерёдно, крепко обхватываешь столб руками,  подтягиваешь ноги, и двигаешься вверх, как червяк-землемер.  Столб также идеально подходил для отработки техники метания ножа. Каждому хотелось быть хоть чем-то похожим на советского разведчика из  какого-нибудь фильма про войну – вот и метали ножички, перебирая разные комбинации, пока не находили той, при которой нож втыкался в столб.  Тут тебе и тренировка на меткость. Этим же ножичком кто-то оставлял на столбе память о себе в виде вырезанных инициалов. Как тут не вспомнить такую оригинальную комбинацию «ОША», которую вырезал Саша Орлов (Орлов Шура Александрович). А ещё со столбов мы отдирали гудрон, которым была обмазана нижняя часть, находящаяся в земле, и жевали, как жевательную резинку. Потом, скатав небольшой шарик, прикрепляли к нему нитку и выманивали из норок больших чёрных пауков. Размягчённый шарик опускали на нитке в норку, паук набрасывался на эту «добычу» и прилипал. Потом эту нитку с пауком осторожно вытаскивали, со страхом рассматривали и обычно отпускали. Мы их называли тараканами, а кто-то и тарантулами и опасались брать в руки, хотя находились  смельчаки, которые брали, чтобы показать другим свою храбрость.
 

                *    *    *

     Электричество в Красавке появилось, когда я уже в школу ходил. Тогда всерьёз воспринималось ленинское определение коммунизма, и наверняка кто-то верил, что на сей раз он уж точно придёт – осталось только электричество провести, а кроме советской власти ничего и не надо. Коммунизм, не коммунизм, а когда недавно в доме отключили свет, то для внуков это был почти натуральный конец света: ни телевизора, ни мультиков, ни интернета, ужин не разогреть, в доме ни фонарика, ни свечек. Говорю им, что в моём детстве электричества вообще не было – не верят: «Невозможно без света жить». А ведь жили. И нормально жили, правда, тогда и нам казалось, что без керосина жизнь остановится… «Включение» света начиналось, с того, что отец комкал старую газету, снимал с керосиновой лампы стеклянную колбу, осторожно заталкивал газету внутрь и вращательными движениями счищал со стекла вчерашний нагар, до прозрачности, чтоб ярче светила. Такую процедуру обязательно приходилось выполнять после неправильного гашения лампы. Иногда, боясь обжечься, приходилось не задувать лампу, а сверху класть спичечный коробок на колбу, кислород в колбе выгорал, и лампа, закоптив стекло сильнее обычного, гасла сама. Керосин продавали в магазине, раз в неделю и в определённое время. Рядом с магазином стояла большая цистерна, из которой литровым черпаком керосин разливался в вёдра или бидоны. Не могу сказать, как у кого хранился дома керосин, а у нас он хранился в бомбе. Да, да – в настоящей немецкой бомбе. Война до Красавки, к счастью, не дошла, а вот бомба случайно долетела, и почему-то не разорвалась. Тогда кому-то удалось её обезвредить, каким-то образом она оказалась у нас дома и долгое время служила тарой для керосина. Отец закопал её в углу летней кухни, под кроватью, и мне приходилось туда периодически залезать, чтобы наполнить бачок от керогаза. (В 70-е годы, когда керосин уже не применялся, бомбу отец выкопал и отвез в Новокиевку для музея. Куда она потом делась, неизвестно – в музее я её не увидел). Кроме лампы и керогаза, керосином также пользовались при растопке печи – им брызгали на кизяки, иначе было не разжечь. С трудом тогда представлялась жизнь без керосина, но это время пришло.

     После радиофикации все уже представляли, в чём заключаются подготовительные работы по обустройству электричества. Мужики стали козырять новыми словечками: выключатель, патрон, ролики, гупер. Все эти вещи надо было как-то доставать. Не знаю, кому как, а нам в этом деле помогал уже «продвинутый» дядя Саша Фёдоров из Панфилово. Он и достал всё необходимое, и закрепил, и соединил, где надо и проконсультировал других хуторян. Для дизель-генератора приспособили правое помещение кузни, то ли пустовало оно раньше, то ли специально пристроили – не помню. Помню, нам так внушили, что электричество опасно, что мы, не смотря на любопытство, и не пытались попасть внутрь. Мотористом-электриком назначили нашего соседа Бутко Ивана Павловича. Наверняка ему эта работа особых проблем не создавала – двигатель такой же, как у трактора. Надо было в определённое время запускать и в установленное время глушить двигатель. Не помню, подавалось ли электричество по утрам, но вечернее расписание соблюдалось строго – гасили, когда по деревенским меркам надо было ложиться спать, поэтому выключателем можно было и не пользоваться. Но мы пользовались, потому как  всем  запомнился забавный эпизод, когда сестрёнка Надя, годика три ей было, никак не хотела засыпать, требуя включить свет: «Включите – темно дышать!». На что ей отвечали: «Все! Бутко выключил свой мотор». Она затихала, прислушиваясь к звуку мотора, и засыпала.

     Пока электричество вырабатывал собственный генератор, а это было года два, а может  и того меньше,  всё было просто: без счётчика, две лампочки – и всё. Потом начали входить во вкус – кое у кого стали появляться спиральные электроплитки и даже утюги, а чтобы их подключить, вместо розетки применяли т.н. жулик. Это такой переходник между патроном и лампочкой с дырочками для вилки. Пользоваться электроприборами не разрешалось, т.к. мощности генератора едва хватало на свет, и при дополнительной нагрузке у всех лампочки светили тускло. Конечно, у кого было, тайком иногда пользовались, потому и «жулик».

     Результаты строительства Волжской ГЭС вскоре добрались и до Красавки - со стороны Тростянки подвели централизованную ЛЭП до ближайших коровников и установили там трансформатор, далее соединили с уже действующей линией и отдельно запитали все колхозные объекты: коровники, ток, мастерскую и даже курятник. Уж лучше бы не запитывали, потому что произошла трагедия. Курятник располагался на другом берегу Нового пруда и линию провели напрямую, наверно из экономии. Получился длинный пролёт между столбами, провода в жаркую погоду провисали, а при ветре задевали друг друга. Кто-то из электриков на крючке подвесил на нижний провод тяжёлый брусок, чтобы не было короткого замыкания. Провод стал ещё ниже и до него можно было дотянуться рукой, как раз с того самого островка, который был излюбленным местом детворы во время купания. Вот Толя Дырда и дотянулся … Спасти не удалось, хотя рядом и были взрослые, но никто не знал, как надо спасать при поражении электрическим током. Бедная тётя Женя, как она страдала. Толя был у неё единственным ребёнком притом, что почти все семьи в Красавке были многодетными. Вскоре, чтобы «не сойти с ума от горя», она взяла из многодетной семьи на воспитание свою племянницу. Так появилась в Красавке Маша Майстренко, которая была моей ровесницей и пополнила наш самый богатый четвёртый класс.


                *    *    *

     По-моему, ни до, ни после не было такого, чтобы красавскую начальную школу заканчивали сразу 10 учеников: я, Гена Харитонов, Сергей Лышенко, Гриша Карагулаков, Саша Орлов, Надя Железкина, Валя Шаталова, Люда Елисеева, Маша Майстренко, Рая Сорокина. А вот перед нами Вася Волчков выпускался один. Бедняге приходилось отвечать на каждом уроке. Не собирался здесь освещать школьные события – на эту тему можно писать бесконечно. Идея была, поделиться воспоминаниями и впечатлениями от явлений, которые происходили со мной впервые.  Поэтому ограничусь тем, как пошёл «первый раз в первый класс». Часто в детстве мне приходилось испытывать неловкость из-за своей стеснительности. Хорошо ещё, что перед школой  был уверен в достаточности своих знаний. Отец с каждым из нас занимался до школы – букварь прочитывали по несколько раз, в арифметике, казалось, вообще ничего сложного нет. Он даже придерживал детский порыв, считая, что в школе будет неинтересно. Зато потом в школе никогда никто из родителей не подсказывал, не занимался, не проверял домашние задания – оказалось,  достаточно дошкольной закваски. О том, что знания не главное я понял, когда перед школой пошёл покупать какие-то школьные принадлежности: карандаши, ластики, перья. Мама дала деньги,  и я пришёл в магазин к тёте Вере Шиленко. Она, не отвлекаясь от разговоров с присутствующими деревенскими бабами, взяла у меня монеты и машинально начала взвешивать круглые такие карамельки без фантиков. Так и не хватило у меня тогда смелости возразить, что не за этим я сюда пришёл – молча взял конфеты и пошёл домой с накатившимися слезами. Таким же нелёгким испытанием было и первое сентября в первом классе. Тогда не принято было приходить в школу с цветами в сопровождении родителей. Пошёл один, в новой одежде, в ботинках и с портфелем. Очень некомфортно себя чувствовал, казалось,  все будут подсмеиваться над таким необычным видом. Пришлось заходить с обратной стороны школы, портфель припрятать в кустах и оттуда какое-то время наблюдать за всеми остальными. Потом оказалось, что ничего страшного нет, я не один в таком идиотском положении, осмелел и влился в компанию сверстников.  Из неожиданных для меня новшеств, о которых я узнал в первый школьный день, было то, что надо обязательно здороваться со всеми взрослыми. Раньше бегали по хутору, не обращая на это внимания, а теперь, оказывается, так нельзя. Для некоторых это было пустяковым делом, могли здороваться по несколько раз в день  с одними и теми же, а я долго не мог преодолеть в себе этот порок. Наш дом и школа находились в противоположных углах прямоугольника, образованного двумя улицами, и двумя плотинами, а в центре  - пруд, одинаково обходить, что в одну сторону, что в другую. Бывало, что по дороге домой вдалеке покажется какая-нибудь женщина, так я разворачивался и обходил пруд по другой стороне – здороваться же придётся. А если и там кто-то показывался, то делал вид, что разглядываю что-нибудь в кустах, либо сворачивал с дороги и брёл вдоль берега. Наверно, никто из взрослых и не замечал, что у меня такая «беда». Так что учтите при воспитании внуков, что у малышей могут быть и такие проблемы.


                *    *    *

     Как-то в школе, в начальных классах, проходили мы тему о природных явлениях, и нам  было сказано, что камни растут. Конечно,  в авторитете учителя никто не сомневался, но решили всё-таки проверить. Камни в нашей степной местности были такой редкостью, что большие можно было по пальцам пересчитать. А именно, их было два, и неизвестно, как они в Красавке очутились, ведь перевозку таких огромных камней издалека не выдержала бы никакая повозка. Неужели действительно на месте выросли? Вот и бегали периодически к этим булыжникам, проверяли,    как сильно они увеличиваются. Первый камень валялся прямо посреди поля, за колхозным курятником, и ничего интересного, кроме своего размера, не представлял. А вот второй, который лежал у дороги  недалеко от дома Орловых, по внешнему виду напоминал камни-сверкачи. Маленькие сверкачи у детворы пользовались популярностью, потому что, если в темноте чиркнуть ими друг о друга, то из них красиво вылетают яркие искры. Чтобы пополнить свой запас этих «драгоценных» камней, а заодно и убедиться, что он действительно искрит, как-то поздним вечером  после кино, вооружившись большими строительными скобами, решили мы отколоть от большого камня маленьких кусочков. Это и в самом деле оказался сверкач, от удара острых скоб во все стороны разлетались искры, но раскалываться он никак не хотел, сколько мы ни старались. Увлёкшись своей игрой по высеканию искр, мы и не подумали, что сильно шумим и кому-то мешаем спать. Так в темноте и не заметили, как к нам подкрался живущий рядом Вовка Весельский. Он с такой яростью, с семиэтажным матом, в семейных трусах и с куском шланга в руке сразу решил все проблемы с шумом. Кого-то, кажется, Стёпу Разумова он очень сильно огрел. Стёпа на самом деле был Иваном, но из-за фамилии (почти Разин) все называли его Степаном, и он на это не обижался. Хотя синий след от шланга ещё долго оставался на спине одного пострадавшего, месть «врагу» придумывали сообща. В голову приходили наказания, которые по рассказам старших когда-то к кому-то уже применялись. Например, когда тот уснёт пьяным (у нас многие летом спали под открытым небом во дворе), написать масляной краской на лбу неприличное слово. Или, опять же в бесчувственном состоянии, утащить его вместе с кроватью, насколько это возможно, в пруд – пусть похохочут доярки, когда ранним утром пойдут на дойку. Но ребячьим замыслам так и не суждено было  сбыться – не дождались, пока Вовка так сильно напьётся, да и обида Стёпы прошла вместе с синяками.
 
     10.04.2017

                *    *    *

                *    *    *

Первую часть читайте здесь:  "http://www.proza.ru/2017/03/20/1925/ "


Рецензии
На это произведение написано 9 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.