Старик

Жил на нашей улице один человек. Его звали мистер Олдман. Мистер Тайлер Олдман. Но все его называли просто «Старик». Старик был тихим, никогда не возмущался и не шумел. Он жил рядом с нами, но в то же время как-то далеко. Слишком далеко. Никто не знал, как он поселился в нашем городе, на нашей улице и рядом с нашим домом. Для всех он был просто стариком, которого никто никогда не обижал, но и не замечал.
У него было семьи, не было детей, ведь дети уехали и бросили несчастного мистера Тайлера одного. Это было лет тридцать назад. Больше о них никто ничего не слышал. Старик был безумно одинок, но никто не пытался поговорить с ним.
Я много слышал о его нелюдимости. И, знаете… Мне было жаль Старика. Никогда ещё мне не было так грустно из-за судьбы другого человека., поэтому я решил навестить его в пасхальное воскресение.
Мне было пятнадцать, я не был послушным мальчишкой, часто имея проблемы с дисциплиной. И вот я, высокий и худой парень с зелёными волосами и кольцом в носу, одетый в чёрную «робу», как называла её моя бабушка, понёс нашему соседу слегка подгорелый кулич и корзинку яиц. Кулич я испёк сам, так что не удивился бы, если бы мистер Олдман тут же выкинул его в мусорный бак.
Звонок в дверь раздался слишком оглушительно. Я даже как-то потерялся в этом грохоте.
Дверь открылась, и с порога на меня прыгнуло что-то тяжёлое и слюнявое. Один из маленьких кексов около кулича тут же исчез с тарелки. Моё лицо было мокрым, а глаза круглыми от удивления. Нет, ну вы видели когда-нибудь такую наглость?! Огромный белый пёс, радостно виляя хвостом, громко лаял, пытаясь утащить ещё один кекс.
Вот тут-то я и услышал шарканье ног по коридору. Чей-то тихий голос с усмешкой произнёс:
-Хэй, брат, что шумишь? Разве так надо встречать гостей, Барон? – Это был мистер Тайлер. Он улыбнулся и, отодвинув пса, приветливо сказал, - проходи, мальчик. Он не кусается. Просто гостей давно не было, вот и радуется, проказник.
Мы прошли в небогато уставленный дом, где мистер Олдман попросил меня прошествовать на кухню. Там мы сели за стол, и только сейчас я смог рассмотреть его. Усталый пожилой мужчина с седыми волосами, такими же усами и трясущимися руками, одетый в поношенный свитер и протёртые брюки. И только глаза его светились живым огоньком, который будто говорил окружающим: «Хэй, брат, душой я мальчик!»
Он тепло улыбнулся мне и, налив чай, устало опустился на стул.
-Родители подослали? – Спросил он, нарезая кулич.
Я так яростно замотал головой, что мои зелёные волосы ударили меня по лицу.
-Нет, сэр. Я решил первым поздравить Вас со светлым праздником.
-Вот как… - Задумчиво протянул он, пробуя мою стряпню.
Удивительно, но он даже не поморщился. Святой человек, ей-богу!
-Как тебя зовут, пострел? – Спросил он, смотря на меня.
-Джошуа, мистер Олдман. Джошуа Уильямс.
-А-а, - протянул Старик, кивнув, - Уильямсы. Знаю их. Замечательные у тебя родители, парень. Помню, как они только переехали сюда. Такие молодые, такие счастливые. – Он с улыбкой вздохнул.
-Мистер Олдман, - я подсел немного ближе, - а вы-то сами давно здесь живёте?
-Да вот… - Он задумался. – Год сороковой уж скоро будет.
Я поразился. Мне уже пятнадцать. Я часто видел мистера Олдмана около его дома, когда он просто бродил по лужайке и бросал какие-то очень грустные взгляды. А ведь я даже не задумывался о том, чтобы поговорить с ним. Какой же я был дурак…
-Мистер Олдман, как же вы тут живёте? – Тихо спросил я. – Один-то?
-Почему ж один? Мы с Бароном вместе. – Он засмеялся, погладив огромную собаку по голове.
Вдруг его лицо погрустнело, он посмотрел в глаза собаке, неожиданно обращаясь ко мне:
-По правде, Джош, ты не просто первый, кто поздравил меня. – Он тяжело вздохнул. – Ты – единственный.
Я подавился чаем, с удивлением смотря на него.
-Но… разве Ваши дети не…
-Мои дети забыли обо мне, малыш. – Он снова улыбнулся, и у меня сжалось сердце. – Тридцать пять лет уже прошло. Старею, скучаю, внуков бы хоть увидеть, ан нет. Даже не пишут…
Ком подступил у меня к горлу, когда я увидел, как по щеке Старика катится одинокая горячая слеза. Никогда я ещё не видел, как плачут мужчины. Да, я тоже плакал, когда был мальчишкой, но ведь это совсем другое. Мои слёзы были детскими, а тут вдруг…
Мне стало очень совестно и печально, что я довёл такого доброго человека до слёз. Сердце болезненно сжалось, и я сел на пол рядом с притихшим псом, взяв мистера Олдмана за руки. Он посмотрел на меня своими красивыми, полными слёз глазами и тихо заплакал.
Я не понимал, почему люди так поступают… Почему родные дети оставили этого человека одного? Он такой добрый, отзывчивый и беззащитный. Зачем так поступать с тем, кто помог тебе встать на ноги?
Я смотрел в его глаза и тоже плакал. Сам не замечал, как слёзы катились по щекам. Первый раз в жизни я понял, что значит быть одному. Особенно в праздник… Минуту… Праздник! Ну конечно!
-Мистер Олдман, - внезапно сказал я, глотая слёзы и улыбаясь, - пойдёмте в парк? Мама говорила, вы раньше часто там гуляли. А потом в музей пойдём, мистер Олдман! Соглашайтесь!
Он с минуту удивлённо смотрел на меня, а потом кивнул, вытирая слёзы.
В тот день мы долго гуляли по городу. Я всё не мог нарадоваться его улыбке. Впервые в жизни я видел мистера Олдмана таким по-настоящему счастливым. Он иногда называл меня внуком, и, знаете, это было лучшее, что я слышал в своей жизни. Год мы проводили время вместе. Он заменил мне деда, погибшего пару лет назад. Окружающие удивлялись, как быстро мы поладили. А мы не слушали. Мы были счастливы.
Но однажды, когда я выбирал пасхальный подарок для дедушки Тайлера, как я его стал называть, мне позвонила мама. Срывающимся голосом она тихо сказала, что мистер Олдман умер. Телефон выпал у меня из рук, и, не думая больше ни о чём, я бросился бежать к нему.
Подбежав к его двери, я понял, что она не заперта. Толкнув дверь рукой, я вошёл в коридор, но меня не встретил привычный оглушительный лай Барона и обыкновенный звук шаркающих ног. Меня встретила лишь тишина и полумрак. Я вихрем пролетел через все комнаты, где видел одно и то же – пустоту. Тогда я стал орать, что есть сил, но в ответ… Тишина. На душе стало очень тоскливо, и я заплакал.
Это был день Пасхи. День, когда ровно год назад я случайно обрёл деда в лице очень одинокого соседа по имени Тайлер Олдман. День, когда я притащил ему своё первый горелый кекс, а он съел его и даже не поморщился. День, когда я поверил в Судьбу.
С той самой первой волшебной Пасхи прошло уже десять лет. Дедушка Тайлер умер в день Воскресения Христа, обретя, наконец, покой. Знаете, как говорят, спасёшь душу – спасёшь мир. Дедушка Тайлер спас меня, а я – его. Год, что мы провели вместе, стал для меня чем-то вроде доброй сказки. Я мог прийти к нему, когда пожелаю, приносил ему мамины пироги и помогал с починкой техники. Мы были семьёй…
Знаете, я ни о чём не жалею. Тогда я просто понял, что нельзя бросать семью. Это жестоко. Всё ведь пройдёт, но обида-то остаётся. Боль остаётся. Но память моя и вера будет жить вечно. Хотя, конечно, я всё ещё прихожу к опустевшему дому дедушки и жду. Не знаю, чего. Может быть, чуда?