Двое из-за бугра - 4

Глава 11

1

   У Быка, как у настоящего шпиона, были свои тайные планы. Он упрямо надеялся, что, как ангел с неба, к нему явится медный пятак екатерининской эпохи. Бык не обладал экстрасенсорными способностями. Зато имел особый нюх, который на этот раз подсказывал, что пятак лежит почти под его носом...

   Сверившись с визиткой, Бык направился в офис бородатого татарина.
   Здание, куда он пришел, имело налет помпезности. Стекло, бетон, изогнутые конструкции. Правда, служебная часть занимала лишь первый этаж. Вверху поднималась компоновка из жилых квартир. Не сахар, конечно, но лучше, чем окружающие бетонные ящики.

   На входе сидела симпатичная женщина, назвавшаяся Светланой Аркадьевной.
   - А вы лично к кому? - с приятным изыском спросила она.
   - Я лично к Борису Абдурахманову, - с оттягом промолвил Бык.
   - К писателям, значит?
   - Нет, к нумизматам...
   - Это все равно. Что писатели, что нумизматы - сейчас от них никакая  польза... Вот если б картины писали или батики раскрашивали... Поэзия нынче у нас не в моде... – и поперхнулась, поняв, что литературу хулить напрасно не стоит. Тем более в таком заведении.
   - По коридору налево. Там их найдете.

   Дверь к писателям стояла нараспашку. Бык для вежливости кашлянул. "Кха, кха...".
   Абдурахманов задумчиво смотрел в окошко. Ему показалось, что позади него кто-то попытался завести "МАЗ", и он прытко повернул голову. Увидев Веревкина, разулыбался:
   - Проходи, телохранитель. Садись, я сейчас чаечку заделаю.
   Бык вдыхал воздух, выпуская его через нос, как сквозь проколотый футбольный мяч. Присел, разглядывая картины, расположенные на стенах по случайному совпадению обстоятельств. За такие картины в Штатах можно получить хорошие деньги. А они здесь пылятся без всякого дела...
Вон та особенно в полстены. Какого-то Виталия Карманова...

   - Здорово, мужики! – в комнату вошел худощавый мужчина выше среднего роста  с красивыми серыми глазами. Две глубокие скобы на щеках выдавали скрытую волю.
   - О, Геша! Привет! – вскочил с потертого кресла Абдурахманов, – у меня тут нечаянный гость. Телохранитель, елки-моталки. Веревкин называется. Слышал, небось, как повалил он этого… Ну, с Дальнего Востока?
   - Все равно приятно! – откровенно среагировал Геша и скосился на ручищи Веревкина. – Нам бы в литературу такой народ. Уж мы бы кремнем стояли… Энские…
   Петр принял слова Геши, как должное одобрение.
   Абдурахманов разлил кипяток в три чашки, добавил крепкой заварки.
   - Может, по одной? – хозяин вопросительно глянул на Веревкина, потом на Гешу.
   - Можно и по две, - деловито ответил пришедший мужчина.
   - Это наш знаменитый писатель Геннадий Амелин, столп энской литературы. Автор бесконечного числа опубликованных и неопубликованных…
   - Ладно, Боря, не гони волну! А то у меня крылья на спине зашевелились… Чай не буду. Лучше рюмаху – она для жизни нааамного полезней.
   - Хитрый ты, Дед! – скользнул Абдурахманов по лицу Амелина.
   Амелин поднял стопку. Взял стопку и Веревкин. Абдурахманов только дотронулся до своей:
   - Я, ребята, непьющий! Об этом знает вся милиция!
   - Ну, и хрен с ней, а тебе в сумку, - ответствовал Дед, - мы с гостем дольше проживем!   

   Выпили. Закусили мятным пряником.
   - Все, ребята! У вас дела. И я пошел. Труба зовет! Ленке на лето пообещал одежонку купить…
   Амелин подал руку Веревкину, сожмурился:
   - У тебя дачи нет? Приезжай к нам в Кинерки. Землю еще не всю вскопали. Тебе соток двадцать оставим.
   - У нас свои дела, - просопел Веревкин и показал колючие глаза из-под надбровий. Хотя приглашение знаменитого писателя пришлось по душе.
   - Ну, бывайте! – и Дед легко вышел в длинный коридор.
   Больше Веревкин его не видел.

2

   Абдурахманов достал из сейфа альбом в красной обложке.
   - Геша роман про шпионов задумал. Как пить дать, тебя своим героем сделает…
   Помолчал о чем-то своем и подал альбом Веревкину, будто рапортуя:
   - Смотри: Россия. Екатерина!.. То, что хотел...

   Веревкин, честно сказать, обалдел от скопления таких монет в одном месте.
   - А где на деньгах царица? – искренне полюбопытствовал гость.
   - Хе-хе… Екатерина себя на золоте и серебре лицезреть любила. А на меди выделывали только ее вензеля… Вот они два пятачка. На-кась, погляди. Латинская «и» – значит, императрица, а «е» – само собой Екатерина.
   У Быка хлопнуло в груди, будто рыбина, сорвавшаяся с крючка.
   - Надо же так, ух ты! – всасывал он в себя пространство небольшой комнатушки и выдыхал с силой – так выталкивают из себя отработанный пар паровозы, одолевающие затяжной подъем.
   - И годы у них разные и буковки другие… Это что-нибудь тоже значит?
   - Годы – это время их чеканки. А буковки – наименование монетного двора. Видишь: ЕМ – екатеринбургская монета, КМ – колыванская, эту уже пореже встретишь. Вес каждой монеты 51 с небольшим граммов. На ребре насечки - гурт называется, у каждой свои... Видишь: у одной сеточка, а у второй – шнурочек… Понял?

   - Понял. А они настоящие?
   - Настоящие. Фирма веников не вяжет…
   - И металл у них одинаковый?
   - Одинаковый.
   - Я бы хотел взять поновее.
   - Можно поновее. По времени или по виду?
   - По виду, – спустил пары Веревкин, – какая цена этому товару?
   - Хе-хе…, – в который раз повторил Абдурахманов. – Я их, понимаешь, не продаю. Мне денег за деньги не надо…

   У Веревкина отвисла челюсть, будто по ней скользом прошлись обухом топора.
   - А как же я?
   - А так же, как и я, – усмешливо ответил хозяин положения, – у меня будет одна и у тебя одна. Дарю я тебе, раз ты так сильно искал ее. Вот бери. Храни, как доверенное тебе тело.
   Веревкин попытался вытащить из кармана свой бумажник. Но Абдурахманов остановил взглядом:
   - Не обижай меня, лопатник назад спрячь! Не надо!
   - Ну, тогда большое спасибо!
   - Будем считать, что хрен в сумку!
   На том они и расстались. Только почему «хрен в сумку», Веревкин никак не мог сообразить.

Глава 12

1

   Утро в гостинице началось с фурора. Та женщина, что в первый раз постучала в номер шпионов, снова объявилась на третьем этаже.

   Это была Наталия Лупенникова, заместительница председателя оргкомитета.
Она принесла кипу газет «Энский труженик». На двух полосах некий Владимир Загибулин пропечатал большущий репортаж о состоявшемся семинаре телохранителей. С первой страницы лезли в глаза портреты Веревкина, Селиверстова и представителя Нижнего Новгорода. В самом низу фотография нашей четверки в полном составе. На ней Нинель с залатанным лбом и перевязанной кистью руки. На другой странице красовалась расплющенная «девятка» у поваленного вездехода.

   Выделялся заголовок «Герои Чулымского леспромхоза». Жильцы гостиницы, а это были приезжие телохранители, собрались в фойе третьего этажа.
   - Ну, Чулым! Ну, молодца!..
   За несколько дней многие не только познакомились, но и подружились друг с дружкой, а Пантера и Бык стали любимцами временного сообщества.
   К Веревкину подошла востроносая Нинель. На лбу красовались две наклейки из лейкопластыря.
   - Мальчики, не забывайте: вечером банкет. Форма парадная!
Веревкин на секунду выключил свой пылесос:
   - Будем при наряде!

2

   Это была, пожалуй, самая ожидаемая часть семинара. Все собрались в ресторане гостиницы «Новоэнская».
   Столы расставлены из расчета: один на шесть человек.Садились: кто где и с кем хотел. Шпионы со своими подружками сели за один стол. К ним подклеился мужчина, с которым Василий познакомился по дороге в Мызово. Потом подсел  молодой парень со стальными глазами – он закатил сюда из Ханты-Мансийска. Того, что служил в бакатинской охране, звали Ильей, а хантымансиец представился Филиппом Душкиным.

   Веревкин, уточняя реквизиты соседа, переспросил:
   - Через "жэ" или через "шэ"?
   - От души, а не от дуги… Пушкин-Душкин… - и стальной блеск в его глазах сам по себе растопился.
   - Вот и породнились, - подвела итог знакомству Нинель. Она с особым знаком глянула на Душкина.
   Все понимали, что Веревкин, Селиверстов да и Нинель с Люсей – они герои сегодняшнего дня, оказавшиеся в фокусе общего внимания и интереса…
   Первый бокал поднял знакомый присутствующим наставник и покровитель семинара, человек с редкой фамилией – Неподобаев. Больше никто ничего о нем не знал. Откуда он и зачем… Неподобаев и точка!

   - Я с большой радостью встречал вас, друзья. И мне грустно сегодня расставаться. Все вы в результате нашего общения поднялись на новый уровень своего мастерства и профессионализма. Особо отличившимся мы приготовили памятные подарки.
   Неподобаев отодвинул свой бокал с коньяком, подозвал кого-то взглядом. К нему подошли два амбала с картонными коробками. Хотя, где лица, где коробки – отличить было трудно. Именными часами награждались Веревкин, Селиверстов и Лопатин из Нижнего Тагила. "Владик" и еще два парня получили чугунные статуэтки златоустовского литья. Раздали джентльменские наборы в импортных коробочках. Нинель с Люсей вернулись с изысканным набором парфюма.
   Пантера посмотрел на гравировку с обратной стороны часов. Там было написано: "Жизнь – наша цель!". Ну-да, это хорошему-то стрелку…

   А Нинель, поправляя на лбу наклейку от лейкопластыря, заметила:
   - Неплохо наварил господин Неподобаев на семинаре. Даже нам что-то досталось...
   Потом "свободный микрофон" пошел по рукам. Вставали захмелевшие участники семинара и говорили почти одно и то же, поднимали тост за любовь и за обязательную новую встречу в том же составе…

   Бык налегал на водку "Таежная". Ему нравилось такое название, он торопился стать настоящим сибиряком-таежником. И в этом деле, полагал Бык, должна была посодействовать продукция Марьинского спиртзавода.
   Пантера пил умеренно, но с охотой. Он понимал, что случайное участие шпионов в семинаре – это их первое боевое крещение. И они его прошли достойно. А, может быть, повезло.
   Бремер никогда бы не поверил в то, что произошло с его подопечными. А Кукс – тот бы вообще от неожиданности наложил в штаны…

3

   Люся медленно посасывала из бокала красное вино. Нинель глоточками отхлебывала дагестанский коньяк. Примкнувшие соседи, как и шпионы, баловались водочкой. Хантымансиец Душкин, панибратски положив пятерню на талию остроносой соседки, доложил:
   - У нас в городе тоже выпускают дагестанский коньяк…
   - Ха! – ответила без особого огорчения Нинель, - так и должно быть. Сейчас все города – побратимы. Где его только не выпускают…
   - Конечно! – уточнил московский земляк Люси и Нинель.
   Он сегодня был в черном костюме и белоснежной сорочке, украшенной галстуком-бабочкой, красной с желтыми крапинками…

   Периодически, как дождик в осенний день, играл местный квартет и пела визглявая деваха с немытыми волосами. В совокупности с оголенными плечами и глубоким декольте все ее песни присутствующим нравились.
   Кроме Люси и Нинель на празднестве было еще с десяток различных дам, но на всю мужскую ораву женского пола явно не хватало.
   Когда все танцевали, со стороны казалось, что на разминку вышел второй состав казачьего хора и облегчает себя, выкидывая по сторонам затекшие ноги.

   Медленно, но неотвратимо банкет превращался в рядовую пьянку. Спиртного устроители не пожалели. К закуске тоже не было претензий. Претензии у мужиков накапливались в связи с отсутствием женщин...

   Бык хмелел, но не через чур. Иногда правой рукой нащупывал в кармане заветный екатерининский пятак и наливал себе очередную стопку водки. В эти мгновения он чувствовал себя на вершине блаженства. И даже выше. Пантера  почти не пил. Он для фасона мочил губы в заполненной до краев рюмке и удалял ее от себя. Как говорится, пригублял…

   Люся сидела хмурая, развеяв по лбу каштановую челку. Бывший бакатинский охранник рассказывал ей о своей жизни. И только лицо Нинель было непоправимо счастливым. Она все ближе и ближе сантиметр за сантиметром притиралась к новоявленному хантымансийцу.
   - Нет, от такой бабы надо держаться дальше, - нагнетал в своей голове мысли Пантера.
   Визгучая певунья успокоилась. Хлопцы от ближнего к эстраде стола пригласили ее в свою кучку. Ушли куда-то оркестранты. В зале установился шумливый гомон поддавших телохранителей.
   Бакатинский Илья поправив свою пеструю бабочку, уперся в Пантеру посоловелым взглядом:
   - Случай расскажу.
   Бык с тяжелым вдыхом жевал фирменный лангет.
   - Из прошлой жизни, - добавил Илья.
   Остальные склонились в сторону собеседника. Только Нинель, скрипнув стулом, придвинулась еще ближе к хантымансийцу.
   - Значит, засылают к нам американского шпиона.
   Бык настороженно прекратил жевать, но кусок мяса во рту удержал. Пантеру тоже шибко кольнули слова об американском шпионе.
Илья не замечал этого.

   - Спустился он на парашюте. Кругом снег, лес. Выбрался кое-как на дорогу, потом до города. Решил сдаться. Нашел отдел КГБ. Приходит к дежурному. – Вы кто? – Я шпион. – Пройдите в пятый кабинет! Заходит в кабинет, там лейтенант.      – Вы кто? – Я шпион. – Какой? – Американский. – Проходите в десятый кабинет… Там сидит капитан, – Вы кто? – Шпион. – Какой? – Американский. – Как прибыли? – На парашюте. – Тогда вам в восемнадцатый. Пошел туда. Говорит майору: я американский шпион. Мол, прибыл сегодня на самолете. Спустился на парашюте. - Рация есть? – Есть. Это, гражданин, в двадцать третий кабинетик. Попадает к подполковнику, говорит ему все о себе. Подполковник: - Явками обеспечены? – Я
А как же? Явки имеются.- Хорошо, прошу пройти к товарищу генералу.Генерал выслушал шпиона, спрашивает: - И шифр есть? – Есть! – Так вот, дорогой друг! Твой парашют закопан, рация есть, шифр на месте, явки имеются… Что еще тебе надо? Иди и работай!..

   Нинель, поглаживая пальцы соседа, хихикнула. Люся вымолвила:
   - Ну, ну…
   У Быка под ложечкой в груди отошел холодок.
   Пантера перестал тереть в горсти мякиш ржаного хлеба. Только Филипп Душкин, не переставая, о чем-то говорил на ухо следаку из Люберцов… 

   Неожиданно Нинель отстранилась от назойливого северянина, показала ряд красивых зубов:
   - А я как-то на прием я попала к самому Николаю Анисимовичу…
   - Кто такой? – Бык уперся зрачками в Люсю.
   - Ай! – смахнула она с глаз каштановую прядь, – бывший министр внутренних органов. Суицидник…
   - Так вот, Николай Анисимович спрашивает: за что не любят КГБ? И отвечает: за букву «Г» и букву «Б»!
   Представитель национального округа, икая, заржал.

   … В одиннадцать часов вечера народ гуськом повалил к автобусам. Почти все на второй день уезжали домой.
   Глядеть на Ленина с Горьким оставались двое – Селиверстов и Веревкин.