ДОМ над Темзой. Главы 26, 27, 28, 29, 30

ГЛАВА 26.

- Вы, наша последняя надежда!, - завидев меня, застонали Стенли и Джудит  Эксоны. Тут я догадалась, что Матильда Ивановна, как и грозилась, покинула уникального отрока Билла, в развалинах его фамильного особняка  Бедное дитя осталось без присмотра, а это было опасно, как для  Билла, так и для всей Великобритании. Стенли и Джудит, торопливо заверили меня, что дыры в доме заделаны, что перекрытия восстановлены, что остались лишь небольшие косметические доделки и, что в доме уже почти есть электричество. Последний аргумент сломил мою защиту, и я согласилась помочь. Пришлось сказать Генри, что для продолжения нашей совместной работы  мне  постоянно нужна библиотека Британского музея, и поехать с ним в Бат, я не могу. Это было правдой, но лишь отчасти. 
Генри Эксон отправился в Бат, а я в лабиринт к минотавру. Там действительно заделали дыры в крыше, перекрытиях и стенах, но из-за этого в доме стало темно.  «Почти» наличие электричества  означало,  что электричество,  вообще-то, появлялось в доме.  Но, ненадолго и в виде  большой электрической дуги. Это произошло, когда размокший дом, легкомысленно хотели подключить к электросети. Далее электричество исчезло во всём квартале и его обесточенные  жители, собирали  подписи.  Дело  пахло большим скандалом. Билл, в душе очень любящий красоту, уют и порядок, сбежал от этого ужаса, и скрывал своё местонахождение от всех.  Дозвониться до него, родители не могли, и в подавленном состоянии, отбыли в очередную командировку.
Взяв мощный разбег, и навалившись всем телом в разбухшую дверь, я проникла в сильно потрёпанный дом  Стенли Эксона. Вид, представившийся моему взору, чем-то напомнил мне штольню, в заполярной шахте. В полумраке, справа и слева от узкого прохода высились штабеля из дубовых половых досок. Но, поверх штабелей, вместо отработанной породы,  рядами лежали буханки белого и чёрного хлеба,  связки зелёного лука,  подносы с пирожными, чипсами и котлетами.
 - Ммм…Кажется,  здесь  открывают харчевню  Три Поросёнка?- игриво крикнула я..
Мне ответило только эхо. В доме было пусто. Монументальные строители, закончив работы,  ушли. Отделочники ещё не появились, а очередная партия прислуги разбежалась.
Закатав рукава и вспомнив свои поломойные подвиги, я  стала расчищать места
для сна и еды. Наконец, я дошла до места, где мы пировали с Матильдой.
-Ура! Примус был на месте. Большая и полезная куча в углу, тоже была на месте.. Но, рядом с Большой кучей, появилось много куч, помельче. Это неугомонный Билл, перед тем,  как исчезнуть, успел натаскать со всех лондонских помоек всякой всячины, словно хозяйственная полевая мышка, набивающая свою норку припасами, перед  долгой  и голодной зимой.
В одной из дальних комнат, после тяжёлых археологических работ, я откопала  кровать без ножек. Поработав ещё день,  и вынеся пару тонн хлама, я обнаружила  три промышленных швейных машины, и горы, приготовленных к плаванью по Темзе, пластмассовых бутылок. Ага! Значит это и есть комната Билла! В этот момент  я очень захотела осуществить давнюю мечту Билла – сделать плот из пластмассовых бутылок,  загрузить на него провиант, скопившийся в доме, три швейных агрегата, мешки с тряпьём, сверху усадить Билла и отправить их вниз по Темзе к океану.  И, словно почувствовав это, блудный отрок Билл вернулся под сень родного дома. Вернулся он не один, а с любимой девушкой по имени Джоан. У обоих в руках были мешки и пакеты.
И,вскоре, освободившиеся после уборки места были завалены новыми кучами сокровищ, собранными на окрестных помойках.
Посмотрев на всё это, я сказала:
- Похоже, что фамильный особняк – это  филиал городской свалки. 
Через несколько дней, глядя на  несущийся в дом  поток из отходов цивилизации, я с ужасом поняла, что на самом-то деле,  это городская свалка  –  филиал нашего особняка.
Вскоре в доме появились строители - отделочники, и жизнь пошла, совсем хорошая, ведь  рабочие исхитрились подсоединить  к дому электричество.
Пока Билл, как жизнерадостный медвежонок Винни-Пух, вместе с верным  Пятачком-Джоан, прочёсывали «золотоносные» места Лондона, строители и я, быстренько выносили добычу, ранее принесённую этой весёлой парочкой. И,всё у нас было  хорошо. Но, недолго.  Разные интересные идеи, постоянно, забредали в настежь распахнутую голову Билла. Идеи  с одной стороны забредали в его голову, а с другой стороны, вскоре убредали из неё навсегда. На этот раз Билл задумал шить жилетки из обуви. Никто из человечества ещё не додумался до такой прелести, и поэтому Билл мог гордиться этим, как первооткрыватель.
Однако, когда из сотни отменных туфель, Билл скалядакал полторы жилетки, он заскучал и традиционно, потерял к очередному увлечению,  всякий интерес. Несмотря на это, старые и новые башмаки продолжали к нам поступать, до тех пор, пока однажды, у нас не появился замечательный кот Бэтман. Из каких прерий заявился  в Лондон этот рысеподобный  забияка, неизвестно, но мы все его очень полюбили. Бэтман, решил, что особняк и его обитатели – являются  его территорией, и его долг теперь – защищать эту территорию от чужаков. Он прекратил набеги почтальонов с обувью, распугал  ломившихся к нам на запах провизии бомжей, а в  свободное  время, ловил рыскавших вокруг нас, крыс, мышей и тараканов. В общем,  Бэтман  был  душка
В постоянной борьбе с хаосом, который как прибой ритмично заполнял особняк, строители начали отделку дома, а я старалась изготовить что–нибудь  съестное,  для измученного  идеями, Билла. Эта простейшая с виду деятельность, требовала  усилий, таких же, как, наверное,  у древних и мохнатых  человеко-обезьян, если конечно они бывали озабочены кулинарными делами.   
Источник воды находился в одном конце дома. Кухонная посуда – в другом.
Продукты в третьем.  Источник тепла в четвертом. Поверхность, пригодная для принятия пищи в пятом. Канализация вообще находилась неизвестно где.  Для того, чтобы приготовить самый примитивный супчик, надо было обежать все эти  места, преодолевая при этом,  такие же препятствия,  какие  преодолевали  воины Суворова в непроходимых отрогах Альп. Особенно драматические события развивались, когда я  с горой посуды выкатываласьв коридор, где строители уже разложили на полу дверные  коробки. Ревели свёрла, визжали пилы,  я, балансируя  кастрюлей, по зыбкой досточке, пробиралась к примусу. Иногда попытка не удавалась, и вода или супчик, выливалась на свежесобранные столярные изделия. Строители и я злобно ругались про себя, и в этот момент мы люто ненавидели друг друга. Когда обед был готов, а двери собраны и вставлены в дверные проёмы, мы мирились, и я угощала Билла и строителей
свеже-выстраданным супчиком, а они меня историями из своих жизней.


ГЛАВА 27.

После того, как я попала на Ричмондский холм, мною владели только две страсти: первая – к Генри Эксону, а вторая, к творчеству  Бестолковая и бесплодная жизнь, ведомая мною в доме Билла, очень тяготила меня. Деятельность подобного рода, я называла про себя – обогрев  атмосферы.
Я тосковала по Генри, я тосковала по творчеству, да и, просто,  по любой разумной деятельности.  Ночью я убегала  в дом  Генри  и работала на компьютере до утра. Делать это в доме Билла было опасно. Стоило мне на секунду зазеваться, как мой компъютер исчезал, прямо у меня из-под носа. Вернуть его удавалось  нескоро. По возвращении компьютера, в нём обнаруживалось много подозрительных аккаунтов (компьютерный аналог ларька), торгующих всем: от носков и трусов, до героина.
Появлялось много новых  ящиков электронной почты, заполненных ругательствами, угрозами, и судебными повестками.  Кроме этого, возвращённый компьютер нёс на себе следы приятных Билл-Васькиных трапез, а в себе - компьютерные  вирусы. Бедный Билл, вовсе не был бедным. У него имелся  собственный компьютер, гораздо круче моего.  Что делал с ним Билл, было неясно, но титановый корпус  Билл-Васькиного  компьютера «Макинтош», неизвестным науке способом, был сильно погнут.. Из-за этого,  могучий агрегат, фирмы Apple,  стал кремниевым идиотом, и Билл ему не доверял.
Однажды утром, с серым от бессонницы лицом  и тёмными кругами под глазами, я прибежала из дома Генри Эксона и застала в доме Билла душераздирающую сцену: в коридоре на  полу, в глубокой печали, сидели понурые строители. Вся их работа остановилась. Билл исчез, а вместе с ним, пропали  дрели, ножовки, два полных чемодана с мелким инструментом и большой деревообрабатывающий станок. Исчезли даже строительные леса. Всё это имущество рабочих, глубокой ночью, в неизвестном направлении, умыкнул хозяйственный Билл. Рабочие, твёрдо стоящие на законах  здравого смысла,  никак не могли в это поверить!
- О! Они не знали Билла!  Билл, несмотря на свою  внешнюю тщедушность, мог в пылу азарта, утащить в один заход, содержимое полезного полутонного мусорного контейнера! Так, что отбуксировать, если очень надо,  строительное оборудование, весом  всего-то в  дохлый центнер, было для  Билла, сущей безделицей.
- Опять, что-то задумал! – зловещим  тоном  заявила я, обращаясь к рабочим,  и продолжила:
- Прошлая его задумка, закончилась взрывом, после которого этот особняк, вместе с обитателями, превратился в дуршлаг.
После  моего заявления, строителей  сдуло, как ветром. В особняке стало тихо, только слышно было, как чавкает в холодильнике Бэтман. У него было время завтрака, а это святое. Без малейших угрызений совести,  как школьник на каникулы, я помчалась в музей естественной истории, что в Кенсингтоне на Кромвель-роуд. О нём Генри Эксон много мне рассказывал. Музей был огромный, потрясающе интересный, и я нырнула туда, как рыба в океан. Порыскав по необъятным  просторам музея,  я решила поселиться там  и жить постоянно, до возвращения Генри из Бата. Однако, поздно ночью,  меня отловили служащие музея, и выдворили на улицу.
На другой день, строители наябедничали по телефону Стенли Эксону о пропаже их кровного имущества, и бедняга Стенли, срочно вернулся домой.  Два дня он затратил на то, чтобы купить строителям всё украденное у них, по списку, который они ему предъявили. Стенли заверил рабочих, что Билла дома нет, и они, пугливо оглядываясь, вернулись к работе.

О Билле долго ничего не было известно. Однажды, пробегая мимо станции метро, я схватила ежедневную газету, что обычно задаром,  раздают афроангличане у входа в метро.
-  Газета большая  полезная, в ней много листов, потому в хозяйстве пригодится, хоть ковриком, хоть скатертью – прикинула я.
Тут, я отметила про себя,  что, долго вращаясь в буйно-креативном  обществе Билла Эксона, я и сама, стала, постепенно, дичать.
На первой странице газеты красовался портрет Билла в окружении полицейских.
- Приехали! – ахнула я, и углубилась в чтение передовицы.
Чтобы понять, что произошло с Биллом, надо сделать небольшое историческое отступление:
Начиная с 1940 года, когда  Лондон бомбили немецкие самолёты Люфтваффе, в британской столице зародилось движение, которое называется – Сквот.
В Лондоне было разрушено много домов из-за бомбёжек и пожаров, и был введён закон, позволяющий заселяться бездомным, в пустующие дома.  Это и есть – Сквот. 
Лондон не бомбят давным-давно, домов в Лондоне много, хватит на всех и ещё останется, но закон до сих пор не отменили. Думаю, что это из-за  вредной британской привычки, следовать древним, мохнатым устоям, даже, если это уже, во вред себе. Например, левостороннее движение на британских островах, осталось ещё со времён римской империи. Римляне, в начале нашей эры, тарахтя по булыжной мостовой в дремучей Британии, в левой руке держали щит, а в правой меч. Это было удобно, так-как в любой момент из чащи на дорогу,  могли  высунуться несуразные, бородатые и неопрятные  туземцы с рогатиной или ножиком. Римляне, быстренько давали им сдачи правой рукой, и древние бандиты убирались восвояси, а римляне спокойно тарахтели по своим делам дальше. Уже давно канули в вечность и римская империя и густые британские леса, но англичане, назло всему миру, ездят по левой стороне дороги.
Так что, чего от них ожидать?
Своевременно не отменённый закон сквота, привел к тому, что по Лондону стали курсировать и плодиться  шайки диких сквотеров. Средний возраст сквотеров от  16 до 22 лет.  Сквотеры  пробирались в пустующие роскошные дома через каминные дымоходы, через форточки, и даже, через собачьи и кошачьи ходы.
Не брезговали сквотеры и подкопами, если подкоп был маленький,  а дом, подлежащий захвату – большой.
Заселившись, сквотеры жили в своё удовольствие, зачастую в лучших домах и дворцах Лондона, пока их не обнаруживала полиция. Если бы это произошло у меня в отечестве, наглецов, быстренько бы скрутили и скопом отправили в каталажку,  для дальнейшего разбирательства.  В цивилизованном Лондоне – этот номер не пройдёт!
Сначала обнаруженному в чужом доме табору сквотеров, направляется письменное предложение о добровольном  освобождении захваченного помещения. На это письменное предложение, сквотеры  кладут с прибором, и продолжают веселиться дальше. После этого, беззубой полиции, надо подать в суд, и ждать решения суда. На это уходит от месяца до двух, во время которых, сквотеры продолжают резвиться, в захваченной ими недвижимости. Когда суд, наконец, выносит решение - полицейские,  радостно размахивая этим решением, бегут арестовывать захватчиков.  А, их уже и нет! Кочующий табор сквотеров, словно стая ворон,  уже поднялся в воздух, и с грохотом перелетел в следующий пустующий  дом. После этого всё начинается сначала. 
Билл, жаждущий славы любой ценой, наконец-то её получил. Когда, очередное гнездо сквотеров разорили, Билл, активно кочующий со сквотерами, не успел переметнуться в следующий дом.  Он, как улитка, таскал за собой всё, нужное ему имущество, и поэтому его, как медленную улитку, сцапали полицейские.
Родители Билла опять срочно вернулись из командировки, и занялись освобождением из  тюрьмы своего, неистощимого на авантюры, отпрыска.
И, вскоре Билл вернулся домой. Без дрелей, без ножовок и без строительных снастей. Наученные горьким опытом строители, теперь цепко держались за свои инструменты, а когда собирались отдыхать или обедать, подкладывали весь инструмент под себя и садились сверху.
И, теперь,  вспомнив свой первый визит в дом, я поняла почему, даже летя  вниз со второго этажа на первый, рабочий не выпускал из рук свои инструменты.


ГЛАВА 28.

Пудель.

Родители  Билла, разорившись на залог,  вызволили Билла из каталажки, с подпиской о невыезде.  Билл какое-то время после этого, был  тих, задумчив и на себя не похож.
- Это, не к добру! – думали мы,  и опасливо прятали в укромные углы всё ценное.
Но, на этот раз, Билл решил податься в свободные художники. Он там ещё не был. Родители Билла, обрадовавшись, что дитя  теперь творит дома,  закупили ему  ватманскую бумагу  и  краски-спреи. Фантазия у проснувшегося  живописца была,  хотя и дикая, но небогатая. Билл срисовывал  знаменитых людей планеты, выловив их портреты из интернета. Потом начинал над ними художественно изгаляться.  Резерфорду он пририсовал скворечник, выраставший из правого уха. Композиция Биллу понравилась своей свежестью и новизной, и вскоре,  со скворечником в ухе, красовались: Альберт Эйнштейн, Вестингауз,  Карл Маркс и Луи Пастер.  Следующим деятелям повезло меньше – Билл-Васька, находясь в творческом поиске, стал рисовать их, кого без глаз, кого без носа, но с неизменным  скворечником  в  ухе. Зрелище получалось пугающее, и обитатели дома, старались не смотреть на Васькины шедевры, а если это не удавалось, мелко крестились, и старались побыстрее прошмыгнуть мимо. Но, избежать испарений от красок-спреев, предназначенных  для работы на  открытом воздухе, не удавалось никому. Тараканы  дохли на бегу, мухи дохли на лету и падали нам на головы. Бэтман, сошёл с  ума, резко перешёл на вегетарианство и быстро сожрал всю траву вокруг дома. Строители и домочадцы, очумев, ходили зигзагами, топчась по Билл-васькиным шедеврам.  Ватманскими листами, испачканными сатанинскими  рожами,  без глаз, без носа, но со скворечником в ухе, уже застлан был, весь пол.  Густеющий химический смог, плохо подействовал и на проснувшегося в Билле живописца. И, не к ночи будь помянут, этот живописец обратно заснул. К всеобщей нашей радости.
Однако, радовались мы  недолго. Вскоре, принесла к нам нелёгкая, Билл-Васькиного  кореша, из первопрестольной. Существует утверждение – что бомба не падает дважды в одну и ту же воронку. Это – враки!! Падает!! Я, была уверена, что таких, как Билл, не существует более, в роду человеческом. Ну,  потому что  планета, не выдержит ещё одного Билла.  Но, оказалось, что у Билл-Васьки, есть двойник. Да ещё какой!  Если  судить по скорости, с которой  человек, может превратить  в хаос, всё  что угодно, то Билл и его подружка Джоан,  были скромными перворазрядниками, а Билл-Васькин московский кореш-  мастером спорта международного класса (поскольку безобразничал не только у себя в отчизне, но и за границей).  Московский гость, по способу своего жизнеобеспечения - был  мелкий кровосос, а по внешнему облику – подсушенный паук-альбинос. Я обозначила его,  как Гниду.  Мутные глазки Гниды, были глубоко посажены, и смотрели из глубины недобро, как два пулемёта из амбразуры. Жиденькие белёсые волосики, неопрятными  сосульками свисали до плеч. Напыщенный и надменный, как королевский пудель, он заявлялся  к нам, по своим купеческим делам. Гнида-Пудель держал в Московии промтоварный ларёк, который он гордо именовал  бутиком.  Особняк Стенли Эксона, Гнида использовал, как перевалочную торговую базу и бесплатную гостиницу, а Билла приспособил к себе носильщиком.  Билл, таская сумки, чемоданы и коробки для Гниды, надеялся, что Гнида  за это, введёт его в большой мир дизайна и коммерции. Но, это была та морковка, которой Гнида, циничный, как всякий коммерсант, манил наивного Билла.
И, без того загромождённый дом Стенли Эксона, при появлении в нём Гниды, превращался и вовсе в непроходимые джунгли. Билл с Гнидой, днями  напролёт,  рыскала по  распродажам, мелкооптовым базам, да и просто по мусоркам, с выброшенной одеждой.
Всю добычу, субтильный Билл волок на себе домой.  Протискиваясь между коробок и ящиков, я изумлялась  товарам, которыми собирался осчастливить  московитов,  всеядный коммерсант Гнида.  Во всех углах, лежали стопками, валялись кучками, висели гроздьями  диковинные одёжки. Я, пытаясь понять эстетическую ценность притащенных товаров, таращилась на стёганные мужские куртки, бабьего фасона, ядовито-химического изумрудного цвета.  На  мешкообразные кофты, из бельевого трикотажа. Из такого трикотажа, в вечно дефицитные  времена Советского Союза, изготавливались майки, панталоны-рейтузы и кальсоны, в которых щеголяло не одно поколение советских граждан  обоего пола. Для полноты комплекта, к ним не хватало спортивных фиолетовых штанов-трико, с пузырями на коленках. Много ещё было притащено всякой одёжки, которая,  безусловно,  украсила бы гардероб, любого огородного чучела.
- Неужели, найдутся ослы, которые будут покупать по бешеной цене, эти уродливые тряпки? – думала я, - неужели Москва, оскудела и свихнулась до такой степени, что загипнотизированная  лондонскими этикетками, будет наряжаться в наряды, в которых  только и можно, что в безлунную ночь, в чёрных очках, выносить мусор?
Впрочем, что мне за дело до Москвы?
Когда  Гнида, вместе со своей добычей отбыл восвояси - интерьер дома, и без того неблагостный,  походил на растерзанное  и замусоренное городище, оставшееся после набега татар-кочевников.  Я, вздохнув, закатывала рукава и, поминая недобрым словом деловитого Гниду, вывозила грязь, и бесчисленные упаковочные пустые ящики,  коробки и мешки.   Замену мне всё ещё не нашли. Правда, приходило несколько претендентов, но увидев своё будущее рабочее место, во всей его красе, претенденты бормотали, что ошиблись  домом и быстро убегали. Никто не хотел положить свою жизнь на перманентную борьбу с энтропией. Я тоже не хотела положить остатки своей жизни, на «обогрев атмосферы».
И, я давно бы разбежалась в разные стороны, как мои предшественники, но…
почему-то во мне, вместе с творческим началом, стали проявляться ещё два:
ответственность  и сочувствие.  Творческое начало тащило меня в келью – к книгам, к перу и бумаге. Сочувствие и ответственность – заставляли спасать, заботиться и переживать.
По мнению психиатров – когда в одном человеке, живут и борются две личности, это нехорошо и это есть  шизофрения, а, по мнению людей религиозных – это есть одержание бесами. Из прежней жизни, я помнила, что бесов лучше всего изгонять в храме господнем.  И, хотя в Бога я не верю, но психиатрам я верю ещё меньше.
Надо отметить, что в лондонском средневековом Ричмонде, богоугодных заведений, было также много, как изюма в десертной булке.
В, кругах, приближённых к английскому королю, процветали интриги,  заговоры, и постоянные междуусобные  склоки  Богобоязненные придворные, у кого было рыльце в пушку (а оно было в пушку у всех),  торопились после успешно обстряпанных тёмных делишек, отмолить грехи. Перед следующими пакостями, они опять забегали в церковь, и молились о грядущих победах над супостатами. А в это  время о победе уже над ними, в соседней церкви, молились их супостаты.
В целом, потребность в идейной поддержке у особ, приближенных к трону, была очень велика, поэтому, так много было в элитном Ричмонде  церквей и костёлов.
Однако, обежав окрестные храмы, я обнаружила, что все они служили англиканскому и католическому отделениям христианства. Православный храм, после долгих поисков, я обнаружила в районе Лондона, который называется Чизвик.
Попав туда, я поставила свечки, ко всем иконам, как и обещала раньше (когда попала на ричмондский холм).  В христианской иерархии и специализации святых, я не разбиралась вовсе и поэтому не знала, у какой иконы мне надо молиться о восстановлении  внутренней  гармонии. Чтобы никого из святых не обидеть, я стала молиться  у всех икон подряд. И тут, моё внимание привлекла одна икона. Лик святого на ней, чем-то неуловимо походил на моего небесного спасителя. Встав перед ней на колени, я  как умела, молилась о здравии моего дорогого Генри,  и о моём скорейшем  к нему возвращении. Я долго и истово молилась,
и вдруг, мне показалось, что из глубины иконы, святой мне улыбнулся! От этой улыбки, в душе моей, давно не знавшей покоя, вдруг воцарились  свет и радость.
В соборе народу было немного, в основном женщины в платочках, да несколько сухоньких  старичков. Проходя мимо одного из них,  я, повинуясь какому-то странному импульсу, оглянулась, и всмотрелась в его лицо.  И,  мне померещилось, что сквозь морщинистое  лицо старичка, стала проявляться  глумливая  рожа  Козлищева.
Козлищев заговорщически мне подмигнул.
- Так и есть! Я-сбрендила! – с ужасом подумала я, и пулей вылетела из храма.

ГЛАВА 29.
 
Недавно родители подарили Джоан цыплёнка. Вскоре цыплёнок бесследно пропал в
комнате Джоан. До этого, также бесследно, там пропали:  котёнок Дуся,
хомяк Марк-Аврелий, барашек Пьетро и хорёк Леопольд. Возможно, они продолжали жить в комнате Джоан, но сокрытые  в несметных и неуправляемых слоях  джоанкиного имущества. Не видя своих зверюшек,  Джоан  запечалилась, и стала просить  родителей, чтобы они подарили ей лошадь.После долгих препирательств, сошлись на цыплёнке. Естественно, что и он вскоре исчез в непроходимых дебрях джоанкиной комнаты. Джоан была безутешна. И, тогда,  родители подарили ей зайчицу особой породы. Особость породы заключалась в том, что уши у зайчицы росли не вверх, как у классических зайцев, а вниз, до самой земли. По-видимому, уши выполняли функцию  дополнительной пружинящей пары лап, поэтому  гибридное животное обладало  прыгучестью австралийского кенгуру.
Это качество и спасло его от участи сгинуть в вековых слоях  хлама, комнаты Джоан. Размявшись на кучах, зайчица  выпрыгнула из комнаты Джоан, и начала скакать по всему дому. Невоспитанная зайчица грызла всё подряд, и справляла нужду, там, где эта  нужда её заставала. А, ещё, это дитя природы, любило нежиться в кровати родителей Джоан, и там же оставляло кучи и лужи.  Две ночи подряд, укладываясь спать, родители Джоан, погружались, то в лужу, то в кучу, а гибридная зайчица, сидела  поблизости, и нагло улыбалась. Через два дня родители Джоан взбесились, и велели немедленно зайчицу из дома убрать! Дикое животное никто в Ричмонде, не захотел приютить, и сердобольный Билл притащил его к нам. Имени у зайчицы  не было, и за её беспримерную прыгучесть, я назвала её  Матильдой Кшесинской, или, попросту,  Мотей. Оказавшись у нас, Мотя  не стала отказываться от своих  разухабистых  манер,  и продолжала  скакать и гадить, где попало. Но, ведь у  нас жил  душка-Бэтман. Совершенно справедливо, Бэтман  воспринял  гостью, как очень завлекательную дичь, и начал за ней охотиться. Вскоре зайчица оказалась в зубах у Бэтмана. Если бы мы с Биллом не вырвали прыгунью у кота, балетная  карьера Моти, могла бы закончиться навсегда. Пришлось Мотю поместить в большую коробку, оставшуюся от Гниды, а сверху придавить крышку коробки,  тяжёлым утюгом. Мотя с этим была не согласна и бушевала внутри коробки, так, что коробка качалась во все стороны. Бэтман, сидел рядом в засаде, и ждал, когда же Мотя, окончательно, разметелит коробку и окажется у него в зубах. Накормив  для безопасности,    всех обитателей дома до отвала, я вырвалась в библиотеку Британского музея.  Дорога  из Ричмонда до музея была неблизкая, и вернулась я поздно вечером. Из всех окон дома, неслись крики, визги, разудалые песни, и почему-то, кошачий вой.  Вбежав в дом, я поняла, что к нам, посчитав жильё беспризорным, заселяется шайка сквотеров, да и не одна. Впрочем, все сквотеры, считали Билла своим закадычным другом и спонсором, и возразить тут было нечего. Сквотеры, решили, что Матильде для здоровья нужна разминка, и выпустили её из коробки. А, чтобы Бэтман её не съел, посадили  в коробку его. В отличие от Матильды, кот умел орать диким голосом, что и проделывал беспрерывно. В дом, стали постоянно приходить соседи, и жаловаться на шум. В разгар шабаша, к нам из Москвы заявился Гнида-Пудель, с баулами и большими торговыми намерениями. И, поняв, что начавшееся у меня тихое помешательство, может скоро перейти  в буйное - я решила дезертировать.  Когда я была у входной двери, раздался звонок. Я открыла дверь. На пороге стояла, согнутая в дугу, костистая старуха, опиравшаяся о клюку. На старухе был потрёпанный салоп, голова была обмотана старым шерстяным клетчатым платком. На вид ей было лет сто.
- Вам чего? – грубо спросила я.
- Я ваша новая домоправительница и гувернантка для вашего мальчика! – заявила старуха, неожиданным басом.
-  Бабуля! Во-первых, у нас не дом, а вертеп! А, во-вторых, вам пора о спасении души думать, а не шляться по чужим домам с идиотскими намерениями!
Заплесневелая «Мэри Поппинс»,  ничего не ответив, отодвинула меня от двери и вошла в дом. Я опешила, и спросила:
- А, кто Вас нанял?
Старуха молча сняла свой салоп и выбила его об угол, подняв  облако пыли. Затем бабка размотала с головы дырявый платок, и только после этого ответила:
- Меня, через международное агентство, наняли Стенли и Джудит Эксоны,  так-что  милочка - Розали, ты свободна, и можешь катиться  на все четыре стороны!
- А, имя  ваше как?- не растерялась я.
- Лисавета меня зовут.
- А отчество ваше, часом, не Патрикеевна?- не отставала я.
- Девица я! Стало быть, отчество мне ни к чему! - рявкнула старуха и громко стуча своей клюкой, двинулась вглубь дома.
Из  всех дверей стали выглядывать, набежавшие к нам сквотеры, и просто бесчисленные друзья и знакомые компанейского, вездесущего и общительного Билла. Да, и было на что посмотреть!  По длинному коридору, четким солдатским шагом,  шествовал божий одуванчик. На макушке у «одуванчика»,  красовался кукиш из реденьких и седых  волос. Из-под растянутой цветастой кацавейки, спускалась до полу,  широченная юбка. Я ехидно наблюдала, как бабка остановилась перед первой баррикадой из баулов и сумок Гниды-Пуделя, и сквотеровского имущества, сваленного в кучу.  И, тут бабуся, взяв небольшой разбег, сиганула через баррикаду, чуть не коснувшись  макушкой потолка во время перелёта! Когда бабка приземлилась, её юбка взметнулась вверх, и под ней обнаружились …кальсоны с легкомысленным рисунком из цветочков и зайчиков, а на ногах были калоши! Заметьте на босу ногу!
Теперь я уже не сомневалась, что одержание меня бесами достигло своего апогея!  И, теперь эти бесы скачут уже поблизости!
Надо было спасаться, и я не раздумывая, помчалась в Чизвик. Когда я добралась до православного храма, была глухая ночь. Храм  был закрыт. Я разбудила церковного служку, жившего в соседнем доме, закупила свечей, и стала истово молиться  у всех икон подряд.  Я молилась всю ночь, до рассвета. В какой-то момент, я почувствовала умиротворение, которое тёплой волной накрыло меня.   Я  взглянула на икону, у которой стояла на коленях и увидела знакомый лик святого. И мне показалось, что он опять улыбается мне. Теперь это не пугало меня, и на этот раз, в крепости своего рассудка я не сомневалась. Я, вдруг поняла, что безумие настигает человека, если он не в силах принять, то, что с ним происходит.  Но, что уж такого плохого происходило со мной в доме над Темзой?!  Жизнь просто приглашала меня повеселиться вместе с неугомонным недорослем Билл-Васькой. Да, он был махровый эгоист. Да, в свои двадцать, он обладал психологической зрелостью трёх-пятилетнего ребёнка, а игрушки, которыми он играл, становились всё объёмнее и дороже. Да, на него одного работали три поколения Эксонов. Но, по-видимому, богатая западная цивилизация, изредка, могла себе позволить отдохнуть, от бесконечной,  рационально-деловой замотанности, и выпустить на свет божий, столь невероятное творение, каковым являлся Билл Эксон!  И, долго вращаясь в   его обществе, я чувствовала, что  и во мне начал проявляться, проламываясь сквозь вековую кору – беспечный, шаловливый и жизнерадостный ребёнок.
Стоя на коленях, под высоким  куполом православного собора, я чувствовала, как тоска и беспокойство покидают меня, и мир стал понятен и виден, так, как в успокоившейся глади  лесного озера, становится видно небо.

ГЛАВА 30.

Когда я вышла из храма, уже рассвело. В дом, где бушевала гремучая смесь,
состоящая  из орущего кота, невоспитанной зайчицы, прыгающей старухи-кузнечика, московского челнока-разбойника  и кочующих, бесноватых сквотеров, возвращаться мне вовсе не хотелось.
А, ещё я надеялась, что полоумную  старуху  Лисавету, за  её беспримерные  нахальство и глупость, скоро вынесут из дома вон. Вот тогда и можно будет туда вернуться. До возвращения Генри из Бата, оставалось два дня, и я решила, ради своего любимого Генри, наконец-то, основательно познакомиться, с его страной - Великобританией.

                ……………………………………………………………………………………………………

Начав с географии, я  увидела, что остров Великобритания, как большая лодка пытается причалить к материковой Европе в районе французского городка Кале, той частью британской лодки, что зовётся английским городом Дувр.  Водная гладь между ними, по-французски, называется Ла-Манш, по-английски – Инглиш Ченнел.  Далее, я решила, что  этих глубоких познаний по географии Британии, мне  достаточно и перешла к британской истории 
Мысленно я уселась возле Ла-Манша и, мысленно же, стала наблюдать, за перемещениями по нему, начиная с  тёмных  веков.
Так, я написала свою историю Британии, предназначенную для недоумков, лодырей и склеротиков, которые не в силах  удержать в памяти  ни исторических дат, ни причин и следствий  дьявольского хитросплетения исторических событий, кипевших в Великобритании на протяжении веков. То есть – для себя.
Итак: 
- Вот в начале нашей эры, с большим войском  через Ла-Манш в Британию, плывут нежданные лихоимцы - римляне.
- Вот они, в начале V века  уплывают из Британии восвояси, на свой средиземноморский сапог.
Вскоре, на освободившее место,  гребут через Ла-Манш, германские племена и образуют уэссекскую династию, английский язык и, собственно, Англию.
- Вот в IX веке, с севера, нарисовались звероподобные викинги.
Викинги, откушав вдохновляющего  зелья из мухоморов, помели уэссекских правителей, и посадили вместо них своих датских королей. Датские  короли сидели на престоле в Британии до XI века. Ну, посидели, посидели – дайте посидеть и другим. Другим тоже охота. С французского берега уже давно облизываются, глядя на меловые  берега Альбиона.
- Вот в 1066 году,  после победы в битве при Гастингсе, Англию прибрал к рукам, нормандский Вильгельм – Завоеватель, после чего основал англо-нормандскую династию, и построил Тауэр.
(Нормандия – это прибрежная провинция  Франции, когда-то ранее, захваченная викингами. Прим. Авт.).
Представители новой  династии, желая покрепче удержаться на английском троне, стали заигрывать с народными английскими массами. Для этого Генрих I Нормандский, проводит пиар-акцию  среди темпераментных местных паханов, которыми в то время являлись английские бароны. Мелким английским феодалам (эрлам-баронам) даётся послабление по части поборов, собираемых для удовольствия и могущества короля. Впоследствии, это послабление сформируется в Великую Хартию Вольностей.
- Вот в 1154 году, чешет через Ла-Манш из Франции в Англию, французский герцог  из рода Плантагенетов (Анжу). Он предъявляет права на английский трон, поскольку, имел счастье уродиться в браке, между  английской Матильдой и французским Жоффруа  Плантагенетом. Так в Англии укореняется правление династии Плантагенетов, а вместе с ним французский язык, в качестве государственного на целых 150 лет.
Когда я попыталась разобраться в подробностях   правления династии Плантагенетов (1154  -  1485г.г.) – я поняла, что это выше моих сил:
Страна при Плантагенетах, стала похожа на большой заповедник диких обезьян, раздираемый бесконечными заговорами, войнами и восстаниями. Всё это сопровождалось  беспрерывной беготнёй то друг от друга, то друг за другом - войск, королей,  дворян, простолюдинов, духовенства, и бандитов разных мастей по всей поверхности острова, а также во Францию и обратно, через многострадальный Ла-Манш. Во время  правления Плантагенетов произошла и, печально-известная, столетняя война  (1337 -.1453г.г.).  Эта война разгорелась между тогдашней Францией и тогдашней Англией из-за жадности.
В английских королях династии Плантагенетов, текла  французская кровь. А в качестве приданного, французские женихи и невесты, принесли английской короне, обширные владения во Франции. С этим обстоятельством Англия была очень даже согласна, а Франция, очень даже нет!  Как это часто бывало в те простые и горячие времена, спорщики схватились за копья и мечи, и столетняя драка закончилась для Англии печально. Англия потеряла все свои континентальные латифундии, а это сильно разозлило народ Англии. Кроме того, за 116 лет войны, вывелся новый подвид англичан  - профессиональные вояки. Они сами были воинами. Их отцы были воинами. Их деды и прадеды были воины. Поэтому они больше делать ничего не умели и не хотели, и  с удовольствием приняли участие в новой, хотя и мелкой внутри-английской войне, между  двумя ветвями  династии Плантагенетов – Ланкастеров и Йорков.  Нам эта война, известна, как война Алой и Белой розы (с лёгкой руки Вальтера Скотта). Победили Ланкастеры, и Генрих VII  Тюдор из дома Ланкастеров, образовал новую династию Тюдоров, прикатившись, опять же через Ла-Манш, из Франции в Англию в 1485 году.
Пока я барахталась, в чрезвычайно запутанной древней истории Англии, мои двое свободных суток истекли. Это произошло, когда я в познаниях  дошла до
Генриха VIII Тюдора – Синей бороды британских королей. По традиции, его правление,  как и у его предшественников, сопровождалось заговорами, войнами, интригами, разбоем, подсиживанием и изменами.  Кроме этих стандартных средневековых развлечений, пылкий Генрих, в личных корыстных целях,  послал католический Рим  в ж… и завёл в Англии свою религию – англиканскую. Этим он заложил на долгие века, мину замедленного действия, которая потом сработала в виде кровопролитных межконфессиональные войн (а, то всяких войн в Англии до этого было мало!).
Лихо разругавшись с Римом и расправившись с католической верой, вероломный Генрих, начал страстно  грабить католические монастыри и костёлы, набивая свои королевские карманы. Ещё он прославился кроличьим  любострастием  и кровожадным многожёнством. А, больше, ничем. И. всё же… и всё же… Несмотря на свою безобразную репутацию и сомнительную славу, которые прилепились к его одиозной  фигуре – Генрих VIII, был тот человек, который посеял семена будущего величия Британии. Он первый начал строить боевые корабли, оснащённые пушками. А, что было делать бедному Генриху? Ведь на него, как на супостата католического Рима, ополчилась вся католическая Европа.  У Испании и Голландии, у Франции и Рима,уже был большой и крепкий флот,и потому они считали, что их мнение и есть самое правильное!


 
Тут мне в моём историческом ликбезе, пришлось сделать перерыв.
Во мне опять начали бороться две силы – первая тащила меня вверх, к познанию и творчеству. Вторая, выкручивала руки, напирая на совесть и чувство долга, и как камень на шее, тащила меня на дно.
И, тяжело вздыхая, я отправилась в дом к Билл-Ваське, чувствуя при этом такую же радость, какую испытывают каторжники, отправляясь на галеры.