Камзол из лоскутков. Семья. Гл. 1

        Итак, мы снова были вместе, я и Дима. Каждый вечер после работы он ехал ко мне, я готовила ужин, какое-то время мы общались, поздно вечером он уезжал в свое общежитие.

        Жила я с двумя девочками, уединиться как-то не получалось, потому до поры наши отношения находились на том же уровне. Но что-то уже безвозвратно ушло. Привычные слова, привычные развлечения, все известно наперед, кто что скажет, кто что ответит.
 
        Мы пришли к тому моменту, что уже либо нужно было разбегаться, либо делать следующий шаг и продолжать жить уже вместе. Наверное, судьба в очередной раз мило улыбнулась и помогла нам принять правильное решение.

        Повод нашелся довольно быстро. В моем общежитии отключили горячую воду, и Дима пригласил меня к себе – в душ. Выкупал он меня классно, в постель уложил, сам рядышком прилег…

        Вот и случилось все, чего так боялась мама.  Только мы уже повзрослели. Мой парень работал, я училась на третьем курсе, причем первый семестр уже подходил к концу.  Мы и так продержались слишком долго, но я об этом не жалею.
         
 
        Прошло примерно две недели после первой нашей совместной ночи. Мы гуляли по ночному Минску в один из рождественских вечеров, потом Дима проводил меня в общежитие.

        Лифт уже закрывался, мы вскочили в него буквально в последнюю минуту, как оказалось, лучше бы не успели. В кабине находилось два студента-африканца. Они расплылись в улыбке, когда я назвала нужный нам этаж, как всегда это делали, когда общались с русскими девушками.

        Ничего необычного не случилось. Конечно, были такие, кто приходил к иностранным студентам с вполне определенной целью, но, приревновать меня к неграм - это было уж слишком! Да еще после всего, что у нас буквально только что произошло! Ведь он убедился в моей невинности более чем.

        Его недвусмысленный намек на мои отношения  с иностранцами не просто оскорбил мои целомудренные чувства, а привел меня в неописуемую ярость. Объяснив  в грубой форме, “куда” ему нужно идти, я с силой захлопнула дверь своей комнаты прямо у него перед носом.

        На вечер по поводу встречи Нового года со студентами моей группы Дима не пришел, хоть мы это и планировали. Я ждала до последней минуты, под бой кремлевских курантов все еще надеясь увидеть любимого на пороге.

        Я приготовила ему подарок – светлую приталенную рубашку, последний “писк” моды. Это был мой первый подарок близкому мужчине, без которого жизни своей я уже не представляла.

        Не дождалась я и другого, не менее важного события в жизни девушки, впервые имевшей интимную связь с мужчиной. Моя наивность и неопытность сыграла со мной злую шутку – я забеременела. Или душа моей Настеньки уже слишком долго ждала своей участи и воспользовалась первым удачным случаем.

        Я смутно представляла, что мне делать дальше, как рассказать родителям, что скажут подруги... Одно я знала наверняка, зародившуюся во мне новую жизнь - плод нашей с Димой любви, я не прерву никогда. Я была счастлива и несчастлива одновременно.

        Дни тянулись так медленно, я мысленно отсчитывала не то, что часы - секунды без него. Глядя в окно на причудливый узор, сотканный январским морозом из множества кристалликов на оконном стекле, я думала о своем.

        Уже две недели прошло с того рокового дня, когда, возвращаясь в мое общежитие после чудесным образом проведенных выходных с Димой, из-за нелепой случайности мы поссорились в пух и прах.

        И вот, день моего рождения. Если он не придет сегодня, он не придет никогда. Я так  ушла  в свои мысли, что не услышала, как открылась дверь. Дима тихо подошел сзади, и мне на колени лег букет белых хризантем.

        Слезы радости и волнения хлынули из глаз. Он целовал мои глаза, щеки, губы. Он шептал мне слова любви, просил прощения, снова целовал...

        Уже проводив его к лифту, я решилась-таки сказать самое главное:

        - Дим, у нас будет ребенок, – я не знала, какой будет его реакция, и боялась услышать что-нибудь плохое, верила и не верила любимому, но скрывать свое положение дальше не могла.

        - Любимая моя, хорошая моя, это же так здорово! Наконец, мы поженимся и будем жить вместе, - он подхватил меня на руки и закружил, целуя мое лицо...

        Когда мы приехали в деревню и сообщили родителям, что подали заявление, мама осторожно спросила:

        - Дети, может быть, подождете до мая, мы хотя бы подготовимся.

        - Нет, мама, до мая мы ждать не можем, - я не стала юлить, все равно правду уже не скроешь.

        - Я так и знала.

        - Мам, что ты знала?! – я уже сердилась, мои доводы казались убедительными. –  Мне двадцать лет. Дима уже работает, в институте можно взять академический, если понадобиться, в чем у тебя проблема? Нет денег на свадьбу? И не надо!

         Все мои лишения, начиная с самого раннего детства, вся горечь от ощущения, что мама меня не любит, а я так думала не раз, вдруг поднялись из глубины подсознания. Огромная обида заполонила рассудок, предательские слезы хлынули из глаз. Я ничего больше не хотела, ни свадьбы, ни помощи.

        Ведь отношение мамы к Жене было совсем другим, ему сыграли хорошую свадьбу, дали денег на кооперативную квартиру, даже какую-то часть маминых сбережений он вложил в новенький «Запорожец». А для меня, сколько помню, всегда были какие-то проблемы с деньгами, хоть я знала, что родители потихоньку что-то откладывали.
   
         Пышная свадьба, красивая невеста, регистрация под звуки скрипки, свадебное путешествие на Мальдивы, ключи от квартиры (автомобиля) в подарок, – вот типичное начало семейной жизни у нынешней молодежи.

        У меня же свадьба была  скромная, деревенская, в родительском доме: человек сорок близких родственников и друзей, регистрация в сельсовете, автомобиля всего два – старенькая «Волга» и "Москвич", а еще автобус "ПАЗ".

        Музыкальное сопровождение - местный музыкант–самоучка Михаил, который на своем аккордеоне выводил такие мелодии – сердце замирало. Нас сопровождал вальс Мендельсона, зажигательная Полька закручивала вихрем, Венский вальс кружил голову, а деревенские частушки на все лады и темы веселили подвыпивший народ до упаду.

        Вы думаете, мы стали после свадьбы жить вместе? Как же! У меня впереди сессия, учебников – один комплект на комнату - жила я с двумя девочками. Естественно, что и ко мне переселиться новоиспеченный муж не мог.

        Правилами распорядка посторонним можно было находиться в комнате только до двадцати трех часов. Так мы и жили, весь вечер вместе, а на ночь Дима уезжал. Детский сад, ясельная группа! Сейчас и самой смешно! А тогда было вполне нормально…

        Когда Дима ко мне приезжал после работы уже в качестве мужа, девочки мои исчезали в неизвестном направлении. Я кормила мужа ужином, мы занимались любовью, твердо зная, что нам никто не помешает. Благодарность  наша вечная моим однокурсникам за поддержку и понимание.

        Казалось, все складывается прекрасно. Молодая семья, скоро появится ребенок, желанный и любимый. Я ходила счастливая, любовалась на свое золотое обручальное колечко, порой даже все еще не верила, что все это со мной происходит.

        Но, коварная судьбинушка не радовалась вместе с нами. Очередной ее удар пришел совершенно неожиданно в цветущем мае. Был обычный вечер, я ждала мужа с работы, но он почему-то задерживался. По телевизору в соседней комнате ребята смотрели фильм с Михаилом Боярским «Четыре мушкетера», русская постановка только-только вышла на экраны. Я тоже присоединилась к компании зрителей.

        Отворилась дверь, и меня вызвали в коридор. Двое незнакомых мужчин с серьезными лицами стояли у окна, увидев меня, направились в мою сторону.
 
        - Тоня? – тот, что постарше, внимательно взглянул на мой заметно округлившийся живот. – Вы только не волнуйтесь, пожалуйста, нельзя вам.

        - Что-то с Димой? Он жив? – конечно, мы же сразу думаем о самом плохом.

        - Ой, что вы! Конечно, жив! – мужчины поняли, что напугали меня до полусмерти, и бросились успокаивать. – Дима повредил руку… кисть руки. Он сейчас в больнице, в травматологии. Пока спит после операции…

        - Какой операции? – я уже плакала.

        - Ну, ему там руку немножко зашивали. Не переживайте. Завтра можете поехать, он сам все вам расскажет. Успокойтесь, все будет хорошо. Просто он просил вас предупредить.
 
         Едва дождавшись завтрашнего дня, я понеслась в больницу. «Ничего себе – немножко зашивали!», - мелькнула мысль, когда я увидела мужа в палате, лежащего на кровати, бледного, как полотно.

        Правая рука была забинтована до локтя, по лицу видно, что Дима испытывал боль, его губы пересохли, глаза ввалились.
 
        - Дим…

        - Тонечка, прости…

        - Как так, Дим?  Что произошло?
 
        Оказывается, работая мастером, мой дорогой муж помогал упаковывать подшипники. Руки, запачканные консервантом, ничем не отмывались, и рабочие использовали эмульсию бесцентрово-шлифовального станка, который находился тут же, в цеху.
 
         По правилам техники безопасности, та часть станка, в которой, заполненные эмульсией,  с огромной скоростью вращаются шлифовальные круги,  должна быть закрыта защитной крышкой.
 
         Но крышки не было. Станочник только что отключил станок и отлучился, потому поверхность эмульсии еще оставалась гладкой, не вибрировала, как это случается при остановке кругов, и выглядела, как при неработающем оборудовании.

         Проходя мимо, Дима хотел зачерпнуть эмульсии, чтобы отмыть руки. Но центробежная сила потянула его пальцы к ножу. Чуть не потеряв сознание от болевого шока, он сильно рванул руку на себя. Спасло застрявшее между кругами обручальное кольцо, перемолотило только большой палец, из остальных вырвало сухожилия, безымянный палец сломало кольцом.

          Обломки косточек ампутировали, сделали несколько пластических операций на ладони, но восстановить работоспособность руки не удалось – Дима остался инвалидом навсегда.

         - Бедное дитя, - запричитала моя мама, когда узнала о случившемся. – Тонечка, он теперь многое не сможет делать,  только ты никогда его этим не упрекай. Помогай сама, привыкнешь. Главное, чтобы вы были вместе, все тогда преодолеете.

         - Ты его теперь бросишь, - сказала мне свекровь. – Зачем тебе муж-инвалид?

        Что же, каждый судит по себе. Я ничего не стала доказывать женщине, которая сама бросила двоих мужей. Кричать, что я люблю ее сына, доказывать очевидное не считала нужным, ее выводы  любовь мою оскорбляли.

        Сдав экзамены, я уехала на каникулы в деревню к маме. Дима провалялся в больнице до августа, перенес еще несколько пластических операций, ткань отторгалась, заживала рана плохо.   

        К первому сентября Дима снял нам квартиру – комнату в частном секторе, это было значительно дешевле – двадцать пять рублей - как раз для нашего скудного бюджета, ведь работал только  муж, ему уже закрыли больничный, а моя стипендия – разве это деньги?!
 
        Дом принадлежал одинокой семидесятилетней женщине по имени Мария Алексеевна. Она оказалась доброй и приветливой, однако одиночество отложило некоторый отпечаток на ее психике, незаметный глазу постороннего, но вполне ощутимый при близком знакомстве.

        Мария Алексеевна держала кошек. Нет-нет, она не была заводчиком редких пород, не зарабатывала на этом денег, она просто жалела бездомных и брошенных котиков, собирая их по всей округе.

        На момент нашего заселения я насчитала их шестнадцать, разного окраса и породы, больших и маленьких. Их количество постоянно менялось, кошки приводили потомство, или Мария Алексеевна приносила еще одного бедолагу, некоторые уходили от старости и болезни.

        В саду под старыми яблонями было их кошачье кладбище, в тот угол хозяйка просила не ходить, да нам было и незачем. Однако, проживая в тесном соседстве с таким количеством кошек, многое из жизни этих приятных созданий мы наблюдали с удовольствием.

        Итак, центром нашей кошачьей державы была сиамской породы кошка. Грациозная, красивая, она была любимицей хозяйки, ей доставались лучшие куски рациона, ласка и любовь, которой Сиама получала в избытке.

        За любовь Сиамы боролись два лидирующих самца – Лапик и Заяц. Эти два кошака часто дрались не на жизнь, а на смерть. Впервые наблюдая за дракой самцов, мы удивлялись их стойкости и силе. Уступать ни один не хотел, противостояние длилось сутками. В этот период они не ели, не пили, странное дело – даже не оправлялись, стоя с рычанием друг против друга.

        Трогать и разгонять их в этот момент нельзя. Испуганный человеком кот мог отвлечься и в ту же минуту стать жертвой соперника. Мария Алексеевна переживала за питомцев, строго приказывая нам не вмешиваться. Она была на стороне справедливости, победить должен сильнейший, он-то и получал право обладания Сиамкой. Вот такая у них любовь.

        Лапик – большой кот, тигрового окраса, с красивым симметричным рисунком стрелочек на мордочке, мне очень нравился. Он был в самом расцвете лет, здоровый и сильный, с блестящей густой шерстью. Гордый и надменный, он жил своей независимой от других жизнью. Его сила и превосходство были видны и нам - другие коты его боялись.
 
        Исключение составлял Заяц. Кот был некрасивый, белая его шерсть всегда выглядела грязной, неизвестно, по каким трубам он лазил, что всегда так пачкался. Крупный, коренастый, с кривыми ногами и большим «хозяйством», от чего он ходил в раскорячку, он не уступал Лапику по мужской силе, а Сиама, похоже, тоже оценивала его превосходство по этим параметрам - именно с Зайцем мы видели чаще всего нашу избалованную кошечку.

        Анечка, черная кошечка с белой мордочкой, очень похожая на раскраску матрешки из-за симметрично расположенной черной челочки, была очень плодовитой. Она котилась два-три  раза в году, принося по четыре-пять котят, которые почему-то не выживали.

        Рыжий кот, с облезлой шерстью и выпавшими зубами, казался узником концлагеря - торчащие ребра и кости, страшная худоба. Он мяукал каким-то простуженным, скрежещущим голосом, ему давно уже пора было в мир иной, но он жил, вопреки всему.
 
        Рыжий все время мерз, он сидел над газовой плитой каждый раз, когда там стояла кипящая кастрюля. Первое время эта картина вызывала у нас брезгливость, но постепенно и мы привыкли, только когда готовили себе еду, кастрюли держали с закрытыми крышками, чтобы не влетела шерсть.
 
        Чапик был сильно простужен, он тоже любил греться у плиты. Других по именам я уже и не вспомню. Пользуясь отсутствием хозяйки, муж прогонял всех котов с кухни одним взглядом. Животные чувствуют и нашу силу, и нашу слабость. Я была значительно добрее, меня коты и не боялись, прогоню - через пять минут они опять у плиты.
 
        Комната, в которой мы жили, метров девять всего, казалась уютной, здесь у нас родилась наша дочурка. Как и договаривались, дочь мы назвали Настей. Мария Алексеевна помогла Диме с приготовлениями, когда меня забирали из роддома. На чердаке нашлась кроватка и детская коляска, оставшиеся от предыдущих квартирантов.

        Академический отпуск я не брала, весь четвертый курс проучилась вместе со своей группой. Муж работал только во вторую смену, занятия мои - утром. Я умудрилась кормить ребенка грудью до года. Надо отдать должное моим подругам, они под копирку писали мне конспекты, давая возможность во время лекций съездить домой, чтобы покормить ребенка.
 
        Не понимаю даже, как мы все это выдержали. То домой летишь, то опять на занятия, пеленки, стирка, готовка - такая гонка была, без минуты отдыха. Хорошо хоть, что девочка моя спокойной росла. Да и Лапик помогал, он пробирался в нашу комнату и спал с моей Настеной в кроватке. Согреваемая его телом, доченька спокойно спала, пока я делала все свои дела.

        Сначала я его прогоняла, но когда заметила, что он ребенка не трогает, а скорее наоборот, успокаивает и греет, я смирилась с его присутствием. Вот так до двух лет они и спали вместе. Кот оказался здоровым, никаких болезней он моей девочке не принес.
         
        Странная штука жизнь, непредсказуемая. Мария Алексеевна родилась в многодетной семье, всех детей у ее родителей было одиннадцать, и она среди них – старшая. Одному Богу известно, сколько выпало на долю этой девочки, ведь ее мама умерла от болезни, когда младшему исполнилось только четыре года.

        Мария стала всем и сестрой и мамой одновременно. Подняв всех на ноги, в годы лишений, войны и голода, девушка поклялась себе, что не родит ни одного ребенка, до того ей осточертела ее такая жизнь.

        Женщина вышла замуж за военного офицера. Жили в достатке, более десяти лет прожили в Германии в военном городке, но данное себе слово женщина сдержала. Муж ее не оставил, несмотря на отсутствие своих детей. К моменту нашего знакомства Мария Алексеевна уже овдовела.

        Не знаю, жалела ли она о своих нерожденных детях, в душу к чужому человеку не заглянешь. К нашим деткам, а у нее жило одновременно три семьи квартирантов, женщина относилась очень ласково, с любовью в глазах. Мы оставляли с ней своих малышей, при необходимости, без сомнений и страха, она с радостью нянчилась с ними.

        Жизнь полосатая, как зебра, и вскоре я на личном опыте в этом убедилась. Темная полоса, связанная с травмой мужа, сменилась светлым счастьем после рождения дочери.  А через месяц Дима принес с работы другую радостную весть – ему выделили квартиру по льготной очереди, как инвалиду труда. Правда, дом еще предстояло построить, но это уже было делом времени.

        Не успели мы поделиться радостью с родственниками, что скоро будем не просто жить в столице, а иметь свое жилье, как радость омрачилась другим неприятным известием. Наша Настена к четырем месяцам не становилась на ножки. Ортопеды ошарашили заключением – дисплазия, сильнейшее недоразвитие тазобедренных суставов, врожденный двусторонний вывих.

        - Мамаша, молитесь богу, чтобы ваш ребенок вообще начал нормально ходить, - доктор считал превыше всего говорение правды в лицо.

         Настеньку взяли в шинки, распластав, как лягушонка. Ребенок верещал целые сутки, то ли от боли, то ли от того, что ее свободу нарушили. Уложив на подушку, я не спускала ее с рук. Носила по комнате, качала, плакала вместе с ней, садилась только тогда, когда малышка в полном измождении  забывалась коротким сном.
         
        Началось наше хождение по мукам. Раз в неделю мы ездили в поликлинику на купание и замену бинтов, делали многочисленные физиотерапевтические процедуры, массаж и прочее. Постепенно Настя привыкла, больше не плакала, росла и развивалась, как все дети, разве что в шинках.

        Так я окончила четвертый курс, сдала все экзамены, причем на «отлично». Неоценимую помощь оказали мои друзья из группы. Мало того, что они писали за меня конспекты, так еще во время сессии первый, кто сдавал, ехал быстро ко мне смотреть Настю, а я неслась на экзамен.

        Каникулы я провела в деревне, а Дима использовал все свободное время для отработки на стройке положенной нормы часов – строительство нашего дома велось хозспособом.

        С началом пятого курса пришлось оставить доченьку у мамы. Шинки сменились распорками, но ставить на ножки Настю категорически запрещалось до полного формирования суставов. Но ребенок вставал сам, как ни крути, потребность ходить в нас заложена генетически.
 
        Насмотревшись, как малышка в раскорячку пытается сделать шаг, моя сердобольная мама сняла распорки и выбросила их вон. В свой очередной приезд я зашла в комнату и обмерла - Настя самостоятельно вышагивала по комнате, а папа с мамой загадочно улыбались.

        Преддипломную практику я прошла в Пружанах, куда специально попросилась в деканате, чтобы не расставаться с дочерью. Сдала госэкзамен по научному коммунизму, успешно защитила диплом.

        Институт остался позади. В мое время обязательным было распределение студентов, но я оставалась по месту жительства мужа и брала по этой причине свободный диплом, так как мест в Минске уже не было.

        Конечно, декан помог мне найти работу, ведь я и в институте была активисткой, меня знали и уже много раз шли на уступки еще в ту пору, когда родилась Настя. К слову сказать, я все успевала, никогда не оставалось никаких «хвостов», даже умудрилась получать повышенную стипендию, так как сдавала все на пятерки. Частично, мне просто везло, плюс, некоторые преподаватели шли на уступку молодой кормящей маме, восхищаясь таким мужеством.
 
        Получив диплом, через два дня я уже побежала устраиваться на работу. Мне необходимо было спешить, пока мое «интересное» положение не было заметно окружающим – я была беременна вторым ребенком.
 
        В планово-экономический отдел меня не взяли, хватило опытного взгляда начальницы, чтобы все определить. Но «сдавать» меня руководству она не стала, меня приняли в отдел снабжения товароведом.

        Ура! У меня была работа, муж, ребенок, строилась квартира и уже во мне жил наш второй малыш…

        Моя беззаботная юность осталась далеко позади. Я вступила во взрослую жизнь, с ее радостями и потерями.

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/04/13/1546