Камзол из лоскутков. Семья. Гл. 2

        Свое первое место работы помню отчетливо с точностью до мелочей, ведь выросшая в деревне в семье простых колхозников, я имела весьма призрачное представление о профессиях, должностных обязанностях, функциях и служебной иерархии.

        Приняли меня на работу товароведом в отдел снабжения головного предприятия, объединившего все транспортные предприятия белорусской столицы. Девочка я сознательная, трудолюбивая, в считанные дни постигла азы своих обязанностей, а через месяц знала практически все, что требовалось, и даже больше.
         
        Когда тайное стало явным, мой начальник крайне огорчился такому повороту событий, ведь молоденькая труженица – а это именно так! - скоро уйдет в декретный отпуск, нужно брать нового человека, опять учить.

        - Не рожай, законсервируй! – бросил как-то он мне вместо похвалы за исполненное в срок сложное задание.

        Я не обратила внимания на его слова, а моя коллега, женщина уже пенсионного возраста, сильно возмутилась:

        - Вы думаете, что произносите?! Разве можно говорить такое беременной женщине?!

        - Так я же просто так сказал, она очень хорошо работает, вот и не хочется работника такого терять, - неловко оправдался мужчина.

        Начальнику моему в ту пору было лет тридцать, он сам был женат и имел четырехлетнего сына.


        Все, что последовало дальше,  перевернуло мне жизнь, изменив все мои представления о добре и зле, заставив поверить в сверхъестественные явления, в силу слова, сказанного «в сердцах», и многое другое.

        Очередной прием у моего доктора обернулся кошмаром, диагноз пугал и отнимал надежду:

        - Развитие плода по какой-то причине остановилось. Вы направляетесь в стационар, рекомендую лечь прямо сегодня!

        Две недели лечения, капельницы, витамины, покой и положительные эмоции, казалось, все страшное позади, но я почувствовала первые схватки.  Беременность двадцать восемь недель - еще очень рано, я уговаривала свое дитя подождать, подрасти...

        Мне было больно, очень больно… Я способна вытерпеть любую боль, лишь бы мой ребенок остался жив. Но я знала - я его теряю…

        - Пожалуйста, останься, - шептали мои губы…

        - Ваш плод слишком маленький, с таким весом не выживают, - акушерка сказала об этом так обыденно, словно ежедневно доставала из женщин недоношенных мертвых детей.

        Привычным движением она извлекла из меня ребенка, после первой же потуги.

        Мир рухнул, время остановилось, как в замедленной съемке, стеклянными глазами я смотрела, как она отошла от стола, держа в пеленке моего малыша. Тельце маленькое, ручки и ножки безжизненно повисли, на пуповине свисала кровавая плацента. Она бросила все в лоток, словно кусок мяса, подхватила все и быстро унесла в другую комнату.

        Увиденное повергло меня в ужас: я не предполагала, что можно допускать такое кощунство. Даже недоношенный плод - это ребенок, хоть и мертвый. Для матери - это трагедия. Элементарное сострадание - где оно? В глазах моих потемнело, тело бросило в жар, мир перестал существовать. Я уже не видела, что через минуту  сбежались все врачи, чтобы посмотреть на моего ребенка.

        Очнулась я, лежа на каталке в коридоре, зубы стучали от холода и пережитого стресса. Я чувствовала только боль внутри, в области сердца, впервые у меня болела душа от горя… Память вернула меня в кошмар моей жизни, и я заскулила, как побитая собака, всхлипывая и размазывая слезы по лицу.
 
        Где-то за стеной заплакал только что родившийся ребенок. Как невыносимо слышать этот плач, казалось - это мой малыш. Может быть, я - в дурном сне, а он очнулся, задышал и заплакал.

        Над моей головой на стене висел плакат, агитирующий женщин не делать абортов. Под фотографией красивого пухленького младенца - стихи:

        Ты можешь и не дать ему родиться,
        Прервать в себе живого сердца стук,
        И детством никогда не насладиться,
        Ни блеском его глаз, ни лаской рук.
        Достанут по кускам живое тело,
        Твое, освободив, для всех утех,
        Конечно, это только твое дело,
        И Бога, допустившего твой грех…

        Я зарыдала уже в голос, никого больше не стесняясь. Ко мне подбежала медсестра, от нее не укрылась бледность моего лица, синева губ. Она приподняла укрывавшее меня одеяло и тихо ахнула - вся каталка подо мной была в крови, до самой шеи…

        В палате, куда перевели меня из реанимации, находилось пять женщин. На счастливых рожениц они  были не похожи - покрасневшие, подпухшие от слез глаза, грустные лица.

        Я представилась, сразу рассказала свою историю, женщины, в ответ, тоже, по очереди, стали о себе говорить. Истории ужасали, одна страшнее другой: водянка головного мозга,  разложившийся плод, смерть от двойного обвития пуповины. Только у молодой женщины по имени Оля ребенок жив, ее тринадцатая беременность, как и все предыдущие, прервалась на двадцать шестой неделе. Ребенок, хоть и живой, но очень слабый - доктор не дает надежды.

        - А эта сучка, родила здорового живого мальчика и отказалась от него, - сказала мне женщина по имени Вера, указывая на еще одну светловолосую роженицу в палате, та лежала, молча, отвернувшись к стене.

        Я была поражена всем, что услышала, считая, что потеря ребенка - редкость, что все рожают нормально, живых и здоровых, а оказалось все не так радужно. В жизни многих женщин столько боли, потерь, разочарований. Нас всех собрали в одну палату, чтобы не травмировать детским плачем, эти звуки сюда почти не доносились.

        Женщина, отказавшаяся от ребенка, красивая, ухоженная, явно была хорошо обеспечена, одета в свой дорогой халат, остальные лежали в больничной одежде. По утрам она наносила макияж, укладывая волосы в прическу, пользовалась духами, словно пребывала не в роддоме, а в санатории. От родов она вполне оправилась и уже готовилась на выписку. К ней еще раз пришла доктор, задавала свои вопросы, уговаривала оставить ребенка - все тщетно... Все мы эту кукушку тихо возненавидели.

        - Как ты сможешь жить, зная, что твой ребенок лишен материнского тепла? - я не унималась, цепляя ее снова и снова.

        - Почему же лишен, тысячи женщин стоят в очереди на усыновление, вот я кого-то и осчастливила, - в ее голосе не было и тени сожаления.

        Говорить с ней было бесполезно, и мы замолчали. Назавтра ее выписали. Всей палатой мы наблюдали, как она с букетом роз в руках, продефилировала под руку с мужем по больничному двору и скрылась за воротами. Жаль ее, когда-нибудь свирепой кошкой раздерет ее душу память, но вернуть ничего уже будет нельзя…

        У Оли девочка не выжила. Утром врач пригласила ее в ординаторскую. Оля уходила с надеждой, что ей покажут ребенка, как обещали,  глаза ее светились  надеждой и любовью. Вернулась она почерневшей, ей было тридцать девять лет, она очень хотела иметь детей, это был  ее последний шанс…

        На четвертые сутки за мной зашла медсестра. Я вошла в ординаторскую в полном недоумении. Там находились врачи, несколько человек.

        - Садитесь, - пригласила моя доктор, ее глаза были теплыми и добрыми.
 
        Я совсем не понимала, в чем дело. Сердце тревожно билось, мне собирались сказать что-то важное, иначе для чего они собрались.

        - Скажите, Антонина Владимировна, чем вы болели во время беременности?
 Может быть, осложненный грипп или что-то другое?
 
        - Ничего такого не припоминаю. Нервничала, да, госэкзамен сдавала, диплом… А почему вы спрашиваете? – я даже не догадывалась, к чему они клонят.

        - У вас была девочка.

        - Девочка? Мне сказали, что мальчик.

        Мне действительно так сказали, да и ребенка близко не показали, сказали, что отдают родителям только доношенных и зарегистрированных детей, умерших во время или после родов.

        - У ребенка были множественные пороки развития, определить пол ребенка смогли только после вскрытия…

        Они мне еще долго объясняли, что и как было у моего ребенка не так. Все плыло у меня перед глазами, не помня себя, я вышла в коридор.
 
        За окном ярко светило солнце, его лучи согревали и радовали счастливых мам, маленькие сокровища познавали новый мир, согретые материнской любовью.

        И только в одной из палат, в кроватке, смешно жмурясь от яркого света, лежал одинокий мальчик. Беззащитный, забытый, он ждал отправки в дом малютки - в его жизни мамы не случилось…

        А где-то высоко в небе кружили белыми птицами невинные души тех, кого забрали небеса… Моя девочка была среди них.
 

 
        «НЕ РОЖАЙ, ЗАКОНСЕРВИРУЙ!» - как проклятие, всплыли те слова в моем воспаленном потерей сознании.

        "Это ты виноват! Ты мне все это пожелал! Чтоб тебе самому такое!" – в сердцах,  произнесла я мысленно в адрес того, кто, по моему мнению, своими ужасными словами убил моего ребенка, разрушив мою жизнь…

        Через полгода жене моего начальника на позднем сроке по показаниям кардиолога прервали беременность. У нее обнаружили заболевание сердца, не совместимое с возможностью выносить и родить ребенка. Их девочка тоже... не родилась.

        Не один раз просила я у Бога прощения за те свои слова. Вот так, сказанное в минуту сильнейшей душевной боли, сбылось. Сколько живу, никогда больше не произносила я подобного.


        Черная полоса в моей жизни опять сменилась белой. Мы сняли комнату в благоустроенной квартире, устроили Настену в детский сад, я вышла на работу после декретного отпуска, который у меня был, как у любой роженицы.

        А еще через год мы въехали в новую квартиру. Я ходила по комнатам, трогала стены и не верила. Я, деревенская девушка,  даже не мечтала о том, что буду жить в столице. Вот так, забрав одно, судьба дает другое.

        Только через пять лет я решила повторить попытку родить здорового ребенка, предварительно обследовавшись у всех врачей. Основными были генетики, но с хромосомным набором у нас мужем все оказалось в порядке. Что послужило причиной той патологии, я так и не узнала.

        Позже прочла в медицинской литературе, что такой комплекс пороков развития,  как был у моей дочки, имеет название «Сирена» - русалка - девочка, у которой вместо ног продолговатое тело, с двумя стопочками вместо плавника.

        Можете себе представить, с каким страхом я носила беременность. Каждый день я молилась, чтобы ребенок мой оказался нормальным. На мое счастье, в центре «Мать и дитя» уже открылся кабинет УЗИ, где меня заверили, что все хорошо, у ребенка есть ножки, ручки.

        Мне помогали вещие сны, которых за девять месяцев приснилось несколько.  В первый раз, когда появилась угроза выкидыша, я увидела во сне, что  достала из своего живота маленького жучка, пересчитала ему лапки, убедилась, что все в порядке и заглотнула его обратно – пусть еще подрастет, так как он был еще очень маленький.

        Когда врач на приеме сообщила, что мне придется лечь на сохранение, я не волновалась, помнила, что во сне все закончилось благополучно. Я послушно легла в стационар, подлечившись, через две недели выписалась домой.

        В следующий раз, а моя беременность оказалась не из легких из-за низкого предлежания плаценты, осложняясь с каждой неделей, я опять увидела сон: Я чувствую тяжесть и боль, заглядываю к себе в живот, как в сумку кенгуру, и вижу там (в сумке-животе) маленького пушистого зайчика и три пожелтевших огурца-семенника. Я выбрасываю все лишнее, глажу зайчика, он такой красивенький, пушистенький, и сажаю его обратно в сумку-живот.

        Когда доктор направила меня в больницу с плохими анализами, я знала, что и на этот раз все закончится хорошо.

        И вот, слава Богу и благодаря помощи врачей, моя беременность благополучно подошла к концу.

        На сороковой неделе беременности приснился мне очередной сон:

        Брожу я по лесу с корзинкой, ищу грибы. Другие женщины тоже там ходят, у кого сыроежки в лукошке, у кого – лисички, а у меня еще пусто.

        И вдруг вижу - прямо передо мной во мху что-то большое топорщится.  Разгребаю мох, а там...  боровик, здоровый, большой такой красавец – гриб: шляпка коричневая, ножка белая, толстая, плотная.

        Срезала я его бережно, положила себе. Он большой, на всю корзинку, тяжелый. Иду и думаю - одним грибом всю семью накормлю.

        Днем у меня начались схватки, и под утро я родила сына – богатыря, четыре с половиной килограмма. Акушерка показывает мне ребенка, поднеся половыми органами к самому лицу, чтобы я убедилась, что мальчик. А я только на ножки смотрю, что они, слава Богу, у ребенка моего есть. Потянулась рукой и дотронулась до большого пальчика… счастливая.

        Все страхи мои остались позади, все сомнения. После двенадцати часов мучительных болезненных схваток, я, наконец, смогла расслабиться и отдохнуть.
 
        Открываю глаза и сразу зажмуриваюсь от яркого света. Слава Богу, удалось поспать. И как я уснула? Не помню совсем. Вот с каталки на кровать снимали – помню, а дальше – полный провал. Оглядываюсь вокруг. Так, кроватей пять, рожениц - тоже. Я – у самого входа. Это плохо – может быть сквозняк при открытой двери…  Который час?

        - Девочки, добрый день, я - Тоня. Подскажите, который час?

        - Скоро девять, – говорит мне женщина у окна – с виду моя ровесница. – Вы, Тоня, сходите куда надо, а то деток скоро привезут, в девять – кормление.

        - Да-да, - поспешно киваю.

        Надо себя в порядок привести, поправляю пальцами волосы, где уж тут искать расческу - я даже не знаю, где мои вещи. Так, родила я в четыре, теперь почти девять, то есть поспала я хорошо – полных четыре часа. Надо же! Ничегошеньки не слышала, вот дела…

        В зеркало бы на себя взглянуть… Наверное, я теперь страшнее атомной войны, после таких родов – что-то девчонки на меня странно поглядывают…

        Из-за дверей доносится детский плач, сердце мое замирает – среди нескольких голосов безошибочно улавливаю крик моего сына. Вот он, вот!

        Мое сердце запомнило этот голос навсегда - из тысячи узнаю, из миллиона…

        «Слышу, слышу тебя, что же ты так орешь-то, мой сладкий, – громче всех, аж охрип от крика, бедный... Что, все это время так кричишь? А я сплю, тоже мне – мамаша… Дите голодное орет, как резаное, а я тут сплю без задних ног…
        Ну, ничего, скоро покормлю, потерпи, сыночек мой, не плачь - я совсем рядом…  Притих, услышал, что ли, мысли мои? Ну и слава  Богу. Что орать-то так, мой соколик ясный…»

        - Девочки, у кого есть зеркальце? Дайте, пожалуйста, на одну минутку…

        - Держи, Тонь, - совсем молоденькая рыженькая девушка с соседней кровати  с улыбкой протягивает мне пудреницу.

        «Ну-ка, ну-ка!» Открываю и подношу к лицу…

        - О, Боже! Что это?! - Отпрянула в ужасе, смотрю на девчонок, они – на меня.

        - А мы подумали, что ты такая конопатая… ну, в смысле, веснушки у тебя.

        - Да какие веснушки?! Господи  Боже мой!

        Все мое лицо сплошь покрыто кровоподтеками в виде фиолетовых пятен диаметром два-три миллиметра каждое, белки глаз залиты кровью, как у демона.

        - Это у тебя капилляры лопнули, видимо, тужилась ты в лицо.

        Я даже не замечаю, кто это говорит. Это же я сыночка напугаю, не признает мамку свою - чудище такое. В глазах моих появляются слезы от потрясения. Что ни говори, а для женщины ее лицо – как витрина, а тут…

        - Тонечка, да не волнуйся ты так – пройдет все через пару дней. На выписку чистенькая пойдешь. Муж не разглядит снизу-то, мы же на четвертом этаже, - это говорит женщина у окна.
 
        Остальные, глядя на меня, просто улыбаются. Действительно, про какую красоту можно говорить в роддоме в первые сутки после родов. Здесь мы все – «писаные» красавицы.

        Из коридора послышался звук каталки и разноголосый детский плач – везут младенцев на кормление.

        Спрыгиваю с кровати, наспех умываюсь: лицо, руки, грудь… Девочки смотрят на меня вопросительно. Я же дока – третьи роды!

        Распахивается дверь, на пороге - медсестра с одним ребенком на руках, остальные – в каталке.

        - Васильев чей? – с улыбкой передает в мои протянутые руки сына. – Ваш не влез! Придется на руках его носить, а то в коляску помещается только по диагонали…

        Я ее уже почти не слышу.
 
        Конечно! В коляску он не влез!

        «Вот ты какой..., мой ненаглядный, - ох, как сердце-то стучит! – прижимаю к груди…, почувствовал запах мой…, ищешь ротиком…, ищешь. Сейчас… сейчас…, мой золотой…, пристроюсь удобнее… - у мамочки еще все болит, великан ты мой…,- ни сесть…, ни лечь…

        Это ж надо! Большой-то какой! Как же это я тебя сама родила - такого богатыря?!»

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/04/14/1261

На фото: я с Настенькой в окне, наша хозяйка Мария Алексеевна(с кошкой) и квартиранты, тоже Васильевы.