Коллекционер эмоций

– Беги, Эрнест! Ну же! Скорее, скорее!

Над полем пролетела, со свистом рассекая воздух, радостно моргая разноцветными огоньками, электронная летающая тарелка-фрисби, а следом за ней бросились несколько подростков. Один из них, вырвавшись вперед, был теперь ближе всех к игрушке. Та же, запрограммированная всячески не давать игрокам спуску, вдруг резко изменила траекторию движения и рванулась в противоположную сторону, пролетев над головами кучки играющих. Однако окончательно удрать игрушке не удалось: один из подростков, высоко подпрыгнув, поймал ее, крепко вцепившись в ее край длинными пальцами.

– Молодец, Стивен! Классно сработано! Поймал-таки! – неслось со всех сторон.

Каждый, кто прошел бы в этот момент мимо, не заметил бы в такой картине ничего подозрительного: летние каникулы, замечательная погода и играющие с новенькой фрисби подростки, радующиеся успеху более удачливого и ловкого товарища. Но житель другой планеты, которому довелось бы понаблюдать за ними, ужаснулся бы от того, сколь неправильная ситуация открылась бы его взору. Все дело в том, что на лицах детей не было ни единой эмоции. Все их жесты, все их поведение, казалось, были пронизаны радостью, каждая их похвала так и кричала о том, что эта игра – самое веселое, что только было в жизни каждого из них. Но при этом их лица не выражали ничего. Да и можно ли эти застывшие маски, эти творения высшей мысли лучших биоинженеров прошлых поколений вообще назвать лицами? И житель другой планеты, лицезревший эту механическую радость не долее нескольких мгновений, вздрогнул бы и поспешил убраться восвояси.

Поздравления слишком затянулись. Одни и те же фразы, повторяющиеся в течение довольно долгого времени, выглядели уже слишком нелепо, но никто, казалось, этого не понимал: наперебой подростки продолжали выкрикивать, как заведенные, одно и то же. Только Эрнест не участвовал в этом, как, впрочем, и всегда. Понаблюдав за происходящим еще немного, он робко окликнул друзей:

– Ребята, хватит. Прошу вас...

Повисла тишина. Все как один замерли, и пять пар одинаковых черных глаз разом уставились на Эрнеста, который вновь решился заговорить.

– Давайте лучше играть дальше. Это ведь интересно...

Стивен в абсолютной тишине метнул фрисби. Никто не двинулся с места. Стивен был выше и сильнее своих товарищей, а потому игрушка, за которой так никто и не побежал, удалялась все быстрее и быстрее.

– Ну же, побежали... – вновь подал голос Эрнест и даже побежал, но остановился через несколько метров. Он не обернулся, чтобы посмотреть на друзей: он и так знал, что они остались там, где и стояли, когда Стивен поймал игрушку. Он это знал, потому что так было всегда. Эрнест часто спрашивал сам себя: почему они до сих пор с ним общаются? И сам себе отвечал: потому что это выгодно. Несмотря на то, что семья его была настолько нищей, что порой денег не хватало даже на плановый еженедельный техосмотр, его отец, который был по натуре своей очень слабохарактерным человеком, служил на должности майора городской полиции. И родителям этих детей было на руку то, что их дети имеют такого друга, как Эрнест. Если у них случались какие-то проблемы, что бывало довольно часто, взрослые приходили к отцу Эрнеста и, загадочно подмигивая ему, говорили что-то вроде: «Здравствуй, Вальтер. Наш сынок дружит с твоим Эрнестом, помнишь нас? У нас тут проблемка возникла. Поможешь старым знакомым?» - и протягивали увесистый конверт. И Вальтер соглашался, за что каждый раз получал нагоняи от начальства и растущие в геометрической прогрессии штрафы. Вообще-то, начальство давно бы выставило его, но он был единственным идиотом, на котором можно было кататься в свое удовольствие, заставляя его выполнять чужую работу, и поэтому его держали на должности, при этом всячески усложняя ему жизнь. Из-за того, что семья бедствовала, Эрнесту пришлось рано начать работать. Часть денег он отдавал матери, а часть откладывал на новые игрушки. И вот в этих игрушках крылась выгода в общении с ним уже для детей: с чужой игрушкой можно было обращаться как душе угодно, не боясь получить нагоняй за испорченную вещь.

Эрнест проводил взглядом фрисби. В какой-то момент он понял, что произойдет дальше. Пролетая над обособленным участком, который негласно считался границей черты города – подростки часто гуляли на окраинах, где было достаточно места для беготни с фрисби – и местом, к которому не следует приближаться даже под присмотром взрослых, игрушка будто врезалась в какое-то силовое поле и, жалобно пискнув в последний раз и отключившись, упала на участок.

– Она упала к старому Людвигу, – констатировал факт Стивен. – Больше здесь ловить нечего.

Он развернулся на пятках и направился в сторону города. Постепенно за ним потянулись и остальные, и вскоре уже вся компания быстро удалялась, оставляя позади Эрнеста, растерянно глядящего то на них, то на дом старого Людвига. Он уходить не собирался. Во-первых, «безвестно пропавшая» игрушка принадлежала ему. А во-вторых, ему всегда хотелось хотя бы одним глазком посмотреть на участок старого Людвига изнутри. Ему было интересно понять, почему все избегают этого человека и всего, что с ним связано. Поколебавшись немного, он двинулся в сторону дома старого Людвига, постоянно озираясь: он не хотел, чтобы кто-то увидел его здесь. Тогда ему непременно скажут уйти (а может, и просто заберут силой), а его интерес к этому дому был слишком силен для того, чтобы подчиняться запретам. О том, что старый Людвиг может не только не отдать игрушку, но и с криками и угрозами прогнать его, Эрнест старался не думать. Время тянулось невероятно медленно, густой смолой перетекая из настоящего в прошлое, и спустя пятнадцать минут, показавшихся несколькими вечностями, зачем-то слившимися в одну, мальчик достиг цели.

Участок, вопреки всем его ожиданиям, практически не охранялся: от чисто символической ограды из тонкого листового железа, которой была обнесена территория, в случае серьезной опасности толку все равно никакого. Калитки не было. Чего-либо, походящего на дверь или какой-то другой вход, – тоже. Эрнест озадаченно завертел головой. Перелезть на участок он не мог: ограда попросту не выдержала бы его веса. А так как больше никаких идей у него все равно не было, Эрнест, заметно поникший, побрел вдоль непрочной железной стены. Вскоре, однако, выяснилось, что удача отвернулась от него не окончательно: сразу за углом мальчик нашел один лист, который был неплотно скреплен с прочими: судя по всему, его не раз и не два отводили в сторону. Так же сделал и Эрнест, которому, чтобы протиснуться сквозь импровизированную «дверь», пришлось пригнуться. Увидев, что творится по ту сторону ограды, Эрнест невольно поежился: такая тоска на него навалилась, какой он никогда прежде еще не испытывал.

Участок находился в ужасающем запустении. Там не было ни одного привычного глазу дерева: ни собранного из микросхем, на котором механические листья распускаются обычно ранней весной и радуют жителей центра и богатых районов, ни искусственно выращенного в химической лаборатории, из тех, что распространяли свой зловонный запах в районах победнее и на самых окраинах. Не было садовых скульптур. Не было дорожек, выложенных разноцветными плитками. Не было ярких цветов. Лишь выгоревшая, истрескавшаяся от сухости земля – настоящая: Эрнест проверил это, присев на корточки и опасливо потрогав одну из трещин – да иссохшие коряги, назначение которых оставалось неясным. Эрнест двинулся к дому, который находился в глубине участка. На крыльце, полусгнившем – мальчика удивил материал, из которого был построен дом и названия которому он не знал – и кое-где рассыпавшемся под влиянием времени в труху, он увидел клумбу, вроде тех, что повсеместно разбиты на главном городском проспекте. На клумбе росли цветы, уныло покачивая поникшими головками. Эрнест осторожно подошел ближе и с замиранием сердца коснулся одного цветка, затем другого. Настоящие. Не механические! Все цветы здесь были живыми! Неужели этот старик – волшебник, о которых пишут обычно в книжках? Не успел Эрнест толком посмаковать эту мысль, как на его глазах стало происходить нечто странное. Тот цветок, что был ближе других к нему, с красивыми небесно-голубыми лепестками, вдруг вытянулся в струнку, будто в предсмертной судороге, а потом рассыпался в прах. Прилетевший откуда-то с северных окраин города порыв ветра подхватил то, что осталось от цветка, и поволок за собой. Эрнест вздрогнул. На мгновение ему стало так страшно, что захотелось развернуться и броситься стремглав как можно дальше от этого неуютного места. Но он поборол страх. Подошел к двери. Постучал.

Старый Людвиг действительно был волшебником, да не простым: он был последним из рода могущественных колдунов-эмпатов, подпитывающих свои силы чужими эмоциями. Вот уже более двух с половиной тысяч лет жил он на этом самом месте, периодически перестраивая свой дом под нечто более подходящее к той эпохе, которая шла по миру, проходя и мимо его обители. В былые времена старый Людвиг был одним из сильнейших магов этого мира и состоял даже на почетной должности Хранителя в Магическом Совете. А теперь... Теперь все пропало. Многие из тех, кого он знал, давно были мертвы. Друзья, знакомые, враги... Кто-то полег в бесчисленных сражениях. Те, кто были людьми в чуть более полном смысле, чем старый Людвиг, умерли от старости или болезней. Те немногие из жалкой кучки выживших, в чьем распоряжении еще остались крупицы силы, попрятались по своим норам. Те же, кто потерял силу, желая хоть как-то отсрочить встречу со Сказочницей, уподобившись жалким псам, в которых ни один прохожий не поленится швырнуть камнем, выпрашивали подачки у пришедших им на смену людей нового поколения. Лишь единицы решили с честью встретить Всадницу, избрав вместо унижений затворничество. Раса волшебников умирала. Умирал и старый Людвиг.

Услышав стук в дверь, он отложил старинный пожелтевший от времени фолиант и поднялся из кресла. Потянулся. Несмотря на то, что он был стар и слаб, да к тому же еще и слеп, у него вполне хватало сил на то, чтобы время от времени вышвыривать незваных гостей как можно дальше. Пусть каждый такой случай и сокращал отпущенный срок еще на пару лет, но и терпеть назойливых рабов, продавших души механизмам, в такой близости он не желал. В конце концов, он – старый чел... колдун и имеет право на спокойное предсмертное существование. За то время, что он спускался из библиотеки на первый этаж и ковылял к двери, стук повторился еще дважды. Каждый раз – громче предыдущего, и это заставляло мага неприязненно морщиться. Прислушавшись к тому, как стоявший за дверью неуверенно переминался с ноги на ногу с несвойственной взрослому легкостью, старый Людвиг понял, что его гость – всего лишь подросток. Безобидный. Скорее всего. Что ж. Быть может, с вышвыриванием можно и повременить. Он распахнул дверь.

– Чего тебе?

Вид гостя вселил в старого Людвига уныние. Пусть он не мог видеть в привычном смысле, но он точно знал, кто стоит перед ним. «Он ничем не отличается от остальных, – невесело заключил колдун. – Те же безжизненные черные глаза. Та же механическая «начинка». И голос наверняка такой же железный. Хотя этот, кажется, поскромнее предыдущих. Правда, неизвестно, каков он будет, когда заговорит... Как ни прискорбно осознавать, в людях не осталось ничего человеческого, кроме названия рода».

Эрнест был поражен тем, что такое немощное тело могло быть вместилищем для такого сильного бархатного голоса. Мальчишка потупил взгляд. Почему-то смотреть в глаза старику он не хотел.

– Моя игрушка... Она упала к вам на участок...
– Так забрал бы ее да шел отсюда, – старый Людвиг сложил руки на груди. – Какое мне дело до тебя и твоей игрушки?
– Никакого, наверное... – еще тише выдавил Эрнест. – Я только познакомиться хотел...
– Познакомился? Проваливай.

Колдун хотел было захлопнуть дверь, но мальчишка вдруг встрепенулся и вовремя выставил ногу между дверью и косяком.

– А вот и нет! Меня зовут Эрнест. Поговорите со мной, пожалуйста!

Старый Людвиг даже отступил на шаг вглубь прихожей, пораженный таким напором. Еще раз прислушавшись к интуиции и заглянув внутрь себя, он понял, что чувствует, как странно блестят глаза мальчишки. Никогда доселе его не посещали такие ощущения рядом с подобными существами. Никогда доселе он не чувствовал такого блеска в безжизненных черных глазах. «А что, если он все же не такой?..» – это больше походило на бред воспаленного старческого рассудка, но волшебнику очень хотелось допустить хотя бы малую вероятность того, что это может быть правдой.

– Тебе поглумиться или ты с делом каким пришел? – в голосе старика открыто сквозило недоверие.
– Без дела... Но и обижать вас я не буду! Мне просто хочется поговорить. Мне интересно!
– Ну заходи, раз интересно.

Старый Людвиг посторонился, пропуская мальчишку в дом, и закрыл за ним дверь. Эрнест сделал пару шагов и остановился, удивленно озираясь. Все в этом доме было для него в новинку: и светильники, окутывающие помещение мягким светом, и мягкий ковер на полу, в котором утопал звук шагов, и картина, и стены с узором в тонкую вертикальную полоску. В домах горожан, а особенно бедных, все было иначе. Металлические коробки-комнаты без окон, освещенные слишком ярким белым светом, зачастую содержали в себе только матрасы на полу по количеству членов семьи да ящики с вещами у стен. Интерьер в богатых домах отличался большим разнообразием, но даже в лучших из них не было и миллионной доли того уюта, который царил в доме старого Людвига.

– Как мне называть вас? – спросил Эрнест, оборачиваясь на хозяина жилища. Стивен, конечно, упоминал его имя, но кто знает, что по этому поводу думает сам старик.
– Людвиг.

Откровенно говоря, звали его совсем не Людвиг. Точнее, не совсем Людвиг. Это имя колдун выбрал себе около трех тысяч лет назад в средневековой Германии. Как его звали на самом деле, он давно не помнил: настоящее его имя осталось далеко позади, в пучине времен. В последний раз оно звучало из уст его первой любви много-много лет назад, и было это даже не в его нынешней реальности, да и не в его нынешнем измерении.

– А почему вы живете здесь совсем один?
– Потому что все, кто были мне дороги, давно мертвы.
– Но ведь вы так стары, а ваш дом в таком состоянии... Если вы остались совсем один, то почему бы вам тогда не перебраться в город? Там бы нашлось, кому о вас позаботиться, мистер Людвиг, честное слово!

Лицо колдуна изменилось за считанные секунды, и на нем отразилось плохо скрытое раздражение.

– Запомни, мальчишка, – произнес он сквозь зубы, – не тебе решать, как и где мне жить. Городские механические уродцы долгие годы планомерно выкашивали мой народ, и я не хочу получить от них ни единой подачки.
– То есть, вы не человек, мистер Людвиг?
– Не человек.
– И не такой, как... как... городские?
– Ты абсолютно прав, малец. Я, к собственной радости, не имею с ними ничего общего.
– Но... Кто же вы тогда?

Старый Людвиг замялся. Ему не хотелось рассказывать случайному подростку, который потом, скорее всего, будет смеяться над услышанным в компании своих бездушных дружков, всю подноготную. Однако старик впервые чувствовал в механическом существе такой неподдельный и искренний интерес. Кто знает, быть может, у него еще есть шанс?.. Кроме того, он решил быть честным с самим собой. Он умирает. Кто знает, сколько ему осталось? Месяц? Два? Один день? Несколько часов? Сотни лет без общения давно начали сводить его с ума, да и выдерживать тяжкий груз своего происхождения он больше уже не мог. Все и так хуже некуда. Неужели Вселенной достанет фантазии для того, чтобы зашвырнуть его в еще более глубокую жизненную яму? Ну посмеется пацан. И что с того? Он скоро переступит черту, и ему уже не будет дела до того, кто там и почему над ним смеется. К тому же, этот огонек надежды. Что, если?.. Поколебавшись еще немного, он принял решение.

– Скажи мне, что ты знаешь о волшебниках?

Эрнест задумался. Знал он не так много, и было сложно выбрать из подвластной ему информации ту, которую мог ожидать от него хозяин дома.

– Ну... – неуверенно начал мальчик. – В учебнике истории написано, что очень давно волшебники перебили друг друга в целом ряде войн. А в книжках волшебники делают всякие чудеса. Воду в вино превращают...
– И вот этой чушью забивают детские головы? – возмущенно прервал его старый Людвиг. – Не думал я, что механизмы способны так деградировать... Пойдем, я кое-что тебе покажу.

Старый Людвиг двинулся вглубь дома, но Эрнест последовал за ним не сразу. Он всегда думал, что этот старик – всего лишь обычный выживший из ума подопытный, сбежавший из лаборатории. Но теперь... Встретиться с волшебником вживую – это вам не в книжке об этом прочитать. Это гораздо страшнее, чем сидеть в школьной библиотеке, перелистывая страницы электронной книги. Но любопытство оказалось сильнее, и подросток поспешил догнать старика. Вместе они поднялись по лестнице, каждая ступенька которой отзывалась под их ногами громким ворчливым скрипом. Никакого источника света не было, и идти приходилось друг за другом, вплотную к стене, долго выбирая, куда поставить ногу при следующем шаге: опытным путем Эрнест выяснил, что лестнице недостает нескольких ступеней.

– Не сломай себе ничего, – бросил ему старый Людвиг, не оборачиваясь. Он уже начал играть свою роль: если мальчишка и вправду способен чувствовать, то его чувства нужно было пробудить. И он отыграет эту роль точно по нотам до последнего слова.

Они подошли к чердачной двери, которая была плотно закрыта.

– Что находится за этой дверью? – осторожно спросил Эрнест.
– Моя Коллекция. Я собирал ее всю жизнь.
– Всю жизнь? – переспросил мальчик. – Наверное, там много всего интересного. Что вы коллекционировали?
– Эмоции.

Дверь распахнулась сама собой: Эрнест был готов поклясться, что старик не прикоснулся к ней и пальцем. Сначала он не увидел ничего, кроме ровного прямоугольника темноты, гораздо более плотной и непроглядной, чем та, которая наступала ему на пятки с каждым шагом по ступенькам. Протянув руку, старик коснулся дверного косяка. Глаза Эрнеста, в отличие от его друзей, не так хорошо видели во мраке, но все же он заметил, как дрожали пальцы волшебника. Подумав, колдун сжал пальцы, переступил через порог – и тьма поглотила его.

– Мистер Людвиг! – позвал мальчик.

Сознание уже нарисовало перед его мысленным взором с десяток разных картин (в том числе с монстрами с планеты Лемис-305, а также с миниатюрными энергореакторами и внезапным превращением старика во что-то очень большое и сильное), и ему было так страшно, как не было еще никогда в жизни. Даже тогда, когда он разбил новый микрочип долгосрочной памяти, купленный родителями для его маленькой сестренки на последние деньги. Старик не отвечал. Эрнест вглядывался в темноту дверного проема, и ему казалось, что она живая и очень недобро настроенная. Больше всего его настораживало то, что из комнаты не доносилось ни единого звука. Ведь так не может быть, правда? Ведь волшебник же внутри. А вдруг ему просто стало плохо? Он не только был очень стар – Эрнест даже не пытался гадать о его возрасте, – но и наверняка не имел в комплектации ни единой механической детали. Тогда, может быть, следует пойти и помочь ему? Но Святые Шестеренки, как же сложно заставить себя перешагнуть порог и провалиться во тьму!

Старый Людвиг ковылял, подволакивая правую ногу, по устилавшему пол ковру. Левую руку он вытянул в сторону, касаясь полок высоких стеллажей и стоявших на них склянок. Меж указательным и средним пальцами сжатой в кулак правой руки вилась тонкая цепочка. На том конце ее, в который судорожно вцепился старик – до боли, до красных следов на ладони, – висел резной серебряный ключик. В прежние времена такой был у каждого мага-эмпата, который ценил свой амулет больше жизни. Этот ключик отпирал Хранилище. Без него маг-эмпат не способен получить доступ к своей Коллекции. «О боги... – думал старый Людвиг, собираясь с силами. – Как давно я сюда не заходил? Сотню лет? Две? Больше? Я потерял счет. Когда я в последний раз беседовал со своей Коллекцией, не говоря уже о том, чтобы пополнить ее хоть чем-нибудь? Надеюсь, что все получится. Надеюсь, что этот мальчишка – другой. Быть может, он даст мне надежду...». Старый Людвиг действительно не пополнял свою Коллекцию уже очень, очень давно. Все дело было в том, что Коллекция забирает силы своего владельца. В этом и состояла сложность бытия всех эмпатов: для того, чтобы получить силу для колдовства, нужно регулярно пополнять свою Коллекцию; при этом для того, чтобы эту самую Коллекцию поддерживать и пополнять, нужны большие запасы магической и жизненной силы. Если Коллекция слишком долго не получает новые экземпляры, она попросту начинает пожирать сначала силу, а потом и жизненную энергию самого Коллекционера. Это всегда доставляло магам огромные неудобства: они, как и любые обычные коллекционеры, безумно любили свои Коллекции и просто обожали перебирать их, разговаривать с ними. В этом и кроется опасность, ведь простое поддержание Коллекции и разговор с ней работают по-разному. На разговор требуется огромный выброс магической силы. То есть, если маг слаб, он может прожить полгода или дольше, если не будет подходить к своей Коллекции, но если хоть раз заговорит – скоропостижно скончается. Чаще всего волшебники просто позволяют Коллекциям питаться своими силами, не решаясь на беседы: настолько нелепо умирать они не любили. Но этот случай был особенным. Пан или пропал. Слабая надежда или беспросветные страдания. Жизнь или смерть.

Старый Людвиг еще крепче сжал амулет и негромко проговорил:

– Взываю к Силе и смиренно молю. Позволь поговорить с тобой. Позволь Коллекционеру слиться с его детищем.

Старый Людвиг устремил в темноту взгляд невидящих глаз. Ничего не произошло. Еще дважды он повторил слова призыва, но все осталось на своих местах. Старый Людвиг ничего не почувствовал. Он еще раз напряг сознание. Бесполезно. Он двинулся в обратный путь. Когда до двери осталось чуть меньше пятнадцати шагов, старик сказал:

– Я обманул тебя, сам того не желая. Мне нечего показать тебе. Я слишком слаб.

Но Эрнест не слушал его. Разинув рот, он во все глаза смотрел на то, что творилось за спиной у старика. Мягкое белое свечение, разгоревшееся поначалу где-то далеко в глубине комнаты, с каждым шагом старого Людвига становилось все сильнее и ярче. Оно следовало по пятам за старым Людвигом, ослепляло, заставляло щуриться и прикрывать глаза рукой (в отличие от более дорогих моделей, глаза Эрнеста болезненно реагировали на яркий свет). Оно поглощало все вокруг и, казалось, было способно прогнать всю тьму из даже самых отдаленных уголков Вселенной. Старый Людвиг остановился как вкопанный, поняв, что мальчишка чем-то поражен до последней микросхемы. Что-то происходило, что-то странное, но он не чувствовал ничего, и это его очень беспокоило. Вдруг в его голове раздался голос. Он не имел ничего общего с голосом мага, но, казалось, заполнил все его сознание.

«Ты действительно слишком слаб. Не стоило тебе, Юманн, затевать это. Твоих сил теперь хватит ровно на два месяца жизни. Еще один, даже самый простой, магический трюк – и ты погибнешь. И ты, и Людвиг. И Коллекция. Но сейчас, так уж и быть, давай поговорим напоследок».

Свечение достигло своего пика, и Эрнесту пришлось зажмуриться. А потом эта маленькая Вселенная из белого света сверкнула и с тихим хлопком распалась на множество разноцветных огоньков, которые, подобно миниатюрным кометам, заметались по комнате. Услышав хлопок, Эрнест из любопытства приоткрыл один глаз, а потом, забывшись, распахнул от изумления оба. Увиденное поразило его. Как завороженный, он переступил порог.

– Что это, мистер Людвиг?
– Моя Коллекция, – ответил старик. Его голос искрился от радости, да и вообще весь он разительно переменился. Маска суровости спала с его лица. И даже немощность на мгновение куда-то испарилась. Старый Людвиг улыбался. Улыбался широко и совершенно искренне. Так, как неподвластно было улыбаться поколению механических людей. – Это эмоции.
– Эмоции? – переспросил Эрнест. Когда он услышал это в первый раз, он подумал, что старик шутит, но маг, похоже, был абсолютно серьезен. – Как можно коллекционировать эмоции?

Он сделал еще несколько шагов вперед. Комната, которая с порога больше походила на чердак, уборку в котором проводили в последний раз этак с полвека назад, на деле оказалась огромным – Эрнесту даже показалось, что ее размеры в несколько раз превышают площадь всего участка, на котором стоял дом, – вместилищем для сотен, а может, и тысяч стеллажей, каждый из которых был от пола до потолка. Они стояли вплотную друг к другу длинными рядами, которые терялись где-то вдалеке. Больше всего это место напоминало лабиринт, под завязку напичканный всевозможными ловушками, наверняка выдуманными самым коварным злым гением в истории. Эрнест был уверен, что в два счета заблудится здесь, стоит ему только хотя бы раз куда-нибудь повернуть и потерять из виду дверь.

– Что ты знаешь о том, какие вообще бывают волшебники? – спросил старый Людвиг. Он каждой клеточкой кожи ощущал смятение мальчишки: настолько оно было мощным. Старик и сам толком не понял, почему он решил разрядить обстановку именно таким способом, но почему-то ему показалось, что ничего лучше он сделать попросту не в силах.

– Ну... – Эрнест растерялся. Количество хоть сколько-нибудь информативных вариантов ответа на этот вопрос в его голове стремилось к нулю. – Я ничего об этом не знаю. Простите, мистер Людвиг.

Несмотря на то, что Эрнест стоял теперь позади старика, глаза которого неспособны были видеть, а уж тем более укоризненно смотреть, он все равно ощутил, как в спертом затхлом воздухе разливается укор, любовно смешанный с тремя щепотками презрения.

– Я вот что не могу взять в толк, – подбоченившись, проворчал старик. – Вас, молодежь, хоть чему-нибудь в этом прогнившем мире учат? Или развитие нынче не в почете?
– Но вы ведь расскажете мне, мистер Людвиг?

Эрнест смотрел с надеждой. После всего произошедшего уходить из этого странного дома просто так ему совсем не хотелось. Старый Людвиг же избавился от последних сомнений. Он не откажет мальцу в просьбе. Слишком давно к нему не обращались с таким уважением. Да и какой смысл отмалчиваться, если через несколько десятков дней он все равно обратится в прах? Почему бы не потешить себя напоследок?

– Каждый волшебник черпает свою силу из источника, который свойственен его народу. Волшебных народов девять. Они могут использовать воду, огонь, землю, воздух, жизненную силу, воспоминания, время, эмоции и звук. Я был рожден среди магов-эмпатов. Наша сила питается чужими эмоциями. Для того, чтобы маг мог использовать свой источник, ему необходима сильная связь с ним. Установить такую связь помогают Коллекции и амулеты, которые каждый маг бережет больше, чем собственную жизнь. Если маг умирает, собранная им Коллекция погибает вместе с ним. Чтобы маг мог комфортно существовать, он должен не только постоянно развиваться и уметь владеть собственной силой, но и регулярно подпитывать ее.
– А есть другие волшебники? – перебил его Эрнест.
– На ближайшую тысячу километров я – единственный.
– Но куда делись другие? Да, вода и земля остались в прошлом, но ведь есть и другие источники!
– Кто-то пал в бесчисленных магических войнах. Кого-то уничтожили ваши. Кто-то улетел в космос в поисках лучшей жизни. Кто-то сам сдался вашим властям. А кто-то, как я, доживает последние дни, запершись от всего мира в собственном доме. Раса волшебников давным-давно потеряла свое величие.

Эрнест кивнул. О таком не рассказывали в школе, и ему было очень интересно слушать старика, который в довесок оказался весьма неплохим рассказчиком. И только один вопрос все еще оставался без ответа.

– Но... Почему вы умираете, мистер Людвиг? – выпалил подросток. – Это... Это ведь несправедливо!
– Мой источник давно перестал существовать, – печально отозвался маг. – Я долгие годы не подпитывал силу, и Коллекция постепенно забирала ее остатки. А ведь какие были эмоции!..

Он бережно взял с полки, расположенной на уровне его глаз, ближайшую треугольную колбу, из которой тотчас же вылетел ярко-желтый огонек и заплясал вокруг узловатых старческих пальцев.

– Вот, например, вот эта крошка. Чудо, что за девочка подарила ее мне! В тот день ее отец целым и невредимым вернулся с войны, на которую ушел незадолго до ее рождения. Это была их первая встреча. Как же малышка была счастлива! Какая прекрасная, яркая, сильная эмоция!

Старый Людвиг мягко, но настойчиво загнал огонек обратно в колбу, поставил ее на место. Потянулся к другой.

– А вот эта...
– Неужели вам негде черпать силу? – воскликнул Эрнест, снова проявляя феноменальную невежливость.
– Ваши манеры, юноша... – попытался было возмутиться маг, но Эрнест его не слушал.
– Почему вы так глупо умираете, запершись дома? Почему не выйдете на улицу? В этом дурацком мире миллионы людей: питайся – не хочу! Почему бы вам не...
– Уймись, малец! – прервал его старик, повысив голос. Эрнест пристыжено замолчал. – Где, скажи на милость, мне брать новые эмоции?
– Но ведь... Люди же...
– Люди? – Старый Людвиг рассмеялся. Этот звук больше походил на воронье карканье. – Ты говоришь мне о людях? Посмотри на себя, малец. Посмотри на других. Какие из вас люди? Даже подумать смешно!

Маг снова расхохотался, заставив мальчишку поежиться и вжать голову в плечи. Вообще-то, такое поведение кардинально расходилось с самим его естеством, но волшебник решил довести дело до конца. Если он не ошибся, то у него есть шанс. В случае удачи он наконец простится с жизнью затворника и выйдет в мир. Он рискнет. Он попробует все изменить и вернуть волшебникам былое величие. Ну, а если ему не повезет... Что ж, он хотя бы попытается. Его и так все избегают. И он их тоже. Хуже ведь не будет, верно?

– Вы не люди, – продолжил он, – вы – творения воспаленного разума! Что, скажи мне, вы сделали с таким прекрасным механизмом, как человеческое тело? Природа знает все куда лучше вас. Многие тысячелетия назад она уже создала человеческое тело идеальным! А что с ним сделали вы? Вы сплавили воедино плоть и сталь, добавили программных кодов подлиннее да позабористее, выжгли за ненадобностью душу и развеяли пепел по ветру. И вот они – вы! Запрограммированные люди. Бездушные машины. Бессмысленные, бесполезные, одинаковые. Это, по-твоему, человеческая жизнь? Это всего лишь существование!

Вот теперь Эрнесту хотелось бежать. Он медленно пятился подальше от старика, но тот неотступно следовал за ним, всегда точно зная, какое движение совершит мальчишка. С каждым словом старый Людвиг распалялся все больше.

– Чем мне, по-твоему, подпитываться? В вашем мире не осталось эмоций! У вас теперь вместо них терабайты двоичных кодов, – последние слова волшебник практически выплюнул со всем презрением и всей ненавистью, на какие только был способен. Он протянул руку, но, вопреки своим ожиданиям, нащупал лишь пустоту. Старик сделал несколько широких шагов вперед, отчего Эрнест начал пятиться еще более стремительно. Однако он не рассчитал одно-единственное движение – и вот тридцать килограммов плоти и стали, запнувшись о порог, с грохотом рухнули на верхнюю ступеньку лестницы. Одна панель материала, из которого она была сделана, угрожающе затрещала, но все же выстояла. Маг воспользовался этой секундной заминкой и, в два счета нагнав мальца, наклонился к нему и неожиданно цепко схватил за запястье.

– Посмотрим, на что вы променяли души, – произнес он и принялся ощупывать руку мальчишки. – Что тут у нас?.. Резиновое покрытие? Должно быть, твои родители нищие. У более дорогих моделей кожа наверняка куда более совершенна. Хотя никаким технологиям не под силу воспроизвести настоящее тепло человеческого тела. Холод стали, малец, он чувствуется. Вы, циничные варвары, насквозь пропитаны им. Насквозь! И никуда не спастись от этого всепоглощающего холода!
– Вы закончили, мистер Людвиг? – глухо поинтересовался Эрнест, аккуратно высвобождая запястье из старческих пальцев.

Вместо ответа волшебник взял его за шкирку и заставил встать.

– Выгоните?
– Всенепременно.
– Ну и пожалуйста, – подросток надулся. – Сам пойду.

С обреченным видом он добровольно потопал вниз, но пальцы, сжимавшие ворот его футболки, никуда не делись. В гробовом молчании они спустились на первый этаж и прошествовали через длинный коридор.

– Стало быть, все? – снова подал голос мальчик. – Конец нашему знакомству?
– Еще нет, – ответил старый Людвиг, отпирая дверь. – Выйди на крыльцо и встань слева от двери.

Выполнив приказ, Эрнест понял, что стоит точно напротив запущенной квадратной клумбы. Старик тоже переступил порог, но не остановился, а направился прямо к клумбе и опустился возле нее на колени.

– Смотри внимательно, малец, – предупредил он. – Это представление – единственное в своем роде.

Эрнест недоверчиво хмыкнул. Он для себя уже четко решил, что этот старик – всего лишь окончательно выживший из ума. Таких в специализированные заведения сдавать надо без всякой жалости, чтоб они честной народ не распугивали своим общественно опасным поведением. С другой стороны, от него не убудет, если он задержится тут еще чуть-чуть. Ну, не убьет же его этот немощный старикашка? Он ходит-то с трудом. Небрежно сунув руки в карманы шорт, он с недоверием смотрел на старого Людвига, в кулаке которого вновь мелькнула цепочка с серебряным ключиком. Закрыв невидящие глаза, старик простер сжатую в кулак руку над цветами и отрывисто прошептал несколько коротких слов. Внезапно меж его пальцев стало пробиваться белое свечение, такое же, какое было в комнате с Коллекцией. Старый Людвиг разжал пальцы, и с его ладони слетел небольшой световой шар, который, зависнув в воздухе точно над цветами, вдруг рассыпался в светящуюся пыль. Судя по всему, это действо отняло у волшебника последние силы: он судорожно вцепился обеими руками в бортик клумбы, чтобы не упасть. Поначалу Эрнест не понял ни сути, ни уникальности того, что только что случилось, но в таком состоянии ему пришлось пробыть недолго. Прямо на его глазах один цветок начал оживать. Его стебель постепенно распрямлялся, лепестки наливались яркими красками и разворачивались, а по крыльцу поплыл вместе с легким ветерком приятный свежий аромат.

– По... лу... чи... лось... – с трудом выдавил старый Людвиг. Улыбнуться даже уголками губ он не смог. Ослабевшие пальцы разжались, и волшебник неуклюже завалился на бок.
– Настоящий... – Эрнест во все глаза смотрел на цветок. Он вмиг забыл все то, что совсем недавно думал о мистере Людвиге. С ним происходило что-то странное, но что именно, он понять не мог, как ни пытался. Все его мысли сейчас занимал только этот прекрасный цветок. Не механический, как все, что окружало его с самого детства. Настоящий. Живой...

Ключик на цепочке снова засветился. С каждой секундой он светился все ярче и ярче, и наконец от него отделился тонкий луч, который ударил Эрнесту в грудь. Мальчик не отшатнулся, не замахал в панике руками: отчего-то он точно знал, что ничего плохого с ним не случится, а потому продолжал любоваться цветком. Из его груди в луч света начал перетекать поток энергии блестящего серебристого цвета: так сверкает металлическая пластина, когда от нее отражается солнце. Это продолжалось несколько долгих мгновений. В конце концов энергия и свет слились воедино и превратились в яркий сферический огонек, который бодро кружился над старым Людвигом. Наконец огонек спланировал вниз и растворился в ключике-амулете. Еще долю секунды ничего не происходило, а потом старый Людвиг закашлялся и попытался сесть. Эрнест, с глаз которого будто спала пелена, бросился ему на помощь.

– Что произошло? – осторожно спросил мальчик, помогая старику опереться спиной на клумбу.
– Я не ошибся в тебе, – проговорил маг и, отмахнувшись от руки подростка, поднялся на ноги. Несмотря на то, что только что он был при смерти, он стоял достаточно твердо.
– Не ошиблись? Во мне? Что это значит?

Старый Людвиг поднял амулет и убрал в карман.

– Я почувствовал, что ты не такой, как те, другие, еще тогда, когда ты неуверенно переминался с ноги на ногу около моей двери и думал, стучать или нет. Пусть шанс был невелик, но я не мог упустить его. И не прогадал. На моей памяти ты – первый запрограммированный человек, способный чувствовать. И, скажу тебе больше, испытывать очень сильные эмоции.

Теперь Эрнест все понял.

– Так вы поэтому говорили те страшные слова! – воскликнул он.
– Совершенно верно, – кивнул маг.
– Но почему... Почему я такой?
– Я не знаю. Может, ты – всего лишь ошибка программы. Может, плод экспериментов. Может, тебя вообще собрали не на этой планете. Я не знаю.

– Важно другое, – старый Людвиг положил руку Эрнесту на плечо. – Ты дал мне надежду. Мне, себе, всему вашему миру. Теперь я знаю, что еще не все потеряно. Пока хоть кто-то способен чувствовать, этот мир не сгинет.