Новая русская сказочка

Дрозд С.П.

Новая русская сказочка

Присказка

     За три-тёмными лесами, за три-высокими горами, за три-тихим Морем-Океаном раскинулась три-Великая волшебная страна.
      И чего там только не было!   А было там ещё больше того, чего не было.
      Были там и государства-царства.  Были там и колдуны, и волшебники, и разбойники, и честные пахари.
      И был туда один-единственный вход.  А выхода оттуда не было ну никакого.

1.  Сказочка  про сиреневую Бабу-Ягу

          В сиреневом бору жила-была одна баба.  Я бы не сказал, что она была Яга.  По их меркам она была молоденькая, и очень сентиментальная.   По вечерам, а иногда и днём к ней приходили друзья:  Водяной, Леший и четырёхголовый Змей-Горыныч.    И они самозабвенно пели песни, сочинённые на свои же стихи.  У Яги всегда что-то оставалось от посещения принцев и Иванушек-дурачков.  Местные жители, которые проживали  рядом с этим лесом  заслышав печальные сонеты Яги говорили: «Это наша, Яга.  Ишь, шельма, как со Змеем взяли фа-диез второй октавы!»
     Местное население очень любило Ягу.  Детишек, которые заблудились в поисках ягод, она всегда выводила домой.  А, иногда, прямо к крыльцу расстроенных родителей она приносила их в своей ступе.   Вот чего Яга не любила, так это, когда в её лес вторгались люди с оружием.  По вечерам местные жители устраивали дискотеки под музыку, которая доносилась из  сиреневого леса.  И так могло бы продолжаться Вечность.
     Надо отметить, что эти события происходили в тридевятом царстве.  А вот в соседнем, тридесятом королевстве, жила вздорная принцесса, которая заявила, что отдаст своё сердце тому, кто преподнесёт ей в подарок сердце дракона.   Местные рыцари сразу отказались от полкоролевства и от принцессы.   Они сами, втихаря, приходили на опушку того леса, и черпали там вдохновение для сочинения сонетов своим возлюбленным.   Но, как всегда бывает в сказках, нашёлся, один дурачок, правда не Иванушка.   К этому времени просто Иванушки перевелись.
     И этот Игнат-дурачок, наследник тришестого баронетства, пообещал принести ей на алтарь её любви сердце какого-нибудь, пускай даже самого маленького дракона. 
    И пошёл он из тридесятого королевства в тридевятое царство.  По пути он останавливался в разных харчевнях.  Но все, узнав, за чем он едет, сразу начинали отговаривать  его от этой затеи.  Причём упор делался на то, что Сиреневый лес – достопримечательность тридевятого царства, и один из главных источников  для наполнения бюджета государства за счёт туристов.


     Но Игнат никого не слушал.  Он по призванию был дурак.   И вот через горы и перелески добрёл он до того царства-государства, где жил его вожделенный дракон, которого он хотел убить любви для к принцессе тридесятого государства.
      А Яга в это время наяривала на виолоне очередную сагу.  Водяной и Леший ей вторили, а три головы Змея выводили сопрано (четвёртая голова была высунута наружу, чтобы бдить).   Под эту сагу местные жители с большим удовольствием собирали урожай с полей, в невиданных количествах, и благодарили Ягу  за её добрые дела.   И тут четвёртая голова Змея-Горыныча сообщила, что она видит какого-то рыцаря, который направляется к избушке без курьих ножек, остервенело размахивая самурайским  мечом.
     Яга меланхолично сказала: « Так это же Игнат идёт.  Он же дурак.
Я его на своём блюдечке с голубой каёмочкой уже видела».
     « Ну и он в твоём вкусе?»  –  спросила вторая справа голова Змея-Горыныча, облизываясь.
     А в это время Игнат уже подходил к избушке, размахивая своим мечом-кладенцом.  И тут случилось чудо.  Распахнулась дверь избушки, и перед очами Игната появилась Яга.  Меч-кладенец тут же выпал из его рук,  а Яга в вежливой форме пригласила его в избушку.   Вечер удался на славу.  Все в восьмером, если учесть четыре головы Змея-Горыныча пели под виолон новые песни.  Игнат забыл про вздорную и взбалмошную принцессу.  А скатерть-самобранка угощала их самыми изысканными  блюдами.
   А утром Игнат-рыцарь отправился на поиски другого дракона, потому что этот стал ему братом по жизни.   Яга соорудила ему туесок со съестными припасами в дорогу, и попросила Лешего, чтобы он его немного проводил, и показал тропинку, ведущую в тридвеннадцатое княжество, где на выданье была одна прекрасная княжна, которая уже давно пела свои сонеты в одиночестве.
     Игнат нашёл там своё счастье.  Вздорная принцесса так и осталась в девах. А у Яги через девять месяцев родилась прелестная маленькая Ягушка, и Змей-Горыныч, качая её на своём хвосте  рассказывал ей сказки про прекрасного рыцаря её судьбы, и учил сочинять стихи и петь.
      А окрестные жители, услышав в лесу новый звонкий голосок, с любовью говорили: «Это наша, маленькая Ягушечка, так выводит».  А в местной харчевне литературные сборщики  фольклора и музыканты до хрипоты спорили, какую ноту она сейчас взяла – фа-диез или соль-бемоль.

                2.   Змей – Гаврилович

        Данный Змей жил в тритринадцатом  государстве.   Почему это было не царство, и не королевство, либо княжество?   Да потому, что в этом государстве свои понятия вели «демократы» с большой буквы.
        Змей был четырёхголовый.   Обычно в сказках головы бывают числом кратным 3.   А вот этот уродился уродом,  поскольку родился он около урановых копей, которые сдал в своё время его отец в  аренду звезданутому арендонанимателю, приехавшему из загнивающей в своих мелких расслабонах страны из-за три-сорокового  Океана.      
       Тем не менее, Змей был очень славный.   Все его головы любили петь, особенно народные песни.  Змей даже стал фольклористом, то есть собирателем   народных песен, сказок, преданий и анекдотов, которые он собирал у проезжающих мимо его логова чужестранцев.   Вообще-то, из-за того, что у Змея было четыре головы, у него развился комплекс неполноценности.  А всё потому, что четвёртая голова росла немножко наискось за  спину, и уж очень она любила  футбол.   Она даже носила с собой маленький телевизор марки «Горизонт», который она по большому случаю поимела в три-шестом баронстве, куда они все летали успокаивать не в  меру распоясавшихся  царедворцев. 
      Все три головы Горыныча вели праведный образ жизни:   то есть употребляли в пищу только овощи, фрукты,   и другие образцы флоры.      
     Но флорой удовлетворялсь только ; этого существа.             
     Все местные жители знали про эту слабость четвёртой головы, и поэтому не подходили к ней ближе, чем на одиннадцать метров.  Но если кто-то попадал в штрафную зону – моментально из-за трёх тупых голов выскакивала четвёртая,  и отправляла нарушителя на одиннадцатиметровую отметку – именно столько составляла длина шеи четвёртой головы.  Это у «Них» называлось  «Пробить пенальти».  Иногда к этому футболу присоединялась ещё одна голова, которая была справа.
        Жил Змей, как водится в «пещере», которую ему на память оставил его отец, тоже Змей, только Иванович.    Много он оставил Змею Гавриловичу воспоминаний,  особенно об одной принцессе, которая вошла в его жилище, и больше не вышла.
       И таким образом стало Змею очень скучно.  И стал летать над окрестными царствами-государствами, судьбу свою ища.
        И вот неожиданно, пролетая над сиреневым лесом, он услышал, что кто-то поёт заунывную, но прекрасную сагу.   Мембраны перепончатых крыльев Змея  сложились,  и он рухнул прямо  на  голос  Сиреневой  Бабы-Яги.
        А в это время Бабушка–Яга сидела в своей каморке,  и ноги  у «Избушки-на-Куриных ножках»    разговорились.
       Ноги  Избушки сказали:   « Ты, наверное, Баба-Яга,  очень классная, но, ты своими песнями ищешь   Рыцарей.  Своими дурацкими загадками  ставишь их в тупик.  Ты вспомни, как твой папа, стал делать такие же загадки всем твоим заезжим принцам.   А чем это закончилось? Принцев нет – а у тебя почти бессмертие».
     Наша Ягушка не успела ответить избушкиным ногам, как тут подлетел Змей.
    Спустившись на землю, он спросил: « О чем дева, плачет?»  – и облизнулся, причём всеми четырьмя головами.
      А дева ответила:
–   А жду  я  заезжего молодца.  Первого встречного,  либо поперечного.   Вот ты, Змеюшка  и стал моим поперечным – будешь во все свои головы дуть в поперечную флейту, а с продольной флейтой   я как-нибудь сама справлюсь.
      И стали они оба оглашать окрестность своими новыми мелодиями.   И в этот вечер они пели  особенно самозабвенно, завлекая на этот вечер местных кикимор и леших, и Иванушек-дураков.




3.  Водяной

А это дело было в тридвадцатом царстве.    Царь был там сам по себе ещё так.  Достаточно молодой, но уже вдовец.  И была у него красавица дочка. И только.
В других царствах-королевствах было хоть что-то экзотическое. 
Например: в тритринадцатом государстве жил Змей Гаврилыч, которым гордилась вся страна.  И ласково обзывала его: «Наш – Гадюка».
В других странах – государствах – царствах были – проживали и Бабы-Яги, и Кот – Баюн, и  Мишка–Картёжник,  и Соловей–Разбойник.  А вот у него не было ну ничего.  И грустил Царь-государь от того, что у него нет какой-то такой вещи, которая бы его отличала от других  царей – королей.
      И тогда издал Царь-государь  тридвадцатого царства Указ.  И в том Указе значилось, что всем подданным данного царя-государя  необходимо искать в пределах данного царства какое-то Чудо, чтобы своим  Юдо оно прославило страну, и стало брендом данной державы.  И тогда благодарности царской не будет предела, в пределах размера государственной казны.  И получит счастливец либо силком, либо по доброй воле в жёны принцессу.  И небольшой кус от государства, на прокорм.
     Все крестьяне, ремесленники, купцы, и даже грамотные попы, почесав  в затылке, так ничего и не придумали толкового.   И от того царю-государю стало ещё хуже.
      Но как в сказке, так и в жизни, всегда является какой-то  доброхот-советчик. 
      И вот этот, по нашему стукач, донёс государю, что его дочь по ночам куда-то исчезает со своими фрейлинами.
      А царю-государю давно его местнорощенный кардинал напевал, что мол, принцесса – ведьма, и её неплохо было бы сжечь, либо утопить, для примера другим.
     Узнав о таких делах,  Царь-государь взвился чуть не до потолка.   Как так можно без его ведома-то!   И приказал всем конюшим, кравчим, стряпчим – проследить и доложить.
     И пошли эти все приказчики в первую ночь следить за принцессой.  А утром пришли с повинной головой к царю-государю, и сказали, что ничего не видели, и не слышали, как будто морок их опутал.
     Царь-государь на них не разозлился, а потому всё, что дело шло о чести его дочки и его, как главы государства.  И приказал он им бдить её ещё одну ночь, ну и солдат добавил, на всякий случай.
     На следующее утро картинка повторилась вновь:  филёры ни хрена не помнят,  а солдаты как после крутого похмелья.
     И тогда царь-государь решил пойти в ночное сам с одним своим весёлым разгильдяем-шутом.   Шуту он приказал следить за принцессой, а конюшенному приготовить двух коней.   Но кони не понадобились.
     Прибежал шут, и доложил: «Они пошли.  А всех приставленных к ним солдат и филёров ещё с вечера на кухне каким-то зельем опоили». 
     Царь-государь и шут вооружились диковинными, заморскими мушкетами, и бросились пешком вдогонку за принцессой и фрейлинами.
     Справа подошла ещё небольшая толпичка девушек-селянок, а слева толпичка девушек-горожанок.  Принцесса и её  фрейлины растворились в толпе, и царь с шутом уже не знали, где их искать.  И тут сзади их пододвинула вперёд толпа местных хлопцев.  И их понесла вперёд эта  волна, которая вынесла их на берег полуозера-полуболота.
     Все пришедшие сюда сразу стали располагаться на своих, скорее всего уже обжитых местах.  К царю-государю и шуту подошёл очень странный тип, типа шинкаря из кабака около царёва дворца, вот только у него на голове была странная шапочка, которая явно что-то скрывала на голове,  и когда он переминался с ноги на ногу, раздавалось какое-то странное постукивание, как бы  копытцами.
  Он сразу царю-государю и шуту, по-первости определил места не очень хорошие, но зато бесплатные.
     И вот  все пришедшие на это болото расселись на кочках, и лес вокруг погрузился в тишину.  Даже филины перестали у-ухать.
     Царь-государь с удивлением заметил, что даже министр обороны его страны со своей женой через две кочки слева внимательно застыл в предвкушении чего-то.
       И вот вечерний туман стал рассеиваться. Он оставался за спиной зрителей, а из середины озера  вверх выползла болотная кочка, на которой сидел очень  грустный Водяной с шестиструнной гитарой.  И он начал петь.    
    Он пел так вдохновенно, что царь-государь понял – вот это моя несравненная,  и ни кем неповторимая марка государства.
    И тут произошло то,  что он не мог предположить.   Его дочь, принцесса, вдруг встала на какой-то листок очень большой водяной лилии, и  поплыла к Водяному с венком из Алых роз.
    А на следующий день было следующее.
    Царь-государь объявил это Водяное – Чудом государства, и приказал поместить его на государственный герб.
    Принцессу, которая захотела за него замуж – в башню
    Водяного, несмотря на то, что он уже находится на гербе, или на гербу – объявить государственным преступником, и нежитью.   
    Концерты на озёрах-болотах по вечерам запретить.  Если только…
    Про если-только Царю-государю сказал министр финансов.  Типа, а почему не продолжить эти ночные концерты, как он их назвал «шоу», и брать за это деньги с туристов.  Поставить рядом с полуозером-полуболотом кассу, а с Водяного налог на добавленную стоимость востребовать.
– Ну, вот, ты и пойдёшь с ним договариваться, – сказал Царь-государь своему министру финансов.  А чтобы он не свалил с пути до срока, то он отправил за ним вослед соглядатая, одного из трёх верных царёвых палачей.
     Министру всё едино голову на плаху класть надо, вот и пошёл он родимый в это полуозеро-полуболото.  Но Водяной наотрез отказался с ним разговаривать на тему налогов, частных предпринимательств, взяток, «откатов», «парнасов» и так далее.
     И пошёл от него министр финансов, почти от центра полуозера-полуболота назад, на берег, и естественно утонул.
    А  Третий палач Государев всё это видел с тверьди земной, и быстренько побежал к Царю-Государю, и обо всём доложил. 
И тогда по всей зверскости закона этого Тридвадцатого Государства Водяной был объявлен предъумышленным убийцей, с отягчающими вину обстоятельствами, а-именно: посягательство на корону.
А принцессу в башню на веки вечные заточили.
После этого, Водяной залез со своей гитарой в самое глубокое место этого полуозера-полуболота, и ему подпевали только местные русалки.
Но иногда он поднимался на поверхность, и из-далека болот раздавались жалостливые песни влюблённого в принцессу Водяного.
А в это время в тридвадцатом царстве-государстве распускались слухи о том, что Водяной такой страшный, жрёт всех, кого  ни попадя.   Русалки всех защекочивают в своём безудержном порыве к вульгарному сексу.
Одним словом, реклама в глазах общества представила Водяного преступником и нечистью.
А ведь когда-то он был Святой хранитель Невинно Утопленных.
       Обозлился немного Водяной на всех Царей-Государей, и решил, что будет жить, так как считает нужным.  А до принцессы он не может добраться никак, ведь он водоплавающее существо, а не водолетающее.
      Принцесса без музыцирования закисла, и за годы сидения в башне превратилась  от голода почти,  что в мумию.
      А престиж государства, как крайне опасного по нечисти повысился.
      Поехали валом туристы-принцы на предмет грохнуть какого-то дракона.
      В конечном итоге один из этих принцев и взял в жёны почти зачахнувшую в башне  принцессу.
      Вот так и прошло сто лет в болоте. Царь по старости лет вскоре преставился. Да и Принцесса давным-давно умерла, у неё ведь не было такой закалки против всяких болезней и хворей, как у Водяного.
И как-то мимо этого полуозера-полуболота пролетал Змей Гаврилыч. 
Слово за слово, и он подхватил на своё перепончатое крыло Водяного, чтобы внедрить его в джаз-банд Сиреневой Бабы-Яги.
      А, что Водяной?  Так это в следующей сказке. 
 
4.  Леший

Расскажу я вам, как леший стал Лешим?
       Служил наш Архип в королевском лесу лесничим, то есть егерем.  Славно служил.  Чужим воли не давал.  Да и из царственной семьи особам приговаривал:  « Вы, уж, пожалуйста, берегите этих бедных зверушек.  Братья ведь наши».  Был он егерем потомственным.  И дед его, и отец его служили прежним королям егерями, и охраняли королевский лес от всякого рода на него посягательств.
       Только не слушали его злые охотники на высоких лошадях да со злыми гончими  псами.    И разрасталась в этом тричетырнадцатом королевстве похоть, зверство, блуд и продажничество всего.
       И вот тут у короля и королевы, которые уже ни на что не  надеялись, рождается ребёнок.   Девочка.   Ну, просто ангел.   И на радостях своих они пригласили всех фей, колдунов и волшебников, добрых и злых.   И забыли они про одну самую злобную колдунью, которая жила неподалёку.  Все считали, что она давным-давно умерла.   С ней никто не хотел общаться, до того она была зловредная и страшнючая на лицо.  Может поэтому она и стала Злой, что не нашла себе милого для души и сердца.
   
       Плохая примета не приглашать знакомых колдуний на Рождество.
       А она пришла сама по себе. Так просто.  Увидев её все находящиеся в зале Празднований, затихли.  Последняя фея имела самую  главную силу. 
       И  сказала она,   что всё королевство умрёт, когда новорожденное создание достигнет шестнадцатилетнего возраста.  И умрёт, наколовшись на шип красной розы.
      И тут из-за спины всех вышла маленькая ученица-фея, и сказала, что она не может отменить такого страшного заклятии, что наложила старшая Фея Зла.  Но она переводит смерть в сон.  А для того, чтобы снять заклятье старой колдуньи, достаточно будет поцеловать спящую принцессу.    А хранителем этого сна станет один из ближайших поданных короля, который не заснёт, но и помнить мало что будет. А станет им тот, кто первый войдёт с улицы во дворец.
      И этим ближайшим человеком стал Архип-егерь, который только что принёс королю  дичь.  И было ему на ту пору всего двадцать два года от роду.
     Фея Зла тут же зашипела, да и наслала на бедного егеря заклятие, что он будет страшен лицом, а точнее мордой.   А молоденькая фея в ответ заслала заклятье, что он будет добрым.
     Злая сказала:  – Когда тебя люди увидят, то они станут тебя бояться и проклинать
    Молодая сказала:  – А  когда они тебя поймут, то станут любить.
    Так они  препирались очень долго, и, в конце концов, Архип-егерь и стал Лешим – хранителем дороги к королевскому дворцу, который стал бдить, чтобы никто не смел провезти к королевскому дворцу Розу.  Можно сказать, что он стал чем-то вроде таможенника.  А король, к тому же вменил ему в обязанность пошлину с проезжающих мимо собирать, чтобы служба мёдом не казалась, а казна пополнялась.
     А король на следующий же день издал вердикт, по которому в королевство запрещалось выращивать розы, и особенно красного цвета.
    Но глупости, как и доброте, нет предела.
    Когда принцесса подросла, она научилась читать.  И как свойственно всем принцессам ей полюбились романы про храбрых рыцарей и страстную любовь.
    И вот в тех романах и нашла она описания загадочного цветка – Розы, который рыцари всегда дарили своим возлюбленным.  Стала она спрашивать у придворных, что это за цветок, но те только смущённо отводили в сторону взор, и ничего ей не говорили.   И тогда принцесса подговорила одного иностранного купца, который часто проезжал через их королевство по своим торговым делам, чтобы он привёз ей этот диковинный цветок, чтобы хоть взглянуть на него.  А купец не знал про заклятье Злой колдуньи, которой к этому времени один из рыцарей отрубил голову за её очередную мерзкую проделку.
     И вот, когда он возвращался из заморских стран, завернул он в это тричетырнадцатое королевство, подарил принцессе ларец с Красной Розой.  Открыла принцесса ларец, и застыла в восхищении от увиденного чуда.  И захотелось ей понюхать сей цветок.  Взяла она Розу в руку, и укололась пальцем о шип.
     И в тот же миг дворец стал затихать. Все, кто там находился, заснули, и купец в том числе.  А лесничий Архип, которого сейчас уже называли не иначе как Леший, лицом зарос, приобрёл зверский оскал, и забыл почти про всё.  Он забыл даже про дорогу к спящей принцессе, но одно знал, что к ней никого нельзя пропускать.   И так жил он многие десятилетия жизни  в своей сторожке, и пугал проезжающих мимо странников.
     Так за эту потерю памяти заплатил он многими годами беспамятной охраны неважно чего.  Лес и дорога к дворцу заросла невиданными дебрями.  Леший  свой дом забыл даже.  Его домом стала любая ближайшая колода.
     И как каждый король, а он был королём этого леса, он стал создавать при себе, так сказать, двор.  А двор он создавал из душ тех людей, которые заблудились и сгинули в этом заколдованном лесу.  И превращались эти бывшие люди в кикимор, которые помогали Лешему охранять свой лес.
     Мало-помалу владения тричетырнадцатого короля, которые оказались бесхозными растащили и прибрали к рукам соседние короли-государи.  А лес стал пользоваться дурной славой, и туда уже никто и носа ни казал.
     И стал Леший без новостей, и новых собеседников скучать.  И тогда вырезал он себе липовую свирель, и стал тешить себя различными мелодиями.  А кикиморы ему хором подпевали.  Эти припевки ещё более отвадили местных храбрецов от посещения этих чащоб.
     А надо сказать, что Заколдованный Лес находился рядом с тридевятым царством.  К этому времени и лес уже разросся, и пересёк границу тридевятого царства.  А Леший от тоски стал совершать дальние прогулки, при этом, никогда не расставаясь со своей свирелью.
    Вот так он случайно и забрёл в Сиреневый Бор, который к тому времени стал как бы частью Заколдованного Леса. 
     Услышав музыку и пение, он пошёл на звук, и вышел точнёхенько к Избушке-на-Курьих-Ножках, на крыльце которой сидела наша Сиреневая Баба-Яга.
    Вот так он и познакомился с Сиреневой  Бабой-Ягой, и она его пригласила в гости, а там горел огонь в печке, мурлыкал чёрный кот на запечке, и ему стало так тепло и хорошо, что он даже вспомнил то время, когда он был ещё человеком.
    Вот так и Сиреневую Бабу-Ягу он стал охранять.  Потому, что вроде как в его  лесу она была одна такая.
    Вот тут-то им впору и пригодились Змей Гаврилыч, который играл на поперечной флейте, и Водяной   со своей шестиструнной гитарой.  И назвали они свой квартет «Ла Скала».  Это в переводе означает, что, мол, кто будет скалиться, того вмиг на пельмени переведут.

5.  Костя

       А Кощей-то Бессмертный был и не совсем бессмертным, и не совсем Кощеем.  По жизни он был простым инженер из КБ П/5122.  Трудился он за своим кульманом в КБ, и даже счастья не знал.  И даже девушки его не знали, потому, что он вечно сидел за чертежами.  И вот в один вечер, когда он опять «довырисовывал» свою чертёжную норму, он вдруг плюнул на всё, сломал карандаш «Конструктор» – ТМ в пальцах, и резко задумался, тупо уставившись влево, в голую стенную перегородку между двумя  смежными отделами.
    И вдруг как будто кто-то сказал ему на ухо:  «Костя, ведь ещё не всё потеряно.  Скажи раз, два, три, и перед тобой откроется совсем другой мир».
    И тут на самом деле,  стена перед Костей, что слева слегка просветлела, кульман стал игриво похлопывать линейкой по ватману, а на стенке туманно вырисовывалась девушка. И поманила эта дева его за стену, заманчиво приглашающая сыграть в «стенку».
     И вот тут Костя слегка сдался.  Он сказал: «Я, счас», – и шагнул прямо в стенку.    Конечно, если бы это было днём, при сотрудниках, то он никогда бы не сделал этого.  А так он просто отрабатывал свои опоздания, и со скуки шагнул туда, за стену, в Портал Неизвестности.  А может, он просто стал засыпать.  Но вот последующая реальность была гораздо более жёсткая, или даже жестокая.
      Костя шагнул в стену, и та сразу за ним сзади с противным скрипом захлопнулась.   Где-то впереди брезжил выход из тоннеля, а справа выскользнул человек, и жарко зашептал Косте в ухо: « Ну, наконец-то я дождался того, кто добросовестно исполнит свою миссию.  На, одевай!» – тоном приказа он всунул в руки Кости какие-то шмотки.   Костя тоскливо посмотрел назад, но за  спиной в темноте слегка сверкала свежей побелкой штукатурка. Что-то Костя на себя надел сам, что-то ему помог надеть незнакомец, который после процесса переодевания слегка подтолкнул Костю сзади в спину.
    И пошёл Костя на свет в конце тоннеля. И привёл он его к дверце.  Костя толкнул дверцу, и она распахнулась.  И вышел Костя в шикарный громадный зал дворца. А вот дверца опять с противным,  ехидным скрипом закрылась.
    Костя стал недоумённо оглядываться по сторонам, и тут грянул марш-туш «Да здравствует король!»  Абсолютно ничего не понимая, Костя двинул по залу дальше.  В конце длиннющего зала возвышался золотой трон, на котором сидел мелкий,  тощий человек, на голове которого была корона королевская, а мантия была раз в пять больше его роста.  Судя по всему, он «чах».  Казалось, что он дремал, но при виде Кости, он вдруг встрепенулся, соскочил с трона, и бросился  к  Косте,  по ходу сбрасывая свою мантию и корону, и бормоча: « Ну, наконец-то, он пришёл».  Костя пытался сопротивляться в продвижении к трону. Но как будто кто-то воткнул ему в спину палец, и он  не мог повернуть в сторону.
      А бывший хозяин тронного зала нырнул в ту стену, из которой вышел Костя.  Костя бросился за ним, но стенка перед самым носом опять ехидно затянулась новой побелкой.
     Триста лет Костя пытался открыть этот Портал  в свой мир, а потом устал от своих поисков, и решил выйти в соседний зал.  А там был бал.  Когда Костю увидели впервые за триста лет, то  по залу пронёсся лёгкий слушок: «Это Кощей.  Он Бессмертный».   
      У дам моментально случился шоковый обморок, а у кавалеров затяжной энурез.  Таким образом,  Костя остался в Замке один, за исключением пары слуг, которые  работали ещё на прежнего хозяина.
     Да, конечно, после трёхсот лет ничегонеделанья, акромя, как голову об стену ломить, сейчас у Кости настала пора расслабления.  Как известно, человек тратит на еду примерно три часа в сутки.  Это чтобы её поглощать.  Ну, а если учесть её добычу и приготовление, то получается все восемь часов.  И Костя, теперь уже в ранге Кащея, решил это дело компенсировать.  И следующие 60 лет он беспрерывно жрал.  Всё, что приносили ему его безмолвные слуги.  Кстати, к их безмолвности он даже привык – не надо время тратить на отвлечение от еды.
     Примерно на году 360-м  от появления своего в замке, Костя сытно отрыгнув, решил проверить, так что же делается за пределами тронного зала. 
     Когда он вышел из тронного зала, то удивлению его не было предела:  всё чистенько подметено, но людей нет никого, как после нейтронной бомбы.
« И куда же это я попал?» –  подумал Костя.    И только он про это подумал, как слева от него выскочила табличка с надписью: «Добро пожаловать в тришестнадцатое государство, Ваше бессмертное Величество!  Ура! Ура! Ура!»
    Костя посмотрел на правую стену, и там моментально появился его портрет  вместе с друзьями по работе, а сверху высветилась надпись: « Чтоб нашему Бессмертному Величеству всегда …..!!!!»
    В парке при замке не было никого.  Косте очень захотелось спросить хоть у кого, какой сейчас год.  Да просто стрельнуть закурить, а после просто
по-человечески побазарить.
    Но никого вблизи не было.   Костя поднялся на замковую стену, чтобы оглядеть окрестности.  Озирая окрестности, он убедился, что недалеко от замка есть город, который просто кипит своей ночной жизнью.  Но судя по отсутствию электричества это явно век даже не девятнадцатый.
    И Кащей (Костя, то бишь) загрустил.  А загрустить было от чего.  Не знаешь где ты, что ты.  То триста лет спишь, то шестьдесят лет жрёшь всё, что ни попадя.  То есть собой не владеешь.  И самое главное, поговорить не с кем.
     Как-то раз Кощей попытался в город съездить. Ничего хорошего из этого не вышло.  Слуги-то у него странные.  Да и кони как у Малевича, или хуже сказать у Шагала.  Город перед Кощеем вымирал, как высыхает прибрежный песок при отливе.  И он каждый раз возвращался к себе на башню, и угрюмо смотрел на веселящийся, всего в двух километрах, но такой недоступный для него город.
    И тогда он решил на зло всем не выходить в город вообще.  И так он застыл на сторожевой башне аж на тридцать лет.  А что ему?  Ему до завтрака осталось ещё 10 лет.  Куда торопиться!
      И так сидел Кощей на сторожевой башне, смотрел на город, и в груди его, если конечно она у него была, ведь когда он 12 лет назад посмотрел на себя  в зеркало, то понял, что кроме рёбер у него ничего нет, вообще, клокотали такие чувства: злость на горожан, которые не хотят его понять и принять, жалость к себе, который всю свою молодость просиживает на башенной стене,  злость на предшественника, который ничего не объяснив, нырнул в стену.  А тот, что его переодевал тоже хорош!
     И тут Кощея от раздумий отвлёк странный скрипящий звук.  Он поднял голову вверх, и увидел Змея Горыныча (Гаврилыча).  Он Змеев видел первый раз, но, как и подобает царственной особе, вида не подал, и спросил снизу:
–   А куда ты Змеюка летишь?
–   Да вот в гости к даме собрался.
–   А может, и меня с собой захватишь?
–  А почему бы и нет.  Ты ведь тоже нечисть.  Только к дамам надо с подарком являться.  У тебя есть подарок достойный данной особы?
–   Да надо посмотреть, – отозвался Кащей. –  Я ведь уже четыреста лет во дворце ревизию не проводил.
–   Ща найдём подарок, – авторитетно заявил Змей, и резко спикировал вниз.  Причём чётко в подземелье, через отдушину.  Ну,  опытный в этих делах, змеюка.
    А служки Кощея в отказ пошли.  Ничего помогать не хотят.  Раньше с ними поговорить невозможно было, а сейчас ещё и глухими прикинулись.
    И вот, пока Кощей мучился, во что себя одеть, чтобы по моде было, весь замок трясся от того, что Змей что-то искал в подвалах.
  –  Вот, это подойдёт, – сказал Кощей, примерив шляпу, и оценивающе смотря на себя в зеркало.
–   Ч-Ч-хи! – напомнил о себе Змей, просовывая в каминный дымоход вторую голову, и в четвёртой лапе потрясая старинный виолин.  –  Слышь, Кощеюшка, я, думаю, что это для неё будет самый классный подарок.
–  А кто она такая? – меланхолично спросил Кощей.
–  О! Она! – мечтательно вознесла к небу глаза первая голова, просовываясь через оконный проём второго этажа.
–  Да баба, как баба, – цинично заметила третья голова, которая резалась в «буру» с привратниками Кощея.  –  Вот только красивая очень, –  вдруг грустно заметила третья голова, и одновременно со слезой из глаза, из пасти скатилась слюна.  Его партнёры по игре тоже прослезились, и в это время третья голова сделала незаметную подрезку.  Естественно, что после этого  следующий кон был за головой, а не за скелетами Кощея.
      Короче говоря, они договорились.  Змей даже пообещал Кощея провезти его разок туда-назад.  Правда, и чтобы он оплатил ему как за такси.
      А Сиреневая Баба-Яга, а именно к ней и спешил Змей, была очень рада новому знакомству.  Она уже и так много лет страдала от одиночества и меланхолии без новых знакомств.   
     Но больше всего она была рада старинному виолину.  Вот с той поры и присоединился Кощей к вечерним  посиделкам по пятницам в Сиреневом Бору.
    А Кощей, чтобы больше не напрягать Змея, и не платить ему такую мзду за провоз, провёл ревизию в подвале своего замка, и нашёл там семимильные сапоги.  Так что средство передвижения он себе обеспечил такое, что даже Змей это одобрил.  Кому же охота на своём горбу лишнюю тяжесть носить, возить и летать.
     И стал он в Ягином ансамбле ударником, ну в смысле, барабанщиком.  У него очень хорошо получалось костями своими барабанить по трухлявому пню.
     Так квартет превратился в квинтет.
     К тому же Кощей тайно влюбился в Бабу-Ягу.
 
6.  Кот – Баюн

      У  Лукоморья жило и процветало три-второе  государство.  И правил в нём Царь-Ампиратор.  Государство было тихое и большое.  Даже очень большое по меркам даже сказочным.  То есть сказочно большое.
     На первое место в этой сказочной стране оно не претендовало, но и до третьего, бронзового места не позволяло никому его скотить.  И как-то это состояние уже устоялось, и Царь-Ампиратор к этому привык.  И его подчинённые тоже к этому привыкли.   То есть во дворце и в стране было полное умиротворение. 
    Возможно потому, что во дворце Царя-Ампиратора какая-то сволочь пригрела на кухне чёрного кота с белой бабочкой около горла.
    Кота подобрала одна молодая кухарка из жалости.  В тот день шёл страшный дождь со снегом, и бедный котик  от холода трясся так, что дрожью своего хвоста чуть не вышиб дверь на кухню с улицы.
    И вот бедная-несчастная кухарка впустила в тамбур эту бедную и несчастную тварь.  И дала ему немного ливерной колбаски.  Если бы только знала бедная девушка, какую Тварь она запустила во дворец. 
     Ведь это был не простой котик, а тот, который ходил по цепи на многовековом дубе у Лукоморья.  Он рассказывал сказки, песни пел.  Напевал поэтам, которые отдыхали в тени этого многовекового дуба сюжеты для их новых сонетов, стихов и романов.   
    И вот какая-то  ….  гадина приказала этот дуб спилить, потому что он мешает тому-сему, и это всё делается в государственных интересах.
     Но самое главное, что всё это было неправда.  Просто недалеко от дуба министр финансов этого три-второго государства построил себе, как бы это мягче выразиться – э-э-э …дачу, нет коттедж  (какой к чёрту в сказке коттедж?), тогда виллу (это, что английская сказка?).  Вот, вспомнил, терем-теремок, о трёх этажах с мансардой, мезонином и джакузи.
    Вот такие, примерно, разговоры и пошли тогда.  А кот что сделал?  Обозлился он на всех людей и на весь свет Чёрный и Белый. Ведь его места жительства лишили.
    На последние деньги купил он чёрные очки, и стал заниматься парапсихологией, чёрной и белой магией, с гипнозом.  Самое удивительное, что это у него как-то сразу пошло.  Наверное, талантливым был, котяра.
     И вот потянулся к нему народишко, в основном лихой, за советом да помощью.  Типа, морок на кого навести, или наколочку на дело на какое дать.  И был сей кот в большом авторитете.
      И вот к тому времени, когда его подобрала кухарка, он был уже в ранге Кота-Баюна, правда, про это мало кто знал, и дошёл до высшей степени совершенства охмурения и замутнения. Он утверждал, что постиг мудрость Вселенскую.
     Да вот только не постиг он житейскую мудрость, что сколь верёвочке не виться, а всё одно конец придёт.  Как-то у него в его пророчествах и наводках что-то не срослось, и он подставил группу крутых парубков из этого три-второго государства.  И случился у парубков облом, после чего пришли они к Коту-Баюну и выставили его на счётчик.  И пообещали эти парубки порубить его в капусту, если он им неустойку не выплатит.  И пришлось Коту-Баюну линять в прямом и переносном смысле.   В прямом, потому что он полинял, чтобы сменить внешность, в переносном, потому, что ему пришлось податься в бега.
    Вот так он и оказался в тот дождливо-снежный день около Ампираторского терема.
   
     Он быстро пришёл в себя на задворках царской кухни.  Быстро отъелся,
и его шерсть приобрела характерный блеск, который среди котов является знаком благополучия.
     Сначала он свои песни, байки и стихи пел и выговаривал на кухне. А потом карьера его полезла резко вверх.  Про плохое как-то забылось, и фактически к тому времени, про которое идёт речь, он стал самым главным Баюном страны.
У всех всё стало сразу хорошо.  Он сидел в самом главном, тронном зале страны и раздавал приказы направо и налево.   Дело дошло даже до того, что принц – добрый молодец, уже ни кого не хотел, даже в извращённой форме. 
     А Царь-Ампиратор радовался от всей души.  В Багдаде всё спокойно, ну и ладненько.   Тем более, что благодаря Коту-Баюну  у него появился отменный аппетит, и у него уже не было проблем ни с троном, ни со стулом.  И все дошли до такой степени сонности, что даже дворцовые коты мышей перестали ловить.
     И казалось бы, вот оно тихое спокойное котовское счастье.  Ан нет, тут то сказочке не конец.
       Прознали злобные и жестокопамятные парубки про то, где скрывается их обидчик, и решили его извести любыми законными и незаконными способами.
     А лучшего способа борьбы с неугодными придворными, чем наговор, донос и навет ещё никто не придумал.  И стали доносить Царю-Ампиратору, что Кот-Баюн зазря казённые харчи проедает.  Мол, сам мышей не ловит и другим не даёт свои обязанности справлять.  Сначала Царь-Ампиратор гнал от себя доносчиков.  Но в одно злосчастное для Кота-Баюна утро, пришёл Царь-Ампиратор в свою трапезную, и обомлел от гнева.  По его трапезному столу, по только что приготовленному ромштексу бодро разгуливали три мыши.  Разгневался тут Царь-Ампиратор, и велел гнать Кота-Баюна из три-второго государства взашей.  А придворные и рады стараться – вышвырнули Кота-Баюна на улицу через чёрный ход.  Кот-Баюн спросонья на них даже морок не успел навести.   Так
Кот-Баюн стал один-одинёшенек неприютён и неприкаен.
     И тогда, разочаровавшийся в жизни и в людях, Кот-Баюн ушёл жить в
три-первый маркизат.  По-крайней мере там медицина и ветеринария была на высоком уровне.
    Но и там у него что-то не сложилось.  Не ужился Кот-Баюн  с трипервыми людьми.  То ли правду-матку им в глаза стал резать, то ли они слишком были заняты своими трипервыми заботами.  Одним словом, того авторитета, что был у него раньше, там он так и не обрёл.
    И пошёл Кот-Баюн скитаться по свету: из царства в королевство, из графства в баронетство.   На харчи пришлось самому как-то зарабатывать.  Исхудал
Кот-Баюн, но зато стал жилистым, хитрым и злым на выдумки и проказы.
    Вот и стал он Вечно Странствующим Котом-Баюном.

7.  Мишка – Картёжник

      Чуть наискосок от всех царств, королевств, государств и республик располагалось в той земле триседьмое графство.   Не славилось оно ни хорошими урожаями, ни высокими надоями, ни шерстистостью коз и овечек.
     А слава этого графства состояла в том, что оно находилось на перепутье всех дорог из царств, королевств, княжеств, баронетсв, маркизатов, шевальетов и так далее. 
     И случилось так, что старый граф, который был большой любитель искусства и либерал, почил в бозе, в возрасте 76 лет.  А от него остался наследник-виконт в возрасте  пять лет.   
     Чуду рождения наследника-виконта в своё время была посвящена многочасовая месса  главного аббата графства.  В ней он возносил хвалу Небу, чтобы оно откликнулось на его мольбу, и преподнесло дар старому графу, который уже восемь лет не вставал с постели, в виде наследника всех его нив и пашен.   Кстати, покойный граф был достойным рыцарем, но вот обет он себе выбрал странный: глубокое воздержание  и аскетизм.
    Всю свою жизнь он провёл в боях и походах.  Он победил несметное количество чудовищ, и о его подвигах слагали в той земле баллады и сонеты. И стал считать граф, что он выше всех людей и зверей. 
     И вот когда меч стал самопроизвольно выпадать из его руки, и на коня взлезать стало тяжеловато, вернулся граф в свой родовой замок, чтобы предаться воспоминаниям, написанию мемуаров, и заодно и наследника отковать.
     В жёны выбрал он себе девку ладную да статную, дочку главного купца графства, которая была его на пятьдесят лет моложе.  Так он одним махом поимел и молодую жену-красавицу и изрядно оскудевшую графскую казну пополнил.
     Вот только с наследником как-то  сразу не заладилось. Прошёл год, два, три, а его так всё и не было.
     И вот тут в графстве появился новый главный аббат, присланный на службу издалека от ТриПапы.  Новый аббат взялся за службу рьяно.  И в первую очередь он счёл главным делом его миссии способствовать молитвами о ниспошлении наследника.  И стали они ежедневно молиться с молодой графиней, прося милости у господа.  И очень скоро, не прошло и года, как у графини родился сын.
     Это был необычайно хорошенький кучерявый мальчик, с необыкновенно длинными пальцами и снежно-белой кожей.   Главный аббат тут же объявил его единственно Правильнорождённым Наследником Графства.  С чем все подданные сразу и согласились.
     А чего им не согласится?   Аббат с графиней свои дела крутят, и пока им не мешают.  Да и бог с ними.  Мы, типа земельку попашем, немножко оброка сдадим – и всё ладушки.
     Графиня решила сделать из своего сына воина.  Поэтому она выписала из-за ТриТихого Океана из далёкой страны Пруссии  учителя по воинским делам.  Как раз Пруссия получила по мордам от какой-то варварской страны Руси, и этот учитель должен был знать, чего его ученику не следует делать.  А поскольку маленький граф, которого нарекли при крещении Михаилом, не знал немецкого, то его учитель, чтобы он запомнил название нужного оружия и обмундирования солдат стал привязывать к ним карты, по которым  Мишка-виконт и распознавал алебарду от палаша.   И стал Мишка хорошо распознавать масти, козыри, и хорошо научился, как из дырявого мизера выкручиваться.
     Старая мать-графиня старела.  Увяли чувства и у аббата, по возрасту.
А Мишка запустил все свои невероятно длинные, музыкальные пальцы по карманам своих подданных.  Но самым главным коньком Мишки были карты.  За что его и прозвали Мишка-Картёжник. 
    Поскольку это графство было расположено на перепутье всех дорог, то Мишка-Картёжник  встал на самом главном перекрёстке, и каждому проезжему, встречному и поперечному предлагал сыграть в карты.   Если кто выигрывал, то тому отрубали руки, чтобы больше не портил Мишке настроение.  Ну а, если кто проигрывал, то, тот лишался всего, что с ним было при себе, и хорошо, что если ещё оставался живой.
     И стали того графства  купцы и люди заезжие сторониться.  А Мишке ведь практика нужна, чтобы пальцы гибкость не потеряли.  Вот и стал он своих подданных силком заставлять в карты играть.  Конечно, те проигрывали урожай, дом, жён и детей.  И потихоньку все они разбежались кто куда. 
     И тогда Мишка-Картёжник, стал заставлять последних, четверых своих охранников играть  с ним в покер.  Ставка была следующая:  проигравший берёт револьвер, прокручивает барабан, приставляет к виску, и нажимает курок.  Естественно, что Мишка-Картёжник был всегда в выигрыше, и потому вскоре остался в одиночестве покинутый всеми.
      За исключением старой няни Марины Родионовны, которая сроду карты не любила, потому что с детства страдала дальтонизмом, и не отличала красную масть от чёрной.   А мать Мишки свалила вместе со сладкоязычным аббатом в края дальние, прихватив при этом всю наличность графской государственной казны.  И больше про неё Мишка так и не слышал.
      И вот так и стоял он на границе своего государства около стола, покрытого зелёным сукном, держа в одной руке колоду карт, а в другой топор.
     И всех кто проходил либо проезжал мимо него он заставлял играть с ним в карты.  И, естественно, обыгрывал их до нитки, то есть догола, и пускал их дальше в путь голышом, будь то зима или лето.  А попробуй с ним не согласится – так для этого топор всегда под рукой имелся.
     И перестали люди вообще через то графство ездить.  От этого у Мишки-Картёжника возникла в душе тоска и скука великая.  А где тоска, там и злость рядом.  Дошло до того, что он стал в подкидного дурака сам с собой играть.  А при таком раскладе, как известно, и до белых коней недалеко.
     И вот в один серый день сидел он перепутье дорог в беседке, которая защищала карточный стол от дождя и снега, и злился.  Вдруг видит, далеко, на порядком уже заросшей травой дороге появился путник.  А этот путник был никто иной, как наш несчастный скиталец Кот-Баюн.
    Кот-Баюн как раз шёл из трипервого маркизата через трипятый шевальет в тричетвёртое королевство.   В этом королевстве намечалась свадьба принцессы, и Кот-Баюн надеялся там немножко разжиться на харчишко с помощью добрых людей и своих чар.   Шёл он, не спеша, наслаждаясь свежим воздухом, и чутко прислушиваясь к пению птиц, соображая, как бы одну из них ухватить на ужин.
   Он даже не заметил как подошёл к беседке, в которой притаился Мишка-Картёжник.   Мишка-Картёжник выскочил из беседки с топором в руке, и заорал:
–   Живо за стол, пся креу!
–   Здравствуйте, уважаемый! –  вежливо сказал Кот-Баюн, снимая чёрные очки, и неспешно протирая их замшевой тряпочкой. –  Я кот, Кот-Баюн.  Чем я могу быть Вам полезен?
–  Живо за стол, – ещё больше взъярился Мишка-Картёжник, – сейчас играть будем.
–  Как Вам будет угодно, – смиренно произнёс Кот-Баюн.
   Он в трипятом шевальете слышал о странных привычках местного виконта.
–  И во что мы будем с Вами, играть? –  вежливо поинтересовался Кот-Баюн.
–  Для начала в подкидного дурака, –  сказал, немного успокоившись, Мишка-Картёжник.   –  Ну а дальше как масть пойдёт.  Условия следующие: выиграю я – ты отдашь мне всё, что имеешь;  выиграешь ты – я выполню любое своё желание.
    К счастью для Кота-Баюна Мишка-Картёжник про него и его необычные способности ничего не слышал.  Может, в детстве няня ему что-то и говорила, но он всё основательно забыл.
    И вот они уселись за стол.  Кот-Баюн сразу начал наводить на Мишку-Картёжника морок, и отвлекать его внимание всякими байками.  Под действием этих чар внимание у Мишки-Картёжника притупилось, и глаза почему-то слипаться стали.
    И то верно, сколько он времени простоял без сна и отдыха на перепутье дорог.
    А тем временем Кот-Баюн подрезал из колоды пару козырей.  Раз-два – и он выиграл.
–   Да этого ж не может быть! –  взревел Мишка-Картёжник. –  Я ведь сам раздавал карты.
–   Вы намекаете на то, что Вы мухлюете? –  чрезвычайно вежливым тоном спросил Кот-Баюн.
    Мишка-Картёжник прикусил язык.
–  Давай  ещё! –  потребовал он.
    Но не тут-то было.  Как говорят в народе, нашла коса на камень.
    И вторую партию он проиграл, и третью.  И тут на него такая усталость навалилось, что он уронил свою кучерявую голову на зелёное сукно стола, и заснул богатырским сном.
     А Кот-Баюн, ухмыляясь, разложил прямо среди карт свои нехитрые харчи, и решил пообедать.
     Долго ли, коротки ли спал Мишка-картёжник, но, в конце концов, сон отпустил его из своего плена.
     Открыл Мишка-картёжник свои глаза – что такое?  Рядом с ним сидит какая-то мохнатая тварь и издевательски скалится на него.
– Ты кто?  – вяло спросил Мишка-картёжник, не сбросивший ещё с себя остатки сна.
– Я Кот-Баюн, маг и чародей, специалист по убаюкиванию и притуплению бдительности, – величаво ответил Кот-Баюн. – А ты, как я полагаю, Мишка-Картёжник – шулер и прохиндей.  Мне про тебя в трипятом шевальете рассказали.
    Тут Мишка-Картёжник стал смутно вспоминать нянины байки про Кота-Баюна.
 – А как ты сюда попал?  – спросил Мишка-Картёжник. – Ты же должен под дубом, на златой цепи ходить.
–  Это дела давно минувших дней, – грустно ответил Кот-Баюн, и поведал Мишке-Картёжнику свою грустную историю.
–   Да-а-а! – с сочувствием протянул Мишка-Картёжник. – Вот это облом так облом.  А у меня дела тоже не лучше.  Скучно, хиреет графство.
    И рассказал он свою автобиографию.
    После его горестного рассказа они немного помолчали, и вдруг, Мишка-Картёжник предложил:
–  А давай работать вместе!  Я шулер, а ты шарлатан.  Может нам в других краях что и обломится от щедрот тамошнего населения. Мне здесь всё равно делать уже нечего – разбежался мой народец в эмиграцию. И пойдём мы по городам и весям... – мечтательно продолжал Мищка-Картёжник, – и станем называться бродячими...
–   Котами, что ли?  – перебил его Кот-Баюн, презрительно фыркнув.
–   Не-а, – протяжно произнёс Мишка-Картёжник. – Мы станем бродячими ...
–   Музыкантами? – с удивлением спросил Кот-Баюн, вспомнив Бременских Музыкантов, на концерте которых он как-то побывал во время своих скитаний.
–  Нет, – решительно произнёс Мишка-Картёжник, отрешившись от своих грёз. – Мы будем Бродячими Отморозками.
–   А это ещё что такое? – оторопел Кот-Баюн.
–   А чёрт его знает! – легкомысленно махнул рукой Мишка-Картёжник.  – Зато прозвище уж больно красивое.  Прислушайся – От-мо-роз-ки.  Аж, холодок по копчику тянет.
    На том и порешили.
    Зашли они в графскую усадьбу, то бишь замок, прихватили харчей, из того, что там осталось, да сменную пару белья  и прочую, необходимую в дороге утварь.
А ещё Мишка-Картёжник прихватил с собой лапку гвоздодёр, в просторечье – фомку.  Очень нужный и полезный в дальних странствиях инструмент. 
Во-первых, он малозаметный, потому что его запросто можно спрятать в рукав куртки или зипуна;  а во-вторых он очень эффективный в работе – если им «гвоздануть» кого-нибудь по темечку, то результат будет просто с ног сшибательный, и молниеносный.
    И пошли они, куда глаза глядели, туда, куда ноги несли.
    Вот такой из этих двух субъектов «пломбир» получился.

8.   Соловей – разгильдяй.

       Среди  государств, королевств, царств и халифатов, аккурат посерёдке разместилось тривосьмое панство.  Правили там паны.  То есть их там было много, а вот главного пана не было.  Много раз паны собирались за Круглым столом, чтобы выбрать главного пана, но так и ничего не получалось.  А всё потому, что Круглый стол начинался с горилки и сала, а потом паны начинали таскать друг друга за чубы, по-ихнему "хохлы".  Вот так их хохлами и прозвали.  И эта свара длилась уже триста лет.  Поэтому и в хозяйстве страны царил, как бы помягче, а всё равно, Бардак.
Как бардак ни обзовёшь, всё равно он бардаком и останется.  И поэтому панам до дел, что творились в их стране, интереса не было АБСОЛЮТНО  никакого.
       И вот в этом тривосьмом панстве, на перепутье трёх дорог на Муромском тракте стояли три сосны.  Они стояли в очень живописном месте. С одной стороны простиралась обширная нива с высокой травой-муравой.  С другой стороны  к соснам подступала грибная берёзовая роща с вкраплениями дуба и ясеня.  А с оставшейся стороны перекрёсток огибала неширокая речушка, по берегам которой росли плакучие ивы и лозняк, где уютно разместились бобры.
    Вот на этих трёх соснах и разместился Соловей-разбойник.  Папа его тоже был Соловьём-разбойником, и дед был разбойником.  Можно сказать, что эта была династия соловьёв-разбойников. Его папа  не пропускал ни одной идущей мимо него личности.   Поэтому мама Соловья-разбойника тоже не прошла  мимо Соловья – разбойника-папы, а просто добровольно, и с большим удовольствием стала его женой.  Панам  семейка соловьёв была по барабану, поэтому они на протяжении нескольких поколений чувствовали себя вольготно.
      К несчастью Соловья-разбойника-сына он не умел свистеть.  Как он этому не пытался научиться, как ни засовывал пальцы в рот, чуть не до рвоты, но ничего у него не получалось.  А всё потому, что у него меж двух передних верхних зубов от рождения была большая щель. Вроде и не больше, чем у известной певицы. Но
ей-то надо было петь, а ему свистеть.  А это, как говаривали в одном приморском городе, две большие разницы.  Поэтому он мог только хрюкать, а не свистеть. Конечно для прочих людей такой дефект не помеха, чтобы сделать карьеру.  Некоторые даже петь могут.  Но у Соловья-разгидьдяя, однако, была узкая  профессиональная «спесылисасыя», и дело приобрело оборот, прямо сказать катастрофический.
    Но Соловей-разгильдяй был мужичком хитрым, и быстро нашёл выход из положения.   Он приобрёл патефон с пластинками, на которых были записаны птичьи трели, и разместил его около трёх сосёнок.  Как только глаза его узревали путника, он заводил патефон, и путники, очарование птичьим пением останавливались около сосёнок, чтобы насладиться их трелями.  Вот тут-то Соловей-разгильдяй и подкрадывался сзади с дубинкой, и как «свистанёт» ею по темечку – любому мало не покажется.
   Вот так мало-помалу он придал своей «работе» новые профессиональные оттенки.
Но в народе всё равно ходили слухи, что он своим свистом кого хочешь может убить.  И, главное, опровергнуть никто эти слухи не мог, поскольку свидетелей практически не было.  И стала известность про Соловья-разгильдяя распространяться за пределы тривосьмого панства со сверхзвуковой скоростью.
     И стал народ той дороги сторонится.
     И вот в один, отнюдь не в самый прекрасный день, когда наш Соловей-разгильдяй изрядно заскучал от наличия отсутствия прохожих, узрел он с высоты своего дуба странную парочку.  По пыльной просёлочной дороге к его логову приближался молодой парень, а рядом с ним важно шествовал кот в золотом пенсне.  И самое удивительное заключалось в том, что этот парень о чём-то очень экспрессивно спорил с этим котом.
« Ну, ужо шчас, я вам покажусь! – промолвил про себя Соловей-разгильдяй.
   И, не долго думая, он спрыгнул с ветки, и небрежно поигрывая своей дубинкой двинулся на встречу странной парочке.
   Как вы могли уже догадаться, этой сладкой парочкой были Мишка-картёжник и Кот-Баюн.  По-большому счёту, они предполагали что, или точнее кто,  их может ждать на этой дороге.  Незадолго до этого, часа три не более того, они «беседовали» с одним прохожим, и он «в пылу откровения» рассказал им про странности этой просёлочной дороги в один конец.
–   Ну, это.... ,  –  начал светскую беседу Соловей-разгильдяй.
–   Ну, во-первых мы не Это, – ответил Кот-Баюн, и сняв с носа своё пенсне, начал протирать стёкла бархоткой.
   « Во, блин, говорящий котяра, – подумал Соловей –разгильдяй. – Впервые такое   чудо вижу!»
– Ну, а во-вторых, многоуважаемый, я хотел бы, чтобы Вы представились, и желательно по имени отчеству, – продолжил свой монолог Кот-Баюн.
   От такой любезной речи дубинка в руках Соловья-разгильдяя застыла в воздух, даже не успев опуститься на темечко его жертвы.
–  Ну, так что Вы застыли, как статуй.  Или никогда не видели прохожих добрых молодцов.  Знаете ли, в наших краях, откуда мы, собственно говоря, и идём, существует определённый этикет, коему мы, безусловно, следуем, –   продолжал вещать Кот-Баюн.
     От такой неслыханной вежливости Соловей-разгильдяй оторопел, сумел только произнести:
–  Да вы просто не знаете с кем вы го......
    Больше он ничего не успел сказать, потому что Мишка-картёжник во время благостных речей кота, зашёл к нему за спину, нежно забрал из онемевших рук Соловья-разгильдяя дубинку, и что было силы «свистанул» его ею по упитанному загривку.
     Всё.  В глазах у Солояья-разгильдяя темнота, а в ушах – полная тишина.
     Долго ли, коротко ли находился  Соловей-разгильдяй в таком состоянии, но когда он открыл глаза, перед ними опять появилась ухмыляющаяся морда кота.
    Соловей-разгильдяй побыстрее зажмурился, и подумал: «Ну вот, опять глюк!».
    Он снова  открыл глаза.  Глюк не проходил.
    Кот, как будто бы прочитал его мысли, и сказал ободряюще, почему то с иностранным акцентом:
–  Уважаемый, мы нэ есть глюк.  Мы есть заблудившийся прохожий, который хочет спросить у Вас дорогу к ближайшей харчевне.
«Ну, вот, – горестно подумал Соловей-разгильдяй, – дожил.  Уже коты со мной начали разговаривать.  Эх, сирота я сиротинушка!»
–  Да всё нормально, пацан, не парься, – весело произнёс с другой стороны Мишка-картёжник.  –  Мы про тебя кое-что знаем, и хотим сделать тебе предложение, от которого ты вряд ли сможешь отказаться.
–  Какое? –  вяло спросил Соловей-разгильдяй, внутренне приготовившись к самому худшему.
–  Понимаешь, братан, мы ведь тоже в некотором смысле не просто прохожие, а прохожие-разбойнички, – сказал Кот-Баюн. – И мы готовы взять тебя в свою компанию.  Нам как раз третьего не хватает.
   Фу-у-у-у,  схлынуло с сердца  у Соловья-разгильдяя.
  –   Дык, я ж, завсегда, – радостно пробормотал Соловей-разгильдяй.
   Вот так у них образовалось преступное сообщество, в простонародье именуемой – шайка.
  Заняли они позицию на перекрёстке тривосьмого панства, тривосемнадцатого графства и трипятого шевальета, и стали «бомбить» всякого встречного и поперечного, да так, что скоро спасу от них не стало ну никакого.






9.  Сказка про Ивана-царевича

     За самым-самым синим средиземным морем, за высокими снежными горами раскинулось превеликое три-семнадцатое царство.
     Правил там царь Пётр.   Жёстко правил, можно сказать даже, что свирепо.  Ему отрубить какому-нибудь стрельцу голову было, что рюмку водки после бани хлопнуть.  Ему не было ещё и пятидесяти лет, но он уже был вдовый.  Злые языки, пока их не отрезали, утверждали, что он свою жёнушку сам упокоил.  Но большинство людишек предпочитало помалкивать, опасаясь за целостность языка, как органа речи.
      Было у царя Петра три сына – Фёдор, Василий, и младший Иван.  Они уже были совершеннолетние, и каждый жил в своём замке, которые им от щедрот своих отстегнул родной папаня.  Ну, что можно сказать про царевичей?  Фёдор и Василий были обыкновенные царевичи, как все сказочные царевичи.  А вот Иван был на них не похож.   Прежде всего, потому, что он был скромным парнем.  Любил книжки умные читать, на виолоне играть, и стихи и песни сочинять.  Старшие за это его пристрастие, которое у нас называют хобби, прозвали
дураком.
     Ну а папашка их, царь Пётр, затейник был великий.  Любил он разные развлечения с компаниями вытворять.  Например, конюха любимого на кол посадить, или кипящий борщ на голову не менее любимому повару вылить. 
В общем весёлый был царёк, с чувством юмора, если можно так выразиться.  Кстати, и выражаться он тоже любил.  При этом он так выражался, что его поданные уже не понимали где нормативная лексика, а где, мягко сказать, нецензурщина.
    Со временем эти развлечения царю Петру поднадоели, да и конюхов и поваров во дворце поубавилось.  И решил тогда царь Пётр устроить себя другую, поистине царскую забаву.  И велел он своим сыновьям явиться перед его светлые царские очи.
– Сыны мои, – сказал царь Пётр,  –  старею я.  Не ровён час помру, поэтому пора подумать о вечном.  Забавы мне все надоели – скучно.  Придворные морды тоже приелись.  Посадил бы их всех на кол, да где ж потом другой штат наберёшь.  Вот и приходиться с этими маяться.  И решил я, что в этом деле можете мне помочь только вы – сыновья мои, единоутробные.  Посему я повелеваю: тот, кто придумает самую лучшую потеху и удивит меня – тот получит полцарства.  Естественно после моей естественной смерти.  Идите, сыны мои, и думайте. У вас есть хороший шанс стать из царевичей царями.
    Собрались братья-царевичи на совет в замке старшего брата – Фёдора.
    Речь стал держать старший брат, как и полагается ему по статусу.
–   Братья,  – сказал царевич Фёдор,  –  наш отец дал нам прекрасный шанс стать независимыми господарями, да и самим развлечься.
–  Да, – поддержал его брат Василий, – полцарства это совсем не плохо.
« Интересно, – подумал самый умный Иван-царевич, – а как они собираются одно царство на три полцарства делить?»
–  В общем так, – подвёл итоги дебатам Фёдор-царевич, – кто как, а я ублажу отца, и придумаю ему какую-нибудь потеху.  Тем более за полцарства.
    С тем братья и разъехались по своим замкам.
    Фёдор-царевич не долго думал – всего две ночи и один день. Да и не любил он очень много думать.  Пошёл он за советом к местной знаменитости – магу и чародею, экстрасенсу и гипнотизёру по фамилии Фрейд.  Местные жители его сильно побаивались, и без нужды к нему не лезли.  Но Фёдор был всё-таки царевич, и решил использовать, так сказать, административный ресурс.
–  Что за печаль привела тебя ко мне, Фёдор-царевич? – спросил Фрейд.
–  Да вот трудную задачку задал мне батюшка, а как её решить не ведаю, и ничего на ум не идёт, – ответил Фёдор-царевич, и поведал магу и чародею о прихоти отца.
–   Ну, это не проблема, – усмехнулся Фрейд.  – На неё можно найти очень простое решение.  Вот слушай.  Далеко на западе от нас живут люди-иностранцы, которые называются «хрен тузы».  Так вот они говорят в таких случаях – «шерше ля фам», или по нашему – «ищите женщину».
–   И что это может для меня означать? – удивился Фёдор-царевич.
–   А очень просто, –  опять усмехнулся Фрейд.  –  Твой батюшка давно уже вдов.  И ему не хватает того, чтобы разволновало его кровь, и заставило трепетать сердце.  Найди ему молодую жену, и твоё дело в шляпе.
    Удивился таким словам Фёдор-царевич.  Тем не менее, отблагодарил он мага и чародея серебром и златом, и отправился в глубоком раздумье к себе в замок.
   А надо сказать, что характером он был вылитый папенька – любил повоевать, в морду надавать, покутить да погулять.  На второй день собрал он свою дружину, снарядил корабли, и поплыли они через средиземное синее-синее море в Шемаханское царство, где у местного владыки была дочь на выданье. 
     Под видом купцов попали они в царский дворец.  А местный царь доверчивый был детина – уши развесил, и во все их байки поверил.  Остались они ночевать во дворце, и в первую же ночь украли шемаханскую царь-девицу.  Да быстрей через море в три-семнадцатое царство. 
     Как увидал царь Пётр юную красавицу брюнетку, так у него сердце и ёкнуло. А за сердцем ёкнули и остальные органы и члены его тела.  Как заперся он с ней в горнице, и как пропал!  День его нет, другой нет, третий тоже.  Тут надо к слову заметить, что царь Пётр обожал брюнеток.  А в его царстве в основном были блондинки да рыженькие, вот посему он и возрадовался.  Только вот рановато, потому что характер у шемаханской царь-девицы был не в пример круче, чем у её отца.  И пошла у них потеха.
    А Фёдор-царевич ходит и ухмыляется, мол, вот я какую славную забаву батюшке своему единокровному притаранил – как пить дать, полцарства мне гарантировано.  А чтобы ещё больше гарантировать себе полцарства, он с дружиной притащил для царя-батюшки ещё и княжну из близлежащего княжества.  И никто даже слова не смог ему поперёк пикнуть.  Ну, тут царь-батюшка совсем ошалел от радости.  Шемаханская тоже ошалела, и ввалила старому козлу по первое число.
    А Фёдору-царевичу эта забава пришлась по душе.  И стал он мимо проходящих девиц в замок таскать.  А поскольку у него была густая иссиня-чёрная борода, то его и прозвали – Синяя Борода.  С тех пор народ стал опасаться к его замку близко приближаться.  А царевич Фёдор знай творит безобразие за безобразием.
 
   Ну а что царевич Василий?   Он был не воин, зато в финансовых вопросах дока.
И решил он соорудить пирамиду, да не простую, а финансовую.  Для этой цели он создал под государственные гарантии Центробанк, который назвал «ММД», что расшифровывалось как «мне можно доверять».  И понесли к нему доверчивые купчишки да людишки денежки свои кровные, а он им в обмен обещал райскую жизнь, вскорости.  Так он насобирал первоначальный капитал, и на эти деньги открыл игорный дом, который назвал красивым словом – «Казино».  И придумал он в этом казине разные игры – рулетка, «блэк джэк», и всякие прочие бриджи.  Народ ошалел от удивления, и повалил в «Казино» валом. 
    А Василий-царевич пригласил в «Казино» отца – царя Петра.  Тот пришёл с шемаханской.  Поудивлялся он сообразительности среднего сына, и решил попробовать новое развлечение.  Как уселся он за стол покрытый зелёным сукном, так словно к креслу своим чреслом прикипел.  Уже ночь за полночь.  Шемаханская его в чертог царский зовёт, а царь Пётр, словно её и не слышит.
А царевич Василий доволен – глядишь вторая полцарства его будет.
    И вот пошла с тех пор канитель.  Как проснётся царь Пётр – так сразу в «Казино» за рулетку, дело к ночи – он в постель к шемаханской.  Короче – Содом и Гоморра.
    А младший Иван-царевич тем временем сидел у себя в замке, и пытался разделить царство на три полцарства.  И никак у него это не выходило.  И тогда он назвал эту задачу красиво – «Теорема Фермы».   Что означало, что как ни крути, а всё по-скотски выходит со стороны его дражайших родственничков.
     А два его старших брательника свои задачи минимум уже решили, и стали
как-то плотоядно посматривать на младшего брата.  Видно они нашли решение «Теоремы Фермы» – типа третьему лишнему вилы в бок.  Иван-царевич вовремя это увидел, и решил уехать в далёкие края, своего счастья поискать.  Забил он окна и двери своего замка толстыми досками, сел на коня Сивку, надел на себя, чтобы было потеплее бурку, взял из отцовских закромов меч-кладенец да титановую кольчужку, и поехал, куда глаза глядят искать своё сиротское счастье.
     Долго ли ехал Иван-царевич, коротко ли, а не заметил, как переехал он границу три-четвёртого королевства.  И тут напал на него дикий голод.  И как на счастье подвернулась ему по пути небольшая деревушка, а в ней корчма.  Тут Иван-царевич и решил передохнуть малость, да харчами подкрепиться поднятия бодрости духа для. 
      Как только подъехал он к той корчме, да выскочили из неё холопы, да и давай приглашать Иван-царевича приютиться в данном приюте для иностранцев.
      Коня сразу отобрали, то есть отвели на конюшню.  Отвели Ивана-царевича в его комнату, усадили за стол.  И давай ему носить всякие яства да  разности, с питьём градусным. Как никак, а кой-какие денежки у Иван-царевича были, пока.  Уже на втором стопарике, не успев дотянуться до куриной ножки наш Иван-царевич заснул.
       Проснулся Иван-царевич от сильных криков, которые раздавались за окном на улице.  Выглянул он в окно, и увидел глашатая, который читал какую-то грамоту перед местным населением.  Вот только разобрать, что он читал Иван-царевич так и не смог. 
     Кликнул он тогда слугу корчмянного, и спросил:
–   А скажи-ка, братец, что это за шум такой за окном?
     Служка как-то нехорошо ухмыльнулся, и ответил:
–   Так это к нашей принцессе женихи, принцы, свататься приехали.  Вот народ и зазывают на шову.
–   На что? –  удивлённо переспросил Иван-царевич.
–   Ну, «шову»,  зрелище значит, развлекуха, то есть, – пояснил служка.
–   Ну а народ-то здесь причём? –  недоумённо спросил Иван-царевич.
–   Да это принцессочка наша так развлекается,  – небрежно сказал служка. –  Умную из себя строит.  Задаёт им  загадки разные хитроумные.  Ну а кто не ответит – того на кол, или на плаху, или ещё как.  Тут у женихов свобода выбора.  Это у нашего короля называется «консенсус», то бишь, в переводе с хренцузского языка, это означает, что каждый имеет право распорядиться свои концом.
 –  Да-а-а, дела!  –  протянул Иван-царевич, и резко задумался.
 –  А ты часом не принцем будешь? – с подозрением спросил служка.
     Иван-Царевич неопределённо мотнул головой:
–  Царевичем я числюсь.
–  Э-э, парень, ты того, и не вздумай туда соваться.  Там уже второй ряд кольев вокруг дворца городят.  Беги отсюда пока цел.  Ещё не было человека, чтобы принцесины загадки отгадал.  Говорят, что ей их подсказывает злой колдун Интернет, что живёт за Атврантическим океаном.
–  И всё-таки я хочу посмотреть на ваше «шову», – решительно сказал Иван-царевич, и стал собираться в дорогу.
    Служка только печально покачал головой.

10.  Три-четвёртые дела
          
      В три-четвёртом королевстве всё делалось по команде три-четыре.  А всё потому, что там жило очень много хороших музыкантов, и когда они собирались в группу, то есть по-нашему в оркестр, а по-ихнему, они ведь иностранцы, в джаз-банду, перед началом игры дирижёр всегда говорил: «Три-четыре, поехали».
      Собственно говоря, они бандой и были, только музыкальной.  Типа того, что пока они сладким голосом толпу расслабляют, у толпы пацаны кошельки по карманам тырят.
     И вот в этом три-четвёртом королевстве жила одна принцесса.
     Отец у неё был уже престарелый.  Он давно уже был вдовец.  Принцессочка пошла по характеру в мамочку.   Но мама, королева не дождалась наследства в свою пользу.  И она решила ускорить ход событий.  Одна из местных колдуний ей по заказу яд приготовила.  Но королева  не знала, что данная колдунья работает на местное отделение Народных Курьеров Волшебных Дел,  в простонародье НКВД.
     Королю про это злобство донесли той-же час.   И вот, настал тот момент, когда он стал решать дилемму, типа, утопить гадюку-королеву, или  лучше,
 по-простому сжечь её как патентованную ведьму.  И это при всём при том, что он её безумно любил.
     И вот, чтобы она всегда ему была верна, король приказал отрубить неверной жене голову.  А, чтобы она всегда ему напоминала про любовь, он приказал наколоть голову любимой жены на кол, и поместить её у его окна с наружной стороны.  Тем не менее, когда был южный ветер в будуаре короля, слегка подванивало от головы.  Но, через лет пять, когда голова прошлой супруги короля ссохлась как мумия, от неё и запах стал исходить не тот.  Зловредные языки говорили, что король каждое утро открывал окно и с большой любовью брызгал ссохшуюся любимую голову одеколоном «Шипр».
     Но, осталась от их любви королевской маленькая красавица-дочка.   У этой девочки, с соломенного цвета волосами, был волшебный голосок.  Когда она начинала петь, даже местные пастухи, мастера игры на свирели откладывали в сторону свои инструменты, а коровы переставали жевать подножный корм.
     Так она пела-попевала, и немного подрастала.
     Пока дочка была маленькая, то и проблемы были маленькие.  Но вот дочурка стала подрастать, и сразу стали возникать проблемы, о которых король, как мужчина нормальной сексуальной ориентации, просто не знал или забыл.  Воспитание дочки-принцессы он передал мамкам-нянькам.  Тем более, что у него было государственных забот полон рот.  Он  в это время воевал, в карты играл, блуд затевал ………..   
    Про остальное мы не будем говорить.
    Но вот пришёл тот час, когда за всё надо платить. 
    Ну, прикиньте сами – одинокий  король старится, а принцесса превращается в клёвую, богатую, и острую на язычок тёлку с достаточно мерзким и строптивым характером.
    Королю бы в казино, где вино, и домино.   Ан, нет.  Надо думать, как дочку выдать замуж.
    И объявил Король по всем землям и весям, что принцессу  собирается замуж выдать.
     А дочка ещё та, тварь игривая.  Вся в маму, ведьму.  В загадки решила играть.  Потенциальным женихам задаёт загадки, а кто не отвечает – тот на кол попадает.  Из-за этой прихоти принцессы королю пришлось в придворный штат ввести ещё одну дополнительную должность палача. 
     Сам-то король по своей карме добрый был мужик.  Нет, конечно, кому-то, приходилось и голову рубить.  Но не в таких количествах, тем более принцам.
    Нет, в этом тричетвёртом королевстве что-то было не так.
    И вот понеслась эта чехарда с женихами.  Все ведь добрые молодцы были.
Именно были, потому что никто из них не ответил ни на один вопрос принцессы.  Палач, который сам был по рождению герцог, с большой неохотой, но и с большой добросовестностью, источая слёзы из глаз, исполнял свой государственный долг.
     Так к голове бывшей супруги за окном  стали прибавляться головы соискателей руки принцессы, и возможно казны короля.
     А деточка-принцесочка всё не могла угомониться. А королю худо уже.
Как только Главный Министр сообщает, что ко дворцу прибыли иноземные женихи, у короля  в тот же час наступает прединфарктное состояние.
     Вот и этот день начался вроде не плохо.
     Король проснулся в хорошем настроении.   Ночью ему снилось, что его бывшую жену четвертуют, и он шёл к столу в некотором благодушии.  Под впечатлением этого сна он даже не заметил, как в одиночку  одолел целого фазана.  Но не успел король даже утереть жир с губ, как в столовую вбежал запыхавшийся с красной мордой лица первый министр, которого в этом государстве звали по-простому – премьер-министр.
–  В-ваше величество! – залепетал он, – Там такое, такое!
–  Неужели война? – воскликнул король, и воинственно взмахнул фазаньим крылышком, как саблей. – Где враг?  Все по рублю!
     Находившиеся рядом челядинцы со вздохом и скорбью в глазах живенько сбросились по золотому рублю.
–    Да нет же, – с надрывом в голосе воскликнул премьер-министр, – женихи приехали!
–    Их что, двое? – удивлённо спросил король.
–    Да нет же,  – простонал премьер-министр, – Их там много.
–    Ну, это совсем худо, –  опечалился король.  –  Опять к моему обеду мне аппетит испортят.  А не принять их мы согласно этикету тоже не можем.  Ну, что ж зовите принцессу. Как говорится – «шов маст гов он».
     И закрутилась карусель.
     К вечеру у Первого палача уже руки не в состоянии были топор поднять.  А Принцесочка с лица вся позеленела-пожелтела.  Только нос налился какой-то неестественной красно-фиолетовой синевой, как у заядлого пьяницы после двух литров портвейна.
     К ночи дворец, а затем и город, затихли в судорожном сне.

11.  Новые приключения Ивана-царевича

     Итак, Иван-царевич твёрдо решил поучаствовать в «шову» под, в данном случае скорбным, названьем – сватанье.  А, поскольку он был парнем начитанным и благоразумным, то решил не лезть сразу на рожон, а подготовиться, и явиться ко дворцу короля на следующее утро.
    Весь день со стороны королевского дворца раздавались крики, вопли, стоны и всхлипывания, как во время футбольного матча «Бавария-Барселона».  Вот только там не голы забивали, а колья в женихов-неудачников.  И самое интересное, что делалось это совершенно на добровольных началах.  Ну, спрашивается, кто принуждал этих принцев да виконтов ехать свататься за эту стерву-принцессу?
Мне кажется, что это всё было от жадности – уж очень им хотелось отхватить полкоролевства.
     Проснулся наш Иван-царевич ни свет, ни заря, потому что окна в его «нумере» были завешены плотными шторами.  Иван-царевич сразу же пошёл облеваться – уж очень они вчера со служкой рванули молодого винца под названьем «Бодолей».
     Справившись с «хворью» Иван-царевич облился холодной водой из кадки, что стояла у крыльца чёрного входа корчмы, и с удивительной ясностью понял, что он пойдёт на «шову», и даже знает, что он там сделает.  Всё-таки Иван-царевич был не просто молодец хоть куда, хоть сюда, но ещё и богатырь.
     Позвал тогда Иван-царевич того вчерашнего бойкого служку на помощь.  Как говорится, лучше плохой вчерашний друг, чем поутру сто новых подруг.
     Приоделся Иван-царевич словно князь, и попросил служку привести его любимого коня Сивку-Бурку.
     Сделал это служка, а на прощание дал Ивану-царевичу маленький туесок, но с условием, что он его раскроет в самый плохой момент из его биографии.  Перекрестил его служка, и  хлопнул по крупу его Сивки.  Сивка от такого непристойного поведения встрепетнулся, и  мелкой рысцой двинул к воротам из корчмы.
     Иван-царевич невольно обернулся, и увидел, что все служители корчмы и её постояльцы стоят рядком, в шеренгах, и со снятыми шапками на головах.
« Ах, жизнь – это потеха,  –  подумал Иван-царевич,  – как говорил один известный анархист».

     Чем ближе подъезжал Иван-царевич ко дворцу, тем более плотный становился людской поток, который двигался к распахнутым воротам дворца.  Поскольку Иван-царевич ехал на коне, его все пропускали и сторонились, а вслед  летел шепот: « Ещё один!!!!!!!».
     Когда Иван-царевич подъехал к воротам дворца, один из стражников довольно-таки грубо схватив за хомут его коня, спросил:
–  Ты, что, царевич?
–  Я-то царевич, а ты вша поганая, – ответил Иван-Царевич, и приложился со всей силы по его плечу ножнами от Меча-кладенца.
     Стражник сразу застрадал болью,  которая позже была названа – остеохондроз шейных позвонков.  А к Ивану-царевичу сразу же бросились несколько человек в воинских доспехах.
       Но, не добежав до Ивана-царевича, они были остановлены резким, властным окриком.   Сей грозный глас принадлежал высокому и худому, как жердина, человеку, с абсолютно плешивой головой, на которой по какому-то недоразумению ещё остались три рыжих волосины.
 –  Ты что-ль царевичем будешь, – угодливым голосом спросил он Ивана-царевича.
–  Да, я царевич, из три-семнадцатого царства, – ответил Иван-царевич.
–  Так ты свататься приехал?
–  Ну, это как получится, – многозначительно ответил Иван-царевич, поглаживая эфес меча-кладенца.
   Его ответ явно не понравился «плешивому», но, тем не менее, он расплылся в радушной улыбке, и сказал:
–   Ну, тогда милости просим на наше «шову».  Надеюсь, с порядками нашими ты уже ознакомился.
    Иван-царевич молча кивнул головой, и тронул коня.
    За его спиной какая-то молодая женщина всхлипнула:
–  Такой молодой, и красивы-ы-ы-ы-й.  И-и-и-х!

      Проехав через дворцовые ворота, Иван-царевич въехал на площадь, мощённую брустчатым кирпичом,  и был ни мало удивлён тем, что там творилось.
В самом конце прямоугольного внутреннего двора, посередине, на мраморном постаменте, возвышался трон  три-четвёртого короля.  Справа от него, то есть слева от Ивана-царевича, возвышался помост,  с плахой, рядом с которой очень грустный палач натачивал лезвие своего страшного массивного топора.
     Слева от трона, то есть справа от Ивана-царевича, размещался ещё один помост, на котором, за университетской кафедрой размещался человек, головной убор которого должен был говорить о том, что он самый умный, который должен был оценивать правильность ответов.
     А вот впереди всех около простой ученической парты стояла Принцесса, уже готовая задавать свои каверзные вопросы.
    А перед ней, с правой стороны от Ивана-царевича, стояли три претендента на трон и руку принцессы.
–   Ты тоже из принцев будешь? – спросил Ивана-царевича король.
–   Нет,  – ответил Иван-царевич, – я царевич, из три-семнадцатого царства.
–   Да, что ты говоришь? – всплеснул руками король, уже более заинтересованно разглядывая претендента в зятья. –  Ну, тогда становись в очередь, четвёртым будешь.
     Иван-царевич присоединился к группе принцев, но при этом с коня он не  стал слазить – мало ли что.
     Внезапно откуда-то появившийся глашатый завопил злорадным голосом, как резаный поросёнок:
 –  Ну, блин, приготовтись!  Согласно регламента, каждый претендент на руку принцессы сначала должен огласить своё приветствие, в котором он должен представиться.  После чего ему будут заданы вопросы, до трёх включительно.
 В случае неправильного ответа на вопрос соискатель невесты подлежит казни!  Согласно воле нашего короля, милость которого не знает границ, с сегодняшнего «шову» каждый жених может сам выбрать способ, по которому он примет свою смерть.  Как говорится – за базар надо отвечать.
    Пока глашатай распинался с помоста, Иван-царевич получше разглядел принцессу.  Надо сказать, он не нашёл в ней ничего сногсшибательного.  Поставь её рядом с любой крестьянской девушкой, и чёрта с два, догадаешься ху из ху.  Единственно, только по рукам, не знающим мозолей от работы, можно было разгадать в ней не простую крестьянку, а барыню.

    Король взмахнул платком, и глашатай зловещим голосом радостно проорал:
–   Начинаем наше представленье!  Принцы, вы, какого званья, рода,
засланцы чьего народа?
     Первым вступил в борьбу за обладание принцессой черноволосый принц, лет тридцати с гаком.  Правда, определить размер этого «гака» было довольно сложно.
–    Я Альберто-королевич с Италийских берегов. У меня землицы много,
много также и коров.  Виноград, томат, оливы – всё приносит мне доход.
Получаю дивиденды не плохие каждый год.   
     Принцесса (обращаясь в толпу, и указывая на жениха):
–   Да, мне кажется, что он
В математике силён.
        ( обращаясь к принцу):    
Расскажи как по закону
Сколько литров влезет в тонну?

     Первый принц (заносчиво):
–   В институте не учился,
Только знаю наперёд,
Меряют объём в галлонах,
Если повар мой не врёт.
    Принцесса:
–   Что ж, ответ достоен двойки,
Есть работа палачу,
За невежу-иностранца,
Замуж выйти не хочу.

    Помощник палача подбежал к первому жениху с бейсбольной битой, и потащил жертву поближе к плахе.

     Второй жених выступает вперёд с самодовольной улыбкой победителя:
–   В медучилище три года
Обученье проходил,
Хоть я княжеского рода,
Но про литры не забыл.
     Я родился возле Кёльна,
Что в германской стороне,
И прославился я сильно
На египетской войне.
     Ну а род мой древний знатный,
Будет очень мне приятно,
Если дочка короля,
Выйдет замуж за меня

     А принцесса в ответ:
–   Что же, господин зазнайка,
Ну-ка, быстро угадай-ка,
Что нам делать, как нам быть,
Кровь из носа прекратить?

    Второй жених важно отвечает:
–   Сей вопрос очень простой,
Будет мой ответ такой,
Надо быстро и проворно
Наложить вам жгут на горло.

     Принцесса со злорадной радостью сообщает ему:
–   Неожиданный ответ,
Это ж сколько надо лет
Анатомию учить,
Чтоб всех разом удавить?
Я ему совсем не пара,
Мне  такой не нужен даром.
    
     Так «созрел» второй клиент для «шову».



     Тут тихонько выползает третий жених:
 –  Я японский микадо,
Кунг-фу знаю и дзюдо.
Я в принцессочку влюбился,
Будто мака обкурился.
   Я готов ей не перечить -
На любой вопрос ответить.
Ей открыть готов казну,
Коль пойдёт в мою фанзу.

   А принцесса продолжает своё издевательство:   
–    Ишь, какой парнишка льстивый,
Насквозь фразы его лживы,
Ну а глазки – словно щёлки,
От него не будет толка. 
    Мне не надо иноземцев
Итальянцев, негров, немцев,
Я, как это вам не странно
Выйду замуж за Ивана.

     Вот и третьего бедолагу потащили к палачу.  И пришёл черёд держать ответ Ивану-царевичу.   
     Принцесса обратилась к Ивану-царевичу:
–   Ну, Иван-царевич, здравствуй, чем ты можешь тут похвастать.
     А Иван-царевич отвечает:
–   Я в стихах не сильный дока, ведь от рифм одна морока.  Об одном хочу просить – эту тройку не казнить, не пытать и не калечить – на загадки я отвечу.
–  Чёрт с тобой, – сказал король,  – не ответишь – будешь мой.
    А принцесса уже была готова вопросы задавать.  Она глубоко задумалась, потом спросила:
–   Видишь, около стенки замка стоит телега, гружённая мешками с горохом?
Сколько горошин во всех мешках?
     Иван-царевич задумался, почесал темечко острым концом копья.  Потом он подъехал к телеге, и потыкал в мешки тупым концом копья.
–    Здесь находится триста тысяч пятьсот восемьдесят одна горошина, и плюс ещё одна половинка горошины, – ответил Иван-царевич.
     Принцесса так и обомлела:
–   А ты докажи!
–   А ты их сосчитай!!!
    Принцесса посмотрела на «наимудрейшего», но тот только пожал плечами.
Принцесса так и обомлела.
–   Хорошо, – говорит она злорадно, – попробуй-ка со вторым заданием справиться.   Сколько звёзд на небе?
     А Иван-царевич отвечает ей:
–   Да столько же что в тех мешках целых горошин, только без половинки.
–   Чем докажешь? – взвилась принцесса.
–   А ты сосчитай, – вполне ехидно ответил Иван-царевич.
     Толпа на площади стала веселиться.  Видать «шову» было вполне «маст гов он».
     «Наимудрейший» закатил глаза к небу, и начал молиться.  А у принцессы случился лёгкий обморок.
     И тогда принцесса из-под парты достала что-то напоминающее блюдечко с голубой каёмочкой.  Примерно такое же было у Сиреневой Бабы-Яги, только по нему золотое яблочко каталось, а на этом, как ни странно, яблочка не было.  Заглянула принцесса в своё блюдечко, и стала что-то нашёптывать.  Видать советовалась со своим друганом Интернетом.  А через некоторое время задала последний, или крайний, в зависимости от ответа, вопрос:
–   А скажи-ка Иван-царевич, с какой скоростью будет с плахи падать твоя голова, когда её отрубят?
    Народ на площади в ужасе замолк.  Просто народ не знал, что Иван-царевич читал умные книги, как например: «Физика», «Химия», «Психиатрия» и так далее.
     А Иван-царевич начал свой ответ:
–   Поскольку мы находимся в средней полосе, то ускорение свободного падение моей головы будет равно 9,81м/с2.  А при расчётах обычно принимают 10м/с2.
     Принцесса рухнула без чувств, при этом пребольно ударившись головой о крышку парты.
     А Иван-царевич возьми, да скажи королю всю правду, что он думает про это «шову»:
–   Не надо мне такая стервь-жена.  Пользуйтесь ею сами.
     Король аж завизжал от изумления и гнева:
–   Стража, взять его!
     Да не тут-то было!  Выхватил Иван-царевич свой меч-кладенец, и давай им вертеть да махать.  А надо заметить, что Иван-царевич в своё время занимался фехтованием в спортивном клубе под названием «Спорт Так».  И пользовался славой большого мастера.  Видя такой оборот дела, стража не очень-то напирала.
А к этому времени пока внимание всех было занято препирательством принцессы и Иван-царевича, три горе-жениха потихонечку растворились в толпе, и бегом вдоль замковой стеночке к воротам городским.
     Ну а Иван-царевич, видя, что спасать уже некого, и ему такой хоккей не нужен, развернул своего Сивку, и напролом через толпу.
     А народу тоже видать «такой хоккей» уже давно осточертел, и толпа сомкнулась за Сивкой, перекрывая дорогу страже.

12.   Герцог Тухедский

     Трипятнадцатое герцогство прославилось своим местным экзотическим колоритом.  А заключался этот колорит в правителе этой страны. 
    Правил ею герцог Тухедский, что в переводе с английского означает – двухголовый.  Он и на самом деле был двухголовым, в том смысле, что у него было две головы.  Туловище было одно, а вот головы, как ни странно, было две.
Что-то наподобие сиамского близнеца.
     Трипятнадцатое герцогство находилось как раз рядышком с тритринадцатым государством, где на  своих урановых копях жил папаша Змея Гаврилыча – Гаврила Никитич.  И вот мать герцога Тухедского как-то раз и похитил Змей Гаврила Никитич.  В общем, он её не по злобе похитил, а для пользы дела.  Он как раз в ту пору вёл переговоры о сдаче в аренду этих чёртовых урановых копей с заокеанским миллиардером Брымовичем.  Ну и за одним из ужинов, после обсуждения условий сделки, его заокеанскому партнёру захотелось чего-нибудь этакого.  Ну, вот Змей Никитич ему «этакое» и соорудил, хотя сам, по правде сказать, такими вещами особо не баловался.
     Герцогиня пробыла у него несколько дней.  Сделка была подписана, Брымович укатил к себе за три-сороковой океан, а герцогиню отправили домой.  Но видать ей что-то пришлось по душе в змеином логове, потому что, как сказывали сведущие люди, она ещё неоднократно бегала туда.
     И вот через некоторое время у неё родился хорошенький мальчик.  Одна беда – был он двухголовый.  В народе пошёл шепот: «Сбылось предсказание!»  А дело в том, что гербом этого герцогства исстари был двухглавый орёл.  Кто придумал этот герб уже никто и не упомнит, однако все всегда удивлялись, откуда такое чудище на гербе появилось.  И вот на тебе, здрасьте, приплыли!
     Как увидел герцог сына, так и повалился в обморок.  Неделю лежал он на кровати лицом к стене, ни с кем не разговаривая.  А когда встал он с неё – оказалось, что он лишился дара речи.   Погоревал так герцог год-другой, да и почил в бозе. 
     Мамаша долго не страдала – такой уж женщины народ.  «Я не стара ещё, – сказала, – мне на фиг нужен сей урод».  И в один из дней она улетела на пролетающем мимо Змее-Горыныче на ПМЖ к Брымовичу.
     Ну, а что Тухедский?   Делать нечего, надо как-то жить.  Пока был он маленьким, за него дядья правили.  А потом он подрос, а дядьки состарились, и стал Тухедский править, как ему разум подсказывал.  Вот одна только была заковыка – разум-то у него был двухстандартный.  Ну, никак две головы в согласие прийти не могли.  Это примерно, как одна голова водку хлещет, а вторая похмельем мучается.  Вот и так с двухглавым  руководством.  Сегодня один указ издаётся, а назавтра другой – полная ему противоположность.  Народ, сначала в смущении был – какой указ выполнять наисрочнейшим образом.  А потом и народ сам запутался, и стал выполнять тот указ, который ему больше по душе, и который он больше понимал.  Так это и стало называться – «жить по понятиям».
     Впрочем герцог Тухедский был славным малым.  У него было всегда много гостей.  Он проводил пышные, красивые балы с заморскими гостями.  Вот только не понимал он до поры до времени, что съезжались к нему заморские гости не из любви к нему, не из чувства уважения, а так просто, чтобы посмотреть на чудо-юдо, тварь двухглавую.  А вот когда он понял это, то с его психологическим портретом произошли разительные перемены.  Он замкнулся в себе – повыгонял из замка почти всю обслугу, прекратил балы и приёмы, и заперся у себя в апартаментах, куда разрешил доступ только камердинеру, повару, и первому министру – карлику-негру, которого прозвали Черномордин. 
     Вот так и жили в этом трипятнадцатом герцогстве – государь сам по себе, а народу по барабану.
     Но, как говорится, время лечит.  Постепенно пришёл в себя герцог Тухедский от такого несправедливого и омерзительного отношения к себе, и увидел, что в его замке и людей практически не осталось никого.  Он ведь их сам разогнал.
     И стал тогда герцог Тухедский потихоньку набирать себе челядь.  Сначала на кухне появился одноглазый повар.  Потом у замковых ворот на охрану заступили однорукие стражники, а в замковых покоях засеменили одноногие лакеи. 
     Эта странность не укрылась от бдительного глаза общественности.
    А дальше – больше.  Как-то само собой получилось, что около замка нашли себе приют коты с переломанными лапами и слезящимися, гнойными глазами, собаки с отрубленными хвостами, а на близлежащих деревьях стали селиться птицы с переломанными крыльями.
     В народе пошёл слушок о том, что по ночам над замком летают драконы, а если подойти поближе, то можно услышать из-за плотно  закрытых ворот тихий, но очень жуткий и проникновенный вой.  От всех этих непонятностей у народа распространилась болезнь под названием «нервный тик», которая выражалась в подергивании глазного века, от чего казалось, что тебе человек постоянно подмигивает, либо в судорожном дёрганье рукой, от чего казалось, что твой собеседник собирается засветить тебе кулаком в лоб.  Поэтому жители близлежащих государств разделили жителей герцогства  на две категории, и прозвали первых «мигунами», а вторых «дрыгунами».  Но это ещё полбеды.  Через некоторое время «мигуны» и «дрыгуны» стали сторониться друг друга.  Дошло дело до того, что «мигунша» не могла выйти замуж за «дрыгуна», исходя из чисто кастовой принадлежности, и соответственно наоборот.   На этой почве даже разразилась межклановая война между уважаемыми семействами Мигунетти и Дрыгунетти.
     Постепенно и город разделился на две части.  В одной проживали исключительно «мигуны», а во второй «дрыгуны». 
     Но хошь не хошь, а  законы экономики действуют и в сказочных царствах-государствах.  Поэтому для общения этих вдруг вновь возникших диаспор нужны были посредники.   И они объявились тут как тут.  Их прозвали «тутейшие».  Они проживали на нейтральной территории между районами поселения «мигунов» и «дрыгунов».   Они проводили через себя все торговые операции.  Более того – они наладили связь и с замком.  Ведь туда надо было доставлять провиант.  Правда у «тутейших» тоже была странная особенность – они постоянно почёсывали затылок, как будто были вечно озабочены решением какой-то сложной математической задачи.   Поэтому их стали прозывать «вечно тутейшие».

13.  «Графинюшка»

     А вот в тривосемнадцатом графстве правила женщина.   Как ни странно это бывает редко, но всегда правление женщин имеет своеобразный политический привкус.
     Собственно говоря, правительницей она стала вследствие своей вдовости, хотя ей не было и тридцати пяти лет отроду.
    Старый граф, её муж, был на редкость ленивым, и тяжёлым на подъём человеком.  Другие графья шли в рыцари, дрались с драконами, ходили в боевые походы.  По-крайности, заседали на большой дороге, и грабили всяк встречного и поперечного.  А этот пентюх пентюхом. Сидел в светлице около стрельчатого окошка, и строчил романы про любовь.  А вот даже самой-то любовью ему было лень заняться.  Другие царственные особы за своей избранницей ехали за тридевятые моря, за тридесятые горы.  А этот выбрал из кухарок одну, которая помоложе да посмазливее, сказал ей: «Ты будешь моей графиней Тобольской!», и всё – точка на этом.  Вот вам и генеалогическое древо.  Да это не древо, а обрубок какой-то, или что там остаётся от ампутации, или этого, как его там?  Ну, да ладно чёрт с ним.
     А этой Глаше, так в миру звали сию девицу, хоть бы хны.   Поначалу она как-то ещё смущалась, а потом вошла во вкус своей роли, и разухарилась.  Муженёк то целыми днями в башенке сидит, тоскует, глядя вдаль на дорогу.  И потихоньку все дела она под себя и прибрала.   А потом граф вдруг взял и скоропостижно заболел, с летальным исходом от ипохондрии.
     Вот так и стала «Графинюшка» единовластным хозяином в том графстве. Кстати, я же не рассказал, почему её прозвали «Графинюшка».   А прозвал её народ так за то, что она ежедневно выпивала не менее двухлитрового графина портвейна.   Ещё только проснувшись, она орала прислуге: «А подать мне графин!»    Вот так и стала она «Графинюшка».
     А «графинюшка» похоть свою так и не обуздала, да и с наследниками проблема.  Вот тут она была принципиальной: «Среди моих наследников не может быть кухаркиных сыновей и дочек».   Не больше, и не меньше.
    Похоже, что мания величия вспенилась в её мозгах под горло её самого любимого графина.
    Окружила она себя верными слугами, которым не чужды были аморальные инстинкты.  Набор в эту, скажем так, свору приближённых производился следующим образом.  Тот, кто выпивал за один присест графин портвейна, становился особо приближённым к графинюшке сотрудником секретной службы. Правда, в народе этих секретных сотрудников знали наперечёт, и за особые «таланты» прозвали их «графинистами».
      И вот стала «графинюшка» таскать всяк проезжих красных хлопцев к себе в замок.   То есть, мы имеем вариант царевича-Фёдора, только наоборот.
     Да, жизнь – это спираль, но иногда витки переплетаются.
     Ну, так вот,  правила в том тривосемнадцатом графстве были, прямо скажем, нецивилизованные.  Если въезжал в пределы графства красивый молодец, не важно – богатый ли, бедный, но самое главное, чтобы на коне, за ним сразу устремлялись «графинюшкины» «графинисты».  А почему на коне?  Считалось там тогда, что конь – это принадлежность к благородному семейству.
     И вот, как-то, доложили   Глаше-«графинюшке», что в одной деревенской корчме на расстоянии не больше трёх вёрст, появился «аппетитный» юноша, с белым конём, который присел там пообедать.
    Как, вы понимаете,  это был Иван-царевич.  Он до того заморился дорогой, что единственным его желанием было, скушать половинку корочки чёрного хлеба, второй половинкой покормить коня, и завалиться спать.
    Так и получилось.  После первого глотка «доброго» вина Иван-царевич даже не смог половинку корочки чёрного хлеба до рта донести, как сон богатырский сморил его, и смежил его очи.   

     «Что-то непонятно где я? – подумал Иван-царевич, прислушиваясь к своим новым ощущениям. – Почему я нечего не вижу, хотя пытаюсь открыть глаза? 
А-а-а-а-!  ослепили демоны.   Но, голоса, голоса-то я слышу!  Значит я живой!!!»
     И вот тут-то сомнения Ивана-царевича рассеялись, потому что с его глаз сняли чёрную повязку, и его мнимая – слепота оказалась игрой воображения.
     Да лучше бы он оставался слепым!  Он лежал на грубом деревянном топчане, в мрачноватой каморке, больше похожей на тюремный каземат, а перед ним стояла «Графинюшка».
     Это она считала, что ей было 32 года.  На вид она выглядела как старая, покрытая плесенью ольховая бочка, из которой стало течь внутреннее содержимое.
    «Ну, вот и попал я в сказочку, – с грустью подумал Иван-царевич, и внутренне стал готовиться к роли поросёнка на столе.
     Но он ошибся.  Ему была уготована другая роль, для него более страшная.
     Он должен был стать её « второй половинкой».
    «Первая половинка» хихикнула, и сказала: «Ну, ты, погоди, я душ приму».  И ушла.
    Как вы думаете, о чём думал в  эту минуту, скорбную Иван-царевич?  О коне своём – Сивке, да о бурке, которая волшебная, и осталась  на Сивке, и которая сможет ему помочь, по-крайности.
    Всё время Ивана-царевича не покидала мысль, как отсюда сбежать.
    А тут ворвались в каморку крепкий слуги-«графинисты», подхватили Ивана-царевича под руки, и поволокли коридорами, да через разные комнаты.  Так добрались они до одной комнаты, дверь в которую была приоткрыта.  Слуги втолкнули Ивана-царевича в эту комнату, и с силой захлопнули дверь снаружи.
    Иван-царевич оказался в небольшом зале, посередине которого стоял довольно неплохо накрытый снедью стол.
    От дальней стороны зала к нему бросилась принаряженная «Графинюшка».
    Она подбежала к нему, схватила за руку, и зашептала ему жарким шепотом:
–  Ну, давайте, давайте знакомиться!
     Она ещё крепче сжала его руку, и с силой поволокла в дальний угол комнаты, где виднелась приоткрытая дверь.  По пути она, проходя мимо стола, умудрилась быстренько «шлёпнуть» фужер портвейна.  При этом, она даже не сделала попытки предложить  Ивану-царевичу то же самое.
    Короче,  кто в доме хозяин – тот «мальчика» и танцует.
    Тем временем «Графинюшка» дотащила упиравшегося Ивана-царевича до комнаты, которая, естественно, оказалась спальней, втолкнула его туда, и одной рукой, не оборачиваясь назад, захлопнула дверь, и закрыла её на ключ.  Судя по скорости произошедшего, и завидного автоматизма движений, сей процесс был хорошо отрепетирован.
     Иван-царевич до того был смущён, что даже поначалу не нашёл в себе сил на сопротивление.  Но, попав в спальню, он понял, что влип по-серьёзному, и с ним церемониться не будут. 
    Над широченной кроватью был натянут баннер: «Не будь горд ты – снимай порты!»
–   Ну, что?  Споймался, голубчик? – радостно воскликнула «Графинюшка», и сладострастно облизнулась.
    На душе у Ивана-царевича стало тоскливо-тоскливо. Сразу на память пришли крепкие «графинюшкины» служки. 
   «Не, надо отсюда линять, в смысле, бежать, – подумал Иван-Царевич. –  Но как?  На окнах решетки покруче чем в замке Иф у графа Де Монте-Кристо».
    И тут его осенило – надо воспользоваться естественными слабостями противника.
–  А не испить ли нам винца?  –  томным голосом произнёс Иван-царевич, в надежде на то, что «Графинюшка» пойдёт в зал за вином, и у него появится возможность выскользнуть из ловушки.
–  Отнюдь, – не менее томно ответила «Графинюшка», подошла к боковой стенке комнаты.
    И вот тут-то Ивана-царевича ждало разочарование.  «Графинюшка» нажала на какую-то кнопку в стене, стенка разъехалась на две половинки, и взору Ивана-царевича предстал домашний бар.  Да что там  бар – барище!  От потолка до пола в стенке были встроены полки, на которых как солдаты на параде стояли разнокалиберные бутылки.  Это было последнее изобретение «Графинюшки», чтобы по утру ускорить процесс опохмела, не дожидаясь нерасторопных слуг.
    Таким образом, вопрос «Пить, или не пить?» перед Иваном-царевичем уже не стоял.  Вопрос был в другом – как пить, чтобы «Графинюшку» споить, да самому трезвому остаться, да и удрать потом из этого чёртова логова.
     И так – понеслось!
 –  Ну, за знакомство! – произнёс Иван-царевич, поднимая первый фужер, в который он предусмотрительно налил «сухенькое».
    «Графинюшка» лихо опрокинула фужер с «Портвейн № 15», и  выжидательно уставилась на Ивана-царевича.  Пришлось ему выпить до дна.
–   Ну, после первой, по нашей, иноземной традиции, не закусывают, – авторитетно сказал Иван-царевич, вновь наполняя бокалы.
     «Графинюшка» одобрительно кивнула.
« А ты, мать, уже чуть-чуть поплыла, –  подумал Иван-царевич.  В том кабачке, где он остановился на ночлег, один из посетителей намекал ему на любимое хобби графини.  –  Ну, что ж, этим надо воспользоваться, а там как карта ляжет!»
    После второй Иван-царевич и «Графинюшка» решили закусить курочкой-гриль.  Иван-царевич давно не ел, поэтому эта представительница пернатых пришлась ему особенно по вкусу.
–   А вот говорят, Графиня, но, по-моему, так врут,  графиня, что вы можете легко выпить графин портвейна, – обгладывая ножку, спросил Иван-царевич.
–   Не вижу препятствий,  – хвастливо заявила «Графинюшка».
–   И всё-таки, графин – это слишком много, –  с сомнением произнёс Иван-царевич.
–  Щщас!  Учись, юноша,  –  сказала «Графинюшка»,  и слегка качнувшись, поднялась с прикроватной банкетки.
    Затем она из стенки-бара достала бутылку ёмкостью никак не меньше 0,7 литра, легко скрутила ей горло, и опрокинула бутылку прямо в рот.  Ровно через 28 секунд бутылка была пуста.
–  Ну, как? –  хвастливо спросила «Гафинюшка» отбрасывая бутылку прямо на пол.
–   Я в восторге, восхищён, слов нет! – источал восхищение Иван-царевич. – В нашем царстве я такого сроду не видывал.  Ну, ладно, ещё на посошок, и в кроватку! 
    С этими словами он наполнил два бокала, и один протянул «Графинюшке».  Безвольно мотнув головой, она взяла бокал в руку, и залпом выпила его.  С последним глотком портвейна пальцы её руки разжались, бокал упал на ковёр, а сама «Графинюшка» рухнула на кровать.  Всё, Иван-царевич добился выполнения первого этапа своего побега.  Надо только подождать, чтобы она покрепче заснула.
     А теперь Ивану-царевичу предстояло придумать план побега. Сложность состояла в том, что он ничего не видел и не помнил, поэтому совершенно не представлял планировку замка, а также в какой стороне находится корчма из которой его похитили.
     Он вышел в соседний зал, где стоял накрытый яствами стол.  Из-за дальней запертой двери раздавались женские вопли и молодецкие  уханья «графинистов». Видно там шёл отрыв по полной.
      Иван-царевич взял со стола бутерброд с копчёностями, и задумчиво пожёвывая его, подошёл к окну.  Да-с, на окнах решёток не было.  Иван-царевич попробовал его открыть, но у него ничего не получилось.  Иван-царевич подошёл ко второму окну, и что было силы дёрнул створку окна. Но она даже не шелохнулось.  Применение силы к третьему окну тоже дало отрицательный результат.  И вот, наконец-то, четвёртое окно, с трудом, но распахнулось.  Итак, путь на свободу был открыт.  Вот только отсутствовала лестница.  А надо сказать, что находился он на третьем этаже замка, отнюдь не «хрущёвки» с потолком в 2 метра 70 сантиметров. Здесь потолки были под четыре метра, плюс цокольный этаж.  Так что до земли было метров 11, а Ивану-царевичу очень не хотелось ломать ноги о брусчатку замкового двора.
    Но сообразительностью Ивана-царевича природа не обделила, к тому же в детстве он много читал приключенческих романов, где благородные герои спасались бегством из разных темниц и узилищ.  А поскольку «графинисты» ещё не угомонились, у него было время, чтобы из штор и простыней соорудить некое подобие каната для спуска.  Пока Иван-царевич мастерил себе канат, шум за дверью зала стих.  На башенных часа пробило два часа. 
    Он закрепил канат, и выбросил свободный конец окно.  Перед тем, как начать спуск, он взял из спальни наволочку и натоптал туда еды со стола – неизвестно, когда и где ему придётся кушать в следующий раз.
    Спуск прошёл удачно.  Замок спал мёртвым сном.  В тусклом свете полумесяца Иван-царевич разглядел ворота, и направился к ним.  Привратник, как и можно было предположить, дрых, изрядно приняв перед сном  на грудь.  Иван-царевич на всякий случай тряханул его за плечо.  Привратник промычал что-то невнятно, и приоткрыл глаза.  Иван-царевич тут же вставил ему в рот горлышко бутылки с портвейном №15.  Привратник интенсивно стал отглатывать портвейн, как младенец материнское молоко, и через некоторое время выпал в осадок окончательно.  Теперь уже ничто не мешало Ивану-царевичу обшарить карманы привратника.  И ключ, конечно же, нашёлся.  Им Иван-царевич и открыл небольшую дверцу в воротах.  Он вышел на волю, запер за собой тщательно дверь, а ключ оставил в замочной скважине с обратной стороны.
    Теперь надо было сориентироваться куда идти. Иван-царевич помнил, что когда он подъезжал к корчме, то обратил внимание на замок на взгорке неподалёку от селения.  А поскольку от замка шла только одна дорога, то он решил по ней и идти, авось, выведет в нужное место.
    И вот в призрачном лунном свете он увидел очертания городской ратуши.  Иван-царевич ускорил шаг.  А вот и корчма.  Не долго думая, Иван-царевич подобрал первый, попавшийся под руку булыжник, и стал им молотить в дверь.
–  Кто там, – раздался сонный голос со второго этажа.
–  Свои! – рявкнул Иван-царевич.
–  Приходи утром, добрый путник.  Сейчас здесь все спят.
–  Ну, ничего, щчас вы у меня польку-бабочку будете плясать, – пригрозил Иван-царевич, и начал деловито ломать дверь подручными средствами.
    Через некоторое время за дверью послышались шаги, после чего дверь распахнулась.  На пороге стоял недовольный, заспанный хозяин, а за ним с канделябром в одной руке, и с кочергой в другой, стоял слуга.
     Не долго думая, Иван-царевич двинул хозяину в ухо, после чего он принял горизонтальное положение.  Слуга было двинулся навстречу Ивану-царевичу, но тот подбросил в руке увесистый булыжник, и у слуги пропало желание двигаться дальше.
–   А ну, канальи, живо подать мне моего коня и мои вещи! –  закричал Иван-царевич.
–  Так вашего коня «графинисты» хотели поймать, но тот им не дался, и убежал, –  плаксиво ответил хозяин.
    Слуга утвердительно закивал головой.
–  Хорошо, допустим.  А деньги где мои и вещи?
–  Так деньги они тоже забрали,  – встрял в разговор слуга. –  А вот вещи в Вашей комнате до сих пор лежат.
    По его хитрой физиономии было видно, что он врёт насчёт денег, но и вряд ли сознается, кто их хапнул.
    И тут со второго этажа спустилась женщина, судя по всему жена этого корчмаря.  Она и рассказала ему всю правду про Сивку:
–   Хоть и муж он иногда, но скажу тебе я правду Иван-царевич.  Не одолели «графинисты» твоего коня, а одного он своими копытами чуть до смерти не прибил.  И сбежал он от всех со всем, что было приторочено к его седлу.
     А корчмарь и служка её словам яростно поддакивали, служка, гад, из-за спины своей хозяйке грозил ей кулаком.
–  Ладно, – со вздохом сказал Иван-царевич, – давайте вещи.  А ещё взамен моего коня я у вас одного реквизирую.
    Слуга кинулся наверх в комнату за вещами, а хозяин заныл:
–  Так нет у нас ни коней, ни лошадей – не держим.  Только вот пару осликов для хозяйственных нужд.
–  Чёрт с тобой, старая каналья, – ответил Иван-царевич. – Возьму я одного вашего ослика. Но помни, я ещё сюда вернусь, за конём.
   Тут прибежал слуга, и принёс вещи Ивана-царевича.  Хорошо, что бурка уцелела, а то на дворе было довольно прохладно.
     Погрузил Иван-царевич свой нехитрый скарб на ослика, и двинулся в путь.  Чтобы запутать будущую погоню, а что она будет Иван-царевич не сомневался, он сначала двинулся в сторону графского замка, а затем на развилке свернул на правую дорогу.  Так он по ней ехал, пока не рассветлело.  Затем он свернул в лес, нашёл хорошее сухое местечко вод липой, привязал к ней ослика, а сам прилёг отдохнуть.
    «Графинюшка» проснулась, когда солнце было уже высоко.  Не увидев рядом с собой Ивана-царевича, она рассвирепела.  И в погоню, она послала своих «графинистов». А толку что.  Она даже не знала ни имени, ни вообще кто такой был этот молодой человек.
    «Графинисты» рванули в погоню по всем возможным направлениям, каковых было три.  Самая большая группа направилась в корчму, где хозяин подтвердил, что ночью у него был Иван-царевич, который тут же уехал туда, откуда приехал.
Самая меньшая группа поехала по той же дороге, что и Иван-царевич.  Так они доехали до границы трипятого шевальета, никого по дороге не встретили, а границу пересекать не решились. Хоть и маленький этот шевальет, но мало ли на какие неприятности можно нарваться в чужом государстве. Тем более, что они были наслышаны про какое-то странное трио, то ли нечисть, то ли людей, которые бандитствовали на дорогах трипятого шевальета. Так они ни с чем и вернулись.
     А Иван-царевич, отдыхая под липой, слышал, как дороге промчались конники сначала в одну сторону, а потом назад.
    «Вот и чудненько, – подумал он. – Это явно по мою душу».
    Уже за полдень, когда солнце стало опускаться за горизонт, Иван-царевич вышел с осликом на дорогу.  И очень скоро он достиг границы трипятого шевальета.
     Притомился Иван-царевич, и решил присесть на кочке мха.   
«Ну, что – горе не меряно.  Главное, Сивку потерял, – подумал Иван-царевич.
     И, вдруг его осенило, ведь как-то его батюшка царь говорил ему про заветные слова.  И тут вспомнил их в силу того, что он обращался к точным наукам, и имел хорошую память.  И вскричал он:
–    Сивка с буркой, вещая Каурка, встань передо мной, как лист перед травой.
     И, вдруг налетел ветер, как смерч, где-то недалеко раздалось цоканье копыт. Через прогалы в листве увидел Иван-царевич какое-то светлое пятно, и двинул в ту сторону через жуткую двухметровую заросль крапивы, таща за собой ослика.
     И вот, тот сладостный момент, когда Иван-царевич увидел Сивку.
–   Сивка, родной мой, как ты мог меня найти?  –  воскликнул Иван-царевич.
     Сивка отвечал ему бурной радостью в виде ржанья.
     Но, самое главное, что в притороченных к седлу и бокам Сивки оказались самые необходимые вещи: меч-кладенец, туесок с продуктами, а также немного денежки, которую почему-то принимали во всех царствах, королевствах, графствах, баронетствах, маркизатов, республик и прочих шевальетов этой сказочной страны.
     Друзья мои, вы же понимаете, что это бывает только в сказках.  Это примерно как в лотерею «Спортлото» выиграть квартиру на Рублёвском шоссе.
     Вот и пересекли они втроём границу трипятого шевальета.  Иван-царевич думал, что ослик за ними не пойдёт.   А он чего-то увязался за ними – видно в корчме ему было нелегко жить.
     Так и пересекли они границу без визы и межграничной расстаможки.
     А ведь «меч-кладенец» надо было задекларировать, как холодное оружие и раритет – ну очень довольной давности.
14.  Иван-царевич в трипятом шевальете
    
     И вот Иван-царевич на Сивке, с натянутой на себя бурке, и с ослом за хвостом пересёк границу трипятого шевальета.
     Надо сказать, что граница  между тривосемнадцатым графством и трипятым шевальетом ничего интересного из себя не представляля.  Так, обычный столб, на котором были четыре таблички, на которых были написаны направления дороги к разным странам-государствам, в том числе: «Трипятый шевальет»,  «Тривосьмое панство», «Тривосемнадцатое графство» и «Болото».  Последняя надпись означало то, что у ДПС называется «Кирпич»,  то есть сюда пойдёшь – на бабки попадёшь.
     Совершенно естественно, что Иван-царевич выбрал трипятый шевальет.  Поскольку две последние надписи не сулили ему ничего хорошего.  Ну, а у народа  – он наслышался  про этих панов.
   Но, самых главным стимулом, по которому он выбрал эту дорогу, было то, что примерно за пятьсот локтей от этого пограничного столба находилась харчевня.   

     А Иван-царевич, и Сивка к этому времени очень проголодались.
    Эта двухэтажная харчевня имела достаточно необычный вид.  Она была расписана самым невероятным пёстрым образом.  На окнах и входной двери были резные наличники. Над входной дверью имелась вывеска с названием данного заведения, из которой значило, что данное заведение называется «Пивной бар «Теремок».
    На фронтоне был натянут банер – «Веселуха в натуре». По обе стороны от двери были приколочены рекламные щиты: «Суши от Петруши» и «Раки от Кардена». И всё это было диких, канареечных расцветок.
    Иван-царевич за время своего путешествия уже нагляделся всякой экзотики, поэтому вид этой харчевни его не насторожил.  Тем более что она имела вполне ухоженный вид.
     Когда Иван-царевич с Сивкой и осликом заехал во двор харчевни, к ним подбежал странного вида служка: с кожей зелёного цвета, с носом, который больше походил на свиное рыльце, и в зелёной шапочке с круглым тампончиком на голове, как у ирландских гномов.  Но даже это не насторожило Ивана-царевича, потому что чувство голода пересилило инстинкт самосохранения.
Единственное, что сделал Иван-царевич, помня приключения в корчме тривосемнадцатого графства, так забрал с собой меч-кладенец и две дорожные сумки.  Тем временем «зелёный человечек» повёл Сивку и ослика в конюшню.
     Внутри харчевня оказалась довольно опрятным помещением с дощатым полом, что выгодно отличало от других заведений такого типа с глиняным полом.
В харчевне стояло шесть столов на шесть-восемь человек.  Два стола размещались у окон.  За один из столов сидели два типа, которые резались в подкидного дурака.  В этих двоих молодцах легко узнавались Мишка-Картёжник и Соловей-разгильдяй.  Когда Иван-царевич зашёл в харчевню, они не проявили никакого интереса к его персоне. Слева от двери находилась русская печь, на полатях которой  дрыхнул огромный чёрный кот.  Во сне он вздрагивал, и по его шерсти пробегали искорки от статического электричества.  В печи горел огонь, что сразу располагало на этакую домашность харчевни.  Справа от двери располагалась барная стойка, за которой хозяйничал Пятачок, а в качестве официанта был
Вини-Пух. Справа же от двери имелась лестница, которая вела на второй этаж.
     Иван-царевич сел за первый столик слева, поближе к двери.  К нему сразу подскочил Вини-Пух, предлагая разные вкусные разности. Особенно он сильно рекламировал заморский напиток под названием «Кака-Колом».
     Иван-царевич заказал студень, большую миску русских щей со сметаной, котлету по-шевальетски с диковиной в те времена картошечкой. А вот на запивку он решил взять традиционный сбитень.
     Иван-царевич с голодухи ел очень быстро. И когда он уже доедал котлету, и собирался принять чуть-чуть сбитня, за его спиной раздалось какое-то треньканье.  Он повернулся к печи, и увидел Кота-Баюна, который сидел на полатях, свесив задние лапы. А в передних у него была балалайка, на которой он бренчал, и пел:  «На златой цепи сидел, И прохожим песни пел, А потом мой дуб спилили, Хвост с усами подпалили,  И теперь я сирота – Вот такая ерунда!»
     Увидев, что Иван-царевич обратил на него внимание, Кот-Баюн отложил балалайку, спрыгнул на мягкие лапы, подошёл к столу Ивана-царевича, и сел напротив.  К этому времени Иван-царевич уже отхлебнул сбитня.
     Кот-Баюн протёр свои очки, немного помолчал, а потом заговорил человеческим голосом.  Ивана-царевича это не удивило – мало ли на свете говорящих котов?
–   Здравствуй добрый молодец, – вкрадчиво произнёс Кот-Баюн. – Я – Кот-Баюн. А не хочешь ли ты, чтобы я рассказал тебе сказочку?
      То ли от тепла харчевни, то ли от сытной еды, а может даже от сбитня, Ивана-царевича слегка повело, и он утвердительно кивнул головой, сам того не желая.
А может Кот-Баюн морок напустил.
–   Ну, так вот, слушай добрый молодец  сказочку, – начал Кот-Баюн. –  В некотором царстве, в тризаморском государстве, жили-были старик со старухой.
И были у них Курочка-Ряба и сынок-инвалид по имени Колобок.  И не было у Колобка ни ручек, ни ножек, зато очень он любил в масле кататься.  Показывали Колобка разным лекарям, но никто ничего с его недугом поделать не мог.  Говорили, что где-то за тридевять земель есть врачи, хрицы называются, которые за большие  деньги могут ему какие-то имплантанты пришить.  И тут на радость всей семье Курочка-Ряба снесла золотой яичко Фаберже. Дед уже в дорогу собрался.  Туесок со съестными припасами наладил.  Но тут случилась беда.
Прибежала мышка, и хвостиком ка-а-к махнула!......»
    В это время Иван-царевич боковым зрением узрел какое-то непонятное движение слева от себя.  Собрав в кулак остатки сил и сознания, он повернул голову налево, и увидел, что от стола, что у окна, к нему приближается Соловей-разгильдяй с дубиной и Мишка-Картёжник с длиной верёвкой.  Что было силы он мотанул головой, и сбросил с себя эту смурь и хмарь.  Повернув голову к Коту-Баюну, он увидел, как из-за его спины к нему направляются два вурдалака, к который обратились Пятачок и Вини-Пух.
–   Ах, ты, тварь мохнатая! – вскричал Иван-царевич, вскакивая из-за стола.
    Первым делом он схватил за шкирку Кота-Баюна, и бросил его в дорожную сумку, которую сразу захлопнул на липучку.  Затем он схватил меч-кладенец, и, не вынимая его из ножен, ахнул им по  темечку Соловья-разгильдяя, который моментально отключился на полу. Затем левым хуком он отправил в нокаут Мишку-Картёжника.  Ну а теперь у него появилось время разобраться с вурдалаками.  Ну, с этими типами Иван-царевич не церемонился.  Он просто достал меч-кладенец из ножен, и рубанул сначала одного, а потом и второго.
После этих ударов вурдалаки рассыпались на какие-то мелкие не то черепки, не то стекляшки.  Не переводя духа, бросился Иван-царевич к Мишке-Картёжнику, и вырвал из его рук верёвку, в которую тот вцепился мёртвой хваткой.  А после этого Иван-Царевич сделал Мишке-Картёжнику и Соловью-разгильдяю «ласточку».
     Ну, вот теперь можно было и дух перевести.  И вдруг, на верху, на втором этаже, раздался шум, и дверь одной из комнат с грохотом распахнулась.
А из комнаты вышел добротно одетый мужчина лет 45, за ним шла женщина примерно такого же возраста, и молодая девушка лет 25.
    Иван-Царевич вскочил с лавки, и обнажил меч-кладенец, приготовившись к самому худшему. 
–   Молодой человек, уберите свой меч, – молвил мужчина, спускаясь по лестнице вниз.  –  Вы – наш спаситель.  Я владелец этой харчевни – шевалье Шарль Ожье де Бац де Кастельмор д’Артаньян.  А это моя жена Мари и дочь Луиза.  А тот зелёный человечек – муж Луизы Анри, которого заколдовали эти твари.
    В дорожной сумке Ивана-Царевича, послышалось шевеление, а потом раздалось жалобное мяуканье.
–   Вот-вот, –  сказал  д’Артаньян, – именно этот чёртов кот напустил на нас морок, усыпил, а потом откуда не возьмись, появились Мишка-Картёжник и Соловей-разгильдяй.  А потом появились эти два упыря из «Болота».  А нас заперли в комнате, и должны мы были спать вечным мёртвым сном.  А вообще, я владелец трипятого шевальета.  До этого служил мушкетёром в тридевятом царстве, а сейчас в отставке.  Заехал погостить с женой к дочке, а тут такое творится.
     Пока он говорил, его дочка быстренько сгребла на совок остатки вурдалаков, и кинула их в печь.
–   Так может, давайте я им сейчас бошки пообрубаю своим мечом-кладенцем, – 
предложил Иван-Царевич.
    Кот в сумке завыл, как будто его уже начали резать.
–   Ну, уж нет, добрый молодец, – сказал д’Артаньян, –  не лишайте меня удовольствия.  Этих двоих мордоворотов я возьму себе.  Мы с моими друзьями придумаем, что с ними делать.  Ну, а кота, забирайте себе, и решите его судьбу.  Тем более, что он ваш кровник, поскольку именно благодаря его чарам Вас пытались извести.
    А тут в харчевню зашёл молодой человек, как раз тот самый Анри, и очень даже благообразного вида.  Мужчины засунули Мишку-Картёжника и Соловья-разгильдяя в кладовку, чтобы они про жизнь свою оставшуюся подумали.
    Ну, а потом все впятером посидели на посошок.  Иван-царевич рассказал о своих приключениях.  И посоветовал ему д’Артаньян ехать в тридевятое царство – там счастья поискать.  Как раз тридевятое царство граничило с трипятым шевальетом.  Соорудили Ивану-царевичу съестную поклажу, показали дорогу, и тепло, попрощавшись, расстались.

15.  Иван-царевич в тридевятом царстве
   
     И отправился Иван-царевич на своём Сивке в новую путь-дорогу, с Котом-Баюном в дорожной сумке, притороченной к луке седла.  Ослика он отдал хозяевам харчевни, потому что он был ему без надобности.
     Примерно через три версты он подъехал к речке, через которую был перекинут деревянный мостик.  Заехал Иван-царевич на центр мостика, и задумался:
«А на кой чёрт мне этот Кот-Баюн?  Сейчас в сумку булыжник добавить, и в воду кинуть!»
    Как подумал он про это Кот-Баюн так и завертелся в сумке, и завыл нечеловеческим голосом:
–   Не губи меня Иван-царевич, может я на что сгожусь!
–   А ты будешь меня слушать?  Будешь хорошо себя вести?
–   Буду, буду, – радостно заверещал Кот-Баюн, чувствуя, что вроде котоубийство на время отменяется.
–  Ну, что ж посмотрим какой с тебя будет толк.
    Переехал Иван-царевич это мостик пограничный, и тут его голод страшный охватил.  А за мостком рощица берёзовая красивая росла.  Вот и решил он там свой голода утолить, а заодно и Кота-Баюна подкормить, если, конечно, тот баловаться не будет.
     И спросил Иван-царевич Кота-Баюна:
–   Ну, что, котяра, хочешь перекусить?
–   Хочу, хочу!  – заверещал Кот-Баюн.
     Достал Иван-царевич Кота-Баюна за шкирку из котомки, и строго спросил:
–   Ну, что, Кот-Баюн, баловать не будешь?
–   Ой, не буду, а тебе пригожусь.
     Присели они под плакучей ивой, и начали харч свой насущный на днесь принимать.
     А солнышко уже за полдень перекатилось.  Тем не менее Иван-царевич от сытости дремоту свою преодолел, засунул Кота-Баюна в его законную котомку, и двинулся дальше в путь.   Тем более, что под вечер ему надо было ночлег найти аж на троих существ разного вида и подобия.  Впрочем, Кот-Баюн в котомку сам с удовольствием полез, поскольку он знал, какая лихая слава про него пошла по этой трисказочной стране.
    И вот уже под самый вечер они добрались до небольшого поселения, из серии "посёлок городского типа", потому что до города он никак не дотягивал, даже по сказочным мерках.  Добропорядочный народ уже уложил своих детишек спать.
Но только в одном месте кипела жизнь, причём она била ключом, возможно гаечным.
     Это здание находилось на окраине поселения, на противоположной стороне от того места куда въехал Иван-Царевич.  И располагалось оно окнами как раз в сторону Сиреневого Бора.  Сначала Иван-царевич подумал, что это очередной подвох: окна в здании светились, и по гулу, который доносился из него было ясно, что там находится очень много людей.  Более того, когда Иван-царевич подъехал к этому дому, то он увидел, что много людей стояло на улице, и держали в руках очень странные приборы, направленные в сторону леса.  Как потом он узнал, эти приборы назывались "бормотографы", и они умели записывать самые разные звуки.
     И только Иван-царевич на Сивке, с буркой на плечах и Котом_Баюном в котомке подъехал к этому заведению, как весь народ застыл в ожидании чего-то необыкновенного.
     И тут из Сиреневого Бора стали раздаваться звуки чарующей музыке, от которой все просто застыли.  Это играла на виолоне Сиреневая Баба-Яга.  А потом, к ней подключились Водяной, Змей Гаврилович, Леший и Кощей Бессмертный.  А меццо-сопрано выводила дочка Бабы-Яги маленькая Ягушенька.
     И эта мелодия, и песня, и стихи так очаровали Иван-царевича, что он решил найти тех, кто запал в его душу.
     А в это время Кот-Баюн ему подмурлыкивал: " Мы там найдём судьбу твою.  Иди вперёд – и там тебя ждёт счастье, и судьба моя".
     До глубокой ночи все слушали музыку и песни, которые раздавались из Сиреневого Бора.   Поэты сочиняли новые сонеты и оды, художники при свете лампад и свечей делали на холстах наброски самых прекрасных дам мира.
     Ну, а Иван-царевич подошёл к корчмарю, и спросил:
–   Что же это за чудо  такое, кое я слышу?
     И ответил корчмарь:
–   Так это же наш бренд!  На него съезжаются со всей трисказочной страны.
–   Слушай, а я хочу увидеть воочию, кто так прекрасно играет и поёт.
–   И, дорогой, это не так-то просто!  – сказал корчмарь. – Более того, тебе надо будет идти через дебри немыслимые.  А в конце пути тебя может Баба-Яга в печи изжарить на жаркое, либо Змей Гаврилович пенальти пробить.  Берегись, Рыцарь.
Ну, а пока заночуй у меня до утра.  Вижу, что устал ты с дороги, да и меня что-то в сон потянуло.
     Отвёл корчмарь Ивана-царевича в светлу горницу, и ушёл почивать.
     И тут из котомки Кот-Баюн заявление сделал:
–   А знаешь ли ты, Иван-царевич, что это я его послал спать.  Тут тоже братва погуливает.  А мы с тобой, ни свет, ни заря, пойдём в эту заповедную Пущу.
    И вот, когда наступила Ни Свет Ни Заря, выехал Иван-царевич на Сивке в бурке, а Кота-Баюна перед собой  посадил, чтобы дорогу указывал.  И двинулись они в сторону Тёмно-Сиреневого Бора.
    Долго ли, коротко ли  ехали, кто его знает, но когда они подъехали к опушке Тёмно-Сиреневого Бора уже совсем рассветлело. Въехали они в этот Бор. Сначала деревья росли редко, но чем дальше ехали они, тем гуще становилась чаща, тем темней становилось в ней.  А потом и тропинка исчезла, и пришлась Ивану –царевичу прокладывать себе дорогу мечом-кладенцом. 
    И вот впереди начало понемногу светлеть.  Выехал Иван-царевич на Сивке на поляну, в конце которой стояла избушка на Курьих ножках.  А на поляне веселье идёт полным ходом. 
    Перед избушкой стоит дубовый стол, а на нём Скатерть-самобранка.  А за столом вся компания: Сиреневая Баба-Яга, Змей Гаврилович, Водяной, Леший и Костя-Бессмертный.  Иван-царевич оробел немного, особенно когда на него пристально посмотрел Змей Гаврилович, облизываясь.
   А Сиреневая Баба-Яга и говорит:
–  Не робей Иван-царевич, и присаживайся за стол.  Знаю я твою кручину.
–  А я-у-у? – заканючил в подорожной сумке Кот-Баюн.
–  И ты котяра тоже садись, – великодушно согласилась Сиреневая Баба-Яга.
–  Так вот, – сказала Сиреневая Баба-Яга, обращаясь к Ивану-царевичу, – сейчас мы попируем, повеселимся, под вечер я скажу, что тебе надо делать, и где ты своё счастье найдёшь.  У меня про это в колдовских книгах всё прописано.
   Они сытненько позавтракали, а потом каждый занялся своими делами.  Змей Гаврилович подбросил до дому Водяного и Костю Бессмертного.  А Леший остался – он давно нашёл приют у Сиреневой Бабы-Яги, отлучался только, когда в тричетырнадцатый девственный лес пытались забраться посторонние.  А разведка у него работала отлично, и он постоянно был в курсе событий, которые там происходили.
   И вот под вечер Сиреневая Баба-Яга начала беседу с Иваном-царевичем.
–  Завтра рано поутру ты отправишься в тричетырнадцатое королевство посередине, которого растёт громадный тёмный лес.  В самом центре леса стоит заколдованный замок.  Раньше там жил Леший.  Но злая колдунья заколдовала и людей и лес.  Вы пойдёте туда с Лешим – он тебя проводит.  Будь бесстрашным, и доберись до замка.  А потом ты сам поймёшь, что надо делать.
     И вот на самом-самом рассвете Иван-царевич с Сивкой, Кот-Баюн и Леший отправились в путь.  А путь был нелёгкий, потому что там чаща была покруче, чем  в Тёмно-Сиреневом Бору, и дороги не было никакой.  Иван-царевич не покладая рук прорубал мечом-кладенцом путь.  А по пути встречались и лешаки, и кикиморы, и прочие гады и твари.  Но поскольку там хозяином был Леший, они зла Ивану-царевичу не творили.
     И вот подошли они прекрасному замку на берегу небольшого озера.  Замок был прекрасным на вид, только сильно запущенный.  По его стенам вился вьюн и плющ, а деревья подступали к самым стенам.
     Иван-царевич с трудом открыл входную дверь, потому что мешали ветки, которые пробились прямо через кирпичи крыльца, вошёл в прихожий зал. 
Тишина и паутина, свисающая с потолка. И два лакея застывшие в нелепых позах.
А дальше больше, чем дальше шёл Иван-царевич, тем больше встречалось таких застывших людей.  Кот-Баюн и Леший следовали за Иваном-царевичем.
     И вот, наконец, тронный зал.  Мор застиг людей во время пира.  Огромные столы были накрыты всякими яствами.  Иван-царевич  прошёл дальше, и вошёл в комнату, которая единственная в этом замке имела не запущенный вид.
На прекрасном ложе лежала юная принцесса.  Она как будто спала, разрушительный тлен времени не тронул её.
     Иван-царевич подошёл ближе, и стал зачарованно смотреть на принцессу.
И вдруг, поддавшись какому-то порыву, он подошёл к ней, и поцеловал её.
И случилось чудо – принцесса вздохнула, и открыла глаза.  Она с изумлением взглянула на Ивана-царевича, и спросила:
–  Я, кажется, заснула, а в зале гости.
–  Долго же ты спала, – сказал Леший, – целых сто пятьдесят лет.
–  А кто вы такие? – спросила принцесса.
–  Я Иван-царевич, – ответил Иван-царевич. – Вот та хитромордая тварь – Кот-Баюн. А вот тот – это Леший, а в прошлом ваш лесничий Архип.
–  Не может этого быть, это всё колдунья,  –  сказала принцесса.
–  Давай пойдём в зал, – предложил Иван-царевич.
     А в зале творилось нечто невообразимое. Люди просыпались от полутаровекового сна. Они с удивлением разглядывали друг друга.  По залу уже бегали лакеи и сметали пыль и паутину со стен и потолков.  К Ивану-царевичу с распростёртыми объятиями бросился король. Все благодарили Ивана-царевича за чудесное спасение.  И только у стены грустно улыбался Леший.  Он так и остался Лешим.
    А потом была свадьба.  На неё прибыли и Сиреневая Баба-Яга, и Водяной с Кощеем Бессмертным, и Змей Гаврилович.  Приползла и старая злая колдунья.  Видно решила ещё какую-нибудь пакость учинить.  Но Змей Гаврилович, который стоял на страже у дверей, моментально «пробил ей пенальти».
   И всё стало в том королевстве ладно и славно.  Ну, а ещё один наш герой Кот-Баюн прижился на кухне, и уже больше не шалил.  Разве, что кухаркам гадал «на короля».  Леший снова пошёл на службу лесничим.
    А лес вокруг расчистили, и на этом поимели не слабую прибыль.  Стали они с той древесины мебель делать, и продавать по всей трисказочной стране.
    Вот и конец нашей истории.


30.04.2016