Волны русского океана Гл. 12

Глава 12

1814 год

Четвертый президент Соединенных Штатов Америки Джеймс Мэдисон пребывал в ярости и отчаянии. Да и было от чего. Он и государственный секретарь Джеймс Монро только что объехали руины правительственных зданий, оставшиеся после ухода десанта адмирала Джорджа Коберна и генерала Роберта Росса. Совершенно неожиданно для американского командования британцы, неоднократно битые на Великих озерах и на море, снарядили эскадру, которая поднялась по реке Потомак до городка Александрии, уничтожила семнадцать канонерских лодок и высадила три с половиной тысячи морских пехотинцев в самой черте столицы. Если бы не подвиг неизвестного молодого лавочника, прискакавшего верхом в Белый дом с известием о десанте, англичане легко могли захватить в плен всю верховную администрацию США вместе с президентом. И так пришлось спешно бежать, бросив все на разграбление британской и канадской солдатне, и потом в бессильной злобе наблюдать с высоты холма Рено, как горят Капитолий, Государственное казначейство и Белый дом. Президенту казалось, что он всей кожей чувствует насмешку и презрение англичан, выразившиеся в том, что разрушению подверглись именно эти здания, а не частные дома. Право частной собственности Англия всегда ставила превыше всего.
Четверка лошадей легко тянула президентскую карету по дороге в Джорджтаун, где временно обосновались администрация и конгрессмены.
Мэдисон со смешанными чувствами вспоминал июньский день 1812 года, когда он на заседании Конгресса объявил, что Соединенные Штаты начинают войну, о необходимости которой говорил его предшественник, Томас Джефферсон, войну за освобождение канадцев от британского ига. Третий президент верил в историческое предназначение Соединенных Штатов как освободителей всего Западного полушария от колониального владычества Европы. Мэдисон знал, что эта вера исходила от министра иностранных дел, близкого друга Джефферсона, Джеймса Монро, сидевшего сейчас рядом с ним в коляске. Он и сам находился под большим влиянием умного, энергичного и невероятно талантливого представителя нового поколения американских политиков. Отцы-основатели первой республики Нового света постепенно отходят и уходят, уступая место таким вот незаурядным деятелям, подающим надежду, что революция не повернется вспять. Хотя… кто знает… Тридцать шесть лет назад тринадцать колоний подписали Декларацию независимости, и тридцать лет своей жизни он, Джеймс Мэдисон, отец Конституции Соединенных Штатов, положил на то, чтобы эти бывшие колонии не разбежались по своим углам, а соединились в единую федерацию. Многие, очень многие не хотели иметь над собой единое правительство, видя в нем кучку дармоедов, проедающих налоги.
Мэдисон вздохнул, вернувшись мыслями к тому памятному заседанию Конгресса. Вот и на нем в полной красе проявили себя любители полной независимости штатов. Они не понимали, что предлагаемая президентом война есть не что иное как утверждение самостоятельности молодого государства.
— Мы должны, мы просто обязаны доказать всему миру, что Соединенные Штаты — суверенная держава, — взывал президент к депутатам.
— А мы готовы к войне? — возражал ему Джон Рэндальф из Виргинии. — У нас нет денег, нет солдат, нет военного флота. Чем и кем вы, ястребы войны, собираетесь доказывать нашу суверенность? А что, если Соединенные Штаты потерпят поражение и покажут свою несостоятельность как государство? Вас это не пугает?
«Ястребами» Рэндальф иронически обозвал группу особо воинствующих депутатов, называвших себя «соколы войны», а в главном он, конечно, был прав — Соединенные Штаты не имели ни регулярной армии, ни сколько-нибудь приличного флота, однако вина за это, между прочим, лежала именно на противниках федерации: те были уверены, что в мирной жизни вполне достаточно милиции, а в случае опасности для штата его население дружно пойдет в ополчение и защитит свою землю. Но у Мэдисона и его сторонников имелись свои аргументы.
— Англия завязла в войне с Наполеоном, ей сейчас не до колоний, и мы должны этим воспользоваться, — убежденно и пафосно говорил военный министр Джон Армстронг. — Это — во-первых. Во-вторых, наша святая обязанность нести угнетенным народам знамя свободы, полученное из рук борцов за независимость, в первую очередь Канаде. В войне за Канаду армия не нужна — канадцы с радостью восстанут против ига Британии, стоит только нашей милиции и ополчению перейти границу. И в-третьих, если все-таки случатся сражения, именно в них будет формироваться и крепнуть регулярная армия США.
Под аплодисменты большинства конгрессменов военный министр сошел с трибуны.
Джеймс Мэдисон со стыдом сейчас вспоминал, что тоже аплодировал этой напыщенной речи. Конечно, она соответствовала его намерениям и сыграла свою роль при голосовании за войну, но он и предположить не мог, до какой степени бездарными окажутся американские военные деятели, начиная с того же Армстронга и кончая командирами полков. Они проигрывали по всем статьям не только британцам и канадцам (которые, кстати, и не подумали восстать; наоборот, не желая вливаться в США, составили едва ли не основную силу британской армии), но и краснокожим дикарям. Да, да, к немалому изумлению президента, сторону англичан приняли индейцы-алгонкины, главным образом шауни, под предводительством вождя Текумсе, который давно тревожил федеральное правительство своим решительным противодействием движению бледнолицых на Запад и даже сумел объединить тридцать два племени в Индейскую Конфедерацию, по территории б;льшую, чем Соединенные Штаты, но потерпел поражение на реке Типпекано. После чего и связался с англичанами, да так крепко, что стал у них бригадным генералом. Этот Текумсе хитростью и обманным маневром без единого выстрела завладел фортом Детройт с его складами, вооружением и гарнизоном во главе с генералом Халлом в придачу.
Мэдисон в раздражении от этого воспоминания стукнул тростью в днище коляски. Сидевший напротив и до сего момента молчавший Монро усмехнулся:
— Что, Джим, никак вспомнил тупицу Армстронга и его хвастовство?
— Не только это, Джимми, не только это, — скривил губы президент.
В узком кругу к ним — и они между собой — обращались просто по имени, причем всегда уменьшительно. Это нравилось им обоим и создавало доверительную, почти домашнюю атмосферу. Вот и сейчас, наклонившись к президенту, так что поля их черных цилиндров соприкоснулись, Монро произнес вполголоса, словно его мог услышать кто-то посторонний:
— Плюнь на него, Джим, не стоит он того, чтобы еще и себя винить. Надо действовать, и действовать решительно. Иначе мы действительно все проиграем.
— И что, по-твоему, надо делать?
— Во-первых, собрать Конгресс и заявить, что мы не имеем права отступить и не отступим перед временными трудностями. Не для того мы вырвались из-под ига метрополии, чтобы склонить перед ней свои знамена. Во-вторых, убедить конгрессменов, что трудности действительно временные. Наши каперы успешно захватывают и топят британские корабли, генерал Харрисон покончил с Текумсе25 и его Конфедерацией.


## 25. В сентябре 1813 года при штурме Квинстонских высот погиб выдающийся английский полководец генерал Брок, друг и соратник Текумсе. Сменивший его генерал Проктер испугался количественного превосходства американских войск и стал отступать по всему фронту, бросив индейцев на произвол судьбы. Алгонкины были разгромлены в сражении на реке Темзе (Канада) войсками под командованием Уильяма Харрисона, губернатора Индианы. Текумсе пал в этом сражении.

Президент в сомнении покачал головой:
— Ходят слухи, что Харрисон убил Текумсе, когда тот, безоружный, пришел к нему с просьбой пропустить стариков, женщин и детей. И вроде бы по его приказу с вождя содрали кожу…
— Это мелочи, — жестко сказал Монро. — Важно то, что нам теперь открыт путь на запад, к Тихому океану.
— А что будем делать с нашими индейцами26? — тихо спросил Мэдисон.


## 26. Американцы тоже решили использовать индейцев и приласкали противника Текумсе вождя чокто Пушматаху, дали ему звание генерала,  и тот возглавил войско Пяти цивилизованных племен — чероки, чикасо, чокто, криков и семинолов, — которые в начале XIX века уже усвоили многие обычаи и достижения белых поселенцев. Особых успехов Пушматаха не имел.

— Пусть пока воюют за нас. Время решит их судьбу27. А в-третьих, Джим, на этом заседании надо убрать Армстронга из правительства и назначить меня военным министром.


## 27. В 1830 году президент Эндрю Джексон подписал «Закон о выселении индейцев», по которому индейцы Пяти племен были насильственно переселены в специально созданные для них Индейские территории (ныне восток штата Оклахома). Многие погибли по пути или в новых местах. Переселение получило название Дорога слез.

— Тебя?! — поразился Мэдисон.
— А что тебя удивляет? Я — офицер с восемнадцати лет, полковником стал в двадцать четыре, так что кое в чем разбираюсь лучше Армстронга. И, кроме всего прочего, мне надо зарабатывать политический вес.
— Ты хочешь стать президентом?
— Ну, после тебя вряд ли получится. На следующих выборах будут наверняка соперничать наши генералы — Харрисон и Джексон, а вот после Харрисона…
— После Харрисона? — перебил Мэдисон.
— Ну, может, после Джексона. Кто из них победит… А в чем, собственно, дело, Джим?
— Ты не думал о проклятии Текумсе?
— Это о том, что каждые двадцать лет президент США будет умирать раньше времени? Чего о нем думать?! Оно было обещано Харрисону, и я в любом случае под него не попадаю. Да и вообще — мне следует думать о себе, о своем паблисити. Не зря говорят: как постель постелишь, так на ней и полежишь28. Так что время терять нельзя!


## 28. As you make your bed, so must you lie on it — американская поговорка.

— Ну, у тебя времени — еще целый фургон!
— Главное — надо раскрутить мою идею: освободить Западное полушарие от европейских колоний. Здесь, у нас, должно быть царство свободы и демократии, а на его вершине — Соединенные Штаты!
— Это замечательно, Джимми! — Монро уловил в усталом голосе президента нотки иронии и нахмурился. — Не спеши обижаться — я говорю совершенно искренне. Но пока надо кончить войну. Я отклонил предложение русского императора Александра быть посредником между нами и Англией.
— Почему?
— Он неискренен, даже двуличен.
— Ну, этим нас с тобой трудно удивить, — засмеялся Монро. — И в чем же ты усмотрел его второе лицо?
— Ты, конечно, знаешь, что Россия на Западном побережье ежегодно расширяет свое колониальное присутствие, покупая у индейцев новые земли? Что она способствует зарождающейся индейской империи?
— Плохим бы я был госсекретарем, если бы не знал этого. Мне даже известно, что империя будет называться Орегон, а в императоры намечается молодой вождь племени мака Маковаян, который больше года был у Текумсе то ли учеником, то ли помощником. По крайней мере, именно ему Текумсе доверил нести индейцам Скалистых гор и Западного побережья свое Слово Огня…
— У тебя хорошие информаторы, — перебил президент. — А само Слово Огня тебе знакомо?
— Нет. Но я слышал, что оно поднимает даже немощных, а воинов наполняет неистощимой силой…
— Значит, у нас на Западе будут большие проблемы, — задумчиво произнес Мэдисон. — Индейцы и русские — гремучая смесь!

Интерлюдия третья

Август 2019 года
Гавайи. Атолл Мокупапапа

Снаружи НИИ параллельных миров практически ничем не отличался от обычных офисных зданий: сколько-то этажей стекла, полукруглое крыльцо с семью ступенями, над ними — плоский козырек, и все! Вернее, так: институт ничем бы не отличался, если бы виден был невооруженными глазами, но в том-то и дело, что невооруженными глазами он виден не был. Когда Тимофей Никитич подошел к контрольно-пропускному пункту (этакий легкий стеклянный павильончик, в который упиралась дорожка), он за ним различил лишь негустую тропическую зелень — сквозь прогалы между деревьями не просматривалось ничего. Только получив от охранника (после небрежной — видимо, по причине полной безмятежности существования — проверки допуска) какие-то несерьезные пластмассовые очки, похожие на окуляры для стереоскопии, и нацепив их на кончик носа, он машинально взглянул на продолжение дорожки и с изумлением увидел за и над деревьями сияющий на солнце огромный куб.
— Первый раз все удивляются, — сказал у него за спиной охранник. И добавил с огромным уважением: — Наука!
Тараканов, не оглядываясь, помахал прощально рукой и двинулся к кубу по дорожке, мурлыча себе под нос: «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной…». Дорожка правда не кирпичная, как в мультфильме про Элли и Гудвина, но все-таки желтая — от чистейшего песка.
Было тихо и пустынно. Никто не обгонял и не шел навстречу. Здесь отсутствовали даже разноцветные попугаи, неимоверное количество которых прыгали по веткам и орали на разные голоса за пределами территории института. Словно гигантский защитный экран отделил от НИИ всю экзотическую живность тропиков. Наверное, мешает она исследованиям, лениво подумал Тимофей. А людей не видно, потому что все заняты параллельными мирами, и некогда им шляться по мультяшным дорожкам, подобно некоторым бездельникам с удостоверением Генерального инспектора. Хотя не оставляло ощущение, что пустынность эта обманчива, как обманчиво видимо-невидимое здание института: Тимофей Никитич всей кожей чувствовал, что за ним наблюдают внимательные недоверчивые глаза. Впрочем, чему тут удивляться — параллельные миры не амебы с инфузориями, они могут скрывать в себе уйму тайн и секретов, знать и видеть которые непосвященным совсем не нужно, а уж охочим до этих самых секретов — тем паче. Например, тайным сотрудникам штатовского ФРУ, которых компанейская Служба безопасности уже задолбалась вылавливать на территории Русама.
Зацепившись в мыслях за ФРУ, Тимофей с грустью вспомнил о своей команде инспекторов. Как они долетели? Все ли целы и здоровы? Ему нравились эти молодые парни и девушки, хотя поработать с ними довелось всего-то два с небольшим довеском месяца — в июне они прибыли по распределению из Владивостока, по окончании Имперского Университета. Умные, веселые, компанейские, а уж дотошные — не приведи Господь! Наверное, за эту не столь уж частую у молодых черту — дотошность — они ему и полюбились.
…Первых сотрудников НИИПМ Тараканов увидел в холле, который больше походил на рекреацию с уходящими вправо и влево светлыми коридорами и тремя лифтовыми дверями напротив наружных стеклянных дверей. Мужчина и женщина в белых халатах прошли из одного коридора в другой, о чем-то беседуя настолько увлеченно, что даже не повернули головы в сторону нового человека. Впрочем, может быть, здесь так много научных работников, подумал Тимофей, что далеко не все знают друг друга в лицо. Но в любом случае могли бы и поздороваться, — вдруг я — какая-нибудь важная шишка. А я и есть важная шишка — Генеральный инспектор Компании, финансирующей эту весьма сомнительную контору. Пусть оказался тут случайно, однако можно было проявить минимальное уважение, а именно — встретить на входе. Вот возьму и обижусь — мало не покажется. Свяжусь с Булдаковым, получу полномочия на инспекцию — и только шерсть полетит по заулочкам.
Тимофей Никитич развлекал себя злонамеренными размышлениями, а сам оглядывал холл, положительно не зная, куда направить стопы в белых парусиновых туфлях. Никаких табличек и указателей в холле не было — это лучше всяких предупреждений говорило о том, что посторонним тут делать нечего, да их, скорее всего, поблизости не водится, а «свои» и так знают, что где находится.
Наконец, он решил двинуться наугад и протянул руку к кнопке вызова лифта. Но в этот момент остро уколовшее сердце чувство опасности заставило его оглянуться на входную стеклянную дверь. Он увидел бегущих по дорожке к зданию людей в камуфляже и балаклавах. Увешанные оружием, они, тем не менее, двигались быстро. Им оставалось пробежать не больше десятка метров, когда на входных дверях громко щелкнули замки, а на стеклянных стенах упали вниз тяжелые, видимо, стальные шторы.
В холле резко потемнело: из множества потолочных светодиодных ламп горящими остались всего три. В коридорах тоже начал помаргивать лишь дежурный свет. Тараканов уже понял, что на институт совершено нападение —очевидно, террористов — и ожидал, что вот-вот появятся охранники, обвешанные оружием, ведомые горластым командиром, готовые дать отпор незваным «гостям», что завяжется нешуточный бой, в котором и ему, офицеру запаса, доведется принять участие
Однако события разворачивались немного иначе.
Во-первых, никакие охранники в холле не появились. Вообще, — ни одного человека, что Тимофея сначала крайне удивило, а потом он вспомнил: они же наверняка прочесывают джунгли в поисках спасшихся пассажиров. Те запросто могли столкнуться с террористами, и возникал существенный вопрос: остался ли кто-либо из них в живых при этой встрече?!
Во-вторых, на шторе, прикрывшей входную дверь, вспыхнула огненная точка, тут же превратившаяся в отверстие, и Генеральный инспектор едва успел уклониться от прорвавшегося в холл ослепительно-красного луча лазера. Луч исчез, а отверстие стало началом раскаленной линии. Вырезают проход, догадался Тимофей Никитич. С такой скоростью реза через пару минут они будут в холле, и как мне быть? Я ж гол как сокол, даже перочинного ножика не имею!
Тараканов не паниковал, однако испытывал некоторое душевное смятение, поскольку не привык не знать, что делать в следующую минуту. Сейчас он действительно не знал, куда кинуться. Единственное место, которое могло оказаться более или менее знакомым, была кабина лифта. Куда она его привезет — неизвестно, но главное — увезет отсюда, из ставшего смертельно опасным холла.
Телескопическая дверь бесшумно скользнула в сторону, кабина раскрыла свои никелированные объятия, готовая принять пассажира, но в это мгновение рухнул на мраморный пол кусок стальной шторы, в стену возле лифтовой двери ударили, брызгая каменной крошкой, пули, и властный голос приказал:
— Stand! Hands behind his head!29


## 29. Стоять! Руки за голову! (англ.)

Тараканову связали руки за спиной, завязали глаза и усадили на пол, спиной к мраморной стене. Но он успел сосчитать террористов — пятнадцать человек! — и заметить в их числе двух женщин, судя по стройности фигур, которую не мог скрыть камуфляж, довольно молодых. Терроризм — это молодость мира, и его развивать молодым, — по привычке сыронизировал он, на этот раз мысленно. Хотел даже высказать это вслух, однако встретился взглядом с террористом, подошедшим завязать ему глаза, и шутка показалась весьма неуместной, можно даже сказать — пошлой. К тому же встречный взгляд из прорези балаклавы оказался до странности знакомым, что поначалу просто удивило, а затем заставило задуматься.
Террористы вполголоса обсуждали дальнейший план действий. Говорили на американизированном английском, что, собственно, Тараканова ничуть не удивило: он сразу предположил, что налетчики из Соединенных Штатов. Это государство в свое время довольно лихо захватило все карибские острова, превратив их в колонии с рабским трудом, и, желая главенствовать над миром, занялось государственным терроризмом, устраивая в разных точках земного шара теракты, локальные войны и прочие веселости. После войны с Россией и Китаем США отказались от регулярной армии, но их прекрасно обученные рейнджеры всегда готовы были выполнить любой заказ, лишь бы платили хорошие деньги.
Вот и сейчас террористы тут явно по чьему-то заказу. Только кто заказчик и какова конечная цель налета — уничтожение всего института или захват определенных лиц? (При мысли об «определенных лицах» Тимофею вспомнилась Сандра Корнеева, и он ощутил укол в сердце.) Но, как ни прислушивался к разговору террористов, до него долетали лишь отдельные слова, которые плохо сочетались для выявления конкретного смысла. Ну, ладно, зато можно подумать о другом. Хотя бы о том, случайно ли совпадение теракта на дирижабле и налета на НИИПМ? Или откуда, вообще, взялись на острове террористы, а многочисленные, по словам Сандры, датчики не засекли их появление? Или где те, другие, выброшенные взрывом, люди, которых датчики все же засекли? Может быть, они и эти террористы — суть одни и те же фигуранты? И, наконец, почему так знаком взгляд террориста, завязавшего ему глаза?
В общем, размышлений набирается не на одну трубку, как говаривал бессмертный Шерлок Холмс. А тут еще свербит в душе тревожное недоумение: почему институт оказался не готов к подобной ситуации, в то время как экстремизм то и дело проявляется по всему миру? Ведь он, Тараканов, несколько минут топтался перед лифтом, и никто даже не поинтересовался, что за тип объявился в холле несомненно секретного института. Конечно, секретного, поскольку Сандра даже не хотела расшифровать аббревиатуру его названия, пока не убедилась в степени допуска незваного гостя. А как же охрана у ворот пропустила налетчиков? Или — ее уже нет?!
Что это — беспечное ученое разгильдяйство или действия «крота» в самом НИИ?
Правда следует отдать должное: открывшийся было лифт захлопнулся перед самым носом террористов и на вызовы не реагировал. Как и остальные два.
Но безответных вопросов навалилось столько, что Тимофею Никитичу показалось, будто он размышляет над ними целый день, хотя конечно же прошло всего несколько минут.
Однако, черт возьми, где же он видел эти зеленовато-голубые глаза, сверкнувшие в прорези балаклавы?!
Наверное, умственное напряжение и временная слепота обострили другие органы чувств, потому что Тараканов вдруг явственно услышал:
— А с ним-то что делать? — и сердце екнуло от нехорошего предчувствия: вопрос точно относился к его персоне.
— Что делать? Сам-то как думаешь? Вы же его лучше знаете. А нам он больше не нужен.
«Лучше знаете»! Значит, не один кто-то меня лучше знает? Откуда террористы, вообще, могут меня знать? Они что — работали со мной бок о бок?! Ёпэрэсэтэ! Глаза-то, глаза! Этого только не хватало для полного счастья!
— Сам по себе мужик он хороший, но, если найдет зацепку, до всего докопается, и операция накроется медным тазом…
Узнал! Я все-таки узнал тебя, сучий выродок! По твоему придыханию и фрикативному «г» в единственном слове «всего». Видать, именно ты, пользуясь освобождением «випов» от досмотра, пронес бомбу в салон и заложил ее под мое купе… Но — с какой целью? Убить меня можно было гораздо проще. Значит — другое, значит, я нужен был для прикрытия, и даже не я сам, а мой ИДОЛ с высшим уровнем допуска. Ты знал, что на острове меня обязательно отсканируют, и перехватил отклик чипа, остальное, понятно, — дело техники. А когда мавр сделал свое дело, он, конечно, не нужен.
Мысли заняли доли секунды, уложились в паузу в диалоге.
— Вот ты и ответил на свой вопрос. Так что исполняй. Выведи в сад, под какой-нибудь кустик банана…
— Но почему я?!
— Он тебе доверял, — хохотнул невидимый Тараканову террорист. — Вот пусть и расплачивается за свое русское доверие. Они скоро все расплатятся! Мы им устроим свой Пёрл-Харбор. Давай двигай! А мы пока вскроем лифт.
— Лифты наверняка отключены, а без меня вам управление не перехватить.
Максим Ярошевич (это его узнал Тимофей Никитич), похоже, из последних сил сопротивлялся назначению на роль палача. Уж не до конца ли потерянные остатки совести протестовали, но второй, видимо, командир, без труда подавил этот протест.
— Без тебя, конечно, будет сложновато, но — ничего, как-нибудь. Да и ты поскорей возвращайся. И не старайся в его глазах быть лучше, чем ты есть. Леопард не может сменить своих пятен30.


## 30. The leopard cannot change its spots — американская поговорка.

Тараканов услышал над собой глубокий вздох, затем последовал рывок за рукав, заставляющий встать. Он неловко поднялся, мотнул головой:
— Развяжи глаза, Максим, все равно я тебя уже вычислил, — сказал абсолютно спокойно, точно зная, какая будет реакция.
— Черрт! Черт! Черт! — расстроившись, затоптался перед ним бывший инспектор, а ныне террорист и без пяти минут убийца.
— Не суетись. Подведешь к двери и развяжешь, — последовал приказ командира. — Чтобы не запнулся и не грохнулся раньше времени. Такого здоровяка тащить — упаришься.
Следует сказать, что, как только Тараканова усадили на пол, он осторожно начал высвобождать связанные руки. Есть такие методы, его научили в армии. К тому же руки ему замотали не скотчем, а узким ремешком и довольно небрежно, за что Тимофей Никитич от души возблагодарил Господа Бога и слишком самоуверенного — а куда, мол, тут можно деться?! — террориста.
Ярошевич снял с его глаз повязку, и Тараканов увидел, что стоит перед дырой в стальной шторе, закрывавшей выход. Действительно, споткнуться вслепую было просто, но теперь столь же просто стало выйти и, пользуясь крайне малым для оставшихся в холле обзором внешнего мира, попытаться что-то сделать для своего спасения.
Террорист шел сзади и указывал куда идти.
Интересно, подумал Тимофей Никитич, что толкнуло молодого образованного человека к штатовским террористам. Там же собираются оголтелые националисты, с младых ногтей воспитанные школьными учебниками, утверждающими, что американская нация создала весь цивилизованный мир; что индейцы в резервациях — это остатки завоевателей, пришедших с Дикого Запада и разгромленных отважными охотниками на бизонов, объединенными великими демократами Вашингтоном, Адамсом и Джефферсоном; что СНЕГ, Орегон, Индия и Китай — это союз «империй зла», в котором верховодит Россия и с которым нужно сражаться, не жалея ни сил, ни времени, ни средств, потому что он угрожает самому существованию Соединенных Штатов и остального цивилизованного мира; что, наконец, территории, занятые Русамом и Орегоном, исторически принадлежат США, русские и индейцы силой и коварством отторгли их у миролюбивых Штатов, и первейшая задача истинных патриотов звездно-полосатого флага вернуть эти земли в лоно матери Родины. И много еще такой же ахинеи закачивается в девственно чистые мозги молодых американцев, заставляя их ненавидеть всё неамериканское, а кого-то — с охотой браться за оружие и идти на «священную войну» с «империями зла».
Но при чем тут украинец Максим Ярошевич? Его-то каким боком зацепила та самая «священная война»?
Тараканов оглянулся:
— Послушай, Максим…
— Я не Максим, — откликнулся глухим голосом конвоир.
— Возможно, твое настоящее имя другое, — не стал спорить Тимофей Никитич, — но я тебя знал под этим. Мне осталось жить недолго, так будь добр, удовлетвори любопытство смертника: ты — настоящий украинец или по легенде?
— А вам не все равно?
— Разумеется, нет. Хочу понять, что за «крот» у нас объявился…
— Я не «крот», а внедренный агент. К тому же не один. Вся вновь прибывшая группа в Управлении инспекции — агенты штатовской разведки. Настоящих выпускников ликвидировали и заменили нами.
— И девушки — тоже?
— Оксана и Алиса? Разумеется. Алиска из наших, а Оксана — просто экстремалка, изгнанная из спорта за допинги. На весь свет обиженная.
Сведения, разумеется, были архисекретны, но, видимо, Ярошевич так гордился своим участием в операции, что не удержался от похвальбы перед бывшим начальником, который сейчас всецело находился в его руках.
— Ничего себе засада! — пробормотал пораженный Генеральный инспектор.
Он мог ожидать чего угодно, но не такого глубокого проникновения Федерального разведывательного управления в аппарат Компании. Простой теракт, устранение неугодной персоны, запугивание или еще что-нибудь в том же роде — методы ФРУ известны. Кстати, всего пять лет назад оно организовало мятеж на западной окраине СНЕГа. «Молодые львы Галичины» в течение сотни лет будоражили интеллигенцию Галиции, Волыни и Подолья призывами к самостийности и, наконец, подняли четырехполосный красно-черно-сине-желтый флаг «национальной революции». Соединенные Штаты в Лиге Наций попытались склонить Европейское Сообщество к ее поддержке, но Германия, хорошо запомнившая два кровавых фашистских путча, которые их вдохновители тоже называли «революциями», сказала категоричное «нет!», и «молодые львы» были разгромлены правительством Украины в течение недели. Главную роль в разгроме сыграла штурмовая десантная бригада, откомандированная Русамом по просьбе Киева.
И Тараканова осенила догадка:
— Слышь, Максим, а ты часом не из «молодых львов Галичины»?
— Да, из них, — с вызовом вскинул голову террорист.
— Поня-а-атно. А за каким бесом вы сюда приперлись?
— Это знает лишь командир.
— Ты думаешь, что, служа Соединенным Штатам и ФРУ, вы приближаете независимость Галичины?
— Мы хотим быть с Европой, Соединенные Штаты нам помогут.
— Галичина — самая неразвитая часть Украины, зачем она Европе? Да и Штатам вы нужны лишь для того, чтобы напакостить СНЕГу.
— Кто кому нужен и для чего, будет видно. Главное — стать независимыми! — упрямо сказал Максим, но прежней уверенности в его голосе Тимофей не ощутил.
— А что, Украине плохо живется под крылом СНЕГа? Неужели родина от Карпат до Скалистых гор Америки хуже, чем кусочек земли в предгорьях тех же Карпат?
Ярошевич не успел ответить, да, наверное, и не знал, что сказать, потому что в этот момент сработал вызов коммуникатора, и он с радостью откликнулся.
— В чем дело? Что так долго? — услышал Тимофей раздраженный голос главаря террористов.
— Да нет, ничего… — растерялся Максим. — Скоро буду…
— Давай пошевеливайся! Мы уже поднимаемся. — И коммуникатор отключился.
Максим вздохнул, не поднимая глаз, поправил амуницию. Тараканов понял, что приказной тон командира выбил из него зарождающиеся сомнения.
— У меня еще два вопроса, — сказал Генеральный инспектор. Максим кивнул: давай! — Первый. На дирижабле вас было четверо. Откуда взялись остальные?
Максим пожал плечами:
— Они нас встречали уже внизу, в океане.
— Понятно. Второй. Что такое «Пёрл-Харбор»? Твой командир о нем упоминал. Это Жемчужная бухта на Оаху?
— Не знаю. Ну вот, здесь, пожалуй, в самый раз. — Лицо Ярошевича скривилось, видимо, от предчувствия малоприятной экзекуции. — Вы на меня не серчайте — на войне, как на войне. Ничего личного.
Во все время их разговора Тараканов шел лицом к конвоиру, то бишь пятился, а тут оглянулся, споткнулся и упал на спину, охнув от удара о землю.
Максим вскинул короткоствольный автомат.
— Ты что, будешь стрелять в лежачего? — горько усмехнулся Тараканов. — Это не по-мужски. Давай, помоги подняться.
Террорист сдвинул автомат к спине, зашел за Тараканова со стороны головы и наклонился, чтобы приподнять его за плечи.
Тимофей Никитич выдернул руки из ременного плетения, схватил парня за голову и резко дернул, переворачивая его на себя с поворотом градусов на 90.
Ярошевич даже пикнуть не успел. Что-то хрустнуло, всхлипнуло, и тело, упакованное в спецкамуфляж, безвольным мешком улеглось рядом с Генеральным инспектором.
Тот полежал несколько секунд, потом нащупал на шее парня жилку — пульса не было.
— Извините, молодой человек, ничего личного. На войне как на войне.
Тимофей Никитич, приподняв голову, посмотрел в сторону, откуда они пришли, — ничьих ног не наблюдалось. Тогда он сдернул с шеи террориста автомат, вскочил и осмотрелся.
Максим действительно привел его под огромный банан, раскинувший широченные листья, укрывшие их со всех сторон.
Прямо над головой сияло полуденное солнце. Воздух был напоен сладкими тропическими ароматами, и только шелест листьев, колышимых легким дыханием ветра, нарушал хрустальную тишину. Без очков, которые остались где-то в холле, здание института снова стало невидимым, но его громада ощущалась совсем близко.
Куда же таки подевалась охрана столь непростого научного учреждения? Неужели террористы всех перебили в этих долбаных джунглях? Черт!!! Что толку от этих вопросов без ответа? Сейчас надо придумать, что делать дальше, а как это случилось, почему и тому подобное обсудят потом специалисты, и высшее начальство сделает свои выводы.
Что делать, когда на самом деле все гораздо хуже, чем в действительности? Он саркастически усмехнулся: неистребимое желание шутить всегда, шутить везде до дней последних донца проявилось даже в этой, вряд ли самой подходящей обстановке.
Однако следует и к ней приспосабливаться. Как говорил один записной остряк, Апокалипсис каждый день — тоже быт, а тут пока что до Апокалипсиса далековато.
Тараканов почистил карманы и разгрузки камуфляжки, затянул на себе под пиджаком позаимствованный поясной ремень с подвесками — ножнами с кинжалом, чехлами с запасными обоймами для автомата и пистолета (сам пистолет в спецкобуре тоже был на месте), еще какими-то причиндалами, с которыми некогда было разбираться, — пустил в землю короткую очередь, как бы подтверждающую исполнение расстрела, и почти наугад двинулся к входу в институт.

В холле никого не было. Куда ушли террористы, каким путем — в смысле по левому или правому коридору — полная неизвестность.
У лошади было четыре калоши.
Две правых — дырявых, две левых — хороших,
— ни с того ни с сего вспомнились стихи, прочитанные то ли в детстве, то ли в ранней юности.
И левые две непрестанно гордились,
Что правые две никуда не годились.31


## 31. Стихи Н.Воронель и Р.Мухи.

Куда же двигаться?
По детской поэтической подсказке и по житейской мужской — налево.
Ну что ж, налево так налево.
Тараканов еще раз глубоко вздохнул и, осторожно ступая — забыл, что парусиновые туфли и без того бесшумны, — направился в левый коридор.
Хорошо освещенный то ли сплошным панорамным окном, то ли его имитацией (на эту мысль наводила странная неподвижность «фонтанов» из пальмовых листьев), он выглядел недлинным, хотя Тимофею Никитичу показалось, что на его преодоление ушло несколько минут. А еще он ощутил себя абсолютно беззащитным — ни одной двери, ни одного выступа, за которыми можно было бы укрыться в случае опасности. Ни убежать, ни спрятаться. Вот такое же ощущение охватило его однажды во время службы в армии, когда Соединенные Штаты устроили провокацию на границе с Орегоном, и штурмовики Русама, переброшенные из Калифорнии на самолетах (экранопланы в армии тогда еще не использовали), десантировались на скоростных парашютах под огнем противника. Летишь две-три минуты, а кажется — целую жизнь! Весело, однако!
Коридор раздвоился, и Тараканов опять-таки выбрал левый путь. Как там про калоши? И правым твердили со всей прямотой: «Не вам бы хвалиться своей правотой»? Кажется, так.
Снова хорошо освещенный коридор, снова ни одной двери, и — тишина. Не легкая и прозрачная, а плотная и тяжелая, какая бывает перед грозой. Тишина, кажется, пронизавшая весь институт: сколько Тараканов ни прислушивался, ниоткуда не долетало ни одного звука. Террористы просто канули в этой тиши, как в омуте, даже не булькнув.
И опять та же история: развилка, белый коридор, тишина…
Развилка… белый коридор… тишина…
Ни одной двери, да, похоже, и ни одного окна — сплошная имитация. Тараканов понял это, когда заметил после очередной развилки, что картина сада в «окне» повторяется
Пол в коридорах шел на подъем. Поначалу не очень заметно, но вскоре ноги стали чувствовать встречный уклон, а на одной развилке, неизвестно какой по счету, картинка за «окном» резко изменилась: ушли вниз пальмовые «фонтаны» и открылась панорама зеленовато-синего океана под ярко-голубым безоблачным небом. И вдали, конечно, обязательный одинокий парус, похожий на белую запятую.
Тараканов проголодался и устал красться по этим бесконечным левым коридорам. Ему казалось, что он уже несколько раз обогнул по периметру здание института и поднялся на самый верх. Возможно, так оно и есть, а может быть, и нет: не было критериев сравнения. Это тебе не бухгалтерскую отчетность проверять, раздраженно думал он: тут — исходные данные, там — конечный результат. Исходные, ладно, имеются — это холл, а вот конца не видно. Наверное, следовало идти направо… а может, вообще, менять направление: туда-сюда обратно, тебе и мне приятно… Черрт, всякая дрянь в голову лезет! И куда, дьявол их побери, все подевались — и террористы, и товарищи ученые, доценты с кандидатами?
Опять развилка. А-а, была не была, свернем направо!
И почти сразу же наступило изменение: в конце коридора нарисовался холл, очень похожий на холл первого этажа. Только лифт был всего один. Что, если попробовать воспользоваться техникой?
Тимофей Никитич нажал кнопку вызова. На панели над дверью вспыхнули буквы и цифры: «ПМ-0». Через несколько секунд серебристая телескопическая дверь уползла в сторону, открывая вместительную кабину, освещенную приятным зеленоватым светом.
Тараканов осмотрелся по сторонам и, не заметив ничего настораживающего, шагнул внутрь.
Дверь оставалась открытой, видимо, в ожидании приказа.
Прежде чем дать задание автоматике лифта, он с присущей инспектору дотошностью вгляделся в панель управления. Вид у нее был странноватый: один ряд кнопок расположен не вертикально, а горизонтально, и снабжен белой пластиковой полоской, на которой возле некоторых кнопок чернели те же буквы ПМ и номера не по порядку. От них по вертикали вниз уходили разноцветные ряды других, но, в общем, обычных лифтовых кнопок.
НИИПМ и тут «ПМ»… Неужто и впрямь параллельные миры? — с некоторой долей растерянности подумал Тимофей Никитич. Посчитал — шестнадцать горизонтальных кнопок. А куда ведут вертикальные? Ладно, потом кто-нибудь объяснит, пока что надо разобраться со «штатниками». Он покрутил пальцами над всеми рядами и неожиданно для самого себя нажал одну из горизонтальных — «ПМ-5».
— Мультиверсум, уровень пятый, — раздался над головой металлический голос. — Туннельный переход заблокирован.
— И правильно, что заблокирован, — пробормотал Тараканов. — Пойдем другим путем. — И нажал «ПМ-20».
— Мультиверсум, уровень двадцатый. Туннельный переход заблокирован.
Раз за разом нажимал Тимофей Никитич кнопки — и подряд, и через несколько, — ответ был один и тот же. Оставалась самая левая, «ПМ-0», возможно, обозначающая мир, в котором он находился в настоящее время. Недаром же над лифтом загорелась эта надпись.
Уже с полным небрежением он потыкал в нее раза три-четыре, и вдруг тот же голос после указания уровня произнес другие слова:
— Туннельный переход открыт. Трансфер нестабилен. Хронобаланс отсутствует. Время нулевого аттрактора отстает в настоящий момент на сто семь лет. Если информация принята во внимание, для выхода на уровень нажмите кнопку номер два. Будьте осторожны, не теряйте точку возвращения. Будьте осторожны!
Тимофей Никитич ничего не понял, кроме того, что на этом самом нулевом аттракторе (что это за штука такая?) Мультиверсума по нормальному земному летосчислению — 1909 год. Это он просчитал мгновенно — не зря увлекался нумерологией. Ну и что? Вроде бы ничего особенного. Ах, нет, это же год до восшествия на престол Шереметевых! Наверное, ученые что-то готовят к визиту императора. А может быть, не только они? Ведь до сей поры у новой династии полно непримиримых врагов — причем по всему миру. Что, если теракт в НИИПМ нацелен именно на 1909-й с одной-единственной целью — в зародыше ликвидировать все те надежды и свершения, которые принесла с собой на вершину власти эта семья, счастливо соединившая в себе взращенный столетиями аристократизм духа и родившийся лишь в XIX веке деловой демократизм? От этой мысли он даже взмок, тут же отбросил ее — да нет, не может быть, просто совпадение! — однако обычная самоуверенность уже дала трещину, и то и дело возвращающаяся тревога продолжала ее расширять. А вот все остальное воспринималось как абракадабра. Тем не менее, он, по совету робота-информатора, обратил внимание на одно немаловажное обстоятельство: выходить там опасно, можно потеряться и не вернуться.
Что же делать? Куда двигаться? Пожалуй, лучше всего оказаться снова в холле, но, во-первых, что-то непохоже, что этот лифт сработает как обычный, во-вторых, если и сработает, то что для этого нужно нажать, а в-третьих, опять-таки остаются террористы. Три неизвестных и ни одного уравнения.
Но задачку-то надо решать и желательно — побыстрей.
Потому как ись осенно хоца? Так, кажется, в седобородом анекдоте?
Циник ты и синофоб, упрекнул себя Генеральный инспектор, выходя из кабины. По коридорам шастать, конечно, дольше, зато… Что — зато? Надежней? Менее опасно? А кто знает? Да никто. Счастливого пути, господин Генеральный инспектор!
Перехватив автомат поудобней, Тимофей Никитич продолжил обследование левых коридоров, предварительно вернувшись на место последней развилки.
Когда он увидел в конце очередного коридора нечто, издалека похожее на дверь или тупик, сразу даже не поверил. Решил, что замылились глаза. Однако по мере приближения это нечто не только все больше походило на дверь, но из-за нее стали доноситься какие-то невнятные шумы.
Люди?! Но — кто, ученые или террористы?
Тараканов подкрался, стараясь даже не дышать, прислушался. Приоткрыть и заглянуть невозможно: дверь на защелке, движение ручки может привлечь опасное внимание. Поэтому он целиком сосредоточился на слухе и сразу же получил некоторые результаты.
— Мое требование достаточно ясно: дайте параметры туннельного перехода в восемнадцатый-девятнадцатый века. Мне бы не хотелось применять насилие, но…
Голос, говоривший по-английски с американским акцентом, был Тараканову вроде бы знаком: ну да, тот же самый, который посылал Ярошевича расправиться с бывшим шефом. Но вот смысл сказанного его смутил: выходит, им надо не в начало двадцатого, а на два столетия раньше — спрашивается: зачем?
Американцу ответила женщина, но не доктор Корнеева. У Сандры голос средней высоты, чистый и ясный, а этот — гораздо ниже, с прокуренной хрипотцой и усмешливой одесской интонацией:
— Это таки понятно, шо вы говорите, хотя непонятно, шо вы в тех веках забыли. Кстати, в каком мире? У нас жеж, как на Привозе, — их есть большой выбор.
— Фаина Аркадьевна, неужели не ясно? — Вмешавшийся мужчина тоже явно усмехался. — В том самом, в котором Аляска была продана их вшивым Штатам. Они, видимо, начитались теоретических статей в Physical Letters и вздумали переместить части восемнадцатого и девятнадцатого хронокластеров нулевого мира в наш собственный, заполучив таким образом Аляску, Калифорнию, Гавайи. Это им кажется проще, чем…
— Проще, Олег Георгиевич, проще, — перебила Фаина Аркадьевна, и в ее голосе Тараканов уловил предупреждение: мол, не надо болтать лишнего.
Мужчина говорил что-то еще, женщина ему возражала. Оба сыпали терминами, за которыми нормальный человек (а Тимофей Никитич считал себя нормальным человеком) не в силах был уяснить, о чем идет речь, а потому Тараканов быстро почувствовал, что его собственный «перрончик тронулся». Уже смирившись с существованием параллельных миров, он почему-то решил, что они в принципе все разные, однако, оказывается, есть иной мир, где также имеются и Россия, и Аляска, и Соединенные Штаты, только Аляска продана… Вот так запросто, как личный садовый участок. Разве такое возможно?! Это же огромный кусок земной суши, с живой природой, с людьми! Хотя… Вспомнилось, что почти десяток штатов разместился на земле, купленной за бесценок двести лет назад у Наполеона правительством президента… кажется, Джефферсона? Впрочем, неважно, какого именно — штатовские президенты все были и остаются как бы сделанными на одну колодку. Клоны, так их и эдак!
Значит, возможно!
Вряд ли подобные мысли роились в голове командира террористов, однако от вываленной на него кучи научных терминов и понятий его «перрончик», видимо, тоже «поехал», потому что до Тараканова донесся отчаянный рык:
— Заткнитесь оба! Чего мы хотим и как собираемся поступить — не ваше дело. Ваше дело — отправить нас туда, куда укажем. И не дай вам Бог скиксовать — мои люди не задумаются всех вас пришить.
Наступила относительная тишина. То есть слышалось прерывистое дыхание, стук металла по камню — кто-то ходил в подкованной обуви, — что-то перетаскивали тяжелое…
Потом другой женский голос — у Тараканова екнуло сердце: он узнал Сандру — не без сарказма спросил:
— А как вы поймете, туда ли попали? Миров много, хронокластеров еще больше.
— Ты — самая умная, да? — перебил командир. — Вот тебя и поставим к стенке, если что-то не сработает. Или, даже лучше, с собой возьмем, чтобы не загнали нас неизвестно куда.
— Э-э нет, так дело не пойдет, — возразил мужчина. — При запуске у меня каждый человек на своем месте. В хронолифте справится и подросток, а здесь нужны специалисты. Лишних у нас нет.
— Ладно, док, — неожиданно легко согласился командир террористов, — приступайте к подготовке! Сколько потребуется времени?
— Три минуты, — сухо ответил «док».
— О'кей! В лифт вместе со мной должны пойти двенадцать человек. Столько поместится в кабине?
— Вопрос не в этом, — отозвался «док». — Вопрос: хватит ли энергии, чтобы пропустить вас через туннель…
— А мы бегом, — неожиданно пошутил главарь. — Вы, двое, остаетесь тут на контроле. И где пропал этот чертов Ярошевич?! Он должен быть у вас старшим.
— Найдется, — откликнулся женский голос. — Он в дирижабле съел что-то не то. Наверное, сидит под бананом.
Это же Оксана Филиппова, узнал Генеральный инспектор девушку из своей команды. Ну да, подружка Максима… и тоже засланка! Ёпэрэсэтэ — проще не скажешь!
— Ладно! Вернется — пусть готовит задницу. — Это командир.
— Он же не гей.
От хохота здоровых парней задрожала дверь. Задрожала и неожиданно приоткрылась. Чуть-чуть, самую малость, но Тараканову почудилось, что у него от радости лопнет сердце.
— Я не в том смысле, Оксана, — отсмеявшись, сказал командир.
Ну точно, она, Филиппова. Стройная, длинноногая красавица с кудрявым шаром черных волос вокруг головы. Настолько привлекательная, что Тимофей Никитич как-то даже немного позавидовал Максиму. Впрочем, теперь уже некому завидовать.
Дверь открывалась наружу и вправо, поэтому щель, которую Тараканов осторожненько расширил, позволяла видеть часть зала, заставленного аппаратурой, часть экрана огромного монитора или дисплея — на нем вились, причудливо переплетаясь, разноцветные ленты — и несколько человек. Те, что были в камуфляже, держали под дулами автоматов тех, что были в белых халатах. Сотрудники возились у неизвестных инспектору аппаратов — щелкали тумблерами, водили руками над сенсорными панелями, перебрасывались короткими репликами, смысл которых Тараканову был совершенно недоступен.
Одновременно нарастало гудение — по силе звука и высоте тона.
Ленты на экране меняли цвет, выстраивались в замысловатые геометрические фигуры и вдруг исчезли, а на экране появилась какая-то картинка. Не схема и не природа — что именно, по видимой части было непонятно. С появлением картинки гудение пропало, закончившись коротким высоким свистком.
И раздался уже знакомый Тараканову металлический голос:
— Мультиверсум, уровень первый. Туннельный переход открыт. Темпоральное поле нестабильно. Большая вероятность коллапса. Угроза безопасности ноль-четыре. Будьте осторожны.
— Что нам делать, док? — спросил невидимый в щель командир.
— Если вас не пугает возможный коллапс…
— Не пугает. Но — один вопрос: что будет с нами в случае коллапса?
— Смотря где будете находиться, — скучным голосом лектора заговорил тоже невидимый Тараканову «док». — Если в туннеле — вы исчезнете, хотя где именно окажетесь — неизвестно. Может быть, просто дезинтегрируетесь на атомы. Если успеете пройти туннель в хронокластер, останетесь в нем до тех пор, пока вас не найдут. Но когда найдут — тоже неизвестно. И будут ли вообще искать — большо-о-ой вопрос.
 — Почему?
— Координаты объекта в пространстве времени определить весьма сложно. Может, вы не успели пройти туннель…
— А может, мы не успеем по вашей милости? Учтите, это для вас чревато очень неприятными последствиями.
— Не надо пугать. Нам коллапс тоже ни к чему: после него хлопот не оберешься. Полный разлад оборудования, ураган в Бермудском треугольнике, землетрясение в Тибете… В общем, давайте поторопитесь — наш запас энергии тоже имеет предел.
— Так, покажите, что нужно делать?
— Занимайте кабину лифта… — Через поле обзора Тараканова прошли люди в камуфляже — он насчитал двенадцать человек — и один в белом халате, видимо, «док». Донесся его немного приглушенный голос: — Нажимайте кнопку «ПМ-1». Это — вызов хроноселектора. Под ней вертикальный ряд кнопок определяет глубину погружения в хронокластер. Отсчет обратный от нашего времени. Цена деления — десять лет. Более точный отсчет дает сам туннель, при этом возле кнопки появляется свой горизонтальный ряд…
— Ясно. Не маленькие — разберемся.
Просипели двери лифта, звякнул звонок, что-то загудело, замолкло, потом снова загудело — в аппаратном зале царило молчание, каждый был занят.
Тараканов замер в ожидании.
Опять звякнуло, и послышался голос Корнеевой:
— Похоже, выходят в туннель.
— Ну, слава Всевышнему! — откликнулся «док».
Кто-то радостно засмеялся, несколько голосов сразу заговорили. Тараканову в щель было видно, что оставшиеся террористы расслабились, опустили оружие, закурили…
И тут голос хриплой дамы:
— Что это?! Не может быть!! Они каким-то образом запустили размножение!
Кто-то из террористов крикнул:
— Стоять! Ничего не трогать! Стоять, я сказал!
И — звук выстрела.
Раздался женский вскрик, его заглушил пронзительный вой сирены.
Тараканов не стал терять момента: он распахнул дверь и, стоя в проеме, от живота одной очередью срезал бандитов.

Гл. 13  http://www.proza.ru/2017/04/19/1932

ПРЕДЫДУЩИЕ ГЛАВЫ:
Глава 1 http://www.proza.ru/2016/03/20/1617
Глава 2 http://www.proza.ru/2016/03/20/1639
Глава 3 http://www.proza.ru/2016/03/20/1643
Глава 4 http://www.proza.ru/2016/03/30/1270
Глава 5 http://www.proza.ru/2017/03/04/127
Глава 6 http://www.proza.ru/2017/03/04/136
Глава 7 http://www.proza.ru/2017/03/04/139
Глава 8 http://www.proza.ru/2017/03/12/2036
Глава 9 http://www.proza.ru/2017/03/16/201
Глава 10 http://www.proza.ru/2017/03/17/1891
Глава 11 http://www.proza.ru/2017/04/10/2233