гл. 14. Заговор

                Глава 14 
                З А Г О В О Р 
 
    Примерно за полтора месяца до Отнарского перемирия в одном из респектабельных особняков, стоявшем среди небольшого хорошо ухоженного, надежно огороженного и бдительно охраняемого парка, находившегося на берегу Сарагского озера, что в получасе езды на автомобиле от центра столицы НДФ,   состоялась знаменательная встреча двух людей. Один из них (штатский) возглавлял ФБГБ - ведомство  внутренней и внешней политической разведки и контрразведки, а другой (военный) был никем иным, как начальником Генерального штаба вооруженных сил страны. Эта их встреча была уже не первой.
    - Как наши дела  на фронте генерал? Победа близка? - спросил главный разведчик-контразведчик  главного стратега таким язвительным тоном,  который не оставлял никаких сомнений относительно личного отношения вопрошавшего к перспективам "близкой победы".
    - Будет вам острить, господин  полицейский! Надоело и не ко времени...  - ответствовал генерал, с удовлетворением отметив про себя, что главу ФБГБ от "господина полицейского" передернуло.
    -  Хорошо, хорошо, Ланцер, не буду  - примирительно  сказал штатский, переходя с официального "генерал"  на обращение по имени.
    - Да уж, давайте не будем...  Давайте лучше сразу о деле, Кафорс - моментально согласился  на перемену тона беседы  генштабист -  На фронте все то же,  и ничего нового не будет. Ресурсов для создания стратегического перевеса в каком-либо месте, и для достижения, таким образом,  решительного успеха  - нет. Даже если мы переиграем разведку противника, все равно - ресурсов нет. Экономика на пределе. Качество вооружений падает.  То,  что в начале войны делалось из качественных материалов - теперь гонят из эрзацев. Броня танков лопается как яичная скорлупа, бомбы не взрываются, зато оружие разрывается в руках у солдат.   Все натянуто как струна. С  "боевым духом" - сами знаете как. Лучше меня знаете. По части "духа" у вас информации больше чем у меня. Так, что на энтузиазме не вылезем. Кончать все это надо! Как-то..
    - Дух... Да,  дух тяжелый... Трупный, я бы сказал,  дух... По всей имеющейся у меня информации  одинаково гадкий,    как на фронте, так  и в тылу. Одним вас могу успокоить, Ланцер, у равнинцев дела обстоят не лучше. И с "духом" и с вооружениями.
    - А то я сам этого не знаю! Для этого и данных военной разведки достаточно. Послушайте Кафорс, зачем нам политическая разведка, если и так все ясно?
    -  То есть вы хотите сказать, что мы хлеб зря едим?
    -  Эм-м-м...
    -  Хотите, хотите! Однако, как человек трезвый,   общаетесь, все-таки со мной,  а не с шефом ВР. А знаете почему?  Потому,  что понимаете: суперколонель Картэна  - верный соратник маршала Венара... А эти два парня только и мечтают о войне до победного конца... А еще они мечтают перевешать всех  армейских "голубей", впрочем, как и штатских,  чтобы не мешали им покрывать себя неувядаемой славой. Вас, дорогой Ланцер, между прочим, числят в "голубях". Знаете?
    - Эм-м-м..
    - А я знаю! Хотите повисеть?
    - Кафорс, ну что вы, право! Мы же вроде договорились: говорить только по делу...
    - Договорились! А что вы цепляетесь?
  -  Какой вы нервный, в самом деле... Ну, извините.
  - Будешь тут нервным! Сидим, как на бомбе...

                * * *
      
    Пока два человека в особняке близ столицы играли прелюдию к более серьезной части своего разговора, младший брат Лорри -  Темар находился в траншее полного профиля  в трехстах метрах  от такой же траншеи,  отрытой противником. За неимением молельного табурета, усевшись в предписанной ритуалом позе  на поставленный на попа патронный ящик он мысленно общался  с Богом.  Темар благодарил Бога за все испытания, которые тот щедро рассыпал  перед ним,  чтобы проверить крепость его веры, и  дать ему окончательно убедиться в своей "посвященности". 
    "Посвященность" не была степенью в религиозной иерархии, ее нельзя было приобрести даже самым глубоким знанием Завета Истины или освоением всех тонкостей богослужения. Ее можно было  найти  только внутри себя. Это было потрясающее чувство отрыва от привычных связей материального мира, которые замещались ощущением непосредственного контакта  с самим  Богом,  и осознанием того, что "посвященный" является прямым его, Бога, орудием. Может быть кто-то это чувствовал по-другому, но Темар  ощущал  это именно так. 
    С некоторых пор любая  невзгода или потеря, которые  для  обычного  человека могли  бы стать потрясением и  настоящим горем, служили ему только лишним подтверждением,  того,  что Бог, в своей великой милости, обрывая  сковывающие    Темара мирские связи, все более приближает его к себе, подводя к некому итогу,  за которым последует переход в вечность и полное слияние с Великой Сущностью.
    Если разрыв с  Лорри почти два года назад  заставил его переживать и даже  страдать достаточно длительное время, то конфликт с Адди, вызванный отказом Темара использовать совершенно реальную возможность отсрочки от призыва на военную службу в связи с необходимостью ухода за тяжело больной матерью и престарелой бабушкой, оставил в его душе только некоторое  чувство неловкости, которое, впрочем, быстро потонуло в гордом ощущении своей способности принести любую жертву во имя Святой Веры.
    Он легко, с каким-то даже наслаждением, перенес все "прелести"  учебной  военной части: дурную пищу, вонь казармы, жидкую грязь, дым и грохот  штурмовой полосы,   пот и кровавые пузыри на ногах от  марш-бросков, хамский ор фельдфебелей... Это - от Бога! Бог готовит его для подвига, и для встречи с собой!
    Попав в окопы, он сразу вызвал невольное уважение старых вояк тем,  с каким спокойствием и даже равнодушием  перенес первую для него бомбежку. А ему действительно не было страшно. Он не боялся умереть. Он думал только о встрече с Богом, о том,  будет ли он удостоен этой чести прямо сейчас, или Великой Сущности  понадобится еще некоторое время подержать его в этом мире, для какой-то неведомой цели... И когда бомбежка закончилась, он, по свистку субкорнета,  только отряхнув со стального шлема и  другого своего армейского обмундирования  насыпавшуюся землю, одним из первых стал к брустверу, выложил на него свою винтовку и стал деловито ловить в прицел и выбивать из надвигавшейся вражеской цепи качающиеся на бегу звенья человеческих фигурок. Это - Бог! Он  - рука Бога!
    Ротный командир, который передал ему телеграмму Адди о смерти матери,  был поражен не столько спокойствием, с которым Темар принял это известие, сколько его решительным отказом использовать предоставлявшийся в таких случаях солдатам краткосрочный отпуск.  Ротный не догадывался  о том,  что было совершенно ясно Темару.  Это - Бог! Бог испытывает его! Бог убирал всех, кто стоял между ним и Темаром.
    За три месяца, которые Темар провел на передовой, он заслужил себе авторитет не только отчаянного храбреца, но и опасного счастливчика. Побывав  за это время под немыслимым количеством артиллерийских минометных и прочих обстрелов, сходив в десяток смертельных атак и контратак, а также  два раза добровольцем вызвавшись в самоубийственный поиск за "языком", он умудрился не получить ни одного, даже легкого ранения, в то время, как вокруг него людей выкашивало и калечило десятками. В конце-концов, оказаться в цепи или  в окопе рядом с Темаром   в роте стало считаться дурным знаком.
    Снарядный ящик под Темаром качнулся, потому  что качнулась земля. Он еще успел почувствовать толчок воздуха, гонимого перед собой сотнями летевших с той стороны  фронта фугасных снарядов и  услышать истошные команды: "В укрытие!!! Ложи-и-и-и-сь!!!!" ... и все.  Темар слился с Великой Сущностью.

                * * *

    Грохот разрывов, убивших Темара,  не мог докатится до особняка на  берегу Сарагского озера  и помешать происходившему там разговору.
     -  Ну, пособачились, и довольно... - вновь примирительно произнес Кафорс   - Давайте-ка лучше подбивать бабки и принимать решения.   Значит так:  по моим сведениям в стране сейчас, по крайней мере,  два десятка заговоров,  но  по настоящему реальных  из них - четыре. Первый - заговор самого президента. Он понимает,  что в свое время дал солдафонам (простите, Ланцер!) сесть себе на шею и теперь они погоняют его и в хвост и в гриву. Но он же не дурак! Ему же ясно,  что никакой победы уже не будет и, в конце-концов,  придется  либо стреляться самому, либо его пристрелят, когда начнется общий бунт. А что он начнется, если все будет идти так,  как идет -  очевидно всем. Так, что наш  Железный Очкарик,  пока что в совершенной тайне, как ему кажется, во-первых - зондирует почву для установления перемирия с  Королевством,  а во-вторых, ищет союзников, чтобы свернуть шею маршалу Венару и его компании. А это - не просто, так что союзники нужны дельные.   Однако, если он шею маршалу свернет, то может предстать как миротворец, а также, при удачном раскладе,  приписать себе какие-нибудь победные лавры. Устье Смилты по Большую Ветку  все-таки за нами... пока... А по части пропаганды и производства слонов из мух Стиллер действительно мастер. Но,  в общем -   здесь у него единственный шанс вылезти из всей этой мерзкой каши с сохранением лица или, хотя бы,  жизни. Это, кстати,  тоже не так мало.
    - А с кем он будет отрывать голову маршалу? - подал голос Ланцер - Уж не со своей ли личной службой безопасности?  У него там  этот...  как его? Хамоватый такой боров... Ну... как его? Черт! Что с памятью делается! -  Ланцер болезненно сморщился. 
    - Жаккор - подсказал Кафорс
    - Да,  точно: Жаккор! - с облегчением подхватил генерал.
    - Нет, нет! - Кафорс  даже замахал рукой -   Очкарик сам понимает, что эта свинья хоть и корчит из себя преданного пса, но при  нынешней ситуации, и при полном отсутствии шансов,  под пули  за шефа не полезет. Скорее сдаст его.
    -  Кому?  - коротко спросил Ланцер.
    - Мне,  например -  тут же ответил Кафорс -  или, скажем, маршалу... Кому понадобится, тому и сдаст! Собственно, уже начал сдавать. Он уже выходил на меня. Осторожно пока... Дескать: "Надо спасать президента...", -  то-сё, бла-бла...
    - Ну? А вы?
    -  А зачем он мне. На меня сам Стиллер вышел. Он же понимает, что в случае чего, придется дело иметь как минимум со спецназом военной разведки, да с головорезами из Патриотического Союза Офицеров, а то и с регулярными воинскими подразделениями... Маршал у нас такой - он может!   
     - Ну, и на какой итог рассчитывает президент? - заинтересовано спросил начальник генштаба.
     - Как всегда! Хочет снова сверху оказаться... за наш с вами счет.
    - А он, что знает что мы... эм-м-м?
     - Да нет, что вы, Ланцер!  Но он знает меня и предполагает, что я могу иметь какую-то свою игру. А кроме того, Очкарику хорошо известно, что у меня в непосредственном подчинении несколько диверсионных подразделений с первоклассными спецами...  И  батальон бойцов для групп захвата - тоже, я вам скажу,  мастера отменные. Так что ежели не в поле сходится,  а душить друг-друга по штабам и квартирам, то мои орлы плюс его вшивая гвардия - это уже что-то.. Это уже неплохой  шанс против Венара и Картэны.

                * * *
       Кафорс, Ланцер, Венар... - эти имена известны  Лорри только из газетных публикаций,    новостных передач радио и телевидения, военных сводок. В общем-то, какие-то абстрактные фигуры. Лорри ни о ком из них никогда специально не думала. А сейчас, тем более,  не до них. Она сидит  в  читальном зале университетской библиотеки и  заканчивает выверять список литературы, использованной  ею для написания  магистерской диссертации.
    Восемь месяцев, прошедшие после выписки Лидо из госпиталя   и его  отъезда домой, прошли для неё настолько ординарно,  насколько этот термин применим к условиям жизни человека  в воюющей стране. Так же как все Лорри применялась к этим условиям, испытывала те же, что и все,  тяготы,  жила теми же,  как и у всех надеждами, и несла обычные в таких случаях (хотя от этого не менее тяжелые для неё) потери.
    В конце осени  она получила письмо от Адди,  в котором сестра сообщила ей, что Темара призвали в армию, и что он отказался от отсрочки, которую вполне мог бы получить. Мало того, он очень переживал,  и порицал себя за то, что не успел подать прошение о зачислении его в армию добровольцем еще до получения повестки из комиссии по воинскому набору. Он,  видите ли, считал это нарушением  со своей стороны какого-то там "морального обязательства" перед "братьями по вере".  Адди,  не вдаваясь в подробности, упомянула о состоявшемся у неё с Темаром трудном и даже тяжелом разговоре по этому поводу, который закончился безрезультатно. "Я ему говорю - сетовала Адди - что нужно не только о Боге, но  и  о близких людях подумать. А он, как заведенный - свое (ты же слышала!), дескать,   мы в этом мире гости, а настоящее существование где-то там,  у Бога или в Боге (черт его разберет, прости сестричка!). Все говорит, что именно так он (Темар) проявляет о нас  всех высшую заботу, служит за нас всех перед Великой Сущностью,  и все такое. В общем,  только и мечтает о  каком-нибудь религиозном подвиге. Это ужасно, Лорри! Добром это не кончится, но ничего, совершенно ничего нельзя поделать!..."    
    Лорри, понимая что повлиять на брата невозможно, да и поздно,  написала Темару в армию  пару довольно  формальных писем, вроде того: "Как  здоровье? Как дела?" -  и получила вполне ожидаемые ответы: "Бог Велик и Светел! Слава Ему - все хорошо!"
  Госпожа Варбоди во время всей этой истории с призывом её сына в армию, очередной раз находилась на лечении в психиатрической клинике.  О том,  что происходит в доме, от неё, разумеется,  скрывали.  Однако в середине зимы, когда Темар,  стоически выдержав все сомнительные удовольствия "учебки",  готовился к отправке  на фронт, его мать выписали из больницы. Не застав сына дома, она все поняла, и никакое самоотверженное вранье Адди о том, что Темара забрали на "общественные работы",  помочь уже не могло.  У госпожи Варбоди случился тяжелейший припадок депрессивного психоза,  в ходе которого она  совершала беспрестанные  суицидные попытки: порывалась выпить или проглотить все, что в её  больном воображении представлялось ядом, пробовала выбросится из окна, несмотря на то, что в доме было только два этажа, вскрыть себе вены столовым ножом... Адди, собрав все свое самообладание,  металась от безумной матери  к рыдающей бабушке, которая плакала от бессилья, не будучи в состоянии чем-нибудь помочь, и от них обоих к телефону, торопя и торопя карету скорой помощи.  Наконец,  несчастную госпожу Варбоди,  с вывихнутой после падения из окна первого этажа рукой,  с истерзанными тупым лезвием запястьями рук, всю в крови, доставили в психосоматическое  отделение Инзонской городской  больницы.  Но, пока больную  выводили из  состояния психоза,  у нее развился приступ острой сердечной недостаточности, который купировать не удалось. Она умерла.
    Лорри по  телеграмме сестры, как и тогда, когда умер отец, на перекладных рванулась в Инзо. Но это было уже другое время -  транспорт ходил гораздо хуже.  Она провела в дороге более трех суток и маму  похоронили без нее...
    Она почему-то вспомнила об этом сейчас, сидя за потертым, но добротным столом университетского читального зала. В глазах у неё стало горячо, а в горле колко... Она часто задышала и,  желая сдержать рвавшееся наружу рыдание, с тихой яростью коротко стукнула кулачком по краю массивной столешницы. Несколько человек, сидевших в зале, обернулись, библиотекарь поднял голову от конторки... Книжка упала? Бывает...
    Как же она ненавидела в этот момент Стиллера! ...И попов!               

                * * *

    - А попы? -   поинтересовался   у своего собеседника Ланцер, продолжая  свои переговоры с шефом ФБГБ за тысячу километров  от Лорри   - У Стиллера ведь с ними тоже какие-то танцы?
    - А что попы? Вы наших попов не знаете? Попы всегда примкнут к победителю и объяснят всем, что провидению было угодно, что бы все вышло именно так,  как вышло.
    - Но  Первосвященник-то, пока,  с президентом? - продолжал разрабатывать тему Ланцер.
     - Вот именно - пока. Пока  не ясно, кто сверху окажется. Первосвященник - старая опытная бестия с постной рожей!
       - Однако вы его не любите, Кафорс!
       - Завидую, Ланцер, понимаете? Завидую! Ведь мы с ним когда-то,  еще до  Славного  Народного Восстания и  Войны за Объединение,  вместе начинали, в Управлении Охраны Короны... Его уже тогда внедрили.
     - Так это что - не слухи?
       -  Для меня и вот теперь  для вас - святая правда. А для всех остальных, по- прежнему - отвратительная и мерзкая клевета еретиков и  атеистов. Он, Первосвященник наш, всегда везунчиком был. Картотеку секретных агентов начальник Управления,  когда  конфедераты столицу захватили,  успел спалить. Вот и получилось, что всех кадровых  спецов -  и молодых тогда, вроде меня, и стариков,  вроде  самого начальника Управления -  кого почикали,  кого разогнали с волчьими билетами и без куска хлеба. А вот сексоты, особливо, которые еще не успели себя как-нибудь расшифровать, остались при местах, и некоторые даже -  при теплых.
     - Так что получается? Первосвященник у нас... то есть у вас "на крючке"? - полюбопытствовал  Ланцер.
       -  Черта лысого!  Я же вам сказал - все сгорело. Даже куратора его тогда же, во время штурма столицы,  шлепнули.  Он отлично знает,  что на него ничего нет, кроме личных воспоминаний двух-трех человек.  А это,  сами понимаете - не серьезно. Поэтому-то я ему и завидую. Он со своей поповской шайкой всегда при деле, при деньгах,  в относительной безопасности, да еще и с репутацией святого!  И снова, поверьте, мы все в дерьме окажемся, а он - в белом фраке. Сейчас он опять всем нужен будет, прежде всего, конечно, победителю - благословлять итоги драки и убаюкивать  растерянное  быдло. Чтобы это быдло не полезло, куда не следует...
    - Так что у него все-таки со Стиллером?  - настаивал Ланцер.
    -  Очкарик именно через него  организовал тайный канал связи с Королевством. Мои информаторы сообщают, что легаты Первосвященника днюют и ночуют в штаб-квартире ВЭК.* 

* ВЭК - Всемирный Экуменический Конгресс, международная общественная организация, выступающая за объединение церквей,  имеющая штаб-квартиру в Дансиде  (Великое Герцогство Лансор)  (прим. автора)   

А ведь раньше он и слышать об экумене не хотел. В чем дело? А в том, что   наши попы встречаются там с  представителем Экзарха церкви Бога Единственного и Светоносного. А дальше эта цепочка  тянется, насколько мне известно,   прямо в Кабинет
Министров Соединенного Королевства. Собственно, по имеющейся у меня информации, стадия зондажа уже заканчивается. Далее планы Стиллера таковы: используя секретное посредничество Первосвященника,  согласовать практически все приемлемые для сторон  условия мира, а затем, неожиданно для всех выскочить на прямые переговоры и закончить дело в два, три дня, поставив всех перед фактом. Здесь Очкарик видит две основные опасности (это он мне сам изложил!)  Первая из них - быстрая реакция маршала Венара и иже с ним.  Эти парни, если Очкарик  будет в стране,   могут просто захватить его, а затем,  скорее всего,  пришьют.  Результаты переговоров, разумеется,  дезавуируют.  Если же, в момент возможного выступления военных, он  окажется за границей на переговорах,  то здесь просто перебьют всех его клевретов, захватят власть и обратно самого Стиллера уже  не  пустят... А если пустят, то только для того, чтобы расстрелять...

                * * *

     Совсем недалеко от заговорщиков, в здании Центрального военного госпиталя, находившемся среди обширного парка  на другом берегу Сарагского  озера, заседала медицинская комиссия. Предметом рассмотрения комиссии были истории болезни,  находившихся на излечении военнослужащих  и, собственно, сами военнослужащие, а точнее, тела, которыми они обладали. Целью же рассмотрения было определение пригодности этих самых тел для дальнейшего использования в ходе продолжавшихся военных действий на суше, на море и в воздухе.   
    Среди  недлинной очереди из  дожидавшихся вызова в большую светлую комнату, где за длинным столом спинами к высоким  переплетам   окон   торчал частокол фигур, обряженных в белые халаты и увенчанных белыми же медицинским  шапочками, находилось  и складное тело Лидо.   Точнее,  тело в комплекте с душой  - в общем,  он сам, собственной персоной.
    Мама, несмотря на все возражения сына,  увязалась провожать его  и теперь маялась неизвестностью на лавочке в сквере за оградой парка, ибо на территорию госпиталя посторонних не допускали. Она страшно беспокоилась, что сына, которого по-прежнему  мучили  сильные головные боли,  и с которым, хотя и редко, но  все еще случались   припадки эпилепсии,   признают годным к прохождению строевой службы и снова направят под пули и бомбы.
    Что касается Лидо,  то он был уверен в том, что отправка на фронт ему не грозит. Наблюдаясь и получая лечение в поликлиническом отделении госпиталя он, по своему обыкновению, перезнакомился со всеми хорошенькими и не очень хорошенькими медицинскими сестрами и всех их положительно очаровал. Следствием этих, можно сказать, инстинктивных с его стороны  действий,  было то, что,  направляясь на медицинскую комиссию,  Лидо заранее и доподлинно знал от загипнотизированных им молодых женщин  содержание врачебного заключения. Смысл его состоял в том, что молодому человеку необходимо продолжить лечение в течение еще полугода, после  чего видно будет,  способен ли он быть пушечным мясом или придется оставить его в покое окончательно. Он, разумеется,  поставил маму в известность о своих более чем серьезных шансах  избежать новой отправки на фронт, но беспокойная женщина боялась поверить в такое счастье сразу,  почему и настояла быть при сыне эскортом во время его похода в госпиталь.
    Самого же Лидо, честно говоря,  уже больше беспокоило его собственное будущее вне армии.  Думать  об этом  совершенно безмятежно  мешала продолжавшаяся война, однако,   у него,  к моменту вызова  на  медицинскую комиссию, сложилось определенное убеждение,  что финал близок. Это  просто витало в воздухе.  За несколько месяцев, которые  он провел дома, Лидо сделал для себя некоторые выводы.  Будучи человеком общительным, он быстро восстановил старые знакомства и завел новые.  Куда бы он ни приходил, с кем бы ни встречался, о чем бы ни беседовал  - всегда и везде в конце-концов заходил разговор о том, что долее воевать невозможно, глупо и даже  преступно. Такое отношение к войне, как оказалось, в тылу было распространено гораздо сильнее,  чем в армии.
    Вначале это обстоятельство несколько удивило Лидо. В самом деле! Кто как не солдаты,  непосредственно рискующие жизнью в военных сражениях,  должны бы первыми изнемочь от войны? Ан нет! Люди,   жившие в сотнях и тысячах километров от фронта,  ни разу не слышавшие разрыва снаряда, и не проведшие, ну,  хоть   получаса в бомбоубежище, говорили о тяготах военного времени гораздо чаще и злее, чем, например,  его товарищи  по экипажу  на  реально воюющем боевом корабле.
    Потом, поразмыслив, он понял (во всяком случае,  как ему казалось)  в чем дело. Пропагандистский пресс  в армии был гораздо сильнее,  чем здесь, в тылу, цензура  - жестче. Строгая субординация и военная дисциплина  также не способствовали развитию критического мышления. Кроме того,  там,  на войне,  люди как-то постепенно  отвыкали бояться  и начинали думать о себе так, как будто им уже нечего терять.  Хуже уже ничего быть не может. А лучше  - может! Вот останусь живым - красота! 
    А здесь в тылу -  есть что терять. Можно потерять близких, которых заберут в армию и они там сгинут; могут забрать в армию тебя самого и сгинешь ты сам; или станет еще хуже со снабжением; а еще можно потерять продуктовые карточки; твое имущество могут реквизировать на нужды фронта; могут сорвать тебя с насиженного места и направить на оборонные работы... И вообще,  нет   никакой возможности просто жить спокойной довоенной жизнью, заниматься любимым, или не очень любимым делом,  тихонько богатеть, или тихонько разоряться, спокойно жениться или разводиться,  зачинать и рожать детей, ездить на отдых в южные или приморские кантоны... 
    Лидо, получивший мирную передышку,  через некоторое время сам почувствовал -   у него тоже появилось то,  что он стал бояться потерять: относительная безопасность, Лорри, надежды на будущее... И одновременно возникло острое, значительно более сильное, чем когда-либо,  желание, чтобы эта чертова война, которая когда-то казалась ему вполне справедливой и даже необходимой,  как-нибудь,  собственно, все равно как, но, главное,  побыстрее  закончилась...
    Лидо,  выслушав от медицинской комиссии практически заранее известное ему резюме, направился к проходной госпиталя, чтобы успокоить  истомившуюся волнением мать, а двое людей в особняке  на другом берегу озера продолжали свой разговор. 
    
                * * *      

    - Эм-м-м...  А  Стиллер... он не пытался найти союзников среди радикал-демократов?  - спросил начальник Генштаба.
     - Хороший вопрос. Это, как раз  имеет отношение к другой опасности, которую Очкарик для себя усматривает. Я  его, конечно,  информировал о  планах радикальной оппозиции. Мало того, я организовал ему, по его же просьбе, секретную встречу с  Дюрсом.  Не лично, разумеется,  организовал, а через моего агента. Есть у меня там кое-кто  в руководстве их политического крыла.   Вообще-то, Дюрс  имеет у них репутацию соглашателя, но даже он Стиллера огорчил. То есть,  в противостоянии армейским    придурками (простите, Ланцер!) они помочь готовы, но дальше непременное требование: Очкарика - в отставку. И, заметьте -  никаких гарантий иммунитета от возможного  судебного преследования. О "Боевом крыле" и говорить нечего. Там ребята злые и о Стиллере даже слышать не хотят. Ни в каком качестве. Вру, однако! В виде мишени для пули или бомбометания - вполне. Счастье, что боевая организация  молодая,      
в стадии становления, так сказать,  и выработки программы. Реально крови еще не хлебнули и во вкус не вошли. Я им, как могу, мешаю. Ссорю   между   собой,  наиболее активных выдергиваю,  да по тюрьмам рассовываю, несколько тайников с оружием  ликвидировать удалось. Но долго это так не протянется.  Растут ребята. Руководство политического крыла для них - ничто. Двух моих людей недавно  у себя вычислили и пристрелили. Еще немного и в нас с вами, генерал, пулять начнут. А в общем, повторяю,   ни у кого из радикал-демократов места для Очкарика в будущем не предусмотрено. Они готовят всеобщую стачку, акции гражданского неповиновения, а боевики - террор против наиболее одиозных стиллеровских администраторов. В армии у них в союзниках Офицеры за Демократию. Слышали, Ланцер, про такую организацию? Или Генеральному штабу это не интересно?
    - Генеральный штаб, Кафорс -  это... эм-м-м...  военное планирование, сами знаете. А тайные армейские организации... эм-м-м...  -  дело ваше и военной жандармерии, если хотите... Впрочем, о такой организации  - слыхал. Мало того, недавно получил предложение в неё вступить.
    - Что вы говорите, генерал! Так, может вас заагентурить? Кстати, а кто вам предложил?
    -  Обойдетесь без меня, Кафорс. Как-нибудь... И, между прочим, почти одновременно я получил предложение примкнуть к Патриотическому Союзу Офицеров. Эм-м-м...  хотите скажу от кого?
    - Вы же сами сказали, Ланцер - обойдусь! Вот уж среди "патриотов"  у меня агентуры выше крыши. Ну да дело не в этом, а в том, что Офицеры за Демократию постепенно превращаются в силу, которую опасно сбрасывать со счетов. По моим данным даже маршал авиации к ним тяготеет.
    - Он не столько к ним тяготеет, Кафорс,  сколько... эм-м-м...  не переносит маршала сухопутных  войск. Поэтому и ищет себе другую компанию.
    - Вот это нам очень на руку, Ланцер!  Его нужно перетаскивать к нам. У меня с ним не очень...  а вы, генерал, я знаю,  друзья. Вызывайте его на решительный разговор. А я буду дожимать адмирала.  Мы с ним пока еще экивоками разговариваем... Он осторожничает, но человек умный, без идеологических заморочек, и все это ему тоже порядком надоело. А особенно  Стиллер с Венаром.
    - Хорошо бы еще найти общий язык с танкистами и десантниками... - раздумчиво произнес Ланцер - К сожалению, у меня с их командующими сугубо субординационные отношения. Никакой доверительности. А у вас, Кафорс... эм-м-м.. есть к ним какие-нибудь ходы?       
    - Ходов, строго говоря, нет. Есть только информаторы в их окружении. Одним словом, то,  что ко мне поступает,  дает основание, в  лучшем случае, рассчитывать на их нейтралитет.          
    - Эм-м-м... Ну, хотя бы...
   
                * * *

     Адди в это же самое время шла домой после окончания  длиннющей двенадцатичасовой смены.  Она не очень торопилась. После ухода Темара в армию и смерти матери домашних дел у неё сильно поубавилось.  Бабушка, конечно, была плоха и требовала постоянного внимания, но тут Адди получила неожиданную и  весьма эффективную помощь от старой бабушкиной подруги  - Гирзы Мемеш.  Почтенная женщина, будучи бездетной,  уже почти год, как овдовела,   и приходилось ей весьма трудно. Мало того, что навалились вполне обычные в таких случаях тоска и одиночество, так еще и элементарно прокормиться  на более чем скромную пенсию в условиях  всеобщего военного оскудения и  безумства черного рынка - представляло из себя серьезную проблему. 
    Гирза Мемеш  периодически навещала свою ослабевшую подругу и приняла деятельное участие в похоронах её дочери -  госпожи Варбоди. 
    Однажды, вскоре  после похорон,   она сидела в комнате у мадам Моложик, почти не встававшей с  постели,  и выслушивала неизбежные в таких случаях печальные сетования старой больной женщины.  Как это нередко бывает с пожилыми людьми в подобных ситуациях,  бабушка Адди  тяжело переживала свою беспомощность, и винила себя в том,   что является тяжелой обузой для внучки.
    - Гирза, дорогая!  -  причитала мадам Моложик - Бедная девочка  с утра до ночи работает, чтобы добыть нам обоим на пропитание, а после работы, вместо того, чтобы отдохнуть должна возиться  со мной - старой гнилой  колодой!  У неё из-за меня - никакой личной жизни! А ведь ей уже двадцать четыре! Война еще эта проклятая! Девочка может без мужа остаться...
     И вот тут в голову Гирзы Мемеш пришла счастливая и при этом вполне практическая мысль.
     - Адди, милая! - обратилась она при первом удобном случае к внучке своей подруги - А если я поживу некоторое время у вас в доме? Как вы думаете? Я присмотрю за  нашей дорогой Моложик и помогу вам по хозяйству... А питаться мы будем из общего котла, ведь это гораздо выгоднее! Я буду вовремя отоваривать ваши продуктовые ордера... У вас, милая,  появиться гораздо больше свободного времени, поверьте! Да и мне полегче будет: и не так одиноко,  да и, прямо скажу,  экономия - ведь я не буду платить за отопление, электричество и водоснабжение...
       Адди согласилась,  почти не раздумывая.
       И вот теперь она шла просто так, никуда не спеша,  по вечерним, почти пустым улицам  провинциального Инзо, мимо небольших домиков с декоративными кустарниками и цветниками в низких оградах перед ними, вдыхая  теплый, насыщенный запахами  молодой листвы и цветения воздух раннего лета.   
     Ей почему-то было очень спокойно в этот день. С какой-то стати отпустило вечно терзавшее её беспокойство за жизнь  младшего брата. Вдруг она поняла, что с ним все  будет в порядке, что все пули и осколки минуют его, и что он вернется с войны живым и здоровым... и помирится с Лорри...  От сестрички с неделю назад пришло письмо. Она молодчинка! Вот-вот получит диплом магистра, притом, наверное,  с отличием. И с парнем у неё с этим, с Лидо, все в порядке. Счастливая! Только бы война закончилась поскорее! А то: сегодня  - счастливая, а завтра  - соломенная вдова... Не дай бог! На комбинате только и разговоров о том,  что война всем поперек горла. Стиллера костерят во все тяжкие уже почти открыто. "Старую газету" передают из рук в руки. Листовки появились с призывами к политической забастовке. Упорные слухи ходят, что вроде бы и мирные переговоры уже где-то идут. Дай Бог, дай Бог!... Уж, как-нибудь, поскорее бы эта дрянь закончилось. Ей-ей сама приму участие в забастовке, если что... А Стиллеру, похоже, президентом больше не быть... Не совсем уж люди  -  идиоты?            
         
                * * *

        Послушайте, Кафорс,  а сами  вы не думали об альянсе с  радикал-демократами? - допытывался  Ланцер -  Хотя бы временно?
    - Думал, разумеется. Не годится! Лично мне не годится.
    - Почему?
    - Вы знаете, Ланцер,  кто у них главные авторитеты в области политической теории?
    -  Эм-м-м-.. Глаер, кажется и еще этот, соллиец с невероятной какой-то фамилией: Кардж... Карлр.. Убейте, не вспомню, а главное -  не произнесу!
    - Калрд-жыж-ныж -  по слогам, но без запинки отчеканил  Кафорс.
    - Господи! Как вам это удалось?  - искренне восхитился начальник Генштаба.
     - Куда деваться... Работа такая! -  с наигранной скромностью отозвался  шеф ФБГБ - Дело, однако, не в фамилиях,  а в том, что эти господа проповедуют. Одна из их проповедей такова: "история твориться энергией масс". В моей терминологии - толпой. И, в общем-то,  они правы. Если толпу спустить с цепи, обязательно выйдет какая-нибудь  история. Однако, не для всех интересная и приятная. Достаточно  вспомнить Великую Калгьгскую революцию или наше Славное Народное Восстание... А Большая Смута в Соединенном Королевства, разве  лучше?... Могу продолжить...
     -Нет, Кафорс, эм-м-м... экскурсов в историю не нужно. Вы, пожалуйста,  в применении к поставленному мною вопросу...
     - Хорошо, хорошо  генерал! Сейчас поясню... Видите ли, концепция политического переворота, которой придерживаются радикал-демократы, подразумевает возбуждение этих самых масс (простите за эвфемизм!) и снесение с помощью данной силы всей нынешней политической структуры. В общем, метод весьма эффективный. Однако,  этому процессу, обычно, а точнее -  всегда, сопутствуют явления,                которые лично меня никак устроить не могут. Вы замечали,  генерал,  что   "гнев народа" в таких случаях обращается, прежде всего,  на два объекта, а именно - на памятники, водруженные прежним режимом,  а также на полицию и  спецслужбы?  Снос памятников я еще как-нибудь  переживу, а вот  уже второе  за мою жизнь уничтожение  ведомства, которому служу верой и правдой -  вряд ли. Возможно, даже в самом прямом, физическом смысле этого выражения. Ведь вас генерал, если вы вовремя,  как это называется, "встанете на сторону восставшего народа",  будут приветствовать радостными кликами и носить на руках. В будущем учебнике истории назовут  как-нибудь... "генерал революции" там... или что-то в этом роде.. Солдатам вашим, если вы им прикажете не стрелять, цветочки в стволы автоматов будут засовывать, а в стволы танковых пушек, так целые букеты... И пойдете вы благополучно служить новым хозяевам. Плавали - знаем! А меня,  простите, по одному месту мешалкой! Я для них - жупел. Меня на новую работу никто не пригласит. В лучшем случае опять выгонят на улицу без средств к существованию. В худшем - посадят или пристрелят. И все это за то, что я, как и вы,  заметьте,  честно исполнял свой долг. Потом, почти сразу, новой власти потребуется своя собственная спецслужба, чтобы давить политических противников,  и, как минимум иностранных шпионов обезвреживать. И они  срочно начнут её городить,   еще мощнее и страшнее... Но для меня это будет слабым утешением, потому:  либо - могила, либо - узилище, либо люстрации и прочие демократические изыски... Я осторожно зондировал этот вопрос. Слышать ничего не хотят маргиналы паршивые! Есть там, конечно, и люди взвешенные, но,  пребывая в стае,  маневра не имеют. "Вы же понимаете, господин Кафорс, меня не поймут... К сожалению, гарантировать ничего нельзя..." И все такое... В общем положение у меня, Ланцер, хуже президентского, во всяком случае - не лучше. Вот и приходится играть свою игру. Искать надежных людей и надежных гарантий. Другого  мне не дано. Кстати, генерал, не очень-то надейтесь на радостные перспективы, которые я нарисовал вам в очередном "демократическом будущем". Вы  можете и не угадать. Или опоздать... Или поспешить... И тогда в будущих учебниках истории про вас напишут совсем другое...
    -  Эм-м-м... Оставьте свою пропаганду, Кафорс, я свой выбор уже сделал. Излагайте ваш план.
    - Лады! Основная идея: столкнуть три заговора - президентский, маршала Венара и радикал-демократов,  чтобы выиграл четвертый - наш с вами.
     - Конкретнее, пожалуйста!
     - Хорошо, хорошо! Разумеется!  Венара я неплохо обставил своими людьми, и,  могу похвастаться, отлично  знаю, что у него там делается. План у него простой, как лом в поперечном разрезе: захватить президента,  принудить к  отставке и передаче власти военному диктатору (самому Венару, разумеется!). В случае, если окажет сопротивление  - пристрелить.   Оппозицию  и  армейских "голубей" -  к ногтю, а дальше всласть повоевать во славу Великой Родины до последнего солдата и победного конца. От себя добавлю - до полного самоуничтожения,  до хаоса,  до новой гражданской войны, скорее всего. Его активы:  военная разведка со своим спецназом, Патриотический Союз Офицеров, мотострелковый  полк, который находится на переформировании в пригороде столицы.  Кроме того, Венар активно пытается привлечь на свою сторону командующего десантными войсками. Поэтому  я и говорил, что  нейтралитет десантуры - это  действительно  самый  лучший для нас вариант. В ином случае  маршал сможет ввести в дело резервный десантный полк. Это сила. Однако, его еще нужно будет перебросить из прифронтовой зоны. И вот здесь решающее слово может оказаться за маршалом авиации. Дожимайте его, Ланцер!  Это - как воздух! К нашему счастью, обстановка на фронте сейчас такова что у Венара нет возможности снять с позиций такое количество войск, которое обеспечило бы ему безусловный успех.  Самое слабое место в его плане - отсутствие идеологической подкладки. Он, хотя и дубоват как политик, но понимает,  что если просто так захватить власть и пришить президента, то это не всем понравится. Основное обвинение у него для Стиллера  какое?  Очкарик хочет мира! Очкарик готов "сдаться"!  Но сейчас слишком многие хотят мира и "сдаться", в смысле,  наплевать на  "братьев по вере" в устье Смилты, и замириться с Королевством. Короче, как мне доносит мой информатор,  маршал реально боится, что  солдаты его самого поднимут на штыки, когда разберутся, что почем.
    - Эм-м-м..  - Ланцер жестом руки становил  речь Кафорса - Так, может, дать процессу развиваться так, как он идет? Пусть маршал... эм-м-м...   устранит президента, а солдаты - прирежут маршала... А?
     - С кем я разговариваю генерал? Вы действительно начальник генерального штаба? У вас там что,  все операции так планируются: "пусть идет, как идет"?  Я же вам объяснял, что может произойти, и, наверняка, произойдет, если процессом не руководить! Меня не интересуют неуправляемые процессы. Иначе  я  бы  в это дерьмо не полез. Сходил бы к гадалке и спокойно ждал,  когда быдло, возглавляемое подонками,  припрется оторвать мне  голову!
     - Ну, ну! Кафорс! Не кипятитесь! Все понимаю, но... эм-м-м-... так не хочется мараться... Однако, легкого выхода и в самом деле нет. Продолжайте, прошу вас!
    - ...Ну, значит так:  мой человек находящийся в доверии у маршала подбрасывает ему идею провокации. Провокация состоит в том, чтобы помочь "Боевому крылу"  радикал-демократов совершить покушение на Очкарика. Разработка  комбинации, естественно, будет поручена Картэне, поскольку кроме ВР с такого рода работой никто не справится. При этом, другой мой человек, но уже у боевиков,  будет стараться, чтобы люди Картэны как можно больше наследили при установлении контактов с радикалами. Далее. Самая суть провокации,  как это внушается маршалу,  состоит в том, что он должен подхватить власть у президента в результате, так сказать,  "подавления путча зарвавшихся радикалов". А президента, дескать: "Эх жаль!" -   не удалось спасти. Тут и мотивировки для широких репрессий в отношении внутренней оппозиции, и возможности приписать погибшему Очкарику любые патриотические подвиги, вроде завета войны до победного конца...  Ну, разумеется, козни врагов из-за рубежа и все такое... В общем конфетка, а не провокация!
    - Эм-м-м.. Кафорс, - снова прервал шефа ФБГБ начальник Генштаба  - как-то неприятно, что мы говорим о живом человеке, как ...эм-м-м... о покойнике...
     - Ничего,  ничего Ланцер, привыкайте! Когда вы там у себя планируете наступление и заранее списываете на счет потерь  человек так с тысячу или две... или десять -  это, ведь, вам не кажется излишне циничным?
     - Злой вы человек,  Кафорс!
    - Конечно, дорогой мой Ланцер! Просто ужасный! Но я продолжу, с вашего позволения. Так вот,  именно тут, когда маршал Венар уже сидит в президентском дворце и подписывает первые свои ордонансы, на сцену выходят честные,  либерально, можно сказать,  почти демократически настроенные офицеры,  возглавляемые,  ну скажем вами Ланцер,  или,  там...  маршалом авиации... Это мы еще решим...  И вот эти честные офицеры  подавляют путч беспринципных армейских честолюбцев, которые, в союзе с самой маргинальной  частью радикал-демократов, пошли на убийство президента,  каковой уже стоял в шаге от заключения справедливого и почетного мира. Затем, значит, Очкарику - ореол мученика, портреты с крепом и  истуканы на площадях; демократам -  обещание свободных  выборов через год-полтора: мир - народам, хлеб — голодным; а нам с вами - относительно спокойное существование при своих должностях и регалиях. Впрочем, вы, если хотите,  можете и на место Очкарика... А?
    - Эм-м-м... подумаем, подумаем... Правда из ваших уст "на место Очкарика" - звучит... эм-м-м.. несколько двусмысленно... Но, в общем,  ничего, остроумно даже, хотя и ...эм-м-м... мерзковато. Ну, да ладно! Моя задача?            
    - Ваша задача, как всегда - военное планирование: первая колонна - тогда-то и  туда-то, вторая - там-то и сям-то, третья - обходит с тыла... Как пишет наш  знаменитый  комедиограф   Волифат : "Мы за то тебя и держим..."!