Чудовищница- 18. Барыня

 Сороки играли свадьбы. «Февраль», решила Чудовищница.
 Зимние  джунгли не  впечатляли  красотой  и сказочностью.  Замёрзшие  диковинные растения ломались, как обычные сучья.    Солнце еле  протискивалось сквозь  первозданные  дебри,   не подсвечивало хрупкие кружева инея, лишало их  искристости,   праздничности.
Отодвинув занавесь    очередных лиан, Оборотень  увидела на полянке  странное сооружение.   Вкус его напомнил отцовский трактор. Запах  тоже. Для подтверждения догадки механизм вздумалось    завести. Привычные рычаги-  отверстия не нашлись, но Чудовищница не  расстроилась.    Новая Паша Ангелина отошла на край поляны, прицелилась, бросила бутылку, спряталась за огромное дерево, случившееся поблизости,  зажмурилась.
«Ааааа», раздались  над головой угрожающие  стон и хрип. Не тратя времени на оценку ситуации, Оборотень рванулась  из лесу.
 «Не успеваешь, спинным хребтом чую,  не успеваешь», стучало в  висках. Тело само петляло между деревьями, продиралось сквозь заросли кустарника,  пыталось пристроиться  в пещерки и норы. Мозг  для увеличения скорости  был  отключен.
Уже на самой опушке  что- то больно хлестнуло  «трактористку»  по  тому самому «спинному хребту»,  ухватило за шиворот, приподняло над снегом,  основательно встряхнуло,  грохнулось оземь, сотрясло всё вокруг,  затихло.  Чудовищница   повисела в воздухе, оглянулась,  начала  осторожно высвобождаться из чьих- то пальцев. Они  хрустнули,  выронили дёргающуюся  добычу. Оборотень приземлилась на четвереньки, сплюнула кровь из прикушенного языка и оторопела. 
Перед ней лежал лесоповал.  Лесоповалище. Дерево,  «державшее»  Чудовищницу  за воротник,  начиналось   далеко в лесу. Рядом выстроились   такие же гиганты. Все,   вывернутыми из земли корнями,  указывали на эпицентр мощного взрыва. «  Никак, Тунгусский метеорит упал, пойду- гляну», отправилась за новыми впечатлениями  «Паша».
В лесу раздавались  бормотание   и  пыхтение. «Тук- тук- тук- тук».  Паша  проверила пути отхода,  продолжила путь. Сам с собой разговаривал   разбуженный «трактор».  Он   «выцепил»  Чудовищницу  из  окружающего хаоса  глазами- фарами и  радостно возопил: «Ага! Есть хочу!»
«Ой, ты зверь, ты зверина,
Ты скажи своё имя,
Ты - не смерть ли моя,
Ты не съешь ли меня», издалека поинтересовалась   Оборотень.  Голодный механизм   «блымнул» глазами, спросил: «Твоя бензольная группа?»
- Ой.
Паша,  на всякий случай,    решила ретироваться, но  провалилась по колено в маслянистую жидкость янтарного цвета.
- Всё! Сапоги угроблены.
Обладательница бензольной группы  вслух, громко и отчётливо,  перебрала    плохие слова,    села на бережок лужи, начала выливать солярку из обуви.
- Дай,  дай, дай, дай, дай!
 Трактор почти плакал. 
« О, тож», наставительно сказала Оборотень. Чудовищница   зачерпнула,   освободившейся «тарой»     жижу,   отнесла  страждущему.  Механизм  чавкал, разбрызгивал пищу   в разные стороны, икал,  давился.
«Когда,  же ты, наконец,   нажрёшься»,   возмутилась  Паша,  ноги которой уже  ничего не чувствовали от холода. В ответ механизм оттолкнул кормилицу,  подкатил к  «хранилищу «,  плюхнулся в него, тихо запищал от  удовольствия. 
- С тебя - черевички, Вакула.
Чудовищница    вернулась на прежнее место,  принялась оттирать ноги снегом. Рукава рубашки пошли на портянки.  Восстановившийся «Трактор» вместо сапог предложил что- то, напоминавшее  плетёные короба.   
«Гоп со смыком это буду я, я»,  попыталась согреться  «Паша».  Получилось плохо,  пришлось повторить пробежку  до  опушки  леса. Там её догнал «Вакула» с очередным радостным воплем: «Дом хочу!»
« Везёт мне, дома – ремонт, здесь -  дом, ыть»,  еле увернулась от множества рук «Вакулы»  Оборотень.
«Трактор» вооружился самым разным строительным инструментом.   
- Прямо   Громозека какой- то!
Паша никак не могла согреться, а «Громозека»  уже тянул кормилицу  на берег Ганга, требовал  показать место для дома.  Чудовищница ткнула пальцем,   Строитель не замедлил с  началом  работы.  В стороны полетели щепки.  Как бы невзначай,  Оборотню   под ноги подкатилось не окоренное дерево. 
-  Какой запах! Сандал? Ээээх!
Подмастерье   ухватила топор, размахнулась, в  голове всплыло давнее знание.  «Древесина сандалового дерева -  твёрдая, прочная». Чудовищница бросила инструмент, опустилась    на колени, повинно склонила голову. « Эх, не мой сегодня день», сказал отскочивший от дерева топор. Сообразительный плотник показала ему  язык,   нашла   скобель, склонилась  над деревом.
 Вскоре  вместо головы,  с  Оборотня   слетела верхняя одежда. 
«Никак за ум взялась», удивился кто- то в сторонке.
Чудовищница  оглянулась,   подняла с земли  топор, подошла к разговаривающей  одежде.  Та отдавалась на милость победительнице  удивительно легко, с превеликой готовностью. Оставшееся без одежды Нечто, даже протянуло Оборотню  офицерские хромовые сапожки и чистые носки.  Трактористка натянула обувку, прищёлкнула каблучками.
« Вот так должна обуваться истинная арийка», снова заговорило Нечто. 
- Что?  Кто?
«Истинная арийка»     попыталась «увидеть»  собеседника.  Воображение нарисовало рентгеновский снимок, от которого у  Толкина и его героев, леденела кровь. В «арийской»   руке    появилось мокрое полотенце.
- Ах, это -  Вы, используя  интерес к ариям, нашли мне родственников?!
Полотенце почти догнало увернувшегося Короля- Призрака.
- Ах, это -  Вы эксплуатируете знание Махабхараты и подсовываете мне видения той войны?!
Король- Призрак стоически перенёс удар мокрым полотенцем по проявившейся голове.
- Ах, это - Вы пытаетесь сыграть на моих ассоциациях, связанных с назгулами?!
- Стоп! А у Вас молоко на плите убежало.
- Фигушки! Нет у меня плиты с молоком!
Мокрое оружие  изо всех сил обрушилось на голову в шлеме Дарта Вейдера. Раздался страшный треск.
- Убила!
Оборотень выронила  тряпку, кинулась оказывать посильную помощь. Король выпучил испуганные глазки, приник    дрожащим тельцем к  разгорячённой груди Чудовищницы.
- Ничего, ничего. Были бы мозги - было бы сотрясение.
Расчувствовавшийся плотник  гладила  Короля по шлему.
- Это - на реке. Пойдём- посмотрим.
А на Ганге  начался ледоход.
« Барыня-речка, сударыня-речка,
На сосне грачи кричат.
Просыпайтесь, речка, сударыня-речка,
Хватит подо льдом скучать.
Лед пошел с утра
 Знать, пришла пора,
Час пришел бурлить вешним водам.
Я кричу реке,
Я кричу реке:
- С ледоходом Вас, с ледоходом!»
Стараясь переорать треск лопающихся и сталкивающихся льдин, Чудовищница  во всю мощь, внезапно помолодевших лёгких, не скрывала радости по поводу весны, обрушившейся на квёлую,  шибко умную,  Индию! Нахватавшись влажного воздуха, Оборотень закашлялась. Но эмоции хлестали через край, требовали выхода. Радость  бросилась обниматься с Королём- призраком.  Тот только потрескивал   в могучих объятиях. Когда лёгкие отдохнули, Чудовищница повернулась к Гангу, воздела руки к небесам, провозгласила: «Нарекаю тебя Волгой, матушка!» Потом низко, в пояс поклонилась. С небес бухнул гром, сорвались капли первого весеннего дождя. Совсем не много,  только для того, чтобы довершить Таинство.   
 Чудовищный водяной знак стоял, раскинув руки,  ловил ртом, закрытыми веками, дугами бровей, упрямым лбом, местом, на котором чешут колья,  капельки, пахнущие  грозой. Многословная лирика с кучей запятых вернула  Чудовищнице человеческий облик.
«Движения твои очень скоро станут плавными
Походка и жесты - осторожны и легки
Никто и никогда не вспомнит самого главного
У безмятежной и медленной реки», ворожила возвращающаяся Женщина.
И наворожила.
Тоска по материнскому палисаду выплеснулась в  вакханалии цветущих деревьев на подступах к дому. Черёмуха,  всех цветов, сирень, жасмин, лимонник огибали его по периметру и сливались с вишнями, яблонями, грушами, сливами.  Отдельным  подразделением арома- армии   шли  рябины, калина, боярышник, шиповник.  Фланги  прикрыли смородина, крыжовник, облепиха, можжевельник.  Сам дом спрятался под камуфляжем  плетущихся роз, хмеля, девичьего винограда, просто винограда, самых разных вьюнов,  послушно не цеплявшихся,  к пионам, ромашкам, лилиям,  розам…

 Король  сначала решил поучавствовать  в этом безумии.  В саду  появились чёрные розы, чёрные  ирисы,  чёрные тюльпаны.   Здесь ожидалось появление  новой философии  или увесистого  мнения  по поводу отечественной истории.
 Но дни шли. Оборотень  часами навзничь,    « падала» в воду. Оно   продолжалось даже тогда,  когда не случившийся философ  полностью скрывалась под  верхними слоями  переименованной   реки.   Потом, задохнувшиеся крылья выносили хозяйку на поверхность,  раскрывались в полную силу,  устраивали вяло - текущую перепалку,  так как одному крылу нравился нетопыриный облик, другому - облик паруса.
Пока крылья выясняли отношения,  Философ     бегала между берёзами,  с листочков которых,  прямо в чудовищный рот, капал сок.
   Крылья, ошарашенно,  замолкали, Оборотень перебиралась к липам.  Её чуткие ноздри снова часами  втягивали запах цветущей липы.  Тут Чудовищницу уже поджидали соловьи, варакушки, скворцы, малиновки. Уставших пернатых сменяли сверчки, цикады, светлячки, аборигены, сообразившие, что здесь теплее, чем в остальной Индии.
Беспредел  запахов не заканчивался    и  ночью. Виола,  табак, ландыши,  флоксы, пионы, маргаритки, люпины  делились теплом, полученным днём от Солнца. Опять  просыпались певцы. 
Одурев от ароматов, цвета   и голосов, Чудовищница добегала до постели, засыпала, едва ткнувшись носом в подушку.   
«Ты - наркоманка», констатировал Король. «Ага», соглашалась  Чудовищница, проваливаясь в долгожданный сон.
Что с тобой происходит», попытался выяснить Призрак, когда с ложа Оборотня перестал слышаться счастливый  храп. 
-А чё?
Чудовищница открыла глаз.
- Ой! Какой симпатичный мальчик! Ты у нас под кого косишь?
Философ  села в постели.
- Чёй- то «косишь»?  Чуть что, сразу: «Косой. Косой».
Недофилософ   соскочила с ложа, встала в солнечный квадратик на полу,  пару раз взмахнула ручками- ножками, подбежала к  окну, открыла его.  Комнату привычно заполнили  запахи и птичий гомон. «Доброе утро, барыня- матушка,  как спалось, не разбудили,  мы тут - тихо- тихо сидим-  шепчемся», принялась здороваться дворня.
«Барыня»  побежала в  душ.
« Ты почему ничего не ешь», поинтересовался  Король, выйдя на кухню.
« Лень», откликнулась из- под воды  Чудовищница. 
- Есть или готовить?
- Всё сразу.
- Вот это лень?
Призрак  хлопнул в ладоши, на столе появилась тарелочка с ливерными  пирожками.  Король  с жадностью набросился на еду, но тут же,  начал плеваться.
- Ничего. В следующий раз получится.
Оборотень,  не одеваясь, вышла из душа.  Вода  стекала с её тела  блестящим шёлком. 
- Ты бы оделась.
- Я одета.
- Оденься!
- Зачем?
- Я, всё- таки, мужчина.
- Правда? Ух, ты!
Барыня натянула трусики. На мокром теле они свернулись в тоненькие полосочки стрингов.
- О! Теперь я знаю, как появились эти бздылдыки.
Оборотень принялась искать маечку. Её попа подмигивала Королю провалами просидней.
- Смотрю я на тебя. Вот так. Со спины. Меня раздирает жгучее желание.
- Только попробуй! Я - не такая!
- Раздирает желание пойти и нанести себе пару увечий. У меня, как у профессионального воина, растёт…
- Ой, Королюшко!
- Растёт комплекс неполноценности. Шрамы - украшение мужчины, а  у меня шрамов нет.  Они есть у тебя.
-  Не мушшына ты. Не мушшына. Нафига я мёрзну в этой срамоте?
Чудовищница сорвала с себя  стринги.
- Стыда у тебя нет!  Что- нибудь женское осталось?
- Оно тоже всё в шрамах.
- Застрелюсь!
Король « достал « револьвер.
- Встань так, чтобы пуля не разбила плитку на стенах. Брызгать- то тебе нечем.
Барыня направилась на улицу. Призрак бросил револьвер на стол, побежал за Чудовищницей.
- Оденься!
Оружие   выстрелило, пуля отвесила ощутимый подзатыльник Королю.  Назгул кубарем выкатился на крыльцо,  распугал живность, вымазался  в павлиньем  помёте  и перьях.   
-  Чудо в пЁрьях, какой ты страшный! Решил восстановить репутацию? Громозека, тут ещё один красавЕц   нашёлся.    
Барыня  в старинном салопе и чепце  завтракала  за обеденным столом, стоявшем на крылечке.  Вышитая скатерть с бахромой и колокольчиками раскачивалась на полуденном ветерке, издавала  мелодичный звон. 
- Решили поставить курятник для павлинов. Соловьи с братией  пугаются и матерятся,  когда им  начинают подпевать эти твари.  Громозека залез в кирзу, замучился оттирать протекторы от помёта.  Потом разобьём розарий. Говорят, пользительно для нервной системы. Соорудим Домик дождя. У китайцев углядела. Страсть, как хоцца.
- Тебе самой не противно всё это говорить?  Не  вдохновляешься философией и историей,  займись вопросами  прав инвалидов и нюансами инклюзивного обучения.
- Сам-  то понял, чё  сказал? Здесь - в тиши и уединении, я  сообразила,   для чего живу. 
Короля  насторожило  просветлённое лицо Чудовищницы.
- Когда- нибудь  Человечество столкнётся с очередной «не разрешимой проблемой»  и  вспомнит обо мне. Мол: «Живёт где- то старейшая землянка. Ничего не делает. Только мудреет и мудреет.  Характер имеет мерзопакостный, но говорит дельные вещи.
- Но очень редко, но, может, нам повезёт.
- Откуда знаешь?
- Слухами земля полнится.
- Созовут  какие- нибудь Генеральные Штаты, привезут меня.  Страшную, лысую. Нос заглядывает в беззубый рот, голова трясётся. Пальцы - грязные  когтистые крючья.
- Короче!
- Долго- долго  будут объяснять суть дела.
- Что так?
- Глухая, засыпаю, память плохая. Только- только всё изложат, а я уже забыла, что нужно вообще.
- Ну.
- Наконец, у Человечества получится всё мне рассказать.  Оно и спросит: «Оксана Климентовна, как нам быть? Как беду избыть?»
- А Оксана Климентовна и говорит…
- …ну и дураки, же вы все!».   Да, как  вскочит с коляски и «по бабам Фокса».
- Почему  по бабам?
- Чтобы помыли, накормили и спать уложили.
- Да, Человечество тебя, не жуя, проглотит.
-  И подавиться! Но до этого  судьбоносного   момента  трэба  дожить. Нюхать розы, слушать соловьиные дожди,  «в гробу видеть»  проблемы человечества, как оно видит меня. По этой причине, - отвали  от меня с вашими «болячками»!
«Куррра», пророкотал   Громозека  во всю мощь  иномировых    лёгких.
Чудовищница подавилась, из её носа полился чай. 
 Громозека, размахивая топором, громыхая огромными сапогами, мчался к возвышению, на котором завтракали Барыня с Королём.
- Я те покажу, как пристраиваться на крыльце, поганец!
Топор в руках  Строителя   сиял в предвкушении добычи. Павлин, угнЕздившийся  за колонной, подпиравшей крышу, молча, рванул с низкого старта. Оборотень, наблюдавшая  за погоней, не удержалась от  совета: «Кто так головы рубит?  Держи его, держи!».
Обезглавленный павлин, вырвался из рук  палача, побежал за угол дома.
« Настоящий всадник без головы, восхитилась Чудовищница,  лови его  теперь, бабы с роддомов разбегутся, намучаешься собирать яйца по чужим огородам».
«Я звыняюсь, трэба уточнить, где здесь чужие огороды»,  передразнил  Оборотня   Король.
«Старейшая жительница планеты»   задумалась.
- Нету! Нет здесь чужого. Барыня я! Барыня-  барыня. Сударыня- барыня…

Из- за угла появился  «всадник без головы», прибавляя скорость,  направился в сторону Чудовищницы. 
-  На голос идёт! Рятуйте люди!
Барыня высоко задрала подол солопа, попрыгала прочь от дома  босиком по,  раскалённой Солнцем,  дорожке аллеи. 
 «Спинной хребет» ударил Чудовищницу под коленями. Оборотень грохнулась на четвереньки, на ходу трансформируясь, поспешила к каменному возвышению в  паре  километров  от дома.  Сразу с нескольких сторон в одной точке стремительно сходились большущие стрелы- змеи.  Точкой этой была она - Чудовищная игуана. «Хребет» сам выбрал  трансформу. Все вопросы, мелькавшие в голове Оборотня,  отпали,  когда охотники догнали добычу.
Гибкое, почти скользкое тело выбиралось из смертельных объятий змеиных тел. Ядовитые зубы соскальзывали с толстой кожи ящерицы. Три раза Чудовищница полностью исчезала в кольцах  преследователей. И три раза выбиралась. В ход шли собственные зубы, когти, хвост. 
Возвышение приближалась.  На его верху  стоял   серпастый-молоткастый Громозека, надумавший строить бомбоубежище. Он никак не  мог понять, что делать.   Чудовищница о помощи не просила, а Король назвал происходившее «учениями».

Когда силы были на исходе, Оборотню почудилось ещё чьё- то нападение. Игуана встала на задние лапки,  раздула складки кожи вокруг шеи, подняла глазки к небу, «поколесила» к Громозеке. « Ааааааааа», кричала шлемоносная ящерица, работая задними конечностями, как колёсами велосипеда.  «Жопный» сустав устал быстро, «колёсам» вздумалось разбежаться в разные стороны. Остановив разрывающееся сердечко,  ящерка   вскарабкалась  на  стену.
«Я - в домике, я - в домике», кричала Чудовищница,  пиная головы змей, вползавших вслед за ней. Громозека встал рядом. Оборотень почувствовала защиту, упала  без сил.
«Ещё ни один лебедь на балетных подмостках планеты не сдыхал так натурально, как ты», завалился рядом Король.
 Барыня   в ответ только дрыгнула лапкой.