Эпилог

Че­модан от­прав­лен в са­лон и Тем­ный ос­то­рож­но зак­ры­ва­ет дверь ее лю­бимо­го «Зим­ме­ра».

       Она сто­ит, об­ло­котив­шись о ка­пот, упе­рев сво­бод­ную ру­ку в бед­ро, вто­рой ру­кой при­выч­но за­жимая си­гаре­ту меж паль­ца­ми и пус­ка­ет дым в не­беса. Ее сос­ре­дото­чен­ный взгляд смот­рит ку­да-то впе­ред, а пле­чи чуть по­дер­ги­ва­ют­ся, нер­вно вздра­гивая при каж­дом по­рыве вет­ра.

       По­дой­дя к ней, он за­бира­ет из ее рук си­гаре­ту, выб­ра­сывая на рас­ка­лен­ный от ве­чер­не­го сол­нца ас­фальт. Ос­то­рож­но об­няв за та­лию, под­няв ру­ку для но­вой лас­ки, но так и не ре­шив­шись кос­нуть­ся ее ще­ки, спра­шива­ет, точ­но зная, ка­ков бу­дет от­вет:

       - Ты уве­рена?

       Пря­мой взгляд хрус­таль­но-го­лубых глаз впер­вые, на­вер­ное, с то­го вре­мени, как они во­об­ще выш­ли на ули­цу, об­ра­ща­ет­ся к не­му. Поч­ти ус­пешно скры­вая тя­желый вздох, она ки­ва­ет:

       - Да. Я все ре­шила.

       Ко­рот­кий по­еди­нок гла­зами за­кан­чи­ва­ет­ся его по­раже­ни­ем. Он грус­тно улы­ба­ет­ся, од­на­ко, не вы­пус­кая ее из объ­ятий, лишь слег­ка ос­ла­бив паль­цы. Она под­ни­ма­ет ру­ку и де­ла­ет то, на что еще се­кун­ду на­зад не ре­шил­ся он – про­водит лег­ким бар­ха­том паль­цев по его су­хой, уже из­ве­ден­ной мор­щи­нами ще­ке.

       Скло­нив­шись чуть бли­же, к его ли­цу, Кру­эл­ла на мгно­вение зак­ры­ва­ет гла­за. От­крыв их сно­ва, шеп­чет:

       - Я люб­лю те­бя, Рум­пель, но ря­дом с то­бой я те­ряю се­бя. Моя Ть­ма – это не прос­то часть ме­ня, это и есть я са­ма. Дол­гие го­ды я би­лась за пра­во быть со­бой, сра­жалась с ма­терью, с дру­гими зло­де­ями, с ге­ро­ями, с то­бой, да­же с мо­ими собс­твен­ны­ми де­мона­ми. И я не хо­чу стать оче­ред­ной пог­рязшей в соп­лях рас­ка­яния ге­ро­иней. Это не по мне, Рум­пель. Твоя лю­бовь да­ет мне си­лы, но этот го­род уби­ва­ет ме­ня. Здесь все од­нознач­но, все прос­то: ли­бо ты рас­ка­ива­ешь­ся и жи­вешь спо­кой­но, ли­бо по­гиба­ешь. А со мной ни­ког­да не бы­ло прос­то. Уми­рать я не хо­чу. И ус­ту­пать да­же са­мому боль­шо­му чувс­тву, ко­торое ис­пы­тываю к те­бе, до­рогой, то­же. Прос­ти.

       Он ки­ва­ет. Что он мо­жет ска­зать еще? Име­ет ли пра­во от­го­вари­вать ту, ко­торая всег­да все ре­ша­ет са­ма? Хо­чет ли из­ме­нить ее до не­уз­на­ва­емос­ти, сде­лать той, кем она не яв­ля­ет­ся? Нет. Он лю­бит ее со всей ее Ть­мой. Лю­бит имен­но за ее Ть­му. И не име­ет пра­ва про­сить ее о чем-то дру­гом. Она и так да­ла ему все, что мог­ла. А мо­жет – еще боль­ше.

       Толь­ко те­перь она ос­то­рож­но ос­во­бож­да­ет свою ру­ку из теп­ло­го пле­на его паль­цев. По­думав и те­перь уже не пы­та­ясь скрыть тя­жело­го вздо­ха, эхом выр­вавше­гося из гру­ди, сни­ма­ет с паль­ца коль­цо – то са­мое, с чер­ным брил­ли­ан­том, что он по­дарил ей од­нажды, ког­да она еще бы­ла его уче­ницей.
       Ког­да меж­ду ни­ми все толь­ко на­чина­лось.

       - Что ты де­ла­ешь, Кру­эл­ла? – ка­ча­ет го­ловой он, от­талки­вая ее дар, ко­торый она так не хо­чет ему воз­вра­щать. – Это коль­цо по пра­ву при­над­ле­жит те­бе. Оно твое. Я не возь­му.

       Уп­ря­мо за­кусив ниж­нюю гу­бу она сни­ма­ет се­реж­ки, ед­ва не отор­вав моч­ки ушей, тут же пок­раснев­шие, заж­му­рив­шись, кла­дет ему в ла­донь и их и, сжав его паль­цы, одер­ги­ва­ет ру­ку, слов­но бы уго­дила в ки­пяток – что­бы не пе­реду­мать.

       От­ча­ян­но вы­дох­нув, он ка­са­ет­ся ее губ страс­тным, глу­боким, ка­жет­ся, нес­конча­емым по­целу­ем, на ко­торый по­рывом от­ве­ча­ет и она, при­жав­шись к не­му.

       Отор­вавшись толь­ко по­тому, что не­чем ды­шать, Рум­пель ищет ее взгля­да, мо­ля гла­зами о по­щаде, боль­ше все­го на све­те жаж­дя, что­бы она ос­та­лась, не убе­гала от­сю­да. От не­го.

       - Я те­бя еще уви­жу ког­да-ни­будь? – спра­шива­ет он, поч­ти не на­де­ясь на это и, по­рывис­то сжи­ма­ет в объ­ять­ях ее ли­цо.
       Кро­хот­ная, ед­ва за­мет­ная, проз­рачная сле­зин­ка те­ря­ет­ся в бар­ха­те рес­ниц, од­на­ко, Кру­эл­ла за­меча­ет ее, быс­тро сма­хивая ру­кой.

       - Я да­ла те­бе свой ад­рес в Нью-Й­ор­ке. Ты всег­да мо­жешь при­ехать, до­рогой – спо­кой­но от­ве­ча­ет она.
       - Что ты там бу­дешь де­лать? - ка­ча­ет го­ловой он, прок­ли­ная се­бя за собс­твен­ную сла­бость и что не мо­жет заг­рести сво­ен­равную воз­люблен­ную в охап­ку и не от­пускать ни­куда до кон­ца их дней.
       - Жить – ко­рот­ко бро­са­ет она. Он хо­тел бы ус­лы­шать что-то боль­шее и ку­да бо­лее кон­крет­ное, да вот толь­ко точ­но зна­ет – она не лю­бит пла­ниро­вать и не мас­тер сан­ти­мен­тов. Она дру­гая.

       Он сно­ва бро­са­ет на нее пол­ный люб­ви и прон­зи­тель­ной, кри­чащей неж­ности взгляд, на­де­ясь про­честь там те са­мые чувс­тва, что ис­пы­тыва­ет к ней сам. И ви­дит их, чи­та­ет их в этом взгля­де цве­та ут­ренней не­бес­ной ла­зури, ко­торые, ока­зыва­ет­ся, спо­соб­ны не прос­то го­ворить, но кри­чать о люб­ви.

       Скло­нив­шись над ним, она да­рит ему дол­гий, теп­лый по­целуй. Го­рячее ды­хание все еще ще­кочет его гу­бы, ког­да, улыб­нувшись на про­щанье, она ти­хо и аб­со­лют­но уве­рено, как буд­то бы это – единс­твен­ная ис­ти­на, не тре­бу­ющая до­каза­тель­ств, го­ворит:

       - Спа­сибо те­бе, Рум­пель. Ты – са­мое луч­шее, что бы­ло в мо­ей жиз­ни. Са­мое луч­шее, что в ней есть.

       Он ки­ва­ет. Он еще дер­жит ее за ру­ку, ког­да она от­хо­дит, ее паль­цы все еще ле­жат в его ру­ке, цеп­ля­ясь за нее, как за пос­леднюю ни­точ­ку, пос­леднюю на­деж­ду, она вски­дыва­ет го­лову, что­бы не по­казы­вать нах­лы­нув­шие на нее чувс­тва, и их взгля­ды до пос­ледне­го при­кова­ны друг к дру­гу, как буд­то це­пями.

       Ког­да она все же са­дит­ся в ма­шину, тут же на­жимая на газ, он от­во­рачи­ва­ет­ся, что­бы сте­реть со ще­ки еще од­ну пре­датель­скую сле­зу, пок­рупнее пер­вой, что вы­рыва­ет­ся на­ружу, оро­шая су­хую ко­жу.

       За­веден­ный мо­тор ре­вет и фир­менный «Зим­мер» раз­во­рачи­ва­ет­ся в сто­рону го­род­ской чер­ты, уно­ся ее от не­го.

       Она от­кры­ва­ет ок­но и бес­печно ма­шет ему ру­кой в крас­ной пер­чатке и, как мо­жет ви­деть Рум­пель, улы­ба­ет­ся. Поч­ти ис­крен­не. Поч­ти счас­тли­во.



       Он оди­ноко сто­ит пос­ре­ди глав­ной ули­цы все то вре­мя, по­ка мо­жет ви­деть ее из­да­ли и слы­шать рев мо­тора ее ав­то. А ког­да ве­тер и шум до­роги уно­сят от не­го пос­леднее на­поми­нание о Кру­эл­ле, он кла­дет воз­вра­щен­ные ею ук­ра­шения с чер­ны­ми брил­ли­ан­та­ми в кар­ман паль­то, бли­же к сер­дцу и нап­равля­ет­ся в сто­рону сво­ей ан­тиквар­ной лав­ки.

       У не­го еще есть де­ла. Нем­но­го, но есть. Но ско­ро он их за­кон­чит.

       И толь­ко он один зна­ет, что бу­дет де­лать пос­ле это­го.