Маленькая жизнь

Внезапно я понял, что мне не просто не интересно с ней разговаривать, а банально не о чем. Знаете, бывают девушки, которые без умолку болтают. И с ними вообще просто: можно даже не вникать в суть слов, а только раз в двадцать-тридцать минут поддакивать. Конечно, не стоит увлекаться, а то даже при таком уровне интеллекта девушка может что-то заподозрить. А с этой все намного хуже... Единственная наша тема: обсуждение общих знакомых, а когда они заканчиваются, мы начинаем заново. Убийственный круговорот. Но для меня никогда не было проблемой расстаться с девушкой: это все всегда проходило хладнокровно и безболезненно, по крайней мере, для меня.
Я решил взять паузу, ибо мне надоели все эти отношения. Их было у меня слишком много, и они были слишком пусты. Тем более что с девушками у меня было не так, как с тренировками в спортзале: даже если я на время бросал этот спорт, то потом с легкостью набирал былую форму, потому что девушки, в отличие от тренажеров, сами стремились ко мне.
Вдобавок, мой работодатель устал от моей лени и безделья и с необузданной страстью ожидал проявлений моего трудолюбия, баснями о котором я кормил его с первого дня работы. Дело в том, что мое усердие напрямую зависело от вдохновения. Ну, как, как я мог писать интересные вещи на заказ?! Ладно, вообще-то мог, но, благо, мой дорогой работодатель в этом не разбирался. Он в принципе был страшно далек от всего, что хоть капельку связано со словом «творить». Обычный трудоголик без малейшей надежды на талант. Но при этом, именно он был работодателем, а я подчиненным. Временами меня это невыносимо раздражало, но в обычные моменты я со свойственной мне греющей душу хитринкой осознавал, что это прекрасно и чудесно – быть хозяином только самому себе. Наверное, из-за этого я и избегал серьезных отношений с девушками, ведь серьезность означает какие-то обязательства. А обязательства – это оковы: все решения принимать только вместе, никакой самостоятельности, а также забота, понимание, поддержка, но главное, что все эти чудесные качества нужно отдавать не себе, а кому-то еще! Нет, на это все я не был способен. Меня не страшили серьезные отношения, они мне всего лишь были скучны, причем смертельно.
С родителями я виделся ровно три раза в год: папин день рождения, мамин и мой. Это перечисление звучит скупо и грустно, и в этом моя вина. Я рос немного избалованным и непростительно небрежно относился к семье. Наше материальное положение не было заоблачным, оно было всего лишь таким, чтобы спокойно жить в современной экономике, не считая каждой копейки. Мои родители, как и любые другие, старались сделать весь мир доступным для меня. Результатом была лишь моя черная неблагодарность. Да, я с детства был таким: жестоким и холодным по отношению ко всем людям. Я скучал с ними. Меня мог заинтересовать лишь разговор с человеком, который много умнее и образованнее меня. Равные мне казались ничтожными. Отсюда была моя дикая увлеченность Онегиным и Печориным. Казалось, только эти ребята меня и понимали. Поэтому из глубочайшей признательности я старался следовать их советам и их образу жизни.
Итак, я был страшно одинок и ни капли не озабочен этим фактом. Мне вполне хватало собственной персоны для удовлетворенности жизнью. Был ли я счастлив?.. Да, определенно. У меня было все, чего я желал. Желал ли я чего-то большего?.. Да. Только одного. Мне необходимо было понять одну загадку... У меня иногда даже сводило мышцы от любопытства: почему окружающие так тянулись ко мне, стоило мне улыбнуться? Мне не составляло труда завести знакомство, будь то мужчина или женщина, а продолжить было еще проще. Смотря в зеркало, я не замечал какого-то внутреннего света или скрытого обаяния и уж тем более тепла.

***

После последнего расставания я впал в череду серых дней, пугающих своим однообразием. Днем я спал, ночью писал. А другую неделю проводил наоборот. Иногда ходил в спортзал, иногда в бар, глумился над тем, как многие девушки с отвратительной заинтересованностью и напором пытаются повеситься на меня. Иногда я даже ездил в большой парк в центре города. Я ел мороженое, наблюдал за людьми и замечал то, чего не видят другие. Или я просто это придумал. Я всего лишь пытался по некоторым мелочам угадать жизнь и мысли всех проходящих мимо. Зачем я это делал?.. Я думал: если изучу поведение людей, то смогу умело скрывать свои эмоции, и моя душа будет вне доступа, даже для самых проницательных.
Всю свою жизнь я любил слегка манипулировать людьми, а потому страшился, что кто-то обретет власть надо мной. Последнее время я даже начал думать, что закончу свои дни так же, в полном одиночестве. Ведь все отношения между разумными организмами строятся на доверии, а я от природы не способен никому доверять. Мне думается, что даже если провести с одним человеком тысячу лет, все же нельзя на него полагаться. Люди крайне изменчивы: даже если они хотят быть верны, слишком многое зависит не только от их желания, но и от настроения, обстоятельств, разных случайностей, их сердечных привязанностей, чувства долга, общественного мнения и так далее…
Итак, я снова остался один, хотя и состоя в отношениях с девушкой, я так же одинок.

***

Осень приближалась, к счастью, с поразительной быстротой. Мне нравилась эта серая, унылая, тусклая пора. Наверное, отчасти еще и потому, что все остальные люди люто ненавидели это время года. Мне всегда нравилось раздражать других людей. В эти моменты я чувствовал свою невыносимую значимость в этом мире, предназначение свыше, если хотите. Роль зла на земле также велика, как и роль добра. Если бы с нами не случалось плохого, мы бы не ценили хорошее. Поэтому мое возмутительно отрицательное участие в судьбах других, возможно, достаточно ценно.
Я встретил ее при странных обстоятельствах. Лил дождь как из ведра, она смешно ковыляла по улице в полном одиночестве, компанию ей составлял лишь один сломанный каблук. Вдруг она вконец разозлилась, сняла обувь и яростно стала шлепать по лужам. Это раззадорило меня еще больше. Я обогнал ее и, проходя мимо, подшутил над ней. Пришлось бежать, чтобы не умереть от удара уцелевшим каблуком. А сегодня я случайно встретил ее у киоска.

***

Шел желтоватый октябрь, а я приходил в детский восторг от каждого ее движения. Казалось, меня в этом мире стала волновать только физика, а точнее, колебания воздуха от ее дыхания. Даже при моем писательском таланте, я бы не смог описать трепета в душе и подступающего к горлу волнения от одной мысли о ее существовании, а об этом я думал постоянно.
Да, я был влюблен. И даже это слово мне казалось слишком маленькой степени для того, чтобы называть им мои чувства.
Я звал ее Искоркой. Ее земное имя было далеко от этого, но таким словом я выражал ее значение в моей жизни.
Она говорила, что девять букв моего имени и еще четыре его сокращенного варианта – это ее мир во всем его многообразии, ее счастье и ее жизнь.
Чувства набросились на меня как хищник, много лет не видевший мяса. Это было всепоглощающее наводнение. Странно было то, что любовь к ней поднимала меня к свету и одновременно бросала в бездну. Я чувствовал, что, то ли мои чувства ломают ей жизнь, то ли ее – убивают меня, то ли наш роман носит все разрушающий характер. И это объяснимо. Все в этой жизни, что переходит черту «очень», становится родителем беды. А наша любовь перешла даже границу «слишком». Я с болезненным, отягчающим душу страхом ждал того момента, когда это все закончится. И, будучи на пике счастья и блаженства, я расценивал подобный исход как смерть.

***

Через несколько месяцев я привязался к ней настолько, что день, проведенный без нее, был днем разрушения и опустошения. А такие дни случались нередко. Не из-за каких-то обстоятельств или работы, а по ее желанию.
Да, я почти никогда не понимал ее. Не знал ее мыслей, эмоций… Боже, я до сих пор не знал ни ее возраста, ни семейного положения, ни дома, где она живет. И все потому, что она не хотела рассказывать. При создании нее Господь, наверное, взял горстку противоречий и смешал с горсткой странностей. Получилась она – мое совершенство.
Временами мне казалось, что я ей в тягость…

***

Однажды она сказала, что полюбила меня за мою мертвенную холодность. Что ей наскучила жизнь, а я ее разнообразил. Я попытался посмеяться, потому что, как я подумал, это была шутка, но смех вышел и вправду мертвенно холодный и неестественный для человека. Ее слова глубоко впали в мою душу, которая открылась впервые в жизни и именно благодаря ей.
Я вдруг понял, что наша любовь неоднородна: она любила меня за что-то конкретное, и все остальные мои качества претили ей, а я любил ее такую, какая она есть, со всем, чем она наполнена, и, естественно, легко мирился с ее недостатками. Это многое объясняло. И то, с каким бесчувствием она иногда говорила со мной, и то, как часто она пропадала. Видимо, в эти моменты она отдыхала от меня.
Я понимал теперь, почему мне было так тяжело. Я знал, что нужно прекратить то, что постепенно прекращало меня. Но только вспомнив о ней, я уже не был так решителен.
Мне казалось, что я готов терпеть и ждать, сколько угодно, лишь бы схватить эти последние капельки счастья.

***

В ходе нашего расставания я увидел бывшего себя в ее лице. То же бесчувствие и безучастие. Я стоял и понимал, что чувствовали все девушки, которых бросал я. С горечью я внутренне подсмеивался сам над собой. А она говорила. Ее слова неслись мимо. Мне были не важны причины, которые вешала мне на уши она. Мне было достаточно только одного: Нас больше нет.
В тот момент, когда я, наконец, осознал, зачем живу, все было кончено. Она научила меня доверию. Я впервые хотел понять кого-то, кроме себя. Видимо, в мире есть справедливость – она настигла и меня.

***

Шли месяцы. Я почти легко вернулся к прежней жизни. Иногда я даже ходил в большой парк в центре города. Ел мороженое и наслаждался стремительным наступлением осени.
Только вот теперь, когда я смотрел на пары или женщин с детьми, я уже не думал о бессмысленности их жизни.
Я думал о бессмысленности своей.


2013