Шаманка. Тайна пифии

Дом нависал отвесной скалой над тесным переулком. Я ещё раз сверилась с адресом, записанным мною со слов Ирины –Большой Гнездниковский Переулок, дом 10 - да, это именно тот самый Дом, что и был мне нужен. Пока я сверялась с адресом, дверь, ведущая в подъезд, резко распахнулась передо мной и я, не раздумывая, впрыгнула внутрь, не воспользовавшись домофоном. Подъезд поразил меня особой сдержанной роскошью, и чем-то напомнил мне первые станции метро сокольнической линии. Я уверенно прошла мимо бдительного консьержа в стеклянном вестибюле. С видом глубочайшей занятости, кивнула ему, и он кивнул мне в ответ, признав за мной право на проход без дополнительных вопросов. Повернув за угол, я увидела сразу три лифта. Немного поколебавшись, я нажала все три кнопки вызова сразу и зашла в первые из распахнувшихся дверей. Кнопки этажей были частично стёрты, частично сожжены. Я задумалась, прикидывая, какая из этих кнопок сможет привести меня на нужный этаж, и решила положиться на интуицию. Лифт, следуя моей команде, со скрипом закрыл двери, задребезжал всеми своими металлическими внутренностями, и начал поднимать меня всё выше и выше.

Внезапно свет погас и всё стихло. Продолжалось это совсем недолго, я даже не успела, как следует испугаться. После глубокомысленной паузы, двери лифта театрально разъехались в стороны, и хлынул свет, ослепив меня на мгновение, а после открылась и перспектива выбора: можно было пойти направо по прямому и светлому коридору, можно было подняться по ступеням вверх, а можно было свернуть резко влево за угол. Я выбрала первый вариант и двинулась по бесконечному коридору, уставленному фикусами, стульями, детскими велосипедами и прочими нужными вещами. Ширины и высоты коридора вполне хватало для того, чтобы вместить все эти вещи и оставаться просторным. Двери квартир поражали разнообразием. Здесь были и старинные, даже антикварные экземпляры с бронзой, парчой и позолотой, и современные фанерные, ничем не приукрашенные, будто нищие и голые. Двери были высокие и низкие, узкие и широкие. Здесь явно не существовало стандартов - это было удивительно и неожиданно. Я замедлила шаг, рассматривая детали, пытаясь представить, кто живёт за теми или иными дверями. Некоторые двери были настолько притягательны, что я подходила к ним вплотную, рассматривала детали дизайна и декора, даже несколько раз подёргала аккуратно дверные ручки.

Одна из дверей произвела на меня особое впечатление. Это была высокая, мощная дверь, обитая слегка потёртой тёмной натуральной кожей. От этой двери веяло надежностью, искренностью. Я подошла ближе, почувствовала запах натуральной кожи, еле касаясь подушечками пальцев, провела по поверхности и ощутила теплую шероховатость. Металлический ромб с выгравированным номером квартиры «200» был прибит тремя маленькими блестящими гвоздиками, тремя вместо четырёх. Через четвёртое отверстие для гвоздя прорастал крепкий зелёный стебель. Дверь, сверкая латунью дверной ручки, приглашала меня войти внутрь. Я взялась легко за сверкающий шар, в котором смеялось мой отражение, дверь вдруг открылась, и из темноты пахнуло свежим морским бризом и восточными ароматами. Очаровано я шагнула в открывшееся мне пространство и оказалась в маленькой прихожей, где на полу стояло множество пар обуви. Поразмыслив, я скинула с себя обувь и прошла к занавеске из тонких бамбуковых палочек, осторожно раздвинула их и заглянула внутрь.

Прямо передо мной на низком диване, покрытым ковром и заваленным подушками, курила кальян хрупкая чернокожая женщина неопределенного возраста, закутанная в яркий плед. Она безмятежно втягивала в себя дым и шумно выпускала плотные ароматные облака.

- Я давно жду тебя здесь, Нео. Проходи же, не стой на пороге, проходи и садись рядом. – Она резко развернулась ко мне и посмотрела ясными, будто светящимися  глазами, посмотрела так, будто заглянула в саму душу. – Не надо озираться по сторонам, Нео. Кроме нас двоих здесь никого нет. И я рада, что ты нашёл среди сотен дверей именно ту, за которой я тебя жду.

Недоуменно пожав плечами, я прошла в комнату, раздумывая, как лучше выйти из этого неловкого положения, но вдруг увидела, что вся стена комнаты – это большое зеркало. Причём зеркало, напоминающее спокойную водную гладь озера, и в этом зеркале-озере я увидела своё отражение - увидела Киану Ривза в роли Нео. Сказать, что я была поражена – ничего не сказать. Я принялась ощупывать себя, совершать всякие невообразимые движения и Киану-Нео тут же повторял все мои движения. Не было сомнений, что в зеркале – я. Переведя взгляд на свои руки и ноги, я обнаружила, что и они принадлежат мужчине, проведя ладонью по своей щеке, я ощутила грубость мужской щетины. «А что если снять штаны и посмотреть, что там...»- подумала я.

- О, нет, Нео, не раздевайся, пожалуйста, - чернокожая женщина, громко смеясь, обратилась ко мне, - лучше присаживайся рядом. Ты ведь предпочитаешь кальян со вкусом двойного яблока?

- Да, я люблю вкус двойного яблока. Но ведь вы понимаете, что я – не Нео? Если вы так меня хорошо знаете, то должны знать, что внешность обманчива.

- Каждый, кто находит эти двери и осмеливается войти – Нео. Каждый, кто отражается в этом озере, - женщина жестом указала на стену, - становится Нео, даже если он был кем-то другим до этого.

Я проследила за движением её руки и увидела опять в отражении не себя, а Киана Ривза, сидящего на краешке дивана с мундштуком, соединенным длинным шлангом с огромным кальяном, сияющим как солнце. Но моей собеседницы в зеркале не было.

- Та, что вся состоит лишь из дыма, в зеркале не отражается, - ответила на мой немой вопрос хозяйка квартиры. – Зато я могу отвечать на все вопросы. Даже, на те, которые не были заданы. Ты, Нео, на этот раз обошелся без таблеток Морфиуса, чтобы увидеть, что живёшь в матрице. Однажды, ты сам увидел автоматизм и повторяемость событий и поступков. Осознал, что чувства – это нити марионеток, за которые дергают, чтобы получить желаемое действие. Ты это увидел и осознал, но жизнь от этого твоя не очень-то и изменилась. Ведь так, Нео? Кстати, хочешь фруктиков?

Она легко поднялась, прошла в угол комнаты, отодвинула тяжелую мерцающую яркими цветами портьеру и достала из-за неё большое металлическое блюдо с разнообразными сочными фруктами. Прошла обратно к дивану, поставила блюдо рядом и устроилась удобно на подушках.

- Так вот, так называемая матрица – это слоёный пирог, где в самом объемном слое обитает большинство. И здесь они все живут и играют в игры, что так искусно описал широко известный в узких кругах затейник Эрик Бёрн. И большинству нет нужды прекращать эти игры, и нет у них желания увидеть, как замкнуты они внутри своих систем-сценариев, и как крепки нити марионеток. Кстати, мысль о том, что есть тот, кто дёргает за эти нити, тоже лежит внутри этого слоя – системы. Люди этой системы всегда ищут причины своих бед где-то, но не внутри себя.- Женщина весело тряхнув  кудряшками, отправила в рот виноградинку, и, подмигнув,  продолжила.- Ты уже понял, Нео, что я – пифия. Кстати, пифия - это не имя, а профессия. Я знаю, что однажды ты увидел мир людей как бы со стороны и вся фальшь и ложь стала для тебя открыта. Хотя эта фальшь - это всего лишь игра. Но тебе захотелось, чтобы и остальные люди увидели то, что ты называешь ложью. И ты, конечно, бросился спасать - открывать  глаза. Хорошо что хоть быстро понял бесполезность этого занятия. А знаешь почему это бесполезно, Нео?

- Почему?

- Ты лишаешь их надежды, Нео! Надежды и сладкой иллюзии, что если они поступят определённым образом, то всё изменится в нужную им сторону. Ты лишил их иллюзий, что они управляют и контролируют жизнь, события из своей жизни.  Те из них, что увидели закономерности сценариев, стали зарабатывать деньги на том, чтобы помогать изменить сценарии, но и те, и другие так и остались внутри сценария. Их убеждения меняются, но они остаются внутри системы. И вот уже самые ловкие придумывают богов, духов и прочие архетипы, которые, дескать, управляют, проявляясь. И что, дескать, можно договориться с духами, богами, джинами или теми же архетипами. Что можно якобы проживать и проявлять эти силы. – Пифия, смеясь, разломила манго и протянула половину мне. – Ешь, Нео. Этот фрукт сладок и сладость эта натуральна, хотя фрукт - всего лишь плод моей фантазии. Всё здесь натуральное и живое. И всё это лишь плод моей фантазии. Моей, твоей и тех, кто однажды смог вырваться из первичного слоя. Знаешь имена этих счастливчиков, которые смогли однажды заглянуть за тонкую пелену условности и определенности? Конечно, знаешь. Безупречный Филон Александрийский, устрашающий Кроули, кроткий Макарий Египетский, хитрец Гурджиев – всех их объединяет опыт, который вывел их за грань. За недосягаемую грань. И если это возможно хотя бы для одного человека, то возможно и для остальных.

Чернокожая женщина говорила эмоционально и захватывающе, но что-то меня настораживало в её речи. Насколько я помню, настоящий Нео искал встречи с пифией, я же пришла в этот Дом для того, чтобы читать свои стихи, я шла на поэтическую мистерию, а не задавать вопросы.

- О, Нео, я вижу недоверие в твоих глазах. Недоверие и нарастающее возмущение. Да, в этот раз ты не искал пифию, но пифия нашла тебя! – И она снова заразительно рассмеялась.- Есть один секрет, Нео. Многие с уровня альфа, а так называется тот самый слой пирога для большинства, верят в реинкарнацию. И даже, что особенно смешно, платят за то, чтобы им помогли увидеть прошлые жизни. Это невероятно смешно! Какие могут быть прошлые жизни у того, кто так и не начал жить? Тот, кто ни разу не отделился от общего бесформенного теста! Кстати, спасибо, шаману Карлу Юнгу за это открытие и название – коллективное бессознательное!  Потрясающее чувство юмора! Именно как бессознательное они все и существуют на уровне альфа и именно так, не приходя в сознание, отправляются обратно, в свой общий котёл, наполненный бульоном вероятностей. Все эти воображаемые жизни щедро им насновидит, находящийся на других уровнях. Только не спрашивай меня зачем. Такие вопросы лучше задавать Архитектору. Хотя его ответы всё равно будут за гранью понимания.

Смех пифии был невероятно заразителен, а фрукты потрясающе вкусны. На кружевной тарелке серебристого металла можно было найти наивкуснейшие фрукты знакомые мне по Тайланду. Я с изумлением, слушала пифию, смеялась, пробовала все фрукты подряд, и совершенно перестала волноваться.

- Я рада, что ты вошёл в эту дверь, Нео. – Пифия вдруг стала серьезной. Она заглянула мне в глаза, и я увидела в них невероятную, необъяснимую глубину, нечеловеческую доброту и что-то ещё, выше моего понимания.-Я знаю, что ты никогда не стремился найти эту дверь. Ты просто вспоминал то, что когда-то уже было в твоей жизни. Тот, кто однажды соприкоснулся с вуалью матрицы, имеет шанс на реинкарнацию. Смысл реинкарнации только в этом – сохранить и передать дальше опыт соприкосновения, передать в следующее воплощение. Весь остальной опыт либо сгорит, либо вернётся в общий котёл вероятностей. Но ты никогда и никому не рассказывай об этом, Нео.

Пифия отстранилась, откинулась на подушках и задумчиво стала вдыхать в себя дым, втягивая его через переливающийся шланг кальяна.

- Выйти из Куба... Чтобы выйти из Куба нужно знать о такой возможности - о возможности выхода. Знать и хотеть выйти вне – вне обусловленности, вне того, что настоящее и живое. Потому что настоящее и живое, конечное и смертное – это создание матрицы. В самой матрице заложена такая возможность, но эта возможность - ошибка системы, её системный глюк. Систему создавал Архитектор, а мы, созданные системой, а ,значит, самим Архитектором, хотим выйти из этой системы. Это как подвиг барона Мюнхаузена, вытянувшего самого себя за волосы из болота. Архитектор, создавая матрицу, ограничил сам себя в правах. Иначе матрица не смогла бы существовать - нужно было освободить место для самого Творения. Ограничивая себя в правах, Архитектор допустил вероятность выхода из системы.

Слушая пифию, поймала себя на мысли, что  не понимаю  о чём она сейчас говорит. Что хочет мне объяснить, и хочет ли. Я просто расслабленно соприкосаюсь с её знанием на каком-то ином уровне – уровне, где нет слов.

- Я долго ждала тебя, Нео. Конечно, матрица – это многослойный пирог и за альфой последует и остальной алфавит, но … Но только это будут уже другие слои, другие возможности, иные вероятности. Ты, Нео, тот самый вирус, что проникает  в умы людей и производит необратимые изменения. Матрице придётся переформатировать саму себя, улучшить, обновить и ты – один из тех, кто станет причиной этого процесса. Тысячи пифий дождутся своих нео, которые войдут к ним через обычные на первый взгляд двери. – Пифия выпрямилась и стала вдруг очень высокого роста. Она подошла к зеркалу-стене и жестом пригласила меня. Когда я приблизилась, она погрузила свою руку в зеркало, как в воду, и сказала:

- Тебе просто нужно пройти сквозь это жидкое зеркало. Ты выйдешь с той стороны, и ничего внешне не изменится. Весь твой мир останется прежним. Но это только на первый взгляд. Пройдя сквозь зеркало, ты изменишь контекст – мир останется внешне прежним, но наполнится иным контекстом и смыслом.

- И каким же контекстом он наполнится?

- А вот здесь решать тебе, Нео. Чем бы ты хотел наполнить этот вновь рождающийся мир, что внешне останется прежним? Что ты хотел бы вложить семенем в самую глубину этого внешне меняющегося непостоянства? Сейчас тебе даже не надо думать – коснись того, с чем уже связана твоя Душа и иди!

***

Шаманка не выходила из своей хижины уже много дней и ночей.  Охотники, сменяя друг друга, терпеливо  охраняли вход, чтобы ничто не могло помешать сну шаманки. Женщины племени, сменяя друг друга, пели без остановки песни своих матерей, собравшись вокруг дерева рода. Только Айячинге могла свободно входить  в хижину к шаманке и приносить иногда от неё вести.

Шаманка лежала на низком помосте, убранном ярким вышитым покрывалом. Её лицо было окрашено листьями мачинге в тёмный цвет,  рот, обведенный багряным соком ягод имбиря, казался испачканным свежей кровью. Волосы шаманки скрывал  высокий головной убор из шкуры леопарда и зеленых перьев,  тело плотно обхватила  яркая накидка с замысловатым узором. По всей хижине стелился дым от разложенных повсюду тлеющих ветвей, и  Айячинге внимательно следила за тем, чтобы дым распространялся равномерно вокруг спящей Маа.

Время от времени шаманка вздрагивала, смеялась и выкрикивала слова на непонятном языке. Айячинге слышала, как она повторяла много раз «Нео, Нео!» и решила, что это имя того, ради кого шаманка  отправилась в  сновидение. Глаза шаманки были закрыты, поверх них были нарисованы свернувшиеся в спираль змеи, и казалось, что  вместо глаз смотрят в саму душу две бездонные вселенные. Айячинге старалась не смотреть в эти змеиные глаза, боясь, что провалится в их завораживающую глубину…

***
 
«Очень просто  пройти сквозь  жидкое зеркало мира…», - крутились у меня в голове слова какой-то песни, когда вагон метро остановился на перроне открытой станции. Группа людей в наряде из перьев и в ярких пончо шумно ввалилась в вагон, и двери за ними быстро захлопнулись. Поезд с лязгом тронулся и помчался в туннель,  а ряженые в перуанских индейцев  запели что-то протяжное, подыгрывая себе на инструментах. Один из индейцев, облачённый  в пончо и в высоком головном уборе из зелёных перьев, плюхнулся рядом со мной, на освободившееся место, и громко запел, отбивая ритм  ногой.  Сидящий напротив  импозантный седовласый мужчина, в отличие от всех остальных пассажиров, что уставились  в свои светящиеся гаджеты,   изумлённо и заинтересованно смотрел то на меня, то на музыкантов, то на сидящего со мной рядом индейца.   Протяжная песня, как неожиданно началась, так и неожиданно  оборвалась, музыканты прошли в другой конец вагона, а индеец  в пончо, что сидел рядом со мной, громко зааплодировал.  Я повернулась к нему, одновременно с тем, как он повернулся ко мне. Два невероятно огромных глаза спиралью уставились на меня, и ярко-красный рот  растянулся в клоунской улыбке:

–  Я же говорила тебе, Нео! Очень просто пройти сквозь жидкое зеркало! – Пифия рассмеялась, - это была именно она! Вдруг кислотно-жёлтая птица вылетела из чёрной дыры, окаймлённого  размазанной кровавой краской, рта и полетела прямо на меня. От удивления я замерла, приоткрыв губы, и птица влетела внутрь меня.

– О, чёрт! – я резко проснулась, закашлявшись, едва не свалившись с кровати,  и тут же истошно заверещала придавленная мной кошка. Я всё ещё продолжала видеть эти бездонные странные глаза и жёлтую птицу, то ли колибри, то ли канарейку,  вылетевшую изо рта клоуна в перьях…

***

–  Айячинге,  –  голос шаманки вывел Айячинге из задумчивого созерцания рисунка на покрывале. – Подойди ко мне, девочка. Принеси мне скорее воды, смой краску с моих губ… Птица уже отлетела. Мне пора возвращаться к племени…
Айячинге быстро метнулась к кувшину с водой, принесла его и аккуратно стёрла ядовитый сок ягод имбиря с губ шаманки.

– Маа, тебя очень долго не было с нами. Все волнуются. Охота прошла неудачно. Дождя давно не было. – Айячинге помогла шаманке приподняться, сняла тяжёлый головной убор, омыла водой из кувшина её ноги. Шаманка была очень слаба. Путешествие забрало у неё много сил.

–  Скажи мне, Маа, зачем ты уходила от нас? Разве есть что-то важнее, чем жизнь племени? Разве есть что-то важнее, чем славная охота и щедрый урожай? Разве есть что-то важнее улыбок сытых детей и радостных песен, любящих друг друга? – Айячинге хотелось плакать. Ей было жаль Маа, которая была так слаба и так стара, что казалось, никогда не сможет больше быть душой племени народа мачинге. Айячинге была возмущена тем, что Маа оставила племя в тяжелое время, когда дожди ушли, а следом за дождями ушли звери и птицы. Айячинга  сердилась и, одновременно, радовалась, что Маа вернулась.

–  Девочка, есть вещи, о которых никто не имеет представления. Времени нет, хотя  есть движение звёзд,  движение ветра, движение дождей и движение зверей и птиц. Всё есть сейчас – и прошлое, и будущее, и настоящее – всё есть во сне шаманки. Тот, кто рождается именно в эту минуту, где-то, в эту же минуту уже умирает. И если зверь ушёл за дождями, а племени грозит голодная смерть, значит, где-то, в это же время шаман иных миров сновидит наш мир, а мы сновидим его.

–  Я не понимаю твоих речей, Маа, но я очень рада, что ты вернулась к нам, а не сновидишь мир Нео.

–  Нео? Откуда ты знаешь про него?

– Ты много раз повторяла это имя в своём сне.

– Нео – это не имя, девочка. Нео – так называют шаманов-сновидящих, в мире, в котором я сновидела сейчас. Однажды шаман должен разбудить того, кто готов проснуться. Ради этого я проделала путь в мир железа и камня,  и  стало теперь на одного нео больше.

– Скажи мне, Маа, это стоило того? Ведь наше племя могло погибнуть без тебя!

– Девочка, наше племя и весь мир живёт, пока есть шаманы и нео, пока есть те, кто видит нас во сне, и есть те, кто видит видящих в своих снах. И каждое мгновение пробуждается тот, кого встречает шаман в своём сне, чтобы начать сновидеть новые миры. И наш дождь, и наша жизнь зависит от тех снов, которые видят шаманы иных миров. И от наших снов зависит  проснутся ли однажды те, кто спит,  или так и останутся живыми мертвецами, что не рождают в своих снах вселенных. – Шаманка, договорила эти слова, уже стоя в дверях своей хижины. Сила возвращалась к ней, как вода, что прибывает в русло реки, расчищенной от веток и камней. Шаманка умылась, смывая тёмную краску, и девочка удивилась, как помолодело её лицо. Шаманка переоделась   – и вместе с одеждой переменилась её осанка  – она стала выше и стройнее. Она весело подмигнула Айячинге, распахнула дверь хижины и вышла наружу.

Солнце озарило полумрак хижины. Охотники, увидев шаманку, издали радостный клич, женщины, бросили петь и радостно завизжали. Шаманка, стоя перед хижиной в ярких лучах  солнца, подняла руки к небу, и сразу раздался гром и начался сильный ливень. Солнце продолжало светить весело и ярко, дождь лил стеной. От соприкосновения лучей солнца и струй воды родилась сияющая радуга.




(с) VeraLiberT