Доброжелатель. Часть 4. Главы 1-2

Четвертая книга
Преследование

ipse cruor, gelido ceu quondam lammina candens
tincta lacu, stridit coquiturque ardente veneno.
nec modus est, sorbent avidae praecordia flammae,
caeruleusque fluit toto de corpore sudor,
ambustique sonant nervi, caecaque medullis
tabe liquefactis tendens ad sidera palmas.
Ovidius Naso. Metamorphoseon. Liber IX

Глава 1
Снова встреча

Вначале подушка казалась твердой и вымыленный плотный бугорок на месте, где предположительно лежал пистолет, мешал легкому засыпанию, но вскоре усталость и опустошение после пережитого за день замутили сознание Петра, скрип двери и ласковые шаги Юрия Борисовича, правда, почему-то в маске, вновь вернули к реальности и Карсавин очнулся от наплывшего было ватного забытья. Предстоял разговор, который мог бы подтолкнуть его к действию, жесткость неожиданного предмета под ласковым белым шелком и упругими перьями придавала новую уверенность, казалось, что сейчас все разъясниться и, возможно, случайно попавшее ему в руки оружие обретет цель.
Человек в костюме Юрия Борисовича и с его жестами, тембром голоса, прошел через весь гостиничный номер и сел у журнального столика.
– Понимаете ли, вся история человечества есть история предательств: Ева предала Адама, Адам – Бога Отца, Каин – Авеля, братья – Иосифа, Сталин – Ленина, Ельцин – Горбачёва, Америка – СССР, СССР – Россию. И поэтому мы не замерли на месте, а движемся, развиваемся, пре-давать – пере-давать – и был предан он в руки синедриона. Вы не задумались, как высока роль предателя? Ведь он берёт на себя вечное проклятие неразумных потомков, по сути, приносит себя в жертву, но – движение продолжается, прогресс, так сказать на лицо.
– Но получается, что вы как раз из тех, кто двигает мир?
– Конечно же, дорогуша, не будь меня, с кем бы боролся Всемогущий? Ведь проект создания себе подобных провалился – не хочет человек быть сыном Божьим, не желает он, понимаете ли, кому-то служить, он себя любит, себе служит, себя губит, с собой дружит, хе-хе, как это я удачно в рифму-то сварганил, хотите, подарю? как раз будете в моём министерстве эстетики заниматься развитием темы.
– Но ведь если Он всемогущ, то вы всё равно обречены?
– Так-то оно так, да вот если мы вместе с человеком, звучащим гордо, объединимся, то тут уже бабушка надвое сказала: кто кого. Ведь если любимое творение окончательно и бесповоротно себя таковым ощущать перестанет, то с кем Творец разбираться будет, кого судить? Он же не может собственные законы нарушать, Он мир вёл к тому, чтобы мир Его признал, полюбил, и тогда уж разделять на козлищ и агнцев, а если весь мир откажется принимать Его как реальность, если мы все вместе по-своему заживём, себя самих утверждая, то что Ему останется кроме как в отставку подавать? Это вам не Кирилловский бред, тут уже план общечеловеческий.
– Для Антихриста? что ли.
– Да нет, нам и Антихрист не нужен. Кто такой этот Антихрист? Это пугалка для маленьких. Каждый человек по природе своей антихрист, поскольку Христом ему быть не под силу. Тут Творец ошибочку совершил – цель указал, а сил и стимулов не дал. Так что человек переориентироваться должен окончательно и бесповоротно, что мы с ним успешно и делаем.
– А если я откажусь? Ведь всё, что вы говорите, это одна из сторон в тяжбе. Я бы хотел для объективности и вторую услышать.
– Где ж вы, голубчик, Христа-то услышать хотите? Распяли же Его. Как человека, Его больше нет, а как Бог, Он так же недоступен, как и раньше, а я вот рядом, среди вас
– А вас предать, это тоже прогресс? Так же с ума сойти можно.
– О, вы, кажется, уже всерьёз мои проекты принимать начинаете. Что ж, начните с предательства предающего, это даже любопытно. Только тут загвоздочка одна. Предавая меня, вы меня же и укрепляете, а теорию мою подтверждаете.
– А убить вас можно?
– Можно, но вы что, считаете, что убийство, это методы Бога любви? Или вы Марсу какому-нибудь служите? Вы меня убьёте, да сами на моё место и вскочите. Нет, вы уж меня, если так приспичило, словами повергайте, примерами своей жизни праведной.
Пётр схватился за голову. О какой праведной жизни могла идти речь, когда он совершенно запутался в том, чего он хочет: мстить или прощать, искать виновных в его бедах или просто увидеть и попытаться вернусь Ксюшу. А если она и есть тот неизвестный виновный? если она и её таинственный отец (да и отец ли он вообще?) совместно его подставили. Но тогда подозревать можно всякого: мать, родившую его, чтобы затем мучить и избывать на нём свои желания власти, отца, зачавшего его лишь в силу тяги к плотским удовольствиям, друзей, утверждавших в дружбе собственные я и решавших свои задачи (он даже заговорил фанерным советским языком, пытаясь спрятаться в прошлое, однозначное и тем самым вполне благостное).
Впрочем, советские обороты: монстры в коротеньких штанишках, красных ситцевых платочках, на кривых ноженьках, толпой отплясывающие жигу на руинах великого и могучего здания пробудили Петра окончательно – никакого господина в номере не было, рядом с кроватью, на прозрачной матовой поверхности журнального столика, пришвартованного накануне Карсавиным – вдруг ночью что в голову взбредет, лежала обычная школьная тетрадка в клеточку, Петр из ностальгических соображений купил накануне ее, пристально взглянув при выборе в коричневатые шальные глаза Александра Сергеевича, венчавшего обложку; внутри, между страничек, пузырилась под бумажным покрывалом ручка. Подтянувшись, Петр открыл тетрадь в заложенном месте, ручка выпала на простыню, странички были исписаны мелким аккуратным почерком…

Глава2
Легенда о маленьком Стукаче

Главная задача была весьма простой – заставить мещанина желать героизма. До этого он был маленьким простым человечком, примитивным, скучным, жрал, пил, блудил, какие там красота и героизм? Что с такими сделаешь. Они, даже если Бога забудут, то к здравому смыслу прибьются, сделают его своим Всевышним, поклонятся ему будут, а там, глядишь, и до чего другого дойдут. Тот, кто так нам мешает, любил этих простых людишек, хотя и расстраивали они его часто.
А вот мы решили призвать их к подвигу: к борьбе с несправедливостью, подлым режимом, предательством, ложью, в герои их позвали. И некоторые клюнули. Стали диссидентами, борцами за права человека, за ближних страдания приняли. В общем, героями стали. А ведь нам только этого и нужно. Тот же смиренным был. И всегда говорил: "Мне сказали, Меня послали, как Мне сказали, так и сделаю". Эти же стали кричать: "Не дадим других в обиду, всё отдадим, жизнью и благополучием своим пожертвуем, но спасём других!" А за этим слышалось: "Я герой! А я ещё больший герой! А я!.."
И если у настоящих героев хотя бы пепел отца стучал в груди, у этих – билль о правах человека, хельсинские соглашения, радио "Свобода!", в общем, вся эта отрыжка нашего мира.
Так мы потихоньку и начали разрушать последний из осколков Его мира, вместо тишины и спокойствия предложили свободу и чуть-чуть жертв. Правда, жертвы-то были не по теме, кому, зачем? Той же Свободе. А кто эту Свободу видел, кто с ней пил хоть раз? Но пусть за Свободу мрут, лишь бы о Нём забыли. А когда России не станет, этого оплота рабства и мракобесия, тогда мы вздохнём свободно, тогда все друг с другом будут через закон общаться: суды, билли, конституции, то есть через нас. Потому как кто всю эту дребедень пишет? Мои сотруднички, причём самые бездарные. Те, кого я из отдела Эстетики выгнал, потому что слогом не владеют, о высоком не помышляют.
Но любому герою нужен враг и здесь очень важным было совершить эдакую маленькую переориентацию (нет-с, не то, что о вы подумали, не гнусную вашу трансвестию – вот уж это не по нашему ведомству, мы любим настоящих мужчин и женщин соблазнять, а это – дешевка, для начинающих бесенят), перенаправить всех этих великих борцов с внутреннего их космоса, где наш брат и гнездится на внешний космос, который лишь по ошибке и наивности назван макрокосмосом, то есть на врага внешнего, которого можно унижать, с которым можно-понимаешь-сражаться, и тут и возник для нас образ Стукача, эдакого громадного, с жирком заплывшими глазами Врага, и оченно важно для нас было подменить того настоящего стукачика, маленького, забитого, сломанного системой обычного человечка, эдакого ньюакакия ньюакакиевича, обитающего в закоулочках и тупичках нервной (духа-то нет, мы его тоже нервишками и всякими фрейдами-юнгами позаменяли!), вот именно, нервной и всякой психологической системы, того родимого, который-то нас всех, людишек мелких, и толкает на предательство.
А еще очень важно было сделать так, чтобы все эти недобитые патриоты перестали любить в России Христа и полюбили бы себя, свои ум, знания, интеллект, свое эстетическое чувство, чтобы Россия для них была этой страной, изуродованной и русским характером, и восточными извращениями вроде деспотизма и византийского подчинения любой иерархии: будь-то государевой, будь-то церковной. Чтобы вместо истории народа, возжелавшего не строить на Земле небесные чертоги, но строить в душе Святую Русь, то есть проецировать небо в свою душу, а не использовать его как образец для хорошей жизни на земле, появилась и укоренилась в мозгах давнишних потомков тех святых чудиков, с которыми даже мое ведомство хоть и возилось-возилось, а справиться не смогло, что наша история гнусна и отвратительна, и рабская, и нищая, что нам надо как можно быстрее под крыло Запада ненаглядного, в котором и человека любят, и права его чтят, и образцы хороших государств построили.
Поэтому и сделали мы подотдел в отделе Эстетики и назвали его отделом Истории. Историки нам ой как нужны, не меньше, а то и больше сейчас, чем поэты и художники. Пора к реконструкции истории переходить, тут нам оченно Орвеллишко гнусный подмог,