Один неверный шаг - любви конец

Большую часть года Игорь, как он сам про это думал, проводил в состоянии бурлака на Волге — недавно в школе проходили Некрасова. Непосильная бечева унылой коллективной жизни тянулась ещё с яслей. Потом по этапу в детсад. Сейчас отбывал срок в школе. Может, не были бы ему так опостылы упомянутые государственные учреждения, если бы родители не приводили Игоря туда всегда первым и забирали последним. В детском саду заставляли днём спать. Ну какой дурак, скажите, хочет днём спать? Целый час ворочаешься, маешься и под конец забудешься тяжёлой дневной дрёмой — и тут мучители тебя будят. Школьная жизнь тоже была серой, как Ленинградское небо зимой. С короткими перерывами на сон жизнь протекала чередой “вместе весело шагать по просторам” пахнущего человеческими телами тесному коридору образовательного заведения и “конечно, распевать лучше хором” песен образца СССР конца 70-х годов.

Чуткой, романтической душе негде было уединиться и скрыться от пристальных глаз педагогов и неусыпного внимания коллектива. Из-за этого Игорь страдал душой и ждал того единственного времени в году, когда можно было сбросить оковы строевой жизни — раз в год, летом, родители брали Игоря “на Юг”. “На Юге” можно было спать, сколько хочешь, кушать что хочешь, купаться в море, когда хочешь и, самое главное, хулиганить с друзьями и совершать поступки, недостойные звания советского пионера. Теперь к этому списку удовольствий добавлялись прогулки с девочками томными и влажными южными ночами.

В этом году на юг собирались только с папой — мама не могла поехать. У папы нашлись знакомые, которые тоже собирались поехать на юг на машине. Договорились ехать вместе “двумя машинами” — спокойней и веселей. Можно друг друга выручить, если машина сломается — времена мобильных телефонов вызвать автосервис наступят двумя декадами позже. В семье знакомых оказались две дочки самого подходящего возраста. Неделя сборов прошла в состоянии возбуждённого предвкушения путешествия.

Первый день ехали долго и без остановок. Все устали, отцы водители из последних сил поставили палатки где-то в поле, недалеко от дороги, и оба семейства повалились спать. Засыпая, Игорь слышал хихиканье девчонок в соседней палатке. За целый день ему так и не удалось толком их рассмотреть и поговорить с ними, что совсем не мешало романтическому воображению подростка рисовать самые радужные перспективы развития отношений. Отец разбудил Игоря ни свет ни заря, рассвет только зачинался и на улице ещё был сумрак. До конца не проснувшийся он поплёлся к дальним кустам писать — надо соблюдать приличия, всё-таки девушки рядом. За кустами была площадка, мальчик шагнул … и обнаружил себя погружающимся в жидкий навоз.

Справка для городских жителей: странные люди, занимающиеся сельским хозяйством, выкапывают большие ямы, которые заполняются навозом и водой; этот перебродивший “компот” они потом разбрасывают по полям. Плавать в жидком навозе Игоря никто не учил, но от страха человеческий организм способен на чудеса — из ямы он выпрыгнул, как дельфин за рыбкой в дельфинарии. Такому полёту мог бы позавидовать даже Супермен из Голливудского фильма, если бы не брызги фекалий во все стороны. Вырвавшись из объятий смерти Игорь тут же захотел обратно — лучше умереть, чем показаться людям в таком виде. Словно опытный светооператор, вышедшее из-за горизонта солнце осветило сцену развернувшейся драмы бытия. Но все краски жизни померкли в глазах главного героя трагедии, он стоял, с опущенной головой, и отрешённо наблюдал ручейки стекающего вниз с одежды навоза. Где-то вдали, там, где живут счастливые, не знающие горя люди, звучали голоса, выкрикивающие его имя. Дорога в тот мир была для него закрыта навсегда.

Отец Игоря принадлежал к тому поколению советских граждан, которые не читали педагогическую литературу “загнивающего Запада”. Он совсем не знал, что самое главное в воспитании ребёнка — это не повредить нежную психику, не оставить в ранимой душе незаживающие психологические раны. Поэтому папа сказал всё, что он думает. Выслушивать обвинения в свой адрес Игорю приходилось с низко опущенной головой и взглядом устремлённым куда-то глубоко внутрь самого себя — подбородок гордо не поднимешь, когда обтекаешь вонючими экскрементами, на кричащего папу смотреть не хотелось, на завтракающих, но потерявших при его пришествии аппетит, родителей девочек тоже смотреть было стыдно, на девочек тем более. Потом Игорь долго пытался отстирать свои одежды в студёной речной воде; запах никак не хотел смываться, казалась запах навоза теперь никогда не покинет его грустное существование до конца жизни. Утро и завтрак были испорчены, сборы и выезд задержаны, судьба молодого человека загублена, и всё из-за одного неверного шага.

Несмотря ни на что, свод Мироздания не обрушился; мир вообще как-то вяло отреагировал на этот трагический эпизод в судьбе главного героя, как будто он совсем не центр Вселенной, а всего лишь маленькая несущественная песчинка на периферии. Отпуск проходил своим положенным  порядком — южное солнце грело, и солёные волны качали отдыхающих курортников. Как это часто случается с молодыми людьми, время быстро затягивало душевные раны Игоря. Но ни о каких романтических отношений с девочками говорить не приходилось — мальчик не мог преодолеть внутренний барьер; ему казалось, что, однажды упав так низко в их глазах, он не имеет никаких шансов на реабилитацию. Из-за этого пришлось в корне изменить свой образ, он вёл себя гордо и отчуждённо, как Лермонтов в опале. Хотя с новым образом Игорь свыкся и нёс его, как наказание судьбы, этот образ доставлял ему одни неприятности: взрослые смотрели с недоверием, мальчишки с непониманием, курортницы и местные девушки держали дистанцию. Короче, никакой любви тем летом не случилось, из-за одного злосчастного шага.