Будь неладна эта дача!..

               

      В пятницу Жиринкин  звякнул Попову:
      — Понимаешь, Ваня, Ленка с ребятишками к теще укатила. А мы теперь с тобой оба в отпуске. Одному мрачновато. Завертывай ко мне. Чебачков половим, за грибами смотаемся. Кислородцем подышим.

      На другом конце провода Иван Попов  почесал сломленный в боксе нос, согласно кивнул головой.
      — Че б  нам ухи не похлебать и жареных  масляток не попробовать? Боеприпасы у меня всегда в рюкзаке. Даже складные стаканчики на месте.
      Через несколько минут Попов позвонил Леониду Анатольевичу:
      — Лень, тут у моего другана  дачка свободная. Приглашаю! Без всяких уловок! Может, махнешь со своей Марьяной на пару дней? — и снова почесал испорченный  в спорте нос.

      Не прошло и полчаса, как Марина, жена Леонида Анатольевича, постучала к соседке  по этажу Курепиной.
      — Наталья Петровна, как со временем у вас, с планами на завтра? Друзья приглашают  на дачку. Хозяева смотались на юг. Только по-моему не хватает настоящих женщин… Рассчитываю на тебя!..

      Ровно через три минуты  Наталья Петровна, артистка местного кукольного театра позвонила  ближайшей приятельнице и попутно коллеге по цеху  Елизавете Суродиной.
      — Значит, так, Лизонька, — взяла быка за рога Наталья Петровна. — Я знаю, что ты собиралась на выставку этого, ну…как его… Мазюкина. Ладно, ладно: пусть он будет Мазуркиным или  самим Мазепой… Приглашаю тебя на свободную хату за город. Компашка собирается вполне приличная. Задавим песняка и устроим топотуху. Только не забудь — забеги к Галке. А мы втроем знаем, как  свободу любить: и намазюкаемся, и назюзюкаемся!

      Голова Галки заработала, как калькулятор на солнечных батарейках. Она прямо из парикмахерской направилась к дяде Паше. Ей на работе надоело это вечное бабье. Исцелял от скверного одиночества только один на свете человек — дядя Паша, мужчина в годах, но еще интересный и загадочный.

      — Но с оговоркой, — хитро подмигнул одним глазом дядя Паша,— беру  Фомича. А то ни поговорить, ни выпить, как всегда…
      У Фомича тоже не было жены. Точнее: у него их было целых три, но все  в разных городах. И он, не размышляя, предложил присоединиться к компании доценту Малахову, но при условии, что тот прихватит с собой заведующую химлабораторией Раису Егоровну.

      — Опять все  чужие, — прямо-таки взыграла Раиса Егоровна. — Может, расширим круг,  заберем Чечеткиных? У них  гитара и юмор, да и малопьющая пара – в наше время такая редкость… Фомич, не противьсь:  Чечеткины — ископаемые, они охраняются законом…
      — Утверждено! Места всем хватит. Я в случае чего перекантуюсь на мансарде…

      У Чечеткиных в это время пребывал большой гость из Омска. Если честно:  на квартире старых друзей отдыхал не простой человек, а известный в Сибири поэт, публиковавший стихи под псевдонимом Ивтушенко –  хотел стоять вблизи большой славы. Истинную свою фамилию Ивтушенко скрывал от почитателей, но поскольку он родился в этих краях, то его здесь знали, как облупленного, и помнили, что, во-первых, в школе по литературе он получал одни двойки, а, во-вторых, у него была самая смешная фамилия. Вот  за это его сегодня земляки  уважали. Поэт  не отказался от приглашения хозяев побывать на природе-матушке, где  стихи могут приходить сами по себе…

      Поздно вечером  Жиринкину  позвонили. Голос из трубки кого-то напоминал…
      — Кто? — не понял Жиринкин. — Какой Какашкин?
      — Да не Какашкин, а Букашкин. Ты что, старина, лучшего другана забыл? А поэта Ивтушенко из Омска знаешь, глаза твои неумытые?..
      — Ох ты, Господи!— заволновался в трубку Жиринкин.— Надо, Коль, повидаться нам. Ведь сколько лет, сколько зим за одной партой зады терли.
      — Это пара пустяков и раз плюнуть, —  дунул в ответ Букашкин, точнее, псевдоним Ивтушенко. — Чечеткины на дачонку к друзьям удумали смотаться. Естественно, берут  меня с собой. Так что, считаю, ты там тоже будешь не лишний.

      Жиринкин  поежился, будто кто-то холодной рукой провел по его спине.
      —  Конечно, согласен! Превеликое спасибо! Моя-то дачка уже не та, что была двадцать лет назад, светшала и  домишко совсем хилый, — приободрился Жиринкин, — а по части  горючего я позабочусь, кой-какой запас сделал на свой отпуск. Только маленькая проблемка: я в свою завалюху Попова на денек пригласил. Хотелось бы и его прихватить…

      — Разве в этом проблема? Бери  Ваньку с собой. Я его, бродягу,  тыщу лет не видел. Башковитый мужик был. Теперь, наверно, профессор?
      — Ну, не совсем. Но молодежь кое-чему учит. Так что до встречи у электрички!

      …Вечером в субботу пригородный поезд вернулся  на вокзал почти пустой. Только в одном вагоне  расположилась странная компания.
      Большой гость из Омска, гладя соседа по покатому плечу, неловко оправдывался:
      — Ты меня, брат Жиринкин, прости! Обмишурились мы с этой дачей. Надо ж было так плоско довериться Чечеткиным… Нет, я им этого не прощу.

      И, повернув голову, от всей души расцеловал в щеку Раису Егоровну, которая до сих пор молчала и не могла понять, куда, к кому и зачем она утром поехала.