Шахта N 6

      

Его фамилию письмоносец выкрикнул последней, Виктор нетерпеливо вырвал письмо из его рук не дожидаясь обычного в таких случаях спляши… Писем не было так давно, что он стал сомневаться в реальности мира там на воле. Там шла война. Адрес на письме проще некуда: Коми АССР, шахта N6…

    Эпоху назад, совсем в другой жизни ученик десятого класса с гордым именем Виктор восторженно смотрел в будущее. Страна делала невиданные успехи  в деле построения социализма. Газеты что ни день сообщали о новых фабриках, заводах, шахтах… В это мир и должен был в скором времени он окунуться. С десятилеткой одна дорога – в институт, инженеры сейчас ох как нужны, а дальше – ещё больше…

 Виктор учился только на «отлично» и всегда был заводилой в классе, он наверняка стал бы комсоргом класса, да больше…, но на его биографии имелось тёмное пятно. Семья их была самой богатой в селе, и их выслали. Первых. Потом высылали ещё, но начали с них. Двоюродный брат Виктора был в гражданскую комиссаром партизанского отряда «Красный орёл», как бы он, интересно, посмотрел на то, как дядькину семью высылают из села? Но он к тому времени умер от аппендицита. Их выслали, вначале на север, а потом они перебрались на Алтай. Вернее перебрался самый младший – Виктор с родителями, а старшие братья разлетелись по Союзу. В село назад пути не было. Но всё это было так давно… подзабылось.

 Теперь тёмные пятна стали появляться на биографиях одноклассников – трое уже стали детьми врагов народа. Комсомольское бюро школы требовало исключить их из комсомола. Дружный их класс трещал по швам.  Сегодня зарёванная пришла Алёна – первая красавица класса и заодно комсорг. Шумная обычно, она молча прошла на своё место и замерла там уткнув лицо в ладони. Повисла пронзительная тишина.
- Что? – Виктор подошёл к ней и положил руку на плечо.
- Отца забрали, - сквозь приступ рыданий донеслось из-за сомкнутых на лице ладоней.

- Дядю Васю??? – Весеннее утро за окном потемнело. Никакого разумного объяснения аресту Алёниного отца в голову не могло прийти. Класс обмер. Уроки длились вечность, на переменах почти никто из класса не выходил.

- Лёха, ты понимаешь, когда забрали твоего отца, говорил Виктор другу, - Я не то чтобы поверил, будто он виноват, но червячок такой, маленький был сомненья. Начальник же! Кто их начальников знает, что у них на уме. От них же всё и идёт.
- Ну да, - Вклинился в разговор Генка, - Они же всё и творят. Кто людей сажает?  Товарищ Сталин им приказал Алёнкиного отца посадить? Да он о нём знать не знает!
- Батя в торговле работал, никого не сажал, - сказал Лёха, - Да и его Сталин не знал…
- А что тут и спорить – Сталин знает не всё!

     Лёху отправили за конвертом, и пока он за ним ходил, письмо товарищу Сталину было написано. Во властные структуры Рубцовска проникли недостойные люди, искажающие линию партии. Невинные, достойные люди выдаются за врагов народа… Необходимо – и далее по пунктам… Мы, новое, образованное, передовое поколение строителей светлого будущего всегда готовы прийти на помощь… Лёхина подпись в письме стала последней. Алёна немного отошла, однако не светилось прежним задором её лицо – когда ещё дойдёт до товарища Сталина письмо, а комсомол будет разбирать её дело на той неделе. Как пить дать выгонят…

Быстро, однако, ходят письма в Советском Союзе – уже на третий день одноклассники встретились в местном управлении госбезопасности. Срочно привезли их всех туда из тёплых постелей – верно ответ из кремля зачитать. И пошло – поехало,  одиночные камеры, очные ставки, общие камеры – заседание тройки – этап. С чувством юмора у Виктора всегда было в порядке – семейное это.  Но тут, тут юмор уж очень чёрным был.

Начинался он со статей расстрельных за создание тайной антисоветской организации и обрушивал куда-то в пропасть абсурда где вертелись вражьи агенты со всего света, листовки, самодельные бомбы и признания, признания его одноклассников во всех смертных грехах. Вот, признайтесь, Виктор Гаврилович в том-то и в том-то, и, глядишь не будет смертной казни. Как? И это тоже я совершил? Да я бы себя сам за это трижды казнил!!! Так, что, когда приговор зачитали – вздохнули все с облегчением: не расстрел таки…

- Хотели помочь в строительстве, - сказал перед этапом ставший почти родным следователь, - Начнёте с самых основ…
  Начали с основ. Повёз Виктора с Лёхой поезд в лагерь под Воркуту, где им теперь социализм предстояло строить, и привёз туда, где рельсы закончились.
- А где же лагерь?-  Вопрошают этапированные.
- Да тут и построите, - отвечают им конвойные.
- А шахта, про которую нам говорили?
- Шахта №6? Так её ещё выкопать надо, а до этого дорогу туда прорубить, рельсы проложить, - Скучать некогда, балагурит конвой.

 Чёрт с ней с этой комедией – не смертная же казнь. А когда бараки построили стало жить легче. Ты когда нибудь на моросящем ветру вкалывал целый день? Ты после этого спал в  в осклизлой, холодной но душной палатке? Как тебе понять нашу радость от пахнущих свежим деревом нар в тёплых бараках. Ты когда-нибудь возил тачкой грунт на отсыпку? Нет. Тебе не понять как это здорово ехать на дрезине к  стволу шахты №6… У нас нормально, а у вас?

  Алёна, знать бы твой адрес, я бы написал – мы ведь с правом переписки. Но как узнать его? Через родителей? Так через отца может быть и можно, но матушка первой письма читает. А уж она по своему, да, именно по своему, так строга…

  Неделю уже в больнице – обвал в шахте. Что-то как то не то  и нет больше друга Лёхи. Нет, не его одного, но он был Одноклассник и Друг. Не поверишь, но люди здесь разные – одни деревенские к труду привычные, а другие городские, вроде как московские. Те, городские, устают, часто не моются, а если ноги перестал поднимать когда идёт- так, значит, помрёт скоро.

 Мы живём – не такое видели. А у кого вода из крана и слово дрова в книге вычитал, так те и мрут.  Есть и такие, что плевком перебить можно, а не сгибаются – живут, а есть здоровяки, у которых будто хребет кто вынул. Гнётся такой как червь беспозвоночный и всё в землю норовит, а сам всё и вся проклинает. Кабы не право переписки я бы и сам от их болтовни с ума сошёл, поверил бы, что Сталин уже почти всю страну посадил. Кого посадил-то? Нас? Прочитал на другой же день наше письмо да и озаботился – посажу- ка я школьников, чтобы они к знаниям опыта набрались, познали, так сказать, азы, чтобы самого Генерального Секретаря жизни учить. Виктор расхохотался – не смог удержаться от нарисованной им картины. Уж больно комичен в ней Сталин.

 Каждый уголок палаты поднял на него недоумённый взгляд – кому сейчас письмо могло донести смешное… А Виктор и не открывал ещё письмо, писем не было с августа. Хотелось прочесть в одиночестве – больно уж долгожданное. Он открыл дверь и вышел на мороз. Низкое- пренизкое солнце не то, чтобы цеплялось за деревья, оно кралось по сугробам за ними – давно уже оно не решалось подняться в небо… Алёна, а мне здесь легче, когда я знаю, что братья мои получили образование: Алёша – учитель, в Ленинграде живёт, Павел – помощник капитана, по Амуру плавает, Даниил шоферит, но у него уже двое детей – не до институтов. Да, а Алёша тоже женился. А жена у него финка. Мама как услышала где-то, что финнов чухонцами зовут – написала сразу, что наша на фотокарточке совсем себе не чухонка, а, наоборот, светловолосая, не то, что Мариин муж Костя, который из хохлов по матери, и похож на турка…


   Виктор развернул письмо – почерк отца. Думал только адрес он подписал – не любитель он эпистолярного жанра, но нет, весь текст его и краток по отцовски:
Витя, нету у тебя больше братьев. Поубивали всех, сами добровольцами пошли. Не стали ждать когда полегче будет. Мать за тебя боялась все глаза проплакать, что сидишь, а вот гляди и отсиделся. А мать ослепла совсем. Ты, как отпустят, с Марией свяжись – она В Красном Яре, и мужа у неё не забрали- бронь дали. Война, она закончится, и тебя выпустят. Ты с Марусей поближе держись, мы с твоей матерью и не доживём может быть… В конце письма отец то ли хотел написать своё имя, то ли у него не получилось до свидания – писать письма не обучался и не любил, но химический карандаш в этом месте расплылся фиолетовым пятном и смазал всё.

 Виктор поднял глаза – солнце смотрело на него из-за решётки чахлых деревьев. Если бы не эта решётка был бы он там на фронте и громил врага… Отсиделся… Как жить со всем этим … Если бы не право переписки… А может быть и хорошо, что Сталин не всё знает? Виктор повернулся и шагнул в дверь  лагерного лазарета. На снегу остался клочок бумаги с адресом: шахта №6.