И отрекаюся, любя

Любовь… Великий Белинский называл её вторым солнцем. Как и небесное светило, любовь освещает нашу жизнь ярким светом и согревает душу. Особенно это касается материнской любви. Говорят, что любовь матери к своему ребёнку слепа и эгоистична. Но мне довелось в жизни увидеть и узнать материнскую любовь - отречение. Впрочем, расскажу обо всём по порядку.
Помню, мы отмечали моё пятнадцатилетие. Были приглашены одноклассники, друзья. Когда в самый разгар веселья пришла Таня Б., я в первый момент так растерялась, что не могла вымолвить ни слова.
Мы не виделись восемь лет. Честно говоря, я почти забыла о её существовании, изредка вспоминая чудесные годы, проведённые в детском саду № 57 города Иваново, и свою подружку Танюшку Б. С улыбкой вспоминались наши проделки и дерзкие выходки. Мы совсем не были похожи на других девочек из нашей группы, спокойно и тихо играющих в уголке с куклами и тряпочками. Скорее мы напоминали мальчишек - непосед, любимое занятие которых – игра «в войнушку» или «в Чапаева».  Самым желанным подарком для нас тогда был пистолет или, на худой конец, машинка.
Для меня так и осталось загадкой, каким образом Танюшка узнала про мой праздник. Но в тот день она сделала мне самый дорогой и самый желанный подарок – подарила большую куклу с закрывающимися глазами. Это было именно то, о чём в тот момент я втайне ото всех мечтала. Её приход был для меня чудом. Я ещё раз убедилась, что мы связаны какими-то невидимыми нитями. Непостижимым  образом Танюшка чувствовала меня, мои сокровенные мысли и желания. Ещё в детском саду я заметила, что во время наших игр Танюшка всегда держится возле меня, молча уступая мне ведущую роль, сама становясь ведомой. Словно незаменимый ординарец, она всегда была рядом, часто предугадывая мои слова и желания. Мальчишки, зная нашу совместную силу, никогда не обижали ни одну из нас, наоборот, во всех играх мы были заводилами. И кроватки наши в спальне стояли рядом, и сидели мы за одним столом, и на прогулках шли в паре. Новичкам мы всегда говорили, что мы сёстры, только двоюродные, и нам верили.
Помню, как мы обе рыдали, когда до нас впервые дошло, что предстоит разлука. Может быть, даже навсегда. Наши мамы работали на одной фабрике, поэтому мы и ходили в один детский сад, но жили-то мы в разных районах большого города, и в школы идти нам предстояло разные. Мы обещали друг другу, что обязательно будем писать письма, встречаться, но… Пошли в школу, появились другие заботы, новые друзья, новые увлечения. Мы потеряли друг друга.
Когда же Танюшка пришла на мой день рождения, я обрадовалась – мы вновь нашли друг друга, мы по-прежнему связаны невидимыми нитями, Танюшка, как и прежде, чувствует мои сокровенные мысли и желания.
Я готовилась к её дню рождения, искала подарок, а потом как-то вдруг поняла, что не стоит бегать по магазинам – мы с бабушкой сами сошьём ей платье. И я даже знаю, какое – тёмно-синюю матроску с юбкой в складку и большим белым воротником. С любовью и нежностью готовила я подарок для подруги. Настал долгожданный день, и я отправилась к Танюшке, предвкушая её радость, и уже заранее испытывая чувство удовлетворения от сделанного. Нужный дом я искала долго. Уже опускались ранние зимние сумерки, когда я, наконец-то, приблизилась к цели. Но дверь мне открыла совершенно чужая и незнакомая женщина.
- Извините, здесь живёт Таня Б.?
Она посмотрела на меня как-то странно, а потом, наклонившись, тихо спросила:
- Ты что ничего не знаешь?
Я растерянно помотала головой. Предчувствие чего-то страшного заворочалось внутри меня. Чего я не знаю? Что могло произойти за эти полтора месяца? Где Танюшка?
Женщина таинственно оглянулась по сторонам, заглянула вглубь квартиры и, наклонившись ко мне, прошептала:
- У Тани умерла мама. Папа сидит в тюрьме. Её и брата забрала к себе сестра матери. Но не спрашивай меня, где она живёт, потому что я не знаю.
Вот и всё. Наша связь вновь оборвалась и теперь уже навсегда. Я сама износила то платье-матроску. Каждый раз, надевая его, мне казалось, я чувствую рядом Танюшку.
Шли годы. Детство ушло далеко в прошлое. Я стала по-настоящему взрослым человеком и работала судебным исполнителем. Однажды мне передали на исполнение документ об отобрании у матери, лишённой родительских прав, трёхлетней девочки. Проживала семья не на моём участке, но судебный исполнитель – моя коллега была в отпуске. По установленной мною традиции я пошла знакомиться с ребёнком, с условиями его проживания. По опыту зная, какой стресс переживает ребёнок, которого приходится, в прямом смысле, вырывать из семьи, я всегда заранее знакомилась с ним, чтобы он привык ко мне, доверял мне. Иногда приходилось встречаться с ребёнком много раз, чтобы он, наконец, поверил и пошёл ко мне. Во время совершения таких исполнительских действий взрослые, родственники ребёнка, совершенно забывают о нём, играя на публику, наивно полагая, что своими криками, а то и откровенно хулиганскими выходками, влияют на общественное мнение. Им кажется, что, препятствуя отобранию ребёнка, они действуют себе во благо, не понимая, что мнение обывателей о них уже сложилось, и этими криками и выходками ничего не изменишь.
Помню, однажды «мамаша» легла под колёса автобуса, на котором мы должны были увозить её двух маленьких детей, и кричала: «Дайте мне моих крошек! Я их последний раз поцелую и одену в чистое!» Кричала она громко, срывая голос на визг. Из толпы любопытных соседей вышла пожилая женщина и сказала совершенно спокойно: «Любк, кончай театр! Какие крошки! Какая одежда! У тебя у самой ничего больше нет, кроме того, что на тебе!.. А то мы не знаем! Чего орать?! В детдоме детей хоть отмоют да накормят досыта!» Пристыженная мамаша молча вылезла из-под колёс и ушла, даже не взглянув на детей. А дети всю дорогу плакали, бились и рвались к маме, которой они вовсе не нужны…
Знакомиться с девочкой Викой я пришла после работы. Дверь в нужную квартиру открыл мальчик на вид лет двенадцати, худенький и низкорослый. Он встал на пороге квартиры, не пуская меня вовнутрь. Позади его был полумрак, но я скорее почувствовала, чем увидела, что он не один. На мой вопрос о том, здесь ли проживает нужная мне семья, он ответил, что здесь, но никого из взрослых дома нет, только они с Викой. Из темноты совершенно бесшумно появилась маленькая, худенькая девочка и, обхватив мальчика за ногу, подняла на меня голубые блестящие глазёнки. Было что-то в этих глазах такое, что зацепило меня. Я ещё не могла сообразить, что, но сердце моё уже учащённо забилось. Я поняла, что не смогу вот так взять и уйти.
- Ребята, а вас покормили?
Мальчик молчал, поджав губы, а девочка, хитро взглянув на него, помотала головой:
- Не-а!
Я расспросила у мальчика, где находится ближайший магазин, и, пообещав вернуться, помчалась покупать чего-нибудь съестного. Это был семьдесят девятый год, и в магазинах не было такого разнообразия продуктов, как сейчас. Я купила пачку пельменей, хлеба и печенья к чаю.
Ребятишки ждали меня возле открытой двери. Мы сразу прошли на кухню. Мне к тому времени всякого довелось повидать, поэтому скудность и бедность обстановки меня не поразила. Мы нашли небольшую кастрюлю и поставили варить пельмени. Я отметила, что, несмотря на бедность, дети опрятно одеты, и в квартире чисто. Правда, на кухне в углу прямо на полу стояла внушительная батарея пустых бутылок из-под водки и дешёвого вина. Квартира оказалась однокомнатной. В комнате стоял продавленный диван, кровать, застеленная лоскутным одеялом, старенький фанерный шкаф для одежды и совершенно новый полированный сервант, который в этой обстановке казался пришельцем из другого мира. На полках серванта стояли разнокалиберные стеклянные рюмки, стеклянная ваза и много фотографий разных людей – мужчин, женщин, детей. Я мельком глянула на них и сразу глазом зацепилась за знакомое лицо – Танюшка Б. Откуда здесь её фотография? Хозяева квартиры знают её, общаются с ней? Мальчик в это время на кухне искал лавровый лист, который ему где-то встречался, а девочка стояла возле меня и с любопытством наблюдала за мной. Я внимательно посмотрела на неё. Таких детей называют «ангелочками» - большие голубые глаза, золотистые колечки кудряшек, по-детски припухлые алые губы.
Я наклонилась к ребёнку:
- Как зовут твою маму?
Девочка с готовностью откликнулась, но я уже знала, что она скажет: невероятная догадка осенила меня.
- Мама Таня, - произнесла девочка, слегка наклонив в сторону голову и растягивая слова, но тут же поспешила мне сообщить, выпаливая слова как пулемёт:
- Мама пошла заработать денежку и купить мне куколку. Маленькую такую. Пупсик называется. Я буду её мыть в стакане и укладывать спать в мыльницу, что мне Женька дал…
Я догадалась, что Женька – это мальчик, который уже стоял на пороге комнаты с нераспечатанным пакетиком лаврового листа в руках.
- А у Вас там вода кипит…
- Отлично, идёмте варить пельмени.
Несколько минут спустя мы уже ели пельмени. Женька немного отошёл, прошла его настороженность, он начал отвечать на мои вопросы, а потом и сам рассказал о том, что меня интересовало.
Оказалось, он родной брат Тани Б., о котором я когда-то слышала, но никогда его раньше не видела. И девочка эта – дочь Танюшки. Четыре года назад Танюшка вышла замуж за парня, который спустя год убил человека, и вот уже три года он отбывает срок. Вика родилась как раз в то время, когда шёл суд. Я узнала, что Таня и Женя долгое время жили с сестрой своей матери, потом вернулся из тюрьмы отец, и они жили вчетвером, пока тётя не умерла. Отец сильно пил, в доме постоянно были чужие люди, пьянки. Таня пыталась ругать отца, когда он бывал трезв, но тот отвечал ей, что живёт так, как хочет. Сейчас он опять сидит – украл что-то. Я поинтересовалась у мальчика, как же его самого не определили в детдом. Он, смутившись, ответил:
- Вы, наверное, подумали, что мне лет 10-12?
Я слегка покраснела.
- Все так думают, - огорчённо сказал он. – На самом деле мне уже шестнадцать… Я учусь в ГПТУ на сварщика, скоро буду работать и помогать Тане растить Вику…
Я сразу вспомнила, что пришла сюда, чтобы отобрать эту самую Вику у непутёвой матери. Как же так случилось, что Танюшка Б., моя лучшая подруга детства, участница всех игр и забав, первая помощница, такая заботливая, такая внимательная, как она могла стать такой плохой матерью, что суд вынес решение об отобрании у неё дочки? Как я смогу нанести ей смертельную рану, забрав ребёнка? Мне стало невыносимо больно находиться в этой квартире, и я поспешила попрощаться с детьми и уйти, пообещав обязательно вернуться.
Всю ночь я не могла найти себе места. Что делать? Как помочь Танюшке? Решение суда вынесено и должно быть исполнено. В этом сомнений нет. С этим  ничего не поделать. Есть, конечно, возможность восстановиться в родительских правах, но я о таких фактах не слышала. За что Танюшку лишили родительских прав? А за что лишают?  В основном, за пьянку и за то, что детей бросают без присмотра. Как-то в голове не укладывается, что моя любимая подружка может пьянствовать, забывая про дочь, бросая её голодную и неухоженную. Нет, не верю! Она не такая! Не такая? А что ты сама видела сегодня? Дети были дома одни, и у них не было ни кусочка хлеба. Но дома-то чисто! Чисто, а эта батарея пустых бутылок из-под спиртного о чём говорит? Нет! Не могу всё равно поверить! Даже не представляю пьяную Танюшку… В любом случае я не смогу нанести ей такую рану – забрать ребёнка, который для неё, возможно, единственная радость в жизни.
К утру я приняла решение. Сразу же, придя на работу, пошла к судье моего участка и всё рассказала, как есть, закончив, что не смогу исполнить это поручение. Ираида Константиновна Стрельникова была человеком по-житейски очень мудрым.
- Не спеши, Таня, - сказала она мне. – Встреться с подругой, поговори, а там посмотрим.
Вышла я из её кабинета и остолбенела – подпирая спиной стену в коридоре, стояла подружка моя, Таня Б. Узнала я её сразу, несмотря на то, что она сильно изменилась. Одутловатое, припухшее лицо с характерным лиловато-багровым оттенком не оставляло сомнений, что его хозяйка злоупотребляет крепкими напитками. Потухшие глаза, тусклые, висящие сосульками, грязные волосы. И всё же это была Танюшка. На короткий момент в её глазах вспыхнула радость:
- Слава Богу, ты здесь!
Я не знала, как мне себя с ней вести. Делать вид, что ничего не произошло, и это просто радостная встреча друзей детства, я не могла. Читать нотации и учить уму – разуму, я не хотела. Почувствовав это, Танюшка всё взяла в свои руки. Впервые она стала ведущей, а я ведомой.
- Нам с тобой надо поговорить. Пойдём куда-нибудь, где нам никто не помешает.
- Да-да, конечно, - поспешно ответила я.
Я вернулась к Стрельниковой, и та отпустила меня на целый день. Мы пошли в небольшую тенистую аллею возле цирка, где устроились на лавочке, отгородившись от всего мира. Я видела, какая борьба происходит внутри у Татьяны. Я чувствовала её боль, её отчаяние и ничего не могла поделать. Некоторое время над нами висела тишина, я физически ощущала, как Татьяна мучительно ищет, с чего начать тяжёлый для обеих разговор. Словно прыгая с высокого обрыва в неизведанную глубину, я спросила:
- Как ты меня нашла?
Она тут же без заминки ответила:
- Я видела тебя, когда приходила на суд.
- Почему же ты не подошла? -  я не понимала её.
- Зачем? – совершенно равнодушно произнесла она.
- Как зачем? О чём ты говоришь!
- Что изменилось бы, если бы я пришла к тебе? – тихо, пряча глаза, произнесла она.
- Я могла бы помочь тебе… Найти адвоката или ещё чем-нибудь…
- Зачем? – с каким-то непонятным мне, обречённым видом повторила она. – Зачем мне твоя помощь, если я знаю, что моей дочке будет лучше вдали от меня. Кроме жизни, которую я ей уже дала, мне ей дать нечего.
Сказав это, она отвернулась от меня и надолго замолчала. Я тоже молчала, потому что не знала, что сказать. Рядом со мной сидел совершенно незнакомый, чужой человек. Даже общие воспоминания о детстве не связывали больше нас. От этого на душе было тяжело и неспокойно. Я чувствовала, что ей нужна моя помощь, но не знала, в чём именно. Если бы она плакала и жаловалась на несправедливость суда, лишающего её ребёнка, я бы её успокаивала и объясняла, что ей необходимо сделать, чтобы вернуть дочку. Но она не плакала и никого не винила. А я не могла придумать, о чём нам можно поговорить.
Она заговорила первой.
- Ты не обижайся, что я к тебе не пришла… Прости меня. Я знаю, что и ты, и твои родные никогда не отказали бы мне в помощи. Сначала я хотела прийти, когда умерла мама, но я была не одна – остался Женька, который так же, как и я, никому не был нужен. Я осталась с ним. Где-то в нашем городе жила моя любимая подружка, и я могла в любой момент прийти к ней в гости. Меня грели воспоминания о нашей дружбе, наших играх… Время шло. Отец вернулся из тюрьмы. Это время вспоминается, как одна сплошная пьянка. Умирает тётка. Иногда мне кажется, что лучше бы нас с Женькой отдали в детдом, чем тётке. Нет, она нас не обижала. Вообще она была никакая – никогда не пожалеет, не спросит, сыты ли мы. Будто замороженная она была. Я теперь тоже такая – безразличная ко всему. Что могло в моей жизни случиться, то уже случилось: мне ещё не было семнадцати лет, когда один из отцовских собутыльников изнасиловал меня. Правда, потом он расписался со мной, потому что я забеременела. Но ещё до рождения Вики он убил в пьяной драке собутыльника, и его посадили в тюрьму. Вика, если останется со мной, ничего хорошего не увидит. А так есть шанс, что её усыновят, и она попадёт в нормальные условия.
- А ты? Ты сама не хочешь попасть в нормальные условия?
- Не хочу! – она взглянула мне прямо в глаза, и я увидела, что они совершенно пусты, нет в них жизни.
Мне стало страшно. Страшно за ту маленькую девочку Танюшку, которая когда-то была моим верным и надёжным другом. Этой девочки больше не существовало, она была убита, растоптана, уничтожена.
- У меня к тебе просьба, - вновь заговорила она, старательно избегая называть меня по имени. – Забери скорее Вику.
- Хорошо, - только и смогла произнести я.
Она молча поднялась со скамейки и, не прощаясь, побрела в сторону автобусной остановки. Я немного посидела, приходя в себя, и поехала забирать Вику. Когда я объяснила Жене, что я судебный исполнитель и должна забрать девочку, он только молча кивнул и ушёл в комнату собирать детские вещи. Известие о том, что ей нужно идти со мной, Вика приняла спокойно, по-деловому поинтересовавшись, есть ли у меня игрушки. Она забрала с собой подаренную Женей мыльницу, заставила нас присесть на дорожку и скомандовала мне:
- Пора!
 Мы заехали в магазин «Игрушки», купили ей маленького пупсика, которого ей обещала и не смогла купить мама.
Вика прожила у меня неделю, пока я оформляла её медицинские документы. На работе меня отпустили на эту неделю. Можно, конечно, было сдать её в приёмник - распределитель, но мне не хотелось, чтобы Вика сталкивалась с этой жестокой стороной жизни. Директор детдома пообещала мне, что девочка в детдоме не задержится – такую умненькую и красивую захотят усыновить многие. Прощаясь с Викой, я отдала ей большую куклу с закрывающимися глазами, когда-то подаренную мне её мамой. Я сказала девочке, что это мама  передала ей подарок.
Больше я не видела ни Вику, ни её маму. Даже не знаю, как сложилась их жизнь дальше. Но уверена, что подруга во имя лучшей судьбы для любимой дочери отказалась от неё.
Октябрь 2007 года