Душевная рана

- Нет, ты вот мне скажи, - обратился сорокалетний Михаил Горлов к невидимому  собеседнику, - чем я ей так не угодил? Почему всю жизнь она меня шпыняла? И жалости у неё ко мне никогда не было! И любви не было! А должны были быть! Должны!..
И Михаил со всего маху ударил кулаком по столу. Полупустая бу-тылка водки с привычным ещё с советских времен названием «Пшеничная» подпрыгнула и, столкнувшись в воздухе с гранёным стаканом, опро-кинулась на стол. Живительная влага вырвалась из бутылки и тоненьким ручейком побежала по столу. Мужчина не обратил на это никакого внима-ния. Он сидел за кухонным столом и разговаривал сам с собой.
Наступала ночь, домашние уже давно угомонились и, видимо, спали. Час назад заглянула жена, но он бросил в её сторону такой злой взгляд, что она решила лучше не мешать ему. И правильно сделала. У него такое горе, что необходимо побыть одному, разобраться в том, что произошло и, главное, решить, как жить дальше.
Рванув на груди рубашку так, что посыпались пуговицы, он зло за-кричал, брызгая слюной:
- Обязана она была меня любить! Раз дала мне жизнь – значит, долж-на была любить и холить своё дитя! А как иначе? Я плоть от плоти её! И рождён был в законном браке. По какой-то причине она вышла замуж за моего отца…
Тут он замолчал, замотал головою. Из глаз его покатились слёзы, ко-торые собирались на кончике большого, мясистого носа и оттуда крупны-ми каплями падали на стол и смешивались с пролитой водкой. Мужчина обеими руками обхватил голову.
- Почему? Почему она вышла за отца? – всхлипывая, спросил он, и сам же себе ответил:
- Любила, наверное. И мне жизнь дала не просто так, а думала,  ско-рее всего, о продолжении своего рода. Носила меня под сердцем девять месяцев. Наверняка, в это время ждала моего появления, гадала, кто будет – мальчик или девочка… Первенцем я был её! Целых восемь лет был един-ственным  ребёнком. Единственным, но нелюбимым…
И тут громкие рыдания сотрясли всё его тело. Уронив голову на руки, мужчина рыдал так, как рыдают бабы на деревенских похоронах – с надрывом, с завываньями. Затем неожиданно, словно почувствовав нелов-кость перед незримым собеседником, резко прервал рыдания, широкой ла-донью вытер глаза, нос, подбородок и щёки. Немного успокоившись, уже ровным голосом продолжал:
- Не помню ни единого раза, чтобы она приласкала меня или хотя бы просто погладила по голове и сказала доброе слово. Вообще у неё для ме-ня не было слов: на меня, своего ребёнка, она взвалила вину отца моего, бросившего её с маленьким сыном и подавшегося на Север в поисках луч-шей жизни… И потом, когда она во второй раз вышла замуж, её отноше-ние ко мне не изменилось. Муж её меня совсем не замечал – ему, видно, было так проще. А она, моя мать, родила ему двух дочек, которые и стали для неё любимыми детками. Уж их-то она и холила, и лелеяла, и ласкала, и голубила! А я, дикий зверёк, сидел в углу и смотрел, как она ласкает и, словно кошка котят, облизывает девчонок. Я ведь был ещё ребёнком и своим детским умишком рассудил так: буду всегда возле неё, всегда рядом, как только ей помощь какая потребуется – вот он я, тут как тут, всегда помогу, и она, в конце концов, обратит на меня своё внимание и, воз-можно, полюбит, как этих своих дочек. Я жил в ожидании… и взрослел. Был момент, когда мне показалось, что никогда я не смогу заслужить её любовь… От отчаяния я запил. Она, увидев меня пьяного, брезгливо под-жала губы, мол, чего ждать от него хорошего – он такой же подонок, как и его отец. Но я не был таким! Я решил доказать всем и ей в первую оче-редь, что я хороший парень. Поступил в техникум и успешно его окончил. Получил неплохую специальность. При распределении мне предложили на выбор три прекрасных места работы, но… Я пошёл в армию. Уходя, я надеялся, что разлука немного смягчит её чёрствое сердце. Но чуда не произошло: за два года я не получил из дома ни одного письма, а когда вернулся, был встречен её удивлённым взглядом – ты всё ещё жив? Она уже вычеркнула меня из своей жизни и не желала пускать обратно.
Михаил замолчал, тяжело вздохнул и заговорил с обидой в голосе:
- Представляешь, у меня вроде и была мать, и вроде её не было… Я уехал на Север, думал, может, найду отца, будет у меня хоть один близкий человек. Но… отца я не нашёл. Нашёл себе жену. Взял женщину с ребён-ком. И так случилось, что именно с восьмилетним мальчиком. Мне было жалко этого пацана. Я смотрел на него и видел себя. Может, именно по-этому я его ни разу не обидел. Он стал по-настоящему моим сыном. И да-же, когда родилась дочь, мой единственный ребёнок, моё отношение к мальчонке не изменилось. Моей любви хватило им обоим. Частенько, глядя на сына и дочь, я вспоминал свою боль. Наверное, именно это и сделало меня отличным отцом – всё своё свободное время я отдавал детям. Зимой ходил с ними на лыжах, летом – на велосипедах. Вечерами читал им книж-ки, которые в детстве читал себе сам, но мечтал, чтобы их почитала мне мать. Время шло. Дети подрастали, и меня потянуло на родину. С семьёй вернулся в родной город. И вновь я надеялся, что мать, увидев внуков, от-тает и изменит своё отношение. Но надежды и тут не оправдались – мать осталась равнодушна к моим детям: у неё уже были внуки – дети её люби-мых дочек. Так мы и стали жить в одном городе каждый своей жизнью: мать не желала пускать меня в свою жизнь. Я многого добился в жизни: стал руководителем производства, очень уважаемым человеком в городе. Мои портреты начали мелькать в газетах, сначала только в местных, а по-том в региональных и даже московских. К моему мнению прислушивались, со мной советовались… И был только один человек в целом мире, который продолжал меня не замечать, для которого меня просто не существовало – это моя мать. Даже сёстры, её дочери, вместе со своими мужьями и детьми общались с моей семьёй, бывали у меня в гостях, я бывал у них… Но мать, узнав, что я приглашён, не являлась и к ним на праздник… Всю жизнь я мучался вопросом – за что она так со мной? В чём я был виноват перед ней? Я уверен, это из-за отца она меня так не любит. Но…
Он задумался, наморщив лоб. Мотнул головой, прогоняя какую-то назойливую мысль, тяжело вздохнул и продолжил:
- Нет, отца-то она простила. Это точно. Было это несколько лет назад. Он пришёл ко мне, больной и совершенно одинокий. Оказалось, что все эти годы он неплохо жил, скопил немалый капитал, но всего лишился. Обвела его вокруг пальца женщина и всё забрала себе, а его, больного и нищего, прогнала. Так он оказался у меня. Я его оттолкнуть не смог. Всей семьёй мы ухаживали за ним, но он угасал, жизнь его таяла, словно снег весной. Когда стало ясно, что смерть уже близко, ко мне в дом пришла мать, с порога заявив, что хочет попрощаться с отцом. Они проговорили несколько часов. О чём? Кто знает! Когда она уходила, глаза её были красные. Мне она ничего не сказала. Но отец радостно сообщил, что она, удивительная и добрая женщина, простила его. Он умер спокойно во сне. На его похороны она не пришла, но её видели в тот день на кладбище. Его-то она любила, видать! А я так и остался на всю жизнь нелюбимым, ни кому не нужным ребёнком!
И вновь удар кулака по столу заставил подскочить стоявшую на нем посуду. Пустая бутылка скатилась со стола на пол и разбилась со страш-ным грохотом. Михаил этого и не заметил. Он сидел и беззвучно плакал, смахивая кулаком слёзы со щёк.
- Эх, мама, мама! Ты ушла, так и не дав своему сыну ни капли любви. Всё кончено. Вместе с тобой умерла и моя надежда. Надежда хоть когда-нибудь быть признанным тобой, быть твоим сыном. Как же так, мама?! Почему ты так жестоко со мной обошлась? А я всю свою жизнь любил те-бя. И сейчас люблю, не смотря ни на что! Но что я могу теперь для тебя сделать? Могилу твою мы с сёстрами облагородили, поставили памятник, обнесли оградкой, посадили цветы. Мало мне этого! Я люблю тебя, и лю-бить буду до последнего своего часа. И никто теперь мне не запретит представлять тебя любящей, нежной, такой, какой я всегда хотел тебя ви-деть!..
Голова мужчины безвольно свалилась на руки, лежавшие на столе. Он вновь зарыдал горько и громко. Душа его омывалась слезами, обида и боль проходили, уступая место блаженному чувству просветления и уми-ротворения. Мир и покой поселялись в его душе. И это уже навсегда.
16 апреля – 22 мая 2006 года